Ручей на Япете

ЧЕРНЫЕ ЖУРАВЛИ Фантастическая повесть

Пространство было бесконечно.

Обманчиво представляясь наивному глазу пустотой, на деле оно кипело, сгустками и завихрениями полей, незримо изгибалось вблизи звезд и облегченно распрямлялось вдалеке от них, подобно течению, минующему острова. В этой вечно изменчивой бескрайности корабль становился неразличимым, словно капля в океане.

Вытянутый и легкий, окрыленный выброшенными далеко в стороны кружевными конструкциями, он вспархивал — летучая рыба мироздания — над грозными валами гравитационных штормов, способных раздробить его, швырнув на невидимые рифы запретных ускорений. Он тормозился и разгонялся вновь, он окутывался облаком защитных полей — уходил, ускользал, увертывался — и продолжал свой путь, и его кристаллическая чешуя тускло отблескивала в рассеянном свете звезд.

Но что бы ни происходило вовне, под защитой крепких бортов корабля царил покой. Даже когда машина пробивалась сквозь внешний рукав субгалактического гамма-течения и стрелки приборов гнулись на ограничителях, словно пытаясь вырваться из тесных коробок и спастись бегством, а стремительные токи, перебивая друг друга, колотились в блестящих артериях автоматов, — даже в эти часы в рубке, салоне и каюте было тихо и уютно. Желтые и зеленые стены отбрасывали мягкий свет, а голубой потолок излучал спокойствие. Такое спокойствие вошло в уверенную привычку двух людей, населявших корабль, потому что младший из них вряд ли догадывался, чем угрожали здесь бури, старший же представлял все очень хорошо, а спокойствие дается только одним из этих полюсов знания.

Казалось, была тишина. Приглушенный аккорд, слагавшийся из голосов множества приборов и аппаратов, которые обладали каждый своим тембром и высотой, более уже не воспринимался притерпевшимся слухом. Он проникал в сознание, лишь когда раздавался фальшивый звук, означавший внезапное изменение режима. Чаще всего такое изменение бывало связано с опасностью.

Один из приборов оборвал вдруг свое бесконечное «ля».

Он умолк, словно у него кончилось дыхание. Затем начал снова; но на этот раз вместо протяжной песни из узкой прорези фонатора просыпалась горсть коротких, рубленых сигналов. Как если бы прибору надоело петь, и он решил заговорить, еще не умея произносить слова. Торопливые звуки катились по рубке, из-за своей необычности становясь слышимыми. Они набирали высоту и через несколько секунд уже достигли верхнего «до».

Сидевший в удобном кресле за ходовым пультом старший из двоих, казалось, дремал. Но реакция у него была великолепной. Младшему события вспоминались потом в такой последовательности: сначала капитан пригнулся, мгновенно став похожим на подобравшуюся перед взлетом хищную птицу, — даже крылья, почудилось, шевельнулись за спиной, — и лишь в следующий миг раздался дробный сигнал. На самом деле, конечно, все произошло наоборот; но сделалось это так быстро, что не мудрено было перепутать.

Еще через долю секунды, точно стремясь обогнать все более частую дробь, старший резко повернулся в сторону. Вращающееся кресло под ним коротко проворчало. Капитан сделал неуловимо быстрое движение. Дверцы высокого шкафа, лицом к которому он сидел теперь, беззвучно разошлись. За ними оказался экран и усеянная переключателями панель. Младший видел этот пульт впервые.

Руки капитана метнулись к пульту. Он не смотрел на пальцы, как не смотрит на них пианист. Пальцы жили сами. Похоже, каждый из них обладал собственным зрением и действовал независимо от других. Что они делали, понять было невозможно: пальцы шарили в гуще переключателей, и соприкосновение их с каждой кнопкой или тумблером было столь кратким, что взгляд младшего не поспевал за ними; длинные, сухие, они исчезали, чтобы вновь возникнуть в другом месте пульта.

Вспыхнул экран над новым пультом, до сих пор тускло серевший. В разладившийся аккорд вплелись новые звуки; тембр их был неприятен. По кораблю волной прошла характерная дрожь: включились дельта-генераторы. Зажглись индикаторы; их свет, сначала тускло-кровавый, быстро усиливался, как если бы за круглыми стеклышками разгоралось яркое пламя. На обзорных экранах можно было заметить, как за бортом, дрогнув, повернулись решетчатые шары, далеко разнесенные на концах ферм. Еще что-то защелкало; блестящие титановые цилиндры поднялись с боков пульта и остановились, подрагивая, а в круглом окошке ниже экрана тронулся и завертелся, все убыстряя вращение, небольшой черный диск, издававший низкое, едва доступное слуху гудение. За это время младший, придя в себя, успел только раскрыть рот, чтобы задать естественный вопрос. Но старший, по-видимому и впрямь обретя способность предугадывать события, в тот же миг, не оборачиваясь, прошипел: «Тише!» — и младший осторожно, миллиметр за миллиметром, сомкнул челюсти, словно боясь стукнуть зубами. Капитан же, моментально забыв о своем спутнике, снова впился взглядом в мерцающий круг экрана. Правая ладонь его лежала на большой красной рукоятке, и вены на руке вздулись, как если бы сжимать этот рычаг было непосильным трудом.

Полминуты прошло в молчании. Внезапно напряжение спало, старший тяжело распрямился и медленно, с усилием снял руку с рычага. Одновременно что-то промелькнуло в поле зрения видеоустройств — чиркнуло по экрану и исчезло. Старший вздохнул. Голос поднявшего тревогу прибора начал понижаться, дробные сигналы, соединяясь краями, снова превратились в протяжное «ля». Индикаторы погасли, блестящие цилиндры ушли в панель. Старший медленно повернул кресло и встал. Глядя прямо перед собой, он пересек рубку — шаги глухо ударяли в пол — и вышел, не сказав ни слова. Дверь уже захлопнулась за ним, когда распахнутые створки незнакомого пульта сдвинулись с места и через миг сошлись с мягким щелчком.

Тогда поднялся младший и тоже направился к выходу.

Он вышел в широкий коридор, где налево была каюта, направо — салон, а дальше тянулись узкие дверцы генераторных и приборных отделений.

Младший подошел к двери, за которой была каюта.

Остановившись, он прислушался. За дверью раздавались непонятные звуки.

Эти звуки были песней, такой старой, что можно было лишь удивляться тому, как она не рассыпалась от ветхости. Как видно, лишь память немногих долгожителей еще скрепляла вместе ее ноты. В первое мгновение молодому показалось, что поет капитан. Но голос умолк, раздалось какое-то шуршание, и стало ясно, что это запись.

Младший постучал. Ему не ответили. Он толкнул дверь. Она оказалась незапертой, и он вошел. К нему лицом сидел незнакомец, положив локти на стол и упершись кулаками в виски. Это был очень старый человек, глаза его выдавали усталость: не преходящее утомление после тяжких часов или дней, но изнеможение лет. Кожа лица собралась морщинами, углы искаженного гримасой рта были опущены.

В следующее мгновение старец поднял взгляд, за взглядом протянулась и рука, а губы, гневно искривившись, выговорили:

— Вон!

Младший не понял; оглянулся.

— Выйдите вон!

Тогда младший уразумел; он повернулся и вышел вон, краснея от стыда, бессилия и гнева. Затворяя дверь, он невольно вновь оказался лицом к каюте. Как раз в этот миг старец снова стал капитаном: мускулы его лица с натугой собрались и застыли в обычном, бесстрастном и вежливом выражении.

Младший, тяжело дыша, вошел в салон и бросился на диван. Вернуть покой можно было, лишь рассуждая. Но размышления сейчас приводили к самым плачевным выводам. Все оказалось зря. Начиная с того разговора на Земле…

Ему сказали тогда:

— Единственная возможность для вас — отправиться со Стариком.

— С каким стариком? — не понял он.

— Есть лишь один Старик.

Он сообразил и произнес только:

— О-о!

— Да. Его корабль оснащен нужной вам дельта-аппаратурой до мыслимого предела. Больше мы вам ничем помочь не можем. Если согласны, приходите завтра с утра. Старик посетит нас, и мы поговорим.

Собеседник так и выразился: посетит. А тон его голоса и выражение лица свидетельствовали о том, что в согласии Старика он вовсе не уверен.

Старик казался вовсе не старым тогда. Взгляд его светлых глаз был внимателен, шершавая кожа гладко облегала худые щеки, подбородок и шею, а движения отличались точностью. Собралось много людей, и они говорили сразу.

— Нет, — сказал Старик, слушая кого-то. — Разве что чаю.

Голос его был негромок и глуховат.

— Да, — повернулся он в другую сторону. — Полагаю, что Гарден справился с этим неплохо. Я? Нет, до его точки я дойду в надпространстве. Дальше пойду нормально.

Потом кто-то спросил его:

— А как ваши Журавли?

Старик отпил глоток почти черного чая, на миг прикрыл глаза и ответил:

— Никак.

Голос его нимало не изменился. И все же ответ был подобен удару топора: по-видимому, разговор коснулся чего-то, что Старик не хотел затрагивать.

Когда ему рассказали о просьбе младшего, он возразил:

— При чем тут я? К Службе Новых касательства не имею.

— Он вам не помешает.

— Это не довод, — сказал Старик и повернулся к младшему. — Это он? Что вас интересует, помимо Новых?

— Ничего, — ответил молодой.

— Хорошо, — сказал Старик. Таким же тоном он мог бы сказать и «плохо». Затем помолчал и наконец проговорил: — Обещать ничего не могу.

— Но лететь он может?

— Пусть летит.

Он полетел. И несколько истекших месяцев полета завершились сегодня тем, что Старик выгнал его из каюты.

Кстати, это было, пожалуй, единственное достойное внимания событие, случившееся с ним за все это время. Старик, руководствуясь какими-то ему одному ведомыми соображениями, забирался все дальше в бесперспективную, с точки зрения науки, пустоту. Для достижения известной цели полета — для выяснения возможностей использования дельта-поля в качестве одного из защитных средств при выходе из локальных искривлений пространства, являющихся проекцией надпространственных процессов (так дремуче задача была сформулирована на Земле), — удаляться на такое расстояние вовсе не следовало. К тому же задача эта, по сути дела, была уже выполнена. Старик достиг своей цели; казалось бы, самое время приступить к решению другой задачи, ради чего и летел младший. Но Старик словно забыл об этом. Кроме всего прочего, он, как оказалось, обладал способностью не слышать того, чего ему услышать не хотелось, а также подолгу молчать. Их редкие разговоры прерывались на полуфразе и могли возобновиться с полуслова.

А сегодня Старик его выгнал. Выгнал за то, что младший увидел его таким, каким не должен был видеть командира корабля. Это было очень плохо. Потому что теперь становилось ясным, почему Старик пропускает мимо ушей все намеки по поводу Новых. Для выполнения задачи, стоявшей перед младшим, нужно было вести корабль на минимальном расстоянии от безумного пламени Новой, когда вся система защиты будет на пределе; вести не день, не два, а много дней — пока не удастся провести все необходимые наблюдения и измерения. Это было под силу лишь немногим. Старик, чьи следы запечатлелись в пространстве, учебниках и легендах, мог решиться на это.

Просто же старый человек понимал, вероятно, что время таких экспериментов для него прошло. Вывод следовал один: весь полет затеян зря.

И теперь оставалось…

Что оставалось, молодой не успел додумать. В дверь постучали. Сжав зубы, он промолчал. Постучали еще раз, и он — против своей воли — ответил.

Дверь распахнулась, и вошел Старик.

— Я пришел принести извинения, — сказал Старик, остановившись посреди салона.

Младший поднялся с дивана; секунду они стояли друг против друга. Внимательный взгляд Старика словно бы впервые проследовал от замысловатых, последнего фасона сандалий по светлому спортивному костюму, по лицу, покрытому густым, еще земным загаром, и в конце концов остановился на голубых глазах.

— Хотя, — продолжал Старик, — должен вам сказать, на кораблях не принято входить к капитану, не получив на то разрешения.

— Я хотел… — тихо проговорил младший.

— Я понимаю, — прервал его Старик, и в голосе его младшему послышалось предостережение. — У вас возник вопрос, который вы хотели разрешить незамедлительно. Я не ошибся?

— Я за этим и шел, — сказал младший, опустив глаза.

— Это меня радует. О чем вы хотели спросить? Пожалуйста. Я понимаю, что вспылил тогда некстати.

— Годы… — проговорил младший, потому что так и подумал в тот миг: годы. А скрывать мысли ему до сих пор не приходилось. И тут же он моргнул, ожидая взрыва. Взрыва не последовало.

— Годы — ерунда, вздор, — сказал Старик. — Забудьте это понятие, уважаемый Игорь. Люди умирают от разочарований, а не от времени. Ставьте себе меньше целей — и у возраста не будет власти над вами.

Он искоса взглянул на собеседника и усмехнулся, заметив его удивленное лицо.

— Я сказал «меньше целей», а не «меньшие цели». Ведь одна цель может быть такой, что не хватит и десяти жизней. У меня цель одна.

Он помолчал.

— Но, правда, мелкие разочарования случаются. Итак — что вас интересовало?

— Этот пульт. Вы давно разрешили мне ознакомиться со всем дельта-оборудованием корабля, и я сделал это. Но об этом пульте — для чего он, чем управляет? — я ничего не знаю.

— Разрешите присесть? — вежливо спросил Старик.

Игорь покраснел и растерянно повел рукой.

— Благодарю. Кстати, вы, надеюсь, не в обиде за то, что приходится жить в салоне: каюта у нас одна, и я к ней привык.

Игорь постарался улыбнуться как можно естественнее.

— Чудесно. Итак, этот пульт. Вас удивило, что вы о нем ничего не знаете…

Старик помедлил.

— А что вы знаете вообще об этом корабле? И обо мне?

Он ждал ответа, но Игорь молчал. В самом деле, что знал он, кроме обрывков легенд?

Рассказывали, что человек, впоследствии названный Стариком, еще в юности ушел в свое первое путешествие и до сих пор так и не возвратился из него. Во время месячных и даже годичных перерывов между полетами он все равно, как уверяли, жил мыслью в космических исследованиях, и на Земле ему, наверное, снились звездные сны.

Он был испытателем. Если еще в раннеисторическую старину испытатели самолетов являлись инженерами, то испытатель звездного корабля неизбежно становился ученым. Люди эти часто улетали в одиночку на все более стремительных машинах; в одиночку — потому что допускалось рисковать множеством автоматов, но никак не людей.

Они улетали и возвращались — а иногда и не возвращались. Старик возвращался, и два раза — не в одиночку; спасенным испытателям он отдавал свою каюту, но приближаться к пульту им не разрешал. Каждый раз он привозил все больше наблюдений и данных — в памяти своей и электронной, в записях фоно- и видеокатушек. И привозил все меньше слов. Похоже было, что он отдавал их пространству в обмен на знание.

Между вылетами и возвращениями проходило время. Когорта испытателей редела. Это вовсе не значило, что люди погибали: чаще из корабельных рубок они пересаживались в лаборатории. Корабли стали испытывать еще в процессе разработки. А Старик упорно продолжал летать. Он мог давно уже осесть на Земле: скитаясь в космосе, он к сорока годам стал не просто ученым — он сделался очень большим авторитетом в области космофизики. Примерно тогда его и стали называть Стариком. Узнав об этом, он уже совсем было спустился со своих причудливых орбит. Но после вылета, который должен был стать для него прощальным, Старик больше не заговаривал об уходе. Возможно, причина заключалась в том, что летело в тот раз два корабля, и один из них погиб.

С тех пор прошло немало лет. Старик летал, и легенды роились вокруг его имени.

— По сути дела, — сказал Игорь после долгого молчания, — я ничего не знаю. Да, я не знаю. А вы обо мне? Хоть что-нибудь?

Старик усмехнулся.

— Кое-что, во всяком случае, — сказал он.

Игорь проследил за его взглядом: Старик смотрел на маленький столик, где рядом с иннерфоном стояла фотография. Игорь покраснел.

— Кроме того, — продолжал Старик, — не знаю, должен ли я даже пытаться выяснить что-либо, пока вы сами не сочли нужным…

Игорь пожал плечами.

— Ну, такого обо мне просто нечего узнавать. Не успел добиться ничего, а в какие игры я играл в детстве, вас вряд ли интересует.

— Не совсем так. Человека характеризует и то, чего он хочет добиться.

Чего хочет…

Игорь помолчал. Говорить о том главном, чего хочешь, легко лишь тогда, когда уверен в доброжелательном отношении слушателя. Встретят ли его идеи такое отношение?

А впрочем, не этого ли разговора все время добивался он сам? И не думал же он в самом деле, что Старик направит корабль куда-то, не добравшись прежде до подноготной?

— Я хочу многого, — признался он. — Служба Новых ставит своей конечной целью научиться прогнозировать вспышки этих звезд с достаточной точностью. Теперь, когда мы заселяем новые системы, важность задачи возрастает.

— Благородная цель, — кивнул Старик.

— Все, что мы знали до сих пор, помогало лишь в частных случаях. Общего решения проблемы у нас нет.

— И вы надеетесь его найти?

В голосе Старика была одна лишь доброжелательность.

— Я подумал, что ключом к решению проблемы могло бы послужить более тщательное изучение дельта-процессов в Новых. Хотя, как вы знаете, дельта-поле является близкодействующим, и, например, дельта-излучение нашего Солнца едва уловимо уже на орбите Земли, все же при вспышках Новых всплески этого поля, пусть и очень слабые, улавливаются даже в солнечной системе, несмотря на относительно большие расстояния.

Старик кивнул, подтверждая, что это ему известно.

— И вот если бы удалось получить характеристики дельта-излучения Новой, находясь невдалеке от нее, чтобы свести ошибку до минимума, и сравнить полученные значения с предвычисленными на основании теории, то мы получили бы возможность судить о том, не начинает ли напряженность дельта-поля возрастать в звездах задолго до вспышки. Не является ли это возрастание той причиной, которая…

— Я понял, — перебил его Старик. — Благодарю.

Он сделал паузу. Игорь ждал продолжения.

— А еще? Обычно исследователи в вашем возрасте, кроме основной задачи, ставят перед собой еще и, так сказать, сверхзадачу. Ведь в глубине души все мы в молодости — гении. Точнее, особенно в молодости. А вы?

Поколебавшись, Игорь решился.

— Дельта-поле — основной инициатор жизни, — сказал он. — Поэтому мы обнаруживаем жизнь, как правило, на близких к светилам планетах. Но почему бы под влиянием сверхмощного поля, как в случае Новых, жизни не зародиться прямо в околозвездном пространстве?

— Теперь я понимаю, — сказал Старик. — Значит, это и есть те научные причины, которые побудили вас отправиться со мной?

— Да.

— Что же, я привык знакомиться с новыми идеями. Хотя они не всегда вытесняют то, что существовало до них. Так же, как новые друзья не заменяют старых. А, жаль. — Он помолчал. — Старые друзья уходят, все равно — люди они, корабли или гипотезы. Да… в моем возрасте можно однажды проснуться — и не понять мира. Я стараюсь избежать этого.

Он махнул рукой, словно отбрасывая все рассуждения.

— Что касается вашей основной задачи, она действительно серьезна, хоть в основе ее и лежит гипотеза Арно о дельта-взрывах, до сих пор не подтвержденная наблюдениями. А относительно второй задачи… мне трудно судить, потому что я никогда не занимался такими вопросами. Однако, исходя из того, что я знаю о пространстве, мне хочется отнести ваши построения к тем играм, которыми вы тешились в детстве.

Этого Игорь не ожидал.

— Не огорчайтесь, увлечения свойственны юности. Но что касается меня, то я в моем уже не столь юном возрасте вряд ли стал бы изменять курс, чтобы проверить обоснованность ваших предположений.

Игорь почувствовал, что губы с трудом повинуются ему.

— Итак, вы считаете, что жизни в пространстве быть не может?

— В пространстве есть и жизнь, и смерть. Но это наша жизнь и наша смерть. И только.

Игорь почувствовал, что больше не в силах сдержаться.

— Юности свойственно увлечение, — произнес он дрожащим голосом. — Пусть! Зато старости — бессилие. И если вы боитесь пройти вблизи Новой потому, что это вам уже не под силу, то к чему же…

Старик поднялся. Он резко вытянул руку, заставляя Игоря умолкнуть.

— Если бы потребовалось, — сказал он очень спокойным голосом, — я прошел бы даже сквозь Новую, не только вблизи нее. Но пока не вижу оснований изменять курс. Вот все.

— Нет, не все! — крикнул Игорь. — Вы боитесь! И, кроме того…

Но последние слова Старик предпочел не услышать. Это он умел. Он повернулся и вышел, резко захлопнув за собой дверь.

Старик сидел в обычной позе, упершись взглядом в экран, лицо его не выражало ничего, кроме готовности ждать. Терпение — вот чем он обладал в изобилии, вот что осталось ему от прошлого. Сидит. Смотрит. Месяцами. Годами… И это о нем рассказывают легенды!

Старик обернулся на звук шагов. Брови его выразили изумление: наверное, он ухитрился уже забыть, что на корабле их двое. Эта мысль все еще оставалась для него повой. Или просто не ждал Игоря так скоро?

— Капитан!

— Я вас слушаю.

— Вы говорите: жизнь в пространстве — абсурд. А ваши Журавли?

Старик помедлил.

— Вы же говорили, что ничего не знаете.

— Я и не знаю. Но кое-что слышал. Разве ваши Журавли — это не жизнь?

Старик покачал головой.

— Всего лишь явление природы.

— Почему же они — Журавли? — Игорь не хотел сдаваться.

— Это долгая история. И давняя. Но к земным птицам они не имеют отношения. К тем самым, на которых вы, по-видимому, еще не так давно смотрели не в одиночестве…

Игорь невольно вздохнул.

— Да, — пробормотал Старик, — Журавли обычно вспоминаются в таких случаях. Простая ассоциация. Улетают, уносят… Когда они прилетают, они не столь заметны.

— А ваши — тоже улетели?

— И унесли. Я же говорил: старые друзья уходят. И мало того: они еще оставляют нерешенные задачи или даже выдвигают новые, уходя.

— Я припоминаю… Там было что-то связанное с аварией корабля?

— Что-то! — сказал Старик сердито. — Такие вещи надо знать во всех деталях! Это опыт первопроходцев, сокровищница звездоплавания. Что-то!

— У меня ведь другой профиль. Я кончал не Московский звездный, а…

— Не имеет значения. Раз вы полетели…

— Полетел ради проблемы Новых! Но для вас, по-видимому, Журавли куда значительнее!

— Да. Они для меня важнее.

Игорь опомнился.

— Простите меня, — сказал он. — Мне следовало понять. Конечно, раз это связано с гибелью корабля… У вас там кто-то был, да?

— Кто-то — это слишком просто сказано. У меня там был друг. Большой. Сейчас ваш друг может жить на Земле, но и в полете вы не будете разлучены с ним, обладая возможностью видеть и слышать его. Иная связь!

И еще одно: сейчас вас охраняет в пространстве могучая защита, сделавшая наши корабли практически неуязвимыми. А тогда друзья нужны были здесь, рядом. Дружба защищала нас. Тогда и возник метод парных полетов: шло сразу два корабля.

— Я вспомнил, — сказал Игорь. — Вы же были там!

— Я был там.

— На «Согдиане»…

— Вы опять перепутали. Я шел на «Галилее». Теперь это уже седая старина, — он провел рукой по коротким волосам, — тихоход класса «Бета-0,5». Мы шли к Эвридике, чтобы сдать корабли Дальней разведке и вернуться на рейсовой машине. Иногда это кажется заманчивым: путешествовать в качестве пассажира. Мы заранее предвкушали… Я был на «Галилее», да. А на «Согдиане» находился мой друг. «Согдиана» обладала более мощными двигателями…

«Согдиана» обладала мощными двигателями и надежной защитой. Она могла ускоряться быстрее и вскоре опередила «Галилей». Конечно, это было нарушением правил парного полета, но «Согдиану» очень ждали на Эвридике — планете в системе отдаленной звезды, где размещалась тогда передовая база Дальней разведки.

В день, когда расстояние между кораблями достигло полутора миллиардов километров, и связь, в те времена еще несовершенная, должна была прерваться, пилота «Галилея», как обычно в таких случаях, охватила грусть. В космосе всегда становится грустно, когда прерывается связь, пусть даже не навсегда.

Вдогонку другу был послан традиционный привет и пожелание чистого пространства. Ответ должен был прийти через три часа. Однако уже через полтора был принят сигнал бедствия.

«Галилей» увеличил скорость до предела, не переставая посылать в пространство ободряющие слова — единственное, чем он пока мог помочь. Но словам нужно было время, чтобы дойти до «Согдианы», прозвучать в ее рубке, обратиться в другие слова и вернуться обратно; пока же до «Галилея» долетало лишь сказанное в те минуты, когда пилот терпевшего бедствие корабля даже не был уверен в том, что его слышат.

Высокий голос звучал непривычно сухо; он сообщал, что случилось самое страшное: вышли из-под контроля и начали терять мощность генераторы дельта-поля. Антивещество в топливных контейнерах «Согдианы» изолировалось дельта-полем; это было новинкой, до сих пор везде использовали для этой цели электромагнитное поле. Причина аварии оставалась неясной, хотя пилот и высказал несколько предположений. Командир — он же и весь экипаж «Галилея» — лишь стискивал зубы: почему на «Согдиане» не пошел он? Привычка всегда выбирать слабейший корабль на этот раз обратилась против него; по ведь дельта-генераторы испытывались не раз и казались весьма надежными. Он еще увеличил скорость, хотя стрелки контроля безопасности уже колебались на красной черте.

Потом голос изменился, он произнес: «Слышу тебя, знаю — ты успеешь, успеешь. Я…» На этом передача оборвалась. Натренированная мысль подсказала, что защитная автоматика корабля, лишившись дельта-устройств, пыталась спасти машину, создавая в АВ-контейнерах электромагнитную изоляцию. Для того чтобы получить необходимую мощность, автоматы отключили все, без чего корабль мог жить, — в том числе и аппаратуру связи. Теперь «Согдиана» боролась молча.

Полученный с «Согдианы» ответ помог уточнить расстояние между кораблями. Оно оказалось даже несколько меньше расчетного; наступила пора начать торможение. Казалось противоестественным уменьшать скорость, когда все требовало сумасшедшего стремления вперед; но пилот «Галилея» знал, сколь многие погибли, мчась до последнего и развивая затем, на сверхсрочном торможении, запретные перегрузки. Он помнил трагические истории, когда спешившие на помощь корабли, вынесшись из глубины пространства, останавливались в намеченной точке, и терпевшие бедствие бросались в скафандрах и катерах под защиту бронированных бортов, стремясь скорее укрыться в надежных помещениях; но подоспевшие корабли оставались безучастными к попыткам людей проникнуть извне в намертво запертые входные камеры; и люди в пространстве сходили с ума, не зная, что великолепные машины несли мертвый, убитый собственной неосторожностью экипаж и открыть люки было некому.

Пилот «Галилея» знал пределы, установленные для машины и для него самого. Он заметил точку «Согдианы» на видеоэкранах точно в рассчитанный момент. До встречи оставались минуты. И тут капитан увидел, что темное тело звездолета внезапно превратилось в яркую звезду.

— Вам случалось наблюдать аннигиляционный взрыв в пространстве? — спросил Старик. — Нет? Это невеселое зрелище, особенно если взрывается корабль, а на корабле летела… летел ваш друг. Это было нестерпимое белое сияние. Оно продолжалось всего лишь долю секунды, от чрезмерной нагрузки выключились предохранители видеоприемников. Но и за этот миг я успел ослепнуть.

Игорь кивнул. Он искал, что сказать. Похоже, глупо было бы выражать сочувствие по поводу истории, приключившейся бог знает сколько десятилетий тому назад.

— Да, — сказал Игорь наконец, — аннигиляционные взрывы — ужасная вещь.

Старик посмотрел на него, кажется, с жалостью. Во всяком случае, он вздохнул.

— Справедливо, — проговорил он после паузы. — «Согдиана» превратилась в излучение. Это был не первый случай взрыва корабля в пространстве, но единственный, когда человеку удалось наблюдать такой взрыв, а приборам — записать его. До сих пор причины взрывов оставались неизвестными: ведь и тогда уже не бывало случаев, чтобы механизмы отказывали.

В первый момент я даже не понял всего, чем это грозило. Слишком велико было горе. А ведь сумей я в тот миг рассуждать трезво, я сообразил бы, что этот случай перечеркивал все надежды на пригодность дельта-защиты АВ. Звездоплавание оказалось бы вновь отброшенным назад. Единственный выход был в том, чтобы обнаружить конкретную причину взрыва — причину постижимую, материальную, которую можно было бы проанализировать, понять и нейтрализовать. Но мне тогда, как вы понимаете, было не до поисков причин. Когда я раскрыл слезившиеся после вспышки глаза, видеоприемники успели включиться, но смотреть было уже не на что.

Игорь повел плечами, вдруг замерзнув.

— И тогда, — сказал Старик, — я увидел это.

Он перевел дыхание.

— Я увидел… Вы наблюдали, как летят журавли, — клином, не так ли? И я увидел на экранах клин. Собственно, я не увидел ничего. Заметил только, что вдруг исчезли некоторые звезды. Потом появились опять. Чем было вызвано это затмение, я не знал. Но, честное слово, мне почудилось, что само пространство в месте взрыва разорвалось на клочки и теперь медленно склеивалось. Мысль эта не показалась мне нелепой, она была как прикосновение к чему-то новому, неизвестному, таинственному. Знаете, бывает такое ощущение… Хотя вы, наверное, не поймете.

— Я знаю, — проговорил Игорь.

Подумав, Старик кивнул.

— Что же, не исключено. Вот и все, что мне тогда удалось заметить. Ни через видеоприемники, ни в инфракрасном диапазоне я не смог увидеть ничего, кроме этого кратковременного, почти мгновенного затмения некоторых звезд. Потом я снова запустил двигатели, обошел весь район катастрофы и, ничего не обнаружив, направился домой. И только там, обработав эту пленку, я рассмотрел Журавли.

Брови Игоря вздрогнули, это движение не ускользнуло от взгляда Старика.

— Нет, я не оговорился: Журавли, не Журавлей. Не будем продолжать дискуссию. Широкие черные полотнища — совершенно черные, они, очевидно, поглощали излучение, падавшее на них, и поэтому видеть их было нельзя: они ничего не отражали, ни кванта. Но на фоне звездного скопления можно было наблюдать их силуэты.

Абсолютно черными казались они и как бы двухмерными, словно совсем не обладали толщиной. Площадь каждого из них составляла десятки, а может быть и сотни, квадратных метров, даже тысячи; по этим кадрам расстояние до них определить не удалось, поэтому предположения об истинной величине Журавлей расходились на целый порядок, а то и два. И они летели клином; впрочем, может быть, конусом, но съемка не была стереоскопической.

Потом, сравнивая с этим фильмом записи, сделанные другими приборами, мы обнаружили следы, оставленные этим явлением на ленте записывающей приставки дельтавизора. Стало ясно, что Журавли все же испускают определенные кванты, а именно — дельта-кванты. Сравнивая обе записи — кино- и дельта-, мы пытались понять, что же представляют собой эти полотнища, застилавшие звезды. Несомненным казалось, что они движутся; но в мире нет неподвижных вещей, а установить величину скорости или вычислить орбиту нам не удалось.

Вот так мы впервые встретились с Черными Журавлями. Так их тогда назвал кто-то из Дальней разведки — за цвет и за клинообразный строй.

Старик умолк, наверное, еще раз переживая рассказанное. Игорь ждал, не решаясь нарушить это молчание: ему хотелось услышать еще что-нибудь, но он понимал, что теперь, когда Старик ушел в размышления, одного не к месту сказанного слова будет достаточно, чтобы разговор прервался надолго. Пауза затянулась.

— Да, вот это и была загадка, оставленная другом, — сказал наконец Старик. — Оставленная в назидание поучающим… — В его голосе неожиданно прозвучала ирония, которая на сей раз относилась, наверное, к его собственной, несколько непривычной словоохотливости, а может быть, просто служила средством, чтобы не расчувствоваться окончательно. — Загадка гибели, как говорилось когда-то. Было создано много гипотез, высказана масса предположений. Но показания дельтавизоров сделали бесспорным одно: именно они, Журавли, явились убийцами.

— Но ведь если они всего лишь явление природы…

— Да нет… Ну, я неточно выразился… Конечно, не они; убийцей в большинстве таких случаев бывает наше собственное неведение законов природы. Но человек не может винить себя в том, что чего-то еще не знает: если бы он поступал так, человечество вечно чувствовало бы себя виноватым. Ведь и жизнь, и смерть — тоже научные проблемы. Как бы там ни было, несчастье показало, чего следует опасаться кораблям, обладающим дельта-защитой. Как только это тело — я имею в виду Журавлиную стаю — будет обнаружено, капитан должен немедленно принять меры для того, чтобы пройти в максимальном удалении от стаи. Своевременно же заметить ее — нетрудная задача для тех дельта-устройств, которыми даже рейсовые корабли оснащены в изобилии. А что касается убийц, то Журавли были ими в той же мере, как молния, сжигающая дом с людьми. Хотя, разумеется, и к молнии можно испытывать ненависть.

Старик произнес это, как будто ставя точку. Но, по-видимому, ему показалось, что рассказ не произвел должного впечатления, и он добавил:

— Теперь вам ясно, почему я брожу на этих задворках мироздания?

Игорь ответил не сразу, похоже было, что он собирается с мыслями.

— Прежде всего, — сказал он наконец, — мне ясно вот что: у каждого из нас — свои интересы, и совместить их невозможно.

Вряд ли Старик ожидал, что разговор повернется таким образом. Однако он не выказал ни удивления, ни осуждения. Он лишь выжидательно взглянул на Игоря.

— То, что вы рассказали, очень интересно, и я не могу не уважать… ваши чувства. Но сама по себе проблема Журавлей кажется мне исчерпанной. Она бесперспективна. По сути дела, их осталось только найти и проанализировать состав. Если говорить откровенно, меня несколько удивляет, что вы не сделали этого до сих пор.

— До сих пор, — сухо ответил Старик, — кроме всего прочего, надо было испытывать корабли. Заниматься более актуальными исследованиями. И затем — вы ошибаетесь, полагая, что это так просто. Попробуйте-ка разыскать их в пространстве! Это и по сей день зависит от удачи. Орбиты их не вычислены, неизвестно даже, обращаются ли они по орбитам, поскольку никто не знает, тела ли это, если нет, они могут и не иметь орбит, а двигаться по прямой, как излучение. Но если даже орбиты имеются, их пока еще нельзя вычислить: не хватает данных. Взаимодействуя с другими полями или телами — а это представляется неизбежным, — Журавли наверняка подвергаются стольким влияниям, что вряд ли можно вообще говорить об орбитах в обычном понимании этого слова. И если на Земле исследователь заранее знает, где он сможет наблюдать, допустим, тех же журавлей, а где надежды на это будут равны нулю, то мне все время приходится бродить наугад.

— И вы так больше и не встречали их?

— Однажды… Тогда у меня еще не было этого корабля. Я сконструировал дельта-ловушку именно на случай встречи с ними и установил ее на «Ломоносове», на котором тогда ходил. Я болтался на нем два года, и программа исследований уже подходила к концу, когда мне повезло: я все-таки наткнулся на Журавлей. Я сблизился и выбросил ловушку — иными словами, создал мощные заряды, статическое поле которых…

Игорь кивнул, внимая рассуждениям о векторе напряженности, суперпозиции полей и прочем, имеющем отношение к ловушке. Потом он ухитрился вставить словечко:

— Но все же вам так и не удалось?..

— Я же говорю: взаимодействуя с полем, Журавли должны были потерять скорость. И одно из этих полотнищ действительно угодило в ловушку. Я кричал от радости, пока не убедился, что мощности моих устройств оказалось недостаточно. Телу удалось вырваться, вернее, оно прошло через ловушку, как сквозь пустоту. Я постарел после этого дня, а точнее — в тот миг, когда стало ясно, что они уходят. Догнать я не мог, скорость «Ломоносова» была, по теперешним временам, невелика. Они беззвучно проносились мимо корабля… Честное слово, в этом было что-то мистическое. Да, стареют только от разочарований.

— Да… — согласился Игорь.

— Но, между прочим, именно тогда мне удалось доказать, что Журавли не могут быть просто движущимися участками перехода, иными словами — проекцией каких-то событий, происходящих в надпространстве, на наш четырехмерный континуум. Такие догадки относительно природы Журавлей существовали, но после этого случая стало ясно, что Журавли — явление, целиком принадлежащее нашему пространству. Немалый результат.

— А кроме вас, их наблюдал кто-нибудь?

— Конечно. Трудно увидеть что-то в первый раз; потом, когда становится понятным, чего можно ожидать, люди стараются использовать каждую возможность. У меня есть записи приборов, отчеты капитанов кораблей… Но они не дают ничего нового. Так что узнать предстоит очень многое, до исчерпания проблемы, как вы выразились, очень далеко.

— И все же я полагаю, что у этой проблемы нет будущего. Не сомневаюсь, что она будет решена, вы все найдете и опишете. А дальше? Дальше — ничего. А мне хочется дальше. И вопросы, интересующие меня, могут простираться очень далеко. Но так или иначе наши интересы несовместимы.

— Вы в этом уверены?

— Да. Слишком разные области. У меня — Новые звезды, у вас — Черные Журавли. Общего между ними нет. Кроме того, я преследую практическую цель: получить возможность прогнозировать вспышки. А каким может быть практическое значение Журавлей? Вы знаете?

— Я не прикладник, — сказал Старик. — Но в принципе нельзя представить себе ничего такого, чем не смог бы овладеть человек. Если в природе есть вещи, для нас бесполезные, то это объясняется только низким уровнем наших знаний о природе. А значит, я поступаю правильно.

Игорь пожал плечами.

— Я больше и не надеюсь, — сказал он, — что вы измените курс и пойдете к Новой.

— И правильно делаете. Даже если бы у меня не было других причин, хватило бы того, что там мне не увидеть Журавлей: слишком силен дельта-фон, неизбежны помехи.

— Понимаю. Но послушайте, капитан, не могу же я столько времени сидеть без дела!

— Разве вам нечем заняться? Не думаю, чтобы вы успели в достаточной степени изучить всю дельта-аппаратуру корабля. Штудируйте ее, когда-нибудь это вам пригодится, если вы не откажетесь от своих замыслов.

Игорь усмехнулся.

— Такой опасности нет. Но этого мне мало.

— Что же еще? Занимайтесь своими теориями. Более спокойной обстановки для занятий вам не найти. Вся кибернетика к вашим услугам.

— Это я делаю и так.

— Тогда я просто не знаю… — Старик развел руками.

— Я не умею управлять кораблем.

Старик нахмурился.

— Миллионы людей не умеют управлять кораблем.

— Но их здесь нет, а я — тут.

— И что же?

— Обладая определенными навыками, я при случае мог бы вам помочь.

— Благодарю за доброе намерение, — холодно сказал Старик. — Но я уже десятки лет хожу один и до сих пор не чувствовал, признаться, надобности во втором пилоте.

— Однако, у вас и у меня есть время; и если бы у вас имелось желание помочь мне…

— Конечно, чтобы в одно прекрасное утро проснуться и убедиться в том, что корабль идет к Новой…

— Вы действительно так подумали?

— Я думаю, что вы еще недостаточно зрелы, чтобы всегда отдавать себе отчет во всех поступках… и гипотезах.

Игорь поднялся.

— Ничего другого вы не скажете?

Старик вздохнул.

— Подождите…

Он сильно потер лоб. Как и во всем, что касалось космоса, он и в психологии полета разбирался неизмеримо лучше этого парня и знал наперечет все несчастья, которыми грозило создавшееся положение. По-видимому, виноват был он сам; признаться, мгновенное напряжение, когда ему показалось, что приближаются Журавли, выбило его из колеи. Такие напряжения должны получать разрядку… Вместо конуса Журавлей судьба подсунула тогда обычную комету, кучу камней, путешествующую вдали от светил. Он на миг расклеился. Подвернулся парень — накричал на парня…

А мальчишка? Обвинил его в трусости. Его!

Конечно, мальчишка тоже изнервничался. Столько времени без дела. Чего же он летел?

Чего же ты его брал?

Ну, взял. Были замыслы… Всего не заберешь с собой, должен остаться кто-то, кому можно завещать… Но ничего не выходит. Парню нужны Новые. Тебе они не нужны. Ты прав, потому что старше и у тебя меньше времени. Хочется, конечно, летать еще долго. Но статистика на этот счет не обнадеживает.

Дико подумать: пустить кого-то к управлению кораблем. Ему, не пускавшему друзей, первоклассных пилотов, пилотов экстра-класса. И тем не менее… Если не дать ему занятие по сердцу, вспыхнет открытая вражда. Он не сдержится, потому что не знает, что это такое. А ты знаешь.

Вражда двух человек разных поколений, закупоренных в маленьком корабле, заброшенных в такую даль, из которой добраться до Земли можно только в надпространстве. Вражда на месяцы, а то и больше.

Да, выхода нет. Старик еще раз вздохнул и сказал:

— Хорошо.

Игорь поднял глаза, в них была радость.

— Хорошо. Но при одном условии: вы обещаете мне, что без моего разрешения не измените курса корабля даже тогда, когда научитесь это делать.

Игорь сказал:

— Обещаю.

— Как вы ориентируетесь по стереокарте?

— Плохо, — признался Игорь.

— Значит, начнете с карты. Завтра.

— Капитан! Сегодня…

Голос Игоря был жалобен. Капитан едва заметно улыбнулся.

— Пусть сегодня.

Сегодня он впервые уселся в кресло. В главное кресло на корабле, где и капитан, и пилот, и инженер — одно лицо. Какое угодно — только не пассажирское. Так что можно вообразить себя капитаном.

Первый урок уже окончился. Кое-что о карте, что-то об основах пилотирования, немного об органах управления. Закрытый створками второй пульт пока неприкосновенен, но и о нем уже известно, что это пульт ловушки. Он нужен только Старику.

Сиди, капитан. Прямо перед тобой видна на экране вселенная. Уголок ее. В нем нет ни одной Новой. Но если повернуть корабль совсем немного, так, чтобы центральный видеоприемник смотрел вот туда, то в уголке экрана появится Новая.

Игорь покачал головой. Поворота не будет.

Не будет, и все. Но когда-нибудь потом…

А пока можно помечтать, изобразить на бумаге.

Стопка бумаги, прижатая зажимами, лежала с краю. Игорь осторожно вынул один листок, положил перед собой и достал из кармана карандаш.

Вот они — направления, ведущие к Новым. Рука вычерчивала их уже столько раз — и все зря, потому что ни одним из этих курсов корабль не пойдет.

Но применим полученные знания и посмотрим, как это будет выглядеть на стереокарте.

Игорь нажал выключатель, и карта засветилась. Плоская карта, но со стереоэффектом: казалось, ты смотришь в глубину пространства. Игорь прикинул, как на ней будут выглядеть его линии.

В следующий миг он вздрогнул: для него было новостью, что взгляд его обладает магической силой. Но каким еще образом могли начерченные им на бумаге линии вдруг оказаться перенесенными на эту карту?

Он всмотрелся в одну из линий. Она была нанесена карандашом — другим, не его карандашом. Над линией стояла дата и слово «Диофант». При чем тут «Диофант»? Игорь напряг память и вспомнил, что ему приходилось некогда слышать о таком корабле. И около другой линии обнаружилась дата, уже иная, и рядом тоже стояло название — правда, уже другого корабля. А остальные линии? Оказалось, что и они были снабжены таким же непонятным комментарием. Что бы это могло значить?

Он еще раз сравнил линии на карте со своими, намеченными на листке, еще раз ввел поправку. Нет, конечно, они не совпадали в точности, но расхождение не превышало двух-трех градусов. Естественно — он же чертил по памяти. Разберемся-ка получше с картой. Да и эти линии, если их продолжать, может быть, и не упрутся в Новые, но, во всяком случае, пройдут в непосредственной близости от них. А какой из этого следует вывод?

И сейчас же он понял, какой следует вывод. Не выпуская из рук листа бумаги и карандаша, он повернулся и бросился из рубки.

Он стремительно ворвался в каюту; Старик удивленно поднял голову, но не произнес ни слова, ожидая.

— Скажите, командир, — начал Игорь голосом, хриплым от волнения. — Эти линии на стереокарте — они ведь показывают направление полета Журавлей? Тогда, когда с ними встречались другие корабли?

— Совершенно точно, — сказал Старик.

— А вам не показалось любопытным, что эти линии, если их продолжить, во всех случаях пройдут невдалеке от Новых? Мне кажется, здесь можно говорить о закономерности!

— Предположим.

— Но неужели вы не пытались построить на этом…

— Интересно, а что построили бы вы?

Игорь даже развел руками от удивления.

— Но ведь выводы напрашиваются сами собой! Кстати, они убедительно подтверждают вашу гипотезу! Такие сгустки энергии и могли возникнуть во время вспышек Новых! Как вы не задумались над этим? Ведь если в каждом случае эти конусы движутся от Новых…

Насмешливый блеск глаз остановил его. Игорь умолк, все еще не опуская занесенную для решительного жеста руку.

— Мальчик… — сказал Старик не то с сожалением, не то с иронией. — Милый мой юноша, вы опять торопитесь. Ждать, говорил я вам, надо уметь ждать. И не торопиться с обобщениями. Почему вы решили, что Журавли движутся именно от Новых, а не к ним?

— Но на карте ясно указано направление…

— Да, указано. Но из того, что там записаны даты и названия кораблей, с борта которых делались наблюдения, следовало сделать один промежуточный вывод, мимо которого вы пробежали.

— А именно?

— С точки зрения находившегося на корабле наблюдателя, Журавли действительно имели направление от Новой. Но это не значит, что расстояние между Новой и Журавлями увеличивалось. Это могло быть — и было — простым следствием того факта, что корабль, идя параллельным или почти параллельным курсом имел скорость большую, нежели Журавли. Поэтому для наблюдателя Журавли имели отрицательную скорость: они с каждым мигом оказывались дальше от Новой, чем корабль. Это относительное движение и указано на карте, потому что наблюдения, как это обычно делается, велись и регистрировались в системе координат корабля. Если же перенести их в систему координат Новой — а мы именно так и должны поступить, — то окажется, что Журавли вовсе не удаляются от звезды, а приближаются к ней. Кстати, об этом же говорит и ориентация конусов в пространстве. Вы же не поинтересовались ни тем, ни другим и сразу принялись строить гипотезу. И вот результат…

Игорь густо покраснел. Действительно, дилетантская манера. Старик правильно упрекнул его. Надо было еще подумать, не следовало так сразу бежать и беспокоить Старика изложением несостоявшегося открытия.

— Я понимаю… — пробормотал Игорь.

— Не обижайтесь и не падайте духом. Ведь объяснение сущности Журавлей — не ваша цель, и поэтому разочарование не должно быть особенно большим. Вот если бы что-либо подобное постигло меня…

Он умолк и покачал головой, то ли отрицая самую возможность такого события, то ли выражая этим движением мысль о том, как плохо ему тогда было бы. Очевидно, правильным было последнее, потому что Старик закончил:

— Если бы меня постигло даже полное крушение гипотезы — это я еще перенес бы, потому что на обломках рухнувшей поднялась бы новая идея. Но если бы я еще раз встретился с Журавлями и не смог бы сделать ничего для решения своей задачи, последней и единственной, — то я, пожалуй, никогда больше не вышел бы в пространство. Для меня это стало бы последним разочарованием.

— Почему вы говорите так категорически?

— Ибо знаю: у меня не хватит сил убедить себя в том, что есть смысл продолжать поиски.

Игорь кивнул; слова Старика относительно разочарований объяснили, как ему показалось, перемену в отношении командира к нему: как-никак они оказались товарищами по несчастью, друзьями по одиночеству, хотя причины его были разными. Конечно, какое-то неосторожное слово могло заставить Старика снова уйти в раковину молчания. И все же возможность узнать о Журавлях как можно больше следовало использовать до конца: страшно было подумать, что еще много месяцев — а может быть, и лет, ведь «Летучая рыба» пока не приближалась к Земле, а по-прежнему удалялась от нее, от солнечной системы, от обжитого района космоса, — много времени еще придется провести, ничего не делая, а это может привести в отчаяние даже куда более выносливого человека. Поэтому вопрос он приготовил заранее:

— Почему вы так уверенно говорите, что на этот раз встретите их? Интуиция? Или что-то более конкретное?

— На сей раз мы их найдем, — подтвердил Старик. — Разве я не говорил вам? Получено сообщение патрульного корабля: он видел их и определил направление.

В глазах его была улыбка, показывавшая, что он отлично помнит, говорил или не говорил о принятом сигнале. «Тебе не было дела до этого, вот я и молчал», — понял Игорь.

— Спасибо за беседу, — сказал он, — и за критику тоже, разумеется.

— Вы уходите?

— Пойду в салон. Мне надо кое о чем подумать.

— Подумайте, — сказал Старик; он словно не почувствовал изменившегося тона Игоря. — Подумайте, — повторил он. — Но, — он поднял палец, — не торопитесь с выводами. Умейте ждать.

Затворяя за собой дверь, Игорь оглянулся. Старик сидел в привычной позе, взгляд его был устремлен на дубль-экран, на котором, как всегда, не было видно ничего.

«Умейте ждать!», «Умейте ждать!» Игорь повторял эти два слова на разные лады, расхаживая по салону. Стояла тишина, мягкий ковер скрадывал шаги.

«Умейте ждать!» Но бывают случаи, когда ждать так же бесполезно, как глядеть на этот вот иннерфон и надеяться, что когда-нибудь он все же нарушит молчание и зазвонит.

Игорь сердито взглянул на аппарат.

Аппарат был нем.

Игорь усмехнулся. Аппарат иннерфона, пульт для ловли Журавлей, — как много на этом корабле механизмов, которым нечего делать, которые вряд ли когда-нибудь пригодятся. Иннерфон не звонит, потому что людям нечего сказать друг другу. А что касается Журавлей…

Он вздрогнул. Странная мелодия раздалась: клавесин сыграл фразу, что-то очень старое и нежное.

Игорь недоуменно обвел салон взглядом. Все стояло на своих местах. Но клавесина не было, потому что его не было вообще. Зачем он на корабле?

Но мелодия возникла снова.

Тогда Игорь догадался. Он вытянул руку. И нажал на клавишу иннерфона.

Фраза оборвалась. И торопливый голос, вовсе не похожий на обычную медлительную речь Старика, проговорил:

— Наконец-то! Идите в рубку!

— Что случилось?

— Идите сюда!

Он открыл дверь рубки и на миг задержался на пороге; ему почудилось, что он ошибся и вместо привычного помещения попал в бескрайнюю ночь.

Свет в рубке был выключен. Только мерцали шкалы приборов, и большой светло-серый экран дельтавизора казался распахнутой дверью, ведущей в пространство.

Привычное согласное звучание приборов теперь рассекали тугие щелчки. Словно тяжелые капли падали на звонкий металл.

Ведя рукой по переборке, Игорь добрался до фильмотеки и уселся.

Глаза привыкли к мраку, а может быть, это экран все больше наливался светом — видимый на нем мир становился все четче и рельефнее. Игорю показалось, что еще немного, и он сможет без помощи приборов определять расстояние до звезд. Конечно, это лишь казалось.

Мир был не таким, каким Игорь привык его видеть в телескопы или на экранах обычных устройств. Величина дельта-излучения часто не совпадала с видимой яркостью звезд, и самые яркие маяки горели теперь в иных направлениях.

Только середина нижней части экрана была занята чем-то непроницаемо черным. Игорь напрягся; в следующий миг он понял, что это лишь силуэт Старика.

Старик молчал, но дыхание его было необычно громким.

— Что случилось? — спросил Игорь шепотом.

Старик тоже шепотом ответил:

— Они.

— Где?

На светлом фоне экрана обрисовалась черная рука, Длинный палец уперся в правый нижний угол.

Игорь вгляделся. Там что-то мерцало.

— Один? — все так же шепотом спросил он.

— Это конус. Стая.

— Сколько до них?

— Два с половиной миллиона. Десять минут.

— Я могу вам помочь?

Старик чуть повернул голову.

— Нет. Я позвал вас, чтобы вы видели. Это стоит видеть.

— Да, — сказал Игорь. Наклонившись вперед, он стал вглядываться, напрягая зрение.

Мерцающая точка стала ярче. Ее движение было незаметно глазу, но за то время, пока Старик обменялся с Игорем несколькими словами, она все же передвинулась. Так движется минутная стрелка часов.

Тяжелые капли стали падать чаще; расстояние между кораблем и Журавлями сокращалось, и отраженные импульсы дельта-локатора возвращались все быстрее.

Через две минуты точка перестала быть точкой. Теперь на экране виднелось мерцающее пятнышко. Оно летело, оставляя позади все новые звезды. Сейчас движение стало заметным глазу.

— Скорости почти равны, — проронил Старик.

Точка приобрела конкретные очертания. Она превратилась в сильно вытянутый треугольник. Старик уже проделал все необходимое. Дельта-генераторы работали. Конденсаторы заряжались для первого удара. Он должен был получиться самым мощным.

Все лишние антенны были втянуты внутрь корабля. Защитное поле усилилось; широко раздвинутые конструкции ловушки теперь светились странным зеленым светом. Решетчатые шары на концах их торопливо вращались. Зеленое пламя срывалось с них и растворялось в пространстве.

Когда Игорь отвел глаза от шаров, он увидел, что наконечник стрелы приблизился. Теперь было ясно видно, что это не треугольник, а конус.

— У меня стереовизоры, — пояснил Старик. — На этот раз я готов ко всяким случайностям. Все, начиная от наблюдения и кончая…

Он не договорил. Какой-то из приборов привлек его внимание. Игорь воспользовался паузой.

— Я все-таки хотел бы вам помочь.

Старик с досадой оглянулся.

— Ну… сядьте за контрольный пульт, что ли. Следите, чтобы генераторы не вышли из режима. И приглядывайте за двигателем.

Затем Старик проворчал что-то под нос. Игорь разобрал лишь: «Автомат есть автомат, но и человек…» Очевидно, командир оправдывался перед самим собой в том, что к управлению оказался допущен посторонний. Игорь повернулся и стал смотреть на экран.

— Теперь не вертитесь.

— Мне не видно.

— У вас над пультом малый экран. Включите. Снизу, снизу берутся за эту рукоятку, а не сверху! — Старик выкрикнул эти слова, и в голосе его прозвучала чуть ли не ярость.

Только теперь Игорь понял, до какой степени напряжены нервы капитана. Больше не оборачиваясь, Игорь стал по своему экрану следить, как приближались Черные Журавли.

Наступали решающие минуты. Конус на экранах уже распался на отдельные пятнышки. Ничем не связанные, они летели, как будто раз и навсегда закрепленные в этом необъяснимо точном коническом строю. Они росли все быстрее и быстрее, расстояние до них сокращалось. Щелчки в рубке слились в трель, светлые линии на шкалах дельта-индикаторов заплясали бешеный танец.

— Внимание!.. — высоким, протяжным голосом прокричал Старик.

Игорь задержал дыхание. Потом ему не хватило воздуха, и он, широко разинув рот, шумно вдохнул. И в этот миг Старик резким движением — тем движением, ожидание которого не раз, наверное, сводило ему во сне руку судорогой, — двинул красный рычаг вперед.

Игорю показалось, что кто-то схватил его за горло, сильно ударил в грудь, в живот, обрушил на голову тяжесть. Это антенны ловушки выбросили, разряжая конденсаторы, первую гигантскую порцию дельта-квантов. На шкалах дрожали стрелки, а иногда начинали широко раскачиваться, описывая плавно-резкие кривые, как топор над головой дровосека. Приборы, требующие в этот момент наибольшего внимания, вспыхивали, наливаясь то синим, то красным огнем; уследить за ними было трудно.

Приборы лихорадило: дельта-поле ловушки уже вступило во взаимодействие с полем Журавлиной стаи. Стрелкам оставалось продвинуться вправо еще на четверть шкалы, чтобы показать наконец такое соотношение мощностей, при котором можно было бы с уверенностью полагать, что поле хотя бы одного из Журавлей не только нейтрализовано, но и преодолено, и что теперь можно начинать торможение, и Журавль этот, вырванный из стаи, послушно затормозится вместе с кораблем. В этом и состояла задача — задержать, вырвать, и уж тогда, ни на минуту не ослабляя мощности ловушки, исследовать и понять, что же это, в конце концов, такое… И стрелки двинулись в эту свою последнюю четверть, а взгляд Старика словно бы подгонял их. Но, видимо, этой поддержки было недостаточно: движение стрелок становилось все медленнее, все труднее давался им каждый последующий миллиметр шкалы. Старик повернул регулятор, отдавая ловушке последние мощности, по телу корабля вновь прошла дрожь от заработавших на пределе генераторов. Стрелки едва заметно, но все же поползли вправо, и Старик облегченно вздохнул.

Но уже через секунду пальцы его сжались в кулаки.

Стрелки остановились. Какое-то мгновение они дрожали на месте, словно раздумывая, продолжать ли путь. И наконец, стремительно рванулись, но не вправо, а влево, к нулевым ограничителям. Одновременно другие приборы показали, что силовые линии поля ловушки, до сих пор как бы сжатые сопротивлением поля Журавлей, внезапно перестали ощущать это сопротивление, как если бы поле Журавлей — а следовательно, и они сами — вдруг исчезло.

Это было необъяснимо, но в первый момент думать об этом не пришлось. Корабль завибрировал, и какую-то долю секунды казалось, что он разлетится, рассыплется, рассеется, превратится в лом, в горсть осколков. Это дельта-генераторы, внезапно лишившись нагрузки, развили угрожающее число оборотов. Контрольные приборы на панели Игоря вспыхнули, как красные глаза ужаса. Игорь еще не успел найти слов, как Старик повернул регулятор, скачком уменьшая мощность, чтобы автоматы защиты не отключили генераторы совсем. То, что люди увидели на экране, заставило их на секунду разувериться в реальности происходящего: скорость сближения Журавлей с кораблем стремительно падала.

Недоумевая, Старик бросил взгляд на интегратор; не могло ведь случиться, что его корабль самопроизвольно увеличил скорость и стал уходить от Журавлей. Нет, конечно, этого не произошло.

Но тогда оставалось только одно: предположить, что ход замедлили Журавли. Замедлили сами, потому что ловушка не могла затормозить весь конус до такой степени. Это понял даже Игорь.

События перевалили через грань разумного. Небесное тело, из чего бы оно там ни состояло, не может самопроизвольно менять скорость и направление движения. А тут…

На экране было ясно видно, как секунда за секундой конус отклонялся от прямой. Объяснить это можно было лишь неполадками в дельтавизоре, предположив, что Журавли каким-то образом подействовали, на него своим полем, и аппараты начали давать искаженную или вовсе неверную информацию. Значит, на них нельзя было полагаться. А на что можно?

Правда, такое объяснение могло удовлетворить разве что Игоря. Старик же, знающий мощность и устойчивость своего защитного поля и надежность аппаратуры, лишь мельком подумал о такой возможности и тут же отбросил ее, как не заслуживающую внимания. Журавли отклонились. Необходимо было набросить невидимую сеть хотя бы на одного из них; теперь Старик был уверен, что изучение этого явления даст даже больше, чем он ожидал до сих пор. Журавли уменьшили скорость — значит, замедлить полет следовало и кораблю. Это было очень просто.

Старик вытянул руку, и средний палец его лег точно на клавишу. Журавли уменьшили скорость — на сколько? Да, перегрузки будут немалыми. Но он привык и не к таким. Команда двигателям!..

Но что-то помешало ему нажать клавишу. Он покосился вправо — туда, где сидел Игорь, — и в светлых глазах Старика зажглась ненависть.

Как это нередко случалось с ним, Старик опять забыл, что на корабле их двое. Теперь он вспомнил и беззвучно вскричал, вопрошая неизвестно кого, сколь же долго придется ему расплачиваться за то, что он взял с собой в полет этого мальчишку!

Он не думал сейчас обо всех мелких неудобствах и разочарованиях, связанных с этим обстоятельством. Он думал о главном: о том, что мальчишка не привык выносить перегрузки, намного превышающие пассажирские. Он мог просто не выдержать.

Старик порывисто вздохнул. Он не снял пальца с клавиши реверса, по левая рука его поднялась и легла на сектор управления.

В конце концов можно было замедлять движение и таким способом, на половинной тяге. Но это требовало значительно больше времени, а кто мог сказать, что выкинут за это время Журавли, какие процессы, происходящие в них, заставят капитана исхитряться и принимать новые решения? Раз уж сюрпризы начались, было бы неосторожным не ожидать продолжения…

Чтобы избавиться от этих мыслей, Старик перевел взгляд на экран. Перед тем он мельком глянул на парня. Перегрузки были вежливыми, но тому, кажется, хватало и таких. Молодежь определенно пошла хлипкая. Размышлять о жизни в пространстве — это да, а вот тормознуть как следует, чтобы искры из глаз…

Экран заставил его прекратить думать об Игоре, который в этот момент, кривясь от перегрузки, размышлял о том, что Старик все же растерял значительную часть своей — или приписываемой ему — решительности: конечно же, тормозить следовало куда резче. Но сказать об этом было невозможно: капитан наверняка смертельно обиделся бы.

Дельтавизор показывал, что стая, отклонившись от курса, стала отдаляться. Потом, когда расстояние между нею и кораблем превысило то, какое существовало в момент включения ловушки, конус возвратился на прежний курс. Теперь он продолжал движение в том направлении, в каком летел до встречи с кораблем.

Сейчас стая была видна очень отчетливо, каждый Журавль в отдельности. Расстояние мешало еще различить детали, да были ли какие-нибудь детали вообще? Пока стало ясно лишь, что конус действительно состоит из черных, но все же отблескивающих — как блестит черный атлас — тел, а вернее — поверхностей, потому что они и впрямь казались полотнищами, не имеющими ощутимой толщины. Обладая почти правильной ромбической формой, полотнища казались абсолютно неподвижными одно по отношению к другому. Конус постепенно становился меньше, отставая, но корабль продолжал торможение — плавное, как не без досады думал Старик (хотя Игорю и казалось, что человек лишь чудом может выдержать такое), и Журавли уменьшались все медленнее. Наконец, они застыли в самом углу экрана, скорости уравнялись, и Старик почувствовал, что настала минута, наиболее подходящая для второй атаки.

На этот раз он был осторожнее. Держа правую руку на красном рычаге дельта-ловушки, он левой медленно заглушил двигатели, а затем, перенеся левую руку на управление рулями, изменил курс, чтобы плавно приблизиться к стае. Маневр Старику удался, и Журавли снова стали увеличиваться на экранах, постепенно перемещаясь из угла в самый центр. Теперь Старик приблизился к ним еще больше, чем в первый раз, и вышел на прежний курс, параллельный направлению стаи, лишь в тот миг, когда интуиция подсказала ему, что дальнейшее сближение опасно. Игорь не обладал такой интуицией, но он смотрел на приборы защитного поля и уже хотел предупредить, что возможности защиты подходят к пределу, когда Старик прекратил сближение. Миг командир сидел с закрытыми глазами, словно отдыхая. Затем двинул красный рычаг.

Корабль опять задрожал: генераторы стремительно накапливали мощность. В следующую минуту конденсаторы отдали запасенную энергию, толчком вышвырнув ее в пространство. Люди на мгновенье перестали дышать.

И действительно, словно легкая рябь прошла по конусу, по каждому из полотнищ, называемых Журавлями. Старик вскинул руки, как поднимает их спортсмен, взявший ворота противника. Игорь набрал в грудь побольше воздуха, чтобы разразиться победным кличем. Но через полсекунды руки Старика упали. Игорь, захлебнувшись воздухом, хрипло закашлялся. А еще через миг они зажмурили глаза и даже закрыли их ладонями.

Экраны внезапно вспыхнули ярким светом, словно каждый Журавль мог сиять как звезда и вдруг включил это свое освещение. Яркость неожиданной иллюминации была такова, что глаза не выдерживали. Старик вслепую дотянулся до панели дельтавизора и выключил его, а следующим движением выключил и ловушку. Генераторы заворчали, умеряя пыл, снижая обороты. В рубке стояла темнота. Люди открыли слезящиеся глаза. Через несколько секунд Старик вновь включил дельтавизоры, и на засветившемся экране открылось пространство, вдали которого угадывался стремительно уменьшающийся конус.

Теперь Старик понял, что послужило причиной явления, принятого им за вспышку. Кванты дельта-поля были единственными, которые отражались Журавлями; на столь близком расстоянии каждое полотнище стаи превратилось в гигантское зеркало для дельта-излучения, а дельтавизоры корабля послушно приняли отброшенные стаей лучи и безжалостно швырнули их в глаза людям. Было очень хорошо, что все объяснилось так просто; но Журавли опять замедлили скорость и были уже далеко — так далеко, что пытаться сократить расстояние до них, тормозя так же плавно, как и в первый раз, было, пожалуй, бесполезно.

Но все же это был единственный выход. И, стараясь не размышлять о силах, позволявших Журавлям многократно изменять скорость и направление движения, Старик снова включил двигатели на половину их мощности.

Несколько секунд в рубке слышалось только хриплое дыхание. Затем, с трудом выталкивая слова, заговорил Игорь.

— Почему… так… медленно?

Старик нехотя усмехнулся.

— Вам не выдержать.

Игорь передохнул.

— Выдержу. Скорей!

Старик повернул голову. Он глядел мимо Игоря.

— Вы уверены, что выдержите?

— Один раз… да.

Теперь Старик взглянул Игорю в глаза. Через секунду кивнул.

— Хорошо. Но нужно лечь в противоперегрузочное.

— Нет. Должен быть… здесь.

Старик коротко вздохнул и сказал:

— Хорошо.

И плавным движением руки повел секторы вперед.

Игорю показалось, что мироздание всей своей тяжестью легло ему на грудь. Глаза перестали видеть. Он разучился дышать.

— Не сбавляйте…

— Нет, — услышал он. — Даю воздух под давлением.

— Когда будем в точке встречи… скажете.

— Да.

— Только бы… не опоздать.

— Не опоздаем.

Игорь хотел кивнуть, но сделать это оказалось просто невозможно: он чувствовал, что наклони он голову — она отломится и упадет. Тогда он заставил глаза открыться и стал смотреть на экран, пытаясь угадать, где состоится встреча и не опоздают ли они туда.

Они не опоздали. Они пришли в точку встречи как раз вовремя, чтобы увидеть, как пролетают Журавли.

В мертвом безмолвии межзвездного пространства призрачные полотнища скользили мимо корабля. Их безупречный строй не был нарушен, они сохраняли его намного точнее, чем их земные тезки. Корабль продолжал двигаться чуть медленнее стаи, и теперь Журавли неторопливо обгоняли его. С приближением каждого из них приборы улавливали нарастание дельта-поля, затем его мгновенное падение и снова нарастание до максимальной величины, вновь уменьшение до нуля — и все начиналось сначала.

Они пролетали мимо, и Старик подумал, что, судя по данным беспристрастной статистики, он видит их в последний раз. Если сейчас он не совершит того, о чем думал и к чему готовился долгие годы, то потеряет последнюю возможность достичь цели. Самую последнюю. Самую…

Эта мысль показалась ему бесспорной. Но тем не менее он не торопился еще раз пустить в ход ловушку. Ту, на которую так рассчитывал и которая уже два раза не оправдала его надежд.

По-видимому, он до сих пор неправильно оценивал величину поля Журавлей. Она оказалась больше предусмотренного, больше того, на что Старик рассчитывал. Впрочем, даже знай он, что величина эта превышает ту, которую он использовал в своих расчетах и которая была выведена весьма приблизительно, все равно он не смог бы изменить ничего: мощность его ловушки зависела от дельта-генераторов, а генераторы у него и так самые мощные из всех, какие только можно взять в космос. Это была игра втемную, и он проиграл.

Проиграл стае, потому он и разрешал теперь Журавлям скользить, обгоняя корабль. Но мощность его ловушки — он знал это теперь наверняка — значительно превышала мощность каждого отдельного полотнища. И выход напрашивался: надо было пропустить мимо большую часть стаи и попытаться выхватить из конического строя лишь одно из последних полотнищ, которое взаимодействовало с полем всей стаи лишь в одном направлении.

Откинувшись на спинку кресла, он считал. Вот на скрещении осей экрана оказался седьмой от основания ряд. Напряжение поля поднялось и опало. Шестой. Считая, Старик бессознательно шевелил губами. Пятый. Приготовились… Четвертый. Пора!

Еще раз дрогнул корабль, выбрасывая в пространство невидимую сеть. Она устремилась в промежуток между пятым и четвертым, и этот четвертый неминуемо должен был запутаться в ее силовых линиях. Люди приникли к экранам. Но в миг, когда им казалось, что это уже неизбежно, неожиданно случилось снова.

Черное полотнище внезапно изогнулось и рванулось в сторону. Ничем нельзя было объяснить этот судорожный и стремительный рывок, при помощи которого Журавль ушел из зоны действия ловушки, еще не успев войти в соприкосновение с нею. Старик не собирался признать себя побежденным, но очередной Журавль — из третьего ряда — свернул, еще не дойдя до места предыдущего, а следующий — еще раньше. Руки Старика заметались на пульте, давая усиление, меняя фокусировку, применяя множество ухищрений, мгновенно придумать которые мог только он один, — ничто не помогло, и вскоре последний Журавль скользнул мимо корабля, с возрастающей скоростью удаляясь в пространство.

Так это выглядело на экране, и именно так это увидел Игорь. Но Старику показалось, что последнее полотнище вдруг рванулось к нему, окутывая его непроницаемой, тяжелой и душной чернотой.

— Ну как вы? — спросил Игорь.

Старик пошевелился.

— Где мы?

— Все в порядке. Лежите спокойно.

— Курс, курс?

— Домой.

— А Журавли?

— Уже далеко. — Игорь задумался, словно подсчитывая в уме, и повторил: — Далеко.

Старик вздохнул и закрыл глаза.

— Не беспокойтесь, — сказал Игорь. — Никакой опасности. Просто нервное переутомление. Естественное в вашем возрасте.

Старик пробормотал:

— Не переутомление. Разочарования. И это — уже последнее.

Он помолчал. Затем усмехнулся.

— Столько лет — и все зря.

— Почему зря?

— Они ушли. — Старик вдруг приподнялся на локте и резко спросил: — Или нет? Этот, последний… Отвечайте!

— Ушли все. Но ведь что-то осталось…

— Записи, ленты? Я хотел не этого.

— Чего же?

— Понять их. Но для этого мне был нужен Журавль. Хоть один!

Игорь подумал, что лежащий перед ним старец все-таки великий Старик. Будем ли мы все тосковать по Журавлям, потерпев еще одно, последнее поражение?

— Не обязательно схватить, — сказал он.

Но Старик не слушал.

— Сколько лет! — пробормотал он. — Сколько бы я провел экспедиций! Основал колоний… Мне очень много лет.

Этого он мог и не говорить: сейчас он был таким, как в тот раз в своей каюте.

— Но ведь вы достигли цели.

Что-то в голосе Игоря заставило Старика поднять голову. Глядя в глаза спутника, он требовательно сказал:

— Говорите!

— Эти Черные Журавли…

— Как они называются, я знаю.

— Дело в том, что они живые, ваши Черные Журавли!

Старик слабо усмехнулся.

— Смело!

— Конечно! Никто, кроме живых существ, не может произвольно менять скорость и направление полета. А они делали и то и другое. Не будь вы так захвачены ловлей, вы давно об этом догадались бы!

Старик снова усмехнулся, глядя в сторону; на этот раз усмешка вышла несколько виноватой.

— Интересно, — сказал он. — Но можно ведь найти и другие объяснения. Возможна иная интерпретация.

— Нет. Вспомните, как они шарахались от вашей ловушки. Это не поле отталкивало их, они уклонялись сами. Они сообщали друг другу! И во второй раз сделали это еще быстрее!

— У вас есть задатки наблюдателя, — сказал Старик с ноткой одобрения в голосе. Затем он прищурился. — В какой второй раз?

— Пока вы… отдыхали, я еще раз попробовал. Я еще раз поравнялся с ними и, вспомнив, как делали вы…

— Чудо, что мы не взорвались, — мрачно подумал вслух Старик. — Ну, и результат?

— Я ведь сказал! Кстати, вы рассказывали, что уже пробовали ловить их этим способом. Ну, раньше.

— Ловушка была еще слабее…

— Все равно. Они знают, понимаете — знают этот способ. Вы научили их!

Старик молчал, глядя в потолок; взгляд его был странен, и Игорь вдруг подумал, что не может быть, чтобы Старик до сих пор так абсолютно ни о чем не догадывался. Конечно же, он успел понять. Отчего же он еще возражает?

— Жизнь в пространстве… — пробормотал Старик. — Знаете, это как-то не укладывается в голове, эта ваша идея.

— Почему вы думаете, что жизнь возможна только на планетах? Что само пространство не может быть обиталищем живых существ?

— Такие гипотезы, — сказал Старик, — хорошо выдвигать в молодости. — Он в упор посмотрел на Игоря. — В молодости! — значительно повторил он. — Когда есть еще время доказывать, уточнять, исследовать. А исследовать предстоит еще многое. Каков, например, их обмен? Вообще энергетика?

— Очевидно, они усваивают энергию непосредственно в виде излучения. Поэтому у них максимальная площадь при данном объеме. А дельта-поле используют для передвижения и локации.

— Это было ясно и раньше, — пробормотал Старик. — Первое нарастание поля — локация, второе — выброс квантов в момент изменения движения. Интересно… Вы, конечно, замерили суммарную мощность поля перед конусом и степень ее ослабления?

— Нет. Я не подумал…

— Вот это уже непростительно. Как же вы не сделали этого?

— Пустяки. Все равно мне небывало повезло!

Старик поднял брови.

— Вот как?

— Еще бы! Теперь становится ясным, почему они стремятся к Новым: там они могут получить максимум энергии. Новые им по вкусу. И разве это не назовешь везением: именно в этом полете, от которого я больше ничего уже не ждал, мне удалось убедиться в том, что в пространстве действительно существует жизнь?

— Оказывается, наши интересы уж не столь несовместимы, как вам казалось. — Старик вздохнул. — Завидую вам. С самого начала у вас будет корабль, и вы успели уже выбрать объект изучения. Вам с ними хватит работы, да, хватит работы… — В его улыбке, показалось Игорю, промелькнуло лукавство, но сразу же Старик снова нахмурился. — Но как же вы ухитрились не замерить напряженность перед конусом и ее вектор?

— Но к чему?

— Я не собираюсь обо всем думать за вас! — вспылил Старик. — Почему бы вам не обдумать полученные данные всесторонне? Ведь если Журавли направляются к Новым не случайно, и направляются еще тогда, когда Новые не успели вспыхнуть, — не ясно ли, что их органы, воспринимающие дельта-излучение, настолько чувствительны, что улавливают начинающиеся в недрах звезды процессы задолго до того, как их замечаем мы. Запомните! Там, куда стремятся сейчас Журавли, вспыхнет Новая. Достаточно бдительная патрульная служба, точные измерения — и люди заранее будут знать, где произойдет очередной взрыв. А если бы мы знали напряженность их локационного поля, мы уже сейчас имели бы представление о чувствительности их рецепторов. И если бы был известен вектор, уже сегодня можно было бы сказать, какая именно звезда вспыхнет! Как можно проходить мимо столь очевидных вещей? Не забудьте: в следующий раз вы полетите без меня, а с Земли я не смогу вам подсказывать!

Игорь ничуть не обиделся.

— Все правильно, — вздохнул он. — Отдыхайте же дальше. Приходит пора взглянуть и на других, земных журавлей.

— Пора, — сказал Старик, прикрывая глаза. — Пора… Все-таки отдохнуть по-настоящему можно только там.

Он вздохнул.

— Обидно, что вы не провели измерений.

— В следующий раз я обязательно… Да вы лежите!

Старик, морщась, всунул ноги в туфли.

— Я уже достаточно лежал.

— Всего трое суток…

— Ничего себе! Так… Максимальную скорость стаи мы знаем: они увертывались от нас, замедляя ход, а не ускоряя. Если бы они могли, то стремились бы обогнать. Они не могли. Значит…

— Что вы хотите?

Старик усмехнулся.

— Насколько я помню, вы сами напросились на мой корабль. Вы по своей охоте влезли в эту историю с Журавлями.

Игорь засмеялся.

— И кажется, надолго. Вы хитрее меня. Но…

— Никаких «но»! — сказал Старик. — С земными журавлями вам придется обождать, мой мальчик!

— Мне не к спеху, — с готовностью произнес Игорь. — А сейчас?

— Наша скорость на двадцать тысяч в секунду больше! — победоносно произнес Старик. — Направление известно. Земные не уйдут. А мы с вами еще раз посмотрим на Черных Журавлей!