Эх, любезные мои читатели, чуяло, чуяло вещее мое: зря на эту книжку бумагу извели, зря гусей на перья ободрали! И панычам-борзописцам говорил: не позорьтесь, не смешите честной народ! хлопните по чарке горелки с перцем, салом заешьте и киньте эту забаву к чертям свинячьим, не во гнев будь сказано!
Где там! будут они простого пасичника слушать! Панычи в тычки, а пани пышна и вовсе котищем диким травила старика! И добро б кропали себе помаленьку, как меж умными людьми водится: вот колдун поганый на скале сидит, замыслы черные лелеет, вот славный лыцарь Кононенко с ватагой на того колдуна уж восьмую книжку сбирается… нет! Наворотили мудростей! Разве что пан ректор Киевской бурсы ихние выкрутасы разберет, и тот небось в затылке лысом не раз и не два почешет!
Теперь уж точно пойдут в народе зубоскалить; и пусть бы высшее лакейство или там пан комиссар – нет, всякий мальчонка голопупый, кому на хворостине по двору гарцевать, и тот пристанет, хмыкнет сопливым носишком: «Куда? зачем? ишь, завернули, всякого им добра мимо хаты!..»
Чистая прекомедия, от стыда хоть на люди не показывайся! Ведь знаю я вас, щелкоперов да книгочеев: станете смеяться над стариком, а в иных знакомцев, что на сих страницах табором встали, мало что пальцем не потыкаете: бачь, яка кака намалевана!
Прощайте! Может, и не свидимся больше.
А напоследок руками разведу: есть в этой книжке, хай ей грець, много слов не всякому понятных. Так ниже они почти все означены, а там понимайте или нет – ваша на то воля. Я и сам каких не знал, так у рав Элиши либо у кнежского писаря без стеснения пытал, даром что старый уже…
За сим остаюсь ваш добрый
приятель, пасичник Рудый Панько