"Если вы не стали красавицей к тридцати годам, значит, вы просто дура".
Рунный круг как будто целиком и полностью посвящен героическому и шаманскому Пути мужчины, но в нем все же есть руны, достаточно сильно отражающие женскую суть. Их совокупность, исходящая из центра круга, напоминает по форме веер. Эпиграф отражает динамическую суть этого веера, принцип трансформации, постепенного проявления и изменения женской сути в процессе движения по кругу, раскрытия веера. Со мной можно поспорить в плане добавления либо удаления какой-либо из рун, но суть веера все же останется. Вот эти руны: Перт (живородящая и заодно ненасытная утроба), Беркана (растящая дитя и кормящая его грудью мать, исцеляющая раны одним прикосновением), Эваз — мачеха, выталкивающая из гнезда и отправляющая героя в путь, Лагуз (мать провидящая и отдающая дитя миру явленному), Наутиз (Науд, Нотт) — ночь года, породившая Дага (день), олицетворяющего руну Дагаз, Иса (ледяная руна, останавливающая, замораживающая все процессы). В отношении последней руны мне подсказала товарка по перу и рунам Катерина Н. Только она представляет носительницей сути руны богиню Идунн, владеющую золотыми яблоками вечной молодости, а мне в данном случае ближе Фригг, жена Одина и мать Бальдра. Она не ревнива (фригидна?) и все пророчества держит при себе (замораживает). Она же могла в Рагнарёк заморозить процесс разрушения, чтобы потом из-под оттаявшего льда показался оживающий мир, в который смог вернуться с того света ее сын Бальдр. Конечно, это всего лишь досужие домыслы, какой именно персонаж олицетворяет руну, но суть в том, что женщина может стать той силой, которая останавливает нежелательные и несвоевременные события (например, собственные менструации на весь период Великой Отечественной войны). Кроме того, Иса мне напоминает Спящую Красавицу, ожидающую своего принца, а пока холодным кокетством удерживающую возле себя поклонников, до тех пор, пока не поймет, что ей, собственно, самой надо. Она нередко социально осуждается, но данное состояние можно рассматривать как фазу развития сюжета, как составную часть веера женской судьбы. В рунном веере далее идет Йер — аналитический период жизни, а затем Перт — психическое перерождение в плодородную женщину. Иса это "мораторий" Эрика Эриксона между периодами перекристаллизации, переразвития. Наверняка, вполне женской руной является также Йер, руна принятия урожая, выращенного за целый год.
Кем только не была великая богиня — и Реей, и Астартой, и Кибелой, и Макошью. Характер образов мог отражать их небесную, возвышенную специфику (Афродита Урания и Геката Урания) и в то же время земное и подземное происхождение (Афродита Пандемос — народная, Геката Хтония — подземная). К этому ряду женских образов относится и славянская баба Яга, и, стало быть, ее скандинавская соратница Хель, владычица подземного мира мертвых. И вместе с тем напрашивается родство с Еленой Прекрасной и Премудрой. Хель — Хелла — Гелла — Геката — Елена. Все эти имена весьма созвучны, слышатся явно однокоренными — и все они принадлежат волшебницам разного внешнего возраста, но всех объединяет хтоническое происхождение. Ведь и Елену Прекрасную искать приходится не где-нибудь, а в тридевятом царстве, тридесятом государстве (на том свете), у ее отца, Кощея Бессмертного, который уже без всяких натяжек монстр. И для того, чтобы ее найти, обычно приходится пройти через вышедшую в тираж старуху типа бабы яги. Не пройдя старую ведьму, не получишь молодую, в каком-то смысле — ее же. Даже Зевсу не удалось обойти Деметру, отдав ее дочь, Персефону замуж за своего подземного братца Аида-Гадеса. В конце концов, Деметре удалось отвоевать половину (по другим данным — две трети) года для того, чтобы дочь была с ней, и земля в это время расцветала.
Мы видим, что в какой-то ипостаси женщина становится поглощающей и разрушающей Бездной (злая ведьма). В какой-то момент в психологическом плане любая женщина может стать такой Бездной. Но, не пройдя ее, не отдавшись ей, не пройдя героическое посвящение в зооморфной избушке бабы Яги, не обрести живущей за ней Елены Прекрасной. Мало того, самой женщине, чтобы добраться до живущей где-то внутри нее красавицы, нужно без страха и отчаяния пройти через эту собственную, одиозную и несимпатичную, зато очень сильную ипостась, ту, которая умеет выживать на грани миров жизни и смерти. Неприятие внутренней бабы Яги может внешне выражаться в конфликте с собственной матерью, которая со своей стороны и не собирается скрывать или как-то бороться со своей ведьминской сутью. "Человек никогда не будет хорошим, пока не поймет, какой он плохой или каким плохим он мог бы стать, пока он не поймет, как мало у него права ухмыляться и толковать о "преступниках", словно это обезьяны где-нибудь в дальнем лесу, пока он не перестанет так гнусно обманывать себя…" (Г.К. Честертон).
В теории Бездны, как женской сути, есть тонкое место. Ведь существуют сказки о красавице и чудовище, Аленьком цветочке и Финисте — ясном соколе. Там драма разыгрывается на другой стороне этой медали. В лес-Бездну идет женщина, чтобы достичь любимого мужчины. Таким образом, Бездна — некая всеобщая мама-папа, у которой и дочки и сынки без разбору. Я бы сказала, что Бездна находится в досексуальной зоне бытия, где еще нет "иксов" и "игреков", где размножается простым делением первичная протоплазма. А женские ассоциации возникают просто потому, что женщины к ней (Бездне) остались как-то ближе, выполняя более насыщенную биологическую функцию вынашивания и деторождения.
Для меня важен еще один аспект женского веера. Наиболее насыщен "женскими" рунами второй атт (вторая восьмерка старшего футарка), та, которую связывают традиционно либо с именем белого аса Хеймдалля — стража радужного моста Биврест, того, что соединяет Мидгард с Асгардом, либо с Хель, владычицей обители мертвых. Мне ближе вторая версия, т. к. область Нави наиболее вероятно относится именно к этому атту. Хеймдалль же тот, кто охраняет светлый мир от вторжения сил Тьмы, он препятствует смешению двух важнейших сутей, которым положено существовать раздельно, погранично, как свету и тени. Женщина всегда, во всех культурах, соотносилась с символикой ночи, а мужчина — дня. До сих пор солнечная суть мужчины связывается с его ликом, со всех сторон окруженным лучами волос. Как солнце. А женщина окружена лучами волос лишь наполовину. Как луна. Женщина биологически — прирожденная тьма, утроба. Но и для нее есть путь в область Прави и Яви. И самый простой и естественный — через материнство. Из Ночи в День рождается дитя, которое традиционно проходит обряд принятия людьми, богами, богом единым в монотеизме, обретает покровительство мира Прави и мира явленного. Его мать, таким образом, становится мадонной с младенцем, вся ее суть просветляется, облагораживается, одухотворяется. Судьба женщины с подавленным или деформированным инстинктом материнства может быть трагичной и для нее самой и для ее ребенка. Мы сейчас видим множество таких исковерканных судеб спившихся матерей и их брошенных детей. Если у мужчины всегда есть шанс пройти духовный рост посредством других видов созидания (не только родить сына, но и дом построить, посадить дерево), то у женщины… также есть такая возможность, но природа все же ее основательно зациклила на материнстве, которое является слишком специфической и необходимой для природы функцией. Его очень трудно заменить другим созидательным процессом. В этой связи я привожу отрывок из "Педагогической поэмы" А.С. Макаренко. "В деле перевоспитания нет ничего труднее девочек, побывавших в руках. Как бы долго ни болтался на улице мальчик, в каких бы сложных и незаконных приключениях он ни участвовал, как бы ни топорщился он против нашего педагогического вмешательства, но если у него есть — пусть самый небольшой — интеллект, в хорошем коллективе из него всегда выйдет человек. Это потому, что мальчик этот, в сущности, только отстал, его расстояние от нормы можно всегда измерить и заполнить. Девочка, рано, почти в детстве начавшая жить половой жизнью, не только отстала, — и физически и духовно, она несет на себе глубокую травму, очень сложную и болезненную. Со всех сторон на нее на-правлены "понимающие" глаза, то трусливо-похабные, то нахальные, то сочувствующие, то слезливые. Всем этим взглядам одна цена, всем одно название: преступление. Они не позволяют девочке забыть о своем горе, они поддерживают вечное само-внушение в собственной неполноценности. И в одно время с усекновением личности у этих девочек уживается примитивная глупая гордость. Другие девушки — зелень против нее, девчонки, в то время когда она уже женщина, уже испытавшая то, что для других тайна, уже имеющая над мужчинами особую власть, знакомую ей и доступную. В этих сложнейших переплетах боли и чванства, бедности и богатства, ночных слез и дневных заигрываний нужен дьявольский характер, чтобы наметить линию и идти по ней, создать новый опыт, новые привычки, новые формы осторожности и такта".