Русские полководцы XIII-XVI веков

Даниил Галицкий

"Велику мятежу воставшю в земле Руской…" Такими словами безымянный южнорусский летописец XIII столетия начал рассказ о жизни и подвигах князя Даниила Галицкого. И хотя "мятеж", о котором он говорит, вспыхнул в 1206 г., когда Даниил имел лишь четыре года отроду и был пока лишь игрушкой в чужих руках, но до седых волос, до самой своей кончины в 1264 г. этот человек оставался вечным мятежником, не желавшим покоряться обстоятельствам, склонять голову перед чужой силой.

Будущий король Галиции родился в 1202 г. в семье знаменитого князя Романа Мстиславича — правнука Владимира Мономаха по отцовской линии и внука объединителя Польши князя Болеслава Кривоустого по линии матери. Сам Роман был женат на дочери одного из волынских бояр Анне.

Стольный Владимир — древний город, основанный еще крестителем Руси князем Владимиром Святославичем на берегу тихой речки Луги, притока Западного Буга, — стал цитаделью Романа. Здесь он обосновался в 1170 г. после недолгого княжения в Новгороде. Отсюда отправлялся в походы за славой и золотом.

Далекое прошлое взывает к будущему не только со страниц летописей. Его свидетели — древние здания и сооружения — полны желания поделиться своими воспоминаниями. Нужно только уметь слушать и понимать их глухую, невнятную речь. Память о временах Романа и Даниила и доныне хранит величавый Успенский собор во Владимире-Волынском. Здесь в сумрачной нише, вырубленной в толще стены, лег на вечный покой строитель храма князь Мстислав — отец Романа; здесь, у могилы деда, так часто стоял в раздумье доблестный Даниил.

Поставленный на широкой ладони взгорья, собор, словно корабль, плывет над зелеными равнинами Волыни. И чудится, будто океан времени шумит и пенится около его тяжелых холодных стен. А рядом, чуть поодаль — могучий венец земляного города. Заросший бурьяном и кустарником, исхоженный и засиженный скучающими обывателями, он подобен свернувшемуся кольцом огромному дремлющему зверю. И, может быть, снятся ему черные толпы идущих на приступ литовцев и татар, всполохи пожаров, тревожное гуденье колоколов…

Славен и богат был в древности Владимир. Но нет предела человеческим страстям: "Того добыв, другого желаем!" — сокрушался еще в XIII в. епископ Серапион. Неуемен был в своих желаниях и князь Роман. Тесен стал ему стольный град Волыни. В 1199 г. он перебрался на княжение в Галич — столицу Юго-Западной Руси. Жестоко расправившись с богатым и властным галицким боярством — казнив одних и выслав других, он стал правителем обширной и многолюдной области.

Стремясь объединить под своей рукой всю Южную Русь, Роман в 1202 г. согнал с киевского "стола" представителя смоленской династии князя Рюрика Ростиславича и заменил его своим ставленником — князем Ингваром Луцким. Политический кругозор Романа был очень широк. Не ограничиваясь победами над внутренними врагами, он предпринял успешную войну с половцами, завязал дружеские отношения с Византией. С ним вынуждены были считаться правители Венгрии, Польши и Литвы. В 1205 г. Роман втянулся в польско-немецкие конфликты и задумал далекий поход на запад: через Малую Польшу он хотел пробиться в Саксонию. Однако в битве у Завихоста с войском своих двоюродных братьев Лешко Краковского и Конрада Мазовецкого Роман был убит.

Военные успехи Романа, его впечатляющие замыслы и неистощимая энергия поражали современников. Сообщая о его кончине, летописец восклицает: "Он победил все языческие народы мудростью своего ума, следуя заповедям Божиим: устремлялся на поганых, как лев, свиреп был, как рысь, истреблял их, как крокодил, проходил их землю, как орел, храбр был, как тур, следовал деду своему Мономаху, который погубил поганых измаильтян, называемых половцами…" (8, 237).

Достоинства Романа признавали и его враги. Яркое и лаконичное описание жизни и гибели этого князя дал средневековый польский хронист Матвей Стрыйковский: "Сей Роман галицкий храбростию и свирепостию многие грады руские себе покори, ятвяж и литву колико крат победи, киевского великого князя за непокорность сверже и постриже, многое имение собра и всем окрестным был страшен; он себя королем руским именовал. В 1204 году иде в Польшу и около Люблина повоева, в Сандомирской земле многое разорение учинил и неколико городов, взявше, укрепил; в 1205-м иде второе за Вислу и, разоряя, стоял при Завихосте. Тогда приидоша Лешек, король польский, и Конрад, князь мазовецкий, с войски немалыми на неустроившагося Романа и, внезапно нападше, первое под ним лошадь убили, потом он сел на другую, мужественно наступал, и тут от гоняющих убит в день Гервасия и Протасия (14 октября)" (перевод В. Н. Татищева).

Как это часто бывало в ту эпоху, с кончиной правителя рухнула и вся созданная им держава. Стремясь сохранить Галич за своими малолетними сыновьями, вдова Романа княгиня Анна обратилась за помощью к венгерскому королю Андрею II. Однако это не помогло. Галицкие бояре хорошо помнили тяжелую руку Романа и не хотели видеть у себя его сыновей. Княгиня с детьми вынуждена была бежать из Галича к себе на Волынь. Но и там она не обрела покоя. Узнав о намерении местной знати выдать ее галицким боярам, Анна тайно уехала из Владимира. Маленького Даниила вывез из города его воспитатель ("дядька") Мирослав, посадив его перед собой на коне и укрыв плащом. Городской страже не велено было выпускать семью Романа. Младшего брата Даниила, Василька, спасла кормилица и некий "поп Юрий": они вынесли младенца через дыру в городской стене.

Для сыновей Романа и их матери началась горькая пора скитаний, жизни на положении "бедных родственников" при дворе той или иной правящей особы. Поначалу их приютил князь Лешко Краковский — недавний враг Романа, косвенный виновник его гибели. Вскоре он отправил Даниила к венгерскому королю Андрею II, а его мать и брата оставил у себя.

Между тем в Галичине и на Волыни у власти оказались мелкие князья, прежде служившие Роману, а также приглашенные местным боярством Владимир, Роман, Святослав и Ростислав Игоревичи — сыновья главного героя "Слова о полку Игореве". Они враждовали друг с другом, призывая на помощь венгров и поляков. А в это время северные соседи — ятвяги и литовцы — совершали опустошительные набеги на Волынь.

Устав от постоянных войн и чужеземных вторжений, городское население и часть знати Волыни и Галичины все чаще вспоминало о находившихся в изгнании сыновьях Романа. Одни связывали с ними надежду на установление мира и порядка, другие надеялись, пользуясь их малолетством, править за их спиной. Развитие событий ускорила неосмотрительная политика Игоревичей. Чувствуя скорый конец своей власти, они учинили в Галиче настоящую резню, уничтожив около пятисот бояр и их слуг. Позднее им пришлось жестоко поплатиться за эту расправу. В 1211 г. уцелевшие бояре, не пожалев средств, выкупили Романа и Святослава Игоревичей из венгерского плена и повесили их.

В 1209 г. власть Романовичей признал один из крупнейших городов Волыни — Берестье. В 1211 г. по просьбе некоторых бежавших от Игоревичей галицких бояр венгерский король послал на Галич войско, которое овладело городом. Прибывший с венграми Даниил был провозглашен галицким князем. Вскоре в Галич вернулась и его мать. Однако уже через год они вынуждены были покинуть Галич и вернуться в Венгрию. В Галиче провозгласил себя князем боярин Володислав.

В 1214 г. венгерский король, заключив союз с краковским князем Лешко, захватил Галич и посадил здесь князем своего четырехлетнего сына Коломана, незадолго до этого обрученного с трехлетней дочерью Лешко. Примерно тогда же Даниил с матерью при помощи поляков вернулись в столицу Волыни — Владимир.

Лишь в 1219 г. русские князья Мстислав Удалой и Владимир Рюрикович Киевский очистили Галичину от венгров. Мстислав прочно и надолго занял галицкое княжение (1219–1228). Волынь по-прежнему оставалась под властью Анны и ее сыновей.

В 1219 г. Даниил женился на дочери Мстислава Удалого Анне. Согласно представлениям того времени это означало начало его самостоятельного правления, полное совершеннолетие. Вскоре его мать приняла монашеский постриг и отошла от участия в политической борьбе. Став зятем Мстислава Удалого, Даниил обрел в его лице покровителя и хорошего наставника в полководческом искусстве. При молчаливом одобрении Мстислава Даниил в 1219 г. вытеснил поляков из западных областей Волыни. Вскоре они вместе действовали против венгров.

Авторитет Даниила возрастал. Союза с ним искали литовские князья, которых он умело использовал в своей борьбе с польскими притязаниями. В ту пору воины служили не отвлеченной идее, а конкретному лицу. Многое в судьбе политического деятеля зависело от его личных качеств. Даниил был смел и удачлив. Постепенно вокруг него складывается ореол героя. Когда в 1219 г. он с небольшим отрядом шел на соединение с Мстиславом Удалым, на их пути встал полк боярина Глеба Васильевича. В ходе боя Даниил лично погнался за вражеским предводителем и "гнал его больше поприща. Тот убежал от него благодаря резвости своих коней. Когда Даниил возвращался, он ехал один среди врагов, а те не смели на него напасть" (8, 253).

Когда Даниил встретился наконец с Мстиславом, тот в знак высочайшего уважения подарил ему своего лучшего коня. Судьба готовила двум героям новое, самое тяжкое испытание: в приазовских степях появился неведомый и оттого особенно страшный враг — татары.

Уходящий 1222 год киевский летописец проводил лаконичной фразой: "Не бысть ничто же"* — "Не было ничего" (8, 256). Это означало, что год прошел на редкость спокойно, без обычных княжеских усобиц и набегов степняков.

Не часто встречались в летописях начала XIII в. такие записи, не часто выпадали мирные годы. Русская земля жила в этот год своей обычной жизнью. Крестьяне поднимали пашню, бросали в землю семена будущего урожая. В городах трудились искусные ремесленники, подсчитывали доходы оборотистые "гости" — купцы. В Новгороде приняли на княжение сына владимирского князя Юрия — молодого Всеволода Юрьевича, "и бысть мирно", с удовлетворением замечает летописец. В Ростове строили новый белокаменный собор; в Суздале золотили дивные церковные двери, украшенные затейливым орнаментом и сценами из Священного писания; в Нижнем Новгороде на холме у слияния Оки и Волги возводили мощную крепость — опору русского влияния на Средней Волге. По всей Русской земле, куда ни посмотри, шла непрерывная созидательная работа…

В то время как Русская земля доживала последний год мира и покоя, в степях между Доном и Волгой уже началась небывалая война. Вырвавшись из кавказских ущелий на степной простор, монгольское войско, которым командовали опытные полководцы Чингисхана — Джэбэ и Субэдэй, разгромило выступивших против них аланов — предков современных осетин. Вслед за этим завоеватели набросились на обитателей приазовских степей — половцев.

В самом конце XII в. русско-половецкие войны затихают. Князья все чаще ищут дружбы с половцами, стремясь использовать их в усилившихся междоусобных войнах. Одновременно идет христианизация половцев. Примечательно, что сильнейший из половецких ханов начала XIII в., сын Кончака, носил христианское имя Юрий.

Помощью степняков не раз пользовался и Мстислав Удалой. Женатый на дочери половецкого хана Котяна, он был в дружеских отношениях со многими половецкими предводителями. Именно они помогли ему в 1221 г. вернуть занятый венграми Галич. Вполне понятно, что теперь, когда опасность нашествия чужеземцев нависла над половцами, они обратились за помощью прежде всего к Мстиславу Удалому.

Связанный с половцами родством и союзом, Мстислав весной 1223 г. не смог отказаться от рискованного похода в глубь степей. Конечно, не остались без внимания и богатые дары, принесенные половцами.

Согласившись помочь степнякам, Мстислав начал действовать по всем правилам междукняжеских отношений. Согласно древней традиции, борьба с натиском кочевников считалась общим делом всех русских князей. Перед лицом степной угрозы забывались старые счеты, прекращались усобицы. Для обсуждения плана совместных действий Рюриковичи собирались на "снем" — княжеский съезд. И хотя на сей раз врагом оказались не половцы, а какие-то неведомые "татары", о которых "никто точно не знает, кто они, и откуда появились, и каков их язык, и какого они племени, и какой веры" (8, 133), — порядок действий оставался тем же.

На княжеском съезде в Киеве весной 1223 г. первыми говорили три старших по положению князя, три Мстислава — Мстислав Мстиславич Удалой, князь Галицкий, его двоюродный брат Мстислав Романович, князь киевский, по прозвищу Мстислав Старый, и Мстислав Святославич Черниговский.

Мстислав Старый, так же как и Удалой, происходил из рода смоленских князей. Это был князь-бродяга, сменивший немало княжеских "столов" и княжений, прежде чем попасть в Киев. Будучи близкими по крови, часто выступая заодно, Мстислав Удалой и Мстислав Старый не любили друг друга. Тлевшая между ними вражда вспыхнула ярким пламенем во время совместного похода против татар весной 1223 г.

Третий Мстислав, князь черниговский и козельский, был довольно скромным представителем буйного племени черниговских Ольговичей. Его прадед, знаменитый черниговский князь Олег "Гориславич", считался главным зачинателем княжеских усобиц на Руси. Правнук же ничем особенным не отличался, кроме одной победной схватки с литовцами. Он был женат на осетинке и потому должен был испытывать к татарам, только что разгромившим аланов (осетин), особую неприязнь.

Кроме трех Мстиславов, на совете в Киеве присутствовали "молодые" князья — Даниил Романович Волынский, Михаил Всеволодович Черниговский, сын Мстислава Старого Всеволод и другие.

Княжеский съезд выслушал мнение Мстислава Удалого. "Поможем половцам, — говорил Удалой. — Если мы им не поможем, то они перейдут на сторону татар, и у тех будет больше силы, и нам хуже будет от них" (8, 155).

Слушая речь Удалого, одобрительно кивал и Мстислав Старый. Ведь совсем недавно, узнав о победах татар в Хорезме, Персии и на Кавказе, он при всех гордо заявил: "Пока я нахожусь в Киеве — по эту сторону Яика, и Понтийского моря, и реки Дуная татарской сабле не махать" (8, 161). Своим изречением Мстислав хотел сказать, что, пока он жив, пока княжит в Киеве, татары нигде не посмеют напасть на Русь.

Пройдет совсем немного времени, и летописцы припомнят Мстиславу, уже мертвому, казненному татарами на берегу Калки, его горделивую фразу: своим хвастовством князь накликал беду.

Не все князья соглашались идти в опасный и трудный поход на татар ради защиты половцев. На съезде в Киеве разгорелись споры. Половцы клялись в дружбе, подносили князьям богатые дары. Половецкий князь по имени Бастый, чтобы доказать свою преданность Руси, здесь же, в Киеве, принял крещение. И наконец княжеский съезд принял решение: без промедления выступить на помощь половцам.

По всей южной Руси запели боевые трубы, зазвенели боевые доспехи, развернулись на ветру громадные, "словно облаки", княжеские знамена.

Три Мстислава послали гонцов на север, к могущественному князю Юрию Всеволодовичу Владимирскому, чей златоверхий терем за много верст виден был на высоком берегу Клязьмы. Далеко было Юрию до половецких степей, мало трогали его призывы о помощи старых соперников — князей киевского и черниговского. И все же не посмел владимирский князь отказаться от участия в общерусском деле: выслал на помощь трем Мстиславам своего племянника — ростовского князя Василька с дружиной. Но трудны были весенние дороги сквозь московские и брянские леса. Едва успел Василько добраться до Чернигова, как уже пришла страшная весть о гибели русского войска "в земле незнаемой", на берегах никому прежде не ведомой речки Калки…

Судьба подарила князю Васильку еще 15 лет жизни. Но настанет и его час сложить голову под татарскими саблями. Такой же солнечной, дружной весной 1238 г. плененный воинами Батыя Василько был казнен ими, где-то в дремучих лесах за Волгой…

Три Мстислава решили двигаться навстречу врагу, сразиться с татарами в "поле половецком", как называли тогда половецкие степи. Узнав о русско-половецком союзе, татары направили послов к русским князьям. "Слышали мы, что идете вы против нас, послушавшись половцев, — говорили послы. — А мы вашей земли не занимали, ни городов ваших, ни сел ваших, и пришли не на вас. Но пришли мы, посланные Богом, на конюхов и холопов своих, на поганых половцев, я вы заключите с нами мир. И если прибегут половцы к вам, вы не принимайте их и прогоняйте от себя, а добро их берите себе. Ведь мы слышали, что и вам они много зла приносят, поэтому мы их также бьем" (8, 155).

Эти вкрадчивые, льстивые слова были очень похожи на те речи, с которыми всего лишь год назад, готовясь напасть на аланов, обращались татары к самим половцам. "Мы и вы — один народ и из одного племени, аланы же нам чужие, — говорили тогда монголы. — Мы заключим с вами договор, что не будем нападать друг на друга, и дадим вам столько золота и платья, сколько душа ваша пожелает, только предоставьте их (аланов) нам" (27, 243).

Русские князья остались верны своему слову. Второе монгольское посольство, как и первое, осталось без ответа. Три Мстислава шли по правому берегу Днепра все дальше на юго-восток, навстречу неведомому врагу. Возле острова Хортицы, на расстоянии около 500 километров от Киева, русские дружины соединились с половцами. Вскоре на другом берегу показались татары. Мстислав Удалой с тысячей воинов, перейдя Днепр вброд, внезапно напал на татарский сторожевой отряд и разбил его. Оставшиеся в живых татары заняли оборону на вершине древнего кургана. Окруженный со всех сторон русскими и половцами, предводитель татарского сторожевого отряда Гемябек решил спасти свою жизнь. Он спрятался в яме и велел воинам забросать его землей. Вскоре русские и половцы овладели курганом. Половцы обнаружили заживо погребенного. Получив разрешение героя этой схватки Мстислава Удалого, они казнили хитрого воеводу.

Татарские отряды были отброшены от Днепра. Теперь можно было начинать переправу основных сил. Это была непростая задача. Множество ладей двинулось по быстрым водам широко разлившегося Днепра, внимательно следили за переправой три князя, три Мстислава.

Повсюду слышен был скрип уключин, надсадные крики гребцов. Вот ткнулась в береговой песок еще одна ладья. В ней — храбрые путивличи. С высоких берегов Сейма привыкли они далеко глядеть в степь. Им ли остановиться на краю Поля Половецкого!

А вот и "галицкие изгнанники" — мятежные бояре, бежавшие от гнева своего князя Романа Мстиславича и поселившиеся с семьями, со дворами и слугами в низовьях Днестра. И они решили послужить общему делу: собрали множество воинов и, снарядив тысячу ладей, поплыли вниз по Днестру в море, потом вдоль берега моря до устья Днепра, а оттуда вверх по Днепру — к Хортице. Во главе "выгонцев галичских" — опытные воеводы Юрий Домамерич и Держикрай Владиславич.

А вот сходят на берег, сдерживая, вздрагивающих коней, дружинники из Курска. Это о них говорил герой "Слова о полку Игореве" "буй-тур" Всеволод, князь курский:

А мои-то куряне — опытные воины,

под трубами повиты,

под шлемами взлелеяны,

с конца копья вскормлены,

пути им ведомы,

овраги им знаемы,

луки у них натянуты,

колчаны отворены,

сабли изострены,

сами скачут, как серые волки в поле,

ища себе чести, а князю славы.

И не раз, должно быть, вспоминалось русским князьям в этом походе знаменитое "Слово". Ведь и они, подобно князю Игорю, шли в глубь степей, в самое сердце Поля Половецкого. Конечно, сил у них было куда больше, чем у Игоря, но ведь и враг был не тот, что прежде. Он страшен был уже одной своей неизвестностью, загадочностью. Недаром же говорили книжники-монахи, что неведомые пришельцы, сокрушившие аланов и половцев, и есть те самые племена медиантов, которые некогда были побеждены и изгнаны в пустыню Етривскую библейским полководцем Гедеоном. Это о них, говорили монахи, пророчествовал в древности Мефодий, епископ Патарский: "Придет время — явятся они снова и пленят всю землю… И возложат они тяжкое ярмо на выю всем другим людям, и не будет народа или царства, которое смогло бы противостоять им…"

Переправившись на левый берег Днепра, русско-половецкое войско двинулось на восток. Вскоре впереди показался татарский отряд. Первыми его заметили ехавшие впереди "молодые" князья. Бой с татарами был недолгим. Обратившись в бегство, они оставили победителям свои стада и имущество.

Первая крупная победа вдохновила воинов. Всем хотелось завершить столь ударно начавшуюся войну полным разгромом врага. Не теряя времени, армия трех Мстиславов двинулась по следам татар. Восемь дней длилось преследование. Кругом лежала бескрайняя цветущая степь. Наконец впереди заблестела полоска воды. Это была небольшая степная речка Калка. Здесь, недалеко от Азовского моря, утомленные русские полки остановились и разбили лагерь. Высланные вперед дозоры вскоре заметили татар. Стало ясно, что враг где-то неподалеку…

Найти истину среди противоречивых свидетельств различных летописей иногда бывает очень трудно. Примером может служить описание битвы на Калке. Одни летописи возлагают вину за поражение на Мстислава Удалого, другие — на Мстислава Киевского, третьи — на половцев. Сопоставляя летописные известия, можно лишь в общих чертах представить ход событий.

Узнав о близости татар, Мстислав Удалой вместе со своим зятем Даниилом Волынским переправился на другой берег Калки. Там они и поставили свои шатры, отдалившись на значительное расстояние от основного войска.

31 мая 1223 г. произошла печально знаменитая битва на Калке. Первыми двинулись татары. Увидев приближающиеся татарские полки, Мстислав Удалой бросился вперед. Два других Мстислава оставались в главном лагере, ничего не зная о начавшейся битве. Однако победить татар на это раз оказалось совсем не так просто, как думал Мстислав Удалой. Ведь недаром Джэбэ и его товарищ Субэдэй-багатур уже двадцать лет ходили в походы под "великим белым знаменем" одного из крупнейших завоевателей в истории Азии (6, 160, 187). Громадный боевой опыт полководцев Чингисхана умножался стойкостью рядовых всадников. Татары сражались в чужой земле, за много дней пути от дома, и не могли надеяться на спасение в случае неудачи. Они сражались с яростью обреченных.

Постепенно битва разгоралась. В нее втягивались новые и новые русские полки. Подоспели Олег Курский и Мстислав Немой со своими дружинами. Впереди всех геройствовал тяжело раненый, но не замечавший этого в пылу схватки Даниил Волынский. В первых рядах начали битву половцы. Однако вскоре они дрогнули и обратились в бегство, сметая шатры и обозы русского лагеря. На протяжении всей битвы дружины Мстислава Киевского и его родичей стояли на месте. Мстислав понял, что Удалой хотел опередить его, и теперь, стоя на вершине холма, злорадно наблюдал, как редеют галицкие полки, как, истекая кровью, покидает поле битвы Даниил Волынский.

Собрав остатки своих дружин, Мстислав Удалой и Даниил решили поскорее уходить назад, к Днепру. Судьба хранила их: оба живыми вернулись на Русь.

Мстислав Киевский решил укрепиться на высоком каменистом берегу Калки и ждать, пока татары уйдут прочь. Возможно, Мстислав Старый надеялся, что все татары кинутся в погоню за бегущими, оставив поле боя. Но князь ошибся. В то время как большая часть татарского войска бросилась в погоню за русскими и половцами, два воеводы — Чегирхан и Тешухан — остались осаждать лагерь Мстислава.

Три дня штурмовали татары эту наспех сооруженную из бревен и камней крепость, но взять ее так и не смогли. Тогда они прибегли к хитрости. Среди них оказался русский воевода, изменник по имени Плоскиня. По поручению татар он вступил в переговоры с осажденными, обещая Мстиславу жизнь и свободу. Послушав Плоскиню, Мстислав приказал прекратить сопротивление. Расплата за малодушие оказалась скорой и жестокой. Перебив безоружных русских воинов, татары уложили связанных князей на землю и придавили толстыми досками. Предсмертные хрипы князей заглушались веселым гоготом победителей: рассевшись на досках, они принялись за обед…

Тяжелы были потери, понесенные Русью в битве на Калке. Преследуя отступавшие русские дружины, татары перехватили и убили шестерых князей, в их числе и третьего Мстислава, князя черниговского.

Из рядовых воинов домой вернулся лишь каждый десятый. Отряды Джэбэ и Субэдэя дошли до Днепра, захватили многие городки по южным окраинам Руси. Пощады не было никому. Татары убивали даже тех, кто, поверив их обещаниям, сдавался без боя. "И был плач и вопль во всех городах и селах", — заканчивает летописец (8, 159).

И все же в 1223 г. Джэбэ и Субэдэй не решились глубоко вторгаться в русские земли. Пограбив окраины Руси, они повернули коней на восток и ушли за Яик, на соединение с основными силами армии Чингисхана.

Выслушав отчет о действиях "моих дворовых псов", как называл он за их преданность, Джэбэ и Субэдэя, Чингисхан решил, что степи Восточной Европы уже покорены. Он передал их во владение своему старшему сыну Джучи, который был очень обрадован таким подарком. "Во всем мире не может быть земли приятнее этой, воздуха лучше этого, воды слаще этой, лугов и пастбищ обширнее этих", — говорил он о половецких степях.

Однако по-настоящему завладеть Восточной Европой Джучи не успел. Он умер в начале 1227 г. Ходили слухи, будто своенравный Джучи, осмелившийся спорить с отцом, был отравлен по приказанию "Потрясателя вселенной". Уважая волю Чингисхана, его наследник великий хан Угедей объявил, что все земли к северо-западу от Хорезма — Половецкая степь, Русь и далее, "куда только дойдут монгольские кони", — будут принадлежать роду Джучи. Однако прежде эти земли нужно было еще завоевать…

Поражение на Калке не повлияло на расстановку политических сил в Юго-Западной Руси. И Мстислав, и Даниил сохранили свои владения. В 1220-е гг. власть Даниила на Волыни окрепла, распространилась на новые области.

В 1229–1230 гг. Даниил вместе с братом Васильке принял участие в усобице польских князей, начавшейся после убийства боярами краковского князя Лешко в ноябре 1227 г. Волынский князь со своим войском прошли в центральные районы Польши. Здесь он вместе с Конрадом Мазовецким осадил крепость Калиш. Во время осады Даниил действовал очень энергично, рискуя жизнью, лично ездил к городским стенам, отыскивая лучшее место для штурма. Устрашенные решимостью русских, горожане сдались без боя. Оценивая итоги похода Даниила в Польшу, летописец заметил: "Никакой другой князь не входил так далеко в землю Ляшскую, кроме Владимира Великого, который крестил Русскую землю" (8, 273).

В 1230-е гг. Даниил основное внимание уделял борьбе за Галич. В 1230 г. он взял город, но в 1232 г. вынужден был отдать его венграм. В ходе этой войны Даниил счастливо избежал ловушки: заманив его в один из замков на пир, бояре намеревались убить князя.

В 1232 г. близ городка Шумск в южной Волыни произошла битва между Даниилом и венгерским королевичем Андреем, на стороне которого выступили и многие галицкие бояре. Летопись сохранила красочное описание этого боя, который закончился не очень удачно для Даниила, однако ярко обнаружил его принципы ведения боя. "Так как королевич шел по равнине, то Даниилу и Васильку нужно было съехать с высоких гор; некоторые советовали остаться на горах и охранять спуски. Но Даниил сказал: "Как говорит Писание — кто медлит идти в битву, у того робкая душа". И, принудив их, скорее спустился вниз.

Василько пошел против угров, Демьян тысяцкий и другие полки шли слева, а Даниил со своим полком шел посредине. Велик был его полк, ибо состоял из одних храбрецов со сверкающим оружием. Угры, увидев его, не захотели с ним сражаться, а повернулись против Демьяна и на другие полки. Приехали стрельцы с тараном, люди не устояли, были перебиты и разбежались. Когда Демьян сразился с Судиславом, князь Даниил заехал к ним в тыл, и они сражались копьями, Демьяну же показалось, что это все враги и они бегут перед ним. Даниил вонзил свое копье в воина, и копье сломалось, и он обнажил свой меч. Он посмотрел туда и сюда и увидел, что стяг Василька стоит и тот доблестно борется и гонит угров; обнажив меч свой, пошел Даниил на помощь брату, многих он ранил, а иные от его меча погибли. Съехались они с Мирославом; увидев, что угры собираются, наехали на них вдвоем. Те же не выдержали и отступили; другие приехали и сразились, и те не выдержали. Преследуя врагов, они разъехались. Потом он увидел брата, доблестно боровшегося, с окровавленным копьем и изрубленным мечами древком копья.

…Глеб Зеремеевич собрал угров и поехал к стягу Василька. Даниил же приблизился к ним, чтобы вызвать на бой, и не увидел у них воинов, а только отроков, державших коней. Те же, узнав его, пытались мечами убить его коня. Милостивый Бог вынес его из вражьих рядов без ран, только концом острия меча на бедре его коня срезана была шерсть. Он приехал к своим и принудил их выступить против них.

Васильков полк гнал угров до станов их, и стяг королевича подрубили, а другие многие угры бежали, пока не достигли Галича.

Пока они стояли — эти на горе, а те — на равнине, Даниил и Василько понуждали своих людей съехать на них. Но Бог так пожелал за грехи: дружина Даниила обратилась в бегство, а угры не посмели его преследовать, и не было урона в полках Даниила, кроме пяти убитых.

Даниил утром собрался, но не знал о брате, где он и с кем. Королевич же вернулся в Галич, потому что был большой урон в его полках: много угров бежало, пока не достигли Галича" (8, 282).

В 1234–1235 гг. Даниил вновь овладел Галичем, но и на этот раз вскоре был вынужден покинуть город и уехать к себе на Волынь, а потом и в Венгрию — для заключения союза с новым королем Белой IV. В Галиче тем временем сел княжить приглашенный боярами черниговский князь Михаил Всеволодович с сыном Ростиславом. Однако в 1238 г. Даниил, вернувшись из Венгрии, изгнал их из Галича и окончательно вокняжился здесь. Его поддержало большинство населения города, уставшее от усобиц. Однако благополучное управление Даниилом единой Галицко-Волынской землей длилось недолго: на востоке уже разворачивалось наступление полчищ Батыя на Русскую землю. Близок был час испытаний и для юго-западных ее областей…

В последовавшие за битвой на Калке полтора десятилетия татары не беспокоили Русь своими набегами. Они были заняты насущными делами, откладывая поход на запад до более благоприятного времени. В 1223–1227 гг. Чингисхан вел одновременно три войны. На западе его войска завершили завоевание территорий, входивших в состав державы хорезмшахов, на востоке шла борьба с государством тангутов и северокитайской Золотой империей. Война с тангутами оказалась настолько тяжелой, что Чингисхан лично должен был возглавить армию, поручив персидские и китайские дела своим полководцам. В 1227 г. тангутская держава пала. Но в этом же году скончался вначале Джучи, а затем и сам Чингисхан. Лишь через два года на престоле утвердился новый Великий хан Угедей.

На курилтаях 1227 и 1229 гг. монгольская знать приняла планы новых завоеваний. Удары наносились на разных направлениях: на юге — по Северному Китаю, на западе — по Закавказью и восточным, прикаспийским половцам. В 1229 г. 30-тысячный отряд Кукдая и Субэдэя разгромил кочевавших на территории современного северного Казахстана половцев, остатки которых бежали в пределы Волжской Болгарии. В 1232 г. был нанесен удар по самой Волжской Болгарии. Под этим годом русская летопись кратко сообщает: "Приидоша татарове и зимоваша не дошедше Великого града Болгарского"*. В 1234 г. монголы завершили завоевание Северного Китая. Теперь они могли бросить все силы на запад.

1235 г. состоялся курилтай, утвердивший давно ожидаемый кочевой знатью поход на богатые страны Запада. Наступление должно было вестись одновременно на двух направлениях: из района Закавказья и современного Северного Ирана — на Малую Азию; из прикаспийских степей — на Волжскую Болгарию и далее на Русь и степи северного Причерноморья. Конечной целью на этом — направлении была "земля франков" — Западная Европа. Второму, русско-половецкому направлению монголы придавали особое значение. Руководство походом было поручено сыну Джучи Бату. Беспощадно и последовательно принялся он за выполнение стоявшей перед ним задачи.

Поход на запад был объявлен общим делом всего рода Чингисхана. В ставке Бату собрался цвет монгольской аристократии. Одних только "царевичей" — сыновей, внуков и правнуков Чингисхана — здесь было около десятка. Каждый из них привел с собой тысячи воинов. По словам персидского историка Джувейни, "от множества войск земля стонала и гудела" (27, 239). В конце 1236 г. "Несокрушимый" двинул свою более чем 100-тысячную армию в поход.

Первый удар полчищ Батыя приняли на себя волжские болгары. Они мужественно защищали свою землю, однако силы были слишком неравны. Разгром Волжской Болгарии был быстрым и неотвратимым. Столица государства, "Великий город", как величали ее русские летописцы, была сожжена. Уничтожены были и многие другие богатые торговые города — Биляр, Кернек, Жукотин, Сувар. Одновременно монголы подчинили себе другие народы Поволжья и Прикамья: башкир, мордву, буртасов.

Осенью 1237 г. монгольские тумены вплотную подошли к юго-восточным границам Руси.

Оборона Козельска в 1238 г. Миниатюра из Лицевого летописного свода. XVI в.

Первыми на границах своей земли встретили татар мужественные рязанские князья. Летописи не сообщают никаких подробностей этой битвы. И все же, используя все имеющиеся в распоряжении историков источники, мы можем представить ход сражения, вооружение и боевые приемы русских воинов и монголо-татар.

Основу рязанского войска составляли отважные и опытные воины-дружинники, "удальцы и резвецы", "узорочье рязанское", как называет их летописец. Они были отлично вооружены, искусны в борьбе с кочевниками. Корпус воина защищали кольчуга или пластинчатый доспех. Голову закрывал крепкий железный шлем, у некоторых воинов украшенный медными или позолоченными изображениями святых. Чаще всего на шлемах изображали предводителя небесного воинства Михаила Архангела, а также святого, имя которого носил воин. Острое, длинное навершие шлема — "еловец" — иногда украшалось маленьким флажком.

На боку дружинника висел меч в кожаных ножнах. Мечом можно было наносить колющие и рубящие удары. Некоторые из воинов имели сабли — любимое оружие кочевников. Скользящий удар сабли, нанесенный умелой рукой, на всем скаку, был страшнее удара мечом. У пояса в колчане из бересты, обтянутой кожей, воин хранил несколько десятков стрел, а за спиной — тугой лук. Перед боем тетиву лука натягивали до предела, приводя оружие в боевую готовность.

Притороченные к седлу тонкие длинные копья служили в самом начале боя. Если не удавалось в первом столкновении издалека поразить врага стрелой, воин брался за сулицу — короткое метательное копье, оружие ближнего боя.

По мере сближения конного дружинника с противником одно оружие сменяло другое: издалека он осыпал врага стрелами, сблизившись, стремился выбить из седла метко брошенной сулицей, затем шло в дело копье и, наконец, сабля или меч.

Военное искусство монголо-татар, их приемы ведения боя подробно описал итальянский дипломат и путешественник Плано Карпини, побывавший у монголов в середине XIII в.: "Оружие же все по меньшей мере должны иметь такое: два или три лука, или по меньшей мере один хороший, и три больших колчана, полных стрелами, один топор и веревки, чтобы тянуть орудия. Богатые же имеют мечи, острые в конце, режущие только с одной стороны и несколько кривые; у них есть также вооруженная лошадь, прикрытия для голеней, шлемы и латы. Некоторые имеют латы, а также прикрытия для лошадей из кожи… У некоторых из них есть копья, и на шейке железа копья они имеют крюк, которым, если могут, стаскивают человека с седла… Железные наконечники стрел весьма остры и режут с обеих сторон наподобие обоюдоострого меча; и они всегда носят при колчане напильники для изощрения стрел. Вышеупомянутые железные наконечники имеют острый хвост длиною в один палец, который вставляется в дерево. Щит сделан у них из ивовых или других прутьев…" (2, 50–51).

"Когда они желают пойти на войну, они отправляют вперед передовых застрельщиков, у которых нет с собой ничего, кроме войлоков, лошадей и оружия. Они ничего не грабят, не жгут домов. не убивают зверей, а только ранят и умерщвляют людей, а если не могут иного, обращают их в бегство… За ними следует войско, которое, наоборот, забирает все, что находит; также и людей, если их могут найти, забирают в плен или убивают. Тем не менее все же стоящие во главе войска посылают после этого глашатаев, которые должны находить людей и укрепления, и они очень искусны в розысках…" (2, 51).

Очевидно, что воины рязанского князя ни в чем, за исключением жестокости, не уступали завоевателям (41, 49). Сила и стойкость рязанцев умножалась тем, что они сражались за свободу, за жизнь и честь своих родных и близких. И все же победа досталась монголо-татарам. Вот как рассказывает об этом современник событий, рязанский летописец: "Батыевы же силы велики были и непреоборимы; один рязанец бился с тысячей, а два — с десятью тысячами. И увидел князь великий, что убит брат его, князь Давыд Ингваревич, и воскликнул: "О братия моя милая! Князь Давыд, брат наш, наперед нас чашу испил, а мы ли сей чаши не изопьем!" И пересели с коня на конь и начали биться упорно. Через многие сильные полки Батыевы проезжали насквозь, храбро и мужественно сражаясь, так что все полки татарские подивились крепости и мужеству рязанского воинства. И едва одолели их сильные полки татарские…" (8, 189).

Захватив Рязань, татары по Оке двинулись на северо-запад, в сторону Коломны. Там, на границе владении владимирского князя, их уже ждал с войском сын Юрия Всеволодовича, юный князь Всеволод. Он смело вступил в бой с татарами. В битве за Коломну пал старый владимирский воевода Еремей Глебович. Молодой князь едва смог выбраться из окружения. Ускользнув от погони, он с небольшим отрядом вернулся во Владимир. В боях за Коломну татары потеряли одного из своих "царевичей", побочного сына самого Чингисхана Кюлькана.

Штурмом овладев Коломной, завоеватели двинулись по льду Москвы-реки на север, туда, где среди лесов и болот таилась будущая столица земли Русской.

В Москве готовился к схватке с завоевателями другой сын Юрия Всеволодовича — Владимир. После пяти дней борьбы татары захватили Москву. Владимирский воевода Филипп Нянько погиб в бою, князь Владимир попал в плен.

В начале февраля 1238 г. татары штурмом взяли Владимир. После этого Батый разделил свое войско на несколько отправившихся в разные стороны отрядов. Вскоре были захвачены все крупные города Владимирщины и Верхнего Поволжья. Маленькие деревянно-земляные крепости, построенные для защиты от внезапных нападений соседних князей или волжских болгар, могли противостоять двум-трем тысячам воинов, но оказывались легкой добычей для многотысячных, оснащенных китайскими стенобитными машинами отрядов Батыя. Последней надеждой Северной Руси оставалось войско, которое князь Юрий вывел из Владимира перед приходом татар. Далеко в заволжских лесах терялись следы владимирского князя. Но татары из отряда воеводы Бурундая напали на след владимирской дружины. 4 марта 1238 г. на берегах речки Сить, что протекает в глухих лесах к северо-западу от Углича, разыгралась ожесточенная битва. Полки владимирского князя и дружина пришедших к нему на помощь князей были уничтожены войском Бурундая.

Продолжая завоевание, Батый двинул свои полки на северо-запад. Уже пал Торжок, южные ворота новгородской земли, уже всего лишь сто верст оставалось до Новгорода, когда завоеватели внезапно остановились и повернули назад. "Несокрушимый" понял, что его ослабевшая, потерявшая десятки тысяч воинов армия едва ли сумеет покорить густонаселенные северозападные области Руси. К тому же и весенняя распутица могла со дня на день превратить новгородские леса и болота в западню для отяжелевшей от добычи монгольской армии.

Повернув на юг, Батый раскинул свое войско в виде огромной петли, стремясь захватить все, что уцелело в центральной Руси. Однако далеко не таким легким оказался отход Батыя на юг. Большой татарский отряд был уничтожен под Смоленском. В народе родилась легенда о том, что победил татар и спас Смоленск только один воин — прекрасный юноша по имени Меркурий.

Семь недель сражались с врагом жители Козельска, старинного племенного центра вятичей. Смелой ночной вылазкой они уничтожили более 4 тыс. врагов. Под стенами Козельска нашли смерть три знатных воеводы из армии Батыя. Когда враги все-таки ворвались в город, защитники бросились врукопашную.

Лето 1238 г. Батый провел в половецких степях. После тяжелых боев на Руси войскам необходим был отдых и пополнение. Лишь в 1239 г. завоеватели смогли возобновить действия против Руси. Они вновь вторглись во владимирские земли, разорили Муром и Гороховец, воевали по Клязьме. В Южной Руси отряды, посланные Батыем, захватили Чернигов и Переяславль, опустошили многие области по левому берегу Днепра.

Большое наступление монголо-татар на Восточную Европу началось в 1240 г. Перейдя Днепр, поздней осенью татары осадили Киев. По словам летописца, в городе люди не слышали друг друга из-за невообразимого шума, поднятого движением орды. Скрип тележных колес, рев верблюдов, ржание коней заглушали голоса людей.

Киевляне захватили "языка" — татарина по имени Товрул. От него они узнали, что под стенами Киева стоят все "сильные воеводы" Батыя. Здесь был и старый Субэдэй, лучший полководец Чингисхана, и молодой, но уже известный своими победами Бурундай. Вместе с Батыем пришел его брат Орду. Привел свои войска и будущий Великий хан, внук Чингисхана Менгу. Отдельно от других поставил свою богато украшенную юрту хан Гуюк, старший сын правившего тогда всеми монголами Великого хана Угедея. Все они, потомки Чингисхана, чью священную кровь не полагалось проливать на землю и кого в случае нужды казнили только одним способом — душили, плотно завернув в войлок, — все они горели желанием овладеть Киевом. Красота и величие города поразили завоевателей. Стремясь сохранить для себя в целости все, что находится в этом прекрасном городе, они предложили киевлянам сдаться, обещая даровать жизнь. Киевляне ответили отказом. Возглавлявший оборону города воевода князя Даниила Галицкого по имени Дмитр был гордым и непреклонным воином. Он сам сражался в первых рядах и был ранен. Целые сутки длился бой на улицах и площадях Киева. Наконец, в руках защитников остался только небольшой район вокруг Десятинной церкви. Как и в других русских городах, каменный собор стал последним прибежищем и братской могилой осажденных. Не выдержав тяжести взобравшихся на них людей, своды Десятинной церкви рухнули, похоронив под собой тех, кто укрывался внутри.

Что предпринял Даниил, узнав о падении Киева и приближении Батыя к его землям? Увы! На первый взгляд он действовал не слишком героически: как и его давний соперник в борьбе за Киев князь Михаил Черниговский, Даниил вместе с сыном отправился в Венгрию, а оттуда в Польшу. Там в тщетной надежде получить помощь против татар он провел страшную зиму 1240–1241 гг., когда татары опустошили Волынь и Галичину.

Причину бездействия Даниила летописец объясняет кратко и четко: "Он не мог пройти в Русскую землю, потому что с ним было мало дружины" (8, 297). Во всеобщей сумятице, вызванной нашествием, Даниил долго не имел сведений о судьбе своей семьи. "Он прошел из Угорской земли (Венгрии. — Н. Б.) в Ляшскую землю через Бардуев и пришел в Сендомир. Он узнал о своем брате, и о детях, и о княгине своей — что ушли они из Русской земли к ляхам от безбожных татар, и бросился искать их, и нашел их на реке под названием Полка, — они порадовались о своем соединении и горевали о поражении земли Русской и о взятии множества городов иноплеменниками" (8, 297).

Покорение Галицко-Волынской Руси потребовало от татар большого напряжения сил. На своем пути они встретили ожесточенное сопротивление. Города-замки Данилов и Кременец им взять не удалось; Колодяжен и Каменец были захвачены обманом; Галич и Владимир пришлось брать штурмом. Впрочем, татары спешили поскорее добраться до Венгрии, которая была важнейшей целью всего похода. Поэтому они не долго задерживались в Юго-Западной Руси, оставив ее "освоение" на будущее.

Вернувшись в свои владения весной 1241 г., Даниил увидел повсюду страшные следы нашествия. Когда он вместе с братом Василько приехал к Берестью (современный Брест), то не смог стать лагерем под городом "из-за смрада от множества убитых" (8, 299). В столице Волыни, Владимире, "ни единого живого человека не осталось… церковь святой Богородицы была наполнена трупами, другие церкви были полны трупов и мертвых тел" (8, 299).

Как и другие русские князья. Даниил внимательно следил за действиями Батыя в Венгрии и Польше. В апреле 1241 г. в битве при Легнице отдельный монгольский корпус разгромил объединенные войска южнопольских феодалов, в состав которых входили и немецкие рыцари. Предводитель этой разноплеменной армии князь Генрих Благочестивый погиб в бою. Два дня спустя в битве при Шайо венгерский король Бела IV потерпел сокрушительное поражение от основных сил Батыя. Центральная Европа жила в ожидании страшного погрома. Передовые отряды завоевателей дошли до Вены и Адриатического моря. Но тут случилось неожиданное. В 1242 г. победоносное степное войско остановилось и, выполняя приказ хана, начало отходить обратно, на восток.

Главной причиной, заставившей монголов прекратить нашествие на Европу, было резкое ослабление их армии в результате упорного сопротивления народов Восточной Европы и в первую очередь — русского народа. Об этом с присущей ему исторической интуицией писал еще А. С. Пушкин. "России определено было высокое предназначение… Ее необозримые равнины поглотили силу монголов и остановили их нашествие на самом краю Европы; варвары не осмелились оставить у себя в тылу порабощенную Русь и возвратились на степи своего востока. Образующееся просвещение было спасено растерзанной и издыхающей Россией…" (52, 409).

После нашествия Батыя русские земли лежали в развалинах. Дымились пепелища городов, немногие уцелевшие жители хоронили убитых, строили из золотистой сосны новые избы и терема, распахивали запустевшую пашню. Всем хотелось верить, что "поганые" ушли навсегда. Однако прошло три года — и они вернулись. В начале 1243 г. на Русь прибыли татарские послы, потребовавшие, чтобы все русские князья явились в ставку Батыя.

Память о пережитом погроме была совсем свежа. Сил для сопротивления новому нашествию не было. Пришлось русским князьям, забыв былую гордость, отправляться в путь. В орде — так называлась кочевая ставка хана — благосклонно приняли дары, с великим трудом собранные в опустевшей земле Русской. Все князья получили ярлыки. Отныне вся Русь оказалась в политической зависимости от Орды! Все важнейшие вопросы внутриполитической жизни, а также внешняя политика страны постепенно оказались под контролем чужеземцев. Одной из немногих областей Руси, где не признали власть "поганых" и выступали против них с оружием в руках, были владения Даниила Галицкого.

Твердой рукой восстановив свою власть над Волынью и Галичиной, пошатнувшуюся в результате новых боярских смут и неурядиц, вызванных нашествием Батыя, Даниил быстро обрел прежнее могущество и самоуверенность. Однако вскоре он узнал, что вернувшийся из похода Батый не забыл о нем.

Галицко-волынская летопись под 1243 г. сообщает: "Когда Даниил был в Холме, прибежал к нему половчанин по имени Актай, говоря: "Батый вернулся из Угорской земли и послал двух богатырей искать тебя — Манымана и Балая". Даниил запер Холм и поехал к брату своему Васильку, взяв с собой митрополита Кирилла. Татары разорили все до Валодавы и по озерам много зла учинили" (8, 303). Город Володава находился примерно в 80 верстах севернее Владимира.

Впрочем, этим набегом Батый лишь желал припугнуть не признавшего его власть галицко-волынского князя. Большая война с Даниилом требовала много сил и средств и не входила в ближайшие планы правителя Орды.

Между тем разорение Руси татарами породило новые надежды у ее западных соседей. Летом 1245 г. нападению подверглись галицко-волынские земли. Объединенное польско-венгерское войско вторглось в Галичину. С ним шел и давний враг Даниила князь Ростислав Михайлович Черниговский, женатый на дочери венгерского короля Белы IV.

Первая же русская крепость на пути завоевателей — городок Ярослав в 100 км западнее Львова — оказала мужественное сопротивление. Осада Ярослава затянулась. Воспользовавшись этим, князь Даниил, не дожидаясь помощи, обещанной ему литовцами и Конрадом Мазовецким, подошел к городу и переправился на левый берег реки Сан. 17 августа 1245 г. близ Ярослава произошло кровопролитное сражение — одно из важнейших в русской военной истории XIII столетия.

Русскими полками, кроме самого Даниила, командовали его брат Васильке и дворский Андрей. Венгерское войско возглавлял князь Ростислав Черниговский и опытный старый воевода Фильней (в летописи — Филя). Предводителем польской части войска завоевателей был воевода пан Флориан Войцехович.

Каждая из сторон имела свой план сражения. Даниил поставил свои лучшие силы на левом фланге, намереваясь в ходе боя выйти в тыл неприятеля. Центр занял полк дворского Андрея. Он должен был принять на себя главный удар и своей стойкостью решить исход битвы. На правой руке, против поляков Флориана, стоял со своим полком князь Васильке — верный и мужественный соратник Даниила во всех его воинских и государственных делах. Замысел неприятеля сводился к тому, чтобы, имея в тылу запасной рыцарский полк, которым командовал Фильней, обрушить основную массу войск на центр русской позиции. При этом особое пешее войско было оставлено у ворот Ярослава, чтобы не дать возможности жителям города прийти на помощь Даниилу.

Яркое описание битвы под Ярославом сохранила галицко-волынская летопись. Она создавалась и редактировалась на протяжении всего XIII столетия. С ее страниц звучат живые голоса современников Даниила:

"Скоро, собрав воинов, Даниил и Василько выступили. Послали вперед Андрея, чтобы он увидел врагов и подбодрил город, что близко спасение. Не доходя до реки Сана, воины сошли с коней в степи, чтобы вооружиться. И было знамение над полком такое: слетелись орлы и множество воронов, подобно огромному облаку, раскричались. птицы, клекотали орлы, паря на крыльях своих, носились по воздуху, как никогда и нигде не бывало. Это знамение на добро было.

Даниил вооружился, взял своих воинов и пошел к реке Сану. Брод был глубоким, и первыми пошли половцы и, переехав, увидели стада. У врагов не было сторожевых отрядов у реки. Половцы не посмели разграбить их без княжеского повеления. А те увидели их и скрылись в свои станы вместе со своими стадами. Даниил и Василько тоже не медлили, но быстро перешли реку. Построив конников и пехотинцев, пошли не торопясь в битву. Сердца их были тверды в битве и устремлены на битву. Так как Лев (сын Даниила. — Н. Б.) был ребенком, он был поручен Васильку, храброму и сильному боярину, чтобы тот стерег его в бою.

Ростислав же, увидев приход ратников, построил своих воинов — русских, угров и ляхов — и пошел против Даниила и Василька, а пехотинцев оставил у города стеречь ворота, чтобы из города не вышли на помощь Даниилу и не изрубили пороки (стенобитные машины. — Н. Б.). Исполчившись, Ростислав прошел овраг глубокий. Пока он шел против Даниила, дворский Андрей поспешил сразиться с Ростиславовым полком, потому что хотел предотвратить сражение с полком Даниила. Крепко копья ломались, как от грома треск был, и от обоих полков многие, пав с коней, погибли, а другие были ранены в этом жестоком копейном бою.

Даниил послал двадцать избранных мужей на помощь Андрею. Василий же Глебович, Всеволод Александрович, Мстислав, в то время как Андрей изнемогал, бежали назад к Сану. Андрей же, оставшись с малой дружиной, скача взад и вперед, крепко бился с врагами.

Видел Даниил, что ляхи упорно наступают на Василька и поют "корелеш", а в их полку громко ревела труба.

Наблюдал Даниил вблизи битву Ростислава, в то время как Филя в заднем полку стоял со знаменем и говорил: "Русские стремительны в нападении: выдержим их натиск — они не могут выдержать долгого боя". Но Бог не услышал его похвальбы: и пришел на него Даниил с Яковом Марковичем и с Шелвом. И вот Шелв был ранен, а Даниил захвачен, но вырвался он из рук Фили и оставил сражение. Однако, увидев угрина, скачущего на помощь Филе, пронзил его копьем, так что оно, вонзившись в него, сломалось, тот упал и умер. А о того гордого Филю сломал свое копье юный Лев. Даниил вскоре снова напал на Филю, разбил его полк и разорвал пополам его знамя. Увидев это, Ростислав побежал, и угры обратились в бегство.

Галицко-Волынская Русь в первой половине XIII в.

Пока Василько сражался с ляхами, братья разошлись и не видели друг друга. Ляхи ругались, говоря: "Гони долгобородых!" Василько же воскликнул: "Ваши слова лживы! Бог нам помощник". Он пришпорил своего коня и поскакал. Ляхи не устояли и побежали от него. Тем временем Даниил погнался через глубокий овраг за уграми и русскими и избивал их, скорбя о брате, ибо не ведал о нем. Увидев же по его знамени, что он гонит ляхов, он сильно обрадовался.

Когда стал Даниил на холме против города. Василько к нему приехал. Даниил хотел преследовать врагов, Василько же воспрепятствовал этому. А Ростислав, видя свое поражение, оборотил коня своего на бег. Угры и ляхи многие были перебиты и захвачены в плен, и от всех многие были взяты в плен. Тогда же и Филя гордый был взят в плен дворским Андреем, и был приведен к Даниилу, и был убит Даниилом. Жирослав же привел Владислава, злого мятежника земли. В тот же день и он был убит, и многие другие были убиты, в гневе. Даниил и Василько не пошли в город, и Лев стал на месте битвы, среди трупов, являя свою победу. Пока воины, устремившиеся в погоню, возвращались, вплоть до полуночи, привозя много добычи, всю ночь не кончались крики разыскивающих друг друга" (8, 311–313).

В этом же 1245 г. Даниилу предстояло еще одно суровое испытание. И если в битве под Ярославом проявились его полководческие способности, то теперь ему необходимо было преобразиться в проницательного и осмотрительного дипломата. Батый прислал к нему своего посла, воеводу Мауци, с кратким требованием: "Дай Галич!" Доселе власть Орды простиралась лишь на киевскую и болховскую землю, лежавшую восточнее владений Даниила. Князь не платил дани татарам, хотя и не вел против них активных боевых действий. Теперь он оказался перед выбором: унизительный мир с Батыем — или смелая, но безрассудная война?

Победа под Ярославом была куплена дорогой ценой. Войско Даниила потеряло своих лучших бойцов. Воевать с татарами было попросту некому. Но и отдать Галич на разорение татарам Даниил не мог. Взвесив все, он принял мужественное решение: лично явиться в ставку Батыя и попытаться установить с ним мирные отношения.

Об этой поездке Даниила довольно подробно рассказывает галицко-волынская летопись. Отдавая себя во власть татар, Даниил был готов ко всему. По дороге он часто молился, прося Бога и всех святых уберечь его от беды. Прибыв к Батыю, князь выполнил все обычаи, предписанные этикетом ханского двора. Правитель Орды принял его в своей походной юрте и встретил насмешливым — но с тайной угрозой — вопросом: "Даниил, почему ты раньше не приходил?" Помолчав, он добавил уже миролюбиво: "А сейчас пришел — это хорошо. Пьешь ли черное молоко, наше питье, кобылий кумыс?" Даниил сказал: "До сих пор не пил. Сейчас, раз велишь, выпью". Согласно представлениям того времени, православные христиане не должны были пить "нечистый" кумыс (2, 105).

После приема у Батыя Даниил по обычаю Орды обошел с визитами и подарками всех влиятельных лиц ставки. Спустя двадцать пять дней после приезда он был отпущен назад. Орда признала его правителем Галицко-Волынской земли. Но признание это было куплено ценой унижения, подобного которому Даниилу не случалось прежде пережить. "Он пришел в землю свою, и встретил его брат и сыновья его, и был плач об обиде его и большая радость о здоровье его" (8, 315).

Рассказав о поездке Даниила к Батыю, летописец не удержался от горестного послесловия: "О, злее зла честь татарская! Даниил Романович, великий князь, владел вместе со своим братом всей Русской землей: Киевом, Владимиром и Галичем и другими областями, а ныне стоит на коленях и называет себя холопом! Татары хотят дани, а он на жизнь не надеется. Надвигаются грозы. О злая честь татарская!" (8, 315).

Признание Батыем власти Даниила в Галицко-Волынской земле повысило его авторитет в глазах западных соседей. Венгерский король прежде отказывался выдать дочь замуж за сына Даниила Льва. Теперь он уступил. Летописец так прокомментировал решение короля: "Он боялся Даниила, потому что он был у татар, победил победою Ростислава и угров" (8, 315).

Формально признав власть Орды, Даниил на деле принимал решения вполне самостоятельно. Его внимание занимали главным образом литовские и центральноевропейские дела. Вместе с мазовецкими князьями он во второй половине 40-х гг. провел успешный поход во владения литовских князей. После того как великий князь литовский Миндовг в 1251 г. принял католичество, Даниил возобновил свои контакты с папской курией, начавшиеся еще в 1245–1248 гг. При помощи Рима он надеялся достичь прочного мира на своих западных границах и получить помощь соседних государств против татар. Папа Иннокентий IV охотно пошел на переговоры с Даниилом. В отличие от Александра Невского, резко отвергнувшего все предложения папских послов, само общение с которыми татары могли расценить как измену, Даниил подавал папским дипломатам определенные надежды. Логика внешнеполитических связей заставляла его искать поддержки на западе. После четырехлетнего перерыва Даниил в 1252 г. возобновил переговоры с Римом. Одновременно он начал сложную дипломатическую игру, женив сына Романа на племяннице умершего в 1246 г. австрийского герцога Фридриха II Гертруде Баденберг. Решительным шагом со стороны Даниила должно было стать венчание присланным папой королевским венцом. Понимая, что это вызовет ярость Орды, Даниил медлил. Однако в 1254 г. он решился. Коронация произошла в городе Дорогичине, на севере волынских владений Даниила.

К этому времени отношения Даниила с Ордой из формально верноподданнических превратились в откровенно враждебные. Князь изгнал татар из юго-восточной Галичины. В ответ Батый, положение которого укрепилось после прихода к власти в Монголии его союзника хана Менгу, в 1251 г. направил во владения Даниила войско под началом воеводы Куремсы. Дойдя всего лишь до Кременца, татары вскоре отступили без всякого успеха. Однако Понизье (юго-восточная часть Галицкой земли) вновь перешло под их власть. Идти дальше, на Галич, татары не решались, зная могущество Даниила. Вскоре Даниил двинул, войско в район верхнего течения Южного Буга ("Побужье") и в верховья реки Случь. Эти области находились в подчинении у татар. Здесь, до самого Днепра на востоке, сложилась своего рода "буферная зона" между владениями Даниила и территорией собственно Орды.

В 1255 г. умер хан Батый. Это известие вызвало большую тревогу на Руси. Батый был относительно миролюбив и вполне доволен своей прежней воинской славой. На смену ему пришел воинственный и злобный хан Берке — брат умершего. Он распорядился усилить наступление на северо-запад, выделив для этого дополнительные силы. В 1257 г. все тот же Куремса вновь вторгся на Волынь и осадил Луцк. Высланный им передовой отряд подошел к Владимиру, но был отогнан вооруженными горожанами. Даниил и Василько спешно собирали войска для отражения неприятеля. К несчастью, в новой столице Даниила, его любимом городе Холм, вспыхнул пожар, испепеливший все здания и укрепления. Вскоре татары сняли осаду Луцка и ушли из владений Даниила.

Однако в следующем году они вернулись. На этот раз во главе войска был поставлен опытный и энергичный Бурундай. "…Пришел Бурундай безбожный, злой, со множеством полков татарских, хорошо вооруженных, и остановился в тех местах, где стоял Куремса, — повествует летописец. — Даниил воевал с Куремсой и никогда не боялся Куремсы, потому что Куремса никогда не мог причинить ему зла, пока не пришел Бурундай с большим войском. Послал он послов к Даниилу, говоря: "Я иду против Литвы. Если ты мой союзник, пойди со мной". Даниил с братом и с сыном стали думать в большой печали: знали они, что, если Даниил поедет, не будет добра. Посоветовались они, и поехал Василько вместо брата. Проводил его брат до Берестья и послал с ним своих людей" (8, 348).

Коварный замысел ордынской дипломатии заключался в том, чтобы столкнуть между собой Даниила и литовских князей. Узнав об участии в походе Василька, литовцы захватили и убили сына Даниила князя Романа. Разорив несколько литовских областей, Бурундай ушел.

В 1259 г. татары применили тот же прием: войско Бурундая было послано на Польшу. Вступив в Галичину, он потребовал от Даниила и Василька: "Если вы мои союзники, встретьте меня. А кто меня не встретит, тот мой враг" (8, 349). Даниил уклонился от встречи, выслав к татарам брата и сына Льва. Тогда Бурундай, выполняя указания хана Берке, потребовал от прибывших к нему русских князей: "Если вы мои союзники, разрушьте все укрепления городов своих". Не имея другого выхода, князья распорядились уничтожить укрепления Данилова, Стожка, Львова, Кременца и Луцка. Понимая, что татары мстят за его сопротивление Куремсе, Даниил почел за лучшее уехать в Польшу, а оттуда в Венгрию. Этим он надеялся спасти свою землю от дальнейшего разорения.

Однако Бурундай пожелал новых уступок. По его приказу Василько сжег укрепления Владимира. Вслед за этим он потребовал от князя отворить ворота Холма, жители которого готовы были к обороне. Князь на глазах у татар призвал осажденных к сдаче, но при этом условным знаком дал понять, что исполнять его требование не следует.

Убедившись, что Холм ему не взять, Бурундай двинул свое войско на Польшу. Там он захватил ряд городов, в том числе — Сандомир, где истребил всех без исключения жителей. После этого Бурундай увел своих татар обратно в степи.

После ухода ордынцев литовцы напали на Волынь. В ответ Василько предпринял успешный поход на некоторые литовские области. Захваченные в этом походе трофеи он отправил находившемуся в Венгрии Даниилу. Обрадованный вестью о победе и об уходе татар, Даниил вскоре вернулся на Русь. Последние три-четыре года его жизни прошли незаметно для современников. Летопись молчит о его деяниях. По-видимому, он отошел от дел и тихо доживал свой век в любимом замке Холм. Его мучали болезни и старые раны. Он размышлял о своей судьбе и очищал совесть молитвой, готовясь к скорой встрече со Всевышним…

Впрочем, в том, что Даниил "ушел в тень", был и определенный политический смысл. Его появление на политической сцене могло вызвать у татар новый приступ ярости, стать причиной еще одного похода Бурундая в Галицко-Волынские земли.

Там, в Холме (ныне город Хелм на территории Польши), Даниил и умер в 1264 г. Его тело было предано земле в построенной им церкви Успения Богоматери. Никаких следов ее до наших дней не сохранилось.

Исторические заслуги князя Даниила Галицкого несомненны. Объединив под своей властью Галицко-Волынскую Русь, он сумел обеспечить ее независимость в условиях сильнейшего давления со стороны враждебных соседей. Строительством новых городов — Львова, Холма, Данилова — он содействовал экономическому развитию края. Своей мужественной борьбой с татарами и западными соседями князь Даниил внес большой вклад в многовековую традицию борьбы русского народа за независимость.

Личность князя Даниила кратко и точно охарактеризовал известный русский историк прошлого столетия С. М. Соловьев. Его слова могли бы послужить своего рода эпитафией галицкому князю. "С блестящим мужеством, славолюбием, наследственным в племени Изяславовом, Даниил соединил способность к обширным государственным замыслам и к государственной распорядительности; с твердостью, уменьем неуклонно стремиться к раз предложенной цели он соединял мягкость в поведении, разборчивость в средствах, в чем походил на прадеда своего, Изяслава, и резко отличался от отца своего, Романа" (59, 125).

Сыновья и внуки Даниила не сумели сохранить целостности и независимости Галицко-Волынской Руси. Её области уже в первой половине XIV в. были захвачены более сильными соседями. За долгие века они много раз переходили из одного подданства в другое. И все же подвиги князя Даниила не стерлись в памяти народа…

Время порой разительно меняет лик земли. Случается, что великие города умирают, пустеют. Даже и самое место, где они находились, не всегда возможно определить точно.

Древний Галич, где княжил когда-то Даниил, ныне неузнаваем. Он превратился в небольшое село Крылос, расположенное километрах в 10 от современного города Галича — районного центра Львовской области. Высокий холм, поднимающийся над торопливой речкой Луквой, уже не украшает венец из мощных стен и башен. Шум многолюдного города сменился глубокой тишиной сельского приволья. О далеком прошлом напоминают лишь земляные валы, раскрытые археологами фундаменты древних построек да всевозможные извлеченные из земли осколки и обломки, дремлющие в витринах небольшого местного музея.

Но более всего напоминает о былой славе исчезнувшего города поднявшийся близ Крылоса, у дороги Львов — Ивано-Франковск, рукотворный курган. Его венчает вонзенный в землю огромный меч. Символика этого простого, но выразительного монумента глубока. Курган — символ смерти и забвенья; меч — символ мужества и славы. Из этих двух начал и возникает образ древнего Галича.

Своенравен и многомятежен был этот город. Огромных усилий требовала борьба с могущественными западными соседями, постоянно стучавшимися в его ворота. И потому не многим русским князьям удавалось получить и надолго сохранить галицкое княжение. Даниил был одним из тех, кому богатырский галицкий меч оказался по плечу.