Рубикон

Глава 3 Театр

Театральная площадь сияла огнями, отражавшимися в мокром асфальте, по которому дробно стучали каблучки двух красивых женщин, направлявшихся ко входу в сопровождении двух представительных мужчин. Марта с Игорем выглядели парой респектабельной. Кирилл и Надежда — интеллектуальной. Они вчетвером поднялись по ступеням и, не прерывая непринужденного разговора, скрылись за резными дверями здания девятнадцатого века, которое регулярно пытались отбить у провинциального театра под офис то местные, то столичные компании. Пока театр, заручившийся поддержкой властей и всевозможными охранными грамотами, успешно отбивал одну атаку за другой.

Специалисты «Рубикона» вошли в фойе как раз к началу вечернего спектакля. Фойе остро отреагировало на появление Марты Валентиновны, она ослепительно улыбнулась, осознавая час своего триумфа, и вдруг что-то произошло. Кириллу показалось, что стало даже чуть темнее. Какая-то безвкусно одетая крашенная блондинка жалась к своему спутнику — средней руки бизнесмену с благородной сединой на висках. Она жутко боялась его потерять среди бесчисленного количества разодетых женщин. Марта растворилась в потемневших от времени дощечках паркета, отражениях зеркал, вычурных светильниках, в то время как несколько пар жадных мужских глаз все еще настойчиво продолжали искать сверкнувший на мгновение бриллиант. Игорь показал Марте большой палец, наклонился и что-то жарко зашептал на ухо. Утешал, наверное, и обещал, что они еще раз придут сюда всем коллективом, вместе с оперативным отделом и московским начальством, и позволят Марусеньке блистать, сколько ей вздумается. «Как она это делает? — в который раз спросил себя Кирилл, — ведьма, а не психолог!» Надежда скривила губки.

Они честно посмотрели первый акт бездарной постановки, а затем прочно обосновались в театральном кафе, куда перекочевала большая часть скучающей публики, заполнив помещение гулом голосов. Надежда открыла сумочку и проверила оборудование. Кирилл тронул цепочку на шее. Висящий под рубашкой черный диск семи сантиметров в диаметре казался тяжелым как мельничный жернов. Второй такой же диск, одолженный у коллег, в этот раз лежал в кармане. Игорь Залесский задвинул подальше под стол небольшой кейс с аудиозаглушкой, выпрямился и непринужденно сказал:

— Ну что, коллеги, по пятьдесят грамм для храбрости и чтоб скрасить ожидание?

С этими словами он направился к стойке и заказал коньяк. Этого от Игоря Кирилл не ожидал. Это должна была сказать Марта. Но Марты здесь не было. Сидела напротив какая-то тетка, которая испуганно озиралась, стоило ее мужчине отойти дальше, чем на два шага. Глаза Надежды благодарно блеснули.

— Так, коллеги. Сигнал для нас — фраза «По техническим причинам представление переносится, билеты действительны», версия для клиентов — срабатывание пожарной сигнализации, — Игорь самовольно руководил операцией, но в этот раз Кирилл был просто счастлив, что Игорь Залесский стоит на ступеньку выше. Иначе этот груз пришлось бы взять на себя самому Кириллу. Ни у кого из присутствующих не было опыта проведения совместных операций. Максимум, что они делали раньше — это советовались друг с другом, или приглашали сослуживцев на восстановительные сеансы, если случай был уж очень заковыристым. Иногда приводили друг друга в чувство после выездов… А сейчас по сигналу опергруппы им предстояло вчетвером войти в зал с неизвестным количеством клиентов. На какой стадии погружения они находятся? Кто из них визуал, кто кинестетик? Ни имен, ни других зацепок из вводной. Из всей информации — только план помещения, который Влад Немцов сбросил им за час до выезда.

— Тех, кто после этого встанет и пойдет к выходу — мы не касаемся. На выходе Порубов с подручными. Он еще милицейский кордон обещал, но это уж точно не наши проблемы, как они там с МВД договорятся, чтоб внимания не привлекать. Внутри Влад со своими. Как разделимся?

— Делим зал на четыре квадрата, — предложила Надежда, — левые два — девочки, правые два — мальчики.

— Сначала аудиозаглушка, — возразила Марта, — надо откалибровать кто из них кто.

— И визуальные приманки — прямо на занавес, — кивнул Кирилл, чтобы не совать каждому под нос.

— Далеко? — с сомнением спросила Надежда.

— Нет, нормально, — возразил Игорь, — расфокусируем немного — хватит. Зал маленький. Значит, заходим. Без суеты расставляем оборудование. Наладонники для кинестетиков, понятно, каждый оставляет при себе. Массовый сеанс тактильных ощущений мы им никак не организуем. А дальше, Надюша, так как ты предлагала — делим по восьмому ряду кресел и центральному проходу.

Надежда нахмурила тонкие брови, и поводила пальчиком по краю пузатого бокала с коньяком.

— Давай по пятому, Игорь. Полный зал они не наберут. Не рискнут, что бы там ни говорили в кассе про отсутствие билетов и пригласительных. Народ сядет вперед.

— Да, пожалуй.

— Ничего не выйдет, — вдруг сказал Кирилл, поднял голову, и залпом опрокинул содержимое бокала, приятно обжегшее горло.

— Почему? — хором спросили Надежда с Мартой. Кирилл мог поклясться, что сейчас им не надо было разыгрывать из себя двух напуганных женщин — они таковыми и являлись.

Игорь резко выпрямился, положил ладони на стол и посмотрел на Кирилла.

— Потому что мы все еще работаем индивидуально, девочки. Кирилл прав. Нужен ведущий. Как на религиозных сборищах, где презентатор кричит со сцены «с нами бог» или на худой конец — «с нами великий дух древних славян».

— Тогда я возьму квадраты свой и Гольцова, — сказала Марта и подмигнула, — что кричать будешь, Кирюша?

— Не знаю, — немного обескуражено признался Кирилл.

— Все что хочешь, — улыбнулся ему Игорь, — лишь бы укладывалось в формулу свет-звук-ощущения в соответствующем процентном соотношении.

— Что-то бронебойное нужно, — пробормотал Кирилл, — постараюсь. А накрологов у нас сколько?

— Две бригады.

— Как мало… — прошептала Надежда, и Кириллу показалось, что ее темно-карие глаза стали более влажными, чем обычно.

— Нормально, — улыбнулся ей Игорь, — там Мариванну с улиц сдернули. Она одна целого полка стоит.

— Ребята… а если мы все ошиблись… — тихо сказала Надежда, — может там обычный спектакль?

— Вернемся сюда и еще чего-нибудь закажем, — уверенно сказал Игорь и посмотрел на часы, — визуальные приманки сдаем Кириллу. Раз он будет на сцене — он и развесит, пока мы сориентируемся на местности. Пусть музыка несколько минут поиграет, так даже лучше.

Марта сломала пудреницу, которую держала в руках и протянула Гольцову ее черную крышку:

— Держи, Кирюша. Очень высоко не вешай, они и так снизу вверх смотрят.

Сигнал прошел в 21.20, когда спектакль в большом зале уже закончился, и в фойе одевались немногочисленные театралы, которые не сбежали сразу после антракта. Кирилл снял пиджак и перекинул его через руку, в которой держал горсть визуальных приманок. Около дверей малого зала вместо привычной бабушки в синем костюме стоял напарник Порубова. Из-под расстегнутой кожанки выглядывала кобура. Он коротко кивнул, дверь на несколько секунд приоткрылась, пропуская внутрь двух мужчин и двух женщин и тяжело затворилась за ними.

— … билеты действительны, — говорил со сцены один из ребят Немцова, — прошу всех пройти к боковому выходу.

Вспыхнул свет, несколько человек поднялись со своих мест и, пошатываясь побрели в указанном направлении. Кирилл рванулся вперед по боковому проходу. Параллельно ему с другой стороны вперед проскочил Игорь и раскрыл кейс на краю сцены. В зал хлынула психоделическая музыка, в которую вплетался далекий и неровный барабанный бой.

Под эту музыку Кирилл работал сто раз. И каждый раз — он вещал что-то человеку на ухо, играя голосом, интонацией, постепенно повышая громкость. А сейчас ему предстояло орать под нее со сцены нечто такое, отчего проснутся все двадцать пять — тридцать человек, оставшихся в помещении. Он взлетел по ступенькам. Ослепленный светом направленных на него софитов, запнулся, взглянул под ноги и отпрянул. Под ногами в луже крови лежало человеческое тело с черно-красной дырой вместо правого глаза, и еще несколько шевелящихся тел на самом краю сцены. Перед глазами все поплыло, в горле застрял комок теплой мокрой ваты. Кирилл не видел зрительный зал за паноптикумом бессмысленно выпученных глаз и перекошенных слюнявых ртов. Скрюченные пальцы скребли по сцене, словно стараясь добраться до Гольцова и утащить во тьму, за грань истинного мира.

— Игорь, стащим их со сцены в зал! Усадим в первый ряд. Вот нам калибровка по степени погружения, — раздался грудной низкий голос. И от его густой, раскатывающнйся силы ужас, поселившийся в груди, съежился и превратился в дрожащего мокрого котенка жалкого и беспомощного. Это говорила Марта. Теперь она обращалась к оперативникам:

— Мальчишки, если вы уже всех победили, помогите Игорю Александровичу с клиентами. Мы с Надеждой начнем с задних рядов. Кирилл, не стой!

Но Гольцов уже опомнился, подскочил к дальнему ряду кулис, которые были задернуты, и в шахматном порядке прицепил к ним сразу пять черных дисков. Более легкие, чем поднятый занавес, кулисы колыхались, усиливая игру света заработавших приборов. За спиной слышался тяжелый шорох стаскиваемых со сцены человеческих тел. Кириллу почудилось еще какое-то движение сбоку, он обернулся. На сцену торопливо поднималась нарколог Мария Ивановна, за ней фельдшер с чемоданом в руке. На самом краю сцены, привалившись спиной к бутафорской печке, на которой во время детских спектаклей выезжал на сцену Емеля, сидел смертельно бледный Влад, прижимая ладонь к окровавленному плечу. На белоснежном боку печки, расписанном аляповатыми цветами сверху вниз тянулась красная полоса, которую он оставил за собой, сползая на пол.

«Работай», — прошипел Влад и закрыл глаза.

Кирилл вышел вперед, почти к самому краю сцены. «У меня же шок, — отрешенно подумал он, — как работать?! Визуальный ряд… да я не вижу ничего из-за этих чертовых прожекторов! У меня у самого визуальный канал информации перекрыт».

— … куртку мы снимем, Владик, — под заливавшую зал психоделическую музыку ласково говорила Мариванна у него за спиной, — ты же у нас мачо… — и совсем другим тоном, видимо кому-то из оперативников Немцова, — где скорая? Где снаружи? Она снаружи, а огнестрел внутри! Что я тебе, фокусник?! Скажи спасибо, перевязочный материал в укладке есть… Значит, забирайте его отсюда к чертовой матери!

Кирилл поднял обе руки вверх:

— Кровь!! — заорал он неожиданно для себя самого. — Красное на белом! Кровь на снегу!

И скорее почувствовал, чем увидел, как дрогнул и потянулся к нему зрительный зал. Люди, попавшие в ловушку иллюзий и внезапно брошенные там, в темных закоулках подсознания, теперь снова были не одни. Кто-то пришел к ним, разговаривал на их языке, звал за собой к свету, краскам, завораживающей прекрасной музыке и неземным ощущениям.

Минут через двадцать софиты погасли, Кирилл слез со сцены и осмотрелся. Зал опустел, сверху опустился тяжелый занавес, закрыв труп. С мужчиной и девушкой в первом ряду еще работали Игорь и Марта, но уже в режиме оживленного диалога. Девушка встала, преданно посмотрела Марте в глаза, отвернулась от сцены и двинулась к выходу. Надежда сидела на краешке кресла во втором ряду, закрыв лицо руками. Худенькие плечи вздрагивали. Но когда Кирилл подошел к ней, соображая что бы такого сказать, она подняла на него сухие глаза и первой произнесла шепотом:

— Жуть какая, да?

— Что там снаружи, не знаешь?

— Нет, — она отрицательно качнула головой, — все молчат. Как будто нас здесь забыли.

— А в чем, собственно, дело? — вдруг громко спросили на первом ряду.

— Пожарная сигнализация сработала, — устало ответил Игорь Залесский, — пожалуйста, пройдите к боковому выходу.

Мужчина поднялся и пошел в указанном направлении, что-то недовольно бормоча себе под нос.

— Интересно, что они дома расскажут? — спросила вернувшаяся от дверей Марта, — я конечно, старалась…

— Пришли на экспериментальный спектакль, слушали музыку, сопровождаемую игрой света… вроде лазерного шоу, — пожал плечами Игорь, — потом сработала пожарная тревога и всех попросили. Безобразие! — он усмехнулся.

— Мариванна сказала — тяжелых нет, — задумчиво произнесла Надежда.

— Так и у нас тяжелых нет, — кивнул Игорь. — Вы вспомните, сколько мы обычно их на диалог выводим. Я сегодня на выезде часа три возился. И Кирилл тоже со своей статуэткой…

— Глубина воздействия не та, — предположил Кирилл, — все-таки калибровка потенциальных клиентов была. А те, кто на сцену полез — готовые потребители.

— А как они кинестетиков зацепили? — спросила Марта. — Или тут только аудио-видео ряд?

— Какая ты, Марусь, невнимательная, — Игорь ласково потрепал ее по плечу, — чем здесь пахло, когда мы вошли?

— Ароматизатором каким-то. На хвойный освежитель для туалетов похож, — Марта коснулась пальцами кончика носа.

— Вот тебе «Театр прикосновений», — снисходительно пояснил Игорь, — только не к коже, а к носу на сей раз. Как самостоятельная дурь слабовато, а в комплексе с остальным — очень даже хорошо пошло. Изобретательные ребята.

— Что-то Влада долго нет, — сказала Надежда.

Кирилл уже открыл рот, но передумал. И так все в стрессе по самые уши, хоть и держатся друг перед другом.

Боковая дверь приоткрылась.

— На выход! — скомандовал Олег Порубов.

— Приманки! Приманки на кулисах, — вдруг вспомнил Кирилл.

Игорь тихо выругался.

— Забыли совсем… Давай, Владимирович, метнись, мы подождем.

Секунду Кирилл размышлял с какой стороны взбежать на темную сцену: с той, где все еще в неестественной позе лежал труп одного из организаторов действа, или с той, где притаилась за первым рядом кулис окровавленная печка. Печка казалась более привлекательным вариантом. На кулисах, все еще играя светом, висело пять круглых медальонов. Цветные блики подсвечивали полупрозрачную ткань и щедро расплескивались на парчовом занавесе, огородившим узкое пространство. Труп на противоположном краю сцены тоже был на месте, и лужа крови в которой он лежал, поочередно меняла цвета. Не хватало только приличествующей случаю музыки.

— Кирилл!

— Иду!

В машине они не разговаривали.

— Это означает, что мы опять впереди планеты всей, — сказал Геннадий Викторович Разумовский, выслушав обстоятельный доклад Игоря, — регион не только не отстает от московского федерального округа, а кое в чем его даже обгоняет, — он поморщился, — но все равно ознакомьтесь с программой коллективной работы, предложенной центром…

С начальником оперативников разговор уже был, к ним есть целый ряд претензий, но при условии, что времени на подготовку не было совсем, а в прессе не появилось никаких развернутых публикаций, кроме слухов о том, что по ночам в театре работает бордель, операцию можно признать успешной.

— У меня поиск выдал информацию с форумов, Геннадий Викторович, — тут же вылезла Марта, — говорят, милиция с ФСБ отрабатывает в театре антитеррористические операции. Но тема не в топе, обсуждается вяло.

— Спасибо, Марта Валентиновна. Я в курсе, — холодно сказал Разумовский. — Зона поиска для патрулей расширяется: кроме кинотеатров, дискотек и концертов у них будут рейды по парфюмерным магазинам, секс-шопам и ресторанам с вывесками «Экзотическая кухня». Фокус смещается в область ощущений. Раньше мы считали угрозу несущественной. И, наконец, самое главное. В этот раз на экстренном совещании всерьез обсуждалась угроза синтеза воздействий. В Москве сотрудники «Рубикона» вышли на частную клинику. Это первый случай в нашей практике. Клиенты — в основном женщины, стремившиеся похудеть, а заодно помолодеть и просто оздоровиться. Но были и мужчины. К ним применялось комплексное воздействие на все органы чувств. Каждое по отдельности — гораздо более мягкое, по сравнению с тем, с чем мы привыкли работать. Тем не менее, за три года существования клиники все пациенты возвращались туда с интервалом не реже, чем раз в полгода, большинство — не реже, чем раз в квартал. И их список постоянно расширялся. О ценах, я думаю говорить не надо. И так все ясно, — шеф привычно побарабанил пальцами по столу. — Да, специализацию в Москве заканчивают еще два наших сотрудника, которые придут в Отдел индивидуальной коррекции. Скоро приступят к работе. Патрульная служба тоже расширяется. И я попрошу всех отнестись к коллегам с должным вниманием и не отказывать в помощи, если таковая потребуется. У меня все.

В этот день Кирилл работал в дневную смену. Вдоволь наговорившись с клиентами о живописи, шмотках и музыке, убедив всех, что жизнь на этом не заканчивается и больше ни у кого из них «крышу не снесет» (жаль, нельзя сказать: «Да успокойся! Твой поставщик уже за решеткой») он еле приполз в комнату отдыха.

— Что-то ты бледный, Кирилл Владимирович, — заметила утонувшая в огромном кресле Надежда, — не обедал?

— Надя… Тебе театр снится? — неожиданно спросил Кирилл.

— Конечно. Это нормально, — Надежда закинула ногу на ногу и тут же начала лекцию о том, как человек справляется с последствиями стрессовых ситуаций в норме, и какие могут быть отклонения.

— И чего делать? — перебил ее Кирилл.

— Проанализировав свои собственные переживания, я пришла к выводу, что мне подходит самый детский из всех способов, — все таким же менторским тоном сказала Надежда и вдруг улыбнулась, — я записала страхи на бумажке и сожгла ее. Вот и все!

— Да? — спросил Кирилл. — И сколько мне бумаги закупить, Надежда Каримовна?

— Н-ну… Я купила стопку тетрадей в клеточку по восемнадцать листов. И каждый вечер пишу по одному чернушному стихотворению, а потом сжигаю. Программа должна полностью сработать, когда уйдет последняя тетрадь.

— А я никогда стихи не любила, — фыркнула вошедшая Марта, бесцеремонно сунула в руку Кириллу бутерброд и поставила на журнальный столик перед ним бутылку минералки. — Вот именно поэтому. Зачем мне «чужие крокодильчики»? Мне их на работе хватает.

— Что делать, если у кого-то нет такого количества э-э-э… поклонников, — язвительно заметила Надежда.

— Ну девочки… — начал Кирилл.

— Сожги костюм, — вдруг сказала Надежда.

— Точно! — подтвердила Марта, — или бомжам отдай.

Женщины посмотрели друг на друга и хором добавили:

— Мы ни разу тебя в нем не видели после похода в театр!

— А ведь он такой красивый! — мечтательно протянула Марта.

— А ведь он такой стильный! — мечтательно протянула Надежда. Они разом замолчали, одновременно повернули головы на звук открывающейся двери и наперебой затараторили:

— Ой, Владик! Наш Мачо пришел! Тебя из больницы выписали?

В дверях стоял Влад Немцов. С рукой на перевязи и в небрежно наброшенной куртке, один рукав которой, естественно, остался пустым, он смотрелся очень эффектно. На секунду Кирилл ему даже позавидовал. Надежа вскочила с кресла, но тут Марта вспомнила, что на самом деле они соперницы, и в каком-то немыслимом грациозном прыжке опередив ее, оттерла всторону.

«Сейчас ответит: „Сбежал“. Или я не психолог», — подумал Кирилл.

— Сбежал, чего там делать, — небрежно сказал Немцов, приобняв Марту и глядя в глаза Надежде.

— Больно было? — доверчиво спросила Марта. Задай этот вопрос кто-нибудь из сотрудников центра кроме нее, он тут же получил бы здоровой рукой в ухо. Но Влад, конечно, повелся и минут пять выпендривался, объясняя Марте, (а заодно и Надежде, которую тоже не упускал из поля зрения) что это только в дешевых боевиках огнестрельные ранения обязательно навылет, причем так, что кость не задета и сколько бы крови не вытекло — пять литров всегда в запасе.

— А кто мой личный враг номер один, знаете? — спросил Влад в конце.

— Нет, — улыбнулась Надежда, — и кто?

— Кто, Владик? — мурлыкнула Марта.

— Мария Ивановна!

— Почему? — снова хором спросили обе дамы. Все-таки общего в них было много больше, чем они думали.

— Как вы меня назвали, Надежда Каримовна, когда я зашел? — спросил Влад.

— Мачо… — машинально повторила Надежда.

— Вот! Именно поэтому. Я сегодня своего собственного имени еще ни от кого кроме Марты не слышал. Как Мариванна тогда окрестила — все! Труба. Привет, Кирилл, — наконец сказал он, пресытившись женским вниманием. Они пожали друг другу руки, обменялись несколькими ничего не значащими фразами, и Кирилл ушел к себе, предоставив Немцову наслаждаться обществом двух красивых женщин, готовых при случае разорвать друг друга в клочья.

Влад зашел к нему через двадцать минут. Кирилла так и подмывало спросить: «Больно было»? И посмотреть на реакцию. Великий дух Исследования чуть не ввел его в соблазн, но Кирилл устоял.

— Как дела?

— Да говорят еще месяца полтора в лонгетке. Спать неудобно, делать нечего и кроме футболок ничего не лезет. Курить можно?

— Нет! — решительно сказал Кирилл и взглянул на круглые часы, висящие на противоположной стене. Клиенты обычно садились так, что они оказывались у них за спиной. Высокая кушетка под часами была вплотную придвинута к стене. — У меня через пятнадцать минут вторая серия.

— Ты все еще думаешь, что это калибровка? — спросил Немцов.

— А ты?

Влад отошел к окну, как будто собирался закурить, невзирая на прозвучавший запрет, но сигареты так и не достал, а присел на краешек кушетки.

— А я все-таки думаю, Кирилл, что откалибровать человека можно намного проще. Повесил на той же афишной тумбе перед театром портрет Шварценнейгера в розовом Кадиллаке — и только успевай собирать адреса-явки-пароли. Любой, кто не просто взглядом скользнул, а остановился и подошел поближе, чтоб рассмотреть как следует — потенциальная жертва. Зачем так подставляться, устраивая массовое шоу?

— Портрет Шварценнейгера перед театром? — улыбаясь переспросил Кирилл, — Ты уверен?

— Ну хорошо — пусть будет Памела Андерсон в кабине истребителя Су-27. Тоже не фигово, — ухмыльнулся Влад. — Я серьезно, Кирилл. Где-то у нас в городе уже чего-то организовывают. Рейд по всем больницам, баням, профилакториям и оздоровительным комплексам мы организовать физически не в состоянии! Да и юридически тоже.

— Разумовский сказал, что все лечебно-профилактические учреждения в ближайшее время подвергнут повторному лицензированию. В положении несколько хитрых пунктов будет… Может, чего и выплывет, — пожал плечами Кирилл.

— Долго, — Влад поморщился, — долго!

Он оттолкнулся от кушетки.

— Я-то на сей раз чем могу тебе помочь? Как говорится, не в моей компетенции, — развел руками Кирилл. Влад, уже направившийся к выходу, остановился напротив стола.

— Видел я твою компетенцию на сцене, — сказал он, чуть прищурив глаза, — маньяк.

Кирилл снисходительно улыбнулся:

— Не маньяк, а профессионал! Действовал по ситуации. Но я, кстати, думал, что ты там уже без сознания, потому как говорила у меня за спиной только Мариванна.

— Нет, Кирилл, я слышал. Кстати, если кого и будет несложно подсадить на синтез — так это психологов «Рубикона».

— Влад, ты слишком много об этом думаешь. Приходи в конце дня, я с тобой поработаю, — серьезно предложил Кирилл.

— Ты с собой поработай, — огрызнулся Немцов, поправляя сползшую с больного плеча куртку, — на Надю с Мартой посмотри. Сколько им лет — ни семьи, ни детей. А у тебя? Когда ты последний раз был в отпуске?

— Уйдешь, блин, тут в отпуск! И кстати, у Игоря Залесского и семья, и дети есть, если уж тебя это так волнует, — парировал Кирилл.

— Игорь женился еще до того, как в «Рубикон» перешел! Он не в счет, — перебил Влад, — у вас постоянно, изо дня в день сознательно блокируются все три канала поступления информации об окружающем мире. Если бы вас этому так хорошо не научили, вы все уже сами подсели бы, — Влад выставил вперед ладонь, как бы предупреждая ответ Гольцова, уже набравшего полные легкие воздуха. — Да знаю я, что ты скажешь, Кирилл! Ключевое, мол, здесь слово «сознательно», профессиональная подготовка, соблюдение инструкций в работе с приманками и все такое… Но как только найдется тот, кто покажет вам мир во всей красе, да так, что не заблокироваться, вы за ним косяком пойдете.

— Нет, не может быть. Надо еще на нас как-то выйти и уговорить попробовать… — растерянно пробормотал Кирилл.

— А что, тех кого мы вытаскиваем не уговорили? — спросил Влад. — Или они все дураки как на подбор, телята безголовые?

— Слушай, Влад, — решительно сказал Кирилл, — у меня пять минут до клиента, иди к своему начальству или к Разумовскому! Даже если ты прав, чего ты меня здесь грузишь? Некоторое время назад и проблемы-то такой не существовало, равно как и нашего «Рубикона»!

— Разумовскому от оперативников нужен только адрес «центра синтеза» и желательно — сразу с планом ликвидации, — жестко сказал Влад, — пока, Кирилл.

И он вышел за дверь.

На полчаса застряв в пробке по дороге домой, Кирилл размышлял об истинных масштабах проблемы. Имена клиентов не разглашались. И сам Кирилл, и его коллеги были связаны соответствующими подписками. Общее количество зависимых знал только Разумовский. Отдел индивидуальной коррекции работал по принципу «спас клиента — занимайся им до победного конца». То есть вывел его на дежурстве из передоза, дождался, пока наркологи скорректировали физиологию — бейся, пока человек не перестанет бредить любимыми «футболочками с бабочками» как в случае с Таисией. Такие случаи, к счастью, встречались все-таки не часто. Только Марта умудрилась как-то на дежурстве набрать сразу пять человек за сутки. При учете, что на одного клиента при повторном приеме иногда мог уйти целый рабочий день, Кирилл не удивлялся, что она две недели после этого с работы практически не выходила. Клиенты в момент выведения из передоза переключались на конкретного специалиста: на его внешний вид, тембр голоса, манеру разговора. Кроме того, только психолог, который работал с ними в «пиковый момент» помнил все нюансы выхода, все крючки, цепляясь за которые человек возвращался к реальности. И только он мог использовать их в полной мере в дальнейшем. Так что помогать коллегам было не только очень непросто, но еще и опасно для неустойчивой психики клиента.

Но кроме Отдела индивидуальной коррекции, на который сваливались самые сложные случаи, были и другие. Даже подразделение прикрытия, которое совершенно официально занимало второй этаж «Рубикона» и работало как обычный психологический центр, куда мог обратиться любой желающий, специализировалось на различных видах зависимости. А статистика посещений каждый вечер ложилась на стол начальнику оперативного отдела. «Сколько у нас оперативников? — задумался Кирилл. — Сколько всего патрулей в городе?» Это были вопросы без ответа. Кирилл знал только тех оперативников, которые работали с психологами его отдела: Влад, Олег Порубов, еще несколько человек, которые обеспечивали им безопасность и условия работы на выезде. Как работает «Рубикон» в целом, кроме его руководителей никто не знал.

Сзади отчаянно засигналили. Кирилл вздрогнул и дернул машину вперед, к узкой горловине выезда с моста, за которым пробка постепенно рассасывалась. Еще через полчаса он уже был дома. За спиной щелкнул замок входной двери. Кирилл критически осмотрел свое холостяцкое жилище. Строгостью обстановки двухкомнатная квартира напоминала гостиничный номер. Правда, в дорогой гостинице. Пейзаж несколько оживляли валявшиеся в беспорядке мелочи вроде мятых журналов по психологии, раскиданной домашней одежды и брошенного на кровати ноутбука. Гольцов огляделся, не переодеваясь, прошел на кухню и сварил себе пельмени, стоя у плиты прямо в костюме. Он так устал за сегодняшний день, что даже в кафе не завернул. Через некоторое время настроение слегка улучшилось, и Кирилл, сыто урча полез в ванну, наслаждаясь охватившим его влажным теплом. «Ощущения, — подумал он, — как ни крути, а сам-то я все-таки больше кинестетик, чем визуал. Вот интересно… можно подмешать что-нибудь в воду бассейна в какой-нибудь частной баньке? Если вся поверхность кожи задействована… Тьфу!» Кирилл выругался вслух, быстро сполоснулся и пулей вылетел из ванны, яростно растираясь полотенцем. Он потряс головой и пожалел, что не держит в доме спиртного. Журналы по психологии полетели на пол. Ноутбук чуть бережнее — но все же последовал за ними и был задвинут под кровать. Гольцов взял пульт телевизора, улегся, подоткнув под шею подушку, и бессмысленно уставился в экран. Выступление члена Государственной Думы в новостях на Первом канале напоминало плохо сделанный учебный фильм по манипулятивным технологиям. Видеоряд рекламного блока на НТВ выглядел как топорно сработанный крючок для визуала. По «Культуре» транслировали малоизвестную оперу Прокофьева в современной обработке. Кирилл инстинктивно оглянулся в поисках аудиозаглушки и выключил звук. Спокойный вечер после трудового дня минута за минутой проходил мимо сознания, не вызывая в нем никакого отклика, кроме раздражения.

«Но как только найдется тот, кто покажет вам мир во всей красе, да так, что не заблокироваться, вы за ним косяком пойдете», — Немцов как будто повторил эту фразу у самого уха.

— Твою мать, — тихо сказал Кирилл, перевернулся со спины на живот, накрыл голову подушкой и зажмурился, — черт бы тебя побрал, Влад!

«Сжечь костюм… — кажется, это он тоже сказал вслух. — Немедленно!» Гольцов рывком сел на постели, отшвырнув подушку, вскочил и бросился к шкафу. В костюмах он недостатка не испытывал. За исключением тех случаев, когда клиент оказывался кем-то вроде хиппи, это была основная его форма одежды. Но на случай экзотики, у Кирилла на работе был припасен целый маскарадный арсенал.

Темно-серый костюм-двойка, в котором Кирилл ходил в театр, притаился в самом дальнем углу шкафа-купе и хищно поблескивал оттуда пуговицами. Представив, какая будет вонь, если он действительно сожжет его в квартире, Кирилл отказался от первоначального плана. Гольцов порылся в ящиках в гостиной, достал ножницы, сбегал на кухню и приволок оттуда пару прекрасных немецких ножей. Снова метнулся в спальню, схватил в охапку пиджак и брюки, которые обреченно повисли у него в руках, выволок костюм в гостиную, и бросил посередине комнаты на пол. Он уселся рядом, по-турецки скрестив ноги, разложил инструменты по порядку: ножницы, нож для мяса, хлеборез, глубоко вздохнул и приступил к уничтожению одежды. Легче стало только после того, как Кирилл полностью расправился с брюками, располосовав их в лапшу. Он бросил нож, вытер пот со лба и огляделся. Затем передернул плечами, уже слегка сопротивляясь порыву, взял ножницы и с мясом отстриг с пиджака пару пуговиц, бросил все это в кучу испорченной дорогой ткани и глубоко вздохнул.

В голове — пустота. Такая, что в ушах звенит. Болели большой и указательный пальцы правой руки. На них багровыми кольцами отпечатались следы от ножниц. Ножницы были канцелярскими, а не портняжными, и Кирилл с ними здорово намучился. Он встал, стряхнул с себя нитки и мелкие клочки испорченной одежды, постоял немного и отправился на кухню за мусорными пакетами. Еще некоторое время Гольцов, матерясь, запихивал в мешок последствия своей борьбы со стрессом вместе с инструментом: ножницы пришли в полную негодность. Перед тем, как утолкать пиджак в полиэтиленовый мешок, пришедший в себя Кирилл начал обшаривать его на предмет сохранившихся чеков и визиток и во внутреннемкармане нащупал клочок бумаги. Он извлек находку и развернул. На выдернутом из пружинного блокнота бумажном листе Гольцов прочитал короткое послание, изумившее его до предела: «Кирилл, вы великолепны! Позвоните мне, есть интересное предложение. Лариса». Чуть ниже — крупно написан номер сотового телефона.

— М-мнэ-э, — вслух произнес Кирилл, сложил и снова развернул листок. Буквы и цифры никуда не делись. Гольцов двумя пальцами взял листок за уголок, положил на середину письменного стола и вернулся к уборке. Он вынес мусор, пропылесосил ковер, еще раз сходил в душ и с удовольствием отметил, что теплая вода — это просто теплая вода. И никаких сверхощущений она не приносит и приносить не может, кроме нормального чувства чистоты и свежести. Если бы на столе к моменту выхода из ванной еще и не оказалось этой неизвестно как попавшей в карман записки, он был бы совершенно счастлив. Но проклятый клочок бумаги, сложившись по сгибу пополам, лежал на своем месте. Там он и остался. «Может, вспомню, — подумал Кирилл, — если нет — позвоню». С этими мыслями он ушел в спальню, залез под одеяло и тут же уснул.