Руфь

Глава 5 В северном Уэльсе

Июнь 18… года выдался на редкость теплым и солнечным, а вот июль принес унылые дожди, а вместе с ними испытания для местных жителей и туристов, которым не оставалось ничего иного, кроме как коротать время за рисованием по памяти немудреных пейзажей, ловлей мух и перечитыванием в двадцатый раз взятых с собой книг. Долгим июльским утром номер газеты «Таймс» пятидневной давности пользовался особым спросом во всех номерах постоялого двора в небольшой горной деревушке северного Уэльса. Восхитительные окрестные долины утонули в густом холодном тумане, который упорно поднимался по холмам, и вскоре все вокруг погрузилось в плотную пелену, так что из окон невозможно было рассмотреть даже противоположную сторону улицы, не говоря уже об окрестных пейзажах. Скучающие путешественники с тем же успехом могли остаться дома, в кругу семьи – именно так, кажется, думали те из них, кто стоял, прижавшись лбом к оконному стеклу и напрасно пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь, чем можно скрасить скуку. Бедные валлийские горничные могли бы пожаловаться, что, пытаясь найти развлечение в еде, гости торопили их с обедом. Даже отчаянные деревенские дети сидели по домам, а если кто-то все-таки рисковал выбраться в такое привлекательное царство грязи и луж, то сердитые, вечно занятые мамаши немедленно загоняли смельчаков обратно.

Часы показывали всего четыре пополудни, хотя большинству постояльцев казалось, что уже почти ночь. Утро тянулось невероятно долго, да и после обеда ничего не изменилось, поэтому, когда возле двери остановился запряженный парой гнедых экипаж, в каждом окне ковчега появились любопытные лица. К удовольствию наблюдателей, дверь распахнулась, на землю легко спрыгнул джентльмен, помог выйти хорошо одетой леди и заботливо проводил ее на постоялый двор. Уверения хозяйки в отсутствии свободных комнат остались без внимания.

Джентльмен (а это был не кто иной, как мистер Беллингем) невозмутимо проследил за разгрузкой багажа, заплатил форейтору и только после этого обратился к хозяйке, чей голос вот уже пять минут разносился по округе:

– Право, Дженни, ты странно изменилась, если собираешься выгнать давнего знакомого, да еще в такую погоду. Если не ошибаюсь, ближайший ночлег можно найти в двадцати милях отсюда, причем по самой скверной горной дороге, которую мне доводилось видеть.

– Вы правы, сэр. Действительно, мистер Беллингем, поначалу я вас не узнала. До «Трех долин» ехать около восемнадцати миль – это по нашему подсчету, а на самом деле, наверное, не больше семнадцати. Мне очень жаль, сэр, но у нас совсем нет мест.

– Но, Дженни, ради меня, старого друга, можешь переселить кого-нибудь из постояльцев, например, в дом напротив.

– Почему бы нет, сэр? Там свободно. Может, сами согласитесь там поселиться? Постараюсь выбрать для вас лучшие комнаты. А если не понравится мебель, пришлю что-нибудь свое.

– Нет, Дженни, ни за что! Тебе не удастся запихнуть меня в тот ужасный притон. Отлично помню, какая там грязь. Неужели не сможешь убедить кого-нибудь из случайных жильцов переселиться? Если хочешь, можешь сказать, что я заранее забронировал комнаты. Зная твою доброту, не сомневаюсь, что сумеешь все устроить:

– Что же, сэр, пусть будет по-вашему. Сейчас посмотрю, что можно сделать. А пока вы со спутницей отдохните в дальней гостиной – там сейчас никого нет. Леди не встает с постели из-за холода, а джентльмен играет в вист в третьем номере. Ну а я тем временем постараюсь вам помочь.

– Благодарю, благодарю. Камин топится? Если нет, то надо немедленно затопить. Пойдем, Руфи, пойдем.

Он проводил спутницу в просторную комнату с эркером. Хотя в тот день гостиная выглядела мрачной, когда-то я видела ее полной молодых надежд, освещенной поднявшимся из-за сиреневой горы солнцем. Веселые лучи скользили по мягким зеленым лугам и проникали в палисадник, где прямо под окном росли кусты роз и лаванды. Да, видела, но больше не увижу.

– Не знала, что вы бывали здесь раньше, – проговорила Руфь, пока мистер Беллингем помогал ей снять плащ.

– Да, три года назад приезжал сюда с друзьями. Благодаря доброте и причудам Дженни мы пробыли здесь больше двух месяцев, а потом ужасающая грязь все-таки заставила сбежать. Впрочем, неделю-другую потерпеть можно.

– Но сможет ли хозяйка нас принять, сэр? Кажется, она сказала, что все комнаты заняты.

– Да, так и есть. Но я хорошо заплачу, и она уговорит какого-нибудь простака переехать на пару дней в дом на противоположной стороне улицы. Мы же тем временем найдем приют.

– А разве мы сами не можем поселиться на другой стороне улицы, сэр?

– Чтобы еду нам приносили через дорогу, почти остывшей? К тому же некого будет отругать, если она окажется еще и плохо приготовленной. Ты просто еще не знаешь, каковы эти сельские гостиницы в Уэльсе, Руфи!

– Да, не знаю. Вот только подумала, что будет несправедливо… – заметила она было тихо, но не договорила, так как мистер Беллингем обидчиво сложил губы так, словно собирался засвистеть, и отошел к окну, за которым лил дождь.

Памятуя о былой щедрости мистера Беллингема, миссис Морган сочинила историю, с помощью которой ей все же удалось переселить джентльмена и леди, планировавших остаться не дольше чем до субботы. Гости обиделись и пригрозили уехать раньше, но даже если бы они исполнили свое намерение, потеря оказалась бы невелика.

Завершив первостепенные хлопоты, хозяйка гостиницы порадовала себя чашкой чая в собственной маленькой каморке и проницательно оценила обстоятельства прибытия мистера Беллингема: «Она ему не жена – это ясно как день. Жена наверняка привезла бы с собой горничную и засыпала меня претензиями и требованиями. А эта бедная мисс не сказала ни слова, вела себя тихо, как мышка. Ничего не поделаешь, таковы уж молодые люди. Пока родители закрывают глаза на их похождения, не мое дело задавать вопросы».

Вот таким непростым способом мистер Беллингем и Руфь расположились на недельный отдых в живописном краю. Мисс Хилтон не переставала удивляться величию и красоте впервые увиденных горных пейзажей. На первых порах ее охватил благоговейный страх, но постепенно восхищение пересилило робость, и поздними вечерами она подходила к окну, чтобы полюбоваться вечными холмами, по-новому прекрасными в серебристом свете луны.

В соответствии с желанием мистера Беллингема завтракали они поздно, но Руфь все равно вставала на рассвете и выходила на долгую прогулку по мокрой от росы траве. Высоко в небе распевал жаворонок, и она не понимала, идет или стоит неподвижно, ибо красота величественного края стирала сознание собственного существования. Даже дождь доставлял удовольствие. Она устраивалась на широком подоконнике и смотрела в окно. С радостью вышла бы на прогулку, но такая мысль раздражала мистера Беллингема, коротавшего пустые часы на диване и почем зря костерившего скверную погоду. Короткие ливни проносились подобно сверкающим стрелам. Руфь любовалась сиреневым туманом поросших вереском склонов, вскоре сменившимся золотистым блеском. Любое движение в природе обладало в ее восприятии особой красотой, но мистеру Беллингему больше понравилось бы, если бы она постоянно жаловалась на изменчивую погоду. Восхищение и радость спутницы выводили его из себя, и лишь ее очарование и полный любви взгляд смягчали душу.

– Право, Руфь! – воскликнул однажды он, когда из-за ливня пришлось просидеть все утро в комнате. – Можно подумать, что ты никогда прежде не видела дождя. Сколько можно сидеть на подоконнике и с удовольствием любоваться мерзкой погодой? Вот уже целых два часа ты не произнесла ничего интереснее, чем «как красиво!» или «через Моел-Винн идет еще одна туча».

Руфь послушно встала с подоконника и занялась рукодельем. Как жаль, что она не умеет развлекать! Должно быть, привыкшему к постоянному движению человеку невероятно скучно сидеть без дела. Она старалась придумать, что бы сказать такое, что заинтересовало бы мистера Беллингема, а тем временем он заговорил снова:

– Помню, три года назад погода продержала нас взаперти целую неделю. К счастью, Говард и Джонсон отлично играют в вист, да и Вилбрахам тоже от них не отстает. В итоге мы замечательно провели время и нисколько не скучали. Умеешь играть в экарте или в пикет?

– Нет, сэр. Правда, иногда играла в «нищий мой сосед», – сожалея о собственной отсталости, смущенно ответила Руфь.

Мистер Беллингем что-то раздраженно пробормотал, и молчание воцарилось еще на полчаса, а потом вдруг вскочил и энергично дернул шнурок колокольчика.

– Попросите у миссис Морган колоду карт! – приказал он вошедшему лакею. – Руфи, научу тебя играть в экарте.

Увы, ученица выдалась малоспособной, ничуть не лучше болвана – воображаемого партнера, – а ходить против самого себя оказалось ужасно скучно, поэтому карты тотчас полетели через стол – на пол, куда угодно. Руфь тихо встала и, грустно вздохнув от сознания собственного неумения развлечь и позабавить любимого, покорно собрала колоду.

– Ты бледна, дорогая, – заметил мистер Беллингем, раскаиваясь в собственной вспыльчивости. – Прогуляйся перед обедом, ты же любишь такую отвратительную погоду. И постарайся набраться впечатлений, чтобы было что рассказать. Ну, глупышка, иди сюда – поцелуй меня и отправляйся на улицу.

Руфь вышла из комнаты с облегчением, ведь если он опять заскучает, ее вины в том не будет и не придется корить себя за глупость. Свежий воздух – целительный, успокаивающий бальзам, который заботливая мать-природа дарует всем нам в минуты уныния, – принес бодрость. Дождь прекратился, хотя каждый листок и каждая травинка отяжелели от живых блестящих капель. Руфь быстро зашагала к круглой низине, в которой бурная горная река разливалась глубоким озером, а потом, немного отдохнув, побежала среди камней дальше, в просторную долину. Как она и предполагала, водопад оказался мощным. Захотелось перебраться на противоположную сторону потока; как обычно, переправой послужили специально уложенные в нескольких ярдах от озера, в тени высоких деревьев, большие плоские камни. Полноводная река торопливо мчалась среди серых валунов, но Руфь, не зная страха, легко и уверенно шла вперед. В середине потока внезапно возникло препятствие: то ли один из камней погрузился в глубину, то ли его вообще смыло вниз по течению, только расстояние до следующей опоры оказалось слишком большим, чтобы преодолеть его не задумываясь. Руфь на миг остановилась в сомнении, но все же решила идти вперед. Шум бурной стремнины заглушил все остальные звуки, зрение сосредоточилось на препятствии, поэтому внезапно появившаяся на одном из ближайших камней фигура и голос, предложивший помощь, не на шутку испугали.

Руфь подняла голову и увидела карлика, далеко не молодого, спину которого искривлял заметный горб. Должно быть, незнакомка слишком откровенно его разглядывала, поэтому карлик слегка покраснел и повторил:

– Здесь бурное течение, очень опасно. Может, обопретесь на мою руку? Давайте помогу.

Руфь подала ему руку и таким способом мгновенно оказалась на другой стороне. На узкой лесной тропинке он пропустил ее вперед, а сам молча пошел следом.

Миновав лес и оказавшись на открытом лугу, Руфь обернулась, взглянула на спутника и только сейчас заметила, как он красив, – поражали правильные черты бледного лица: высокий чистый лоб, одухотворенное сияние глубоко посаженных глаз и четко, чувственно очерченный рот.

– Если позволите, я провожу вас. Вы ведь хотите пройти дальше? Разыгравшаяся прошлой ночью буря снесла перила на деревянном мосту. От стремительного потока может закружиться голова, а там очень глубоко.

Дальше они шли в молчании. Руфь спрашивала себя, кто такой этот незнакомец. Если бы она хоть раз увидела человека столь необычной внешности среди постояльцев гостиницы, то непременно бы его запомнила. И все же для валлийца он слишком свободно и чисто говорил по-английски, но в то же время настолько хорошо знал местность, словно жил здесь. Словом, в ее воображении спутник предстал одновременно англичанином и обитателем северного Уэльса.

– Я только вчера приехал сюда, – объяснил незнакомец, словно умел читать мысли, едва тропинка стала шире и позволила идти рядом, – и сразу отправился к верхним водопадам. Они несказанно прекрасны.

– Не побоялись выйти в ливень? – удивилась Руфь.

– Ничуть! Никакая непогода не способна удержать меня от прогулки. Больше того, в дождь эти края становятся еще прекраснее. К тому же времени настолько мало, что нельзя терять ни дня.

– Значит, вы не местный? – робко уточнила Руфь.

– Нет, мой дом совсем в другом месте – в шумном городе, где порой трудно осознать, что

Но каждый год обязательно провожу некоторое время в Уэльсе и часто именно в этих краях.

– Меня это ничуть не удивляет: здесь необыкновенно красиво.

– Да. А старый хозяин гостиницы в Конвее заразил меня любовью к местным людям, истории и традициям. Я уже до такой степени выучил язык, что теперь даже понимаю легенды. Среди них есть невероятно прекрасные, повергающие в трепет, и очень поэтичные, даже волшебные.

Смущение и скромность мешали девушке поддержать разговор каким-нибудь замечанием или вопросом, хотя незнакомец покорял спокойным обаянием.

– Вот, например. – Он протянул руку к живой изгороди и тронул длинный, усеянный бутонами стебель наперстянки, внизу которого уже освободились из зеленых оков два розовых, в бордовую крапинку цветка. – Наверняка вы не знаете, почему наперстянка так изящно изгибается и покачивается. Думаете, что виноват ветер, не так ли?

Его грустная улыбка не оживила задумчивых глаз, но придала лицу добродушное выражение.

– Да, я всегда думала, что дело в ветре, – наивно призналась Руфь. – В чем же истинная причина?

– О, валлийцы считают, что это священный цветок фей, способный узнавать, когда они проходят или пролетают мимо, и почтительно кланяться. По-валлийски название цветка «манег эллиллин» – «рукавичка доброго человека». Скорее всего именно поэтому у нас его называют «лисичкины рукавички».

– Какая чудесная легенда! – восхитилась Руфь, ожидая продолжения рассказа, но они уже дошли до деревянного моста.

Незнакомец помог ей перейти на другой берег, попрощался и, не дожидаясь благодарности за внимание, зашагал своей дорогой.

Вернувшись в гостиницу, Руфь подробно рассказала о приключении мистеру Беллингему. Занятная история помогла увлекательно скоротать время до обеда, потом мистер Беллингем вышел на улицу выкурить сигару, а вернувшись, сообщил:

– Только что видел твоего маленького горбуна – вылитый Рике-хохолок, но вовсе не джентльмен. Если бы не горб, ни за что бы не узнал, ведь ты назвала его джентльменом.

– А вам он не показался таким?

– Ничуть. Выглядит обтрепанным, грязным и бедным. Да и живет, как мне сказал конюх, над тем ужасным магазином, где продают свечи и сыр, а нестерпимый запах чувствуется за двадцать ярдов. Ни один джентльмен такого соседства не вынесет. Должно быть, путешественник или художник – что-нибудь в этом роде.

– А вы обратили внимание на лицо, сэр? – уточнила Руфь.

– Нет. Но облик в целом достаточно красноречиво свидетельствует о положении.

– Лицо удивительное – можно сказать, красивое, – тихо возразила Руфь, но мистер Беллингем уже утратил интерес к разговору и перестал слушать.