Глава 4 Технологии синтеза

В последующие несколько дней Гольцов подробно прокрутил в памяти два года своей жизни, прошедших с момента покупки темно-серого костюма. Пиджак он оставлял без присмотра только в собственной квартире — на лето. На розыгрыш из всех его сослуживцев были способны два человека: Марта и Влад Немцов. Но у Марты не хватило бы выдержки, и она бы уже десять раз посоветовала заглянуть во внутренний карман, а Влад скорее всего так шутить не стал бы. Проверить? Дело было в пятницу вечером, и проклятая пробка на мосту растянулась на полгорода, как будто на дворе не октябрь месяц, а июль. И фанатичные дачники намертво заклинили располагавшийся прямо за мостом выезд из города. Гольцов достал мобильник.

— Да, Кирилл?

— Привет, Мачо, — ухмыльнулся Гольцов.

— Здорово… Магистр, — мрачно откликнулся Немцов, выдержав трагическую паузу.

— Да ладно, Влад, я пошутил. Не обижайся. Ты чем занимаешься?

— Штаны на резинке покупаю, — все так же мрачно сказал Немцов.

— Где?

— В «Амелии».

— Я сейчас подъеду, подброшу тебя до дома. Разговор есть.

— Давай через полчаса, не раньше.

— А раньше и не получится. Я еще с моста не съехал. Выберусь — перезвоню.

Огромный торговый центр «Амелия» располагался на самой окраине в бывшем цехе завода Техконструкций. Тащиться туда пешком через весь город с рукой в гипсе… «Скучно тебе, Владик», — сочувственно подумал Кирилл.

— Привет! Карета подана.

Влад бросил на заднее сидение пакет с покупкой, захлопнул дверцу и уселся рядом с Гольцовым.

— Здорово, Кирилл. Что случилось?

— Знаешь, Влад… Поехали ко мне в гости. Тебе все равно делать нечего. Ты пока рассказывай как у тебя дела, а я с мыслями соберусь…

Немцов присвистнул и начал подробно излагать сколько чего и с кем именно он выпил за последние две недели, чтобы скоротать время, и какие от этого случились приключения. А так же какие журналы прочитал, фильмы посмотрел, сайты посетил…

— За «Войну и мир» что ли взяться! — с досадой сказал он. — В школе не осилил. Как думаешь, поможет?

— Тебе — вряд ли, — улыбнулся Кирилл, пропуская его в подъезд и придерживая дверь, — но время займет точно. И для общего развития полезно.

Они поднялись в квартиру, и Влад молча выслушал историю со странной запиской. Собственно, истории-то как таковой и не было. А записка была. Немцов повертел ее в пальцах.

— Слушай, Кирилл, — задумчиво произнес Влад, — а может, это одна из твоих клиенток? Из тех, с кем ты у себя в кабинете работал? Ты ей понравился, и она решила продолжить отношения на другом, так сказать, уровне. Ты звонишь, она назначает встречу в каком-нибудь клубе, ты приходишь. Опа! Момент узнавания и она торжественно объявляет: «Кирилл, я просто не посмела вам признаться раньше. Ведь я же ваша пациентка»!

— Пациенты у врачей, — рассеянно обронил Кирилл.

— Вот для меня — абсолютно без разницы как вы их там называете! — заверил его Немцов.

— Нет, Влад. Я бы заметил. Во время сеанса они у меня полностью под контролем… Не могла она так сыграть, чтобы я не вычислил, что она со мной просто кокетничает, а на самом деле к пиджаку подбирается. Чушь какая-то.

— Стой! — Влад чуть не скомкал записку в кулаке, но вовремя спохватился и положил ее на журнальный столик, придавив ладонью, — Кирилл…

— Что?

— Ты сказал во время сеанса полностью под контролем… А во время массового сеанса, ты тоже всех держишь?

Кирилл медленно поднял на него глаза. Влад поморщился:

— У меня, конечно, все плыло уже, но по-моему ты в одной рубашке по сцене прыгал.

— Значит кто-то в зале? — озадаченно спросил Кирилл.

— Психолог? — предположил Влад.

— Такого же уровня как в «Рубиконе»? Тогда зачем он туда пришел?

— Она, — поправил Немцов.

Кирилл с сомнением покачал головой:

— Там по всем трем модальностям работали. Даже любого из нас посади — рано или поздно мы из реальности выключимся. Получается, что кто-то сидел и спокойно смотрел спектакль, от которого у всех остальных зрителей прямо таки «башню срывало»!

— Ага. Он или она еще второй акт почти до конца досмотрел, который с нашим участием, — усмехнулся Немцов.

— Влад, этого не может быть. Когда вы организаторов отлавливали — хоть один человек среагировал? Голову на отсечение даю — никто вас даже не заметил, несмотря на перестрелку!

— Думаешь, я только на зал и смотрел? — сощурился Влад.

— Ну ты ведь знаешь, о чем я. Не первый день работаешь.

— Не первый, — подтвердил Немцов, — твоя девица с интересом пронаблюдала все действо от начала до конца. Мало того, она на тебя еще какую-то ставку сделала. Пока вы с залом работали, она успела записку черкнуть, сунуть в карман твоего пиджака и ускользнуть.

— Незамеченной? — с сомнением спросил Кирилл.

— А почему бы нет? — вопросом на вопрос ответил Гольцов. — Она же в ясном уме и твердой памяти, а нас всего шесть человек было. Минус два — я и Лешка, который меня до машины тащил через служебный вход. Да она хотя бы за нами могла запросто уйти! Люди не разбежались, потому что у них крыша не на месте. Были бы это были обычные заложники — все бы сразу к выходу рванули. Еще и друг друга передавили бы. Как вы их программировали? Проснешься в вестибюле?

— Да, примерно так, — нехотя сказал Кирилл, — не то чтобы именно «проснешься», но… кстати, Влад… а как же там труп…

— «Люди в черном» смотрел? — улыбнулся Немцов.

— Н-ну…

— Так это про нас! — заявил он. — Ладно. Пробью я тебе телефон по нашей базе данных для начала. Пиши. А то женит на себе — глазом моргнуть не успеешь!

Кирилл вяло улыбнулся, прилежно переписал в ряд одиннадцать цифр и протянул листок оперативнику.

Ее и в самом деле звали Лариса. Лариса Леонидовна Ковалева, 32 года, русская, не замужем, детей нет. Образование высшее техническое, судимости нет, хозяйка сети печатных салонов «Копирайт», в поле зрение «Рубикона» не попадала.

Геннадий Викторович Разумовский отложил тоненькую папку на край стола.

— Очень интересно, — сказал он, помолчал и повторил, — очень интересно…

Влад с Кириллом переглянулись.

— Немцов, вы у нас на больничном?

— Да, Геннадий Викторович.

— Вот и идите, отдыхайте. Спасибо за помощь.

Он нахмурился и подождал, пока Немцов вышел за дверь.

— Кирилл Владимирович, у вас сотовый с собой?

— Да.

— Звоните. Немцов может обижаться на меня сколько угодно, но детали операции ему знать ни к чему, — на лице шефа появилось бледное подобие улыбки, — иначе придется его наручниками к моему столу пристегивать. Звоните, Кирилл.

Гольцов набрал номер. Он уже помнил его наизусть. Разумовский ободряюще кивнул.

— Алло, Лариса?

— Да, — откликнулась женщина.

— Вам удобно сейчас разговаривать?

— Да, я вас слушаю.

— Меня зовут Кирилл. Вы просили позвонить, я только вчера нашел вашу записку, — он старался говорить холодно, как и положено человеку, обнаружившему что кто-то рылся в его вещах.

— Да-да! — голос зазвенел от волнения. — Вы извините, что я залезла в чужой карман… но вы были заняты, а потом сразу уехали.

«Речь несомненно о театре, — подумал Кирилл, — Влад прав».

— Странный способ заводить знакомства, — заметил Кирилл ледяным тоном. Разумовский поднял руку и как-будто продавил ладонью вниз что-то невидимое. — Но вы меня заинтриговали, — чуть теплее добавил Кирилл, взглянув на начальника. Тот удовлетворительно кивнул головой.

— Если бы вы согласились встретиться, я бы вам все объяснила, — горячо заговорила Лариса. Голос стал ближе, видимо, она почти уперлась в трубку губами, — и у меня действительно есть для вас возможность дополнительного заработка!

— Если только вечером, — с сомнением сказал Кирилл.

— Да, давайте сегодня вечером! Вы сможете?

— Вот как раз сегодня смогу. А дальше я занят по вечерам всю неделю.

— Замечательно! — трубка вздохнула с облегчением. — Кофейня «Карт-бланш», это в самом центре, за административным корпусом университета, знаете?

— Да, конечно. Но я буду не раньше семи.

— Как скажете, я так и подойду, Кирилл. Я и так перед вами виновата. До встречи!

Гольцов положил замолчавший телефон на стол, посмотрел на него, снова взял и убрал в карман.

— Зайдите к Порубову за оборудованием, — сказал Разумовский, — на предложение, каким бы оно ни было, соглашайтесь, но не сразу. Успехов, Кирилл Владимирович.

Разумовский пожал ему руку на прощание. Кирилл вышел в коридор, ослабил узел галстука и расправил плечи. Женщина казалась скорее напуганной, чем опасной, но ему все равно было не по себе. И Кирилл принялся снимать синдром повышенной тревожности дедовским способом: вычислил того, кому еще хуже, и занялся благотворительностью, любуясь собственным благородством и щедростью.

— Марта, — позвал он в телефон.

— Да?

— У тебя как со временем?

— Как у всех, ни на что не хватает! — тут же пожаловалась Марта.

— Здесь у нас по центру Немцов бродит, весь разобранный и одинокий… Поболтай с ним, а?

— Кирюш, ты ведь не Разумовский, правда? А я не подразделение внутренней безопасности…

— Марта! Пожалуйста, помоги человеку. А то еще натворит чего-нибудь.

— Ты хоть знаешь, с какой по счету мочалкой он в театр ходил в тот день, когда афишу заметил? — презрительно фыркнула Марта. — Уж кто-кто, а наш Мачо найдет, чем развлечься! — в голосе угадывалась тщательно скрытая обида. — Нашел, за кого беспокоиться… Детский сад.

— Марусь, — Кирилл постарался, чтобы голос звучал бархатисто-проникновенно, как будто разговор велся с клиентом аудиалом, — так ведь они мочалки, а ты — бриллиант!

Марта рассмеялась и отключилась.

Кирилл намеренно подъехал к месту встречи с пятиминутным опозданием, припарковался и вышел из машины с телефоном в руке. Он успел отсчитать три длинных гудка, когда на крыльцо кофейни выскочила молодая женщина в короткой юбке с мобильником в руке. Кирилл приветственно махнул рукой и поднялся к ней по ступеням.

— Лариса?

— Да, это я. Здравствуйте, Кирилл.

Гольцов рассматривал собеседницу. На ней была кофточка с геометрическим рисунком и целомудренным вырезом. Дама считает, что бизнеследи средней руки не пристало носить цветастые блузоны, все ясно. Короткая стрижка, глаза серо-голубые, аккуратно подведены, волосы мелированы. Руки ухоженные, с длинными ногтями, покрытыми бесцветным лаком с легкой примесью розового. Тонкие пальцы, унизанные кольцами, коснулись лежащего на столе мобильника, чашки кофе, погладили полупрозрачную поверхность стола. «Кинестетик», — решил Кирилл.

— Я даже не знаю с чего начать… — растерянно сказала она и опустила глаза.

— Начните с рассказа о том, как вам удалось незаметно подбросить мне записку, — предложил Гольцов.

— Я видела вас в театре, — она прикусила губу, чуть покраснела под его пристальным взглядом, но извиняться еще раз не стала, — вы бросили пиджак на спинку кресла в четвертом ряду, перед тем, как взбежать на сцену.

— Это было не совсем обычное представление, Лариса, — очень спокойно, даже чуть скучно сказал Кирилл, — как вы на него попали, если не секрет?

— Мою подругу позвала какая-то знакомая… Я выкупила у нее пригласительный. Я очень долго ее уговаривала, — Лариса погладила пальцами правой руки полукруглый вырез кофточки, как будто хотела нащупать дефект шва и вернуть вещь в магазин.

— Ясно. А в чем суть вашего предложения? — Кирилл продолжал деловую игру. Наверняка процесс переговоров был для собеседницы не в диковинку, и она должна чувствовать себя более или менее привычно в рамках такой беседы.

— Вы можете мне дать то, что я искала тогда в малом зале этого проклятого театра! — неожиданно горячо воскликнула Лариса, — Вы один. Я вам заплачу, — ее глаза лихорадочно заблестели, — кровь, помните? Вы сказали кровь на снегу. Она такая горячая, чуть дымилась. А снег… это был даже не снег, а ледяная корка, наст, твердый как лед, очень холодный. Я все это чувствовала, почти как тогда, понимаете?

— Как когда? — тихо спросил Кирилл.

— Тогда, в больнице. Только там было… — она замялась, — не так страшно, как у вас.

— Лариса, я могу с вами поработать индивидуально, вы об этом просите?

— Да!

— Хорошо, — все так же спокойно сказал Кирилл, — считайте, что мы уже договорились. О цене я скажу чуть позже, когда вы мне хотя бы немного расскажите, что с вами случилось. Вы лежали в больнице?

— Да, — казалось, она не очень понимает, о чем ее спрашивают, все еще купаясь в сладко-жутких воспоминаниях.

— Расскажите! — строго сказал Кирилл и тут же улыбнулся, — такая молодая красивая девушка и вдруг попала в больницу, — он покачал головой, — у вас был аппендицит?

Взгляд собеседницы снова стал осмысленным. Кирилл перебирал варианты, где еще она могла увидеть кровь, чтобы так на этом зациклиться. В голову ничего не приходило, но сидящая напротив женщина вела себя как стопроцентный абстинент на приеме. Только вместо цветных бабочек и дорогого блестящего тряпья, как в случае с Таисией, она вспоминала совсем другое.

— Нет. Вы знаете, Кирилл, это такая странная история, — вздохнула Лариса, — я даже не знаю, что сказать…

«Нет, милая, ты не знаешь, поверю ли я тебе», — подумал Гольцов.

— Почему вы оказались в больнице, Лариса?

— Я хотела выкупить типографию полностью, перенервничала, и у меня давление подскочило. Раньше никогда такого не было! — Лариса покачала головой. — Неделю таблетки пила, как бабушка старенькая, — она чуть улыбнулась, — и врач кардиоцентра посоветовала заняться своим здоровьем, отдохнуть. Собственно, я не в больнице лежала, я тогда отказалась, не до того было. Я в местный санаторий путевку купила. Хотела за границу съездить, но тут разве оставишь… Только в Новый год.

Словно в подтверждение ее слов зазвонил мобильник, лежавший на столе, и Лариса минут пять разговаривала с кем-то про офсетную печать и дизайн визиток. Судя по металлу в голосе — с кем-то из подчиненных.

«Значит, все-таки санаторий, — подумал Кирилл, — точно Разумовский сказал, что мы вечно впереди всех. Да что ж за регион-то такой»!

— Вот видите, Кирилл! — виновато улыбнулась она. — Как тут давление не будет подскакивать? Как белка в колесе целыми днями. Если где и чувствовала себя живой, так это на той процедуре. Весь мир мой, ощущение полета, и музыка, и краски… — ее взгляд затуманился, уголки четко очерченных губ опустились вниз, и Кириллу показалось, что она сейчас заплачет, — но очень дорого. Они уже несколько раз звонили, предлагали повторный курс… но просто неподъемно для меня, чтоб хотя бы раз в месяц или в два месяца, — Лариса горько вздохнула, но не заплакала, а наоборот вся подобралась и максимально деловым тоном заявила: — Мне кажется, вы владеете аналогичной методикой. Я хочу, чтобы вы со мной позанимались. Я буду платить вам за каждый сеанс, никаких чеков не надо. Могу даже вперед. Сколько у вас стоит та программа, которую вы представляли со сцены? До вашего появления я сколько ни старалась, не смогла ничего ощутить, понимаете? Ни-че-го, — по слогам произнесла она, — а ведь там что только не устроили! Даже перестрелку инсценировали. Глупость какая… — она пожала плечами. — Ну как, вы согласны?

— Да, действительно интересно, — несколько обескуражено произнес Кирилл, — но почему же обязательно мимо кассы, Лариса? У меня есть возможность работать совершенно официально, в комфортных условиях, — он достал из кармана пиджака блокнот, — вот завтра с утра время есть, в 9-00. Один визит — примерно две тысячи рублей. Но если мы задержимся дольше, чем на два часа — еще почасовая оплата включится. Как вам такое предложение?

И Гольцов протянул ей визитку.

— Да-да. Я согласна, конечно! — просияла Лариса, схватила визитку, резким движением протянула руку к запевшему мобильнику и, не глядя, отбила очередной звонок. — Спасибо, Кирилл. Я думала, вы не придете…

И она как-то сразу сникла и съежилась над чашкой, отхлебнув остывший кофе.

— Тогда я с вашего разрешения откланяюсь, — церемонно произнес Кирилл, — и пойду готовиться к нашей завтрашней встрече. А как тот санаторий называется, напомните, — он чуть поморщился, словно и в самом деле вспоминал название, — у нас в городе сразу несколько лечебно-профилактических учреждений работают по этой оздоровительной программе, но, как вы наверное догадались, нюансы отличаются…

— «Три сосны», — тихо сказала Лариса, — я обязательно приду. До завтра.

Кирилл вышел, сел в машину, проехал квартал и припарковался к обочине. Холодный бледно-голубой отблеск витрины «Центротеха» затопил салон призрачным светом. Гольцов выключил мотор и уткнулся лбом в обод руля. Прямо перед ним припарковался черный «Лендкрузер». Мобильник завибрировал в беззвучном режиме.

— Да, — сказал Кирилл в трубку и выпрямился.

— Кирилл Владимирович, все в порядке? — раздался голос Олега Порубова.

— Да, Олег. Отдыхаю. Вы все слышали?

— Да. Уже работаем. Поезжайте, мы вас до дома доведем.

Лариса ждала его около «Рубикона» с восьми утра. Чем-то она неуловимо напоминала девочку с пешеходки, только не мокла под дождем, а стояла на крыльце. Кирилл пропустил планерку у шефа и провозился с клиенткой до самого обеда. И только через два часа от начала интенсивной работы со всеми тремя приманками Лариса прекратила попытки выскочить из кабинета и перестала ежеминутно твердить в полузабытьи о том, что продаст к черту все драгоценности, квартиру и машину.

Уходя, она недоверчиво улыбалась и грозилась придти еще раз прямо завтра с утра. Но Гольцов, даже если бы хотел, не смог бы отодвинуть ради нее всех своих клиентов. И так сегодня с одним из «выздоравливающих» работал Игорь Залесский, что было нарушением всех норм и правил и применялось в исключительных случаях.

— Как жизнь? — спросил Игорь, заглянув в кабинет.

— Ничего, но голова болит, — устало сказал Кирилл, — мне все время казалось, что она одновременно в передозе и в полном сознании…

— Пойдем, перекусим. У Марты где-то аспирин был. А я расскажу тебе, что было с утра у Разумовского. Мне доверили это ответственное поручение. Кирилл, ты меня слышишь?

— Слышу. Сейчас.

Кирилл нехотя поднялся и поплелся за ним. Мир не имел вкуса, цвета и запаха. Только звук. Аудиоприманку Кирилл воткнул Ларисе в уши как плеер, и волшебная музыка играла только для нее, тесно переплетаясь с голосом психолога. Еще в мире сегодня все-таки существовали тактильные ощущения. В этом Кирилл убедился, незаметно для Залесского с силой ткнув вилкой в ладонь. А вкус и запах ему кинестетическая приманка все-таки выключила. И похоже, надолго. С обонянием шутки плохи — слишком много веков прошло, прежде чем запахи перестали играть в жизни homo sapiens ведущую роль. Уж что-что, а скатываться вниз по эволюционной лестнице при любом удобном случае, человеку никогда особого труда не составляло. Вот Кирилл и скатился, рискнув включить эту функцию тактильной приманки. И как следствие — вместе с Ларисой вдоволь надышался приятными расслабляющими ароматами. «Надо было только сетку включить», — с запоздалым раскаянием подумал Гольцов, имея в виду тонкое плетеное покрывало — источник тепла и приятной легкой вибрации, которым он укрыл Ларису, как только она позволила уложить себя на кушетку.

— Игорь, а может, наша Маруся ферромонами пользуется? — вдруг спросил он. — Чего на нее все мужики бросаются? Даже Влад…

Залесский поперхнулся, поставил на стол чашку с чаем и покачал головой:

— Нет, Кирилл Владимирович. Ловкость рук и никакого мошенничества. Это у нее природное, — он слегка улыбнулся, посерьезнел и испытующе посмотрел на Гольцова, — Кирилл, ты не слышал, что я тебе только что сказал?

— Нет, Игорь, извини…

— Ладно, доедай. В комнате отдыха поговорим, когда оттечешь немножко.

— Ой, Кюришенька, — сказала Марта, обняв его прямо у дверей комнаты отдыха, — можно я тоже тебя буду Магистром называть? Ты ведь не Немцов, не обидишься? Он всерьез бесится… Держи аспирин.

Прикосновение Марты он вопреки обыкновению почти не почувствовал, но стакан, который тут же оказался у него в руке, показался теплым, почти горячим. Кирилл вдруг понял, что сыт, а за окном отражался в окнах домов яркий солнечный день. Едва ли не первый этой осенью. Те грязные полосы, что Гольцов видел на стенах столовой, оказывается, были солнечными лучами. Проследив направление его взгляда, Надежда быстро встала с кресла, развернутого к окну, и пересела на диван:

— Садись в кресло, Кирилл.

— Зачем? — спросил он, залпом выпив горьковатую пузырящуюся жидкость.

— День за окном сегодня яркий, — лукаво улыбнулась Надежда и взмахнула пушистыми ресницами, — пронизан теплом и светом.

— Надя, не грузи меня, и так хреново, — проворчал Кирилл, плюхнулся в кресло, не удержался, и все-таки взглянул в окно.

— Ага. Он снова с нами, — хмыкнул Игорь. — Итак, коллеги, как мы все знаем, Разумовский ждет проект работы на вечер, он обернулся к Гольцову, — всех подняли в ружье, мы заканчиваем дела и ждем команды. Оперативники вышли на центр синтеза в «Трех соснах». Поскольку у нас у единственных есть опыт коллективной работы, наша славная четверка сегодня на выезде. Предлагаю устроить мозговой штурм на тему: что мы упустили в прошлый раз.

— Классификацию по степени погружения, — сказала Надежда, — мы разделили зал по геометрии помещения. В итоге, в самом начале была неразбериха с теми, кто в экстазе на сцену полез.

— Принимается, — согласился Игорь, — но скорее всего нас ждет не зрительный зал, а что-то вроде больничной палаты.

— Приманки, — сказала Марта, — они маловаты для работы с группой. Нужен экран, к которому можно подключиться, как мы это дома делаем, если рядом телевизор стоит.

— Пожалуй, да. Остальные по помещению разбросать, как говорится, «создайте объем». Что скажете? — спросил Игорь.

— И настроить на ведущего заранее! — добавила Надежда. — В прошлый раз не все на голос Гольцова среагировали, две крайние так и мигали до конца в вводном режиме.

— Что-то я не заметила, — обронила Марта.

Глаза у нее ярким солнечным днем были просто бездонно синими.

— А я заметила! — заявила Надежда.

— Подождите, — вмешался оживший Кирилл, — а я что, снова на сцену?!

— Не переживай, Кирилл Владимирович, сцены там не будет, — утешил его Залесский.

— А куда именно мы едем, мы уже знаем? — спросил Кирилл.

— Да, с вероятностью девяносто девять и девять, — кивнул Залесский, — это приватная сауна с номерами… бывшая сауна, — поправился он. — Ее за хорошую взятку лет шесть-семь назад отгрохали на территории санатория, подальше от основных корпусов. Потом, говорят, власть сменилась, взяточников посадили, помещение обещали отдать санаторию под грязелечебницу, но денег не хватило, чтобы подвести все нужные коммуникации. Сейчас там арендаторы — клиника нетрадиционной медицины «Здрав будь». Платят исправно. Главврач очень доволен, говорит, что бассейн на их деньги наконец-то отремонтировал. Пациентам своим предлагает этих самых нетрадиционщиков, все счастливы. Степень вины главврача уточняется.

— Ага, — сказал Кирилл, — значит, если я на сцену, в смысле ведущим… Программу гнать, как в прошлый раз?

— Примерно по такой же схеме, — подтвердил Игорь. — Но с визуальным рядом не затягивай. Там скорее всего будет немалый процент кинестетиков. Проанализируй свою работу с этой Ларисой. Ты на видео писал?

— Писал.

— Ну вот. Только с учетом того, что приманки — не твоя забота. Мы их сами раскидаем и в самом начале.

— Кирюш, а можно тебя попросить обойтись без ужастиков, — попросила Марта, — ну там без рек крови и всего такого прочего… брр, — она передернула плечами, — образно, конечно, но уж очень страшно.

— Слабонервным покинуть помещение, — улыбнулся Игорь, — работай, как сочтешь нужным, Кирилл. На сакральные символы, кровь, и как тут мне подсказали, — он взглянул на Марту, — «все такое прочее» — все ведутся с удвоенной энергией.

— «Нет, ребята все не так, все не так ребята»! — вдруг сказала Надежда, встала и прошлась по комнате, — мы что-то упускаем. У нас какая-то дурацкая ролевая игра в специалистов в той области, где мы специалистами не являемся!

— Так и никто не является, уважаемая Надежда Каримовна, — сказал Игорь, — что-нибудь конкретное?

Надежда нервно пожала плечами и нахмурилась, остановившись напротив него:

— Это не театр, Игорь! Бог его знает, что они могли устроить в изолированном помещении. Кто-нибудь знает, как работают приманки? — вдруг спросила она.

— А мне не интересно, — сказала Марта и поджала ярко накрашенные губы.

Кирилл отрицательно качнул головой.

— Принципиальная схема выхода из транса та же самая, что и погружения, но со знаком минус, — сказал Игорь. — По мере того как человек уходит от прямого наркотического воздействия, начинается наш этап работы, целью которого в конечном итоге является сохранение психически полноценной личности, снабженной так называемыми «блокировками инициации». Чтоб не смотрели больше на странные картинки…

— Это общие слова, Игорь! — воскликнула Надежда. — У них будут перекрыты все три канала поступления информации, — она вдруг обняла себя за плечи, — нам предстоит бороться с технологией. Слова против технологии! Это все равно, что с самурайским мечом на танк: красиво и глупо. Нам нужен специалист совсем другого уровня. Кто-то из инженеров… физиологов… из тех, кто занимается разработкой генераторов помех, которые мы тут приманками называем. Я закрою окно? — спросила она.

«Какая красивая», — подумал Кирилл, глядя на Надежду. Темные глаза под росчерками бровей смотрели с лихорадочной убежденностью. Обычно бледные щеки порозовели. Не дожидаясь ответа, Надя сделала несколько шагов, вновь пересекла комнату, потянулась всем телом к ручке пластикового окна и закрыла его одним уверенным гибким движением. В комнате сразу стало как-то необычно тихо. Прошелестели жалюзи, и полоски солнечного света надежно спрятались за ними, пробежав по комнате.

— Я скажу Разумовскому, — негромко произнес Игорь.

Надежда была более чем убедительна.

— Но вряд ли это возможно. У нас в городе такого отдела точно нет, а Москва далеко.

— Поговори с оперативниками, — предложил Кирилл, — пусть оставят их специалистов на рабочем месте. Если таковые там будут. Я думаю, что не только наших разработчиков держат за семью печатями, но ты все-таки намекни Порубову. Чтоб его парни не переусердствовали…

— Кирилл, а твоя подопечная, — спросила Марта, — она что-нибудь помнит?

— Нет. Сколько ни пытался выудить, она даже под гипнозом повторяла только общие слова, бормотала что-то про «абсолютную гармонию», «полет» и счастливо хихикала. А потом бросалась на меня с криками: «Верните меня туда».

— Значит, общая схема без изменений, — подытожил Игорь, — самураи, Наденька, тоже кое-чего стоили. Ты права, но никто нам супер-спецназ с лабораторией из центра не пришлет. У них своих забот хватает, судя по тому отчету, который начальник привез в последний раз. И кстати, в той частной московской клинике применялись самые обычные методики погружения. Просто все вместе.

Надежды Игоря Залесского не оправдались. Вечером сотрудникам Отдела индивидуальной коррекции представился повод лишний раз убедиться, что не оскудела талантами земля русская. И похоже, таланты эти сосредоточились на местном ЗТК — заводе Техконструкций, который в до перестроечные времена славился… А чем он, собственно, славился? Судя по тому, что Гольцов навскидку не вспомнил, чем именно знаменито градообразующее предприятие родного Ливаровска, кроме известных на всю страну мангалов и вентиляторов, предприятие это работало на оборонку. Работало, видимо, успешно, потому как именно ЗТК принялись первым делом растаскивать на «дочки» в смутные девяностые. Часть завода все-таки выжила, переориентировавшись на медицинскую технику. Революционные Ливаровские разработки медицинских приборов свет так и не увидели: на российский рынок уже прорвались западные компании. А вот всякую мелочь вроде одноразовых пеленок, капельниц и памперсов для лежачих больных ЗТК штамповал, год от года наращивая производство.

Может быть, остатки квалифицированных кадров отчаянно скучали. Может быть, хотели есть и ездить в Турцию с семьями или любовницами… Кто знает? Люди иногда так непредсказуемы в своих поступках и желаниях. Но как бы то ни было, Ливаровск как говаривал Разумовский, приезжая с московских совещаний, опять оказался впереди планеты всей.

— Игорь Александрович, — тихо сказал Олег Порубов, приоткрыв дверцу машины, — вы можете начинать, — местные специалисты там, — он кивнул головой, — их пришлось оставить на месте. И… — Олег замялся, — я понимаю, здесь все психологи… крови никто не боится? — вдруг спросил он.

— Нет, — ответил Залесский за всех.

— Пошли.

Он сделал два шага назад, оглянулся в темноту на невидимое оцепление и повел группу к запасному выходу из трехэтажного кирпичного здания. Затянутый в черную форму Олег двигался с той же кошачьей грацией смертельно опасного хищника, которую Кирилл наблюдал у Влада Немцова. Только если Влад с этим родился, Порубов этому научился. И использовал как инструмент, по необходимости. Вот, например, сейчас: типичное «Олег на работе. Вооружен и очень опасен».

Кирилл оглянулся на смешанный лес, который начинался прямо здесь, отгороженный от здания узкой полоской газона и защитным кругом дорожки вымощенной разноцветной плиткой — смехотворная преграда. Еще немного, и сказочные столетние деревья, чьи верхушки качались высоко над крышей особняка, двинутся вперед, выпьют корнями воду из бассейна перед центральным входом и раздавят человеческое творение как скорлупку. Кирилл невольно оглянулся, всматриваясь в темноту, но деревья только молчаливо роняли с веток остатки жухлой листвы.

— Значит так, — сказал Олег перед дверью, — их программа рассчитана в среднем на три-четыре часа. Раньше сеансы ни разу не прерывались досрочно. В зале два их специалиста, которые, конечно же, готовы сотрудничать, но опасаются за жизнь и психическое здоровье клиентов. Не хотят, чтобы на них еще и убийство повесили. Сейчас мы только заглянем, чтобы вы могли оценить обстановку. Команду на выключение аппаратуры ждем от вас. И чем скорее — тем лучше. И задержанных, и своих, я бы хотел как можно скорее оттуда вывести. Задержанных, понятно, чтобы допросить по горячим следам, а своих… Заходим.

Он распахнул дверь. В глаза ударил свет. Яркий белый свет, какой наверное бывает только в операционных или на съемочных площадках. Ни там, ни там Кирилл не был, но почему-то именно эти ассоциации первыми вынырнули на поверхность из глубин подсознания. Съемки в операционной. И что снимаем? Кирилл едва не наткнулся на замершего на пороге Игоря. Залесский сделал шаг, но не вперед, а в сторону, как будто уперся в невидимую преграду. Надежда беспомощно обернулась на дверь. Марта, шедшая последней сжала Кириллу ладонь. Ее рука была ледяной и тянула, тянула тепло чужой руки. Словно старалась заполнить им оболочку, в которой тряслась от страха женская сущность.

Их было шесть. Шесть богатых, по местным меркам знаменитых, уставших от жизни тел, возлежащих в креслах, смахивавших на те, что устанавливают в дорогих стоматологических клиниках. Спинки кресел опущены почти в горизонтальное положение. Приподнят только головной конец. Так что полуоткрытые глаза четырех женщин и двух мужчин неподвижно смотрели в одну и ту же точку пространства. И в до предела расширенных зрачках отражался кроваво-красный хрусталь странной конструкции, подвешенной перед каждым из клиентов.

Больше всего она напоминала люстру с бесчисленным количеством хрустальных подвесков и стрел самых причудливых форм. Но в нагромождении стекла прослеживалась в то же время строгая, почти совершенная симметрия. Геометрически безупречная конструкция расширялась сверху вниз, точно пирамида из фужеров, в которой достаточно лить шампанское в самый верхний бокал, а в остальные оно стекает благодаря законам гравитации и искусству официантов, изрядно попотевших перед торжеством. В глубине стеклянного чуда едва просматривалось нечто вроде центрального ствола, от которого к укрытому одноразовой пеленкой животу клиента свисал гибкий тонкий хобот. Вместо психоделической музыки помещение заполняли звуки падающих капель, тонкий шепот ручейков, журчание маленьких водопадов. Пахло озоном и свежестью как после грозы.

— Господи… — тихо сказала Надежда, — они показывают им собственную кровь…

Кроваво-рубиновые оттенки, игравшие в бесконечных хрустальных гранях чуть заметно подрагивавших конструкций раскрыли подлинное значение красного цвета, все время ускользавшее от Кирилла, рефлекторно блокировавшего визуальный канал восприятия. Кровь. Тягучая, липкая, текуче-живая она вырывалась из прикованного к кровати тела, выбрасывалась давлением высоко вверх и металась в хрустальной тюрьме, постепенно слабея в своем яростном порыве. Достигнув вершины конструкции, она обессилено скатывалась вниз по идеально скользкой поверхности прозрачного лабиринта и возвращалась… в вену? В аорту? Чтобы с новым ударом сердца возобновить попытку вырваться на свободу.

— Гипоксия, — хрипло сказал Игорь, — эффект примерно такой же как когда душат человека во время секса, а он впадает в эйфорию. Еще версии есть?

— Давление низкое, почти коллапс. На грани обморока всегда в ушах шумит, — еле слышно откликнулась Надежда, — каждый слышит свою музыку. Капель — всего лишь фон.

— Нет ничего страшнее и притягательнее смерти, — вдруг сказала Марта и выдернула ледяную ладонь из такой же ледяной руки Кирилла. Кирилл качнулся, но устоял на ногах. — Кровь — символ символов. Самые страшные заговоры всегда делались на ней, — пояснила она и обернулась на коллег, — этап смерти наши подопечные уже прошли. Придется поговорить с ними о жизни и вечной юности.

— Мы готовы, — сказал Игорь Порубову, — отключайте их.

Олег махнул рукой тем, кто находился в невидимой отсюда аппаратной и обратился к Игорю:

— Подождите в комнате отдыха, тут почти стерильные условия. Безопасное отключение займет не меньше десяти-пятнадцати минут. Потом начнут оживать.

— Откуда… откуда такое оборудование? — сдавленно спросил Кирилл. — Знаете уже?

Порубов кивнул:

— Говорят, на ЗТК для областного кардиоцентра разрабатывали, а те у немцев купили. Эндо… — ч-черт, не помню, Кирилл Владимирович. Вобщем, для операций на сердце и сосудах. Бесшовная технология, ноу-хау какие-то. Хобот, который от живота к люстре тянется прямо в аорте стоит. Управление манипулятором с обычного компьютера. Мужик, который идею кинул — в Штатах давно уже. Я посигналю.

И Олег растаял в глубине коридора.

— Экран на стене видели? — спросила Надежда, глядя вслед Порубову.

— Да, — ответил за всех Игорь, — был какой-то вводный режим перед тем как до сосудов добрались. И это облегчает нам задачу. Кирилл, свою приманку туда подключи. И начинай, как в прошлый раз. «Кровь на снегу»… — он на секунду сжал виски руками, — какой удачный образ. Кто бы мог подумать…

— В данном случае на льду, — подсказала Надежда, — ребята… что от них осталось? — тихо спросила она.

Кирилл вздрогнул и поднял глаза:

— Лариса же смогла сопротивляться некоторое время. Даже без нашей помощи. Правда, судорожно искала замену и постоянно пребывала на грани срыва, но тем не менее…

— Они с ней просчитались, — сказала Марта, — она совсем из другого теста. Добилась всего сама, деньги из ушей не валятся. И ее бизнес для нее как ребенок — ни продать, ни предать не может. Помните, чем она готова была пожертвовать, что называла? Машину, квартиру, драгоценности. А у нее на сегодняшний день три салона в городе и типография с кем-то на паях… Три! Я бы тут же один отдала. А Лариса наша в абстиненции бегала по кинушкам и театрам, Гольцову деньги предлагала, только чтоб не разориться. Я ей искренне желаю до миллионера дорасти.

— Ничего, — сказал Игорь, — у этих тоже что-нибудь найдется, что их к жизни пристегивает. Ты нам, Кирилл, их главное на речевой контакт выведи. Дальше разберемся, — он уставился на стену, где висел плакат о здоровом образе жизни, — это ж с какой точностью надо давление крови регулировать, — пробормотал Залесский, — чтобы не умирали, но и в себя не приходили, оставаясь на границе жизни и смерти…

— Мир изменился, — Кирилл подышал на ледяные пальцы, — все! Бесповоротно. Стопроцентная возможность манипуляции. Вспомните первые ЭВМ — они целые залы занимали, а мы ходим с наладонниками. Технология синтеза уже есть. И она стремительно дешевеет, раз добралась до нашего славного города. Тут ведь не миллиардеры лежат, не голливудские звезды. И это — только один из вариантов, причем кустарный. Когда у нас ближайшие президентские выборы?

— Через три года, — тихо сказала Надежда.

— Будет бойня технологий, — подытожил Кирилл, — а знаете, на ком обкатали синтез? На нас!

— Почему?! — спросили Надежда с Мартой.

— Потому что у нас все три канала восприятия видоизменены, иначе мы бы давно на все это подсели! Только для сотрудников «Рубикона» технология синтеза применялась со знаком «минус». В виде блокировочной системы вроде той, которая в приманках установлена.

— Кирилл, а что тебя смущает? — спросил Игорь Залесский, — Людьми манипулировали всегда: с помощью религии, войн, денег, сверхценной идеи — всего не перечислишь. Ты что, хочешь сказать, что в обществе когда-то была истинная свобода? — он пожал плечами. — Даже если ты прав, лучше пусть моим детям мозги в нужную сторону разворачивают, чем сбросят на них ядерную бомбу или голодом уморят. Пойдем работать, Олег сигналит.


Их развезли по домам уже под утро. Кирилл перешагнул порог собственной квартиры и остановился. Эти две комнаты могли принадлежать кому угодно. Не было ощущения дома, каким он был в детстве. Не было запаха кожи и табака, который встречал его, притаившись в отцовской куртке на вешалке, вечно тершегося под ногами кота, аляповатого натюрморта, висящего на стене в гостиной, из-за которого вечно ругались мать с отцом. Кровь на льду. Грань жизни и смерти… Он бы многое отдал, чтобы это испытать на себе… Кирилл, не раздеваясь, прошел на кухню, закатал рукав плаща и полоснул ножом по запястью. Кровь побежала, а затем закапала на пол частыми каплями. Не то! Он схватил телефон: позвонить Ларисе, спросить фамилию врача кардиоцентра, который ее в «Три сосны» отправил? Если он замешан, его уже допрашивают. Еще некоторое время Кирилл метался по квартире, пока не признался себе, что постепенно сходит с ума.

Тогда он обмотал запястье лейкопластырем прямо через рану, вышел из дома, в промозглом осеннем тумане забрел в ближайший круглосуточный супермаркет и под удивленными взглядами полусонных продавщиц предъявил на кассе дурацкую картинку в рамке, на которой лубочный заяц радостно прыгал по ядовито-желтой солнечной полянке. Прижимая к себе произведение массового искусства так, словно это был портрет работы Леонардо да Винчи, свободной рукой Гольцов вытащил телефон.

— Кирилл? — удивленно сказал сонный голос. — Что случилось?!

— Привет, Влад. Выпить хочешь? Я компанию ищу.

— Хм… а сколько времени?

— Полшестого.

— Утра или вечера?

— Утра.

— Н-ну… уже снова могу. Наверное… А ты меня потом закодируешь?

— Не вопрос.

— Тогда приезжай.

Кирилл положил картину на подоконник, вернулся в торговый зал и снова вышел к кассе с двумя бутылками водки в руках. В осоловелых глазах продавщиц засветилось понимание. Кассирша удовлетворенно кивнула и даже что-то приветливо буркнула, порадовавшись за покупателя, к которому вернулось чувство реальности. Засовывая бутылки в один пакет с зайцем в рамке, Гольцов вспомнил слова соседа о том, что водка нынче не та. Но какой должна быть «та» водка Кирилл не знал.

Загрузка...