Русские былины

А й на славноей московскоей на заставы

Стояло двенадцать богатырей их святорусскиих,

А по нёй по славной по московскоей по заставы

А й пехотою никто да не прохаживал,

На добром кони никто тут не проезживал,

Птица черный ворон не пролетывал,

А'ще серый зверь да не прорыскивал.

А й то через эту славную московскую-то заставу

Едет поляничища удалая,

А й удала поляничища великая,

Конь под нёю как сильня гора,

Поляница на кони будто сенна копна,

У ней шапочка надета на головушку

А й пушистая сама завесиста,

Спереду-то не видать личка румянаго

И сзаду не видеть шеи белоей.

Ена ехала, собака, насмеялася,

Не сказала божьёй помочи богатырям,

Она едет прямоезжею дорожкой к стольнё-Киеву.

Говорил тут старыя казак да Илья Муромец:

– Ай же братьица мои крестовыи,

Ай богатыря вы святорусьскии,

Ай вы славная дружинушка хоробрая!

Кому ехать нам в роздольице чисто поле

Поотведать надо силушки великою

Да й у той у поляници у удалою? —

Говорил-то тут Олешенка Григорьевич:

– Я поеду во роздольицо чисто поле,

Посмотрю на поляннцу на удалую. —

Как садился-то Олеша на добра коня,

А он выехал в роздольицо чисто поле,

Посмотрел на поляницу з-за сыра дуба,

Да не смел он к полянице той подъехати,

Да й не мог у ней он силушки отведати.

Поскорешенько Олеша поворот держал,

Приезжал на заставу московскую,

Говорил-то и Олеша таковы слова:

– Ай вы славныи богатыри да святорусьскии!

Хоть-то был я во роздольице чистом поли,

Да й не смел я к поляницищу подъехати,

А й не мог я у ней силушки отведати. —

Говорил-то тут молоденькой Добрынюшка:

– Я поеду во роздольицо чисто поле,

Посмотрю на поляницу на удалую. —

Тут Добрынюшка садился на добра коня

Да й поехал во роздольицо чисто поле,

Он наехал поляницу во чистом поли,

Так не смел он к поляницищу подъехати,

Да не мог у ней он силушки отведати.

Ездит поляница по чисту полю

На добром кони на богатырскоём,

Ена ездит в поли, сама тешится,

На правой руки у нёй-то соловей сидит,

На левой руки — да жавролёночек.

А й тут молодой Добрынюшка Микитинец

Да не смел он к полянице той подъехати,

Да не мог у ней он силы поотведати;

Поскорешенько назад он поворот держал,

Приезжал на заставу московскую,

Говорил Добрыня таковы слова:

– Ай же братьица мои да вы крестовыи,

Да богатыря вы славны святорусьскии!

То хоть был я во роздольице чистом поли,

Посмотрел на поляницу на удалую,

Она езди в поли, сама тешится,

На правой руки у нёй-то соловей сидит,

На левой руки — да жавролёночек.

Да не смел я к полянице той подъехати

И не мог-то у ней силушки отведати.

Яна едет-то ко городу ко Киеву,

Ена кличет-выкликает поединщика,

Супротив собя да супротивника,

Из чиста поля да и наездника,

Поляница говорит да таковы слова:

– Как Владымир князь-от стольнё-киевской

Как не дает мне-ка он да супротивника,

Из чиста поля да и наездника,

А й приеду я тогда во славный стольний Киев-град,

Разорю-то славной стольний Киев-град,

А я чернедь мужичков-тых всих повырублю,

А божьи церквы я все на дым спущу,

Самому князю Владымиру я голову срублю

Со Опраксиёй да с королевичной! —

Говорит им старый казак да Илья Муромец:

– А й богатыря вы святорусьскии,

Славная дружинушка хоробрая!

Я поеду во роздольицо чисто поле,

На бою-то мне-ка смерть да не написана;

Поотведаю я силушки великою

Да у той у поляницы у удалою. —

Говорил ему Добрынюшка Микитинец:

– Ай же старыя казак да Илья Муромец!

Ты поедешь во роздольицо чисто поле

Да на тыя на удары на тяжелыи,

Да й на тыи на побоища на смёртныи,

Нам куда велишь итти да й куды ехати? —

Говорил-то им Илья да таковы слова:

– Ай же братьица мои да вы крестовыи!

Поезжайте-тко роздольицом чистым полем,

Заезжайте вы на гору на высокую,

Посмотрите вы на драку богатырскую:

Надо мною будет, братци, безвременьице,

Так вы поспейте ко мни, братьица, на выруку. —

Да й садился тут Илья да на добра коня,

Ён поехал по роздольицу чисту полю,

Ён повыскочил на гору на высокую,

А й сходил Илья он со добра коня,

Посмотреть на поляницу на удалую,

Как-то ездит поляничищо в чистом поли;

Й она ездит поляница по чисту полю

На добром кони на богатырскоём,

Она шуточки-ты шутит не великии,

А й кидает она палицу булатнюю

А й под облаку да под ходячую,

На добром кони она да ведь подъезживат,

А й одною рукой палицу подхватыват,

Как пером-то лебединыим поигрыват,

А й так эту палицу булатнюю покидыват.

И подходил-то как Илья он ко добру коню

Да он пал на бедра лошадиныи,

Говорил-то как Илья он таковы слова:

– Ай же, бурушко мой маленькой косматенькой!

Послужи-тко мне да верой-правдою,

Верой-правдой послужи-тко неизменною,

А й по-старому служи еще по-прежнему,

Не отдай меня татарину в чистом поли,

Чтоб срубил мне-ка татарин буйну голову! —

А й садился тут Илья он на добра коня,

То он ехал по роздолью по чисту полю,

Й он наехал поляницу во чистом поли,

Поляници он подъехал со бела лица,

Поляницу становил он супротив собя,

Говорил ён поляници таковы слова:

– Ай же поляница ты удалая!

Надобно друг у друга нам силушки отведати.

Порозъедемся с роздольица с чиста поля

На своих на добрых конях богатырскиих,

Да приударим-ко во палиции булатнии,

А й тут силушки друг у друга й отведаём. —

Порозъехались оне да на добрых конях

Да й по славну по роздольицу чисту полю,

Й оны съехались с чиста поля да со роздольица

На своих-то конях богатырскиих,

То приударили во палици булатнии,

Ёны друг друга-то били по белым грудям,

Ёны били друг друга да не жалухою,

Да со всёю своей силы с богатырскою,

У них палицы в руках да й погибалися,

А й по маковкам да й отломилися.

А под нима-то доспехи были крепкии,

Ены друг друга не сшибли со добрых коней,

А не били оны друг друга, не ранили

И ни которого местечка не кровавили,

Становили добрых коней богатырскиих,

Говорили-то оны да промежду собой:

– Как нам силушка друг у друга отведати?

Порозъехаться с роздольица с чиста поля

На своих на добрых конях богатырскиих,

Приударить надо в копья в муржамецкии,

Тут мы силушка друг у друга й отведаём. —

Порозъехались оны да на добрых конях

А й во славноё в роздольицо чисто поле,

Припустили оны друг к другу добрых коней,

Порозъехались с роздольица с чиста поля,

Приударили во копья в муржамецкии,

Ены друг друга-то били не жалухою,

Не жалухою-то били по белым грудям,

Так у них в руках-то копья погибалися

А й по маковкам да й отломилися.

Так доспехи-ты под нима были крепкии,

Ены друг, друга не сшибли со добрых коней,

Да й не били, друг друга не ранили,

Никоторого местечка не кровавили.

Становили добрых коней богатырскиих,

Говорили-то оны да промежду собой:

– А'ще как-то нам у друг друга-то силушка отведати?

Надо биться-то им боем-рукопашкою,

Тут у друг друга мы силушка отведаем. —

Тут сходили молодци с добрых коней,

Опустилися на матушку сыру-землю,

Пошли-то оны биться боем-рукопашкою.

Еще эта поляничища удалая

А й весьма была она да зла-догадлива

Й учена была бороться об одной ручке;

Подходила-то ко старому казаке к Илье Муромцу,

Подхватила-то Илью да на косу бодру,

Да спустила-то на матушку сыру-землю,

Да ступила Илье Муромцу на белу грудь,

Она брала-то рогатину звериную,

Заносила-то свою да руку правую,

Заносила руку выше головы,

Опустить хотела ниже пояса.

На бою-то Илье смерть и не написана,

У ней правая рука в плечи да застоялася,

Во ясных очах да й помутился свет,

Она стала у богатыря выспрашивать:

– Ай скажи-тко ты, богатырь святорусьскии,

Тобе как-то молодца да именем зовут,

Звеличают удалого по отечеству? —

А'ще старыя казак-от Илья Муромец,

Розгорелось его сердце богатырское,

Й он смахнул своёй да правой ручушкой,

Да он сшиб-то ведь богатыря с белой груди,

Ен скорешенко скочил-то на резвы ножки,

Он хватил как поляницу на косу бодру,

Да спустил он ю на матушку сыру-землю,

Да ступил он поляницы на белы груди,

А й берет-то в руки свой булатный нож,

Заносил свою он ручку правую,

Заносил он выше головы,

Опустить он хочет ручку ниже пояса;

А й по божьему ли по велению

Права ручушка в плечи-то остояласи,

В ясных очушках-то помутился свет.

То он стал у поляничища выспрашивать:

– Да й скажи-тко, поляница, попроведай-ко,

Ты коёй земли да ты коёй Литвы,

Еще как-то поляничку именем зовут.

Удалую звеличают по отечеству? —

Говорила поляница й горько плакала:

— Ай ты, старая базыка[19] новодревная!

Тоби просто надо мною насмехатися,

Как стоишь-то на моёй да на белой груди,

Во руки ты держишь свой булатний нож,

Роспластать хотишь мои да груди белыи!

Я стояла на твоёй как на белой груди,

Я пластала бы твои да груди белыи,

Доставала бы твоё сердце со печеней,

Не спросила бы отца твоёго й матери,

Твоего ни роду я ни племени. —

И розгорелось сердцо у богатыря

Да й у стараго казака Ильи Муромца,

Заносил-то он свою да ручку правую,

Заздынул он ручку выше головы,

Опустить хотит ю ниже пояса;

Тут по божьему да по велению

Права ручушка в плечи да остоялася,

В ясных очушках да й помутился свет,

Так он стал у поляницы-то выспрашивать:

– Ты скажи-тко, поляница, мни, проведай-ко,

Ты коёй земли да ты коёй Литвы,

Тобя как-то поляничку именем зовут,

3величают удалую по отечеству? —

Говорила поляница й горько плакала:

– Ай ты, старая базыка новодревная!

Тоби просто надо мною насмехатися,

Как стоишь ты на моёй да на белой груди,

Во руки ты держишь свой булатний нож,

Роспластать ты мни хотишь да груди белыи!

Как стояла б я на твоей белой груди,

Я пластала бы твои да груди белыи,

Доставала бы твое сердце со печенью,

Не спросила бы ни батюшка, ни матушки,

Твоего-то я ни роду да ни племени. —

Тут у стараго казака Ильи Муромца

Розгорелось ёго сердце богатырское

Ён еще занес да руку правую,

А й здынул-то ручку выше головы,

А спустить хотел ён ниже пояса.

По господнему тут по велению

Права ручушка в плечи-то остоялася,

В ясных очушках-то помутился свет.

Ен еще-то стал у поляницы повыспрашивать:

– Ты скажи-то, поляница, попроведай-ко,

Ты коёй земли да ты коёй Литвы,

Тоби как мне поляницу именём назвать

И удалую звеличати по отечеству? —

Говорила поляница таковы слова:

– Ты удаленькой дородний добрый молодец,

Ай ты, славныя богатырь святорусьскии!

Когда стал ты у меня да и выспрашивать,

Я про то стану теби высказывать.

Есть я родом из земли да из тальянскою,

У меня есть родна матушка честна вдова,

Да честна вдова она колачница,

Колачи пекла да тым меня воспитала

А й до полнаго да ведь до возрасту;

Тогда стала я иметь в плечах да силушку великую,

Избирала мне-ка матушка добра коня,

А й добра коня да богатырскаго,

Й отпустила меня ехать на святую Русь

Поискать соби да родна батюшка,

Поотведать мне да роду-племени. —

А й тут старый-от казак да Илья Муромец

Ён скоренько соскочил да со белой груди,

Брал-то ю за ручушки за белыи,

Брал за перстни за злаченыи,

Он здынул-то ю со матушки сырой-земли,

Становил-то он ю на резвы ножки,

На резвы он ножки ставил супротив себя,

Целовал ю во уста ён во сахарнии,

Называл ю соби дочерью любимою:

– А когда я был во той земли во тальянскою,

Три году служил у короля тальянскаго,

Да я жил тогда да й у честной вдовы,

У честной вдовы да й у колачницы,

У ней спал я на кроватке на тесовоей

Да на той перинке на пуховоей,

У самой ли у нёй на белой груди. —

Й оны сели на добрых коней да порозъехались

Да по славну роздольицу чисту полю.

Еще старый-от казак да Илья Муромец

Пороздёрнул он свой шатёр белыи,

Да он лег-то спать да й проклаждатися

А после бою он да после драки;

А й как эта поляничища удалая,

Она ехала роздольицем чистым полем,

На кони она сидела, пороздумалась:

– Хоть-то съездила на славну на святую Русь,

Так я нажила себе посмех великий:

Этот славный богатырь святорусьскии

А й он назвал тую мою матку блядкою,

Мене назвал выблядком,

Я поеду во роздольице в чисто поле

Да убью-то я в поли богатыря,

Не спущу этой посмешки на святую Русь,

На святую Русь да и на белый свет. —

Ёна ехала роздольицем чистым полем,

Насмотрела-то она да бел шатер,

Подъезжала-то она да ко белу шатру,

Она била-то рогатиной звериною

А во этот-то во славный бел шатер,

Улетел-то шатер белый с Ильи Муромца.

Его добрый конь да богатырскии

А он ржёт-то конь да й во всю голову,

Бьет ногамы в матушку в сыру-землю;

Илья Муромец, он спит там, не пробудится

От того от крепка сна от богатырскаго.

Эта поляничища удалая,

Ёна бьет его рогатиной звериною,

Ёна бьет его да по белой груди,

Еще спит Илья да й не пробудится

А от крепка сна от богатырского,

Погодился у Ильи да крест на вороти,

Крест на вороти да полтора пуда:

Пробудился он звону от крестоваго,

А й он скинул-то свои да ясны очушки,

Как над верхом-тым стоит ведь поляничища удалая,

На добром кони на богатырскоем,

Бьет рогатиной звериной по белой груди.

Тут скочил-то как Илья он на резвы ноги,

А схватил как поляницу за желты кудри,

Да спустил ён поляницу на сыру земля,

Да ступил ён поляницы на праву ногу,

Да он дернул поляницу за леву ногу,

А он надвоё да ю порозорвал,

А й рубил он поляницу по мелким кускам.

Да садился-то Илья да на добра коня,

Да он рыл-то ты кусочки по чисту полю,

Да он перву половинку-то кормил серым волкам,

А другую половину черным воронам.

А й тут поляницы ёй славу поют,

Славу поют век по веку.