Роза

Глава 2

5 марта 1950 года.

Умытый, с найоденным лбом, предстал в военной форме перед вип-зрителями. Навытяжку кривоватой шеренгой рядом стояли: Чернышов, Тарасов, Бобров и Шувалов. Кроме уже знакомых мне трёх маршалов, присутствовал, как позже в том времени называл его товарищ Хрущёв, – кровавый оппортунист Берия. Впрочем, на данный момент, тоже маршал. Генерал Аполлонов, стоящий позади Лаврентия Павловича, что-то шепнул всесильному министру. Тот, последним из маршалов, пожал сборникам руку, и сказал, что если будут предложения по сборной или затруднения – то, он поможет чем сможет. Говоря это, маршал через пенсне смотрел на меня так, что хотелось спрятаться за спину Шувалова. Никита Сергеевич Хрущёв предложил выпить за отца всех наших побед. «За Сталина!» – чокаясь со мной проорал Лёва Булганин. Его отец сурово посмотрел на «тёплого» отпрыска, и тот пробормотав «понял, понял», вышел освежиться. Булганин подошёл ко мне.

– Чем собираетесь заняться, молодой человек? – учтиво спросил меня член партийной элиты.

– Поеду на предсезонные сборы с футбольной командой ВВС. Перед этим хочу съездить в Горький во время отпуска, товарищ маршал, – по-изотовски чеканю я.

– Горький, – задумывается обладатель донкихотовской бородки, – Я там родился недалече. Чекистом в Нижнем в девятнадцатом был на железке.

Ухмыльнулся, видимо, вспомнив что-то. Подозвал, не успевшего взять со стола бокал, сына:

– Лев, вот товарищ спортсмен едет в Горький. У тебя там пять тётушек. Им мою доверенность на родительское наследство нужно отвести и подарки. (ко мне) Возьмёте его с собой? А то он один, я боюсь, от поезда отстанет…

Вздыхаю, и говорю:

– Так точно, товарищ маршал.

Выхожу со стадиона. Стайка детей и девушек подлетела едва я перешёл границу оцепления.

Расписываюсь в протянутых бумагах, билетах, тетрадях. Одна ловкая дамочка, улучив момент, хватает меня за уши и смачно с оттягом целует.

( https://youtu.be/NYSrqYYwq_k «Он мне нравится… Ты мне его… Чтобы каждый день ко мне! „Женитьба Бальзаминова…“» )

Под хохот девушек вытираюсь и, улыбнувшись, говорю:

– Будете хулиганить – домой пойду.

Подхожу к общежитию. Принимаю поздравления за матч. Проставляющийся Попандопуло травит армейскую байку товарищам:

– Был я значит в училище дежурным по роте. А на «тумбочке» дневальный-новобранец. Заходит генерал со свитой. Я рядом с дневальным стою, и собираюсь рапортовать начальству. А «дярёвня» как заорёт: «Смирно! Дежурный по роте на выход!» Все встали смирно. Генерал аж рот открыл от удивления. Потом скомандовал своим «на выход», а мне:

– Ну ладно, я выйду и ещё раз войду, а вы товарищ старшина отойдите в сторонку, чтоб «на выход» можно было разбежаться…

Лейтенант Дёмин вставляет:

– Командир училища дал утром команду выделить людей на уборку территории от снега. Днём вышло солнце, снег сошёл без следа. Стоим мы с лопатами, ждём команду. Командир роты капитан Кищенко досадливо посмотрел вокруг и в сердцах выдал: «Да, растаял… Надо было утром убирать!».

Попандопуло сообщил, что товарища Финкера в мае переведут с повышением на другой склад. Стёпа этому гешефтману подарил пушистого щенка, которого тут же прозвали Воротник или просто Вор, за то что стащил со стола завсклада кусок колбасы.

Я выпил за столом символически, а Колобок, братаясь в очередной раз с авиаторами, крепко набрался. Но, ведь зараза ещё и гитару принёс. Абрамян тут же попросил местного звездилу:

– Давай что-нибудь героическое. Стёпа же будет помогать корейским коммунистам биться против буржуев.

Тут Васечка врубил новую «выклянченную» у меня песню.

( https://youtu.be/eD9B37yjLPA?t=1 Песня «Ничего, ничего, ничего» из фильма «Бумбараш» )

Насчёт того, что за нас весь шар земной я бы поспорил. Но, лётчикам было не до того. Они вышли в коридор и в колонну по двое стали маршировать как на параде под васечкину песню. Тётя Клава поднялась посмотреть и резюмировала:

– Хоть сейчас на парад. По трезвянке так не споют…

Колобок завалился в люлю, а я газеты у настольной лампы почитываю. На первой странице «комсомолки» заголовки: «Имя Сталина носят в своём сердце юноши и девушки страны социализма», «Организатор всех наших побед», «Нам счастье дал великий Сталин», «Самый родной человек», «Лучший друг, отец и учитель советской молодёжи», «Творец зажиточной жизни». Смотрю на дату 16 февраля. А-а, понятно, к выборам газету сделали… Всё равно дурею от такого культа личности… Лишь на третьей странице статья о правах советских людей. Автор поэт Евгений Долматовский. Хоть и здесь пропаганда выглядывает из каждого абзаца, но читать приятно и даже интересно, что большая редкость для центральных газет… На четвёртой странице репортаж о нашей громкой игре с ЦДКА. Про меня одно предложение: «После перерыва в ворота „ВВС“ встал молодой вратарь Жаров.»

Беру газету посвежее. Первая и вторая страницы – списки товаров на которые снижаются цены и в конце фамилии благодетелей Сталин и Маленков. Люди и правда искренне радуются реальному улучшению жизни. Так… Рубль переводится на золотую базу. Грамм золота стоит четыре рубля сорок пять копеек. Курс доллара снижается с пяти рублей тридцати копеек до четырёх рублей за единицу американской валюты… Перевожу свою зарплату на гипотетические доллары(пятьсот баксов). А ничего так для этого времени. Ведь в США машина эконом-класса продаётся в районе тысячи долларов…

6 марта 1950 года.

Награждение началось ровно в 12–00. Прозвучал гимн СССР. Первым вышел за наградой генерал Устинов.

Мы с Катей были в конце списка. Перед нами награды получали работники «Трёхгорной мануфактуры». За стригальщицей Комиссаровой вызвали Екатерину Кузнецову, а следом и меня. Усталый Шверник автоматом сказал, что нужно, а потом, видимо, признав, поблагодарил за игру сборной. Следом за мной шёл изобретатель Танцюра. Замыкающей была Татьяна Толмачёва. Родная сестра моего знакомца Гранаткина получила орден «Знак Почёта» за многократные победы на первенствах СССР по фигурному катанию. Шутливо спросила меня:

– Может быть перейдёте из хоккея к нам? Катаетесь Вы хорошо, а от хороших партнёрш отбоя не будет.

– За ним итак пол-Москвы бегает, – пошутила счастливая Катя.

Катин родственник оператор Павел Касаткин договорился со своим знакомым снимавшим для хроники. Так, что кусок копии награждения будет.

Собрались в кучку на вокзале. Я, Колобок, Бубука, Саня Иванов из Ленинграда, врач Нина Граевская и товарищ Лёва Булганин. Колобок метнулся за пирожками. Но, с такой хитрой рожей обычно за водкой бегают. Четверка страждущих займёт отдельное купе, а мы с Ниной поедем с соседями рядышком. Захотелось тупо соскочить с пьянки. Мне же нужно быть завтра во всей красе.

Невдалеке закончился митинг, и молодёжь под оркестр строем потянулась к вагонам.

– На строительство Горьковской ГЭС едут. По комсомольским путёвкам, – сообщил мне представительный мужчина и вопросительно посмотрел.

Шелепин. Как дальше? Блин, нужно дневник завести и всё записывать.

– Юрий Жаров, – представился я – Мы с Вами на дне рождения у Мстислава встречались.

– Ага, – подтвердил Лёва, – мне тогда ещё магнитофон не дали нести.

– Шелепин Александр, Второй секретарь ЦК ВЛКСМ. Мы в цэка матч смотрели. Переживали очень, но водки всё равно не хватило. Извините, мне пора.

К Лёве, жадно пившему лимонад на заснеженной скамейке, потихоньку подошёл лохматый пёс. Псина с минуту назад выпрыгнула на перрон с железных ниток уходящих вперёд и влево. Нос озабоченной морды с шумом втягивал воздух надеясь на подачку. Лёва поставил пустую бутылку под лавку для сборщиков стеклотары и, глянув на пса, развёл руки в стороны. Мол, нету ничего. Затем летун, что-то вспомнив, полез в портфель. Достал свёрток, из которого выудил четыре кусочка докторской зажатых двумя ломтями хлеба. Хлеб отправился назад в свёрток и в портфель, а два розовых куска легли на асфальт. Пёс деловито посмотрел по сторонам, убедившись в отсутствии конкурентов, и, весело завиляв хвостом, за пару секунд сожрал лакомство. Лёва, поражённый скоростью принятия пищи, протянул животине ещё кусок, прожёвывая во рту, вставший колом безсоевый кусок. Пёс в этот раз жевал аристократически, видать в прошлой жизни тоже был мажором. Тут подбежал Колобок с пакетами и подозрительно оттопыренными карманами. Наша компания, собрав вещи, двинула на посадку.

В вагоне моё купе было вторым. В первом сидели два довольных морячка и две улыбающиеся девушки.

Повезло ребятам… и девчатам.

Спортсмены мои плюс Лёва заняли третье купе. Граевская, представившись капитаном медицинской службы, вышла из мужского купе. Я, глядя на хитрые физиономии парней, сказал:

– Я не участвую. Без фанатизма здесь.

– Мы меру знаем, – ответил за всех Лёва, – Культурно отдыхать умеем.

Через ещё не закрывшуюся дверь, я услышал лёвино «Доставай!».

– Нина Даниловна, – обратился я к расправлявшей складку на юбке женщине, – Я тут про спортивную медицину написал. И план работы на первые три месяца. Посмотрите.

Снисходительно-жалеющее выражение лица молодой учёной по мере чтения становилось вопросительно-восхищённым.

– Это всё… Это мы с Вами будем в Горьком… – захлебнувшись от эмоций строгая дама стала похожа на восторженную школьницу.

– Нет, Нина Даниловна, – обрезаю, – Это Вы всё устроете и организуете. Вам помогут. Я договорюсь.

В этот момент поезд дёрнулся и в купе ввалились двое – парень и девушка.

Закинули наверх сумки и гитару в чехле. Девушка представилась:

– Людмила Хитяева. Актриса Горьковского театра драмы.

Заметил, как её спутник скривил рот в усмешке.

– А это, Женя, – продолжила выступление актриса, – Ему двадцать три, а выглядит на все тридцать.

Худой, в поношенном пиджаке с вытянутыми на коленях брюками, парень действительно выглядел не очень.

– Этого комика даже в ТЮЗ не взяли. – продолжает начинающая примадонна, – Типа старик уже детишек играть. У него в спектакле две реплики, но он их так подаёт, что над его матросом зрители смеются в голос. Если б Саша Палаесс наш герой-любовник не заболел, не видать бы Женьке Москвы. Впрочем, после нашего провала, ему её и так не видать.

Смутнознакомое лицо парня лучилось улыбкой, пока подруга задвигала речь. Потом он встал и скромно представился:

– Женя. Женя Евстигнеев.

– Что Вы рот открыли, товарищ лётчик, – улыбается мне девушка-симпатяшка, – Спутали Женю с кем? (теребит остатки его шевелюры). Этого ни с кем не спутаешь. Работяга из рабочих, а поди ж ты, ударником в ансамбле джаз наяривал, пока в театр не попал. Вы любите театр? (пододвигается ближе) А девушка у Вас есть? (ещё ближе) А где Вы в Горьком остановитесь?

Я отодвигаюсь, и говорю:

– Я в заводскую футбольную команду еду. С жильём они решают… Евгений, (киваю на верхнюю полку) играете?

Тот улыбнулся, склонив голову:

– Играю. Джаз знаете ли люблю. А то как Вы на инструмент посмотрели… Сыграйте, Юрий, И зовите меня Женей. Евгений это слишком официально. Меня так цеховой мастер звал, когда собирался обматерить за брак.

Я взял гитару, Расчехлил. Немецкая. Начал играть что-то ритмическое перескакивая с темы на тему. У Жени загорелись глаза и он взяв со столика вилки начал отбивать ритм…

( https://youtu.be/U6H2A9sZn2g?t=1 Евгений Евстигнеев и Пётр Тодоровский – Джаз-композиция )

Граевская захлопала, улыбаясь:

– Женя, за Вами после танцев девушки наверное бегают.

– Бегают, дуры, – отвечает артистка, – только как узнают, что он студент да ещё вожатый в пионерском лагере. То есть гол как сокОл. Бросают.

– Нет… Это знаете ли я их… – войдя в какую то роль, махнув рукой, гордо говорит Евстигнеев, – А вы, Нина Даниловна, замужем?

– Нина. Называйте меня Нина, – зарделась капитанша, – Замужем.

– И кто у нас муж? – с нажимом спрашивает Женя, помахивая вилкой и беря нож со столика.

– Полковник медицинской службы.

Артист нарочито удивлённо пугается. И, приглаживая ладонью залысины, под смех присутствующих выдаёт:

– Предупреждать надо.

В разговоре выяснилось, что Люда тоже студентка театрального училища. Что она с Женей ехала в Москву на просмотр во Дворце культуры автозавода ЗИСа. Людин папа в конце двадцатых вместе с Лихачёвым поднимал завод на мировой уровень. Директор ЗИСа в новогоднем разговоре пообещал устроить дочь старого друга в заводской театр. Но, на месте оказалось, что на заводе открыли дело против евреев-специалистов. Лихачёва тоже допрашивали. Помощник директора посоветовал «валить отсюда, пока не забрали». В заводском ДК слушать не стали, попёрлись в театр-студию киноактёра. Там профессор ВГИКа Борис Израилевич Волчек (из-за строительного ремонта в своём институте) просматривал студентов и актёров. Люда Хитяева показала Лисену из «Учителя танцев» на что мэтр заметил:

– Зельдин свою Островскую с этой роли не даст убрать. Разве что в дублёрши…

В дублёрши Люда не хотела. А Женя на прослушивании сказал три слова из монолога Брута и остановился уставившись на профессорскую дочь. Сказал, что забыл и прочтёт другое. Произнёс какой-то белый стих и с позором удалился. Но, как оказалось дочка успела написать адрес на бумажке и вручила этому клоуну. Евстигнеев кивал, улыбаясь.

– А прочтите тот стих, – попросила Граевская, – Ну, пожалуйста.

– Там не стих, четверостишие. – сказал актёр вставая.

И мгновенно преобразился из довольного сутулого паренька в убитого горем от ухода любимой к другому:

– Так вот к кому ты от меня уходишь!

Уйди, уйди, тебя я ненавижу…

Не инженер ты – хам, мерзавец, сволочь, ползучий гад и сутенёр притом!

Я обладать хочу тобой, Варвара!

Женя с таким чувством чеканил фразы, глядя на Хитяеву, что та, выдохнув после речи, сказала простодушно:

– Чуть не опИсалась, гад… извините.

Тут после стука открывается дверь купе и появляется Лёва с бутылкой коньяка. Увидев Люду, улыбается и тянет:

– А можно…

– Нельзя, – отвечаю, сжав людину ладонь своей.

Подняв брови, лётчик бросает:

– Извините, пойду дальше искать…

Приключения на свою задницу.

Люда в порыве благодарности как бы случайно прижимает мою ладонь с своей ничего такой груди:

– Спасибо, Юрий, вы настоящий рыцарь.

Убираю руку с волшебной мягкости, и слышу как в первом купе орут:

– Всё пропьём, а флот не опозорим.

Через полчасика наше купе наговорилось и начало стелить постели. Мальчики первыми организовали свои верхнеполочные гнёзда. Женя залез наверх. Я решил почитать перед сном и уселся на краешек постели Граевской. Людочка, артистично изгибаясь, медленно застилала своё лежбище.

– Юра, Вы поможете мне заправить простыню? – озорно подняв брови, спросила артистка.

– Нет, Людмила. Давайте уж вы сами. – вздыхаю, наблюдая за демонстрируемыми в полуметре округлостями.

Тут за дверью купе началась какая-то возня. Открываю. Лёва, извиваясь ужом, лёжа отбивается от морячков ногами, а те пинают его, приговаривая:

– Куда руки тянешь? Это наши сисьски… Иди в гальюн передёрни.

Встаю на линию огня со словами:

– Давайте жить дружно.

Тут мне прилетает в глаз. Ухожу от второго удара как в замедленной съёмке. Бью в «солнышко», а второму в скулу, стараясь сдержать удар. Мореманы вышли из боя. Прискакал на помощь, спрыгнувший с полки, Евстигнеев. С его помощью оттащил пьяного Лёву в «мужское» купе. Морячки, побурчав для порядка, вернулись к себе. Хитяева подошла с улыбкой:

– За меня на танцах два раза дрались, – не заметив моего интереса, кинула, – А синячок то знатный будет…

Захожу в туалет. Из зеркала смотрит побитая рожа типа этой… Красавчег!

На вокзале в этот ранний час нас встретил заводской спортивный политработник Иван Алексеевич, а пожилой брат Мстислава – Владимир Владимирович, газовский чиновник с неопределённой должностью, прислал за нами «Победу».

Лексеич, как его называл водитель служебной машины, человек был простой и сразу раскрыл все карты. В спортивной гостинице при стадионе было три свободных места. Поэтому он взял с собой на трамвайную остановку Граевскую, Иванова и Бубукина, предварительно сообщив всем, что в 12–00 – тренировка на «Торпедо», а потом собрание команды.

Родственник Мстислава, приславший машину, пробил нам заселение в новую заводскую гостиницу «Волна». Тут выяснилось, что у Лёвы спёрли деньги. Он во Владимире выходил ночью покурить на перрон и разговаривал с цыганками, которые ему нагадали новую работу и большую любовь, предварительно забрав всю наличность. Делать нечего, берём помятого жизнью мажора с собой. Заплачу за него за день, а там пусть папе телеграфирует или к родне идёт с протянутой рукой. А к родне Лёва не захотел. Те видите ли не умели культурно отдыхать.

Уж кто бы говорил. Жертва, узнавшая будущее.

Для проживания нам выделили трёхместный номер. Булганин пробовал пробить отдельный номер, но за неимением средств, поумерил пыл и тащился вслед за нами по лестнице на последний этаж.

Четырёхэтажная гостиница состояла из двух корпусов на сдвижке которых находился главный вход. Ленточные балконы, скромный фасад, кирпично-красные лестницы, изысканный декор вестибюля и залов. Симпатичная дежурная, открывая дверь нашего номера, проинформировала с пиететом:

– Здесь останавливался один из руководителей партии – Вячеслав Михайлович Молотов.

– Ну и на какой кровати спал дядя Слава? – поинтересовался у дежурной обобранный лётчик.

Немая сцена прервалась криками из коридора. Выходим. Девица в красном халате и в красной косынке орёт женщине в ночнушке:

– Эти шалавы всю ночь за стеной скрипели. Как мне работать теперь? Поубивала бы.

Потенциальная убийца развернулась и, раздувая ноздри, пролетела мимо нас.

– Это Дарья. «Комиссарша». Тут ещё одна контуженная работает. Привыкли на фронте строем ходить. А мы девушки пуганные. И не такое видели, – дежурная, повернув голову, так посмотрела на Колобка, что тот моментально покраснел.

– А у вас тут весело. – замечает приунывший было Лёва.

– Меня Таня зовут. Таня Зайцева, – говорит симпатяжка, ставя чайник на огонь, – днём здесь медсестрой работаю, По вечерам дежурю иногда. Если, что заболит – обращайтесь.

Принял душ, лежу читаю «Горьковскую коммуну» взятую у дежурной. Лёва плещется в ванной после разговора с роднёй по телефону. Колобок добивает воду из графина. Сушняк, видать, замучил.

Стук в дверь. Колобок, собиравшийся в душ, закутывается в простыню, как патриций. Лёва, вышедший из ванной в синих трусах, напротив, выгнул грудь колесом и вышел на центр комнаты. Прокашлявшись, бесстыдник бросил в дверь:

– Входите.

Зашла Даша. Фыркнула на труселя, скользнула взглядом по «патрицию» и остановилась на мне, разглядывая синяк. Потом вспомнила зачем пришла:

– Мальчики. Я вижу вы – люди серьёзные. (Лёва кашлянув, покачал головой) Мы переезжаем с третьего этажа. Вещей много. Вдвоём будем час таскать. Помогите. (Просительно складывает ладони у груди).

– А что мы с этого будем иметь? – спрашивает Лёва, плотоядно улыбаясь и рассматривая заманчивые очертания на одежде девушки.

– Я вам вечером песню спою.

– Колыбельную? – не отстаёт Булганин.

Дарья зыркнула на него, но промолчала. Очевидно, боялась спугнуть дешёвую рабочую силу. Потом добавила просительно:

– И это. Розу не трогайте, а то она не такая добрая, как я.

Ну вот, не успели приехать, а уже субботник.

Суровая Роза на третьем этаже набивала пустые мешки девичьим добром. Лёва с Колобком таскали наверх. Мы с Дашей раскладывали вещи в соседнем с нами номере.

– Это броневой номер. Как и ваш, – разъясняет мне работница гостиницы, – А переехать нам Елена Дмитриевна разрешила потому, что по ночам спать нужно… А девки эти задрали. Они… Как бы это культурно сказать…

Ну, прям, Василий Иосифович, в юбке…

– Девушки с низкой социальной ответственностью? – подсказываю я.

– Точно, – от удивления открыв рот, говорит Дарья, – С очень низкой.

– А как же им Елена Дмитриевна разрешает этим заниматься здесь? – интересуюсь у девушки.

– А она из их компании, – информирует меня новая соседка, – они в войну в привокзальной гостинице ошивались. У них там мамочкой была Машка Огурец, пока не померла пару лет назад. Пахан-уголовник с начальником гостиницы в доле был. Девушки им отстёгивали. А Елена Дмитриевна там в бухгалтерии работала. Ссыльная она. Жена врага народа. Мужа расстреляли в тридцать восьмом, а её с институтским образованием Владимир Владимирович… Ну, тот что вас забронировал… Он то её сюда пристроил. Приезжает к ней иногда. На чай. Как её из барака вытащил, так чай и полюбил. А девок этих она с привокзальной с собой забрала. Здесь типа перевоспитывает их. На работу устроила. Только они по ночам за старое…

Дарья зло глянула на меня, поправила комсомольский значок, и неожиданно выдала с напором:

– Все вы мужики – козлы. На вид – нормальные, а как до дела дойдёт, то о женщину ноги готовы вытирать, если у неё гордость имеется. Суки вы!

– Это Вам, Дашенька, просто не повезло встретить своего единственного. – урезониваю я прямодушную комсомолку.

– Да где ж его встретишь? Один вот с фингалом, другой в простыне, а третий в трусах стоит, подбоченясь. Где, я спрашиваю? А к Розе лезть с этим делом не вздумайте. Убьёт на хрен.

– Что? Прям так и убьёт? – типа шучу я.

– Прямо так, – отвечает Даша. – Я с ней подо Мгой снайперить начинала. Я то знаю.

Тут «мальчики» заносят гитару, гармонь и аккордеон.

– А Даша то – музыкантша, как и ты, – ухмыляется Лёва. – Ну-ка сбацай нам что-нибудь, пышечка.

Девушка решительно снимает красную косынку и, подойдя к Лёве, резко откидывает косу на спину. Тут замечает, вставшую у двери, Розу. Улыбается ей, и говорит:

– Вот, просят песню спеть. Всё нормально.

Берёт гармонь и начинает…

( https://youtu.be/_as6Y9L1lyo?t=1 Наша Дарья- Волховская застольная )

Тут, грустно улыбнувшись, заговорила Роза:

– Там на высоте 43,3 под Синявино Дашу ранили, а я получила контузию и снова в школу снайперов инструктором. А это меня в сорок первом под Одессой корреспондент снял. (показывает фото из коробки). Держу «Светку» как балалайку. Неудачное фото. У меня в этот день напарника убили…

– А товарищ спортсмен тоже играет, – встревает Лёва.

– Спойте, – просит Роза, вытирая глаза, – что-нибудь душевное…

Беру гитару. Решение, что петь, приходит сразу. Глядя на Розу, начинаю…

( https://youtu.be/-8VVj-wv65s?t=1 Песни Великой Победы- На безымянной высоте. На гитаре(кавер) )

Даша слушала, затаив дыхание, и с последним аккордом вскочила и поцеловала меня в щёку.

– Ничёсе, – почти по-шуваловски протянул Лёва, – А меня?

– Перебьёшься, – поглаживая косу, ответила музыкантша.

Роза молча подошла и пожала руку.

– Пора по рабочим местам, – подталкивая Лёву к двери, затрещала Даша, – Елена в девять обход начнёт.

– У вас тут прямо как в больнице, – заметил Колобок. Обычно разговорчивый, он как то затерялся на фоне более нахрапистых.

– Так… Желающие помочь девушке в работе есть? – продолжила заброс Дарья.

– А поцелуешь? – лыбится Лёва.

– Поцелую в щёчку. Если захочешь, – завязывая красную косынку, включает андерсоновскую «свинопасову принцессу», – только побреешься сначала. Ну, что? Лады?

– Лады. – отвечает Булганин, и, заметив, как Роза прыснула от смеха, с сомнением спросил:

– А что за работа?

Пишу из «спортивного» блокнота для тренера Маслова список. Перечень игроков для создания новой команды. Вратари: Альберт Денисенко из дубля краснодарского «Динамо», Олег Макаров из дубля «Динамо»(Киев). Защитники-полузащитники: Василий Васильев из «Крыльев Советов»(Молотов), Евгений Байков из «Динамо»(Владимир), Юрий Войнов из команды города Калининград, Борис Кузнецов из МВО(Москва), Владимир Кесарев из московского «Машиностроителя». Нападающие: Виктор Соколов из Локомотива(Бабушкин), Василий Бузунов из ОДО(Свердловск), Заур Калоев из «Спартака»(Тбилиси), Генрих Федосов из «Динамо»(Молотов), Борис Татушин из московского «Буревестника», Валентин Емышев из дубля московского «Спартака». Емышева я на переезде из грузовика вытащил перед катастрофой. Это, оказывается, его за скорость в том ЦСКА, несмотря на разбитое колено, прозвали «Электричкой». Нам скоростные нападающие ох как нужны. Ребят из списка я помнил по тем играм чемпионатов 1957–1964, а с некоторыми, даже общался в той жизни. Почти все парни из списка сейчас почти никто. Играют или в дубле или в классе «Б». Но, проблем с переходом в это время очень много. Это в новом веке – деньги главное. Здесь же и ведомственные интересы, и боязнь переезда, нежелание расставаться с семьёй и любимой, да и верность клубу играет не последнюю роль. Так, что хорошо будет, если половину ребят из списка удастся уговорить. Что ж, остальных можно будет снова осенью пригласить. Если в высшую лигу выйдем, как в той истории, то игроки будут сговорчивей.

Стук в дверь. Взволнованная женщина спрашивает:

– Лев Булганин здесь? Его из приёмной заместителя председателя Совета министров СССР спрашивают. Срочно.

– А он Даше пошёл помогать. – говорю я.

У женщины после этих слов остановилось дыхание. Решаю помочь:

– Давайте я им всё объясню.

Захожу в кабинет. Беру трубку.

– Алло.

– Соединяем с Николаем Александровичем Булганиным.

Охренеть.

– Здравствуй, Лёва, ты почему к родне сразу не поехал. Люди волнуются. Названивают. Что ты в этой гостинице делаешь?

– Здравствуйте, Николай Александрович. Это Юрий Жаров. Спортсмен. Лев Николаевич сейчас не может подойти к телефону. Он работает. Помогает одной девушке. Да, час назад с нею познакомился. Что делает? Уголь в котельную таскает вёдрами. Скоро закончит, наверное. Что ему передать? К родственникам? Хорошо. Что? Точно уголь. Точно.

Сижу в кабинете заведующей. Пью редкий в этом времени напиток – кофе. Елена Дмитриевна, отойдя от шока, рассказывает про своих подопечных:

– У нас тут, знаете ли нет белых и пушистых. Либо судимость, либо тёмное прошлое. Вон ваши новые соседки… У Розы статья за убийство в состоянии как его…

– Аффекта?

– Точно. Её изнасиловал один штабной, а двое держали. Часиками трофейными думали откупиться. А у Розы в сумочке наградной пистолет был. Насильнику, извините, член отстрелила, а дружкам задницу попортила. На суде комдив поручился, член военсовета фронта тоже. Её ж на Героя представляли. Завернули. Дали условно пятёрку. Условно редко кому дают. Дашка, вон, реально сидела. Она после войны комсомолила на ткацкой фабрике. Подговорила комсомолок ускорить процесс производства. Целый месяц ткань гнали, которую забраковали потом. Статья. Вредительство. Кого сажать, а вот Даша есть, которая заколебала всё руководство своим максимализмом. На стройке гидростанции, куда её сослали, театр организовала в бараке. Спектакли давали. Да такие, что даже из города приезжали смотреть. Потом Владимир Владимирович как-то её сумел сюда забрать, а потом орденоносцам амнистия вышла. Тут Даша к себе Розу позвала. Ту, после психушки не брали никуда. А у неё приступы случаются иногда. Вот завхозом уже год работает. Другие девушки их побаиваются. А Вы надолго к нам?

– За неделю думаю управлюсь. Осенью ещё раз приеду. – почти выхожу из кабинета и спрашиваю, – А как до физического отделения университета добраться?

– Это Вам в центр. На площадь Минина и Пожарского. В приёмную к товарищу Мельниченко. Там подскажут.

Тут на лестнице раздаётся звонкий смех и на этаж выходят Даша с Лёвой. В чёрном комбинезоне и шлеме перепачканный лётчик был похож на матёрого танкиста перебравшего двигатель. Я прерываю их веселье фразой:

– Лев Николаевич, где Вы ходите? Тут Ваша родня на ушах стоит. И папа волнуется. Немедленно поезжайте…

– Да они опять начнут Зинку соседскую за меня сватать. – нервно отвечает потерявшийся москвич, – В прошлый раз еле отвертелся. Напоят и женят, как пить дать. Такие вот мои тётушки. Впятером любого уболтают.

Тут, потенциальный жених оглядывается на Дашу и говорит, глядя на неё:

– А если я не один приеду…

Улыбка с лица операторши котельной сползает:

– Не… Не согласная я. – лепечет по-колобковски.

– Там накормят от пуза. Денег мне дадут. В театр вечером пойдём.

– В драматический? – уточняет «мнимая невеста».

– В любой. Слово офицера. Выручишь? Там и делать то ничего не надо. Скажешь – почтовый роман. Мол на фронте раз виделись и вот снова нашлись.

– У меня платья нет для театра. Танька не даст. Мы с ней вчера чуть не подрались.

– Товарища Зайцеву я беру на себя. Через полчаса выдвигаемся. – вальяжно приказывает мажор.

– Через час. Причёску нужно сделать.

Собираемся с Колобком на тренировку. Васечка осмелел немного и спрашивает Лёву:

– А Вы правда с Василием Иосифовичем в одном классе учились?

– Ты, Васёк, мне не выкай. А с Красным я в одной компании в школе был. Только на три класса младше. Свету, его сестру, хорошо знаю, Раду Хрущёву, Майю Каганович, Серго Берия, братьев Микоян. Помню, помогал Василию мотоцикл в школу по лестнице на второй этаж затаскивать. Он там по этажам гонял. Весёлое было время. А в сорок третьем после школы я с Лёшей Микояном и Сашкой Щербаковым поступил в школу лётчиков. Тройку боевых вылетов сделал – лизоблюды из штаба фронта орден дали. (трогает рукой награду). Сашка Щербаков сейчас академию заканчивает, будет как Микоян на новых МИГах летать. А меня отец хочет дипломатом сделать. Только вот не нравится это мне… Он переживает за меня или за себя… Ему в тридцатые на какой-то гулянке цыганка нагадала, что он умрёт в один год с сыном. Поэтому, я больше по земле летаю…

Тут заходят соседки. Даша в вечернем платье с гривой пшеничных волос была похожа на примадонну. Колобок посмотрел на высокую грудь девушки, где красовались три ордена и заметил, обращаясь к Лёве:

– А по орденам то, она тебя обскакала.

Но, лётчик, типа не заметив подначки, проводит предполётный инструктаж:

– Скажешь про почтовый роман, сиди и не отсвечивай. Поняла?

А мы с Колобком, таща баулы с амуницией, выдвигаемся на трамвайную остановку.

Тренировка, собрание, университет – день забит под завязку – думаю я, почёсывая нафингаленный глаз.

Лексеич, глядя в бумажку, представил новичков команде и повёл Граевскую показывать её владения. Маслов сам проводил разминку. Место помощника свободно.

Нужно Эпштейна предложить.

Одноклубники поначалу мирно косились на мой фонарь, но после двухкилометрового кросса, который мы с Колобком выиграли с явным преимуществом, отношение к нам изменилось. Это мы почувствовали на двухсторонке. После первых стыков, я посоветовал Васе не водиться, а сразу отдавать пас вперёд Иванову. Всё равно мне пару раз сердечно заехали по голени. Если бы не щитки…

Из горьковчан я хорошо знал по прошлой жизни только тренера Виктора Маслова и Саню Денисова, с которым гонял мяч в «Зените» и «Адмиралтейце». Приехавший с нами, «Ленинградец» Иванов удостоился похвалы тренера, а вот Бубукин в защите сыграл не очень. Колобок потирал ушибленное колено, когда Маслов попросил побить нас по воротам метров с тридцати. То ли повезло, то ли воротчик был не готов… Мы с Васьком забили почти половину возможного. Ветеран Евсеев, оскалясь, крикнул более молодым футболистам:

– Трындец вам. «Дед» как минимум троих из основы уберёт. Что Иванов, что «Фингал», что Васёк – вам до них как до Байкала раком. Это я вам как ветеран говорю. Мне то уж давно заканчивать пора. Готовьте ещё пару на вынос…

Собрание переносится на завтра. Тренер отпустил всех переодеваться, а меня пригласил в кабинет. Каморка тренера в подтрибунном помещении поражала минимализмом: стол, шкаф, книжная полка, три стула. Маслов, увидев мой кислый взгляд, протянул:

– Вот выйдем в класс «А»…, - И, кивнул, улыбнувшись, – Разочарован? Назад поедешь?

– Нет. Только вот в команде и вокруг неё нужно провести большую реорганизацию. Перестройку. Виктор Александрович, Вам помощник нужен толковый. Один Вы за всем не уследите. Николай Эпштейн из челябинского «Дзержинца» сейчас в Москве без работы. Он зимой и хоккеем может заняться.

– Коля Эпштейн? Помню в московском «Локомотиве» играл. Толковый парень. – замечает Маслов.

– А Лексеича менять нужно, на делового и пробивного. Чтобы не политинформации читал, а квартиры пробивал и машины.

– Даже так? – покачал головой «Дед».

– Для того, чтобы побеждать ЦДКА и московское «Динамо» нужно стать на голову лучше них. Без поддержки завода, ведомства, горкома и обкома в высшей… то есть в классе «А» делать нечего. Чтобы собрать хорошую команду – нужно людей заинтересовать. Вот список игроков. (передаю Маслову). Здесь молодёжь из дубля и класса «Б». Им много не нужно. Главное играть. Сейчас, как игроков в команду приглашают? В основном из своей молодёжной команды или из низших клубов своего ведомства. Видели в деле год-два назад – запомнили. Или посоветовал кто знакомый. Или в газете тренер прочитал. Я вот к Гранаткину в спорткомитет специально заходил. Выписывал из заявок фамилии, у Есенина клубную статистику по игрокам смотрел. Кого-то добавлял потом, кого-то вычёркивал. Вот список и получился. Желательно встретится со всеми ними до начала первенства. Пригласить на просмотр, пообещать хорошие условия. Если половину уговорим перейти, то основа для будущей команды будет. Новую схему игры я Вам завтра на тренировке покажу. У нас как раз два состава сейчас набирается. С этой схемой мы в следующем году возьмём медали первенства.

Ну, а чё. Маслов должен знать ради чего стараемся.

В университете мне подсказали где найти Виталия Лазаревича Гинзбурга. Нашёл его на кафедре радиофакультета. Учёный был в курсе про открытие ядерного магнитного резонанса. Я как смог вспомнил свой институтский реферат и схематично изобразил прототип томографа Вячеслава Иванова и более поздний американский вариант. До заявки нашего учёного на изобретение в том мире должно было пройти ещё лет десять прежде чем её зарубят. Я же ещё раз объяснил заинтересовавшемуся Гинзбургу как это всё должно фунциклировать. Сказал, что в Ленинграде начались работы по этому вопросу по руководством Прохорова. Хорошо бы создать совместную рабочую группу. Гинзбург пообещал подключить своих друзей Цукермана и Альтшулера которые работали недалеко от Горького на почтовом ящике.

Подхожу к гостинице. Рядом с котельной группа ребят что-то громко обсуждает.

Собрание что ли пионерское?

Тут от гостиничного входа подходит к ним Роза. Шум смолкает. Ребята строятся в шеренгу и один из них что-то докладывает завхозу. Роза говорит несколько фраз после которых ребятня расходится. Мальчик, что докладывал, пошёл в гостиницу.

Роза, увидев меня. спрашивает:

– Ну, как команда приняла?

– Работаю над этим, – И перевожу тему, – А что это за мальчик? Ваш? А дети? Вы у них кто?

– Нет, не мой. Это Елены Дмитриевны сын. – говорит «предводительница команчей», – А ребята организовали тимуровский отряд. Помогают солдаткам, защищают малышей от хулиганов.

Заметив мой интерес, продолжила:

– Они на прошлом Дне Победы как увидели мои ордена так и попросили стать командиром отряда.

– А сколько у Вас орденов?

– Семь. Ленина, Красного Знамени, Красной Звезды, две Славы, Отечественной войны, американская медаль «Пурпурное сердце» и английский орден «За выдающиеся заслуги». Английский вместе с генералом-танкистом Катуковым получала в Кремле, А «Сердце» американский президент вручил. Меня после контузии в Америку с делегацией посылали. Пластинку потом прислали с песней про меня…

Слушаем в актовом зале…

( https://youtu.be/CSQBzlqEybM?t=10 Senhorita Pavlichenko – Woody Guthrie (Miss Pavlichenko) )

Вспомнил. В моём мире у неё была звезда Героя. И звали её не Роза. Это что же? Кто то до меня «бабочку раздавил» в этом мире?

А чего это она смотрит на меня так? Да она лет на десять старше. Да ну нах. Только начал привыкать к одиночеству…

– Роза… Как по отчеству? Без отчества? А эта дверь на балкон? Что-то жарко здесь. Даша лёвиным угольком хорошо натопила.

Выходим на балкон.

Вот же влип.

– А вот и наши голубки, – говорю, заметив как Даша с кавалером идут с остановки.

Молчим. Пара внизу начинает целоваться. Потом Даша громко шепчет:

– Куда полез? Платье порвёшь. (и громко) Ещё купишь? Ах ты, сволочь!

Шлепок по щеке.

– Иди вон к Таньке со своим штырём. Она за сотку до потолка прыгать будет. Кобель ушастый.

Разговор внизу прекращается.

– Это ничего, – говорит Роза. – Сначала часто возникает непонимание. Их тянет друг к другу… Как меня…

Начинает соседка и не заканчивает…

Захожу в комнату одновременно с Лёвой. Тот подходит к зеркалу смотрит на свои уши. Шипит:

– Вот зараза.

И уже громче:

– Жаров разменяй пятисотку. Как нет? А у тебя, Васёк? Ну, дайте сотню до завтра. Чесслово отдам.

Даю ему купюру.

– Я в медсанбат, – докладывает Булганин, вешая шинель на вешалку.

Любопытный Колобок интересуется:

– Как всё прошло?

Собиравшийся уходить лётчик, вдруг передумал, и начал эмоционально рассказывать:

– Встретили хорошо, но настороженно. Зинка ушла. Тётки Дарью про ордена стали спрашивать. Та про ранения рассказала. Выпили. И тут её понесло… Оказывается она меня из горящего самолёта под обстрелом вытаскивала. Так и познакомились. После второй рюмки про судимость выложила, про лагерь. А после третьей попросила гармонь найти. Тёткины мужья наперегонки подорвались за инструментом. Я намекаю девушке, мол деньги в кармане, пора валить. А она рассадила всю мою родню как в театре, гармошку в руки и давай про Щорса наяривать…

( https://youtu.be/sWPACMSI21s?t=2 Наша Дарья – Песня о Щорсе )

Лёва вытирает пот со лба, и продолжает:

– Тут кто-то из моих бухих родичей, впав в несознанку, попросил её спеть «Любо, братцы, любо». И эта махровая комсомолка затянула махновскую песню…

( https://youtu.be/FUVRzYsiYT8 Наша Дарья- Любо братцы любо )

Друг весёлой гармонистки тяжело вздыхает, потирая щёку. Предсказывает:

– Завтра наверняка отцу настучат, что за песни моя родня распевает.

Булганин подходит к двери и останавливается прислушиваясь. За стеной Дарья поёт под гитару:

– Звать любовь не надо – явиться не званно. Счастье расцветёт вокруг.

Лёва, улыбнулся, качая головой:

– Вот зараза.

И разлёгся на койке.

– Эй, начальник, сотку назад давай, – напоминаю я любителю лирических песен.

– Подожди. Дай дослушать.

Тут вдруг. Бац. Вырубается свет. Заходит Роза с зажжённой свечой и Даша с гитарой. Я не к селу ни к городу бормочу:

– А теперь дискотека.

Девушки непонимающе смотрят на меня. Говорю примадонне:

– Дай гитару, Васечке. Он музыку танцевальную покажет…

Колобок заряжает «Буги-Вуги каждый день» что я ему напел когда-то. Стиляга Лёва показывает соседкам движения. Начинаем дёргаться как под током. Вваливается толпа девушек во главе с Зайцевой. Визжат и тоже начинают дёргаться. Я сменяю Колобка. Новая для этого времени песенка тоже хорошо пошла…

( https://youtu.be/AqY6ddTeKUg?t=2 Браво – дорога в облака \ кавер версия \ песни под гитару / Валерий Сюткин )

А ведь эта песня про нас. Получится ли найти дорогу в облака?

Потом Дарья шпарила на гармошке частушки. В полночь дали свет и мы познакомились с третьим этажом. Завтра вечером в гостинице – танцы. Сначала в актовом зале поёт Дарья, затем ансамбль из лучшего ресторана, а потом танцы под патефон. Зайцева пригласила нас так:

– Приходите, а то из парней либо партработники, либо бандюганы. Вы такие лапочки, аж слюнки текут. – и снова так посмотрела на Васечку, что тот покраснел.

Погас свет в комнате. Закончился наш первый день в Горьком.