Русские эсэсовцы

Первая глава 29-я гренадерская дивизия войск СС (1-я русская)

Формирование в составе Войск СС первого русского соединения — 29-й гренадерской дивизии под командованием бригадефюрера Бронислава Каминского — стало результатом успешной антипартизанской деятельности подчиненных последнему вооруженных формирований на территории Орловской обрасти и Белоруссии. Поэтому вполне логичным было бы начать наш рассказ с момента зарождения так называемой Русской освободительной народной армии[506].

Итак, германские войска вступили в административный центр Брасовского района Орловской области — поселок Локоть — 4 октября 1941 года. Практически сразу в поселке появились люди, изъявившие желание помогать немецкой армии. Среди наиболее инициативных коллаборационистов оказались Константин Павлович Воскобойник и Бронислав Владиславович Каминский. Заручившись поддержкой германского командования, они приступили к созданию гражданской администрации и полицейских органов, необходимых для установления порядка.

Константин Павлович Воскобойник родился в 1895 году в городе Смела Черкасского уезда Киевской губернии в селе железнодорожного инженера. Окончил гимназию в Черкассах, с 1915 года учился на юридическом факультете Московского университета. В 1916 году Константин вступил вольноопределяющимся в 449-й Харьковский пехотный полк. Окончил курсы пулеметчиков. Осенью 1916 года в составе полка ему довелось участвовать в Брусиловском прорыве. Зимой 1916–1917 годов Воскобойник был направлен на учебу в школу прапорщиков. Летом 1918 года он оказался на Средней Волге, где вступил в Народную армию Комитета учредительного собрания (КомУч). Однако в сентябре 1918 года он оставил ее и вступил в ряды 5-й Красной армии. Сражался в должности командира взвода в Сводной кавалерийской дивизии против армии адмирала Колчака. В начале 1920 года Воскобойник был демобилизован по ранению, осложнившемуся тифом. Вскоре после демобилизации он женился на Анне Колокольцевой.

В конце 1920 года молодая семья отправилась в город Хвалынск Саратовской губернии. Здесь Воскобойник работал секретарем местного районного военного комиссариата, а в январе 1921 года, возмущенный перегибами при проведении продразверстки, примкнул к пришедшему с Дона антисоветскому повстанческому отряду бывших красных командиров К. Вакулина и Ф. Попова. Он сражался в составе пулеметной команды. При разгроме повстанцев большевиками в апреле 1921 года был ранен в руку. Скрываясь от преследований ЧК, вместе с супругой бежал в Астрахань, где достал подложные документы на имя Ивана Яковлевича Лошакова. Вновь зарегистрировал брак со своей супругой (также выступившей под новой фамилией). Вместе с женой переехал сначала в Сызрань, затем — в Нижний Новгород. В 1924 году они перебрались в Москву, где Воскобойник-Лошаков получил должность инструктора охотоведения в Наркомате земледелия. В 1930 году окончил Институт народного хозяйства по специальности «инженер-электрик» и стал начальником электротехнических мастерских при Палате мер и весов РСФСР. В условиях нараставших политических репрессий Воскобойник решил явиться в ОГПУ с повинной. Особым совещанием при ОГПУ по статье 58—2 УК РСФСР за «вооруженное восстание против Советской власти» его осудили на 3 года исправительно-трудовых лагерей. Наказание отбывал в Новосибирской области. В 1934–1935 годах он оказался на Украине, затем переехал в город Орск Оренбургской области, где устроился инженером-электриком на предприятие «Орскхимстрой». В сентябре 1937 года Воскобойник с супругой и дочерью перебрался в поселок Локоть Орловской области. Здесь он работал преподавателем физики сначала в Брасовском гидромелиоративном техникуме, а затем — в Локотском лесохимическом техникуме. С началом оккупации Брасовского района в октябре 1941 года возглавил местную администрацию.

По замечанию бывшего журналиста орловской оккупационной газеты «Речь» В.Д. Самарина, «те, кто знал Воскобойника, вспоминают о нем, как о человеке большого ума и чистой души. Рассказывают, что он зажигал людей своей верой в светлое будущее послебольшевистской России»[507].

Еще один коллаборационист от журналистики — М.С. Бобров (он же Голубовский) — также восторженно оценивает деятельность первого руководителя Локотской автономии. Впрочем, воспоминания Боброва отличаются не только крайним субъективизмом (после войны он примкнул к «левым власовцам»), но и переполнены всевозможными домыслами и даже откровенно лживыми утверждениями. Он пишет: «В самом начале войны в этот округ явился инженер Воскобойников [так в тексте, ошибка в написании окончания фамилии Воскобойника довольно распространена. — Примеч. авт.], бывший в заключении в одном из западных полит-изоляторов, захваченных немцами при наступлении. Воскобойников был давний убежденный враг коммунистического режима. Много лет он провел в ссылках, на принудительных работах, в тюрьмах. Однако это не сломило его воли к борьбе и, когда он неожиданно получил свободу, он пошел в народ, чтобы помочь народу найти правильный путь. В глубине Брянских лесов, вдалеке от железной дороги и от важных стратегических путей, лежит Локотский район, округ с 35 тысячами населения. Сюда в 1941 году и пришел Воскобойников. Прекрасный организатор, человек большой душевной чистоты, Воскобойников сразу же завоевал симпатии населения. По его предложению округ был объявлен самоуправляющимся, независимым от воюющих сторон. Немецкое командование, которое было заинтересовано в сохранении спокойствия в своем тылу, охотно согласилось и признало этот округ»[508].

Бывший соратник Каминского, известный эмигрантский историк и писатель Борис Башилов называет Воскобойника «человеком твердого характера, настоящим патриотом»[509].

О втором лидере локотчан известно то, что Бронислав Владиславович Каминский родился 16 июня 1899 года в селе Добржинь Полоцкого уезда Витебской губернии. Его отец был поляком, а мать — обрусевшей немкой. В 1917 году он поступил в Петроградский политехнический институт. Осенью 1918 года Каминский добровольцем вступил в Красную армию, в которой проходил службу рядовым красноармейцем в составе 27-й Омской Краснознаменной дивизии им. Итальянского пролетариата. В 1921 году он был демобилизован и продолжил учебу в Петроградском химико-технологическом институте, закончил который только после 1930 года, т. к. параллельно работал на химическом заводе «Республика». Вскоре после демобилизации из Красной армии он женился и впоследствии стал в этом браке отцом четверых детей. До 1937 года он трудился на Ленинградском химзаводе по специальности инженер-технолог химического производства. В эти годы Каминский вступил в ряды ВКП(б), впрочем, скоро примкнул к «правой оппозиции» и стал открыто критиковать принятый Сталиным курс на коллективизацию сельского хозяйства и авторитарные тенденции в политике партийного руководства. В 1935 году его исключили из партии, а в 1937 году арестовали по обвинению в причастности к «делу о чаяновской контрреволюционной группе — Трудовой крестьянской партии». Каминский был приговорен к 10 годам лагерей. Срок отбывал в Шадринске Курганской области. В начале 1941 года он переехал в поселок Локоть Брасовского района Орловской области, где устроился работать инженером на местный спиртозавод. После оккупации района германскими войсками стал заместителем К.В. Воскобойника, как главы местной коллаборационистской администрации.

Вот что пишет о помощнике Воскобойника В. Самарин: «Личность самого Каминского представляет несомненный интерес. В нем наблюдалась некоторая двойственность. С одной стороны, это был человек большого личного мужества и храбрости, с другой стороны, истерик. Человек несомненно одаренный, хороший организатор и талантливый военачальник, он не знал, однако, чувства меры. Ему, например, говорили, что он, Бронислав Владиславович Каминский — вождь новой России, и это льстило его самолюбию. В местном театре не начинался спектакль, пока он не приезжал. Каминский входил — весь зал вставал. Только после этого поднимался занавес»[510].

Не лишена интереса сравнительная оценка Воскобойника и Каминского со стороны профессора Йельского университета Романа Днепрова (в годы войны он воевал в составе казачьих частей вермахта): «Из этой пары Воскобойников был явно человеком более высоких моральных качеств»[511]. Член НТС П. Ильинский, в годы оккупации живший в белорусском Полоцке, вообще замечает, что Каминского «многие считали полубандитом»[512].

4–5 октября в Локте был создан вооруженный отряд самообороны («народная милиция»), численностью 18 добровольцев. 16 октября с санкции германских оккупационных властей численность локотского отряда была увеличена до 200 человек (Р. Михаэлис пишет, что первоначальная численность отряда составляла 20 человек, затем — достигала 50[513]). Аналогичные формирования были созданы и в других населенных пунктах Локотской волости. Общее командование этими силами находилось в руках Воскобойника и Каминского.

Помимо этого, ими была сформирована Народная социалистическая партия России «Викинг» (НСПР), а в ближайших к Локтю крупных селах (Тарасовка, Холмец, Крупец, Шемякино и др.) — проведена кампания, направленная на пропаганду идей этой организации.

По замечанию Б. Башилова, «вокруг Локтя создался клочок полунезависимой русской территории. Глава этой территории Воскобойник получал от немцев оружие, имел с ними добрососедские отношения, но вся гражданская и военная власть принадлежала ему.

С каждым днем эта территория разрасталась. Бывшие колхозники создавали отряды и отвоевывали у партизан все новые и новые села и поселки. Это производило большое впечатление на жителей соседних районов, видевших, как с оружием в руках русские люди отвоевывали у большевиков родную землю»[514].

Вопрос о борьбе с советскими партизанами и подпольем встал перед Воскобойником и Каминским почти сразу после того, как НСПР выпустила свой манифест (25 ноября 1941 года) и еще ряд воззваний, адресованных местному населению. По мнению А. Даллина, эти документы «представляли собой странную смесь принципов и намерений»[515]. Пропаганда идей НСПР была встречена ненавистью со стороны партизан, поставивших перед собой цель уничтожить партийных лидеров и руководителей самоуправления. Но до конца 1941 года народные мстители южных районов Брянщины практически не предпринимали каких-либо серьезных и активных действий, если не брать во внимание обстрелы и нападения на отдельных представителей новой власти[516].

Надо отметить, что в самом Брасовском районе организация партизанского движения и подполья на первых порах потерпела крах. Население района никогда не отличалось лояльностью по отношению к советской власти и при первой же возможности открыто продемонстрировало эти свои настроения. Тех немногих партийных и советских работников, которые не успели эвакуироваться, либо выдавали немецким военным властям, либо убивали собственноручно. Именно такая судьба постигла Евстафия Филипповича Седакова, который накануне войны исполнял обязанности начальника Брасовского отделения милиции. Когда немецкие части вошли в соседний поселок Локоть, Седаков безуспешно попытался уйти в лес с целью возглавить брасовский партизанский отряд «За Родину» (в условиях бегства практически всего партсоветского актива и чекистов района). После смерти Седакова во главе отряда встал Василий Капралов, позже расстрелянный чекистами за убийство своего комиссара и многочисленные факты дезертирства, пьянства и мародерства, имевшие место в отряде «За Родину»[517].

Справедливости ради надо сказать, что такое положение сложилось не во всех районах Брянщины. К примеру, партсоветскому активу и чекистам Навлинского района удалось консолидировать преданные советской власти силы и создать достаточно мощное партизанское движение и подполье.

Именно благодаря усилиям навлинских партизан к началу зимы 1941 года удалось активизировать диверсионно-террористическую работу. 4 декабря навлинские партизаны взорвали крупный склад боеприпасов на большаке Трубчевск — Выгоничи. 26 декабря 1941 года был разбит немецко-полицейский гарнизон в районном центре — поселке Суземки. А на следующий день атаке партизан подверглась Навля. В ходе налета погибли руководитель Навлинского района Калмыков, бургомистр Навли Таненков, несколько десятков немецких солдат и русских полицейских, сожжено помещение полиции, захвачено значительное количество трофеев[518].

Проанализировав складывающуюся обстановку, К.П. Воскобойник 27 декабря выпустил обращение к партизанам[519], призвав скрывавшихся в лесах советских патриотов в течение недели прекратить всякое сопротивление и сдать оружие: «Предлагаю партизанам, оперирующим в Брасовском районе и окрестностях, и всем лицам, связанным с ними, в недельный срок, то есть не позднее 1 января 1942 года, сдать старостам свое оружие и самим явиться для регистрации в Локоть. Являться небольшими группами, по 2–3 человека. Все не явившиеся будут считаться врагами народа и уничтожаться беспощадно»[520].

В ответ на призыв локотского бургомистра советские партизаны в ночь с 7 на 8 января 1942 года совершили нападение на Локоть. Данный эпизод, на наш взгляд, заслуживает особого внимания.

Согласно партизанским мемуарам, нападение на Локоть было организовано объединенным штабом партизанских отрядов под командованием майора НКВД А.Н. Сабурова и его заместителя З.А. Богатыря. Младший лейтенант госбезопасности Д.В. Емлютин, возглавлявший региональную оперативную группу 4-го отдела УНКВД, к этой операции (как утверждают И. Ермолов и С. Веревкин[521]) не имел никакого отношения, хотя его люди, находившиеся в «сабуровских» отрядах, в этом налете участвовали. Для налета было выделено пять партизанских формирований: отряд А.Н. Сабурова и З.А. Богатыря, трубчевский отряд им. Сталина (командир М.И. Сенченков), харьковский отряд К.И. Погорелова, харьковский отряд И.Ф. Боровика, брасовский отряд «За Родину» В.А. Капралова (заместитель командира — М.В. Балясов)[522].

Заявление С. Веревкина, что на Локоть напали оперативные группы ОМСБОН НКВД («Дружные», «Боевой» и «Сокол»), является плодом буйной фантазии автора и ничего общего с историей не имеет. Не владея военной терминологией, Веревкин говорит о проведении сотрудниками НКВД «специальной войсковой операции», чем вообще ставит себя в нелепое положение[523]. В какой-то мере публицист является продолжателем мифотворческой линии М. Боброва, который утверждал, что «в 1942 году в округ был брошен большой десант советских войск», после чего был убит Воскобойник[524].

Для захвата объектов внутри поселка было создано не менее трех штурмовых групп. Первая состояла в основном из партизан отряда «За Родину». Группу нацелили на овладение каменного здания казармы[525]. Второй группе, состоявшей из харьковских партизан Погорелова, было приказано захватить районную тюрьму. Третья группа — из партизан трубчевского отряда им. Сталина — должна была захватить дом бургомистра и уничтожить лидеров НСПР. Помимо этого, бойцы из отряда Сабурова и Богатыря должны были блокировать дорогу на Брасово и не допустить прорыва полицейского подкрепления в Локоть, — эту задачу поручили Игнату Бородавко. Харьковский отряд Боровика прикрывал отход партизан, и он же составлял резерв объединенного штаба. Всего в налете принимало участие около 600 партизан.

Народные мстители (после изнурительного ночного марша в лютый мороз и по глубокому снегу) сосредоточились возле Локтя около 6 часов утра. Прийти раньше они не могли. Поэтому нужно отбросить распространенную версию о вечернем или ночном нападении на Локоть, а также о том, что во время нападения шло заседание НСПР, о чем заявляют брянские ветераны-чекисты и С. Веревкин[526].

Вопреки утверждениям исследователя И.Г. Ермолова, эпицентром боя был не дом бургомистра, а казарма «народной милиции». Ее штурмовали партизаны из отряда «За Родину» (это, например, видно из воспоминаний Н.И. Ляпунова). Их действиями руководил представитель объединенного штаба Иван Федоров. Казарма размещалась в здании одного из бывших учебных заведений (в мемуарах А.Н. Сабурова называется сельскохозяйственный техникум, однако чаще всего фигурирует информация о лесохимическом техникуме). Здесь партизаны столкнулись с упорным сопротивлением и не сумели овладеть кирпичным зданием, превращенным в опорный пункт (слова З.А. Богатыря о деревянной казарме не соответствуют действительности). Все их попытки выбить оттуда «милиционеров» завершились провалом.

Не менее важным по значимости объектом был дворец Воскобойникова, где, как считали мстители, находился и центральный комитет НСПР. Задачу по ликвидации партийной верхушки поручили выполнить группе из трубчевского отряда им. Сталина. Группу возглавил комиссар отряда Павел Кузьмин (поэтому утверждения Н.И. Ляпунова и М.В. Балясова, которые якобы находились в этой штурмовой группе, нельзя считать надежными; их группа как раз штурмовала казармы, как это видно из воспоминаний А.Н. Сабурова и З.А. Богатыря). Уничтожить лидеров НСПР и Воскобойника поручили группе Алексея Дурнева (а не «товарища Малышева», как пишет М.В. Балясов, и не «товарищу Астахову», которого об этом попросил Н.И. Ляпунов). Причем известна фотография группы А. Дурнева — она приводится в мемуарах К.Ф. Фирсанова[527].

Из имеющегося материала можно сделать вывод, что партизаны еще не успели подойти к дому, как по ним был открыт огонь. Огонь из пулеметов и винтовок продолжительное время сдерживал народных мстителей, и овладеть домом с ходу им не удалось. Партизаны наверняка понесли потери, прежде чем заняли выгодные позиции для стрельбы. По признаниям Богатыря, сломить сопротивление милиции и охраны лидера НСПР народные мстители не смогли. В результате партизаны были вынуждены отступить от дома бургомистра, так как милиция и подошедшее подкрепление стали окружать налетчиков[528].

Так или иначе, Воскобойник был тяжело ранен партизанами в своей резиденции (но никак не в «доме культуры», как пишет С. Веревкин[529]). В этом смысле народным мстителям сопутствовала удача, хотя взять штурмом дом бургомистра им не удалось. И к тому же в момент боя партизаны точно не знали, убит лидер НСПР или нет, — об этом А.Н. Сабурову стало известно только через два дня — 10 января, когда он готовил сообщение в Москву.

По версии Р. Днепрова, гибель Воскобойника произошла так: «Несколько отдельных партизан сумели пробраться через посты „каминцев“, как их впоследствии называли, и бросить в дом, где ночевал Воскобойников, несколько гранат. Сам Воскобойников и, если не ошибаюсь, секретарша его штаба, погибли»[530].

Еще один объект, который нужно было захватить — районную тюрьму, — штурмовали украинские партизаны во главе с Погореловым. Через некоторое время к Сабурову прибыл связной. Он доложил о прорыве в тюрьму группы Кочеткова. Охрана, поначалу отступившая под ударами партизан, вновь вернулась и заблокировала объект. Кочетков с людьми оказался в осаде.

Понимая всю сложность ситуации, Сабуров взял под свое начало подразделение (вероятно, резервное — Боровика) и поспешил на выручку к тем, кого блокировали. По признанию самого Сабурова, для него стало сюрпризом такое упорное сопротивление охранников, которых, по данным разведки, было не более пяти, в то время как в тюрьме оказался взвод. Даже когда подразделение Сабурова прибыло на место, никто к зданию не прорвался — охранники держали под плотным автоматным огнем все подступы к нему. Но спустя некоторое время успех улыбнулся партизанам, они прорвались в тюрьму.

Пока в Локте шли бои у казармы, дома бургомистра и тюрьмы, отряд Бородавко сдерживал атаки подошедшего из Брасово подкрепления. Бои на подступах к Локтю были ожесточенными, и у партизан возникли очень серьезные проблемы. Причем Бородавко получил личный приказ Сабурова во что бы то ни стало удержать свои позиции и не допустить противника в населенный пункт (то есть действовать по принципу «ни шагу назад»).

Первые атаки партизаны Бородавко отбили. Однако затем натиск усилился и удержать противника было уже нельзя. По всей видимости, в это же время Сабуров получил еще одно неприятное известие: партизаны Боровика, находившиеся в резерве и предназначенные для прикрытия отхода, вступили в бой с полицейским подкреплением из Комаричей. Такого поворота событий в объединенном штабе не предполагали. Теперь Сабурову нужно было уходить из Локтя, иначе его ожидал разгром.

Отход партизаны осуществляли в условиях непосредственного соприкосновения с противником. В самом Локте еще действовали отдельные группы, спешно назначенные для обеспечения выхода из боя других подразделений народных мстителей. Очевидно, последними отходили партизаны, осаждавшие дом бургомистра.

В воспоминаниях Сабурова отход из Локтя был представлен в качестве какого-то триумфального шествия. Некоторые партизаны даже были готовы остаться в Локте, чтобы поохотиться на «кукушек» (снайперов). Однако при объективном анализе ситуации, сложившейся утром 8 января 1942 года, ни о какой победе не могло быть и речи. Противник заставил партизан совершить вынужденный отход, который обыкновенно применяется в условиях, когда имеющимися силами и средствами нельзя удержать занимаемый населенный пункт и создается реальная угроза окружения и уничтожения своих подразделений. Именно в таком положении оказались партизаны Сабурова. Им оставалось отходить в назначенный район, к конечному рубежу — селу Красная Слобода Суземского района.

Нападение партизанских отрядов на Локоть, а также его результаты, безусловно, стали предметом анализа объединенного штаба. Потери партизан были во много раз больше, чем у оборонявшегося гарнизона. В боях за казарму и дом бургомистра штурмовые группы должны были потерять примерно по половине своего состава, поскольку их встречали мощным организованным огнем. Были потери и в боях на подступах к Локтю, когда группа Бородавко отражала наступление подкрепления из Брасово. Причем здесь потери, скорее всего, были тяжелыми, так как командир группы три раза посылал связных к Сабурову с просьбой оказать ему поддержку.

Не до конца ясно, как завершился бой за районную тюрьму. Скорее всего, и там партизаны потеряли людей. Кроме того, бои шли на улицах Локтя, за комендатуру и другие опорные пункты, при отходе из поселка. Во всех этих боестолкновениях партизаны теряли людей. Попытки Сабурова и Богатыря представить дело так, будто народные мстители успели вывезти из Локтя всех своих раненых и убитых, надо признать несостоятельными. В начале нападения на Локоть такое еще было возможно, но после того как пришли подкрепления из Брасово и Комаричей, а от казармы «народной милиции» началась контратака, партизаны уже никого не могли с собой взять, и поэтому просто бросали своих раненых и убитых товарищей в поселке.

Следует отметить также слабую организацию всей Локотской операции, начиная с ее подготовки и заканчивая непосредственным управлением боем. Мало того, что штаб Сабурова не имел четкого плана боевых действий, в отдельные моменты боя он утратил контроль над обстановкой, занимался перетасовкой штурмовых подразделений и не сумел должным образом наладить взаимодействие между партизанскими подразделениями. Все это, безусловно, приводило к ничем не оправданным потерям среди личного состава, который был физически измотан еще перед нападением.

Общие потери партизан следует оценивать в пределах от 150 до 250 человек.

В принципе, если бы не смерть бургомистра Воскобойника, то Локотскую операцию можно было бы назвать провальной. Разгромить местное самоуправление партизанам не удалось, ядро НСПР уничтожено не было (в живых остались Каминский, Мосин, Иванин), не были истреблены подразделения «народной милиции».

После гибели Воскобойника его место занял Каминский, сосредоточивший в своих руках всю власть на территории самоуправления.

Бывший редактор орловской газеты «Речь» Михаил Октан вспоминал: «В штаб-квартире в Орле я встретил Каминского, который был вызван сюда в связи с гибелью шефа Локотского района Воскобойникова… Я был свидетелем нескольких встреч между Каминским и генералом Гамманом [комендант Орла. — Примеч. авт.]. Заручившись его поддержкой, Каминский пообещал поддерживать по возвращении в Локоть более тесные контакты с германской военной администрацией и с помощью своих милицейских подразделений обеспечивать охрану тылов германской армии и продовольственное снабжение германских частей»[531].

Чтобы в будущем исключить нападение на Локоть, новый бургомистр добился от немецкого командования разрешения о мобилизации в народную милицию граждан от 17 до 30 лет, проживавших в Суземском, Севском, Дмитриевском, Комаричском и Навлинском районах Орловской области.

Следует сказать, что немецкие оккупационные органы быстро дали свое согласие. Как известно, Главное командование сухопутных войск Германии (ОКХ) приказом первого квартирмейстера Генерального штаба генерал-лейтенанта Ф. Паулюса от 9 января 1942 года уполномочило командование групп армий формировать в необходимом количестве вспомогательные охранные части из военнопленных и жителей оккупированных областей, враждебно относящихся к советской власти. Весь процесс контролировался мобилизационным отделом Локотской администрации[532].

Мобилизация проводилась в несколько этапов. Призывные комиссии работали не только в сельской местности, но также в лагерях для военнопленных, находившихся под юрисдикцией органов тылового обеспечения группы армий «Центр»[533]. Как отмечалось в докладной записке ОО НКВД Центрального фронта от 20 марта 1943 года, «… контингентом для вербовки служили изменники Родины из числа военнопленных, дезертиры Красной армии, оставшиеся на оккупированной территории, и лица, проявлявшие недовольство Советской властью»[534]. Начальник УНКВД по Орловской области К.Ф. Фирсанов в своих воспоминаниях писал: «Кое-кто из военнослужащих, потеряв надежду вырваться из окружения, осел в селах, надеясь отсидеться. Но отсидеться в темных углах им не удалось: фашисты насильно мобилизовали их в полицию и в другие карательные органы»[535].

В феврале 1942 года часть мобилизационных мероприятий была завершена. Под ружье в «народную милицию» было поставлено свыше 1200 человек и сформировано 3 батальона[536]. Милицейские подразделения были расквартированы в Локте, на хуторе Холмецкий и в деревне Красный Колодец[537] (хутор Владимирский). Почувствовав свою силу, Б.В. Каминский, по примеру К.П. Воскобойника, издал 9 февраля 1942 года обращение к народным мстителям. Бургомистр также заявил, что борьба против партизан является одной из приоритетных задач «народной власти», и отдал приказ о подготовке первой операции. Было решено разбить отряд Брасовского района «За Родину» (численность — 100–130 человек; командир Василий Капралов, комиссар Алексей Малышев[538]) — формирование, принимавшее участие в нападении на Локоть. Операция прошла удачно. Против подчиненных Капралова действовало 160 милиционеров и 60 военнослужащих вермахта. Партизан выдавили с территории Комарницкого, а затем Луганского административных образований.

Согласно документам народных мстителей — например, партизан из головного отряда «Смерть немецким оккупантам» (создан в Навлинской районе; командир Петр Понуровский, комиссар Александр Суслин[539]), — интенсивные бои между милицией и советскими патриотами не прекращались. Бои за Навлю, Алтухово, Шешуево и другие населенные пункты шли до конца марта 1942 года[540].

Важное место в борьбе советских патриотов против Локотской автономии занимают боевые действия весной 1942 года в районе деревень Тарасовка и Шемякино (Брасовский район), в которых дислоцировались внушительные гарнизоны «народной милиции» (оттуда периодически начинались антипартизанские операции). Брянский чекист М.А. Забельский после войны вспоминал: «Под носом у партизан… в деревнях Шемякино и Тарасовке вольготно жилось более чем ста пятидесяти полицейским. Полиция ухитрилась собрать все оружие и боеприпасы, оставленные нашими воинскими частями при отходе, и перетащила в свои деревни»[541].

Первая попытка штурма деревень имела место 1 марта. В налете участвовали отряды «За власть Советов», имени Сталина, «За Родину» и «Большевик». В бою было убито 24 коллаборациониста, 20 — захвачено в плен. Потери партизан составили (по советским сведениям) семь человек убитыми и 12 — ранеными. После этого Тарасовский и Шемякинский гарнизоны были значительно усилены: в том же месяце здесь дислоцировалось уже 400 «каминцев», были оборудованы доты, траншеи, минные поля, проволочные заграждения. Неудивительно, что последовавшие две попытки штурма партизанами деревень закончились провалом и привели к большим потерям[542].

Было решено провести мероприятия по разложению гарнизонов изнутри. Эту работу направляли опытные чекисты В.А. Засухин и А.И. Кугучев. Их агентам удалось завербовать старосту деревни Шемякино Машурова, командира местного гарнизона — бывшего военнопленного Владимира Попова, а также коменданта В.П. Неплоха, А.Г. Вдовенкова, П.С. Агеева и М. Вроцкого[543]. Кроме того, в Тарасовку и Шемякино была направлена разведчица Мария Кулакова, не без участия которой в гарнизонах к концу апреля была сформирована сильная подпольная группа во главе с неким Гапеенковым.

В ночь на 1 мая 1942 года штурмовая группа в составе отрядов «За власть Советов» и «Большевик» под командованием Дорофеева предприняла очередной штурм деревень, увенчавшийся на этот раз успехом, поскольку действия коллаборационистов были парализованы восставшей в этот же момент подпольной группой Гапеенкова[544]. Согласно мемуарам Д.В. Емлютина, в штурме участвовали также отряд имени Калинина и три «группы самообороны»[545]. Чекист В.А. Засухин, видимо, занижая действительную численность штурмовой группы, вспоминал: «В ночь на 1 мая, имея пароль и отзыв, которые нам сообщил тов. Машуров, мы небольшой группой, примерно в шестьдесят человек, зашли в эти села, сняли постовых без единого выстрела, обезвредили караульных, а потом начали собирать остальных изменников Родины, в чем нам уже помогали обезоруженные солдаты».[546]

В результате операции партизаны овладели Тарасовкой и Шемякино, захватили 150 пленных (по другим данным — 264), более двадцати 45-мм и 76-мм орудий, 18 станковых пулеметов, 4 миномета, огнемет, 284 винтовки, один танк и другое вооружение и военное имущество[547]. По утверждению пропаганды «каминцев», советские патриоты устроили расправу над милиционерами, их женами и детьми: «Партизаны замучили и расстреляли 115 человек местных жителей, в том числе много женщин и детей, причем половина этих жертв была подвергнута мукам и издевательствам: своим жертвам бандиты сначала отрубали пальцы рук и ног, выкалывали глаза, прокалывали шомполами уши, а через несколько дней совершенно измученных, истекавших кровью, уже полумертвых, расстреливали»[548]. Согласно документам народных мстителей, они казнили 57 полицейских, а мирных жителей никто якобы не трогал[549].

3, 6 и 8 мая части «народной милиции» под командованием заместителя бургомистра Г.Н. Балашова пытались безуспешно штурмовать Тарасовку и Шемякино. Лишь 11 мая при поддержке пяти самолетов и двух бронемашин «каминцы» (около 500 бойцов) освободили деревни, потеряв в боях 30 человек убитыми и ранеными. В плен попал командир Кокоревского партизанского отряда В.В. Чечерин, который был приговорен военно-полевым судом к смертной казни. Приговор привел в исполнение командир бронедивизиона капитан Ю.Ф. Самсонов, отрубивший партизану голову саблей. Экзекуция состоялась при большом скоплении жителей села Красный Колодец[550]. «Зверства» партизан были освещены в прессе автономии (15 июля 1942 года в локотской газете «Голос народа» была опубликована статья «Жуткие тайны Кокоревского леса»).

В. Макаров и В. Христофоров полагают, что казнь жителей Тарасовки и Шемякино устроил сам Каминский, так как все, кто проживал в этих деревнях, перешли на сторону партизан. Бургомистр якобы организовал карательную акцию, расправился с семьями «предателей», а затем, чтобы озлобить народ, провел фальшивое расследование с целью приписать все зверства партизанам[551]. Подобную трактовку событий в принципе исключить нельзя. 31 января 1943 года «Голос народа» прямо назвал указанные события «предательством Тарасовки и Шемякино»[552]. Вместе с тем было бы наивно полагать, что и партизаны в условиях смертельной схватки с врагом «не были способны» на жестокие и бесчеловечные действия (многочисленные факты такого рода подтверждаются донесениями особистов партизанских формирований)[553].

К концу апреля 1942 года в рядах народной милиции несло службу около 2000 человек (еще в марте был сформирован 4-й батальон[554]). В конце мая 1942 года тяжелые бои шли недалеко от населенных пунктов Алтухово, Красный Пахарь и Шешуево. Была уничтожена основная часть Кокоревского отряда. Были разгромлены Крапивенский, Шешуевский, Алтуховский (командир Ямбулатов, комиссар Бобылев[555]), Вздруженский (командир Гаврилин, комиссар Васькин[556]) отряды. Партизан из брасовского отряда «За Родину» рассеяли. «Каминцы» захватили три 45-мм и два 76-мм орудия, четыре пулемета «Максим», шесть ротных и два батальонных миномета, много боеприпасов[557].

В течение весны — лета 1942 года милиции удалось разбить Глыбоченский (командир Хлюстов, комиссар Костромин), Святовский (командир Волков, комиссар Зяблов), Салтановский (командир Кузнецов, комиссар Щербин) отряды, а Сидоровский отряд (командир Юмашев, комиссар Мирошин) понес тяжелые потери. Эти формирования подчинялись головному отряду «Смерть немецким оккупантам», под началом которого было 11 партизанских подразделений. К моменту, когда на базе отряда «Смерть немецким оккупантам» стала формироваться одноименная бригада, из одиннадцати отрядов, ранее действовавших в Навлинском и Брасовском районах, осталось пять[558].

Успехи Каминского в борьбе с партизанами произвели на немцев весьма благоприятное впечатление. Неслучайно в марте 1942 года в подчинение Локотскому самоуправлению были переданы Суземский и Навлинский районы. В мае того же года Локотский район был преобразован в уезд, в составе Суземского, Навлинского и Комаричского районов Орловской области, а также Дмитровского района Курской области[559].

Надо отметить, что широкое распространение получило мнение о том, что «в результате мощного подъема всенародного партизанского движения к весне 1942 года с огромной территории были изгнаны немецко-фашистские захватчики и создан партизанский край». Территория этого «партизанского края», по утверждению ряда авторов, простиралась с севера на юг до 140 км, с запада на восток — до 100 км. Называются и «пограничные пункты» этой «партизанской республики»: на севере — в трех километрах южнее железной дороги Брянск — Гомель, на востоке — в трех километрах западнее железной дороги Брянск — Навля и далее по рубежу населенных пунктов Борщево, Шемякино, Игрицкое, Голицыно. На юге — по рубежу населенных пунктов Избичня, Чемлыж, Полевые Новоселки, Голубовка, Знобь, Собичи. На западе — по рубежу населенных пунктов Сосновое Болото, Выползово, Радутино, Бороденка, Глыбочка, Васильевка. Таким образом, весной 1942 года лесные солдаты якобы контролировали практически всю территорию Локотского автономного округа.

Некоторые исследователи идут еще дальше. Так, В. Пережогин утверждает, что отряды под командованием А.Н. Сабурова и З.А. Богатыря, насчитывавшие 1800 человек, контролировали территорию Выгоничского, Навлинского, Суземского, Трубчевского и Брасовского районов уже к февралю 1942 года[560].

На территории «партизанского края» якобы «легализовались и восстановили свою деятельность» райкомы ВКП(б) и исполкомы Трубчевского, Навлинского, Выгонического, Почепского, Суземского, Комаричского районных Советов. Эти органы «немедленно начали работу по наведению и восстановлению революционного порядка во всех освобожденных населенных пунктах»[561].

Разумеется, все это, мягко сказать, не в полной мере отражает реальную обстановку. Дело в том, что в докладных записках, направляемых «наверх», руководители «лесных солдат» не только чрезвычайно произвольно определяли количество потерь, нанесенных оккупантам и их пособникам, но и пытались создать картину, свидетельствовавшую о своих невероятных успехах. Так и появился «партизанский край». Своеобразной «лазейкой», позволявшей подтвердить ошибочные данные партизанского командования, служил действительный факт, что в указанный период времени (зима — весна 1942 года) собственно немецких войск на территории Локотской автономии практически не было. Зато здесь дислоцировались части и подразделения Русской освободительной народной армии, которые, увы, вполне эффективно боролись с народными мстителями.

Однако помимо собственно партизан на территории Локотской автономии действовало разведывательно-диверсионное подполье, которое находилось под особо плотным контролем НКВД и в силу особой специфики своей работы подчас доставляло «каминцам» немало хлопот. Такие методы, как саботаж, террор против руководящего эшелона автономии, активная вербовка личного состава «народной армии», несомненно, таили гораздо большую опасность, чем боевые столкновения и налеты партизанских формирований.

Конечно, далеко не во всех районах Локотского округа подпольная работа была организована безупречно. Так, Брасовское подполье долгое время существовало лишь на бумаге. Местный подпольный райком ВКП(б) фактически бездействовал все время оккупации, и лишь с приближением частей Красной армии (уже в 1943 году) попытался изобразить «бурную активность», выразившуюся, в частности, в спешном приеме в партию местных жителей. Желающих и «достойных» набралось немногим более 20 человек (для сравнения: «коллеги» из соседнего Навлинского большевистского партийного подполья сумели навербовать к сентябрю 1943 года 590 членов партии и 781 кандидата в ряды ВКП(б)[562].

Откровенным провалом закончилась в Брасовском районе и попытка организации комсомольского подполья. По косвенным данным можно предположить, что оно было организовано не без участия провокаторов (с целью выявить и ликвидировать просоветски настроенную молодежь района). Брасовская подпольная комсомольская организация им. Щорса была организована в июле 1942 года и просуществовала чуть более двух месяцев. 2 октября 1942 года все участники брасовского подполья были выданы абвергруппе-107 самим руководителем организации Константином Васильевым[563].

Тем не менее можно назвать и целый ряд весьма успешных акций подпольщиков, прежде всего чекистов. В Севском районе Локотского административного округа успешно действовал разведчик М.С. Григоров, который работал в Севске еще до оккупации города. Начальник особого отдела брянского объединенного штаба партизанского движения В. Засухин в своих воспоминаниях так охарактеризовал работу Григорова: «Находясь на нелегальном положении, он умело использовал личные довоенные связи; за короткое время он привлек для работы служащих немецких административных органов, медицинских и ветеринарных работников, учителей. Группа собирала и передавала нам военно-политическую информацию, выявляла немецких агентов, предателей и изменников Родины, распространяла сводки Совинформбюро, партизанские листовки и газеты. С большим риском для жизни советские патриоты саботировали выполнение немецких приказов и распоряжений, которые требовали отправки молодежи в Германию, изъятия скота и продовольствия у населения и т. д.»[564].

Сам Засухин сумел завербовать сотрудника абвергруппы-107 (дислоцировалась в Орле, в Локте находилось ее отделение) Романа Андриевского. Разведчик вспоминал: «Благодаря самоотверженности и упорству Романа мы имели довольно полное представление о подрывной деятельности Абверштелле-107… знали о пунктах переброски и каналах проникновения вражеской агентуры в наш тыл. Отдел контрразведки „Смерш“ Брянского фронта после получения этой информации организовал тщательную проверку всех подозрительных раненых и выявил немало шпионов. Сведения Романа о передислокации воинских частей противника, о концентрации на той или иной железнодорожной станции военной техники представляли для командования Красной армии и партизан огромную ценность… Стремление Андриевского причинить как можно больше вреда противнику было неудержимым. Рискуя жизнью, рискуя провалом, он выискивал и привлекал на свою сторону новых людей, вел активную работу по разложению полицейского батальона, охранявшего железную дорогу в районе станции Холмичи, спасал от неминуемой гибели советских патриотов»[565].

Во второй половине июня 1942 года тыловые органы 2-й танковой армии решили провести крупномасштабную антипартизанскую операцию «Зеленый дятел» (Grunspecht). Операция проводилась с 19 по 27 июня, и к ней были подключены милицейские части из Локотского уезда. В ходе боев партизаны понесли большие потери. Из их рядов началось бегство. Так, в Суземском районе из партизанских отрядов дезертировало 427 человек, 65 из которых перешли на сторону противника[566].

Для бойцов Каминского операция прошла удачно. Они показали себя с наилучшей стороны. Именно боевые заслуги «каминцев» подтолкнули германское командование к тому, чтобы вновь изменить статус Локотской администрации. 19 июля 1942 года командующий 2-й танковой армии генерал-полковник Рудольф Шмидт подписал приказ о реорганизации Локотского уезда в Локотский округ[567]. Эта административная единица включала в себя территории довоенных Брасовского, Комаричского, Суземского, Навлинского, Севского (Орловской области), Михайловского, Дмитровского и Дмитриевского (Курской области) районов[568], с общей численностью населения 581 тыс. человек (по данным С. Стеенберга — 1,7 млн чел., по мнению И. Грибкова — 700–800 тыс. чел.)[569].

К слову сказать, партизаны, действовавшие на территории Курской области, на рассматриваемый момент широкомасштабных операций не проводили. У местных отрядов не было боевого опыта, они представляли собой разрозненные и малочисленные группы, во всех отрядах ощущался недостаток оружия, встречалось немало случаев дезертирства и трусости среди личного состава[570]. Летом 1942 года боевая активность курских партизан оставалась по-прежнему низкой (несмотря на ряд чувствительных ударов, нанесенных по немецко-полицейским гарнизонам, — например, по укрепленному населенному пункту, слободе Михайловке[571]). Железногорский исследователь партизанского движения северо-запада Курской области А. Колесников, характеризуя обстановку, сложившуюся в рядах «народных мстителей» Михайловского района, пишет: «Нашлись и такие, которые в это тяжелое время не выдержали и покинули отряд»[572]. Ситуация стала меняться только к началу осени 1942 года[573].

Примерно в это же время Каминский и центральный комитет НСПР начали вести активную агитацию и пропаганду на партизан. Захваченные в боях народные мстители, после соответствующей обработки, выступали с открытыми письмами к своим недавним товарищам по борьбе. Здесь, в частности, следует упомянуть об открытом письме бойца бригады «Смерть немецким оккупантам» Николая Смирнова. В нем автор рассказывал, как партизанские командиры и комиссары отбивают охоту у людей переходить на сторону Каминского, как путем угроз и запугивания они заставляют людей воевать. Под письмом Новикова поставили подписи бывшие партизаны Береснев, Пахомов, Кузин, Анисимов, Поляков, Баранова и Ермаков[574].

В несколько другом ключе было построено письмо, подписанное И.И. Чистюлиным, П.А. Платоненко, И.Ф. Ченцовым, Т.С. Сафоновым, Ф.К. Клягиным и И.Н. Капаниным. На этот раз речь шла о том, насколько хорошо живется людям в Локотском округе. Подробно рассказывалось, как и чем питается население и бойцы милиции, чем они зарабатывают на жизнь, какую помощь оказывают гражданам местные власти. В конце, как обычно, был призыв покинуть отряды «лесных бандитов» и приходить в населенные пункты, где есть русская администрация[575].

Пропагандистская кампания дала определенный эффект: некоторые партизаны вышли из леса и присоединились к частям и подразделениям милиции.

К концу лета 1942 года происходит активизация партизанских отрядов из северо-западных районов Курской области. Согласно документам, народные мстители из Михайловского района вывели из строя железнодорожный мост между станциями Блохино и Лукашевка, уничтожили мост на реке Тускарь между станциями Будановка и Золотухино. Партизаны Дмитриевского района подорвали железнодорожный мост через реку Свапа в 10 км от Дмитриева. Диверсионные группы Дмитриевских и дмитровских партизан также взорвали железнодорожный мост на перегоне Дерюгино — Евдокимовка[576].

Кроме того, курские партизаны (в первую очередь, отряд им. Боженко) совместно с формированиями Д.В. Емлютина получили задачу очистить населенные пункты Кокушкино, Война (Суземский район), где были сконцентрированы крупные силы милиции. Однако в этот момент «каминцами» была своевременно проведена специальная операция. В результате наступления 21 и 26 августа 1942 года милицейских и немецких подразделений партизаны были вынуждены отступить в начале за реку Нерусса, а затем на левый берег Десны[577].

К осени 1942 года в Брянских лесах базировалось крупные силы партизан — более 50 отрядов, объединенных в восемь бригад и насчитывавших 11 150 бойцов. Они имели на вооружении 4 танка, 2 бронемашины, 61 орудие различного калибра, 114 минометов, 10 435 единиц стрелкового оружия[578]. Как видно из документов, группировке была поставлена задача — прочно удерживать южные массивы Брянских лесов[579].

Германское командование в лице тыловых органов 2-й танковой армии решило сузить территорию так называемого «брянского партизанского края», изолировать южную и северную группировки «народных мстителей», отрезав их от населенных пунктов и лишив тем самым продовольственной поддержки со стороны местного населения. С этой целью были предприняты попытки — операции «Треугольник» (Dreieck) и «Четырехугольник» (Viereck) — рассечения партизанского края на два анклава, для чего были привлечены части и подразделения 108-й венгерской пехотной дивизии, мотопехотный батальон СС, 8 охранных батальонов, а также сводный полк милиции под командованием Каминского. Направление главного удара было намечено в наиболее удобном месте — севернее реки Навли, где наступал полк Каминского и батальон СС навстречу 108-й дивизии[580].

Операция началась 16 сентября. Избегая прямых боестолкновений, партизаны отступили за реку Навля. К концу месяца, не встретившись с уклонившимися от боя партизанами, немецко-милицейские и венгерские силы развернули свои боевые порядки на юг, в направлении реки Нерусса, готовя новый удар. Командование партизанских бригад попыталось упредить действия противника. 1 октября проникшие в тыл противника два отряда нанесли удары по артиллерийским батареям, штабам, складам боеприпасов, а остальные отряды нанесли удар с фронта. Немцы и венгры попробовали отбиться и организованно отступить, полк же Каминского увяз в боях. В некоторых подразделениях «каминцев», как утверждали народные мстители, началась паника. При этом погибло более 150 милиционеров, столько же сдались в плен, а Каминский, получив ранение, едва не попал в руки партизан.

Кроме этого, «каминцы» участвовали в мероприятиях по переселению местных жителей из района операций. Из оперативного донесения командования тыловым районом 2-й танковой армии известно, что южнее Локтя было переселено около 18 тысяч местных жителей. Штаб группы армий «Центр» предложил объединить этих жителей в рабочие команды и использовать в целях укрепления оборонительных рубежей частей и соединений 2-й танковой армии[581].

Немецкие операции «Треугольник» и «Четырехугольник» оказались не такими провальными, как иногда принято считать. В оперативном донесении, подготовленном тыловыми органами 2-й танковой армии, сообщалось о 2244 убитых и взятых в плен партизанах[582].

Пополнив силы за счет «самоохраны», подразделения милиции Локтя приняли участие в операциях «Белый медведь» (Eisbar).

Первая операция проводилась на территории Дмитровского, Дмитриевского и Михайловского районов Курской области и имела три фазы: с 10 по 25 октября, с 3 по 11 и с 17 по 20 ноября 1942 года. Операция сопровождалась прочесыванием лесных массивов и населенных пунктов[583].

Немецкое командование попыталось блокировать и уничтожить объединенные формирования партизан, действовавшие на территории Михайловского, Дмитриевского и Дмитровского районов, — в первую очередь, против отрядов 1-й Курской партизанской бригады (им. Железняка, Михайловский, Дмитровский, Дмитриевский, Троснянский, Кавалерийский партизанские отряды). Для реализации плана германским войскам были приданы милицейские подразделения из Михайловки и Дмитриева.

Боевые действия проходили в напряженном ритме. 10 октября немецкие части и милиция, при поддержке техники и артиллерии, завязали бои с троснянскими партизанами в лесном урочище Жерновец. Одновременно происходила концентрация немецко-милицейских сил в районе сел, расположенных вокруг урочищ Берлажон и Опаж с целью окружения и полного уничтожения баз партизанских отрядов. 11 октября милиция проводила разведку местности и заняла ряд населенных пунктов. В 7 часов 12 октября началось наступление со стороны сел Курбакино и Толченое, из поселков Медовый и Михайловский на расположение баз штаба Объединенных партизанских отрядов Курской области (ОПОКО), Михайловского и Кавалерийского. Со стороны сел Веретенино и Разветье началось наступление милиции в направлении поселков Восточный, Звезда, Большой Дуб на расположение баз отряда им. Железняка[584].

Партизаны пытались не пропустить противника, но под воздействием плотного артиллерийского огня, под давлением численного превосходства немцев и милиции были вынуждены отступить из леса Берлажон в лес Жерновец[585].

14 октября 1942 года в Михайловке прошло совещание начальников германских полицейских формирований (ГФП и жандармерии), а также командиров милиции. На совещании подробно обсуждались вопросы, касавшиеся взаимодействия между разными охранными подразделениями. В тот же день прибыло подкрепление из Локтя. Утром 15 октября милиция повела наступление на партизан из Михайловского и Кавалерийского отрядов, отряда им. Железняка. Партизаны некоторое время оказывали сопротивление, подбили несколько бронемашин, но в конце концов были вынуждены отступить в лесные массивы Дмитриевского района, где они заняли круговую оборону, используя деревни (Волково, Панино, Рясник, Ново-Георгиевская) в качестве опорных пунктов[586].

Завязались жестокие бои, длившиеся несколько суток. Стремясь вырваться из блокады, народные мстители искали слабое место в боевых порядках противника, и оно нашлось. Прорыв из окружения произошел на участке, где, по мнению Э. Хессе, стояла милиция из Локтя[587] (хотя, по-видимому, это были формирования из Михайловки, не имевшие серьезного опыта борьбы с партизанами).

19 октября немецко-милицейские силы отошли в район сел Курбакино, Разветье, Михайловка, Дмитровска. Кроме того, основные части Каминского были выведены в район Кромы (40 км юго-западнее Орла)[588].

В период с 20 октября по 2 ноября 1942 года немцы и милиция, сосредоточив свои силы в районе г. Дмитровск, слобода Михайловка и село Тросна, вели разведку расположения партизан в лесных урочищах Жерновец (база отрядов Михайловского, Троснянского, им. Железняка, Кавалерийского, штаба ОПОКО) и Сухая Хотынь (база Дмитровского и Дмитриевского отрядов). Наступление немцев и милиции возобновилось 3 ноября и было направлено в район урочища Жерновец[589]. Партизаны в течение дня отражали атаки противника, а ночью перебазировались в лес Сухая Хотынь.

6 ноября атаки на партизан продолжились. В них самое активное участие принял милицейский батальон из Дмитрова. Хотя прорвать круговую оборону «народных мстителей» и войти в урочище Сухая Хотынь милиции не удалось, она смогла уничтожить 10 ДОТов, 200 землянок и ликвидировать 150 партизан[590]. Дмитровские милиционеры неплохо показали себя и в боях в районе Долбеньковских лесов, где они уничтожили 30 ДОТов, 300 землянок и 50 «лесных бандитов»[591].

17 ноября 1942 года, после недельного затишья, началась третья фаза операции. Против партизан Курской области была направлена экспедиция общей численностью 3500 человек, состоявшая из частей милиции шести гарнизонов (Комаричского, Дмитриевского, Дмитровского, Михайловского, Севского и Локотского) и венгерского пехотного батальона. Ввиду тяжелых потерь партизаны отказались вступать в боевой контакт с противником и совершили очередной маневр, перейдя с территории Дмитриевского на территорию Михайловского района, однако полностью избежать боев с милицией и венгерскими солдатами народным мстителям не удалось[592].

В целом операция «Белый медведь» не принесла ожидаемых результатов, хотя потери партизан были большими. Ситуация в тыловом районе 2-й танковой армии в принципе контролировалась, но до установления нормального оккупационного порядка было явно далеко. Партизаны все больше доставляли немцам проблем, и борьба с ними очень дорого обходилась германской стороне и коллаборационистским формированиям. Так, в отчете «о борьбе с бандитизмом», составленном для командующего 2-й танковой армии, было отмечено, что в период с апреля по декабрь 1942 года потери партизан определялись в 5644 человека убитыми. Потери немцев и вспомогательных сил составляли 2402 человека, включая раненых и пропавших без вести[593]. По этим цифрам видно, какая жестокая и беспощадная война шла на Брянщине.

Тем временем, пока подразделения Дмитровской, Дмитриевской и Михайловской милиции участвовали в операции «Белый медведь», Каминский издал приказ № 114 «О борьбе с партизанами» (от 31 октября 1942 года). Наряду с тем, что в приказе подробно говорилось о преступлениях, совершенных партизанами против бойцов 2-го, 4-го и 8-го батальонов, в нем также велась речь о создании при штабе Каминского специальной моторизованной истребительной роты в составе 150 человек и об усилении оповещения, на случай появления в селах «лесных бандитов»[594].

Помимо этого, согласно данным НКВД, в ноябре 1942 года Каминский объявил в округе о проведении второй мобилизации среди местного населения в возрасте от 17 до 40 лет в формируемую бригаду (ставка в определенной мере делалась на мужчин 1922–1925 годов рождения)[595].

Для проведения мобилизации и учета военных кадров и людских ресурсов в составе окружного управления был создан военный отдел (во главе с заместителем Каминского Г.Н. Балашовым) и мобилизационный подотдел (В. Белоусов). Начальником штаба бригады стал бывший капитан РККА И.П. Шавыкин. Оперативный отдел штаба возглавил бывший капитан РККА И. Фролов, мобилизационный — бывший майор РККА И. Никитинский, разведки — бывший майор РККА Б.А. Костенко, контрразведки — бывший капитан РККА Ф.А. Капкаев. Адъютантом Каминского стал бывший младший политрук Р.К. Белай[596].

На базе милицейских подразделений начали формироваться батальоны. Каждый батальон имел по 4 стрелковые роты, минометные и артиллерийские взводы. На практике, как подчеркивает С.И. Дробязко, «как в личном составе, так и в вооружении отдельных батальонов единообразия не существовало». Численность батальонов могла колебаться в пределах от 300 до 1000 бойцов, а «наличие вооружения зависело, главным образом, от характера выполняемых задач. В то время как одни батальоны располагали даже бронетехникой, другие были вооружены преимущественно винтовками и почти не имели ручных и станковых пулеметов»[597]. Тем не менее Каминскому удалось сформировать вполне боеспособную бригаду. В ее состав вошло 14 батальонов (по данным Р. Михаэлиса — 13 батальонов, дислоцировавшихся в Тарасовке, Холмецком, Дубровке, Навле, Игрицком, Селечне, Дмитровске, Дмитрове, Севске, Суземке, Михайловке; в Локте находились два батальона и штаб[598]), бронедивизион, зенитная батарея, комендантский взвод, истребительная рота. Численность бригады в конце 1942 года была около 10 тысяч человек. Соединение получило название «Русской освободительной народной армии» (РОНА)[599].

В конце декабря 1942 года — в начале января 1943 года подразделения Каминского были задействованы в операции «Белый медведь-II» и были приданы корпусной группе генерал-лейтенанта барона Вернера фон унд цу Гильза. Операция проводилась в связи с тем, что объединенные партизанские отряды северо-западных районов Курской области с середины декабря 1942 года постоянно нападали на немецко-милицейские гарнизоны. В это время были уничтожены подразделения милиции в населенных пунктах Алешине, Мало-Боброво, Погодино, Евдокимовка, Эсмань и Остапово. Возникла реальная угроза того, что партизаны выведут из строя железнодорожную станцию Дерюгино — важный узел, через который следовали к фронту воинские эшелоны[600].

В соответствии с планом операции, разработанном в 1-й Курской партизанской бригаде, перед Дмитриевским отрядом ставилась задача захватить станцию и уничтожить все объекты. Батальон Дмитровского отряда выполнял задачу заслона от совхоза «1 Мая» до села Дерюгино. Кавалерийский отряд должен был занять оборону восточнее станции, отряд им. Железняка — на перекрестке железнодорожной линии и дороги село Бычки — станция Дерюгино[601].

В ночь на 2 января 1943 года партизаны напали на станцию Дерюгино. Но взять ее штурмом им не удалось. Милиция успешно отбила все атаки Дмитриевского отряда партизан (700 человек). Встреченные огнем охранявших станцию «каминцев», партизаны вынуждены были отступить, бросив своих убитых и раненых[602].

После налета на станцию Дерюгино германское командование приняло решение о концентрации в Михайловском районе немецких и милицейских сил численностью 1500 человек для окружения и уничтожения отрядов 1-й Курской партизанской бригады. Так как бои с милицией и солдатами вермахта привели к большим потерям, командование партизанской бригады отдало приказ об отступлении в Хинельские леса, где «народные мстители» заняли оборону. Там они вели оборонительные бои, пока не получили приказ из Брянского штаба партизанского движения (БШПД) о выходе из лесов для соединения с частями РККА[603].

Подразделения РОНА также участвовали в операции «Белый медведь-III» (конец января — февраль 1943 года). Они вновь были приданы немецким войскам, однако на этот раз — боевой группе «Рюбзам». В ходе боев «каминцы» уничтожили 23 партизана и захватили большой обоз, но во время боевых действий погиб заместитель Каминского Г.Н. Балашов. Как считает И. Грибков, это была серьезная потеря для бригады, поскольку именно Балашов осуществлял разработку и проведение всех антипартизанских операций в Локотском округе, поддерживал дисциплину, руководил формированием и обеспечением батальонов[604].

Пришлось солдатам РОНА участвовать и непосредственно в боях с Красной армией. Первые боевые столкновения «каминцев» с последней произошли в ходе так называемого «Севского рейда», или Дмитриев-Севской наступательной операции, имевшей место в конце февраля — марте 1943 года. По приказу немецкого командования некоторые части РОНА были повзводно и поротно влиты в германские и венгерские части, а в каждый батальон «каминцев» были направлены германские офицеры.

Собственно Севск оборонял гарнизон из 1750 человек, основу которого составляли два батальона 108-й венгерской дивизии, а также подразделения РОНА: 10-й (командир — П.А. Константинов) и 14-й (командир — М.Г. Драченко) батальоны и артиллерийская батарея (командир — Н.А. Косырев) 4-го полка под командованием начальника штаба полка А.Н. Демина. Эти подразделения были усилены 30 танками и самоходными орудиями[605].

Сам командир полка майор Рейтенбах находился со своим 12-м батальоном, который совместно с 5-м полком РОНА майора Турлакова прикрывал Севское направление. На момент начала советского наступления подразделения Рейтенбаха и Турлакова находились в оперативном подчинении боевой группы «Z» штандартенфюрера СС А. Цехендера (8-я кавалерийская дивизия СС «Флориан Гейер») и в ходе последующих боев действовали в районе Топоричный — Радование — Валдыш — Козловский[606].

2-й советский кавалерийский корпус и лыжные бригады, прорвавшиеся в тыл к немецким войскам, вскоре оказались в окружении. Конно-стрелковая группа генерала В.В. Крюкова начала отступление к Севску. В тяжелых сражениях у Вовны и Середины-Буды, хутора Михайловского и Знобь-Новгородской, Светово и Борисово, у Подлесных Новоселок и Марицкого хутора большая часть советских сил бала разгромлена немцами, венграми и коллаборационистами.

17 марта 1943 года началась оборона Севска. Советское командование ничем не могло помочь обороняющимся. Основная группировка была разгромлена под Комаричинами. 19 марта немецкие и венгерские части совместно с подразделениями РОНА проникли в город. В течение двух дней шли уличные бои за каждый дом. В ночь на 26 марта на город устремились немецкие огнеметные танки, выжигая все вокруг. За танками пошли самоходки и пехота. Оборона распалась на отдельные очаги в развалинах и подвалах разрушенных домов. К утру 27 марта Севск защищать было некому. Большая часть кавалеристов 2-го гвардейского квакорпуса и лыжников погибли. Немногие оставшиеся в живых заняли оборону по реке Сев.

Вокруг Севска бои продолжались до середины апреля, после чего оборона стабилизировалась. Только в ходе рейда и обороны города Севска погибли более 15 тысяч кавалеристов и лыжников.

Сразу после этих событий командующий 2-й танковой армии генерал-полковник Р. Шмидт направил Каминскому благодарственное письмо, отметив заслуги его подчиненных перед германской армией: «Благополучному исходу происходивших событий мы многим обязаны Вам и Вашей способной Народной Армии»[607].

В литературе иногда встречается указание на то, что 4-й полк РОНА майора Рейтенбаха в конце августа 1943 года был «выставлен для обеспечения общего отхода» и участвовал в обороне Севска в августе 1943 года. При взятии Севска частями Красной армии Рейтенбах был якобы привязан к танку, после чего его протащили по городу, пока он не умер[608].

Эта версия была впервые опубликована в книге бывшего сотрудника Абвергруппы-107 Свена Стеенберга (Штеенберга). Однако при анализе соответствующего отрывка не остается сомнений в том, что автор имеет в виду взятие Севска частями 2-го корпуса 1 марта 1943 года (несмотря на то, что Стеенберг ошибочно датирует эти события «осенью 1943 года»). Он буквально пишет, что «4-й полк бригады Каминского должен был удерживать город Севск, чтобы обеспечить общее немецкое наступление»[609]. Разумеется, ни о каком немецком наступлении в конце лета — осенью 1943 года не могло идти и речи… Кроме того, Стеенберг не указывает фамилию командира полка. Как известно, в марте погиб его начальник штаба А.Н. Демин (не исключено, что при вышеуказанных трагических обстоятельствах). Самого Рейтенбаха в Севске тогда не было. Он находился вместе с 12-м батальоном своего полка в составе боевой группы штандартенфюрера СС А. Цехендера и, судя по всему, погиб в ходе мартовской операции германо-венгерских войск по окружению и уничтожению прорвавшейся в тыл конно-лыжной группы генерала Крюкова.

В апреле 1943 года советское наступление было остановлено, и немецкий фронт стабилизировался. Бригада Каминского получила небольшую передышку и возможность восстановить боеспособность своих частей. Была объявлена очередная (третья по счету) мобилизация местного населения. Призыву на военно-милицейскую службу подлежали граждане 1925–1926 годов рождения. Мобилизация прошла удачно, и численность соединения достигла 12 тысяч человек[610].

Параллельно с этим, по всей видимости, завершились мероприятия по сведению подразделений РОНА в 5 полков трехбатальонного состава:

1-й стрелковый полк: майор Галкин — 1-й, 2-й, 11-й батальоны (1300–1500 человек), место дислокации — поселок Пчела;

2-й стрелковый полк: майор Тарасов — 4-й, 6-й, 7-й батальоны (1300–1500 человек), место дислокации — поселок Бобрик;

3-й стрелковый полк: майор Турлаков — 3-й, 5-й, 15-й батальоны (1300–1500 человек), место дислокации — поселок Навля;

4-й стрелковый полк: майор Прошин — 10-й, 12-й и 14-й батальоны (500–600 человек). Вероятно, личный состав этого полка принимал самое активное участие в боях против советских кавалеристов и понес большие потери;

5-й стрелковый полк: капитан Филаткин — 8-й, 9-й и 13-й батальоны (1300–1500 человек), место дислокации — Тарасовка — Холмечь[611].

Готовясь к операции «Цитадель», командование группы армий «Центр» решило провести серию специальных мероприятий по снижению партизанской активности в районах, куда прибывали танковые и моторизованные соединения вермахта. В мае 1943 года на территории Орловской области тыловые органы группы армий «Центр» при поддержке армейских объединений провели несколько операций[612]. В частности, части 47-го танкового корпуса (7-я пехотная, 10-я моторизованная, 292-я пехотная, 4-я и 18-я танковые, 442-я особого назначения дивизии) подготовили крупномасштабную операцию «Цыганский барон» (Zigeunerbaron)[613].

Немецкие части и соединения, предназначенные для проведения операции, были сконцентрированы в районе Выгоничи, Навля, Суземка, Трубчевск. Поскольку антипартизанские мероприятия должны были проходить в глухих лесах в междуречье Десны, Навли и Неруссы (южнее Брянска), германское командование решило использовать формирования из коллаборационистов. К операции были привлечены 4 полка РОНА (в этой операции не участвовали 1-й, 2-й и 11-й батальоны 1-го полка, а также 3-й батальон из 3-го полка), 709-й полк особого назначения, добровольческий полк «Десна», кавалерийская группа «Трубчевск», несколько батальонов вспомогательной полиции[614].

Общая численность группировки была около 40 тысяч человек, с воздуха она поддерживалась авиацией. Немцы рассчитывали нанесением одновременных ударов со стороны реки Навля, железной дороги Алтухово — Суземка и от реки Нерусса разрезать лесной массив на ряд изолированных участков, разобщить партизанские бригады, лишить их общего руководства и, оттеснив к Десне, уничтожить. Предполагая, что часть партизан будет пытаться выйти из окружения, немцы заранее создали сильные заслоны на окраинах леса. Для блокирования партизан построили фортификационные сооружения по правому берегу Десны[615].

Перед началом операции командование 2-й танковой армии издало приказ (от 11 мая 1943 года) об эвакуации гражданского населения из зоны боев. В 1-м и 4-м пунктах приказа отмечалось: «Население деревень и населенных пунктов на подлежащей очищению вражеской территории должно быть полностью эвакуировано… Остальное население, подлежащее эвакуации, собирать в деревнях и в закрытых сборных транспортах направлять на восток в сборные лагеря по железной дороге Локоть — Брянск. Войска должны брать для этого требуемый конвой». Данный приказ косвенно указывает на то, что милиция не только должна была участвовать в боевых действиях, но и заниматься эвакуацией гражданского населения в безопасные районы, определенные по плану[616].

К 20 мая у народных мстителей иссякли боеприпасы и запасы продовольствия, пропала связь и управление отрядами. Положение спасало то, что ночью осажденным бригадам сбрасывали с самолетов продукты питания, патроны и взрывчатку.

21 мая немцы овладели железной дорогой Хутор Михайловский — Унеча. Партизан выдавили из леса. К 31 мая «народных мстителей» прижали к Десне. В этот критический момент командование бригад решило пробиваться на восток. 7 июня, с огромными потерями, партизаны вырвались из блокады. В спецсообщении 1-го отдела 4-го управления НКГБ СССР на имя комиссара госбезопасности 2-го ранга Б.З. Кобулова подробно говорилось о положении партизан во время операции «Цыганский барон»: «Все партизанские бригады сильно потрепаны, два комбрига и много командиров отрядов убиты, много партизан взято в плен противником. Часть партизан одной из бригад ушла в полицию. Положение крайне плохое, вооруженных людей в бригадах и отрядах уменьшилось, имеет место голод. Противник блокирует партизан. Для борьбы с партизанами выведена в лес полицейская бригада начальника Локотского округа Каминского»[617].

В целом результаты, достигнутые в операции «Цыганский барон», оценивались германским командованием как положительные[618]. Партизаны были почти разгромлены. Из 6000 находившихся в этом районе народных мстителей 1584 были убиты, 1568 взяты в плен, 869 дезертировало. Было уничтожено 207 лагерей, 2930 землянок и огневых точек. Также было привлечено к суду более 2400 «бандитских пособников», захвачено 60 000 патронов, 5000 ручных гранат, десятки пулеметов, сотни единиц стрелкового оружия[619].

К слову сказать, о провальных действиях партизан в ходе операции «Цыганский барон» скоро стало известно самому Сталину. На его имя было подготовлено сообщение Центральным штабом партизанского движения (ЦШПД) (от 1 июня 1943 года). Отмечая очень тяжелое положение «народных мстителей», начальник ЦШПД П.К. Пономаренко во всех неудачах (и отчасти вполне заслуженно) обвинил командира брянских объединенных бригад Д.В. Емлютина, показавшего незнание тактики и оперативного искусства. В документе подчеркивалось:

«Командир Брянских отрядов Емлютин проявил в первые дни полную растерянность, потерял управление и связь с отрядами, устранился совершенно от организации сопротивления, решил о полной безнадежности положения и вследствие этого не считал необходимым и не настаивал на мерах помощи с нашей стороны. В отрядах и бригадах началась дезорганизация и переход на сторону противника. В этой обстановке на месте с санкции секретаря Орловского обкома ВКП(б) т. Матвеева было принято решение о назначении командиром групп и отрядов подполковника пограничных войск Горшкова при комиссаре Герое Советского Союза Бондаренко.

Тов. Горшков пользуется боевым авторитетом у всех командиров бригад Брянских лесов, ранее сыграл крупную роль в отражении немцев.

Со своей стороны такую меру, как целесообразную и явно одобряемую командирами бригад и отрядов, поддерживаем. Емлютин в настоящее время на самолете У-2 прибыл в Елец»[620].

Одновременно с операцией «Цыганский барон» с 21 по 30 мая немецкие войска, в первую очередь части 45-го армейского корпуса (5-я танковая, 6-я пехотная, часть 707-й охранной (747-й пехотный полк) дивизий, «Восточный штаб — 455»), провели операцию «Вольный стрелок» (Freischutz)[621]. Вместе с немцами в операции участвовали части бригады Каминского. 1-й и 2-й батальоны 1-го полка были приданы 6-й пехотной дивизии. 11-й батальон 1-го полка и 3-й батальон 3-го полка получили боевые задачи, связанные с завершением разгрома совместно с частями первого эшелона немецких войск бригадных партизанских резервов[622]. Кроме «каминцев» к операции «Вольный стрелок» также были привлечены 587-й и 791-й охранные батальоны, 807-й пехотный батальон, состоявший из азербайджанцев, и бронепоезд № 4[623].

Все основные приготовления к операции были завершены к 12 мая, когда немцы сосредоточились в указанных им районах. План операции предусматривал очищение от партизан лесов к северу и к северо-западу от Брянска — в районе Дятьково — Ивоть — Жуково. Командование 45-го корпуса намеревалось уничтожить «народных мстителей» концентрическим ударом в армейской полосе между Болховым и шоссе Брянск — Жуково, а затем окончательно разгромить их на открытой местности под Ветней[624].

21 мая, после скрытого развертывания, немцы перешли в наступление. Действия наземных войск поддерживались авиацией, которая только в первые два дня совершила более 100 самолето-вылетов.

Оценив силы противника, партизаны решили не вступать с ним в позиционную борьбу. Они рассредоточились на отдельные отряды. Но к исходу третьего дня операции партизанские соединения были окружены. Разведка народных мстителей все настойчивей искала слабые места в боевых порядках немцев и коллаборационистов — с одной целью: определения направления прорыва. Таковым явился участок, занимаемый бойцами из восточных батальонов. В ночь с 25 на 26 мая партизаны, сосредоточившись на главном направлении, с тяжелыми потерями вырвались из окружения и отступили на север[625].

Но немецкое командование, решив, что вырвалась лишь незначительная часть партизан, отдало приказ о продолжении операции. 28 мая немецкая группировка, а также милицейские части сосредоточились в «партизанском крае». В этом районе во время проведения зачисток было обнаружено 30 отдельных лагерей, около 300 жилых землянок, 100 блиндажей, 200 подготовленных огневых точек, связанных ходами сообщения[626].

Боевые действия против народных мстителей продолжились. В ходе боев немцам и милиции поддержку с воздуха оказывали два звена бомбардировщиков и истребителей. Партизаны в очередной раз понесли тяжелые потери, но до конца разбиты не были. По данным германского командования, в целом позитивно оценивавшего итоги операции, потери «лесных бандитов» характеризовались следующими цифрами: 1459 убитых, 420 пленных, 6 дезертировавших. Из зоны боев было эвакуировано 2392 человека[627].

В то же время в рамках операции «Вольный стрелок» проводилась специальная акция по «умиротворению» (Befriedungsaktion). Жертвами акции стали 1419 человек из числа сочувствовавшего «лесным бандитам» гражданского населения, 13 деревень было сожжено, 317 жилых домов разрушено. Западногерманские исследователи В. Прег и В. Якобмейер косвенно указывают на то, что в карательных мероприятиях помимо военнослужащих вермахта участвовали и бойцы из батальонов Каминского. Однако данные подобного рода нуждаются в документальном подтверждении, чего на сегодняшний день пока не сделано[628].

По некоторым сведениям, люди Каминского привлекались еще к трем операциям — «Помощь соседу» (Nachbarhilfe), «Еловый дом» (Tannenhauser) и «Восток» (Osterei)[629].

Операция «Цитадель» завершилась для вермахта и войск СС провалом. Попытка срезать Курский выступ не увенчалась успехом, и теперь германской армии ничего не оставалось, как перейти к оборонительным действиям и начать постепенный вывод войск из-под ударов РККА. Дни Локотского окружного самоуправления были на исходе. Но РОНА не думала складывать оружие. 3-й и 5-й стрелковые полки бригады, усиленные вспомогательной полицией, в июле 1943 года в районе Дмитровск-Орловского отражали атаки частей Красной армии. Потери в бригаде Каминского значительно возросли, поскольку его люди столкнулись не с формированиями народных мстителей, которых они в основном успешно громили, а с регулярными частями, уже имевшими боевой опыт[630].

Вместе с этим 5 августа 1943 года Каминский издал приказ № 233 об эвакуации военных и гражданских структур Локотского округа, а также местного населения, которое «не желает жить в большевистском аду», в Белоруссию. Ценой огромных усилий эта задача была выполнена, и 26 августа 1943 года части РОНА (до 7000 человек) с техникой, гражданская администрация, члены их семей, а также антисоветски настроенное мирное население (около 30 тысяч человек) были погружены и по железной дороге эвакуированы в район белорусского города Лепель[631].

Люди Каминского оказались в одном из самых неблагополучных и неспокойных районов оккупированной Белоруссии. Здесь активно действовали десятки партизанских соединений, парализовавших в течение августа — сентября 1943 года («Рельсовая война») тыловые коммуникации 3-й танковой армии (генерал-полковника Ганса Рейнгардта) на подступах к Витебску и Орше. Командование группы армий «Центр» приняло решение об использовании бригады Каминского в специальной операции «Хуберт» (Hubertus)[632].

В Лепеле соединение Каминского изменило свое название и стало именоваться народно-армейской бригадой «Каминский» (Volksheer- Brigade Kaminski)[633].

Перед началом операции «Хуберт» части соединения располагались в следующих пунктах:

1-й стрелковый полк (командир майор Галкин) располагался от Лепеля до Бочейково в опорных пунктах;

2-й стрелковый полк (командир майор Голяков) расположился в Сенно;

3-й стрелковый полк (командир майор Турлаков) расположился в Бешенковичах и в опорном пункте Бочейково;

4-й стрелковый полк (командир майор Прошин) прикрывал Лепель с севера и юго-запада;

отдельный гвардейский батальон (командир лейтенант Шургин) располагался в Лепеле;

бронедивизион (командир лейтенант Самсонов) находился в Лепеле;

зенитный дивизион (старший лейтенант Плохин), место дислокации — Лепель[634].

Операция «Хуберт» проводилась с целью очистки коммуникаций 3-й танковой армии на линии Сенно — Чашники и началась 16 октября. Части Каминского действовали достаточно успешно: после нескольких дней боев они уничтожили 562 партизана, а 35 взяли в плен. Потери бригады составили 34 человека убитыми, 61 ранеными, 38 пропали без вести. Во время боевых действий было захвачено 2 пистолета-пулемета (МР-40), 13 ручных пулемета, 5 противотанковых ружей, 4 самозарядные винтовки, 1 миномет, 139 винтовок, 3 револьвера, уничтожены 2 танка (1 Т-26 и 1 БТ-7), но при этом потеряно 2 ручных пулемета, 4 миномета, 6 пистолетов-пулеметов, 1 орудие, 1 Т-34 и 1 БТ-7[635].

Необходимо отметить, что бригада Каминского в период лета — осени 1943 года столкнулась с дезертирством, или переходом целых подразделений на сторону партизан. Например, в период августа — сентября 1943 года к партизанам перешли 500 бойцов, из которых 350 сбежали по дороге в Белоруссию. 15 сентября была осуществлена еще одна попытка дезертирства: к «лесным бандитам» ушла в полном составе рота под командованием капитана Проваторова вместе с 15 лошадьми, 12 повозками, минометом, 3 пулеметами, 10 автоматами и 60 винтовками. Готовился к переходу и майор Тарасов, командир 2-го стрелкового полка. Но переход не состоялся — неожиданно в штабе полка появился Каминский, и большинство офицеров, ранее поддерживавших Тарасова, быстро от него отвернулись. В результате Тарасов и еще 8 человек из числа «активных разложенцев» были казнены. Впрочем, в сентябре 1943 года отмечается еще по крайней мере два случая дезертирства: в ночь с 16 на 17 сентября «к партизанам перешло 27 бойцов, возглавляемых капитаном Малаховым», и еще 126 человек из разных «батальонов 2-го полка, а 25 сентября из бригады дезертировало 30 танкистов»[636].

11 октября 1943 года начальник ЦШПД П.К. Пономаренко докладывал Сталину: «Из бригады Каминского… продолжается дезертирство и случаи перехода на сторону партизан. По данным на 4.10 база продовольственного снабжения Лепельской зоны отпускает Каминскому продукты только на 3665 человек. Вероятно, это все, что осталось от его бригады, насчитывавшей в августе 12 тысяч человек»[637].

Однако путем установления жесткой дисциплины и выявления лиц, разлагающих бригаду, Каминский навел в своем соединении порядок. В октябре — ноябре 1943 года численность бригады вновь стала увеличиваться за счет белорусских полицейских. К 25 ноября 1943 года в РОНА было по-прежнему пять полков (при штатной численности полка 1260 человек) и гвардейский батальон. На вооружении находилось 12 танков (один KB, восемь Т-34, три БТ-7), три бронемашины (БА-10), три танкетки, одна 122-мм гаубица, три 76-мм и восемь 45-мм орудий, 8—10 батальонных минометов, 15 станковых и 50–60 ручных пулеметов[638]. Тяжелый кризис, поразивший бригаду с момента оставления Локтя, был постепенно преодолен.

В ноябре 1943 года, после многих болезненных потрясений, Каминский решился на реорганизацию НСПР. Теперь она получила название Национально-социалистической трудовой партии России (НСТПР). Активно включились в работу бывшие сотрудники Локотской администрации, войдя в состав Лепельского окружного управления. Но на первый план, несмотря на все заботы гражданского строительства, все же вышла борьба с партизанами[639]. То есть военный фактор в разносторонней деятельности Каминского и его соратников стал основным и доминирующим.

Надо, однако, сказать, что, став обер-бургомистром Лепельского округа, Каминский вел активную идеологическую работу. Так, уже 12 сентября 1943 года в зале Лепельского театра состоялось собрание молодежи, организованное пропагандистами РОНА. Выступали офицеры РОНА и гражданские пропагандисты. Тематика докладов заключалась в разъяснении сути «русского освободительного движения». К местным жителям был обращен призыв вступать в ряды «народоармейцев». Один из выступавших тогда отметил: «Цель нашей жизни — на обломках большевизма создать Великую новую Россию»[640].

Активно действовал при РОНА Союз русской молодежи (СРМ). 15 января 1944 года в газете «Голос народа» была опубликована статья «Молодежь на великом переломе», в которой отмечалось: «Сейчас, когда „Китайская стена“, созданная большевиками, рухнула, и мы получили возможность ознакомиться с другими учениями… способными воссоздать наше величие и на основе этого поставить на мировые вершины нашу Родину, когда у нас есть возможность сплотиться вокруг Национал-социалистической Трудовой партии России и Союза российской молодежи, мы должны сделать это».

В том же номере раскрывались цели и задачи СРМ: 1) воспитание у молодого поколения чувства любви к родине, к своему народу; 2) всемерная помощь и активное участие в борьбе за свержение большевизма и установление нового строя в России; 3) разоблачение учения Маркса как вредного и антинародного, выгодного только еврейству, не имеющему родины; 4) привитие любви ко всякому труду, направленному на благо государства и нации, помня, что труд — источник собственности, трудовая собственность — залог свободы; 5) воспитание высоких моральных и нравственных качеств, честности и солидарности[641].

Следует признать несостоятельным мнение белорусского исследователя Е. Гребня о том, что деятельность РОНА в пропагандистском направлении оказалась нулевой. Каминскому в короткие сроки удалось наладить жизнь в Лепельском округе, пополнить ряды своих боевых формирований, провести реорганизацию партии — это явное свидетельство успехов бывшего руководителя ЛАО. Утверждения Гребня о пропаганде РОНА идей великодержавного русского шовинизма, адресованной исключительно белорусскому населению, вызывают только удивление. Хорошо известно, например, что в восточной части Белоруссии (в той же Витебской области, где находился Лепель) проживало немалое количество русских и русскоязычных граждан, там же было немало бывших красноармейцев, попавших в плен летом 1941 года и пошедших на сотрудничество с немецкими властями. К тому же Белоруссия в том виде, о котором ведет речь Гребень, на тот момент не существовала. И поэтому использование пропагандистами РОНА (а также немецкими органами пропаганды) соответствующей «великодержавной» риторики было вполне логичным и закономерным шагом, отвечавшим конкретной сложившейся ситуации.

Размещенные по опорным пунктам вокруг нескольких городов и поселков, части РОНА были привлечены к несению охранной службы. В третьей декаде октября 1943 года им пришлось отражать нападение партизанских бригад на Лепель и Чашники[642]. Это нападение было частью масштабной операции («Лепельская наступательная операция»), разработанной в Белорусском штабе партизанского движения (БШПД) (приказ № 0054 «О разгроме противника и захвате г. Лепель» подписал 5 октября 1943 года начальник ЦШПД П.К. Пономаренко). Цель операции заключалось в том, чтобы полностью уничтожить гарнизон Лепеля. Город являлся стратегическим центром и был узлом шоссейных дорог Витебск — Лепель — Минск, ст. Ловша — Лепель — Борисов, Лепель — Орша, важнейшим опорным пунктом по охране коммуникаций 3-й танковой армии вермахта. В случае его разгрома образовывался бы обширный «партизанский край» из нескольких районов трех областей Белоруссии: Витебской, Вилейской и Минской. Это, естественно, осложнило бы и без того нелегкое положение 3-й танковой армии, чьи тыловые службы никак не могли справиться с постоянными ударами партизан.

Кроме того, в случае удачного исхода операции у народных мстителей могли оказаться на руках весомые политические аргументы: белорусские партизаны уничтожили РОНА. Это могло бы негативно повлиять на психологическое состояние личного состава некоторых других дислоцированных здесь частей и подразделений «восточных войск» и привести к их разложению.

В проведении Лепельской операции были задействованы силы более 20 бригад народных мстителей. Общее руководство операцией было возложено на командира чашникского партизанского соединения «Дубова», Героя Советского Союза, генерал-майора Ф.Ф. Дубровского. Согласно приказу № 1, удар по Лепельскому гарнизону должны были нанести бригады Лепельская им. И.В. Сталина (обязанности комбрига во время операции выполнял начальник штаба Д.Т. Короленко), «Дубова», Сенненская партизанская бригада (комбриг B.C. Леонов), им. В.И. Чапаева (комбриг В.В. Мельников) и соединение им. П.К. Пономаренко (комбриг Н.В. Уткин). Главными объектами, которые нужно было уничтожить, являлись: железнодорожная станция, сельхозкомендатура, МТС, завод строительных материалов, военный городок, склады боеприпасов и казармы.

По данным партизанской разведки, в Лепеле располагались 1-й и 4-й полки Каминского, отдельный гвардейский батальон РОНА, пехотный полк вермахта, танковый батальон, две артиллерийские и одна минометная батарея. Город был окружен густой сетью ДОТов, проволочных заграждений. Все каменные здания были оборудованы для ведения обороны. На наиболее важных направлениях были созданы минные поля.

Кроме полного уничтожения Лепельского гарнизона операция предполагала нанесение ударов по районному центру Чашники, а также населенным пунктам Камень и Бочейково. Задача по разгрому и овладению райцентром Чашники была поставлена перед Смоленским партизанским полком И.Ф. Садчикова, 1-й Витебской, 1-й им. К.С. Заслонова и Лиозненской партизанскими бригадами. Разгром гарнизонов в населенных пунктах Камень и Бочейково возлагалось на партизанские бригады «За Советскую Белоруссию», «Алексея», 2-ю им. К.С. Заслонова. Прикрытие флангов ударной группы бригад, особенно тех, которые наступали на Лепель, было возложено на соединения П.М Романова (дорога Бешенковичи — Лепель) и Л.И. Селицкого (блокирование дороги Сенно — Чашники).

Партизанская операция началась в ночь с 19 на 20 октября 1943 года. Соединения народных мстителей сосредоточились южнее Лепеля и после сигнала ракеты пошли на штурм. Не встретив сопротивления в деревне Забоенье, где стояли посты вспомогательной полиции, штурмовые группы партизан приблизились к южному оборонительному кольцу Лепеля. После этого завязались бои на южных окраинах города. К утру несколько кварталов, расположенных на юге Лепеля, были в руках народных мстителей. Однако с рассветом в город прибыло подкрепление (немецкие танки, бронедивизион РОНА). И партизаны, не имея огневой поддержки, отступили в исходный район — деревни Свяда и Свядица. Результаты нападения на Лепель оказались скромными: убито (если верить партизанским документам) 39 солдат и офицеров вермахта, ранено 15 и взято в плен 16 полицейских и «каминцев».

В ту же ночь партизаны штурмовали военный городок Лепеля, где находилась продуктовая база, бензохранилище, склады боеприпасов. Городок был окружен ДЗОТами и проволочными заграждениями в четыре ряда. В ночном бою партизаны, по данным советской стороны, убили 146 человек, захватили 18 пленных, сожгли 9 автомашин, 3 трактора, уничтожили хлебозавод. В качестве трофеев они взяли 4 пулемета, 31 винтовку, 1 миномет, 2 мотоцикла. Однако уничтожить военный городок «лесные солдаты» не смогли, и во время атак оборонительной линии, состоявшей из ДЗОТов, они понесли большие потери от пулеметного и минометного огня.

Одновременно со штурмом Лепеля развернулись бои за райцентр Чашники. Здесь оборону держали около 500 военнослужащих вермахта и 3-й полк бригады РОНА. Штурм партизаны начали ровно в 2.00 20 октября 1943 года. Поначалу удача сопутствовала «народным мстителям»: они прорвались к городу, захватили его юго-восточную часть, подавили несколько огневых точек противника. Однако утром ситуация изменилась. Во-первых, из Сенно подошло подкрепление, а во-вторых, немцы и «каминцы» постепенно вытеснили партизан из Чашников, вернули ранее оставленные позиции и в течение следующих суток (!) отражали яростные атаки «лесных солдат». 21 октября в 15.00 Ф.Ф. Дубровский отдал приказ о выходе партизанских отрядов из боя. Еще дважды, 23 и 24 октября, народные мстители пытались взять Чашники, но, встретив организованное сопротивление, были вынуждены отойти.

Таким образом, «Лепельская наступательная операция» белорусских партизан завершилась неудачей, чему немало поспособствовали действия бойцов соединения Каминского.

В декабре 1943 года бригада РОНА была задействована в крупной операции по очищению от партизан тылов 3-й танковой армии. В итоговой разведсводке ЦШПД за декабрь 1943 года (от 14 января 1944 года) отмечалось:

«В конце ноября командующим 3-й танковой армией генерал-полковником Рейнгардтом был издан приказ об очищении от партизан местности, прилегающей к грунтовым дорогам Лепель — Ушачи — Полоцк, Лепель — Пышно — Докшицы, Лепель — Бегомль.

Выполняя этот приказ, в период с 9 по 28 декабря противник силою до 15 000 солдат и офицеров, поддержанных танками, артиллерией и авиацией, вел активные бои с партизанами. С 10 по 13 декабря немецкие части и до двух полков бригады Каминского при поддержке 70 танков и 21 самолета овладели Березино и дорогой Березино — Докшицы»[643].

За успешные действия в борьбе с «лесными бандитами» Каминский к январю 1944 года получил несколько медалей для «восточных народов», а 27 января его наградили Железным крестом 2-го класса[644]. Все эти события происходили в тот момент, когда РОНА почти не выходила из боев с партизанами. Так, с 18 по 25 января 3 полка бригады, войдя в состав боевой группы «фон Готтберг» (Kampfgrupре «von Gottberg» — высшего фюрера СС и полиции Центральной России и Белоруссии), принимали участие в боях в районе Докшиц, где по-прежнему действовали партизанские соединения. Вместе с РОНА в боевых действиях в этом районе вели части 20-го мотопехотного полка 60-й мотопехотной дивизии, 185-й и 187-й пехотные полки 8-й пехотной дивизии, 31-й полк германской полиции порядка, 720-й запасной полк, 743-й и 858-й восточные батальоны, 314-й и 513-й запасные пехотные батальоны[645]. Партизаны понесли тяжелые потери, хотя им удалось избежать разгрома.

После этой операции бригада Каминского прочно занимает место среди частей и соединений полиции и войск СС, подчинявшихся генеральному комиссару Белоруссии, группенфюреру СС и генерал-лейтенанту полиции Курту фон Готтбергу[646]. Даже после 15 февраля 1944 года, когда бригада и гражданские беженцы были переведены в Западную Белоруссию в район Дятлово[647], бойцы Каминского находились в непосредственном подчинении у Готтберга, который сосредоточил в своих руках сразу несколько высших полицейских и гражданских должностей и имел фактически диктаторские полномочия[648].

Начиная с весны 1944 года немецкие оккупационные органы Белоруссии решили провести серию масштабных операций по уничтожению партизан. В первую очередь, было решено ликвидировать народных мстителей, действовавших в т. н. Полоцко-Лепельской, Полоцко-Ушачской, Сенно-Оршанской и Борисовско-Бегомльской зонах. С этой целью вокруг «партизанских краев» стали концентрироваться немецкие полевые войска, части СС и полиции, различные коллаборационистские формирования.

Основные усилия были направлены на то, чтобы разгромить партизан в районе между Лепелем и Минском и полностью очистить от них тыл группы армий «Центр». Для этого были стянуты 12 полков СС и полиции, части 6-й авиаполевой, 252-й, 95-й, 56-й и 195-й пехотных, 211-й охранной и запасной дивизий. К операциям подключили полки (1-й, 3-й и 5-й) РОНА, батальоны Белорусской Краевой Обороны (БКА), казачьи сотни, части белорусской и украинской полиции. В общей сложности в боевых действиях против партизан должно было участвовать 60 тыс. солдат и офицеров, 137 танков, 236 орудий, 70 самолетов, 2 бронепоезда. Руководили антипартизанскими мероприятиями генеральный комиссар Белоруссии К. фон Готтберг и командующий 3-й танковой армией генерал-полковник Г. Рейнгардт[649].

К 10 апреля 1944 года Полоцко-Лепельская зона была блокирована. 11 апреля была дана команда о начале сразу двух операций — «Моросящий дождь» (Regenschauer) и «Ливень» (Regenfass) [650]. Задачи этих операций, вопреки мнению советских историков, были в основном выполнены, что и позволило фон Готтбергу приступить к реализации более крупной операции — «Весенний праздник» (Fruhlingsfest). Партизаны в боях с полицией и войсками СС понесли настолько тяжелые потери, что через три недели боевых действий десятки отрядов и несколько бригад были обескровлены. При этом полки Каминского проявили себя с самой лучшей стороны: они действовали гораздо эффективнее, чем некоторые полевые части СС[651].

Несмотря на то что партизанам удалось все-таки вырваться из блокады, основная цель операций — обеспечение безопасности в тыловых районах группы армий «Центр» — была достигнута[652]. По данным штаба 3-й немецкой танковой армии, только в период с 11 апреля по 15 мая 1944 года потери партизан составили 14 288 человек убитыми и пленными[653]. В боях с немецкой экспедицией погибли командиры партизанских бригад — секретарь Бешенковичского подпольного райкома партии, Герой Советского Союза П.М. Романов (бригада «За Советскую Белоруссию»), Герой Советского Союза А.Ф. Данукалов (бригада «Алексея»), Д.Т. Короленко, комиссары бригад И.Ф. Кореневский, B.C. Свирид и Г.Г. Жижов, командир отряда С.А. Пацей[654]. Внесла свою лепту в это дело и бригада Каминского. Именно бойцы РОНА разгромили 1-ю Антифашистскую бригаду (бывшая 1-я русская национальная бригада СС «Дружина»). За успешные действия своих бойцов командир русского соединения был награжден Железным крестом 1-го класса[655].

Вслед за операцией «Весенний праздник» бригаду Каминского привлекли к еще одной, последней для бойцов РОНА, акции — «Баклан» (Kormoran). Цель данной операции заключалась в том, чтобы очистить от мстителей район севернее железнодорожной линии Минск — Борисов. Боевые действия начались 22 мая наступлением частей 3-й танковой армии на Сенно. Соединение Каминского было направлено на наиболее трудные участки. К началу июня в окружении оказалась 21 партизанская бригада: 4 из Полоцко-Ушачской зоны, 7 из Сенно-Оршанской зоны и 10 из Борисовско-Бегомльской зоны — всего около 22 тыс. бойцов и командиров. Партизанам пришлось прорываться из окружения небольшими группами[656].

В результате проведенной операции удалось полностью очистить от партизан прифронтовую полосу от Полоцка до Орши. Потери народных мстителей составили: 4911 убитыми, 354 пленными. Захвачено: 5 минометов, 62 пулемета, 14 ПТР, 56 пистолетов-пулеметов, 639 винтовок, 13 пистолетов, большое количество снаряжения, боеприпасов, продовольствия, домашней скотины, было уничтожено 457 лагерей[657]. Люди Каминского вновь были отмечены в лучшую сторону.

Бойцы из соединения Каминского на протяжении двух лет вели ожесточенную борьбу с брянскими и белорусскими партизанами. При этом бригадные части в основном действовали против народных мстителей достаточно эффективно, что не раз отмечалось германским командованием, которое использовало соединение в крупных операциях. В связи с переброской РОНА в Белоруссию в бригаде произошел спад боеспособности, а ее части оказались подвержены разложению со стороны партизан. Несмотря на дезертирство и плохое состояние дисциплины, к ноябрю 1943 года положение в бригаде улучшилось, а в январе 1944 года соединение вышло на прежний уровень. Участие в таких антипартизанских операциях, как «Ливень», «Весенний праздник» и «Баклан», еще раз подтвердило, что РОНА являлась серьезным противником для народных мстителей[658]. Во многом благодаря этому летом 1944 года РОНА была включена в состав войск СС: 17 июня 1944 года она стала штурмовой бригадой Войск-СС «РОНА» (номер полевой почты 45155)[659].

30 июля 1944 года Каминский и Шавыкин прибыли в Растенбург для встречи с Гиммлером. 31 июля комбригу было присвоено звание ваффен-бригадефюрера. Руководитель «Черного ордена» поблагодарил Каминского за успешные действия бригады и лично наградил его Железным крестом 1-й степени[660]. 2 августа Бах-Зелевски записал в своем дневнике: «Позавчера я говорил с рейхсфюрером СС и встретил Гудериана. Здесь также присутствовал Каминский, командир Русского добровольческого корпуса»[661].

1 августа 1944 года Главное оперативное управление СС выпустило приказ о развертывании РОНА в 29-ю ваффен-гренадерскую дивизию СС / русскую № 1 / (29. Waffen-Grena- dier-Division der SS / Russische Nr. 1/). Намечалось формирование 72-го (на основе 1-го стрелкового полка), 73-го (на основе 2-го и 3-го стрелковых полков) и 74-го (на основе 4-го и 5-го стрелковых полков) ваффен-гренадерских полков, 29-го полка снабжения, фузилерного, инженерного и запасного батальонов, противотанкового дивизиона, батальона связи, дивизиона зенитной артиллерии, санитарной и ветеринарной рот. Артиллерийский полк бригады переформировывался в 29-й ваффен-артиллерийский полк (по реальным штатам — дивизион). Части гвардейского батальона распределялись по полкам и частям новой дивизии. Соединение имело на вооружении около 20 орудий, 30 минометов, более 100 пулеметов[662].

Во время личной беседы Гиммлер обещал Каминскому вывести его соединение на переформирование в учебный войсковой лагерь в Нойхаммере, а беженцев (приблизительно 10 500 человек), как только будут созданы условия, — эвакуировать в Венгрию.

В августе 1944 года в Варшаве разгорелось восстание. Командующий Армией Крайовой (АК) Тадеуш Комаровский (кличка «Бур») отдал своим частям в столице (около 40 тысяч человек) приказ о начале открытой вооруженной борьбы против немецкого гарнизона города[663].

На вспыхнувшее в Варшаве восстание сразу отреагировало оперативное управление германского Генштаба, подготовившее аналитический доклад о положении в городе. Начальник Генштаба, генерал-полковник Г. Гудериан, обратился лично к Гитлеру с предложением объявить Варшаву частью оперативной зоны 9-й армии вермахта и ввести в нее войска, но фюрер, после недавнего покушения на него, организованного высшими армейскими офицерами, отклонил предложение Гудериана и возложил задачу по подавлению восстания на СС. При этом вермахт должен был согласовывать все свои действия с СС и оказывать людям Гиммлера всю помощь, какая им потребуется.

Рейхсфюрер СС доверил командование операцией по уничтожению восставших обергруппенфюреру СС Эриху фон дем Баху, специалисту по борьбе с бандами. Шеф СС дал ему подробные инструкции. 2 августа 1944 года фон дем Бах выехал в Варшаву. К 6 августа в город вошла почти половина войск (7496 человек), выделенных для подавления восстания. Постепенно определился состав группировки сил и средств «фон дем Бах», а также ее численность — 16 тысяч 696 человек.

О том, что военнослужащие РОНА привлечены к подавлению Варшавского восстания, Каминский узнал, находясь в Берлине. Он, как пишет историк К. Семенов, получил телеграмму Гиммлера следующего содержания: «Жду Вашей помощи в этом деле»[664].

По прибытии в соединение Каминский собрал совещание, в котором приняли участие начальник штаба дивизии И.Н. Шавыкин, начальник разведки Б.А. Костенко, адъютант комдива Р.К. Белай, начальник военно-следственного отдела Г.С. Процюк, командиры 1-го, 2-го и 5-го полков И.Ф. Фролов, Голяков и Романов, командир отдельного гвардейского батальона Бурыгин. Каминский сообщил, что соединение переименовано в дивизию немецких войск СС и ей присвоен № 29; ему присвоили звание генерала-майора и приказали направить часть дивизии в Варшаву. Каждый командир полка должен выделить по 400 человек («по батальону надежных людей»). Предстояло сформировать сводный полк под командованием ваффен-оберштурмбаннфюрера СС И.Д. Фролова (начальник штаба ваффен-гауптштурмфюрер СС Ночевкин) и приготовиться к переброске в бывшую польскую столицу[665].

Сводный полк формировался как из семейных, так и неженатых военнослужащих, и состоял из четырех стрелковых батальонов, четырех танков Т-34, Су-76 и двух 122-мм гаубиц. Численность полка, по немецким документам, составляла 1700 человек, по показаниям офицеров дивизии И.Д. Фролова и П.Р. Майорова — от 1500 до 1600 человек[666].

Ранним утром 3 августа личный состав погрузился на автомашины и выдвинулся в назначенный район. 8 августа полк прибыл в населенный пункт Раков, находившийся в четырех километрах юго-западнее Варшавы. На следующий день в часть прибыл Каминский с приказом от германского командования о наступлении[667].

Полк Фролова включили в состав боевой группы группенфюрера СС и генерал-лейтенанта войск СС и полиции Хайнца Рейнефарта — именно ему фон дем Бах поручил подавить восстание. Боевая группа «Рейнефарт» делилась на несколько оперативных формирований, проводивших зачистку Варшавы, — это были боевые группы «Рек», «Рор», «Дирлевангер», «Шмидт», группа прикрытия «Сарнов» и др. Каждой группе был определен участок, делившийся на сектора.

9 августа подчиненные Фролова и Ночевкина вошли в состав боевой группы генерал-майора Гюнтера Рора. Части последнего действовали на участке «Юг», сектор «D». Кроме «каминцев» в составе группы «Рор» (общая численность 6161 человек, согласно данным Р. Михаэлиса — 12 700 человек[668]) находились 627-й инженерный батальон, саперная рота № 500, 80-й зенитный полк, III дивизион артиллерийского полка 5-й танковой дивизии СС «Викинг», подразделения охранной полиции полковника В. Родевальда и команда СД «Биркнет». Соединению была поставлена задача зачищать от повстанцев кварталы в районах Воля, Охота, Окецие и Мокотов[669].

«Каминцы» вели бои против повстанцев, закрепившихся в районе Охота. Огневые точки поляков подавлялись с помощью артиллерии. Участники тех боев вспоминали, как Фролов лично вел огонь из 122-мм гаубицы по домам, откуда бойцы АК оказывали сопротивление.

Бои за жилые кварталы отличались большой жестокостью, обе стороны не брали пленных. Уже в первый день, когда велось наступление из Ракова на Охоту, «каминцам» пришлось перейти к обороне, поскольку потери от огня повстанцев были чувствительными (50 человек убитыми и ранеными). Но, освоившись, солдаты РОНА начали теснить поляков, зачищая улицу за улицей[670].

11 августа «каминцы» пытались овладеть фабрикой в пригороде Варшавы. Через какое-то время в штаб полка прибыл один из командиров батальонов и доложил Фролову, что взять фабрику силой пехоты невозможно. Фролов доложил об этом Каминскому. Тогда Каминский лично взял управление боем на себя. 12 августа, после двухчасового боя, фабрика была взята. Полк потерял около 70 человек. За этот бой Каминский и Шавыкин были представлены германским командованием к наградам, которые получили 18 августа.

16 августа солдаты РОНА продолжали вести бои на улицах. Зачистив несколько кварталов, штурмовые группы остановились. Три немецких танка, поддерживавшие огнем эсэсовцев, были сожжены. В этом бою «каминцы» потеряли еще 40 человек убитыми и ранеными. В последующем полк терял ежедневно от 5 до 20 человек[671].

К 19 августа район Охота был более чем наполовину очищен от повстанцев, но «каминцы» за 10 дней не смогли выполнить поставленную задачу до конца — выйти на своем участке к реке Висла. Приняв предложение Каминского, немецкое командование решило сменить полк. Фролов получил приказ выдвинуться в район, находящийся в 25–30 км северо-западнее Варшавы, и прочесать леса, где активизировались польские партизаны.

Вывод полка из Варшавы историки иногда объясняют тем, что среди «каминцев» серьезно упала дисциплина, они убили нескольких немцев и грабили население. Некоторые факты такого рода действительно имели место. Но следует помнить, что карт-бланш на мародерские действия дали сами немцы. Бойцы РОНА захватывали вещи гражданского населения, но не в таком количестве, как другие части СС и вермахта. Только за первые десять дней восстания немцы вывезли около 7000 железнодорожных вагонов с различным имуществом. Абсолютными лидерами в этом деле были эсэсовцы Дирлевангера.

19 августа полк Фролова получил приказ выйти из Варшавы. Батальоны полка выводились постепенно, по мере того как их позиции занимали немецкие подразделения, поэтому «каминцы» продолжали вести боевые действия до 28 августа включительно. Из дневника русского эсэсовца И. Вашенки известно, что к 18 августа потери полка составили около 500 человек убитыми и ранеными. По свидетельству П.Р. Майорова, более надежному, на наш взгляд, потери составили более 200 человек. Но это были не последние жертвы в Варшаве, так как 22 августа практически полностью погибла сводная рота 16-го батальона. Гибель роты, если верить словам Вашенки, произошла из-за недисциплинированности личного состава. Заняв один из домов, солдаты разбрелись по этажам в поисках драгоценностей, пищи и водки. Польские боевики, прятавшиеся в подвалах и на верхних этажах, внезапно открыли огонь из автоматов и закидали русских эсэсовцев гранатами и бутылками с зажигательной смесью. Неизвестно, как отреагировало на этот неприятный эпизод командование батальона и полка. В показаниях бывших «каминцев» упоминаний об этом случае не встречается[672].

Пока подразделения полка выходили из Варшавы, примерно 22 августа в штаб части прибыл офицер из ставки фон дем Баха. От него Каминский получил приказ прибыть в Краков, а полк должен был выдвинуться в район Августовской пущи, где к тому времени сконцентрировались значительные силы польских партизан — около 14 тыс. человек. Перед отъездом, как вспоминал Фролов, Каминский начертил ему на карте маршрут движения полка и место, где части должны была сосредоточиться.

К 28 августа полк был выведен из Варшавы. В тот же день, в 8 часов утра, часть была построена. Фролов выступил с короткой речью, призвав личный состав почтить память погибших солдат и офицеров. После этого он довел задачу. Затем полк был брошен на борьбу с партизанами в район населенного пункта Трускав (в 20 км от Варшавы), где и сосредоточился. Фролов бездействовал, активных действий не вел, чем воспользовались польские партизаны. В ночь со 2 на 3 сентября 1944 года отряд поручика «Долина» атаковал Трускав, где застал врасплох два батальона сводного полка. В ходе боев полк потерял предположительно около 100 человек убитыми и около 100 ранеными. Бойцы АК захватили одно орудие 75-мм, два станковых пулемета, 23 ручных пулемета, 16 автоматов, два миномета калибра 82 мм, 48 винтовок, 10 тыс. патронов, 11 лошадей, четыре телеги с продовольствием и обмундированием, а также полевую радиостанцию[673].

Думается, именно неудачные бои «каминцев» в Трускаве убедили наконец немецкое командование в том, чтобы снять полк и отправить его к месту дислокации бригады.

Ниже мы коснемся вопроса о причинах гибели командира 29-й дивизии. Наибольшее распространение в литературе получила версия, согласно которой Каминский был расстрелян по приказу фон дем Баха из-за имевших место фактов неподчинения, мародерства и падения дисциплины в подразделениях сводного полка[674].

В своих воспоминаниях Г. Гудериан пишет, что фон дем Бах доложил ему о бесчинствах, творимых бойцами Каминского и Дирлевангера. Гудериан обо всем сообщил Гитлеру и потребовал удаления частей СС из города. Гитлер отказался удовлетворить эти требования, но после того, как представитель Гиммлера — группенфюрер СС Герман Фегеляйн — подтвердил слова Гудериана, фюрер приказал начать вывод войск СС из Варшавы. Далее Гудериан замечает: «фон дем Бах позаботился о том, чтобы Каминского расстреляли»[675].

По мнению Хайнца Хене, Гитлер якобы предоставил фон дем Баху возможность убрать Каминского, как «нежелательного свидетеля и главного мародера»[676].

Со слов самого фон дем Баха получается, что приказ о расстреле Каминского он отдал по собственной инициативе, поскольку в глубине души, как он признавался после войны, он противился бесчеловечному приказу рейхсфюрера — убивать женщин и детей: «Я препятствовал приказам Гиммлера и даже расстрелял начальника той бригады и ее сотрудников, потому что они выполняли эти приказы»[677].

Однако в своих показаниях, данных британским военным, фон дем Бах называл совсем другую причину расстрела: «…основанием для применения процедуры военного суда мог быть только отказ от выполнения приказов перед лицом противника»[678].

Не совсем ясно, за что конкретно Каминский был приговорен к исключительной в боевых условиях мере наказания и почему об этом не поставили в известность Гиммлера (позже негодовавшего по поводу самочинных действий командующего группировки сил и средств).

Насколько позволяют судить документы, Каминский, напротив, всячески старался выполнять все приказы германского командования. Существуют, правда, совершенно абсурдные попытки доказать обратное. К примеру, В. Самарин пишет: «Я должен рассказать о беседе Каминского с эсэсовским генералом, требовавшим, чтобы Каминский бросил свою бригаду на подавление Варшавского восстания. Каминский, скрестив руки на груди, ответил эсэсовцу: „Господин генерал, во-первых, я по происхождению поляк, во-вторых, я русский патриот. Я и мои солдаты борются только против большевизма, за свободу России. Я не могу участвовать в борьбе против них“. Вскоре после этого Каминского убили»[679]. Примерно то же самое пишет член НТС П. Ильинский: «Каминский… не был только бандитом. Его вскоре расстреляли немцы, как говорят, за отказ вести свою дивизию на усмирение восставшей Варшавы»[680]. Разумеется, эту «версию» можно расценивать исключительно через призму пропаганды.

Существует версия, что между Каминским и фон дем Бахом были весьма натянутые отношения. По некоторым свидетельствам, командир русских эсэсовцев был возмущен безобразным снабжением своих частей и выказал свое недовольство лично фон дем Баху[681].

В какой день был казнен Каминский, и где это произошло? По заявлению одних историков, Каминского и сопровождавших его людей расстреляла команда из концлагеря Кулмхоф (Хелмно) под руководством гауптштурмфюрера СС Ганса Ботмана. Расстрел производился 26 августа 1944 года в лесу под Литцманштадтом (Лодзь), недалеко от еврейского гетто[682]. Согласно другой версии, приговор Каминскому вынес военно-полевой суд СС, и расстрел состоялся 19 августа (эта версия отпадает, так как никакой суд СС дело Каминского не разбирал)[683].

Встречается курьезное мнение, что Каминский якобы нелегально покинул Варшаву и стал пробираться в Карпаты, чтобы встретиться с представителями УПА. Недалеко от Тарнова его служебный автомобиль был остановлен сотрудниками Краковского СД. Их начальник, бригадефюрер СС Вальтер Биркампф, приказал инсценировать нападение с целью ограбления, жертвой которого якобы и стал Каминский, расстрелянный после задержания. Но это версия выглядит надуманной и доверия не вызывает (зачем украинским националистам вдруг понадобился полунемец-полуполяк, которому подчинены русские и белорусы?)

Еще одну версию высказал член НТС Роман Редлих, некоторое время служивший в РОНА. По его сообщению, Каминского до начала Варшавского восстания вызвали немцы, и он бесследно исчез, а потом пошли слухи о его расстреле. Насколько известно, члены НТС сами собирались ликвидировать Каминского, поскольку он отказался добровольно войти в подчинение командованию РОА и его деятельность, по словам энтээсовцев, компрометировала «русское освободительное движение». Историк А.В. Окороков со ссылкой на интервью с В.Д. Поремским пишет: «Когда стало получать развитие „власовское движение“, а Каминский отказался войти в подчинение РОА, на совете НТС было принято решение о его ликвидации… Исполнение акции было поручено членам НТС, служившим в РОНА. Однако по ряду причин ликвидацию Каминского осуществить не удалось»[684].

В последнее время часто встречается точка зрения, согласно которой гибели Каминского способствовали симпатизировавшие генерал-лейтенанту А.А. Власову высокопоставленные эсэсовцы (Готтлоб Бергер и Гюнтер Д'Алькен), поскольку командир 29-й дивизии якобы претендовал на роль лидера русского коллаборационизма.

К осени 1944 года на роль командующего объединенными русскими вооруженными формированиями был фактически выбран Власов. 16 сентября 1944 года, после личной встречи с бывшим советским генералом в своей штаб-квартире в Растенбурге, Гиммлер дал Власову обещание в скором времени приступить к организационному оформлению вооруженных сил РОА (и действительно, через некоторое время Вооруженные силы Комитета освобождения народов России — ВС КОНР — были созданы). До этого момента Власов был всего лишь «свадебным генералом» на службе у германской пропагандистской машины.

В отличие от Власова Каминский с октября 1941 года реально проявлял себя в боевых действиях против партизан (хотя германская пропаганда умалчивала об этом опыте, как и о существовании РОНА и Локотской автономии). В принципе, учитывая амбициозный характер командира 29-й дивизии, нельзя полностью исключить его претензии на руководящее место в «русском освободительном движении». Однако если бы Каминский всерьез рассчитывал на эту роль, он несомненно начал бы предпринимать для этого какие-то конкретные шаги. В то время как никто из его бывших подчиненных после войны ни о чем подобном не вспоминал.

Едва ли Каминский опасался и возможности оказаться в подчинении у Власова. Известно, что целый ряд командиров русских коллаборационистских формирований (к примеру, командующий так называемой «Русской национальной армией» генерал Б.А. Хольмстон-Смысловский) отказались войти в состав ВС КОНР. То, что части РОНА в конечном итоге были переданы во власовскую армию, объясняется исключительно фактом гибели Каминского. При этом сам Власов и его окружение оказались вовсе не в восторге от такого «подарка».

Согласно еще одной версии, события развивались иначе. 22 августа 1944 года, когда бои в Варшаве достигли своего апогея, Каминский выехал на своем автомобиле в штаб фон дем Баха с тем, чтобы прибыть на совещание. При подъезде к Литцманштадту на машину совершили нападение польские партизаны, в результате чего Каминский, а также его спутники были убиты. В тот же день машина была обнаружена и доставлена в Ставку фон дем Баха. Для опознания автомобиль представили офицерскому составу дивизии[685].

В несколько «особом» виде эта версия озвучивается эмигрантом М. Бобровым: «На пути из Варшавы к Ратибору, где располагалась дивизия, он был убит. Как погиб Каминский — об этом никто не узнал. На дороге была найдена его машина, забрызганная кровью. Вместе с ним погибли шофер и начальник штаба. Трупы исчезли неизвестно куда. Немцы предприняли следствие, но, действительно, не осталось никаких следов, которые позволили бы разгадать загадку исчезновения»[686].

Б. Башилов пишет следующее: «.. Появился слух, что Каминский вместе с ехавшими с ним убит партизанами по дороге. Кто убил Каминского, точно неизвестно. Могли его убить польские партизаны, могли убить и немцы. Зная, насколько были обострены взаимоотношения между Каминским и немцами, я лично склоняюсь к мысли, что Каминского убили немцы, желая освободится от строптивого человека»[687].

Высказывается также версия, что нападение на служебную машину Каминского организовали не польские партизаны, а советские диверсанты, прибывшие с территории Словакии. Эту версию разделял бывший начальник контрразведки дивизии Ф.А. Капкаев. Причем обстоятельства и методика убийства — нападение из засады, расстрел машины людьми в немецкой форме — напоминают подобные операции, уже проведенные советскими диверсантами: убийство митрополита Сергия (Воскресенского) в апреле 1944 года, атамана С.В. Павлова в июне 1944 года и др.[688]

Нельзя списывать со счетов и то, что фон дем Бах действительно мог отдать приказ о расстреле Каминского, руководствуясь устным приказом Гитлера (что еще требует своего подтверждения) или личными соображениями. В последнем случае апелляция фон дем Баха к жесткому и грабительскому поведению «каминцев» должна, на наш взгляд, учитываться в самую последнюю очередь, поскольку немецкие части делали то же самое в еще больших размерах. Не следует, кроме того, забывать, что послевоенные показания фон дем Баха, который любой ценой хотел избежать казни, несут на себе отпечаток конъюнктурного субъективизма, обусловившего не только форму, но и фактически-содержательную сторону его показаний, до сих пор вызывающих немало вопросов.

Разумеется, гибель Каминского стала тяжелой утратой для беженцев и военнослужащих 29-й дивизии, потерявших своего командира. Заботу о жене и ребенке Каминского взяла на себя Национал-социалистическая служба попечения.

После смерти Каминского в СС не отказались, вопреки широко распространенному мнению, от идеи формирования 29-й ваффен- гренадерской дивизии СС, но уже с новым, немецким, командованием. Но после гибели командира и начальника штаба дивизия лишилась своего сдерживающего начала и начала стремительно разлагаться.

Тем не менее 30 августа командиром дивизии был назначен бригадефюрер СС и генерал-майор войск СС Кристоф Дим, который командовал соединением до 27 сентября, после чего 3000 «каминцев» были переброшены в Нойхаммер (Силезия), где создавалась 600-я пехотная дивизия вермахта (русская). По некоторым сведениям, остальной личный состав под руководством нового исполняющего обязанности командира дивизии — группенфюрера СС и генерал-лейтенанта полиции Генриха Юрса — использовался в антипартизанских операциях в Словакии[689].

После 11 октября завершила свою работу инспекция во главе с обергруппенфюрером СС Готтлобом Бергером, которая признала соединение небоеспособным и подлежащим расформированию[690].

Все это время дивизия держалась авторитетом отдельных командиров. Сам Белай, «убежденный сторонник генерала Власова», отказался возглавить дивизию и потребовал перехода в создающиеся Вооруженные силы Комитета освобождения народов России. Это решение было поддержано и майором Б.А. Костенко. Такая неопределенность, затянувшаяся на 2 месяца, только способствовала разложению. Однако при этом, несмотря на падение дисциплины, среди солдат сохранялся высокий авторитет командиров, в отличном состоянии поддерживались оружие и техника[691].

В начале ноября 1944 года 29-я дивизия СС была переброшена на полигон в Мюнзинген, где формировалась 1-я дивизия Вооруженных сил КОНР. Часть бойцов присоединились к беженцам. Отдельные группы бойцов решили продолжить борьбу самостоятельно на территории Белоруссии и, возможно, Брянщины.

В составе ВС КОНР «каминцы» не были объединены в одну часть. В составе 1-й дивизии они составили 2-й пехотный полк (3000–3500 человек). Небольшие группы «каминцев» были включены в состав других частей дивизии. Практически полностью из бывших военнослужащих 29-й дивизии СС был сформирован Отдельный разведывательный дивизион 1-й дивизии ВС КОНР, который сформировал и возглавил майор ВС КОНР (ваффен-штурмбаннфюрер СС) Б.А. Костенко. Заместителем командира танкового батальона дивизиона стал бывший командир бронетанкового дивизиона 29-й дивизии СС капитан ВС КОНР (ваффен-штурмбаннфюрер СС) Ю. Самсонов.

Чуть позже около 1000 «каминцев» будут включены в состав 2-й дивизии ВС КОНР. Кроме того, отдельные офицеры и солдаты были практически во всех частях ВС КОНР. Однако на руководящих постах были лишь единицы. Подполковник ВС КОНР Р.К. Белай стал начальником офицерского резерва Штаба ВС КОНР. Бывший начальник артиллерии 29-й ваффен-гренадерской дивизии СС полковник ВС КОНР А.С. Перхуров занял должности заместителя начальника 13-го (артиллерийского) отдела Штаба ВС КОНР и инспектора по артиллерийскому вооружению[692].

Остается добавить, что со стороны «власовцев» бывшие подчиненные Каминского встретили к себе крайне негативное отношение. Руководство ВС КОНР демонстративно не желало признавать звания и награды, полученные русскими эсэсовцами. Все это заставило командира 1-й дивизии ВС КОНР С.К. Буняченко выпустить приказ (от 5 декабря 1944 года), в котором требовалось не допускать оскорблений по адресу солдат и офицеров «1-й русской дивизии СС». В приказе также предписывалось разъяснить личному составу, что пополнение, прибывающее в соединение, должно сплотиться, стать монолитным целым в борьбе за освобождение России от большевизма[693].

Дальнейшая судьба «каминцев» связана с историей ВС КОНР. Следует отметить, что большинство русских эсэсовцев разделили судьбу своих новых сослуживцев и были выданы в СССР. Репатриации удалось избежать считаным единицам из них, в частности начальнику разведки Б.А. Костенко и начальнику контрразведки Ф.А. Капкаеву, а также большинству их подчиненных. Это не вызывает удивления, поскольку западные — в первую очередь, американские — спецслужбы с большой охотой пользовались услугами бывших нацистских и коллаборационистских бойцов «невидимого фронта».

Из статьи Михаила Боброва о бригаде Каминского

…Другая судьба постигла формирования, возникшие в глубине Брянских лесов, в Локотском округе. В самом начале войны в этот округ явился инженер Воскобойников, бывший в заключении в одном из западных полит-изоляторов, захваченных немцами при наступлении. Воскобойников был давний убежденный враг коммунистического режима. Много лет он провел в ссылках, на принудительных работах, в тюрьмах. Однако, это не сломило его воли к борьбе и когда он неожиданно получил свободу, он пошел в народ, чтобы помочь народу найти правильный путь. В глубине Брянских лесов, вдалеке от железной дороги и от важных стратегических путей, лежит Локотский район, округ с 35 тысячами населения. Сюда в 41 году и пришел Воскобойников. Прекрасный организатор, человек большой душевной чистоты, Воскобойников сразу же завоевал симпатии населения. По его предложению округ был объявлен самоуправляющимся, независимым от воюющих сторон. Немецкое командование, которое было заинтересовано в сохранении спокойствия в своем тылу, охотно согласилось и признало этот округ. Началось восстановление жизни округа на новых основах. Колхозы были объявлены собственностью крестьян. Как и во всех других местах, стремление населения к новому строю жизни воплотилось в установлении демократических порядков на своей земле. В селах выбирались старшины, суд был тоже выборным, основные хозяйственные и иные вопросы решались самим населением.

Воскобойников понимал, что округ будет нуждаться в защите, и по его инициативе была предпринята попытка организации вооруженной силы. Сначала это был отряд лишь из 50 человек, вооруженных винтовками старого образца. На каждую винтовку приходилось по 10 патронов. В отряд на добровольных началах шла сельская молодежь, среди которой было немало бывших комсомольцев и даже членов компартии. Антибольшевики из Локотского округа объявили отказ от мести по отношению к коммунистам, если они будут лояльны по отношению к новым порядкам. И они не ошиблись. В отряде самообороны и на выборных общественных должностях было немало бывших коммунистов, ставших убежденными антикоммунистами.

В Москве понимали значение опыта, предпринятого Воскобойниковым в Брянских лесах. Там учитывали, что симпатии населения находятся на стороне Воскобойникова и его сторонников. Надо было помешать создать в маленьком размере антибольшевистское государство. В 42 году в округ был брошен большой десант советских войск. Население, поднятое Воскобойниковым, отчаянно защищалось и в конце концов отбило свой округ, отбросивши десант дальше в леса. Но в одном из боев погиб Воскобойников, и после этого события в округе повернулись иначе. В результате прошедших выборов, во главе округа и отряда самообороны стал инженер Каминский. Еще до войны он жил в этом округе, работал на местном спирто-водочном заводе и ничем особенным себя не проявил. При Воскобойникове он выдвинулся не столько мужеством и деловитостью, сколько хитростью.

Став во главе округа, Каминский поставил себе иную задачу. Он не верил в возможность в маленьком округе сделать большое дело. Ему была необходима поддержка немцев, и он стал искать ее. Вскоре отряд, созданный Воскобойниковым, был перевооружен и назван «РОНА» — Русская Освободительная Народная Армия. Каминский сам ездил по лагерям военнопленных и подбирал кадры для своего отряда. Странно, что больше всего его симпатии склонялись к людям с сомнительным прошлым, достаточно беспринципным и готовым следовать за ним, если это обещает им личные выгоды. Такими людьми окружил себя Каминский, но все же не они являлись определяющей силой. Отряд разрастался за счет местного населения и бывших партизан, переходивших в него в знак своего нежелания защищать Сталина. В основном это была молодежь. Вскоре отряд насчитывал уже около 5000 солдат. В начале 43 г., когда наметилось отступление немцев, отряд был передвинут на запад, в район Лепеля. С помощью Каминского немцы подчинили себе этот отряд и стали использовать его для борьбы против партизан. Вскоре отряд получил название «Русская дивизия СС», чему Каминский не только не сопротивлялся, но был рад, получив генерала войск СС и личную награду Гитлера.

Так из замечательного начинания Воскобойникова и его друзей, политических узников большевизма, родилась «русская дивизия СС», так люди с нечистой совестью и грязными руками воспользовались антибольшевистским порывом народа.

«Дружина» Гиль-Родионова должна была попасть на службу к Сталину, отряд Воскобойникова — на службу к Гитлеру. Но и Гиль- Родионов и Каминский разделили общую судьбу.

В 44 году Каминский дал немцам согласие участвовать в подавлении восстания в Варшаве. Несмотря на все возражения со стороны старших командиров дивизии, он не изменил своему слову. Но когда выяснилось, что дивизия может отказаться подчиниться ему, так как никакой вражды к варшавским повстанцам у русских солдат и офицеров не было и они считали невозможным для себя принимать участие в разгроме восставших, Каминский объявил, что из всех полков дивизии в Варшаву будут взяты только добровольцы. Таких тоже набралось некоторое количество, главным образом из числа тех, кого подбирал сам Каминский. Был сформирован свободный полк, который под командой полковника Ф. вошел в Варшаву и открыл боевые действия против повстанцев. Этим Каминский подписал себе смертный приговор. На пути из Варшавы к Ратибору, где располагалась дивизия, он был убит. Как погиб Каминский — об этом никто не узнал. На дороге была найдена его машина, забрызганная кровью. Вместе с ним погибли шофер и начальник штаба. Трупы исчезли неизвестно куда. Немцы предприняли следствие, но, действительно, не осталось никаких следов, которые позволили бы разгадать загадку исчезновения. Впоследствии эта загадка разъяснится, здесь же уместно будет сказать, что наряду с дружиной Гиль-Родионова, дивизией Каминского, многими другими начинаниями и замыслами, возникала в то время еще одна сила, которая оказалась способной продолжать борьбу даже в самых трудных условиях. Сила эта была вызвана к жизни великим отчаянием и великой болью за свой народ, попавший между гитлеровским молотом и сталинской наковальней…

См: Бобров М. Страшное безмолвие России / «Возрождение» (Париж). 1949. № 6. С. 130–132.

Статья Бориса Башилова «Правда о бригаде Каминского»

О существовании РОНА я узнал в 1942 году весной, когда был выпущен немцами из лагеря военнопленных и отправлен работать в пропаганду «Б». Пропаганда «Б» — главный орган немецкой военной пропаганды на центральном участке Восточного фронта. По замыслам немцев, пропаганда «Б» после взятия Москвы должна была заменить собой центральные органы большевистской пропаганды. Кроме меня в пропаганде «Б» работал С. Максимов, автор «Дениса Бушуева», Р. Березов и целый ряд других лиц.

В Смоленске находился полномочный представитель Исполбюро НТС Георгий Сергеевич Околович. До войны он одно время проживал в Варшаве и сотрудничал с польской разведкой в деле переброски членов НТС на территорию России. Околович и сам нелегально пробрался в Россию и жил одно время в том же самом городе, что и я. Околович весной 1942 года принял меня в члены НТС и я стал выполнять различные задания в целях пропаганды «идеологии» НТС.

Я вступил в НТС без особого увлечения этой идеологией, т. к. я понимал, что никакой идеологии нет. Мой подход к НТС и к его руководству можно охарактеризовать поговоркой: «На безрыбьи и рак рыба». Но все рушилось, надо было как-то работать, и я вступил в НТС.

В то время в Смоленске носились слухи, что в Брянских: лесах, вокруг поселка Локоть, русским националистом Воскобойником созданы вооруженные силы и независимая от немцев власть на довольно значительной территории.

При проверке оказалось следующее: когда немцы вели наступление на Москву, они захватили в клещи громадную территорию. Одна группа немецких войск двигалась на Вязьму, вторая на Орел. Получился знаменитый Вяземский котел. Я в это время находился в центре этого котла, около Смоленска.

Когда немецкие клещи сомкнулись, то значительная часть территории вокруг Брянска на некоторое время оказалась вне поля внимания немецкого командования. Прошло известное время, прежде чем немцы решили установить власть в районе Брянска и Локтя. Но когда они пришли в поселок Локоть, то застали там вооруженные силы, уже созданные Воскобойником, которые сами вели борьбу с появившимися в лесах партизанскими отрядами.

В Локте и окрестных селах уже была создана власть тем же самым Воскобойником. Поскольку Локоть был окружен лесами, а Воскобойник был человеком твердого характера, настоящим патриотом, то немцы решили не ломать сделанного Воскобойником и предоставили ему свободу действий. Свободу значительно большую, чем в других местах оккупированной немцами территории.

Это был один из немногих случаев, когда немцы проявили здравый смысл и политическую дипломатическую гибкость, и действительно, прояви они больший нажим, вполне возможно, что Воскобойник одновременно с борьбой против советских партизан возглавил бы борьбу и против немцев.

Местоположение Локтя благоприятствовало партизанскому движению. Кругом на десятки верст шумели Брянские леса, позже ставшие центром партизанского движения против немцев.

Вокруг Локтя создался клочок полунезависимой русской территории. Глава этой территории Воскобойник получал от немцев оружие, имел с ними добрососедские отношения, но вся гражданская и военная власть принадлежала ему.

С каждым днем эта территория разрасталась. Бывшие колхозники создавали отряды и отвоевывали у партизан все новые и новые села и поселки. Это производило большое впечатление на жителей соседних районов, видевших, как с оружием в руках русские люди отвоевывали у большевиков родную землю.

Нужно сказать, что такие полунезависимые «Русские княжества» на оккупированной немцами территории существовали не только в Локте. В лесах около Смоленска существовала «Семеновская Русь», созданная Семеновым, начальником полиции при немцах, который, разобравшись в немецкой политике, повел борьбу и против немцев и против большевистских партизан. Семенова немцы звали к себе обратно, переманивали к себе и большевики. Но Семенов и тех и других посылал к чертовой матери, и тоже вооружая крестьян, расширял пределы своего княжества. «Семеновская Русь» привлекала симпатии крестьян, которые бежали к нему из сел, занятых немцами, и из сел, находившихся под властью большевистских партизан. В других местах появились вольные атаманы типа Махно и Григорьева.

К сожалению, весь этот сложный комплекс явлений совершенно не освещен в эмигрантской прессе и эмиграция имеет превратное понятие о том, что делалось на оккупированной немцами территории.

Факт возникновения «независимого» государства в Локте привлек к себе внимание русских националистов. Им показалось, что представляется случай еще во время войны начать борьбу за создание независимой от немцев русской территории. Представители НТС несколько раз ездили в Локоть и «наводили справки».

Результат этих справок был следующий: Воскобойник — убежденный русский патриот. Желая использовать доброе к себе отношение и доверие представителей немецкого командования, он хочет расширить «свою» территорию как можно больше, на весь Брянский лесной массив. Он стремился к тому, чтобы выбить партизан из Брянских лесов и сделать их плацдармом антибольшевистского национального движения, а в случае победы немцев — центром антинемецкой борьбы.

Немцы, конечно, замысел Воскобойника понимали. И, надо сказать, отдельные представители немецкого командования, стоявшие за союз с Национальной Россией, даже оказывали Воскобойнику поддержку, так как знали, что он не нанесет им предательского удара в спину в разгар вооруженной борьбы с большевиками.

Представители партийных кругов и работники СД поддерживали Воскобойника, скрепя сердце, не видя другого выхода, откладывая введение немецкой власти на территории, управляемой Воскобойником до разгрома большевиков. Зная настроение Воскобойника и населения, гестаповцы понимали, что в случае нажима на Воскобойника население окажет вооруженное сопротивление, так как слава о немецких порядках в местах, управляемых немецкими комендатурами, быстро дошла до Локтя.

К несчастью, во время боев с партизанами Волскобойник был убит и власть перешла к Каминскому, бывшему до войны инженером одного из заводов в Локте.

Политическая атмосфера на независимой территории очень усложнилась. В лесах разрасталось партизанское движение. Локоть и другие населенные пункты кишели большевистскими и немецкими агентами.

Каминский был, конечно, убежденным антибольшевиком. До войны он был арестован и сидел в концлагерях, так что никакого чувства симпатии к большевикам у него не могло быть. Он оказался талантливым военачальником, и под его руководством вооруженные отряды из местных жителей успешно громили большевистских партизан в тяжелых лесных боях.

Мне думается, что вначале Каминский рассчитывал на то, что как население оккупированной территории, так и эмиграция поддержит его, и вокруг него создастся круг военных и политических работников, которые смогут осуществить замысел погибшего Воскобойника. Но ввиду идейного разброда, бывшего результатом невероятно сложной политической обстановки в этой части России, когда никто не знал, что будет лучше для России: идти ли с немцами и уничтожать большевиков и русское государство; или идти вместе с большевиками и уничтожать иностранных захватчиков, но быть готовым к тому, что большевики останутся владыками России, — Каминский не получил необходимой идейной поддержки и поддержки людьми, ни со стороны населения оккупированной территории, ни со стороны эмиграции.

Вместо того, чтобы обрасти военными и политическими руководителями из числа русских патриотов, Каминский уже в Локте оброс морально нечистоплотными элементами из числа немецких и большевистских агентов. Ближайшее окружение Каминского состояло, конечно, не только из одних немецких и большевистских агентов, но было и их изрядное число.

Каминский постепенно перестал верить в удачу дела, начал пьянствовать и сквозь пальцы смотреть на те безобразия, которые стали творить в отдельных случаях над партизанами и населением подчиненные ему отдельные военачальники.

После прорыва у Орла, после тяжелых упорных боев Русская Особая [так в тексте. — Примеч. авт.] Народная Армия, выросшая до 13 тысяч человек, отступила из Брянских лесов и попыталась отвоевать себе «независимую» территорию около Лепеля, на Витебщине. Когда немцы отступили от Витебска, РОНА начала отвоевывать себе территорию в западной Белоруссии, около гор. Дятлово, все леса вокруг которого кишели большевистскими и польскими партизанами.

Каминский давно хотел создать политическую организацию, идея которой зародилась еще у Воскобойника. Исполбюро НТС направило к нему инженера Хомутова, который сумел войти в доверие к Каминскому и уговорил его создать без согласия Гитлера — русскую национал-социалистическую партию. Каминский, которому в этот момент было уже все равно (дело происходило в Лепеле) одобрил план Хомутова.

Хомутов «разработал» проект партийной программы (на самом деле, это было полное повторение программы НТС) и вот, в один прекрасный день все работники немецкого связного штаба были приглашены Каминским на банкет.

Около каждого прибора стояла бутылка с вином, а около бутылки лежал манифест о создании «Национал-социалистической трудовой партии России» и отпечатанная программа НТС. Для немцев это было полной неожиданностью, но возражать они не стали, так как узнали из донесений своих агентов, что Каминский решил идти «ва-банк» и недаром распорядился поставить около дома, где происходил банкет, все имевшиеся у него танки и броневики. Так была провозглашена, без согласия Гитлера, Национал-социалистическая трудовая партия России.

Не знаю, донесли ли Гитлеру о том, что произошло в Лепеле. Я думаю, что нет. Потому что, если бы он об этом узнал, — полетели бы головы и офицеров связного штаба и правителя Белоруссии, и многих других. Дела у немцев на фронте шли так, что заставить Каминского отказаться от своей идеи они не могли. Вооруженных сил у них не было. Каминский это понимал, и отдавая себе совершенно ясный отчет в том, что дни его сочтены, вел себя с немцами очень дерзко и независимо, что весьма импонировало всем офицерам и солдатам РОНА.

Немцы же знали, что если они предъявят Каминскому ультиматум, то он пошлет их ко всем чертям и объявит независимость своей территории. Им не оставалось ничего другого, как только проглотить оригинальную пилюлю, поднесенную им Каминским.

Обстановка в Дятлово была невероятно сложной и тяжелой. В нем действовали немецкие и большевистские агенты, пробравшиеся в разведку и контрразведку РОНА, агенты польских партизан, просто морально разложившиеся элементы, и, наконец, русские националисты, которые старались прекратить разложение, которое ширилось при содействии немецких и большевистских агентов, и использовать известную независимость территории РОНА и вооруженные силы РОНА в интересах Русского Освободительного Движения.

Под флагом «Русской национал-социалистической партии» подпольно работавшие в Дятлово работники НТС (Роман Редлих, Евстафий Мамуков, я и ряд других) развернули широкую пропаганду национальных интересов, воспользовавшись тем, что в Дятлове выходили две газеты без немецкой цензуры. Достаточно сказать, что за чрезвычайно короткий срок в разных городах были созданы «партийные организации», в которые вступило несколько тысяч человек.

Центральный комитет находился в Дятлово и был поэтому неуязвим для немцев. Минский «Областной комитет» занимал двухэтажное здание, которое немцы предоставили ему по просьбе Центрального комитета. Были комитеты в Вильно, Полоцке, Двинске, Барановичи и др. местах.

Никто из немцев первое время ничего не понимал, рядовые работники считали, что создание партии санкционировано Гитлером, и мы плавали, как рыба в воде. Достаточно сказать, что газета «Голос народа», выходившая в Дятлово, к великой ярости председателя Белорусской рады Островского, открыто доказывала, что никаких кривичей нет, что русские, белорусы и украинцы — ветви одного народа. И в Минске продавались газеты на «белорусском языке» и наша.

Из одного этого можно видеть, насколько сложной была обстановка, в которой приходилось работать последние месяцы перед занятием большевиками Белоруссии. Но, тем не менее, нами было выпущено более 100 000 экземпляров газет без немецкой цензуры, больше ста тысяч антибольшевистских листовок, была проведена демонстрация в Полоцке с плакатом, на котором было написано: «Не хотим ни большевизма, ни иноземной власти».

Было сделано немало и другого. В частности, удалось выполнить основную цель — не допустить выгодной для немцев конкуренции между двумя русскими армиями. Уже в июле 1944 года я поехал в Ригу и сообщил представителю Власова полковнику Позднякову, бывшему позже начальником курсов РОА, чтобы он передал Власову, что в случае создания массового антибольшевистского движения и Русской армии, РОНА будет под его начальством, что все для этого сделано. Так и случилось.

Таким образом, основная цель, ради которой руководство НТС пошло на камуфляж создания «национал-социалистической трудовой партии России», была достигнута. Была предотвращена возможность борьбы между двумя кандидатами в военные руководители РОА.

После занятия западной Белоруссии все части РОНА двинулись через леса, занятые партизанами, в Польшу. Каминскому немцы предложили возглавить борьбу с партизанами на Прикарпатской Руси. Но когда части РОНА проходили вблизи Варшавы, вспыхнуло варшавское восстание.

Я провел в Варшаве несколько дней накануне восстания и уехал за два или три дня до его начала.

Руководство НТС в Польше вело переговоры с польским подпольным штабом. Цель переговоров, как мне известно, в основном заключалась в том, чтобы убедить поляков не выступать против немцев, а сохранить вооруженные силы к моменту занятия Варшавы большевиками.

В частных разговорах с поляками я тоже доказывал им, что они не должны подставлять под удар с таким трудом созданную военную организацию, что армия должна выйти из подполья только тогда, когда большевики займут Варшаву. Мы доказывали, что если поляки будут иметь сто тысяч войск в Варшаве, то большевикам не удастся захватить Польшу, что они, конечно, постараются сделать. Но наши слова не были приняты во внимание.

Я уехал из расположения РОНА примерно дней за десять до восстания в Варшаве (в армии Каминского я не состоял) и больше не вернулся, но из многих бесед с заместителем Каминского полковником Белаем мне известно следующее.

Немцы предложили Каминскому бросить всю его армию на подавление восстания. Каминский и большинство командиров полков отказались это сделать. Согласился командир только одного полка, кажется 5-го. Может быть, в подавлении восстания участвовали и еще какие-то мелкие воинские части, этого я не знаю.

Вполне возможно, что Каминский не согласился на предложение немцев потому, что он был поляк по происхождению, хотя и сильно обрусевший, но все же поляк. В Дятлово, например, ходили слухи, что он более покровительствует ксендзам, чем священникам. Насколько это отвечало действительности, я не знаю.

Мне известно только, что и до начала отступления и во время отступления Каминский и офицеры и солдаты РОНА очень недружелюбно относились к немцам и неоднократно дело доходило до острых скандалов.

Вскоре после отказа Каминского от помощи немцам в Варшаве, ему было предложено выехать на автомобиле из Польши в Прикарпатскую Русь — для осмотра местности, которую должна была защищать РОНА.

Затем появился слух, что Каминский вместе с ехавшими с ним убит партизанами по дороге.

Кто убил Каминского, точно неизвестно. Могли его убить польские партизаны, могли убить и немцы. Зная, насколько были обострены взаимоотношения между Каминским и немцами, я лично склоняюсь к мысли, что Каминского убили немцы, желая освободиться от строптивого человека.

Это была месть и за отказ подавлять варшавское восстание и за другие случаи неподчинения приказам СС и конечно за создание без разрешения «национал-социалистической партии России», официальным вождем которой он был.

Немцы, конечно, в конце концов, разобрались, что так называемая НСТПР — простая ширма, ловкий трюк со стороны русских националистов. После убийства Каминского немцы посулили Белаю чин генерала и сделали предложение вести бригаду в Варшаву.

Но распропагандированный нами еще в Дятлово Белай и другие командиры заявил, что они не хотят, чтобы РОНА была переформирована в дивизию СС, а хотят идти к Власову.

После этого бригада Каминского была расформирована, все офицеры и солдаты, а также все оружие и несколько танков и броневиков было передано Власову. Белай, отказавшись от генеральского чина, занял скромный пост начальника офицерского резерва в штабе РОА. Это был убежденный сторонник генерала Власова. Первая дивизия РОА была вооружена оружием, полученным от РОНА.

Такова истинная история бригады Каминского, о которой рассказывают всякие небылицы люди, ничего не знающие о действительных фактах и событиях.

По моим личным впечатлениям, несмотря на известный анархизм и совершенно неизбежные во время гражданской войны бесчинства, РОНА, созданная Воскобойником и Каминским из рабочих и колхозников Брянского и других районов, была подлинной народной армией. Антибольшевизм этой народной армии, возникшей стихийно, для меня несомненен. Поэтому историю бригады нужно отделять от личности самого Каминского. А к личности самого Каминского нужно тоже подходить более справедливо, понимая всю сложность и трагичность положения этого несомненного антибольшевика и одаренного полководца. Каминский в начале и Каминский в конце, это совершенно разные люди.

Я не ставлю себе целью обеление личности Каминского, но простая справедливость заставляет меня сказать, что он был жертвой безвременья. Будь политическая обстановка менее сложной и найдись люди, которые поддержали бы Каминского на первом этапе его деятельности, после смерти Воскобойника, он мог бы стать выдающимся деятелем в антибольшевистской борьбе.

Вольтер сказал, что мертвым не надо льстить, но на них не надо и клеветать, о них нужно говорить только правду. Мне кажется, пора сказать истину и о РОНА и о ее бойцах — крестьянах и рабочих, погибших в борьбе с большевиками.

См.: Башилов Б. Правда о бригаде Каминского /«Наша страна» (Буэнос-Айрес), субб., 13 декабря 1952 года, М152. С. 3, 6.

Из воспоминаний В.Д. Самарина о Б.В. Каминском

…Обстановка в занятых немцами областях никак не способствовала становлению политических организаций, разработке программ. Немецкие власти препятствовали всяким попыткам политического общения и объединения антибольшевиков, хотя и не преследовали открыто такие попытки.

В Орле, например, весной 1943 года появился некий Н. — бывший политический заключенный советских концлагерей, который пытался создать какую-то антибольшевистскую партию, написал проект программы этой партии, довольно путаный, но не лишенный интереса, как документ того времени, как документ, написанный рукою советского человека, только что вырвавшегося из-под идеологического большевистского гнета.

Интересны тезисы к программе партии, которая возглавлялась потом Б.В. Каминским, написанные его предшественником, основателем этой партии и первым начальником Локотского округа, инженером Воскобойником, бывшим политзаключенным.

Те, кто знал Воскобойника, вспоминают о нем, как о человеке большого ума и чистой души. Рассказывают, что он зажигал людей своей верой в светлое будущее послебольшевистской России. Погиб Воскобойник в одной из операций против партизан.

Тезисы Воскобойника, как и другие проекты «программы», появились в занятых немцами областях — и на них не мог не сказаться дух того времени, однако с фашистскими программно-идеологическими «установками» они имели общее только в одном: в отрицании капитализма.

Мне рассказывали в Брянске, что Воскобойник свои тезисы написал на основании подпольной брошюрки, которую он видел в концлагере, брошюры, изданной эмигрантской антибольшевистской организацией. Подтверждения этому рассказу я больше не находил.

Место погибшего Воскобойника занял Бронислав Владиславович Каминский, поляк по происхождению, но, по всем свидетельствам, убежденный русский патриот, антибольшевик. Каминский тоже политзаключенный, просидевший много лет в советских концлагерях. Война застала его в Орловской области, на одном из сахарных заводов, где он работал инженером.

Каминский принял от Воскобойника только что организовавшуюся военную часть и Локотский округ, на территории которого власть принадлежала только русскому самоуправлению. По договоренности с немецким командованием, немцы не вмешивались в управление округом, получая лишь с него причитающиеся военные поставки.

Материально население жило в Локотском округе лучше, чем во всех остальных занятых немцами областях. Местное самоуправление всячески поощряло частную инициативу в развитии различных кустарных промыслов. В округе открылось несколько школ. Был даже свой драматический театр.

В середине 1943 года бригада Каминского, действовавшая против партизан, насчитывала до 10 000 человек. Во время летнего наступления Красной армии, когда фронт приблизился к границам Локотского округа, часть бригады принимала участие в боях против регулярных частей Красной армии Каминцы показали себя умелыми солдатами.

Бригада Каминского была хорошо вооружена, хорошо обмундирована, что нельзя сказать про некоторые полицейские формирования. Например, в Могилеве мне пришлось наблюдать любопытную картину. Начальник областной полиции полковник Савостеев делал смотр школе полиции. В задних рядах выстроившихся перед ним курсантов несколько человек стояли… босиком.

Начальник тут же учинил разнос начальнику школы.

Начальник оправдывался:

— На складе ни одной пары сапог. Писал немцам несколько раз. Все обещают прислать…

Присутствующие немцы были смущены не меньше самого начальника школы. Взбешенный Савостеев сел на лошадь и уехал.

У Каминского такого случая вообще не могло быть.

Личность самого Каминского представляет несомненный интерес. В нем наблюдалась некоторая двойственность. С одной стороны, это был человек большого личного мужества и храбрости, с другой стороны, истерик. Человек несомненно одаренный, хороший организатор и талантливый военачальник, он не знал, однако, чувства меры. Ему, например, говорили, что он, Бронислав Владиславович Каминский — вождь новой России, и это льстило его самолюбию. В местном театре не начинался спектакль, пока он не приезжал. Каминский входил — весь зал вставал. Только после этого поднимался занавес. Местная газета «Голос Народа», выходившая под девизом «Все для народа. Все через народ», посвятила целый номер Б.В. Каминскому в день его сорокалетия, весной 1943 года.

Несмотря на наличие в отрядах Каминского элементов вольницы, в них была твердая дисциплина. Каминцы не допускали грабежей населения, защищали население не только от партизан, но и от немцев. Дисциплина в бригаде основывалась еще и на духе братства — и между солдатами и между солдатами и офицерами.

Солдаты любили своих командиров, как старших товарищей по борьбе. Достаточно назвать таких командиров, как ставшего почти легендарным за свою храбрость и умелое командование полковника Белая или майора Хомутова.

Их знали не только солдаты, их знало население далеко за пределами Локотского округа.

В 1944 году бригада Каминского была переброшена в Белоруссию, в Лепель. С бригадой ушли все местные самоуправления, часть населения. Затем бригада перешла в район Лиды.

Чтобы дополнить далеко не достаточную характеристику Каминского (пусть это сделают те из его соратников, которые его знали лично), я должен рассказать о беседе Каминского с эсэсовским генералом, требовавшим, чтобы Каминский бросил свою бригаду на подавление Варшавского восстания.

Каминский, скрестив руки на груди, ответил эсэсовцу:

«Господин генерал, во-первых, я по происхождению поляк, во-вторых, я русский патриот. Я и мои солдаты борются только против большевизма, за свободу России. Я не могу участвовать в борьбе против них».

Вскоре после этого Каминского убили.

Переводчик Каминского, офицер его бригады, рассказавший мне об этой беседе, говорил, что он смотрел на Каминского с восхищением. В нем не было и тени рисовки. Он знал, чем рискует. Он рисковал своей головой. Не всякий в то время способен был на такой ответ эсэсовцу.

См.: Samarin V.D. Civilian life under the German Occupation. 1942–1944.TV. K,1954. P. 82–86.

Из воспоминаний P.H. Редлиха о Бригаде Каминского

Как известно, брянские леса славятся своей непроходимостью.

Между Брянском и Орлом есть такой городок — Локоть. Эти места для немцев были труднодоступны: лазить по дебрям было для них сложной операцией. Постепенно в лесах стали появляться партизаны. Это были еще не классические партизаны, а в основном местные жители или окруженцы, которые не хотели сдаваться в плен. Они уже знали, что их там ждет, и жили своими силами. Большая земля стала их постепенно приручать: направила руководящие кадры, помогла оружием и частично продуктами. Остальное они брали сами. Так всегда было. К концу 1941 года партизан расплодилось столько, что от них понадобилась оборона, не немцам, а самому местному населению — грабят и грабят, сколько можно. Во главе «оборонцев» стал Воскобойник, который собрал из местных же ребят полк или бригаду, не помню точно, как она тогда называлась, и организовал защиту. Вскоре он погиб в одной из стычек. Воскобойник оставил о себе самую добрую память. Знаете, как обычно бывает: о погибшем человеке складывается миф. Судя по молве, он был просто идеалом. Я не застал его, и могу сказать лишь, что у него осталась жена, которая позже стала секретарем Каминского, взявшего дело в свои руки.

Кто такой Каминский? Прежде всего, он поляк по национальности — Бронислав Станиславович [Так в тексте, правильно: Брониславович. — Примеч. авт.]. Это важно. Бывший инженер. Отсидел срок. После освобождения осел в Локоте с «минусом». Минус — это ограничение жить в определенных местах. Они были разные. Каминский имел минус сто, то есть живи в районном центре и больше никуда. Приход немцев он воспринял с радостью, что вполне естественно. Инженер-химик по профессии, зек по воспитанию и отношению к советской власти, как у человека, прошедшего такие «университеты». Был он человек волевой, властный, командный, обращавшийся к любым средствам и приемам, в которых был воспитан и научен за проволокой. И с такой же психологией. Он стоял на позициях: все равно с кем, хоть с чертом, лишь бы большевиков резать. Хорошие немцы, плохие, а мне какое дело. Он был зверский антикоммунист, как сейчас говорят — пещерный.

В Локотской округе Каминский завел строгий порядок и руководил очень жестко. С немцами заключил соглашение об их невмешательстве: он сдавал определенное количество продуктов немцам, а остальное — оставлял себе. Организованное самоуправление было одобрено генералом Миллером, который являлся командующим этого района и находился со своим штабом в Орле. Это был конец 1941 или самое начало 1942 года. Порядок, заведенный Каминским, в принципе был наш родной — советский. Были назначены новые начальники, примерно, по советской системе. Сохранились и колхозы, получившие, правда, название общинных дворов.

Участившиеся партизанские набеги отражали сами же местные жители. И оборонялись довольно крепко. Во всяком случае, в сам Локоть партизаны не совались. Местное население жило довольно зажиточно и относилось к Каминскому вполне нормально, даже хорошо.

В Локоть я впервые приехал весной 1943 года. Явился к Каминскому. Представился я из Министерства Восточных областей. Хочу посмотреть, познакомиться с системой самоуправления. Он достает бутыль, наливает по стаканчику — конечно, самоделка, но хорошая. Завязался дружеский разговор. Он сетует, что не хватает интеллигентных кадров. Я отвечаю ему, что пришлю людей из перевоспитанных нами военнопленных. На том и расстались.

Вернувшись в Берлин, я доложил обо всем увиденном своему руководству. Однако ко всему сказанному отнеслись довольно криво — нет, нам это не подходит. Ваши люди будут направлены в распоряжение Смоленска, а Локоть не относится к его ведому. Вскоре немцы стали отступать от Орла. Началась эвакуация. Бригада организованно и дисциплинированно передислоцировалась в город Лепель — на северо-западе советской части Белоруссии. Здесь ситуация была уже совершенно иной, чем в Локте. Болотистые озерные места этого района были непривычны и незнакомы для бойцов Каминского. Партизан было больше, обороняться сложнее. Да и местное население без радости встретило «пополнение» с длинным хвостом семей. Здесь уже поделили землю и распределили продукты. Кроме того, появилось еще и новое начальство. Мало того, что управляют немцы, так еще и Каминский. Но вскоре по его требованию немцев из Лепеля убрали, предоставив ему возможность жить на таких же условиях, как и в Локоти. Жизнь понемногу стала налаживаться. Однако примерно через год, в начале 1944 года бригада была вновь переведена, на этот раз в Дятлово — недалеко от Новогрудка. Небольшой районный центр с хорошей католической церковью и православным храмом. Местное население здесь уже было другим — не советское, а белорусы, которые издавна угнетались поляками. А Каминский сам был поляк. В это время я приехал к Каминскому вторично, уже уйдя из Министерства. До этого к нему, еще в Локоть, от Союза был направлен Жора Хомутов — из перевоспитанных, сам родом из брянских мест. Энергичный, образованный и неглупый, он быстро приобрел там вес. С его помощью Каминский создал Национал-социалистическую русскую партию. Нужна ли ему была именно национал-социалистическая партия? Нет, любая. Он был воспитан в системе, где без партии жить было нельзя. Созданной партией, так же как и остальной идеологической работой, ведал Жора Хомутов. Однако идея создания партии немцам не понравилась, и ее настрого запретили.

В Дятлове произошел довольно интересный эпизод, который ярко характеризует натуру Каминского.

Как-то к нему из Минска приехал важный немецкий полицейский чин. Фамилию сейчас не помню. Он ведал этим районом, и соответственно подведомственной ему стала и бригада. Он и слышать не хотел о каком-то самостоятельном районе. Начинается совещание. Меня вызывает Каминский и приказывает выступить в качестве переводчика, хотя сам говорит по-немецки довольно сносно. Торг идет о следующем: в районе действуют помимо советских партизан поляки из Армии Крайовой. Немцам все равно — бандиты и есть бандиты — и они требуют вести военные действия против тех и других. Каминский категорически отказывается воевать с поляками. Немец орет. Я перевожу все, особенно не смягчая. Каминский отвечает аналогично — русским матом. Перевожу в мягких немецких оборотах. Разругавшись и не придя к единому мнению, так и заканчивают «военный совет». Но Каминский упорен. Через некоторое время ему все же удается отказаться от боев с польскими партизанами. Зато с советскими он расправлялся жестоко. Со взятыми в плен обращались так же, как и в соответствующих органах у нас. Да и ребята-допросчики были из этих же органов, перешедшие на его сторону. Напряжение росло. Это отражалось и на местном населении. Такое положение сохранялось все полгода, которые я там пробыл. Это уже был 1944 год.

Когда я прибыл к Каминскому, то взял на себя руководство идеологической работой, за которую ранее отвечал Хомутов. Жора же стал заниматься политработой в армии. Она велась в остром антисоветском духе, примерно по Дабендорфофской схеме, но это были не курсы, а «живая» работа с людьми. К этому времени немцы уже ослабели, и нам все же удалось официально открыть партию. В типографии, которая была под моим началом, отпечатали ее программу. Это была схема Национально-трудового союза — НТС. Первая страница с названием Национал-социалистической партии России была отрывной, а остальное — все по тексту. Схему мы кончили печатать в июне 1944 года, а 12 июля уже эвакуировались. Началось советское наступление. Красная Армия окружила Минск. Бригада с семьями стала отходить в Польшу, в сторону Варшавы. Было ли направление эвакуации определено немцами, не знаю.

Подойдя к Варшаве, я отпросился у Каминского на встречу со своими соратниками из НТС. Не забуду момент прощания с Брониславом Станиславовичем. Каминский, вероятно, уже чувствовал, что его дела плохи. Он был в Польше, но воевать с поляками не мог. Да и бригада после Лепеля стала быстро разлагаться. Уйдя из родных мест, солдаты потеряли смысл борьбы и постепенно превращались в обычных мародеров.

Встретившись со своими друзьями, я узнал от Вани Виноградова об аресте руководства нашей организации и о том, что меня разыскивают немцы. Возвращаться в бригаду было опасно.

Дальнейшее происходило без меня. Судя по рассказам ребят, с которыми я поддерживал связь, Каминского, еще до начала восстания в Варшаве, зачем-то вызвали немцы, и он исчез. Считают, что его расстреляли, хотя прямых фактов на это нет. Я думаю, это верно. Он стал им больше не нужен. Оставшаяся без командира бригада была переформирована.

Я уехал в Катовицы, к священнику — нашему человеку, который выписал мне новое метрическое свидетельство. Так я стал Романом Григорьевичем Воробьевым. С этим документом и приехал к нашим под Вену и поступил в фирму «Эрбауэр». Там уже работали Виноградов и Болдырев. Меня определили в начальники канцелярии — должность на бумаге. Со всей работой справлялись работники фирмы.

Так в качестве служащего Воробьева я и существовал до тех пор, пока меня не вызвал к себе Игорь Юнг, тоже член Союза. Русский, родившийся в Германии, он был в чине майора и возглавлял небольшой лагерь, где должны были готовить людей для переброски в советский тыл.

Он-то и взял меня к себе. Дал чин капитана и поручил преподавательскую работу. В этом лагере преподавал русскую историю Николай Иванович Осипов — лейтенант с седой бородой, а до этого — советский профессор антибольшевистских убеждений. Вместе с ним, после войны, мы писали «Очерки большевизмоведения». Посылать какие-либо отряды мы не собирались. Это была липа. Просто Юнг старался объединить и спасти людей для дальнейшей борьбы. Правда, один отряд все же был сформирован — отряд Соловьевых. Их было два брата, Коля и Володя. Родом они из Галиции, но русские ребята. Они ушли на Родину по своей воле. Просто не хотели эвакуироваться, жить в Германии. Решили вернуться домой — их там все знали, — укрепиться и вести Союзную работу. Цель работы была довольна туманной, но ребята надеялись сориентироваться на месте. Братья Соловьевы благополучно дошли и закрепились на Родине. Вообще в России оставались многие. После войны большинство из них получили срок и отсидели. Некоторые исчезли бесследно. Например, — Жора Хомутов. Еще при эвакуации из Дятлова он организовал отряд, в который вошли несколько членов нашего Союза, присланных из Минска Георгием Сергеевичем Околовичем, который был главным на весь средний участок оккупированной России. Он служил у Меньшагина — бургомистра Смоленска, в должности начальника транспортного отдела. Это было для нас очень важно: транспортный отдел — это машины, связь.

Хомутов ушел обратно в Локоть и пропал.

В это время уже набирало силу власовское движение. С генералом Власовым я встретился в 1943 году — ездил с поручением от Каминского наладить связь. Андрей Андреевич в то время был в Берлине, под арестом. Немцам не понравились его смелые речи во время поездок в Смоленск и Псков. По приказу Гитлера «строптивого» генерала посадили за проволоку. Правда, это была формальность. Штрик и другие немцы, которые помогали движению, сняли для него виллу, довольно хороший дом, и обнесли его вокруг проволочкой. Для убедительности к Власову приставили охрану — Сережу Фрелиха. Это был прибалтийский немец, отлично говоривший no-русски. Он жил в том же доме, часто сопровождал Андрея Андреевича на прогулках, да и выпить всегда было с кем. Как-то Власов зашел в «русский дом» к эмигрантам. Об этом мне рассказывала моя будущая супруга — Людмила Глебовна, урожденная Скуратова — дочь белого офицера, Глеба Тимофеевича, члена РОВСа с 1929 года. В разговоре Андрей Андреевич вдруг обмолвился, что, мол, эмиграция нам вообще не нужна, мы — советские люди, мы все будем делать по-новому. Пустим ли мы вас обратно в Россию или нет, еще посмотрим. Его выступление не понравилось присутствующим. Людмила Глебовна, разволновавшись, резко заявила: «А мы и спрашивать вас не будем. У нас люди уже и сейчас едут и работают в Россию и потом поедут…»

Моя поездка к Власову закончилась ничем. Он тогда категорично заявил: «Каминский мне подчиняется без всяких разговоров и переговоров. Я принимаю его в РОА вместе с бригадой. Каминский будет по-прежнему командовать, но под моим началом». На этом и расстались.

См.: Источник: Редлих Р.Н. В бригаде Каминского /Материалы по истории Русского Освободительного Движения: Сб. статей, воспоминаний, документов/Под общ. ред. А.В. Окорокова. М.: Архив РОА, 1998. Вып. 2. С. 431–442.

Из дневника солдата бригады РОНА И.И. Вашенки (после 2 сентября 1944 года)

2. VIII 44. Вечером командир роты с лейтенантом ИВАНИНЫМ на проверке выбрали всех неженатых солдат, объявляя, что мы поедем в Варшаву подавить восстание поляков.

3. VIII 44. Подъем в 3 часа. Мы собираем манатки, строимся в порядок и маршируем, чтобы загрузиться на автомобили, доведенные уже на место. После посадки мы сразу трогаемся. На пути автомобили едут на максимальной скорости. Минуем города: Ченстохову, Томащов, Радомско. Приезжаем в Варшаву и ночуем на улице — весь полк в одном месте.

4. VIII 44. Утром в 5 часов полковая проверка, командир полка объясняет задачу — мы должны наступать. Сперва мы продвигаемся благополучно. Потом попадаем на огонь, в нашей роте есть 3 раненых — 2 тяжелых, 1 легко. Входим в город, солдаты разыскивают население, командир роты расстреливает найденных. Зачем же это? Что общего имеют с этим они — эти женщины и дети? Мы готовимся к ночлегу в больнице.

5. VIII 44. День прошел благополучно. Наша рота потерь не имеет, хотя правду говоря, нас обстреливали. В городе имеют место массовые грабежи, совершаемые немецкими солдатами, а также и солдатами РОНА. Правду говоря, у солдат РОНА вызывают интерес только драгоценности, часы, золото, а немцы хватают одежду, белье, пальто, чемоданы и т. д. Солдаты РОНА берут с собой также пищу, разные лакомства, а также и водку. Часто встречаются пьяные, которые тоже, бывает, гибнут из-за водки. Воды в городе мало, только эта, которая осталась от запасов, сделанных населением в разной посуде. Для питья такая опасно, но мы пьем ее, несмотря на это, так как другой нет. Насосная станция не работает.

9. VIII 44. В 5 часов я встаю из постели, сделанной из двух пальто. Мы находимся в доме, сразу двигаемся по квартирам добыть пищу. Я нахожу яйца, жарю их и кушаю вместе с ребятами. В подвалах находятся поляки, одна женщина раненая. Мы идем в наступление, я не знаю, выйду ли я целым. Поляки сражаются с чердаков и окон верхних этажей. Вдруг появляется командир роты и заявляет, что нашу задачу в боевом действии изменили и надо только жечь соседние здания. Сжигать направляются только 40 человек, я остаюсь на месте. Все из тех, кто пошел жечь, вернулись. В 4 часа я разговаривал с поляками о положении Варшавы. Они утверждают, что каждая нация хочет иметь свое собственное национальное государство, во главе которого стоял бы народ. Как я заметил, поляки — это больше всего ценящая свободу нация, которая любит только свою власть и собственное национальное государство. Народ, который любит и уважает только свою нацию, — это нация, в полном значении этого слова.

Вчера я узнал, что два стрелка пропали без вести — КУЖУЕВ и УКАЦЕВ, по прозвищу «Кындра». Многие солдаты нашего полка разбредаются по домам с целью грабежа и гибнут от рук поляков.

Среди нашего полка уже много убитых и раненых. Наверное, немногие из нас останутся в живых, а еще меньше вернется на родину. Ничего хорошего впереди. Наша ситуация плохая, нам придется погибнуть либо от руки поляков, либо от рук своих братьев и отцов, либо немцев — наших союзников. Это ясно, из всего сплетения событий, куда ни направиться, везде ждет пуля или граната, каждое окно дышит смертью. Из этого ясно вытекает, что поляки любят свободу своей родины и за это стоят стеной. Мы против них бессильны, бессильна СС, даже Германия со своим тяжелым вооружением, танками и авиацией. Поляки стреляют из домов-крепостей в наших солдат, многих убивают и ранят. Многие из наших погибли и еще погибнут. Вечером мы похоронили одного стрелка из нашего батальона.

10. VIII 44. Я встаю в 8.30. Покой. Только ночью после двух часов поймали одного поляка, раненного в руку и пьяного. Сделали ему перевязку и отвели в подвал к остальным полякам. В 2.30 принесли убитого стрелка из батальона артиллерии. Его похоронили. Его похоронили во дворе нашего дома рядом с могилой стрелка, убитого вчера. Зачем гибнут люди, полные жизни и радости, для кого они сражаются? Надо жить, жить и еще раз жить!

Вечером мы получаем приказ продвинуться к зданию, в котором находится 30 поляков с автоматическим оружием. Говорят, что мы должны взять этот дом штурмом — это неизбежная смерть для многих молодых солдат, желающих еще жить. Эту затею я считаю глупой идеей, несущей смерть людям, которым дорога жизнь. Я чувствую какое-то беспокойство. Спасти жизнь — больше я бы ничего не хотел!

После входа в дом, мы искали воду и пищу; нашли, но мало. Я ничего не нашел. Думаю, что скоро мы будем ощущать последствия нехватки воды. Я ложусь спасть в 11.30.

12. VIII, пятница. Я встаю в 7.30. Пока что покой, только сейчас же убили одного немца. Мы быстро двигаемся в наступление, командиров взводов вызвали на совещание. Был выдан приказ, чтобы выделить из взвода 15 человек для сжигания домов. Все уходят, я остаюсь у манаток. Однако скоро все возвращаются. Вечером меня назначают связным со штабом батальона.

13. VIII, воскресенье. Я встаю в 5 часов. Моюсь и выхожу за водкой к одному дому, где я ее уже раньше заметил. Мы завтракаем. После завтрака я заснул на момент, а когда встал, узнал, что командира роты ИВАНИНА арестовали. Попозже я видел его, избитого, с синяками возле глаз. Роль связного не очень мне нравится. Нигде нельзя отделяться. Я видел всех ребят из своей родной деревни. Сегодня мы идем в наступление. Теперь артиллерия подготавливает атаку. Наступление отменили. В 5 часов вечера смена и я возвращаюсь к старому месту стоянки, затем отправляюсь за поиском пищи в квартирах, покинутых поляками. Нахожу восемь яиц и консервную банку. Мы ужинаем, и я в 6.10 ложусь спать.

14. VIII, понедельник. Я встаю в 7.30, моюсь. В четыре часа был выдан приказ продвинуться вперед — мы продвигаемся после подготовки территории артиллерией. Располагаемся в больнице. Политический заместитель командира батальона высунулся и был убит солдатами польской армии. Затем был выдан приказ проконтролировать дом, из которого убили политического заместителя командира. Мы продвигаемся, занимаем дом. В этом доме, неизвестно откуда, был убит один из нашей роты, а четыре ранены. Приказ — отступить. Занимаем больницу и размещаемся на отдых.

15. VIII, вторник. Я просыпаюсь в 2 часа от грохота и выстрелов, оказывается, что сбили советский самолет, а три пилота выпрыгнули с парашютами, приземляясь на польской стороне. Я ложусь снова и встаю в 7 часов. Мы занимаем позиции вокруг дома. В 3 часа второй взвод направляется к зданию на проверку подвала. Возвращаются все. Я не ходил, так как был на позиции у легкого пулемета. В соседском доме была 2-я рота и потеряла 1 солдата убитым. Поляки обстреливают нас с обыкновенной точностью. На ночлег мы располагаемся на старом месте стоянки.

Ночью подъем. Заявляют нам, что придет немецкий корреспондент. Завтра подъем в 6 часов.

16. VIII, среда. Я встаю в 6.30. Мы чистим оружие, выходим на площадку перед домом. Первый и третий взвод выходят и занимают здания впереди, а наш взвод остался в отводе. 4-й взвод в 9.30 начинает непрерывный огонь из пулеметов и гранатометов. Наверное, мы пойдем в наступление. Если пойдем, тогда у нас будут большие потери, и вряд ли достигнем цели. Вечером капитан объявил, что в наступление мы не пойдем, пока не придут танки. Первый взвод нашей роты сегодня потерял стрелка убитым. Раненых нет. Таким образом, ежедневно мы теряем солдат убитыми и ранеными. Немцы, которые вчера обстреливали здания из пулеметов, говорили, что фронт находится на расстоянии 15 км от Варшавы. В такой ситуации находится Варшава. На ночлег мы располагаемся на старом месте стоянки. Корреспондент не явился.

17. VIII, четверг. Я встаю в 9 часов, моюсь, выхожу на площадку. Через час я направляюсь наверх, чтобы ради развлечения пострелять. Я выстрелил 60 патронов, правда, не по цели, а куда попало. Я не хочу стрелять в людей. Я выстрелил все патроны, и хотел отойти, как вдруг ударяет пуля в стену и обломок пули попадает мне в лицо. Рана не кровоточит, боли я не чувствую. Мы, наверное, отсюда не уйдем. Поляки очень укрепились в домах вдоль всей улицы, натаскали мешков с землей, а с мест перед домом тщательно пристрелялись. Нигде нельзя показаться, отовсюду угрожает смерть. Говорят, что к нам придет смена, но я думаю, что это только сплетни. Это только для того, чтобы подбодрить солдат. Сегодня я слышал новость, что семьи, которые остались вне границ Германии, голодают, скот падает, жандармерия следит за каждым шагом и никуда не разрешает отдаляться. Вдобавок на таборы напали партизанские отряды и, как говорят, было убито 150 солдат. Нам судьба выпала не лучше. Фронт находится в 15 км от Варшавы. Одно наступление и русская армия будет здесь, а мы погибнем от рук поляков. Во всяком случае, ничего хорошего нас не ждет.

Что думает наше к[омандова]ние, зачем оно толкает в резню войны русских, большинство которых не хочет войны, а хочет исключительно спокойной жизни? Мы боремся, у нас потери в убитых и раненых? Говорят нам, на новую освобожденную Россию. Это только воображение Каминского, а мы боремся на благо немцев, которые издеваются над русским народом, которые миллионы русских граждан заморили голодом в концлагерях и в лагерях пленных. Миллионы ни в чем не виновных детей, женщин и стариков расстреливали без никакой причины. Без причины сжигали целые деревни и перебивали население. Мы не увидим России, как не увидим своих ушей. Я слышал тоже и это, что мы поедем на отдых, но это будет не отдых, мы только покинем Варшаву, которая окружена со всех сторон, а остался только один узенький прорыв. Если так оно и есть, тогда наши действия привели лишь к большим потерям в людях. Уже около 500 убитых и раненых из нашего полка. На ночлег мы размещаемся в старом месте стоянки.

18. VIII 44, пятница. Я встаю в 8 часов, моюсь и иду в город за пищей. Я нашел ведро молока и 15 яиц. Мы готовим завтрак и кушаем. Сегодня как будто мы уезжаем на отдых. Надо найти пищу и водку. Нахожу, что надо, и возвращаюсь. Сразу меня назначают в полковую разведку. Я трогаюсь к месту стоянки полка, после чего отправляюсь на отдых уже с разведкой. То, что уход на отдых должен быть отступлением, оказывается неправдой, но то, что фронт близко, бесспорная правда. Мы размещаемся на ночлег недалеко от штаба батальона. Теперь всегда я буду находиться у штаба батальона, так как взвод разведки всегда находится у штаба. Чаще я буду видеть Семена, он говорит порою что-то новое, а если это будет возможно, перейду на другую сторону. С ребятами я завел знакомство.

19. VIII, суббота. В 5 часов меня разбудил караул. Я встаю, иду в караул и стою 40 минут, потом иду в город за пищей. Нахожу сливочное масло, свиное сало, лапшу и разные напитки. Мы сносим, едим, а я ложусь на отдых; встаю, снова ем, иду в караул, стою 45 минут. В это время из лагеря, расположенного в 50 м от нас, гонят жителей Варшавы для погрузки в вагоны. Их отправят в Германию на принудительные работы. Эти люди ни в чем не виновны. Они от страха перед смертью с белыми флагами приходили толпой в лагеря, не зная, что их ждет. А сколько многих мирных граждан убили в подвалах или на улице! Везде лежат неубранные трупы, которые уже разлагаются и вызывают жуткое зловоние. Впрочем, день прошел спокойно и по-прежнему.

20. VIII, воскресенье. Мы поднимаемся по тревоге в 2 часа ночи. Собираем манатки и идем на сбор. Говорят, что мы пойдем на станцию, погрузимся и уедем. Оказывается, однако, что это сплетни. Идем в наступление. Продвигаемся вперед. Продвигаемся сперва без потерь, затем попадаем под огонь. Ранен командир 1-го взвода 1-й роты нашего батальона. Оказывается, что нашей задачей было освободить немцев, окруженных поляками. Это задача была выполнена. В 9 часов меня назначают в штаб связным, вместе со мной назначили связным одного стрелка из того же, что и я, села. В штабе ничего интересного не произошло, только раз послали меня в штаб батальона, кроме того, день прошел тихо и спокойно.

21. VIII, понедельник. Я встаю в 8 часов, моюсь, ем уже приготовленный завтрак. Теперь у нас пищи достаточно. Водка, свиное сало, сливочное масло, яйца и другая пища. Приходит смена связных. Я возвращаюсь в лагерь в 9 часов, где мы стояли на отдыхе 13 августа. Наш батальон вернулся 20 августа вечером. Впрочем, день прошел спокойно и тихо.

22. VIII, вторник. Я встаю в 7.30, моюсь, завтракаю и отправляюсь, чтобы добыть пищу и белье, которое у меня сильно запачканное. Мы идем вместе с товарищем, который из той же самой деревни, где мы дружили. Мы находим все, что надо, и возвращаемся на место отдыха. Готовим обед. После обеда я узнаю, что сводная рота 16 батальона почти совсем погибла. Остались немногие, а здоровых едва несколько человек. Это случилось следующим образом: рота заняла первый и второй этаж у одного здания. Солдаты разошлись по всему дому в поисках драгоценностей, пищи и водки. Поляки же, которые находились в подвалах и на верхних этажах, открыли огонь из автоматов и закидали грантами и зажигающими бутылками, так что уничтожили всю роту.

За что погибли эти солдаты, для кого, в чью пользу? Трудно понять, за что выгоняют на верную смерть сотни молодых людей, которые хотят жить и еще раз жить! Таким образом погибли и гибнут сотни, тысячи, а даже десятки тысяч русских в пользу немцев, которые в течение трех лет ничего не сделали для русской нации, кроме зла. Они уничтожили сотни тысяч русских людей, заморили голодом в лагерях пленных; людей, которых обманула немецкая пропаганда.

Вербовали на работы в Германию парней и девушек, обещая жизнь в хороших условиях, полную благополучия и достатка, а что получили в действительности эти люди? Голод и работу сверх сил.

Надо направить оружие против тех варваров XX века, которые не выносят всех и не уважают никакой другой нации, кроме своей!

Вечером моюсь, меняю белье, ужинаю и ложусь в 10.30.

23. VIII, среда. Встаю в 8 часов, моюсь, завтракаю. Я услышал новость, что сегодня мы должны отойти на передовую позицию. В 5 часов после обеда капитан роты зачитал доклад на тему международной ситуации. Ничего особенного не сказал. В 9 часов повели нас на передовые позиции. Расстояние довольно большое — 7 км. Мы шли около двух часов. Остаток ночи мы провели во дворе наполовину разрушенного дома.

24. VIII, четверг. Встаю довольно поздно, так как ночь прошла на марше. Сразу мы поднимаемся на верхние этажи, чтобы обстреливать здания и поляков, которые перебегают на расстоянии 200 м через улицу. Мы имеем двоих, легко раненных в лицо, один из них из моего села. Я слышал еще, что был ранен мой товарищ, с которым я в Чушниках был на одном посту. Ранили его в ногу и уже отослали в больницу. Вечером идем в штаб батальона, который мы должны охранять. Мы шли довольно долго, так как были вынуждены обходить железнодорожный путь, находящийся под обстрелом. Мы дошли благополучно. Размещаемся на ночлег в грузовом вагоне. Охраняем штаб батальона, тихо и мирно, и к тому же безопасно. Правда, изредка ночью обстреливали дом, стоящий рядом, в котором находятся немцы.

В 8.30 меня назначили, чтобы донести пароль на передовые позиции. Идет 5 человек. Дорога довольно опасная, так как из каждого окна ждет смерть. Мы прошли благополучно, ниоткуда не стреляли. На передовых позициях поляки действуют очень хитро, сумели закидать гранатами даже двор. Результат — двое легко раненных. Слышатся вести, что если не сегодня, то завтра мы должны поехать в Августовскую [?] пущу, где, как говорят, собрались все польские повстанцы из Варшавы и других городов. Они, наверное, хотят в районе Августова [?] соединиться с советскими войсками. И говорят еще, что поляки там провели несколько сражений, а когда отступают назад, то каким-то способом отравляют воду и пищу, а дороги минируют. Говорят, что там отряды действуют под командованием Ванды Василевской.

25. VIII, пятница. Сегодня утром слышно было очень сильную орудийную канонаду по направлению на северо-восток и восток. Наверное, фронт уже близко. Все время говорят, что мы должны отойти отсюда, но не двигаемся. Может быть, это просто болтовня. Впрочем, день прошел спокойно.

26. VIII, суббота. Я встаю из постели, сделанной из бумаги. Я промерз до костей, несмотря на то, что спал в вагоне. Ночи теперь гораздо прохладнее, чем в первые дни нашего пребывания в Варшаве, несмотря на то, что в это время вовсе не было дождя. Постоянно погода и тепло. Уже чувствуется осень в воздухе, и некоторые листья желтеют. Созрели яблоки, груши и помидоры, которые здесь в неограниченном количестве. Порою дует прохладный ветер, которого до сих пор мы не ощущали. Видно, скоро наступят холода. Вечером меня назначили, чтобы донести пароль для 2-й и 3-й роты, но в последний момент это отменили. Ночью несколько ребят пошли за легковым автомобилем, но не взяли, так как поляки повредили его. Вернулись все, не будучи под обстрелом. В 8 часов меня назначили связным в полковой штаб. Сегодня наш полк должен отойти. На смену уже пришли немцы. Говорят, что мы отходим 28–30 км в лес на боевые действия. В 10 часов все батальоны и полковой штаб уезжают.

27. VIII, воскресенье. Я встаю в 6 часов. Сегодня я связной и должен быть у полка, но нет никакого приказа. Я в гадком настроении. Весь день я никуда не двигался. Смена в 7 часов, а в 10 часов я ложусь спать.

28. VIII, понедельник. Я встаю в 7 часов утра. В 8 часов сбор, ведут нас в сад, где уже собран весь полк. Командир полка призывает почтить память погибших солдат и командиров, после чего объясняет нашу задачу. Сегодня мы приступаем к новой задаче. Мы двигаемся 20 км в лес для борьбы с партизанами. Партизаны — наполовину поляки, в наполовину русские. Русские почти исключительно десантники. В 9 часов мы трогаемся. На место мы добираемся в 4 часа. На ночлег мы размещаемся в имении крепостника. Крепостник сбежал. Казаки, которые стояли у него раньше нас, забрали коров, лошадей, овец, за исключением двух лошадей и двух коров. Самого владельца избили за то, что не хотел платить заработков своим рабочим. Спать мы ложимся в саду рядом с домом. Караул у нас из двух постов. После прихода на место мы совершаем вылазку в деревню на расстоянии 15 км. В деревне никого не было.

29. VIII, вторник. Мы встаем довольно рано и размещаемся вокруг. Я отправляюсь за помидорами. Завтракаем. Вечером 4-й взвод разведки и 3-я рота совершили разведку. Я не ходил, остался на дежурстве в штабе батальона. Ребята вернулись довольно поздно, говорят, что никого не видели. Едва вернулись, сразу пошел сильный дождь. Первый раз такой дождь за все время нашего пребывания в Варшаве. Мы ложимся спать на веранде усадьбы, и караул несет один пост.

30. VIII, среда. Подъем в 6 часов утра. Сегодня мы отправляемся. После отхода на 2 км мы идем в разведку. Едет с нами капитан. По пути мы встречаем солдат РОНА. Они утверждают, что наши ранили двоих из их солдат, приняв их за партизан. Оба ранены в лицо. Один тяжело, другой легко. Мы двигаемся дальше. Впереди деревня, наш капитан на автомобиле уже там; когда мы трогаемся дальше, попадаем под обстрел. Посередине дороги лежит убитый солдат РОНА, раненный в голову. Сапоги и брюки сняты. Дальше мы встречаем еще убитых поляков. Они в гражданской одежде. Мы останавливаемся в конце деревни, около леса, находящегося на расстоянии 600–700 м. В лесу мы замечаем многих партизан. Мы не стреляем, потому что слишком далеко оторвались от своих. Мы не имеем тяжелого оружия и могли бы понести потери. Мы отступаем к своим. После соединения двигаемся в деревню. Артиллерия обстреливает край леса, где появлялись партизаны. В селе мы берем свиней, запасаемся пищей, так как дорога ведет через лес 40 км, и нет ни одной деревни. Ночью поблизости деревни была партизанская разведка. Населения в деревне немного. Почти все мужчины сбежали.

1. IX, четверг. В 7 ч. сбор. Мы идем в наступление на деревню, находящуюся в 1 км от места нашей стоянки. Партизаны стреляют в нас довольно метко. Снаряды падают подряд. Нельзя высунуть голову из-за насыпи. Мы пробыли на позиции 3 часа, а затем ползком вышли из зоны обстрела. Сугубо меткий огонь был направлен на табор и артиллерию, которые находились на расстоянии 500 м за нами. В результате один тяжело раненный и один легко. Обоих отвезли назад. На ночлег мы остаемся в той же деревне. Население убегает, мужчин почти нет.

2. IX, пятница. Сегодня никуда мы не собираемся. Капитан поехал в штаб полка на совещание. Наверное, стянут пушки 122 мм. Вчера свезли боеприпасы. Я слышал, что здесь 14 000 партизан и что у них два танка. Сегодня до сих пор тишина. Нигде не слышно выстрелов. В этой деревне много жителей Варшавы. Все мужчины из Варшавы пошли в лес. Пошли также местные. Остались одни дети и женщины.

См.: Варшавское восстание 1944 г. в документах из архивов спецслужб. Варшава — Москва. 2007. С. 1074–1090.

Сведения о партизанских бригадах и отрядах, действовавших на территории Локотского волости, района, уезда и окружного самоуправления (1941–1943 гг.)

I) Партизанская бригада «За власть Советов».

Сформирована в Суземском районе. Командир Я. К. Кисилев, комиссар — Н.С. Паничев, начштаба — И.М. Беллин.

В бригаду входили следующие отряды:

1. Партизанский отряд им. Калинина. Действовал с 12.1941 г. по 08.1942 г. Командиры: В.Н. Глыбин, Н.А. Мартынов. Комиссары: И.Г. Новиков, С.Е. Кривонайкин. Начштаба А.А. Куркин.

2. Партизанский отряд им. Суворова. Действовал с 1942 г. по 09.09.1943 г. Командир И.А. Мелихов, комиссар — Н.Н. Антипов, начштаба — А.И. Трикачев.

3. Партизанский отряд «Большевик». Действовал с лета 1942 г. по 09.09.1943 г. Командир С.И. Кочур, начштаба — Н.Т. Костырин.

4. Партизанский отряд «За власть Советов». Сформирован в с. Суземка (с 02.10.1941 г. по 08.09.1943 г.). На 02.09.1941 г. — 12 человек. На 01.01.1943 г. — 320 человек. Командиры: И.Я. Алексютин (на 02.10.1941 г.), Г.Х. Ткаченко (на 20.01.1942 г.), Ф.И Попов (на 01.06.1942 г.), Г.Н. Руленков. Комиссары: Н.С. Паничев (на 02.10.1941 г.), Н.С. Свиридов (на 20.01.1942 г.), Г.Н. Руленков, А.Г. Шавво. Начштаба: Д.Т. Стаканов (на 02.10.1941 г.), П.В. Кошковский (на 20.01.1942 г.), С.Я. Халявин (на 01.06.1942 г.), М.Л. Панченко.

5. Партизанский отряд им. Пугачева. Сформирован из состава партизанского отряда «За власть Советов» (01.06.1942 г. по 06.09.1943 г.). На 05.06.1942 г. — 317 человек. На 10.06.1943 г. — 70 человек. Командиры: В.П. Власов (на 01.06.1942 г.), T.Л. Гуренков (на 15.09.1942 г.), С.И Сидоров (на 10.06.1943 г.). Комиссары: С.М. Макаров (на 15.09.1942 г.), Д.Т. Стаканов (на 01.06.1942 г.), А.M. Числин (на 10.06.1943 г.), Б.К. Ковальчук (на 10.06.1943 г.), Н.Н. Антипов. Начштаба: А.А. Лаврененков (на 10.06.1943 г.), В.В. Анисимов (на 01.06.1942 г.), И.И. Тимчук (на 15.09.1942 г.).

6. Партизанский отряд им. Дзержинского. Сформирован из состава партизанского отряда «За власть Советов». Действовал с 01.06.1942 г. по 05.09.1943 г. На 01.04.1943 г. — 242 человека. На 01.09.1943 г. — 96 человек. Командиры: Н.В. Калмыков (на 01.06.1942 г.), Т.С. Маричев (на 15.08.1942 г.). Комиссары: Д.С. Свиридов (на 01.06.1942 г.), Ф.Д. Губин (на 15.08.1942 г.), В.А. Гришаков, М.Я. Голуб, М.Р. Заславский. Начштаба: М.Я. Голуб (на 01.06.1942 г.), И.Г. Клочин (на 15.08.1942 г.), М.Р. Заславский, Я.Г. Кумсков, М.М. Романенков.

7. Партизанский отряд им. Буденного. Сформирован в Суземке из группы самообороны Суземского района. Действовал с 01.06.1942 г. по 06.06.1943 г. На 01.06.1942 г. — 273 человека. На 06.06.1943 г. — 110 человек. Командиры: Т.Л. Гуренков (01.06.1942 г.), А.Н. Янков (на 10.09.1942 г.), М.Г. Шабанов (на 01.09.1943 г.). Комиссары: С.Е. Кривоножкин (на 01.06.1942 г.), И.Г. Новиков (на 10.09.1942 г.), ФД. Губин (01.09.1943 г.), К.И Чижов. Начштаба: Г. Шергунов (на 01.06.1942 г.), С.Я. Халявин (на 10.09.1942 г.), Ф.М. Дубинин (на 01.09.1943 г.).

8. Партизанский отряд им. Руднева. Сформирован в с. Чернь Суземского района. Действовал с 04.06.1942 г. по 1.10.1943 г. Командиры: Д.А. Андросов (на 11.06.1943 г.), Я.С. Кумков. Комиссары: Д. Т. Колесников (на 04.06.1942 г.), П.В. Кашковский (на 11.06.1943 г.), М.П. Панченко (на 01.01.1943 г.), Н.К. Сухарев, А.Г. Шавво, Ф.Е. Федосов. Начштаба: И.Ф. Коротченков (на 04.06.1942 г.), Ф.Е. Федосов (на 11.06.1943 г.).

9. Партизанский отряд «Победа» (им. Гризодубовой). Действовал в 1943 г. в Суземском районе.

10. Партизанский отряд «КИМ». Действовал с 19.11.1942 г. по 02.1943 г. в Суземском районе.

11. Партизанский отряд им. Кирова. Действовал в 1942 г. в Суземском районе.

II) Партизанская бригада «За Родину». Сформирована в Брасовском районе. Командиры: Г.Х. Ткаченко, В.И. Корнеев. Комиссары: А.А. Малышев, Н.Т. Костырин. Начштаба С.Д. Зенин.

1. Партизанский отряд «За Родину». Сформирован в Брасовском районе. Действовал с 04.10.41 г. по 10.09.1943 г. Командиры: В.А. Капралов (расстрелян партизанами за убийство полкового комиссара) (на 04.10.1941 г.), В.И Корнеев (на 18.02.1942 г.), В.Я. Абакумов (на 28.08. 1943 г.). Комиссары: Т.Н. Разумов (на 04.10.1941 г.), А.А. Малышев (на 01.06.1942 г.), И.Г. Новиков (на 01.06.1942 г.). Начштаба: М.В. Бстясов (на 04.10.1941 г.), В.К Беликов (на 01.05.1942 г.), НИ. Винник (на 23.06.1943 г.).

2. Партизанский отряд им. Калинина. Сформирован в д. Гаврилова Гута Суземского района. Действовал с 17.01.1942 г. по 10.09.1943 г. На 01.02.1942 г. — 250 чел. На 10.09.1943 г. — 101 чел. Командиры: В.Н. Галыбин (на 17.01.1942 г.), Н.А. Мартынов (на 18.09.1942 г.), С.К Арсенов (на 06.06.1943 г.). Комиссары: И.Г. Новиков (на 17.01.1942 г.), Т.Д. Шурупов (на 06.06.1943 г.). Начштаба: А.А. Куркин (на 17.01.1942 г. и на 06.06.1943 г.), С.К. Арсенов (на 18.09.1942 г.).

3. Партизанский отряд «Большевик». Сформирован в д. Кокоревке Суземского района. Действовал с 03.01.1942 г. по 15.09.1943 г. На 01.05.1942 г. — 240 чел. На 03.01.1942 г. — 34 чел. Командиры: С.И. Ерофеев (на 03.01.1942 г.), Л.Т. Филоненко (на 10.10. 1943 г.). Комиссары: И.И. Зайцев (на 03.01.1942 г.), П.П. Шевченко (10.05.1942 г.), B.C. Шевченко (10.01.1943 г.). Начштаба: Н.Т. Костырин (на 03.01.1942 г.), КД. Заяц (на 10.05.1942 г.), А.И. Сержант (на 10.01.1943 г.), А.Д. Цурунов.

4. Алтуховский партизанский отряд. Сформирован в с. Алтухове Навлинского района. Действовал с 28.02.1942 г. по 7.09.1943 г. На 01.07.1942 г. — 370 чел. На 1.09.43 г. — 102 чел. Командиры: О.Б. Янбулатов (на 28.02.1942 г.), С.И. Леснев (на 10.03.42 г.), М.А. Кариц- кий (на 17.10.1942 г.), В.А. Гупайлович. Комиссары: В.П. Бобылев (на 28.02.1942 г.), И.А. Бородавко (на 10.03.1942 г.), Ф.И Горбунов (на 17.10.1942 г.), Е.Е. Косовой. Начштаба: А.Г. Горохов (на 28.02.1942 г., на 10.03.1942 г., на 17.10.1942 г.).

III) Партизанская бригада им. Кравцова. Командир М.И. Дука, комиссар Д.Г. Ларичев, начштаба Н.Е. Мелешко.

1. Партизанский отряд им. Пархоменко. Сформирован в с. Святое Навлинского района. На 15.02.1942 г. — 194 чел. На 10.09.1943 г. — 126 чел. Командиры: Б.В. Волков (на 15.02.1942 г.), Б.М. Белозеров (на 01.05.1943 г. и на 10.09.1943 г.). Комиссары: И.Г. Петрунин, М.Я. Оскретков (на 01.05.1943 г. и на 10.09.1943 г.). Начштаба: П.В. Никонов (на 01.05.1943 г.).

2. Партизанский отряд им. Свердлова. Сформирован из группы самообороны с. Салтановка и д. Ворки Навлинского района. Действовал с 02.02.1942 г. по 08.09.1943 г. На 05.01.1942 г. — 190 чел. На 01.09.1943 г. — 96 чел. Командиры: А.И. Кузнецов (на 02.02.1942 г.), И.С. Проскуряков (на 12.07.1942 г.), Ф.Н. Антошкин (на 01.08.1943 г.). Комиссары: К.И Щербин (02.02.1942 г.), И.Л. Лисицкий (на 12. 07.1942 г., на 01.08.1943 г.). Начштаба: М.Ф. Рябухин (на 12.07.1942 г.), Ф.Н. Антошкин.

3. Партизанский отряд им. Кравцова (Брянский городской). Сформирован в г. Брянске. Действовал с 15.08.1941 г по 05.09.1943 г. На 20.07.1942 г. — 224 чел. На 15.08.1943 г. — 186 чел. Командиры: ДЕ. Кравцов (на 15.08.1941 г.), М.И. Дука (на 15.12.1941 г.), М.В. Чернов (на 15.12.1942 г.). Комиссары: Д.Г. Ларичев (на 15.08.1941 г., на 15.12.1941 г.), В.Г. Новиков (на 15.12.1942 г.). Начштаба: Н.Е. Мелешко (на 15.12.1941 г.), М.С. Зеленец (на 15.12.1942 г.), Е.И. Сидоркин

IV) Партизанская бригада им. Молотова. Сформирована в Комаричском районе 02.1943 г. Командиры: М.В. Бстясов (05.1943 г.), Л. А. Галкин. Комиссары: Ф.А. Моначенков (на 05.1943 г.), ИВ. Ев- стратов. Начштаба: Г.В. Дирдовский (на 05.1943 г.).

1. Партизанский отряд им. Железняка. Сформирован 04.1942 г. Командир Н.К. Гринин, комиссар И.М. Ольховский.

2. Партизанский отряд им. Пожарского. Сформирован в Комаричском районе. Действовал с 10.1942 г. по 02.1943 г. Командир С.Н. Кульков (02.1943 г.), комиссар Ф.М. Кривченков (на 02.1943 г.), начштаба В.В. Носов (на 02.1943 г.).

3. Партизанский отряд им. Молотова. Сформирован в Луганской даче Комаричского района. Действовал с 01.02.1942 г. по 06.09.1943 г. Командир П.М. Мельников, комиссар В.Е. Тюлюков.

4. Партизанский отряд им. Чкалова. Сформирован в с. Игрицком Комаричского района из состава партизанского отряда «За Родину». Действовал с 01.06.1942 г. по 20.09.1943 г. На 01.06.1943 г. — 441 чел. На 20.09.1943 г. — 200 чел. Командиры: И.В. Выпов (на 01.06.1942 г.), А. Пшенев (на 01.10.1942 г.), НС. Замотаев (01.06.1943 г.), М.В. Балясов. Комиссары: К.И. Бирюков (01.06.1942 г.), А.И. Сидоренков. Начштаба: Г.В. Дирдовский (на 01.06.1942 г.), П.С. Чечерин (на 01.01.1943 г.), В.В. Носов (на 01.06.1943 г.), А.Н. Беляев.

5. Партизанский отряд им. Тимошенко. Сформирован в районе Луганской дачи Комаричского района. Действовал с 01.06.1942 г. по 6.09.1943 г. На 01.05.1943 г. — 449 чел. На 10.06.1943 г. — 88 чел. Командиры: П.И. Макеев (на 01.06.1942 г.), П.И. Шавыкин (на 01.09.1942 г.), ИД. Хныкин (на 01.06.1943 г.). Комиссары: С.А. Трощенко (на 01.06.1942 г.), П. С. Чечерин (на 01.06.1943 г.). Начштба: ИД Хныкин (01.06.1942 г.), Н.И. Терещенков (на 01.09.1942 г.), Е.И. Булкин (на 01.06.1943 г.), И.М. Ольховский.

6. Партизанский отряд им. Кагановича. Сформирован в с. Алешковичи Суземского района. Действовал с 05.06.1942 г. по 05.09.1943 г. На 5.06.1942 г. — 229 чел. На 25.08.1943 г. — 132 чел. Командиры: Е.И. Булкин (на 05.06.1942 г.), НС. Кульков (на 24.06.1943 г.), П. Фролов (на 28.08.1943 г.). Комиссары: Б.К. Ковальчук (на 05.05.1942 г.), П.Н. Лохмоткина (на 24.05.1943 г.), В.М. Пысин (на 28.08.1943 г.). Начштаба: Б.Г. Сафронов (на 05.06.1942 г.), И.И. Газин (на 28.08.1943 г.).

7. Партизанский отряд «Советские патриоты». Сформирован в Суземском районе. Действовал с 28.07.1943 г. по 08.09.1943 г. Командиры: В.В. Носов (на 28.07.1943 г.), НИ. Тимчук. Комиссар П.С. Брекин (на 30.08.1943 г.), Н.И. Терещенко.

V) Партизанская бригада «Смерть немецким оккупантам». Сформирована в Навлинском районе, с 09.1942 г. Командир И.Г. Хорошавин, комиссар Б.К. Игнашков, начштба B.C. Долгоруков.

1. Партизанский отряд им. Шаумяна. Сформирован в п. Харпач Навлинского района 25.12.1941 г. На 15.04.1942 г. — 249 чел. На 01.09.1943 г. — 104 чел. Командиры: Л.Б. Бляхман (на 25.04.1942 г.), Э.А. Заракжевский (на 10.06.1942 г.), И.Ф. Калиновский (на 01.01.1943 г.). Комиссары: А.А. Малевич (на 25.04.1942 г.), В.Е. Кирьянов (на 10.06.1942 г.), Д.А. Котов (на 01.01.1943 г.). Начштаба: В.Н. Россов (на 10.06.1942 г. и на 01.01.1943 г.).

2. Партизанский отряд им. Кирова. Сформирован в с. Глинном Навлинского района. Действовал с 25.01.1942 г. по 09.1943 г. На 25.01.1942 г. — 170 чел. На 17.09.1943 г. — 90 чел. Командиры: Ф.А. Терехов (на 25.01.1942 г.), В.И. Ткаченко (на 05.09.1942 г.), П.И. Деревянко (на 23.12.1942 г.), Н.К Колбасов (на 23.09.1943 г.). Комиссары: С.И. Каменец (на 25.01.1942 г.), Д.К. Афонин (на 5.09.1942 г.), И.Е. Таврин (на 23.12.1942 г.). Начштаба: П.А. Терехов (на 25.01.1942 г.), С.И. Каменец (на 05.09.1942 г.), Я.В. Зельдин (на 23.12.1942 г.).

3. Партизанский отряд им. Жданова. Сформирован в с. Гавриловке Навлинского района. Действовал с 16.02.1942 г. по 10.09.1943 г. На 16.02.1942 г. — 239 чел. На 10.09.1943 г. — 126 чел. Командиры: М.П. Зарайский (на 16.02.1942 г.), П.Н. Пономарчук (на 15.06.1942 г.), П.Р. Дикий (на 15.02.1943 г.). Комиссары: П.Р. Дикий (на 16.02.1942 г.), В.Д. Горелов (на 15.06.1942 г. и на 15.02.1943 г.). Начштаба: М.С. Миньков (на 16.02.1942 г., 15.05.1942 г.), В.Г. Бобылев (на 15.02.1943 г.), А.И. Романович.

4. Партизанский отряд им. Молотова (Андреевский). Сформирован в с. Андреевке Навлинского района. Действовал с 04.1942 г. по 10.09.1943 г. На 1.04.1942 г. — 376 чел. На 1.09.1943 г. — 125 чел. Командир ИМ. Мельников (на 04.1942 г.). Комиссары: ИВ. Романюк (на 04.1942 г.), В.Е. Тимохин, P.Л. Хенкин. Начштаба Ф.П. Шухтин (на 04.1942 г.).

5. Партизанский отряд «Смерть немецким оккупантам». Сформирован в с. Борщеве Навлинского района. Действовал с 10.1941 г. по 08.1943 г. На 06.10.1941 г. — 67 чел. На 01.08.1943 г. — 250 чел. Командиры: П.А. Понуровский (на 06.10.1941 г.), А.Б. Газанов (на 14.08.1943 г.), А.П. Шевцов. Комиссары: А.В. Су слип (на 06.10.1941 г.), КС. Воропай (на 01.08.1942 г.), И.И. Коваленко (на 14.08.1943 г.), М.А. Мирошин. Начштаба: М.А. Мирошин (на 06.10.1941 г.), Н.И. Поляков (1.08.1942 г.), Н.М. Андрежейчик (на 14.08.1943 г.).

6. Партизанский отряд им. Крупской. Сформирован в с. Зелепуговке Навлинского района. На 14.01. 1943 г. — 143 чел. На 07.09.1943 г. — 65 чел. Командиры: А.Н. Авдюхов (на 15.10.1942 г.), Д. Ульянов (на 01.01.1943 г.). Комиссары: И.С. Афанасьев (на 15.10.1942 г.), Н.А. Козицкий (01.01.1943 г.), Ф.З. Бондарев (на 01.08.1943 г.). Начштаба Ф.З. Бондарев (на 01.01.1943 г.).

7. Партизанский отряд им. Микояна. Сформирован в д. Сидоровке Навлинского района. Действовал с 25.11.1941 г. по 20.09.1943 г. На 01.05.1942 г. — 181 чел. На 10.09.1943 г. — 93 чел. Командиры: А.Ф. Самороков (на 26.08.1942 г.), П.В. Ипатов (на 20.09.1943 г.). Комиссары: A.M. Беленчик (на 13.05.1942 г.), И.В. Симехин (на 26.08.1942 г.), П.С. Червонюк (на 20.09.1943 г.). Начштаба И.Д. Остапенко (на 20.09.1943 г.).

8. Партизанский отряд им. Железняка. Сформирован в с. Алешенке Навлинского района. Действовал с 03.03.1942 г. по 08. 1943 г. На 03.03.1942 г. — 45 чел. На 1.05.1943 г. — 228 чел. Командиры: Н.И. Иванов (на 03.03.1942 г.), В.А. Власов (на 26.05.1943 г.), Г.К. Афонин (20.07.1943 г.). Комиссары: Т.А. Мироненко (на 03.03.1942 г.), В.М. Чушкин (на 26.05.1943 г.), Ф.В. Белашов (на 20.07.1943 г.). Начштаба А.Н. Лабошин (на 26.05.1943 г. и на 20.07.1943 г.).

9. Партизанский отряд им. Котовского. Сформирован в д. Пролысово, д. Сотенки, д. Пашеньки Навлинского района. Действовал с 01.01.1942 г. по 20.09.1943 г. На 01.01.1942 г. — 188 чел. На 20.09.1943 г. — 78 чел. Командиры: Э.А. Закаржевский (на 01.01.1942 г.), С.И. Кривонос (на 01.06.1942 г.), В.И Старостин (01.01.1943 г.), И.М. Ткаченко. Комиссары: М.А. Осипов (на 01.01.1942 г.), А.С. Зайцев (на 01.06.1942 г.), Н.А. Кузицкий (на 01.01.1943 г.). Начштаба: Н.И. Попов (на 01.01.1942 г.), Н.И. Иванов (01.06.1942 г., 01.01.1943 г.).

10. Партизанский отряд им. Стрельца (Летучка). Сформирован в п. Борки Навлинского района 08.10.1941 г. На 08.10.1941 г. — 50 чел. На 08.09.1943 г. — 1904 чел. Командиры: Ф.Е. Стрелец (на 08.09.1941 г.), Н.Д. Чапов (на 04.02.1942 г. и на 24.05.1942 г.). Комиссары: В.Г. Бойков (на 08.10.1941 г., 04.02.1942 г.), И.Л. Лисицкий (на 24.05.1942 г.), П.Д. Смирнов, Г.В. Алешин. Начштаба: П.Е. Семенов (на 08.10.1941 г., 04.02.1942 г.), Н.М. Курочкин (на 24.05.1942 г.).

VI) Партизанская бригада им. Сталина. Сформирована в Трубчевском районе. Командиры: В.Г. Бойко, А.Ф. Самороков. Комиссар И. С. Сенченков.

1. Партизанский отряд им. Сталина. Сформирован в г. Трубчевске. Действовал с 15.08.1941 г. по 15.09.1943 г. На 15.08.1941 г. — 60 чел. На 17.12.1941 г. — 205 чел. На 01.10.1942 г. — 316 чел. Командиры: И.С. Сенченков (на 15.08.1941 г.), М.И. Сенченков (на 01.05.1942 г.), М.И. Диченков. Комиссары: П.И. Кузьмин (на 15.08.1941 г.), Ф.С. Балухтин (на 01.05.1942 г.), А.Н. Дурнев (на 05.09.1943 г.). Начштаба: М.А. Сазонов (на 15.08.1941 г.), A.M. Бог- дановский (на 01.05.1942 г.), С.Е. Елизаренков (на 05.09.1943 г.), И.С. Недюдин.

2. Партизанский отряд им. А. Невского. Сформирован в Трубчевском районе. Действовал с 04.02.1942 г. по 09.1943 г. На 04.02.1942 г. — 42 чел. На 23.07.1943 г. — 272 чел. Командиры: А.А. Токарев (на 04.02.1942 г.), Б.Я. Абудонов (на 14.12.1942 г.), С.А. Сидоров (на 10.09.1943 г.), С.В. Сыромолотов. Комиссары: З.М. Казакевич (на 04.02.1942 г.), Е.А. Анисов (на 25.01.1943 г.), М.В. Сыромолотов. Начштаба: А.А. Копейкин (на 04.02.1942 г.), М.Т. Певченко (на 25.01.1943 г.).

3. Партизанский отряд им. Кутузова. Сформирован в с. Радутине Трубчевского района. Действовал с 17.02.1942 г. по 13.09.1943 г. На 17.02.1942 г. — 370 чел. На 13.09.1943 г. — 130 чел. Командиры: И.Н. Шугалеев (на 17.02.1942 г.), В.Г. Бойко (на 15.10.1942 г.), К.А. Бедин (на 10.06.1943 г.), Ю.К. Захарченко. Комиссары: В.Я. Грибачев (на 17.02.1942 г.), Л.В. Коржов (на 15.10.1942 г.), Е.П. Бирюдин (на 10.06.1943 г.), П.Г. Юдин. Начштаба: И.И. Карначев (на 17.02.1942 г.), A.M. Богдановский (на 15.10.1942 г.), М.Г. Меркелов (на 10.06.1943 г.), В.В. Анисимов.

4. Партизанский отряд или Маленкова (Молчановский). Сформирован с д. Молчаново Трубчевского района. Действовал с 02.03.1942 г. по 20.10.1943 г. На 01.05.1942 г. — 65 чел. На 01.01.1943 г. — 178 чел. Командиры: Т.Д. Козырев (на 01.06.1942 г.), А.Н. Шеметов (10.09.1943 г.). Комиссары: Г.М. Авдошенко (на 01.06.1942 г.), А.Л. Поздняков (на 10.09.1943 г.), Н.И. Ляпунов. Начштаба: Ю.К. Захарченко (на 01.06.1942 г.), С.С. Елизаров (на 10.09.1943 г.).

5. Партизанский отряд им. Ленина. Сформирован в д. Острая Лука, Дольск Трубчевского района. На 01.02.1942 г. — 61 чел. На 17.09.1943 г. — 140 чел. Командиры: М.П. Шатохин (на 17.03.1942 г.), Ф. С. Балухтин (на 28.07.1942 г.), М. Ф. Хворостинин (на 29.05.1943 г.). Комиссары: П.Б. Карпекин (на 29.12.1942 г.), К.И Чирков. Начштаба: А.П. Поздняков (на 28.07. 1942 г.), В.П. Ямщиков (29.05.1943 г.).

6. Партизанский отряд им. Орджоникидзе. Сформирован в д. Яковск Трубчевского района. Действовал с 15.02.1942 г. по 20.03.1943 г. На 15.02.1942 г. — 31 чел. На 01.05.1943 г. — 150 чел. Командиры: М.М. Юдин (на 15.02.1942 г.), Н.И Беда (на 01.01.1943 г.), К.Н. Дурманов (на 01.06.1943 г.). Комиссары: П.Д. Смирнов (на 01.01.1943 г.), В.П. Ямщиков, М.К. Левых. Начштаба: М.Ф. Синицын (на 01.06.1943 г.), A.M. Богдановский (на 01.06.1943 г.), М.М. Еремин.

7. Партизанский отряд им.д. Донского. Сформирован в Выползовском и Тишинском с/с Трубчевского района. Действовал с 01.05.1942 г. по 10.09.1943 г. На 01.05.1942 г. — 249 чел. На 10.09.1943 г. — 78 чел. Командиры: И.П. Сергейцев (на 01.05.1942 г.), П.И. Левченко (на 01.01.1943 г.). Комиссары: П.И. Шевченко (на 01.05.1942 г.), И.П. Сергейцев (на 01.01.1943 г.). Начштаба: А.С. Жуков (на 01.05.1942 г.), И.И. Корначев (на 01.01.1943 г.).

8. Партизанский отряд им. Димитрова. Сформирован в с. Гнилеве Трубчевского района. Действовал с 13.02.1942 г. по 15.09.1943 г. На 01.07.1942 г. — 221 чел. На 15.09.1943 г. — 76 чел. Командиры: Н.Б. Амелькин (на 15.02.1942 г.), Т.Н. Овсянников (на 01.05.1942 г.), Г.Н. Руденков (на 01.06.1943 г.). Комиссары: Л.В. Коржов (на 15.02.1942 г.), Т.Н. Овсянников (на 01.04.1943 г.), Н.И. Ляпунов. Начштаба: И.Н. Амелъкин (на 01.05.1942 г.), Н.Ф. Сузиков (на 01.04.1943 г.).

9. Партизанский отряд им. Сталина № 2. Сформирован в Рамасухском лесу Почепского района. Действовал с 30.08.1943 г. по 19.09. 1943 г. На 30.08.1943 г. — 104 чел. На 19.09.1943 г. — 183 чел. Командир Г.Н. Руденков (на 30.08.1943 г.), комиссар И.Н. Матвеев (на 30.08.1943 г.), начштаба И.Е. Верещетин (на 30.08.1943 г.).

10. Партизанский отряд им. Куйбышева. Действовал с 26.09.1942 г. по 09.1943 г. Командир Г.Н. Руденков, комиссар А.П. Лысаков, начштаба М.М. Еремин.

11. Партизанский отряд им. Горького. Сформирован в Трубчевском районе. Действовал с 01.04.1942 г. по 17.09.1943 г. На 04.1942 г. — 192 чел. На 09.1943 г. — 74 чел. Командир Я.М. Левкин (на 01.04.1942 г.). Комиссары: Д.А. Баздеркин (на 01.04.1942 г.), Я.М. Иванькин (на 09.1943 г.). Начштаба И.Е. Верещетин (на 01.01.1942 г.).

12. Партизанский отряд «За Родину». Командир И.Н. Овсянников, комиссар А.В. Белоусов, начштаба Ф.Т. Шпунтов.

VII) Партизанская бригада им. Фрунзе. Командир С.В. Черкасов, комиссар Л.Б. Бляхман, начштаба П.И. Гашков.

1. Партизанский отряд им. Андреева. Сформирован в Суземском районе 29.05.1942 г. На 28.08.1943 г. — 128 чел. Командиры: В.Д. Афанасьев (на 29.05.1942 г.), А.П. Ломакин (на 01.09.1943 г.), Ф.С. Марченко. Комиссары: В.А. Курбаков (на 29.05.1942 г.), П.Б. Ялдыгин (на 15.09.1942 г.), А.Д. Спицын (на 01.09.1943 г.). Начштаба: И.А. Пашкин (на 29.05.1942 г.), С.В. Трушкин (на 15.09.1942 г.), Е.Н. Калугин (на 01.09.1943 г.).

2. Партизанский отряд им. Фрунзе. Сформирован в Хинельских лесах Севского района. На 22.07.1941 г. — 28 чел. На 01.12.1942 г. — 480 чел. Командиры: С.С. Хохлов (на 22.07.1941 г.), С.В. Черкасов, В.И. Калинин, Е.К. Горохов, И.М. Федоров, Е.Н. Калугин. Комиссары: С.Ф. Куква (на 22.07.1941 г.), Е.К. Горохов. Начштаба: Н.П. Колотовкин (на 22.12. 1941 г.), Е.Н. Калугин.

3. Партизанский отряд «Народный мститель». Сформирован в п. Лужа, п. Думча Навлинского района. Действовал с 15.12.1941 г. по 20.09.1943 г. На 01.06.1942 г. — 220 чел. На 01.06.1943 г. — 135 чел. Командир Б.Я. Хлюстов (на 15.12.1941 г.). Комиссары: М. Ф. Костромин (на 15.12.1941 г.), В.В. Навроцкий (на 30.09.1942 г.), С.М. Сергеев (на 09.09.1943 г.). Начштаба А.П. Алексеев (на 09.09.1943 г.).

4. Партизанский отряд им. Фрунзе № 2. Командир В.Д. Афанасьев, комиссар П.Б. Ялдыгин, начштаба В.А. Курбаков.

5. Партизанский отряд им. Хрущева. Действовал в Севском районе в 1941–1943 гг.

6. Партизанский отряд им. Тельмана. Действовал с 10.1942 г. по 06.1943 г. в Севском районе.

VIII) Партизанская бригада им. Чапаева. Действовала с 23. П. 1942 г. по 19.09.1943 г. Командир В.И. Кошелев (на 23.11.1942 г.), комиссар Г.С. Куприн (на 23.11.1942 г.). Начштаба: Ф.Т. Крюков, А.К. Белкин.

1. Партизанский отряд им. Чапаева. Сформирован в 08.1941 г., окончательно сформирован 12.1942 г. На 15.01. 1942 г. — 14 чел. Командиры: В.И. Кошелев (на 12.01.1942 г., на 19.09.1943 г.), A.M. Богданов. Комиссары: И.П. Петров (на 12.01.1942 г.), Г.С. Куприн (с 03.05.1942 г. по 01.01.1943 г.), Ф.П. Лежнев (с 01.01.1943 г. по. 19.09.1943 г.). Начштаба: Л.П. Межуев, А.П. Кокардин.

2. Партизанский отряд № 1 Погарского района. Действовал с 30.07.1941 г. по 20.05.1942 г. Командир К.Я. Ковалев (на 10.09.1941 г.). Комиссар Г.С. Куприн (на 20.05.1942 г.). Отряд влился в партизанское формирование им. Чапаева.

3. Партизанский отряд им. А. Невского. Сформирован в Трубчевском районе. Действовал с 04.02.1942 г. по 09.1943 г. Командир М.М. Павленко, комиссар И.С. Салонников, начштаба Ф.Т. Крюков.

4. Партизанский отряд им. Фурманова. Командиры: А.П. Купчинов, Н.И. Мурлыкин, Р.И. Козлов, Л.Б. Бляхман. Комиссары: А.П. Грязев, О.Г. Казанков, С.С. Самойлов. Начштаба: Е.И. Бузин, Т.П. Папаскин, М.А. Марусов.

5. Партизанский отряд № 2. Командиры: Супонько (на 30.07.1942 г.), A.M. Богданов. Комиссары: Ф.Ф. Бугаев (на 30.07.1941 г.), Ф.П. Лежнев. Начштаба: ВД. Базаев.

6. Партизанский отряд № 3. Создан из группы самообороны. Действовал с 05.07.1942 г. по 26.11.1942 г. Командир П.Н. Клецкий (на 05.07.1942 г.), комиссар К.Я. Ковалев (на 05.07.1942 г.), начштаба М.Я. Сельгиков. Приказом штаба Объединенных партизанских бригад (ОПБ) от 01.01.1943 г. батальоны, входившие в состав партизанской бригады им. Чапаева, были реорганизованы в партизанский отряд. Партизанский отряд, входивший в состав 2-го батальона бригады, получил название Степана Разина.

7. Партизанский отряд им. Степана Разина. Сформирован в Погарском районе 01.1943 г. Командир Н.В. Резванов (на 11.1943 г.), комиссар К.Я. Ковалев (на 01.1943 г.), начштаба М.А. Марусов. 09.08.1943 г. партизанский отряд им. Степана Разина переименован в партизанский отряд им. Суворова.

8. Партизанский отряд им. Суворова. Сформирован в Погарском районе. Действовал с 09.08.1943 г. по 10.09.1943 г. Командиры: А.К. Белкин (на 09.08.1943 г.), Н.В. Резванов (на 16.08.1943 г.), Р.И. Козлов. Комиссары: Ф.П. Лежнев, В.И. Глушко (на 09.08.1943 г.). Начштаба: И.И. Кондратенко, Л.А. Бубнов.

9. Партизанский отряд им. Б. Хмельницкого. Сформирован в Погарском районе 30.12.1942 г. На 30.12.1942 г. — 44 чел. На 05.05.1943 г. — 12 чел. Командир Е.И Чмелев (на 30.12.1942 г., на 10.05.1943 г.). Комиссары: Е.Е. Жаденов (на 30.12.1942 г.), А.Г. Шавво (на 10.05.1943 г.). Начштаба: Б.Б. Левин (на 30.12.1942 г., на 04.05.1943 г.).

IX) Партизанская бригада им. Щорса. Сформирована в Выгоничском районе 12.1942 г. Командиры: М.П. Ромашин (до 04.1943 г.), А. Т. Писарев (с 04.1943 г.). Начштаба Ф.А. Власов.

1. Партизанский отряд им. Щорса. Сформирован в с. Уручье Выгоничского района 10.1941 г. На 02.03.1942 г. — 220 чел. Командиры: И.С. Мажукин (на 1941 г.), Б.Ф. Ильин (на 12.1942 г.), Е.В. Прозоров (на 10.04.1943 г.), А.Д. Николашкин, Н.С. Кузнецов. Комиссары: Ю.А. Фильковский (на 1941 г.), Т.В. Жиляев (на 12.1942 г.), Ф.В. Гера- син (на 12.03.1943 г.), П.Г. Зайцев, Т.С. Поляков. Начштаба: В.А. Андреев (на 1941 г.), И.П. Мажукин (на 12.1942 г.), Б.Ф. Ильин.

2. Брянский районный партизанский отряд. Сформирован 06.10.1941 г. 30 уч-к торфопредприятия Пальцо. Командиры: М.П. Ромашин (10.1941 г. — 12.1942 г.), А.Т. Писарев (12.1942 г. — 04.1943 г.), Н.Г. Косолапое (04.1943 г.). Комиссары: Н.Г. Курнявцев (до 12.1942 г.), К. С. Тихоненков (с 12.1942 г. до соединения с войсками Красной армии 09.1943 г.). Начштаба: А.Т. Писарев (на 12.1942 г.), Н.Г. Косолапое (с 12.1942 г. по 04.1943 г.).

3. Партизанский отряд им. Баумана. Сформирован в Утынском с/с Выгоничского района. На 02.07.1942 г. — 284 чел. Командиры: А.И. Федотов (на 02.06.1942 г.), П.К. Попов (на 18.06.1942 г.), Ф.Т. Юнкин. Комиссары: Ф.В. Герасин (на 01.07.1942 г.), С.Н. Можаев. Начштаба: Н.В. Каратаев, Н.И. Воробьев. Со 02.06.1942 г. по 05.07.1942 г. — партизанский отряд им. Фрунзе.

4. Партизанский отряд им. 26 бакинских комиссаров. Сформирован в Колоднянском с/с Выгоничского района. Действовал с 08.03.1942 г. по 01.05.1943 г. Командиры: Н.Д Тарасов (до 02.06.1942 г.), Б.Ф. Ильин (со 02.06.1942 г.), Н.Д. Тарасов (на 01.1943 г.), А.И. Федотов, Н.Н. Черненко. Комиссары: Я.М. Глебкин (на 02.06.1942 г.), Н.Н. Черненко (с 06.1942 г.), И.С. Мажукин (на 01.1943 г.), А. Ф. Мосин, И. С. Суслин, И.А. Хакин. Начштаба: А.Ф. Мосин (на 01.1943 г.), А.И. Калинин, В.Г. Джуромский. С 08.03.1942 г. по. 02.06.1942 г. — Колоднянская группа. Со 02.06.1942 г. по 12.1942 г. — партизанский отряд им. Буденного. С 01.1943 г. — партизанский отряд им. 26 бакинских комиссаров.

5. Партизанский отряд им. Лазо (Никольский). Сформирован в Выгоничском районе. Действовал с 02.06.1942 г. по 20.03.1943 г. На 02.06.1942 г. — 10 чел. Командиры: С.Д. Клочкович (на 02.06.1942 г.), В.А. Власов, С.И. Кривонос. Комиссар В.А. Тишин (на 02.06.1942 г.). Начштаба: А.Ф. Мосин (на 02.06.1942 г.), В.Г. Джуромский.

X) Партизанская бригада им. Ворошилова № 1. Сформирована 09.1942 г. Командиры: Г.П. Покровский (на 13.11.1942 г.), П.Г. Котков. Комиссары: Л.Б. Бляхман (на 13.11.1942 г.), А.Ф. Князев. Начштаба: П.Г. Котков (на 13.11.1942 г.), Г.С. Рубцов. Партизанская бригада им. Ворошилова № 1 была сформирована в составе трех батальонов: 1-й батальон — из партизанского отряда им. Ворошилова № 1, 2-й батальон — из партизанского отряда им. Фрунзе, 3-й батальон — из партизанского отряда им. Андреева.

1. Партизанский отряд им. Ворошилова № 1 (1-й батальон). Действовал с 08.1942 г. по 09.1942 г. Командир Г. П. Покровский, комиссар В.И. Гуторов, начштаба П.Е. Лунев.

2. Партизанский отряд им. Рокоссовского (рейдовый). Действовал в 1942 г. Командир В.И. Степняк, комиссар И.К. Воронин, начштаба В Д. Костенецкий.

3. Партизанский отряд им. Котовского (рейдовый). Действовал с 01.1942 г. по 11.1942 г. Командир И.П. Волков, комиссар Я.Е. Руев, начштаба В.А. Вазендин.

4. Партизанский отряд им. Чапаева (рейдовый). Действовал с 04.1942 г. по 02.1943 г. Командир Ю.С. Замка, комиссар А.И. Сальников, начштаба Ф.А. Сойников.

XI) Партизанская бригада им. Ворошилова № 2. На 26.09.1943 г. — 595 чел. Командир С.И. Кочур (на 01.06.1943 г.), комиссар В.А. Терехов (на 06.06.1943 г.), начштаба Х.Б. Симонян (на 06.06.1943 г.) 25.09.1943 г. бригада соединилась с частями Красной армии. 30.10.1943 г. бригада была расформирована.

1. Партизанский отряд им. Ворошилова № 2. Сформирован в с. Хинель Севского района. Действовал с 08.11.1941 г. по 14.03.1943 г. На 13.01.1942 г. — 50 чел. На 01.01.1943 г. — 687 чел. Командир И.А. Гудзенко (на 08.11.1941 г. и на 01.01.1943 г.). Комиссары: И.Д. Алейников (на 01.01.1943 г. и 03.02.1943 г.), О.Г. Казанков (на 21.12.1941 г.). Начштаба: Ф.Г. Лопатин (на 08.11.1941 г.), С.И. Кочур (на 01.01.1943 г.).

2. Партизанский отряд «25 лет Красной армии». Сформирован в Дмитриевском районе Курской области. Действовал с 03.1943 г. Командир Логвин, комиссар Яковленко, начштаба Багнюк. 24.03.1943 г. вошел в подчинение бригады им. Ворошилова.

XII) Партизанская бригада им. Пожарского. Командир В.Г. Романенков, комиссар И.Г. Ефименко, начштаба Я.Г. Кумоков.

1. Новозыбковский партизанский отряд им. Ворошилова. Действовал с 07.1943 г.

2. Партизанский отряд им. Кирова. Сформирован в Злынковских лесах. Действовал с 04.05.1943 г. по 26.09.1943 г. На 04.05.1943 г. 64 чел. На 26.09.1943 г. — 301 чел. Командир А.Ф. Бурый (на 04.05.1943 г.). Комиссары: А.К. Сушенок (на 04.05.1943 г.), Е.И. Фролов (на 26.09.1943 г.). Начштаба: П.Е. Безмен (на 04.05.1943 г.), А.К. Терешков (на 26.09.1943 г.).

3. Партизанский отряд им. Кирова. Действовал с 12.09.1941 г. по 24.09.1943 г. Командиры: А.И. Ворожеев (на 12.09.1941 г.), Д.П. Зибницкий (с 13.05.1942 г. по 01.1943 г.), Николенко (на 02.06.1943 г.). Комиссары: П.А.Бирулин (на 12.09.1941 г.), Т.П. Воропаев (на 13.05.1942 г.), МД. Лещенко (на 06.1943 г.). Начштаба В.Д. Иконников (на 31.03.1943 г.). Отряд в составе соединения Федорова уходил в рейд на Украину.

4. Партизанский отряд им. Дзержинского (рейдовый). Действовал с 07.1943 г.

5. Партизанский отряд им. Пожарского. Сформирован в д. Черное Суземского района. Действовал с 08.10.1942 г. по 20.09.1943 г. На 08.11.1942 г. — 64 чел. На 08.06.1943 г. — 540 чел. Командиры: В.Г. Романенков (на 08.11.1942 г.), Г.Е. Егаршин (на 08.06.1943 г.). Комиссары: Е.И. Фролов (на 08.11.1942 г.), В.П. Евдокименко (на 08.06.1943 г.). Начштаба: Я.Г. Кумсков (на 08.11.1942 г.), П.Е. Безмен (на 26.09.1943 г.).

6. Партизанский отряд «Спартак». Действовал с 31.05.1943 г. по 26.09.1943 г. На 31.05.1943 г. — 63 чел. На 26.09.1943 г. — 350 чел. Командир Н.С. Орлов (31.05.1943 г.), Комиссар Г.И. Гордеенко (на 31.05.1943 г.). Начштаба Н.А. Лосев (на 31.05.1943 г.), Д.С. Музыченко.

7. Партизанский отряд им. Ленина. Действовал с 08.06.1943 г. по 26.09.1943 г. На 08.06.1943 г. — 35 чел. На 26.09.1943 г. — 329 чел. Командиры: А.Л. Малорусов, С.А. Букин. Комиссары: Г.М. Роздотский, А.Д. Постигов. Начштаба: Ф.М. Адаменко, И.Е. Сухарев.

8. Партизанский отряд им. Сталина. Действовал с 08.05.1943 г. по 26.09.1943 г. На 08.05.1943 г. — 66 чел. На 26.09.1943 г. — 164 чел. Командиры: П.Т. Тюльпин, Т.Н. Дерпа, Г.Я. Швецов. Комиссар Д.А. Лушкин. Начштаба: С.Д. Клипка, Г.Я. Швецов.

9. Партизанский отряд им. Жукова. Действовал с 05.12.1942 г. по 25.09.1943 г. На 05.12.1942 г. — 64 чел. На 26.09.1943 г. — 284 чел. Командиры: И.С. Ковалев, К.В. Касьян. Комиссары: А.И. Патрин, С.А. Шкроб. Начштаба: Я.И. Ребенок, П.М. Горбацков, Г.А. Матю-

10. Партизанский отряд им. Буденного. Действовал с 18.09.1943 г. по 06.10.1943 г. На 18.09.1943 г. — 33 чел. На 06.10.1943 г. — 86 чел. Командир П.Е. Безмен, комиссар П.А. Тулупов, начштаба В.Г. Смагин.

XIII) Партизанская бригада им. Суворова. Командир О.Г. Казанков, начштаба И. М. Чернявский.

1. Партизанский отряд им. Ворошилова. Действовал с 14.08.1943 г. по 10.1943 г. На 10.1943 г. — 167 чел. Командир Я.Е. Музыченко, начштаба А.И. Беспалов.

2. Партизанский отряд им. Чапаева № 1 (рейдовый). Сформирован в с. Хинель Севского района. Действовал с 06.03.1943 г. по 07.1943 г. На 01.10.1943 г. — 414 чел. Командир И.Р. Ходосов. Комиссары: П.К. Савченко, Г.И. Стукаленко, И.П. Алпеев. Начштаба: A.M. Яшичев, Н.Г. Корольков.

3. Партизанский отряд им. Чапаева № 2 (рейдовый). Действовал 05.1943 г. Командир П.Ф. Воланчук, комиссар А.А. Семев, начштаба А.А. Кичичин.

4. Партизанский отряд им. Суворова. Сформирован в Хинельских лесах Севского района. Действовал с 06.03.1943 г. по 29.09.1943 г. На 06.03.1943 г. — 46 чел. На 01.10.1943 г. — 206 чел. Командир П.Э. Чикаберидзе, комиссар С.П. Капилевич, начштаба Ф.А. Буренков.

5. Партизанский отряд им. Кутузова. Действовал с 04.06.1943 г. по 09.1943 г. На 03.09.1943 г. — 202 чел. На 22.09.1943 г. — 67 чел. Командиры: Г.И. Обушек, Г.И. Стукаленко. Комиссар К.П. Мишуков. Начштаба Н.М. Кузнецов.

6. Партизанский отряд им. Чкалова. Действовал с 17.07.1943 г. по 27.09.1943 г. На 17.07.1943 г. — 16 чел. На 27.09.1943 г. — 171 чел. Командир Г.А. Качалов, начштаба П. Т. Зинаков.

XIV) 1-я Курская партизанская бригада. Сформирована 18.08-1942 г. На 03.03.1943 г. — 2343 чел. Командир И.К Панченко, комиссар А.Д. Федосюткин, начштаба НД. Сотников.

1. Дмитровский партизанский отряд. На 1.11.1942 г. — 398 чел. Командир Миленин, комиссар Глазков, начштаба Фадеев, зам. ком. по разведке Наумочкин.

2. Дмитриевский партизанский отряд. На 1.11.1942 г. — 294 чел. Командир И.И. Свирин, комиссар Д.Д. Беспарточный, начштаба И. С. Банных, зам. ком. по разведке Бацев.

3. Троснянский партизанский отряд. На 1.11.1942 г. — 245 чел. Командир В.А. Кавардаев, комиссар Трофименко, начштаба Новиков, зам. ком. по разведке Бочаров.

4. Михайловский партизанский отряд. На 1.11.1942 г. — 268 чел. Командир Кожин, комиссар Шаров, начштаба Домбровский, зам. ком. по разведке Ступко.

5. Партизанский отряд им. Железняка. На 1.11.1942 г. — 195 чел. Командир Ежков, комиссар Вислогузов, начштаба Рябиков.

6. Кавалерийский партизанский отряд. На 1.11.1942 г. — 148 чел. Командир Меркущенко, комиссар Сторавеев, начштаба Пиманов.

XV) 2-я Курская партизанская бригада им. Дзержинского. Сформирована 18.11.1942 г. На 26.12.1942 г. — 1500 чел. Командир О.Г. Казанков, комиссар И.Д. Кубриков, начштаба И. М. Забродин.

1. Партизанский отряд им. Боженко.

2. Партизанский отряд им. Дзержинского.

3. Партизанский отряд им. Чапаева.

4. Партизанский отряд им. Тельмана.

XVI) Объединенный штаб партизанских отрядов А.Н. Сабурова и З.А. Богатыря — с 15.12.1941 г. В конце 03.1942 г. — объединенный отряд А.Н. Сабурова. В апреле 1942 г. — Группа объединенных отрядов Украины под командованием А.Н. Сабурова.

Партизанский отряд А.Н. Сабурова и З.А. Богатыря (после 23.02.1942 г. — партизанский отряд «24-й годовщины РККА»);

1. Харьковский партизанский отряд. Командир И.Ф. Боровик.

2. Харьковский партизанский отряд. Командир К.И. Погорелое.

3. Сумской партизанский отряд. Командир И.О. Воронцов.

До апреля 1942 г.:

5. Партизанский отряд им. Сталина. Командир М.И. Сенченков.

6. Партизанский отряд «За Родину». Командир В.А. Капралов.

7. Партизанский отряд «За власть Советов». Командир И.Я. Алексютин.

XVII) Чернигово-Волынское партизанское соединение А. Федорова.

XVIII) Сумское партизанское соединение С.А. Ковпака.

XIX) Артиллерийский полк объединенных партизанских бригад южной оперативной группы

Сформирован в Суземском районе 25.11.1942 г. На 01.04.1943 г. — 163 чел. На 09.06.1943 г. — 61 чел. Командиры: С. С. Бахарь (на 01.03.1943 г.), Л.А. Галкин (на 28.01.1943 г.), Ф.Г. Свиридов (на 21.05.1943 г.). Комиссары: Т.А. Аношин (на 28.03.1943 г.), И.И. Левин (на 21.05.1943 г.). Начштаба: В.В. Анисимов (на 01.03.1943 г.), Н.С. Черномырдин (на 21.05.1943 г.).

XX) Отдельные партизанские отряды Курской области.

1. Партизанский отряд им. Чапаева. Сформирован в Михайловском районе.

2. Дмитровский партизанский отряд. Командир М.М. Плотников, комиссар М.П. Бондаренко, начштаба И.И. Свирин.

3. Хомутовский партизанский отряд. Командир Н.Ф. Попков, комиссар А.В. Поляков, начштаба ИД. Кубриков.

Список партизанских бригад и отрядов составлен авторами на основании документальных материалов Государственного архива Брянской области (Ф.1650 — Брянский штаб партизанского движения) и Российского государственного архива социально-политической истории (Ф.69. —Центральный штаб партизанского движения).

Вторая глава 30-я гренадерская дивизия войск СС (2-я русская)

Появление в составе Войск СС еще одного «русского» соединения было вызвано в том числе тяжелым положением вермахта в конце июня 1944 года, когда советское командование начало операцию «Багратион». Чтобы остановить наступление Советской армии, в тылу группы армий «Центр» стали спешно создаваться новые формирования из коллаборационистов. В их задачу входило удержание районов, определенных германским командованием, а также оказание помощи немецкой армии в восстановлении линии фронта.

Приказ о дополнительном создании подобных формирований отдал в конце июня 1944 года генеральный комиссар «Белоруссии» группенфюрер СС и генерал-лейтенант полиции Курт фон Готтберг. Понимая всю безнадежность ситуации, он тем не менее постарался сделать все возможное, чтобы силы, находившиеся в его распоряжении, были использованы для отражения советского наступления. Для этого все части вспомогательной полиции, которым удалось не потерять боеспособность, были выведены с территории Белоруссии и стянуты в район Лангры (Польша). Здесь из них в ускоренном темпе была сформирована бригада вспомогательной полиции «Зиглинг» (Schutzmannschaft-Brigade «Siegling»), выполнявшая заградительные функции[694].

Название соединению на первых порах было по фамилии бывшего командира — оберштурмбаннфюрера СС и подполковника охранной полиции Ганса Зиглинга. Недостаток боевого опыта восполнялся у этого офицера храбростью. К тому же, по многочисленным свидетельствам, Зиглинг отличался вполне человеческим отношением к личному составу, пользовался доверием и уважением, что, заметим, было немаловажно в тот критический период, в который проходило формирование бригады.

Основу соединения составили так называемые «украинские» и «белорусские» батальоны вспомогательной полиции (батальоны «шума»), выполнявшие антипартизанские и охранные функции. Некоторые исследователи (к примеру, Р. Михаэлис) почти не обращают внимания на то, что в этих частях служило много русских. В составе включенных в соединение Зиглинга «восточных» батальонов таковых также было немало.

Кроме того, целый ряд документов свидетельствует о наличии в данном соединении поляков, некоторого количества армян, поволжских татар и даже чехов (приведем пример: только в 3-й роте 4-го полка служило 447 белорусов, 53 русских, 15 украинцев, 63 поляка и 3 татарина). То есть чисто белорусским это соединение никогда не было[695].

То, что бригада Зиглинга была весьма интернациональным соединением, разумеется, пришлось не по вкусу местным националистам. Они поначалу полагали, что бригада (а в последующем и дивизия) будет организована исключительно на моноэтнических началах. Этим объясняется то, почему на командные и штабные должности они попытались пропихнуть своих людей. Но Зиглингу не нужна была кадровая чехарда, вызванная непомерными амбициями бывших солдат и офицеров БКА, как не нужны были и конфликты.

Кроме того, в момент, когда события на Восточном фронте начали принимать плачевный для нацистов характер, на выяснение отношений просто не было времени. Потому любые попытки белорусских шовинистов занять главенствующие позиции в бригаде жестко пресекались. При этом в бригаде Зиглинга, как и в большинстве других аналогичных формирований, присутствовала тенденция назначать на командные должности немцев («рейхсдойче» или «фольксдойче»). Вместе с тем достаточно прочное положение в соединении заняли русские, которые вскоре начали оказывать несомненное влияние на штаб. Таким образом, радикально настроенный белорусский личный состав (в первую очередь — из БКА) фактически третировался.

В этой связи достаточно упомянуть личность майора полиции (штурмбаннфюрера СС) Вячеслава Муравьева. Прекрасно зная Зиглинга еще по тем временам, когда они служили в 57-м полку охранной полиции, он входил в круг доверенных лиц комбрига, будучи его «правой рукой». Совсем не случайно в своих мемуарах Константин Акула замечает, что Зиглинга (из-за ценных советов Муравьева) мало интересовали протесты белорусских офицеров, так как русские якобы не позволяли ему взглянуть на ситуацию «критически»[696].

Несмотря на очевидную предвзятость подобных свидетельств, они, несомненно, отражают реальное положение вещей. У белорусских шовинистов были формальные основания недолюбливать своих русских коллег. 24 июля 1944 года в городе Эльбинг (Восточная Пруссия) по инициативе генерального комиссара Белоруссии Курта фон Готтберга была проведена конференция командного состава соединения. На этом мероприятии русским, украинским и белорусским офицерам должны были сообщить, что теперь они — члены новой дивизии войск СС, и представить им нового командира. От всех участников требовалось подтвердить свое желание сражаться за Великую Германию. Как отмечает историк О. Романько, «в принципе, ни один из пунктов повестки дня конференции не вызвал каких-либо противоречий. Однако после того, как Зиглинг произнес новое название дивизии (а именно ту его часть, которая указывала на национальную принадлежность — „2-я русская“) возникла целая дискуссия. Такому дополнению воспротивился… капитан БКА Виталий Микула, который заявил, что он против такого названия, так как белорусских солдат в дивизии большинство и на этом основании отказывается подчиняться „москалям“ (т. е. русским офицерам). Протест Микулы ни к чему не привел…»[697]

Конфликты продолжали иметь место и в дальнейшем. По-нашему мнению, это является едва ли не главной причиной того, почему боеспособность соединения оказалась недостаточно высокой. Более того, определенное количество белорусских добровольцев, в отличие от своих русских товарищей по оружию, оказались морально неустойчивыми. В частности, когда полицейские части и отряды БКА, предназначенные для формирования бригады, выводились на территорию Генерал-губернаторства, некоторые не посчитали нужным уходить из Белоруссии. Так, из 700 военнослужащих барановичского отряда БКА только 20 ушли с немцами на Запад[698].

Тем не менее немцам все-таки удалось собрать разрозненные полицейские части и начать из них формирование соединения.

Бригада состояла из четырех полков:

1-й полк: 57-й, 60-й и 61-й охранные батальоны из округа «Минск»;

2- й полк: 62-й, 63-й и 64-й охранные батальоны из округов «Глубокое» и «Лида»;

3-й полк: 65-й полицейский батальон и охранные части округов «Слуцк», «Барановичи» и «Вилейка»;

4- й полк был сформирован на базе 101-го батальона вспомогательной полиции и охранных частей округов «Слоним» и «Припять».

В бригаде также были созданы артиллерийский (из 56-го охранного батальона) и кавалерийский (из 68-го кавалерийского дивизиона) дивизионы[699].

Первоначально численность соединения была около 2 тысяч человек, и фактически состояло оно из белорусов (60-й, 64-й и 65-й полицейские батальоны), украинцев (61-й, 62-й, 63-й, 101-й «шума» батальоны) и русских.

Бригада Зиглинга воевала против советских войск и польских партизан, причем в борьбе с партизанами личный состав соединения продемонстрировал неплохие боевые качества.

Первоначальные успехи соединения произвели впечатление на Генриха Гиммлера, и он распорядился, чтобы бригаду перевели в состав Войск СС. В начале августа 1944 года под Варшавой бригада прошла реорганизацию, и к концу месяца было сформировано новое соединение, получившее в реестре Главного управления СС официальное наименование — 30-я гренадерская дивизия войск СС / 2-я русская/ (30. Waffen-Grenadier-Division der SS /russische Nr.2/)[700].

В августе 1944 года структура дивизии выглядела следующим образом:

Штаб дивизии (Stab der Division);

1- й гренадерский полк войск СС (Waffen-Grenadier-Regiment der SS Nr. 1);

2- й гренадерский полк войск СС (Waffen-Grenadier-Regiment der SS Nr. 2);

3- й гренадерский полк войск СС (Waffen-Grenadier-Regiment der SS Nr. 3);

4- й гренадерский полк войск СС (Waffen-Grenadier-Regiment der SS Nr. 4);

30-й артиллерийский дивизион войск СС (Waffen-Artillerie-Abtei- lung Nr. 30);

Кавалерийский эскадрон (Reiter-Schwadron);

Учебный батальон (Feldersatz-Bataillon).

В последующем структура соединения менялась.

В середине августа 1944 года дивизию перебросили на Западный фронт, где она получила задачу вести борьбу против французского Сопротивления (операция в районе Бельфор — Мюльхаузен). На этот шаг, полагают ученые, германское командование пошло, чтобы соединение набралось боевого опыта. Еще одной причиной, побудившей немцев отправить дивизию во Францию, явилось дезертирство среди личного состава.

Но изжить дезертирство не удалось. Случаи бегства участились после того, как соединение увязло в кровопролитных боях с партизанами, получившими через связных объективную информацию о боевом и моральном состоянии дивизии. Тем, как воевало соединение, остался недоволен генерал-фельдмаршал В. Модель, отсылавший в штаб-квартиру СС гневные сообщения: «30-я танково-гренадерская (!!!) дивизия, которая батальонами переходит на сторону бандитов и убивает немецких офицеров, целиком ненадежна»[701].

Конечно, засады и нападения, организованные французским Сопротивлением, были не самыми эффективными с военной точки зрения, но они истощали моральные и физические силы эсэсовцев. Уже 27 августа на сторону «маки» перешли в полном составе 61-й и 62-й батальоны (украинцы). Как отмечает историк С. Дробязко, среди тех, кто перебежал к партизанам и потом воевал вместе с ними против немцев, «оказались участники массовых расстрелов в Бабьем Яру под Киевом и уничтожения Хатыни»[702]. Однако, несмотря на дезертирство и неудачи, в дивизии осталось немало людей, решивших идти с немцами до конца.

В середине сентября 1944 года, чтобы не попасть в окружение, соединение Ганса Зиглинга отступило в район между Рейном и Вогезами. Перед дивизией была поставлена задача поддерживать отступающие из Франции немецкие войска. Соединение прилагало немыслимые усилия, чтобы выполнить это задание, и понесло огромные потери.

В конце октября 1944 года дивизия получила приказ охранять и удерживать мосты через Рейн, пока не переправятся части потрепанной 19-й немецкой армии. После этого мосты необходимо было взорвать, чтобы их не захватили союзники. С этой ответственной задачей дивизия справилась. В упорных арьергардных боях она не позволила американцам и французам быстро преодолеть Рейн. Мосты были взорваны, союзники на какое-то время задержаны, но дальнейшие бои, в которых участвовала дивизия, ее обескровили.

Параллельно с этим соединение прошло реорганизацию. Теперь дивизия выглядела так:

— штаб соединения (Stab der Division);

75-й ваффен-гренадерский полк СС (4-й русский) — Waffen-Grenaduer-Regiment der SS Nr. 75 (russische Nr. 4);

76-й ваффен-гренадерский полк СС (5-й русский) — Waffen- Grenadier-Regiment der SS Nr. 76 (russische Nr. 5);

77-й ваффен-гренадерский полк СС (6-й русский) — Waffen- Grenadier-Regiment der SS Nr. 77 (russische Nr. 6);

30-й артиллерийский полк СС (2-й русский) — Waffen-Artillerie- Regiment der SS Nr. 30 (russische Nr. 2);

— штаб артиллерийского полка:

— штабная батарея;

— две батареи 12, 2 трофейных советских орудий;

— батарея реактивных установок (Nebelwerfer);

30-й разведывательный батальон СС (SS-Aufklarung-Abteilung Nr. 30):

— штаб батальона:

— штабной кавалерийский эскадрон;

— три кавалерийских эскадрона;

30-я саперная рота СС (SS-Pionier-Kompanie Nr. 30);

30-я рота связи СС (SS-Nachrichten-Kompanie Nr. 30);

30-й запасной батальон СС (SS-Feldersatz-Bataillon Nr. 30):

— штаб батальона;

— три пехотные роты;

— рота тяжелого пехотного оружия;

— саперная рота;

30-й хозяйственный полк СС (SS-Nachschub-Regiment Nr. 30):

— большая автоколонна 60-тонных грузовиков (Grosse Kraftwagenkolonne (mot) 60 t);

— административная моторизованная рота (Werkstatt-Kompanie (mot);

— моторизованная ремонтная рота (Werkstatt-Kompanie (mot);

— санитарная рота (Sanitates-Kompanie) К

Попытки компенсировать нехватку личного состава путем доукомплектования основных частей соединения за счет других ни к чему не привели. Сил больше не было, и в декабре 1944 года немецкое командование отправило остатки дивизии в тыл[703].

В результате тяжелых потерь и дезертирства к концу 1944 года в дивизии осталось 4400 человек (в сентябре численность была 11 600 солдат и офицеров). 11 января 1945 года Главное управление СС приняло решение расформировать соединение. Офицерский состав передали в 38-ю моторизованную дивизию СС «Нибелунги» и в 25-ю гренадерскую дивизию СС (1-ю венгерскую). Часть личного состава, в основном русских, перевели в 600-ю дивизию вермахта (1-я дивизия РОА), а оставшуюся часть, белорусов, отправили в формирующуюся гренадерскую бригаду войск СС (1-ю белорусскую)[704].

Создание 1-й белорусской бригады СС проходило в обстановке надвигавшейся катастрофы Третьего рейха, поэтому Главное управление СС, в компетенцию которого с декабря 1944 года входили вопросы формирования добровольческих частей, приняло все условия белорусских националистов, предлагавших свою помощь ведомству Гиммлера. В ходе переговоров между начальником Главного управления СС обергруппенфюрером СС Готтлобом Бергером и представителями Белорусской центральной рады (БЦР) было достигнуто соглашение о формировании новой дивизии СС, состоящей исключительно из граждан белорусской национальности. Основой для дивизии послужила 1-я гренадерская бригада войск СС. 9 марта 1945 года соединение получило дивизионный статус, став 30-й гренадерской дивизией войск СС (1-й белорусской).

В марте 1945 года стало очевидно, что сформировать полноценную дивизию из белорусов не представляется возможным. Ситуация для Рейха была критической, и теперь все оставшиеся силы перебрасывались на фронт. Белорусы и русские солдаты СС под командованием штурмбаннфюрера Франца Геннингфельда получили приказ передислоцироваться в Южную Германию, где военно-политическое руководство Рейха планировало организовать «Альпийский редут» — сеть укрепрайонов, которые, по мнению военных, должны были остановить продвижение союзных войск и создать условия для перехода вермахта в контрнаступление. Этим планам не суждено было сбыться. Поэтому, оценив обстановку, командиры частей решили использовать любую возможность, чтобы сдаться в плен к американским войскам и не попасть в руки Красной армии. 30 апреля 1945 года эсэсовцы, а также осуществлявший вместе с ними совместный переход штаб ВВС РОА, сложили оружие в районе города Цвизель (Бавария). В американский плен сдалось около 5100 человек: 4000 русских (РОА) и 1100 белорусских и русских эсэсовца. Таким был конец 30-й дивизии войск СС.

Боевое расписание 30-й гренадерской дивизии Войск СС (русской № 2). Осень 1944 года

Командир — полевая почта № 14 471 — оберштурмбаннфюрер СС Ганс Зиглинг

Отдел Iа гауптштурмфюрер СС Иоганнес Дойчбайн

Отдел Ib штурмбаннфюрер СС Франц Геннингфельд

Отдел IIа гауптштурмфюрер СС Шнайдер

Начальник штаба дивизии гауптштурмфюрер СС Ралль

Отдел III оберштурмфюрер СС доктор Эрвин Врбка

Отдел IVа штурмбаннфюрер СС Бруно Паули

Отдел IVb штурмбаннфюрер СС доктор Эрих Виндишь

Отдел IV с оберштурмфюрер СС доктор Хойер

Отдел V гауптштурмфюрер СС Петер Аримонт

Отдел V оберштурмбаннфюрер СС Нофтиц

75-й ваффен-гренадерский полк СС (русский № 4).

Командир — полевая почта № 08 385 — штурмбаннфюрер СС Ганс Остеррейх

I батальон — полевая почта № 66 415

II батальон — полевая почта № 66 408

III батальон — полевая почта № 67 827

76-й ваффен-гренадерский полк СС (русский № 5).

Командир — полевая почта № 01 069 — штурмбаннфюрер СС Гаутц

штурмбаннфюрер СС Шмидт гауптштурмфюрер СС Эрнст Зилоф

I батальон — полевая почта № 64 868

II батальон — полевая почта № 67 283

III батальон — полевая почта № 65 794

77-й ваффен-гренадерский полк СС (русский № 6).

Командир — полевая почта № 03 844 — штурмбаннфюрер СС Моха

I батальон — полевая почта № 65 253

II батальон — полевая почта № 67 002

III батальон — полевая почта № 66134

30-й артиллерийский дивизион СС — полевая почта № 05 607 — гауптгитурмфюрер СС Глассер; гауптгитурмфюрер СС Рис.

30-й разведывательный батальон СС — полевая почта № 31 251 — штурмбаннфюрер СС Хофманн; оберштурмфюрер СС доктор Меркулов.

фузилерная рота СС— оберштурмфюрер СС Хуберт Марбах;

саперная рота СС — гауптштурмфюрер СС Вольф;

рота связи СС — гаутпштурмфюрер СС Мюллер;

санитарная рота СС — гауптштурмфюрер СС доктор Вернер Фосгреен;

противотанковая рота СС — гауптштурмфюрер СС Эрвин Кирхнер;

30-й запасной батальон СС — полевая почта № 41 526 — гауптштурмфюрер СС Биндл.

Третья глава Русские в дивизии войск СС «Валлония»

В марте 1930 года, в Бельгии, на базе Военно-учебной группы (ВУГ) Русской дворянской молодежи, по инициативе А.А. Арианова фон Анра, была сформирована так называемая «Русская Стрелковая генерала Врангеля Дружина». Деятельное участие в организации ВУГ принял председатель Объединения гвардейской пехоты генерал-лейтенант бывшей русской императорской армии А.П. Архангельский. 27 апреля 1930 года был произведен первый сбор группы, переименованной в Русскую Спортивную Дружину (РСД).

В РСД принимались все физические здоровые молодые люди русского происхождения, не являвшиеся советскими подданными, достигшие 16-летнего возраста, имевшие образование не менее 4-х классов среднего учебного заведения, желающие служить в будущей русской армии[705].

Личный состав РСД в свободное от учебы и работы время проходил боевую подготовку, изучал устав Красной армии, с которой готовился воевать в недалеком будущем. Со временем при РСД были официально открыты военно-училищные курсы для будущих офицеров русской армии, курсы для подготовки унтер-офицеров, отряд разведчиков и рота егерей. После окончания курсов слушатели сдавали экзамены и производились в офицеры[706].

После вторжения вермахта в Бельгию 10 мая 1940 года РСД была распущена. В конце 1941 года часть дружинников решила принять участие в вооруженной борьбе против большевизма в рядах иностранных военных частей. Такая возможность вскоре представилась. В это время шел набор в 373-й валлонский пехотный легион (373. Infanterie-Bataillone /wallonische/). В него активно записывались «рексисты» — представители местного праворадикального бельгийского движения «Христос Владыка» («Christos Rex»)[707]. Лидером «рексистов» был депутат бельгийского парламента Леон Дегрелль, благосклонно отнесшийся к тому, что некоторые русские эмигранты (вдохновленные на этот шаг братьями Николаем и Петром Сахновскими — бывшими членами РСД) пожелали стать солдатами валлонского легиона. В итоге 20 русских эмигрантов из Льежа и Брюсселя были зачислены в часть[708].

Поскольку в валлонском легионе решительно все говорили только по-французски, то и все приказы отдавались только на французском языке, а все командные должности занимали не немцы, а сами бельгийские легионеры. При легионе постоянно находился германский штаб (Ferbidungsstab), военнослужащие которого переводили руководящие приказы германского командования с немецкого на французский язык, а рапорты и доклады легионеров — с французского языка на немецкий.

Чрезвычайно важную роль сыграл тот факт, что почти все русские добровольцы, сражавшиеся на Восточном фронте в составе валлонского легиона, кроме русского свободно владели не только французским, но и немецким языком, и потому представляли собой весьма ценные кадры (поскольку остальной состав легиона, состоявший из коренных бельгийцев, относившихся к валлонской языковой группе, говорил только по-французски)[709].

10 марта 1942 года из Брюсселя выехал второй эшелон добровольцев валлонского легиона, который, в составе отдельного батальона, уже находился на Восточном фронте. В числе добровольцев второго эшелона были и русские эмигранты, в частности братья Сахновские. Добровольцы прибыли на обучение в город Мезериц, где были размещены в казармах запасного батальона. После трехмесячного курса обучения они были направлены на фронт, на тот участок, где находилась основная часть валлонского легиона, — под городом Славянском. К тому моменту легион понес в ожесточенных боях немалые потери. Когда из Мерезица прибыло пополнение, легион вместе с немецкими войсками готовился к наступлению на Кавказ, которого легионеры достигли осенью 1942 года[710].

Следует отметить, что 373-й валлонский пехотный батальон сражался в составе 100-й егерской дивизии, а затем в составе 97-й пехотной дивизии на Кавказе, и часть прекрасно зарекомендовала себя в лице германского командования[711].

Во время боев на Кавказе состав русского подразделения легиона несколько раз пополнялся за счет советских военнопленных, которые после разговоров с Н.И. Сахновским соглашались бороться против большевизма. После того как валлонский легион был эвакуирован с Кавказа, в его рядах находилось не менее 100 русских бойцов[712].

В 1943 году Верховное главнокомандование вермахта, начальник Генерального штаба сухопутных войск и рейхсфюрер СС достигли соглашения о том, чтобы перевести все иностранные добровольческие части в СС. 1 июня 1943 года валлонский легион был включен в состав войск СС и отправлен в учебный лагерь в Вильдфлеккен, где его ждало переформирование[713]. На базе валлонского легиона была развернута 5-я штурмовая бригада СС «Валлония» (SS-Sturmbrigade «Wallonien»).

В сентябре 1943 года бригада принимала участие в боях на Днепре вместе с 5-й танковой дивизией СС. Причем в этих боях против дивизии СС «Викинг» и бригады СС «Валлония», по приказу ЦШПД, были брошены 6 партизанских бригад, которые, однако, ничем себя не проявили, потеряв в ходе бессмысленных атак свыше 70 % личного состава[714].

Н.И. Сахновский, проводивший в свободное от боев время встречи с местным населением, сагитировал еще около 200 человек вступить в русское подразделение СС, составившее в нем «Русское народное ополчение» (РНО).

Он также обратился с докладом к командиру дивизии СС «Викинг» обергруппенфюреру СС Г. Гилле, обрисовав необходимость создания русского соединения либо в составе германских вооруженных сил, либо войск СС. «Следует немедленно сформировать русскую добровольческую дивизию, — подчеркивал в докладе Н.И. Сахновский. — Дать этой дивизии абсолютную свободу действий и право сражаться за свой собственный идеал… Наша цель — сбросить большевиков и дать России русскую национальную власть — Русского Православного Царя»[715].

Г. Гилле, если верить послевоенным мемуарам Н.И. Сахновского, с пониманием отнесся к его идее, но, как можно предположить, ничем не мог помочь командиру русских эсэсовцев, так как не был уполномочен решать вопросы подобного рода.

В январе 1944 года валлонская бригада, как и дивизия СС «Викинг», вела тяжелые бои против Красной армии и в феврале оказалась в «Черкасском котле»[716]. Бои были настолько ожесточенными, что к концу февраля в бригаде от 2000 человек осталось всего 632[717]. Только во время сражения за Нова-Буду соединение потеряло более 200 бойцов убитыми, в том числе и своего командира — штандартенфюрера СС Люсьена Липперта[718]. Но бригада сыграла важную роль в прорыве «котла». Благодаря валлонам и их русским сослуживцам окруженной немецкой группировке удалось избежать нового Сталинграда. Возглавивший бригаду гауптштурмфюрер СС Леон Дегрелль был награжден Рыцарским крестом[719].

В ходе сражения в «Черкасском котле» большая часть русских добровольцев погибла. Оставшиеся в живых русские были выведены с фронта вместе с остатками валлонского соединения — их отправили в Западную Европу. Там русская рота СС была расформирована, а ее волонтерам предоставили полную свободу действий. Часть русских добровольцев осталась служить в составе 28-й добровольческой гренадерской дивизии СС «Валлония» (28. SS-Freiwilligen-Grenadier-Division «Wallonien») до самого конца войны, остальные демобилизовались[720].

В дивизии СС «Валлония» продолжил службу Н.И. Сахновский. В январе 1945 года он развернул кампанию по добровольному призыву русских эмигрантов и военнопленных в состав Истребительного соединения войск СС. Добровольцы были подчинены Отто Скорцени и участвовали, в частности, в операции «Фаустпатрон»[721].

Другим русским офицером, который предпочел продолжить службу в «Валлонии», был ваффен-штурмбаннфюрер СС Чехов. Представитель первой волны русской эмиграции, офицер императорского флота Георгий Васильевич Чехов в 1920-е годы жил в Германии, а в середине 1930-х годов переехал в Бельгию. Накануне Второй мировой войны он получил бельгийское подданство, а после начала войны с Советским Союзом изъявил желание поступить добровольцем в 373-й валлонский легион.

8 августа 1941 года Чехов был зачислен в часть в звании капитана и назначен командиром 3-й роты. Участвуя в боевых действиях, Чехов показал себя опытным офицером и заслужил уважение своих бельгийских и русских сослуживцев. В марте 1942 года он даже исполнял обязанности командира валлонского легиона, а позже был командиром запасного подразделения этой части.

1 июня 1943 года вместе с остальным личным составом Чехов был переведен на службу в СС в звании ваффен-гауптштурмфюрера СС. За годы службы он подружился с Леоном Дегреллем и стал его ближайшим помощником. 20 апреля 1944 года его произвели в чин штурмбаннфюрера. В марте 1945 года Чехова назначили командиром 70-го полка дивизии «Валлония». В боях за Померанию он был ранен и конец войны встретил в госпитале. Ему удалось избежать репатриации в СССР и уехать в Аргентину, где он скончался в 1961 году[722].

Из воспоминаний Н.И. Сахновского о службе в дивизиях войск СС «Викинг» и «Валлония»

Несмотря на значительное число русских белых эмигрантов, бывших в Прибалтике, в Польше, на Балканах и в странах Западной Европы, русская эмиграция участия во Второй мировой войне не приняла, если не считать, конечно, счастливого исключения в лице Русского Корпуса, возникшего в Югославии, но так и не попавшего на Восточный фронт.

Основной мыслью каждого Русского Патриота должно бы было быть: «Когда решается судьба нашей Родины, то наше место — на месте действий, где каждый из нас должен, по возможности с оружием в руках, защищать русские интересы». Но русская эмиграция оказалась совершенно неподготовленной и несостоятельной перед событиями, которые при других условиях могли бы привести к спасению от коммунизма и возрождению России.

В настоящее время ни для кого не секрет, что решительно при всех частях германской армии находились значительные количества русских добровольцев из числа военнопленных и местного населения; что когда стала создаваться власовская армия, то число записывавшихся значительно превысило действительные возможности; что в общей сложности добровольцев оказалось более 2 000 000 человек… и это несмотря на все ошибки немецкого командования и преступную «восточную политику» Розенберга! Чего большего можно было требовать в смысле благоприятности со стороны населения страны? Но вот из среды т. н. «национальной русской эмиграции» лишь совершенно ничтожные кучки приняли реальное участие в происходивших грозных событиях. Зато «совпатриотизм», «защита Родины от внешнего врага», «ассоциации про алиадос» и бесчисленное множество иных мастей защитников коммунизма и демократии находили всеобщее сочувствие и содействие.

Все это совершенно необходимо твердо помнить и учесть, так как вне всякого сомнения эти же обстоятельства, если не худшие, повторятся при возникновении Третьей войны, которая почти наверное окончится победой коммунизма, если мы, Русские Патриоты, не сумеем принять в ней сознательного участия и провести в жизнь заранее нами продуманные и подготовительные меры.

…Мы коснемся участия группы Соратников Российского Имперского Союза-Ордена Бельгийского Отдела в рядах так называемого «Валлонского Легиона» в военных действиях на Восточном фронте и начавшегося формирования единственной, по меньшей мере, насколько это нам известно, русской воинской части с открыто монархическими заданиями под историческим русским девизом «За Веру, Царя и Отечество», и участия этой части в боях под Корсунью во время т. н. «Черкасского» окружения пяти германских дивизий большевистскими войсками в январе — феврале 1944 года.

Немедленно после начала военных действий на Востоке в Бельгии стал формироваться добровольческий отряд для участия в борьбе против большевизма в рядах германских войск. Этот отряд создавался по инициативе вождя Рексистского движения Леона Дегрелля, официально в него могли вступать лишь бельгийцы. Тем не менее в его рядах оказалось около двадцати русских эмигрантов из Льежа и из Брюсселя. Хотя роль этих русских и принято замалчивать, в действительности она была очень значительной: один из них в чине майора командовал одно время всем Легионом, а затем — его запасным батальоном. Другой, в чине капитана, всю войну командовал ротой… П.И. Сахновский был сначала ротным, а затем батальонным врачом; некоторые в разное время произведенные в лейтенанты — командовали взводами и ротами; почти все остальные были сержантами или фельдфебелями. Так как в «Валлонском Легионе» решительно все говорили только по-французски, то все приказания отдавались на этом языке, а все командные должности несли сами легионеры. Германский «фербиндунг-штаб» постоянно находился при Легионе и переводил приказы свыше на французский язык и наши рапорты и доклады на немецкий. Так как русские эмигранты в глазах немцев были бельгийцами — то мы пользовались решительно всеми правами, не в пример прочим германским частям, где командовали немцы, а русские несли только вспомогательные роли. Чрезвычайную роль также играл факт, что почти все мы говорили и по-французски и по-немецки и, конечно, по-русски, тогда как остальной состав Легиона — только по-французски.

10 марта 1942 года выехал из Брюсселя второй эшелон добровольцев в Валлонский Легион, который в составе отдельного батальона уже находился на фронте. В числе добровольцев этого эшелона находился я и П.И. Сахновский. После трехмесячного обучения в казармах запасного батальона в городе Мезериц подкрепление было отправлено на фронт, проходивший тогда в нескольких верстах от города Славянска. Легион к этому времени уже понес довольно сильные потери, в том числе геройски погиб полковник Смоленский, изумительное мужество которого было покрыто в Легионе неувядаемой славой. Вскоре после нашего прибытия началось генеральное наступление на Кавказ, куда мы и дошли форсированным маршем, делая по 40 км в день, к началу осени. Здесь следует сказать, что уже по пути на фронт наш эшелон встречал транспорты военнопленных, отправлявшиеся в Германию. Условия, в которых находились эти военнопленные, были чрезвычайно тяжелые. Безвыходно запертые в вагонах, зачастую без продовольствия и воды, многие из них должны были умирать в пути. Это вызывало страшное возмущение не только нас, русских, но и бельгийцев, которые обычно вместе с нами выскакивали из вагонов и спешили передать все, что было возможно, военнопленным, несмотря на протесты и угрозы охраны.

В этих условиях нами был подан первый рапорт по начальству с указанием на всю ошибочность этих действий. Вскоре после этого рапорта меня вызвали к начальнику фербиндунгштаба, который, естественно, имел очень большой вес во всех судьбах Легиона и его состава. Меня очень внимательно выслушали и объяснили, что далеко не всегда эти факты можно поставить в вину германскому командованию, т. к. молниеносно наступающая армия вынуждена, прежде всего, кормить своих солдат, а продовольствия в Германии маловато. При этих обстоятельствах в плен взято сразу 200 000 человек! Что с ними делать? Откуда взять продовольствие? Вот почему командование вынуждено давать минимум необходимого. Фактически же жизнь военнопленных часто зависела исключительно от командира транспорта. Если это был порядочный человек, то действительно можно было продержаться на этом «минимуме», но если попадался прохвост, то минимум не доходил по назначению и пленные умирали от голода.

Когда началось генеральное наступление на Кавказ, на сторону немцев продолжали переходить десятки тысяч. Фронтовые командиры уже прекрасно знали, что если военнопленных отправлять в тыл, то почти все они погибнут в пути. Поэтому обычно их немедленно же распускали по домам или предлагали оставаться при части в качестве вспомогательных отрядов. Те, чьи дома находились в областях, уже занятых немцами, обычно сейчас же шли домой, а те, кому идти было некуда, присоединялись к вспомогательным отрядам. Поэтому на всем нашем пути мы встречали толпы распущенных военнопленных, которые шли по домам, и, естественно, чем только могли нам помогали.

Валлонский Легион пользовался уважением и специальным сочувствием немцев. Мягкость, в сравнении с немцами, характера бельгийцев была причиной особенно хороших отношений с создавшимся при Легионе Русским вспомогательным отрядом из военнопленных, а присутствие в составе Легиона группы добровольцев из эмигрантов давала еще большие возможности.

Решительно никаких боев не происходило. Немцы продвигались отдельными колоннами, оставляя много советских частей у себя в тылу. Пока население сочувствовало немцам, ожидая от них избавления от большевизма, это не представляло никакой опасности, но когда положение изменилось, то, конечно, сыграло очень большую роль. Однажды, уже пройдя Армавир, я стоял возле повозки, груженной аппаратами службы связи, когда произошла какая-то маленькая перестрелка и залетевшая пуля попала в ухо рядом со мной стоявшей лошади. Лошадь прыгнула в сторону, и колеса повозки прошли по моей правой ступне, разломав кости. Идти дальше я уже не мог, а потому был эвакуирован. Чтобы дать пример степени утомления и истощения германских войск от этого бесконечного наступления форсированным маршем, интересно отметить, что меня взвесили перед погрузкой на аэроплан, и что вместе с моим пакетом я весил 54 кг при росте метр и 82 см. Я был в прямом смысле слова «кожа и кости» и вряд ли мог выдержать напряжение горных боев со свежими большевистскими частями.

После бесконечно длинного пути эвакуации, т. к. на аэроплане меня доставил только до Таганрога, и лечения в военном госпитале в г. Эльбинг, я получил мой первый отпуск и попал в Брюссель и в Париж. Совпатриотические настроения уже цвели махровым цветом в эмиграции, что привело меня к нескольким резким столкновениям, но в общем меня встретили хорошо, и после нескольких устроенных мною докладов и обсуждения положения с нашими соратниками я начал принимать меры для более планомерного и полного использования возможностей нашего участия в рядах Валлонского легиона.

Принятые решения сводились к следующему: положить начало вооруженной борьбе против большевизма за свой собственный страх и риск, не считаясь с точками зрения Верховного германского командования и Остминистериума, под открытым лозунгом: «За Веру; Царя и Отечество!» в тылу у большевиков. Для первого толчка использовать возможности Валлонского Легиона, не упуская ни одного представляющегося случая.

При полной поддержке и сочувствии Соратников Бельгийского Отдела, работавших под руководством И.Н. Воейкова, мне удалось получить некоторое количество книг, изданных в эмиграции, ряд открыток с фотографиями частей Армии Врангеля после ее эвакуации, которые издавались под заглавием: «Русская Армия на Чужбине», различную имперскую литературу и взять с собою несколько тысяч специально заказанных православных крестов с надписью «Сим Победиши!», что было выполнено при содействии священника о. Александра Шабашева.

Тем временем на Кавказе начались настоящие военные действия и шли тяжелые бои, которые и закончились отступлением. Советские части в тылу германского расположения превратились в банды партизан. Валлонский Легион был эвакуирован уже авиацией, причем валлонцы сумели взять с собою всех желающих этого добровольцев своего вспомогательного отряда из военнопленных и даже часть населения. Таким образом, когда я из отпуска прибыл в Мезериц, туда вскоре прибыл с фронта и весь Легион, в составе которого было более 100 человек русских. Как раз в это время, Германское командование решило перевести все иностранные добровольческие части в состав т. н. «Ваффен-СС». До этого времени Валлонский Легион был в вермахте, а теперь нас погрузили в вагоны и отправили в СС-овский лагерь «Вильдфлекен» для переформирования значительно численно разросшегося Легиона в «5-ю СС-Штурм-Бригаде Валлониен». Но русских военнопленных в «Ваффен-СС» немцы переводить совершенно не желали. После неимоверных усилий удалось все-таки сохранить при Легионе 40 человек, выбранных, к великому сожалению, не по моральным и политическим качествам, а исключительно на основании их возраста и физической подготовки.

Ни для кого не является секретом, что почти каждый русский человек — монархист в душе. Но когда к реальному делу начинает быть причастной какая-либо русская воинская организация, то немедленно вспоминаются пресловутые «Заветы Вождей», «аполитичность» армии и прочие красивые, но пустые и вредные слова. С упорством, достойным лучшего применения, забывается, что вся наша борьба имеет чисто политический смысл, а поэтому как раз политическая часть имеет решающее значение. Неизлечимая душевная болезнь РОВСа, перекинувшаяся затем на «Русский Корпус» в Югославии, не могла не привести к печальным результатам. Российская Императорская Армия никогда не была аполитичной — она была чисто монархической, Французская армия, построенная на атеистическом республиканском принципе, и есть республиканская. Советский Союз имеет чисто сатанинскую шайку, а вовсе не русскую армию, как это стараются нам представить совпатриоты.

Глубокой осенью 1943 года мы прибыли на фронт, проходивший в это время по Днепру. Большевики только что взяли Киев. Мы были выгружены в Корсуни и расположены в селе Байбузы и в селе Мошны на реке Ольшанке. Мы входили в состав СС-дивизии «Викинг», которая была расположена в сторону Корсуни. Сосредоточив здесь силы, немцы намеревались прорваться в тыл большевиков и уничтожить их силы, занявшие Киев.

Все окрестные леса были заполнены красными партизанами, с которыми происходили стычки, но боев не было. Немцы, для пресечения партизанщины, хотели эвакуировать все мужское население, от чего население, естественно, старалось уклониться, и что только усиливало партизан. Решительно всюду, куда только ни приходил легион, мы заставали на постах старост деревень и начальников местной полиции — совершенно определенных коммунистов. Немцы почему-то считали, что если у крестьянина хорошая хата — то он и есть самый толковый и домовитый человек, упуская из виду, что хорошая хата в СССР может быть только у местного активиста-большевика. Эти коммунисты при помощи немецкой же силы гнали и давили настоящих антикоммунистов и снабжали всем необходимым партизан. Переводчиками у немцев, по меньшей мере на Юге России, как правило, были активисты-«украинцы» из Галиции. Они ненавидели местное население, а население их совершенно не понимало, т. к. пресловутая «ридна мува», на которой они говорили, нарочито очищена от всех обычных русских слов и выражений. Эта «Восточная Политика», изобретенная господином Розенбергом, проводилась немцами с чисто германской тупостью, несмотря на катастрофические результаты.

Каждый русский эмигрант, попадавший на фронт, был поэтому подлинной находкой как для самих немцев, так и для всего местного населения. Только через него можно было добиться хоть какого-то порядка и логики. Там где легион задерживался на некоторое время, местные «власти» вскоре оказывались повешенными или расстрелянными, немецкие коменданты по возможности заменены русскими, и население начинало себя чувствовать совершенно иначе. Немедленно после нашего прибытия в Байбузы комендантом села Байбузы был назначен я.

Первой моей заботой было по возможности спасти местное население от эвакуации. Для этого выдавались удостоверения с печатью комендатуры, что такой-то, имярек, эвакуации и аресту за хождение ночью не подлежит, т. к. состоит на службе комендатуры. Помимо того, на рукав нашивался белый ромб с той же печатью. Очень скоро не только наши местные крестьяне, но и из соседних сел и деревень стали собираться в Байбузы. Мною была для этой цели открыта мельница, швейная и сапожная мастерские, мастерская выделки веревок, которых очень не хватало, кожевенная выделка, мастерская, где делались ведра, и т. д. Я объяснил населению, что все это необходимо, т. к. иначе я не могу оправдать свои действия перед начальством. Наш штаб стал снабжаться в изобилии молоком, яйцами, птицей, а население, получив убежище и защиту, наконец вздохнуло в условиях хотя бы относительного спокойствия за завтрашний день.

Красные партизаны совершенно перестали беспокоить валлонское расположение.

Момент показался мне благоприятным, и я попросил аудиенции у командира бригады, штурмбаннфюрера Липперта, прекрасного и честнейшего бельгийского офицера, недавно вступившего в командование нашей бригадой, и доложил ему, что хотел бы получить свободу действий в смысле разрешения мне формировать русскую добровольческую дивизию для борьбы против большевиков. Естественно, он мог мне только сказать, что это вне его компетенции, но что он с удовольствием поддержит всякое мое предложение в этом направлении, так как совершенно уверен, что если не принять мер такого порядка, то война будет полностью проиграна.

Через день после этого разговора я получил приказ явиться к командиру бригады, где застал начальника немецкого Фербиндунгштаба оберштурмбаннфюрера Вегенера и генерала Ваффен-СС (фамилии его не помню), командира дивизии «Викинг». Липперт, хотя и неважно, но говорил по-немецки, так что весь разговор шел на этом языке и никаких переводчиков не потребовалось. Мне было приказано подробно изложить мои мысли. Такой исключительный момент следовало использовать полностью, т. к. командир дивизии «Викинг» был очень крупной величиной, а в условиях фронтовой обстановки его слово являлось непреложным законом. В сочувствии Липперта и Вегенера я уже не сомневался, так как самый факт, что они решились потревожить важное начальство, говорил сам за себя. Мой доклад сводился к следующему: следует немедленно сформировать русскую добровольческую дивизию при дивизии «Викинг». Дать этой дивизии абсолютную свободу действий и право сражаться за свой собственный идеал. Вооружить ее можно захваченным у большевиков оружием, имеющимся у нас в изобилии. Дать через Валлонский легион возможность русским эмигрантам-добровольцам, конечно, по нашему выбору, пополнить ее, объявив соответствующий призыв во Франции и в Бельгии. Перевести некоторое число офицеров из русского корпуса в Сербии, сначала в Валлонский легион, а затем командирами в новую дивизию. В течение двух месяцев можно этим путем создать базу совершенно нового русского национального движения, которому и предоставить свободу действий на русской территории. Само по себе подобное движение не может начаться, но затем все пойдет своим собственным путем. Если этого не сделать теперь же, пока мы на Днепре, то, пожалуй, будут поздно.

«Население за Вами не пойдет, и добровольцев из Европы Вам тоже достать уже не удастся», — ответил мне генерал. «Почему не попробовать? — ответил я. — Если вы правы, то, конечно, вся затея напрасна, но если я прав, то можно еще спасти Россию, и Германию, и даже весь мир от надвигающегося коммунизма. Дайте мне „динстрейзе“ в Берлин, я там переговорю с кем надо, вернусь сюда через две недели, и тогда посмотрим, как отнесется население. На первых порах это будет рота, затем батальон, полк и дивизия».

— А русский взвод Валлонского легиона?

Этот вопрос мне был очень неприятен, т. к. я знал, что во взводе не все благополучно, но говорить об этом было невозможно.

«Если командование согласно, то его можно тоже перевести в новое формирование, но я, прямо глядя в глаза генералу, сказал, что при его формировании упустили очень важную вещь — не сказали, что они будут сражаться не за Европу, а „За Веру, Царя и Отечество!“ что совсем не одно и тоже».

Произошло молчание. Наконец, генерал взглянул на меня и сказал: «Завтра утром вы едете в „динстрейзе“ в Берлин. По возвращении явитесь к командиру бригады с докладом. Помните, что весь этот разговор абсолютно секретен, так как я беру на себя ответственность, на которую не имею права. Даже ваши друзья и помощники ничего не должны знать о наших действительных планах. Если при существующих условиях вы сумеете осуществить этот план, то я буду счастлив, что принял в нем участие. С нашей стороны вам обеспечена полная поддержка».

Поездка в Берлин, с моей точки зрения, имела только одну цель: выяснить, кто из русских генералов сможет возглавить в случае успеха начинаемое дело. Вопрос крайней важности. Если это будет решительно, политически мыслящий, преданный монархической идее вождь, то это одно может обеспечить конечную победу. Наоборот, какой-либо «аполитично-непредрешенческий» слизняк с демократически-гнилым мозгом — конечно провалит решительно всякое начинание. Найти такого генерала в нашем эмигрантском болоте дело нелегкое, и я решил об этом посоветоваться с полковником Хаусманом.

«Такого генерала, как вы хотите, у нас нет, — ответил мне полк. Хаусманн. — Если бы он был, то вы его знали бы. Есть много очень порядочных и хороших людей, но они уже не генералы. Они отучились приказывать нужным тоном, да и не знают, что приказывать. Поэтому лучше всего, при возникновении такого народного движения, в которое может при удаче вылиться Ваше начинание, назначать командира из местных сил или отобранной эмигрантской молодежи. Отсутствие чисто военного образования никакого значения не имеет, а взаимное чувство доверия гораздо важнее. Немцы оказали нам услугу, не пустив эмигрантов на фронт, а то они там такую толстовщину поразвели бы, что самым заядлым республиканцам и в голову не придет. Вы сами говорите, что со взводом неблагополучно, а командует им эмигрант. Почему? Да потому, что он болен РОВСовской закваской, совершенно неприменимой при политической борьбе, а здравого политического мышления, по-видимому, не имеет. В этом все дело».

Я вернулся в легион с тяжелым сердцем, но не мог не согласиться с Хаусманном, что наша эмиграция морально совершенно не готова к принятию участия в важных событиях; что за глупейшими гуманитарными соображениями о каких-то «народных правах» они дождутся полного уничтожения этого самого народа; что сотни, а может быть, и тысячи эмигрантов могли бы быть на фронте, если бы действительно хотели этого, а они, вместо этого, разводят слюни о защите территории от «внешнего врага», воображая, что немцы могут победить Россию! Немцам России не победить, а вот душевное гниение действительно может привести к исчезновению с лица земли когда-то великого народа. Но об этом все еще не могут задуматься.

Вернувшись из Берлина, я, конечно, не стал посвящать Липперта во все детали моих мыслей, но просто доложил, что офицеры найдутся и что настало время оценить настроения населения. На следующий же день я устроил сход крестьян в помещении комендатуры, которым сказал приблизительно следующее: «Вы все прекрасно знаете разницу между большевиками, немцами и нашей валлонской частью. Не мне, русскому белому эмигранту, объяснять вам, живущим все эти годы тут, что такое большевизм и колхозы. Также не мне; носящему германскую форму, объяснять вам, что такое немцы, — вы их видите здесь вот уже два года. Вы напрасно их теперь ненавидите, так же как напрасно ожидали, что они почему-то спасут нас от большевиков. Пора понять, что немцы служат не России, а Германии. Они защищают свою родину, и нам это должно быть понятно. Но нас-то, Русских, прежде всего волнует и интересует судьба нашей Родины, нашего народа. Так вот, для того чтобы наша Родина была счастлива и могуча, чтобы мы, Русские, могли жить свободно и хорошо — нам необходима Русская Национальная государственная власть достаточно сильная, чтобы защищать Правду. Правда, т. е. то, что для нашего русского народа является действительно правдой, — это то, чему учит нас наша православная Церковь. Но для утверждения этой Правды нужна Национальная Государственная Власть, и властью этой, нашей, родной по крови, русской, может быть только русский царь, а не интернациональный сброд, сидящий теперь в Кремле. Наши отцы и наши деды славно жили при Царях. Только подлецы могут говорить противное. Но мы, простые русские люди, загнаны в угол. Со всех сторон наше тело рвут злобные псы. Мы не в силах сражаться сразу со всеми. Поэтому надо бить врага по очереди. 30 лет уже шайка правит нами, а мы не в силах им свернуть шею. Вот почему для меня вопрос ясен. Я думаю, что с немцами мы можем договориться, т. к. они не могут нас разбить. Им придется или договориться с нами или проиграть войну. А вот с большевиками мы можем справиться, только воспользовавшись этой войной. Партизаны, заполняющие леса, должны были бы повернуть оружие против большевиков и подумать о завтрашнем дне. Иначе придется чесать затылки. Во всяком случае, ясно одно: наша валлонская часть не останется стоять тут до бесконечности. Нас заменят или немцы или большевики. Вы знаете и тех и других. Поэтому я предлагаю желающим теперь же записаться в новый добровольческий отряд, который будет создан при бельгийской бригаде. Сначала это будет отдельная вспомогательная рота, вооруженная оружием, взятым у большевиков. Мы примем участие в боях против большевиков, сначала в этой форме, но при первой же возможности будем сражаться сами по себе. Заранее говорю, что наша цель — сбросить большевизм и дать России русскую национальную власть — Русского Православного Царя».

В ту же ночь ко мне пришли три крестьянина и, покачав головами, сказали, что думают, что меня убьют, если не большевики, то немцы. Я им ответил, что немцы не убьют, так как я им всегда и говорю и пишу тоже самое, а вот против большевиков я действительно сражаюсь, и они, конечно, могут меня убить, но на то и война. Поговорив на разные темы, они тогда спросили, не желаю ли я встретиться и поговорить с начальником одного из партизанских отрядов. Я ответил, что сам к нему не пойду, т. к. иначе немцы меня действительно могут посчитать за изменника, но что ко мне может всегда прийти кто угодно, так как я уверен, что само население сумеет меня в случае надобности защищать. Этот знаменательный разговор открывал огромные возможности, так как, если бы действительно партизанские отряды, состоявшие из местных крестьян, трепетавших от одной мысли о возможном возвращении красных, стали массами вливаться в наше движение, то большевизму грозит неминуемый конец. А при розенберговской политике немцев местным крестьянам не было никакого иного выхода, как идти в партизаны, хотя они не были никакими коммунистами.

Все эти события происходили на Рождество 1943 года. На фронте продолжалось затишье. В моей комендатуре постоянно толпились приходившие крестьяне, с которыми я и говорил совершенно просто и откровенно на решительно всякие темы. Вскоре у меня оказались записанными около 200 человек добровольцев, с которыми следовало начинать формирование, но по некоторым соображениям я затягивал решительные шаги. Дело было в том, что я прекрасно знал, что большевики взяли Черкассы и прошли нам в тыл, что через Киев также продвинулись значительные силы, и что мы, следовательно, находимся в глубоком мешке. Предстояла эвакуация, и я мог, без всякой пользы для дела, погубить массу людей, доверившихся мне. Обсудив этот вопрос, я решил, что все те, кто действительно пойдут с валлонцами в момент эвакуации, явятся впоследствии ядром Ополчения, но что толкать на это я никого не буду.

Намечавшееся движение я решил назвать «Российское Народное Ополчение». И, собрав в своей комендатуре тех добровольцев, которые мне казались наиболее заслуживающими доверия, я высказал им эти мысли. Они полностью одобрили мое решение, но тот факт, что я посоветовался с ними, был им безусловно приятен. На этом совещании я сказал, что нашим знаком будет наш Православный Крест с надписью «Сим Победиши!» который каждый должен вышить на своей рубашке, на сердце. Высота креста должна равняться 10 сантиметрам, а надпись — проходить по большой перекладине. Каждое Богослужение должно заканчиваться пением «Спаси Господи, люди твоя» с упоминанием в конце Имени Великого Князя Владимира Кирилловича, о жизни которого я рассказал крестьянам. Я всем категорически и определенно сказал, что на наших знаменах будут Православные Кресты и что нашим лозунгом является древний русский девиз: «За Веру, Царя и Отечество!», что наша цель есть восстановление Православного Русского Царства и коронование Православного Русского Царя. С самых первых шагов я решил не допускать никакой двойственности и никакой неясности. Только твердо зная, за что борешься, можно прийти к желанной цели.

Меня спросили, когда мы официально примем вид воинской части и принесем присягу. Я сказал, что это зависит от общей обстановки, но что сам я думаю, что немедленно следует заготовить рубашки и высокие сапоги, что мы на днях выступим в поход и тогда, во время похода, разобьемся на отделения и взводы, что, может быть, в нашу группу будут откомандированы русские добровольцы, уже находившиеся в легионе, но что командовать отделениями будут, вероятно, лучшие из самих местных крестьян. Официальное же формирование и присяга произойдут позже, в зависимости от разрешений и указаний моего теперешнего легионного начальства, без помощи которого мы не можем встать на ноги, а потому должны с ним считаться.

Такова была обстановка в январе 1944 года, когда совершенно неожиданно наступила катастрофа, стершая без следа все созданное с таким терпением и трудом, в тот самый момент, когда, казалось, открылись подлинные возможности.

После жестоких рождественских морозов сильно потеплело. Потом наступила полная оттепель и сошел весь снег. Размякшая земля обратилась в невероятнейшую грязь, по которой ни телеги, ни тем более автомобили или пушки, уже передвигаться не могли. С Ольшанки сошел весь лед. Находившиеся у нас в тылу большевистские части, пехота и кавалерия, быстрым ударом захватили и уничтожили наши склады бензина и артиллерийских припасов, которые, кстати, наша транспортная колонна все равно не могла уже никуда подвести или перевести. Все пять дивизий оказались в полнейшем глубоком окружении и без всякой возможности использовать свою могущественную артиллерию и ее силу огня.

Шел хороший дождь, еще ухудшавший наше положение, и было градусов 15 тепла! Все это в начале января месяца! Большевики, конечно, не могли упустить такого удачного момента, а потому сделали нашему командованию предложение о сдаче. Это предложение было отвергнуто. Тогда были разбросаны летучки с аэропланов, на немецком, французском и русском языках, где был напечатан план местности с указанием положения наших дивизий и с призывом об индивидуальной сдаче каждого в трехдневный срок. В противном случае все будут перебиты и пленных брать вообще не будут.

Не знаю, много ли людей последовало этому предложению, но главная масса безусловно решила сражаться до конца. Утром 4-го числа мы получили приказ перевести весь наш обоз в село Деренковец, где должна была сосредоточена вся бригада, для составления арьергарда отступающей группы войск. В это время стало сильно холодать, через час-полтора пошел снег, а к вечеру началась самая страшнейшая снежная буря при двадцати градусах мороза. Все теплые вещи были сожжены, никак не предполагая такой перемены погоды. Было 15 гр. тепла, оттепель и распутица, теперь, всего через несколько часов, — самая суровая зимняя вьюга. Тонкие мундиры быстро обращались в ледяные корки, руки костенели. При этих условиях наша колонна двинулась в свой последний путь.

Наша недавно сформированная часть была вооружена только легким оружием: автоматами, винтовками; имелись и ручные гранаты, и только моя немецкая форма указывала на то, что мы принадлежим к немецким войскам. Когда распахивались пиджаки или шинели моих добровольцев, то были видны вышитые на груди Православные Кресты Российского Народного Ополчения, истекавшего кровью, не успев встать на ноги.

Часа два мы шли без особенных инцидентов, когда неожиданно поднявшаяся ракета осветила цепи большевистской пехоты, шедшей прямо на нас. Наша рота бегом пошла в контратаку. Очень скоро все перемешалось, передо мной возникали какие-то тени, ручные гранаты рвались со всех сторон, крики и шум… Я не могу сказать, сколько времени длился этот бой… Все, как в тумане, инстинктивно стараясь держаться группой, мы видели, как таят наши ряды. Уже потом, пробившись из окружения, я увидел, какие огромные потери нам пришлось понести в этом нашем последнем рукопашном бою.

После этого началось наше истребление, путем атак авиации и непрекращающейся артиллерийской бомбардировки, продолжавшейся дольше двух недель.

Четвертая глава Русские в специальной команде СС «Дирлевангер»

Еще одним формированием СС, где служили русские (а вместе с ними белорусские и украинские) коллаборационисты, было особое подразделение Войск СС Оскара Дирлевангера. Надо сразу оговориться, что рассказ об этом формировании мы решили поместить в раздел, относящийся к войскам СС, так как приказы, выполняемые людьми Дирлевангера, не всегда имели карательное значение, но также были связаны с боевыми задачами, которые впоследствии и стали их основным родом деятельности. Кроме того, в конце войны соединение Дирлевангера стало полноправной гренадерской дивизией Войск СС (36. Waffen-Grenadier-Division der SS).

Вместе с тем, чтобы не показаться необъективными, отметим, что личный состав этой части принимал участие в уничтожении гражданского населения и сожжении населенных пунктов и заработал самую скверную репутацию. Не в последнюю очередь это было связано с тем, что многие военнослужащие из этого подразделения, созданного на базе 5-го полка частей СС «Мертвая голова» в Ораниенбурге (концлагерь Заксенхаузен), имели уголовное прошлое (некоторые отбывали наказание за браконьерство), а офицерский состав набирался из тех, кому суд чести за разные проступки и дисциплинарные провинности запретил до конца службы носить знаки различия[723].

Под стать своим подчиненным был сам Дирлевангер (родился в 1895 году), имевший за плечами весьма бурное прошлое. Ветеран Первой мировой войны (лейтенант запаса), комендант бронепоезда добровольческого корпуса из Вюртемберга, доктор экономических наук, но при всем при этом — антисемит, замеченный в сексуальных связях с несовершеннолетними девушками (22 сентября 1934 года он был исключен из рядов Штурмовых отрядов нацистской партии и отбывал двухлетний срок в тюрьме[724]). Если бы не заступничество его однополчанина Готтлоба Бергера, занимавшего высокий пост начальника Главного управления СС, то Дирлевангер, скорее всего, закончил бы свою жизнь в концентрационном лагере.

Однако уголовнику с докторской степенью повезло, и, «искупив вину» перед нацией участием в Гражданской войне в Испании (с сентября 1936 по лето 1939 года Дирлевангер воевал в составе легиона «Кондор»), он в определенной степени реабилитировался, пока вновь не попал в «историю». Уже являясь командиром специальной команды СС, поступившей 1 сентября 1940 года под начало фюрера СС и полиции дистрикта «Люблин» — бригадефюрера СС Одило Глобочника, Дирлевангер на основании фактов был обвинен в коррупции, вымогательстве денег и в сексуальных отношениях с 17-летней еврейкой[725]. Суд СС в Кракове начал против него проводить дознание, но благодаря Бергеру, вмешавшемуся в процесс, дело оказалось на рассмотрении в Главном управлении СС, где, по приказу Гиммлера, оно было отложено до лучших времен. Самого Дирлевангера, засидевшегося в тылу, решили отправить от греха подальше на Восточный фронт, и 22 января 1942 года он, получив предписание, убыл с командой на оккупированную территорию Белоруссии[726].

Подразделение Дирлевангера (тогда еще специальная команда СС — SS-Sonderkommando «Dirlewanger») прибыло в Могилев в начале февраля 1942 года. Сразу возник вопрос, кому непосредственно будет подчиняться подразделение. Команду Дирлевангера намеревались замкнуть на командный штаб рейхсфюрера СС (Kommandostab Reichsfuhrer-SS), в чьем подчинении находились три бригады войск СС (две моторизованные и одна кавалерийская). Но после совещания у Гиммлера (27 февраля 1942 года) Бергер добился того, чтобы люди Дирлевангера подчинялись преимущественно высшему фюреру СС и полиции Центральной России Эриху фон дем Бах-Зелевскому.

К проведению мероприятий по борьбе с партизанами подразделение приступило в марте 1942 года. Когда при команде появились добровольные помощники, сказать однозначно сложно. Команде Дирлевангера, проведшей всю весну в боевых операциях и понесшей определенные потери, потребовалось пополнение. Отчасти об этом уже речь шла в апрельском докладе полковника охранной полиции фон Брауншвейга на имя рейхсфюрера СС. Фон Брауншвейг был очень доволен тем, как действовали «браконьеры», и просил высшее командование СС увеличить личный состав команды до 250 человек. Тем не менее в Берлине не торопились с выводами, а продолжали присматриваться к тому, как воюет Дирлевангер в Белоруссии.

Убедившись, что специальное подразделение эффективно борется с партизанами, Гиммлер лично подписал приказ о направлении в ряды «браконьеров», «подходящих» заключенных из концлагерей. Однако их прибытие задерживалось, ведь они должны были пройти спецподготовку, а времени не было, так как советское партизанское движение набирало силу. Тогда Дирлевангер, договорившись с руководством СС и полиции генерального округа «Белоруссия», решил пополнить команду за счет иностранных добровольцев. 28 мая 1942 года вышел приказ о переводе в его распоряжение личного состава из одного батальона вспомогательной полиции — 49 рядовых и 11 унтер-офицеров. По документам эти люди проходили как украинцы, однако известно, что в подразделениях и частях вспомогательной полиции, предназначенных для выполнения охранных и антипартизанских функций, служило немало русских[727].

По мнению некоторых исследователей, «боевое крещение» коллаборационистов (сохранились их имена: И.Е. Тупига, Мироненко, В.Р. Зайвий, А.Е. Радковский, Л.A. Сахно, Ялынский) произошло 16 июня 1942 года, когда дотла была сожжена деревня Борки[728], где, как утверждал в донесении Дирлевангер, приютились бандиты, устроившие теракты недалеко от шоссе Могилев — Бобруйск. Затем русские, украинские и белорусские помощники участвовали в уничтожении деревень Кобылянка, Хоново, Немки и еще 16-ти населенных пунктов[729].

К осени 1942 года подразделение Дирлевангера разрослось до батальона, хотя формально оно оставалось специальной командой СС. В состав команды входили:

— немецкая рота (150 человек);

— немецкий мотоциклетный взвод (40 человек);

— 3 русских роты (450 человек; в одной из рот служили в основном украинцы, и командовал ими Иван Мельниченко; еще одной ротой, где служили русские и белорусы, командовал «фольксдойче» Август Барчке);

— артиллерийская батарея (40 человек: половина немцы, половина русские).

Возраст немецких солдат доходил до 40 лет, русских — до 25[730].

Необходимо добавить, что уже во второй половине 1942 года зондеркоманда Дирлевангера представляла собой особую часть СС смешанного немецко-русского состава, о чем прекрасно знали в Берлине. Причем, настолько позволяют судить документы, русские добровольцы находились во многом на равных правах с немецкими уголовниками. Дирлевангер не делал исключений ни для кого, как командир совершенно справедливо полагая, что именно такой заведенный им порядок в команде сделает личный состав монолитнее, а его подопечные будут слаженнее действовать во время боевых действий.

В середине осени 1942 года батальон был привлечен к антипартизанским операциям. По приказу Командного штаба рейхсфюрера СС часть была временно передана в подчинение 1-й моторизованной бригаде СС (1. SS-Infanterie-Brigade [mot.]), с которой участвовала в операции «Карлсбад» («Karlsbad»), проводившейся с 10 по 23 октября в Круглянском, Толочинском, Оршанском и Шкловском районах Могилевской области. Команда действовала совместно с 14-м полицейским полком СС, 255-м латышским охранным батальоном, 638-м французским пехотным полком, специальной командой высшего фюрера СС и полиции фон дем Баха[731].

Цель операции заключалась в том, чтобы разбить народных мстителей (8-й, 24-й, 28-й, 30-й отдельные отряды) под командованием С.Г. Жунина (8-я Круглянская бригада) и партизанское соединение «Чекист» (1-й, 5-й, 10-й и 20-й отдельные отряды)[732]. В ходе операции партизаны понесли существенные потери. Участники тех событий после войны вспоминали, что отряды бригады «Чекист» «понесли серьезные потери. Погибли командиры И.Н. Суворов и Б.Н. Колюшников, комиссар 20-го отряда Н.И. Массюров, Д.И. Сиянии, секретарь парторганизации отряда Л.Ф. Носович, А.Д. Воронков… Это заметно отразилось на настроении партизан…» Картина омрачилась еще тем, что эсэсовцы «сожгли деревни Березку, Гоенку, Заозерье, Клеву… Вскоре партизаны узнали еще одну печальную весть — убит командир отряда А.С. Денисов, который с группой партизан оказался вне блокады. Его группа остановилась в рацевском лесу, недалеко от деревни Ореховка. Каратели напали на ее след и ночью окружили землянку. Вспыхнул бой. Партизаны погибли, в их числе и командир…

…Блокада рацевского, а затем и крупского лесов тяжело отразилась на боеспособности бригады [„Чекист“. — Примеч. авт.]. Потери ее были значительными»[733].

С 4 по 10 ноября 1942 года батальон Дирлевангера участвовал в операции «Фрида» («Frida»). Вновь уничтожались мирные жители, кроме того, эсэсовцы убили свыше 130 «народных мстителей». 11 ноября часть вывели из подчинения 1-й моторизованной бригады СС, после чего она возвратилась в Могилев, попутно очистив от «бандитов» несколько сел и деревень в районе Червеня[734].

В конце декабря Дирлевангер, по мнению некоторых историков, получил отпуск за успехи в борьбе с «бандитами» (с 28 декабря 1942 года по 20 февраля 1943 года). Обязанности командира батальона стал выполнять штурмбаннфюрер СС Франц Маггиль — сотрудник из командного штаба рейхсфюрера СС. Маггиль был опытным офицером, способным выполнять задачи самого разного характера, как боевые, так и карательные. До того как он был прикомандирован к Командному штабу рейхсфюрера СС, он командовал 2-м кавалерийским полком 1-й кавалерийской бригады СС. Его полк «прославился» тем, что безжалостно убивал мирное население (в основном евреев) во время карательной операции в районе Припятских болот (конец июля — начало сентября 1941 года). По самым заниженным данным, полк Маггиля казнил 6526 евреев[735]. И вот теперь в его подчинении была одна из самых жестоких частей СС.

Каково было отношение Маггиля к коллаборационистам, неизвестно, но очевидно, что он не делал различия между иностранными помощниками и немецким составом. Часть целиком была задействована в серии специальных операций — «Франц» («Franz»), «Праздник урожая» («Erntefest»), «Февраль», («Hornung») — в начале 1943 года. Каждому подразделению Маггиль поставил конкретную задачу, состоявшую в том, чтобы превратить свой район боевых действий в нейтральную полосу: «Все местные жители расстреливаются без исключения». В ходе трех операций было убито 18 975 гражданских лиц, в том числе 3300 евреев. Около 2400 человек было эвакуировано из зоны боевых действий и направлено на принудительные работы[736].

Действия специальной команды СС вызвали неоднозначную реакцию у высшего фюрера СС и полиции фон дем Баха. Уполномоченный рейхсфюрера СС по борьбе с бандитизмом высказал мнение, что ликвидация партизан вовсе не является поводом, чтобы убивать мирное население. Пора, говорил фон дем Бах, «заняться делом» — сбором сельскохозяйственной продукции, комплектованием команд из местных жителей для отправки на работу в Германию. Дирлевангер, вернувшийся в часть в конце февраля 1943 года, никак не отреагировал на эти слова. Он по-прежнему считал, что борьба с партизанами не только предполагает нейтрализацию гражданского населения, но и является ее основой, так как партизаны получают из деревень помощь. Позже, в июле 1943 года, у Дирлевангера произошел конфликт с группенфюрером СС и генерал-лейтенантом полиции Герретом Корземаном (заместителем фон дем Баха; с 24 апреля по 5 июля 1943 года исполнял обязанности высшего фюрера СС и полиции Центральной России), который запретил уничтожать мирных жителей[737].

Хотя Дирлевангер не изменил своим принципам, его людям пришлось заняться хозяйственными вопросами. Как отмечает исследователь А. Бочкарев, команда СС не только собирала сельхозпродукцию, но и контролировала то, как крестьяне восстанавливают сельское хозяйство. Доходило даже до того, что личный состав команды распределял между селами сельхозтехнику и выдавал семена для проведения посевных кампаний[738].

22 марта 1943 года солдаты Дирлевангера приняли участие в сожжении Хатыни, причем в проведении этой акции они поначалу не играли ведущей роли. События развивались так.

Ранним утром в 118-й полицейский батальон поступило сообщение, что на участке между Плещеницами и Логойском повреждена телефонная связь. На восстановление связи была выслана строительная часть из Плещениц, а также два взвода 1-й роты 118-го батальона во главе с капитаном охранной полиции Велльке. В тот момент, когда шли восстановительные работы, неожиданно, с расстояния 30 метров, по полицейским был открыт огонь. Тут же были убиты капитан Велльке и трое украинских полицейских, двое шуцманов получили ранения. Управление боем взял на себя командир взвода Василий Мелешко. В результате перестрелки партизаны стали отступать в восточном направлении на Хатынь. Полицейские пытались их преследовать, но сил для ликвидации «бандитов» не было. Мелешко, получивший легкое ранение, немедленно отправил тревожное сообщение, прося о помощи. Пока полиция ожидала поддержки, ей удалось задержать рабочую команду (около 40–50 человек) из населенного пункта Козыри. Команда рубила лес и расчищала обочины возле дороги Плещеницы — Логойск. Заподозрив рабочих в связях с партизанами, полицейские арестовали всю команду, и 15 стражей порядка повели ее в Плещеницы. По дороге в Плещеницы произошел инцидент: рабочие, подумав, что их ведут на расстрел, запаниковали и бросились бежать — это случилось на опушке леса, за населенным пунктом Губа. Полицейские открыли огонь на поражение, было убито от 20 до 25 человек, остальные беглецы были схвачены полевой жандармерией из Плещениц и допрошены[739].

Тем временем тревожный сигнал достиг расположения батальона Дирлевангера. В помощь полицейским были высланы моторизованные роты СС[740]. Прибыв на место, эсэсовцы совместно со стражами порядка повели наступление на партизан, занявших оборону в самой Хатыни и на ее окраинах. Блокировав деревню, каратели приступили к «зачистке», подтянув для этой цели тяжелые минометы и противотанковые орудия. Партизаны оказали ожесточенное сопротивление, в течение часа отстреливались из деревенских домов, превращенных в огневые точки. Эсэсовцам ничего не оставалось, как подавить противника минометным и противотанковым огнем. К 16.30, когда партизанское сопротивление было сломлено, а каратели вошли в деревню, Хатынь была уже превращена в развалины, и поэтому сжигать там было практически нечего. Во время боя было убито 34 «бандита»[741], в том числе одна еврейка. Так как жители деревни укрывали у себя партизан, позволили им превратить свои дома в огневые точки, было решено сжечь все население.

Инициаторами сожжения выступили украинские полицейские из 118-го батальона, посчитавшие, что местные жители являются фанатичными сторонниками советской власти, презирают веру христианскую (один из полицейских, загоняя людей в амбар, говорил: «Вы растоптали иконы и сгорите, сейчас мы сожжем вас») и всесторонним образом помогают партизанам. В итоге в амбаре 6 на 12 метров каратели сожгли около 152 человек, среди которых были дети, женщины и старики, выжить удалось только четверым.

В апреле 1943 года, в преддверии визита в Минск генерального уполномоченного по использованию рабочей силы Фридриха Заукеля, начальник СС и полиции Белоруссии Курт фон Готтберг распорядился провести в городе тотальную проверку, очистив его от партизан, подпольщиков и других «бандитских элементов». С этой целью с 17 по 22 апреля в Минске была проведена операция под кодовым названием «Волшебная флейта» («Zauberflote»). Для ее проведения в город были стянуты части полиции и СС, в том числе и часть Дирлевангера. В задачу команды входила охрана Минского гетто. Тем не менее, по некоторым данным, подразделения батальона участвовали в облавах, обысках и массовых арестах городского населения, в чем им активно помогали литовские полицейские из 12-го батальона «шума». В ходе операции было проверено 76 000 человек (в Минске на тот момент проживало 130 000). За «противоправные» действия и связь с «бандитами» десятки людей были повешены (этим в первую очередь занималась литовская полиция под командованием Антанаса Импулявичюса). 23 апреля, после окончания операции, в Минске (в 11 часов) состоялся парад ее участников, который принимал высший фюрер СС и полиции Центральной России Бах-Зелевский[742].

В начале мая батальон СС занимался очисткой Манильского и Рудненского лесов от партизан, затем — с 20 мая по 21 июня 1943 года — часть привлекли к крупномасштабной акции «Коттбус» («Kottbus»). Эту операцию органы полиции и СС генерального комиссариата «Белоруссия» готовили давно. Ей предшествовал сбор разведывательной информации. Согласно данным СД и гестапо, в районе Хрост — Плещеницы — Докшицы — Лепель было отмечено наличие крупных «банд», располагавших хорошо оборудованными укреплениями. Кроме того, эсэсовская разведка установила, что этот район сильно заминирован. Главная цель операции заключалась в том, чтобы восстановить контроль над дорогой Минск — Витебск и очистить от партизан территорию в треугольнике Плещеницы — Докшицы — Лепель[743].

Помимо батальона Дирлевангера в операции «Коттбус» приняли участие 2-й полицейский полк СС, 15-й, 102-й, 118-й и 237-й батальоны вспомогательной полиции, 600-й казачий батальон, 633-й «восточный» батальон, 1-я и 12-я полицейские танковые роты, один батальон 331-го гренадерского полка, четыре роты 392-й главной военной комендатуры с батареей, взводом ПТО и взводом тяжелых минометов, усиленная рота 286-й охранной дивизии, 2-й дивизион 213-го артиллерийского полка, три моторизованных взвода полевой жандармерии, специальные команды СД, самолеты 4-й группы эскадрильи бомбардировочной авиации и 7-й эскадрильи особого назначения. Руководство операцией осуществлял штаб, возглавляемый группенфюрером СС и генерал-лейтенантом полиции фон Готтбергом[744].

Отечественные и западные историки имеют разные мнения по поводу того, как велась и чем закончилась операция «Коттбус». Считается, что партизаны нанесли противнику большие потери, не дали себя уничтожить и, таким образом, сорвали планы немцев. Так, «народным мстителям» якобы удалось разгромить 600-й казачий батальон, а также почти полностью истребить около двух батальонов 2-го полицейского полка СС. В то же время, учитывая численное превосходство врага, партизанам пришлось покинуть свои базы, прорываться из окружения и уходить от преследования. Так выглядит картина в партизанских документах, где ко всему прочему фигурируют заниженные данные о потерях (не более 500 бойцов).

В немецких документах, напротив, все выглядит иначе. В донесении (от 28 июля 1943 года) о результатах операции «Коттбус», составленном Готтбергом, говорится следующее:

«Потери противника: убито в боях 6087 человек, расстреляно — 3709, захвачено в плен — 599. Захвачено рабочей силы — 4997 человек, женщин — 1056. Собственные потери: немцы — убито 5 офицеров, в том числе командир батальона, 83 унтер-офицеров и рядовых. Ранено 11 офицеров, в том числе два командира полка, 374 унтер-офицеров и рядовых, трое пропали. Трофеи: 20 орудий калибра 7,62, 9 противотанковых пушек, 1 зенитное орудие, 18 минометов, 30 станковых пулеметов, 31 ручной пулемет. Один самолет (уничтожен), 50 планеров (уничтожены), 16 противотанковых ружей, 903 винтовки…»[745]

Ряд ученых оспаривают эти цифры, утверждая, что немцы не могли убить столько партизан. В основном, как считают эти историки, речь идет о гражданских лицах, которые были зверски убиты и замучены карателями, в частности людьми Дирлевангера. Однако, несмотря на факты жестоких расправ, имевших место в ходе операции «Коттбус», в целом нет оснований, чтобы сомневаться в донесении фон Готтберга. Тем более жертвы этой операции среди гражданского населения вынесены в отдельную графу. Учитывая немецкий педантизм в составлении документов подобного рода, вряд ли фон Готтберг хотел намеренно вводить в заблуждение высшее руководство СС.

Вслед за операцией «Коттбус» часть Дирлевангера (ставшая к тому моменту уже официально именоваться специальным батальоном СС — SS-Sonderbataillon «Dirlewanger») участвовала в акции «Герман» («German») — с 3 июля по 30 августа 1943 года. Операция проводилась против партизан, действовавших в Барановичском округе, в районе Налибокской пущи, по линии Воложин — Столбцы. Для проведения операции были привлечены силы 1-й моторизованной бригады СС, 2-го полицейского полка СС, 30-го полицейского батальона, трех отдельных батальонов СС (группа Кернера), 15-го, 115-го, 57-го и 118-го батальонов вспомогательной полиции, жандармской группы Крайкомбома в составе трех команд. Общая численность карательных частей — по оценкам партизан — доходила до 52 тыс. человек[746].

Специальный батальон СС с первых дней операции увяз в боях с партизанами, но несколько его подразделений занимались уничтожением гражданского населения. Понеся незначительные потери, часть вышла из боев и была отправлена на переформирование. Дело в том, что к концу лета 1943 года в подчинении у Дирлевангера находилось свыше тысячи солдат и офицеров, поэтому в сентябре 1943 года батальон развернули в полк — SS-Regiment «Dirlewanger»[747].

Следует подчеркнуть, что, выдержав удары немцев в ходе операции «Герман», руководство партизанских бригад отправило в Центральный штаб партизанского движения (ЦШПД) сообщение о борьбе партизан с карательной экспедицией. Секретарь Барановичского обкома ВКП(б) Чернышев, взявший на себя координацию действий «народных мстителей», отмечал в сообщении, что «в первые дни боев… партизанами был убит известный населению Белоруссии с начала войны палач, подполковник войск СС Дирлевангер и захвачен весь план операции»[748]. Чернышев также заявлял, что партизаны убили и ранили свыше 3 тыс. немцев, уничтожили много техники врага и захватили немало трофеев[749]. Однако немецкие документы, более надежные в этом случае, опровергают победные реляции Чернышева. Во-первых, общие потери немцев и их союзников были 205 убитых, раненых и пропавших без вести, и, во-вторых, Дирлевангер, к сожалению, не был убит партизанами, так как в сентябре он стал командиром полка СС[750].

Согласно документам, с марта 1942 года по август 1943 года солдаты Дирлевангера ликвидировали 15 000 «бандитов» (гражданских лиц и партизан), собственные потери части составили 92 человека убитыми, 218 ранеными и 8 пропавшими без вести[751]. Советские исследователи утверждали, что за два года своей деятельности эсэсовцы под командой Дирлевангера уничтожили более 100 населенных пунктов на территории Минской, Могилевской, Витебской областей, а также расстреляли и сожгли заживо около 20 тыс. человек[752].

В дальнейшем полк Дирлевангера также привлекался к карательным операциям, самой последней из которых стала акция «Весенний праздник» («Fruhlingsfest»). Затем полк был выведен в Генерал-губернаторство, где в августе 1944 года часть занималась подавлением восстания в Варшаве, за что Дирлевангера наградили Рыцарским крестом.

В результате расформирования 29-й гренадерской дивизии СС (№ 1-й русской), в октябре 1944 года Дирлевангеру передали 72-й и 73-й гренадерские полки СС, где служили в основном русские и белорусские добровольцы[753]. 19 декабря 1944 года полк Дирлевангера был развернут в штурмовую бригаду СС (личный состав набирался из концентрационных лагерей Рейха, например из Бухенвальда[754]), а в феврале 1945 года — в дивизию, получившую в реестре Главного управления СС № 36 (36. Waffen-Grenadier-Division der SS)[755].

По одной из версий, в апреле 1945 года соединение сражалось на советско-германском фронте в составе 4-й танковой армии, в районе Лаузитца. Дивизия вела оборонительные бои на Одере и была окружена юго-восточнее Берлина. 29 апреля 1945 года солдаты и офицеры соединения сложили оружие перед советскими войсками. По мнению ряда исследователей, 4 тыс. военнослужащих дивизии, которые попали в плен к красноармейцам, были тут же расстреляны[756].

По другой версии, весной 1945 года 36-я дивизия СС воевала на западном фронте, в районе Альтхаузена — Вюртемберга, где и сдалась в плен французам. Личный состав соединения был распределен по лагерям военнопленных. Оскар Дирлевангер, попавший в плен вместе со своими людьми, также находился в лагере. 8 июля 1945 года он скончался при весьма темных обстоятельствах. Некоторые историки считают, что он умер в результате жестокого обращения французских охранников[757].

После войны бывшие коллаборационисты, служившие с Дирлевангером, стали объектом охоты со стороны органов госбезопасности СССР. Большинство из них в конечном итоге было выявлено, предано суду и смертной казни. Суровое наказание для многих было вынесено на основании фактов участия русских коллаборационистов в многочисленных картельных операциях и «зачистках», а не в боевых действиях, в которых они себя тоже проявили.

Донесение фюрера СС и полиции округа «Борисов» об уничтожении деревни Хатынь

В приложении к донесению комиссара округа «Борисов» докладываю следующее:

22.3.1943 г. между Плещеницами и Логойском бандитами была повреждена телефонная связь. К охране восстановительных работ и проведению блокирования в 9.30 были направлены 2 усиленных взвода 1-й роты 118-го батальона вспомогательной полиции порядка капитана Велльке. В 600 метрах позади населенного пункта Губа были обнаружены рабочие, занимавшиеся вырубкой леса. На вопросы, заданные им, они отвечали, что никто из них не имеет отношения к бандитам. Когда же выяснилось, откуда они, с восточного направления, с расстояния 30 метров, был открыт сильный пулеметный и винтовочный огонь. Завязался бой, во время которого капитан Велльке и 3 украинских полицейских погибли, 2 полицейских получили ранения. Но в ходе сильного огневого контакта противник был разбит и унес своих убитых и раненых на Хатынь. После этого командир украинского взвода взял на себя командование, однако у него не было необходимых сил для продолжения акции. Полицейские укрепились в своих подозрениях относительно рабочих, а также в том, что противник считал это место подходящим для нападения. Севернее населенного пункта Губа часть бандитов пыталась спастись бегством, старалась выйти из-под огня, при этом 23 из них было убито, остальные натолкнулись на жандармерию из Плещениц и были захвачены с целью проведения допроса. Бандиты утверждали, что их вина не доказана, и требовали, чтобы их освободили.

К преследованию отступающего противника были привлечены крупные силы, в том числе часть батальона СС Дирлевангера. Между тем противник имел в деревне Хатынь дружественное бандитам население. Деревня была блокирована со всех сторон и обстреляна. Противник вел огонь из деревенских домов и оказывал упорное сопротивление, и чтобы подавить его, войскам пришлось применить противотанковые орудия и гранатометы. В ходе боевых действий было убито около 34 бандитов, часть жителей была сожжена.

См:: Kohl P. Der Krieg der deutschen Wehrmacht und der Polizei 1941–1944. Sowjetische Uberlebende berichten. Frankfurt-am-Main: Fischer Taschenbuch Verlag, 1995. S. 263.

Пятая глава Казачьи формирования СС

Как уже говорилось, нацисты считали казаков отдельным этносом с готскими корнями, причем фактически с самого начала войны против СССР официально именовали их «равноценными соратниками, которые вместе с германскими солдатами участвуют в борьбе против большевистских врагов»[758]. Такое отношение обуславливалось рядом причин. Во-первых, казаки подвергались со стороны большевиков беспощадному третированию, иногда фактически принимавшему форму геноцида. Так называемая политика «расказачивания» южных регионов РСФСР привела лишь к тому, к чему и должна была привести — не многие уцелевшие в «советском раю» казаки с началом войны горели желанием «отстаивать завоевания революции». Кроме того, к союзу с гитлеровцами представителей казачества также подталкивала исконная юдофобия.

В итоге традиционно отрицательный для европейцев образ казака, который больше сотни лет неустанно эксплуатировался в качестве основного символа «угрозы с Востока», стремительно трансформировался в безусловно положительный образ надежного союзника вермахта в борьбе против «жидо-большевизма».

Нацистские пропагандисты очень охотно размещали на страницах германских периодических изданий богато иллюстрированные материалы, посвященные казачеству. Не являлась исключением и эсэсовская пресса. В 1944 году в журнале «SS-Leiheft» появилась характерная статья «Казаки», в которой была проделана попытка рассказать об истории, быте и современной борьбе казачества.

Автор статьи полагал, что «внешние расовые признаки однозначно указывают на то, что казаки — это продукт смешения нордических и динарских народностей. Совершенно очевидно то, что остатки затерявшихся в степи германских народностей смешались со славянами и другими арийскими, а также кавказскими народностями»[759]. Подчеркивалось, что казаки не являются носителями славянских обычаев и славянского права. Приводились факты уничтожения большевиками казачьих традиций: «После развала царской империи казаки боролись за свободную республику. В 1917 году они провозгласили таковую на территории Северного Кавказа. Большевики всеми доступными силами пытались уничтожить новоявленную республику. После четырехлетней борьбы казаки все-таки уступили превосходящим силам противника. Казаки рассказывают, что, начиная с этого времени, еврейские комиссары ужасно бесчинствовали в народе… В стране большевиков они были вынуждены расстаться со своими особенностями и культурной обособленностью». В конце статьи провозглашалось, что «война на стороне Германии — это зов Германской крови, побудившей к этому шагу свободолюбивых крестьян-воинов»[760].

Итак, нацисты сделали ставку на отмежевание казаков от русских с перспективой создания марионеточного государства. В казачьей эмигрантской среде этот «самостийный» вектор получил достаточно большое распространение, несмотря на многочисленные попытки державно настроенных представителей казачества (преимущественно из числа пожилых генералов и офицеров) изменить эту тревожную тенденцию.

С началом войны казаки-националисты особенно рьяно принялись третировать пророссийски настроенных казаков, прибегая при этом к самым гнусным пропагандистским ухищрениям. В журнале так называемого Казачьего национально-освободительного движения «Казачий вестник», издававшегося в Праге, периодически появлялись соответствующие материалы. В одной из статей о русском народе говорилось следующее: «Темна, разбойна, страшна душа русского человека, ухитрившегося, стоя тысячу лет на рубеже Европы и Азии, не принять ни от одной, ни от другой ни малейшей положительной черты. Русский характер, душа русского, остаются неизменными в своей кровожадности, в зверстве, в стремлении попрать все, чему поклонялся сам до вчерашнего дня, в стремлении уничтожить святыни других и всех заставить поклониться чему-то бесформенному».

В другой статье подчеркивалось, что казаки-националисты — «это те казаки, которые на основании исторических данных считают себя отдельным народом от великороссов, особой нацией, так как они образовались от смешения антов и готов, живших на Таманском полуострове и в низовьях Дона, с казахами, чигами и другими народами черкасского племени… Казаки „русские“, а их незначительная часть — это потомки холопов и преступников, бежавших когда-то к казакам, и потому без указки барина они жить не могут»[761].

Однако в любом случае все конкретные решения насчет будущего казачества предполагалось осуществить лишь после войны. Пока же казаков охотно принимали в ряды вермахта, а также в различные органы и подразделения СС. Их политическая ориентация («самостийники» или «великодержавники») нацистов в этом случае не интересовала.

Выше мы уже писали о том, что придерживавшийся традиционных представлений атаман «Общеказачьего объединения в Германской империи» генерал-лейтенант Е.И. Балабин был весьма заинтересован сообщением своего представителя, подъесаула Моисеева о «Дружине II» майора Блажевича. Балабин не отделял казаков от русских, поэтому в своем ответном письме Моисееву написал следующее: «О русских отрядах СС никто здесь не знал… Очень прошу Вас, напишите мне все подробно — все, все, что знаете о русских формированиях. Прошу также сообщить, каким образом русские белые могут поступить в эти формирования. И в частности в батальон СС… Интересны все мельчайшие подробности, вроде погон, звездочек, петлиц, отличия в форме СС от находящихся в армии. Подчинен ли батальон СС генералу Власову?.. Эти формирования имеют огромное значение для нас — русских. Ведь это огромная сила против большевиков, наших смертельных врагов. Чем больше попадет в эти формирования людей, ненавидящих большевиков, тем лучше и больше шансов на успех»[762].

Известно, что в боях в Варшаве в 1944 году принимали участие казачий полицейский батальон СС и конвойно-охранная сотня СД. Еще до этого в составе вспомогательной полиции эсэсовцами были созданы казачьи батальоны «шума». Из казаков были созданы 135-й, 159-й, 160-й, 209-й, 210-й, 211-й полицейские батальоны, а также 557-й и 558-й батальоны заводской охраны. Общая численность этих формирований составляла от 2400 до 4000 человек[763].

В отличие от многих других «восточных» коллаборационистских формирований, в казачьих подразделениях и частях практически никогда не было конфликтов между личным составом и немецким персоналом. Об этом весьма красноречиво свидетельствует, в частности, так называемый «Приговор» оберштурмбаннфюреру д-ру Людвигу Хану:

«Мы, донские казаки, находящиеся в Казачьей сотне при СД в городе Варшаве, на общем казачьем сборе, в знак глубокого уважения к нашим освободителям — Германскому Рыцарскому народу, для более крепкой связи и подтверждения нашей преданности вождю Адольфу Гитлеру, решили своим казачьи приговором, как делали это наши предки, принять в Донские почетные казаки Морозовской станицы Оберштурмбаннфюрера доктора Людвига Хана, являющегося нашим шефом, по приказу которого мы, не щадя своих жизней, будем бить врагов человечества — жидовскую клику, где бы она ни находилась. Оберштурманнфюрера доктора Людвига Хана отныне мы по нашим старым казачьим традициям считаем членом нашей семьи Донского казачества. Подписали выборные от сотенного сбора»[764].

Однако самым известным прецедентом массового включения представителей казачества в ряды «Черного ордена» стало создание XV казачьего кавалерийского корпуса СС.

В марте 1943 года немецкими войсками были оставлены территории Дона и Кубани, вместе с ними ушла и часть казаков. Германское командование предложило казакам призывного возраста собраться в украинском городе Херсоне. 21 апреля 1943 года вышел приказ о формировании в этом районе 1-й казачьей кавалерийской дивизии под командованием генерал-майора Гельмута фон Паннвица. В конце апреля в состав дивизии был включен 600-й Донской казачий батальон — первое казачье подразделение из советских военнопленных, сформированное в конце 1941 года бывшим командиром РККА подполковником И.Н. Кононовым.

7 июля 1943 года база формирования была перемещена в Польшу — на Млаву, к северо-западу от Варшавы, и к концу сентября дивизия была полностью сформирована. Оно состояла из двух бригад (в каждой по три полка), разведподразделения, саперного батальона, подразделения связи, частей тылового обслуживания и запасного батальона. Командирами бригад и всех полков были назначены немецкие офицеры. Исключение составил лишь 5-й Донской полк 2-й бригады, который возглавил Кононов. Однако германское командование не решалось использовать дивизию на Восточном фронте и 24 сентября направило ее в Югословию — сражаться против партизан-коммунистов И.Б. Тито. На 4 ноября 1943 года (к началу боевых действий в Югославии) личный состав дивизии включал 18 555 человек, в том числе 14 506 казаков и 4099 немецких солдат и офицеров[765].

Несмотря на присутствие в составе части значительного количества немцев, в ней строго соблюдались обычаи казаков, сохранялись традиционные чины, знаки отличия и оружие. Командир дивизии фон Паннвиц также носил казачью форму. Проводившиеся православными священниками церковные службы посещали все, а генерал, бывший лютеранином, состоял почетным членом общины[766].

Казаки хорошо показали себя в боях против югославских партизан. Германское командование совершенно оправданно считало казачьи формирования наиболее боеспособными среди частей «восточных добровольцев». Разумеется, боеспособность казачьей дивизии давно привлекала внимание СС, и в частности самого Г. Гиммлера. Исключительные полномочия, предоставленные рейхсфюреру СС летом 1944 года, позволили ему уже в августе добиться передачи в распоряжение охранных отрядов всех иностранных добровольческих частей, которые еще находились в ведении вооруженных сил Германии, включая и казачьи формирования[767].

На совещании с участием фон Паннвица и других командиров казачьих формирований, а также генерал-лейтенанта А.Г. Шкуро, состоявшемся в начале сентября в ставке Гиммлера, было принято решение о развертывании дивизии в казачий кавалерийский корпус СС. Как отмечает отечественный исследователь Сергей Неподкосов, Паннвиц, будучи прагматиком, понимал, что включение его соединения в СС сулит казакам широкие возможности в плане набора добровольцев, снабжения и вооружения боеприпасами[768].

Для этой цели при Главном штаба СС был создан специальный орган — Резерв казачьих войск, в распоряжение которого предполагалось отправить всех казаков: эмигрантов и бывших «подсоветских», находящихся в лагерях военнопленных и среди восточных рабочих на германских предприятиях, в частях СС, полиции и армии, — всех, кто был способен носить оружие. Начальником Казачьего резерва приказом рейхсфюрера СС от 5 сентября 1944 года был назначен генерал-лейтенант А.Г. Шкуро[769].

Вскоре в дивизию фон Паннвица стали прибывать из разных мест большие и малые группы казаков и целые воинские части. В числе последних были 209-й полицейский батальон из Варшавы, 210-й и 211-й полицейские батальоны из Кракова, 557-й батальон заводской охраны из Ганновера, 360-й полк (622-й и 623-й батальоны) майора Э.-В. фон Рентельна с Западного фронта и 69-й дивизион 3-й кавалерийской бригады — с Восточного[770].

Приказом от 4 ноября 1944 года казачья дивизия была передана на время войны в подчинение Главного штаба войск СС. Эта передача касалась прежде всего сферы материально-технического снабжения, что позволило улучшить обеспечение дивизии оружием, боевой техникой и автотранспортом. Так, например, по некоторым данным, дивизия получила несколько шестиствольных минометов и 12 единиц бронетехники (танков и штурмовых орудий).

Приказом от 25 февраля 1945 года 1-я казачья кавалерийская дивизия была преобразована в 15-й кавалерийский корпус войск СС. 1-я и 2-я казачьи бригады переименовывались в дивизии без изменения их численности и организационной структуры. На базе выведенного из состава 2-й бригады 5-го Донского полка началось формирование пластунской бригады двухполкового состава с перспективой развертывания в 3-ю казачью дивизию[771].

Несмотря на переход в подчинение войскам СС, корпус сохранил прежнюю армейскую форму, солдатские книжки армейского образца, чины и название частей. Аббревиатура «СС» встречалась обычно только в названии корпуса. Тем не менее каждое подразделение корпуса получило офицера связи от войск СС, а штаб корпуса — подразделение связи СС с номером 115. Структурно корпус все же являлся частью войск СС, несмотря на отсутствие ряда внешних признаков[772].

XV казачьему кавалерийскому корпусу СС вплоть до последних дней войны приходилось вести крайне тяжелую борьбу на два фронта, отражая удары болгарских войск и частей Народно-освободительной армии Югославии. Лишь в первых числах мая 1945 года 1-я казачья дивизия и Пластунская бригада были сменены на линии Соколовац — Копривница — река Драва 2-й казачьей дивизией и начали отступление в направлении Лютберг — Вараждин. 2-я дивизия удерживала эту линию до 6 мая, пока и она не получила приказ отходить. Преодолевая горные перевалы и сбивая вставшие на пути партизанские заслоны, казаки фон Паннвица прорвались в Австрию, где 11–12 мая сложили оружие перед англичанами.

На заключительном этапе войны XV казачий кавалерийский корпус СС оказал огромное влияние на ход войны на Балканах, став, по сути, единственной силой, способной справиться с югославскими партизанами, имеющими поддержку и снабжение советского правительства. Благодаря отличной боевой выучке, тактической подготовке и достаточно высокому уровню идейной сплоченности казаки провоевали на стороне немцев вплоть до капитуляции Германии[773].

Судьба не оказалась благосклонной по отношению к большинству военнослужащих корпуса и другим казакам- коллаборационистам. В соответствии с подписанными союзниками 11 февраля 1945 года в Ялте соглашением «О репатриации советских граждан», все граждане СССР, оказавшиеся по ту сторону фронта, подлежали передаче советским представителям.

28 мая советской стороне были переданы 144 немецких и 690 казачьих офицеров, в том числе бывший командир XV корпуса Гельмут фон Паннвиц. 1 июня британские части, в составе которых действовала бригада «Палестина», сформированная из евреев, предприняли штурм лагеря Пеггец, где были размещены 15 тысяч казаков, включая женщин и детей. Всех их доставили в Юденбург, затем в Грац, после чего поездами через Австрию, Венгрию и Румынию отправили в СССР. Всего весной — летом 1945 года советским представителям было выдано примерно 50–55 тысяч казаков[774].

16 января 1947 года в Москве, в Колонном зале Дома Союзов состоялся закрытый судебный процесс по делу П.Н. Краснова, А.Г. Шкуро, С.Н. Краснова, Султан Келеч-Гирея, Т.И. Доманова и Г. фон Паннвица. Все обвиняемые были приговорены к смертной казни через повешение[775].