Русь Мiровеева (опыт «исправления имен»)

БЛАГОСЛОВЕНИЕ И ПРОКЛЯТИЕ (К МЕТАИСТОРИИ РОДА РОМАНОВЫХ)
ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ

Обращаясь к событиям 1613 года и вспоминая Совет всея земли, призвавший на Царствование пятнадцатилетнего Михаила Феодоровича Романова, историки, в худшем случае, говорят о некоем историческом общественном «компромиссе», достигнутом сословиями и столкнувшимися в годы смуты разнонаправленными силами, в лучшем же ссылаются на неизвестно (с их точки зрения) по каким причинам заключенный некогда брак между Иоанном Грозным и Анастасией Романовной Захарьиной-Юрьевой, брак первый, то есть единственный, с церковной точки зрения, полноценный и к тому же отмеченный действительно благополучным, хотя и кратким, как и сам этот брак, периодом в истории Московского государства — взятием Казани и Астрахани, Стоглавым Собором, Собором примирения, «губной и земской реформой», введшей широкое местное самоуправление. При этом подразумевается, что политические успехи (или неуспехи) лежат в основе становления династий. Часто добавляют сюда и неучастие боярина Феодора Никитича Романова в опричнине, что, впрочем, многие современные авторы все более подвергают сомнению, а в последние годы даже просто оспаривают. В этом случае ярость аргументов направляется уже против Романовых и кладется в основу критики их деятельности на протяжении будущих столетий, вплоть до 1917 года. Однако, для полноценного монархического сознания все эти вопросы (включая не только политические установки, но и так называемые «нравственные качества» Династии) второстепенны. Дело в том, что если всякое республиканское мышление делает упор на исторические обстоятельства, политическую выгоду, заслуги или, напротив, преступления того или иного лица, обуславливающие более или менее представительный выбор должностных лиц или политического направления, то для сознания монархического важны не обстоятельства времени, но «длящаяся вечность», эон. В чем здесь дело? Прежде всего, в метафизической и онтологической установке. «Если Бог живет в вечности, эта живая вечность должна превосходить противопоставление движущегося времени и неподвижной вечности, — писал В.Н. Лосский. — Святой Максим Исповедник подчеркивает, что вечность мира умопостигаемого — вечность тварная: пропорции, истины, неизменяемые структуры космоса, геометрия идей, управляющих тварным миром, сеть математических понятий — это эон, эоническая вечность, имевшая, подобно времени, начало (здесь и далее выделено нами — В.К.). (Отсюда и название — эон, потому что он берет свое начало „в веке“,, и переходит из небытия в бытие), но это вечность не изменяющаяся и подчинена вневременному бытию». Монархическое сознание и есть применительно к государству и праву прежде всего правосознание длящейся вечности.

«В этом смысле, — указывал Лев Александрович Тихомиров, — истинная монархия может быть только одна. Это именно и есть та монархия, в которой одно лицо получает значение верховной власти: не просто влиятельной силы, а власти верховной. Это же может случиться во вполне чистом виде только при одном условии: когда монарх, вне сомнения для нации и самого себя, является назначенным на государственное управление от Бога. Власть монарха возможна только при народном признании, добровольном и искреннем. Будучи связана с высочайшей силой нравственного содержания, наполняющей веру народа и составляющей его идеал, которым народ желал бы наполнить всю свою жизнь, — монархическая власть является представительницей не собственно народа, а той высшей силы, которая есть источник народного идеала […] Это составляет необходимое условие для того, чтобы Единоличная власть перестала быть делегированной от народа и могла стать делегированной от Бога, а потому совершенно независимой от человеческой воли и от каких-либо признаний. При этом единоличная власть становится верховною». Только такая монархия может считаться «истинной монархией», а не ее конституционной подменой, то есть властью, ориентированной вертикально и не подверженной никаким временным изменениям.

Строго говоря, монарх может быть только единожды дарован от Бога и един сам по себе как «образ одушевлен Самого Царя Небесного» (преп. Максим Грек). Однако, ввиду смертно-временного пребывания человечества в физическом, т.е. падшем, мире единственным возможным путем преодоления временности земной царской власти является династический принцип в его единственно возможном виде — от отца к сыну (так называемое «лествичное право», т.е. переход престола от старшего брата к младшему, не только глубоко неонтологично, но и опасно для государства — оно всегда приводило к гибели монархий, на нем основанных).

«Посредством династии, — писал Л.А.Тихомиров, — единоличный носитель верховной власти становится как бы безсмертным, вечно живущим с нацией. […] Государь является преемником всего ряда своим предшественников, он представляет весь дух верховной власти, тысячу лет управлявшей нацией, как сами подданные представляют не свою личную волю данного поколения, но весь дух своих предков, царям служивших. Духовное единство власти и народа получает тут величайшее подкрепление. Устраняя по возможности всякий элемент „избрания“, „желания“ со стороны народа и со стороны самого Государя, династическая идея делает личность Царя живым воплощением того идеала, которого верховенство нация поставила над собой. Государь одновременно и обладает всею властию этого идеала, и сам всецело ему подчинен».

Поэтому, если секулярно-демократическая теория права полагает в основу государственного права так называемое «конституционное право» (сейчас эти понятия вообще употребляют как синонимы), то православно-монархическая оптика высвечивает как ключевую отрасль права право династическое, которое одно только и может лежать в основе т.н. «правового государства», если таковое понятие вообще не лишено смысла. При этом правовые категории в данном случае являются лишь внешне видимым проявлением совершенно иных закономерностей. Иначе говоря, исходя из изложенного, совершенно ясно, что если не сам Царь (что могло бы быть только в условиях преодоления греха и его последствий — смерти и времени), то, по крайней мере, Царский Род может быть только един; он существует как видимо проявленный собственно при монархии и непроявленный, сокрытый после ее свержения или установления псевдомонархии, «монархии» узурпированной. Более того, он сокрыто, потенциально пребывает как некое невидимое семя или зерно и в не просвещенных светом Христовым землях, ожидая живительной росы, дабы взойти в известное Одному Богу время. Потому в своем роде сакральными являются даже и царственные династии дохристианские, а Апостол призывает «чтить царя» задолго до того, как преемство царское соединилось в симфонии с преемством апостольским. В некоторых культурах (характерно, что именно в культурах неправославных) сокрытый царский род уподобляется подземной реке Алфиос — непроявленно-священной: подобные мотивы мы встречаем у Ботичелли, Леонардо да Винчи, Николая Фламеля, Кольриджа…

Совет всея земли 1613 года, призвавший Михаила Феодоровича Романова на Русский престол, как мы полагаем, вряд ли мог руководствоваться какими-либо демократическими (даже в зачаточном виде) соображениями. Лев Тихомиров писал:

«В этом отношении русская монархия представляет собой очень замечательный и поучительный образчик постановки династичности. Как мы видели — у нас, вследствие господства родового начала, при возникновении государственности, на дело верховного управления был сразу призван целый Род, целая Династия, не один человек, но вместе со своими братьями. С этим правящим Родом русская нация родилась, сложилась, выработала все свои основы, с ним она падала и воскресала, и в конце концов так сжилась, что не представляла себе своей монархии без этой вечной Династии (выделено нами — В.К.)». Более того, именно «протодемократические» черты в виде некоторого (чуть ли не «бесконечно малого»!) правового ограничения Царской власти предполагал несколько ранее ввести Василий Шуйский и именно из-за этого оказался низвергнут раз и навсегда.

«И вот Михаил Феодорович как бы входит в прежнюю Династию. В этом кроется глубокий смысл и великая сила. Такое постановление всего народа, включительно до „младенцев“ (что фактически и заведомо для всех есть невозможность), это твердое решение есть факт психологический, который не менее реален, чем факт генеалогии, ибо благодаря ему преемственность, действительно, остается духовно-непрерывною […]. Внешний исторический факт несомненен и заведомо для всех членов земского собора, и для всех местных собораний, с которыми сносились члены земского собора, и вообще для всего русского народа, сходившегося на эти собрания, состоял в том, что Михаил Феодрович избран на Царство. Могли избрать иного, были и иные кандидаты. Но грамота об избрании Михаила Феодоровича составлена представителями народа так, чтобы в ней было возможно меньше элемента избирательного, зависящего от народных желаний, и как можно больше преемственного, связующего Царя и народ со всей прошлой историей. Грамота, проходя совершенно вскользь по вопросу о степени родства Михаила Феодровича с Рюриковичами, подробно перечисляет зато всех наших Великих Князей и Царей, даже ранее Владимира Святого», — разъяснял Л.А.Тихомиров.

Правда, само наличие «выборных» на Совете 1613 года все же дает основание сомневаться в полной правомочности его решений с точки зрения строго монархического правосознания, что позднее послужило основанием для сомнений в легитимности Романовых. Именно это, а также и подлинный текст грамоты Совета всея земли 1613 года, опубликованный в первом томе сборника «Россия перед Вторым Пришествием», и, несомненно, обнаруживший, что часто воспроизводящаяся Клятва Дому Романовых на вечные времена и под страхом отлучения от Святой Троицы оказалась позднейшего происхождения, подвигли нас на более подробные исследования, связанные, прежде всего, с происхождением Романовых.

Не скроем, наводит на размышления и соображение Льва Тихомирова, для него несомненно положительное как для приверженца скорее последовательно психологического, нежели пневматологического, что, впрочем, вполне резонно в духе ХIX века, подхода, но для нас весьма спорное:

«Исторически тут нужно привнести немало критики. В грамоте упоминается даже „прекрасноцветущий и пресветлый корень Августа Кесаря“, от которого при прежних царях легендарно производили Рюрика. Дойдя, наконец, до Феодора Иоанновича, грамота не скрывает, что Михаил Феодорович только „сородич“ его, но делает это в такой форме, что получается впечатление очень прямой наследственности (выделено нами — В.К.). Так вот, наша цель — понять, является ли такого рода „восыновление“ не психологически (что есть обман наподобие масонского трюка 1825 года о „Константине и Конституции“), но духовно легитимным. То есть, идет ли речь о действительной преемственности или об узурпации? Иными словами, целью наших исследований является попытка выяснить — принадлежат ли Романовы к той подземной реке Царского Рода, о которой было сказано в нашей работе „Русь Мировеева“ и к которой со всею очевидностью принадлежал Рюрик Старорусский и Новгородский. Следует иметь в виду, что в рамках данного исследования мы не собираемся касаться вопроса об исторической роли Романовых, пытаться ее оценивать с точки зрения политической и даже церковно-исторической. Более того, мы считаем, что подмена проблематики сакральности Рода обсуждением его деяний вольно или невольно является уступкой демократическому эгалитаризму и доктрине „конституционного права“. Нас интересует происхождение и бытие Династии только с точки зрения последовательно монархического правосознания.