Огромный пароход «Родина» был готов к отплытию во Францию.
На этом пароходе должны были отправиться все те, кто по своему возрасту подлежал призыву на военную службу.
Молодые рабочие толпились на пристани.
Настроение было у всех приподнятое и неестественно радостное.
Все делали вид, что едут на какой-то веселый праздник.
Однако очень часто лица омрачались тайною думой. В ушах уже слышался грохот орудий и разрыв снарядов. Убьют. А что будет с женой, с детьми?
Рельсы недостроенной дороги ослепительно сверкали в лучах тропического солнца.
Группа инженеров собралась на берегу.
— Где же Латур? — слышались голоса. — Латур!
— Он, верно, еще не успел собраться.
— Что ж он так долго копается? Ведь сейчас будет перекличка, а там — пожалуйте. «Родина» уже стоит под парами.
— Сейчас придет.
Океан в этот день был спокоен, и линия горизонта туманилась в легкой дымке, предвещавшей штиль.
Пальмы не шевелили своими тяжелыми листьями.
Жара была нестерпимая.
Вдруг в группе рабочих произошло движение; появились два человека, один из которых держал в руках лист бумаги — список.
— Сейчас будет перекличка, — раздались голоса. — Кажется все собрались.
— Тише, приятели, тише, — крикнул человек, державший список.
Это был небольшого роста полный француз по прозвищу Жако.
— Сейчас мы проверим, все ли налицо из тех, на чью долю выпало счастье умереть за родину… А… гм… Поль Фабр!
— Здесь.
— Шарль Бово!
— Здесь.
— Пьер Тулон!
— Здесь.
— Шарль Куно!
— Здесь.
— Роберт Лангуст.
Молчание.
— Роберт Лангуст… Роберт Лангуст…
— Эй, — раздались возгласы, — Роберт Сам-по-себе, где ты? Никто не откликался.
— Где же он?
— Может быть, замешкался в бараке?
— Ну ладно, мы его отметим и вызовем еще раз в конце.
— Анри Сигаль!
— Здесь.
Перекличка продолжалась минут двадцать.
Все оказались налицо, кроме одного.
— Роберт Лангуст.
Молчание.
Побежали в барак. Но в бараке все было пусто.
Жако нахмурился.
— Что же это значит? Надо будет переговорить с господином Фабром.
Господин Фабр в белом костюме и в пробковом шлеме стоял среди инженеров и говорил о преимуществе французской армии.
— Да, немцы дисциплинированы. Это знает всякий. Но разве в дисциплине дело? Воодушевлены ли они так же, как мы? С уверенностью заявляю: нет, нет и нет. Мы, французы, при слове Франция вспыхиваем, как порох, а немцы…
— Простите, господин Фабр, что я вас перебиваю, — сказал Жако, подходя, — но время не терпит. Один рабочий из призывных скрылся.
— Кто?
— Роберт Сам-по-себе.
— Куда же он делся?
— Его искали повсюду… Многие говорят, что он не очень был доволен войной. Боюсь, что он дезертировал.
— Ах, скотина!
— Придется объявить приказом. Тот, кто его найдет, обязан донести о месте его пребывания и передать властям.
— Разумеется… Ах! И во Франции есть предатели.
— Некультурность!
— Низкая степень развития!
— Он всегда отличался грубостью и упрямством.
— Разрешите произвести перекличку среди вас, господа.
— Пожалуйста.
— Жан Кристо!
— Здесь.
— Рауль Верите!
— Здесь.
— Жюль Латур!
Молчание.
— Господин Жюль Латур!
Все инженеры переглянулись.
— Кто-нибудь видел Латура?
— Вчера я его видел, а сегодня как будто нет…
— Может быть, он еще у себя…
— Нет, я сейчас там был… Его комната пуста.
— Что за вздор!..
Господин Фабр вдруг побагровел.
— Не дезертировал же он, в самом деле…
Жако недоуменно пожал плечами.
Несколько приятелей Латура вызвались его разыскать. Но они вернулись ни с чем.
Тогда господин Фабр произнес торжественно, подняв руку к небу:
— Клянусь, мне стыдно, что он имеет одинаковый со мной диплом.
— Он спасется от немецких пуль, но погибнет от змей или диких животных.
— От души желаю, чтобы удав переломил ему кости. Сирена «Родины» наполнила всю окрестность густым, страшным ревом.
— Может быть, они еще появятся…
— Франция одолеет Германию и без этих двух трусов.
— Да здравствует Франция!
Первая шлюпка отплыла от берега.
Господин Фабр снял шляпу.
— Да здравствует доблестная французская армия!
— Ура!
— Да погибнут трусы!
— Ура!
Вторая шлюпка отплыла, за ней третья, четвертая. «Родина» выбрасывала из двух огромных труб густое облако черного дыма. Дым этот затемнял солнце и заглушал ароматы тропических цветов.
А шлюпки все отплывали одна за другою.
В густой тропической заросли пробирался человек.
С ружьем за плечами и с широким ножом у пояса он шел спокойной и уверенной поступью, насвистывая песенку.
Обезьяны прыгали в темно-зеленой листве. Резко кричали пестрые, красные и синие попугаи.
Вдали прогудела пароходная сирена.
Путник презрительно вскинул плечи.
Вдруг он остановился и прислушался.
Ему послышались чьи-то шаги позади.
Он быстро прислонился к дереву и, сняв со спины ружье, проверил затвор.
Шаги на минуту замерли.
— Роберт! — произнес чей-то голос.
— Кто идет?
— Свой.
— Кто свой?
— Вот кто.
И Жюль Латур вышел из заросли.
У него за плечами тоже было ружье.
Он с некоторым смущением посмотрел на Роберта.
Но у того глаза сверкнули радостью.
— Тоже удрали? — спросил он, опуская ружье.
— Тоже удрал.
— Значит вместе?
— Вместе.
Роберт от удовольствия даже пальцами прищелкнул.
— Вместе-то веселее, — сказал он.
Они оба пошли в глубь леса.
А вдали завывала пароходная сирена, но звук ее становился все тише.