Росток

Глава 1

167, август, 18

— Пошевеливайтесь! Что у вас, мухи в руках елозят? — покрикивал Беромир, прохаживаясь вдоль учеников.

И они помалкивали.

Даже взгляда косого на него не бросали. Стараясь вдумчиво выполнять то, что ведун им приказывал.

Это было так странно…

Так чудно…

Вчерашние строптивцы прямо резко так присмирели. Казалось, что они придуряются. Но нет — который уже день вели себя образцово-показательно.

Там, в XXI, да и, пожалуй, в XX веках юноша, приходя в армию, попадал в Систему. В некий сложный и непреодолимо могучий механизм, которому практически невозможно сопротивляться.

На любого бы управу нашли.

Тем более что в глазах армии они все являлись условно безымянными и безличными. Кто за ними стоял там, на гражданке, в целом не имело особого значения. В массе. Да и общество тех веков отличалось и глубиной, и масштабом, и достаточно прогрессивными формами взаимоотношений.

Здесь же Беромир столкнулся с родовыми общинами. Даже не племенными. И каждый человек, выставленный ему в ученики, представлял интересы той или иной группы влияния в клане. Поэтому, положив такого деятеля на колено и отшлепав, ты наказывал не его самого, а тех людей, которые его послали. Со всеми, как говорится, вытекающими.

Да и модель подчинения здесь оставалась до крайности примитивная. Отец — что царь. Старший в роду — почти бог. За ослушание в этой «вертикали власти» могли очень сурово наказать. И наказывали. Человек же со стороны — никто.

Вообще.

Какие-то нормы приличия и общежития соблюдались. Но подчиняться кому-то, кто не стоит выше тебя в иерархии твоего же клана? Это чуть ли не позор. Случались и исключения, вроде ритуалов пробуждения. Но и там — рекомендовалось прислушиваться, а не беспрекословно подчиняться.

Беромир эту деталь не знал.

Борята же и прочие внимания на этом не заостряли. Полагали, что ведуну и так все ясно. Да, немало удивлялись тому, как он дела ведет. Но не более. Для них все, что творил Беромир, выглядело немалой дичью и самодурством, но вполне осознанным.

Для учеников тоже.

И только слухи о том, что их учитель силен на копьях, подкрепляемые жаждой сакральных знаний, позволяющих возвысится над другими, и страх проклятия заставлял их хоть как-то держатся в рамках.

С трудом.

Скорее даже чудом.

Ну и благодаря тому тону с абсолютной уверенности в праве приказывать, каковым распоряжался ведун. Дураком Беромир не был. Приглядывал за ребятами и не отдавал приказы, которые они исполнять не станут. Заодно придумывая раз за разом, чем их увлечь.

Это работало.

И сближало его положение скорее со школьным учителем старших классов откуда-то из Москвы 2020-х, чем с армейским офицером. Мер воздействия значимых-то у него не имелось. Только слова. Ну и мозги, которые позволяли стравливать этих малолеток между собой.

Клятва переменила все.

Он сказал — надо.

Они встали и начали делать. Так как ему требовалось. Что резко повысило производительность труда и высвободило массу свободного времени. Позволяя заняться более интересными делами…

— Не рано ли? — спросила Мила, подходя и вытирая руки какой-то ветошью.

— Ты о чем?

— Щиты. Зачем ты их делать начал? Сам же сказывал — в поход по весне пойдешь. А взялся за них уже сейчас.

— Араку же нужно что-то показать, — улыбнулся ведун.

— С огнем играешь. Искра на солому попадет — можешь не успеть выскочить.

— Я знаю, что я делаю.

— Ты чудом избежал крови. Совсем не нужной. Если бы не благоволение Перуна и Велеса — либо сдох бы, либо ославился как безумный.

— Значит, я им нужен. Мыслишь, что, помогая в такое большем деле, они оставят меня в малом?

Теща смерила его взглядом, но ничего не ответила. Развернулась. И стала удаляться. Они с другими женщинами занимались заготовкой и обработкой растительных волокон. В общем — дел хватало.

— Ты подходила-то чего? — окрикнул ее он.

— Ты хвалился, что знаешь, как краску добрую добыть. Сейчас самое время.

— Пока ромейский торговый гость не привезет купоросное масло ничего не сделать, — развел он руками. — Он должен скоро появиться.

— А если не привезет?

— Вот тогда и поговорим. Может, вспомню что. Из меди, кстати, можно делать краску. Проливать уксусом пластинки. Хотя я не помню, можно ли такой ткань окрашивать. В общем — ждем серную кислоту.

— Ты же сказал купоросное масло.

— Это одно и то же, — улыбнулся Беромир. — В разных местах ее называют неодинаково.

Теща кивнула, но явно недовольно что-то проворчав, удалилась. Она, видимо, рассчитывала, что зять ей эту краску яркую из кармана достанет. Или из воздуха. Или еще какое чудо явит. А тут такое пренебрежение…

Беромир же лишь махнул рукой на нее.

Мысленно.

Не до того.

Он с ребятами делал щиты. Да с запасом.

Время поджимало, поэтому для начала он решил пойти по пути наименьшего сопротивления, остановившись на щитах эпохи викингов. Ну, а что? Ведун много раз — там, в XXI веке слышал, что это натурально «оружие победы». Дешевое, простое и сердитое, через что позволяющее быстро защищать массы пехоты. Почему бы не попробовать?

Фуганок у него уже имелся. Остался со времен работ над длинным домом. Импровизация на тему столярного верстака — тоже.

Вот и занялись его ребята делом.

Добывали сосну из сухостоя. Хорошую. Крепкую. Добрую.

Выбирали фрагменты поровнее. Кололи их клиньями на сектора. Обтесывали на черновую, топорами. После чего доводили фуганком до нужной толщины и геометрии.

Доски получались одна другой краше. Ровненькие, гладенькие — прямо загляденье. Вот их и набирали в щит. Очерчивали. И небольшой ручной пилой с маленькими зубчиками, выпиливали. Обклеивали с двух сторон грубой тканью. Стягивали по краю полосой сыромятной кожи, пришнуровывая ее к доскам. После чего ставили умбон да длинную рукоятку, идущую сквозь все поле щита. На заклепках.

Ну и ремни для переноски за спиной…

Не бог весь какая сложная технология. Однако совершенно внезапно она потребовала массу всякой оснастки. Разом отринув довод о том, что любой викинг мог таким образом сделать себе щит в лесу. Ну или, хотя бы починить.

Нет, ну так-то да — сделать можно.

И даже несложно.

Но уж точно не на бегу.

Ткань и кожа, опять же требовались. Ибо без них ничего держаться не будет. Клей. Заклепки для умбона…

Как ни упрощай — такой щит требовал нормальной ремесленной обстановке и оснастки. И если там, в XXI веке, эти щиты могли показаться «оружием победы», то тут… Беромир все проклял, что с такой мутью связался.

Он совсем не держал удар[15]!

Раз-раз.

И щит на замену, потому как у тебя уже кусок его приличный болтается, повиснув на полосе сыромятной коже. А в голове невольно вспоминались правила ритуального поединка у викингов. Что, де, каждому выделялось по три щита…

Дрянь.

Просто дрянь…

Из-за чего изначальное количество в двадцать пять поделок, стало стремительно увеличиваться. Оказалось, что с такими даже тренироваться чревато.

— Вот погань-то… — чертыхался Беромир.

— Так зачем ты их делаешь? — поинтересовался друид, который остался с ним пожить. — Разве не знаешь, как сделать лучше?

— Знаю. Притом много разных способов. Просто времени мало. Быстрее можно изготовить только плетеные. Но это совсем уж никуда не годится.

— Остановись. Просто остановись. Ты впустую ткань переводишь, кожу и железо.

Ведун задумался, а друид продолжил:

— Эти щиты действительно — дрянь. Так только совсем дикие люди делают. Стыдно с таким воевать. Позорно. Да и страшно.

Беромир хотел было что-то сказать в свое оправдание, но… приметил лодку. Большую. Однодеревку. С тремя гребцами.

— Это еще кто?

Никто не ответил.

Хотя вон — все оживились, вглядываясь. Даже по случаю прекратив дела.

Когда же гости подошли поближе, вперед выступила Мила. Руки вытерла. Одежду поправила. И направилась к мостку — встречать.

— Ты знаешь их? — поинтересовался, подошедший следом ведун.

— Помнишь, ты спрашивал о моих родичах с Припяти? Так вот — это они. Пришли все ж таки. И даже в срок. Они и ранее в такое время приходили — после сбора урожая…

Встретили.

Поприветствовали.

Накормили. И только потом к делу стали подходить. Ну а как иначе? Люди с устатку. Иное просто невежливо. Не по обычаям, вполне надо сказать приятным и понятным для Беромира.

— Что случилось с Гостятой?

— Он умер, — ответил за Милу ведун.

— От чего?

— От отравления железом.

— Костью, — поправила его теща. — Он отравился костью. У Боряты в круге было костяное копье.

— Даже так? И почему?

— Он был слишком дружен с теми, кто грабил и угонял в рабство его родичей.

— Тогда почему жива она и ее дочь? — поинтересовался Горята.

— Слушай. Какая тебе разница? Она жива. И теперь моя теща. Я знаю о твоих делах с Гостятой. Почему бы нам просто не продолжить?

Гость скосился на щиты.

Молча.

— Что вы задумали? — наконец спросил он.

— Убить немного наших врагов. Чуть-чуть. — показал Беромир пальцами едва горошинку. — А потом поговорить. Наша жизнь — это наша жизнь. И в ней слишком много лишних людей, которые хотят слишком много.

— И кто эти лишние люди?

— Например, роксоланы. Защиту они нам обеспечить не могут. А тут еще выяснилось, что сами и организуют набеги, чтобы пограбить и угнать полон на продажу в рабство. Так что, нам нужно самим браться за оружие. И самим себя защищать.

— Не боишься, что я это передам Араку или его брату?

— Зачем тебе это делать? — усмехнулся Беромир и показав на Милу, задал второй вопрос: — Ты ей кто?

— Двоюродный он мне братец. — ответила теща вместо него.

— Вот! — назидательно произнес ведун. — А Араку? Никто. Верно? К тому же со мной будет ладный торг. Куда лучше, чем с Гостятой.

— И чем ты торгуешь?

Беромир молча кивнул, и один из его учеников вынес легкий боевой топор с бойком на обратной стороне.

— Вот. Томагавк из индийской стали.

— Томагавк?

— Я так назвал такой топор. Нравится мне такое название.

— А при чем тут индийская сталь?

— Он из нее сделан. Погляди внимательнее. Можешь постучать им, поработать. Смелее. Вон — бревно. Сломаешь — не беда.

Горята кивнул и, взяв топорик, пошел опробовать его.

Причем бил специально так, чтобы проверить прочность и упругость. А он, скотина не ломался. И даже вкрапления шлака не выбивались. Потом же он долго стоял, осматривал. И постукивал по нему, вслушиваясь.

— Ну как? Убедился?

— Я никогда не видел индийской стали. Только слышал о ней. И… я не могу сказать — она это или нет.

— Серьезно?

— Но, в любом случае, это поистине чародейский топор. За него опытный воин даст… Да я даже не знаю. Он ОЧЕНЬ дорог.

— Забирай. Подыщи ему покупателя. Скажи, что, если надо — я еще могу сделать. Обрати внимание — мой нож, — достал Беромир свой длинный сакс, — из того же материала.

— И что ты за него хочешь? — нервно сглотнул Горята.

— Серебро, медь, свинец, олово.

— А золото?

— А у вас там есть золото?

— Я знаю одного вождя гётов, который недавно очень удачно сходил в поход к ромеям. Если ты ему еще и меч с копьем такие сделаешь — он будет просто счастлив. А ты — богат. ОЧЕНЬ богат. Он даст за него золотом по весу.

— Мне оно без особой нужды. Серебро полезнее. Сколько у ромеев дают серебра к золоту?

— Дюжину к одному.

— Вот пусть серебром и отсыплет. Только добрым, а не дрянным.

— Я поговорю с ним. — кивнул Горята. — А зачем тебе столько серебра?

— Мыслю покрыть себе броню им. Чтобы не ржавела и красиво блестела. — соврал ведун.

— Оу… а у тебя есть броня?

— Будет. Сделаю. Я ведь коваль. И я умею делать не только индийскую сталь, но и ковать ее.

— Серьезно, я посмотрю, вы взялись за дело.

— Родята, — позвал Беромир одного из учеников. — Принеси разгрузку и копье.

— Да. — коротко ответил он и буквально «нырнул» в длинный дом.

К нему гость тоже присматривался. Сейчас же не сдержался и спросил:

— По обычаям гётов ставил?

— Отчасти. Так и наши предки делали, но в стародавние времена. Гёты просто сохранили утраченную нами традицию.

Тем временем прибежал ученик. И поставил перед Беромиром то, что он запрашивал.

— Как тебе мое копье?

— Тоже индийская сталь?

— Разумеется.

— Завораживает! Просто завораживает!

— А дротики?

— Сулицы же.

— Мне нравится их называть дротики. Вот, гляди.

И Беромир взял один из снарядов, зарядил в атлатль и метнул.

Далеко.

Сильно.

Точно.

Вон — дерево, что стояло шагах в сорока удалось поразить. Не совсем идеально, но — попал. Отчего Горята сделал ОЧЕНЬ круглые глаза.

— Дорого, — покачал головой гость.

— Что дорого?

— Кидать такие сулицы во врага. Железо уж больно доброе.

— А мы проигрывать не собираемся. Потом соберем. Ну так что? Будешь торг вести со мной?

— От таких предложений не отказываются, — криво усмехнулся он. — Сколько ты даешь мне и чего? Топор этот твой, томагавк. С ним понятно. Ножи дашь? Хотя бы парочку?..

Глава 2

167, сентябрь, 1

Катамаран бодро шел под парусом.

Уже нормальный.

Настоящий.

Завершив возиться с дурными щитами, Беромир переключился на другие задачи.

Изготовил вторую узкую плоскодонку — один в один как первую. Ну, насколько это вообще было возможно. После чего собрал из них катамаран.

Три поперечные плоские балки в качестве основного элемента жесткости. Еще две тонкие балочки — враспор. И некоторое количество пеньковых, просмоленных тяг, собирающих все это в единое целое.

Мачту Беромир перенес на одну такую поперечную балку — центральную. Самую крепкую.

Одновременно удалось пространство между корпусами превратить в импровизированную палубу. В теории на нее даже лошадь или корову стало можно загнать для переправки или не слишком далекой перевозки водой. Ну и так — навалить разных товаров или людей рассадить.

Скорость упала.

Поэтому, импровизируя, Беромир поставил на мачту еще один парус, уже спереди — стаксель. И теперь мучался — учась пользоваться всей этой конструкцией.

На довольно узкой реке Сож такой лодке было тесно. Не разогнаться из-за изгибов русла, не лихо развернуться. Поэтому он уходил подальше — туда, где река становилась более удобной для такого рода опытов.

Вот и сейчас — удалился.

Далеко.

На час или даже полтора хода.

Проскочил мимо нескольких поселений, что были ниже по течению. И найдя относительно ровный участок, постарался разогнаться как можно сильнее.

Стало страшно.

Очень страшно.

Все скрипело и стонало от нагрузки. Более того, казалось, что попадись сейчас какая-нибудь отмель или того хуже — коряга — катамаран просто разлетится от удара на куски.

Не факт, конечно. Особенно на мели. Дубовые рейки по днищу обоих корпусов он уже пустил. Чтобы защититься от таких ударов и зимой в качестве буера применять. Но страх оставался. Тем более что основания для него имелись. Какой-нибудь топляк встретится — и все. От него та рейка не защитит.

Но все одно — лихо шли, радостно.

Вон — у ребят такие взгляды!

Да и обитатели поселений выходили посмотреть на то, как парусный катамаран мимо них проносится. Люди и ранее видели парусный корабль, на котором приходил ромейский гость торговый. Но тот особой скорости не развивал. Так — шел вразвалочку. Тут же — натурально летел…

Долго ли, коротко ли, но первый заход завершился.

На катамаране прибрали парус и на веслах подошли к мостку. Накинули петли на бобины выступающих столбиков, швартуясь.

Беромир вылез на настил.

Потянулся.

И замер, приметив нового человека под навесом. Причем в довольно странной кампании.

Необычно по местным меркам одетая женщина была окружена пятью учениками, вооруженными копьями и топорами. Там же находилась Мила.

— Это еще кто такой? — удивился ведун.

И оставив завершать возню возле плавсредства ученикам, направился туда — к этой явно нежелательной гостье. Заодно поправив топор на своем поясе.

— Это чего в моей камере происходит? — поинтересовался он по-русски, входя под навес.

Незнакомка вздрогнула.

Остальные словно бы выдохнули. Для них этот язык был чем-то сакральным. Они на нем воспринимали почти все либо чародейством каким-то, либо заговором, либо проклятием, либо еще чем-то подобным. Что в текущей ситуации принесло им определенное облегчение.

Женщина эта медленно повернулась и уставилась на ведуна.

Мила же коротко пояснила, скривившись:

— Вилте явилась.

— Такие люди и без охраны? — шутливо поинтересовался Беромир уже на местном языке.

— Мне сказали, что ты проклял меня.

— Твою душу.

— А я прокляла твою.

— Это не важно.

— И что позволяет тебе так думать?

— Кард-бланш.

Вилте промолчала.

Ни одна мышца на ее лице не дрогнула. Даже дыхание не сбилось. Лишь бровь немного выгнулась, давая понять, что слово ей требуется «пояснительная бригада».

— У меня есть миссия. Перун следит за каждым моим шагом, защищая. Оттого проклятия на меня не действуют. Вообще. Если же я провалюсь — он сам покарает, да так — никакое проклятие не сравнится.

— У меня тоже есть миссия.

— Но ты пришла ко мне. Зачем?

— Хотела посмотреть на наглеца, который убил моего сына.

— Мне покрутится? Со спины я тоже хорош.

— Обойдусь. Где его тело.

— Скормил ракам.

— Тварь! — дернулась она и удивительно быстрым движением метнула что-то в Беромира. А сама прыгнула в сторону и ушла перекатом за пределы навеса.

Ведун сумел сместиться подшагом с поворотом.

Раз.

И мимо его носа что-то свистнуло.

— Отравила хоть? — насмешливым тоном поинтересовался он, жестом останавливая учеников, которые уже бросились на нее с копьями.

Вилте промолчала, лишь достав нож откуда-то из складок одежды, и выставила его перед собой. Небольшой такой. С палец. Ничего крупнее она спрятать не могла, так, чтобы не отняли.

Беромир играючи выхватил здоровенный сакс, который висел у него на поясе. С рукояткой, утопленной в ножны. Из-за чего незнающий человек в этой конструкции нож вряд ли углядел бы, слишком большой по местным меркам. Вот и Вилте побледнела, чуть отшатнувшись. Но быстро взяла себя в руки.

— Нож — это достоинство мужчины. Ты, верно, пользуешься достоинством сына, который пришел убивать в ночи тех, кто предложил ему разделить хлеб?

— Врешь!

— Клянусь именем Перуна и Велеса, а также моей душой и всем, что ни есть. — максимально серьезно произнес ведун и поцеловал сакс, вполне подходящий на роль оружия.

Женщина нервно начала мотать головой.

Молча.

Словно не хотела это принимать.

А ее лицо перекосила гримаса боли и страданий. Душевных, судя по всему.

— О! Я понял, кого ты мне напоминаешь! — нарушил этот почти что истерику Беромир.

— Что? — не поняла она, так как, видимо, была погружена в бурный поток своих мыслей.

— Гляжу я на тебя, гляжу и не могу понять — где видел. А тут озарило. Слушай, а Декарт Каин где?

— Что?

— Это косплей или ты натурально жила в старом и новом Тристраме?

Она лишь поморщилась.

— Погоди. А ты камня душ уже касалась?

— Ты сейчас с кем разговариваешь?

— С тем, кто одет словно пришелец из другой земли или эпохи.

— А ты себя видел? Нашелся обвинитель!

— Что сказал товарищ Ленин, выступая с мавзолея на Красной площади? — медленно произнес Беромир по-русски, внимательно вглядываясь в нее.

Никакой реакции.

И снова молчит.

— Je nemange pas six jours, — стараясь повторить тон Кисы Воробьяниного, выдал Беромир.

Снова по нулям.

— Lingua latina non penis canina.

— Что ты несешь? — покачала она головой.

— Мне интересно, на что ты отреагируешь.

— Язык ромеев мне известен.

— А первые три?

— Ни слова не разобрала. Даже не понимаю, откуда и чья эта речь.

— Слушай, а ты Тираэля давно видела?

— Ты меня пытаешься на чем-то подловить? Я напала на тебя. А ты лясы точишь? Почему не убиваешь?

— Противник не всегда враг. Врагов нужно убивать. Противников — переманивать на свою сторону. И я пытаюсь понять — кто ты для меня.

— Я мать мужчины, которого ты убил.

— Ты мать мужчины, который нарушил обычаи гостеприимства, за что его покарали боги. И подтвердили свою волю в кругу. Ты хочешь оспорить суд Перуна?

— Я служу Маре!

— А она служит Перуну, приводя умерших на его суд. Не так ли?

Вилте поджала губы.

Опустила нож.

И медленно подошла ближе. Вроде даже безобидно, но Беромир не расслаблялся и хранил бдительность. Поэтому, когда она попыталась ударить его своим ножиком — сумел отреагировать.

Левой рукой отвел и заблокировал ее выпад, а правой пробил в челюсть. Сжимая в кулаке рукоятку сакса, как небольшой кастет. Вложившись в удар от души.

Раз.

И Вилте «солдатиком» ушла на землю. Ничком. Рука у ведуна, правда, заболела. Здесь удар у него не был поставлен, но с таким неловким, легким и неготовым противником «прокатило».

— Разденьте ее донага и свяжите. — приказал он Миле. — И будьте предельно осторожны — у нее, судя по всему, много что отравлено. Нож тоже…

Минут десять спустя ведун принял у ученика ведро ледяной воды из родника и выплеснул его на собеседницу.

— Гутен морген, милочка. Такой вариант поговорить тебе больше нравится?

— Тварь!

— На что ты надеялась? Вот даже если бы убила меня своей отравой.

— Мара бы меня защитила!

— Мара служит Перуну. Ты своими действиями оспорила ЕГО суд. Ты бросила вызов ЕМУ. Так что ты вляпалась. Ой как вляпалась. Теперь тебе, пока не искупишь, умирать нельзя. Еще и мое проклятие… — покачал он головой. — Ведь снять проклятие может только Перун, как небесный судья. Мы все к нему можем лишь обращаться за помощью.

Женщина промолчала, насупившись.

Беромир же отвернулся к столу и начал изучать предметы, которые оказались у ведьмы с собой.

Покопался.

Ничего такого, хотя на первый взгляд она, конечно, впечатление производила интересное. Нет, конечно, она была одета в обтягивающие штаны. Но так и кельты их носили, пусть и мужчины. И, кстати, не только кельты — вся степь. Чулки ведь именно из степи пришли, как всадническая мода. Которая была в ходу даже у женщин. Ограниченно. Карманов, кстати, не имелось. Просто пояс с большим количеством всяких сумочек и подвесочек. Разных.

Исподнее имелось.

Это редко, но не криминально. Даже трусы, которые в Римской империи вполне бытовали, в том числе у женщин. Вместо бюстгалтера был топик на римский манер. Что также ни о чем не говорил, кроме связи определенной с ромеями.

Совсем из обычаев выпадала верхняя одежда — вроде рубахи, только по фигуре. Но она опять-таки была сшита без клиньев и прочих еще не изобретенных элементов.

Волосы у нее были коротко пострижены. Это странно, но не более. А может, болела.

Три небольших метательных ножей. Железных. Шикарно жила, по местным меркам, если могла себе их позволить. Здесь Беромир не мог ничего сказать — историю этого вида оружия он попросту не знал. Могли быть? А черт его знает?

Обычный нож. Вполне обычный. Маленький.

Деревянные флаконы со всякой дрянью. В основном — яды.

Мешочки с травами, в основном лекарственными.

Ну и так далее.

Перебрав ее вещи, он так и не смог найти, за что уцепиться. И немало разуверился в том, что имеет дело с такой же гостьей из будущего, как и он. Или из какого-то параллельного мира.

Повернулся к ней.

Он все это молча за ним наблюдала. И не спешила говорить.

— Не скрою — мне нужна ведьма Мары. И было бы неплохо, чтобы ты взяла себе учениц. Но у любого терпения есть предел. Или ты мне сейчас приносишь клятву верности именем Перуна и Мары, или я тебя убиваю. А тело сжигаю, через что ты немедленно попадаешь на суд Перуна. И… полагаю, что тебя ждет НЕЗАБЫВАЕМАЯ вечность.

— Если я тебе принесу клятву, то что изменится?

— Я сниму с тебя проклятие и наложу благословение. Также возьму под свою защиту. Сама знаешь — на ведьм Мары охота. Без крепкого мужского плеча тебе верная смерть на жертвеннике. Или по пути к нему.

— Защиту? — усмехнулась она. — В жены не возьмешь. Женат. А иначе как? Кто я тебе, чтобы защищать? По обычаю — не имеешь права.

— Смешаем кровь, и я признаю тебя своей сестрой, а ты меня своим братом.

Она вскинулась, немало удивившись.

— Не знала?

— Нет. — честно покачала она головой.

— Ты делаешь надрез на своей ладони, я на своей. После чего мы прижимаем надрезы, давая крови смешаться, и читаем ритуальные слова.

— Какие же?

— На нашем языке я их не ведаю. Но главное, чтобы Перун их понял и принял. Я скажу, которые он услышит. Тебе их просто нужно повторить.

Повисла пауза.

Вилте смотрела ему в глаза немигающим взглядом, словно испытывая и пытаясь найти подвох. Беромир поступал так же.

Особа, сидящая перед ним связанной, была невероятно опасна. Но она ему была нужна. А он — ей. Проблема лишь в доверии и той крови, что между ними пролилась…

Вечером у костра сидели двое.

Он и она.

Все остальные — и ученики, и гости, и женщины стояли чуть в стороне — вне светового круга.

Беромир достал свой сакс и, поцеловав, сделал осторожный надрез правой ладони. Повернул его рукояткой от себя и передал Вилте. Та приняла и сделала то же самое.

Пара мгновений.

И они сцепились руками, словно армрестлеры перед поединком. И крепко сжали ладони друг другу. Из-за чего кровь тоненькими струйками побежала по предплечьям к локтям.

Ведун же начал декламировать:

— Я узнал, что у меня…

— Я узнал, что у меня, — повторила с немалым трудом Вилте.

— Есть огромная семья…

И так до конца того стихотворения.

Она старалась, а фрагменты были небольшими. Поэтому он ее не поправлял.

Но вот оно закончилось. И он замолчал. А женщина вопросительно посмотрела на него.

— Ну, здравствуй, сестра моя, Дарья. — выдал он, улыбнувшись…

Глава 3

167, сентябрь, 11

— Вира, вира помаленьку! — крикнул Беромир.

Никто ничего не понял.

— Поднимай, говорю. Тяните за веревку.

Ученики кивнули и бросились выполнять. Полиспаст заскрипел, веревки загудели от натуги, и верхняя часть импровизированного пресса дрогнула, немного поднялась.

— Стоять! Держите! — крикнул им ведун. А сам вместе с еще парочкой учеников начал поворачивать опорную балку, чтобы сместить этот груз в сторону…

Желая делать хорошие щиты, Беромир, решил подойти к делу серьезно. Ну раз «с кондачка» вышла полная петрушка.

Несколько дубовых бревен обтесали-обстрогали и собрали пакет этакой станины. Стянув ее несколькими поперечными балками на нагелях. Эту укрепленную и выровненную площадку накрыли сменным лекалом. Деревянным. По форме будущего щита. Покрывая его перед делом тонким слоем глины. Прям тонюсеньким.

Сам щит формировали из тонких полос древесины, которые получали специально настроенным рубанком. Получая на выходе узкие ленты шпона. Их смачивали в клее и укладывали на это нижнее лекало. Слой за слоем. Поворачивая каждый последующий на пятнадцать градусов. Примерно.

По завершении этой «аппликации» сверху ставилось верхнее лекало. А на него уже водружали бобину с коробом, заполненным песком. Что позволяло заготовку придавливать прямо душевно. Как в хорошем прессе.

И теперь они проверяли первую клейку…

— Грязный-то какой. — покачал головой друид.

— Глину легко отбить и оттереть. Ты погляди на прочность.

И постучал заготовкой щита о ближайшее дерево. Отчего большая часть налипшей глины отвалилась. Но главное — стало понятно — деревянная основа получилась намного прочнее натурального дерева. Да, не такая водостойкая, как хотелось бы. Но вполне на уровне.

Клеем Беромир потихоньку занялся еще весной. Пустив почти все запасы бронзы и меди, полученные от Гостяты, на сепаратор, без которого ничего бы не вышло.

Корпус и шестеренки он отлил из бронзы по выплавляемым восковым моделям. Центральный стержень выковал из железа, как и еще кое-какие детали. Диски же выколотил на дубовой оправке из меди. Ну и собрал все это в компоновке этакой вертикальной «прялки» под ножной привод.

Где-то к свадьбе только и успел.

Получилось в чем-то спорно, но это работало — он смог получать обезжиренное молоко и, как следствие, творог. На базе которого и гашеной извести можно было делать водостойкий вариант казеинового клея. Причем быстро и относительно дешево. За маленький ножик ему обязывались в течение всего сезона привозить молоко с трех коров. Сезон уже заканчивался, но весь предыдущий период он просто пускал привозимое молоко в пищу. А на будущий сезон сговорится, если доживет. И тремя коровами уж точно не обойдется…

— Добротно, — произнес друид, постучав по щиту и послушав звук, идущий от него.

— Давай как очистим эту основу и проверим ее на прочность. Покидаем дротики. Побьем копьем. Порубим топором.

— А надо ли? Ведь и так видно — хорошо все. Обклеивай тканью, али даже сразу кожей. Обшивай кожей по краям, а лучше оковки сделай сверху и снизу, ну и ставь кулак кованый.

Беромир усмехнулся.

Веселило его местное название умбона — кулак. В принципе, верно. Но слух резало. Впрочем, тут он лезть поперек местной традиции не спешил.

— Надо проверить — довольно ли толщины или, быть может — мало, али наоборот — перебор и можно его облегчить.

— Любишь ты голову себе морочить. Истину тебе говорю — у ромеев скутум слабее выходит.

Ведун хотел было что-то ответить, так как его несколько напрягли слова друида, но тут кто-то крикнул:

— Ромей! Ромей идет. Гость торговый!

Отставив щит в сторонку, Беромир направился облачать. Да и остальных стоило подготовить…

Минут через двадцать пять небольшой торговый корабль причалил к мостку. Члены его экипажа вполне сообразили, как пользоваться торчащими «пеньками» столбов. Видимо, не впервой. А может, это было слишком очевидно, и они сориентировались.

— Ты сотри, как возмужал! — жизнерадостно воскликнул Арак, выходя первым, но глаза такие холодные-холодные.

— Все, что нас не убивает, делает нас сильнее.

— А это все откуда? — сделал он неопределенный жест, описывая длинный дом, большой навес с прочими постройками и даже катамаран.

— Небесным научением да упорным трудом.

— Ну да, ну да. — покивал он, не веря. — Ты добыл тот сладкий порошок, которым похвалялся? — спросил Арак, хотя смотрел уже не на собеседника, а на целую толпу молодых ребят, которые стояли невдалеке. Сразу за щитами и копьями, прислоненных к плетню за их спинами. Ну так, чтобы легко разглядеть, но и не совсем напоказ. Словно спешно отложили, упражняясь.

— А как же? — ответил ему Беромир и кликнул нести.

Вышли Мила со Златкой.

Вызвав у Арака еще большее удивление. Почти ступор.

— Вы чего тут делает⁈

— Так, Гостята помер. — ответила женщина и, кивнув на ведуна, добавила: — Вот — с зятем живу, а дочь — с мужем. Али не знал?

Роксолан скосился на Боряту, но тот лишь развел руками:

— Так, ты не спрашивал, вот я и не говорил.

— Интересно… — холодно процедил Арак.

Бросил убийственный взгляд на ведуна и отошел к кораблю. От которого уже выступил торговец и какой-то немолодой человек с умными глазами.

Он подошел.

Осторожно и довольно вежливо что-то спросил на латыни. По жестам было понятно — хочет посмотреть сахар поближе. И Беромир кивнул раньше, чем купец открыл рот, чтобы перевести.

Вон — глазки округлил, но ничего не сказал.

А этот мужчина, разложившись, взял совсем немного белого порошка и стал его изучать. Пробу снял, удостоверившись в сладости. А потом провел несколько повторяющихся опытов, видимо, пытаясь проверить — не имеет ли он дело со свинцовым сахаром. Беря каждый раз крошечную пробу из разных мест корчаги.

Закончил.

Повернул к купцу и что-то пролепетал. После чего удалился, но недалеко. Расположился на лавке, которую тут поставили среди прочих, дабы посидеть у воды, лягушек послушать.

— Удивил, — честно ответил торговец, глаза которого горели удивительных блеском. — Откуда ты его взял?

— Это лесной сахар. Сродни индийскому, но добыть его можно только в этих местах и только при благоволении лесных духов. И, в особенности Хозяйки леса.

— Кто это?

— Вы ее знаете как Артемида или Диана, а мы зовем — Хозяйка леса или Лесная дева.

Купец кивнул, принимая ответ.

Начали торговаться.

Внезапно оказалось, что торговец совершенно не ожидал, что Беромир действительно добудет сахар. И рассчитывал он на шкуры. Пусть и много, но просто шкуры. Взяв под них с некоторым запасом разных товаров на мену. Чтобы иметь маневр и гибче торговаться.

— Слушай, давай сделаем так, — произнес Беромир. — Ты сейчас вытаскиваешь все, что привез мне. Не остальным, а мне. Мы это сторговываем на столько сахара, сколько получится. Потом ты идешь по остальным. И возвращаешься снова ко мне.

— Зачем?

— Я заберу жито. И все, что останется. Ну и все ценное, что сможешь дать с корабля. Монеты может. Пергамент. Запасы паруса и каната.

— Мыслишь, сахара хватит?

— Может и остаться. А если нет, то у меня много шкур. И кое-что иное. Злата, милая, принеси ту маленькую коробочку.

— Костяную?

— Да.

И она удалилась.

Ненадолго.

— Вот гляди, — произнес ведун. — Это называется компас. Костяной корпус. Ибо железо рядом с ним искажает показания. Вот тут опора из бронзы. Но самое чудесное — это стрелка, которая всегда показывает на севере.

С этими словами он стал осторожно поворачиваться.

Глаза капитана округлились, а дыхание перехватило настолько, что он закашлялся.

— Понимаю, — улыбнулся Беромир. — В море — незаменимая вещь. В сочетании с астролябией позволяет, даже не видя берегов, понять, где ты находишься.

— Астролябия? Это что?

— Прибор такой. Позволяет угол до звезд определять. Али не ведаешь о таком?

— Нет, — предельно честно ответил капитан.

— Мда… его что, еще не изобрели? — удивился Беромир, силясь вспомнить, когда эта штука появилась.

О том, что астролябии в классическом понимании покамест нет он даже не догадывался. Ему казалось, что она едва ли не с древних шумеров использовалась опытными капитанами. О чем он капитану и сообщил. Порекомендовав изучить трактаты финикийских мореплавателей или хотя бы карфагенских.

Собеседник воспринял эти слова с максимальным вниманием.

— … что же до компаса… — произнес Беромир с каким-то задумчивым видом. — то я тебе его дарю.

— Что⁈ — ахнул он.

— Сам сделал, сам подарил, — развел ведун руками. — Захочешь еще — цена ему будет сорок либр чистого серебра[16]. Или иными товарами в ту же цену.

Купец молча кивнул, никак не отреагировав негативно. ЭТОТ товар стоил намного дороже там — в Риме.

— Ты шкуры смотреть будешь?

— Зачем? Все одно не взять.

— А железо индийское?

— Что, прости? — поперхнулся купец, отлипнув от компаса.

— Железо, говорю, индийское. Вот, — Беромир извлек свой сакс и протянул ему. — Погляди.

— Очень добрый металл, — кивнул тот, осмотрев нож, — но я не ведаю — индийское это железо или нет.

— А твой человек? — кивнул Беромир на сидящего на бревнышке знатока сахара.

— К сожалению, тоже. Он знаток пряностей.

— Хорошо. Злата, милая, принеси сакс. Тот, что рядом с компасом лежал.

Она метнулась.

— Дарю. — протянул его Беромир. — Погляди. Проверь. Заодно нож хороший будет.

Купец принял второй подарок с совершенно обескураженным видом. Если это было действительно индийское железо, то в Римскую империю оно поступало только из тех далеких мест и стоило колоссально. Как сахар…

Торг прошел быстро и ладно.

Настроения у купца было лучше некуда. Поэтому он не занижал цены и вообще охотно шел навстречу «этому удивительному варвару». Которому он привез и свинец, и медь, и олово, и семена, и соль, и даже две глазированные амфор купоросного масла…

Арак же стоял в очень хмуром настроении.

И прислушиваясь к тому, как идет торг, не сводил взгляда с молодых парней, стоящих возле щитов и копий.

Наконец, он поманил пальцем Милу.

— Что у вас здесь происходит? — тихо он спросил.

— Торг идет, — невозмутимо ответила она, но также шепотом.

— Почему Гостята умер?

— Потому что крепко промахнулся с тем набегом. О ваших делах стало известно. Друзей у тебя среди местных больше нет.

— Это как?

— Все старейшины, что стояли за вас, мертвы. И в нашем клане, и во многих окрестных.

— Клане?

— Так ныне большой род кличут. Мы с дочкой чудом выжили. Хотели под лед спустить.

— А он, — кивнув на ведуна, спросил Арак, — кто ныне? Явно ведь не простой ведун.

— Да кто его знает? — загадочно улыбнулась Мила. — Ведун и ведун. Я в дела зятя не лезу.

— Не хочешь говорить?

— А что мне сказать?

— Вон те парни — они кто? — указал пальцем Арака.

— Ученики Беромира.

— Так много?

— Так и ведун великий. Сам гляди — какие вещи творит. А судилище его ты бы видел. Загляденье! Кстати, это тебе, — произнесла Мила и вручила Араку три сакса, вроде того, что Беромир подарил купцу.

— Из индийского железа?

— Да.

— Ты хочешь, чтобы я на все это закрыл глаза?

— О нет! Зачем? Я хочу, чтобы ты, глядя на все это, получал подарки. Небольшие. Вот как этот нож. Я ведь прекрасно понимаю, как тебе тяжело. И Беромир тоже.

Он хмыкнул.

— А вон те щиты и копья они для чего?

— Так для украшения. Не слышал разве? У нас есть обычай — клясться на оружии.

— Только лишь?

— Да они дрянные, щиты эти. Можешь сам попробовать.

— Дрянные, значит… хм… — произнес он, изучая сакс и борясь с немалым желанием прямо на месте перерезать глотку Миле. Арак чувствовал, что она играет с ним. И его пытаются тупо купить. И… в общем-то длинный нож индийского железа стоит так-то целое состояние. А тут — три штуки. Но что ему сказать Сараку? Да и вообще — ситуация явно пахла крайне скверно. Как большая груда конских яблок…

Глава 4

167, сентябрь, 26

— Кислое! — с раздражением произнесла Мила.

— Нет, сладкое! — уперев руки в боки, заявила Дарья.

— Кислое я тебе говорю!

— Сладкое! — буквально по слогам ответила ведьма.

Беромир наблюдал за очередным препирательством этих двух особ уже давно. Намедни привезли молоко, и Дарья убрала его в погреб. Так как прямо вот сразу оно не требовалось. Да и дел хватало, не позволяя его переработать с ходу.

Полноценный ледник там организовать не успели, ибо ставили его в то время, когда лед уже сошел. Поэтому носили холодную воду с родника, держа ее там в корчагах. И время от времени меняя.

Вот Мила и пристала к названой сестре зятя, пытаясь уличить ее в умышленной порче молока. Мнимой или надуманной — неясно. Беромир прекрасно понимал, что в женские дрязги встревать попросту опасно. Если не для физического здоровья, то психического.

Мадамы делили власть и территорию.

Обе привыкшие к тому, что их слушаются и достаточно умные. Они пытались стать главным серым кардиналом при ведуне Близнецов и потенциальном князе. А Дарья очень быстро разобралась в ситуации и поняла, к чему все идет. Ну и включилась в эту игру со всем рвением.

Злата в конфликт не лезла.

Маме хватало ума ее не подтягивать. Видела — Беромир наблюдает. Со стороны. Но зорко и внимательно. И может такой выходке не простить.

Три вдовы вообще не отсвечивали.

Равно как и мужчины — что ученики, что прочие.

Это была не их битва. Но сегодня ведун не выдержал…

— Как же они меня утомили, — покачал он головой.

— Хочешь, чтобы они тебя обе покусали? — улыбнулся друид. — Иди, вмешайся. По юности это порой бывает очень поучительно.

— Думаешь, не стоит?

— А думаешь, что ты уже готов к таким испытаниям? Расскажи мне, как бы ты их рассудил?

— По обычаям права Мила. Ибо старшая в семье. Но Дарья — ведьма. Что ставит ее выше обычных родичей. Так что, они на равных. И ответом к их спору станет мой выбор. Скажу — кислое молоко — так оно и есть. Скажу — сладкое — тоже будет верно.

— Но ты же понимаешь последствия? — еще шире улыбнулся друид.

— Проигравшая станет мстить. По-бабски. Так?

— Именно. Чью бы сторону ни занял — беды не оберешься.

— Но и оставлять все это так нельзя.

— Почему? Мне нравятся, как они собачатся.

— Дарья ведьма Мары. Пусть она Милу и не отравит, но коли нужда будет, и помощи не окажет, либо сделает это дурно. Через что и сморит. Их бы помирить надо. А то и до беды доругаются.

Друид лишь пожал плечами.

Дескать, у каждого действия, есть свои последствия. И вступление в противостояние с таким человеком, как ведьма Мары — глупо. Во всяком случае, для простых людей.

Беромир же встал и направился к этим особам.

— Ой дурак, — покачал головой Добросил, с которым это молоко и передали.

Друид же с интересом наблюдал.

— Ну что, бабоньки, — произнес ведун, подходя. — Все ругаетесь?

— Как же тут не ругаться? — уперла руки в боки Мила. — Она молоко загубила!

— Ничего не загубила я! Наговаривает она на меня! — фыркнула Дарья, приняв ту же позу.

— Сейчас разберемся! Давайте сюда молоко. — с максимально серьезным видом произнес Беромир.

Мила охотно поднесла крынку.

— Вот — пробуй. Вишь⁈ Кислое!

Ведун торжественно принял эту емкость, из-за которой эти двое уже минут пятнадцать непрерывно ругались.

Выдохнул.

И спокойно, вдумчиво выпил.

Все молоко до последней капли. Под непрекращающееся жужжание этих дам.

Утер губы.

— Ну? — подавшись вперед, спросила Дарья.

— Кислое? — с такой же надеждой поинтересовалась Мила.

— Не разобрал, — пытаясь что-то высмотреть на донышке крынки, ответил им Беромир.

— Как не разобрал? — ахнули они обе.

И, не сговариваясь, накинулись на него.

Попытались.

— А ну, стоять! Ать-два! — рявкнул он, отчего сестра с тещей вздрогнули и остановились. — Вы достали уже ругаться! Если вам не нравится то, как каждая из вас выполняет свои дела, то отныне вы меняетесь местами.

— Что⁈ — хором спросили они.

— Что слышали. Ты, — указал он на тещу, — делаешь то, что обычно на Дарье, а ты, — указал он на ведьму, — делаешь то, что обычно на Миле. Ясно?

— Нет! Я не хочу!

— И я!

— А что такое? Вы же лучше знаете, как сделать работу друг друга. Вот — покажите делом.

— Мы не хотим! — воскликнули они хором.

— Какое единение! — покачал головой Беромир. — Ладно. Быть по-вашему. Все остается, как прежде. Но ежели продолжите собачиться — ей-ей все переиначу.

Дарья с Милой как-то синхронно сверкнув глазами, давая понять — они припомнят.

— Вот и хорошо. Хорошо. Главное уже промеж себя помиритесь. А то — достало. Какой пример вы показываете ученикам? Что это за позорище⁈ Как две бабы базарные.

— Базарные? Что сие? — поинтересовалась Мила.

— Базар — это торговое место. Одно из названий. Там порой от скуки или иного безделья дурные бабы языками сцепляются, так ругань на всю округу стоит. На потеху окружающих. Чай — веселие доброе.

Они промолчали, поджав губы.

Беромир их еще немного по-распекал, после чего с максимально раздраженным видом ушел обратно — к наковальне. Такой демонстративно разочарованный. И весь день старался обоих игнорировать. Благо это было несложно.

Ковал шлем.

С щитами разобрались и потихоньку пошла их выделка. Ежедневно удавалось получить по три проклейки: одну утром закладывали, вторую после обеда, треть в ночь ставили. Изготавливая деревянные основы с запасом. Но минимальный пехотный комплект, с которым можно мало-мало работать, требовал не только щита, но и шлема. Чем, кстати, в поздней Римской империи активно и пользовались.

Вот Беромир и занялся.

Благо, что «кулаки» потребные он уже отковал. Из-за чего у него, как и у части учеников, образовалось довольно много времени.

Металл у него имелся добрый.

Если не считать горстку кузнецов с юга Индии — нигде больше такого не делали. Химические примеси контролировать нормально он, конечно, не мог. Но вот физически оно получалось довольно однородным, лишенным вкраплений шлака. Отчего куда лучше тянулось и ковалось, чем любое местное. Практически на уровне какой-нибудь конструкционной стали вроде Ст3.

Плюс-минус.

Что открывало огромные возможности…

Тянуть купол шлема целиком он не стал.

Навыка не было.

Да, какой-никакой опыт он получил в XXI веке. И на мастер-классах, и так экспериментируя. Просмотрел массу видеоматериалов и многое читал. Ну и тут, во II веке, немного руку набил. Но все одно — в лучшем случае мог себя считать начинающим любителем, пусть и с отличной теоретической базой.

Хотелось цельнотянутый купол.

Очень хотелось.

Но он не решился. Решив отложить такие подвиги и для начала сделать какой-нибудь шлем попроще — с наборным куполом. Если все пойдет наперекосяк, и он не справится, то он сможет заняться максимально примитивными ламеллярными шлемами. А в случае успеха, позже, перейти и к более амбициозным вещам…

Порывшись в памяти, Беромир припомнил довольно интересный вариант из эпохи позднего Рима. А именно шлем из Интерцисы. Такие как раз в это время и должны были появиться в Кушатском царстве, что лежало к востоку от Парфии. Откуда в III веке должны попасть в Римскую империю и завоевать там немалую популярность.

Конструктивно они выглядели и просто, и вполне перспективно. Две боковины купола собирались на центральном ребре — гребне. Получая на выходе предельно простой и вполне рабочий вариант, который легко можно модернизировать.

Например, навесить нащечники и назатыльник любой конфигурации. И сделать это как угодно — хочешь на петлях, хочешь на кольцах, да хоть на куске кожи. Или тот же козырек поставить, превращая в этакий аналог бургиньота. Ну и гребень можно было сделать длиннее, превращая его переднюю часть в наносник.

Да и в остальном ограничений мало.

Считай не шлем, а конструктор…

Начал Беромир с манекена. Просто взял бревнышко и стал его обтесывать, снимая разными уловками размеры со своей головы. Плюс-минус. С некоторым запасом. Для чего, к слову, даже кронциркуль «придумал».

Завершив с этим, совершенно непонятным никому делом, ведун занялся изготовлением выкройки. Из кожи. Ну а дальше — самое приятное. Ковка.

Медленная.

Осторожная.

С постоянной проверкой толщин, чтобы по неосторожности не порвать металл.

Первая деталь.

Вторая.

Третья.

Подгонка… долгая и осторожная.

Ведун учился и каждый свой шаг документировал, фиксируя на восковых дощечках. Поначалу. А когда становилось понятно, что он сделал все правильно — переносил на бересту. Ее для письма тоже мало-мало уже заготовили.

Возни вагон.

Просто уйма.

Он больше недели ушло на то, чтобы изготовить самый базовый вариант такого шлема. Но у него получалось! Получалось!

Пусть и медленно.

Заодно он обрастал оснасткой и технологиями. Заодно вспоминая всякое…

— Бабы что-то затевают, — тихо буркнул друид, когда Беромир в очередной раз завис, обдумывая вальцы. Тянуть даже небольшие листы молотком выглядело тем еще приключением. Вот он и хотел это как-то оптимизировать.

— Что? Где? — словно очнулся ведун.

— Да вон, глянь, — кивнул он в сторону дальнего угла, где Мила о чем-то шепталась со Златой и Дарьей.

— Да пошли они к лешему в дупло! — раздраженно рявкнул Беромир. — Тошно мне от их игр! Здесь каждый день на счету, а что они устраивают?

— Такова жизнь, — развел друид руками.

— Вот дождутся, положу этих проказниц на коленку, да по голой заднице хворостинкой. Чтобы повадно не было.

— Отчего же по заднице? — хохотнул визави.

— А как еще? Связаны они — голова и жопа. По одной бьешь, другая работать начинает.

— А почему именно хворостинкой?

— В том лекарственный эффект. С каждым таким ударом человек получает небольшое благословление Перуна. Отчего разум проясняется, а нрав улучшается. Жаль только действует это недолго — пока не заживет след от хворостинки.

— По спине не лучше ли пороть?

— Чародейский эффект пропадает. — улыбнулся Беромир.

Друид тоже.

Ему нравились такие шутки…

Вечером, в свободное время перед отбоем, ведун отправился к реке, чтобы побыть в тишине и подумать. В этой постоянно меняющейся ситуации требовалось адаптироваться. Да и детали порой всплывали интересные, многое меняющие.

Пришел.

Сел на лавку у мостка и попробовал вспомнить все, что произошло за день. Он любил такое практиковать, чтобы не упускать ничего важного…

— Милый, — произнесла Злата, внезапно оказавшаяся рядом. — Мы тебе не помешаем?

— А что вы тут делаете? — напрягся Беромир, увидев не только супругу, подошедшую незаметно, под пологом его задумчивости, но и эту парочку — тещу с сестрой.

— Дарья сказала, что умеет разминать тело мужчины так, чтобы он лучше отдыхал. От этого у него нрав становится лучше. И она хочет нам показать.

Ведун прищурился.

— Я виновата, и я хочу загладить свою вину. — произнесла ведьма. И вид такой лукавый.

— Что вы задумали?

— Я хочу показать Злате, как делать тебе хорошо. А Мила не желает оставлять сие без внимания.

— И где ты научилась этому?

— Далеко на восходе солнца. В юности я вынужденно путешествовала. Оттого и прическа моя, и одежда, вызвавшая твой интерес. Многое пришлось пережить.

Беромир еще сильнее напрягся.

Но женщины обступили его, продолжая уговаривать. И уже спустя несколько минут они расположились под навесом. Где ведьма Мары начала сеанс массажа. Немного странного и непривычного, но вполне расслабляющего. Причем поясняя то, что она делает. Злата и Мила переспрашивали. И порой ведуну казалось, будто он оказался той самой лягушкой на уроке биологии, которые в любой момент могут начать препарировать. Но он держался. В конце концов, это все оказалось весьма приятно…

Глава 5

167, сентябрь, 27

Массаж оказался хорош.

Немного провокативен, но настолько приятен, что Беромир не обратил на эти перчинки никакого внимания.

Его вырубило как никогда. Причем заснул он задолго до отбоя, а потом утром глаза открыть долго не мог. Настолько, что ученики даже стали перешептываться:

— Сморила…

— Чародейство темное наложила…

Когда же ведун проснулся, ближе к полудню, то для себя решил: Дарья действительно где-то чему-то училась и умела с помощью массажа снимать напряжение. Вон — голова ясна, чувствует себя отлично и в прекрасном расположении духа. Никогда ни в той, ни в этой жизни так хорошо не было.

— Ты узнала, как все это делать в стране элефантов?

— Они их иначе называют, но да.

— И как ты там оказалась?

— Была рабыней у одного ромейского торгового купца. Угнали в рабство совсем малышкой. Он меня и купил. Когда подвернулся удобный случай — сбежала. Но до того четыре лета с ним на корабле ходила.

— Для утех?

— Нет. Он брезговал. Просто держал личной служанкой. Тогда их язык и выучила.

— Только его? Или еще какой?

— Эллинский разумею и так — немного разбираю еще несколько языков жарких стран.

— Хм. Я слышал, что из Красного моря они ходят за большую воду в Индию. Ты так в те края попала?

— Да. Но они пытаются и дальше пробираться.

— Пытаются? Что же им мешает?

— Морской бог, полагаю. Воды от Красного моря до Индии бывают безумными. Ветра бушуют жуткие. А волна порой выше леса поднимается. Из-за чего много ромейских кораблей гибнет, не выдерживая такого. Если идти дальше — выходит еще хуже.

— А пираты?

— Кто?

— Люди, живущие с морских набегов на торговые корабли. Я слышал, что южнее Индии есть большой остров и там многие люди живут с этого дела. Да и дальше — на восход имеется большой и длинный пролив, который сложно обойти. И там тоже пиратов множество.

— А ты неплохо знаешь те края, — усмехнулась Дарья. — Откуда? Ты ведь совсем юн и не мог там бывать.

— Меня уже спрашивали, и я отвечал — Велес по велению Перуна наделил меня многими знаниями.

С этими словами Беромир взял тросточку и начал чертить карту мира. Выстраивая ее от того места, где они находились. В его школе по юности что учитель географии, что учитель истории налегали на рисование карт. По памяти. В базе — заполнение контурных карт. Он легко с этим справлялся, так что ему довольно часто давали индивидуальные дополнительные задания — рисовать те карты целиком, на чистом листе. Вот и наловчился. Да и потом — жизнь время от времени заставляла плотно с картами работать. На нормальном, серьезном уровне.

Вот и сейчас — чертил, не задумываясь.

Поясняя.

Визуализируя буквально на глазах весьма приличный фрагмент мира.

Дарья молчала.

Просто смотрела и молчала. Изредка отвечая на его вопросы.

Друид тоже подтянулся и с огромным интересом наблюдал. И, в отличие от ведьмы, этот кельт не стеснялся спрашивать. А порой и комментарии отпускать.

Когда же Беромир закончил восстанавливать фрагмент карты мира, вокруг него уже собрались все. Вообще все. Наряды он раздал такие, что далеко уходить не требовалось. Вот народ и бросил дела, подтянувшись.

— А еще? — вкрадчиво поинтересовался кельт.

— В принципе я могу нарисовать всю карту мира. В черновую. Все-таки человек не бог и должную точность воспоминаний ему не обрести.

— А мир он большой?

— Довольно-таки немаленький. — сказал Беромир и грубо накидал силуэт остальной суши планеты.

Минута.

Вторая.

— Вот как-то так. Планета что яблоко. Круглая она. Поэтому эта карта — определенная условность. Что шкурка снятая и натянутая на пяльцы. В Северные и южные земли получились более растянутыми. Из-за чего ощущение неверности пропорций. Впрочем, насколько я знаю, даже таких, в общем-то, примитивных карт сейчас никто не делает.

— Почему? — спросил друид.

— Такую карту можно построить только веками бороздя мировой океан. И изучая его. Замеряя расстояния и береговую линию. Ну или взглянув на Землю с неба. И мне прямо сказали: я первый, кто это увидел. Вы, через меня, вторые. Вообще, видеть нашу землю из космоса очень… необычно…

Дальше Беромир углубился в небольшую лекцию об устройстве Солнечной системы. Но так — по верхам и далеко не ушел, потому что почти сразу тот же кельт стал задавать вопросы.

Много.

Практически стандартный набор адепта плоской земли, с которым Иван Алексеевич сталкивался там — в XXI веке. Многократно. И если первые разы подобные истории ставили его в тупик. То довольно скоро он натренировался отвечать очень ловко и толково.

Вот и сейчас бедного кельта он взял в оборот.

От полного его уничтожение спасли только крики гостей. Все так увлеклись этой возней с картой и беседой о космосе, что не заметили, как к мостку стали приставать лодки-однодеревки. Их для своего удобства Беромир окрестил пирогами. И теперь активно вводил в обиход это слово.

Прибыли главы «клубов» Перуна всех тринадцати кланов, что с ним сотрудничали. Ну, за исключением того, что и так уже тут сидел — Добросила. Для чего? То не секрет. Чтобы поговорить с ведуном по итогам торгов с ромейским купцом. И вообще — прикинуть планы на будущий год, который обещался быть очень бурным и сложным…

— Ты нам прямо скажи — торг будущим летом будет?

— Это никому не известно. — пожал плечами Беромир. — Слишком много факторов.

— Чего⁈

— Факторов. Ну, смотрите. Сейчас Арак уйдет домой, чтобы поговорить с Сараком. Они будут думать — что им выгоднее — нас доить на подарки и меня обкладывать большой, но разумной данью или пытаться всего этого нас лишить.

— А лишать-то зачем? — удивился Добросил.

— Еще несколько лет и мы сможем укрепиться и вооружиться. И нас будет уже не взять с наскоку в набегах. Любой из кланов сможет отбивать такие вылазки набежников. А ежели роксоланы сами пойдут, то мы за раз под сотню мужей выставим, а то и две. С хорошими копьями, щитами и шлемами. Для нашей лесной глуши это много. Кровью они тут умоются, пытаясь загнать нас под лавку. А оно им надо?

— Шлемы? Щиты? — переспросил Борзята. — О чем ты говоришь?

— Покажи им, — произнес Добросил с улыбкой.

— Что он нам должен показать?

— Щит новый и шлем.

Все оживленно переглянулись.

Беромир же встал. Подошел к дереву. И снял тряпицу с прихваченных им с собой сюда — на полянку лесную — предмета.

Им оказался щит.

Клееный из тех полос шпона, он был обтянут сыромятной кожей с обоих сторон и покрашен кошенилью. По его краю шла полоса толстой сыромяти, прикрепленная шнуровкой к полю. Ну и шатровидный «кулак» в центре с «пятачком».

Щит пошел по рукам.

Беромир же следом достал заготовку: «голую» деревянную основу. И пояснив, следом пустил по людям.

— И сколько ты таких можешь делать?

— За какое время?

— До ледохода сколько сделаешь, ближайшего?

— Не знаю. Сотни полторы-две сделаю. Наверное. Так-то шкуры подходящие нужны и клей. А для клея молоко.

— Молоко?

— Я из молока кое-что беру для клея, который под дождем не распадается. Да. Если вы подсобите, то, мыслю, на вас и ваших людей — сделаю почти наверняка. А ежели дела пойдут ладно, то и с запасом.

Все степенно покивали.

Именно такой ответ они и хотели услышать.

— Добросил про шлем сказывал. Что за шлем? — поинтересовался Борята.

И Беромир предъявил шлем.

Достал.

Надел на себя.

Взял щит с копьем.

Встал в стойку. Римскую. Но не классическую, а позднюю, которая еще не вошла в практику.

Походил немного, имитируя наступление и отступление с маневрами. Потыкал копьем из-за щита. Ну и так, в целом — покрутился, позволяя гостям все осмотреть со всех сторон.

После чего снял шлем и также пустил его по рукам. Чтобы его могли пощупать и примерить все присутствующие.

— Невероятно! — неслось со всех сторон.

— Чародейство!

И так далее.

Воодушевление, образовавшееся на лесной полянке, было даже в чем-то жутковатым. Людей ТАК переполняли эмоции, что человеку со стороны могло бы даже показаться, что они в ярости или бешенстве. Но нет. Беромир смотрел на них и улыбался. Он ведь только что предъявил им доказательства верности их выбора. Того, что они не ошиблись, поддержав ведуна Близнецов. Это было ОЧЕНЬ важно.

Когда же эмоции чуть-чуть поостыли, Беромир перешел от предварительных ласк к делу…

— Будущим летом, я мыслю, во главе угла не торг будет стоять.

— А что?

— Война. Какой она будет — не угадать. Но нам нужно отбиться от роксоланов. Если получится полностью скинуть их ярмо — отлично. Если дела пойдут не так хорошо, то вполне добрым исходом я вижу изменения выплаты дани.

— Если пойдет все дурно — они нас всех перебьют.

— Да. Но это если мы окажемся совсем ничтожны. В жизни же бывает всякое. Вполне может статься, что ни мы не можем преуспеть, ни они. И в этом случае потребуется договариваться. Они же нам могут перекрыть торговлю с ромеями. Из-за чего можно и уступить, согласившись на дань. Но собирать ее мы сами станем. Приходить они будут к нам в установленное место. Да и сама дань должно утвердить крепко, а не как сейчас — с какой ноги встанет Арак, с такой и назначает.

— И как же ты утвердишь?

— С каждой клана брать по количеству мужчин, прошедших пробуждение. Например, по корчаге жита. Или что-то иное под стать. Чтобы ежели кто заболел или иначе занемог — не случалось беды.

— Сарак не согласиться. Я знаю эту жадную тварь! Он скорее удавится, чем уступит! — фыркнут Борзята.

— Для этого нам нужно добре огрызнуться. Чтобы стало понятно — с нами проще договариваться, чем воевать.

— А ты думаешь, что мы сдюжим?

— Если бы не был уверен, то не говорил бы. Сарак это кто? Просто один из подопечных правителя роксоланов. Он собирает для него дань с нас. Правитель их и так обложил кланы непомерной данью — едва платим. Но самому Сараку нужно и себе прибыток иметь. Посему он и подбивает соседей ходить в набеги, а потом торгует угнанным полоном.

— Мы это и так ведаем. К чему ты клонишь?

— К тому, что воевать мы будем не с роксоланами, а с Сараком. Слишком много воинов у него под рукой просто нет. Начнем резаться. И, я мыслю, с него правитель роксоланов спросит за эту усобицу, ежели замять не поспешит.

— А я мыслю — не уступят они.

— На Припяти реке так живут. Чем мы хуже?

— Ну…

Беромир меж тем продолжал.

— Будущим летом отобьемся. А дальше нам надо спешно укрепляться. Стены рубить. Оружие делать. Пищи растить больше. Чтобы можно было каждому из вас взять под руку больше людей. И чтобы наше объединенное войско становилось все крепче и крепче.

— Войско без войны?

— Отчего же? Мыслю, нам надо будет начать на языгов в походы ходить. Да на иных соседей. Вон — от Боровых медведей, ежели немного на восход пройти по Днепру, будет волок в Двину. А оттуда в море на севере. Те земли надо под нашу руку ставить. И торг начинать вести, чтобы соль не только через Днепр к нам шла. А еще — на восход волоки есть. Там тоже торг вести можно, через иных степняков.

— На Припять реку гёты соль порой везут.

— С северной реки, что на закате лежит?

— Так. Оттуда. Она в то море на севере и впадает, о котором ты сказываешь.

— Значит и с ними надо торг поставить. Чтобы в любой беде нас не могли задушить. Не тут, так там торгуем.

— А что ты про выращивание пищи говорил? — поинтересовался Борята.

— Есть способ много лучше урожаи брать. И от погоды так сильно не зависеть.

— Это какие же?

И Беромир рассказал им о Норфолкском цикле. Да не в лоб, а с массой поправок и пояснений, которые методом проб и ошибок выработал при общении с Вернидубом. Тот сумел указать на вещи, совершенно непонятные ему. Из-за чего всю подачу пришлось переделывать.

Да, логика агротехническая, понятная и привычная ведуну — ушла. Но и плевать. Главное, что все присутствующие поняли идею.

— А это сладится?

— А чего нет-то? Жито у нас разве не растет? Растет. Горох? Тоже вроде как вызревает. Репа? И она урождается. Полба тоже. Да и не только. Если же все это правильно сочетать, то можно будет добиться главного — спасти землю от вырождения.

— И что? Зачем нам это? Земли вокруг полно. Оскудела? Просто сей рядом.

— Постоянная смена поля не позволяет его добрым образом очистить. Корни. Камни. Деревья. Из-за них распахать каждый раз сложности. Жать тоже непросто. А главное — ни плуг не применить, ни сеялку, ни жатку.

— Что сие?

— Плуг — подобен сохе, только удобнее и лучше землю пашет, сразу ее отвалом переворачивая. С ним можно больше и добрее пашни в день обработать. Сеялка — это такая тележка, с которой получится засевать землю ровно, быстро и так, чтобы птицы не склевывали. Отчего урожайность поднимется вдвое или даже втрое на зерне. Жатка же — это вообще отрада. Ее тоже можно упряжью тянуть, быстро собирая урожай и не давая ему полечь.

— А ты ведаешь, как их сделать?

— Иначе бы вам про них не говорил. Вот и смотрите. Ежели найти способ защитить поля от вырождения, то их менять не придется. А значит, получится по уму все расчистить. Что позволит применить плуг и сеялку с жаткой. А это — великое дело, так как каждый хлебороб сможет больше земли обрабатывать. И, как следствие, урожая брать обильнее. То же, что не токмо житом одним станем жить — еще лучше. Даже если боги осерчают, и оно не уродится — не беда. Ведь есть и горох, и репа, и полба, и иное. Все ведь разом не погибнет.

— Не должно, — согласились присутствующие.

Дальше они пошли по кругу. Только уже детальнее. Касаясь и семян, и удобрений с компостными кучами, и многого другого. Начинаясь как совет «мальчиков с горящими глазами», что увидели любимые игрушки, закончилось это собрание вполне нормальным заседанием боярской думы. То есть, разговорами про экономику и власть.

Беромир предложил им модель.

Новую модель.

В которой их личное положение заметно укреплялось и повышалось. Подкрепляясь соответствующим уровнем жизни. Ну и о себе не забывал. Ведь он в этой всей конструкции становился гвоздем, на котором она и собиралась. И без которого ничего не получится.

Думал ли Беромир о прочих людях?

Разумеется.

Ведун отлично понимал, что нужно поднимать уровень жизни всех членов кланов. Иначе таким маленьким и слабым обществом не удержатся. Но вот этим главам «клубом» не имело смысла здесь и сейчас рассказывать о том, как хорошо будет у кого-то иного. Пусть даже и у родичей. Им требовалось говорить о них, почесывая пузик самолюбия…

Глава 6

167, октябрь, 2

— Раз ромашка, два ромашка… — бормотал себе под нос ведун детскую песенку, возясь со стекляшкой.

В воде, чтобы без пыли.

Из-за чего время от времени приходилось протирать заготовку тряпицей и осматривать.

Рядом стояла почти каноничная ацетиленовая лампа. Медная. Сверху бачок с водой. Снизу — камера с карбидом кальция[17]. Простенький регулятор «капельницы» и трубка, выходящая к горелке. Ну и медный отражатель.

Все предельно просто, грубо и «колхозно» выколочено и спаяно. Даже вместо цивильных пробок — деревянные чопики. Но вполне работало.

Сам карбид кальция изготовили в доработанной купольной печи. Большая интенсивность дутья и предварительный подогрев сделали свое дело[18]. Температура в ней заметно возросла. Поэтому в маленьких тигельках все стало получаться.

Так-то, может, и не взялся бы за это дело, но он устал в темноте или полутьме глаза ломать. Вот и решил попробовать.

Получилось.

Давая ему в арсенал дополнительную «золотую» технологию…

Собственно, он много экспериментировал с купольной печью. В том числе и со стеклом, делая пробные плавки мелкого речного песка. Температура в ней была вполне пригодная, но вот перемешивания явно не хватало. Из-за чего страдала однородность материала.

Поэтому он плавил.

Выбирал.

Снова плавил.

Пока не догадался переплавить уже получившееся стекло обычным образом — в горне. Помешивая. А потом медленно остужая.

Свинца его ромейский купец привез прилично. Так что наделать оксида не представлялось проблемой — просто расплавь его да собирай пленку с поверхности. Которая оксидом и являлась.

С содой пришло повозиться.

Он еще с прошлого года время от времени замачивал золу водой, а потом выпаривал и прокаливал эту жижу. До самого конца XIX века такую штуку называли поташ, лишь позже выяснив, что там содержится не только карбонат калия, но и натрия. В разных пропорциях, в зависимости от породы дерева.

Беромир разделял их достаточно просто. В корчагу с закипевшей водой он сыпал этот порошок до тех пор, пока тот не переставал растворяться. После чего нес эту корчагу в ледяной ручей, идущий от родника, и остужал.

Сода выпадала в осадок. Весьма чистая. А собственно поташ — оставался в растворе. Да, доля соды получалась не очень высокая, но даже десять-двадцать процентов от изначальной массы вещества — это очень и очень прилично. Ее ведь Беромиру больше взять неоткуда. А купец не привез. Не понял.

Добавляя же соду и оксид свинца в мелкий, просеянный и промытый песок, он получал весьма приличный состав стекла. А главное — с низкой температурой плавления. Так что, переплавляя его в горне и помешивая, он с третьей попытки сумел получить подходящий материал — приличный и относительно однородный кусок прозрачной стекляшки. Да, с оттенком. Но это не важно. Ему требовалась большая лупа, а не высокое качество цветопередачи. Просто для того, чтобы глаза не ломать, возясь с мелочевкой. Вот ей он сейчас и занимался. Полируя с помощью простейшей оснастки.

Профиль ведун выбрал наугад. В принципе, фокусное расстояние его не сильно волновало. Какое получится, такое получится. Подстроиться можно. Главное, чтобы она в принципе имелась.

А полировка в этих реалиях выглядела отдельной формой ада.

Долгой.

И мучительной.

Но он держался. Впереди маячила весьма вероятная необходимость возиться с кольчугами. Что без яркого освещения и большой лупы грозило проблемами с глазами. Серьезными. Да и не только с ними. Хорошая лупа — очень полезная вещь. Первый шаг к микроскопу. А он… о! Он позволяет натурально взорвать мировоззрение местных жителей…

— Дорогой, — произнесла Злата, подойдя сзади и обняв.

— Что-то случилось? — охотно отвлекшись от рутинной и очень нудной работы.

— Купец ромейский показался. Возвращается.

Беромир немедленно это дело закончил. Встал. Потянулся. И пошел облачаться. Да и ученики зашевелились. С ними все было проговорено много раз. Поэтому каждый знал, что надобно делать. Сложное и провокативное шоу продолжалось…

Арак был мрачен как никогда.

Пройдя по населенным пунктам, он встретил полное подтверждение слов Милы. Его людей повыбили. А даже те, кто раньше хотели втереться в доверие, держались теперь отстраненно и осторожно.

Сдали ему дань житом.

Поторговали с купцом. Притом скромнее обычного.

И все.

Вежливость сохраняли, но было видно — смотрят волком. И ладно бы в одном поселении. Нет. Такая ситуация наблюдалась всюду. Он не был трусом, но у Арака от этих взглядов порой мурашки по спине бегали.

Что-то произошло.

Что-то изменилось.

И он был уверен — это как-то связано с этим странным и до крайности дерзким ведуном…

— Ты чаво глядишь сычом? Аль кручинишься об чем? Аль в солянке мало соли? Аль бифштекс недоперчен? — поинтересовался Беромир с порога. По-русски, разумеется, озвучив фрагмент сказа «Про Федота-стрельца, удалого молодца».

Арак ничего не понял, но напрягся. Даже слегка побледнел.

Стихотворные формы на незнакомом языке звучали пугающе. Словно заговоры или чародейства какие. Тем более такие складные и ритмичные.

— Рад тебя приветствовать, — сохраняя всю ту же до омерзения благодушную улыбку, перешел на местный язык Беромир. — Ты хвораешь? Занедужил?

— Я здоров.

— А чего такой хмурый? Может, зубик болит? Так ты скажи. У меня есть ладные клещи — вмиг вырву. И настой я хитрый делаю. Пару кружек выпьешь — даже и боли не почуешь. Хоть все зубы по очереди дери. Кстати, ты не против?

— Да не болит у меня зуб!

— Точно?

— Точно!

— Жаль. Я, как сделал летом клещи, все хочу кому-нибудь зуб вырвать. А у всех они разом прекратили болеть. Ну что за люди? Как так можно? А хочешь, сестрица моя травами тебя отпоит? Чтобы всякую хворь отогнать. Или не травами. Слышал, как в лесу шептали? Скушай заячий помет. Он ядреный, он проймет. От него бывает мрут, но, а если выживают, то до старости живут. — продолжил он сыпать цитатами из произведения о приключениях Федота-стрельца.

— Слушай, что тебе от меня надо? — напряженно спросил Арак, попятившись назад. Ему эта настырность совсем не нравилась. ОЧЕНЬ.

— Помочь хочу. Честно. И сестра хочет.

— У тебя же сестру набежники угнали.

— А у меня еще есть. Старшая. Сам недавно узнала. Вон, видишь, рядом с Милой и Златой стоит.

— Неужто ведьма? — нервно сглотнул Арак, глянув на нее. Облик Дарья поддерживала что надо — любой местный сразу понимал — не простой человек. А ежели баба какая так вырядилась, то что? Правильно, ведьма она. Али Мары, али Зари. Но последние старались особо не выделяться, так что вывод роксолан сделал сходу и правильный. Беромир же его подтвердил:

— Так и есть. И травками отпоит, и на небесный суд проводит. На все руки мастерица.

Арак немного взбледнул.

Ведьмы Мары ему тут только не хватало.

И отказавшись от всяких угощений, даже воды, отошел поближе к кораблю, стараясь ничего не трогать. Слухи об этих ведьмах ходили один другого страшнее. Особенно у них — в степи.

Дарья же, увидев реакцию сармата, лишь улыбнулась. Да так многообещающе, что тому еще сильнее подурнело.

— Он точно не хворает ничем? — поинтересовался Беромир у подошедшего купца. — А то еще нас всех заразит какой пакостью прилипчивой.

— Укачало. На волне, чай не на коне. Тут иная привычка надобна.

— И то верно. Может, кваса? Сестрица удивительный квас сделала.

— Нет! — излишне нервно воскликнул Арак.

— Ну нет, так нет. — пожал плечами Беромир. И обращаясь к купцу, спросил: — Ну как, опробовал компас?

— Опробовал. По солнцу сверял. Ох и ладная вещь! Порой, правда, словно застревает. Но так, чуть стукнешь сбоку и снова крутится-вертится.

— Ты маслицем жидким стрелку смазывать не забывай. И на морозе может не работать, как и возле железа.

— С железом пробовал ужо.

— Будет иметь интерес в ваших землях?

— Отчего не будет? Конечно, будет! А ты может, расскажешь, как делаешь? За плату добрую.

— Да зачем тебе?

— Сотню либр золотом чистым поставлю.

— Одними руками без вмешательства Велеса его не сделать. Равно как и сладкий песок лесной и индийское железо. Земли здесь бедные. Если бы не личное вмешательство Велеса по приказу Перуна — ничего бы не получилось. Так что, — развел руками Беромир, — даже захоти я — не помогу.

— Жаль… очень жаль… — с некоторым сомнением произнес купец.

— У богов своя правда. Только при прямом вмешательстве Велеса и только в здешних краях я эти вещи могу делать. Даже ученики без меня не справятся.

— Но ведь в Индии как-то железо их делают. Тоже Велеса заслуга?

— Откуда мне знать? Быть может, они знают его под иным именем. В сущности, богов не так много. Просто разные народы по-разному их называют. И, порой называют одну из ипостасей своим именем, мысля, что это отдельный бог. Человек слаб, — улыбнулся максимально вежливо ведун. — Слишком слаб для того, чтобы в полной мере воспринимать божественное…

Беседа шла своим чередом.

Арак же тем временем внимательно изучал людей, собравшихся на поляне у мостка. И учеников, и каким-то образом оказавшихся здесь глав «клубов» Перуна, и даже кое-кого из ведунов.

Все это роксолану совершенно не нравилось. Ему не требовалось особого ума и проницательности, чтобы понять — грядут проблемы. Серьезные проблемы. А щиты и оружие прямо указывали на то, что эти люди не только каким-то образом стали объединяться, но еще и драться собираться. С кем? С ними, с роксоланами, и с теми, кого они пошлют. С кем еще?

Очень хотелось подойти и просто зарезать Беромира. Его же ножом.

Прямо распирало.

Но он понимал: сделает такое и сам умрет.

Если вообще справится… Ведь пока он ездил по местным поселениям, наслушался. Что, де, парень этот оказался славным воином, которому благоволят боги. И еще неизвестно, кто кого зарежет. Ведь он точно ожидает такой выходки. Иначе бы не дразнил.

Арак от раздражения несколько раз закрывал глаза, представляя, как убивает мерзкого ведуна. Каждый раз по-разному. Но всегда мучительно, стараясь максимально причинить боль и унизить.

Потом открывал глаза, выдыхая.

Ловил насмешливый взгляд Беромира. И снова боролся с накатывающими волнами ярости, круто перемешанными со страхом…

Ведун же меж тем торговался. И выгреб все, что имелось у купца. И жито, и цветные металлы, и обычные железные изделия, нераспроданные, и запасы веревок с тканями. Вся. Подчистую. Даже сменную одежду экипажа и парочку запасных пар кальцей — высоких кожаных ботинок на шнуровке. Отгрузив купцу взамен остатки сахара. А потом подарив ему несколько туесков грибной муки. Разной. На пробу. Для улучшения пайка легионерам.

— Ты так о них печешься? — немного удивился купец.

— Я знаю, что у вас сейчас трудные дни. Тяжелое поражение от парфян. Прилипчивая болезнь, губящая города. Да и война на верхнем Дунае еще нескоро закончится.

— Нескоро? Я слышал год-два и на спад пойдет.

— Она как бы не на десять лет затянется. Маркоманов германцы используют как своего рода прокси. То есть, ведя их руками войну. Заодно пытаясь выяснить то, насколько сейчас крепка Римская империя. Прощупывая предел ее прочности. Но даже победив, надолго замирить германцев не выйдет.

— Почему?

— Потому что вы расслабились, и сенаторы ваши ничего не хотят знать, кроме самих себя и всяких мелких внутренних неурядиц. — улыбнулся Беромир. — Гай Юлий Цезарь вошел в Галлию и завоевал ее, опираясь на то, что среди кельтов не было единства. Еще хуже обстояли дела с германцами, что жили как дикие звери. Но Тевтобурский лес показал — достаточно даже им найти сильного лидера и Риму беда.

— Рим отражал все вторжения варваров! Рано или поздно!

— Разве кельтский вождь Бренн не разорял Рим? — еще шире улыбнулся Беромир. — Вон — на востоке столкнулись с Парфией. Не самой сильной державой. И что? Тупик. Войны с ней выжигают вас. А граница по Рейну и Дунаю сейчас стоит не потому, что вы так сильны. А из-за того, что через нее вас атакуют только разрозненные дикари. Если же они соберутся в кулак, то что будет? Катастрофа, не так ли? Главный ваш враг скрывается там, где вы меньше всего ожидаете — в вас самих.

— А точнее? — подался вперед купец.

— Сенат, — максимально серьезно ответил Беромир. — Он разрывает Рим на части и ввергает в бесконечные смуты. Это приведет к тому, что Императоры станут полагаться только на легионы. Что сделает обыденностью жизнь, в которой римляне станут резать римлян. Так вы и сожрете сами себя. Хотя и не до конца. В какой-то момент, вы ослабните настолько, что варвары хлынут через границу и вам нечем будет их остановить.

— Ты так уверенно это говоришь… — покачал головой купец.

— Мир полон случайностей. — развел руками ведун. — Мы все кузнецы своего счастья. Но пока — так. Пока империя стремится к саморазрушению.

— Я смотрю, ты совершенно не веришь в предначертанную судьбу.

— Мойры — лишь слуги. Что люди сделают, то и запишут. Иногда вмешиваются боги. Но и там — всегда можно многое изменить. Одиссей открыто пошел против воли богов. И он почти победил, если бы не один дурак на его корабле. Откуда мораль — не бери в команду людей глупых, если собираешься побеждать.

— Я подумаю над твоими словами. — очень серьезно ответил купец, которого слова юнца в этой глуши совершенно смутили.

— Подумай. Конечно, подумай. Но потом. А сейчас давай лучше поговорим про дело. Ты к нам на будущее лето придешь с торгом?

— Отчего же не прийти? — чуть нервно отозвался купец. — Что ты желаешь? Что-то конкретное?

— Купоросное масло. И побольше. Серу. Обычную соль. Горькую горючую соль. Я слышал, что ее месторождения есть на Иберийском полуострове или на каких-то островах между Италией и Иберией. Ежели сухую ее поджечь — сгорит, а с виду как обычная. Медь, олово, свинец, серебро, орихалк[19]. А лучше тот камень, который используют для варки орихалка…

— Ты и об этом знаешь… — покачал головой купец.

— И еще я хотел бы, чтобы ты привез лорики сегментаты и спаты. — невозмутимо произнес парень.

— Что? Лорики чего? Какие сегментаты?

— Ну… броня такая из полос, собранных на ремешках.

— Лорика ламината[20]?

— Иногда я путаюсь в названиях. Да, видимо, она.

— Но зачем мне ее сюда везти? — напрягся купец, явно косящийся на Арака.

— Тебе же хочется и дальше покупать у меня сахар, индийское железо и компасы? Так ведь? А первое правило разумного купца: защищай свои инвестиции… хм… свои интересы.

— Может быть, ты еще хочешь, чтобы Рим разместил тут свой гарнизон для защиты? — нервно усмехнулся он.

— Это излишне. — улыбнулся Беромир. — Свою землю надо уметь защищать самим. А вот броня добрая пригодится. Даже если ламинаты не получится добыть, подумай сам и привези, что сможешь. По своим возможностям. И да, про спаты не забудь. Хотя бы несколько десятков на первое время.

Арак от этих слов крайне напрягся.

И да — парень целенаправленно провоцировал роксолана на поспешные действия. Чтобы они с Сараком не сумели должным образом подготовиться. И «наломали дров».

Ему требовалась маленькая драка. На его условиях. Но тут он, видимо, все же передавил. Потому что Арак вышел вперед и заявил:

— Жена Сарака давно хотела увидиться с братом. Он погиб. Поэтому, я мыслю, будет справедливо, если Мила навестит ее. И все расскажет.

Беромир нервно дернул щекой.

Взятие заложника в его планы не входило. Да и с пустыми руками туда ехать было нельзя — Сараку и его жене надобно подарки поднести.

— Я поеду, — тихо произнесла Мила.

— Быть может, ты хвораешь? — с нажимом спросил ведун.

— Нет. Надо ехать. — уже весьма решительным тоном повторила она.

Беромир промолчал, прямо смотря в ее глаза.

— Я попробую договориться. Чтобы без крови. Чтобы как на Припяти.

Ведун молча кивнул, после чего повернулся к Араку и спросил:

— Слушай, а чем роксоланы могут торговать?

— Что⁈ — ошалел тот.

— Вы ведь кочуете. У вас много лошадей. Какой товар у вас есть еще?

Арак завис, совершенно обескураженный. Борзота этого человека превышала все разумные пределы…

Глава 7

167, октябрь, 9

Роксолан уехал.

Удалившись вместе с ромейским купцом и Милой.

Главы «клубов» Перуна разъехались тоже, как и все лишние люди. В том числе и кельт-друид, отправившийся к своему племени. Все, что хотел, он уже увидел и услышал.

И Беромир, стал прикладывать все усилия к тому, чтобы подтянуть уровень подготовки своих учеников. Боевой.

Осваивали строевую подготовку. Самую базовую. Учась строиться и двигаться, сохраняя линии. Без разрыва. В две линии.

Работая копьями.

Как с первого ряда, так и через их головы — со второго.

Ну и метая как дротики, так и пилумы.

А потом по новой.

И снова.

И опять.

Потихоньку усложняя. Хотя ребята и с базисом справлялись с великой сложностью.

Они ежедневно часа по три-четыре уделяли этим упражнения. Не считая общей физической подготовки. Во многом уже в темноте, так как рано смеркалось и приходилось разводить костры.

День за днем.

Да, занимались и другими делами, но отвлекались несильно. Потому как у Беромира сработала чуйка. Он ясно осознал — переиграл, увлекся. И роксоланы начнут действовать ДО ледостава. Ну или зимой. Поэтому времени оставалось мало. Вот ведун и пытался прогнать ребят через импровизированный курс молодого бойца, максимально его ускорив.

Все остальное время, исключая минимальное отвлечение на бытовые нужды, двадцать один ученик таскали железную руду и промывали ее, делая заготовки, ну и помогали в изготовлении щитов, копий, дротиков, топоров…

Шлема потом.

Одного для статуса пока было достаточно.

Беромир стремился к тому, чтобы каждый из его ребят имел большой, хорошо сделанный щит и стеганую куртку, ладное «крылатое» копье, томагавк, сакс, пилум и атлатль с десятком коротких легких дротиков. Пилум он рассчитывал метать в упор. Такой — тяжелый его вариант с пирамидкой и длинным стержнем. Обычные дротики — считай «длинная рука», потому что их вполне продуктивно удавалось накидывать и с дистанции в сорок шагов, и в пятьдесят.

Не плюмбаты. Нет.

До них он пока не дошел. Да и свинца в таком количестве попросту не имел, чтобы мог позволить себе его разбазаривать…

Вот после очередной такой тренировки он и заглянул в длинный дом. В то время как ребята всей гурьбой пошли работать на брусьях после строевой. А там, в доме, натуральный спектакль…

— Ты чего? — спросил Беромир, заметив, что Златка плачет, забивший в угол дома. Тихонько так, но достаточно демонстративно, чтобы ее все ж таки заметили.

— Я же одна… совсем одна… — едва слышно прошептала она.

— Почему ты так говоришь?

— Отца убили. Из-за тебя. Мать увезли. И, мыслю, тоже убьют. Из-за тебя. А теперь еще и ты собираешься умирать… — сквозь всхлипы, произнесла она.

— Ты так думаешь… — несколько напрягся Беромир, которого царапнули ее слова.

— Родичам я не нужна. Они же налетели и хотели растащить все богатства отца. А нас с матерью под лед или голыми на мороз. Ты умрешь — если спасусь, то чудом. Но, мыслю, они сами меня убьют, чтобы угодить Сараку.

— Тише-тише, — прошептал ведун, прижимая Злату к себе. — Все будет хорошо.

— Давай убежим, а? — сквозь слезы спросила она.

— Куда?

— К ромеям. Сядем в твою лодку и полетим по реке до Оливии. Купец тебя признает. Через него в ромейские земли и уйдем.

— Кем? Рабами?

— Почему?

— Я слишком много знаю и умею. И я не римлянин. У нас нет гражданства. Мы для них варвары — неполноценные люди. Просто свяжут и обратят в рабство. Потому что могут. Хорошо, если тебя со мной оставят, а могут и разделить. Ты молода, красива, за тебя можно много золота получить.

— Тогда пошли на Припять.

— Нас оттуда сдадут. Чужие мы им.

— Родичи же есть.

— И они ради нас будут с роксоланами воевать?

— Боже! Боже! Что же делать?

— Как что? Воевать.

— Ты даже не представляешь, с чем связываешься!

— А то ты знаешь!

— Знаю! Знаю! Мне отец рассказывал. Во времена его деда рода, что вниз по большой реке восстали. Поднял их кто-то. Уже и не припомню. Роксоланы не стали даже разговаривать. Пригнали своих всадников, да пошли войной. Посекли многих. Детей и молодых женщин в рабство угнали, мужчин всех извели, чтобы иным не повадно было.

— А дед твоего отца отчего это помнил?

— Так, а медведи откуда? С тех мест. Мы в здешних землях не так давно живем. Вот. И дед мой завещал быть к роксоланам ласковыми. Ибо иначе — смерть. Или новый дом искать, спасаясь.

— Мама эту историю знает?

— А то, как же? Конечно, знает.

— И она мне ничего не сказала?

— В ней кровь гётов играет. Ты-то не знаешь, но она отца часто упрекала в том, что он слаб и позорно прислуживает роксоланам. Они из-за этого ругались.

— Не кровь это гётов, — покачал головой Беромир.

— Как? А что?

— В тебе ведь она тоже есть. Но ты хочешь сидеть тиши воды, ниже травы. Во мне ее нет, а я рвусь в бой. Не в крови дело. В нраве.

— Боже! Да какая разница в чем⁈ Я хочу, чтобы ты живой остался и был со мной! — выпалила Злата.

— Неужто влюбилась?

Она промолчала.

— А поначалу казалось, что ты морозишься.

— Мне хорошо с тобой. Дурой надо быть, чтобы нос воротить. Даже с отцом, на что он был богат, я так хорошо не жила.

— Ты гляди-ка? Все по расчету?

— Что?

— «По расчету», это когда мужчина и женщина сходятся не потому, что любы друг другу, а из-за какой-то выгоды.

— А как иначе? — непонимающе уставилась на него Злата. — Мне тебе детей рожать. Тебе меня и их кормить. Чем лучше кормить станешь, тем больше детишек выживет. И тем крепче пойдут они по жизни. Что может быть отраднее для бабы?

— Ну…

— Оттого любая и смотрит, чтобы муж ей достался толковый. Но по юности и глупости порой всякое случается. Потому обычно родители и приглядывают.

— А тут случай свел…

— Счастливый случай! — порывисто произнесла она. — Оттого я за отца на тебя и не злюсь. Убивал его не ты и не по твоему слову. С Борятой он повздорил. И сам, по глупости, сгубил себя. Мама ему сказывала — помалкивать. Но нет. Он думал, что побояться с Араком связываться…

— Не побоялись…

— А зря! Я чую! От него кровью и смертью пахнет!

— А от меня?

— Что?

— А от меня этим не пахнет? Ни смертью, ни кровью?

— Что ты? Нет! Я видела взгляд Арака. Он хотел тебя убить!

— А я — его. И мы просто стояли — болтали. Как видишь — в жизни случаются огорчения.

— Он тебя убьет! Он не простит!

— Ты думаешь, мы зря делаем щиты, копья и дротики?

— Их много! Их войско — что тьма несокрушимая!

— Поэтому их бьют гёты, да?

— Языгов!

— А чем они, окромя названия отличаются? Сарматы и сарматы. Традиционно сильные верхом и слабые пешком. Кроме того, Сарак не сможет поднять всех роксоланов. Никак. Это же смешно. Как вообще об этом можно подумать?

— Почему это? — нахмурилась жена.

— Потому что им придется предстать перед своим правителем и покаяться. Рассказав о провале порученного им дело. А он им за это может и голову снять. Понимаешь? Что Арак, что Сарак скованы по рукам и ногам. Кого-то со стороны подтянуть могут. Но осторожно. Чтобы их правитель не прознал. Малым отрядом выступить в состоянии. Вроде как набежников погонять. Но и все.

— Боже… боже…

— Не переживай милая, мы справимся.

— Как бы я хотела закрыть глаза, и открыв — не увидеть более этой беды. Хорошо ведь жили.

— Как же хорошо мы плохо жили, — усмехнулся Беромир, припомнив строчку одной из песен группы «Ленинград». И, видя непонимание на лице жены, перевел.

— Почему же плохо?

— Нас грабили. Нас убивали. Нас угоняли в рабство. Из-за чего мы сидели как зайцы под кустом и голодали. Гордость нужно иметь. И драться за себя и свое будущее.

— Но ведь убьют же!

— Знаешь почему твоя мать меня не отговаривала?

— Знаю. — нахмурилась Злата.

— Право есть только у того, кто может его отстоять. А слышат лишь тех, кто в состоянии не только зубы повыбивать, но и глаз на жопу натянуть. К сожалению — этот мир принадлежит сильным.

— А богатые?

— Что стоят богатые, если у них нет силы? — усмехнулся Беромир. — Порой они в состоянии заморочить людям голову. Через страх или пустые посулы. Но рано или поздно появится тот, кто силой оружия решит этот вопрос. Понимаешь? Если у богатого в руке нет копья, меча или топора, то он либо станет бедным, либо мертвым.

— А ежели все по обычаю?

— А это и будет по обычаю. Кто сильнее, тот и прав. Ну, что ты на меня смотришь? Такова жизнь.

— Тогда зачем ты собираешься драться с роксоланами? Они же сильнее.

— Нет, — улыбнулся Беромир. — Я сильнее.

— Ты так веришь в себя?

— А кто еще в меня будет верить? Ты вон — под лавку хочешь забиться. А мать твоя верит. Ради этого на смерть пошла.

— Я…

— Что? В чем сила? Скажи мне?

— Я не знаю, — растерянно ответила она.

— В правде. А правда — в деле. Не переживай. Наше дело правое. Мы победим. К тому же с нами сам Перун. Кто против нас выстоит?

— А если нет?

— Тогда мы умрем. — расплылся в улыбке Беромир. — Но об этом лучше не думай. Верь в меня. Верь в волю Перуна. И все будет хорошо.

— Тебе легко говорить. — покачала головой Злата. — С тобой говорят боги. Как мне быть? Я же с ума от ужаса сойду.

— Просто верь. В меня. Вера жены в мужа повышает его удачу. Боги любят такое…

К концу разговора от слез не осталось и следа.

Более того, ситуация так сложилась, что Беромиру ничего не оставалось, как полезть жене под юбку. Просто для закрепления своего внушения. Ну и наобнимались…

— А ну, разойдись! — раздался голос Дарьи где-то на улице. — Ну! Что тут засели? На будущее лето и сами по бабе получите! Неча! Неча!

И раздался топот убегающих ног.

— Ха! Да ты краснеешь! — хохотнул Беромир.

— Неловко при свете дня. — тихо ответила супруга.

— Как будто мы что-то зазорное сделали.

— А… — начало было говорить Злата, но осеклась.

— Что?

— У меня из головы не идет. Борята и другие спешно так уехали. Я мыслила, что они еще долго объедать нас будут. Всяко лучше, чем со своего кормиться.

— Дело у них. Важное.

— У всех разом?

— Я сделал им кое-какое предложение. И им теперь надобно с людьми поговорить.

— Какое же? — тихонько, голосом заговорщика спросила Злата, глазки которой вспыхнули любопытством.

— Пусть это станет приятной неожиданностью.

— Я же умру от любопытства.

— Верь в мужа, и все будет хорошо.

— Беромир! — раздался от двери голос Дарьи. — Нашли время! Эти оболтусу все забросили и подсматривали.

— Нет, не как так можно⁈ — наигранно воскликнул ведун. — Я их отправил подслушивать, а они подсматривают! Выпороть их мало!

— И не говори, — усмехнулась ведьма Мары. — Позволь, я угощу их своим новым зельем?

— Оно на заячьем помете?

— Нет.

— Жаль, жаль… давай это обсудим позже. Надо идти — за ними присматривать. А то, как мне кажется, эти прохвосты опять не выполняют мои поручения…

Глава 8

167, октябрь, 14

— Эй! Вставай! — крикнул надсмотрщик.

Рабы заозирались.

— Ты! Да! Ты! Сюда иди! — рявкнул он, указывая плеткой на мрачного мужчину в дальнем углу, что глядел на него исподлобья.

Тот медленно встал. И чуть пошатываясь, направился к надсмотрщику. Который было хотел его ударить, чтобы ускорить, и даже замахнулся, но передумал, столкнувшись со взглядом.

— А ну! Пошел! — пихнул он его, выталкивая из барака.

Мужчину намедни крепко выпороли.

В очередной раз.

Плохой из него раб получался. Дерзкий слишком. И острый на язык. Вот и выхватывал. Но нрав свой переступить не мог. Поэтому постоянно присматривался, прикидывая как бы напасть половчее на надсмотрщика или, что лучше, на хозяина. И убить. Чтобы если и не вырваться на свободу, то хотя бы жизнь продать подороже.

Это легко считывалось.

Взгляд такой не перепутать, особенно для опытных в профессии людей. Вот они его и пасли, держась максимально осторожно. Да, этот раб не был воином. Но только это его и спасало от ликвидации на всякий случай. С этим-то надеялись справиться.

— На рудники его надо, — буркнул один из надсмотрщиков. — Там быстро станет мягким и покладистым.

— Или сдохнет. — возразил его напарник.

— Еще лучше. Я бы на месте хозяина давно бы его запорол насмерть.

— Ты — не хозяин. А он деньги считать умеет.

— Да какие тут деньги? Он ведь просто жрет и пьет. Какая от него польза? Строптивая тварь! Как и вся его семейка! У-у-у…

Он попытался едва плетущегося мужчину хлестнуть плеткой по спине, но напарник перехватил его удар.

— Ты чего⁈

— К хозяину гость приехал. Они поговорили. И нас послали за этим строптивцем, а иных за его семьей.

— И что? Ему не убудет!

— Товар портишь? Хочешь, чтобы тебя самого испортили? — холодно процедил напарник. — И меня за компанию?

— Да ладно, ладно тебе! Пошутить уже нельзя… — примирительно поднял руку злобный надсмотрщик.

Дальше шли тихо…

— Доставил, — произнес старший надсмотрщик, вталкивая мужчину в зал.

— Фу! Чего он такой грязный!

— Он был среди наказанных.

— Был? А мне кажется, он оттуда не вылазил. И что в этот раз натворил?

— Полез в драку с надсмотрщиком, когда тот ударил какую-то рабыню. Попытался. Сил совсем мало.

— Ее? — спросил хозяин, кивнув в сторону.

— Да. Насколько я знаю, она в прошлом была его женой.

— Ну и зачем они тебе? — поинтересовался хозяин у своего гостя. — Видишь же — дикие совсем. Только что шерстью не покрыты с головы до ног.

Купец встал.

Подошел к рабу.

— Помнишь меня? — спросил он на праславянском языке.

Мужчина промолчал, хотя по лицу было видно — узнал.

— Не хочешь отвечать?

Тот снова промолчал равнодушно.

— Почему он молчит? — спросил торговый гость, вернувшись на латынь.

— Потому что я ему не разрешил! — хохотнул хозяин.

— Ну так разреши!

— Отвечай, когда спрашивают! — рявкнул этот дородный персонаж, обращаясь к рабу.

Мужчина в ответ лишь едва заметно усмехнулся.

— Твой сын жив. — подойдя ближе, вкрадчивым тоном сказал купец.

Никакой реакции.

А вот женщина и юная особа рядом с ней ахнули.

— Он жив, — повернувшись к ним, повторил гость. — Ныне он ведун Близнецов, и зовется Беромир. Это его имя в пробуждении.

— Быть такого не может! Наш Неждан умер! — вскрикнула женщина. — Я сама видела, как он бездыханный упал в реку!

— Его спасли боги. Он вышел из реки, обретя великие знания. И теперь возглавил восстание против роксоланов. Поговаривают даже, что он метит в князья.

— Зачем ты это говоришь нам? — впервые произнес хоть что-то мужчина-раб.

— Я торгую с ним. И хочу сделать ему приятно — вернуть семью.

— Не лучше ли их передать Сараку? — поинтересовался хозяин.

— Если ты настолько не дорожишь своей жизнью, то да, это будет хорошее решение. — излишне нервно ответил купец.

— При чем тут моя жизнь? — немало напрягся упитанный персонаж, развалившийся на кушетке.

— Скажи мне, что сделает с тобой наместник, если узнает о срыве по твоей глупости жизненно-важной для империи торговли?

— Какая торговля⁈ Что ты несешь⁈

— Вот, — достал гость из кармана компас. — Перед тобой устройство, созданное при участии бога. Личном. Оно неказисто на вид. Но оно всегда указывает на север. Видишь? — покрутил он компасом.

— Вижу, — несколько ошарашенно ответил хозяин.

— Знаешь, КАК оно поможет нашим морякам?

— Представляю. Но при чем тут эти лесные оборванцы?

— Этот делает Беромир. Только он. И только там — в глуши. Такова воля бога, который его вернул к жизни. А еще их сын может в глухих, диких лесах добывать сахар и особое железо, идущее к нам из Индии за совершенно невероятные деньги. Хочешь это сорвать?

— Ну что ты начинаешь⁈ Я ведь только предположил!

— А вот думать надо, когда предполагаешь! Или ты думаешь, я бы прибежал сюда сразу после тяжелой торговли из-за каких-то глупостей⁈ Делать мне больше нечего. Пока по всем этим рекам и протоком пройдешь — с ума сойдешь. Но сам ведаешь — не из-за горсти ячменя туда ходим. — разошелся купец, которого по какой-то причине слова этого персонажа задели не на шутку.

— Спокойнее! Хочешь, я тебе подарю новую молодую рабыню?

— Не заговаривай зубы! Что с женой и сестрой?

— Да ничего, — развел он руками. — Они служанкам помогали.

— Ты ведь понял, о чем я спросил. Не так ли? Почему от ответа увиливаешь?

— Младшая — хороший товар. Никто ее не портил. А старшую я несколько раз давал в награду за покладистый характер и старательный труд.

— Несколько раз это сколько?

— Ну… я не знаю. Эй, — обратился он к старшему надсмотрщику. — Сколько ее отдавали?

— Три десятка раз, не меньше.

От этих слов хозяин немало удивился, а купец поморщился и произнес:

— Подумай над компенсацией.

— Что⁈ — охренев, переспросил упитанный персонаж.

— Я их забираю. И тебе нужно подумать над компенсацией. Им. Если они сдохнут или окажутся недовольны твоим приемом, это может сказаться уже на твоем здоровье. И, я надеюсь, ты их отпускаешь. Не так ли?

— Может тебе этого… как его? Бе… бе… что?

— Беромир. Медвежий человек.

— Медвежий! О-о-о… прям так серьезно? Может тебе его просто силой взять? И тоже в рабы обратить? Зачем все это? Какой-то варвар и оборванец в какой глуши. Плюнуть и растереть! У тебя своих ребят не осталось? Так я дам тебе десяток своих. Они любого, даже самого буйного изловят.

— Ты меня вообще слушал? — как-то очень скверно улыбнулся купец.

— Да. А что не так?

— ОН ПОДНЯЛ ВОССТАНИЕ! Это тебе ничего не говорит⁈ — рявкнул он. — Беромир постоянно окружен учениками. Пока плохо вооруженными, но их два десятка. В их руках я видел копья со щитами и пилумы. А также ножи, топоры и булавы. Да и иное. Чему он их учит, догадываешься? Я своими глазами видел поле для воинских упражнений. По прошлой осени ни учеников, ни поля еще не было, как и всего этого оружия.

— Пилумы, говоришь? — нахмурился хозяин, которого это слово сильно напрягло. Он, как и купец в прошлом служил в легионе и отлично понимал весомость этого аргумента, если правильно применять. Собственно, там, на службе, они и познакомились.

— Да. Пилумы. Иди — возьми. И он, насколько я понимаю, прекрасно понимает, что это и зачем. Он мог перебить всех моих ребят и захватить корабль. Легко. Почти без потерь. Мы ведь без лорик ходим. Да и вооружены умеренно.

— Неужели на него не найти управы?

— А зачем? Вот выделит мне наместник центурию. Схожу я к нему. Возьму в полон. И что дальше?

— Как что? Будет сидеть в Оливии или еще где и делать тебе такие штуки, — кивнул он в сторону компаса. — Как честно добытый в бою раб.

— А если нет? С его слов — этот сделано с помощью бога. Его бога. И у меня нет никаких оснований ему не верить. Думаешь, богу понравится эта выходка?

— Ну… мы можем принести ему жертву.

— Ой дурак… — покачал головой купец. — Там, в тех лесах, есть какое-то место силы. Как у кельтов. Он связан с ним. В таких делах не врут. Тем более, я помню этого Беромира, когда он был еще мальчиком. Он преобразился невероятно и обрел знания, которыми и лучшие ученые мужи Рима не владеют. В рабы… — покачал головой купец.

— Ну…

— Что «ну»? Слажу с Беромиром — сделаю карьеру. Провалюсь — головы не сношу. И будь уверен — тебя я не забуду и молчать не стану.

— Ты не серчай! Не серчай! — затараторил упитанный персонаж, явно струхнув. — Видишь — объяснил, и я все понял. Большую компенсацию надо?

— А ты у него лучше спроси. — кивнул гость на раба.

— Ну, чего хочешь?

— Смелее, — подбодрил его купец.

— Одежду хочу, новую, дорогую, ярко-крашенную всем нам. Чтобы выглядели достойно. Украшения жене и дочке из серебра и золота. Мне нож да тугой кошель серебра. И его, — указал он на злобного надсмотрщика.

— Как его? Зачем? Почему? — удивился хозяин.

— В рабство мне его отдай.

— Зачем он тебе? — удивился гость.

— Перуну в жертву принесем. В благодарность за справедливость.

— Фу… варварство! — фыркнул хозяин. Надсмотрщик же нешуточно струхнул и побледнел.

— А почему именно его? — поинтересовался гость торговый.

— Он в усладу людей бьет и мучает. Это говорит о гнилой душе. Да и не только это. Увидев, что меня это особо злит, он жену мою старался как можно чаще отдавать в награду. И сам ее пользовал прямо на моих глазах. Будет справедливо, если этого мерзавца принести в жертву небесному судье.

— Он тебе дорог? — поинтересовался купец у хозяина.

— Что вы его слушаете⁈ — взвился надсмотрщик. — Как же меня можно в рабство⁈ За что⁈ За то, что обязанности свои выполнял?

— Я не могу сдавать своих людей. Так нельзя. — покачал головой хозяин. — Кто из них сохранит мне верность, если я с ними так обходиться стану?

— Видишь? Никак. — развел гость руками, обращаясь к рабу. — Выбери иное.

— Нет. Или так, или никак. — причем взгляд его очень нехорошо сверкнул. Этот год рабства сильно изменил мужчину. Иного бы сломал, а у него словно хороший скульптур оголил натуру, сделав ее фактурной.

— Вот заладил! — выкрикнул хозяин, которому этот взгляд очень не понравился.

— Он лгал тебе. Он вредил тебе. Он воровал у тебя. А ты его защищаешь. Хочешь, чтобы над тобой и дальше все посмеивались? — холодно поинтересовался мужчина.

— Вот не надо выдумывать! — взвился хозяин.

— Посмотри в его мошну.

— Что⁈ Зачем? — обеспокоился злобный надсмотрщик.

— Что у него там?

— Посмотри.

— Да что вы его слушаете⁈ Вы чего⁈

Старший надсмотрщик подошел к этому кадру и молча сорвал кошелек с пояса. Распустил завязки. Открыл. И удивился.

— Что там?

Он молча подошел и протянул его упитанному персонажу на кушетке.

— Оу… — покачал головой хозяин. — И откуда это у тебя?

— Я… я… нашел! — произнес он и попятился, но старший надсмотрщик придержал его за шиворот туники, демонстративно положив руку на оружие. И взглянул так, что не пересказать. Ведь получается, что этот кадр подставил их всех. Кого-то больше, кого-то меньше. Из-за чего он смотрел на этого деятеля как на кусок мяса, который собирался разделывать.

— Ты откуда узнал, что он ворует? — обратился хозяин к рабу-мужчине.

— Да все знали, что он ворует у тебя и покрывает какие-то еще делишки. Когда выходил к тебе, я глянул — мошна чем-то набита. Значит точно что-то утащил. По утру-то он приходил всегда с тощей.

— Наблюдательный…

— Рабы многое видят. Никто ведь на нас не обращает внимания.

— И многие у меня воруют?

— Ты с рабами как со скотом обращаешься. Зачем мне тебе помогать? Но эта тварь мне нужна. А остальные без надобности. Сам их распустил, сам с ними и разбирайся.

Этот персонаж гневливо на него посмотрел, борясь с желанием выпороть.

— Выдохни, — усмехнулся купец. — Его сын еще большая язва. А у него ныне сестрица объявилась — ведьма Мары — вот где ужас.

— Какая еще сестра? — удивился мужчина-раб.

— Обряд он какой-то провел, и стали они с Велте из Красных волков названными братом да сестрой перед ликом Перуна. Он еще и Злату в жены взял.

— Какую Злату? Дочь Гостяты⁈

— Ее.

— Да как он позволил⁈

— А его не спрашивали. Борята выпустил ему кишки в круге.

— Что⁈

— По многим землям вокруг поубивали тех, кто за роксоланов стоял. Иной раз с семьями. Сказывают — Беромир подбил…

В этот момент злобный надсмотрщик, улучшив момент, развернулся и дал стрекача. Стараясь убежать.

— Взять! — рявкнул хозяин.

И завертелось.

Беглец бежал отчаянно, пытаясь оторваться и уйти. Взять его удалось только на улице. Да и там — не сразу. Петлял как опытный заяц и эпизодически прятался. Битый часа пробегать за ним пришлось. Но и то — впустую. Поняв, что ему не уйти, он выхватил свой кинжал и бросился на него. Метя так, чтобы широкий клинок пугио[21] вошел ему прямо под ребра. Так что до усадьбы донесли уже остывающий труп.

— Сам видишь, судьба, — развел руками хозяин, обращаясь к рабу… к бывшему рабу, то есть. Того с семьей отмывали. Заодно подвергая осмотру эскулапа. Готовя к тому, чтобы провести процедуру освобождения в магистрате.

— Я не смогу отблагодарить Перуна.

— Брось. Умереть с таким позором на виду у всего города — дорогого стоит. Твой сын поднял восстание против роксоланов. Я знаю, чем тебе возместить эту жертву…

Тем временем Беромир сидел на бревне у реки и беседовал с Вернидубом. Спокойно и благодушно. Тот намедни приехал, и они много разговаривали.

— Тебя хотят видеть в роще.

— В какой еще роще?

— Я ранее не говорил, ибо не требовалось. Роща у нас есть священная, дубовая. Там по важным делам собираются ведуны.

— Ясно. И зачем я там?

— Ты ведь ведун. Надо представиться. Да и… понимаешь, вопросы у них есть к тебе. Увлекло их твое сказание о предках. Как и мои пересказы про луну, солнце и прочее. Они хотят тебя попросить рассказать все предание.

— Все не могу.

— Почему?

— Я и сам не знаю, что вложил в мою голову Велес. Давай сделаем так. Мне сейчас в рощу ходить не с руки. Дел столько, что не продохнуть. Что же до рассказа… пойдем. — произнес он вставая. — Я не хотел это раньше времени показывать никому…

Через четверть часа они вернулись на ту же лавочку читать большую легенду, которую сочинил Беромир. Религиозный миф. Основной, если так можно сказать. В котором было все: и творение, и апокалипсис, и спасение. В нем ведун попробовал объединить известные ему научные сведения, местные сказания, во многом отрывочные и противоречивые, а также какую-нибудь стройную мотивационную модель. Заодно надергав всякой эстетики и интересных «фишек» отовсюду, не стесняясь. Ограничиваясь только своими воспоминаниями о реальных культах или даже вымышленных.

Вот и сидели: читали, разбирали.

И Вернидубу нравилось.

Его глаза прямо светились. Ибо Перун становился верховным правителем небесным. Судьей и покровителем воинов. А все остальные — свита его. За исключением Сварога и Матери-земли. Эта парочка выводилась как полноценные хтонические божества, которые столь велики, что в жизни простых смертных участия почти не принимают. Напрямую.

При этом Беромир не выводил парадигму Бог — Антибог, которые борются за души и власть. В его мифе вся полнота власти принадлежит Перуну, который активно не лезет в жизнь смертных. Ибо своих дел хватает. У людей же полная свобода воли. Но такая, с нюансом. Что сами наворотили — за то им отвечать. Лично. Персонально. И покаяние при этом наглухо отсутствовало как идея. Вместо него имелись весы, на которых взвешивали хорошие и плохие дела после смерти. Да и вообще библейская формула «по делам их узнаете их» разворачивалась во всю ширь и глубину…

Глава 9

167, октябрь, 22

— А это ты, Маркус? Входи. Что у тебя? — спросил командир векселяции[22], что стояла в Оливии.

— Я нашел их.

— Кого? Хотя погоди, — отмахнулся он, словно вспомнив что-то важное. — Ты нож проверил?

— В Феодосии я нашел хорошего кузнеца. Он прибыл туда для работы над дорогим заказом. И он все подтвердил, долго ругаясь на то, что этот, практически бесценный металл доверили безрукому кузнецу, который выковал из него эту грубую поделку.

— Значит, подтвердилось.

— Да. И сахар, и железо, и компас. Я, кстати, нож отдал тому кузнецу из Феодосии на перековку. Он сказал, что сделает из него в этот раз настоящий шедевр бесплатно, если мы будем в дальнейшем размещать заказы у него. Пришлось пообещать.

— Так-так… — пробормотал центурион, постукивая пальцами по столу. — По деньгам что получилось?

— Сахар я сдал по весу из расчета восемь из десяти долей золотом. Вышло сорок четыре либры.

— СОРОК ЧЕТЫРЕ либры золота⁈ — ахнул командир векселяции.

— Да. И это только за сахар.

— С компасом как поступим?

— Предлагаю послать нашему старому командиру с описанием и просьбой переслать Ему. — поднял Маркус глаза к потолку. — Как подарок.

— Не рано ли?

— Ты думаешь, что приносить хорошие новости когда-нибудь бывает рано? — усмехнулся Маркус. — Согласись, получить новый дешевый источник сахара и славного железа — великое дело, да и компас — подарок небес. Но куда ценнее другое. Если мы своевременно поддержим восстание Беромира, то сможем сковать силы сарматов и они ослабят давление на Мёзию, Дакию и Паннонию.

— Ты так в него веришь, в этого… как его?

— Беромира. Нет, я не верю. Но это возможность. Почему бы ей не воспользоваться?

— Оливия находится под нашей защитой только потому, что окрестные рода языгов и роксоланов заинтересованы в торговле. И наше положение шаткое. Очень шаткое. Ты хочешь дать им повод?

— Риск есть, — охотно согласился Маркус. — Но и награда велика. Разбогатеем. Попадем на глаза Самого. Мало?

— Это либо начало большого пути, либо смерть. Утраты Оливии нам не простят. Ни тебе, ни мне.

— Иными словами, ты отказываешься и мне действовать самому на свой страх и риск?

— Нет! — излишне резко выкрикнул центурион.

— Что «нет»?

— Я не отказываюсь, — чуть охрипшим голосом ответил он.

— Хорошо, — улыбнулся Маркус и, достав из сумы несколько тугих кошельков, положил их на стол.

— Что это?

— Золото. Считай, что это мой вклад в укреплении векселяции.

— Сколько здесь?

— Двести золотых[23]. Сам подумай, как ими распорядится. Ситуация не простая.

— А их не мало?

— Сейчас — так. На новый год будет больше. Сильно больше, если я вложу все свободные деньги в дело. Ты, разумеется, тоже не будешь обделен. И тут потребуется твоя помощь.

— Какая?

— Беромир заказал лорики ламинаты и спаты.

— Ого! — воскликнул центурион и присвистнул. — Это кто его надоумил?

— Его божественный покровитель. Что ты на меня так смотришь? Я его, когда слушаю — едва с ума не схожу.

— Откуда я для него достану ламинаты? Я для своих то выбить их не могу. У троих только имеются. Нет. Здесь я тебе не помощник, — покачал головой центурион. — Идет война. Все что производится хорошего уходит в полевую армию.

— Он понимает, что будет сложно. Поэтому готов на другие виды лорик. Что мы можем достать?

— Да я даже не знаю, — пожал плечами центурион.

— А кто знает?

— Надо послать человечка в барбакарии[24]. Может, там что-то найдет?

— Он хочет наше снаряжение для легионеров. И сказал, что проверять будет придирчиво.

— Ты же понимаешь, что это едва ли возможно?

— Ты можешь через Маркуса Понтия Лелиана[25] получить разрешение на создание ауксилии[26] здесь — в Оливии.

— Денег он на нее не даст.

— А и не надо. Напиши, что в связи с ростом угрозы местные жители готовы оплатить ее создание. Пусть даже небольшой. Главное — дополнительно укрепить гарнизон.

— Ну… хм… да, так, пожалуй, он утвердит. И что дальше?

— А дальше она отправится со мной на торг и погибнет, защищая ценные товары. — улыбнулся купец.

— Как бы мне по голове не прилетело. — покачал центурион с сомнением головой.

— За что? Ты на пожертвования, — кивнул купец на кошельки с золотыми монетами, — собрал небольшую ауксилию, которая позволила привести в Рим товары, многократно превосходящие затраты. Никто и слова не скажет!

— Скажут, еще как скажут. — фыркнул командир вексиляции. — Давно ты службу оставил. Ой давно. Завистники станут жаловаться.

— Поэтому я и предлагаю переслать компас в подарок Самому. С пояснениями.

— А ты уверен, что этот Беромир доживет до торга? И что ему будет чем расплачиваться?

— Нет, — максимально искренне произнес Маркус. — Я понимаю — это риск. Но лично ты ничем не рискуешь. Даже если он помрет, то ты действительно сделаешь ауксилию небольшую.

— А ты?

— А я потеряю деньги и репутацию. Потому что хочу поставить на это дело все.

— С ума сошел⁈

— Мыслю — до следующей зимы он доживет. Вряд ли ближайшим летом против него пошлют значимые силы. Отобьется. Должен отбиться. А дальше — не угадать. Поэтому я ему и сказал, чтобы он готовил товаров побольше.

— Хочешь урвать?

— А ты нет? — усмехнулся купец.

— Будешь на свои крутится?

— Все зависит от того, что ответит наш старый командир. Ты, кстати, съездить к нему не можешь? С прошением. Проговорив на словах. Он должен понять.

— И какой будет его доля?

— Вот! — назидательно поднял палец Маркус. — Таким ты мне нравишься больше. Может, вместе и поедем?

— Подумаю. — сделав неопределенный жест, ответил центурион. — Кстати, а чего ты там в самом начале говорил?

— Я нашел семью Беромира. У Секста она оказалась.

— Забрал?

— Обижаешь, — улыбнулся купец. — Конечно, забрал.

— Во что они обошлись?

— Он отпустил их, выписав вольные. И отцу, и матери, и сестре Беромира. Как его вклад в общее дело. А если наш командир поддержит нас, то Секст поучаствует в «пожертвовании» города Оливия на создание ауксилии.

— Угу… угу… интересно. Слушай, а в каком его отец состоянии? Его сильно измордовали?

— Он слишком гордый. Вот Секст его и ломал по своему обыкновению.

— Удалось?

— Не думаю. Еще бы несколько месяцев и все. Он скорее умрет, чем сломается.

— Сейчас как он себя чувствует? Уверен, что довезешь?

— Он везучий. Его обидчик из надсмотрщиков мертв. А он — не только жив, но и свободен. Боги явно ему благоволят. Да и сестру Беромира не продали никому для утех.

— Почему это?

— Боров хотел дать ей некоторое образование, чтобы выручить больше денег. Вот и держал при себе.

— Ясно. Хорошо. Ты их с собой сюда притащил?

— Да. Конечно.

— Пригласи отца… а лучше всю семью. Я хочу с ним поговорить.

Маркус пожал плечами и на несколько минут вышел. Вернувшись уже с ними.

— Как звать? — поинтересовался центурион, после того как внимательно оглядел гостей. Одетых уже по римским обычаям и довольно прилично. На улице бы никто и слова не сказал — уважаемые люди. Разве что излишне изможденные и худые. Но в жизни всякое бывает. Женщины выглядели обычно, а вот мужчина смотрел на него прямо и мрачно. Так если и не на врагов смотрят, то на недругов уж точно.

— Путята. — после затянувшейся паузы ответил он.

— А их? — кивнул командир векселяции в сторону жены и дочери.

— Цветана и Забава.

Центурион кивнул. Что-то у себя пометил и, подняв взор, поинтересовался:

— Ты сыну помочь хочешь?

— Говори сразу о деле. — поморщился Путята.

— Знаешь, зачем вас вызволили из рабства?

— За ради торга с сыном. Чтобы купить его расположение.

— Не совсем. Но пусть так. Смотри. Торг дорогой. Людей у Маркуса, — кивнул он на купца, — мало. И я буду создавать ауксилию для охранения, для которой мне нужен командир.

— Проще скажи. Я ваш язык плохо разумею. — честно ответил Путята.

— Куда уж проще? — немного удивился центурион. — Я хочу, чтобы ты возглавил охрану торговых кораблей. Тех, которые станут ходить к твоему сыну.

— Я не воин.

— Воинами не рождаются, ими становятся. То, что ты не сломался у Борова — для меня достаточная рекомендация.

— Зачем мне это делать? Ваш торг — ваши проблемы.

— Я оформлю тебя и тех, кого ты укажешь, как ауксилию. Через тридцать лет службы ты и все твои потомки получат римское гражданство. Погибнешь или умрешь иначе — вся служба зачтется, если не совершишь измены. На время службы — права, довольствие и жалование командира ауксилии.

— Зачем мне римское гражданство?

Центурион и купец даже как-то растерялись и переглянулись удивленно.

— Тебе, оно может и не нужно, — заметил после небольшой паузы Маркус, — а дочери пригодится. И сыну.

— Я так не думаю.

— Экий ты колючий. Иные бы обрадовались, а ты вон — смурной стоишь.

— Я не иные. Меня захватили в плен и продали в рабство. Я должен радоваться и скакать от счастья? И если бы не мой сын, то так бы у вас и сдох в мучениях.

— Слушай, — подался ближе купец. — Жалование командира ауксилии тысяча денариев в год. Так ведь? — скосился он на центуриона.

— Возможны варианты. Нужно ждать утверждения. Уверен, что, если торговля пойдет, можно и больше получить.

— Вот! Это хорошие деньги. Ты сможешь и сам хорошо жить, и дочери приданное соберешь. Да и вообще — это статус и уважение. Кем ты был раньше?

— Землю пахал.

— А будешь при оружии и броне. Заодно очень поможешь сыну. Роксоланы, языги и гёты почти наверняка будут пытаться ограбить торговые корабли. Что на пути к вам, что обратно. Сам понимаешь — если их разорят, до вас ни соль, ни прочее полезное просто не доберется.

— Кто будет под моим началом?

— Кого выберешь, — пожал плечами центурион.

— Я могу взять рабов из наших?

— Да, я улажу, — произнес купец, упредив командира векселяции.

— Через Борова?

— Да. Мы сможем сплавать в Тавриду или даже в Трапезус. Крепких ребят поискать. Путята прав. Если вытащить таких, они будут обязаны и оттого верны.

— Ну что, согласен? — поинтересовался у бывшего раба центурион.

— Я могу подумать?

— Разумеется. Трех дней хватит?

— Да.

— Хорошо. Ступайте. — кивнул центурион, завершая разговор…

Глава 10

167, октябрь, 28

— Куда прешь! — рявкнул мужской голос.

И мимо пронесся всадник.

Да так, что Миле пришлось невольно отступить… скорее даже шарахнуться. То ли действительно спешил, то ли решил покрасоваться. Хорошо хоть плеткой не огрел — вон как близко к лицу свистнула.

Чуть позже еще.

И еще.

Над ней откровенно издевались. А данный ей сопровождающий не вмешивался. И только посмеивался. На него-то всадники не пытались наехать.

Каждый шаг давался тяжело. Приходилось крутить головой, опасаясь пакости с любой стороны. Но она все ж таки добралась до центрального шатра, стоящего на небольшом холме.

Ненадолго замялась в нерешительности. Сопровождающий же, излишне грубо отпихнув ее в сторону под смешки несколько человек, стоящих неподалеку, и нырнул внутрь — за полог. Но почти сразу вернулся, да не один, а в сопровождении Арака.

— Ну пошли, — едко оскалившись, произнес этот сборщик дани и щелкнул кинжалом на поясе, заметно обнажив его клинок. Провокационно и излишне агрессивно.

Он всю дорогу себя так вел.

Да и здесь, куда ни плюнь — на нее смотрели как на неполноценного человека. Все. И мужчины, и женщины, и дети. Совсем уж открыто не задирали, но позволяли себе очень многое. Слишком многое.

Мила держалась.

С трудом.

Внутри все трепетало то от страха, то от ярости. Но внешне — холодная отстраненность и даже определенная гордость. Вон — нос задирала, стараясь выглядеть в достаточной степени гордой.

Вот и сейчас — проигнорировав подначку Арака, вошла внутрь.

Спокойно оглядела всех присутствующих и поклонилась Сараку. Она его, конечно, лично не встречала, в отличие от покойного мужа, но определить старшего по занимаемому месту, позе, взгляду и одежде не составило труда.

— Мир и здоровье этому дому. — поклонившись, произнесла она.

— Ты Мила жена Гостяты? — спросил Сарак, проигнорировав ее приветствие.

— Она самая.

— Что с ним случилось?

— Его обвинили в том, что он набег навел. Людей под разорение и рабство подставил. И отправил Боряту искать медведя, который, дескать, скотину повадился драть. Но совершенно в другом месте.

— У тех, кто обвинял его, имелись видаки?

— Нет. Просто обвинили и в круг вызвали. Борята это сделал. Он его и убил, вспоров живот копьем.

— Видишь, брат? Как я и говорил — совсем страх потеряли. — заметил Арак.

— Что это у тебя в руках?

— Дары, которые прислал мой зять — Беромир. — произнесла она и, медленно сделав пару шагов, опустилась на колени, начав извлекать подарки.

— Он прислал мне ножи? Он думает, что у меня нет ножей? Хочет меня оскорбить?

— Эти ножи из ниспосланной ему богом индийской стали. Лучшей в мире. Говорят, что она в торг идет на вес золотом.

— Топор из нее же? — намного более добродушно поинтересовался Сарак.

— Конечно. Мой зять прислал тебе все самое лучшее, что у него есть.

— А это что? В берестяном туеске.

— Сладкий песок. Его ему даровал Хозяин леса.

— Это еще кто такой? Почему я о нем не знаю? Он за промысел дань платит или чем он живет?

— Нет, не платит. И платить не будет. Потому что Хозяин леса — это бог, и зовут его иначе Велесом. Он служит только Перуну — брату своему и грозному небесному судье.

— И как понимать твои слова? — напрягся Сарак. — Что значит бог даровал?

— Так и понимать. Мой зять — великий ведун. Боги благоволят ему, разговаривают с ним, порой даруют что-то вроде железа этого дивного или сахара.

— Они настолько ему благоволят, что он возгордился и стал изготавливать оружие да готовиться к войне?

— Дело не в гордости, а в великой печали. Наши земли терзают набеги. Чаша терпения наших богов оказалась переполнена. Вот они и ниспослали нам подмогу и защиту.

— Ваши земли под рукой нашего господина. — прошипел Сарак с явным раздражением. — Разве он не карает тех, кто приходит к вам в набеги? Какой еще вам надобно защиты?

— Мы хотим, чтобы эти люди умирали не после, а до того, как ограбят и разорят наши поселения, а людей угонят в полон. И мы хотим, чтобы люди, угнанные в полон, возвращались домой, а не оказывались на невольничьих рынках.

— Не многое ли вы хотите⁈

— А разве не это обещал нам наш господин?

Сарак нервно дернул щекой.

В принципе здесь находились только верные ему люди. Которые все знали и понимали. Так что вряд ли они побегут доносить. Но сам факт того, что подобные вопросы вообще стали озвучиваться — пугал. Сильно пугал.

С него ведь спросят.

И не потому, что он причинил какие-то значимые неприятности своему господину. Нет. Просто есть масса желающих занять его место. И они охотно воспользуются любым поводом для того, чтобы Сарака потеснить. Много кому хотелось сидеть на сборе дани, приторговывая рабами втихую.

Еще немного поговорили, и Мила удалилась.

— Как быстро этот Беромир укрепляется? — спросил один из сподвижников Сарака у Арака.

— У него уже под рукой два десятка мужчин с копьями, щитами и топорами. И Беромир выковал первый шлем. Не знаю, сколько он времени и сил на это потратил, но не удивлюсь, если к весне все его ученики обретут их.

— Шлем, значит. Угу… — тихо произнес Сарак.

— Да. К весне ситуация будет плохой. Они живут бедно, но все говорит о том, что к концу лета они сумеют до сотни воинов собирать. Пеших. Через год я почти уверен — нам придется проводить серьезный поход для их усмирения.

— И этот поход не удастся скрыть. — заметил один из сподвижников.

— Почему же? — встрял другой.

— Потому что даже сотню воинов не увести в леса тайно.

— Зачем же это делать тайно? — улыбнулся тот, второй сподвижник. — Сообщим, что гёты пытаются их заставить платить дань уже себе. И пойдем их… хм… защищать.

— Проболтаются же.

— Да ну, — отмахнулся он рукой. — Для надежности достаточно сотни всадников. Что их воины против наших? Грязь под ногами. Но этого числа слишком мало — не поверят. Возьмем три сотни. Из наших и дружественных родов. И наведем в лесах порядок, а то распустились. Заодно еще рабов наловим на продажу.

— А платить дань кто будет?

— Скажем, что гёты многих поубивали и мы милостью Его освободили их на десять лет от дани. Ибо не людей, ни еды. Там сущее опустошение.

— И он поверит? — усмехнулся Сарак.

— Продав рабов, мы поднесем ему богатые дары. А оружие Беромира и его воинов станет доказательством наших слов. Он же знает, что лесной народ живет в крайней нужде и бедности. И оружия не имеет железного.

— Только вот… хм… сладкий песок и индийское железо, — кивнул Сарак на подарки, лежащие у его ног. — Если Мила не обманула, то один этот нож стоит больше, чем десяток молодых и красивых невольниц.

— Если Беромира не укоротить — быть беде, — серьезно произнес Арак.

— А если укоротить — быть убытку. — нахмурился Сарак. — Если он будет платить дань в десяток таких ножей, мы через несколько лет с золота есть станем.

— А они?

— А что они?

— Через несколько лет этот Беромир уже сотню кованых воинов будет иметь под рукой. Или больше. Станет он после этого платить тебе дань?

— А почему нет? — усмехнулся Сарак. — Им соль нужна. Перережу торг ромейский — и все. Сразу сговорчивее окажутся. Воевать нам нет резона.

Арак от этих слов нахмурился.

Сарак замер.

Прищурился. И спустя несколько секунд раздраженно воскликнул:

— Вот только не говори мне, что ты уже что-то учудил!

— Я? Ничего.

— Врешь!

— Я просто…

— ЧТО⁈ Говори!

— Я… я в одном поселении просто проболтался о том, что Беромир очень хорошо расторговался. Выкупив все, что было у ромейского купца. И у него сейчас полно соли, железа и прочего.

— Послали же мне небеса брата, — тяжело вздохнул Сарак. — Они до весны подождут?

— Я сказал им, что до весны у него все разберут местные…

Беромир в это же самое время спокойно рисовал.

Сделал большую доску из струганных плах. Ну и пытался на ней изобразить узор для щита.

Получалось плохо.

По вполне банальной причине — рисовать он не умел. Что сейчас, что в прошлой жизни. Чертить — еще куда ни шло. А вот рисовать…

Поэтому он мучал своих учеников и женщин, заставляя их пытаться что-то малевать.

По кусочкам.

Собирая из них, как из аппликации картинку.

Разумеется, привлекал Беромир людей не постоянно. Нет. Да и сам не мог уделять слишком много времени этому занятию. Ученики его по несколько часов в день упражнялись на плацу, учась действовать слаженно. Быстро строиться, передвигаться, поворачивать, атаковать…

Залп двадцати двух плумов[27] производил на них неизгладимое впечатление. Воображения им вполне хватало, чтобы понять последствия для условного противника. Да и методичный обстрел обычными дротиками, запускаемыми атлатлем, тоже внушали. Изготовившись, они за минуту могли выбросить все свои боекомплекты.

Конечно, легкие дротики были неказисты и довольно слабы, но их было много. И на дистанции в тридцать-сорок шагов они давали хорошую плотность обстрела. Причем ведун уже начал опыты с плюмбатами, их аналогом. То есть, брал имеющиеся легкие, короткие дротики и ставил на них утяжелитель.

Поначалу он использовал свинец.

Но его было мало, и он требовался в других делах. Поэтому он пустил в дело отбракованное железо. То самое, которое оказывалось слишком ломким или еще в чем-то проблемным из-за большого количества примесей.

Подобрал подходящий вес. Сделал оснастку. Ну и «лепил» потихоньку. Расковывал небольшие толстые пластинки. Сворачивал их в трубку, ну и осаждал по форме, заодно сваривая кузнечным образом.

Оперения стал ставить. Из сыромятной кожи, то есть, твердое. Разной формы, как прямой, так и закрученной. И экспериментировал… экспериментировал… экспериментировал.

Но даже так было видно, что подобные плюмбаты, метаемые атлатлем, легко улетали вдвое дальше и существенно сильнее били. И это было не пределом. Упираясь во многом лишь в тренированность и слаженность бойцов…

А вот с пращами и бумерангами не упражнялись. Не до того. И так ребята оказались немало перегружены. День за днем уже почти месяц тренируясь до изнеможения. Перед сном. А потом попить водички, умыться и отбой.

Спали как младенцы.

С утра же их ждали дела по хозяйству, возня с рисованием и прочее. А после легкого ужина новая изнуряющая тренировка.

И опять.

И снова.

Зато залп пилумов получался вся слитнее и слитнее. Да и работа дротиками выходила лучше, с возможностью накрывать нужные участки по выбору. Ну и строевая радовала, что и не удивительно, так как на нее шел основной упор.

Пришлось, правда, завести себе барабанщика. Иначе не удавалось действовать синхронно. С помощью «клубов» Перуна подыскали несколько мальчиков-сирот лет десяти. И выбрали из них одного — достаточно здорового, смелого и с чувством ритма. Ну и выдали ему простенькую колотушку. Параллельно делая барабан… ну такой — небольшой. Чтобы он мог утащить.

Вот под этот барабан и ходили.

Учась попадать шагом в ритм. Что в известной степени и защищало строй от разрывов. Поначалу, правда, и это не спасало, ведь у всех людей свой шаг. Вот шеренга и распадалась. Но мало-помалу ученики привыкали. Кто-то старался ступать покороче, а кто-то и подлиннее, подстраиваясь под остальных.

Рисовали.

Добывали еду с дровами.

Возились с ремесленными задачами.

И тренировались.

Тренировались.

Тренировались.

Без выходных и проходных. Натурально поселившись в «дне сурка», только не таком безнадежном. Однако же местные, не привыкшие к таким нагрузкам психологически, натурально «трещали по швам» и подвывали. Скорее даже поскуливая. Настолько, что решились поднять этот вопрос. Хотя после свадьбы и той клятвы была как шелковые. Молча делая то, что им скажут. Но наболело…

— Куда же мы так спешим? — спросил как-то один из учеников на «перекуре». — Словно за нами кто-то ужасный гонится.

— Мы готовимся к отражению нападения.

— Так набежники никогда перед снегом или в снег не приходили. У нас еще о-го-го сколько времени. Зачем так стараться?

— А если нет? — вполне доброжелательно произнес Беромир. — А что будет, если в этот раз Арак поступит иначе? Мы ведь знаем этот обычай и можем подготовиться к нему.

— Почему ему так поступать? — удивился ученик.

— Например, если он опасается, что весной мы окажемся слишком сильными. — произнесла Дарья, вклинившаяся в разговор. — Вы видели, как Арак выглядел при разговоре?

— Словно он боялся, — сказала Злата. — Я страх хорошо чую.

— Серьезно? — удивился Беромир.

— Да. Кажется, словно человек пахнуть начинает как-то иначе.

— Злые языки, — с максимально серьезным лицом заметил ведун, — рекомендуют носить красную одежду, дабы враг не видел твою кровь, и коричневые порты — что не показывать ему свой страх.

Все посмеялись этой простой шутке. А потом Злата, улыбаясь, возразила:

— Нет. Я о другом, не настолько сильном страхе. Понимаешь… страх, он пахнет как-то по-особенному. Не могу объяснить. Просто чую.

— А ложь?

— Да, но слабее и не всегда.

— Все слышали? — обращаясь к ученикам, поинтересовался Беромир. — Она страх почуяла. Я и Дарья его увидели. Один из нас мог ошибиться, но втроем — вряд ли. Это говорит о том, что Арак боится нас. И может ударить тогда, когда мы не ждем.

— Если так будет рваться, то до весны мы и сами можем не дожить. — мрачно заметил один из учеников.

— А до весны и не надо. — мягко и добро улыбнулся им ведун. — Как я пойму, что вы готовы, то и выдохнем. Вон — одежду уже все почти перешили. Прекратим с ней возиться — сразу легче станет. Дальше-то у нас только с железом останется работа да упражнения выполнять. Но уже не так яростно.

— Может, и сейчас не спешить?

— До льда — самая опасность. — покачал головой Беромир. — Я бы и рад передохнуть. Сам устал жутко. Но… понимаете… самый удобный вариант для Арака — отправить набег по воде. Потому и рвусь. Зимой-то по лесам бродить никакого удовольствия. Так что, либо до весны ждать, либо стараться до льда проскочить. Потерпите. Сам вижу — тяжело. Но дадим слабину — нас всех вырежут…