Русифицированный King Crimson [CoolLib]

Кошачья лапа, стальной коготь.

Нейрохирурги вопят — им все мало.

На ядовитом пороге паранойи

Шизофреник двадцать первого века.

Кровавая пытка, колючая проволока.

Погребальный костер политиков.

Невинные, изнасилованные напалмовым огнем.

Шизофреник двадцать первого века.

Семя смерти, жадность слепца.

Голод поэтов, дети истекают кровью.

Все, что у него есть, ему на самом деле не нужно.

Шизофреник двадцать первого века.

Cat’s foot iron claw

Neuro-surgeons scream for more

At paranoia’s poison door

Twenty first century schizoid man.

Blood rack barbed wire

Polititians’ funeral pyre

Innocents raped with napalm fire

Twenty first century schizoid man.

Death seed blind man’s greed

Poets’ starving children bleed

Nothing he’s got he really needs

Twenty first century schizoid man.

Прямой человек спросил опоздавшего:

— Где ты был?

— Я был тут, и я был там,

И я был всюду.

Я обращаюсь к ветру,

Все мои слова уносятся прочь.

Я обращаюсь к ветру,

Ветер не слышит.

Ветер не может слышать.

Я извне, смотрю внутрь.

Что я вижу?

Много смятения, разочарования

Повсюду вокруг меня.

Ты не обладаешь мной,

Не впечатляешь меня,

Просто тревожишь мой разум.

Не можешь научить меня или руководить мной,

Просто тратишь мое время.

Я обращаюсь к ветру,

Все мои слова уносятся прочь.

Я обращаюсь к ветру,

Ветер не слышит.

Ветер не может слышать.

Said the straight man to the late man

Were have you been

I’ve been here and I’ve been there

And I’ve been in between.

I talk to the wind

My words are all carried away

I talk to the wind

The wind does not hear

The wind cannot hear.

I’m on the outside looking inside

What do I see

Much confusion, disillusion

All around me.

You don’t possess me

Don’t impress me

Just upset my mind

Can’t instruct me or conduct me

Just use up my time.

I talk to the wind

My words are all carried away

I talk to the wind

The wind does not hear

The wind cannot hear.

Стена, на которой писали пророки,

Трескается на стыках.

На орудиях смерти

Ярко блещет солнечный свет.

Когда каждый человек растерзан

Кошмарами и мечтами,

Неужто никто не возложит лавровый венок,

Пока тишина заглушает вопли.

Между стальными вратами судьбы

Были посеяны семена времени

И политы делами тех,

Которые знают и которых знают.

Знание — это смертельный друг,

Когда никто не устанавливает правил.

Я вижу, что судьба всего человечества

Находится в руках глупцов.

«Путаница» будет мне эпитафией,

В то время как я ползу растрескавшейся и разбитой тропой.

Если мы победим, то сможем расслабиться и смеяться,

Но боюсь, что завтра я буду плакать.

Да, боюсь, что завтра я буду плакать.

The wall on which the prophets wrote

Is cracking at the seams.

Upon the instruments of death

The sunlight brightly gleams.

When every man is tom apart

With nightmares and with dreams,

Will no one lay the laurel wreath

As silence drowns the screams.

Between the iron gates of fate,

The seeds of time were sown,

And watered by the deeds of those

Who know and who are known;

Knowledge is a deadly friend

When no one sets the rules.

The fate of all mankind I see

Is in the hands of fools.

Confusion will be my epitaph.

As I crawl a cracked and broken path

If we’ll make it we can all sit back and laugh.

But I fear tomorrow I’ll be crying,

Yes I fear tomorrow I’ll be crying.

Зови ее дочерью Луны,

Танцующей на речных отмелях.

Восхитительной дочерью Луны,

Мечтающей в тени ивы.

Разговаривающей с деревьями

о чудных паутинах,

Спящей на ступенях фонтана,

Дирижирующей серебряными волшебными палочками

под пение ночных птиц,

Ожидающей солнца на вершине горы.

Она — дочь Луны,

Собирающая цветы в саду.

Восхитительная дочь Луны,

Влекомая отзвуками часов.

Плывущая по ветру в молочно-белом платье,

Роняющая круглые камешки на солнечные часы,

Играющая в прятки с духами рассвета,

Ждущая улыбки сына Солнца.

Call her moonchild

Dancing in the shallows of a river

Lovely moonchild

Dreaming in the shadow of the willow.

Talking to the trees of the cobweb strange

Sleeping on the steps of a fountain

Waving silver wands to the night-birds song

Waiting for the sun on the mountain.

She’s a moonchild

Gathering the flowers in a garden

Lovely moonchild

Drifting on the echoes of the hours.

Sailing on the wind

in a milk white gown

Dropping circle stones on a sun dial

Playing hide and seek

with the ghosts of dawn

Waiting for the smile from a sun child.

Ржавые цепи тюремных месяцев

Разбиты солнцем.

Я иду по дороге, окружение изменяется,

Начинается турнир.

Пурпурный трубач играет свою мелодию,

И хор тихо поет

Три колыбельные на древнем наречье

Для двора Малинового Короля.

Хранитель городских ключей

Закрыл ставнями мечты.

Я жду у кельи пилигрима

Без ясной цели.

Черная королева поет

похоронный марш,

Треснутые медные колокола зазвонят,

Чтобы призвать огненную ведьму

Ко двору Малинового Короля.

Садовник сажает вечнозеленый куст,

Топча цветок.

Я следую за кораблем-призмой[7],

Чтобы испробовать сладкое и прокисшее.

Узорчатый жонглер поднимает свои руки,

Вступает оркестр,

И медленно вращается точильный круг

Во дворе Малинового Короля.

Тихими серыми утрами плачут вдовы,

Мудрецы смакуют шутку.

Я стремлюсь понять пророческие знаки,

Чтобы рассеять обман.

Желтый шут не манипулирует,

А лишь слегка перебирает нити

И улыбается, пока танцуют марионетки

При дворе Малинового Короля.

The rusted chains of prison moons

Are shattered by the sun.

I walk a road, horizons change

The tournament’s begun.

The purple piper plays his tune,

The choir softly sing;

Three lullabies in an ancient tongue,

For the court of the Crimson King.

The keeper of the city keys

Put shutters on the dreams.

I wait outside the pilgrim’s door

With insufficient schemes.

The black queen chants the funeral march,

The cracked brass bells will ring;

To summon back the fire witch

To the court of the Crimson King.

The gardener plants an evergreen

Whilst trampling on a flower.

I chase the wind of a prism ship

To taste the sweet and sour.

The pattern juggler lifts his hand;

The orchestra begin.

As slowly turns the grinding wheel

In the court of the Crimson King.

On soft gray mornings widows cry

The wise men share a joke;

I run to grasp dividing signs

To satisfy the hoax.

The yellow jester does not play

But gently pulls the strings

And smiles as the puppets dance

In the court of the Crimson King.

Я — океан,

Зажженный пламенем.

Я — гора,

Покой — мое имя.

Я — река,

Тронутая ветром.

Я — рассказ.

Я никогда не заканчиваюсь.

I am the ocean

Lit by the flame

I am the mountain

Peace is my name

I am the river

Touched by the wind

I am the story

I never end.

Бетонный холодный лик, оправленный в сталь…

Застывший… жестокий… стеклянноглазый… трещины и короста…

Яркий свет… вопль… луч… тормоза и визг…

Красный… белый… зеленый… белый… неоновое колесо.

Желание… похоть… любовь… погоня… надушенная кожа…

Скользкая рука… зубы… укрытие… мишурный грех…

Пряность… лед… танец… шанс… больной оскал…

Время карт… игральный автомат… пот и кружение.

Слепая трость… слепой пьяница не может видеть…

Пересохший рот… непослушный язык не может говорить…

Бетонный сон… плоть… взломанная раковина…

Потерянная душа… потерянный след… потерянный в аду.

Concrete cold face cased in steel

Stark sharp glass-eyed crack and peel

Bright light scream beam brake and squeal

Red white green white neon wheel.

Dream flesh love chase perfumed skin

Greased hand teeth hide tinseled sin

Spice ice dance chance sickly grin

Pasteboard time slot sweat and spin.

Blind stick blind drunk cannot see

Mouth dry tongue tied cannot speak

Concrete dream flesh broken shell

Lost soul lost trace lost in hell.

Каденция и Стремнина

Укрывали человека по имени Джейд

В прохладной тени

В то время, как его публика показывала представление.

Мурлыкали, шептали: «Обладай и нами,

Мы только служим тебе».

Скользили опьяненные

В потоке его обаяния,

Таращились бесцветными глазами…

Пока не спал его покров.

Печальные бумажные куртизанки,

Они поняли, что он просто человек.

В караван-сарае

Заклятие цехинами[9] рассеяло

Правила игры.

Каденция, умащенная любовью,

Лизнула его руку, одетую в бархатную перчатку,

Стремнина поцеловала его имя.

Печальные бумажные куртизанки,

Они знали, что он просто человек.

Cadence and Cascade

Kept a man named Jade

Cool in the shade

While his audience played.

Purred, whispered, «Spend us too:

We only serve for you».

Sliding mystified

On the wine of the tide

Stared pale-eyed

As his veil fell aside.

Sad paper courtesans

They found him just a man.

Caravan hotel

Where the sequin spell fell

Custom of the game.

Cadence oiled in love

Licked his velvet gloved hand

Cascade kissed his name.

Sad paper courtesans

They knew him just a man.

Холодные заросшие глаза порождений Платона

Ищут истину в костях и сфере.

Арлекины измышляют бессмысленные игры,

Глумятся шутками в попугайском наряде.

Две женщины рыдают, дама Скарлет Скрин[10]

Проливает внезапный театральный дождь,

А в темной дреме Полуночной Королеве

Ведомы все человеческие страдания.

В воздухе, огне, земле и воде —

Мир на чаше весов.

Воздух, огонь, земля и вода —

Равновесие перемен.

Мир на чаше весов,

На чаше весов.

Епископские короли[11] размахивают клинком правосудия,

Выцарапывают «Вера» на безымянных могилах.

Собирают ведьм, запасают пепел и песок,

Готовят веревку и цепь для рабов,

Которые вынашивают замешанные на страхе слова…

Потом возвышают голос, чтобы испортить праздник.

А в приделе храма улыбается сумасшедший,

Его это трогает меньше всех.

Руки героев выжимают кровь из камней,

Чтобы омыть отмеряющий нож.

Слепые маги с яркими видениями

Ткут смерть, страшась жизни.

Их потомки поклоняются Иисусу лишь до тех пор, пока

Им напоминают о цене гвоздей.

Тем временем, куда ни глянь, наша мать — Земля

Ждет, балансируя на весах.

Plato’s spawn cold ivyed eyes

Snare truth in bone and globe.

Harlequins coin pointless games

Sneer jokes in parrot’s robe.

Two women weep, Dame Scarlet Screen

Sheds sudden theatre rain,

Whilst dark in dream the Midnight Queen

Knows every human pain.

In air, fire, earth and water

World on the scales.

Air, fire, earth and water

Balance of change

World on the scales

On the scales.

Bishop’s kings spin judgment’s blade

Scratch «Faith» on nameless graves.

Harvest hags, hoard ash and sand

Rack rope and chain for slaves

Who fireside fear fermented words

Then rear to spoil the feast;

Whilst in the aisle the mad man smiles

To him it matters least.

Heroes hands drain stones of blood

To wet the scaling knife.

Magi blind with visions light

Net death in dread of life.

Their children kneel in Jesus till

They learn the price of nails;

Whilst all around our mother earth

Waits balanced on the scales.

Леди Супермаркет с яблоком в корзине

Стучит в дверь к менеджеру.

Мурлыча под музычку из динамика в обувном отделе,

Выкладывает свое добро на пол.

Все, что она выбрала, удобно заморожено.

«Ешь и приходи еще!»

Леди Опустошительница Витрин с покупкой в тележке

Взбивает химическое варево.

Болтает с соседкой, оттачивающей саблю.

Она знает, как приправить рагу.

Не будешь в прогаре, купив банку «Харри Карри»:

«Отравлено специально для Вас!»

Бесполезно жаловаться,

Если ты попал под дождь.

Твоя мать слегка ненормальна.

Корм для кошек… корм для кошек… опять корм для кошек.

Леди Желтая Наклейка с филеем в пакете

Ужасно хочет доесть блюдо:

Сласти к столу с ложью на этикетке,

Утопающие в удивительном соусе.

Не думай, что я груб, если я скажу тебе, что этот корм —

для кошек:

«Он не годится даже для лошади!»

Lady Supermarket with an apple in her basket

Knocks in the manager’s door;

Grooning to the muzak from a speaker in shoe rack

Lays out her goods on the floor;

Everything she’s chosen is conveniently frozen.

«Eat it and come back for more!»

Lady Window Shopper with a new one in the hopper

Whips up a chemical brew;

Croaking to a neighbour while she polishes a sabre

Knows how to flavour a stew.

Never need to worry with a tin of «Hurri Curri»:

«Poisoned especially for you!»

No use to complain

If you’re caught out in the rain;

Your mother’s quite insane.

Cat food cat food cat food again.

Lady Yellow Stamper with a fillet in a hamper

Dying to finish the course;

Goodies for the table with a fable on the label

Drowning in miracle sauce.

Don’t think I am that rude if I tell you that it’s cat food,

«Not even fit for a horse!»

Покой — ЭТО слово

Моря и ветра.

Покой — это птица, которая поет,

Когда ты улыбаешься.

Покой — это любовь

Врага, как друга.

Покой — это любовь, которую ты несешь

Ребенку.

В поисках меня

Ты ищешь повсюду,

Только не рядом с собой.

В поисках себя

Ты ищешь повсюду,

Только не внутри себя.

Покой — это поток

От сердца человека.

Покой — это человек, размах которого —

Рассвет.

Покой — это рассвет

Бесконечного дня.

Покой — это конец, подобный смерти

Войны.

Peace is a word

Of a sea and the wind.

Peace is a bird who sings

As you smile.

Peace is the love

Of a foe as a friend;

Peace is the love you bring

To a child.

Searching for me

You look everywhere,

Except beside you.

Searching for you

You look everywhere,

But inside you.

Peace is a stream

From the heart of a man;

Peace is a man, whose breadth

Is the dawn.

Peace is a dawn

On a day without end;

Peace is the end, like death

Of the war.

Ночь: ее соболий свод усыпан алмазами.

Она сдула мою пыль со светового года,

Прижала меня к своей груди, осыпала углем,

Протянула мою плоть сквозь время.

Дала мне и коня, и восход солнца, и кладбище,

Сказала мне, что только я принадлежал ей.

Повернула меня лицом к востоку, заперла меня вопросами,

Построила небо для моего рассвета…

Очистила мои ноги от грязи, направила по пустынному

Пешеходному переходу к Цирку,

Провела мимо раскрашенного фургона, поговорила с кассиром.

Униформист, владевший моим наречьем,

Столкнул меня по горке на арену.

Мегафонические фанфары.

В плаще из слов вышел инспектор манежа

И пригласил меня участвовать в параде…

«На колени!» — прокричал клоун. — «Аз есмь телевидение.

Я заставляю музыкантов играть, как заводных.

Посмотрите на недоношенного тюленя — циркового полисмена.

У девиц с голыми спинами есть рыба».

Вертящий тарелки политикан, стоящий на силачах,

Виртуозно жонглируя,

Умоляет своих укротителей успокоить акробатов,

Чтобы не перестало вращаться зеркало…

Слоны обезумели — вскормленные несвежим мелом,

Они сжевали полы своих клеток.

Силачи облысели, касса развалилась и

Львы обнажили свои клыки.

Униформисты забегали вокруг арены, жеребцы забили

копытами.

Полное столпотворение…

Я выбежал вон, а инспекторы манежа кричали:

«Да здравствует веселье Цирка!»

Night: her sable dome scattered with diamonds,

Fused my dust from a light year,

Squeezed me to her breast, sowed me with carbon,

Strung my warp across time

Gave me each a horse, sunrise and graveyard,

Told me only I was her;

Bid me face the east closed me in questions

Built the sky for my dawn…

Cleaned my feet of mud, followed the empty

Zebra ride to the Cirkus,

Past a painted cage, spoke to the paybox

Glove which wrote on my tongue —

Pushed me down a slide to the arena,

Megaphonium fanfare.

In his cloak of words strode the ringmaster

Bid me join the parade…

«Worship!» cried the clown, «I am а Т. V.

Making bandsmen go clockwork,

See the slinky seal Circus policeman;

Bareback ladies have fish».

Strongmen by his feet, plate-spinning statesman,

Acrobatically juggling —

Bids his tamers go quiet the tumblers

Lest the mirror stop turning…

Elephants forgot, force-fed on stale chalk,

Ate the floors of their cages.

Strongmen lost their hair, paybox collapsed and

Lions sharpened their teeth.

Gloves raced round the ring, stallions stampeded

Pandemonium seesaw…

I ran for the door, ringmasters shouted,

«All the fun of the Cirkus!»

Домашние фейерверки развлекают твою кухонную прислугу.

Вытирая пыль с пластиковых побегов чеснока,

Они хихикают, стоя в дверях,

Когда ты носишься по гостиной,

Одетый лишь в свои доспехи,

Занимаясь домашними забавами.

Спектакли с простенькими марионетками развлекают

Твоих льстивых друзей,

Которые восхваляют твои убогие потуги

Из опасения, что могут тебя обидеть

В то время, как ты валяешься на своем диване,

Напялив притворство и тогу,

Занимаясь домашними забавами, домашними забавами.

Твой жалкий волчок крутится, возбуждая твою седьмую жену,

Которая холит свои шестьдесят шкурок

И дважды страхует твою жизнь,

Пока ты дуешься в своей сауне,

Потому что потерял кусочек от головоломки,

Занимаясь домашними забавами, домашними забавами.

Каждый полдень ты учишь петь бабуинов

Или плаваешь с пурпурными плексигласовыми крыльями.

Приезжает субботняя мусоросборка, бригада из Челси,

Крутая традиционная попойка — все это домашние забавы.

Бильярд без шаров заставляет

Твоих детей устроить заговор.

Они скользят по твоей сковородке

И питают твой огонь;

А вы с Джонсом окончательно сходите с ума.

Сломанный костяк… сломанная карьера…

Хей хо…

Indoor fireworks amuse your kitchen staff

Dusting plastic garlic plants

They snigger in the draught

When you ride through the parlour

Wearing nothing but your armour —

Playing Indoor Games.

One string puppet shows amuse

Your sycophantic friends

Who cheer your rancid recipes

In fear they might offend,

Whilst you loaf on your sofa

Sporting falsies and a toga —

Playing Indoor Games, Indoor Games.

Your mean teetotum spins arouse your seventh wife

Who pats her sixty little skins

And reinsure your life,

Whilst you sulk in your sauna

’Cos you lost your jigsaw comer —

Playing Indoor Games, Indoor Games.

Each afternoon you train baboons to sing

Or swim in purple perspex water wings.

Come Saturday jump hopper, chelsea brigade,

High bender-trender it’s all Indoor Games.

No ball bagatelle incites

Your children to conspire,

They slide across your frying pan

And fertilize your fire;

Still you and Jones go madder

Broken bones — broken ladder —

Hey Ho…

Счастливая семейка — хлопок одной руки[13], четверо прошли

мимо, и ни один не вернулся.

Брат Иуда, прах и постель, проглотил афродизиак[14].

Руфус, Силас, а также Иона пели:

«Мы надуем наши собственные байдарки»,

Ткнули пальцем в Зоопарке, устроили шумиху.

Взбили мир и обогнали время; покончили с дележкой

Серебряного Роллса[15] из золотой скалы[16], закачавшейся от тук,

тук, тук[17].

Счастливая семейка, сотри эту улыбку, все вокруг обязательно

должно вертеться.

Ватрушка, мышеловка[18]. Грип-Пайп-Тин[19]

вскричал: «Мы не Рин Тин Тин[20]».

Дядя Руфус вырастил нос и выбросил свой цирковой костюм,

Кузен Силас вырастил бороду и выдул еще одну флягу таинства,

Мерзкий Иона вырастил жену, Иуда грозил своим садовым

ножом[21].

Счастливая семейка — хлопок одной руки, четверо продолжили

путь, но ни один не вернулся.

Счастливая семейка — жидкие аплодисменты, каждый ушел

за свою дверь-вертушку[22].

Силас вдумчивый, Руфус аккуратный, Иона язвительный, Иуда

такой нежный.

Пусть крутится их сержантское отражение[23], если проиграем мы,

то выиграют парикмахеры.

Счастливая семейка — хлопок одной руки, четверо продолжили

путь, но ни один не вернулся.

Happy family, one hand clap, four went by and none come back.

Brother Judas, ash and sack, swallowed aphrodisiac.

Rufus, Silas, Jonah too sang, «We’ll blow our own canoes,»

Poked a finger in the zoo, punctured all the ballyhoo

Whipped the world and beat the clock, wound up with their share of

Silver Rolls from golden rock, shaken by a knock, knock, knock.

Happy family, wave that grin, what goes round must surely spin;

Cheesecake, mousetrap, Grip-Pipe-Thynne cried out, «We’re not Rin

Tin Tin».

Uncle Rufus grew his nose, threw away his circus clothes

Cousin Silas grew a beard, drew another flask of weird

Nasty Jonah grew a wife, Judas drew his pruning knife.

Happy family, one hand clap, four went on but none came back.

Happy family, pale applause, each to his revolving doors.

Silas searching, Rufus neat, Jonah caustic, Jude so sweet.

Let their sergeant mirror spin if we lose the barbers win;

Happy family, one hand clap, four went on but none came back.

Трава в твоих волосах вытянулась, как лев на солнце,

Беспокойно обернувшись, ты облизнула губы.

Когда ты наливаешь мне вино, в твоих глазах отражаются

мои, сверкающие,

Прикасаясь к твоему лицу, мои пальцы блуждают, познающие.

Я называл тебя госпожой танцующей воды.

Подхваченные ветром осенние листья падают на костер,

в который ты уложила меня,

Медленно сгорают дотла, как теперь сгорают и мои дни.

Я до сих пор ощущаю тебя, твои глаза всегда сверкающие,

Помню жгучие часы, землю и цветы ниспадающие.

Прощай, моя госпожа танцующей воды.

Grass in your hair stretched like a lion in the sun

Restlessly turned moistened your mouth with your tongue.

Pouring my wine in your eyes caged mine glowing

Touching your face my fingers strayed knowing.

I called you lady of the dancing water.

Blown autumn leaves shed to the fire where you laid me

Burn slow to ash just as my days now seem to be.

I feel you still always your eyes glowing

Remembered hours salt, earth and flowers flowing.

Farewell my lady of the dancing water.

Прощайте, колокола настоятеля храма,

Его беседка и его черное цитварное семя[24],

Одинокая учтивость его речи,

В которой обещан Рай.

Ибо теперь стеклянные слезы принца Руперта

Заставили кровоточить шафрановые безмятежные веки

И очистили священную табличку от воска,

Которым кормятся Ящерицы.

Пробуди пустое решение своего рассудка,

Облачись в одежду, защищающую от стужи,

Сожги мост и сожги лодку,

Проткни глотку Ящерице.

Пади, Полоний, или преклони колени.

Жнецы начинают жатву на рассвете.

Все твои тусклые дьявольские ложки

Заржавеют под нашим зерном.

Теперь медведи бродят по саду принца Руперта,

По его сырым тенистым лужайкам.

Кости Ящерицы стали глиной…

И рождается Лебедь.

Пробуди пустое решение своего рассудка,

Облачись в одежду, защищающую от бури,

Сожги мост и сожги лодку,

Проткни глотку Ящерице.

Вскоре исчез замшелый сорный двор Пайпаудера[25],

На котором разодетые Ящерицы продавали

Своему неповоротливому стаду

Видения о концах радуг и золоте.

Теперь павлин принца Руперта принес рассказы

О стенах и тысячах труб,

О пророках, закованных в цепи за сожжение масок,

И о неразвернутых свитках грез…

Farewell the temple master’s bells

His kiosk and his black worm seed

Courtship solely of his word

With Eden guaranteed.

For now Prince Rupert’s tears of glass

Make saffron sabbath eyelids bleed

Scar the sacred tablet of wax

On which the Lizards feed.

Wake your reason’s hollow vote

Wear your blizzard season coat

Burn a bridge and burn a boat

Stake a Lizard by the throat.

Go Polonius or kneel

The reapers name their harvest dawn

All your tarnished devil’s spoons

Will rust beneath our com.

Now bears Prince Rupert’s garden roam

Across his rain tree shaded lawn

Lizard bones become the clay —

And there a Swan is bom.

Wake your reason’s hollow vote

Wear your blizzard season coat

Bum a bridge and bum a boat

Stake a Lizard by the throat.

Gone soon Piepowder’s moss-weed court

Round which upholstered Lizards sold

Visions to their leaden flock

Of rainbows’ ends and gold.

Now tales Prince Rupert’s peacock brings

Of walls and trumpets thousand fold

Prophets chained for burning masks

And reels of dream unrolled…

Ночь развернула свой дырявый плащ

Над речным лугом.

Древний лунный свет крадется по разоренным пашням,

Прячет в тень колеса без спиц.

Часовые опираются на терновые копья,

Согревают дыханием руки, глядят на восток.

Обожженных сном и напряженных от страха,

Их укутал туманный полог рассвета.

За три холма от них зашевелились огромные армии,

Изрыгают звуки рожков и проклятия на рассвете дня.

Строя ряды коней и стали,

Ровными шеренгами они движутся вперед.

Night enfolds her cloak of holes

Around the river meadow.

Old moon-light stalks by broken ploughs

Hides spokeless wheels in shadow.

Sentries lean on thom wood spears

Blow on their hands, stare eastwards.

Burnt with dream and taut with fear

Dawn’s misty shawl upon them.

Three hills apart great armies stir

Spit oat and curse as day breaks.

Forming lines of horse and steel

By even yards march forward.

Дома в инее побелки стоят на страже бледной береговой линии,

Перемежаемые кактусами и соснами.

Здесь брожу я, где растет душистый шалфей и странные травы,

По обожженной солнцем растрескавшейся каменистой дороге.

Пыльные колеса ржавеют на солнце.

Табачного цвета стены, по которым бегают испанские ящерицы.

Здесь я сижу в тени от кроны драконовой смоковницы,

Окруженный термитами, и размышляю о человеке.

Я размотаю свои старые струны, пока сияет солнце,

Не стану никуда взбираться, когда светит солнце.

Женщина с Форментеры, спой мне свою песню.

Женщина с Форментеры — солнечная возлюбленная.

Свет ламп отражается на старых гитарах, на которых бренчат

путники.

Умащенные благовониями дети пляшут под звуки индийского

барабана.

Здесь Одиссей[27] пал от чар мрачной Цирцеи[28].

Не выветрились еще аромат ее духов и ее заклятие.

Седая рука времени не схватит меня, пока сияет солнце,

Развяжи и отопри меня, когда светят звезды.

Женщина с Форментеры, станцуй для меня свой танец.

Женщина с Форментеры — темная возлюбленная.

Houses iced in whitewash guard a pale shore-line

Cornered by the cactus and the pine.

Here I wander where sweet sage and strange herbs grow

Down a sun-baked crumpled stony road.

Dusty wheels leaning rusting in the sun;

Snuff brown walls where Spanish lizards run.

Here I’m shadowed by a dragon fig tree’s fan

Ringed by ants and musing over man.

I’ll unwind my old strings while the sun shine down

Won’t climb any high thing while the sun shine.

Formentera Lady sing your song for me

Formentera Lady sun lover.

Lamplights glows on old guitars the travellers strum;

Incense children dance to an Indian drum.

Here Odysseus charmed for dark Circe fell,

Still her perfume lingers still her spell.

Time’s grey hand won’t catch me while the sun shine down

Untie and unlatch me while the stars shine.

Formentera Lady dance your dance for me

Formentera Lady dark lover.

Серебряным ножом из иглы дикобраза

Она вырезала отравленное перо,

Написала жене своего любовника:

«Семя вашего мужа вскормило мою плоть».

Как от вида прокаженного,

От этого заразного письма

С окаменевшим горлом, задыхаясь, та

Встретила день, ослепленная слезами.

Исцарапанная ледяными когтями

И опаленная изумрудным огнем,

Жена с душой из снега

Начала писать твердой рукой:

«Я спокойна, мне не нужна жизнь,

Чтобы служить юношам и мужчинам.

То мое, что было Вашим, — мертво.

Я прощаюсь с бренной плотью».

With quill and silver knife

She carved a poison pen

Wrote to her lover’s wife:

«Your husband’s seed has fed my flesh».

As if a leper’s face

That tainted letter graced

The wife with choke-stone throat

Ran to the day with tear blind eyes.

Impaled on nails of ice

And racked with emerald fire

The wife with soul of snow

With steady hands begins to write.

«I’m still, I need no life

To serve on boys and men

What’s mine was yours is dead

I take my leave of mortal flesh».

Дочь цветочницы,

Свежая, как святая вода,

Сказала: «Я из школьной газеты,

Пожалуйста, научи меня», ну я и научил.

Девчушка в джинсах «Levi’s», подняв два пальца,

Сказала: «Мир», я остановился и поцеловал ее.

Она сказала: «Долой мужское владычество».

Я улыбнулся и просто расстегнул ей молнию.

Рисковая китайская красотка —

Черные волосы и черная подвязка —

Сказала: «Не щади меня,

Мне нравится чувствовать твой Фендер[29]».

Все вы знаете, что девушки при дороге,

Как яблоки, что ты воровал в детстве.

Все вы знаете, что девушки при дороге

Были рядом, но они ведают истину.

Удолбанная наркоманка из Фриско

Съела все мясо, что я ей дал.

Спросила, не хочу ли я попробовать ее мясо,

И даже умоляла понюхать.

«Ну, просто глазированные рыбьи кости.

О, девушка, мотай отсюда!»

Все вы знаете, что девушки при дороге,

Как яблоки, что ты воровал в детстве.

Все вы знаете, что девушки при дороге

Были рядом, но они ведают истину.

A flower lady’s daughter

As sweet as holy water

Said: «I’m the school reporter

Please teach me», well I taught her.

Two fingered levi’d sister

Said, «Peace», I stopped I kissed her.

Said, «I’m a male resister»,

I smiled and just unzipped her.

High diving Chinese trender

Black hair and black suspender

Said, «Please me no surrender

Just love to feel your Fender».

All of you know that the girls of the road

Are like apples you stole in your youth.

All of you know that the girls of the road

Been around but are versed in the truth.

Stone-headed Frisco spacer

Ate all the meat I gave her

Said would I like to taste hers

And even craved the flavour.

«Like marron-glaced fish bones

Oh lady hit the road!»

All of you know that the girls of the road

Are like apples you stole in your youth.

All of you know that the girls of the road

Been around but are versed in the truth.

Земля, ручей и дерево, окруженные морем.

Волны смывают песок с моего острова.

Мои закаты увядают.

Поле и луг жаждут лишь дождя.

Песчинка за песчинкой, любовь разрушает мои

Высокие выветрившиеся стены, которые отражают прилив,

Убаюкивают ветер на моем острове.

Суровый гранит вздымается туда, где кружат и планируют чайки,

Скорбно планируют над моим островом.

Фата невесты моего рассвета, сырая и бледная,

Рассыпается на солнце.

Любовная сеть сплетена — крадутся кошки, пробегают мыши.

Там, где совы знают меня в лицо, плету венки из колючего

шиповника.

Фиолетовые небеса касаются моего острова, касаются меня.

Под гонимой ветром волной —

Бесконечный покой.

Острова берутся за руки

Под небесным морем.

Темные причалы гавани, как каменные пальцы,

Жадно тянутся от моего острова,

Хватают слова моряков — жемчуг и тыквы

Рассыпаны по моему берегу.

Равные в любви, заключенные в замкнутые круги,

Земля, ручей и дерево возвращаются в море.

Волны смывают песок с моего острова, с меня.

Earth, stream and tree encircled by sea

Waves sweep the sand from my island.

My sunsets fade.

Field and glade wait only for rain

Grain after grain love erodes my

High weathered walls which fend off the tide

Cradle the wind to my island.

Gaunt granite climbs where gulls wheel and glide

Mournfully glide o’er my island.

My dawn bride’s veil, damp and pale,

Dissolves in the sun.

Love’s web is spun — cats prowl, mice run

Wreathe snatch-hand briars where owls know my eyes

Violet skies touch my island, touch me.

Beneath the wind turned wave

Infinite peace

Islands join hands

’Neath heaven’s sea.

Dark harbour quays like fingers of stone

Hungrily reach from my island.

Clutch sailor’s words — pearls and gourds

Are strewn on my shore.

Equal in love, bound in circles

Earth, stream and tree return to the sea

Waves sweep sand from my island, from me.

Если бы я мог обмануть тебя,

Забыв игру.

Каждый раз, как я пытаюсь покинуть тебя,

Ты все так же смеёшься.

Потому, что мои колеса никогда не касаются дороги

И куча лжи, которую мы наговорили,

Наваливается на меня, чтобы придавить…

Мы кладем на стол карты,

Ладони наших рук.

И я уверяю, что мне нравится твоя компания —

Ребята из ансамбля.

Заблудившиеся воспоминания

Возвращаются, чтобы насладиться дракой

Среди путаницы ночных и дневных звуков…

Утром, вся завершенность

Спит на твоей стороне.

Я буду будить членов команды

Гонок на банановых лодках[30].

Она ведет себя, как лимузин,

Вытащенный живьем на безмолвный экран

К сбивчивому дыханию вчерашнего дня…

Есть утешение в убогих,

Невероятных сценах.

Я поверю тебе позже,

Твоим снам о жизни и смерти.

Будто конница отчаяния

Сделала остановку в женских волосах,

Чтобы воссоздать нежные шестнадцать[31]…

Ты превращаешь мою жизнь и мою судьбу

В книгу грустных суббот.

И я должен выбирать…

If I only could deceive you

Foigetting the game

Every time I try to leave you

You laugh just the same

’Cause my wheels never touch the road

And the jumble of lies we told

Just returns to my back to weight me down…

We lay cards upon the table

The backs of our hands

And I swear I like your people

The boys in the band

Reminiscences gone astray

Coming back to enjoy the fray

In a tangle of night and daylight sounds…

All completeness in the morning

Asleep on your side

I’ll be waking up the crewmen

Banana-boat ride

She responds like a limousine

Brought alive on the silent screen

To the shuddering breath of yesterday…

There’s the succour of the needy

Incredible scenes

I’ll believe you in the future

Your life and death dreams

As the cavalry of despair

Takes a stand in the lady’s hair

For the favour of making sweet sixteen…

You make my life and times

A book of bluesy Saturdays

And I have to chose…

Теперь… в этой далёкой земле…

Странно… что ладони моих рук

Становятся влажными от предчувствия.

Весна… и воздух становится мягким.

Огни города… и беглый взгляд ребенка

Из уличной пехоты.

Друзья… понимают ли они, что я имею в виду.

Дождь… и густеющая зелень

Вечернего пригорода.

Но, Господь, я должен идти.

Мой след тянется за мной слишком медленно,

Чтобы я принял вызов славы

Или признал себя пьяницей.

Однако теперь эта другая жизнь

Принесла новое понимание,

И от этих бесконечных дней

Придет большее снисхождение.

И, хотя я считаю часы,

Одиночество для меня — не мука…

Моим домом… было место рядом с песчанниковыми

Утесами… и военный оркестр

Выдувал атмосферу покоя.

Now… in this fareway land

Strange… that the palms of my hands

Should be damp with expectancy

Spring… and the air’s turning mild

City lights… and the glimpse of a child

Of the alleyway infantry

Friends… do they know what I mean

Rain… and the gathering green

Of an afternoon out-of-town

But Lord I had to go

My trail was laid too slow behind me

To face the call of fame

Or make a drunkard’s name for me

Though now this other life

Has brought a different understanding

And from this endless days

Shall come a broader sympathy

And though I count the hours

To be alone’s no injury…

My home… was a place by the sand

Cliffs… and a military band

Blew an air of normality

Твои поклонники на улице

Должны вопить и топать ногами

В жаре от твоего тела,

Когда ты проносишься мимо в туфлях-мокасинах.

И я думал, что мое сердце разорвется,

Когда ты удвоила ставку

С трясущимися пальцами.

Ты никогда не могла отличить победителя от предателя.

[Ладно, я спорил с судьей,]

[Но ублюдок не пожелал передумать,]

[Так как понял, что я несу вздор.]

[И он ни разу не говорил мне, что ты была

несовершеннолетней.]

Легкие деньги.

С такой фигурой и с таким лицом

Посещаешь каждые скачки,

Вокруг себя бросаешь взгляды,

Демонстрируешь цвет своих малиновых подвязок.

Мы бы забрали деньги домой,

Сели вокруг фамильного трона.

Мой старый пес грыз бы свою кость.

Две недели мы бы славили Всевышнего.

Легкие деньги.

Не имея ничего общего с ла-ди-да[32],

Храню свои деньги в старой банке из-под джема,

Вывожу тебя в свет на автомобиле,

Толстею на твоей счастливой звезде, просто делая

Легкие деньги.

Your admirers on the street

Gotta hook and stamp their feet

In the heat from your physique

As you twinkle by in moccasin sneakers

And I thought my heart would break

When you doubled up at the stake

With your fingers all a-shake

You could never tell a winner from a snake

[Well I argued with the judge]

[But the bastard wouldn’t budge]

[’Cause he caught me licking fudge]

[And he never told me once you were a minor]

Easy money

With your figure and your face

Strutting out at every race

Throw a glass around the place

Show the colour of your crimson suspenders

We would take the money home

Sit around the family throne

My old dog could chew his bone

For two weeks we could appease the Almighty

Easy money

Got no truck with the la-di-da

Keep my bread in an old fruit jar

Driving you out in a motor car

Getting fat on your lucky star just making

Easy money

Взращенный на здоровой пище тефтель[33] с выменянной невестой[34],

Любит растрепать свои волосы на «американских горках»[35].

Когда-то у него был друг с раздвоенным копытом.

Когда-то он щеголял в клетчатом костюме.

Великий Обманщик.

У дверей на полу в бумажном мешке[36]

Лежит чистильщик сапог со шлюхой из винной лавки.

Она воспитала его, и она звала его сыном,

И она обожествляла землю, по которой он ходил.

Великий Обманщик.

Сигареты, мороженое, статуэтки Девы Марии[37].

Сигареты, мороженое, статуэтки Девы Марии.

Сигареты, мороженое, кадиллаки, джинсы.

Ночью он — звезда[38] во Млечном Пути,

Он человек мира при свете дня.

Золотая улыбка и гнусное предложение,

И дыхание Бога, пахнущее сладким подстрекательством.

Великий Обманщик.

Пой гимны, занимайся любовью, принимай дозу, падай мертвым.

Он принесет свой аромат к твоей постели,

Он будет украшать твою жизнь, пока не подует холодный ветер.

Тогда он продаст твои грёзы киношникам.

Сигареты, мороженое, статуэтки Девы Марии.

Сигареты, мороженое, статуэтки Девы Марии.

Кадиллаки, джинсы, диксиленд, играющий на пароме.

Кадиллаки, джинсы, опрокинь стакан, полный древнего шерри.

Health-food faggot with a bartered bride

Likes to comb his hair with a dipper ride

Once had a friend with a cloven foot

Once he called the tune in a chequered suit

Great Deceiver

Great Deceiver

Cigarettes, ice cream, figurines of the Virgin Mary

Cigarettes, ice cream, figurines of the Virgin Mary

Cigarettes, ice cream, cadillacs, blue jeans

In the night he’s a star in the Milky Way

He’s a man of the world by the light of day

A golden smile and a proposition

And the breath of God smells of sweet sedition

Great Deceiver

Sing hymns make love get high fall dead

He’ll bring his perfume to your bed

He’ll charm your life ’till the cold winds blow

Then he’ll sell your dreams to a picture show

Cigarettes, ice cream, figurines of the Virgin Mary

Cigarettes, ice cream, figurines of the Virgin Mary

Cadillacs, blue jeans, dixieland playing on the ferry

Cadillacs, blue jeans, drop a glass full of antique sherry

По-моему, я пытался объяснить тебе, как

Я, бывало, завораживал толпу своей гитарой.

И бизнесмены хлопали в ладоши

И обрезали еще одну толстую сигару.

И издатели распространяли новости

И печатали мою музыку повсюду.

И все парни, игравшие блюз,

Изучали мои ходы со слайдом из бутылочного горлышка.

Но теперь кажется, что пузырь лопнул,

Хотя, ты знаешь, что было время,

Когда песни о любви рождались в моей голове

С поэзией в каждой строчке.

И силачи старались придержать двери

В то время, как вместе с друзьями я шел через те годы,

Когда люди топтались на грязных полах,

Пока я направлялся к рок-н-рольной сцене.

Я буду благодарен человеку на том конце провода,

И если у него есть свободное время,

Я еще раз объясню ему проблему

И уточню необходимую сумму займа.

Скажу, что десять процентов — это теперь смешно,

Может тридцать, или даже тридцать пять.

Скажу, что у моего отца удар.

И его хватил бы удар, будь он жив.

Мне нравится, как ты на меня смотришь:

Ты тоже смеешься где-то глубоко внутри.

Я воспользовался своим шансом, а ты — своим,

Ты стала командой моего корабля, мы пропустили прилив.

Мне нравится, как звучит музыка.

Есть несколько парней, которые могут играть ее правильно.

Мне нравится, как она вдыхает жизнь в мои ноги.

Только скажи, когда ты захочешь идти танцевать всю ночь…

I guess I tried to show you how

I’d take the crowd with my guitar

And Business men would clap their hands

And clip another fat cigar

And publishers would spread the news

And print my music far and wide

And all the kids who played the blues

Would learn my licks with a bottle neck slide

But now it seems the bubble’s burst

Although you know there was a time

When love songs gathered in my head

With poetry in every line

And strongmen strove to hold the doors

While with my friends I passed the age

When people stomped on dirty floors

Before I trod the rock’n’roll stage

I’ll thank the man who’s on the ’phone

And if he has a time to spend

The problem I’ll explain once more

And indicate a sum to lend

That ten percent is now a joke

Maybe thirty, even thirty-five

I’ll say my daddy’s had a stroke

He’d have one now, if he only was alive

I like the way you look at me

You’re laughing too down there inside

I took my chance and you took yours

You crewed my ship, we missed the tide

I like the way the music goes

There’s a few good guys who can play it right

I like the way it moves my toes

Just say when you want to go and dance all night…

Светит, светит, светит свет добрых дел.

Дозор перед городскими воротами, изображенный

в расцвете сил.

Этот золотой свет, теперь весь потускневший:

Три сотни лет прошло.

Почтенный Капитан и браво стоящие воины его отряда.

Художник хорошо знал их лица:

Мужей своих подруг,

Своих кредиторов и советников

В блеске доспехов, торговых людей.

В праздничный для гильдии час,

В строгих позах давних лет,

Отцы города замерли там

На темном от времени холсте.

Запах краски, фляга вина —

И все эти лица глядят на меня.

Мушкетон, древко алебарды

И голландская респектабельность.

Они входят, один за другим,

Защитники своего образа жизни:

Дома из красного кирпича, буржуазии,

Уроков гитары для жены.

Так много лет мы страдали тут,

Наша страна истощена

Испанскими войнами,

Теперь настал шанс обрести себя

И тихое счастье за нашими дверями.

Мы опять думаем о потомстве.

И вот достоинство маленьких людей,

Бюргеров, добродетельных и искренних,

Продолжает жить благодаря руке художника

И требует от нас понимания.

Shine, shine, the light of good works shine

The watch before the city gates depicted in their prime

That golden light all grimy now

Three hundred years have passed

The worthy Captain and his squad of troopers standing fast

The artist knew their faces well

The husbands of his lady friends

His creditors and councillors

In armour bright, the merchant men

Official moments of the guild

In poses keen from bygone days

The city fathers frozen there

Upon the canvas dark with age

The smell of paint, a flask of wine

And turn those faces all to me

The blunderbuss and halberd-shaft

And Dutch respectability

They make their entrance one by one

Defenders of that way of life

The redbrick home, the bourgeoisie

Guitar lessons for the wife

So many years we suffered here

Our country racked with Spanish wars

Now comes a chance to find ourselves

And quiet reigns behind our doors

We think about posterity again

And so the pride of little men

The burghers good and true

Still living through the painter’s hand

Request you all to understand

Пальцы хватучие,

Пальцы вонючие.

Прыжок… и стон,

Спокойной ночи, милая.

Ты совсем одна,

Детка, дышишь.

Они стали лучше выглядеть,

Но не стали лучше их манеры.

Fingers reaching,

Fingers reeking.

Jump for the scream,

Good night, honey.

You’re all alone,

Baby, breathing.

They come better looking,

But they don’t come mannered.

Слёзы радости по поводу рождения брата,

Больше не одинок отныне.

Шестнадцать лет сквозь поножовщину и опасности.

Странно, почему его жизнь — не моя.

Вестсайдский[40] горизонт плачет —

Падший ангел умирает.

Рискуй жизнью за гривенник.

Жизни, проведенные на городских улицах,

Делают нас такими, какие мы есть.

Выкидной нож жалит за одну десятую секунды

Лучше вернись в машину.

Падший ангел.

Падший ангел.

Падший ангел.

Падший ангел.

Вестсайдский горизонт плачет

Потому, что ангел умирает.

Жизнь угасает на…

Белоснежных улицах холодного Нью-Йорка,

Обагренных его кровью, все делается не так.

Больные и усталые, грустные, грешные и дикие —

Только Бог знает, на долго ли…

Tears of joy at the birth of a brother

Never alone from that time

Sixteen years through knife fights and danger

Strangely why his life not mine

West Side skyline crying

Fallen angel dying

Risk a life to make a dime

Lifetimes spent on the streets of a city

Make us the people we are

Switchblade stings in one tenth of a moment

Better get back to the car

Fallen angel

Fallen angel

Fallen angel

Fallen angel

West Side skyline crying

For an angel dying

Life expiring in the…

Snow white side streets of cold New York City

Stained with his blood it all went wrong

Sick and tired blue wicked and wild

God only knows for how long

Панамериканский[42] кошмар —

Ярмарка на высоте десять тысяч футов.

Убедив себя, что мне все равно,

Я клянусь, что тут безопасно, как в доме.

Я просто сидел и грезил

О достоинствах путешествий,

Как вдруг от потери высоты

Мои уши стало закладывать.

Еще один красный кошмар.

Пот начал стекать

По моей шее, когда я оглянулся.

Я услышал, как судьба кричит,

Чтобы я заканчивал с этой прогулкой.

Прощальная лебединая песня.

Вижу, ты знаешь, что такое болтанка.

Стюардесса была не прочь[43]…

Но командир запретил мне.

Еще один красный кошмар.

Реальность потрясла меня.

Мой ангел услышал меня.

Молитва не осталась без внимания —

Была пожалована отсрочка.

Мечта была разрушена,

Но, хоть и сильно разочарованный,

Действительно живой и невредимый,

Я заснул в Грейхаунде[44].

Еще один красный кошмар.

Pan American nightmare

Ten thousand feet fun-fair

Convinced that I don’t care

It’s safe as houses I swear

I was just sitting musing

The virtues of cruising

When altitude dropping

My ears started popping

One more red nightmare

Sweat beginning to pour down

My neck as I turn around

I heard fortune shouting

Just get off of this outing

A farewell swan song

See you know how turbulence can be

The stewardess made me

But the captain forbade me

One more red nightmare

Reality stirred me

My angel had heard me

The prayer had been answered

A reprieve has been granted

The dream was now broken

Though rudely awoken

Really safe and sound

Asleep on the Greyhound

One more red nightmare

Ослепительный закат дня —

Золото сквозь мои глаза.

Но мои глаза повёрнуты внутрь,

Видят только

Беззвездие и Тьму Египетскую[45].

Старый друг, милосердие —

Жестокая кривая улыбка.

И эта улыбка — признак пустоты.

Для меня —

Беззвездие и Тьма Египетская.

Голубые, как лед, серебристые небеса

Блекнут и становятся серыми,

Серой мечтой, которая стремится стать

Беззвездием и Тьмой Египетской.

Sundown dazzling day

Gold through my eyes

But my eyes turned within

Only see

Starless and bible black

Old friend charity

Cruel twisted smile

And the smile signals emptiness

For me

Starless and bible black

Ice blue silver sky

Fades into grey

To a grey hope that oh yearns to be

Starless and bible black

Разговоры, это только разговоры.

Споры, согласия, советы, ответы,

Четко сформулированные сообщения.

Это только разговоры.

Разговоры, это только разговоры.

Лепет, бормотание, подшучивание, перебранка, перебранка,

перебранка,

Гомон, вздор, чепуха.

Это только разговоры,

Закулисные разговоры.

Разговоры, разговоры, разговоры, это только разговоры.

Суждения, штампы, комментарии, полемика,

Болтовня, трёп, трёп, трёп,

Беседа, опровержение, критика.

Это только разговоры,

Дешёвые разговоры.

Разговоры, разговоры, это только разговоры.

Дебаты, дискуссии.

На этот раз это слова, начинающиеся с буквы Д.

Диалог, дуалог[46], диатриба[47],

Дрязги, декламация.

Двусмысленные разговоры, двусмысленные разговоры.

Разговоры, разговоры, все это разговоры.

Слишком много разговоров.

Ничтожные разговоры.

Разговорный мусор.

Выражения чувств, передовицы, объяснения, восклицания,

преувеличения.

Все это разговоры.

Слоновьи разговоры, слоновьи разговоры, слоновьи разговоры.

Talk, it’s only talk

Arguments, agreements, advice, answers,

Articulate announcements

It’s only talk

Talk, it’s only talk

Babble, burble, banter, bicker bicker bicker

Brouhaha, balderdash, ballyhoo

It’s only talk

Back talk

Talk, talk, talk, it’s only talk

Comments, cliches, commentary, controvercy,

Chatter, chit-chat, chit-chat, chit-chat,

Conversation, contradiction, criticism

It’s only talk

Cheap talk

Talk, talk, it’s only talk

Debates, discussions

These are words with a D this time

Dialog, duologue, diatribe,

Dissention, declamation

Double talk, double talk

Talk, talk, it’s all talk

Too much talk

Small talk

Talk that trash

Expressions, editorials, explanations, exclamations,

exaggerations

It’s all talk

Elephant talk, elephant talk, elephant talk

Кадр за кадром. (Внезапно)

Смерть от захлебывания (изнутри)

В самоанализах.

Шаг за шагом. (Внезапно)

Сомнения от чисел (изнутри)

В самоанализах.

Frame by frame (Suddenly)

Death by drowning (from within)

In your own analysis.

Step by step (Suddenly)

Doubt by numbers (from within)

In your own analysis.

Безмолвие за оконным стеклом,

Страдание, как дождь, что льёт.

В эфире она ждет…

Матте Кудесаи.

Она спит в кресле

В своей печальной Америке.

Когда, когда ночь была так длинна,

Длинна, как ноты, которые я посылаю.

На перепутье она ждет…

Матте Кудесаи.

Она спит в кресле

В своей печальной Америке.

Still, by the window pane,

Pain, like the rain that’s falling.

She waits in the air,

Matte Kudasai.

She sleeps in a chair In her sad America.

When, when was the night so long,

Long, like the notes I’m sending.

She waits in the air,

Matte Kudasai.

She sleeps in a chair

In her sad America.

Я помню одну вещь.

Это занимало часы и часы, но…

к тому времени это уже совсем меня доконало,

я был так увлечен, я не знал, что и думать.

Я носил его с собой день за днём, играя в маленькие игры.

Например, не смотреть на него весь день,

а затем… глядя на него, понять,

нравится ли оно мне всё ещё.

Нравилось.

Я запинаюсь, когда волнуюсь.

Я запинаюсь, когда волнуюсь.

Я запинаюсь, когда волнуюсь.

Я запинаюсь, когда волнуюсь.

Я запинаюсь…

Чем больше я смотрел на него,

тем больше оно мне нравилось.

Я уверен, что это хорошо.

Дело в том…

как бы глубоко я не изучал его,

как бы я не разбирал его на части,

как бы я не ломал его, оно остаётся целым.

Жаль, что вы его не видите.

Оно мне нравится.

I do remember one thing.

It took hours and hours but…

by the same time I was done with it,

I was so involved, I didn’t know what to think.

I carried it around with me for days and days…

playing little games

like not looking at it for a whole day

and then… looking at it

to see if I still liked it.

I did.

I repeat myself when under stress.

I repeat myself when under stress.

I repeat myself when under stress.

I repeat myself when under stress.

I repeat…

The more I look at it,

the more I like it.

I do think it’s good.

The fact is…

no matter how closely I study it,

no matter how I take it apart,

no matter how I break it down,

it remains consistant.

I wish you were here to see it.

I like it.

Тела Хун Джинджит

Тела Хун Джинджит

Тела Хун Джинджит

Тела Хун Джинджит

Тела Хун Джинджит

Тела Хун Джинджит

Куа тари меи [50]

Тела Хун Джинджит

Куа тари меи

Жара на улицах Джунглей…

Значит, сперва

Я даже не разглядел его лицо.

Я не разглядел его лицо.

Он держал пистолет в руке.

Хм… Я думал…

Это опасное место…

Это опасное место…

Я сказал: «Я чертовски нервничаю от всего этого.

Я думал, что эти парни точно собираются меня убить.

Они на меня наехали именно так.

Я не мог в это поверить.

Смотри, я до сих пор трясусь.

Ничего себе.

Вот так вот, на улицах.

Это опасное место.

Это опасное место».

Так вот, вдруг эти два парня появляются передо мной.

Они остановились.

Не на шутку агрессивные.

Уставились на меня, знаешь.

«Что это?» «Что там на этой кассете?»

«Что там у тебя?»

Я сказал: «А?..»

Они спросили: «Что ты туда наговариваешь?»

Я сказал: «Это просто кассета, знаете».

«Ладно, проиграй-ка её мне».

Я сказал: «Ой, нет».

Я тянул, как только мог.

В конце концов, они поставили её, знаешь.

Они выхватили ее у меня.

Забрали её у меня.

Включили её.

Прозвучало: «Он держал пистолет в руке.

Это опасное место». Они сказали:

«Какое ещё опасное место?»

«Какой пистолет?»

«Ты — полицейский!»

И чем больше я говорил, тем хуже влипал.

Я говорил, я рассказал ему… я сказал: «Слушай, парень,

я не говорю…»

Это длилось целую вечность.

Короче, в конце концов, я расстегнул свою рубашку и сказал:

«Смотри, смотри… я из этой группы, знаешь, я из этой группы,

знаешь,

и мы делаем запись, знаешь.

Это о Нью-Йорке, это о преступности на улицах…»

Объяснение не дало ничего, но,

В конце концов, они просто типа отпустили меня, я не знаю

почему.

В общем, я дошел до угла;

И я просто трясся, просто, как лист,

И я подумал: «Это опасное место».

И кто же тогда появился, как не два полисмена.

Thela Hun Ginjeet

Thela Hun Ginjeet

Thela Hun Ginjeet

Thela Hun Ginjeet

Thela Hun Ginjeet

Thela Hun Ginjeet

Тела Хун Джинджит

Тела Хун Джинджит

Thela Hun Ginjeet

Thela Hun Ginjeet

Qua tari mei

Thela Hun Ginjeet

Qua tari mei

Heat in the Jungle streets…

Well, first of all,

I couldn’t even see his face.

I couldn’t see his face.

He was holding a gun in his hand.

Umm… I was thinking…

This is a dangerous place…

This is a dangerous place…

I said, «I’m nervous as hell from this stuff.

I thought those guys were going to kill me for sure.

They ganged up on me like that.

I couldn’t believe it.

Look, I’m still shakin’.

Weird.

There out in the streets like that.

It’s a dangerous place.

It’s a dangerous place».

En route… les Souterains…[51]

Des visions du Cody…[52] Sartory a Paris…[53]

I put it off as long as I could.

And finally they turned it on, you know

suddenly, these two guys appear in front of me.

They stopped.

Real aggressive.

Start at me, you know.

«What’s that?» «What’s that on that tape?»

«What do you got there?»

I said, «huh?»

They said, «What are you talking into that for?»

I said, «It’s just a tape, you know»

«Well play it for me»

I said «oh, no»

They grabbed it from me.

Took it away from me.

Turned it on.

And it said, «He held a gun in his hand.

This is a dangerous place».

They said, «What dangerous place?» «What gun?» «You’re

a policeman!»

And the deeper I talked, the worse I got into it.

I talked, I told him… I said, «Look man, I’m not talkin’…»

It went on forever.

Anyway, I finally unbuttoned my shirt, and said,

«look, look… I’m in this band, you know,

I’m in this band, you know, and we’re makin’ a recording, you know.

It’s about New York City, it’s about crime in the streets…»

The explanation was going nowhere, but,

Finally, they just kinda let me go, I don’t know why.

So I walk around the comer,

And I’m like shakin’ like a leaf,

And I thought, «This is a dangerous place»

Who should appear, but two policemen.

Я — колеса, я — катящиеся колеса.

Я — Студебеккер-купе[55] 1952 года.

Я — колеса, я — катящиеся колеса, катящиеся колеса.

Я — Старлайт-купе 1952 года.

Странные спагетти в этом величавом городе…

Вот открытка, которую мы все уже видели…

Мимо нечесаных подростков в темном

С пригоршнями украшенных автографами салфеток…

В Фургонах мы едим яблоки с бутербродами… бросаемся

В вестибюльную жизнь, полную спешки и ожидания.

Спешки и ожидания разных необычных ключей,

Открывающих дорогу к свежему куску мыла и конвертам.

На свежей до голубизны кровати — гостиничная тоска по дому

И самый долгий телефонный разговор с домом…

Нет Сна, нет сна, нет сна, нет сна и нет сумасшедшего

Видео, чтобы убить время… Городская сценка,

Которую я не могу объяснить: одинокая Сена в 4 часа ночи,

Одинокие безумцы в 4 часа ночи… Нил и Джек, и я.

Пропавшие любовники[56], пропавшие любовники…

I’m wheels, I am moving wheels

I am a 1952 Studebaker coupe

I’m wheels, I am moving wheels moving wheels

I am a 1952 Starlite coupe…

En route… les Souterains

Des visions du Cody… Sartory a Paris…

Strange spaghetti in this solemn city…

There is a postcard we’re all seen before…

Past wild-haired teens in dark clothing

With hands-full of autographed napkins we

Eat apples in vans with sandwiches… rush

Into the lobby life of hurry up and wait

Hurry up and wait for all the add-shaped keys

Which lead to new soap and envelopes…

Hotel room homesickness on a fresh blue bed

And the longest-ever phone call home… no

Sleep no sleep no sleep no sleep and no mad

Video machine to eat time… a city scene

I can’t explain, the Seine alone at 4 a. m.

The insane alone at 4 a. m…. Neal and Jack and me

Absent lovers, absent lovers…

Я хочу ощущать твое сердцебиение,

сердцебиение так близко,

чтобы оно казалось моим, совсем моим.

Я хочу ощущать твое сердцебиение,

сердцебиение так близко —

оно кажется моим, совсем моим.

Я помню ощущение своих рук в твоих волосах,

рук в твоих волосах.

Я помню ощущение нашего ритма, нашего ритма.

Иногда мне нужно примоститься

Совсем близко от тебя, ощущать твое сердцебиение,

сердцебиение совсем близко от себя…

I need to feel your heartbeat heartbeat

so close, feels like mine all mine

I need to feel your heartbeat heartbeat

so close it feels like mine all mine…

I remember the feeling

my hands in your hair

hands in your hair

I remember the feeling

of the rhythm we made

the rhythm we made

I need to land sometime

right next to you

feel your heartbeat heartbeat

right next to me…

Я возвращаюсь… возвращаюсь.

Ты видишь мое возвращение.

Мое возвращающееся лицо улыбается

улыбкой человека, который ждет…

Скоро, скоро, скоро я буду дома.

Скоро буду плакать на твоем плече.

Мои горючие слезы — на твоем плече,

слезы человека, который ждет…

Раз, два, три, четыре, раз, два, три…

Я жду каждое мгновение.

Я жду, жду своего шанса.

Я жду, что мой друг скажет:

«Привет, ты, человек, который ждет.

Не волнуйся, не волнуйся, не волнуйся.

Ты можешь ждать и не волноваться».

И я жду, жду, жду, жду.

Я возвращаюсь, лицо улыбается.

Скоро буду дома, буду плакать на твоем плече

слезами человека, который ждет.

Каждое мгновение жду своего шанса.

Мой друг, скажи: «Привет, не волнуйся.

Ты можешь ждать». И я жду, и я жду, и дома я…

I come back… come back

you see my return

my returning face is smiling

smile of a waiting man…

I be home soon soon soon

soon cry on your shoulder

your shoulder against my burning tears

tears of a waiting man…

one two three four one two three…

I wait every moment

I wait, wait for my chance

I wait for my friend to say

hello, you waiting man

feel no fret feel no fret feel no fret

you can wait and feel no fret

and so I wait so I wait so I wait so I wait

I return face is smiling

be home soon cry on your shoulder

tears of a waiting man

every moment wait for my chance

my friend say hello feel no fret

you can wait and I wait and I wait

and home I am…

О, они касаются,

Они касаются друг друга.

Они чувствуют.

Они двигают и движутся.

И они любят друг друга, любят друг друга.

Они подходят друг другу, как две руки…

Я — лицо

на картине, висящей на стене.

Я позирую и содрогаюсь,

И наблюдаю в ногах кровати.

Иногда мне кажется, что я могу

Ощутить все…

Ветер сдувает.

Мои волосы в их направлении.

Ветер треплет мои волосы.

На картине нет окон.

Нет открытых окон, нет открытых окон, нет…

Oh they’re touching

They’re touching each other

They’re feeling

They push and move

And love each other, love each other

They fit together like two hands…

I am a face

in the painting on the wall

I pose and shudder

And watch from the foot of the bed

Sometimes I think I can

Feel everything…

The wind is blowing

My hair in their direction

The wind is bending my hair

There are no windows in the painting

No open windows, no open windows, no…

Вот ангел мировой страсти,

Привлеченный к суду,

Чтобы спрятаться среди туманных силуэтов аллей

С дымящейся сигаретой,

Чтобы затеряться среди проходящих голосов,

Мрачных и подозрительных.

Вот она — воющая ярость.

Вот священная суть свиданий

Во мраке метро,

Восхитительные обманы которых терзают подобно разуму,

Терзающему мозг лунатика,

Сконцентрированный только на

Длинных тонких спичках

Для разжигания воющего огня…

Нет, нет, не меня,

Гореть, я не хочу гореть…

Here is the angel of the world’s desire

Placed on trial

To hide in shrouded alley silhouettes

With cigarette coiled

To stike at passing voices

Dark and suspect

Here is the howling ire

Here is the sacred face of rendezvous

In subway sour

Whose grand delusions prey like intellect

In lunatic minds

Intent and focused on

The long thin matches

To light the howling fire…

No, no, not me,

Burn, I don’t wanna burn…

Она — уязвимая,

Он — невыносимый.

Они должны вместе нести свой крест.

Трое из идеальной пары…

У него — свои противоречивые взгляды,

У нее — свои переменчивые настроения.

Они изучают отчаяние,

Трое из идеальной пары…

Слишком, слишком много

Шизофренических склонностей.

Это все осложняет,

Все отягчает

И наполняет этой безнадежностью.

Что за идеальная напасть…

she is susceptible

he is impossible

they have their cross to share

three of a perfect pair…

he has his contradicting views

she has her cyclothymic moods

they make a study in despair

three of a perfect pair…

one, one too many

schizophrenic tendencies

keeps it complicated

keeps it agggravated

and full of this hopelessness

what a perfect mess…

Обрати внимание на приметы,

Обрати внимание на симптомы,

Обрати внимание на легкое

Затишье перед бурей.

Я ощущаю тишину,

Я ощущаю сигналы,

Я ощущаю напряжение,

Давление в моей голове.

Ну что еще можно сказать…

Не совершенный человек,

Не спаситель, не святой.

Одним словом — несовершенный.

Не ошибись.

Но я

Отдаю тебе все, что имею.

Прими меня таким, какой я есть…

look at the signs

look at the symptoms

look at the slight

calm before the storm

I feel the silence

I feel the signals

I feel the strain

tension in my head

well, what more can be said…

not a model man

not a saviour or a saint

imperfect in a word

make no mistake

but I

give you everything I have

take me as I am…

Во сне я падаю в бессонное море

С волнами паники и страдания.

Все мое существо стремится к далекому рифу

Среди бушующих волн эмоций.

Ладно, возьми себя в руки

И не сопротивляйся, это сильнее тебя.

Все нормально, ничего, что грохот в ушах.

Все нормально, ничего, что немного страшно.

И не сопротивляйся, это сильнее тебя.

Все нормально, ты просыпаешься в своей постели…

Силуэты, как трепещущие древние чувства,

Они покрыли мои такие незнакомые полы и стены.

Подводные лодки затаились на моем затуманенном потолке.

Они не дают мне спать по ночам…

Эй, можете ли вы представить себе зрелище:

Фигуры на берегу в этой окруженной морем ночи

И ревущая боль моей безмолвной схватки…

Можете ли вы вытянуть меня

Из этой бессонной ночи,

Можете ли вы вытянуть меня?..

in the dream I fall into the sleepless sea

with a swell of panic and pain

my veins are arching for the distant reef

in the crush of emotional waves…

alright, get a hold of yourself

an’ don’t fight it, it’s over your head

it’s alright, the rumble in your ears

it’s alright to feel a little fear

an’ don’t fight it, it’s over your head

it’s alright, you wake up in your bed…

silhouettes like shivering ancient feelings

they cover my foreign floors and walls

submarines are lurking in my foggy ceiling

they keep me sleepless at night…

hey, can you picture the sight

the figures on the beach in the searing night

and the roaring hurt of my silent fight…

can you pull me out

of this sleepless night

can you pull me out?..

Ей не пришлось бы быть птицей без крыла

Или служанкой телефонного звонка.

Она могла бы спать в комфорте чужой постели.

Это не имело бы значения для человека с открытым сердцем,

Который уже здесь…

Она могла бы быть не в духе, театральна,

Или неуловима, как тень в тени.

Могла бы быть неряшлива и петь в одном белье…

Это не имело бы значения для человека с открытым сердцем,

Который уже здесь…

Ее дикая и мудрая женская

Интроспективность[57],

Ее недостатки и безрассудные поступки…

Не имели бы значения для человека с открытым сердцем,

Который уже здесь…

she wouldn’t need to be a bird without a wing

or be a servant to a telephone ring

she could be sleeping in the comfort of another bed

it wouldn’t matter to a man with an open heart

here comes right now…

she could be moody, dramatic as a play

or be evasive as a shadow in the shade

could be irregular and singing in her underwear…

it wouldn’t matter to a man with an open heart

here comes right now…

her wild and wise womanly

introspectiveness

her faults and files of foolishness…

wouldn’t matter to a man with an open heart…

here comes right now…

Вот тут я сижу и ржавею посреди этих руин и злобы подобно

старым железкам, зубастым решеткам и частям машин, лежащим передо мной…

Кислотный дождь поливает мое

днище, сжигает мои поры и разлагает мою обивку…

Когда-то я был в почете, прекрасно отполирован, теперь я лежу и распадаюсь

у грязного

зловещего залива…

Я готов уйти.

Я хочу выбраться отсюда.

Я готов унестись прочь.

Я не хочу умирать среди всего этого.

Я готов унестись.

Моя шкура теперь просто железная, больше не элегантная

перламутрово-голубая…

Мое тело разобрано и спит среди джунглей многочисленных частей двигателей и металлических реликтов…

То, что было роскошью, стало развалиной…

Я никогда не требовал преданности, но этот тупик уничтожает мечту о просторах шоссе…

Похороните меня… но не… предавайте меня забвению.

it’s here I sit and rust amid this ruin and rancor like tire irons

toothy grills and car parts before me… the acid rain floods my

floorboard, bums my pores, and rots my upholstery… once

I was worshipped, polished magnificently, now I lay in decay by the dirty angry bay…

I’m ready to leave

I wanna get out of here

I’m ready to ride away

I don’t want to die in here

I’m ready to ride

my skin is metallic now, no longer an elegant powder blue…

my body unhinged and sleeping in the jungle of motor block manifolds and

metal

relics… what was deluxe becomes debris,

I never questioned loyalty but this dead end demolishes the dream of an open highway…

dig me… but don’t… bury me

[Быстрое пение]

Я машинист поезда метро.

Весь этот мир для меня одинаков,

Дома бегут вдоль тоннеля, проходящего внизу.

Загоню мой поезд в ад,

и ни одна душа об этом не узнает!

Я машинист поезда метро.

Из тех, кто сохранил память, легенды обо мне,

Никто не говорит ни единого слова.

Выпадая из поля моего зрения,

он глянул мне в лицо и в последний раз взмахнул рукой.

[Баллада]

Я машинист поезда метро.

Одинокие ночи не тревожат меня

вдали от ветра и дождя.

Я налетаю на станционные огни

С могучим, стремительным звуком.

Такими набегами на частную жизнь я ношусь повсюду.

[Синкопированная часть]

Я машинист поезда метро.

Влезай в вагон, давай, влезай в вагон.

Твоя потеря — это моя извечная выгода.

Протисни свое драгоценное тело внутрь,

пока я не успел закрыть двери.

Влезай, да будет тьма.

Твоя жизнь — моя, моя жизнь — твоя!

[Fast singing]

I’m the driver of an underground train.

This world to me is all the same,

The houses run along inside, down here below,

Gonna drive my train to hell, and not a soul will know!

I’m the driver of an underground train.

Many who wear the memory, the legends of my name,

Nobody says a single word.

Falling from an open eye,

he looked at me in the face,

and made a fatal sign.

[Ballad]

I am the driver of an underground train.

Lonely nights can’t bother me,

far away from wind and rain.

I come upon the station lights,

with a mighty rushing sound.

Through this foray, for the private life, I drive around.

[Syncopated part]

I’m the driver of an underground train.

Climb aboard, just climb aboard.

Your loss is my eternal gain.

Squeeze your precious body in,

before I quickly close the door.

Climb in, let’s all be dark.

Your life is mine, my life is yours!

Секс, сон, еда, питье, мечты.

Первобытный, племенной, яблоко, яйцо, овощ, угорь.

У меня новое каноэ, но у него нет колеса.

Личный, бархатный, животное, олдсмобиль[58], разум.

Я сижу в камине, сжигая свое время.

Личный, бархатный, животное, пустой телевизор.

Они ловят рыбу на кухне,

Но мне за ними не угнаться.

Первобытный, племенной, химический, цифровой, ночь.

Мне нужно одеться, чтобы выйти из своего разума.

Секс, сон, еда, питье, мечты.

sex sleep eat drink dream

primal tribal apple egg vegetable eel

i have a new canoe but it does not have a wheel

private velvet animal oldsmobile mind

i’m sitting in the fireplace burning up my time

private velvet animal empty t. v.

they’re fishing in the kitchen

but they haven’t caught up to me

primal tribal chemical digital night

i’ve got to get dressed to go out of my mind

sex sleep eat drink dream

Гуляя по улице, ты смотришь под ноги

И не даешь своим глазам встретиться с уродами,

Обдолбанными наркоманами, социальными фанатиками.

Цена им гривенник за дюжину, и у них есть пистолеты.

Хеллоуин[59] каждый второй день недели —

Такая жизнь в клетке в США,

Жизнь в клетке в США.

Святой дым! Кто-то взорвал попа.

Жизнь в клетке в США.

Повсюду вокруг нас меняются правила:

Стены становятся выше, клетки — крепче.

Ничто не свято и не вызывает возмущения.

Стены становятся выше, клетки — крепче.

Что, в самом деле, стало с миром,

Что, в самом деле…

Управляя своим «мерседесом» ты думаешь, что находишься

в безопасности,

Но нет спасенья в мире злобных

Преступников с пистолетами и ножами,

Которые говорят: «Уступи дорогу, или отдашь свою жизнь».

Хеллоуин каждый второй день недели —

Такая жизнь в клетке в США,

Жизнь в клетке в США.

Святой дым! Кто-то взорвал попа.

Жизнь в клетке в США.

Повсюду вокруг нас меняются правила:

Стены становятся выше, клетки — крепче.

Ничто не свято и не вызывает возмущения

Стены становятся выше, клетки — крепче.

Что, в самом деле, стало с миром,

Что, в самом деле…

walking down the street, you stare at your feet

and never do you let your eyes meet the freaks,

the deadbeat addicts, social fanatics,

they’re a dime a dozen and they carry guns

halloween, every other day of the week

living in the cage in the usa

living in the cage in the usa

holy smoke! Somebody blew up the pope

living in the cage in the usa

all around us the rules are changing

taller walls and stronger cages

nothing is sacred or too outrageous

taller walls and stronger cages

what in the world has happened to the world

what in the world

driving your mercedes you think you’re safe

but there’s no escape in a world of hateful

criminal minds with guns and knives

who say «give me your ride or give your life»

halloween, every other day of the week

living in the cage in the usa

living in the cage in the usa

holy smoke! Somebody blew up the pope

living in the cage in the usa

all around us the rules are changing

taller walls and stronger cages

nothing is sacred or too outrageous

taller walls and stronger cages

what in the world has happened to the world

what in the world

Один глаз смеется,

Один глаз плачет.

В трудах и заботах одной жизни

Одна рука устала,

Один шаг отстает,

В одно мгновение мы умираем.

Я ждал, когда взойдет солнце,

Ждал, когда пройдет ливень,

Ждал, когда упадет монетка.

Когда-нибудь.

И я стоял в облаке надежд,

Стоял на зыбучих песках,

Надеясь на руку, протянутую

Когда-нибудь.

one eye goes laughing,

one eye goes crying

through the trials and trying of one life

one hand is tied,

one step gets behind

in one breath we’re dying

i’ve been waiting for the sun to come up

waiting for the showers to stop

waiting for the penny to drop

one time

and i’ve been standing in a cloud of plans

standing on the shifting sands

hoping for an open hand

one time

Морской

475, 410,

400, 062,

1009,

1097, 65.

Не

Морской 10,

190, 510,

1148.

Автомобильный 254.

Авиация

545.

Marine

475, 410,

400, 062,

1009,

1097, 65.

NonMarine 10,

190, 510,

1148.

Motor 254.

Aviation

545.

Давным-давно и далеко отсюда, в другую эпоху,

Я был глупым и молодым.

Окаменелые фотографии той моей жизни

Показывают, какой легкой добычей я, должно быть, был:

Стоящий на солнцепеке дурацкий всезнайка,

Что-то вроде монумента.

Я — динозавр, кто-то раскапывает мои кости.

Невежество всегда было тем, в чем я преуспевал.

Прибавьте к этому наивность и гордость.

Не нужно быть ученым, чтобы понять, как

Любой умный хищник мог отхватить кусок от меня,

Стоящего на солнцепеке дурацкого всезнайки,

Чего-то вроде монумента.

Я — динозавр, кто-то раскапывает мои кости.

Когда я оглядываюсь назад —

Это чудо, что я до сих пор не вымер.

Все мои ошибки и глупые решения

Почти доконали меня.

Невыгодно быть слишком хорошим —

Вот единственное, чему я научился.

И все же я создал свое окаменелое ложе,

Теперь я мечусь и верчусь.

Я — динозавр, кто-то раскапывает мои кости.

long ago and far away in a different age

when i was a dumb young guy

fossilized photos of my life then

illustrate what an easy prey i must have been

standing in the sun, idiot savant

something like a monument

i’m a dinosaur, somebody is digging my bones

ignorance has always been something i excel in

followed by naivete and pride

doesn’t take a scientist to see how

any clever predator could have a piece of me

standing in the sun, idiot savant

something like a monument

i’m a dinosaur, somebody is digging my bones

when i look back on the past

it’s a wonder i’m not yet extinct

all the mistakes and bad judgements i made

nearly pushed me to the brink

it doesn’t pay to be too nice

it’s the one thing i have learned

still, i made my fossil bed

now i toss and turn

i’m a dinosaur, somebody is digging my bones

Закрой свои глаза и посмотри на меня.

Я буду стоять рядом с тобой

Между темно-синим морем

И укрывающими небесами.

Если мы не найдем слов, чтобы

Обратиться к ритму волн,

Мы оба подчинимся ему,

Гуляя по воздуху.

И все дневные заботы скрываются

Под покровом блекнущих облаков.

Тайны ночи

Оживут в твоих глазах.

Не надо спешить,

Не надо волноваться,

Потому что у тебя нет забот,

Ты гуляешь по воздуху.

close your eyes and look at me

i’ll be standing by your side

in between the deep blue sea

and sheltering sky

if we find no words to say

to the rhythm of the waves

then we’ll both surrender there

walking on air

and the worries of the day lie down

under cover of the fading clouds

the secrets of the night

come alive in your eyes

you don’t have to hurry

you don’t have to try

cause you don’t have a care

you’re walking on air

Осень пришла отдохнуть

В ее саду.

Пришла окрасить деревья пустотой

И непрощением.

Так много дел не загублено,

Как листьев на земле.

И вдруг она начинает плакать,

Но она не знает почему.

Тяжелы слова, что падают сквозь воздух

И давят на ее плечи.

Запуталась в деревьях

Ее мольба:

«Не оставляй меня одну».

autumn has come to rest

in her garden

come to paint the trees with emptiness

and no pardon

so many things have come undone

like the leaves on the ground

and suddenly she begins to cry

but she doesn’t know why

heavy are the words that fall through the air

to burden her shoulders

caught up in the trees

her soliloquy,

«don’t leave me alone»

Люди летают, люди спасаются,

Люди замолкают и говорят: «Это был не я»,

Люди ловят рыбу, люди добывают мясо,

Люди вооружаются до зубов.

Да, по телевизору показывают людей,

Гуляющих по Луне,

Людей на дне моря,

Людей в могилах,

Людей в иглу[61],

Даже племя пигмеев.

Люди — это главная пружина,

Вращающая мир.

Люди — это главная пружина,

Переворачивающая этот мир вверх ногами.

Люди греются на солнце, люди пьют,

Люди наряжаются, другие люди курят,

Люди играют в шары, люди танцуют рок-н-ролл,

Люди платят, чтобы увидеть, как боксируют двое людей.

Смотри на меня, повернись ко мне,

Одень меня, убаюкай меня,

Позвони мне, телеграфируй мне,

Приюти меня, докучай мне, выгони меня.

Люди — это главная пружина,

Вращающая мир.

Люди — это главная пружина,

Выворачивающая этот мир наизнанку.

people fly people flee

people clam and say «it wasn’t me»

people fish people beef

people arm to teeth

yes, you’ve got people on the tube

walking on the moon

people at the bottom of the sea

people in tombs

people in igloos

even a tribe of pygmies

people are the main spring

turning the world around

people, they’re the main spring

spinning this world upside down

people sun people toast

people tire shile other people smoke

people bowl people rock

people pay to see two people box

watch me face me

dress me baby me

phone me wire me

house me bug me fire me

people are the main spring

spinning the world around

people, they’re the main spring

turning this world inside out

Рим приходит посидеть

В ее саду,

Перемешивая ветерок с воспоминаниями

О том времени, когда

Была комната в бледно-желтых тонах,

Ее комната с прекрасным видом,

Где любовь сотворила ложе счастья

Из муслина и кружев.

Сладок доносящийся издалека голос,

Который говорит sotto voce[62] и

Замирает там в золотом воздухе,

Чтобы успокоить день.

Rome now comes to sit in her garden

mingling the breeze with memories

of a time when

there was a room in pale yellow hues

her room with a view

where love made a bed of happiness

in muslin and lace

sweet is the voice from far away

that speaks sotto voce and

is lingering there in the golden air

to quiet the day

Значит так, проснулся я этим утром в облаке отчаяния, пробежался рукой по голове, вытащил пук выпавших волос.

Пошел я к своему врачу, который был погружен в собственные раздумья.

Он сказал: «Сынок, ты слишком много читал „Слоновий разговор“[64]».

Он сказал: «Все дело в депрессии.

Ну, ты просто не можешь позволить ей свалить себя.

Ты должен понять, что мир — это

цирк, полный придурков и клоунов,

и ты больше не будешь всем угождать.

Это точно установленный факт».

Он сказал: «Я рекомендую 0,75 Джека[65]

и упаковку Прозака».

Что можно дать человеку, у которого все есть?

Можно ли вернуть ему уверенность,

можно ли помочь ему захотеть петь?

Нет, у него можно только взять,

и он ничего не может с этим поделать.

Я прошвырнулся, чтобы выпить и съесть

упаковку Прозак-блюза.

Значит так, проснулся я этим утром и сбрил себе голову.

Когда я понял, что сделал, — я был уже мертв.

Я наведался к привратнику, который стоит у Небесных Врат.

Он сказал: «Я надеюсь, ты принес хороший запасец… ну, ты

знаешь чего».

Well, I woke up this morning in a cloud of despair

I ran my hand across my head,

pulled out a pile of worried hair

I went to my physician who was buried in his thoughts

he said, «Son, you’ve been reading

too much Elephant Talk»

He said, «The thing about depression is,

well you just can’t let it get you down,

you have to see the world for what it is:

a circus full of freaks and clowns

and you’ll never please everybody

it’s a well established fact»;

he said, «I recommend a fifth of Jack

and a bottle of Prozac»

What can you give a man who has everything

can you give him back his edge,

can you make him want to sing?

No, you can only take from him,

and there’s nothing he can do

I’ve got the driving me to drink and eat

a bottle of Prozac blues

Well, I woke up this morning and I shaved off my head

by the time I realized what I had done I was already dead

I went to see the gatekeeper who is standing by Heaven’s door

he said, «I hope you brought a good supply of… you know»

Pain day sky beauty die black joy

love empty day life die pain passion

joy black day hate beauty die life

joy ache empty day pain die love

passion joy black light

And if God is dead what am I,

a fleck of dirt on the wing of a fly

hurtling to earth

through a hole in the sky

And if Warhal’s a genius, what am I,

a speck of lint on the penis of an alien

buried in gelatin

beneath the sands of Venus

Time sun hurt trust peace dark rage

sad white rain sun anger hurt soft

trust night rage pain white hope dark

sacred sun time trust hurt rage anger

rain white light

And if a bird can speak, who once was a dinosaur,

and a dog can dream, should it be implausible

that a man might supervise

the construction of light

the construction of light

Pain day sky beauty die black joy

love empty time sun hurt trust peace

dark rage sad white rain hate anger

hope sacred passion life night ache soft

light

Я как раз думал о Челюстях Жизни,

как они жуют тебя и выплевывают прямехонько

назад на сковороду.

И как жизнь раскручивается виток за витком,

вверх и вниз. Думаешь, что ты в порядке,

но раз — и ты снова на сковороде.

И как жизнь раскручивается…

думаешь, что ты в порядке…

но раз…

I was just now thinking about the Jaws Of Life

how they chew you up and spit you right

back into the frying pan

And how life unwinds around and around

up and down, you think you’re fine

but then you’re back in the frying pan

And how life unwinds

you think you’re fine

but then…

Шапка, бандана[70], крекер[71] «Грэм», пневмомолотком по ногтю, пилочка для ногтей полезна твоему самослужащему[72].

Мир — это музей восковых фигур моего устричного супа

на кухонном этаже.

Фотография рыбачащего Шекспира[73] с автографом, аппаратура, наушники, Медисон Сквер[74], садовый шланг[75].

Мир — это музей восковых фигур моего устричного супа

на кухонном этаже.

И припев:

Окрепни, промокни, разжирей, выздоровей, выживи, надень это, подними это, убери это от меня[76].

Мир — это музей восковых фигур моего устричного супа

на кухонном этаже.

Уволься, узнай, налижись этим,

описайся, стань самим собой, оправься от этого, преодолей это

с тем, что

мир — это музей восковых фигур моего устричного супа

на кухонном этаже.

Собака-людоед, план дома — будь счастлив[77], как язычок жаворонка в скуластой китайской кукле.

Мир — это музей восковых фигур моего устричного супа

на кухонном этаже.

Не проси пирога «Уай Ту»[78] и не ешь его[79].

Ничто не спасется, ибо вечнозелены пыточные тиски.

Мир — это музей восковых фигур моего устричного супа

на кухонном этаже.

Вернись, дай сдачи, возрази, полузащитись, отрекись, надерзи, спина к спине, я вернусь, чтобы вернуть тебя[80].

Мир — это музей восковых фигур моего устричного супа

на кухонном этаже.

Столкнись, изнемоги, останься один, испугайся,

заболей, приведи себя в порядок, присоединись[81].

Мир — это суфле-миньон из устриц.

Окрепни, промокни, разжирей, выздоровей.

Живи, собачка. Убери это от меня.

Устричный суп, кухонный пол, воск.

Уволься, узнай, налижись этим.

Мир — это музей восковых фигур моего устричного супа

на кухонном этаже.

Hat bandana Graham cracker jackhammer in

a nail file suit your self-serviceman

the world’s my oyster soup kitchen floor wax museum

autographed pictures of Shakespeare fishing

gear head phone Madison Square garden hose

the world’s my oyster soup kitchen floor wax museum

and the chorus:

Get set get wet get fat get fit get a life

get it on get it up get it off of me

the world’s my oyster soup kitchen floor wax museum

get sacked get the facts get a load of this

get pissed get real get over it get it over with

the world’s my oyster soup kitchen floor wax museum

Cannibal dog house plan В happy

as a lark’s tongue in cheekbone china doll

the world’s my oyster soup kitchen floor wax museum

don’t ask Y2 cake and eat it too

nothing lasts for evergreen thumbscrew

the world’s my oyster soup kitchen floor wax museum

Get back slapback backtalk halfback back track talkback

back to back I’ll be back to get you back

the world’s my oyster soup kitchen floor wax museum

get bumped get pumped get dumped get the funk

get sick get fixed get jiggy with it

the world’s my oyster souffle mignon

Get set get wet get fat get fit

get along little doggie, get it off of me

oyster soup kitchen floor wax

get sacked get the facts get a load of this

the world’s my oyster soup kitchen floor wax museum

Трагедии Кеннеди[83], беженцы, СПИД,

снимки Хиросимы, Холокост[84] и Косово,

Тим МакВей[85], Саддам Хуссейн, взрыв во Всемирном Торговом[86], заложники в Боснии, зверства, Южная Африка, аборты и Кеворкян[87], Вьетнам, напалм,

Леди Ди[88] и жестоко убитый Леннон, Коламбин[89].

«Я мечтаю, что когда-нибудь…» Родни Кинг[90], Оу Джей[91] — символы нашей жизни и нашего времени. «Один гигантский

скачок для человечества[92]».

Tragedies of Kennedys, refugees, AIDS disease

photos of Hiroshima, the Holocaust, and Kosovo

Tim McVeigh, Saddam Hussein, the bombing of the World Trade

hostages in Bosnia, atrocities, South Africa,

abortion and Kevorkian, Vietnam, napalm,

Lady Di, and Lennon died a violent crime, Columbine,

«I have a dream that one day…» Rodney King, O. J.,

symbols of our life and times, «One giant leap for mankind»