Г. Макогоненко Русская проза в эпоху просвещения

Новая русская литература зарождалась и складывалась в эпоху, ознаменованную славными делами Петра I, гением которого мужала Россия. «Дым столетий», протекших с той поры, не скрыл от нас ни ратных подвигов наших далеких предков, ни их дерзкого по размаху преобразования своей родной страны. Историческая задача, вставшая перед Россией в первые годы XVIII столетия, разбудила и привела в движение колоссальные силы народа. Больше двух десятилетий билась «подымающаяся нация» (Маркс) за свое будущее, за свое право жить независимо. «Великие виктории», одержанные русской армией в это столетие, военные, экономические и культурные реформы, осуществленные Петром, превратили Россию в могучую державу, которая, по словам Белинского, стала способной «судьбы мира держать на весах своего могущества».

За всеми фактами истории государства, сложившегося в XVIII веке в мощную империю, должно видеть то, что в конечном счете определило успех всех предприятий власти, что обусловило общенациональный подъем и преодоление многовековой отсталости страны, — бурное развитие новой нации, развертывание сил молодого, деятельного, верящего в свое будущее народа. Его живые силы вторглись во все сферы государственной и экономической жизни страны, во все области складывавшейся новой русской культуры. Гениальному сыну поморского рыбака Ломоносову — ученому и поэту — довелось заложить фундамент будущего здания русской литературы. С приходом Ломоносова коренным образом изменился облик литературы, ее характер, ее место и роль в общественной жизни страны. «Наша литература, — справедливо делал вывод Белинский, — началась с 1739 года (от появления первой оды Ломоносова)», «Ломоносов — Петр Великий русской литературы».

Ту же мысль еще раньше высказал Пушкин: «Словесность наша увилась вдруг в XVIII столетии». И словесность эта началась не с прозы, а с поэзии, она утверждала свое историческое бытие в поэтических жанрах, заговорила с читателем языком стиха. Час прозы еще не пробил, и первые опыты прозаиков многие десятилетия находились на периферии литературы. Целое столетие поэзия занимала господствующее положение. Только в новых условиях — в 30-х годах XIX века, усилиями Пушкина и Гоголя — проза в долгом соревновании с поэзией одержит победу, займет первое место и уже навсегда станет определять облик литературы.

1

Опережающее развитие поэзии в XVIII веке было исторически обусловленным явлением. Европеизация, круто проводимая Петром, подготовила условия для существования России как мировой державы. Возникала острая необходимость создания национальной литературы, которая была бы способной выражать национальную жизнь России в ее новом качестве. Конечно, она формировалась не на пустом месте. Предшествовавшая литературная традиция давала себя знать и в первые десятилетия XVIII века, и позже, когда разными путями произведения древней литературы оказывали влияние на литературный процесс. И все же литература, возникавшая в послепетровскую эпоху, была принципиально новым явлением.

В XVIII веке с особой обостренностью русские люди почувствовали себя наследниками всего мира. Процесс осознания новой исторической судьбы России не мог быть запечатлен в старых формах. Должно было наследовать и художественный опыт человечества. Это было частным проявлением общей исторической закономерности.

История свидетельствует: когда преодолевалась феодальная раздробленность европейских стран и создавались большие национальные государства, шла деятельная выработка условий зарождения и формирования национальных литератур. Объектом изображения их должна была стать конкретная жизнь данной нации, данного народа, его история, его быт и нравы, его идеалы и острые проблемы социального и общественного бытия. Но в канун появления литератур, сосредоточивших свой интерес на национальном, конкретном и действительном, на историческую арену вышло и широко распространилось искусство классицизма, которое в каждом национальном варианте вбирало в себя художественный опыт античности и Возрождения. Классицизм духовно объединял человечество, создавая общий арсенал этических и эстетических идеалов, вырабатывая общий язык искусства. Выполняя свою историческую миссию, он в то же время художественно подготавливал новые направления, которые, придя ему на смену, смогут выражать на этом языке самобытные идеалы и индивидуальный опыт жизни каждой отдельной нации, неповторимо национальные решения общечеловечееких проблем, раскрывать идеал человека в его конкретном проявлении, в живой общественной практике, в его исторической и национальной обусловленности.

Раньше всего классицизм сложился во Франции в XVII веке. То было время расцвета феодально-абсолютистской монархии Людовика XIV. Абсолютизм кончал с феодальной раздробленностью, помогал созданию сильного национального государства. Тогда-то и сформировался классицизм как направление, способствовавшее созданию большого общегосударственного искусства.

Абсолютизм жестоко и беспощадно боролся со всяким «своеволием», требовал жестокой и строжайшей государственной дисциплины и жесточайшей регламентации всех форм политической и общественной жизни. В этих условиях классицизм выдвинул культ гражданских добродетелей, требуя от человека отказа от всех личных чувств и желаний во имя высших государственных интересов. Его философией стал рационализм, провозгласивший величие человеческого разума, единственно способного постичь истину.

Освободившись от теологических представлений о человеке, художники-классицисты создали идеал человека, как его подсказывала рационалистическая философия. Рожденный разумом идеальный характер выступал воплощением всего истинного и прекрасного. Общественное и частное значение человека в феодальном государстве определялось, в конечном счете, его сословной принадлежностью, а не индивидуально неповторимыми чертами личности. Сословная философия, не признававшая индивидуальности человека, питала эстетический идеал классицизма. Подобный взгляд обуславливал выбор героев для искусства. Ими могли быть только люди благородного происхождения. Но и дворянин представлял для поэта-классициста интерес не со стороны своей неповторимости и несхожести с другими людьми.

Единственной ценностью являлось государство, поглощающее личность. Верность идеалу, красота, реальность человеческого характера для классицизма — в строжайшем следовании нормам и законам, продиктованным разумом. Так устанавливалось как бы существование двух миров. В одном мире жили те, кому в силу низкого происхождения неведомы были идеалы высокого, разумного существования, или те из благородных, кто нарушал эти нормы; в другом жили те, кто строил свою жизнь в соответствии с идеалом. Отсюда родилось эстетическое противопоставление высокого и низкого, трагического и комического, которое стало основой для деления литературы на жанры.

Чувственная практика человека, мир действительный, реальный мог находить в какой-то мере свое выражение в сатирических жанрах (комедия, басни, герои-комическая поэма). В высоких жанрах лирической поэзии, а полнее всего в трагедии выступала разумная, абстрагированная, отвлеченная действительность. Тем самым человек оказывался оторванным от обстоятельств своей жизни, от реальных условий бытия, от всего того, что воспитывало и формировало его убеждения, интересы и поступки. Классицизм, демонстративно создавая своим героям отвлеченные обстоятельства, третировал живую жизнь. Действительность, природа, человек допускались в искусство только в очищенном, украшенном виде.

Классицизм требовал правды от искусства, верности природе. Но то была правда не реально-эмпирическая, не правда живой, противоречивой стихийной жизни, а правда высокая, разумная, логически организованная, правда должного, а не сущего. Дух дисциплины, подавление субъективной воли самого автора, воли художника, определили необходимость создания нормативной поэтики. Она подчиняла сознание поэта и художника строгим правилам, определяла жестокую регламентацию творческого процесса. В систему регламентации входило и обязательное следование образцам, подражание уже известному. Таким образцом французский классицизм объявил произведения античной литературы.

Русский классицизм вышел на историческую арену веком позже, в эпоху расцвета русского абсолютистского государства. Именно он отвечал потребности создания общенационального искусства и потому развивался с необыкновенной интенсивностью. Классицизм — многожанровое искусство, но оно утверждало свое бытие лишь поэтическим словом. Русская поэзия XVIII века и выступала в рамках классицизма. Направление это было явлением глубоко прогрессивным. Классицизм помог создать национальную литературу, способствовал выработке идеалов гражданственности, сформировал представление о героическом характере, высоко поднял поэтическую культуру, включил в национальную литературу художественный опыт античного и европейского искусства, показал способность поэзии к аналитическому раскрытию душевного мира человека.

В течение четырех десятилетий классицизм в России был господствующим литературным направлением. С середины 1760-х годов положение начало меняться. Нараставшие из десятилетия в десятилетне социальные противоречия крепостнической России крайне обострились после прихода к власти Екатерины II (1762). Закипавшая общественная борьба ставила перед поэтами-классицистами новые требования, ставила на обсуждение большие и больные вопросы социальной и политической жизни русского государства. Поэзия классицизма не могла на них ответить.

Положение классицизма в 1760-е годы осложнялось появлением нового демократического читателя, который был равнодушен к поэзии, ориентированной на образованное дворянство. Новый читатель предъявлял к литературе свои требования, и их стали удовлетворять писатели-разночинцы, далекие от поэтики классицизма.

Начался кризис классицизма. Он сопровождался ожесточенной борьбой с нормативной поэтикой, в ходе которой складывалась новая литература. И в ней важное место стала занимать проза.

2

Прозаические жанры, и прежде всего роман, получивший на Западе широкое распространение, стали пользоваться успехом и в России. Поэзия классицизма ориентировалась прежде всего на просвещенного дворянина, на читателя, умеющего понимать философское содержание конфликта между долгом и чувством, способного оценить заимствования и подражания образцам античной и французской литературы. Проза обращалась к другому, демократическому читателю, увлекая его и занимательными сюжетами, и изображением близкой ему жизни и социально близкого героя. Оттого она стала развиваться в противоположном и враждебном дворянству лагере литературы.

Успешное развитие торговли, промышленности и ремесел меняло социальный состав городов. Все больше появлялось представителей «среднего рода людей», которые, быстро овладев грамотой, проявляли интерес к литературе, к театру. Создаваемая писателями-разночинцами литература обслуживала прежде всего нового читателя. В Петербурге и Москве стали открываться новые типографии, на Руси начала развертываться книжная торговля, создавались журналы, наполненные прежде всего прозаическими — оригинальными и переводными — произведениями, открывались общедоступные театры сначала в Петербурге и Москве, а позже в губернских городах — Воронеже, Харькове, Твери, Нижнем Новгороде.

Проявляя интерес к роману, разночинный читатель поначалу, наследуя вкусы своих отцов и дедов, читал рукописные повести и романы, появившиеся еще в прошлом столетии. Спрос на них возрастал с Каждым десятилетием. Появились специалисты-переписчики, удовлетворявшие эту потребность. Затем в сферу внимания этого читателя попал переводной западноевропейский роман. В Россию хлынул поток плутовских, авантюрных, фантастических, нравоучительных, политических и, наконец, сентиментальных романов. Рынок был наводнен прозаическими сочинениями.

Среди переводных произведений в 1760-е годы заметное место стала занимать оригинальная проза. Произведения двух писателей получили Особую популярность — Михаила Чулкова и Федора Эмина. Федор Эмин был не только плодовитым переводчиком — он выступал с переделкой известных европейских романов. Наибольшей популярностью пользовался его четырехтомный роман «Письма Эрнеста и Доравры» (1766), который был своеобразным «склонением на русские нравы» знаменитого романа Руссо «Новая Элоиза».

Выходец из демократической среды, Михаил Чулков с 1766 года начал выпускать сборники повестей, романов и переделанных сказок под названием «Пересмешник, или Славенские сказки». Отлично зная вкусы демократического читателя, Чулков в угождение ему свободно пользовался сюжетами западных и русских сочинений, смело соединяя мотивы сказок и популярных романов, и строил свое повествование, заботясь прежде всего о его занимательности. Все фантастические приключения и превращения героев держались на любовном сюжете — проходя через сложные перипетии судьбы, возлюбленные соединялись.

Заимствуя сюжетные коллизии из разных источников (античной мифологии и Библии, «Тысячи и одной ночи» и рыцарской поэмы Ариосто и т. д.), Чулков соединял их с мотивами, почерпнутыми в русском народном творчестве, древнерусских повестях или бытовых анекдотах, усиленно русифицируя место действия и героев, подчиняя все своей цели — созданию «славенских сказок» — своего рода русского сказочнорыцарского эпоса. Новая литература, по мысли Чулкова, должна была опираться на национальную традицию. Несмотря на упрощенность и наивность такого понимания традиции, книги, написанные в ее русле, отражали реальную потребность русского читателя в своем национальном искусстве.

В некоторых «сказках» большое внимание уделялось изображению русского быта. Писатель создал галерею сатирических образов пьяниц, монахов, разбойников, плутов и мошенников. Иногда даже в отдельных живых сценках проступали черты современных читателю нравов.

Одним из лучших произведений, созданных писателями-разночинцами, оказался роман Чулкова «Пригожая повариха, или Похождение развратной женщины», вышедший в 1770 году. Создание образа главной героини романа — женщины из народа, принужденной торговать собой, никогда не унывающей в несчастье и свободной от каких-либо угрызений совести, — было главной заслугой Чулкова. Такого героя еще не знала русская литература. Он открыто противостоял героям классицизма. Рост денежных отношений разрушал феодально-сословную идеологию. Деньги и в феодальном государстве стали многое определять — и общественное положение, и мораль, и поведение людей. Разбогатеть — значит утвердить себя в качестве «госпожи», жить в свое удовольствие, обеспечить себе уважение. Пригожая повариха Мартона обогащается, и Чулков не осуждает ее за мошенничество, за бесчестные поступки. Он далек от морализирования и описывает Мартону такой, какова она была на самом деле, показывая при этом, что ее поступки определяются не ее порочной натурой, не ее «низким» происхождением, а нравами общества, в котором она жила.

В романе о развратной женщине поэтому вторым главным действующим лицом оказалась та общественная среда, с которой связана Мартона, — русское дворянство. Чулков выставляет на всеобщее обозрение русских дворян, но не обличает и не судит их, а лишь констатирует, что они живут не по кодексу чести, как о том любят говорить. Праздные, они стремятся к удовольствиям и любовным утехам. В погоне за деньгами они совершают бесчестные поступки, руководствуясь не разумом, а страстями. Чувствуя себя хозяевами жизни, они не признают никаких добродетелей, никакой морали, никакой «должности». В таком-то обществе и принуждена жить Мартона. Чулков сочувствует своей героине, которая добивается богатства, обманывая и обкрадывая сластолюбивых дворян.

Истинный человек в понимании Чулкова — это энергичный, преуспевающий делец, добивающийся любыми средствами своей цели, преступая чрез все запреты, движимый только своим эгоизмом. Объяснив пороки Мартоны влиянием среды, Чулков подчеркивает, что дело не в бесчестных делах ее — она поступает, как все. Берет деньги за любовь? Но ее прелести торгуют «благородные» — почему же не брать? Она обворовывает подполковника, но этого требует ее любовник, дворянин Ахаль. Нет, не в пороках проявляется ее характер. Индивидуальность Мартоны в другом. В том, например, что она, развратная женщина, оказывается способной любить без торга, в том, что она не жадна, в том, что она никогда не унывает и не падает духом. Множество несчастий обрушивается на нее, и всякий раз она находит в себе силы выпутаться из беды. Что же делает ее неунывающей? Вера в себя. Демократизм Чулкова проявился в антифеодальном понимании человека: но сословная принадлежность, а личные достоинства — вот мера его оценки.

Нарисовав галерею образов своих современников, Чулков не умеет раскрыть внутренний мир личности даже главной героини. В этом, несомненно, проявилась литературная беспомощность Чулкова. Он не может создавать индивидуальные характеры, типизировать, обобщать. Его описания откровенно эмпиричны. Русская проза переживала младенческий период своего становления.

3

Восемнадцатый век вошел в историю человечества как эпоха величайших социальных преобразований и громадных классовых битв. Столетиями накапливавшиеся противоречия феодальной эпохи вырвались наружу, и в ряде стран закипела беспримерная до тех пор борьба утесненного народа со своими угнетателями. Народные движения стали важным фактором общественной жизни многих государств. В порядок дня истории встали революции, которые должны были уничтожить феодальный режим.

Во второй половине XVIII века крепостнический гнет в России приобрел особо жестокий характер. Самодержавие полностью отдало крестьян «на милость и попечение» помещиков, закрепив особыми указами их права и беспредельную власть. Поддерживаемые правительством, русские помещики превращали крепостное право в дикое, никакими законами не ограниченное рабство. Ответом на эту политику самодержавия и дворянства явились крестьянские бунты. Царствование Екатерины II проходило в зареве малых и больших восстаний, вылившихся в конце концов в крестьянскую войну 1773–1775 годов, возглавленную Пугачевым. Крестьянская война потерпела трагическое поражение, крепостнический гнет не был уничтожен, но феодальному государству и крепостническим порядкам был нанесен серьезный удар. Вопрос о крепостном праве и борьбе с ним станет центральным во всей общественной жизни России в последующие десятилетия. Память о восстании Пугачева сохранит не только народ — его грозный призрак будет долго внушать страх многим поколениям помещиков и царей.

В 1776 году в далекой Америке вспыхнула первая в XVIII веке революция. До 1783 года шла революционная борьба американского народа против колониального владычества англичан, борьба за свою свободу, за судьбой которой напряженно следила вся Европа — от Парижа до Петербурга. Победоносно завершившаяся революция за океаном не только привела к созданию республики Соединенные Штаты Северной Америки, — она прозвучала, по словам Маркса, «набатным колоколом» для Европы. Этот набат услышан был во Франции, где социальные противоречия обострились до предела. В 1789 году французский народ совершил свою революцию, сверг короля, уничтожил феодальный режим. В ходе революции были провозглашены великие идеалы сьободы человека. Человечество еще не знало, что победившая в революции буржуазия растопчет и надругается над ними.

В XVIII веке сформировалась оптимистическая вера в торжество разума и свободы. Передовые общественные деятели понимали, что наступала великая эпоха крушения феодального режима угнетения и порабощения миллионов людей, эпоха утверждения свободы народа, свободы человеческой личности от социальной и политической неволи. Выражая думы и чувства своих современников, писатель и революционер Радищев писал: «О незабвенно столетие! Радостным смертным даруешь истину, вольность и свет, ясно созвездье вовек».

Антифеодальная борьба народов породила мощное идейное движение века — движение Просвещения. Просвещение, сложившееся на Западе, где гегемоном народной борьбы с феодальной неволей выступала буржуазия, вошло в историю под именем буржуазного. Оно складывалось в 40—50-е годы XVIII века и было последовательной и боевой антифеодальной идеологией. Выразители интересов народа, просветители подвергли уничтожающей критике религию и церковь, господствующие взгляды на государство, на роль и место сословий в обществе, объявив все существовавшие феодальные порядки неразумными, подлежащими уничтожению. Именно просветители вскрыли преступность крепостного права и объявили ему решительную войну. Не будучи революционерами, просветители, отстаивая свободу народа и человека, все надежды возлагали на мирные преобразования. Идеалисты в объяснении общественной и социальной жизни, они искренне верили, что существующий социальный строй неравенства и порабощения народа произошел от неразумности людей. Потому своей главной целью просветители поставили просвещение нации, просвещение богатых и бедных, ибо одни по неразумности угнетали, другие примирялись с угнетением. Огромная роль в решении этой задачи отводилась литературе, театру, искусству.

Развитие просветительской идеологии в каждой стране зависело от обострения социальных противоречий между дворянами и крестьянами, от борьбы народа со своими угнетателями. В России эта борьба с особой силой развернулась с конца 1760-х годов. Наивысшим ее выражением было пугачевское восстание. Именно в 60-е и 70-е годы окончательно и сложится идеология русского Просвещения.

Эпоха русского Просвещения связана с деятельностью целой плеяды писателей, ученых и публицистов. В 1760—1770-х годах на общественную арену выступили — журналист, издатель и писатель Николай Новиков, драматург и прозаик Денис Фонвизин, философ Яков Козельский. Наряду с ними активно работали ученые С. Десницкий, Д. Аничков и пропагандист и популяризатор просветительской идеологии профессор Н. Курганов. В 1780-е годы Новиков создал в Москве на базе арендованной им типографии Московского университета крупнейший просветительский центр, объединивший вокруг себя сотню переводчиков, писателей, ученых и распространителей книг. Новиков намечал и исполнял с помощью приглашаемых переводчиков широкий план издания политических, философских и прежде всего художественных произведений французских и немецких просветителей. В той борьбе за обновление литературы и театра, которая развернулась в 1760—1780-е годы, Новиков сыграл важную роль. Свой авторитет, талант организатора он использовал для того, чтобы поддержать и пропагандировать новое, антифеодальное и антиклассицистическое искусство, чтобы способствовать утверждению нового эстетического кодекса. Главную массу издаваемых им переводных и оригинальных книг составляли прозаические произведения.

В конце 1780-х годов в литературу вступил молодой писатель, ученик русских просветителей, талантливый прозаик Иван Крылов. Тогда же вышли из печати и произведения Александра Радищева. Его деятельность была итогом и высшим достижением русского Просвещения. Но Радищев и первый русский революционер, он открывал новую эпоху в развитии общественной мысли в России. Включившись в ряды просветителей, действуя с просветительских позиций, твердо опираясь на их политический, общественный и литературный опыт, Радищев развивал идеологию русского Просвещения, поднял ее на новую ступень, обогатив идеей народной революции.

Просвещение в последнюю треть XVIII века оказывало огромное влияние на всю идейную жизнь общества, и прежде всего на развитие литературы и искусства. Даже те крупные дворянские писатели, которые не принимали главного — социальной программы просветителей, — испытывали влияние просветительской философии свободного человека. Именно на этом теоретическом фундаменте формировались их эстетические убеждения. Так, например, обстояло дело с Карамзиным. Его литературные успехи во многом определялись усвоением философских и эстетических концепций просветителей.

Борясь за освобождение большинства нации от социального и политического угнетения, просветители не могли не использовать искусства, как могучего оружия критики существующего неразумного строя, как глашатая нового идеала жизни. Вот почему во Франции, а затем в Германии и России была объявлена жестокая война классицизму — господствующему направлению в литературе и искусстве, в ходе которой складывались новый эстетический кодекс, новая литература.

В этих условиях нужно было искусство, которое бы доверяло действительности и реальному человеку, не идеализировало, а объясняло жизнь, содержание которой под влиянием обострявшихся классовых противоречий непрерывно осложнялось. Таким искусством был реализм, родившийся как ответ на властное требование времени. В ходе героических сражений с феодальным миром, всеми его учреждениями и его идеологией вырабатывался новый взгляд на общество, формировалась новая философия человека как свободной личности, достоинства которой определяются не ее сословной принадлежностью, не знатностью рода, но умом, личными дарованиями.

Философия свободного человека, объявленного просветителями высшей ценностью, и учение о связях человека с условиями его жизни, определявшими зависимость его от конкретной социальной среды, и были положены в основание реалистического метода. Реализм увидел и показал в человеке личность и объяснил ее условиями социального и национального бытия. Потому он беспощадно срывал покровы с действительности, бесстрашно обнажал правду жестоких, циничных и бесправных условий жизни человека, которые убивали и развращали личность, ввергая ее часто в бездну аморального существования. Но реализм не только выявлял социальное зло, но умел видеть добро и прекрасное в самой действительности, и только в ней. Он открыл поэзию действительного мира, красоту в обыкновенном.

Реализму как целостной художественной системе внутренне присуще единое понимание человека как свободной личности, обусловленной обстоятельствами своей социальной жизни. Само же представление о человеке, мера оценки его достоинств, путь самореализации личности, психический склад национального характера не вырабатываются разумом, не конструируются художником, а извлекаются из общественной практики каждой нации, в них отражается ее опыт и многовековые традиции, своеобразие ее исторического и социального пути.

Реалисты выдвигали высокий идеал свободной человеческой личности, и он выражал общечеловеческое начало каждой нации, то, что сближает разные национальности. Но проявление этого идеала многообразно и всегда национально обусловлено, как разнообразны и национально конкретны все отклонения от него.

В формировании русского реализма на его первой, начальной стадии от Фонвизина до Пушкина проявилась общая закономерность — он зарождался в условиях активно развертывавшейся антифеодальной борьбы, идеологией которой было Просвещение. Выход реализма на общественную арену во второй половине XVIII века Гете характеризовал как «революцию в искусстве». Эта революция в искусстве захватила и Россию. И хотя на этом этапе поэзия продолжала занимать господствующее место, проза все увереннее отстаивала свои права, одерживая одну за другой значительные художественные победы в исследовании и объяснении жизни. Ее успехи определялись просветительской идеологией. Именно Просвещение создавало прочный фундамент для бурного развития прозы, обуславливая ее эстетические открытия.

4

Крупной вехой в истории русской прозы XVIII века стал 1769 год. Он ознаменовался появлением крупнейших прозаических произведений, выходом на литературное поприще целой группы талантливых прозаиков, среди которых двое — Николай Новиков и Денис Фонвизин — своим творчеством утвердят важную роль прозаических жанров в литературе.

Главным событием литературной жизни 1769 года стали сатирические журналы, проза в которых, посвященная насущным вопросам современности, заняла главное место. Появление сатирических журналов оказалось возможным благодаря политике показного либерализма Екатерины II. С января 1769 года она стала издавать сатирический журнал «Всякая всячина», в первом же номере которого «отважилась» всемилостивейше разрешить всем желающим издавать сатирические журналы без цензуры и даже анонимно. На призыв «Всякой всячины» откликнулось несколько литераторов. М. Чулков стал издавать журнал «И то, и се», Ф. Эмин два журнала — «Смесь» и «Адская почта». Связанный с придворными кругами поэт Н. Рубан выпускал «Ни то, ни се». Наиболее радикальным и содержательным стал журнал «Трутень», начавший выходить с мая 1769 года. Его издателем и главным автором был Николай Новиков.

Как истый просветитель, Новиков вынес на общественное обсуждение самые насущные вопросы социальной и политической жизни России. Оружие сатиры было обращено им против властей и дворянства, в защиту «угнетенного питателя». Новиков-писатель по характеру своего дарования прозаик. Но он никогда не писал повестей и романов. Жанры, в которых он работал, их своеобразие, их эстетические особенности, принципы изображения жизни и человека определялись журналом, точнее, теми главными задачами, которые писатель-просветитель ставил перед своими журналами — сначала перед «Трутнем», а потом перед «Живописцем». Оттого его произведения делятся на две группы — публицистические и художественные.

Публицистическим было изложение просветительских истин. Оно осуществлялось в таких, например, жанрах, как «портреты» и «рецепты». В них создавались не реальные, индивидуализированные характеры, но персонифицированные носители социальных пороков («Рецепт Недоуму», «Рецепт для г. Безрассуда»).

Так же публицистически-декларативно обличалась повседневная практика дворян — чиновников, судей, воевод, помещиков — в специально приспособленных для этого газетных жанрах — «известия», «объявления», «подряды» и т. д. Русская газета печатала правительственные официальные и деловые сообщения. Новиков как бы предлагает сделать газету зеркалом жизни русского дворянского общества, предать гласности преступления, которые творятся в России безнаказанно, раскрыть уродства социальной действительности.

Но с наибольшей полнотой писательский талант Новикова проявился в художественных произведениях. Отказываясь от публицистической декларативности, он стремился создавать конкретные и типические характеры русских помещиков и крестьян.

Для этого Новиков использовал жанр писем. Наиболее удачными в художественном отношении произведениями в «Трутне» окажутся «Отписки крестьянские» и «Письма дяди к племяннику». В «Отписках крестьянских» Новиков документально точно показывает нищету вечного труженика, его чудовищное бесправие, полную зависимость от произвола жестокого и равнодушного к человеческим страданиям барина. Созданный писателем образ впавшего в отчаяние от бедности, непомерных повинностей крепостного Филатки потрясает читателя.

Образ «плачущего Филатки» написан писателем гуманным, ненавистником рабства, всем сердцем сочувствующим положению обездоленного крестьянина. По политическая оценка явлений действительности подменялась у Новикова моральной. Следствием моральной оценки крепостничества и оказался образ «плачущего Филатки», обращающегося с просьбой к барину, ищущего защиты у своего же господина, который представляется ему, несмотря на всю жестокость, «отцом». Но те же моральные оценки позволили Новикову увидеть в крестьянах и прекрасные, истинно человеческие качества, давно утраченные дворянами: отзывчивость к человеческому горю, сострадание, взаимопомощь, трудолюбие.

В «Письмах дяди к племяннику» создан яркий характер воеводы — взяточника и мошенника. «Письма» написаны Новиковым с тактом, без сатирического преувеличения, без карикатуры. Дядя искренен в своих признаниях, и искренность эта оправданна, поскольку он считает свои действия естественными и нормальными. Воевода — автор письма — предстает перед читателем пластично, как человек живой, порожденный условиями именно русского крепостнического государства. У него своя вера, понимание жизни, свои радости, огорчения, мечты. Речь его социально и индивидуально конкретна и точна. Убеждения и характер воеводы объяснены условиями его положения, как главы местной власти в одном из уездов екатерининской империи. Достоверно раскрытый характер помогал познанию реальной русской жизни.

В 1772 году Новиков стал издавать новый сатирический журнал «Живописец». В нем главное место занимала не публицистика, а повествовательная проза. Наивысшим художественным достижением писателя стали «Письма к Фалалею» и «Отрывок путешествия в ***», подписанный инициалами И. Т.

«Письма к Фалалею» — это внутренне единое произведение, своеобразная по форме, исполненная драматизма повесть о распаде помещичьей семьи. Новиков убедительно внушал читателям: крепостное право, порождая паразитизм, развращает и губит самих рабовладельцев, оскотинивает их, превращает в духовно убогих существователей, жизнь которых позорна и идиотически бессмысленна.

Трифон Панкратьевич — отец Фалалея, разорвавшего со своей семьей жестоких крепостников, — помещик, богомольный христианин и хитрый, жуликоватый человек, уволенный за взятки чиновник, тиран и мучитель своих крестьян, глава семьи, заботливый, любящий отец и жестокий муж. Иной характер у матери Фалалея — Акулины Сидоровны. Ее письмо кажется неожиданным в сатирическом журнале, — это последнее, прощальное письмо матери к сыну. Причина ее смерти и является поводом для сурового обличения крепостнических порядков: по словам ее мужа, она «надсадила себя», когда чинила расправу над дворовыми за то, что те не усмотрели, как собаку Фалалея, Налетку, «кто-то съездил поленом».

Но, странное дело, разделяя возмущение автора крепостническими порядками, порождавшими такую психологию, таких типов, такую бесчеловечность, мы не переносим своего негодования на Акулину Сидоровну. Мы отчетливо понимаем, что сама она — жертва в этом мире, что она развращена предоставленным ей правом владеть и распоряжаться себе подобными людьми, низведена им до скотского уровня жизни. Воистину новаторством было придание сатирическому письму трагического характера. Акулина Сидоровна пишет последнее письмо, дает последние наставления любимому сыну, посылает ему свое материнское благословение. И сколько неожиданного открывается в ее душе. Забитая и покорная, всю жизнь терпевшая побои мужа, она, оказывается, хранит в своем сердце два затаенных чувства — любовь к сыну и злобу к мужу. Перед смертью она, исповедуясь Фалалею, говорит о своей любви к нему и обучает, как надо обманывать ненавистного главу дома.

«Письма к Фалалею» воссоздавали атмосферу семейных отношений, но реалистический принцип построения характера позволял, не выходя за пределы помещичьего дома, раскрывать трагедию крепостнической России.

«Письма» как литературный жанр были введены в обращение новым антиклассицистическим западным искусством. Письмо — это исповедь, «чистосердечное признание» о всех своих поступках, рассказ о своей жизни, об интимных переживаниях, о сердечных чувствованиях. Оттого роман в письмах стал излюбленной формой многих писателей XVIII века. Новиков использовал жанр писем не для обнажения духовного богатства личности, но для сатирических целей.

Письма у Новикова пишут дворяне-помещики своим близким. Без стеснення, доверительно они рассказывали все, что думали, к чему стремились, что делали у себя в имении или в прошлом, на службе. Главная ценность жанра писем для Новикова в его документальности. Писатель как бы предупреждал читателя — это не вымысел, а подлинная правда, он лишь предоставил своим героям исповедаться, без опаски изложить на бумаге сокровенные свои идеалы и принципы жизни. И жизнь эта предстала в своей бездуховности, бесчеловечности, дикости и жестокости нравов и обычаев помещичьей жизни. При этом Новиков попытался объединить письма в циклы: «Письма дяди к племяннику», «Письма к Фалалею» и т. д. Циклизация позволяла связывать судьбы авторов писем единым сюжетом, раскрывавшим драматизм семейных отношений в условиях привычно-будничных дел и забот русского помещика. Каждый цикл оказывался своеобразной моделью будущей русской повести.

«Отрывок путешествия в ***» — первый опыт художественно достоверного, конкретно бытового описания русской крепостной деревни. Новый в русской литературе жанр «путешествий» открывал перед литературой большие возможности изображения жизни народа, раскрытия нравственного облика человека, «чувствительного к крестьянскому состоянию», ненавидящего рабство и ищущего путей к общественной деятельности.

Повествование ведется от имени Путешественника. Он мужественно заявляет о своем намерении сказать правду о русском крестьянине, о желании вступиться за утесненных и обездоленных людей: «Удалитесь от меня, ласкательство и пристрастие, низкие свойства подлых душ: истина пером моим руководствует!» Истина не умозрительная, но извлеченная из опыта, являющаяся обобщением всего увиденного и услышанного из уст самих крепостных. Эту истину и открывает читателю Путешественник. «С великим содроганием чувствительного сердца» описывает он «бедность и рабство» крестьян, с гневом обрушивается на бесчеловечных помещиков, обнажая страшные язвы социальной жизни России.

Создание образа Путешественника, человека, открыто обвиняющего дворянский корпус, желающего служить истине, вступающего на опасную стезю общественной просветительской деятельности, — большая удача Новикова, важная художественная победа писателя.

Читательский успех журналов Новикова обусловил его решение создать книгу из лучших своих произведений, напечатанных в «Трутне» и «Живописце». Такая книга была подготовлена и напечатана в 1775 году под полюбившимся читателю названием «Живописец». Этот прозаический сборник стал одной из популярных книг последней трети века, он неоднократно переиздавался.

5

Восьмидесятые годы XVIII века ознаменовались новыми успехами в развитии прозы. Огромной популярностью пользовались многочисленные переводы лучших европейских романов. Вслед за Вольтером, Руссо, Сервантесом читатель с интересом знакомился с сочинениями Стерна, Ричардсона, Фильдинга, Гете, нравоучительными сказками и повестями Мармонтеля и многих других современных прозаиков.

В это десятилетие была продолжена традиция, начатая Ф. Эминым и М. Чулковым по созданию русской прозы по европейским образцам с использованием фольклорных источников и древнерусских повестей. Наиболее крупным явлением оказалось десятитомное сочинение Василия Левшииа «Русские сказки, содержащие древнейшие повествования о славных богатырях, сказки народные и прочие оставшиеся через пересказывание в памяти приключения» (1780–1783). Рассматривая европейский рыцарский роман как переделку народных сказок, В. Левшин и хотел дать русскому читателю отечественный рыцарский роман, опираясь прежде всего на русский былинный эпос. В «Русских сказках» читатель находил множество легендарных историй, интересных приключений, волшебных превращений, происходивших в Древней Руси с сказочными или историческими героями. Позже все это было использовано и при создании русской оперы и поэмы с национально-сказочным сюжетом. Пушкин читал «Русские сказки» Левшина и тоже использовал отдельные мотивы в своей поэме «Руслан и Людмила».

Учитывали возраставший интерес демократического читателя к повествовательной прозе и литературные торгаши. Появились «мелкотравчатые» писатели, «приспособители» чужих книг для малокультурного читателя. Наибольшую известность приобрел «житель города Москвы» Матвей Комаров (из крепостных), автор нескольких быстро ставших популярными книг. Еще в 1775 году он издал «Обстоятельные и верные описания добрых и злых дел российского мошенника и вора, разбойника и бывшего московского сыщика Ваньки Каина, всей его жизни и странных похождений» — книгу, в которой были рассказаны многочисленные анекдоты и легенды о жизни реального лица — Ивана Осипова, московского вора и разбойника, а потом сыщика московской полиции, действовавшего в 1730—1740-х годах.

В 1782 году М. Комаров переложил английскую «Повесть о приключении аглинского милорда Георга и о бранденбургской маркграфине Фридерике Луизе». Книга эта многократно переиздавалась не только в XVIII, но и в XIX и в XX веках. Именно этого, комаровского милорда Георга имел в виду Некрасов, когда выражал надежду, что придет время и грамотный крестьянин «не Блюхера и не милорда глупого, — Белинского и Гоголя с базара понесет».

Несколько иной по содержанию, но также ориентированной на подражание европейским образцам была повествовательная проза, вдохновляемая новым направлением сентиментализма. В конце 1780-х и в 1790-е годы на книжном рынке появились книги, раскрывавшие жизнь сердца, различного рода романы в письмах или исповеди «несчастных» любовников. Среди таких сочинений могут быть отмечены сочинения Павла Львова «Российская Памела, или История Марии, добродетельной поселянки» (1789), «Роза и Любим, сельская повесть» (1790) и Николая Эмина «Роза — полусправедливая оригинальная повесть» (1788), роман в письмах «Игра судьбы» (1789). Подобная традиция создания русских «оригинальных» романов и повестей по европейским образцам получила развитие и в начале XIX века. «Достойным» наследником и продолжателем этой традиции явился Фаддей Булгарин.

Подлинно оригинальная русская проза формировалась в это время на совершенно иной основе, она вдохновлялась просветительской идеологией.

В 1780-е годы в полную силу развернулся талант крупнейшего прозаика Дениса Фонвизина. Еще в 1769 году Денис Фонвизин закончил работу над комедией «Бригадир». Напечатана и поставлена комедия была позже. Но петербургская публика узнала ее сразу: автор читал ее своим друзьям и знакомым. Принята она была восторженно. Новиков в своем «Трутне» известил читающую публику о рождении русской оригинальной комедии.

«Бригадир» — комедия, порожденная событиями общественно-политической жизни конца 1760-х годов. Как истый просветитель, Фонвизин давал бой дворянской идеологии, создавая сатирический портрет русского дворянства. Острый интерес драматурга к главным социальным проблемам действительности определил внимание писателя к подлинным конфликтам общества, помог создать комедию, в которой все увидели живые характеры истинно русских помещиков.

Продолжая работу в драматургии, он создает комедию «Недоросль», оказавшуюся высшим художественным достижением русской литературы XVIII века. Пушкин и Белинский называли «Недоросль» «народной комедией», которая справедливо рассматривалась в одном ряду с такими яркими явлениями реализма, как «Горе от ума» Грибоедова и «Ревизор» Гоголя.

Главный конфликт социально-политической жизни России — произвол помещиков, поддерживаемых высшей властью, и бесправие крепостных крестьян — становится темой комедии. В драматическом сочинении эта тема с особой убедительностью раскрывается в развитии сюжета, в действии, в борьбе. Единственным драматическим конфликтом «Недоросля» является борьба прогрессивно настроенных передовых дворян Правдина и Стародума с крепостниками — Простаковыми и Скотиниными.

В комедии Фонвизин показывает пагубные следствия рабовладения, которые должны подтвердить зрителю моральную правоту Правдина, необходимость борьбы с Простаковыми и Скотиниными. Рабство превращает крестьян в холопов, убивая в них все человеческие черты, все достоинство личности. Фонвизин создал образ огромной художественной силы — рабы Еремеевиы. Но рабство растлевает и самих помещиков, — делает второй вывод Фонвизин. Писатель сурово и беспощадно показывает, как русские помещики превращаются в Скотининых, как, утрачивая честь, достоинство, человечность, становятся жестокими палачами окружающих их людей.

Второй темой «Недоросля» и явилась борьба дворянских просветителей с крепостнической политикой деспотического правительства Екатерины II после разгрома пугачевского восстания. В лице Правдина и Стародума Фонвизин впервые изобразил подлинно русских положительных героев, которые действовали, осуществляя свои идеалы на практике.

Правдин не только возмущается поведением Простаковой, но предпринимает реальные меры к ограничению власти помещицы и, как мы знаем по финалу пьесы, достигает этого. Правдин действует так потому, что убежден — его борьба с рабовладельцами, поддержанная наместником, у которого он служит, есть «исполнение тем самым человеколюбивых видов вышней власти», то есть Правдин глубоко верит в просвещенный характер екатерининского самодержавия. Фонвизин заставляет Стародума разъяснять не только Правдину, но и зрителям, что вера в Екатерину бессмысленна, что легенда о ее просвещенном правлении лжива, что именно Екатерина утвердила деспотический образ правления, что благодаря ее политике может процветать в России рабство, могут хозяйничать жестокие Скотинины и Простаковы, которые прямо ссылаются на царские указы о вольности дворянства. Так мысль, что в преступлениях Простаковых и Скотининых виновата Екатерина, положенная в основание «Недоросля», придавала комедии особую политическую остроту.

Фонвизин, обратившись к жанру комедии, использовал опыт европейской драматургии и, в частности, опыт изображения человека в «слезной комедии» Дидро. В «Недоросле», как и у Дидро, а позже и у Бомарше, в центре комедии — семья. Но Фонвизин уже не ограничивается бытовой характеристикой своих героев, не замыкается в семейных отношениях, умея за точно выписанным интерьером помещичьего дома увидеть экстерьер человеческой судьбы в обществе. Семейный конфликт уходит на периферию сценического действия, выполняя сатирико-комическую функцию. Его место занимает конфликт политический и социальный между Правдиным и Стародумом, с одной стороны, и Простаковой, Скотининым — с другой. В частном доме в миниатюре разыгрывалась та идейная борьба, которая проходила внутри дворянства между лучшими людьми господствующего сословия, стоявшими на просветительских позициях, и помещиками-рабовладельцами. Эти «лучшие люди» — не поэтическая фикция, они не абстрактные носители добродетелей, но реальность, объективный факт русской действительности. Стародум ненавидит деспотизм самодержавной власти Екатерины, он враг рабства. Осознание своих гражданских обязанностей перед отечеством, своей «должности», «неустрашимость» в ее исполнении — это и есть, по Фонвизину, главные черты личности Стародума. Внеэгоистическая самореализация личности обусловила ее высокую духовность, общественный характер ее эмоций, ее мораль и гражданскую активность.

Все это делало «Недоросль» новаторским произведением. Гоголь, автор «Ревизора», внимательно изучавший предшествующую литературу и чутко улавливавший близкие ему традиции, увидел это близкое в том, что сделали до него авторы «Горя от ума» и «Недоросля». Одобрив изгнание Фонвизиным и Грибоедовым из своих комедий любовной интриги и семейной проблематики, он писал: «Содержанье, взятое в интригу, ни завязано плотно, ни мастерски развязано. Кажется, сами комики о нем не много заботились, видя сквозь него другое, высшее содержание и соображая с ним выходы и уходы лиц своих»[1].

«Высшее содержание» и было тем новым, что внес Фонвизин в реалистическую комедию, изменив ее жанровую природу. И опять же Гоголь дал точное и лаконичное определение новаторского характера комедий Фонвизина и Грибоедова: «Их можно назвать истинно общественными комедиями, и подобного выраженья, сколько мне кажется, не принимала еще комедия ни у одного из народов»[2].

В пору работы над «Недорослем» Фонвизин завершил свое первое оригинальное прозаическое сочинение в жанре просветительского путешествия. В 1778–1779 годах писатель ездил во Францию и свои впечатления об увиденном, свое художественное исследование политической и социальной жизни Франции, быта и нравов французского дворянства изложил в «Записках первого путешествия» (написанных в форме писем своему другу П. И. Панину). Плод точных и трезвых наблюдений — «Записки» впервые давали русскому читателю правдивую картину быта и нравов, политического и экономического положения страны, культуры и жизни французского общества накануне буржуазной революции. Фонвизин увидел Францию, изнывающую под тираническим режимом Людовика XVI, опутанную властью всесильных фаворитов, продажных воров-чиновников. Его письма из Франции — это страстное обвинение деспотического правления французского короля и развращенного паразитической жизнью дворянства. Белинский точно уловил это глубокое общественное содержание писем Фонвизина, вошедших в «Записки»: «Читая их, вы чувствуете уже начало французской революции в этой страшной картине французского общества, так мастерски нарисованной нашим путешественником»[3].

Художественному исследованию русской жизни посвящено «Повествование мнимого глухого и немого» — новый опыт Фонвизина в жанре просветительского путешествия. До нас дошли только первые главы, напечатанные в 1783 году, — большая часть «Повествования», запрещенная императрицей, до сих пор не разыскана. Поражает необычный и обширный замысел писателя — нарисовать перед читателем картины жизни провинциальной России, создать галерею образов русских помещиков, запечатлеть нравственный мир русских людей.

Творчество Фонвизина запечатлело беспрестанные поиски писателем новых форм, новых средств художественной выразительности, новых жанров. После опытов в жанре просветительского путешествия он на историческом материале пишет остро-политическую повесть-памфлет «Каллисфен», а затем приступает к подготовке особого типа журнала, своеобразного романа в письмах, с центральным героем Стародумом, по имени которого и называется это произведение — «Друг честных людей, или Стародум». Да, героем избран так полюбившийся публике центральный персонаж «Недоросля». Со страниц комедии Стародум выходит на арену общественной жизни, соглашается «помогать» Фонвизину в издании его журнала, отвечает на письма и в этих ответах излагает широкую программу деятельности русских писателей, высказывает свои нравственные убеждения, в которых запечатлелся кодекс правил честного человека и гражданина.

Последние годы Фонвизин работал над своими автобиографическими записками — «Чистосердечным признанием в делах моих и помышлениях». «Признание» написано вслед за гениальной книгой Руссо «Исповедь», с первой частью которой Фонвизин познакомился еще во время пребывания в Париже. В письме П. И. Панину он с удивительной проницательностью определил новаторство книги Руссо, открывшего сложность и противоречивость человеческого характера, сумевшего сказать беспощадную правду о себе, о своих думах, делах и чувствах.

Открытие великого французского писателя было усвоено и принято Фонвизиным. Оттого, определяя свое намерение, он писал: «Чистосердечно открою тайны сердца моего». Однако он не собирался подражать «Исповеди», «Чистосердечное признание» — это попытка по-своему решить жанр исповеди, с такого силою искусства утвержденный в литературе Руссо. Фонвизин не мог примириться с той некоторой односторонностью изображения человека, которая присуща «Исповеди». Он видел человека иначе — не только со стороны сердца, но и со стороны его связей с миром всеобщего. Фонвизинский идеал человека-деятеля, выработанный русским Просвещением, требовал и иных форм выражения его душевного богатства.

6

В 1780-е годы работал над своими произведениями и писатель-революционер Радищев. Только три прозаических сочинения Радищева попали в руки читателя и стали событием литературной жизни, укрепив позиции просветительского реализма. Это очерк, посвященный открытию памятника Петру I работы Фальконета — «Письмо к другу, жительствующему в Тобольске» — первое произведение в русской литературе, посвященное «медному всаднику». Автобиографическая повесть «Житие Ф. В. Ушакова», посвященная рано умершему другу Радищева, с которым он учился в Лейпцигском университете. И главная книга писателя — «Путешествие из Петербурга в Москву», — напечатанная им в своей домашней типографии.

Произведения эти, разные по темам и жанрам, объединены общим пафосом писателя-революционера. Этим пафосом была идея протеста. Действительность, по Радищеву, при всей бесчеловечной социальной системе угнетения и порабощения человека, исполнена поэзии. В человеке сосредоточена наивысшая поэзия жизни. И прежде всего, — в человеке свободном. Радищев стремится открыть поэтического человека, а таким для писателя-революционера был человек протестующий. Создание образа человека, который в борьбе и протесте осуществляет себя как личность, и было художественным открытием Радищева-реалиста.

«Путешествие из Петербурга в Москву» — книга, посвященная проблемам будущей русской революции. Именно поэтому ее героем стал народ — движущая сила этой революции — и передовой дворянин, порывающий со своим классом, получающий благословение от крепостных крестьян и становящийся в ряды «прорицателей вольностей». Единым сюжетом «Путешествия» является история человека, познавшего свои политические заблуждения, открывающего правду жизни, новые идеалы и «правила», ради которых стоило жить и бороться, история идейного и морального обновления путешественника.

В этом обновлении огромную роль играют встречи с народом. Так в книгу вторгается народ, русский крепостной крестьянин, постепенно занимая центральное место в повествовании. Народ нарисован в «Путешествии» так, как он еще никогда не изображался ни в русской, ни в мировой литературе. Крепостничеству и самодержавию Радищев дает политическую оценку. Он стремится открыть путь изменения существующего несправедливого социального и политического строя. Путь этот — революция, творимая самим закрепощенным народом. Радищев доказывал, что свободы можно ждать только от «самой тяжести порабощения». Эта убежденность и определяла новую природу радищевской эстетики, новый характер образов людей из народа. Потому, создавая образ русского бурлака, Радищев может утверждать, что именно он, бурлак, русский крестьянин, «многое может решить доселе гадательное в истории российской».

Образ бурлака открывает галерею крестьян радищевского «Путешествия». В главе «Любань» описывается встреча с пашущим крестьянином. Несмотря на бедность, крестьянин из Любани полон достоинства. Он не плачется на свою судьбу, а судит жестокого барина. В нем нет ни капли смирения и униженности. Еще более характерна встреча путешественника с крепостной девушкой Анютой из деревни Едрово. Несмотря на бедность, на сиротство, на рабское положение, Анюта независима, горда, исполнена нравственной красоты и силы, источником же этой силы, основой ее жизненного поведения является труд. В деревне Городне путешественник встречает рекрута-крепостного, волею «человеколюбивого помещика» получившего образование. Дремавшие в этом человеке силы, таланты и способности были разбужены воспитанием, самосознание выросло. Проснувшееся в нем человеческое достоинство делает его активным, смелым. Он грозно предупреждает своего мучителя, нового помещика: «…не доводи до отчаяния души… страшись!» Рядом с образом крепостного интеллигента Радищев создает образ Ломоносова, сына холмогорского рыбака. Великий деятель русской национальной культуры — неопровержимое свидетельство талантливости русского трудового народа, его огромных потенциальных сил, его способности к созидательному государственному творчеству.

Когда Радищев писал «Путешествие из Петербурга в Москву», перед его глазами стоял опыт пугачевского восстания, в ходе которого простой казак Пугачев стал вождем народа, крепостной Хлопуша — великолепным организатором восстания, рабочий Белобородов — начала ником артиллерии. История подтверждала важный философский вывод Радищева, что «обстоятельства делают великого мужа». Наиболее благоприятствующими обстоятельствами являются восстания и революции. Вот почему в русских крепостных крестьянах, людях, отягощенных рабством, сведенных на положение «тяглового скота», Радищев сумел увидеть ту дремлющую до случая силу, которая сделает каждого из них «истинным сыном отечества», патриотом, деятелем революции. Сила, обаяние и нравственная красота русских крепостных радищевского «Путешествия» в том и состоит, что мы чувствуем в каждом из них будущего деятеля, освободителя России.

Эта особенность радищевского подхода к крестьянам проявилась и в изображении народной массы. Крестьяне даны в действии, в борьбе за свои права. Впервые мы сталкиваемся с действующим народом в главе «Зайцово», где крепостные, «доведенные до отчаяния» своим мучителем, обрушили на него свое мщение. В главе «Хотилов» прямо говорится о пугачевском восстании, в котором участвовали десятки тысяч крестьян, одушевленных желанием «освободиться от ига своих властителей». В оде «Вольность», частично включенной в «Путешествие», Радищев рисует картины английской, а также происходившей в его время американской и будущей (через сто лет, как пророчески писал поэт) русской революций. Радищев показывает, как революции преображали народы, делая из рядовых участников битвы за свободу «великих мужей», пламенных мстителей, духовно богатых людей. На долю Радищева выпала историческая задача — осмыслить опыт русского народа в его неустанной многовековой борьбе за свою свободу. Это и было исполнено в его мятежной книге — «Путешествие из Петербурга в Москву».

Жанр «путешествий» получил в XVIII веке широкое распространение. Этим он обязан английскому писателю Л. Стерну; его «Сентиментальное путешествие», став манифестом нового направления — сентиментализма, — породило традицию: сентиментальные путешествия появились во многих национальных литературах. Первое «путешествие» в русской литературе было написано Новиковым в 1772 году — «Отрывок путешествия в ***». Неизвестно, знал ли Новиков произведение Стерна, но он внес принципиальные изменения в этот жанр, определив совершенно новую традицию — просветительского путешествия. Она была продолжена Фонвизиным («Записки первого путешествия», «Повествование мнимого глухого и немого»), Радищевым («Путешествие из Петербурга в Москву»), и в начале XIX века — С. Ферельцтом («Путешествие критики») и Ф. Глинкой («Письма русского офицера»).

Суть перестройки сводилась к освобождению жанра от навязанной и несвойственной ему функции быть интимным дневником, в котором бы регистрировались переживания, чувства и эмоции автономной личности, оторванной от действительности.

Русские писатели-просветители поняли, что «путешествие» в его реальном смысле и значении открывает перед человеком возможность вырваться из сферы семейных отношений и выйти на широкую дорогу жизни, помогает установлению естественных связей с миром всеобщего. Реалистическая структура позволяла им раскрыть внутреннее единство между формой «путешествия» и его содержанием, которое вытекало из замысла: показать воспитание человека жизнью.

С наибольшей полнотой художественная особенность просветительского путешествия получила выражение в радищевском «Путешествии из Петербурга в Москву». Книга эта — не исповедь Радищева, а особый тип воспитательного романа, раскрывший духовную драму одного из тех, кто принадлежал к лучшим людям из дворянства.

Первой и важной особенностью «Путешествия» Радищева является создание объективного образа героя-путешественника, реального характера дворянина, разрывающего идейные и социальные связи со своим классом и переходящего в лагерь просветителей, обретающего веру в революционный путь преобразования России. Второй признак реалистического «путешествия» — сюжетность. Радищевская книга, в отличие от «Сентиментального путешествия» Стерна, имеет единый сюжет. Третья важная особенность преобразованного жанра — раскрытие роли обстоятельств, среды в формировании сознания, нравственности, характера человека.

В образе путешественника полнее всего выражен радищевский идеал человека. Писатель вводит героя в гущу жизни, но он свободен от эгоистических интересов и поисков житейского благополучия. Да и сама эта жизнь предстает не в бытовой пошлости, но раскрывается в своей сути — в социальных, общественных и политических противоречиях. Путешественник Радищева — общественный человек, ему чужд эгоизм. Его нравственный кодекс сформулирован с поразительной четкостью: «Я взглянул окрест меня — душа моя страданиями человечества уязвленна стала». Способность уязвляться страданиями других и определила всю духовную жизнь личности. Личность не просто стала жить интенсивной нравственной жизнью — изменилось качество жизненных идеалов, характер ее эмоций — они приобрели социально-общественный характер.

Герой Радищева живет не сердцем, а умом. В этом сказался просветительский рационализм. Оттого духовная эволюция путешественника раскрыта не психологически (как это позже сделает Грибоедов при обрисовке образа Чацкого), а логически. Отсюда — некоторая его схематичность, строго обозначенная последовательность духовных испытаний, встречающихся во время путешествия. Его путь — от заблуждений к истине — прочерчен с такой же ясностью, как и тракт от Петербурга до Москвы, по которому он едет.

Разум является поводырем в поисках истины. Идейные искания определяют эволюцию путешественника, его духовное обновление. Место действия героя — большая дорога, которая ведет его в гущу народной жизни, навстречу обездоленным и бесправным крестьянам. Его связь с этим миром — сочувствие страданиям масс, протест против рабства.

7

Конец 1780-х годов ознаменовался небывалой активностью русских просветителей. Но их творческая работа проходила в условиях начавшегося террора полицейского государства Екатерины II и завершилась трагически. Именно в это время на общественную арену вышел новый деятель, талантливый молодой писатель-просветитель — Иван Крылов, во многом обязанный своим старшим предшественникам. В 1789 году, продолжая традицию сатирических журналов Новикова, он издает сатирический журнал «Почта духов». Собственно, это не столько журнал, сколько единая по идейной направленности, по композиции и жанру книга, написанная одним человеком, разделенная на части, которые выходили раз в месяц. Книга состояла из писем-отчетов различных духов волшебнику и «арабскому» философу Маликульмульку. В отчетах раскрывалась остроумно и резко сатирически написанная картина жизни русского государства и его столицы. Двадцатилетний писатель в год французской революции беспощадно обличает вельмож и придворных аристократов, судей и чиновников за их беззакония и взяточничество нападает на царскую власть и столичное дворянство, смело обнажая развращенные нравы благородного сословия. Молодой писатель проявил не только незаурядное мужество, но и блистательный талант сатирика: он создал мастерские портреты обличаемых и живые сцены нравов, выработал свой индивидуальный стиль, характеризуемый убийственной иронией и сарказмом, остроумной, лаконично точной фразой.

В 1792 году, объединившись со своими друзьями-единомышленниками, Крылов издает новый журнал «Зритель». Два произведения, напечатанные в журнале, самые радикальные по содержанию и блестящие по форме, принадлежали Крылову. Это — восточная повесть «Каиб» и «Похвальная речь в память моему дедушке»; в первой обличалось самодержавие, в «Похвальной речи» — крепостное право.

«Каиб» написан в традиции европейско-просветительской философской повести. Своеобразие повести — в ее острополитическом и сатирическом содержании. Крылов — сторонник просветительской концепции просвещенного абсолютизма. Оттого он в конце повести показывает прозрение Каиба, который во время тайного путешествия по стране узнает всю горькую правду о своем деспотическом правлении. Но пафосом повести было не прославление просвещенного монарха, а гневный показ жестокого и бесчеловечного правления Каиба. Восточный колорит помогал обмануть цензуру и под видом царства Каиба изобразить порядки Российской империи. Повесть превратилась в яркий и смелый памфлет на русское самодержавие, на Екатерину и ее двор.

«Похвальная речь…» так же, как и повесть «Каиб», памфлетна. Но по форме — это пародия на жанр официальных (чаще всего церковных) поминальных речей. Избрание формы пародии не было случайностью: Крылов в данном случае следовал характерно-русской традиции — книжной и фольклорной. Новиков в «Трутне» и «Живописце» пародировал с сатирической целью газетные жанры. Фонвизин в журнале «Собеседник любителей российского слова» напечатал пародию на церковные поучения — яркую сатиру на сельских попов — «Поучение, говоренное в духов день», а в свой журнал «Друг честных людей, или Стародум» включил блистательную сатиру на Екатерину II и ее двор — «Придворную грамматику», пародию на школьные грамматики. В демократических кругах городов и в солдатской массе ходили списки многочисленных «Челобитных в небесную канцелярию». Безымянные авторы «Челобитных» гневно протестовали против угнетения и беззакония начальства, скорбно перечисляли те тяготы и издевательства, которым подвергался народ. По форме эти «Челобитные» были пародиями на официальные прошения.

Крылов, используя прием пародии, создает колоритный портрет «дедушки» — невежественного помещика-деспота, всесильного повелителя отданных ему в рабство крестьян, глупого и тупого барина, проводящего свою жизнь в пьянстве и азартной псовой охоте. Памфлетность и пародийность не помешали Крылову в «Похвальной речи…» создать правдивый образ типично русского помещика и тем самым осудить крепостничество, порождением которого и был «дедушка».

От года к году рос и совершенствовался талант Крылова-прозаика. Успехи молодого писателя были многообещающими. Но его деятельность была также насильственно прекращена — в 1792 году он подвергся гонениям, а в следующем, 1793 году вынужден был прекратить литературную работу и покинуть столицу.

В 1790-е тоды замолкли голоса просветителей. В литературе стало утверждаться новое направление — сентиментализм, вождем которого в России выступил молодой талантливый писатель Николай Карамзин.

Сентиментализм — передовое, вдохновленное просветительской идеологией, искусство — утверждался и побеждал в Англии, Франции и Германии. Формирование этого направления, проходившее одновременно с зарождением реализма, сопровождалось борьбой с классицизмом, в спорах и полемике рождалась эстетическая теория, враждебная нормативной поэтике, создавались произведения, по-новому изображавшие жизнь и человека. Опираясь на просветительскую философию, сентиментализм, как и реализм, провозглашал внесословную ценность человека, воспитывал чувство достоинства и уважения к своим силам, способностям и талантам, к своему чувству. Именно потому он способствовал известной демократизации литературы.

Но между этими двумя направлениями были и существенные отличия, определявшиеся разными методами изображения человека. Реализм, раскрывая личность, связывал ее с окружающим миром, показывал зависимость и обусловленность ее характера и нравственного кодекса обстоятельствами бытия. Сентиментализм, превознося человека, погружал читателя в мир нравственной жизни своего героя, изолировал человека от жизни, обстоятельств, быта. Этот герой противопоставляет имущественному богатству и благородству происхождения богатство чувства, нравственной жизни, но он лишен боевого духа. Он — не протестант, а беглец из реального мира, в жестокой феодальной действительности он оказывался жертвой. Зато у себя дома, у очага, в своем уединении, в своих страстях и переживаниях он велик, ибо, как утверждал апостол европейского сентиментализма Руссо, — «человек велик своим чувством». Потому сентиментальный герой не просто нравственно свободный человек и духовно богатая личность, но это еще частный человек, бегущий из враждебного ему мира, не желающий бороться за свою действительную свободу в обществе, пребывающий в своем уединении, стремящийся в любви, семейных радостях обрести счастье, умеющий, в случае его крушения, в самом страдании обрести радость наслаждения своим неповторимым «я».

Подобные черты европейского сентиментализма вызвали интерес у той части русского дворянства, которая, находясь в оппозиции к екатерининскому самодержавству с его жестокой политикой рабовладения, никогда не вступала в борьбу с ним. Развивая слабые стороны нового направления, затушевывая его антифеодальную направленность, принимая лишь идею личности, умеющей в уединении, вдали от общественного и социального зла находить счастье не только в дружбе и любви, но и в «мучительной радости», группа писателей в эпоху реакции, наступившей после подавления восстания Пугачева, объявила себя последователями модного в Европе направления. В 1790-е годы сентиментализм стал господствующим направлением. Наиболее одаренный писатель из этой группы — Карамзин — стал его идейным вдохновителем.

Философия и литература французского и немецкого Просвещения определила эстетические убеждения юного Карамзина. Просветители разбудили у писателя интерес к человеку как духовно богатой и неповторимой личности, чье нравственное достоинство не зависит от имущественного положения и сословной принадлежности. Идея личности стала центральной в творчестве Карамзина. Но как истый дворянский идеолог, Карамзин не принял идеи социального равенства людей — центральной в просветительской идеологии. С юношеских лет и до конца жизни он остался верен убеждению, что неравенство законно и необходимо, что в реальных условиях России того времени оно даже благодетельно. Но под влиянием политических и социальных обстоятельств крепостной России Карамзин делает уступки просветительству и признает моральное равенство людей, постоянно утверждая в своих произведениях, что «мы живем в печальном мире», где господствует зло и насилие, где нет счастья человеку.

Зрелый этап творчества Карамзина начинается с 1791 года, когда, после возвращения из заграничного путешествия, он поселяется в Москве и приступает к изданию «Московского журнала». Журнал стал идейно-эстетическим центром русского сентиментализма, вокруг которого молодой литератор объединил всех своих единомышленников. Главное место в «Московском журнале» занимали сочинения самого Карамзина. Его проза (повести и «Письма русского путешественника», которые печатались в 1791–1792 годах) стала центральным событием литературной жизни последнего десятилетия века.

«Письма» — художественная обработка путевых впечатлений писателя, дневниковый рассказ о виденном и пережитом во время путешествия по Германии, Швейцарии, Франции и Англии. «Письма» примыкали к сложившемуся в Западной Европе новому жанру сентиментальной литературы и во многом продолжали опыты Стерна.

Особенно полюбились читателю повести Карамзина. В «Московском журнале» были напечатаны «Бедная Лиза», «Наталья, боярская дочь», «Деревня», «Фрол Силин, благодетельный человек». Повести Карамзина явились новым словом в литературе: в них говорилось о русской жизни, о современности (за исключением «Натальи, боярской дочери», построенной на условном историческом материале), о нравственной жизни простых людей — крестьян Лизы и Фрола. Но главное, в повестях впервые не пересказывались античные или восточные сюжеты, повесть, как жанр, перестала быть сатирической или авантюрной. Карамзин создал новый тип повести, в которой, по словам Белинского, «как в зеркале верно отражается жизнь сердца, как ее понимали, как она существовала для людей того времени»[4].

«Чувствительность» — так на языке XVIII века определяли главное достоинство и особенность повестей Карамзина. Писатель учил сострадать людям, обнаруживал в «изгибах сердца» «нежнейшие чувствия», погружал читателя в напряженную эмоциональную атмосферу «нежных страстей». «Чувствительным», «нежным» и называли Карамзина.

Трагизм жизни человека — вот что прежде всего обнаружит современный читатель в повестях Карамзина, вот что привлечет его внимание.

Повести «Бедная Лиза» и «Остров Борнгольм» посвящены традиционной любовной теме, истории чувства двух любящих существ. Но при решении этой темы Карамзин разрушил каноны любовной повести. Его герои ищут счастья в любви, но, странное дело, чувства их лишены камерности, они живут даже не в привычных домашних условиях, а в большом и жестоком мире, оказавшись втянутыми в какой-то непостижимый для них конфликт с действительностью. Бесчеловечный, фатальный закон этой действительности лишает их счастья, делает жертвами, обрекает на гибель или постоянные страдания. Герои Карамзина словно люди, потерпевшие кораблекрушение, выброшенные на суровый и дикий берег, одинокие на безлюдной земле.

Конфликт «Бедной Лизы» порожден действительностью, ее противоречиями. До Карамзина он использовался в любовной песне, которая широко была распространена в 1780-е годы. Сюжетно «Бедная Лиза» оказывалась близкой этой песне: дворянин Эраст и крестьянка Лиза любят друг друга. Вывод Карамзина — «и крестьянки любить умеют» — был обобщением этического кодекса песни. Но оптимизм песни был ему чужд — любовь не принесла счастья Лизе. Эраст бросил ее. Показывая гибель Лизы, писатель отказывается от исследования причин ее несчастья, стремится уйти от вопроса — кто виноват? Страданье есть — виновных нет, — констатирует он, стремясь все объяснить фатальным законом господствующего в мире зла.

С еще большей обнаженностью этот фатальный закон, обрекающий человека на страдание и гибель, раскрыт в повести «Остров Борнгольм». Она написана в стиле раннего романтизма — отсюда таинственность места действия: заброшенный в море остров с экзотическим названием, средневековый замок, подземелье, где томится за неизвестную вину молодая женщина, непоследовательность в развитии сюжета, намеки повествователя как стилистический принцип рассказа.

Второй герой повести — несчастный юноша, насильственно разлученный со своей возлюбленной, поет печальную песню, в которой рассказывает историю своей трагической любви к Лиле. Он пытается отстоять свое право на счастье, ссылаясь на природу: «Природа! ты хотела, чтоб Лилу я любил!» Но «законы», люди осуждают их страсть, объявляют ее преступной. Что же это за «власть», которая «сильнее» любви? Какие «законы» могущественнее велений природы? Кто создает и управляет этими законами? Карамзин не отвечает на эти вопросы, отказывается дать оценку этим «законам» — он лишь констатирует их неумолимое действие.

Карамзин испытывал страх перед социальными противоречиями России, перед действительностью, в которой торжествовала грубая сила, отнимавшая у человека право на счастье. Но он не был борцом, он осуждал революции. Любя человечество, писатель в своих первых повестях, пронизанных духом фатализма, в конечном счете оправдывал насилие, проповедуя смирение, поэтизируя превращение человека в жертву. Попытка уйти от противоречий русской общественной и государственной жизни в мир нравственный не принесла ему спасительного выхода.

Перелом в убеждениях Карамзина произошел к началу нового, XIX столетия. Преодоление кризиса 1790-х годов привело к отказу от субъективистской эстетики, оправдывавшей его пассивность, к формированию новых убеждений. Теперь Карамзин заявляет, что художник, писатель должен быть «органом патриотизма». Он отвергает культ уединения, когда-то им страстно отстаиваемый, полагая, что человек должен утверждать себя в жизни не в нравственной сфере, но в исполнении и своего общественного, и патриотического долга перед отечеством. Правда, Карамзин и в эти годы не видит возможностей преодоления противоречий современной жизни. Оттого он обращается к истории России, пытаясь отстоять свои этические идеалы на материале прошлого. Писатель стал изображать «героические характеры», которыми так богата история России.

Следуя новой программе, Карамзин с 1804 года целиком отдастся сбору материалов для написания своего капитального труда — «Истории Государства Российского». «Истории» предшествовала повесть «Марфа Посадница», и связанная в чем-то с прежними взглядами писателя, и отражавшая новые стороны его таланта, его новой философии истории. В центре повести — конфликт между Новгородом, отстаивающим свою свободу, и самодержавием, противником этой свободы, конфликт, мужественно обнаженный писателем.

Потому важное место в повести занял идейный поединок посланника Иоанна боярина Холмского и посадницы Марфы, происходящий публично, на новгородском вече. Речи обоих противников выписаны с замечательным мастерством. И трагизм поединка в том, что каждый оказывается у Карамзина правым, у каждого своя правда, которая подтверждается историей. Прав Холмский, требуя от новгородцев отказаться от своей независимости и подчиниться Иоанну во имя России. Права и Марфа, отстаивающая святыню Новгорода — его свободу, его республиканский строй, поскольку именно свобода Новгорода была источником счастья и благоденствия народного.

На примере истории Карамзин вновь хочет убедить читателя, что человек не властен над обстоятельствами своей политической жизни, не может жить по тем «древним уставам», которые несут ему благо, что он оказывается слепым орудием некоей необходимости, которая повелевает одним мужественно отстаивать свою свободу и погибать в неравной борьбе с самодержавной властью, а другим — смело сокрушать свободу Новгорода и, выполняя долг, распространять рабство на жителей вольного города. Убеждая читателя в действии этого закона, Карамзин не славит грубую силу самодержавия, но скорбит о судьбе побежденных. Новгородцы правы, когда защищали свои «древние уставы», и виноваты, когда ослушались воли русского монарха.

Политические и философско-исторические взгляды Карамзина обуславливали все его творчество. Но повести не были их прямой иллюстрацией. Художественное исследование действительности оказалось более глубоким и емким, характеры, созданные писателем, несли по сравнению с логической схемой более содержательную информацию об условиях жизни человека в России. Повести потому и запечатлели трагизм русской жизни, любовь писателя к человеку. Карамзин-художник не мог не видеть реальные, земные контуры того «закона», который губил его героев. Как ни убегал он от реальной жизни с ее противоречиями, она вторгалась в его произведения, например в повесть «Бедная Лиза». Пусть без акцента, пусть в намеках, но драма Лизы оказалась обусловленной действием закона социального неравенства.

Обращаясь к истории, Карамзин с интересом исследовал героическую жизнь известных деятелей, стремясь понять и разгадать тайну русского национального характера. Оттого пафосом повести «Марфа Посадница» оказался показ активных, деятельных людей — борцов за свободу, за свои идеалы. Идея смирения и покорности не получила подтверждения на материале истории. Дух мятежности ворвался в повесть. Устами Марфы провозглашен новый идеал человека, человека активного, сознающего, что его судьба, его будущее зависит во многом и от него самого, от его поведения, от его борьбы с «обидчиками». «Судьба людей и народов есть тайна провидения, но дела зависят от нас единственно». «Человек волен только в своих делах и чувствах». Главной победой художника стал образ Марфы, которая изображена героической россиянкой, «вышедшей из домашней неизвестности на театр народной жизни» — театр отважной борьбы за новгородскую республику и свободу народа.

8

Современный читатель, знакомясь с русской прозой XVIII века, обратит внимание на ее жанровое своеобразие. Вместо привычных и традиционных форм романа, повести, рассказа и очерка он встретит «путешествие», «письмо», «восточную» или философско-политическую повесть, особого типа комедию. И это в ту пору, когда в литературе Западной Европы бурно развивался роман — и уже не авантюрный, но семейный, любовный, — роман карьеры, роман-исповедь, с одной стороны, и семейная, «мещанская драма» и «слезная комедия» — с другой.

Русские писатели отлично знали романы Дефо и Ричардсона, Фильдинга и Стерна, Руссо и Гете, семейную драму Дидро, Бомарше и Мерсье, знали, высоко ценили, но шли своим путем. Объяснялось это различием социальных условий России и Западной Европы.

В XVIII веке буржуазные отношения, вызревавшие в недрах феодализма, в некоторых странах, и прежде всего в Англии и Франции, достигли высокого уровня. С самого своего появления на исторической сцене буржуазия порождала в обществе «…всеобщую борьбу человека против человека»[5]. Именно поэтому буржуазия как основу своей морали выдвигала эгоизм, который, по словам Маркса, есть в буржуазном обществе «необходимая форма самоутверждения индивидов»[6].

Западноевропейский реализм (а в известной мере и сентиментализм) показал, что эгоистический путь самоутверждения личности, живущей в буржуазном обществе, был определяющим. Он был обнаружен литературой в реальной практике человека, вынужденного жить в условиях жестокой борьбы за существование в капиталистическом мире, основанном на частной собственности к власти чистогана. Тем самым человеку была навязана необходимость постоянно сражаться за свое благополучие. Одинокий, он оказывался противопоставленным всему страшному и враждебному ему миру. Война становилась главной формой связи людей. В войне побеждали сильные. Отсюда — романы карьеры и приключений, в которых раскрывалась судьба личности, умеющей постоять за себя, добиться успеха и прежде всего богатства — условия ее независимости и счастья.

Героем оказывался и человек третьего сословия, уже добившийся известного достатка, известного уровня денежной обеспеченности. Тогда он отъединялся от общества, замыкался в своем очаге, в своей семье. Так появились семейные и любовные романы (чаще всего они писались сентименталистами), семейная, мещанская драма и «слезная комедия». Сосредоточенность на всем своем — очаге, семье, любви, переживаниях — превращала такого героя, общественного человека по своему положению, в частного человека, равнодушного к судьбам других людей, к их жизни, к социальным и политическим обстоятельствам родины.

Иными были условия социальной и политической жизни в России. Буржуазия не занимала господствующего положения и практически никакого влияния на общественную жизнь не оказывала. Главным противоречием самодержавно-крепостнического государства было противоречие между закрепощенными крестьянами и помещиками. Нараставшая антифеодальная борьба привела к расколу дворянства, и на историческую арену вышли лучшие люди из дворянства, став в ряды просветителей. Различие идеалов жизни формировало отличные друг от друга нравственные кодексы этих групп дворянства. Крепостник, в силу данного ему права владеть себе подобными людьми, «утверждал» себя как помещика, паразитизм существования обуславливал все его представления о жизни и морали. Просветитель осуждал крепостное право, считал его безнравственным, боролся с рабством, утверждая свою личность именно в борьбе за счастье и свободу других людей.

Писатели-просветители выставили на позор русского помещика. Но они сумели открыть в той же действительности и здоровые силы нации, не зараженные эгоизмом и отвергающие паразитизм. Их вдохновил тот идеал человека, который складывался в ходе исторической жизни русского народа. Им был деятель, сделавший бесконечно много для своего отечества. Обобщение жизни многих реальных исторических деятелей России позволило просветителям XVIII века выработать меру оценки человека, которая была унаследована реалистами XIX века. Н. Чернышевский так определил ее: «…историческое значение каждого русского великого человека измеряется его заслугами родине, его человеческое достоинство — силою его патриотизма»[7].

Подобная, антибуржуазная в своей сущности, философия человека, иная мера оценки человека и его достоинства, закономерно приводила к пониманию, что единственным путем самореализации личности в условиях самодержавно-крепостнического государства является гражданское, общественное, патриотическое служение родине, борьба с социальным злом и политической несвободой, — то есть путь внеэгоистический. Это и обуславливало поиски просветителями новых сюжетов, новых жанров, их стремление к внутренней перестройке старых.

Литературная деятельность Новикова, Фонвизина, Радищева, Крылова и Карамзина знаменовала важные качественные перемены в новой русской литературе — произошло образование прозы. При всем своеобразии их прозаических жанров именно они закладывали фундамент, на котором усилиями гениальных писателей XIX столетия будет воздвигнуто величественное здание русской литературы.

Они начали традицию изображения народа. Ими выработан и художественно воплощен идеал человека-деятеля. Они первыми выдвинули задачу раскрытия «тайны национальности» и сделали попытки изображения национального характера. Писатели-просветители гневно осудили крепостное право, подчинив литературу борьбе за свободу закрепощенного народа. Ими запечатлен образ русского помещика, показано, как паразитизм жизни крепостников неумолимо вел их по пути нравственной гибели, к утрате всего человеческого. Новиков, Фонвизин и Радищев увидели начало этого процесса. Грибоедов, Пушкин и Гоголь, а потом и другие великие реалисты XIX века продолжили эту традицию, углубили ее, создав потрясающую галерею «мертвых душ».

Просветители-прозаики выступили зачинателями русского реализма. Их опыт, их достижения в построении характеров, их открытия в художественном исследовании действительности оказались нужными реалистам первой трети XIX века. Были продолжены и их жанровые поиски, преобразование структуры традиционных жанров. «Общественная комедия», созданная Фонвизиным, получила замечательное продолжение в творчестве Грибоедова и Гоголя. Превращение «путешествия» в своеобразный воспитательный роман, в котором осуществлялось воспитание человека жизнью, оценили и восприняли по-своему Пушкин и Гоголь. В «Евгении Онегине» не случайно появилась глава «Путешествие Онегина». Сюжет «Мертвых душ» развивается с учетом опыта жанра «путешествия».

Самобытный характер романа «Мертвые души» очевиден. Но между ним и «Путешествием из Петербурга в Москву» — исторически преемственная связь. Радищев нащупывал, искал, смело пробивался навстречу будущему. Гоголь написал гениальное произведение, опираясь уже на опыт всей предшествующей литературы. В его книге путешествует не только Чичиков, но, незримо для Павла Ивановича и всегда ощутимо и осязаемо для читателя, едет по Руси сам Гоголь. Это он встречает людей разных сословий, он познает жизнь «под углом ее запутанности», раскрывая читателю Россию помещичью, Россию чиновную, Россию народную.

Важнейшей чертой национального своеобразия русской литературы является ее связь с освободительным движением. И эта традиция сложилась в литературе XVIII века, в прозе просветителей прежде всего. Оттого с таким вниманием относились великие писатели к творчеству и деятельности своих предшественников. Для Пушкина Фонвизин — «друг свободы». О себе с гордостью говорил, что «вослед Радищеву» восславил он свободу.

Огарев в предисловии к сборнику «Русская потаенная литература» писал: «Обе струи — струя Радищева и струя Новикова — оживали с удвоенной силой и сливались в одну потребность положить начало гражданской свободы в России»[8]. Герцен, признавая свое духовное родство с Радищевым, утверждал, что идеалы Радищева — автора «Путешествия из Петербурга в Москву» — это его идеалы, идеалы декабристов. И далее свидетельствовал: «И что бы он (Радищев. — Г. М.) ни писал, так и слышишь знакомую струну, которую мы привыкли слышать и в первых стихотворениях Пушкина, и в «Думах» Рылеева, и в собственном нашем сердце»[9].

Г. Макогоненко

Загрузка...