Русские полководцы XIII-XVI веков

Князь Холмский

В эпоху Ивана III (1462–1505) в результате присоединения к Московскому княжеству целого ряда обширных территорий возникает единое Российское государство. Это было одно из самых важных явлений в истории нашей страны. Иван III пожинал плоды кропотливого труда своих предков — пяти поколений московских князей из рода Даниила. Одновременно он наметил основные направления внешней и внутренней политики Москвы на несколько столетий вперед. Появление единого государства позволило собрать в кулак боевые силы страны, направить их на решение исторических задач: окончательное освобождение Руси от чужеземного ига; обеспечение безопасности восточных и южных границ; возвращение русских земель, подпавших под власть польской короны и великого князя Литовского; борьбу со шведско-немецкой экспансией в Прибалтике.

Историческое значение любого государственного деятеля определяется масштабом задач, которые он разрешил или поставил. На фоне удельных князей XIII–XV вв. с их мелкими заботами и сомнительными достижениями Иван III выглядит великаном. Рядом с ним могут встать лишь такие герои, как Александр Невский, Даниил Галицкий, Дмитрий Донской. Однако, в отличие от них, Иван никогда не блистал личным мужеством, готовностью к самопожертвованию "за ближних своих". Осторожный и глубокомысленный, он являл собой новый образ правителя — тип "государственного деятеля". Подобно Петру I, Екатерине II и Александру II, Иван умел угадать в людях те или иные способности и, не колеблясь, доверял им самые важные дела. Умение отыскивать способных людей и открывать дорогу их дарованиям — одна из основ его успехов. Однако при этом Иван ревниво следил за тем, чтобы достоинства других не умаляли его собственной славы. Он умело присваивал себе чужие подвиги и заслуги, отодвигал в тень подлинных "виновников торжества".

Впечатляющие военные достижения Ивана III — покорение Новгорода и Твери, "стояние на Угре" и взятие Казани, возвращение Северской Украины и победа над Орденом — были достигнуты благодаря усилиям целой плеяды талантливых полководцев. И первым среди них, несомненно, должен быть назван князь Даниил Дмитриевич Холмский. Родовое гнездо князей Холмских, давшее имя этой ветви тверского княжеского дома, — село Красный Холм в верховьях правого притока Волги — речки Шоши (близ современной границы Московской и Тверской областей). Основателем рода считался умерший от чумы в 1366 г. смелый и деятельный князь Всеволод Александрович, третий из шести сыновей казненного в Орде в 1339 г. князя Александра Михайловича Тверского. Внуком Всеволода был отец полководца — князь Дмитрий Юрьевич Холмский. Из четырех его сыновей только двое старших, Михаил и Даниил, оставили заметный след в истории. Первый, Михаил, был одним из виднейших представителей тверской знати второй половины XV в. Именно он возглавил в Твери боярскую знать, без боя сдавшую город Ивану III в сентябре 1485 г. Однако судьба посмеялась над ним: не доверяя своему новому подданному, "государь всея Руси" через две недели велел схватить Михаила Холмского и посадить под стражу. Ему было предъявлено обвинение, в устах Ивана III звучавшее как издевка: "покинул князя своего у нужи (т. е. в тяжелых обстоятельствах. — Н. Б.), а целовав ему (крест. — Н.Б.) изменил"*.

Опала на старшего брата не повлияла на положение при дворе Ивана III князя Даниила Дмитриевича Холмского. Он еще в 60-е гг. XV в. перебрался в Москву и успел зарекомендовать себя расторопным и смелым воеводой. В 1468 г. он был первым воеводой в полках, стоявших на юго-восточной границе в Муроме. В ответ на действия русских войск казанские татары совершили в этот год набеги на некоторые окраинные московские города. Князь Даниил успешно оборонял Муром. Внезапной вылазкой из крепости он опрокинул врага и обратил в бегство. Этими действиями Даниил обратил на себя внимание Ивана III. В походе на Казань осенью 1469 г. он был назначен в самый авангард — первым воеводой передового полка "конной рати" — части войска, двигавшегося к Казани не на судах ("судовая рать"), а по суше, вдоль берега Волги. Осадив город, московские воеводы перекрыли доступ воды в крепость. Вскоре осажденный в Казани хан Ибрагим запросил пощады и заключил мир с командовавшим всем походом князем Юрием Васильевичем — родным братом Ивана III. Договор предусматривал освобождение всех русских пленных, находившихся в руках татар, и установление мирных, дружественных отношений между Москвой и Казанью. Два года спустя князь Даниил вновь получает ответственнейшее назначение. На этот раз ему предстояло сражаться не с татарами, а со своими же русскими. То был знаменитый поход Ивана III на Новгород летом 1471 г.

5 ноября 1470 г. умер авторитетный и мудрый архиепископ Иона — глава новгородского боярского правительства. А уже 8 ноября в город прибыл на княжение посланный польским королем и великим князем литовским Казимиром IV князь Михаил Олелькович. Вскоре новгородцы совершили еще один вызывающий шаг: отправили своего кандидата на пост архиепископа на поставление в сан не к московскому митрополиту, как обычно, а к литовскому православному митрополиту, находившемуся в Киеве. Одновременно они начали тайные переговоры с Казимиром IV о поддержке на случай войны с Иваном III.

В Москве действия новгородцев были расценены как "измена православию". И хотя князь Михаил Олелькович в марте 1471 г. покинул Новгород и уехал в Киев пути назад уже не было. Иван III принял решение организовать общерусский "крестовый поход" на Новгород. Религиозная окраска предстоящего похода должна была сплотить его участников, заставить всех князей прислать свои войска на "святое дело". Сам Иван III был весьма равнодушен к вопросам веры, но прекрасно умел играть на религиозных чувствах окружающих.

В начале июня 1471 г. первым выступило из Москвы на Старую Руссу и далее на Новгород 10-тысячное войско под началом Даниила Холмского и князя Федора Давыдовича Пестрого-Стародубского. Вскоре туда же двинулись со своими полками братья Ивана III удельные князья Юрий и Борис. В середине июня пошло из Москвы другим путем — на Вышний Волочек и далее по реке Мете — второе войско под началом князя Ивана Стриги-Оболенского и татарского царевича Даньяра. Наконец, 20 июня двинулись основные силы, с которыми шел и сам Иван III. Согласно общепринятой в то время военной практике московские воеводы, вступив в новгородскую землю, принялись уничтожать все на своем пути. По свидетельству летописи, Холмский и Федор Пестрый "распустили воинов своих в разные стороны жечь, и пленить, и в полон вести, и казнить без милости жителей за их неповиновение своему государю великому князю. Когда же дошли воеводы те до Руссы, захватили и пожгли они город; захватив полон и спалив все вокруг, направились к Новгороду, к речке Шелони" (10, 389).

У села Коростыни московская рать подверглась нападению "судовой рати". Высадившись на берег Ильменя, новгородцы внезапно напали на "оплошавших", по выражению летописи, москвичей. Однако Холмский и его соратники сумели овладеть положением и дать отпор. Новгородцы были разбиты. Тех, кто попал в плен, ожидала жестокая участь: московские воеводы "пленным велели друг другу носы, и губы, и уши резать и потом отпустили их обратно в Новгород, а доспехи, отобрав, в воду побросали, а другое огню предали, потому что не были им нужны, ибо своих доспехов всяких довольно было" (10, 389).

Снаряжение русского воина и дорожная утварь. Из книги С. Герберштейна "Записки о Московии". Начало XVI в.

Одержав первую победу, Холмский отступил к Старой Руссе, ожидая подхода основных сил. Однако там его уже ожидало новое новгородское войско, подошедшее на судах по реке Поле. Если верить московскому летописцу, оно было вдвое больше прежнего. Однако Холмский и на сей раз, не раздумывая, стремительно напал на новгородцев и вновь одержал победу.

Дальнейшие самостоятельные действия могли вызвать гнев Ивана III. Понимая это, Холмский отошел южнее к городку Демону и отослал к Ивану III гонца с донесением о победе и запросом о дальнейших действиях.

Иван III велел Холмскому, не теряя времени, двинуться к реке Шелони наперерез еще одной новгородской рати, выступившей навстречу союзникам москвичей — псковичам. Даниил должен был соединиться с псковичами прежде, чем они вступят в бой с новгородской ратью. Однако и на сей раз Холмский, не боясь ответственности в случае неудачи, действовал так, как требовала обстановка. Недалеко от устья реки Шелонь он догнал новгородское войско, которым руководили виднейшие бояре — Дмитрий Исаакович Борецкий, сын знаменитой Марфы Посадницы, Василий Казимир, Кузьма Григорьев, Яков Федоров и другие.

Рано утром 14 июля Холмский приказал войску переправляться через Шелонь и с ходу ударить на врага. Небольшое, но дружное, закаленное в боях с литовцами и татарами московское войско, воодушевленное решимостью своего предводителя, с воем и свистом обрушилось на растерявшихся, оробевших новгородцев. Передовые ряды дрогнули и, сминая задние, обратились в бегство. Вскоре битва превратилась в кровавую вакханалию. Примечательно, что в суматохе бегства новгородцы сводили счеты друг с другом: так велика была тайная ненависть всех ко всем, словно чума поразившая жителей великого города. "Полки великого князя погнали их (новгородцев. — Н.Б.), коля и рубя, а они и сами в бегстве друг друга били, кто кого мог", — сообщает московский летописец (10, 391). На берегу Шелони осталось лежать около 12 тыс. новгородцев; более двух тысяч было взято в плен.

Гонец, принесший весть о победе на Шелони, нашел Ивана III в погосте Яжелбицы, неподалеку от Валдая. В ту эпоху радостные события увековечивали постройкой храмов в честь святого, память которого по церковному календарю — месяцеслову — приходилась на день, когда случалось это событие. Иван III, узнав о победе на Шелони, дал обет выстроить в Москве храм во имя апостола Акилы, "единого от 70", т. е. одного из 70 учеников Христа. Память его праздновалась 14 июля. В свою очередь, князь Холмский и его соратники дали обет построить храм во имя Воскресения Христова, так как 14 июля было воскресным днем. Оба храма были вскоре возведены как приделы у Архангельского собора Московского Кремля.

27 июля Иван прибыл в местечко Коростынь близ устья Шелони. Вскоре сюда же явились новгородские послы с предложением мира. Условия, выдвинутые победителями, были достаточно мягкими: новгородцы присягали на верность Ивану III и выплачивали ему контрибуцию–16 тыс. серебряных новгородских рублей. Внутреннее устройство Новгорода оставалось прежним. Но конец его уже был недалек.

14 июля 1471 г. князь Даниил Холмский своим мечом перевернул еще одну страницу русской истории. Битва на Шелони не привела к немедленному присоединению Новгорода к Московскому государству. Это случилось лишь семь лет спустя. Однако именно она надломила волю той части новгородцев, которая не хотела подчиниться диктату Ивана III. Во время похода Ивана III на Новгород в 1477–1478 гг., завершившегося падением боярской республики, новгородцы уже не пытались сразиться с москвичами в "чистом поле". Нескольких уроков "московского боя", преподанных им Холмским, оказалось вполне достаточно для того, чтобы убедить самых рьяных в бесполезности вооруженного сопротивления.

Понимал ли сам Холмский историческое значение своей победы? Конечно, понимал: чего стоили одни только торжественные проводы войска в Москве! Но, несомненно, он размышлял и над причинами своего удивительного успеха: имея около 5 тыс. воинов, он разгромил на Шелони 40-тысячную новгородскую рать. Такую удачу нельзя было объяснить одним только смелым натиском москвичей, талантом их предводителя. Разумеется, на исходе битвы сказался и состав новгородского войска: ополченцы по своим бойцовским качествам уступали профессионалам-москвичам. Однако главная причина, заключалась в том, что новгородцы не видели перед собой цели, во имя которой стоило бы жертвовать жизнью. Война с Иваном III воспринималась ими как боярская затея, расплачиваться за которую приходилось им. Призыв постоять "за святую Софию, за Великий Новгород" не находил уже отклика в их сердцах. И на то были свои глубокие причины…

Новгород никогда не был русским Эльдорадо. Богатства нескольких боярских кланов, добытые за счет земельной ренты, размеры которой ограничивались низким плодородием северных полей, и торговли продуктами лесных промыслов, могли выглядеть внушительно лишь для ограбленных татарами среднерусских князей. Впрочем, и этого было достаточно для того, чтобы вызвать основанную на зависти глухую ненависть неимущих к имущим в самом Новгороде и вне его.

Поляризация нищеты и богатства, вызванная самой природой этих явлений, грозила взрывом. Избежать его можно было двумя способами: накормить голодных или, ужесточив режим власти, заставить их молчать и повиноваться. Первое было невозможно прежде всего из-за недостатка Средств, а также из-за свойственной потомственно богатым людям недальновидности и беспечности; второе не могло быть осуществлено из-за отсутствия единства внутри новгородской знати. Усиление одного клана тотчас сплачивало против него все остальные.

В этой ситуации у имущих оставалось единственное средство: если не предотвратить, то хотя бы отсрочить взрыв всеобщей ненависти — социальная демагогия. Освященная традицией и оправленная в живописный ритуал, она имеет удивительную власть над людьми. Новгородские бояре достигли в этом древнем искусстве такого совершенства, что, пожалуй, могли бы давать уроки самым изощренным политикам нового времени.

Во второй половине XV в. вече из народной трибуны превратилось в подмостки для подкупленных боярскими кланами лицедеев. С помощью вече и свободы слова власть имущие умело "выпускали пар" из кипящей ненавистью толпы бедняков. Здесь грозный всплеск социального антагонизма быстро превращался в безопасную для системы в целом свару между конкретными лицами. И даже драки, которыми часто завершались вечевые сходки и в которых "отводили душу", уродуя себе подобных, новгородские бунтари, были необходимым элементом этой отработанной, эффективной системы социального регулирования.

Однако при всех ее достоинствах новгородская политическая система имела один существенный недостаток: она не прибавляла голодным ни куска хлеба. Не осознавая тонкостей игры, народ все отчетливее ощущал, что его дурачат, толкают на путь самоуничтожения. Презрение и ненависть к отдельным личностям, руководившим городом, постепенно перерастали в недоверие к самой системе. И если раньше она казалась людям самой совершенной, почти идеальной, то теперь они все чаще размышляли о преимуществах другой, московской системы власти.

Там, в Москве, власть не пряталась за спинами наемных демагогов, но открыто являла свои деспотический, устрашающий лик. Не думая о том, что скажет толпа, власть для достижения своих целей шла на любые преступления, на нарушение дедовской "старины", традиции — и толпа восхищалась ее победами, склоняла головы перед деспотом.

Могущество московского государя, его военные успехи были сильнейшими доводами в пользу самой системы, главою которой он являлся. Но в этой системе была еще одна привлекательная для новгородцев — и не для них одних! — сторона: деспотизм обеспечивал то, что никогда не могла дать республика богатых и бедных, — равенство. И первый боярин, и последний нищий в равной степени могли стать жертвой государева гнева. Периодическими опалами и казнями знати Иван III и его потомки заботливо поддерживали в народе веру во всеобщее равенство перед государем, перед его справедливым, нелицеприятным судом. Примечательно, что Иван III приказал немедля казнить захваченных в плен после битвы на Шелони четырех знатнейших новгородских бояр; остальные пленные бояре были отправлены в заточение в Москву и Коломну. Иначе обошелся московский государь с рядовыми пленниками: все они были отпущены в Новгород, где поведали о том, как строг государь с боярами и как милостив с простолюдинами.

Следующее лето (1472 г.) было для князя Холмского столь же тревожным, как предыдущее. В конце июля в Москве узнали о предполагавшемся походе на Русь хана Большой Орды Ахмеда (Ахмата). К южной границе были двинуты лучшие боевые силы Ивана III. 2 июля, в самый праздник Положения ризы Богоматери, Холмский выступил из Москвы. Вторым воеводой в войске был его соратник по новгородскому походу князь Иван Стрига-Оболенский. 30 июля из Москвы в Коломну выехал сам Иван III. Нападению татар на сей раз подвергся слабо укрепленный городок Алексин (между Серпуховом и Калугой). Овладев им, татары не смогли, однако, развить успех и проникнуть во внутренние районы страны: на пути их встали подоспевшие московские полки. Не вступая в бой, Ахмат отошел назад в степи.

В 1473 г. псковичи обратились к Ивану III с просьбой дать им надежного и распорядительного воеводу. Он отправил к ним Холмского с войском. Во Пскове князь действовал весьма удачно: угрожая неприятелю вторжением, он добился заключения 20-летнего мира с немцами (ливонским орденом и дерптским епископом) "на всей воле псковской". Позднее псковские летописцы называли этот договор его именем — "Данильев мир" (30, 237). За успешное выполнение этой миссии Иван III пожаловал Холмскому звание боярина. Вероятно, тогда же он получил почетную и доходную должность владимирского великокняжеского наместника. Псковичи отблагодарили князя щедрым подношением — двумя сотнями рублей.

Успехи Холмского на военно-дипломатическом поприще, расположение к нему Ивана III, несомненно, вызывали зависть у его менее удачливых современников. Вероятно, кто-то из них сделал ложный донос на полководца. Впрочем, возможно, и сам воевода впутался в — одну из дворцовых интриг. Как бы там ни было, в том же 1474 г. он был обвинен в намерении бежать со всей семьей за границу и взят под стражу. Лишь поручительство восьми знатнейших московских бояр, поклявшихся выплатить в казну 2 тыс. рублей в случае бегства Холмского за рубеж, вернуло князю свободу. Он целовал крест на верность Ивану III и, судя по всему, был полностью прощен (3, 11).

Дружное заступничество московских бояр за выходца из тверской знати вполне объяснимо: Холмский уже давно жил в Москве и успел породниться с местной аристократией. Он был женат на дочери князя И. И. Заболоцкого — внука знаменитого московского боярина Ивана Всеволожского, ослепленного по приказу великого князя Василия II в 1433 г. Три сестры жены князя Холмского были замужем за виднейшими московскими боярами — С. В. Ряполовским, С. Б. Булгаковым и И. В. Булгаком Патрикеевым, родным братом известного воеводы Даниила Щени (38, 224). Дочь Холмского была замужем за боярином И. В. Ховриным.

Осенью 1477 г. Иван III вновь двинул огромное войско на Новгород. На сей раз он надеялся окончательно покончить с его вечевым строем и взять город под свою руку. С великим князем в поход отправились его братья Андрей Меньшой, Андрей Большой и Борис, касимовские татары во главе с царевичем Даньяром и ратники из многих русских городов. Путь Ивана III лежал через Волоколамск, Лотошино, Микулино городище, Торжок. Тверской князь Михаил Борисович приказал своим боярам сопровождать московское войско на его пути через тверские земли. Пробыв четыре дня в Торжке, Иван двинулся на Вышний Волочек, а оттуда пошел между торной Яжелбицкой дорогой и рекой Метой в сторону Новгорода. Здесь же, по левому берегу Меты, он приказал идти и полку, который возглавлял князь Холмский. В состав этого полка входили лучшие силы Ивана III — московские дворяне ("дети боярские"), а также владимирцы, переяславцы и костромичи.

Приблизившись к Новгороду, Иван III в местечке Полины определил боевой порядок своего войска. Передовой полк, авангард армии, он поручил брату, князю Андрею Меньшому. Не будучи вполне уверенным в военных способностях и преданности Андрея, Иван послал ему своих воевод — князя Холмского с костромичами, Федора Давыдовича с коломенцами, И. В. Оболенского с владимирцами (3, 12).

Однако новгородцы не собирались сражаться с Иваном III "в чистом поле". Убедившись в том, что город придется брать длительной осадой, Иван послал вперед наиболее расторопных воевод, поставив им задачу: помешать новгородцам сжечь все пригородные села и монастыри и тем самым оставить москвичей без крова и без средств для "примета" к крепостной стене во время штурма. Этим делом поручено было заниматься воеводам передового полка, в том числе и Холмскому. Основной базой передового полка избрано было село Бронницы, расположенное на левом берегу реки Меты, верстах в двадцати восточнее Новгорода. Примечательно, что в перечне воевод передового полка летописец неизменно первым называет Холмского: он-то и был главным руководителем этой важнейшей части московского войска.

Из Бронниц передовой полк вскоре был направлен к самым стенам Новгорода. Вместе с другими силами он принял участие в окружении города. Маневр был выполнен стремительно и четко: московские воеводы прошли по льду озера Ильмень и в ночь с 24 на 25 ноября 1477 г. почти одновременно внезапным нападением захватили княжескую резиденцию Городище близ Новгорода и все пригородные монастыри. Город оказался в кольце блокады.

В середине января 1478 г., не выдержав московской блокады, новгородцы приняли все условия, выдвинутые "государем всея Руси". Отныне новгородская феодальная республика превращалась в одну из областей Московского государства. Управление Новгородом и его областями — "пятинами" — должны были осуществлять московские наместники. Все атрибуты вечевого строя и его административная система упразднялись.

Трудно найти какое-либо крупное событие военной истории России последней четверти XV в., в котором не был бы "замешан" князь Холмский. При его активном участии происходило и знаменитое "стояние на Угре", завершившееся окончательным свержением ордынского ига. Летопись сообщает, что именно Холмского в октябре 1480 г. Иван III послал в качестве наставника и советника к своему сыну Ивану Молодому, стоявшему с полками на реке Угре, лицом к лицу с ордой хана Ахмата. Был момент, когда "государь всея Руси" дрогнул и приказал сыну отступить "от берега". Тот отказался выполнить отцовский приказ. Тогда разгневанный Иван III потребовал от Холмского силой захватить Ивана Молодого и доставить в Москву. Однако старый полководец нашел в себе мужество не исполнить этот гибельный для всего войска приказ. Он лишь попытался уговорить Ивана Молодого отправиться к отцу и помириться с ним. Но тот был настроен решительно. "Лучше мне здесь умереть, чем ехать к отцу", — ответил он Холмскому. Войска остались стоять на занятом рубеже. Иван III вскоре одумался и начал действовать исходя из плана обороны, который фактически навязали ему Иван Молодой и стоявший за ним Холмский. Итогом всех этих событий стала практически бескровная победа: 11 ноября 1480 г. татары Ахмата отступили без боя. Роль Холмского в "стоянии на Угре" глубоко символична. Потомок казненных татарами князей-мучеников Михаила и Александра Тверских разрубил последние путы ордынского ига над Русью.

Не знаем, как отблагодарил Иван III своего полководца за отражение татар на Угре. Известно, что благодарность тиранов часто принимает весьма своеобразные формы. Во всяком случае, он не лишил его главного, того, что составляло смысл жизни Холмского, — возможности глядеть на мир с высоты походного седла, слышать над собой шелест боевого стяга и ощущать себя надеждой и опорой целого народа.

Иван III. Немецкая гравюра. XVI в. Государственная печать времен Ивана III (два вида).

В 1487 г. Холмский принимал участие в историческом походе русских войск на Казань. Он командовал большим полком "судовой рати" (3, 14). Поводом для похода послужили конфликты между различными претендентами на казанский престол. Поддержав одного из них, Мухаммед-Эмина, Иван III надеялся иметь в его лице надежного и преданного вассала. Засевший в крепости Али-хан мужественно оборонялся. Осада Казани продолжалась с 18 мая по 9 июля 1487 г. Город был взят в кольцо. Наконец, придя в "изнеможение", осажденные сдались. Мухаммед-Эмин был посажен ханом в Казани, а его соперник отведен пленным в Москву. Придавая огромное значение этой победе, Иван III через своих дипломатов послал весть о ней даже в Италию.

Князь Холмский и позже, в 1492 г., проявил себя, командуя московским войском, посланным в Северскую Украину. В следующем, 1493 г. он вновь упомянут источниками, на сей раз — как один из ближних воевод при "государе всея Руси". В этом же году Холмский умер (40, 194). Где похоронен знаменитый полководец — неизвестно. Время не сохранило его надгробья, как не сохранило оно и следов захоронений большинства других выдающихся деятелей русского средневековья.

Они ушли в землю, в прах, из которого, согласно Библии, и были некогда сотворены Всевышним; они укрылись зеленым одеялом травы, уснули навеки во мраке своих забытых могил. Но то, что совершили они, пока находились на поверхности земли, не должно исчезнуть из памяти людей, стать добычей забвения, как стали их бренные останки. Ведь труды и подвиги наших близких и далеких предков создали нас такими, какие мы есть. И только ощутив себя малой, но необходимой частицей рода и его высшей формы — народа, человек обретает чувство ответственности за свои дела перед теми, кто придет на землю после него, и перед теми, кто уже свершил свой жизненный путь.