Русский вид. Рысь

Глава 10. Люди и звери

Ева

На рассвете прошел дождь, от полуоткрытой форточки несло сыростью. Я проснулась с больной головой и красными глазами. Рай так и не вернулся.

Наскоро умывшись и недолго думая, побежала его искать. Ноги сами привели к главному корпусу. На этот раз меня подстегивала не ревность, а только смутное предчувствие беды. Я стучала долго, ругалась вполголоса, и наконец, мне открыла Лиля в коротком шелковом халатике на голое тело.

— Брр-р, заходи скорее, холодно сегодня! Ну, чего тебе?

— Лилия Яковлевна, мне нужно Рая найти. Он вчера убежал в лес на выстрел и дома не ночевал. Его нет до сих пор, я сильно переживаю.

— Да тише, ты — тише… Он здесь, еще спит… устал. Захочет, к тебе придет, не захочет, останется со мной. Видишь, как все просто. Тебя мама не учила, что за мальчиками бегать неприлично? Мальчики сами должны девочек завоевывать, а девочки не слишком долго должны ломаться. Теперь поняла?

Меня словно окатили ведром ледяной воды. Мой Рай ночевал у этой… этой… Лиля похлопала себя тыльной стороной ладони под подбородком, сложила губы трубочкой, потом надула щеки, будто делала гимнастику для лица. Без косметики она выглядела на все свои сорок с хвостиком.

— Позовите Рая! — упрямо повторяла я.

— Убедиться надо — пройди, убедись! Только не буди его, а то еще гадостей наговорит. О-ой, а чего накуксилась? Дуреха… раньше надо было брать быка за рога. Мужчины, они же в этом смысле несмышленые телята, кто крепче взял за одно место, тот за собой и поведет. Народная мудрость. Ничего, ничего, ты еще молодая — научишься, есть потенциал, у меня глаз наметан.

Мне хотелось шлепнуть ее по розовой, мягкой щеке, вцепиться в распущенные черные волосы, ударить головой об стену. Желание причинить боль было настолько яростным, что я сама себе ужаснулась. Прочитав выражение моих глаз, Лиля отступила на шаг и скрестила руки на груди.

— Шла бы ты в столовую, я тете Свете блинчики заказывала вчера, покушаешь, погуляешь, успокоишься. Только не вздумай топиться или вешаться с горя, он таких жертв не стоит. Отрубился с пяти капель… тоже мне зверь… толку с него.

— Не смей его так называть! — прошипела я.

— Ой, обиделась! Да все мы тут животные собрались, еще не врубилась? Зверинец на свежем воздухе! Форменный цирк, — ехидно хохотнула она.

— Вас из какого серпентария привезли?

Лиля разозлилась и неожиданно резко толкнула меня за двери. Мне было все равно куда идти и что делать дальше. Показалось, я снова вернулась в тот день, когда умерла мама, нахлынуло такое же чувство безысходности и тоски, одиночества и отчаяния.

Добравшись до берега, я села на бревнышко у мостков и покрепче закуталась в курточку. День хмурился, ветер собирал тучи, пророчил затяжные дожди. Под стать погоде было и мое настроение. А что? Переживу и это… Дождусь, пока Ольга приедет и попрошусь в город, думаю, мне обязаны оплатить проезд до Москвы, а там недалеко и Кулебаки.

Скоро у детишек начнутся занятия. Буду объяснять им, отчего Анна Каренина под поезд легла и почему «все счастливые семьи счастливы одинаково, а каждая несчастливая семья — несчастна по-своему».

Только ведь они маленькие еще и всего не поймут. Искусству быть счастливым не учат в школе. И даже в Академии. Искусство быть счастливым каждый должен воспитать в себе сам. По мере своих собственных сил.

Мое тягостное уединение нарушили тяжелые шаги за спиной. Оборачиваться не стала и лишь немного отодвинулась на край бревна, когда рядом уселся невысокий плотный мужчина с рисунками на теле.

— Чё уревелась вся? Рыжий обидел? Поделом тебе, овца, знай в другой раз с кем дружбу водить, — с мстительным удовольствием пробурчал Захар.

Да, какая я ему «овца»! И тут меня понесло… желтые камыши поплыли перед глазами, смешались с очертаниями дальнего берега. Столько накипело в душе за последние дни — надо бы выпустить пар, сцедить раздражение.

— А вы чего пристали ко мне с базаром? Лес — ваш, вот и топайте по нему, пока снова не закрыли. Здесь стрелять нельзя, до вас не доходит? Лесник завтра ментов пришлет, выловят вас как оленя, по-другому запоете в гостях у «хозяина».

Я даже попыталась деловито сплюнуть в сторону, правда, получилось не очень театрально, зато Калганов притих на какое-то время, съежился. И вдруг снова разразился лающим кашлем, будто у него нутро выворачивало. Худо ему было, аж согнулся пополам. Я поднялась с бревна, бросила на него взгляд, полный презрения и уже собралась уходить, но тихий, миролюбивый возглас остановил.

— Стой, ляля… Слушай, я тут рябчика вчера подстрелил, крыло малехо дробью покоцал, а он живой — сука, в логу скачет, может, тебе его поймать? Выходишь — в лес отпустишь. Ты же зверюшек любишь, я знаю.

— А вы с чего такой добрый стали? Поймали бы сразу да свернули башку, чего птицу мучить? Я, вообще не пойму, вам есть нечего? Вы зачем живые существа губите просто так? Нравится убивать?

— Ух, защитница выискалась! Любительница природы… (нецензурно)

— И не выражайтесь! Здесь вам не «кают-компания». Прощайте!

Я наивно думала, что последнее слово осталось за мной, но уже через несколько метров меня дернули за ворот куртки.

— А наша дружеская беседа еще не закончена! Куда метнулась?

— Руки убрал! Если со мной что-то случится, тут такой кипиш будет, что тебе точно несдобровать, и лесные «ухоронки» не помогут. Выкурят, как старого барсука из норы. На тебе уже столько грехов числится, меня еще на шею повесишь — надорвешься.

Вместо того, чтобы ответить, Захар спокойно, совершенно не торопясь, вытащил из кармана штанов нож — «бабочку», расправил передо мной тонкое длинное лезвие и провел вдоль него языком, с усмешкой следя за моей реакцией.

— Ты сейчас со мной пойдешь, куда я скажу. Будешь рыпаться, придется тебя порезать, потому веди себя тихо. А бояться не надо. Я для тебя буду добрый дяденька, если слушать будешь и делать все, что скажу.

— Не сходите с ума. Уберите пику. Что я вам сделала?

— А ничего не сделала. Я тебя, может, потом отпущу. Даже целехонькой отпущу. Ты глупая, молодая телочка, у меня дочка такая же могла быть. Ну, пошли, чего стоишь. Делу, как говорится — время, потехе — час. Это не Маяковский тебе, это — народная пословица.

На подгибающихся ногах я пошла с ним в лес, совершенно не понимая, что задумал Захар и какая роль отведена мне. Происходящее казалось обрывком дурного сна, репетицией дешевого триллера с психом-маньяком в главной роли.

Я даже пару минут честно ждала, что Захар остановится и начнет смывать с себя мерзкий «зэковский» грим. Превратится в обычного добродушного актера и мы вместе посмеемся над моим театральным дебютом. Но приходилось подчиняться грубым приказам, перемежающимся с новыми приступами кашля. Уже в глубине леса на поляне, заросшей страусником, Захар заявил:

— Лифчик свой дай сюда!

— Зачем?

Я остановилась, как вкопанная, и теперь уже смотрела на него с подозрением и страхом.

— Оглохла? Лифчик, говорю, снимай, мне нужна твоя тряпка! Или тебе помочь…

— Я сама.

— Быстрее!

Я отвернулась и медленно стащила с плеч бретели бюстгальтера, а потом вытащила его через рукав футболки. Не глядя, бросила в сторону Захара, и он поймал на лету комок эластичной ткани.

— У березы сиди пока, ближе не ходи!

Пару минут я смотрела, как Захар привязывает бюстгальтер к низкой ветке дерева, что изгибалась в сторону замшелого пня, окруженного высокой густой травой. Когда же я наконец поняла замысел уголовника, кинулась умолять.

— Пожалуйста, не надо этого делать! Он же человек, так нельзя!

Захар повернулся ко мне с выражением откровенной злобы на землисто-сером лице.

— А я за как раз чистоту рода человеческого! За кровь предков наших, что в боях за землю русскую полегли, за отцов и матерей…

Я всхлипнула, стараясь удержать слезы:

— Что бы вам Лиля не говорила, но вы всей правды не знаете… Рай тоже был на войне, он на самолете летал и врагов бил, он — герой! Его взяли в плен и опыты проводили насильно, потому он и стал необычным — особенным. Самое главное, он нашу землю защищал, его уважать надо, а вы…

— Был в плену, значит, трус и предатель! Подохни, но не сдавайся, — процедил Захар, закончив маскировать капкан.

— Он сознание потерял, чуть не умер… Его долго лечили, — убеждала я.

— А когда понял, что превратился в животное, надо было правильное решение принять.

— Да какое решение? Рай ни в чем не виноват, он — жертва!

— А вот как считаю я! — рявкнул Захар. — Коли сломали тебя и ты зашкварился, так чего долго тянуть… Если хоть еще немного мужик — так поди и вскройся, не погань собой мир.

От этой железной блатной логики меня передернуло. Забыв о всякой осторожности, я принялась спорить:

— Может, это как раз и есть та самая трусость — умереть от своей руки, все равно что сбежать с поля боя!

Глаза моего похитителя налились бешенством:

— Зачем жить, если ты — ур-род?! — брызгал слюной Захар.

— Но ты тоже моральный урод, почему не «вскрываешься»?

— Ты меня с кем сравнила, сучонка мелкая?

От его увесистой оплеухи я полетела на землю. Лицо невыносимо горело, во рту появился противный привкус крови, кажется, у меня губы разбиты. Я сплюнула на траву, так и есть… Откашлявшись, Захар пнул меня в бок носком сапога.

— Вставай! Чего растелешилась, некогда возиться!

— Отпустите по-хорошему, неужели хотите обратно на зону?

Мои слова отчего-то развеселили Калганова.

— До нового срока я уже не доживу, окочурюсь через месяц, так наш коновал определил. Рак у меня, ляля, я внутри весь гнилой, как этот пенек трухлявый. Вот такие дела! Оттого и отпустили раньше положенного, чтобы закопали дома, чтобы статистику им не портил.

«Вот бедняжечка! Расплачусь сейчас…»

Но доверительный тон его сообщения внушил мне призрачную надежду. Я встала на колени и начала уговаривать:

— Сочувствую вашей беде, но пока время есть, надо в клинику обращаться, а не с ружьем по лесам бегать на свиданья к горгульям в погонах. А если все совсем плохо — грехи замаливать…

— Нравишься ты мне, девка, отчаянная и глупая, — вздохнул Захар.

— Наверно, в папу пошла… У него руки в шрамах были, сам себя резал для понта. Вы же знаете, перо вынул — пусти в ход, а то свои же предъявят.

Захар смотрел на меня теперь с каким-то нескрываемым любопытством, словно на редкое животное, попавшее ему в силки. То ли шею свернуть, то ли отпустить… Пока не определился.

Только проговорил врастяжку:

— (нецензурно)… тебя сейчас, что ли? Аж разбирает меня твоя страстность!

— Может, как-нибудь опосля… — растерянно предложила я, еще надеясь договориться. Разум отказывался верить в наихудший исход.

— Можно и опосля… вот дела закончу и пообщаемся плотно.

Я тут же подорвалась с места:

— Рая не трогайте! Если вам не нравится, что мы тут поселились, могу обещать — скоро уедем в другое место! Лес опять ваш будет, живите, как хотите. «Закон — тайга, хозяин — медведь!» До поры до времени… Знаете, как в одной хорошей песне поется: «У века каждого на зверя страшного найдется свой однажды волкодав!»

— Язык тебе отрезать надо. Совсем страх потеряла, чокнутая. Тебе самой никаких звериных лекарств не впрыснули?

От такого предположения я надолго замолчала. Просто подумала, что «специальные люди» при желании и по приказу свыше могли что угодно со мной сотворить. И с Раем тоже. А действия Лили могут быть тщательно спланированы. Тогда все, что с нами происходит. — лишь часть жестокого, бесчеловечного сценария, где мы жалкие, безвольные куклы.

Захар вел меня все дальше в лес, упоминая про свою избушку в укромном месте. И я пока не могла придумать, как от него сбежать.

Рай проснулся от прикосновений теплых, нежных рук. Было приятно ощущать откровенную ласку самых чувствительных частей своего тела, но хотелось также понять, кто дарит ему нечаянную радость.

Он протянул ладонь к паху и коснулся плотных густых волос. «Это не Ева… у той волосы мягкие, струящиеся между пальцев, словно перышки, а здесь жесткая грива…».

Рай открыл глаза и приподнялся на постели. Его янтарные глаза тотчас встретились с синими омутами Лили. Ничуть не стыдясь собственной наготы, она продолжала интимный массаж.

— Доброе утро, сокровище мое! Как спалось? Я всю ночь рядышком была, тревожить не хотела… Давай сейчас побалуемся, чего бы ты хотел?

Ее роскошная грудь скользнула по его напряженному животу и скоро оказалась на уровне лица.

— Попробуй меня, Раюшка, я така-а-я сладкая… В жизни куча проблем, надо каждый лучик счастья беречь.

— Лучики иногда глаза слепят, можно не туда повернуть рычаг и потерять машину… вместе с той самой жизнью. В небе и на земле все зависит от правильной расстановки сил и умения маневрировать. А еще нельзя противника недооценивать.

— Да забудь ты свою войну! Она давно кончилась, ведь тебе объяснили. Начни с начала.

— С тобой? Уж прости, не хочу.

Рай осторожно отодвинул Лилю на кровать и сразу поднялся, оглядываясь в поиске одежды.

— Миленький, ты куда? А как же я?

Она кинулась ему в ноги и, обхватив руками бедра, попыталась снова прижаться к паху.

Рай чуть пригнулся и, взяв Лилю за волосы, решительно отстранил от себя.

— Ты лучше скажи, чем меня опоила, дрянь? Еще до дому тащил из леса… Тебя, подлюку, надо стороной обходить. Я живодера-охотника ненавижу, но теперь понимаю, за что он тебя ударил. Таких, как ты у нас раньше называли «стервь», то есть падаль.

Скорчившись на полу, Лиля наматывала длинные волосы на кулак и теперь в ее глазах мерцала откровенная ненависть.

— Если бы ты знал, как вы все мне противны, сволочи! Как я вас презираю… за ваше чувство превосходства, за то, что вы «сильный пол», а мы пригодны лишь для вашего пользования. Вы же на самом деле такие слабые и трусливые, когда дела касается ваших мужских способностей, вы же всего боитесь, уж я-то знаю… вам так легко сделать больно, уязвить до помешательства. Ходячая гора комплексов.

— Завела шарманку! Лучше скажи, куда мой ремень спрятала?

— Отдам, все отдам… Душу бы отдала, да она проклятая вся в коростах. Удовольствие каждый раз получаю только с новым мужчиной, одного мне едва хватает на пару месяцев и потом снова чувствую голод и выхожу на охоту. Что ты обо мне знаешь, милый дурачок? Что знаешь о моей боли, моих ранах… Их нанесли мне такие, как ты, пока я не научилась кусаться в ответ.

— Мне перед тобой каяться не в чем, — буркнул Рай, пытаясь обойти Лилю, преградившую выход из комнаты. — Не дите малое, чин хороший имеешь, должна бы за ум взяться.

— Ну, давай, беги к своей тихоне-овечке! Только запомни, Ева никогда не даст тебе такое блаженство, что я могу. Она и в постели будет лежать, как бревно.

Взявшись за дверную ручку, Рай усмехнулся.

— Странная ты женщина, мне тебя даже жаль. А с чего ты решила, что мне нужна какая-то дикая страсть? Я хочу женщину добрую, ласковую, стыдливую немножко. Чтобы первой не лезла в штаны, чтобы краснела и взгляд опускала, когда трогаю.

— Да что там трогать…

Последней реплики Рай уже не расслышал, мыслями он убежал вперед, через аллею молодых елочек к дому, но Евы там не нашел. Постель ее была аккуратно заправлена, на столе забыт недопитый чай, а пачка печенья «Топленое молоко» криво надорвана, но прежде Ева всегда пользовалась ножницами. Наверно, этим утром очень спешила, неужели побежала искать его к лесу…

Рай замер, пораженный догадкой. Ведь он надеялся быстро вернуться к ней и закончить непростой разговор, но из-за коварства Лили задержался до утра. А сам обещал защищать и заботиться… Сейчас нужно срочно отыскать Еву и все объяснить.

Все больше мрачнея, Рай бежал по сосновой роще, пока не вступил под полог смешанного леса. Именно здесь, на границе старого березняка, они с Евой недавно собирали чагу, потом она заметила ежа, странно, чего ему не спалось — он же ночной охотник. Так… охотник… где-то здесь Ева встретилась с Захаром, отсюда она звала на помощь.

Впервые в жизни Рай искренне пожалел, что не обладает всей мощью звериного обоняния и не способен идти на запах по следу. Но и смиренно ждать, когда Ева вернется домой, он тоже не мог, а потому доверился интуиции, решив обследовать участок. Уже через несколько метров в поле его острого зрения попала белая тряпица, привязанная к ветке. Знакомая вещица женского гардероба могла принадлежать только ей…

Рай с разбега бросился в заросли страусника, но в этот же момент невероятным усилием мышц остановил тело в воздухе, заставив себя увернуться в сторону. Просто он вспомнил.

Как-то ночью Ева рассказывала ему о засаде, которую приготовил браконьер для самца рыси. Ловушка-приманка с запахом «любимой кошки» едва не лишила жизни лесного кота. Рай счастливо избежал горькой участи, мягко приземлившись на колени и локти. И уже потом, осторожно раздвинув перистые листья папоротника и тонкие прутья валежника, обнаружил на земле зубчатый медвежий капкан.

Если бы Рай завершил свой прыжок так, как намеревался, его правая нога сейчас вполне могла быть раздроблена ржавыми металлическими челюстями.

«Она снова спасла меня, даже будучи далеко. Сумела заранее предупредить, всего лишь рассказав о любимой книге. Моя любимая, маленькая, храбрая, нежная…»

На стволе березы недалеко от капкана Рай обнаружил красную полоску, будто кто-то вытирал измазанную кровью ладонь. Отыскать направление теперь не составило большого труда. Задыхаясь от гнева, Рай старался сохранить четкость мысли и внимательность взгляда, не пропустить ни одной важной детали, которая могла сократить поиски. Тот, кто ударил и забрал Еву будет жестоко наказан.

Рай ни секунды не сомневался в себе, зная, что совершенно безоружным идет к охотнику, у которого есть ножи и ружье. Он шел вернуть любимую женщину… И никто не мог сейчас встать у него на пути.