Русские флотоводцы. Исторические портреты

Василий Чичагов

ятнадцать лет, минувших после кончины Петра Великого, в России вокруг престола происходила чехарда. Сменилось пять правителей. Многих манила императорская корона. «У кого власть, тому и всласть». В конце 1741 года гвардия возвела на трон дочь Петра Великого — Елизавету.

Первые распоряжения «дщери Петровой» указывали на возврат к порядкам, установленным её родителем. Сенату возвращалось прежнее значение и власть и повелевалось петровские «все указы и регламенты наикрепчайше содержать и по ним неотложно поступать».

Флот находился в запустении. Но корабли — не войско, много лет понадобится, чтобы возродить прежнюю морскую мощь России. А время торопило, на море шла война. С июля 1741 года Швеция, объявив войну, вела боевые действия против России. Шведы твёрдо уверились, что с восшествием на престол Елизаветы при пособничестве Франции им удастся заключить выгодный для себя мир и возвратить земли, завоёванные Петром. Но Елизавета не только не согласилась на уступки, но, напротив, решила проучить шведов раз и навсегда.

Летом 1742 года 25-тысячный корпус при поддержке с моря галерной флотилии с большим десантом двинулся из Выборга. Русская армия обошла Гельсингфорс, с помощью высаженного десанта отрезала и пленила наступающий 17-тысячный корпус шведов.

Успех армии был полный, тем нелепее выглядели действия командующего Балтийским флотом Мишукова. За всю кампанию он не предпринял ни одной попытки атаковать шведов, избегая встречи с ними. В этой кампании участвовал и прибывший недавно в Ревельский порт шестнадцатилетний гардемарин Василий Чичагов. Родом из мелкопоместных Костромских дворян, он, после окончания Навигацкой школы в Москве, впервые соприкоснулся с морем и флотской жизнью. На его глазах началась и следующая кампания 1743 года. Елизавета заменила Мишукова, и флот «подтянулся».

Гребная флотилия капитана 1-го ранга Кайсарова стремительно атаковала у Аландов превосходящего неприятеля и вынудила шведов поспешно отступить.

Спустя неделю у Гангута флот под командованием адмирала Головина артиллерийским огнём отогнал шведскую эскадру. Путь русским кораблям к Аланду был открыт. Следом на помощь пришла сильная эскадра новых кораблей из Архангельска, но накануне шведы спешно подписали мир с Россией.

Видимо, гардемарин показал себя. В следующем году Василий Чичагов надел мундир офицера, ему присвоили первое звание «мичман», но этим дело не ограничилось. По петровской традиции, в числе лучших офицеров он отправился на стажировку в Королевский флот Англии. В первые годы Василий Чичагов явился участником стычек на море англичан и французов в борьбе за верховенство в колониальной войне в Северной и Южной Америке, Не миновали его и схватки на Средиземном море.

После заключения Ахенского мира он избороздил под парусами Атлантику и Индийский океан, получил закалку в штормах, приобрёл отличные навыки управления парусами. После восьми кампаний он вернулся на родину и весной 1754 года был произведён в лейтенанты.

Теперь он окончательно прикипел к морю и назначен на фрегат. Сразу на палубу под сень парусов фрегата «Святой Михаил». На нем он отличается в Семилетней войне, становится командиром этого фрегата и заслуженно получает эполеты капитана 2-го ранга. Далеко не каждому моряку доверяют оценку и отбор корабельного леса для строения военного судна. Только сметливый «морской глаз» отыщет среди сотен стволов добротные корабельные сосны. Такую миссию не раз возлагала Адмиралтейств-коллегия на Чичагова. Весной 1764 года Василий Чичагов в чине капитана 1-го ранга командиром ступает на борт 70-пушечного линейного корабля «Ревель». Нынче от его выучки и смекалки зависит, ежели случится, успех в бою. А в мирные будни, дальних и близких походах, под его опекой жизни сотен людей. Но вдруг через три месяца из Петербурга поступила депеша за подписью графа Ивана Чернышёва: «Срочно сдать дела и явиться в Адмиралтейств-коллегию».

«Кашу» заварил неугомонный Михаила Ломоносов, коренной архангелогородский помор. Представил малолетнему наследнику, генерал-адмиралу Павлу Петровичу, сочинения «О поисках морского проходу в Ост-Индию Сибирским океаном».

По разумению и выводам прославленного академика выходило, «что в отдалении от берегов сибирских на пятьсот и на семьсот вёрст Сибирский океан от таких льдов свободен, кои бы препятствовали корабельному ходу и грозили бы опасностью быть мореплавателям затёртым». В конце своих рассуждений Ломоносов настаивал на отправлении экспедиции в Северный океан. «Таким образом, путь и надежда чужим пресечётся, и российское могущество прирастать будет Сибирью и Северным океаном и достигнет до главных поселений европейских в Азии и в Америке».

Предложения М. Ломоносова императрице Екатерине II докладывали адмирал С. Мордвинов и наставник Павла, генерал-поручик И. Чернышёв.

— Нынче получила я реляцию сибирского губернатора Чичерина, — начала разговор императрица, — доносит о славных делах мореходов и купцов на Камчатке. Изведали они незнакомые прежде земли американские. Следует послать в те края офицеров да штурманов, судно на казённый счёт изладить. Оговорите о сём на коллегии, указ о том последует.

— Ваше величество, надобно купно всей экспедицией отправить вояж в Ледовитый океан по замыслам академика Михаила Ломоносова, — доложил Мордвинов.

— Кого надумал послать?

— Наилучше капитана Василия Чичагова, по ходатайству флагмана эскадры Спиридова задумку имеем. Ежели проход водой вокруг Сибири откроется, соединить обе экспедиции у Тихого океана. Такие вояжи прославят враз деяния вашего величества, — льстиво ввернул Чернышёв.

Екатерина имела смутное представление о географии, но уловила значимость затеваемого предприятия. Недавно она читала записку Ломоносова.

— Пусть будет по-вашему, но для пользы сим экспедициям инструкции строгие, по всей науке, сочините для исполнения.

В начале мая поступил высочайший указ коллегии, и на следующий день она заседала. Как обычно, в последнее время главенствовал старший по званию, но не по знанию дела дряхлый адмирал Иван Талызин.

Монотонным голосом Талызин зачитал указ Екатерины. Сообщая «о преполезном открытии доныне неизвестных разных островов», императрица повелела «нашей Адмиралтейской коллегии, по представлению губернатора Чичерина исполнить, отправить немедленно туда по своему рассуждению, сколько надобно офицеров и штурманов, поруча над оными команду старшему, которого бы знание в морской науке, и прилежание к оной известно было».

Экспедиции Чичагова и Креницына направлялись «в наивящем секрете, не объявляя до времени сего указа Сенату».

Меры предосторожности были нелишними. После Великой Северной экспедиции и открытия берегов Америки в Европе начали проявлять повышенный интерес к успехам русских мореходов.

Петру Креницыну вменялось по возможности следить, не объявится ли в Великом океане экспедиция Василия Чичагова из Северного океана.

Вскоре по представлении Адмиралтейств-коллегии, полностью одобрившей идею Ломоносова, Екатерина подписала секретный указ:

«Для пользы мореплавания и купечества на восток наших верных подданных за благо избрали мы учинить поиск морскому проходу Северным океаном и далее…»

Вызванному в Петербург Чичагову адмирал С. Мордвинов объявил высочайший указ о присвоении звания «капитан бригадирского ранга», или, по-флотски, «капитан-командора».

— Екатерина жалует тебя в кредит, — пошутил Мордвинов, поздравляя Чичагова, — садись, читай покуда секретную инструкцию.

Непривычно чувствовал себя Чичагов. Вокруг сидели умудрённые адмиралы — Талызин, Спиридов, Нагаев, граф Чернышёв. Но не привык Василий к подобострастию, вида не подавал. Он понял, что согласно инструкции в Архангельске уже строились три судна для похода на Север. Оттуда же отправлены на Шпицберген материалы и припасы для базирования отряда. Следующей весной надлежало выйти на поиски прохода на восток Ледовитым океаном.

— Ежели не всё уловил, копию тебе вручим, сберегай её надёжно, — предупредил Мордвинов. — Без промедления отъезжай в Архангельск. Там ждут тебя командиры Бабаев да Панов. Ежели какая заминка, сноситься будешь только со мной.

В Архангельске на стапелях Соломбальской верфи уже высились корпуса трёх судов, построенных для плавания во льдах. Командиров судов, бывалых моряков, капитанов 2-го ранга Василия Бабаева и Никифора Панова, Чичагов знал раньше по участию в Семилетней войне.

На Шпицберген отправлено специальное судно-гукор «Святой Михаил», с запасами провизии и материалами для вояжа, под командой унтер-лейтенанта Матвея Рындина.

Вскоре суда спустили на воду, начали оборудовать и достраивать на плаву. Суда назвали по имени капитанов: «Чичагов», «Бабаев», «Панов». Теперь все они дневали и ночевали на судах. Надо было спешить покинуть Архангельск до ледостава.

В конце августа отряд покинул верфи и 5 сентября бросил якоря в Екатерин-гавани, у выхода из Кольского залива.

В полярную ночь моряки продолжали готовить суда к плаванью во льдах. Чичагов обговаривал разные случаи при нахождении в туманах, при шквалах и штормах.

— Наиглавное, не терять друг дружку, — постоянно напоминал он подопечным. — Чуть что — сигналить мне без промедления, — беречь людей от непогоды.

На картах капитан-командор прокладывал маршрут, выспрашивал у местных моряков-старожилов, бывавших прежде на Шпицбергене, особенности пребывания в тех местах.

Наконец, 8 мая 1765 года под Андреевским флагом отправилась в далёкий путь первая русская Арктическая экспедиция. На этот раз военным морякам выпала честь послужить русской науке.

Море Баренца встретило моряков весенними штормами, вперемежку с моросью, туманами и снежными зарядами. Благо, почти всё время задувал ветер южных румбов, и спустя три недели суда, расталкивая битый лёд, вошли в бухту Клокбай на Шпицбергене. На берегу залива виднелись две избушки, сложенные из плавника, приткнувшись к берегу, наполовину во льду, высилось судно. Вокруг него, радостно размахивая шапками, толпился его экипаж.

Чичагов шёл до берегового припоя на шлюпке, а потом по льду добрался до суши.

— Лейтенант Рындин, — первым представился командир гукора.

Он обстоятельно доложил о зимовке, почти все матросы и он сам хворали, не хватало плавника для обогрева. Осмотрев запасы провизии, Чичагов распорядился пополнить судовые резервы.

Он подробно расспросил Рындина об условиях плавания к западу от Шпицбергена. Лейтенант, не раз бывавший на Шпицбергене, общался с голландскими и датскими шкиперами-китоловами, рассказал, что те промышляют к северу не далее миль на сотню.

— Не видел ли кто из них проходу по чистой воде к востоку? — невзначай спросил Чичагов.

Глаза Рындина удивлённо округлились.

— Такого ни разу не слыхал, ваше превосходительство, — ответил он, как бы пряча усмешку. — Какая может быть чистая вода, ежели кругом торосы до горизонта?

— Добро. Проверим твои байки, — отвечал Чичагов. — А мы нынче же уходим. Невесть, вернёмся ли до ледостава. Крепись, тогда ещё одну зиму перетерпи, покуда за тобой не вернёмся.

Рындин оказался прав. Почти полтора месяца отряд Чичагова, поднявшись до 80-й параллели, пробирался сквозь льды на северо-запад. Уже на выходе из Клокбайского залива судам пришлось расталкивать крошево льда. Неподалёку стояли на якорях китобои. Чичагов послал Панова расспросить шкиперов об обстановке.

— Так что все голландцы твердят: николе к северу. Проходу на восток нет, — сообщил вернувшийся Панов. — Удивлены они таким вопросам. Разглядел я у них судёнышки. Они покрепче наших. Обшивка-то у них в четыре доски, а наша лишь в две…

Чичагов молча выслушал и проговорил не смущаясь:

— Не робей, капитан, мы двужильные. Возвертайся, не позабудь, как условились, про сигналы в туманности и сумраке. Передай о том Бабаеву.

Спустя два дня суда поднялись к северной оконечности островов Шпицбергена, вошли в крупнобитый лёд. Громадные глыбы преградили путь, суда едва уклонялись от них. Наружную обшивку то и дело обдирали льдины. Вдали, версты за две-три, громоздились сплошные торосы. Отряд повернул назад и двинулся вдоль кромки ледяных полей в Гренландское море. Редкий день не пасмурило, солнце совсем не показывалось. Частенько внезапно находили снежные заряды и суда скрывались за их пеленой.

Для обозначения места каждые полчаса «Чичагов» стрелял из пушки.

«Главное моё попечение, — доносил Чичагов, — состояло в том, чтобы сыскать способы быть вместе трём судам неразлучно, дабы во всякое время не ли шиться взаимного вспомоществования; а для того назначены были сигналы, через которые я с другими командирами говорить мог.

Временами мороз прихватывал паруса и снасти, кругом нависали сосульки, леденела палуба. В кубрике круглые сутки тлел камелёк, возле него сушили одежду матросы, сменившиеся с вахты».

Чичагов распорядился через день окуривать кубрики и каюты порохом и можжевельником. И всё же часть команды постоянно хворала от переохлаждения. Тогда Чичагов приказал всем свободным от вахты быть в непрестанном движении. «Выдумывали такие игры, которые делают большое движение, и матросы, узнав в оном пользу, всегда резвились до поту».

И всё же каждый день таил в себе смертельную опасность. Кругом, куда ни кинь взгляд, штормовой океан, «особливо когда дует крепкий ветер, с превеликим визгом; трепещут паруса, скрепления в корпусе и мачтах, а паче шум от ударов кипящих волн, в которых корабль ныряет, — вспоминал Василий Чичагов. — В таком случае не токмо в отдалении, но и на собственном корабле, даваемое по команде, громогласное повеление слышать почти невозможно; тогда остаётся только подкреплять себя надеждою на Бога, иметь неустрашимость, весёлый и отважный вид, дабы подчинённые не пришли в отчаяние».

23 июля суда достигли широты 80°26′, севернее, чем это удавалось англичанину Генри Гудзону.

Чичагов собрал капитанов на совет.

— Нынче третий месяц на ходу. Осенние шторма вскоре зачастят, провианту не густо, что делать станем?

Обстоятельно рассудив, капитаны решили возвращаться, не заходя на Шпицберген.

— Слава Богу, покуда матросики все целы и невредимы, — высказал своё мнение Панов.

Из Архангельска Чичагов рапортовал Адмиралтейств-коллегии:

«Итак, за неизмерным количеством льда во всё время нашего плавания, как Гренландского берега, так и сквозь льды, проходу не усмотрено. И по всем видимым нами обстоятельствам северной проход, за непреодолимыми препятствиями ото льдов, невозможен».

В столице адмиралы занервничали. Больше всех горячился честолюбивый вице-адмирал Чернышёв.

— Как же так? Государыне обещано, что проход на Восток отыщут, а Чичагов его не сыскал.

Срочно затребовали Чичагова в Петербург.

— Надлежит вам срочно выйти к Шпицбергену, — огорошил Чичагова граф Чернышёв, — перезимовать там и весной искать проход на Восток в Северном океане.

Чичагов обстоятельно доложил, что уже поздно, начало сентября, корветы требуют ремонта, до ледостава не успеть. Очень сожалел Чичагов, что скончался М. Ломоносов. Он-то, выслушав его доводы, наверное дал разумный ответ.

В конце концов коллегия решила повторить попытку следующим летом.

19 мая 1766 года три судна покинули Екатерин-гавань. Спустя три недели с попутным ветром отряд достиг сплошного льда западнее Шпицбергена и направился на запад вдоль кромки ледяных полей. Через десять дней им повстречался 3 мачтовый голландский китобой «Корнелиус».

Шкипер Шикиано рассказал, что каждый год в этих местах гибнут суда, затирают льды, а что касается прохода во льдах, он никогда не видел и не слыхал.

Прошло пять дней, и затеплилась надежда, что на севере показалась земля. Чичагов сам убедился, что зачастую мореходов подводит природа. «А в этом часто мореплаватели обманываются, — вспоминал он, — так как и мне в нынешнюю кампанию случилось, будучи в широте 78°15′ и длине 18°09’ 16 июня, когда примеченные мною к западу облака показались землёю, и до тех пор находился в сомнении, пока оные стали расходиться и отделились от горизонта».

Ещё недавно мореходы пробивались на северо-запад, пока сплошные торосы не преградили путь.

Повернув к осту, суда направились сквозь крошево льда к Шпицбергену, проведать зимовщиков.

«После больших усилий они, окружённые льдом, остановились в пятивёрстном расстоянии от изб, где помещалась команда. — Повествуется в записках Чичагова. — На другой день начальник экспедиции сошёл с корабля и направился по льду к строениям; лейтенант Рындин выбежал к нему на встречу со слезами на глазах и в потрясающих картинах описал свою жизнь в этой местности и страдания людей, из всей команды остались в живых только Рындин, комиссар и пять рядовых; прочие все померли».

Слушая Рындина, капитан-командору невольно вспоминался круглый зал Адмиралтейства и рассуждения адмиралов, «вице-президент Адмиралтейской коллегии, граф Чернышёв и все члены, рассуждавшие с таким возмутительным спокойствием о возможности или невозможности зимовать на Клокбае и делавшие свои предположения, основываясь на фантазии сытого желудка и мягкого кресла».

С той поры Чичагов зарёкся в будущем испрашивать когда-либо советов у Чернышёва…

Пополнив запасы провизии и воды и успокоив зимовщиков, что за ними обязательно вернутся через месяц-полтора, «при крепком северном ветре» Чичагов повёл отряд в море. Целую неделю встречный ветер дрейфовал суда к югу. С переменой ветра они двинулись к северной оконечности Шпицбергена, окружённой льдами, «июля 48-го, будучи в широте 80°, выше северного конца Шпицбергена, при крепком ветре и тумане, так приблизились ко льду, что уже попали между льдин и только успели отворотиться и сделать сигнал другим судам, а сами еле обошли по ветру превеликую льдину и с опасностью вышли на свободную воду».

С каждым днём погода ухудшалась. Встречные шкипера-китоловы твердили, что они плавают десятки кампаний, и к северу от Шпицбергена лежат сплошные паковые ледяные поля и никакого прохода нет. 18 июля 1766 года экспедиция достигла широты 80°30′. До сих пор никто из мореходов не поднимался в такие широты. Через несколько дней совет капитанов постановил: поиски прекратить и возвращаться. Почти неделю грузили в Клокбае остатки провизии и материалов, забрав всех зимовщиков. 7 августа взяли курс в Белое море. Трёхмесячное плавание завершилось, и 10 сентября отряд бросил якоря на Архангельском рейде. Итак, на первый взгляд задачу экспедиция не выполнила, не отыскав прохода Ледовитым океаном на Восток. Это в корне не верно. Наоборот, вояж как раз чётко доказал, что такого прохода нет и попытки пробиться к северу на деревянных судах бесполезны. 15 сентября Чичагов отправил донесение с приложением всех карт и письмо Чернышёву.

«Имею честь, — доносил капитан-командор, — вашему сиятельству донести об обстоятельствах моего плавания, а из приложенных при сем примерных карт усмотреть соизволите, каким опасностям мы были подвержены, особенно при туманах, будучи всегда во льдах. Прошли на виду льда до самой невозможности, но не оставляя ни одной бухты или залива, которые бы не были нами осмотрены. Напоследок убедились, что положение льда простирается с севера на восток, и обойдя северо-западный конец Шпицбергена, соединяется с землёю. С вероятностью заключить можно, что северный проход невозможен».

Однако все аргументы и доводы Чичагова пролетали мимо ушей Чернышёва, и он так и не сумел «разубедить графа Чернышёва в его понятиях о Северном море». Естественно, настроение своего докладчика разделяла и императрица, разочарованная итогами экспедиции[13]. Только личный доклад Чичагова и его доводы несколько смягчили «гнев и недовольство императрицы». Выслушав капитан-командора, она распорядилась подготовить указ — «Желая оказать нашу милость и удовольствие за приложенное старание, к достижению до побелённого предмета, бывши в некоторой экспедиции на наших флотских офицеров, а именно: капитана бригадирского ранга Чичагова, капитана первого ранга Панова, капитана второго ранга Бабаева, капитан-лейтенантов Борноволокова, Пояркова, лейтенанта Рындина, всемилостивейший повелеваем нашей адмиральской коллегии производить им вечный пансион, награждение сделать и прочим бывшим с ними нижним служителям, которые то заслужили, дабы всё, видя столь отличные наши милости, усердным и тщательным исполнением и таковых им порученных делах, такого же жребия достойными оказать себя старались».

Без роздыха приступил Чичагов готовить экспедиции для кораблей в Кронштадте. В те годы корабельные команды были укомплектованы едва ли не наполовину и то необученными рекрутами, о чём не раз докладывали Адмиралтейств-коллегии Мордвинов и Спиридов. Да и кораблей добротных на Балтике не хватало. Архангельские верфи существенно подкрепляли Балтику, и вскоре командиром Архангельского порта назначили Чичагова.

Хорошо знакомый с обстановкой Чичагов поначалу пресёк казнокрадство и злоупотребления. Вместо четырёх линейных кораблей на стапелях Соломбальских верфей заложил шесть единиц.

Началась война с Турцией, и Архангельск послал для Средиземноморской эскадры Спиридова два добротных линкора: «Ростислав» и «Всеволод», и два пинка: «Нарген» и «Гогланд». Чичагова в начале 1770 года повышают в чине, и его, контр-адмирала, вызывают в Петербург, назначают командующим эскадры. Спустя две кампании, он вслед за Спиридовым ведёт четвёртую эскадру в Средиземное море, за что был удостоен ордена Святой Анны.

Вскоре он снаряжает и отправляет пятую эскадру на Средиземное море под командой С. Грейга.

Война с турками продолжается, и Чичагова в конце 1773 года командируют на юг, в Донскую флотилию, к вице-адмиралу А. Сенявину. Чичагов с начала кампании во главе небольшой эскадры отправляется прикрывать подступы к Азовскому морю.

На рассвете 9 июня 1774 года сигнальщики заметили турецкую эскадру.

— Держать на неприятеля! — скомандовал Чичагов, поглядывая за корму. В кильватер флагманского фрегата следовали ещё два фрегата и два «новоизобретённых» судна. «Не особливо густо, — размышлял флагман, — менее двухсот пушек». Глядя в подзорную трубу, Чичагов чуть не сбился со счета. «Пяток кораблей линейных, девяток фрегатов, три десятка галер. Пушек сот семь-восемь».

— Барабанщиков наверх! Орудия к бою! Сигнал по эскадре: «Гнать неприятеля!» — лихо скомандовал флагман.

Раздались первые залпы.

Турецкий капудан-паша усмехался: «Русский рехнулся, лезет в пасть смерти». Но всё же приказал разделить эскадру. Меньшую часть направил против русских. А с большей устремился к Керченскому проливу. Главное для турок — прорваться в Азовское море.

Но Чичагов сразу разгадал хитрость противника. Развернув свою небольшую эскадру, он стремительно двинулся наперерез туркам к крепости Керчь. Там на берегу батареи по команде флагмана пяток русских кораблей выстроились поперёк пролива, отдали якоря и открыли шквальный огонь по приближающимся турецким кораблям. Солнце скрылось за Четыр-Дагом, загустели сумерки.

Капудан-паша досадовал, не стал рисковать и отошёл к крымским берегам. Контр-адмирал Чичагов выстоял в первой схватке с врагом, с честью принял боевое крещение, заслужив похвалу А. Сенявина.

Спустя три недели турки с усиленной эскадрой снова пытались атаковать, но их встретил яростный огонь. На помощь Чичагову подоспел с эскадрой вице адмирал А. Сенявин. Это была последняя атака турецкого флота. 10 июля 1774 года был подписан мирный договор с Россией. Азовское море навсегда отошло к России.

Святой Георгий IV степени и звание вице-адмирала были наградой Василию Чичагову.

Несколько лет, в мирную передышку, водил Чичагов эскадры на Балтике, в Средиземном море, был главным командиром Ревельского порта, в 1782 году произведён в адмиралы, награждён орденом Святого Александра Невского.

Но затишье в 1787 году прервалось. Не смирившаяся с поражением Турция объявила войну России, Екатерина вознамерилась возобновить прежние успехи, послать эскадру Грейга в Средиземное море. Но затея не удалась.

Войну на Балтике развязал король Швеции, Густав III, двинув в Финский залив мощный флот. В Гогландском сражении осенью 1789 года эскадра адмирала Грейга отстояла подступы к Петербургу, но сам адмирал скончался.

Адмиралу Чичагову предписали вступить в командование Балтийским флотом.

Зимняя стоянка в Ревеле прошла в заботах об оснащении кораблей. Новый командующий флотом адмирал Василий Чичагов вооружал эскадру, готовил экипаж к предстоящей кампании. Как-то Екатерина спросила его обеспокоенно — силён ли противник, Чичагов ответил:

— Да вить не проглотит…

В датских проливах застряла эскадра фон Дезина. Ему приказали ещё осенью перейти в Ревель, чтобы соединить Балтийский флот в единый кулак и громить шведов. В августе к нему в Копенгаген пришла эскадра новопостроенных кораблей из Архангельска. Самонадеянный, но не расторопный, а подчас и недалёкий фон Дезин протянул время. Без видимых причин, самовольно снял блокаду главной базы шведов, Карлскроны, и шведская эскадра без препятствий укрылась в ней.

— Фон Дезин проспит и потеряет корабли, — сказала как-то Екатерина в сердцах.

Наконец-то его заменили. Новому командующему, вице-адмиралу Козлянинову, объяснять обстановку необходимости не было. В схватках со шведами он знал цену каждому кораблю, каждой пушке. Как правило, шведы имели превосходство в кораблях и артиллерии. Поэтому, собрав командиров, он сказал:

— Ревельская эскадра бьётся с превосходящим её неприятелем, а здесь корабли ракушками обрастают.

Командиры встрепенулись…

В конце апреля ревельская бухта вскрылась ото льда, и корабли один за другим вытянулись на внешний рейд.

На исходе мая на Рейде бросила якоря эскадра контр-адмирала Алексея Спиридова — сына героя Чесменской победы.

С началом кампании отрадные вести пришли из Финляндии. Войска генерала Михельсона вторглись на шведскую территорию, заняли Христину и, развивая наступление, нанесли шведам поражение под Сен-Михелем.

Флоту надлежало не упустить прошлогоднюю инициативу.

В конце июня Козлянинов сообщил, что шведская эскадра отстаивается на рейде Карлскроны и «испытывает великий недостаток в людях, притом много больных и умирающих». Видимо, не зря держали шведов в блокаде у Свеаборга. Чичагов воспользовался этим, предписал Козлянинову идти на соединение с ним и вышел с эскадрой в море. Шведы были настороже, русская эскадра оказалась грозной силой.

«Как скоро флот наш вступит за Нарген, то везде по шведскому побережью воскурилисъ огни, в расстоянии один от другого около трёх миль, вероятно, это были знаки, извещающие о выходе флота нашего в море».

Эскадра Чичагова направилась вдоль берегов Швеции к проливам. Впервые русский флот диктовал свои условия в этих местах.

В донесении Чернышёву Чичагов сообщил: «Отправляясь с Божьей помощью в Балтийское море с флотом, 14 числа июля встретился с неприятельским флотом под предводительством самого герцога 3 юдерманландского».

Дул северный ветер от норд-веста. Далеко справа угадывались контуры острова Эланд. Шведы едва виднелись на горизонте. Чичагов, обнаружив шведов, усмехнулся:

«Герцог, стало, не спешит на встречу с нами, хотя у него более тридцати пяти вымпелов против наших тридцати».

Герцог явно нервничал. Испытав в прошлую кампанию силу русской эскадры, он стал осторожным. С другой стороны, он имеет задачу воспрепятствовать соединению эскадр Чичагова и Козлянинова и надо хотя бы попытаться спугнуть этих русских.

На рассвете 15 июня шведы выдерживали дистанцию, не желая сближаться.

— Прикажите убавить парусов, — скомандовал Чичагов, — пускай герцог видит, что мы ждём его безбоязненно.

Адмирал вдруг подозвал командира:

— Распорядитесь выставить люки в наветренном борту и пускай несколько матросов искупаются. Быть может, это поторопит шведов на встречу с нами.

Через два часа корабли авангарда шведов сблизились на дистанцию огня и произвели первые залпы. Началась перестрелка авангардов. Постепенно в сражение втянулись корабли основных сил кордебаталии. Имея преимущество в ветре, шведская эскадра теряла возможность вести прицельный огонь. Дым от собственной пушечной стрельбы сносило на линию кораблей русской эскадры, и наводить орудия приходилось ориентируясь по мачтам и такелажу. Впрочем, русским канонирам приходилось наводить орудия почти вслепую. Сплошные клубы дыма смешивались с наносимой ветром пеленой от неприятельских залпов и сплошь окутывали борта кораблей. Судя по характеру начавшейся перестрелки, чувствовалось, что флагманы обеих эскадр не намерены рисковать и стараются избегать решительной схватки. И всё же продолжавшаяся с «двух часов пополудни до самого вечера» артиллерийская дуэль нанесла обеим сторонам ущерб.

Заметив перестроение русской эскадры в боевой порядок, шведы поставили полные паруса и легли курсом на Карлскрону. Чичагов не оставлял своего намерения и продолжал погоню.

Слабый ветер и наступившая темнота помогли эскадре герцога уйти от погони и ретироваться в свою главную базу.

Ещё накануне сражения Чичагов предписал Козлянинову идти на соединение. Спустя пять дней обе эскадры встретились. Теперь по количеству боевых кораблей силы русской и шведской эскадры уравнялись. Однако флот Густава III не проявлял желания вступать в схватку и напрочь укрылся в Карлскроне. Полностью владея обстановкой и убедившись, что шведы явно уклоняются от сражения, Чичагов увёл корабли в Ревель.

Корабли приводили себя в порядок, готовились крейсировать в дозорах.

Зима 1790 года на Балтике выдалась на редкость тёплая, и погода носила переменчивый характер. В ноябре лёгкие морозы сковали Ревельскую бухту, но внешний рейд оставался чистым ото льда. Потом вдруг зарядили дожди, и весь лёд враз растаял. В конце января подморозило бухту, а спустя неделю наступила оттепель, которую сменили вновь холода, и Ревельская бухта замёрзла.

Частые и резкие изменения погоды играли на руку шведам. Основная акватория Финского залива в эту зиму не замерзала, и шведские корабли плавали свободно. Кронштадтская же и Ревельская эскадры разоружались на зиму, к активным действиям готовы не были, а меняющаяся обстановка усугубила положение. Швеция получила деньги от Англии и Пруссии, увеличила сухопутную армию, а флот довела до 350 гребных судов.

Располагая флотом до 40 линейных судов, Густав III предполагал вначале уничтожить зимовавшую в Ревеле эскадру Чичагова, а затем по частям уничтожить разбросанные по разным местам отряды гребного флота. В дальнейшем, перехватив инициативу, король намеревался блокировать Кронштадт, высадить десант к Ораниенбауму и двинуть войска на Петербург, осуществив первоначальный замысел войны.

Кампания началась с конфуза для русских.

В начале февраля адмирал Чичагов по делам уехал в Петербург. Шведские корабли, воспользовавшись свободной ото льда чистой водой, крейсировали вплоть до острова Сескар. Убедившись в отсутствии наших кораблей, два шведских фрегата, подняв голландские флаги, 6 марта неожиданно вошли в гавань Балтийского порта и застали врасплох небольшой гарнизон городка Регервик.

Комендант порта полковник де Роберт, увидев шведские корабли, растерялся и никакого противодействия не оказал. В крепости находилось 40 орудий и 300 солдат, но сторожевой службы не было.

Шведы с фрегатов высадили десант всего в 50 матросов, захватили и заклепали неохраняемые орудия, открыли с кораблей стрельбу по городу и крепости. Де Роберт капитулировал, сдался в плен, а шведы потребовали 4 тысячи контрибуции с мирных жителей, угрожая разгромить дома горожан. На помощь в Регервик выслали из Ревеля 700 солдат, но было поздно — шведы в тот же день забрали десант и ушли в море.

Екатерина негодовала:

— Негодяй де Роберти сделал постыдную капитуляцию — магазины выжжены, пушки заклёпаны и от города заплачено четыре тысячи рублей. Что же он спас? Хочу знать. Себя только.

Возвратившись в Ревель, Чичагов начал вооружать корабли. Рассчитывать приходилось только на собственные силы. Кронштадт не поспевал.

В Кронштадте в середине апреля сильные восточные ветры согнали воду, и в гавани тяжёлые линейные корабли сели на дно. Экстренно сбрасывали пушки за борт, чтобы корабли вывести на рейд. Кронштадтская эскадра явно не успевала к Ревелю. В последних числах апреля Чичагов вызвал на «Ростислав» командиров. Адмирал изложил план действий:

— Судя по всему, шведы не сегодня-завтра предпримут атаку. У них превосходство в пушках более чем в два раза. Отражать неприятеля будем на якорях. Диспозиция эскадры следующая.

Чичагов обозначил позиции кораблей на карте.

— Первая линия из линейных кораблей, отступая на два кабельтовых от неё, против монастыря Святой Бригитты, вторая линия из фрегатов, в центре, по обе стороны от «Ростислава» — фрегаты «Слава» и «Подражеслав». Фрегатам вести огонь в интервалах. Позади фрегатов третья линия из семи катеров.

Чичагов сделал паузу, отошёл от карты и продолжал:

— Неприятель имеет превосходство огнём и манёвром. Но узость бухты не предоставит ему большой свободы. Пушечные залпы производить по рангоуту и парусам. Сокрушив снасти и паруса, мы затрудним им манёвр, а выучкой канониров покроем преимущество их в пушках.

…На следующий день появилась на горизонте шведская эскадра. Неприятельская эскадра лежала в дрейфе севернее Наргена. В предрассветных сумерках 2 мая на флагманском корабле «Густав III» в салон флагмана, генерал-адмирала герцога Карла Зюдерманландского, вызвали командира корабля подполковника Клинта.

Несмотря на ранний час, герцог, одетый по полной форме, сидел в кресле, допивая горячий шоколад со сливками, даже на корабле он не изменял своим привычкам.

— Его величество запретил мне в нынешней кампании подвергать свою жизнь опасности и ввязываться в боевые стычки с русскими.

Поставив чашку на столик, герцог встал:

— Передайте на фрегат «Улла-Ферзен» подойти к борту.

Клинт понимающе склонил голову, а герцог продолжал:

— Я перейду на фрегат со своим штабом и буду находиться за линией баталии. Генерал-адмиральский флаг не спускайте, здесь останется мой адъютант. Подданные короля должны чувствовать наше присутствие в сражении с русскими. Однако, — закончил герцог, — следите за моими сигналами и дублируйте их от имени флагмана.

— Будет исполнено, ваше высочество, — откланялся Клинт.

В лучах восходящего солнца эскадра начала перестроение в боевой порядок, постепенно вытягиваясь в кильватерную колонну. Герцог окинул взглядом армаду своих кораблей. На этот раз превосходство должно, наконец-то, сломать русских. Внезапно лицо генерал-адмирала омрачилось. В зрительную трубу чётко просматривалось, что «Таррер-Гетен», шедший в строю, замешкался с парусами, рыскнул в сторону и замер как вкопанный.

Было видно, как спешно отдают снасти, и все паруса тотчас убрали.

На эскадре Чичагова враз заметили промашку неприятеля и определили, что он сидит на мели, севернее Наргена.

«Всё, на семь десятков пушек у шведа убыло, и то ладно», — подумал Чичагов и ещё раз взглянул на вымпела.

Ветер от веста покрепчал.

— Поднять сигнал: «Подобрать восточные шпринги», — распорядился он.

Приняв сигнал, корабли медленно разворачивались правым бортом к неприятелю, неспешно приближающемуся с севера. Завтракали команды нынче спозаранок. Перед боем матросу надобно подкрепиться. Чичагов подозвал Одинцова, командира «Ростислава».

— Передать на корабли: «Команде разрешается обедать, но сделать это поспешно».

Спустя час головной корабль шведов довольно резво спускался под ветер, с каждой минутой сокращая дистанцию. На «Ростиславе» взвились флаги: «Приготовиться к бою». Повсюду на кораблях воцарились минуты напряжённого ожидания предстоящего боя. Матросы и офицеры, как положено, переоделись в чистое бельё. В батарейных палубах, опер-деках стояла напряжённая тишина. Даже обычно балагурившие матросы невольно притихли, молча всматриваясь в откинутые настежь порты, стараясь первыми увидеть вражеские корабли. Все они давно стояли по своим местам. Банники, ганшпуги, шнуры от пушечных замков были в руках у канониров, и только лёгкий дымок курился от запальных фитилей.

Первый выстрел недолётом по переднему кораблю произвёл «Изяслав». Значительно посвежевший ветер между тем усилил волнение, и накренившиеся шведские корабли слегка раскачивало. Шведы решили повернуть через фордевинд на левый галс и атаковать, проходя вдоль всей линии русской эскадры.

Первый же залп шведов выявил недостаток их манёвра. Головной «Дристикгетен» произвёл залп, повернув на большом ходу, сильно накренился на правый борт. Нижняя батарейная палуба почти ушла в воду, а верхняя открылась для русских командоров. Этот залп шведов успеха не имел, ядра рикошетировали и падали в воду с недолётом.

Ответные залпы русских канониров били прицельно и метко. С рваными парусами и перебитыми снастями «Дристикгетен» спешно уходил к острову Вульфу. Такая же участь постигла следующий 74 пушечный «Роксен Стендер». Получив тяжёлые повреждения, он в довершение сел на мель у острова Вульфа.

Вот показался флагман «Густав III». Едва он стал приводиться к ветру, как метким выстрелом с «Ярослава» убило матроса на грот-марсе. Падая вниз, тот попал на блок подветренного фока-браса. Его куртку и руку заело на блоке. Матросы бросились отдать снасти, чтобы освободить шкив, но одним ядром с «Ростислава» убило семь человек. Фор-марсель заполоскало, парус лёг на стеньгу, и «Густав III», потеряв ход, начал дрейфовать к «Ростиславу». Оттуда на него посыпались ядра и картечь, а экипаж приготовился взять его на абордаж. Между кораблями оставалось всего саженей двадцать, когда наконец-то очистили паруса и «Густав III» с трудом выбрался на ветер.

Сопровождаемый залпами с «Болеслава» и «Победоносца», с изорванными парусами, перебитой грот-стеньгой он едва ушёл под нижними парусами… Заднему мателоту флагмана 64 пушечному «Принцу Карлу» ещё больше не повезло. На повороте ему перебило грот и фор-стеньги, сплошной шквал огня накрыл палубу и борта потерявшего управление корабля. Всего 10 минут прошло с начала схватки, и капитан принял единственное решение: «Принц Карл» стал на якоря, спустил шведский флаг, и под крики «Ура!» на корме затрепетал на ветру Андреевский стяг. Такая же участь чуть было не постигла следовавшую за ним «Марию Магдалину», но «Принц» невольно прикрыл его от русских пушек своим корпусом.

В эти самые минуты на «Улла-Ферзене» герцог уже не терзал себя сомнениями — исход сражения был предрешён. Участь «Принца Карла» могут разделить ещё девять кораблей, не вступивших в сражение.

— Сигнал по эскадре: «Прекратить сражение. Отойти к норду», — произнёс побледневший Карл Зюдерманландский.

Глядя вслед улепетывающим шведам, Чичагов был доволен. Пленён линейный корабль, вдали полыхает, приткнувшись на мели, «Роксен Стендер». У выхода из бухты на мели возле Наргена с «Таппер-Гетена» спешно сбрасывали пушки за борт. Потери неприятеля в людях не менее двухсот человек, захвачено в плен пятьсот шведов.

— Капитаны понесли потери, — сообщил адъютант, — восемь убитых, двадцать семь раненых.

— Поднять сигнал: «Бой кончить. Капитанам прибыть на флагман, — довольным тоном произнёс Чичагов. — Теперь главное — привести в порядок корабли, набрать экипаж для пленённого „Принца Карла“, ввести его в строй и двинуться на помощь к Крузу в Кронштадт. Шведы наверняка не угомонятся, попытаются наверстать упущенное».

Вскоре поступил высочайший указ о награждении Чичагова орденом Святого апостола Андрея Первозванного.

Получив в Ревеле от ворот поворот, шведы не угомонились.

Герцог Карл, едва оправившись от потерь у Ревеля, решил взять реванш, о чём сказал на совете флагманов:

— Наши потери немалые, но и русских мы потрепали. Пока что они не собрались с силой, предполагаю атаковать эскадру в Кронштадте. Там кораблей вдвое меньше наших.

Он вопросительно посмотрел на своих флагманов — Модея, Лейонанкера, Норденшельда.

— На Кронштадт, — вставая, решительно ответил Норденшельд. — Надобно проучить наконец-то русских увальней.

— На Кронштадт! — вторили ему оба флагмана.

Из Карлскроны подошло подкрепление: два линейных корабля и фрегат.

Ровно через три недели после Ревельского сражения на меридиане Красной Горки встретились эскадры шведского генерал-адмирала и Кронштадтская эскадра вице-адмирала Круза. Корабли Круза были вооружены наспех, не хватало людей. Перед выходом ни корабли прислали армейских офицеров, а вместо матросов — денщиков и арестантов.

Эскадры встретились 23 мая. Два дня с перерывами продолжалось сражение. Но шведы не дошли до Кронштадта. К концу сражения у них кончились боеприпасы, а главное, с запада подходила на помощь эскадра Чичагова. Шведы отошли на север и укрылись Выборгской бухте. Здесь под предводительством самого короля собрались около сотни парусных и двухсот гребных военных судов. Адмирал Чичагов установил блокаду шведского флота. Почти все русские флагманы высказались за решительные действия. Все требовали батарей на северных мысах, брандеров и общего сражения, все горели желанием идти в атаку.

Но верный своей тактике опытный Чичагов не рисковал понапрасну.

«У шведов как-никак более двух десятков линейных кораблей, десяток фрегатов, тыщи две пушек, сотня галер, — размышлял умудрённый адмирал, — у меня примерно столько. Шведы пойдут напролом, им терять нечего, а мне сберечь флот надобно».

Заблокировав все верные проходы кораблями, Чичагов допустил одну оплошность: не соорудил батарею на мысе Крюсерорде. Адмирал полагал, что шведы будут основными силами прорываться северным фарватером.

Почти месяц шведы ждали попутного ветра, и в ночь на 22 июня двинулись на прорыв. Ожесточённый бой продолжался больше шести часов. Большая часть шведских кораблей всё-таки прорвалась, и в погоню за неприятелем двинулась эскадра Чичагова. Итог сражения — наш флот пленил 21 судно, 4 линейных корабля, фрегат, 4 галеры. Было уничтожено более сорока судов, в том числе три линкора, два фрегата.

Русский флот потерь в кораблях не имел.

За Выборгское сражение Василий Чичагов, единственный из моряков, был награждён орденом Святого Георгия I степени.

Вскоре шведы угомонились, поняли, что морские ворота в Россию им не открыть, запросили мира.

Чичагов продолжал быть за старшего флагмана в Адмиралтейств-коллегии. С приходом к власти Павла I Чичагов не ужился с его фаворитом Кушелевым и подал в отставку. Уходил со спокойной совестью. За всю службу не проиграл ни одного сражения, не потерял в бою ни одного корабля.

Скончался Василий Яковлевич Чичагов в апреле 1809 года. В последний путь провожал его император Александр I. Сын Чичагова Павел[14] в ту пору уже был адмиралом, министром военных морских сил.