Русский Рокамболь

Опасность

Сидя на диване, Наташа не видела, что происходило на дворе, а там происходило нечто знаменательное.

Столкнувшись в воротах с Андрюшкой. Софья Николаевна вернулась назад и пристально поглядела вслед Андрюшке, он также оглянулся, и глаза их встретились. Несколько мгновений оба поглядели друг на друга и потом, словно опомнившись, разошлись.

Когда Софья Николаевна вернулась домой, то она шумно бросила на стол покупки, скинула платок и, сев на кресло, слабо улыбнулась.

– Вот случай-то! – обратилась она к Наташе.

– Что такое? – тревожно спросила та, вскинув на нее заплаканные глаза.

Софья Николаевна продолжала улыбаться и покачала головой:

– Ты видела молодого графа?

Наташа вздрогнула и поспешно ответила:

– Нет.

– Представь себе! – заговорила Софья Николаевна. – Граф как две капли похож на этого красавчика подмастерья, который живет у нашего сапожника. Ты видела этого подмастерья. Его Андрюшкой зовут.

Наташа изменилась в лице, но сделала над собой страшное усилие и ответила:

– Я никакого подмастерья не знаю.

– А я его сейчас встретила в воротах, когда шла в лавку. Раньше я не видела так близко, а теперь увидала… Ну, знаешь, такое сходство, что даже поразительно, как могут люди быть похожи так друг на друга. Ты молодого графа-то видела?

– Нет! – тихо уронила Наташа.

– Красавец, – сказала сестра и опять задумчиво покачала головой.

Потом она вышла на хозяйскую кухню готовить ужин, а Наташа бросилась к окну.

Ее словно что-то притянуло к нему, и вот действительно она увидела Андрюшку, стоявшего напротив в дверях своей мастерской и устремившего на ее окно свои черные, мрачные глаза.

Заметив ее в окне, он махнул ей рукой, указав на подъезд черной лестницы.

Наташа бросилась вовнутрь комнаты, оторвала от старой выкройки кусок бумаги и огрызком карандаша, которым она метила белье, написала: «Теперь нельзя – часов в десять».

И, скатав бумагу в шарик, швырнула ее в окно.

Андрюшка сделал вид, что не замечает этой посылки, и, несмотря на то что Наташа делала ему усиленные жесты, перестал даже глядеть на ее окно.

Она уже хотела написать ему вторую записку, когда он медленно вынул из кармана какую-то монету и стал швырять ее на ладони; потом подкинул высоко и не поймал. Монета упала как раз около записки. Тогда он бросился и поднял то и другое.

«Какой он сметливый», – подумала Наташа.

Но в это время Софья Николаевна позвала ее в кухню ужинать. Было девять часов. Поужинав, Софья Николаевна, усталая после целого дня работы, легла спать; но так как вечер был чудный, то Наташа попросилась пойти посидеть за ворота, на что и получила разрешение.

Спускаясь с черной лестницы, она заметила в одном из переходов Андрюшку.

Он стоял, облокотившись на перила, и был так погружен в какое-то раздумье, что заметил ее только тогда, когда она его тронула за плечо.

Подобно преступнику, он вздрогнул от неожиданности.

– Ах, это ты, – начал он. – Скажи, пожалуйста, чего твоя сестра так загляделась на меня сегодня, тогда как во все другие разы наших встреч она проходила мимо меня, как мимо тумбы?..

Наташа сделала многозначительное лицо:

– Она была там у вас, разве ты не знаешь?..

– Где?

– Там, у вас на квартире. Разве ты ее не видел?.. Она говорила мне, что видела тебя, ты был, значит, утром у «твоих»?

– Ага!.. Да-да-да! Я и не заметил! Была какая-то там швея… но я был занят. Мне, знаешь, не до того! Я знал, что тебя не будет, согласно твоему обещанию, а потому я и не обратил никакого внимания на другую швею.

– Я так смеялась, – перебила его Наташа. – Она говорит – похож. Да, думаю, человек всегда похож сам на себя!

– Но как же она туда попала?

– Она пошла вместо меня, так как я наотрез отказалась, как обещала тебе.

Оба помолчали.

– А долго сестра твоя будет там работать?..

– Еще, кажется, дня два! Ее звали сегодня… и очень удивились, почему не я пришла!

Лицо Андрюшки сделалось мрачно. Вдруг он поднял голову и как-то странно взглянул на свою собеседницу, потом протянул ей руку и сказал задумчиво:

– Вот что, Наташа! Я хочу познакомиться с твоей сестрой. Позови ее с собой покататься на лодке, завтра утром…

– Этого нельзя, она должна идти к вам.

Глаза Андрюшки растерянно и злобно блеснули.

– Да она и не поедет, – продолжала Наташа, – она ведь серьезная такая…

Андрюшка нахмурился:

– Тогда устрой как-нибудь иначе наше свидание… понимаешь! Мне необходимо переговорить с нею ради нашего дела… если она теперь будет работать там вместо тебя, то я должен буду открыться ей во всем. Ты можешь так, вскользь ей намекнуть, но главное, уговори ее прийти хоть в Никольский сад после работы… Ты скажи ей, что от этого зависит моя и твоя участь, как моей невесты… Слышишь, Наташа?

– Слышу! – тихо отвечала Наташа.

– Уговори ее…

– Попробую.

– Я буду ждать тебя с нею у входа в сквер… но только не удивляйся, пожалуйста, ничему! Я буду одет совершенно иначе, чем теперь, так, как этого требует мое настоящее звание, а не это… под которым я скрываюсь от врагов моих… Теперь же ступай домой… и пока прощай! Да! Я забыл тебе сказать, что, если она согласится, ты с ночи вывеси в окне платок или что-нибудь белое. Поняла?

– Поняла, – ответила Наташа, глядя в лицо Андрюшки взглядом, полным обожания и безусловной покорности.

Через минуту она вошла в квартиру, а он, сумрачно толкнув дверь подвала, вошел и лег на койку.

– Ну что, и сегодня болен небось? – угрюмо спросил его старый сапожник.

– Болен! – не менее мрачно ответил Андрюшка, запуская руку в щель у изголовья, куда сунул сверток с вещами, добытыми в квартире Померанцева.

– Ломаешься больше, я полагаю! – заговорил опять старик. – Ой, Андрей, дам я о тебе известие в колонию начальству, будет тебе здоровая порка… Уж что-то больно ты озорник стал последнее время. Терпеть я больше не могу… Да, главное, и работу запустил… Где ты шляешься?.. Куда тебя черти носят без спросу… А? Ну? Чего молчишь?.. Ухмыляешься? Ну ладно, ладно, подожду еще малость… что будет. А потом, вот тебе Бог, дам знать начальству…

Андрюшка молча отвернулся к стене, и добродушный старик продолжал брюзжать:

– И ведь какой был бы славный мастер… работаешь ты чисто! Этого я не могу не сказать, а вот дурь тебя губит; да вот доглядел я еще, что ты тут со швейкой снюхиваться стал… Вот эти все затеи бросить надо! Так-то… Всему свое время придет… Вот отбудешь срок, аттестат дам я тебе самый лучший, станешь совершеннолетним – и ступай себе с Богом, кормись, руки у тебя золотые!..

В узелке, который в это время осторожно нащупывал Андрюшка, что-то звякнуло. Старик поднял голову:

– Что это у тебя, деньги там, что ли?

– А хоть бы и деньги!..

– Гм! Откуда же могут быть у тебя деньги…

– Из банка государственного! – грубо ответил Андрюшка.

Старик с удивлением посмотрел на своего подмастерья. Сегодня он в особенности поразил его своей наглостью, хотя еще больше был удивителен этот его тон. Все в совокупности навело старого сапожника на разные размышления. В голове его мелькнуло подозрение: не затевает ли уж он чего-нибудь? «Надо за ним поглядеть попристальнее, – думал старик, – может, и впрямь натура волчья берет верх…»

Старик, однако, ничего больше не сказал Андрюшке и только сильнее заколотил по подошве сапога, а преступник лежал с сверкающими глазами, и чего-чего только не приходило в эту отчаянную голову, каких планов на будущее не строил он!

Горячие мечты неслись далеко-далеко, к заветной цели. Теперь для Андрюшки было все ясно. Толчок дан, цель намечена, жребий брошен. Наутро он уйдет от хозяина и больше уже не вернется.

Стало смеркаться все гуще и гуще. В подвале сделалось как-то в особенности темно.

Андрюшка слышал, как старик, вдруг оставив работу, велел мальчишке прибрать инструменты, как потом ушел к себе в угол, огороженный ситцевой занавеской… а вот и храп его гулко раздался в тишине подвала. Мальчонка разостлал свой войлок и, тоже свернувшись в клубок, как собачонка, засвистел носом… он заснул.

Андрюшка один не спал. Слишком много дум было в его голове, да и сверток с драгоценностями надо было охранять.

А вдруг старый ни с того ни с сего да вздумает ночью посмотреть, что это у него звякнуло.

И Андрюшка уже раскаивался, зачем пришел ночевать. Правда, надо было повидаться с Наташкой, а то бы он ни за что не пришел, только бы его и видел старый дурак…