Россказни Жана-Мари Кабидулена. Великолепная Ориноко

Послесловие

За Жюлем Верном прочно укрепилась слава «отца научной фантастики», хотя очень часто, особенно в поздние годы, его больше занимали вполне реальные приключения на суше и на море. В томе, предложенном на сей раз нашим читателям, оказались рядом произведения, живо иллюстрирующие два основных направления верновского творчества.

«Россказни Кабидулена» написаны в последнем году XIX века Если верить внуку писателя, в этом произведении семидесятидвухлетний мэтр задумал показать, как в борьбе со слепыми силами природы люди, чтобы выжить, ищут сотрудничества друг с другом[329]. Публикация сочинения началась в июне 1901 года в этцелевском журнале «Магазэн д’эдюкасьон»; а в ноябре книга вышла отдельными изданиями.

Морской роман был очень популярен в те времена, и «Россказни Кабидулена» начинаются как типичное произведение этого жанра. Перед нами предстает целая галерея образов мужественных мореходов, лучший среди которых — капитан «Святого Еноха» пятидесятилетний Эварист-Симон Буркар. Он, опытный судоводитель, «одновременно осторожный, отважный и решительный», отдающий приказания «с отменной учтивостью», прошел все ступени морской службы. Под стать ему старший офицер Эрто, тоже досконально знающий судовую службу, совершенно непреклонный в соблюдении дисциплины на корабле, отличные офицеры и лейтенанты Кокбер и Алотт, выделяющиеся среди других исключительным, граничащим с безрассудством азартом в преследовании китов и умеющие заразить этой страстью матросов своих вельботов; запоминается и маленький, сухой, жилистый боцман Матюрен Олив с его скопидомскими замашками каптенармуса военного флота — «очень выносливый человек, от слуха и взгляда которого не ускользала никакая мелочь». Романист делает все, чтобы герои его полюбились читателю, и преуспевает в этом. Матросы «Святого Еноха», как бы воплощающие в себе галльский характер, достойно занимают место среди лучших верновских персонажей. С нескрываемой любовью автор описывает их попытку спасти моряков британской шхуны «Рептон», а как благородны они в своем желании предотвратить инцидент возле загарпуненного двойным ударом кита, в эпизоде заготовки дров

Такого благородства напрочь лишены англичане. И вот почему. К концу века во франко-британских отношениях наступил острейший кризис, вызванный колониальным соперничеством в Африке. В сентябре 1898 года представители туманного Альбиона под командованием Китченера, стремясь захватить долину Белого Нила, наткнулись в суданском селении Фашода на укрепления французского экспедиционного корпуса. Лондонское правительство, угрожая войной, потребовало немедленной эвакуации конкурентов. В Париже, не зря опасаясь еще и восточного соседа, Германии, которая могла вмешаться в предполагавшуюся франко-британскую войну на стороне противника, уступили. 21 марта 1899 года был подписан франко-британский договор о разделе сфер влияния в Судане, многими французами признанный унизительным.

Разумеется, всякий литератор-патриот (ориентирующийся к тому же на читательскую аудиторию, разделяющую подобные взгляды) стремился в меру сил «отомстить» обидчикам. В романах Ж. Верна мы нередко сталкиваемся с англо-французским противостоянием, причем всегда заносчивые островитяне оказываются посрамленными. Так и на этот раз. В конце концов, французы, забыв об обидах и оскорблениях, становятся спасителями команды английского китобоя.

Как всегда у Жюля Верна, действие перемежается множеством любопытных сведений из разных областей знания, в частности — из общей биологии китов; подробно описываются и особенности китобойного промысла, достаточно интересные молодому читателю-романтику. И делается это, отдадим должное знаменитому литератору, изящно, с легкостью, без занудной порой энциклопедичности мелвилловского «Моби Дика».

Спокойное течение добротного морского романа прерывается только в середине, когда начинается «чертовщина» — беспорядочное «бурление» моря. Матросы «слышат раскатистые ржание и храп, отнюдь не похожие на шум паровой машины», то и дело встречаются мертвые киты с «разорванным брюхом», очевидно, жертвы какого-то неизвестного чудовища.

Читатель уже ожидает его появления, подготовленный «россказнями» одного из самых ярких персонажей романа Жана-Мари Кабидулена. Обстоятельный Ж. Верн, конечно, приводит собственную, причем документально зафиксированную, сводку встреч мореплавателей с таинственными морскими существами. Вопрос этот долго не терял актуальности: в середине XX века на страницах научно-популярных журналов шли жаркие споры о морских призраках. Видимо, человечеству очень трудно расставаться с многотысячелетними поверьями о неизвестных созданиях, которыми якобы населена морская пучина. Вспомним хотя бы библейского Левиафана, аккадскую Тиамат, скандинавского Иормунгандра — огромного змея, обитающего в мрачных морских глубинах; кита Тохору — страшилу из маорийских сказаний, заглатывающего моря, устраивающего водовороты, губящего лодки и людей; полинезийского шагающего осьминога Сарефеке или неимоверных размеров кита, к которому приставал во время своего плавания к берегам Северной Америки ирландский монах святой Брандан, — спина чудовища была покрыта песком и камнем, на ней росли травы и деревья, а кое-где даже возвышались часовни. Список можно продолжать сколь угодно долго. Видимо, подобные верования возникли с началом мореходства, и многие из них дожили чуть не до наших дней.

«Отец научной фантастики», как убежденный реалист, не разделял морских мифов и суеверий. Однако, как опытный литератор, не спешил и опровергнуть их. Веру в существование чудища, будто б вознамерившегося принести погибель «Святому Еноху», по воле автора исповедует старый бочар Кабидулен, не только сам исключительно суеверный, но и умеющий создавать атмосферу, в которой его россказни видятся в правдоподобном свете. Опытные моряки до поры до времени высмеивают бочара, как, например, боцман Олив: «Он сам не знает, что мелет. Лучше б проглотил свой дурацкий язык. А то глупости вылетают изо рта, как вода у кита из дыхала!»

Но постепенно Жюль Верн нагнетает напряженность повествования. Ожидается что-то чрезвычайное. И оно свершается в северной части Тихого океана, в двухстах милях от Алеутских островов. Китобойное судно оказывается нанизанным на внезапно поднявшуюся со дна скалу, словно бабочка на булавку! Так автор вступает на тропу неаргументированной фантастики. Достаточно взглянуть на карту, чтобы убедиться: глубины в указанном районе превосходят четыре километра, что подтверждается мореходными картами конца XIX века. Физически невозможно мгновенное образование столь высокой горы. И это уже было известно тогдашним геологам. Значит, Ж. Верн отрицает реальность и выпускает на волю необузданную фантазию? А почему бы и нет? А. Конан Дойл в «Маракотовой бездне», В. А. Обручев в «Плутонии», А. Н. Толстой в «Аэлите» и «Гиперболоиде инженера Гарина», да и многие другие сознательно исходили в своих романах из полностью фантастических посылок. А в более поздней фантастической литературе этот прием вообще используется регулярно.

Итак, китобои оказываются в плену у рифа. Что же делать? Какой-нибудь банальный автор «снял» бы их первым приливом, но только не Жюль Верн. Владелец яхт, совершивших немало плаваний, он знает, что в открытом океане, вдали от берегов, приливы невелики, а значит, польза от них очень небольшая. Другое дело волна цунами. Она срывает «Святого Еноха» с рифа, проносит с бешеной скоростью через всю северную котловину Тихого океана и выбрасывает на лед в далеком Северном Ледовитом. Второй фантастический ход позволяет сочинителю в полной мере насладиться апокалиптической гонкой и красочно изобразить последовавшую вскоре катастрофу. Но здесь, пожалуй, переступается граница дозволенного. Дело не только в том, что характерные для Тихого океана волны цунами не проникают за Алеутскую гряду, в Берингово море, и совершенно неизвестны в Ледовитом океане. В конце концов, Ж. Верн не был специалистом-мореведом. Ему простительно упустить подобную «мелочь». Но писатель не обращает внимания — на этот раз, кажется, неосознанно — на гораздо более фундаментальную вещь: волновые движения — колебательные, по поверхности моря перемещается лишь форма волны, а частицы воды остаются в общем-то на месте; поступательное движение воды возможно только в случае ее обрушения. Поэтому-то цунами вдали от берегов неопасны для судов, и никакая из этих волн не может совершить описанное в «Россказнях Кабидулена». Что ж! И у маститых литераторов случаются ошибки, но в данном случае оплошность не нарушает стройности авторской мысли, не мешает осуществлению основного писательского замысла, о котором позднее написал Жан Жюль-Верн.

Интересно, что автор, желая заинтриговать читателей, собирался вначале назвать свой роман более броско: «Морской змей». Но после долгих раздумий, «из любви к точности», как выразился в своей книге Верн-внук, отказался от этого шага.

А что же морские чудища? Точка зрения великого фантаста вполне определенна: «...Совершенно невозможно согласиться с утверждением Кабидулена, будто в море таятся змеи, спруты, кальмары такого размера и такой силы, что могут потопить судно средних размеров. Если множество судов исчезает бесследно, значит, они гибнут в результате столкновений друг с другом, или разбиваются о скалы, или уничтожаются тайфунами. Причин кораблекрушений более чем достаточно, и чтобы объяснить их, нет ни малейшей нужды обращаться ко всяческим невероятным питонам, химерам и гидрам». И еще: «Во всяком случае никто не может с уверенностью сказать, что в океанских глубинах водятся подобные животные. А потому, пока ихтиологи не убедятся в их существовании и не решат, к какому виду и роду они относятся, лучше легенде оставаться легендой». С подобным мнением трудно не согласиться.

«Великолепная Ориноко», в противоположность первому роману, представляет собой сугубо реалистическое сочинение, которое почти без натяжек можно назвать исчерпывающим (и не только для своего времени) путеводителем по великой южноамериканской реке. Более того, Ориноко превращается в одного из персонажей произведения и активно вмешивается в течение сюжета, ставит преграды героям, но в итоге, смилостившись, не препятствует благополучной развязке.

Ж. Верн уже однажды делал могучий речной поток стержнем повествования: в романе «Жангада» 1879 года события разворачиваются на громадном плоту, спускающемся вниз по другой великой водной магистрали континента — Амазонке.

И вот пятнадцать лет спустя местом действия выбрана Ориноко. И не случайно. Вплоть до последней четверти XIX века верховья этой исполинской реки были почти неизвестны европейцам. Только в 1872 году П. Монталье нанес на карту Инириду и Атабапо, крупные притоки Верхней Ориноко. В 1880—1881 годах исследования бассейна Гуавьяре проводил Жюль-Никола Крево. В 1884 году Эверард Им-Турн добрался до горного массива Рорайма. Тогда на Ориноко появился Жан Шафанжон, сведения которого оказались такими полезными Жюлю Верну. Шафанжон работал на Ориноко до 1887 года, потом вернулся в Париж, где два года спустя выпустил труд «Ориноко и Каура», любимое чтение Жанны де Кермор, труд «...отличавшийся такой точностью описаний, что вряд ли можно было найти лучший путеводитель по Ориноко». Легко поверить этой оценке писателя, потому что очень многие географические сведения, пейзажи и даже некоторые персонажи перешли в его роман со страниц книги отважного путешественника.

Сюжетно роман делится на две различные части. Одна из них посвящена выяснению спора местных географов об истоке Ориноко К тому времени гидрология, наука, занимающаяся исследованием рек, уже выработала критерии для решения подобных вопросов. Но члены географического общества города Сьюдад-Боливар, либо еще не знакомые с ними, либо просто не готовые к подобным исследованиям, пробуют прийти к истине путем бесконечных и, увы, малоаргументированных споров. Тем не менее словесная дуэль географов позволяет автору в полном блеске развернуть свой описательный талант. Не надо забывать, что в конце XIX века информацию о дальних странах большинство европейцев получали с книжных страниц. Естественно, каждое талантливое исследование подобного рода становилось любимым чтением для всякого, кто готовился стать путешественником или просто хотел расширить свои географические познания.

Не забудем, что роман появился после двух десятилетий успешных изысканий (причем именно французских ученых) в этом районе Южной Америки. Это дало автору полное право не только сделать основными героями книги своих соотечественников, но и показать их более отважными, более активными и более удачливыми, чем местные ученые, потомки испанских переселенцев.

Но Жюль Верн в «Великолепной Ориноко» не ограничивается лишь познавательным аспектом. Он украшает рассказ о путешествии — «для большей привлекательности» (вновь свидетельство Верна-внука) — разнообразными приключениями. Впрочем, здесь писатель не слишком оригинален, поскольку просто-напросто разрабатывает собственные сюжеты, когда-то уже использованные. Скажем, поиски Жанной отца, необходимость отправиться с этой целью в малоизученный район экзотической страны восходят к «Детям капитана Гранта», а спасение маленького ребенка при морской катастрофе вызывает в памяти «Найденыша с погибшей «Цинтии». Но старые сюжетные линии, соединенные вместе и основательно переосмысленные, дополненные новыми географическими подробностями и сочными красками, заиграли по-новому, сложившись в оригинальное произведение, которое и сегодня читается с неподдельным интересом.

Жан Жюль-Верн дает роману не слишком лестную оценку: «Тема... для волшебной сказки... Книга весьма поучительна со многих точек зрения, но большего о ней не скажешь»[330]. Кажется, внук слишком придирчив к деду. Хотя и сам мастер, видимо, был не очень доволен своим новым детищем. Закончив роман в 1894 году, он отправил его издателю лишь в 1897-м, три года продержав в столе, причем, по-ви-димому, без каких-либо значительных исправлений.

В 1898 году сочинение появляется в этцелевском «Магазэн д’эдюкасьон». В публикации автор вносит некоторые географические уточнения. В том же году, в июне и ноябре, выходят книжные издания «Ориноко».

Нелишне напомнить читателю, что районы верховьев великой реки, о которой идет речь в романе, и соседствующего Гвианского нагорья еще долго оставались малоисследованными и плохо знакомыми цивилизованному миру. Показателем этого является такой, например, факт: всего через десяток лет после Ж. Верна знаменитый английский писатель Артур Конан Дойл поместил здесь свой «затерянный мир», в котором будто бы сохранились ископаемые животные. В 1911—1912 годах Серра-Париму и Серра-Пакарайму посетил немецкий путешественник Кох-Грюнберг, в тридцатые годы в Париме работал американец Хамильтон Райс, в сороковые — испанец Кардона. Какие-то вопросы в исследовании региона сняла дерзкая экспедиция Алэна Гербранта (1949—1950), но настоящее освоение этих диких районов началось совсем недавно, с появлением качественно новой техники (вертолеты, вездеходы, прочные и надежные малые речные суда).

А. МОСКВИН.