В лес. Туда, где можно охотиться, трава растет нужная, и самое главное, воля пуще не воли. Он наполнит тело силой, жизнь станет в радость. Руна вместе с другими бабами шла без связки. Их оковы раздельные, ноги с руками на длинном ремне наручниками скованные. Металлическая цепь держит только между рук и между ног. А иначе не уйдешь далеко с такими подолами в связке и много не намоешь.
Она смотреть не могла на купоросные щи. Ноги переставляла едва, а в рот не лезут. Легче богу душу отдать, чем такое жрать. Исхудала так, что в бане легко выскользнула из оков.
Мужики, да и бабы ее побаивались. Только староста бросал взгляды косые. Она не сразу поняла, что он не волк, тогда у Данишевских решила, что волк. Молодой, судя по всему, но он так свободно ходил в лес и села. И не человек. Тогда кто же? Руна видела, как офицер конвоя отпускал его. Видела и терялась в догадках. Что она могла знать о нем, если о себе ничего толком не ведала. О своей природе нечего не знала, что уж говорить о чужой.
В последней подати стало ясно, голодая, она долго не протянет. Руна поставила все деньги, что у нее были на майдан. Выиграла, решила, купит еды в деревне. Порадовалась, что хоть какая-та полезность отыскалась от пребывания в господском доме. Играть научилась, считать и держать всю игру в уме тоже там же научилась.
А когда в баню пошла с первыми, так вообще ей думалось, вот же свезло. Зря радовалась. Стоило бабам оказаться одним, как к ней приблизилась Иванна.
— Эй, рыжая.
Руна обернулась, неторопливо стаскивая с тела грязные тряпки. Те превратились за месяц дороги в потные, вонючие панцири. Хотелось простирнуть их, а вместо этого она недовольно оценивала весовые категории дамы и свои. Это в человеческом теле Руна маленькая, а в теле волчицы… Иванна же стояла перед ней в чем мать родила и никакого стыда или волнения от собственного срама не испытала.
— Говорят, староста на тебя глаз мозолит? Молчишь?
Руна оставила одежду на грубо сбитой лавке и двинулась в баню, понимая, что ни спроста Иванна подошла, а «подружки» медлят и не спешат раздеться. Помыться старалась быстрее, пока те за дверьми шушукались. Вернулась спустя четверть часа, увидела, как Иванна копается в ее юбке, изымая выигранное. Водой сыт не будет, все перевернулось в глубине души у Руны.
— Верни чужое, — прорычала глухо, оборачиваясь кусочком тряпицы.
— Что?
Голос Иванны звучал с каверзой, так что ей не показалось с издевкой. Такое себе могут позволить только дамы высоко светские, ну ни как не дворовые девки.
— Не твое верни, — повторила еще раз, не скрывая раздражения, со злостью глядя на сжатый кулак Иванны. Вероятно, с ее деньгой.
Её ДЕ-НЬ-ГОЙ.
Та полуобернулась, отложила юбку, высокомерно оглядела мокрую Руну.
— Я себя не пожалела, отца за хуй поганый удавила. Отрезала и сожгла. Убила гада! А ты мне противостоишь?
Иванна обвела предбанник глазами, посмотрела на других, зло улыбаясь.
— За что ты тут?
Руна тоже посмотрела вокруг. Бабы хоть и голые, а обступили со всех сторон. Стоят так, словно удумали неладное.
— Тебя не касается.
— Кать, ты за что?
Невысокая женщина средних лет справа, усмехнулась, распуская косу.
— Да был один, ходил ко мне. А потом…
— Ой ли, один, — возмутилась Варвара. — А мой бил смертным боем, вот и дала раз сдачи.
— Деваньки, я сожгла бы таку полюбовницу.
— И так сожгла.
— А не че на чужое зариться.
— Ну и где теперь твое?
— Мое, никого не касается. Отравился, судья не поверил. Все думал, что я молоком его. Дурак, говорил в травах любая бабёнка разбирается лучше, чем он в пизде.
Женщины засмеялись. Иванна смотрела на Руну, так что внутри оборвалось и сжалось от нехорошего предчувствия.
— Так что?
Та вздохнула, посмотрела в потолок, затем на баб, не зная куда отступить.
— Верни, подобру.
— Напугала.
Мотнула головой, и с двух сторон две бабы схватили Руну за руки, а еще две за ноги. Руна окаменела, выгнулась дугой. Когда тебя держат четверо, а пятая схватила за волосы, разве убежишь?
— Держи. Держи.
В ее животе скрутило всё судорогой, по груди поползло раздражение, прожигая гневом.
— Шпохни ее! Размажь.
В следующую секунду, рука Иванны оказалась у нее на горле.
Руна дернулась, как от раскаленного железа. Завыла. Принуждая, ей закрыли рот и нос. Она задохнулась. Дышать стало нечем.
Пальцы Иванны врезались глубже. Насильно сдавили.
— Приятно тебе, белять? А? Приятно? Ебтись научу, ни на одного мужика не глянешь. Меня хотеть будешь.
Руна зарычала, ощущая страшное, нечеловеческое напряжение во всем теле.
Глаза у душегубки расширились от понимания. Так что она одернула руку и осеклась с выдохом «А-а-а».
Руна начала оборачиваться волком. Превращение малоприятное, тем более, когда сил нет, а в животе учит от голода.
Бабы бросились врассыпную. Отпустили разом. Завизжали, на чем свет стоит. Позабыли обо всем, выбегая из предбанника, как есть. На ходу крестясь, повизгивая с перекатами в крик.
Руна метнулась в баню. Нервно схватила тазик, окатывая раз за разом дрожащее тело холодной водой.
Остановить! Нужно остановить.
Иначе смерть, иначе не видать ничего в жизни больше. Хотелось рвануть в лес, но разве пройти мимо людей есть шанс? Пробежать сквозь солдат и охрану? Отчаянье затошнило с новой силой ее изнутри. Род людской будь проклят. Она ненавидела в этот момент и людей и себя. Эти бабы, хуже волков во время гона.
Еще воды, еще холода! Чем больше, тем лучше!
Остановив оборот, Руна тяжело отдышалась.
Со страхом прислушалась к воплям за стенами. Глухо. А там тишь, как не старалась услышать или понять происходящее.
Собралась духом, решила виду не подавать. Она вышла из бани, и увидела Илью. Шагнула. Парень высокий, жилистый.
Он стоял в предбаннике, сузив глаза, смотрел на нее с подозрением в упор.
У Руны перехватило дыхание, когда он схватил ее. Припечатал к стене. Его намерения настолько очевидны что, Руна смирилась с неизбежным. Все равно случится рано или поздно. Но все же не смогла не всхлипывать. А когда поняла, что он только создает видимость, почувствовала растерянность и облегчение. Все происходило настолько быстро, она не успевала осознать происходящее. И ее разворот к нему и рука вниз.
Немой приказ или просьба в мужском взоре, плата за не свершённое. Она сосредоточилась на лице Ильи. Глаза в глаза. Взгляд в взгляд.
Его пылали яростью, полыхали нечеловечьим жаром. Под ее ладонью дыбилась горячая плоть, а сверху давила рука.
Движение, удар взглядом, снова движение. Его эмоции в момент пика, потрясли ее. В теле Руны вспыхнула ответная реакция. Дыхание сбилось и она задышала часто-часто, почти поверхностно. Опьянела. Между ног тяжело онемело, натянулось туго, зазудело. Сердце Руны стучало, как бешенное, когда он отпустил ее, взбудораженную, не в себе. Ничего не сказал, просто вышел. А что еще он мог сделать?
Ей, ошеломлённой осталось одеться и следовать приказу. Она вышла на улицу. Там стояли больше мужчины, солдаты. Многие курили. Руна кожей ощутила, как чужие подозрения ползут по е фигуре, стараясь отыскать, узреть признаки оборотня. И по тому, как отводились взгляды, Руна поняла, всё в порядке. Они видят молодую девушку.
Она тихонько выдохнула, ощутив прилив благодарности.
Переставляла ноги по двору не спеша. Темнело, сумерки покрывали все вокруг и ощутимо холодало. Она нашла в себе силы сказать ему спасибо. Ведь мог ничего не делать. Только легче от этого ни ему, ни ей не сталось.