Русский диверсант Илья Старинов

Как все начиналось

Летом 1919 г., в разгар Гражданской войны, в бою с деникинцами осколком снаряда был ранен боец Красной Армии. Случай ординарный, если бы бойца не звали Илья Григорьевич Старинов.

Прихрамывая, брел он вместе с другими бойцами к домикам на окраине местечка Короча. На полу одной из хат красноармейцы заночевали. Только сон у Старинова был плохой. Раненая нога нестерпимо болела. На рассвете, с трудом задрав штанину, он увидел, что голень распухла и воспалилась. Попробовал встать. От боли чуть не упал на пол. Перед глазами поплыли разноцветные пятна.

Повезли в лазарет. В вагоне военно-санитарного поезда стоял сильный запах йодоформа, гнойных ран, запекшейся крови. Эшелон еле полз от станции к станции. Под Ельцом поезд едва не захватили прорвавшиеся через фронт казаки генерала Мамонтова.

Кто мог ходить, выбирались в тамбуры, проталкивались к окнам, ругали врачей и санитаров, требовали, чтобы дали оружие.

Но поезд благополучно проскочил опасный перегон и через день прибыл в Тулу. Там оказался армейский госпиталь.

Однако лица врачей, осматривавших ногу Ильи Григорьевича, были хмуры и непроницаемы. Переглядываясь, они перебрасывались латинскими словами, а один сказал:

— Нужна ампутация. Согласны?

Старинов наотрез отказался от этой операции.

Хирург пожал плечами и предупредил:

— Начнется общее заражение крови — умрете.

В палате Илья Григорьевич лежал ничком, подавленный и растерянный. Как же так? Махонький осколочек, царапина — и вдруг отрезать всю ногу. Неужели придется соглашаться?

На его счастье он был осмотрен пожилым военным фельдшером, которого звали Иван Сергеевич. Последний внимательно осмотрел распухшую ногу и произнес:

— Молодец, что не дал ампутировать! Вылечим! Старинов не поверил своим ушам. А Иван Сергеевич уже приказал санитарке принести чистые бинты. Для уменьшения жара обложил больную ногу подорожником и сказал:

— Хотя наука и не жалует это бабкино средство, оно верно действует. Не горюй!

Иван Сергеевич лечил Старинова по-своему, часто меняя повязку с компрессом из подорожника. Впрочем, ничего другого, более радикального, в госпитале и не было.

Молодой хирург на обходах недоверчиво хмыкал, но не ругал фельдшера, доверяя его большому опыту. И чудо свершилось. Температура начала падать, жжение в голени постепенно ослабело.

— Первым танцором будешь у себя в деревне! — посмеивался довольный Иван Сергеевич.

Илья Григорьевич был рад еще больше, чем фельдшер, хотя и не был деревенским пареньком. Старинов вырос возле железной дороги. Его отец был путевым обходчиком сначала на перегоне около Волхова, что между Орлом и Брянском, затем на перегоне Завидово — Редькино между Москвой и Петроградом.

По ночам в заснувшей палате, слушая далекие гудки паровозов, Илья Григорьевич думал о своей не долгой пока жизни. Гудки напоминали ему о будке, где жила его большая, в восемь человек, семья, где вечно не хватало средств. На шестнадцать отцовских рублей в месяц прокормить такую ораву было очень сложно. Работали в доме все. Ребятишки, помогая матери по хозяйству, пасли корову, старшие работали на торфоразработках. И даже походы на реку Шошу, петляющую в лугах позади будки, даже прогулки в лес преследовали вполне определенные цели: наловить рыбы, набрать грибов и ягод. Приходить с пустыми руками было не положено и совестно.

Старинов очень любил свою мать, но к отцу питал особое почтение. Оно родилось у него еще в раннем детстве. Часами сидел Илья Григорьевич у насыпи, глядя как завороженный на проносящиеся мимо будки отца поезда. Казалось, нет на свете силы, способной сдержать их бешеный бег. Однако ребятишки знали: отцу поезда подчиняются. Если он выходил к полотну с красным флажком или фонарем, покорно скрипел тормозами самый неукротимый курьерский.

Как сам считал Илья Григорьевич, ему повезло. Его юность совпала с революционной бурей. В октябре 1917 г. он вступил в боевую группу, созданную городским Советом рабочих и солдатских депутатов. Этой группе поручалось задерживать контрреволюционные войска, направлявшиеся к Петрограду по железной дороге.

Группа была малочисленной, оружия бойцы не имели, но все же смогли задержать несколько составов с солдатами, заваливая пути бревнами, выводя из строя семафоры.

Старинов считал себя счастливым человеком, когда попал в действующую Красную Армию и получил оружие.

Даже суровое боевое крещение не охладило его пыл. Случилось так, что в одном из первых боев полк понес тяжелые потери. Рота, где находился Илья Григорьевич, была разбита. Из-за измены одного бывшего царского офицера в числе нескольких красноармейцев Старинов попал в плен к деникинцам.

Вместе с командиром своего отделения он смог бежать из плена. Попал в родной 20-й стрелковый полк. Опять бои, и опять окружение. Только через пять суток красноармейцы вышли к своим. Уже тогда, во время скитаний по тылам белогвардейцев, Старинов твердо усвоил две истины. Первая — и в тылу врага останешься человеком, если не выпустил из рук оружия. И вторая — лучшим союзником за линией фронта является ночь.

В госпитале у Ильи Григорьевича произошла встреча, предопределившая его судьбу. Лежал там на излечении сапер по фамилии Пчелкин. Как-то глядя на выздоравливающего Старинова он сказал:

— Теперь наша пехота всех генералов попрет!

— Почему? — удивился Илья Григорьевич.

— Да как же? Тебя, поди, скоро в строй выпишут. Сила! Раненые засмеялись. Старинов обиделся и ответил:

— Зато тебе не обрадуются саперы. Мало им таскать всего приходится, еще ты на шею сядешь!

Но смутить Пчелкина оказалось нелегко.

— О саперах ты помолчи, герой, — спокойно ответил он. — Ну чего ты в саперном деле смыслишь?

Старинов ухмыльнулся:

— А чего тут смыслить? Землю роете.

— Землю… Эх ты, темень! Инженерные войска мосты тебе строят, вражеские препятствия для тебя разрушают, а когда такие, как ты, драпают, мы отход прикрываем. Те же самые мосты взрываем, дороги портим, чтобы вы опомниться могли! Да еще своими взрывами беляков в рай отправляем. Молчи уж лучше!

Илья Григорьевич видел, что Пчелкин сердился, защищая не себя, а свой род войск, о котором он действительно знал очень мало.

— Слышь, Петр, — попросил его однажды ночью Илья Григорьевич, заметив, что соседу тоже не спится, — ты не серчай. Скажи лучше, это верно про вас, саперов, говорят, что вы кое-когда наступаете первыми, а отступаете последними? Только без вранья!

И Пчелкин рассказал Старинову о людях сильных, смелых и смекалистых, несущих на своих плечах большую тяжесть боев, о людях, которые созидают в кромешном аду войны, а если нужно — разрушают созданное, чтобы, победив, созидать вновь.

Илья Григорьевич услышал о бесстрашных и отчаянных подрывниках, пробирающихся в тыл белых, чтобы разрушать их железные дороги и мосты, о понтонерах, которые под огнем наводят переправы, об отрядах, которые во время позиционной войны проводили разведчиков через заграждения врага.

Может, и не очень складно рассказывал Пчелкин, но в корявых словах бывшего крестьянина было что-то взволновавшее Старинова.

А тут еще появился в палате земляк Ильи Григорьевича Архип Царьков, весельчак и балагур. Он тоже оказался сапером и безоговорочно решил, что расставаться им, коли уж встретились, не следует.

— Тебе ж на роду написано сапером быть! — убеждал Старинова Архип. — И отец у тебя с дорогами всю жизнь был связан, и сам ты близ дороги вырос. Одно слово — сапер и сапер!

Волнующие рассказы Пчелкина, задорная убежденность Архипа и естественное нежелание разлучаться с хорошими товарищами — все это сыграло свою роль.

Друзей выписывали. Попросился на выписку и Илья Григорьевич. В части 9-й стрелковой дивизии как раз набирали саперов. Хоть рана еще и не зажила, Старинов отказался от отпуска и вместе с Царьковым и Пчелкиным был зачислен в 27-ю отдельную саперную роту.

Так началась его служба в инженерных войсках Красной Армии. Служба, которая определила всю его дальнейшую жизнь.

Прошло почти два года. Красная Армия наступала на Таганрог, Азов, Темрюк. Затем начался поход на Врангеля. Бои шли с переменным успехом, намечался решительный штурм Крыма.

Свирепые ветры продували Арбатскую стрелку. Слева — Азовское, справа — Гнилое море — Сиваш. Ни построек, ни топлива. Сто двадцать километров красноармейцы прошли, разводя костры из выброшенных на берег водорослей и обломков деревьев. Рассчитывали каждый глоток воды. И наконец схватились с врагом. Участь врангелевцев известна.

В Крыму Старинова с другими бойцами направили в Керчь очищать катакомбы от последних белых банд. Из Керчи судьба забросила его на Кубань, с Кубани в Махачкалу, а оттуда — через Баку в Грузию.

Менялись участки фронтов, менялась погода, менялись люди вокруг, но одно не менялось — родная дивизия, родная рота. Старинов ни разу не пожалел, что послушал друзей и пошел в инженерные части.

Приходилось трудно. Но Красная Армия побеждала! Ранней весной 1921 г. 9-я стрелковая дивизия последний раз вышла к Черному морю — в Батум. В июне 1921 г. И. Г. Старинову представился выбор — демобилизация или учеба в военном училище. Илья Григорьевич не раздумывал. Жизнь вне армии он уже не представлял.

Старинов попросил направить его на учебу. Получил рекомендации, характеристики и вскоре выехал в Москву в Главное управление военно-учебных заведений. В то время добраться в Москву было трудно! Старинов поехал через Краснодар. Приходилось ехать сидя на буфере между двумя битком набитыми людьми вагонами. В Краснодаре переполненный поезд стали «приводить в норму». Сотрудники железнодорожной ЧК немедленно сняли Илью Григорьевича со «спального» места.

— Вы, товарищ, заехали далеко в сторону. В документах указан другой маршрут. Зайдите в комендатуру. Разберемся. В комендатуре скопилось больше двух десятков военнослужащих. У многих, как и у Старинова, отобрали проездные документы.

И вдруг Илья Григорьевич услышал, что прибыл вагон командующего Северо-Кавказским военным округом Клима Ворошилова.

Прежде чем успел толком что-либо обдумать, ноги уже понесли его по путям.

Никогда раньше он не встречал Ворошилова, но слышал о нем много. Старинов почему-то решил, что Ворошилов все поймет и в обиду не даст.

Командующий округом его принял, выслушал сбивчивый рассказ Ильи Григорьевича, просмотрел сохранившиеся у него рекомендации, посмеялся, придвинул к себе блокнот и тут же написал в комендатуру ЧК, чтобы его освободили. В тот же день Старинов выехал из Краснодара. Москва встретила Илью Григорьевича грязноватыми улицами. Некоторые бульвары днем походили на толкучку, а ночью — на пустырь. Вместо магазинов всюду были распределители, где неизвестно что и когда распределяли. В городе горели лишь немногие керосиновые фонари. Чекисты вылавливали бандитов. По скверам бродили в отрепье беспризорники. На Сухаревке шла меновая торговля, то и дело слышался вопль: «Держи вора!».

Прежде чем пойти в Главное управление военно-учебных заведений РККА (ГУВУЗ), Илья Григорьевич постоял на Красной площади, послушал бой курантов, которые играли «Интернационал».

Разговор в ГУВУЗе оказался коротким. У Старинова взяли командировочное предписание, рекомендации, аттестат, выдали паек и спустя неделю отправили в Одессу держать экзамены в военно-инженерное училище.

В училище он попал прямо к вступительным экзаменам. Желающих учиться было немало, но Старинов не волновался. Экзамен по русскому языку он сдал успешно, но неожиданно провалился по геометрии.

Невесело тянулся обратный путь в Москву. Что будет теперь?! Как глядеть в глаза начальству из ГУВУЗа?!

Но глядеть пришлось.

— Так, товарищ, — сказали Старинову. — Срезались, значит! Что же нам с вами делать?

Принимавший его командир углубился в анкету.

— Послушайте! Почему бы вам не пойти в школу военно-железнодорожных техников? Ведь вы с детства, можно сказать, железнодорожник! Если хотите учиться, советую не отказываться. Нам очень нужны военные железнодорожники.

Профессия отца продолжала определять судьбу Ильи Григорьевича.

Железные дороги… Тяжелое это было зрелище в двадцатые годы! Не хватало угля, паровозов, вагонов. Пути были изувечены войной, и бандиты продолжали их портить. По дороге из Одессы в Москву Старинов проторчал несколько часов в Фастове из-за крушения, устроенного какой-то бандой. Понятно, что армии нужны люди на транспорте.

Школа железнодорожных техников помещалась в Воронеже.

Наученный горьким опытом, Илья Григорьевич засел за алгебру и геометрию, повторил весь курс и вступительные экзамены сдал на «отлично».

В сентябре его зачислили в курсанты. Первым делом оказалась заготовка дров. С топливом по всей стране было туго. Воронеж исключения не составлял. Школа помещалась в кирпичном здании. Стекол в окнах почти не было, и оконные проемы забивали досками, между которыми шелестели сухие листья и опилки.

Паек был скудный, а курсанты еще добровольно отчисляли часть продуктов в пользу голодающих Поволжья.

В школе преподавали замечательные учителя — главным образом, инженеры из Управления Юго-Восточной железной дороги.

В те годы существовало повальное увлечение коммунами. Возникли коммуны и в воронежской школе военно-железнодорожных техников. Члены коммун вместе занимались, делились всем, что имели.

Старинов поставил себе цель — сдать экстерном в январе 1922 г. за второй семестр первого курса и за первый семестр второго. Закончить двухлетнюю школу за год. Одни преподаватели сомневались в успехе такого предприятия, другие — поддерживали его.

Дней отдыха не стало. С неимоверным трудом Старинов догнал второй курс и тогда принял еще одно решение — закончить учебу на «отлично». И он получил по всем предметам высшие оценки. За что был награжден в день выпуска именными часами.

Незадолго до перехода на второй курс Илью Григорьевича, как фронтовика и отличника, приняли кандидатом в члены Российской коммунистической партии большевиков.

Осенью 1922 г. Старинов окончил школу военно-железнодорожных техников и получил назначение в г. Киев, в 4-й Коростенский Краснознаменный железнодорожный полк.

В то время вблизи городов и сел находили большое количество зарывшихся в землю, неразорвавшихся бомб и снарядов. Подрывной команде Старинова дел хватало.

Осторожно откапывали губительные находки, отвозили в безлюдные места и уничтожали.

Илья Григорьевич пользовался каждым случаем, чтобы исследовать устройство взрывателей. Начал делать первые опыты по выплавлению взрывчатки из бомб и снарядов и убеждался, что это вполне безопасное и выгодное мероприятие. А нужда в тринитротолуоле была очень велика. Особенно весной, когда нужно подрывать ледяные заторы, угрожающие железнодорожным мостам.

Уже в ту пору Старинов впервые задумался над созданием портативных мин для подрыва вражеских эшелонов.

Еще в годы гражданской войны Илье Григорьевичу довелось познакомиться с устройством громоздких, сложных противопоездных мин замедленного действия, которые называли тогда «адскими машинами». В инженерном батальоне было несколько таких мин. Саперы поставили только одну из них на участке Батайск — Ростов. Остальные впустую провозили всю гражданскую войну в обозе. Не такие неуклюжие махины были нужны Красной Армии!

Старинов начал регулярно читать военные журналы, изучать минно-подрывное дело, пополнять знания и опыт, полученные на войне и в школе.

Жизнь в стране постепенно улучшалась. Начался новый, 1924 г.

Как-то Старинова вызвали к комиссару полка. Последний указал на стул.

— О нашем разговоре не должен знать никто, — предупредил он. — Из штаба округа поступило приказание выделить опытного командира-подрывника для выполнения специального задания. Мы с командиром полка решили рекомендовать вас.

Через час после разговора с комиссаром Илья Григорьевич уже запирал замки чемодана.

В служебном вагоне все выяснилось. Комиссия под председательством Е. К. Афонько, в которую был включен и Старинов, должна работать под непосредственным руководством командующего войсками Украинского военного округа И. Э. Якира. Работа была связана с укреплением приграничной полосы. Предстояло обследовать железнодорожные участки на границах с Польшей и Румынией, подготовить их к разрушению в случае внезапного вражеского вторжения. Старинов в комиссии оказался единственным командиром-подрывником. От него ждали предложений по созданию заблаговременных минных устройств.

Комиссия объезжала границу, осматривала железнодорожные мосты, большие трубы, депо, водокачки, водонапорные башни, высокие насыпи и глубокие выемки.

С утра до поздней ночи в любую погоду члены комиссии вышагивали по шпалам, по сырому балласту. Прикидывали, измеряли. А возвратясь в служебный вагон, начинали скрупулезные подсчеты и выкладки.

Предстояло отчитываться перед И. Э. Якиром.

В октябре 1924 г. комиссия прибыла на станцию Мозырь. Старинова сопровождал начальник военизированной охраны моста, молодой парень. Он щеголял выправкой и вообще хотел показать, что они здесь не лыком шиты.

Илья Григорьевич стал осматривать фермы моста. Дошла очередь до глубоких минных колодцев в опорах моста. Можно было, конечно, затребовать чертежи и по ним установить размеры колодцев. Однако Старинов давно взял за правило обследовать каждый объект лично.

Начальник охраны остался на мосту, а Илья Григорьевич спустил в трубу электрический фонарь. Всмотрелся и застыл на месте. В колодце лежал заряд динамита, покрытый густым маслянистым налетом.

— Придется закрыть движение по мосту! — сказал Илья Григорьевич начальнику охраны.

Тот побелел. Но Старинову было не до него. Он немедленно отправился к членам комиссии, чтобы доложить о страшной находке.

Студенистый динамит, покрывшийся маслянистым налетом, крайне опасен. Он чрезвычайно чувствителен к механическим воздействиям. Достаточно небольшого удара, даже трения, чтобы динамит взорвался. Инструкция требовала уничтожать это вещество, избегая переноски.

Пока Старинов обследовал другие минные трубы, полетели донесения в штаб округа и в Народный комиссариат путей сообщения. Движение на дороге прервалось. Илья Григорьевич обнаружил заряды динамита с выпотевшим нитроглицерином и в других опорах. Это была чистая случайность, что мост до сих пор не взлетел на воздух.

— Что надо предпринять? — спросил Илью Григорьевича председатель комиссии. — Учтите, задерживать движение на большой срок нельзя.

Старинов старался держаться в стороне, чтобы избежать вопросов. Честно говоря, он и сам не знал, как поступить. Ни один из известных ему способов разминирования в данной ситуации не был пригодным.

Илье Григорьевичу на занятиях в инженерной школе достаточно много твердили, что динамит с маслянистым налетом особенно чувствителен к механическим воздействиям. Его надо просто взрывать. А как? Получается вместе с мостом!

Усталый и мрачный, Старинов зашел в служебный вагон перекусить. Никак не мог отмыть грязные руки. Попросил горячей воды. Горячая мыльная вода постепенно смывала с рук жирные пятна мазута.

И вдруг Старинова словно током ударило. Вот он, выход! Найден! Надо налить в минные колодцы мазута, насыпать опилки, а потом вымывать динамит теплой щелочной водой.

Илья Григорьевич еле дождался прибытия своих бойцов. Объяснил им, в чем загвоздка, и они приступили к работе. Мазут, сухие опилки и горячая вода действовали безотказно. Теперь Старинов мог доложить, что мост будет разминирован в ближайшее время!

Целыми днями находился он на мосту. Простудился, но уйти было нельзя. Так и держался, пока не миновала опасность. Да и тут отдыхать не пришлось. Пока возились с мостом, Старинов запустил оформление документации. Пришлось наверстывать упущенное.

Несмотря на непредвиденную задержку, специальная комиссия выполнила работу в срок и заслужила благодарность командующего округом.

В конце ноября Илья Григорьевич вернулся в полк.

Поездка специальной комиссии на обследование границы была только началом огромной работы, в которую включались все больше людей и целые подразделения.

Перед командирами Красной Армии ставилась задача — сделать все, чтобы противник не мог воспользоваться при вторжении нашими дорогами. Илье Григорьевичу приходилось теперь часто бывать в Харькове и изучать в штабе округа различные документы.

За его работой внимательно наблюдали начальник штаба округа П. П. Лебедев и командующий И. Э. Якир. Впервые Старинов увидел Якира весной 1928 г. Командующий зашел в комнату, где он работал, жестом разрешил сесть и сам присел возле одного из столов.

Он спросил, как работается. Поинтересовался, нет ли каких помех. Напомнил:

— Вы делаете чрезвычайно важное дело. Наша обороноспособность зависит и от заблаговременной подготовки к устройству заграждений на дорогах. От заграждений, увязанных с боевыми действиями войск.

Якир обратил внимание Старинова на необходимость тщательного планирования работ по заграждению, требовал учесть все силы и средства, имеющиеся на местах.

— Учите людей полагаться не на одни только приказы. Учите их действовать разумно и решительно в соответствии с обстановкой. Приказы, знаете ли, иногда даются издалека, могут запоздать, а на войне промедление способно привести к гибели.

Встреча с Якиром окрылила Старинова. Его, подрывника, особенно взволновало внимание командующего к взрывным заграждениям. Он хорошо запомнил его указание присмотреться к возможностям управления минными заграждениями, особенно по радио, начавшими тогда внедряться на вооружение армии.

В конце 1929 г. подготовка к устройству заграждений на границе была завершена. В округе подготовили более 60 специальных подрывных команд общей численностью 1460 человек. Построили десятки складов для взрывчатых веществ и создали запасы взрывчатки. Отремонтировали свыше 120 минных колодцев, ниш и камер на мостах. Припасли более 1640 вполне готовых сложных зарядов и десятки тысяч зажигательных трубок, которые можно было ввести в действие незамедлительно.

Помимо взрывных заграждений создавались и иные. Вся их система увязывалась с системой укрепленных районов.

Теперь можно было относительно малыми силами и в сравнительно короткий срок сделать на длительное время невозможным для противника движение по советским дорогам.

В те годы была уже поставлена и другая важная задача. Нужно было выводить из строя захваченные врагом пути сообщения так, чтобы при обратном занятии их нашими войсками быстро восстанавливалось движение. Руководство инженерных войск и военных сообщений Красной Армии отчетливо представляло, что этого можно достигнуть, только умело сочетая отход войск и разрушение дорог с применением управляемых мин и мин замедленного действия (МЗД). Последние должны были играть главную роль.

В 1928–1929 гг. армия уже имела ряд противопоездных мин замедленного и мгновенного действия. Некоторыми из них можно было подорвать любой указанный поезд, даже определенный вагон этого поезда. Но имелся у этих мин один существенный недостаток — они срабатывали только при установке под шпалы или вплотную под рельсы. Оставляла желать лучшего и герметичность.

Однако минно-подрывное дело неуклонно прогрессировало. Совершенствовались мины и способы расположения зарядов, увеличивалась надежность их одновременного взрыва на больших объектах и в любую погоду.

В одну из ветреных ночей на одном из участков дороги западнее Коростеня наблюдалось необычное оживление. И. Э. Якир приехал проверять готовность заграждений. Вместе с командующим был начальник военных сообщений, представители Управления Юго-Западной железной дороги, командиры железнодорожных частей.

Якир и его спутники уверенно шагали в темноте по железнодорожному полотну. Старинов, вместе с командирами-подрывниками, нервничая, шел сзади.

Раздалась команда:

— Приступить к минированию!

Начальник военных сообщений округа Ф. К. Дмитриев то и дело освещал фонариком циферблат хронометра.

А донесений о готовности к взрывам все не было.

Илья Григорьевич напряженно вглядывался в темноту и, как ему казалось, видел, как неповоротливо движутся на объектах люди, как медлительно вставляются в заряды электродетонаторы. Как ему самому хотелось броситься в темень и помочь бойцам! Но надо было стоять и ждать.

Якир не проронил ни слова. Наконец пришло сообщение:

— Все готовы!

Минуту спустя острые вспышки учебных взрывных пакетов вырвали из темноты пролеты моста, стрелки, участки полотна. Эхо подхватило гул. Путь разрушен!

И все же результаты учения не удовлетворили Старинова. Во время последних тренировок подрывники действовали гораздо быстрее. Удрученный, поднялся Илья Григорьевич в служебный вагон командующего округом для разбора занятий.

Якир не спешил с выводами.

— Прежде всего подкрепиться и согреться! — распорядился он.

Присели к столу. Взяли стаканы с горячим чаем. Но было не до чаепития.

И вдруг услышали веселый голос командующего:

— Не падайте духом, минеры. Я же понимаю, в чем беда, и делаю скидку на присутствие высокого начальства. Раньше-то действовали быстрей?

— Быстрей, Иона Эммануилович, — отозвался кто-то.

— Могу вас утешить, — засмеялся Якир, — во время войны большое начальство не будет стоять над душой. Вас это устраивает?

На лицах подрывников появились ответные улыбки.

— Ну вот и отлично, — одобрил командующий. — А теперь займемся разбором учений и выясним, в чем причина недостаточной четкости ваших действий. Прошу внимания!

Якира не считали добрячком. Он знал цену требовательности. Но когда требовал, каждый чувствовал, что имеет дело не просто с «большим начальником», что перед ним старший, умудренный жизнью человек.

Примерно через год присланная из центра комиссия снова проверяла готовность к устройству заграждений и разрушений на приграничных участках Юго-Западной железной дороги. На этот раз результаты получились иными. Бойцы, охраняющие мосты (они же и подрывники), действовали слаженно и уверенно.

Шестидесятиметровый мост через р. Уборть под Олевском был, например, полностью подготовлен к разрушению при дублированной системе взрывания за две с половиной минуты.

Кстати, этот мост в годы Великой Отечественной войны советским партизанам долгое время не удавалось вывести из строя. Подорвать мост удалось отряду Героя Советского Союза А. И. Грабчака. 31 октября 1943 г. они соорудили специальную мотодрезину, уложили на нее две неразорвавшиеся авиабомбы, прикрепили вертикально к дрезине шест, установили два чучела, одетые в форму гитлеровских офицеров, и запустили дрезину к сильно охраняемому мосту. Охрана не успела среагировать на появление дрезины с «начальством». Шест задел ферму моста и вытащил чеку взрывателя. Раздался мощный взрыв, после которого мост рухнул. На его восстановление фашистам потребовалось больше недели.

Заблаговременная подготовка к устройству заграждений (разрушений) на железных дорогах в приграничной полосе проводилась и в других приграничных военных округах. Для этой цели были изданы специальное Наставление (красная книга) и Положение (зеленая книга). В Наставлении впервые подробно описывалось, как вывести из строя железнодорожный путь, мост и другие объекты на железных дорогах. Оно сыграло большую роль в совершенствовании минно-подрывных работ.

Зеленая книга — Положение — четко определяла варианты разрушения и порчи железнодорожных объектов в зависимости от того, на какой срок желательно вывести их из строя. Все расчеты сил и средств производились для полного и частичного разрушения. Необходимые запасы минно-подрывных средств создавались для полного разрушения дорог в полосе до 60—100 километров от границы, и располагались они вблизи охраняемых объектов.

На занятиях с командным составом подрывных команд особо подчеркивалось, что при решении вопроса о характере и объеме заграждений (разрушений) необходимо тщательно взвешивать последствия, к которым они приведут. Стремиться нужно к тому, чтобы исключить всякую возможность использования разрушенного объекта противником и вместе с тем не создать непреодолимых трудностей для восстановления движения при контрнаступлении наших войск.

Страна жила мирной жизнью. Газеты писали об индустриализации, о создании первых колхозов, о полной ликвидации безработицы. Из-за рубежа шли вести о забастовках, о правительственных кризисах.

Глубокой осенью 1928 г. Старинов ехал на учебу в Центральный институт труда. Но было у него в Москве и другое дело. Прошедшей весной он написал для журнала «Война и техника» две статьи. Одну — о приспособлении для надежного применения пенькового фитиля при подрывных работах с зажигательными трубками в ненастную погоду, другую — о поточном способе подрыва рельсов.

Первую статью приняли, а вторую редакция возвратила Старинову с замечаниями Д. М. Карбышева.

Рецензия была глубоко аргументирована. Возражать против доводов Д. М. Карбышева Илья Григорьевич не мог. Карбышев справедливо писал о необходимости дополнительной проверки массового поточного подрыва рельсов двухсотграммовыми толовыми шашками, о необходимости тщательного обеспечения безопасности не только подрывных команд, но и войск, находящихся вблизи разрушаемой железной дороги.

Илья Григорьевич понял, что не сумел добротно написать статью. И теперь, приближаясь к Москве, он думал о встрече со своим рецензентом.

Вдоль улиц густо дымили асфальтовые котлы — приводились в порядок мостовые и тротуары. На самых высоких зданиях висели рекламы ГУМа и Моссельпрома. Попадались легковые машины, но все иностранных марок. Легковых машин в СССР тогда еще не производили.

В издательстве журнала «Война и техника» Старинову пояснили, что Карбышев — крупный военный специалист, начальник кафедры Военной академии имени Фрунзе. Что он являлся участником русско-японской войны, прошел империалистическую, дослужился до полковника в царской армии. Всю гражданскую войну, с первых дней, воевал против белогвардейцев.

Старинов был смущен. Может быть, его статья показалась Карбышеву детским лепетом и ученый не разнес ее в пух и прах только из вежливости?

Сотрудник редакции предупредительно встал, увидев входящего в комнату сухощавого человека лет сорока пяти. Тщательно причесанные редкие волосы его были чуть тронуты сединой. С узкого лица строго смотрели серые, кажущиеся холодными глаза. В петлицах хорошо сшитой шинели два ромба.

— Карбышев, — крепко пожав руку Ильи Григорьевича, сказал он. По просьбе Дмитрия Михайловича Старинов рассказал об опытах массового подрыва рельсов поточным способом.

Этот способ вдвое сокращал расход взрывчатых веществ и почти в пять раз увеличивал производительность подрывных команд по сравнению со способом, описанным в Наставлении по подрывному делу.

Поточный способ подрыва являлся детищем Старинова. Естественно, что он увлекся.

Карбышев слушал внимательно, не перебивая. Когда Илья Григорьевич закончил, он сказал:

— Все делали правильно, но ваш опыт подрыва, хотя и значителен, остается опытом мирного времени. А в мирное время допускается много условностей, которых не будет на войне. Следовательно, поправки придется вносить на ходу. Работали вы в основном с модельными шашками. Стало быть, каков будет эффект от массовых взрывов зарядов, от разлета осколков рельсов, вы сказать не можете. А знать это надо. Могу посоветовать лишь одно: дополните свои опыты, проводите тренировки и ночью, надежно обеспечив безопасность, взрывая боевые заряды. Если проверка подтвердит вашу правоту — можно будет рекомендовать поточный способ войскам. Но проверка должна быть тщательной!

Дмитрий Михайлович поинтересовался, где учился Илья Григорьевич, спросил, как обстояло у него дело с учебой теперь, есть ли в железнодорожных частях пособия, необходимые для красноармейцев.

Рабочий день в редакции давно закончился, а разговор все продолжался.

Наконец Дмитрий Михайлович встал и пожелал Старинову успехов в его минно-подрывной деятельности.

В тот далекий вечер первой встречи с Д. М. Карбышевым Илья Григорьевич был счастлив, что с ним доверительно беседовал такой человек, что он не отмахнулся от его работы, благословил на поиски.

В 1934 г., будучи в Москве на учебе в Военно-транспортной академии, Старинов без предупреждения зашел на работу к Дмитрию Михайловичу Карбышеву. Он принял его как старого, доброго знакомого. Выслушав соображения об инженерных минах различного назначения, в особенности о минах замедленного действия, Карбышев заинтересовался ими.

— Вам надо написать на эту тему диссертацию! — горячо убеждал он Илью Григорьевича. И это сбылось, но несколько позже.

После учебы Старинов возвратился в полк бодрый, полный новых планов и, конечно, новых надежд.

Учитывая возможность нападения на СССР агрессора, Центральный Комитет партии поручил Народному комиссариату по военным и морским делам заблаговременно осуществить меры, повышающие обороноспособность социалистического государства.

Тогда-то наряду с работами по устройству заграждений на путях сообщения началась и подготовка партизанских кадров, создание партизанской техники. А несколько позднее развернулось строительство мощных укрепленных районов.

Много ума, сил, организаторского таланта вложили в подготовку партизанских отрядов и тайных партизанских баз такие военачальники, как М. В. Фрунзе, И. Э. Якир, И. П. Уборевич, В. К. Блюхер, Я. К. Берзин.

И не только потому, что это было положено им по должности. Крупнейшие военные деятели правильно оценивали обстановку, предвидели характер войны будущего, понимали огромное значение партизанских методов борьбы с возможным противником.

Время наступило тревожное. Политическая атмосфера в Европе накалялась день ото дня. В эти тревожные дни в СССР повышалась боевая готовность войск, укреплялась приграничная полоса.

В январе 1930 г. Старинова вызвали в Харьков, в штаб Украинского военного округа. В штабе его принял начальник одного из отделов Август Иванович Баар. Илья Григорьевич знал, что Баар — латыш. На красных петлицах последнего красовалось по два ромба.

Старинов решил, что перед ним угрюмый и замкнутый человек и, естественно, насторожился. На вопросы отвечал так же односложно, как они задавались. Беседа явно не клеилась. Но вот Баар перешел к делу, сообщил, что Илье Григорьевичу предстоит обучать партизан.

— Это труднее и сложнее, чем учить молодых красноармейцев. Яснее вам расскажет обо всем товарищ Якир. Пройдемте к нему.

Командующий разбирал бумаги. Поднял лицо, заулыбался. Баар представил Старинова.

— Со старыми знакомыми разговаривать легче, — сказал Якир.

Он с увлечением рассказал о целях подготовки партизан и методах их обучения, затем сказал:

— Товарищ Баар, видимо, предупредил вас, что предстоит обучать людей опытных и заслуженных. Очень опытных! Стало быть, нужно преподавать так, чтобы они не разочаровались. Азы им твердить не надо. Давайте больше нового. Как можно больше нового! И учтите, что в тактике самой партизанской борьбы они пока разбираются лучше вас. Так что не задевайте самолюбие людей и сами учитесь у них всему, что может понадобиться. Вам поручается важное партийное дело, товарищ Старинов, — предупредил Якир. — Вы обязаны с ним справиться. Характер будущей работы вам понятен. Задания будете получать от товарища Баара или его заместителя… Я знаю вас как подрывника. Как подрывника мы и берем вас в отдел товарища Баара. Там, надеюсь, вас сделают еще разведчиком и партизаном.

В конце разговора Якир предупредил, что подготовка партизанских кадров является государственной и военной тайной.

Новое дело увлекло и захватило Илью Григорьевича. Вначале он обучал будущих партизан только минно-подрывному делу, зато сам учился многому и помногу. Вникал в историю партизанских войн, в тактику партизанской борьбы с противником, в тонкости и премудрости разведки. Обучая, он сам получал подготовку, какой в то время не давала ни одна академия.

Невольно приходилось задумываться и над созданием таких инженерных мин, которые можно применять именно в тылу врага.

По личному указанию Якира Старинов организовал мастерскую-лабораторию, где разрабатывались образцы мин, наиболее удобных для применения в партизанской войне. В этой лаборатории родились так называемые «угольные» мины, с успехом применявшиеся в годы Великой Отечественной войны партизанами Константина Заслонова, Анатолия Андреева и многими другими героями борьбы с гитлеровцами.

Здесь же родилась и обрела плоть идея создания некоторых, теперь широко известных автоматических мин. Старинов сконструировал так называемый «колесный замыкатель», окрещенный в Испании миной «рапида», т. е. быстрая. Были найдены и отработаны способы подрыва автомашин и поездов минами, управляемыми по проводам и с помощью бечевки.

Будущие партизаны не только знакомились с устройством этих мин. В случае необходимости они могли теперь изготовить каждую из них. Большое внимание уделялось также самостоятельному изготовлению запалов, гранат, умению рассчитывать и закладывать заряды взрывчатки.

В партизанские отряды подбирались различные специалисты. Помимо совершенствования в основной специальности они глубоко изучали и смежные военные профессии. Каждый минер был и парашютистом, и радистом, и стрелком.

Перед преподавателями была поставлена задача совершенствовать уже известные методы партизанской войны, отыскивать новые возможности, добиваться высокой маневренности партизанских групп и уметь обеспечивать их материально.

Следует отметить, что подготовкой партизанских кадров занимались и органы государственной безопасности СССР. Так, в апреле 1920 г. диверсионные группы, одетые в гражданскую одежду, переходили польскую линию фронта для развертывания партизанской борьбы в тылу польских войск на территории Западной Белоруссии.

Позднее, как уже говорилось, в соответствии с решениями военно-политического руководства СССР, началась широкомасштабная подготовка к партизанской борьбе против возможной агрессии со стороны капиталистических держав.

Опыт партизанской войны, накопленный в 1918-1920-х гг., был развит советскими военными теоретиками и положен в основу военной доктрины молодого государства. В условиях, когда СССР был окружен врагами, при постоянной угрозе нападения, именно партизанские формирования могли сыграть большую роль в борьбе с возможной агрессией.

Несомненная заслуга в подготовке партизанской войны, широко развернувшейся в СССР в 1922–1932 гг., принадлежит М. В. Фрунзе и Ф. Э. Дзержинскому, под руководством которых была развернута серьезная работа по написанию пособий по тактике партизанской борьбы и по созданию особых партизанских школ, а также специальной техники и вооружения для партизанских формирований.

В июле 1921 г. была опубликована статья М. В. Фрунзе «Единая военная доктрина и Красная Армия». Автор намеренно подчеркивал ту огромную роль, какую может сыграть в организации обороны страны подготовка к ведению партизанской войны: «Если государство уделит этому достаточно серьезное внимание, если подготовка этой «малой войны» будет проводиться систематически и планомерно, то и этим путем можно создать для армии противника такую обстановку, в которой при всех своих технических преимуществах они окажутся бессильными перед сравнительно плохо вооруженным, но полным инициативы, смелым и решительным противником».

Обязательным условием успеха «малой войны», по мнению М. В. Фрунзе, была заблаговременная разработка ее плана и создание предпосылок, обеспечивающих ее успех. В основу партизанской доктрины была положена ленинская мысль о том, что «партизанские выступления не месть, а военные действия».

М. В. Фрунзе сформулировал нормы и условия ведения партизанской войны: «Способы и формы ведения войны не всегда одинаковы. Они меняются в зависимости от условий развития и, прежде всего, от развития производства. Военная тактика в первую очередь зависит от уровня военной техники. Второе средство борьбы с техническим превосходством армии противника мы видим в подготовке партизанской войны на территориях возможных театров военных действий. Но обязательным условием плодотворности идеи малой войны является, повторяю, заблаговременная разработка ее плана и создание всех данных, обеспечивающих ее широкое развитие. Отсюда задачей нашего Генерального штаба должна стать разработка идеи малой войны».

До 1933 г. Красной Армии внушалось, что в будущей войне с ее маневренными операциями «крупная роль будет принадлежать «…партизанским действиям, для чего надо организовать и подготовить их проведение в самом широком масштабе».

Именно в соответствии с решениями военно-политического руководства СССР, в 1924–1936 гг. производилась серьезная подготовка к партизанской войне. Она включала: создание тщательно законспирированной и хорошо подготовленной сети диверсионных групп и диверсантов-одиночек в городах и на железных дорогах к западу от линии укрепленных районов; формирование и всестороннюю подготовку маневренных партизанских отрядов и групп, способных действовать на незнакомой местности, в том числе за пределами страны; переподготовку командного состава, имевшего опыт партизанской борьбы в гражданской войне, и подготовку некоторых молодых командиров в специальных партизанских учебных заведениях; отработку вопросов партизанской борьбы и борьбы с вражескими диверсионными группами на специальных и некоторых общевойсковых учениях; совершенствование имеющихся и создание новых технических средств борьбы, наиболее пригодных для применения в партизанских действиях; материально-техническое обеспечение партизанских формирований.

В лесу под Олевском шел дождь. Спускаясь из служебного вагона на скользкую, черную от воды дорогу, Якир поднял голову, посмотрел на низкое небо. Нигде не было ни единого просвета. Старинов подумал, что сегодня ничего не состоится, однако Якир дал знак следовать за ним. Его высокие яловые сапоги скользили, разбрызгивая грязь. Жидкий проселок уводил все дальше от станции. Якир не замедлял шага.

Вечерело, и в залитом потоками дождя подлеске уже густела темень. Командующий внезапно остановился, прислушался. Сквозь шум мокрой листвы донеслись чавканье конских копыт и скрип тележных осей.

Приблизилась головная подвода. Командующий вскочил на нее.

— Садитесь на следующие, — негромко приказал он. Подводы двинулись в глубь ночного леса. Ехали долго и остановились неожиданно.

— Здесь разбить палатку, — раздался из темноты голос Якира.

Разбивка палатки — дело привычное и несложное. Полотняный шатер поднялся посреди небольшой поляны. Внутри засветился зажженный кем-то фонарь.

— Ну и конспираторы! — с досадой бросил командующий. — Свет-то за сотню метров видно. Немедленно замаскируйте!

Все десять человек, принимавших участие в закладке скрытой партизанской базы западнее Коростеня, вблизи Олевска, сбились в палатку.

Недавно в этом районе проходили общевойсковые учения. Местность была изрыта окопами и ходами сообщений. Один из окопов был использован для закладки оружия и боеприпасов. Чтобы тайник не удалось обнаружить любопытному глазу, сделали глубокую нишу, вывели в стенке окопа ее под самые корни могучей березы.

Якир от места работы не уходил, оставаясь возле окопа, пока ниша не была утрамбована. Когда все закончили, тщательно уничтожили признаки своего пребывания. Теперь никто из посторонних не мог бы догадаться, что под корнями могучей березы, под штабелем старых, полусгнивших дров находятся склад оружия для крупного отряда и такое количество взрывчатки, которого достаточно, чтобы устроить крушение десятков поездов и подорвать сотни вражеских автомашин.

Надежно спрятанные в земле оружие и взрывчатые вещества ждали своего часа. Но раньше, чем пришел этот час, скрытые партизанские базы были опустошены, безусловно с ведома и, наверное, даже по прямому приказу Сталина.

В конце 1920-х и начале 1930-х гг. подготовка партизан и диверсантов проводилась в специальных школах и учебных пунктах. Они были различными по величине, по структуре и по способам конспирации. Спецшколы, как правило, размещались в нескольких зданиях, в городах и пригородах. Они имели хорошие мастерские, лаборатории, а некоторые имели закрытые тиры и небольшие полигоны, на которых можно было устанавливать и даже подрывать различные мины и заряды до 1 килограмма.

Были и небольшие учебные пункты, которые являлись филиалами основных спецшкол. В них обучались командиры и специалисты, диверсионные, разведывательные, организаторские группы и даже целые отряды. В небольших, хорошо законспирированных учебных пунктах готовили подпольщиков-одиночек и небольшие группы диверсантов для совершения диверсии на случай вторжения противника в приграничную полосу. Одновременно обучалось не менее 12 человек. Все имели псевдонимы.

Состав будущих партизанских формирований был самый различный, но на каждом сборе имелись партизаны, одинаковые по возрасту. Обычно в партизаны готовились мужчины в возрасте 45 лет и старше, а также молодые мужчины, имеющие пороки по здоровью и освобожденные от военной службы. Но были и сборы, на которых призывались одни женщины в возрасте от 20 до 40 лет. Большинство обучающихся были коммунистами и комсомольцами. Однако они должны были конспирироваться, и никто из окружения не должен был знать об этом — с этой целью их под различными предлогами «исключали» из партии и комсомола, и они «устраивались» на работу, где должны были действовать на случай вторжения противника. Таких диверсантов обучали всего 1–2 месяца.

Подбор для диверсионной борьбы в тылу вероятного противника самых различных категорий населения, в частности лиц пожилого возраста, а также лиц, имевших опыт партизанской борьбы, был целесообразным и продуктивным. Их обучали только тому, что нужно было для выполнения поставленных задач. Например, пожилых партизан учили только совершению диверсий на транспорте и в тех отраслях промышленности, вблизи которых они проживали. Этот контингент не подлежал мобилизации и должен быть остаться на оккупированной территории в случае нападения агрессора.

При обучении диверсионных партизанских групп, предназначенных для базирования и действий в городах, особое внимание обращалось на соблюдение конспирации и поддержание тайной связи.

Партизаны, которые предназначались для переброски в тыл противника через линию фронта, проходили и воздушно-десантную подготовку, вплоть до ночных прыжков с парашютом.

Теоретические занятия проводились по 6 часов, а практически по 8—10 часов в сутки. Для маскировки эти курсы назывались, например, в одном случае «сбором собаководов», и тогда действительно на курсах было много собак. В других случаях — семинаром пчеловодов, и тогда на участке дачи появлялось много различных ульев; на берегу р. Днепр и в г. Одессе проводились курсы «рыбаков», в Полесье — «лесоводов».

Почти всех курсантов пожилого возраста под различными предлогами переводили в новые районы, находившиеся к западу от строящихся оборонительных рубежей. Там они оседали, ничем не проявляя себя.

После обучения, начиная с лета 1931 г., на каждого подготовленного партизана закладывался один или несколько складов с оружием, боеприпасами, минно-подрывными и поджигательными средствами.

Командиры и комиссары будущих партизанских бригад и отрядов отбирались, из числа активных участников партизанской борьбы в годы гражданской войны. Начальники штабов комплектовались из общевойсковых командиров. Численность организаторской группы отряда, в зависимости от задач и местных условий, состояла от 8 до 12 человек, бригады от 30 до 40 человек. Отдельно действующие диверсионные и разведывательные группы в основном комплектовались из частей Красной Армии и пограничников, но почти в каждой группе были и опытные партизаны.

Личный состав организаторских групп отрядов и бригад подбирался при участии их командиров, комиссаров, начальников штабов. Как правило, заместители командиров имели опыт партизанской борьбы в годы гражданской войны, а остальные были из рядов Красной Армии, пограничных войск, работников органов ОГПУ и из рабочих и колхозников, обладающих нужными данными.

Как показало время, проблема подбора кадров для командного состава партизанских формирований остро встала в первые дни Великой Отечественной войны. Органы государственной безопасности СССР старались учитывать опыт 1929–1934 гг. и подбирать людей преданных своей Родине, а самое главное — имеющих опыт ведения партизанской борьбы.

Подготовка партизан в 1920–1930 гг. не ограничивалась только краткосрочными курсами. Лица, окончившие курсы Осоавиахима и показавшие по всем данным свою пригодность к партизанской борьбе, зачислялись в секретные школы и там обучались специальным дисциплинам.

Вначале в специальных школах будущих партизан и диверсантов учили всему, что было нужно в тылу противника. Потом убедились, что для этого мало не только года, но и двух лет. Обучение было 3-ступенчатым.

Первая ступень включала заочную подготовку с продолжительностью около года. Вторая ступень — подготовку командиров и специалистов в школах в течение 6 месяцев. Третья ступень — сколачивание разведывательных, диверсионных и организаторских групп отрядов в течение 1 месяца, организаторских групп бригад — 2 месяцев.

Будущие партизаны приобретали нужные им гражданские и военные специальности без отрыва от производства. Весь состав организаторских, диверсионных и других специальных групп еще до учебных сборов овладевали одной, двумя, а некоторые и тремя специальностями, необходимыми в тылу противника. Так, при организаторских группах отрядов, численностью в 8—12 человек, могли быть до 20–30 следующих специалистов: 2–3 радиста, 3–4 подрывника, 3–4 стрелка, 1–2 фельдшера, 1–2 химика, 1–2 электрика, 2–3 водителя, фотографа, оружейника, переводчика, а в некоторых отрядах были летчики. Все могли плавать, ездить верхом на лошадях, на велосипедах, ходить на лыжах. Все, за исключением пожилых командиров и комиссаров, обладали большой физической выносливостью.

Начиная со второй половины 1929 г. в спецшколах обучали только специальным дисциплинам, а именно: организации и тактике партизанской борьбы, специальной политической подготовке, в которой большое внимание уделялось борьбе с вражеской пропагандой, работе среди населения других стран, разложению войск противника, минно-подрывному и поджигательному делу для партизан и диверсантов, изучению иностранного оружия, использованию приемов конспирации и маскировки, воздушно-десантной подготовке, преодолению водных преград и другим дисциплинам.

Специальная подготовка партизанских кадров обычно велась в составе групп диверсантов, разведчиков, снайперов, радистов. Группы, как правило, формировались в ходе предварительной подготовки. При отборе кандидатов для специальной партизанской подготовки особое внимание обращалось на морально-политические качества, физическую подготовку, выносливость, дисциплинированность, инициативность. При этом группы по обучению диверсантов комплектовались в основном из лиц, обладающих знаниями в области электротехники, химии; разведчиков — из лиц с острым зрением и отличным слухом, знающих топографию и фотодело; снайперов — из отличных стрелков; радистов — из радиолюбителей; оружейников — из слесарей и т. д.

До 10 процентов занятий проводились в ночное время с выходом в лагеря. По всем дисциплинам были зачеты, по основным — экзамены, на которых требовалось показать не только знания, но и умения. Обучаемые делали мины и зажигательные снаряды, которые устанавливали на объектах, проводили различные «диверсии», решали тактические задачи. Таким образом, создавалась обстановка, максимально приближенная к боевой.

К концу обучения радисты могли не только принимать, передавать, шифровать и расшифровывать радиограммы, не только устранять неисправности в радиостанциях, но и из имеющихся в продаже деталей могли самостоятельно изготовить приемо-передающую радиостанцию.

К большому сожалению, в годы Великой Отечественной войны проблема связи партизанских формирований с «Большой землей» стояла очень остро, особенно в начальный период войны. А таких специалистов, которые могли самостоятельно изготовить приемо-передающую радиостанцию, практически не было. Это лишний раз подчеркивает пагубное решение руководства СССР свернуть подготовку к партизанской борьбе в 1930-х гг.

После подготовки диверсанты и партизанские командиры могли изготовлять из подручных, продающихся в магазине материалов и деталей взрывчатые вещества, зажигательные снаряды, электрозапалы, противопехотные, противотранспортные мины мгновенного и замедленного действия, производить диверсии как с применением самых совершенных по тому времени мин, так и без применения взрывчатых веществ на транспорте, промышленных и других объектах, имеющих военное значение. Особое внимание обращалось на умение произвести диверсии, не оставляя не только никаких следов, но и направляя противника по ложному следу.

После сдачи экзаменов группы выводили в лагеря, и там сами их командиры проводили занятия по плану, разработанному совместно с преподавателями. Не менее 75 процентов занятий проводилось в ночное время. Данная практика оправдывала себя ввиду того, что партизанские операции зачастую проходят именно в это время суток.

С конца 1931 г. одновременно производилась и закладка скрытых складов с оружием, боеприпасами и минно-подрывным имуществом.

Необходимо отметить, что в конце 1920-х и начале 1930-х гг. специальные органы ОГПУ и 4-го Управления Генерального штаба РККА, занимавшиеся вопросами партизанской войны, оказали большую помощь народам других стран. Так, на Украине готовились партизанские кадры не только из жителей районов, оккупированных Польшей и Румынией, но из поляков и румын, которые были вынуждены покинуть свою родину, спасаясь от террора реакционных режимов. Из этого контингента готовили минеров, разведчиков, командиров групп и отрядов. Обычно готовились небольшие группы и одиночки. Подготовка этих групп велась в спецшколе ОГПУ УССР в г. Купянске и на курсах разведотдела Украинского военного округа в г. Киеве и г. Одессе. Одиночки готовились на конспиративных квартирах в Киеве и Одессе.

Хочется оговориться, что диверсантов предполагалось использовать, если будет необходимость, как партизанских командиров.

Данный контингент обучался по диверсионной работе по линии Коминтерна. Иностранцев готовили по особым программам с учетом особенностей страны, тоже иногда в несколько приемов.

Опыт партизанской борьбы, а также созданная в начале 1930-х гг. специальная партизанская техника широко и весьма эффективно использовались в ходе национально-революционной войны испанского народа против фашизма. Один из самых известных курсантов этих школ, герой войны в Испании — генерал «Вальтер» (Кароль Сверчевский). В Испании на практике применяли опыт, полученный в партизанских школах, чекисты — будущие командиры партизанских формирований в годы Великой Отечественной войны. В Испании «побывали» В. А. Ваупшасов, Н. А. Прокопюк, А. М. Рабцевич и др.

Диверсантов-агентов и даже целые группы обучали обычно 2, реже 3 инструктора. Этому способствовало наличие нужных пособий и мастерских, лабораторий, которые обеспечивали необходимой техникой. Комплектовались преподаватели и работники мастерских лабораторий из состава обучавшихся групп.

От старших инструкторов требовалось знание иностранных языков (на Украине польского и румынского). Иностранцев редко обучали через переводчиков. А если и привлекали переводчиков, то только таких, которые после 2–3 сборов могли быть инструкторами.

В ходе обучения диверсанты и особенно бывалые партизанские командиры на основе опыта прошлого вносили серьезные предложения по усовершенствованию средств и способов ведения партизанской борьбы.

Уже тогда вместо Наставления «Подрывные работы» и пособия по подрывному делу, предназначенных для войск Красной Армии, приходилось издавать конспекты «Минно-подрывное и поджигательное дело» для партизан, в которых менее одной трети бралось из указанного Наставления, а две трети было специфически диверсионным.

Если планировалась переброска групп в тыл противника по воздуху, то весь состав совершал один-два ночных прыжка. При этом дневные прыжки и предварительная подготовка к ним, как правило, проводились в кружках Осоавиахима.

К 1 января 1930 г. в приграничной полосе Юго-Западной железной дороги глубиной до 200 км из личного состава погранвойск и военизированной охраны железных дорог были подготовлены, кроме подрывных команд 2-х железнодорожных полков, более 60 партизанских подрывных команд общей численностью около 1400 человек. На железной дороге и на объектах были оборудованы специальные минные трубы, ниши и камеры. Аналогичная работа проводилась в Белорусском и Ленинградском военных округах.

Детали и особенности этой работы хорошо представлены в воспоминаниях И. Г. Старинова, который в те годы занимался подготовкой диверсантов по линии 4-го Управления Генштаба РККА. В БССР, например, создали Специальное бюро ГПУ. С 1930 по 1936 гг. оно провело целый комплекс мероприятий по подготовке к партизанской борьбе. Так, уполномоченный Спецбюро ГПУ Белоруссии А. К. Спрогис был начальником специальной школы, в которой прошли обучение многие будущие партизаны.

Боеготовность и обучение этих кадров обеспечивались достаточным количеством учебных пособий. В партизанских школах было много специальной литературы, начиная с трудов Д. В. Давыдова, Н. С. Голицына, В. Н. Клембовского до труда по тактике партизанской борьбы П. И. Коротыгина, сборников боевых примеров из опыта партизанской борьбы и диверсий первой мировой и гражданской войн, а также большое количество пособий по тактике партизанской борьбы, средствам и способам диверсий. Большинство их до 1934 г. были без грифа секретности и без указания о том, кто их печатал, но нумерованные.

Качество подготовки, боевые возможности маневренных партизанских формирований проверялись на специальных и общевойсковых учениях. Целая серия этих учений помогла обобщить опыт и оценить эффективность системы подготовки партизанских кадров в 1920–1930 гг. Были проведены специальные маневры в 1932 г. под Москвой. В них участвовали дивизия особого назначения войск НКВД, Высшая пограничная школа, академии и училища Московского военного округа.

Партизанские группы иногда участвовали в общевойсковых учениях. Особенно поучительными были учения в Ленинградском военном округе осенью 1932 г., в которых участвовали отборные спецгруппы Ленинградского, Белорусского и Украинского военных округов, всего свыше 500 партизан, подготавливаемых по линии 4-го Управления Штаба РККА и ОГПУ.

У «партизан» имелось оружие иностранного производства, у «диверсантов» — учебные мины. Все были в одинаковой гражданской одежде, в головных уборах с красными полосками, имели плащи и рюкзаки.

В ходе учений «партизаны» проникали в «тыл противника» наземным путем через «линию фронта» и по воздуху с парашютами. «Противник» проводил контрпартизанские мероприятия. Был успешно осуществлен ряд засад, но налеты на штабы армий оказались неудачными из-за бдительности охраны.

Оглушающе ревели моторы транспортного самолета. Дрожал и вибрировал фюзеляж. Машина набирала высоту. Как всегда перед прыжком, Старинов начинал ощущать сердце. Оно ширилось и норовило вырваться из груди.

Врачи категорически запретили ему прыжки с парашютом. Однако он не обращал внимания на этот запрет. Старинову, начальнику школы, нельзя было не прыгать. Как же он будет обучать технике своих партизан, если не сможет видеть учеников в деле?

И он прыгал.

В этот раз прыжок был необычный — ночной. Может быть, поэтому сердце вело себя особенно плохо? Исподтишка в душу закрадывалась трезвая, разумная мысль, что с его болезнью лучше поберечься.

Нет ничего опаснее подобных трезвых мыслей. Но Илья Григорьевич уже приучил себя не поддаваться слабости. И когда пилот поднял руку и обернулся, давая знак, что пора выбрасываться, Старинов встал, словно только этого и ждал. Люк распахнулся. Вперед!

Холод, темнота, стремительное падение. Старинов дернул кольцо. Парашют раскрылся. Сердце билось уже спокойно.

Земли не было видно. Точно рассчитать приземление не удалось. Илья Григорьевич опустился грузно. Но обошлось без травм.

Старинов поднялся и огляделся. Смутно темнел недалекий лес. А вверху, блуждая среди звезд, рокотал самолет. Ученики Ильи Григорьевича ждали сигнала с земли о том, что все хорошо, место для приземления найдено.

Старинов развел огонь. Рокот самолета, ушедшего было в сторону, стал слышнее. Последние дни пришлось поволноваться. Ведь как-никак, а Илья Григорьевич со своими учениками приехали в Ленинградский военный округ не в гости, а на маневры. Приехали демонстрировать опыт по разрушению тыла «противника». Нельзя было ударить в грязь лицом.

Нельзя, хотя это был первый ночной прыжок! Количество прыжков никого не интересовало. От Старинова ждали успешных дел, а не ссылок на непривычные условия.

Кое-кому из бойцов не повезло. Приземляясь, они не сумели погасить парашют, получили растяжение связок, вывихи, ушибы. Однако из игры никто не вышел. Пострадавших перевязали, и они продолжали действовать.

На маневрах в ЛВО осенью 1932 г. перед партизанами ставились в качестве главной задачи захват штабов и разрушение транспортных средств «врага». Старинов, конечно, не упустил случая, добился разрешения устроить «крушение» поездов с применением замыкателей и взрывателей.

Участок, отведенный для этих операций, тщательно охранялся. Охрана «противника» успешно срывала нападения на железнодорожные станции и крупные мосты, но обеспечить безопасность движения поездов она все же не смогла. На десятикилометровом отрезке железнодорожного пути партизаны-минеры установили десять мин. Девять из них сработали очень эффективно под учебными составами. А вот с десятой получился конфуз. Ее не успели снять до начала нормального пассажирского движения, и она грохнула под пригородным поездом. Услышав взрыв и заметив вспышку под колесами, машинист решил, что это петарда, предупреждающая о неисправности пути. Он резко затормозил. На полотно высыпали пассажиры. Никто ничего не мог понять.

Старинов не сообщил об этом происшествии руководству. Но слухи о петарде все же дошли до одного из высоких московских начальников. Как на горе, он лишь недавно побывал в Киеве и похвалил его минно-подрывную технику. Конечно, этот начальник сразу понял, кто повинен в остановке пригородного поезда, очень разгневался и категорически приказал гнать Илью Григорьевича с маневров.

Гнев его был вызван не столько злополучной миной, сколько неудачными действиями группы Старинова по захвату «вражеских» штабов. Захвату штабов в то время придавалось исключительно большое значение, но неудачи в этом отношении следовали одна за другой.

Старинов шагал по лесной дороге, невесело раздумывая о случившемся. Неожиданно за спиной послышался скрип телеги и пофыркивание лошади. В телеге находился один из его партизан. Он сильно натер ноги и получил подводу, чтобы добраться до медпункта.

— Садитесь, подвезу, — предложил он Илье Григорьевичу.

Лес кончился. Дорога выползла на опушку, потянулась через широкое поле к деревне, удобно раскинувшейся на далеком холме.

— Стой! — приказал Старинов вознице. — Смотри, провода, полевая связь!

— Верно… Так что же?

— Провода-то тянутся к деревне! — Партизан согласно кивнул головой, но он еще ничего не понимал.

— Меня из игры вывели, а вы-то живы! — смеясь, сказал Илья Григорьевич. — Вот и устройте переполох в деревне. Ведь там, судя по всему, расположился «вражеский» штаб!

Спутник Старинова посмотрел на деревню, потом на него и махнул рукой:

— Э, была не была! Попытаемся! На то мы и партизаны! Только вы говорите, что делать.

Заметив впереди контрольно-пропускной пункт, они свернули на боковую дорогу и, отъехав далеко в сторону, скрылись в лесу, а с наступлением темноты пешком подобрались к деревне.

Установили, где имеется охрана, обошли ее и проникли на деревенскую улицу. Документов там не проверяли, и по наличию охраны они без труда установили, где расположены наиболее важные отделы штаба.

Пользуясь темнотой, расставили мины. В трех местах замаскировали зажигательные снаряды с капсюлями, а в пяти — очень маленькие заряды без капсюлей, но с особым составом, дающим яркую вспышку света.

Сделав дело, спрятались.

Зажигательные снаряды начали срабатывать после полуночи.

Первый же взрыв вызвал в деревне панику. Всполошенная охрана принялась задерживать не только местных жителей, но и военнослужащих, забывших, видимо, в спешке пароль.

Второй взрыв пришелся почти рядом с подъехавшим к штабу бронеавтомобилем. Водитель подал машину назад, сполз в размокшую от недавних дождей канаву и прочно засел в ней.

Почти весь личный состав штаба вышел на патрулирование деревенских улиц.

Взорвался третий зажигательный снаряд. Патрули «противника» бросились к месту взрыва. И тут, один за другим, ослепительно вспыхнули остальные зажигательные снаряды.

Неуловимость партизан лишь усиливала панику.

Утром в деревню прибыло прямое начальство Старинова, получившее от посредников известие о нападении на штаб крупного диверсионного отряда. Руководство недоумевало, никакого отряда в данном районе не было.

Старинов вышел из укрытия и направился с докладом к своему командиру.

— А вы почему здесь? — недовольно спросил он. Пришлось открыть секрет. Командир слушал его поначалу с хмурым видом. Но вдруг лицо его разгладилось, он засмеялся, хлопнул ладонью по столу:

— Нет, вы видали, товарищи, какие у нас диверсанты?! Илью Григорьевича тут же восстановили в правах и разрешили опять участвовать в маневрах.

Этот эпизод показал, насколько успешны могут быть действия маленьких партизанских групп. Командование решило широко применять их вплоть до завершения маневров. И партизаны доказали, что способны выполнять самые трудные задания.

1932 г. запомнился Старинову многими удачами. Были хорошо отработаны три способа ночного десантирования — выброс на имеющуюся точку, выброс на маяк, спускаемый с самолета, и выброс на заметный ночью ориентир. Этим вполне обеспечивались точность приземления и быстрота сбора парашютистов.

Жизнь научила партизан предварительно изучать по карте предполагаемый район выброса. Они знакомились не только с ближайшей к точке приземления местностью, но и с районом, весьма отдаленным от нее. Назначали два пункта сбора — основной и запасный. Это была целая наука.

Тогда же удалось разработать надежный способ сбрасывания имущества партизан без парашютов в специальной довольно простой упаковке.

Было испробовано и новое средство для крушений поездов на мостах. Старинов сконструировал мину, которая подхватывалась поездом с железнодорожного полотна. Поезд же приводил ее в действие. Взрывалась она в точно рассчитанное время, когда состав проходил по мосту.

Боевая выучка партизан шла полным ходом, их искусство совершенствовалось. Исключительно эффективно действовали небольшие диверсионные группы на путях сообщения «противника». На сильно охраняемых участках «партизаны» ухитрялись применять так называемые «нахальные мины», установка которых занимала менее 30 секунд. На слабо охраняемых участках железной дороги «партизаны» успешно использовали учебные неизвлекаемые противопоездные мины. В результате вспышек учебных мин были случаи остановки поездов. Машинисты паровозов принимали мины за петарды и останавливали поезда.

Характерно, что если крупные партизанские отряды обнаруживались еще на подходах, то мелким диверсионным группам партизан удавалось проникать в населенные пункты, где располагались штабы, и с помощью учебных мин создавать тревожное положение. При этом все группы оставались неуловимыми.

Одну из таких групп возглавлял Н. А. Прокопюк, будущий Герой Советского Союза, в годы Великой Отечественной войны руководитель оперативной группы НКГБ «Охотники». Умелые действия этой группы были отмечены на разборе действий партизан.

Полевые учения и командно-штабные игры 1928–1929 гг. показали, что на местности, доступной для бронетанковой и транспортной техники, партизаны теряли преимущество перед регулярными войсками в маневренности и подвижности. Однако моторизация войск повысила эффективность засад. Это заставило обратить большое внимание на устройство засад и применение средств, дающих возможность наносить урон врагу, не вступая с ним в боевое столкновение и даже без проникновения исполнителей на объекты противника.

Эти учения показали качества партизанских групп и отрядов: волю к выполнению боевой задачи, разумную инициативу, выносливость, дисциплинированность, но выявились и существенные недостатки в технике и тактике: группы и отряды долго собирались после десантирования, оставались следы, по которым «противник» начинал преследовать десантников, не все группы справились с обеспечением сохранности скрытых складов. Мины, хорошо показавшие себя с учебными «взрывчатыми веществами» и «электродетонаторами» не срабатывали из-за больших допусков при их применении с боевыми взрывчатыми веществами. Учения показали, что погоня за штабами, налеты на них при должной охране приводили к большим «потерям» партизан и только вызвали нервозность среди работников штаба, но действия групп и отрядов на коммуникациях превзошли все ожидания и были реально ощутимы. Весьма удачно действовали засады против автомобильных колонн и при захвате поездов.

Все эти мероприятия практически показали, какие методы наиболее эффективны в партизанской борьбе. Опыт Великой Отечественной войны доказал правильность многих выводов, сделанных после этих учений, в частности вывода о более высокой эффективности мелких маневренных диверсионных групп.

При подготовке партизанских формирований иногда учитывалось, что данные формирования могут перерастать в войсковые части, способные вести боевые действия и на фронте. Однако практика Великой Отечественной войны показала неэффективность действий партизанских формирований в случае использования их как кадровых армейских подразделений.

Подготовка к партизанской войне не ограничивалась только тактической подготовкой партизан. Она была частью военной доктрины страны и должна была обеспечиваться комплексом мероприятий политического, военно-стратегического и экономического характера.

Одновременно с подготовкой партизанских кадров и средств борьбы с противником на случай войны разрабатывались и совершенствовались мобилизационные планы, предусматривающие использование партизанских формирований; принимались меры к тому, чтобы задания, включенные в мобилизационные планы, при необходимости были быстро доведены до исполнителей и материально обеспечены.

Оперативники Транспортных отделов ОГПУ активно вербовали агентуру на железных дорогах к западу от линии тыловых укрепленных районов из подготовленных к диверсионной деятельности специалистов-железнодорожников, без которых не мог обойтись противник (стрелочники, дежурные по станциям, паровозные машинисты, связисты, путевые рабочие и т. д.), которые, используя самодельные мины замедленного действия, зажигательные средства и подручные материалы и инструменты, могли бы совершать диверсии, оставаясь вне подозрения контрразведки противника.

Особое внимание обращалось на средства радиосвязи. Уже в начале 1930-х гг. считалось, что радиосвязь с «Большой землей» — основной вопрос организации партизанской борьбы. Несмотря на это, особенно в первый год Великой Отечественной войны, проблема нехватки радиосредств оставалась очень острой. Из-за этого недостатка эффективность партизанской разведки зачастую равнялась нулю.

Предварительно были проверены способы обеспечения сохранности материальных средств, помещенных в тайники. Закладку тайников проводили командный состав партизанских формирований под руководством инструкторов и специальные группы разведотдела штаба Украинского военного округа, ОГПУ УССР и дорожно-транспортные отделы ОГПУ Юго-Западной железной дороги.

Общее количество заложенных материальных средств на Украине и в плавнях Бессарабии составило сотни тонн. В некоторых районах в 1930–1933 гг. было заложено больше средств, чем там получили партизаны за все время Великой Отечественной войны. Это, в первую очередь, относится к районам Олевска, Славуты, Овруча, Коростеня.

К сожалению, большинство этих баз с оружием, боеприпасами, взрывчаткой было уничтожено накануне войны. В 1937–1938 гг. была разрушена и сама система подготовки партизанских кадров. Главной причиной стала смена военной концепции, не допускавшая ведение войны на собственной территории. Но сама эта концепция была порождением атмосферы страха, сопровождавшегося террором в отношении собственного народа.

Практически все партизанские кадры были уничтожены в результате репрессий в 1937–1938 гг. Были репрессированы многие работники Генштаба, НКВД, секретари обкомов, которые в начале 30-х годов занимались подготовкой к партизанской войне, репрессированы командиры Красной Армии, имевшие специальную партизанскую подготовку. Была ликвидирована сеть партизанских школ во главе с компетентными руководителями. Были расформированы партизанские отряды и группы.

Поэтому многие руководители партизанского движения в годы Великой Отечественной войны ничего не знали о заблаговременной подготовке к партизанской борьбе, проводившейся в СССР в конце 1920-х — начале 1930-х гг.

Частично уцелели лишь те партизанские кадры, которым довелось принять участие в первой вооруженной схватке с фашизмом в Испании, в частности А. К. Спрогис, С. А. Ваупшасов, Н. А. Прокопюк, И. Г. Старинов и ряд других.

Более четкое представление о свертывании всей работы по подготовке к партизанской борьбе дает докладная записка, направленная А. К. Спрогисом в адрес вышестоящего командования после возвращения из Испании. В течение года он не мог найти применения своему опыту и знаниям.

«Около восьми лет, — писал А. К. Спрогис, — я занимался подбором людей для партизанских и диверсионных групп, руководя ими и непосредственно участвуя в организации диверсионных актов. На практической работе я встретился с недооценкой этой работы, неоднократными случаями недоброжелательного отношения к ней вышестоящих лиц… работа «Д» требует, с моей точки зрения, серьезного улучшения. Говоря об этой работе, я имею в виду два учреждения, организующих ее, а именно НКВД (до 1937 г. его особый отдел, а потом 3-й отдел) и 5-й отдел Генштаба РККА (Разведуправление)… Мы привыкли, что наш труд ценим. Я не ошибусь, если скажу, что этого не было не только в БССР, но и на Украине и в Ленинграде. Наша работа стала считаться второстепенной. Наши работники использовались не по прямому назначению: производство обысков, арест, конвоирование арестованных, нагрузка дежурствами и т. д. и т. п.».

Таким образом, отказ от военной доктрины, предусматривавшей возможность партизанской войны, и разрушение системы подготовки к ней, несомненно, сказались в начальный период Великой Отечественной войны. Неумолимая логика первых дней войны показала ошибочность подобного подхода.

Политическое руководство страны призвало советский народ на партизанскую войну. ЦК ВКП(б), ЦК компартий союзных республик, обкомы партии и Военные советы фронтов с помощью органов государственной безопасности и ГРУ развернули большую работу в этом направлении. Начали вновь создаваться спецшколы по образцу школ начала тридцатых годов, но только уже не было тех хорошо оборудованных мастерских, лабораторий, не было уже тех кадров преподавателей. Начальники этих новых спецшкол сами были и преподавателями. Готовили одновременно и партизанские отряды и диверсионные группы и тут же отбирали способных к учебной работе и обучали инструкторов.

Но опытных кадров осталось очень мало — единицы. В том числе несколько человек — принимавших участие в борьбе с мятежниками и фашистскими интервентами в Испании. Их всех привлекли к подготовке диверсионных групп и партизанских отрядов. Уцелевшие кадры в Великой Отечественной войне были первыми начальниками партизанских школ, более 10 человек стали командирами и комиссарами прославленных партизанских отрядов и соединений.

Размах формирования, подготовки и переброски групп и отрядов на оккупированную территорию резко увеличился после Постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 29 июня 1941 г., в котором предписывалось впервые после гражданской войны формировать диверсионные группы. Политбюро ЦК ВКП (б) в Постановлении от 18 июля 1941 г., отметив недостатки в развертывании партизанской борьбы, наметило и мероприятия по улучшению подбора и подготовки партизанских кадров. Однако все это было потом, а пока — продолжавшееся наступление немецко-фашистских армий и отсутствие необходимых опытных кадров еще не давали возможности вести подготовку групп и отрядов на уровне начала 1930-х годов.

Вначале партизанские группы и даже отряды готовили за 2–5 суток. В основном подготовку осуществляли работники органов НКВД — НКГБ, а также общевойсковые командиры и подрывники, не имевшие и представления об организации и тактике партизанской борьбы. Только бывшие работники, имевшие опыт действий в тылу врага в Испании, готовили группы со знанием дела. Но, несмотря на весь свой опыт, и они не смогли за 2–5 суток подготовить наспех сформированные группы и превратить их в формирование, способное выдержать все трудности развертывания борьбы в тылу врага.

Все это было прямым следствием отказа, во-первых, от военной доктрины, предусматривающей партизанскую борьбу, и, во-вторых, от опыта подготовки 1920–1930 гг. Все это во многом обусловило те проблемы, с которыми столкнулось партизанское движение в первый год войны.

В 1933 г. встретившиеся в Москве друзья по 4-му Коростенскому Краснознаменному полку посоветовали Старинову поступать в академию.

Он внял их доводам. Сам начал чувствовать, что ему недостает очень многих знаний. Правда, он и сам дважды уже делал попытки поступить в Военно-транспортную академию. И его дважды отставили из-за болезни сердца. Но теперь ему стало казаться, что тогда он просто не проявил должной настойчивости, напористости.

Резолюцию о зачислении Старинова в Военно-транспортную академию наложил тогдашний ее начальник С. А. Пугачев.

Как вспоминал Илья Григорьевич, Семена Андреевича Пугачева безгранично уважали в армии. На его груди красовались орден Красного Знамени, ордена Бухарской и Хорезмской республик.

Пугачев наложил резолюцию на рапорт Старинова. Но… старший писарь отказался внести в списки его фамилию, так как не был спущен лимит.

Предстояло взять последний рубеж: поступить прямо на второй курс. Пугачев пытался отговорить Илью Григорьевича от этой затеи.

— Вам будет слишком трудно.

На выручку пришел начальник железнодорожного факультета Дмитриев.

— Да ведь Старинов и так много лет упустил. А время такое, что медлить обидно… Пусть попробует! — деликатно возразил он начальнику академии.

И Пугачев согласился.

Прошло два года напряженной учебы. На пороге стоял май 1935 г.

Страна подводила итоги предмайского соревнования. Газеты и радио сообщали о трудовых победах строителей Магнитки и Кузбасса, о сверхплановых тоннах угля, руды, стали, нефти, об успехах колхозного строительства. Москва радовалась.

Радовались и выпускники военных академий. Радовались, может быть, больше других. Ведь они получили высшее военное образование!

4 мая 1935 г. их пригласили в Кремль. После парада выпускники академий затаив дыхание, слушали речь Сталина. Старинов впервые видел его так близко. Чем больше смотрел, тем меньше был похож этот невысокий человек с пушистыми усами и низким лбом на того Сталина, которого обычно видели на фотографиях и плакатах.

Сталин говорил о том, что волновало каждого, о людях, о кадрах. Здесь Илья Григорьевич впервые услышал: «Кадры решают все». В память на всю жизнь врезались слова о том, как важно заботиться о людях, беречь их.

Старинов окончил академию с отличием и был награжден именными часами. Вместе с другими отличниками его рекомендовали на работу в аппарат Народного комиссариата путей сообщения.

Выпускники академии шли в НКПС с большой охотой, так как им предлагали там высокие посты. Но Старинов заупрямился.

Прослужив около 16 лет в Красной Армии, он не захотел расставаться с ней.

Вскоре его вызвали в отдел военных сообщений РККА и объявили о назначении на должность заместителя военного коменданта железнодорожного участка (ЗКУ), управление которого помещалось в здании Московского вокзала г. Ленинграда.

В должность заместителя военного коменданта железнодорожного участка он вступал с большой неохотой. Но постепенно первоначальное недовольство сгладилось и исчезло. Любую работу можно делать с душой, и тогда она станет интересной.

Ленинградская комендатура находилась на бойком месте. В Ленинград часто прибывали руководители партии и правительства, ведущие работники Наркомата обороны, Генерального штаба, командующие округами.

В обязанности работников комендатуры входило встречать и сопровождать их от Ленинграда до Москвы, обеспечивая техническую безопасность поездок. Они понимали, какая большая ответственность возложена на них.

Старинову приходилось неоднократно сопровождать в Москву Блюхера, Тухачевского, Ворошилова, Шапошникова. Его нередко приглашали к ним на чай или ужин.

Один из ужинов у М. Н. Тухачевского особенно запомнился ему.

В то время фашистская Италия расширяла агрессию в Абиссинии. Для доставки огромного количества грузов итальянское командование широко использовало контейнеры. О контейнерах и зашла речь во время ужина. Маршал показал иностранные журналы, где было много фотоснимков погрузки и выгрузки контейнеров. Но особенно потрясли Илью Григорьевича фотографии убитых и захваченных в плен абиссинских партизан.

Когда все разошлись, Старинов рискнул заговорить о необходимости готовиться к партизанской войне.

М. Н. Тухачевский внимательно выслушал его, потом взял один из журналов и нашел карту военных действий в Абиссинии. На ней штрихами были показаны районы действий партизан. Маршал не торопился с ответом, он перевел взгляд со схемы партизанских районов на текст обзора.

— Смотрите, что здесь пишут! Абиссинская армия в начале войны при численности около четырехсот пятидесяти тысяч имела всего сорок шесть орудий и семь самолетов.

А агрессор при численности войск в триста сорок две тысячи имел около трехсот пятидесяти орудий, почти двести танков и двести семьдесят четыре самолета. В ходе войны численность войск и техники у итальянцев возрастала, а абиссинские войска уменьшались, запасы оружия и боеприпасов не пополнялись. Абиссинцы вынуждены были перейти к партизанской борьбе, неся огромные потери. У нас, товарищ военинженер, совсем другое положение. Мы имеем вполне современные танки, и в достаточном количестве, могучую артиллерию. Да и авиация наша даже на парадах внушает страх врагам. К тому же наша граница от Ладожского озера до Черного моря, да и на важнейших направлениях на Дальнем Востоке прикрыта мощными укрепленными районами.

На столе перед Тухачевским лежала брошюра. Посмотрев на нее, он продолжал:

— Все это и дало основание товарищу Сталину сказать на Семнадцатом съезде партии, что те, кто попытаются напасть на нашу страну, получат сокрушительный удар. А за два года мы стали еще сильнее.

Старинов промолвил:

— Товарищ Маршал Советского Союза! Если начнется война против Советского Союза, она будет происходить не только на фронтах, но и в тылу врага. Тут-то и понадобятся командиры и целые части, способные возглавить партизанскую борьбу. А для этого их надо готовить, обеспечивать средствами радиосвязи и другой специальной техникой.

Маршал ничего не ответил. Он явно не хотел говорить о партизанской борьбе и снова вернулся к контейнерам.

— Как вам, товарищ военинженер, нравятся итальянские металлические контейнеры?

— Совсем не нравятся.

— Почему?

— Может быть, для перевозок они и хороши, — сказал Илья Григорьевич, — но абиссинским партизанам легче уничтожать деревянные контейнеры.

Маршал опять умолк. Пауза затянулась. Старинов снова рискнул обратиться к Тухачевскому:

— Если бы, например, абиссинские партизаны применили против автомашин и танков интервентов большое количество мин, то они могли отвлечь много сил противника на охрану коммуникаций и ослабить ударную мощь итальянцев. А мины очень несложно сделать. В качестве замыкателей можно использовать хотя бы спичечные коробки.

— Интересно! Как это из спичечной коробки сделать замыкатель?

Старинов обрадовался случаю и тут же соорудил из обычной спичечной коробки замыкатель.

— Ловко! — одобрил Тухачевский. — Да только у абиссинцев нет ни электробатареек, ни электродетонаторов. И очень мало взрывчатых веществ. Это им не годится. Им надо что-нибудь из простейших средств.

Илья Григорьевич продолжил: быстро сделал из мякиша черного хлеба образец приспособления для прокола шин.

— Разве, товарищ маршал, нашим войскам в случае действий в тылу врага не могут пригодиться такие игрушки?

Тухачевский опять уклонился от ответа. Потом сказал:

— Я занимаюсь другими вопросами. Да и время уже позднее. Спокойной ночи.

Поезд подходил к Малой Вишере. Старинов быстро проверил на стоянке ходовую часть вагонов и возвратился в свое купе. Мысли, возникшие во время беседы с заместителем наркома обороны, взбудоражили его.

Осенью 1935 г. для Ильи Григорьевича внезапно наступили неприятности. Проводилась проверка партийных документов. Его вызвали в политотдел спецвойск Ленинградского гарнизона.

Начальник политотдела, предложив сесть, долго изучал его партийный билет.

Старинов знал начальника политотдела не один день. Но тогда его словно подменили.

— Значит, вы Старинов? — наконец прервал он молчание.

— Да, Старинов. Надеюсь, мой партийный билет в порядке?

— А вы погодите задавать вопросы. Лучше ответьте: за резолюцию оппозиции не голосовали?

— Нет!

Он на минуту задумался и спросил:

— Вы были в плену у белых? Илья Григорьевич нахмурился:

— Да, был. Об этом написано во всех моих анкетах, в автобиографии. В первую же ночь я бежал из плена и вернулся в свой двадцатый стрелковый полк!

— Так вы сами говорите и пишете! А кто знает, как вы попали в плен и как оттуда освободились? Где доказательства того, что вы бежали?

— Есть документы в архивах. Есть живые однополчане!

Начальник политотдела снова задумался и на короткое время показался таким внимательным, душевным, каким Старинов его знал. Потом опять посмотрел в его партбилет, который не выпускал из рук, и вдруг спросил:

— А может, вы не Старинов, а Стариков?

— У нас в деревне четверть дворов — Стариновы и ни одного Старикова, — с трудом сдерживаясь, ответил Илья Григорьевич.

Его собеседник первый отвел глаза. Он помолчал, видимо, принимая какое-то решение, и наконец заявил:

— Все ваши слова надо проверить и доказать. Собирайте справки. А партбилет пока останется у нас.

Старинов выглядел очень растерянным, и в этой связи начальник политотдела ему посоветовал:

— Не теряйте голову. Собирайте нужные документы. Мы запросим архивы.

В голову Старинова закрадывались дурные мысли. Подозрения в умышленном изменении фамилии, в обмане партии, чуть ли не в измене? Что будет?

Илье Григорьевичу пришлось собирать справки о том, что он Старинов, а не Стариков и что действительно бежал из плена и честно воевал за Советскую власть.

Первым делом он направился в свою академию.

— Черт знает что! — воскликнул, выслушав его историю, начальник факультета Дмитриев. — А ну подождите минутку.

Он достал бумагу и тут же от руки написал нужную справку.

— Все уладится, Илья Григорьевич! — уверенно говорил Дмитриев. — Вы же сами слышали товарища Сталина, помните, как он призывал беречь и ценить кадры. Просто какое-то недоразумение, а может быть, и клевета.

Теперь предстояло ехать в родную деревню.

В Орле Старинов сошел с большим рюкзаком, зная, что в сельмагах многого не купишь, запасся сахаром, селедкой и даже белым хлебом.

В 1935 г. из Орла в деревни автобусы не ходили. Илье Григорьевичу пришлось шагать по обочине.

Старинов остановился у своего друга Архипа Царькова. Сели за стол. Хозяйка подала картошку в чугуне. Илья Григорьевич вытащил хлеб и сельди.

На следующий день Старинов с Царьковым отправились по соседним деревням искать однополчан, которые хорошо помнили Илью Григорьевича. Таких нашлось немало, и он собрал целую груду справок. Заверять справки поехали в город Волхов. Там все обошлось без волокиты.

В Ленинграде Старинов отвез справки в политотдел. Ему сказали, что все проверят, а пока посоветовали подождать. Ждал он долго. Его временно отстранили от работы с секретными документами, не посылали сопровождать руководство.

Наконец последовал вызов в политотдел спецвойск гарнизона.

— Ну вот, все и проверили, — встретил его начальник политотдела. — Теперь вас никто беспокоить не будет. Понимаю, нелегко вам все досталось, но…

Когда были закончены формальности, начальник политотдела вручил Илье Григорьевичу новый партбилет и, крепко пожимая руку, извинился.