Руламан

Глава 28. РУЛАМАН НАХОДИТ СВОЕГО СТАРОГО ЗНАКОМОГО

Наступила зима, суровое время для отшельников пещеры Стаффа. Руламан все лето и осень ежедневно приносил с охоты то птицу, то какое-нибудь другое маленькое животное. Но теперь глубокий снег покрыл землю, птицы исчезли. Сурки спали, закопавшись глубоко в снег. Зайцы переменили свой серый цвет на белый, и без собаки их невозможно было отыскать, а за большой дичью одному человеку нечего было и думать охотиться: ее было трудно убить, а донести домой еще труднее.

Глубокая тоска по товарищам грызла Руламана во время его одиноких странствий. Часто, утомленный, он прислонялся к дереву, и охотничьи картины прежних лет вставали перед его глазами: охота на буррию с отцом, на туров с Репо у реки Нагри и на белого волка с Обу и Арой. Старая Парра тоже постепенно теряла то спокойное настроение, в котором жила летом. Она сильно страдала от холода. Они не смели разводить огонь днем, из опасения обратить внимание калатов. Тоска охватывала ее по теплой, уютной Тульке, по болтовне женщин и веселому шуму детей. Тихо сидела она, задумавшись, и смотрела на голые скалистые стены. Буря выла около отверстия пещеры; снежные хлопья, подхваченные порывами ветра, достигали старухи, и она содрогалась от холода.

Ворон, в свою очередь, сидел угрюмый, печальный и уныло прятал голову под крылья. Он тоже дрожал от холода и топорщил перья. Руламан старался развеселить Парру. Он подсаживался к ней и просил ее рассказать ему старые истории, которые он уже сто раз слышал от нее. Но, наконец, и он впал в тихое уныние.

Наступила середина зимы, а с нею жестокие холода. Запас сушеного мяса, которым снабдили их когда-то Обу и Ара, был почти съеден и с тяжелым сердцем смотрел Руламан в лицо будущего.

Вдруг однажды он напал на следы человека неподалеку от Стаффы, вблизи остроконечной скалы, возвышавшейся против пещеры. Рядом со следами человека тянулись следы двух волков или собак. Может быть, один из них Стальпе, который сегодня не дождался его зова и ушел на добычу один? Руламан не знал, что ему предпринять: идти ли по следам, или же бежать от них как можно скорее. Без сомнения, это был калат. Но ведь калат все-таки человек! Страстная потребность с кем-нибудь перекинуться словом потянула его вперед. Он утешал себя мыслью, что если калат встретит его враждебно, он имеет право его убить. Руламан остановился шагах в ста от скалы. Вдруг он услышал жалостный стон и крик о помощи. Не думая ни о чем, он побежал к горе, откуда слышен был голос. Косматая собака бросилась к нему навстречу. Она завизжала, как будто просила его о помощи. Руламан быстро пошел за ней и скоро увидал на снегу распростертого калата. Вглядевшись в лицо, он узнал Кандо, сына Гуллоха.

Невольный крик вырвался из груди обоих юношей. Они смотрели друг на друга широко раскрытыми глазами, не имея силы вымолвить слова. Целый ряд воспоминаний вихрем проносился в голове каждого. Кандо думал о своем убитом отце, Руламан об истребленном племени родной пещеры. Тяжело раненый калат взывал о помощи в снеговой пустыне, а Руламан в течение многих месяцев не видал ни одного человеческого лица, кроме своей почти умирающей бабушки. Взволнованный Кандо первый прервал молчание.

— Ты еще жив? — сказал он, стараясь победить свое волнение. — Разве тебя не сожгли вместе с другими?

— Как ты попал сюда? — в свою очередь спросил Руламан.

— Я застрелил филина и оборвался со скалы. Я, должно быть, сломал себе ногу.

— Что же я могу для тебя сделать? — спросил Руламан. — Как мне явиться на гору Нуфа и позвать на помощь?

— Не делай этого, — сказал решительно Кандо, — друид тебя убьет.

— Тогда я отнесу тебя в свою пещеру. Ты ведь не выдашь меня и мою бедную, старую бабку?

Слезы благодарности выступили на глазах калата.

Руламан попытался его поднять.

— Эта ночь была ужасна, — сказал, дрожа, Кандо.

— Так ты упал еще вчера? — спросил Руламан.

— Еще вчера, и я был бы съеден в эту ночь волком, если бы не моя верная собака.

— Я видел волчьи следы рядом с твоими, — сказал Руламан.

— Волк тут недалеко, — продолжал Кандо, — он бродит кругом и ждет, пока я выбьюсь из сил или моя собака уйдет.

Руламан издал резкий свист, и тотчас же из лесу появился волк.

Руламан пошел к нему навстречу, крича:

— Стальпе! Стальпе!

Животное положило свои лапы ему на плечо и лизнуло в лицо. Руламан ласково погладил его и вернулся с ним к Кандо. Но волк испугался собаки и боязливо остановился в нескольких шагах.

— Ты должен с нею подружиться, как аймат с калатом! — закричал ему Руламан.

Но волк ничего не хотел слышать и бросился в лес.

— Разве тебя слушают дикие звери? — спросил Кандо с удивлением.

— Это мой ручной волк, которого я взял маленьким и вырастил, — отвечал Руламан.

Руламан осторожно поднял Кандо себе на спину, и тот крепко обхватил руками его плечи. Медленно-медленно, так как каждое движение бередило больную ногу Кандо, спускался с горы Руламан; верная собака следовала за ним. Хотя ноша и была тяжела, но на душе у Руламана было весело. Великодушное чувство сострадания и радостная надежда, что он нашел себе друга, заставили радостно биться его сердце… Он и Кандо были почти одних лет, и он с первой же встречи почувствовал к калатскому юноше симпатию. Дойдя до подошвы горы, он спустил раненого на землю. Волнения и боль так утомили Кандо, что он попросил дать ему отдохнуть. Руламан разостлал шкуру белого волка и положил на нее Кандо, который тотчас же закрыл глаза и задремал. Молодой аймат задумчиво смотрел в лицо спящего калата. Глубокая грусть охватила его душу, грусть о том, что судьба сделала врагами два народа. Наступил вечер. Кандо открыл глаза.

— Нам нужно поспешить, — сказал аймат, наклонясь к больному, — скоро стемнеет, а дорога ночью опасна, да и нога ступает не твердо, когда несешь тяжесть.

Когда они подошли к Стаффе, уже наступила ночь.

Руламан стукнул три раза в скалу. Слабый голос сверху ответил.

— Нам нужно подняться вверх, — сказал Руламан. — Но прежде я взберусь один, чтобы сообщить о тебе своей бабке. Он положил Кандо на землю и полез наверх.

— Ты возвращаешься сегодня поздно, — встретила его старуха с нежностью. — Но почему твой Стальпе сегодня воет так странно?

— Это не Стальпе, — возразил Руламан, — это калатская собака. Я принес сюда Кандо, сына Гуллоха. Он упал со скалы и сильно расшибся. Как фурия вскочила Парра, и хищная радость озарила ее сморщенное лицо.

— Молодец, Руламан! — вскричала она. — Где же ты сбросил его со скалы? Хорошо, молодец! Принеси его сюда, чтобы я могла видеть его. Он еще жив? Значит, ты мне покажешь, как он будет умирать! Она хохотала от радости.

— Я не затем его принес сюда, — возразил Руламан, отступая от старухи: — я нашел его в лесу с переломанной ногой и не стал убивать беззащитного человека. Не смерть, а спасение и уход за ним обещал я ему и сдержу свое слово! Обещай мне, что и без меня с ним ничего не случится дурного, а то мне стыдно будет носить имя Руламана и вспоминать своего благородного отца.

Решительный и твердый тон юноши сразил старуху: первый раз в жизни правнук осмелился возвысить перед ней голос и противоречить ей. Она не ответила ему ничего и поникла седой головой.

Руламану стало жаль ее; он взял ее за руку и сказал ласково, но твердо:

— Я уже мужчина, бабушка, дай мне волю поступать, как я хочу.

Старуха молча кивнула головой, и Руламан спустился к Кандо.

— Обними меня покрепче за шею и закрой глаза, чтобы у тебя не кружилась голова.

Он влез вместе с ним в Стаффу и положил его у огня на медвежьей шкуре.

С ужасом глядел Кандо кругом себя: на трещины скал, на клубы дыма над головой и на седую Парру, освещенную причудливым пламенем костра. Она сидела против него на корточках, и лицо ее было завешено седыми волосами, падавшими до земли. Испуганный ее видом, он не смел сказать ни слова и в немой покорности закрыл усталые глаза.

Внизу громко выла собака; это было опасно, так как калаты, очевидно, уже искали своего пропавшего вождя.

Что делать? Руламан быстро слез со скалы, схватил собаку за шиворот и принес ее в пещеру. Визжа, бросилась она к Кандо и положила голову к нему на грудь. Кандо вдруг стал бредить:

— Он мне спас жизнь… Вы не смеете приносить его в жертву! Вельда, Вельда! принеси мне воды: моя голова горит!

Руламан положил руку на пылающий лоб больного и успокоил его. Целую ночь сидел он у изголовья вождя своих смертельных врагов.