Русская фэнтези 2009

Илона Самохина СЕМЕЙНЫЙ ОБЫЧАЙ

— Да бог с ним, с луком-то! — взмахнул рукой Пафнутий Сильвестрович Царь. — Анахронизм, ей-богу! Пережиток прошлого! Мы по-простому, по-нашенски.

— Это как же? — даже перестал ковырять зубочисткой в зубах старший сын.

— Обнаковенно! Совершенно обнаковенно! Глаза полуприкроете и пойдете по улице, а на какую первую взглянете, на той и женитесь.

— А ну как это мужик окажется? — засомневался средний сын. — Что нам, в Голландию ехать?

— Тьфу! На ноги, на ноги-то гляди! На обувку, значит. Если туфельки там какие, то можно, а если гов… прости господи, зачем рисковать?

— Лажа все это, — не отрываясь от ноутбука, отозвался из угла младший.

— Ваняша, обычай это наш, — ласково погладил сына по голове Пафнутий Сильвестрович, — старинный, семейный.

— Бать, у тебя у детей по два высших, Ванька вон в аспирантуре, а ты со старинными семейными обычаями, — скривился старший.

— Цыц у меня! — хлопнул по столу Царь. — Что-то вы со своими высшими ума-то особенно не нажили! Вон ты, Лукьян, в свои сорок до сих пор не женат! А ты, Киприан, не хихикай! Тебе скоро тридцать пять стукнет, а воз и ныне там!

— Так, бать… — пожал плечами средний, — женитьба — не показатель ума.

— А чего ж она показатель? Именно ума и показатель! Когда человек умный, проворный, он быстро всего в жизни добьется и жену в дом возьмет добрую, работящую. А вы? Ваньше вон через месяц тридцать стукнет, а толку? Все насмарку!

— Почему — насмарку? — удивились братья.

— Тьфу! Будто вчера на свет народились! — всплеснул руками Пафнутий Сильвестрович. — Сколько раз вам уже рассказывал про вашего предка!

— А-а-а! — понимающе протянул Лукьян. — Ты об этом… Так это мы помним… Все уши уже прожужжал.

— Плохо, видимо, жужжал, раз толку нет! — насупил лохматые брови глава семьи. — А замежду прочим Кощей Кощеевич так и сказал, когда ваш прапра… сын царя Вонифатия убивал его, что проклятие ляжет на третьего сына, а пострадают все! Потому что…

— Потому что Иван Вонифатьевич был третьим сыном, — прервал отца средний. — Наслышаны!

— Равно как и о том, что все три брата должны жениться до того, как младшему исполнится тридцать лет, иначе род прервется на корню! — поддержал брата старший. — Только каким же это образом? Мы что, сразу втроем бездетными станем?

— Лажа это все! — подвел итог младший.

— Лажа! — взвизгнул Пафнутий Сильвестрович. — Мы триста лет соблюдали этот обычай! А им — лажа?

— Бать, ну подумай сам, а если б у тебя было только два сына?

— Не было такого никогда! В Царёвом роду всегда рождалось по три сына! И всегда братья женились до тридцатилетия младшего!

— Самый детский возраст, — хохотнул Лукьян.

— Куда спешить? — пожал плечами Киприан.

— Пока диссертацию не напишу, не женюсь! — пообещал Иван.

— Да что ж вы меня без ножа режете?! — схватился за голову Пафнутий Сильвестрович. — Все! Если к концу недели не обзаведетесь невестами, лишу наследства! Все отпишу государству!

— И конезавод? — проявил некоторую волнительность старший сын.

— И хлебопекарню? — оживился средний.

— И свечной заводик на Угреше! — пообещал Царь.

— И пожалуйста! — раздалось под звук клавиатуры.

— Прокляну! — взвыл Пафнутий Сильвестрович.

— За что?! — одновременно возопили братья.

— У-у-у! — протянул приверженец старинных родовых обычаев. — Ироды! — схватился за сердце, качнулся, собираясь упасть на пол. Мгновение подумал, шагнул в сторону и театрально повалился на диван. — Помираю-у-у-у! — пронеслось по огромной квартире в центре Москвы.

— Бать… — попытался урезонить страдальца Лукьян.

— Папаш, вы того… — затоптался на месте Киприан.

— Да ладно, — отозвался Иван. Стоны притихли. — Сходим. — Умирающий приоткрыл левый глаз. — Вот только диссертацию допишу и сразу…

— А квартиру завещаю Марфе, тетке вашей кинешмской! — зло бросил Пафнутий Сильвестрович.

Братья даже поначалу потеряли дар речи, а потом, один за другим, заорали на всю квартиру:

— Этой?!

— Бать!..

И одновременно:

— Ванька!

— Что? — безмятежно донеслось из угла.

Лукьян и Киприан схватили младшенького за шиворот и выскочили на улицу…

Лукьян безнадежно махнул братьям рукой и решительно зашагал в сторону Столешникова переулка. Он не задумываясь прошмыгнул мимо очаровательных женских кроссовок, обошел разношенные балетки и мужественно взглянул в глаза хозяйке классических лодочек, появившихся из припарковавшегося спортивного автомобиля. Девушка оказалась вполне ничего себе и внешностью — блондинка с голубыми глазами, и происхождением — дочь владельца сети ресторанов, и даже именем — Пелагея. Услышав его, Лукьян внутренне усмехнулся: так звали жену старшего сына Вонифатия Царя: «Жену среднего звали Агриппиной, а младшего — Василиной, а потом младшенький убил Кощея, тот проклял его и покатилось…» И, согнув руку калачиком, владелец еще одной сети ресторанов пригласил будущую жену в одну из принадлежащих ему точек питания.

Киприан оказался настроен менее радикально. И поэтому ему не везло. Он бесцельно прошел через Камергерский переулок, миновал Кузнецкий Мост, чуть ли не бегом пробежал Фуркасовский переулок и замер на перекрестке Мясницкой и Кривоколенного. Широкая Мясницкая обещала больше вариантов, тихий Кривоколенный манил непонятным Киприану аристократизмом. Логика упорно отмалчивалась, и Киприан на свой страх и риск выбрал аристократизм.

Поначалу средний сын боялся прогадать, в результате были безвозвратно потеряны попытки взглянуть на владелиц остроносых туфелек на шпильках, босоножек «Marc O’Polo» и изысканных туфелек с пряжками, встреченных им в ЦУМе. А сейчас переулок уже заканчивался, солнце катилось к закату, а ничего подходящего Киприану так и не встретилось. Более того, он не увидел вообще ни одной пары женской обуви. Страдалец с тоской вспомнил лакированные леопардовые ботильоны, встреченные им на площади Воровского, но не бежать же обратно!

И неожиданно поймал себя на мысли об утраченных возможностях. В довершение ко всему в обветшалом Потаповском переулке его обдал брызгами промчавшийся мимо «ламборджини». Киприан даже не успел подумать, какие превратности судьбы привели владельца дорогого «итальянца» именно сюда, как авто затормозило, задним ходом подобралось к обрызганному, еще раз обдало его из лужи и остановилось. Киприан безнадежно размазывал грязь по дорогому от-кутюрному пиджаку, когда дверца плавно поднялась вверх и… О чудо! Взору Киприана явились стройные женские ножки в очаровательных узеньких туфельках.

— Извините, я обрызгала вас, — мелодично заметила их хозяйка. — Готова подвезти до ближайшей химчистки и оплатить чистку. Кстати, меня зовут Агриппина…

Решительно вздохнув, Киприан поднял глаза…

Ивану повезло в этот день меньше всех. Вернее сказать, ему совсем не повезло. Уже на пятой минуте он совершенно забыл о цели своего похода и, шагая по Газетному переулку, распугивал прохожих невнятными восклицаниями: «Нужно увеличить у них температуру и посмотреть, что из этого получится!» Налетал на кого-то, не всегда извинялся и брел дальше. «Нет! — вдруг осенило аспиранта. — Нужно и влажность повысить! Иначе смысл?..» — и кинулся домой, чтобы срочно записать проблеснувшую идею.

— Нашел? — прямо с порога, даже не поздоровавшись, поинтересовался Царь.

— Влажность! Нужно повысить и температуру, и влажность! — радостно возвестил Иван, кидаясь к ноутбуку.

— Понятно, — нехорошо как-то, не по-доброму, усмехнулся Пафнутий Сильвестрович. — А старшие-то братья твои порадовали отца, замежду прочим… В отличие от тебя… Они невест себе уже нашли… Да…

— А-а-а? — промычал от компьютера младшенький, надежда отцова и гордость — ученый все же будущий. — Старшие? А-а-а! Бать, я завтра… Честное слово!

— А старшие-то братья твои время зря не теряли, замежду прочим… В отличие от тебя… — ехидно заметил Царь. — Они невест завтра на ужин пригласили… Да…

— Бать, завтра, — снова пообещал Иван. — С утра пораньше встану и сразу в город, на поиски…

— Погляжу… — немного смягчился Пафнутий Сильвестрович.

Утром Иван, как и обещал, отправился в город, а если точнее — в Александровский сад.

— Там публики много, кого-нибудь найду, — пояснил он свой выбор волнующемуся родителю. И получив благословение на поиски, отбыл в означенном направлении. Правда, он неосторожно захватил из подсобки сачок и морилку с распрямилкой, а Царь опрометчиво не проводил сына до самого выхода. Таким образом, отобрать отвлекающее орудие было некому. Поэтому вечером Иван вернулся домой счастливый, с полной бабочек и жуков морилкой.

Увидев хмурые лица родственников, энтомолог сразу смекнул, что совершенно зря заглянул с утра в подсобку. Но в экстремальных ситуациях мозги у него работали хорошо, поэтому он сообразил крикнуть: «Я уже близок к тому, чтобы найти эти самые туфли!» — и прошмыгнул в свою комнату раньше, чем в отношении него были приняты репрессивные меры.

На следующий день провожали любителя насекомых всем семейством. Отобранные Пафнутием Сильвестровичем баночки, сачки и ловушки были закрыты в подсобке, а ключ демонстративно повешен на шею, Киприаном — проверен рюкзачок, в который Иван уложил бутерброды и бутылку воды, а Лукьяном коварно обысканы многочисленные карманы разлетайки-штормовки. И найден-таки складной сачок и небольшая баночка-морилочка. После чего младший брат был насильно выдворен из дому с наказом без результатов не возвращаться.

Иван появился дома около восьми вечера, очень довольный собой и с результатами: он приобрел первое издание «Жизни насекомых», книги Вайднера и Шнейдера, а также несколько томиков Хэрриота, Даррелла и Гржимека, как будто случайно затесавшиеся в эту компанию.

На следующий день упорно отказывающегося следовать семейной традиции аспиранта обыскали не только на предмет ловушек для насекомых, но и на наличие денег, кои безжалостной рукой Лукьяна были вытащены из всех многочисленных карманов и карманчиков брюк, рубашки и ветровки. Вмиг погрустневшего Ивана в очередной раз препроводили из квартиры с наказом исполнить-таки свой долг. К вечеру будущий ученый вернулся совершенно счастливый и братья уже были готовы подумать, что он нашел избранницу — будущую невесту и, значит, по поводу приданого можно больше не волноваться. Но оказалось, что на лодочной станции спасатели презентовали ему огромного, просто невероятной величины, жука-плавунца, и весь оставшийся день Иван ползал по берегу в поисках хотя бы приблизительно таких же гигантских экземпляров.

Становилось ясно, что простыми методами Ивана никоим образом не заставить искать себе суженую. Братья горе-ученого уже успели сыграть свадьбы со своими избранницами, а у Ивана даже намека на невесту не было.

Царь не знал, что и делать. По этому поводу решили собраться на семейный ужин, на который прибыли братья с женами.

Пафнутий Сильвестрович все время расспрашивал старших сыновей, как им в браке, те, словно по-заученному, отвечали, как у них все хорошо, Царь кидал многозначительные взгляды на младшенького, но тот вроде как на инсинуации не реагировал.

Пафнутий Сильвестрович в сердцах отхлебнул горячий чай из чашки, обжегся, хотел было ругнуться по привычке, но только крякнул, взглянув на Пелагею с Агриппиной, напряженно выпрямивших спины.

— По-купечески буду… — и взял блюдце.

— А чем занимаетесь вы? — обернулась к Ивану жена Лукьяна, крутя на тоненьком пальчике кольцо из белого золота с пятикаратным бриллиантом.

— А он у нас бестолковый, — схрустывая сухарик, заметил средний сын.

— Цыц у меня! — зыркнул на средненького Царь. — Умный он. Вон, диссертацию пишет. Про эту, саранчу. Как южный климат влияет на длину ее пяток. Далеко они там прыгают или нет.

— Саранча — летает. А прыгают — кузнечики! — поправил отца Иван и повернулся к Пелагее: — Я изучаю влияние субтропического климата на длину крыльев у саранчи и кобылок.

— Вы изучаете лошадей? — взглянула заинтересованно и Агриппина, выставляя в сторону Пелагеи безымянный пальчик с обручальным колечком: сапфир в окружении россыпи бриллиантов, мол, мы тоже не лыком шиты.

— Да нет, кобылка голубоватая — Oedipoda caerulescens. Тот же отряд, что кузнечики и саранча, прямокрылые, — начал рассказывать аспирант, но девушки уже потеряли к нему всякий интерес.

Иван что-то еще пытался говорить, но, поняв, что его не слушают, замолк. Покрутил на столе блюдце с чашкой. Поправил складочку на скатерти. Прислушался к разговору, из вежливости попытался принять в нем участие, но вскоре потерял интерес к колебаниям курса валюты, стоимости кругосветного путешествия на «Royal Princess», новому платью жены японского посланника, в котором та была на последнем приеме, и прочим великосветским штучкам.

И тут раздался спасительный звонок. Аспирант торпедой сорвался с места и под удивленными взглядами родственников понесся в прихожую. Он был готов расцеловать пришедшего, спасшего его от абсолютно не интересных разговоров. Распахнул дверь и замер: перед ним стоял совершенный ангел, давил кнопочку звонка и не видел, что дверь открыли, потому что читал. «Опыты» Монтеня, как разглядел сверху на странице Иван. И сердце его начало медленно таять, как ледники горы Джомолунгмы.

Из комнаты, встревоженный беспокойными трелями звонка, тихонько выглянул Пафнутий Сильвестрович. И понял: Иван попался. Пара визитов вежливости с этой стороны — мы же цивилизованные люди, пара визитов с той — там тоже поди люди культурные, и можно свататься.

— Надевай кольцо! — сжимая икону в руках, прошептал Пафнутий Сильвестрович.

Но Иван не слышал. Неожиданно ему стали совершенно безразличны даже проблемы саранчи в южных регионах России. Он тонул в синих бездонных глазах Василины и не было ему никакого дела до волнений отца.

Начали бить часы. Лукьян и Киприан с удивлением смотрели, как Царя сначала начинает тихо колотить, потом Пафнутий Сильвестрович затопал ногами. С каждым ударом ходиков лицо его наливалось малиновым все сильнее и сильнее.

— Кольцо надевай! — На четвертом ударе он выхватил у сына фамильную драгоценность, схватил перепуганную Василину за руку и сам стал натягивать колечко на тонкий безымянный пальчик руки. Иван хотел было вскочить, возмутиться, мол, не по закону это, чтоб кто-то вместо жениха обручальное кольцо невесте надевал!

— Бом-м-м! — натужно стукнули часы в последний раз.

Ахнула Василина, вскинулась, да и рухнула замертво на землю. Истошно завопили, прикрывая разинутые рты ладошками, Пелагея и Агриппина.

На дорогом персидском ковре, булькая горлом, сидели три огромные серо-зеленые жабы. А на головах у них красовались маленькие золотые коронки — знак принадлежности к царёву роду.

— И-эх! — горько вздохнул Пафнутий Сильвестрович. — Сынки! Как же так? Говорил ведь: прервется род на корню… А вы — лажа, лажа…