Как бег помог мне победить внутренних демонов

Глава 2

Приехав в Университет Северной Каролины в Чапел-Хилл семнадцатилетним, полным надежд и самомнения новичком, я едва ли не ожидал увидеть большой плакат с надписью: «Добро пожаловать, Чарли Энгл!» В первые несколько недель я усвоил самый главный и неприятный урок: в лучшем случае я средний. В кампусе проживали четыре тысячи самых одаренных студентов штата, и многие из них были гораздо умнее меня, красивее и, что было больнее всего осознавать, спортивнее меня.

Меня пригласили в футбольную команду на испытательный срок, но вскоре после начала занятий я растянул лодыжку во время любительской игры в баскетбол. О футболе пришлось забыть, пусть даже шанс прославиться в нем был минимальным. Что мне по-настоящему следовало бы сделать, так это записаться в команду по кроссу. Я мог бы продолжить семейную традицию, но сомневался, что дотянулся бы до планки, установленной моим дедом. Я бы тренировался на трассе, названной в честь его имени. Тогда я подумал, что лучше даже не пытаться, чем показаться неудачником.

Через несколько недель первого семестра я научился играть в нарды, и мне исполнилось восемнадцать. Оба эти события означали, что передо мной открываются новые возможности для выпивки. Когда я не опрокидывал одну рюмку за другой в городском баре, я сидел в холле своего общежития, согнувшись над игральной доской. Для нас нарды были прежде всего предлогом напиться, со сложными правилами и системой ставок и пари, в результате чего рано или поздно все вырубались. Выпали один и два очка – пей. Выпали две шестерки – пей. Две двойки – снова повод выпить. Проигравший выпивает, победитель выпивает, зрители тоже выпивают за компанию. Не знаю, насколько хорошо я играл в эту игру, но я был чемпионом по выпивке в команде университета, среди игроков первой линии, среди стартового состава и среди всех конференций команд. Я нашел чем отличиться.

Несмотря на свое пристрастие, я еще играл в баскетбол у тренера Роя Уильямса. Это было золотое время для баскетбола Северной Каролины: за университет тогда как раз играли Майкл Джордан, Джеймс Уорти и Сэм Перкинс – все под началом легендарного тренера Дина Смита. Я понимал, что даже в мыслях не могу сравниться с этими парнями, но мне хотелось быть частью команды. Я решил со временем стать менеджером команды. Здесь у меня тоже было наследие: мой дядя выступал за университет в 1960-х годах. Так что я сидел рядом и подносил полотенца и бутылки с водой величайшим баскетболистам всех времен. Когда в 1982 году команда выиграла чемпионат Национальной ассоциации студенческого спорта, счастью моему не было предела, ведь я тоже, можно сказать, был ее крошечной частью.

Баскетбол мне нравился, но еще больше нравилось выпивать. Порой доходило до того, что я делал ошибки в листках статистики. На место менеджера команды претендовали четыре человека – понятно, что я им не стал. Я этого не заслужил.

В начале второго курса мы с моим соседом по комнате Майком решили заняться студенческими братствами. Мы переходили от одного дома к другому, от одной вечеринки к другой, на потеху тем братьям, главной целью которых было напоить новичков. Я решил вступить в братство «Сигма-Пси-Эпсилон», в которое входили спортсмены, получавшие неплохие оценки. Казалось, их вечно окружают девчонки. Еще мне понравилось, что они носили джинсы с футболками, а не выпендрежные пеннилоферы с рубашками.

Мне было приятно, что у меня появились товарищи, которые присматривали бы за мной, пусть даже за тем, как я, согнувшись, блюю на свои ботинки. Ходили слухи, что введут запрет на продажу алкоголя лицам, не достигшим двадцати одного года. Я радовался, что нашел место, где без труда можно было достать выпивку – в подвале дома своего братства.

Мы часто ездили отдыхать в разные места. Моя первая поездка была в Бун, Северная Каролина. Там мы собирались покататься на лыжах и встретиться со студентами из Университета Аппалачиан. В арендованный автобус мы загрузили бочонок с пивом, врубили «Роллингов» и приготовились оттягиваться по полной два часа.

Примерно на полпути к Буну сидевший рядом со мной Стив вынул что-то из кармана и спросил: «Хочешь вдохнуть?»

Протянув руку, он показал мне какую-то пластиковую штуковину, похожую на навороченный перстень.

– Что?

– Нюхнуть.

– А, ну да. Конечно, – ответил я, не желая показаться простачком.

Стив поднял к свету какое-то похожее на пулю устройство, словно ювелир, показывающий драгоценный камень. Солнце осветило маленькую, янтарного цвета камеру в основании, наполовину заполненную порошком. Вбок от нее торчала крошечная ручка, похожая на ключик заводной игрушки. Стив покрутил ручку и показал на белый порошок сверху камеры, который нужно было… Что с ним нужно сделать? Как я должен поступить?

Заметив мое замешательство, Стив поднял руку, словно говоря: «Внимание, сейчас научу». Он засунул пулю себе в левую ноздрю, запрокинул голову, вдохнул и закрыл глаза.

– А-ххххх.

Потом он перезарядил пулю и протянул мне. Я почти автоматически поднес ее к своей правой ноздре, закрыл левую и вдохнул. Стив ожидающе посмотрел на меня, и я с наигранным энтузиазмом кивнул, показывая, что меня проняло.

Стив взял устройство, покрутил его и снова протянул мне.

– На другую сторону.

Я вдохнул порошок, потом вспомнил, что нужно закрыть глаза и откинуть голову так, как это делал он.

– Спасибо, чувак, – сказал я, возвращая пулю.

Потом я откинулся на спинку и стал ждать, когда наркотик подействует. Прошло двадцать минут, я выпил еще две банки пива, но ничего не происходило. Может, виной тому было опьянение, а может, плохой кокаин, но никакой разницы я не заметил. «Если кокаин такой, то кому он вообще нужен?» – подумал я. Уж точно не мне. У меня была выпивка. Алкоголь делал то, что и должен был делать, – приглушал все вокруг. На него можно было положиться, и со своей работой он справлялся отлично. Я тоже справлялся отлично – мог перепить любого. А справиться с похмельем, как я давно выяснил, можно было без труда, самым простым способом – снова выпить. Помню, я даже обрадовался тому, что кокаин на меня не подействовал. Мне не хотелось, чтобы он или что-то другое отвлекало меня от выпивки.

Две недели спустя в баре на Хендерсон-стрит в центре Чапел-Хилла один из моих товарищей снова предложил мне кокаин. Чтобы поддержать компанию, я вынюхал две маленькие дорожки через свернутую в трубочку долларовую купюру. Минуту или две я ничего не чувствовал, а потом в моем мозгу словно вспыхнул яркий прожектор. Помню электрический вкус лайма, который я откусил, прежде чем пропустить текилу. И как звуки «Роксанны» будто вылетали прямо из моих ушей, а не из динамиков музыкального автомата. И бокал холодного пива с капельками влаги на стекле, сиявшими словно бриллианты в синем неоновом свете вывески бара PABST BLUE RIBBON. Никогда раньше я не видел ничего настолько красивого.

В голове у меня рождались планы – грандиозные планы. Помню, как я всматривался в лица своих товарищей – Тома, Ленни и Карла. Разве у кого-то еще на свете были такие крутые друзья? Мысленно я повторял все, что нужно для достижения величия. Я буду усердно учиться, сдам все экзамены на отлично, стану заниматься спортом и верну себе превосходную форму, запишусь добровольцем в приют для бездомных, найду подработку, верну все деньги отцу, спасу китов, найду лекарства от ужасных болезней, от которых страдают замечательные люди.

Кокаин смял мой размягченный алкоголем мозг в кашу, а затем со всей силы ударил по нему гигантским молотом. Мои мысли уже не были мыслями сентиментального, бормочущего что-то себе под нос пьяного мечтателя; это был скоростной поезд, полный под завязку ясностью, целеустремленностью и незыблемой решимостью. Вот он наконец – тот я, каким я всегда должен быть, каким я родился. Я ощутил себя новым человеком, способным совершить что угодно. Я мог стать человеком, которым всегда хотел стать, и одновременно таким, каким хотел меня видеть отец. Для этого всего-то нужно вынюхать еще парочку дорожек.

Тогда я еще не знал, что следующие десять лет проведу в поисках того волшебного сочетания кокаина с алкоголем, которое помогло бы воссоздать это мгновение первого прихода, перевернувшее всю мою жизнь.

Как многие мои сверстники в начале 1980-х, я воспринимал кокаин как безопасное, хотя и дорогое средство усилить и продлить удовольствие. Мы с друзьями обычно делили между собой грамм за сто долларов, а потом пили и танцевали всю ночь. Мне нравилось, что кокаин наделяет меня сверхспособностями к выпивке: я мог выпить упаковку пива и все, что поставят передо мной: рюмки с текилой, бокалы с «Камикадзе», что угодно – и оставаться при этом на ногах.

Моим друзьям тоже нравились кокаин и выпивка, но вскоре я понял, что в одном отношении мы отличались. Через какое-то время они вспоминали, что им нужно писать доклады, готовиться к занятиям и сдавать экзамены. Они говорили, что с них хватит, и уходили спать, оставляя меня одного, теряющегося в догадках, что на них нашло. Два часа ночи, три часа, четыре – а я все зажигал.

Вскоре мне перестало хватать грамма. Чтобы поддерживать свой запас, я стал торговать кокаином. Сначала продавал его только членам своего братства и близким друзьям. Затем осмелел и продавал уже друзьям друзей, а под конец любому, кто ко мне обращался. Я повторял себе, что продаю не ради наживы, не ради того, чтобы купить крутую тачку или модные шмотки. Я продавал кокаин, чтобы покупать кокаин. Мне просто нужно было немного больше.

Конечно, чем больше наркотика проходило через мои руки, тем больше я его потреблял. Я жил в комнате общежития братства один, и никто не знал, дома я или нет. Днем я часто оставался у себя, пил и употреблял наркотики, а ночью выходил и шел куда-нибудь развлечься с компанией. Оценки мои снизились, я перестал ходить на занятия.

Загулы прекращались, только когда у меня заканчивались деньги и наркотики. Страдая от похмелья и угрызений совести, я обещал себе, что такое больше не повторится. Клялся, что соберусь с силами, стану правильно питаться, возьмусь за учебу. Затем почти всегда надевал кроссовки и отправлялся на пробежку. Это был шаг номер один в моем предполагаемом перерождении.

Еще не до конца протрезвев и проведя много времени без сна, натягивал на глаза козырек бейсболки и выскальзывал из двери общежития братства. Пройдя между зданиями кампуса и кладбищем, я выходил на легкоатлетический стадион с голубой беговой дорожкой. Там я бегал словно в трансе, подтягивая вверх колени, размахивая руками и устремив взгляд вперед. Часы на башне университета звонили каждые четверть часа, а затем отбивали час. Приходили и уходили другие бегуны, а я все двигался и двигался по кругу. Тридцать, сорок, пятьдесят кругов, пока легкие не начинали гореть, а ноги отниматься. Чем серьезнее были мои запои и загулы, тем тяжелее было бегать. Чем тяжелее было бегать, тем сильнее я себя заставлял. Когда я наконец останавливался, то пил из фонтанчика, пока желудок не выворачивало наизнанку, а потом отходил в кусты и блевал, пока не начинало болеть горло. Я понимал, что заслужил эту боль. Я ненавидел себя за свою никчемность. Бег был моим наказанием.