Рязанский Вестник или небесная поэзия Есенина

Всеобщего Преображенья и возрожденья,

Бог тебя благослови!

Как Пушкин говорит: На, яблочко лови!

Я Землю эту тебе дарю,

к тебе её в ладони опуская

И, взором нежа и лаская,

со вздохом говорю:

Бери, воспой её отдохновенье

и будущий расцвет,

57

и тайны бытия.

В чём наша незабвенная, своя

Россия вспыхнет новою грозой,

приливом сил отринет вниз проклятье,

взойдёт звездой и, поменявши платье,

Предстанет снова женщиной прекрасной,

чей стан и лик неповторимо-ясный

пленит весь Мир, который упадёт к её ногам.

За эту женщину я жизнь свою отдам.

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

О, гений вечный, светлый и простой,

Великий Разум в облике Толстого!

Такого по-великому простого

не повстречать уж больше никогда!

Скажи-ка, не составит ли труда

пронзить века и глыбу тех веков

обрушить на собранье дураков,

что вечно Душу душат?

ЛЕВ ТОЛСТОЙ:

Я рад бы – но боюсь Закон нарушить

Всевышнего: всему есть строгий срок.

И этот столь известнейший урок могу вам дать

и разрешу послушать.

(В свою очередь обращается к Высшему Разуму в образе Творца)

Скажи, Великий Разум,

и разреши сомненья наши сразу:

зачем так медленно проходит возрожденье

великих Истин из былых веков?

Зачем полно доныне дураков, кто застит свет.

И нет на них Агаты Кристи, которая одним рассказом

вдруг убивает разом, как говорится, всех подряд, кто прав, кто

виноват?!

ВЕЛИКИЙ РАЗУМ:

Да, дуракам на Свете тоже есть немало места.

Они даны Всевышним для того,

чтоб выживаемость проверить

добра и мудрости. Как волки в тёмном лесе

блукают, всё съедая на бегу.

Для этого я их и берегу.

Пусть мутят Свет и дурость проявляют:

пред сильными хвостом своим виляют.

Тем яростнее будет доброта и мудрость.

Это тоже неспроста – такая конфронтация на Свете.

А ритмы времени, изволите заметить,

идут своим, представьте, чередом,

не очень торопливые притом.

ЛЕВ ТОЛСТОЙ:

Так вот как раз пора бы перестроить

такие ЭвеЭм в высотной вашей сфере,

задумать, вычислить, сто раз ещё проверить,

чтоб время побежало босиком

иль поскакало скакуном,

а не тянулось, как улитка!

ВЕЛИКИЙ РАЗУМ:

Вот в том-то, милые, беда, что слишком прытко

нельзя машину времени пускать.

58

Она разрушит всё. И некого искать

нам с вами будет во Вселенной –

такой большой и, кажется, нетленной!

Но раньше времени нельзя на луг пускать

коров, и сеять раньше срока,

и раньше нужного невесту приласкать,

и раньше мудрого Востока

на Западе зарю искать!

За это мы расплатимся жестоко!

Я объяснил, как мог, вам, милые,

что может Мирозданье.

Сергей ЕСЕНИН:

Спасибо, до свиданья, Великий Разум.

Где Твоя душа? Её советы тоже были б кстати.

ВЕЛИКАЯ ДУША:

Я здесь, приникла, не дыша,

в избе рязанской на полати

и мыслю: как Россия хороша!

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Великая Душа! Поклон тебе от братьев

по разуму, и сердцу, и делам!

ВЕЛИКАЯ ДУША:

Я думаю, с тобою пополам

сегодня мы разделим наш хлеб насущный,

что питает тело Земли

и нежность, и надежду, и веру кроткую,

и молодость любви.

Да, этот хлеб духовный до сих пор ничем не заменим:

ни сексом, ни наживой, ни карьерой.

А мы с тобою, слава Богу, живы.

Живём трудом и верой!

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Великая Душа, скажу по совести – высокие манеры

Твои – мне по Душе и согласуются с движением

Души Поэта!

ВЕЛИКАЯ ДУША:

А я как раз об этом.

Садись, мой друг прекрасный, и пиши:

Как хороши, как свежи были розы, –

строка Тургенева. Пиши стихом иль прозой.

По-моему все средства хороши,

Лишь только было б то занятье –

от всей Есенинской Души!

Август, 1989.

Кто сегодня не знает, что наши руки, как и наши волосы, – это антенны, принимающие

сигнал из Космоса? Сама практика жизни подвела нас к этому. Вот почему Серёжа Есенин и

Свирель славят **ампир ладоней.

**АМПИР ЛАДОНЕЙ

Свирель:

Открой ладонь – не прячь ладонь от Мира.

О, эти полукружья слабых рук –

Подобие волшебного ампира,

Владеющего радостью разлук!

59

Он мощен и велик – Ампир ладоней,

Творящих наяву каскад чудес.

Что может быть всесильней и бездонней

Загадок Разума и сущности Небес?

Он возвращает нам родных из тьмы столетий.

Он лечит нас и дарит волшебство.

Открой ладони – полукружья эти –

Подарок Космоса и наше естество.

СЕРГЕЙ Есенин:

Златыми брызгами оно

Вокруг меня всё оживило,

Вернуло всё, что было мило

И нежностью озарено.

Я возьму твои ладони в руки:

Нежность изливается, звеня.

Эти руки – тождество науки –

Поражают мудростью меня,

Свежестью исканий и дерзаний,

Ласковостью неги, звоном струн,

Тех, что бьются наподобье лани

Под серебряной водою струй.

Я объемлю молча эти руки.

Мне иных не надобно вовек.

Пусть в меня они вселяют звуки,

Без которых грустен Человек.

Примечание: **Ампир ладоней. Ампир – это стиль в архитектуре. Ампир – буквально по-

французски – империя.

Империя – есть Держава, где власть безраздельно принадлежит Самодержцу,

Императору.

В данном случае выражение «АМПИР Ладоней» подразумевает безраздельную власть

человеческих ладоней, которые владеют и лечебным мастерством, и извлечением знаний из

Ноосферы, поскольку человеческие руки – это наши антенны, и могут овладеть всевозможными

разнообразными профессиями, где необходимо применение мастерства скульптора, художника,

архитектора, музыканта, конструктора, садовода.

Наконец, – маляра, каменщика, плиточника, винодела ,модельера, парикмахера, костюмера

и так далее..Ладони Человека владеют Империей Искусств.

ВОЗВРАЩЕНИЕ К АЙСЕДОРЕ

поэма

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Стынет ветер, жухнут травы.

Август трудится не зря.

От любовной от забавы

Очи полымем горят.

Жгут рябиновые кисти

Полотно седых небес.

А стихи твои, как гвозди.

Но нужны мне позарез.

Их в ладони насыпаю,

60

Нити серебром горят.

Я давно не досыпаю –

Сны покинули меня.

Гаснут зори, жухнут травы.

Август трудится не зря.

От любовной от забавы

переполнились моря!

СВИРЕЛЬ:

Не семимильными шагами,

а лишь космическим лучом

тебя сегодня досягая,

Лечу, едва Земли касаясь.

Венок ромашек протянув

Тебе. В распахнутой рубашке

стоишь ты, к зеркалу прильнув.

Тебя я вижу, как нисходит

с лица стозвонная печаль,

Светлеют очи, нимб восходит

над головою. Темень-шаль

у звёздной ночи отнимаю.

Тебя из рамы вынимаю.

И прошлого уже не жаль!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Звёздочками-лучиками светятся глаза.

Не мучь меня! не мучь меня!

Тебе я всё сказал.

Зачем как стрелка поздняя

былой разрыв-травы

в меня вонзаешь гвоздики

любовной суетьвы?

Горю как будто молодо

и зелено пришло.

Зачем, скажи мне, зелье то,

былое ремесло?

СВИРЕЛЬ:

А ты гори мастерством, забрось своё ремесло.

А ты бери естеством. Такое время пришло.

Не телом, только душой обвейся вокруг меня.

Я знаю – Поэт большой – Ты больше того огня,

Что лишь к постели зовёт, что только страсть нам сулит.

Пусть сердце к Небу взовьёт.

Пусть только нежность болит.

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Ты превзошла себя, стремясь к высотам страсти.

Я верю – ты взойдёшь на вечный пьедестал.

Но всё ж спаси меня от этакой напасти,

Пока любить тебя не перестал.

СВИРЕЛЬ:

Угрозы не страшны. Люби, пока есть порох.

Разлюбишь – не обижусь, не схвачу

за ворот, за распахнутые полы.

Но, отвернувшись, лишь захохочу!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Я взорван этим дерзостным признаньем.

Мне не под силу чувств водоворот.

61

Такой вулкан страстей, взрывающий сознанье

Придал любви внезапный поворот.

Не я уже готов тебя покинуть,

А ты глядишь с насмешкой на меня.

О, Таня, ну, скажи, чем прежде сердце вынуть,

Кто ты – любовь моя, а, может, лишь родня?

СВИРЕЛЬ:

Родня, Серёженька, родня по ресмеслу,

по нашей поэтической палитре.

Скажи лукавству, твоему послу,

Что я и не мечтаю о поллитре.

Мне не угар пьянящий нужен ныне,

не горькое похмелье после слёз.

Мне нужен стих. Лишь он – моя святыня.

Он чист как луч и светел, как мороз!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Но это не вмещается в сознанье,

такое необычное признанье!

Таких я женщин, право, не встречал.

А, может, просто их не замечал?

Неужто свежесть щёк и золото волос

тебя прельстить не могут, дорогая!

И я, вперёд немного забегая,

скажу, таких встречать не довелось!

СВИРЕЛЬ:

Нет, эта прелесть только для Дункан.

Она с тобой и ныне, видно, рядом.

Взгляни, она опять волшебным взглядом

тебя чарует. И её канкан (танец)

Дурманит взор и голову златую.

Хотя тебе я это не в укор, –

люби её, такую молодую!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Да, Айседора любит. Это ей и в честь, и в славу,

и в укор, ей-богу!

Ну, а тебя, такую недотрогу,

Как мне пленить?

Ну, дай хоть только губы!

СВИРЕЛЬ:

Ах, ты мой маленький, ах, ты проказник мой!

Сыграть на жалости! Какая бездна чуда!

Скажи, родной, ну кто ты и откуда?

Плесну дождём – лицо своё умой

и слёзы осуши под лунным ветром.

Я не люблю, когда мужчины плачут, –

пусть даже за мильоны километров.

Мы эту жизнь с тобой переиначим.

Я не скажу тебе – не до любви,

что судьбы Мира больше нас тревожат.

А просто старость, видно, сердце гложет,

смиряя возмущение в крови…

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Впервые здесь такие речи

звучат укором совести моей,

62

пронзая Душу, ранят, но и лечат,

Собрав в пучок космических огней

Былые думы, нежность и Распятье

поставив предо мной на аналой.

И, вновь накинув платье,

я возвращаюсь к верности былой,

к своей святыне, Музе – Айседоре.

Покорствуя, роняю перед ней

Свой паланкин и снова на просторе

Былых раздумий и грядущих дней.

12 августа 1989. в ночь 44 стиха.

Татьяна-Свирель: Апрель 1991 года, 19-е число. Я заговорила с Мамочкой. Она мне

сообщает, что со Свирелью хочет поговорить Серёжа Есенин. (тетрадь312, 1990 г. стр. 58)

ВОЗОБНОВЛЕНИЕ ДИАЛОГОВ

И Свирель говорит: Серёженька! Ангел ты мой синеокий, да не ошиблась ли я, принимая

сигнал?

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН: Нет, моя дорогая. Ты очень точно воспринимаешь мой сигнал. Хочу

передать тебе стих:

Пиши, мой друг, меняя всё на свете.

Идёт по жизни радостная новь.

Её не остановишь. Не заметить

Те перемены не позволит кровь,

Кровь россиян, горячая как лава,

Нет, не остыла и не утекла.

Она надёжна так же, как Держава,

Светлей луча, прозрачнее стекла.

Она поможет нам прозреть и, внемля

Иным Мирам, взлететь и не стареть.

Она и Дух, и мозг, и плоть объемля,

Поможет нам не стынуть, а гореть!

Ответь мне, пожалуйста, светлый ангел мой, Танюшка!

СВИРЕЛЬ:

Отвечу, мой родной.

Нарастание нови стремительно,

Как нежданный порывистый шквал.

Это чудно и удивительно,

Как бессмертие и обвал!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Не удивляйся ничему, моя родная,

то ли будет!

Пророчу: скоро сил прибудет,

подобно Богу Самому!

СВИРЕЛЬ:

Родной мой, ты и есть мой Бог.

И нет реальнее на Свете.

Как Пушкин ты мне нежно светишь,

стихом являясь на порог!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Я просто мечу строчки эти

63

в окно, открытое ветрам.

И, с ним мешая пополам

Огонь любви, гулять по Свету

зову тебя. И жду ответа.

Я равнодушен к похвалам.

Я этот стих беру в ладони

и подношу его к глазам.

Он, чем прозрачней и бездонней,

тем явней шепчет мне: «Сезам!»

Сезам, навеянный Россией

из давних лет, из давних мест.

В нём всё: смятение и крест,

и стон, и соль, и омут синий.

СВИРЕЛЬ:

Запуталась моя Россия

в грехах, в безверье, в суете.

Подходит к гибельной черте.

А сердце ведает Мессию…

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Не плачь, мой друг, бывали годы,

Когда не лучше жил народ.

И мы молили у Природы

Убавить страхов и невзгод.

СВИРЕЛЬ:

Родной, давай поговорим

об Инь и Ян, – светлее тема!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Скажу: О, трепетная лань…

Чего, однако, захотела…

СВИРЕЛЬ:

Не хочешь! Или отошло

горение, иль стих не льётся?

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Со мною, друг мой, остаётся

моё былое ремесло.

СВИРЕЛЬ:

Ты о каком же ремесле,

мой друг желанный, намекаешь?

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Как будто ты о нём не знаешь?!

О чём певали на селе?

СВИРЕЛЬ:

О жизни, о тоске, о милом,

о том, что было да прошло.

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

А я – о том, что расцвело

и что сегодня наступило.

СВИРЕЛЬ:

Сказать ты хочешь, что в стихе

роняешь мне надежду с верой?

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Да, мы любви миллионеры.

И нас не упрекнут в грехе.

СВИРЕЛЬ:

Я вновь смотрю на твой портрет.

И предо мною мальчик нежный.

64

Спадает локон твой небрежно

На лоб. Струится грустный свет

Очей. И рот в полуулыбке

Рождает странный силуэт

Тоски неуловимо-зыбкой…

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Ты очень точно уловила

В моём портрете ту печаль.

Но в той печали – наша сила,

Поэтов сила. И не жаль

Сегодня мне того мальчишку.

Ей-богу, не печаль чела.

Закрой с портретом эту книжку

И … до родимого села!

СВИРЕЛЬ:

Родной, нам не избыть печали

От той потери роковой!

Но, слава Богу, ты живой,

Чего враги не замечали.

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Заметить это – острый нож

Тому, кто втянут в паутину

Неверья. Там гарцует ложь.

А мы теперь на именины

С тобой спешим и совершим

Свой путь сквозь пагубу и рожь.

СВИРЕЛЬ:

Какие именины

имеешь, милый, ты в виду?

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Кому сегодня на роду

написаны сии картины?

Христос, конечно. Пасха нынче.

И время выпало с утра

нам этот радостный обычай

означить слитностью пера!

ХРИСТОС ВОСКРЕС.

20, 04, 1990. 2 часа ночи.

Следующая страница встречи (тетр. №19, стр. 65, ).

СВИРЕЛЬ:

Ты ждёшь, мой друг, чтоб Русь заговорила

И вызвала тебя на небосклон.

Скажи, скажи, в груди – какая сила!

Прими, мой друг, от Родины поклон.

Прими, Есенин, и не осуждай бессрочно

Свою доверчивую ласковую Русь.

Что я слегка ленива, это точно.

Об остальном судить я не берусь.

Откликнись, о, Серёжа, голубь века,

К нам залетевший из иных времён,

Стремясь поднять до Неба человека,

Серёженька! Беда со всех сторон!

65

Ты слышишь? Твой ответ в тумане тает.

Ты знаешь наши беды наизусть.

И нам тебя так нынче не хватает.

Откликнись, осчастливь родную Русь!

Твой слог, твой ритм, твой взгляд, чего же больше, –

Прошу любить и жаловать, – бальзам

На сердце, то, которое не ропщет,

А ждёт… За встречу всё отдам! –

Опять же ризу, – весь наряд весенний,

Нанизанный на веточки хрусталь

И звон колоколов. И где тут лени

Найти приюту? Дорогого жаль…

Ах, жаль ты, жаль моя, родной Есенин,

Что ж ты молчишь? А грусти полон дом.

О, мой приют, о, мой овал весенний,

Мой юный, вызываемый с трудом!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Отвечу, Русь, необоримый странник,

Твой друг, твой посох завсегда с тобой.

Цветут ромашки в неизвестной рани,

И веселеет голубой прибой.

И море разливанное объятий

Хлопочет жарко о своей Руси.

Не слушай ни упрёков, ни проклятий,

Живи им вчуже и неси,

Неси огонь неугасимой нови.

Всё суета – удобства и тщета.

Моя сестра, я брат тебе по крови.

И с нами вместе – Дух и высота.

Прими, мой друг, прими привет весенний.

И, осенённый сонмом новых дел,

Пришёл и разогнал тоску Есенин.

И вместе с Русью вновь помолодел.

Да, молодость дана нам не напрасно.

И возвращенье к ней, – да будет так! –

Всегда желанно, бурно и прекрасно.

Мы рубль не разменяем на пятак.

Восходит день заливистый и звонкий,

Прибавил краю солнечный паёк.

И в полдень, наподобие цыплёнка,

Скорлупку льда проклюнул ручеёк.

Апрельских формул золотые нити

Упали златоустовцам на стол.

И каждый строит дом своих открытий,

Весенних чувств и мыслей частокол.

О, день, о час, о миг, о бесконечность,

66

Круговорот бесчисленых времён!

Молю, добавь талон на человечность

Стране и времени, в которых мы живём! Апрель, 1991,

ОСЕННИЙ ДИАЛОГ

13 октября, 1991.

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Россия, Русь моя, скажи, не ты ли снова

Вот в этом зеркале как прежде расцвела?

Ты? В ожидании Пришествия Второго?

Моя берёзка из рязанского села!

СВИРЕЛЬ-РУСЬ:

Есенин, мой Серёжа синеглазый!

Ужели отыскался блудный сын?

С тех пор тебя не видела ни разу,

Как в «Англетере» вздрогнули часы,

Узрев твои последние минуты…

Златую голову на плаху положив,

Ты разорвал невидимые путы,

не долюбив и не дожив!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Любовь моя, Россия, сколько можно

Бродить вдали, не видеть, не гореть?

Да, согласись, что это очень сложно,

но невозможно умереть.

Мной этот познан путь. Он ветками берёзы

овеян в дорогом краю.

И согласись, что нас не только слёзы

соединяют. Голову свою

Я не ронял в церквах пред аналоем

и не клонил пред сильными в миру.

И от тебя, любимая, не скрою, что не умру!

Поэт живёт в стихах. Он Музе звонкогласной

давно известно, – отдаёт свой пыл.

А я России, бедной, но прекрасной

свой стих унылый посвятил.

СВИРЕЛЬ-РУСЬ:

О, нет, родной мой, вечный и живой,

Мой русый мальчик с локоном пастушьим,

Твой стих меня спасёт от равнодушья.

Он не унылый, а родной и свой!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

И я хочу сказать без промедленья,

Что жив Поэт не только в словесах.

Он жив в действительности, дышит – без сомненья.

И стих его – как воин на часах.

СВИРЕЛЬ-РУСЬ:

Но сколько раз нам уверять убогих,

Что жив Поэт и в жизни, и в строке?

И голова свежа не менее, чем ноги.

И кровь стучит и в сердце, и в руке?

67

Скажи, доколе уверять убогих,

Ущербных разумом и скудненьких Душой?

Для них – одна часовня на дороге

И штамп заученный: «эС.Е – Поэт большой»

Заключены в затверженные даты.

Им так спокойнее. Они другим богаты –

Бесстыдством лености и тупости Души.

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Спеши, мой друг, от них, скорей спеши.

Не ведают они вселенской боли.

Их круг – ухоженный половник да очаг.

Они о совести и мудрости кричат,

Желая удержать её в неволе.

СВИРЕЛЬ-РУСЬ:

Есенин, ты у нас вселенский странник.

Но Русь без странника ни года не жила.

Она ждала тебя, рыдала и ждала.

И дождалась – из этой гулкой рани.

И смерти нет. И стих твой на листке

Соединился с молнией в руке!

Я обретаю вновь уверенность во взоре.

И стих твой ветреный, и нежен и раним,

Подарок дружеству и, Бога ради,

Восходит словно вечный пилигрим

На пьедестал строки, и тёплой и подвижной.

Серёжа – в той строке – не только оттиск книжный,

Но сердца луч. Он дышит естеством

И поклонения не требует. Он знает–

Ему Душа любимая внимает.

А сердце вечно рядом с мастерством.

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Мне дорог этот свет не только рифмой, строчкой.

И рифма точная, поверь, мне не нужна.

Мне видится любимая страна

Забытой девушкой в ромашковом веночке.

Идёт по полю, натыкаясь на погосты,

Пред Белой Церковью спешит, роняя крест.

И думу долгую, измученную остынь

Несёт как ладанку из отдалённых мест.

А мне так хочется сказать ей: Дорогая,

Внемли, остылая, молитвам и хорам,

Взойди Душой к невидимым Мирам,

где плачем Русь другая!

Та Русь – в загоне древних предрассудков,

Забытых прадедов и ласковых отцов,

Где Матерь Божия не дремлет ни минутки,

И где не жалуют льстецов и подлецов.

68

Внемли, о, Русь, отчаянью Поэта,

Отринь невежество и сердцем, и рукой.

И я скажу, не дожидаясь лета,

Мой стих прорвётся светлою рекой

И выйдет на простор земного чуда.

И спросишь ты: «Ну, кто ты и откуда,

Поэт, не уходящий на покой?!

Увы, так медленно я пробиваюсь к людям,

Хоть я живу и в Солнце и в реке.

Лишь ты мой стих, как яблочко на блюде,

Катаешь в этой ласковой руке.

А стиль мой этой строчкой обозначен,

Где вместо слов – стремленье умереть,

Когда Душа зовёт и сердце плачет,

устав гореть!

СВИРЕЛЬ-РУСЬ:

О, как утешить? Что сказать, мой милый?

Сплошная рана у меня в груди.

Я не о том, что будет за могилой,

Хотя бы и нирвана впереди.

Я плачу о тебе. Так осязаем

Твой почерк, боль твоя, твоя живая речь.

Но облик твой от взора ускользает.

Хочу и помнить и беречь.

И видеть! Да, какая смелость – видеть,

Как видели тебя уже не раз.

Подаришь ли российской Нереиде

мой Третий Глаз?

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Об этом плачет не одна Россия.

И многим странам нужен Третий Глаз,

Чтоб видеть, как покинутый Мессия

скорбит и думает о вас.

Кто в сытости, кто в голоде забыли

Секрет всевиденья. И плотно заросло

То Око. И вселенской пылью

Его ресницы занесло.

Прозрейте, оглянитесь и узрейте.

Я не сторонник дидактических забав.

Я лучше буду петь на флейте

И слушать Космос, голову задрав!

СВИРЕЛЬ - РУСЬ:

Серёженька! Как стих твой свеж и лёгок!

И слух не перестанет удивлять

Строка летящая, вспорхнувшая с порога,

Сумевшая лечить и закалять!

69

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Как высветила Пушкинская школа

Простор медитативного стиха!

Как стих для Пушкина от *Барри Корнуолла,

Так стих Есенинский – и стрелка и соха

Для молодой Руси, открывшей спозаранку

Свой взор доверчивый навстречу октябрю.

Как говорит Поэт и нежно и пространно,

Так я сегодня с Русью говорю.

И лечит стих и сердце и печёнку, –

Прости за просторечие в строке. –

Святую Русь, как дерзкую девчонку,

держу в своей руке!

И ей даю наказ: Учись и закаляйся.

Недаром наш Порфирий Иванов

и весел и всегда здоров.

А ты на пустяки не отвлекайся

И намечай для жизни чёткий путь:

Согреть сердца и Мир перевернуть.

Конечно, говорю в ином я смысле.

Мир без того стоит на голове,

А Истина в пространстве виснет,

Подобная **Минерве и Сове,

Скрываясь за лесами новостроек,

В разрухе старого убогого жилья.

О, Русь моя, когда взовьёшься тройкой,

Отчизна недозревшая моя?

Когда постигнешь боль Отеческого края

И, бусы мудрости на сердце нанизав,

О, Русь моя, Поэзия вторая,

Откроешь вещие дремучие глаза?

СВИРЕЛЬ-РУСЬ:

Как я пленяюсь, друг мой, этой речью,

Живой, что струйка из родного ручейка.

Она живит, пьянит и жажду лечит

От скудости родного языка.

Сравненья, необычные, как пламя!

Они снабжают кровотоком мозг.

И синь - стихов поверженное знамя

Полощется среди родных берёз.

Ты резвой видишь Русь свою и хмурой,

Усталой, ветреной, забытой и сумной.

То вдруг, приделав крылышки амура,

Налаживаешь тройкой расписной

В простор дубрав. И лихо свищет ветер

В ушах. И за ворот летит позёмки пух.

70

И нет тоски об уходящем лете.

И на скаку захватывает дух.

Мы мчимся. О, забытые скрижали

Музеев, памятников, брошенных могил!

Вы стих и пыл в себе не удержали.

И – в струнку – где Опочка, где Тагил,

А где Рязань, и где Москва родная,

Санкт-Петербург, завидевший Восток?!

Поэзия – ты Родина вторая,

Мой ювелир, мой гений, мой восторг!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Небрежно брошено то Слово. Я подъемлю

Как всадник то сравненье на скаку.

Я слову каждому из дальней дали внемлю.

Как Пушкин вдруг, Свирель повесив на суку,

Рукою Леля звёздочки снимаю,

Пою, забаву с делом сочетав.

Я Русь пою. Я жизнью разымаю

Покровы тайны Вечного Креста!

13. 10. 1991.

Примечание: *Барри Конуэлл или Корнуолл – английский поэт, современник

Пушкина, открытый Александром Сергеевичем в конце 30-х годов.

Впервые об этом поэте я, Татьяна, узнала из стихов Сергея Есенина.

По утверждению биографов Пушкина, Корнуэлл оказал на Александра Сергееивча

сильнейшее энергетическое влияние в духе астрологических понятий.

А. С. Пушкин, – по гороскопу Белая Коза,– черпал энергию от Барри Корнуэлла,

который тоже был Белой Козой. Корнуэлл прожил 87 лет.

Фамилия эта имеет две транскрипции (написания): Корнуолл или Корнуэлл. Серёжа

Есенин выбрал второй вариант.

**Минерва и Сова – Минерва – греческая богиня Мудрости. Сова – её постоянный

спутник, как амулет мудрости.

УГРОЗА

Ноябрь, 28 число,1991.

СВИРЕЛЬ:

Где скрылся ты, Серёженька, где дышишь?

И где роняешь розы свежих строк?

Земля скучает. Стих с Небесной крыши

Давно не падал к нам на потолок,

Серёжин стих. Иль в *Африке всё бродишь,

Выискивая с Блоком чудеса?

Иль пряности восточные находишь,

К махатмам заглянув на полчаса?

Молчишь, сынище! Кто тебя неволит

С родной Землёй хоть миг поговорить? –

О нашем рынке и о нашей боли. –

И стих роскошный сердцу подарить?

Никто неволить ни за что не вправе.

Корявой строчкой задубела высь.

Сегодня, слышу поутру – Державе

71

По радио Союза полились

Навязчиво-прилипчивые звуки

Застойных дней, увязших в воровстве.

И в тоне диктора – естественные муки,

Вещающие нам о торжестве

Среди безвременья. О, пир во время чумки,

Где фарс трагедию, естественно, сменил!

Опять исчез душевный тон и струйки

Тепла. И диктор вновь засеменил

Заученным официальным слогом,

Что тянет, как и прежде, на погост.

О, где, Поэт, твой несравнимый Логос,

Дающий Человеку в полный рост

Доверия, предвиденья и чести?

Скажи, мой юный, как истолковать,

Что Дух России, вроде бы, не вместе

С Россией-–матушкой, а вышел воевать

С каким-то путчем двух идеологий

Иль трёх… Как надоело воевать!

Скажи, Есенин, новые тревоги

Придётся нам с тобой переживать?

Официальщина канал России режет

И топчет слух, и сердце бередит.

Кто этой тарабарщины помрежем?

Какой там пахарь поле бороздит,

Корявит почву? Что посеять хочет?

Какие зёрна? Чей король к венцу

Собрался, как невысиженный кочет,

Царапается когтем по яйцу.

Скажи, родной мой, не молчи, Серёжа.

Ужель усилья вновь пойдут под хвост

Псу шелудивому, который с путчем тоже

В поэме блоковской, где в венчике из роз

Шёл во главе двенадцати бандитов,

Как будто бы любезнейший Христос.

Но Русь была такими же убита.

Ответь, родной Серёжа, на вопрос!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Давно известно, не Христос возглавил

То шествие – антихрист на плацу

Командовал, курочил и бесславил,

Дав волю псу и подлецу.

Они ещё сильны, мой друг, без меры

Хоть от антихриста отключены.

А нашей Матушки-Руси, лишённой веры,

России достославные сыны

72

Не скоро обратят бандитов в бегство.

Они с дубьём, а кто-то и с ружьём,

Грозят Руси. А ворон – по-соседству.

Непросто, знаешь, спорить с вороньём.

Оно живуче. Род его издревле

Клюёт и гадит, предвещая мор.

О, Мир мой бедный, дорогой и древний,

Расстрелянный бандитами в упор!

Как нам поднять тебя, как на ноги поставить?

Приладить крылья и, сказав: «Живи!»,

В горниле чести Души переплавить

И Храм любви построить на крови?

Мы строим, а они, поганцы, рушат. –

Простое слово в строчку ворвалось. –

Гнильё вранья загаживает Души.

Нет, видишь, не перевелось

То вороньё, что каркало и было

Всегда в чести, поскольку ворон ждал,

Когда падёж, и помогал кобылу

Клевать, которую разделывал вандал.

Кобылу – нашу матушку-Россию

Хотели бы разделать подлецы.

Но жив и страждет, и грядёт Мессия,

Который пообрежет им «концы».

Прости, что вырвалось подстрочечное слово.

Но жизнь уже не терпит дураков.

И Небо расправляется сурово

Со стаей этих бешеных волков!

А напоследок я скажу, о, друг мой,

Прости за долгое молчание и пост, –

Я тот же – с той же тросточкой и трубкой

Приду. И мы с тобой поднимем тост

За нашу дружбу и любовь и пашню.

И сердце отогреем у свечи.

Свети, мой друг. Запомни – я вчерашний

И с той же Русью, на её печи.

28.11, 1991.

СЕЗАМ

СВИРЕЛЬ:

Январь уже стремит свой бег по весям.

Ему открыты двери и сердца.

Без января наш быт нам был бы пресен,

Как русский стол без чарочки винца.

Мой нежный друг, Серёжа яснолицый,

Скажи, родной мой, где отныне ты?

Русь встречи ждёт с Поэтом-Духовидцем,

73

К тебе стремит и сердце и мечты.

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Не слышишь? Я снежинкой пал на крышу,

К окну твоей же горницы приник.

Тоскующий твой голос слышу

И воплощаю в стих сумной язык..

СВИРЕЛЬ:

Благодарю тебя, утешил, милый,

И успокоил. Русь всегда с тобой!

Сияние Души неутомимо,

И сердце просится к Поэту на постой.

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Россия, матушка! Ну, где там свищут ветры?

Зима не празднует, а тихо морось льёт.

Признаться, будто всё идёт наоборот,

И возвращается обугленное ретро.

Я не сторонник диких перемен.

Не нужно революций, потрясений.

Мой стих возьми ристалищу взамен

И жди благих и ярких воскресений.

СВИРЕЛЬ:

России очень важно постоянство.

Пусть вера покорит пространство,

И пусть опять взойдёт над головой

Поэт мой, вечно юный и живой!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Взойду, дай срок. И скажут снова други:

Нет, не страшны ему ни сны, ни вьюги!

Как хочется лететь в санях по речке снова,

Отдавшись воле чудо-скакуна.

И, освежившись чарочкой вина,

Сверкать как прежде сбруею фартовой.

Взбодрившись, запросто творить узор снеговый.

Под полозом скрипит сибирский путь.

Заломлен малахай, и звучной песней новой

Я не даю тайге своей уснуть.

Лечу и чувствую, и, дней не разбирая,

Я торжествую в Мире и судьбе.

Россия, Родина, жена моя вторая!

Как Блок я восклицаю о тебе!

Нет, не угаснет пыл и чудо-разговоры.

Они восходят по кольцу времён.

Людские я притягиваю взоры

И красотой Рязани полонён.

Но полно, есть же сроки, наконец,

Разгулу, пьянке, даже поединку

С судьбой, где гибнет молодец…

Но снова жизнь грядёт. И всё ему в новинку!

И мы примчались. Лихо стала тройка.

74

Встречай, родная, друга! На крыльцо

Он всходит и заветное кольцо

Тебе вручает. Дверь Души открой-ка!

Открой, открой мне сердце, Полно думать,

Что я брожу вдали и не в себе.

Я здесь. Я весь в России, полон думы

О жизни, о тебе и о судьбе.

Незамутнённый взор роняю снова

На древние рязанские места.

И видится болезненно-суровой

Давнишняя простая красота.

Мне трудно выразить, как больно сердце бьётся,

И как трепещет тонкая рука,

Коснувшись купола, где вечно остаётся

Что, кажется, забыто на века.

О, купол древности, о, мой узор старинный,

Родной узор бревенчатой избы,

Неповторимо-горькой и былинной

С надеждой гульбища, креста и ворожбы!

Где мне найти такое же подворье

И ласковый недремлющий напев?

О, темень горя, темень беспризорья,

Сопровождающее растлеванье дев!

Не буду говорить. Не буду спорить.

Всё на круги вернётся на своя.

Пусть сам январь в своём резном уборе,

Россия синеокая моя,

Взойдёт на двор. Протянут руки ели

Навстречу детским страждущим глазам.

И довершат грядущие метели

Грядущий пир любви. Сезам, Сезам!

12. 10. 28. 1991.

Примечание: * В Африке всё бродишь… Строчка основана на одном из сообщений с

Планеты Душ, что Серёжа Есенин и Александр Блок уехали в Африку в поисках новых

впечатлений.

тетр № 24. 8 июня 1992 года. Свирель просит у Серёжи Есенина прощение за то, что не

ответила ему на какие-то поэтические строки. И даже не записала их в свой блокнот.

СВИРЕЛЬ:

Серёженька, прости, мой нежный друг,

что я молчанием ответила на вызов!

Молчишь? Молчу и я. Поклон мой низок

за проявленье фамильярности, за лень,

которую сегодня не скрывала…

Неужто, мой родной, тебя я потеряла?

Откликнись, слышишь ли?

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

75

Я слышу. Нынче день был полон тайн.

Недаром он восьмёркою означен.

Бессмертье на твоём календаре.

Восьмёрку подарили на заре

тебе и разгадать велели

то, что с тобой мы раньше не сумели.

Возьми ту бесконечность. Этот знак

Дан для любви, для творчества и веры.

Да, мы с тобой любви миллионеры.

Иначе не сказать никак.

Ты скажешь: вяло тянется перо?

Не суетись, не растерялся порох.

У нас с тобой в запасе целый ворох

Стихов и песен, поэтических пиров.

Предвестье лета нам несёт раскачку…

Но скоро-скоро, милая, поверь,

Стихов лиловых в голубую дверь

Своей Земли я брошу глыбу - пачку…

8 июня, 1992 г.

ЧТО ТАКОЕ МАШИНА ОБРАЗОВ?

Сергей Александрович Есенин, пишущий не только стихи, но владеющий философским

слогом, задумал при жизни создать некую МАШИНУ ОБРАЗОВ.

Нигде в оставленных им записках и в архивах Поэт не расшифровал, в чём заключался

смысл этого проекта.

И Свирель начинает с Серёжей этот разговор.

СВИРЕЛЬ:

Серёжа, помнишь о своей машине,

Машине образов, которую хотел

Создать, работая над СЛОВОМ?

Скажи, родной, мне снова:

Ты к этому сегодня охладел?

Какую для читателя загадку

В проекте том тогда предусмотрел?

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Открой, мой друг, опять свою тетрадку

И запиши, что думал и хотел.

Я думал, что любое слово в жизни

Несёт в себе загадочность числа,

Которое стихия принесла

И подарила страждущей Отчизне;

Что в каждом слове – тайна, код, секрет.

Оно, то СЛОВО, вовсе не случайно,

Как нет случайного в рожденье, – в Слове нет

Случайного, как нет стихии в тайнах.

Возьми то Слово, на простор умножь,

Повторенный движением эфира.

Так логарифм рождает СОВЕСТЬ Мира,

Так алгоритм ласкает слух и рожь.

76

Нет, в каждой строчке несть числа значений.

В любой спрессовано многосозвучье сфер.

В любом из слов, пословиц и речений

Таится смысл любви, световращений,

Которого боится Люцифер.

Возьми любое СЛОВО. В нём из корня,

Из множества инверсий и слогов

Составишь смысл глубокий Синегорья,

Таинственность восходов и лугов.

В них – пашня, луг, где всходы сердца зреют

Со-вместного, со-мудрого жилья,

Где Со-весть, свет и вера уцелеют,

Где колокол судьбы не заржавеет,

И где душа Российская прозреет,

Слагая звуки «ЛОГОС» и «СЕМЬЯ».

Объединив значение великих,

Святых и вечных, как Порог и Бог,

Божественных, как ангельские лики

Святых имён, Иван наш Превеликий

С почётом выдержит Евагельский урок.

Вот в чём Машины Образов секрет.

Он в тайном всеединстве всех значений,

Ключ к мысли, к чувствам, к бездне ощущений,

Ключ к восприятию и молодости лет.

Возьми тот ключ. Он – в слове. СЛОВО – тайна.

И эта тайна в сердце залегла.

Она – в любви, случайно-неслучайной,

Помноженной на счастье и отчаянье,

Пришедшей из Рязанского села,

А, может, из Сибири иль с Востока.

Любовь та зиждется в потерях и беде.

Она наказана за искренность жестоко.

Она – везде, повсюду и нигде.

Она в сердцах. Иль ключ искать в пустыне?

Кому же в голову такое вдруг придёт?!

Нет, сердце – не пустыня. И отныне,

Вовек и присно, – только на вершине

В народном сердце та любовь живёт.

Машина образов – всё тот же Человек.

Он смысл числа и Слова образует.

Он все значенья в образы связует

И, проживая на Земле свой век,

В языковеденье преобразует

Свой опыт, знание, теченье слов и рек.

Река несёт с собой поток бурливый,

Охватывает пашни и луга,

77

Связует море, горе и, игриво

Размахивая серебристой гривой,

Объединяет грозы и снега.

В потоке вяжущем сокрыта плоть значений,

Событий, потрясений и пиров.

Река – не только русло вод – поток речений,

Объединяющая сонмище течений

И звездоноскость множества Миров.

Перебирая свои тетради – космические дневники сегодня, убеждаюсь, что Серёжа Есенин

очень часто был собеседником и третейским судьёй при обсужелнии каких-либо вопросов,

касающихся Мироздания. Свирель к нему частенько обращается с просьбой высказать своё

мнение, как к главному арбитру в суждениях.

БЕСЕДА

от 27 июня 1992 года

тетрадь №24, стр. 58.

СПОРЫ О БЕССМЕРТИИ ЧЕЛОВЕКА

СВИРЕЛЬ:

Серёженька, опять идут бои

По телевиденью за толкованье истин.

И атеисты всё долбят свои

Нелепости в том бесконечном сыске.

Псевдоучёные, упершись носом в догмы,

Твердят о том, что доказательств нет,

С того бы Света, мол, хоть раз вернулся кто бы

И доказал, что в самом деле есть Тот Свет.

И, как назло, никто о Ванге нынче

Не говорит, как будто нет - как- нет

Такой волшебницы. И мёртв давно да Винчи,

И Пушкин мёртв. И нет надежды нынче

Назвать бессмертье аксиомой наших лет.

Скажи, Серёженька, решительное слово,

Поставь на место этих дураков,

Которым дурь мозги дурманит снова

И затуманить всем мозги готова

На зло Богам на тысячи веков.

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Скажу, мой друг: Сто лет и даже тыщу

На Свете говорят, что жив Поэт,

Метафоры искуснейшие ищут,

Фантазию преображая в пищу

Своей строки, явившейся на свет.

Все ради красного словца готовы в пекло.

И каждый стать бессмертным норовит,

Доказывая, что нисколько не поблекло

Поэта зарево, что в строчках жив Пиит.

Вот гений Пушкина, – вещают все с трибуны, –

Он сотни лет в бессмертьи проживёт.

Он нас тревожит, радует, зовёт.

78

Он вечно мудрый, радостный и юный.

Но стоит мне сказать, что жив Поэт

Не только в глянце многотомных строчек,

Что он давно шагнул за кромку лет,

И сам сказать стихом об этом хочет,

Тотчас поднимут гик, и свист, и топ,

В лицо мне выплеснут словесные помои,

Охают Вестника, чтоб каждый был спокоен:

Над мыслью сердца виснет вечный «стоп»!

Начнут в безумцы Вестника толкать

И упрекать за связь с нечистой силой,

Мол, смеет молодость от дела отвлекать

И увлекать бессмертьем за могилой.

Всё бред, любезные! Очнитесь, подлецы!

Вы именно и пребываете в тумане,

Спокойствие ища в неверье и в обмане,

В то время, как зовут к прозрению ОТЦЫ,

Зовут и силятся преодолеть ваш сон,

Прорваться истиной учёных и Поэтов.

Мой стих правдив, бесстрашен и весом,

Срывает тайну с тьмы и рушит вето,

Лежащее проклятьем на челе

Безумных, жалких, жадных и ленивых.

Мой стих – стрела, смолою на стволе

Древесной сути Родины счастливой.

Хочу и царствую, живу в твоей руке,

Как говорила издавна *Марина, (Цветаева)

Как кровь в виске, как отблеск на штыке,

Как явь сама в стихе заговорила.

Да, царствую свободно и легко,

Лечу по строчкам древности и жизни,

Дарю любовь тебе, моей Отчизне,

И вечно презираю дураков.

Безмерность глупости всегда в чести у чёрта.

Он этой глупостью и счастлив и живёт

И, превратив ту глупость вроде спорта,

Он дураков у теннисного корта

Поставил, надрывая свой живот.

От смеха корчится над глупостью извечной:

Пусть соревнуются, швыряя этот мяч.

Работать некогда, ругательства картечью

Летят в того, кто станет этот матч

Безумством праздности и тупости отменной

Назвать пытаться. Горе мудрецу.

Он попадёт в безумцы непременно…

79

Ну, что мой друг, к концу

Пора нам двигаться в июньском диалоге.

Кончает месяц свой полёт в тревоге.

Ну, спи, любимая, а я пошёл к Отцу.

Со мною, знаю, солидарен Пушкин.

Он жив, как тысяча Поэтов и врачей,

Поёт как Лель на ласковой опушке,

Не допускает до России пушки

Своим всесилием, считая, что игрушки

Такой не выдержит ни Бог, ни казначей!

СВИРЕЛЬ:

В руке моей таится свет. Пронизан

Тем светом воздух, дождь и потолок.

Он, этот свет, таинственный как риза

Мой взор и век навечно обволок.

Скажи мне свет, кто ты? Со мною вместе

Ты будешь всюду – в горе и в нужде?

СВЕТ:

Я буду всюду – в счастье и в беде

По праву мужества и по законам чести.

Я свет бессмертия. И я тебя достиг.

Проснулась в сердце Истина России.

Я век и миг, я маг, я бездны крик,

Я зов Отечества, что набирает силы.

Июнь 1992 г.

ОТКРОВЕНИЕ

Перелистывая вновь и вновь страницы своих дневников, окунаюсь и купаюсь заново в этих

эманациях космической любви и нежности.

О взаимной ответственности за Со-творчество сказал Александр Сергеевич Пушкин: «Мы

все за стих Руси в ответе!»

Александр Сергеевич и Серёжа Есенин более других с самого начала контактов России с

планетой Душ приблизились к семье Свирели. Серёжа стал частым гостем в семье моих

родителей.

Наверное, секрет - в родственности Душ. У творчества секретов не сочтёшь! Здесь, в

литературном салоне на Планете Душ, постоянно звучали стихи Свирели и Серёжины строки. Они

журчали, сливались в едином потоке.

СВИРЕЛЬ:

Я перелистываю вновь страницы

Своей космической с Поэтами любви,

Где строчки, словно ласковые птицы,

Умели разжигать огонь в крови.

И вижу, как на розовом рассвете, –

Сочтёт ли Бог те встречи за грехи?! –

В соитье Душ рождались наши дети –

Поэмы и небесные стихи.

Как мне Серёжа говорил, бывало:

Я жить хочу. Мне трудно без тебя!

И я себя на время забывала

И волны нежности даря ему, любя,

80

Строчила в клетчатую школьную тетрадку

Стих за стихом. И строчки ви-за-ви,

Обнявшись, ворковали сладко-сладко

И растекались струйками любви.

Грехи ли это или не грехи, –

Пускай сочтёт Господь те откровенья.

Но ласковые вечные мгновенья

Запечатлели лёгкие стихи.

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Люблю волос твоих и жар и трепет.

Они для нас – антенны и волна,

Которая роднит твой тихий лепет

С моею чарочкой вина.

Ребёнок мой, ворчливо-золотистый,

Как называешь ты меня сама! –

И в тихий день и ночью мглистой

От тех волос могу сойти с ума.

Они как волны, словно копны сена,

Душистого в берёзовом краю.

О, Таня, ты, конечно, не Елена

Прекрасная, но я тебя люблю!

Так возникла поэма «Тайна», где тоскующий по земной любви Есенин не знает, уезжать ли

ему в дальние страны от Свирели: он ведь облечён обязанностями – то ли Учителя, то ли мужа.

Одно ясно: он попал в капкан чувства, с которым трудно справиться.

ТАЙНА

поэма

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Я не уеду никуда, родная.

Мне грустно что-то, хоть и льётся стих.

Стихи лежат, как гроздья, догорая.

И льётся ласковый есенинский мотив…

Я плачу почему-то. Кто нас знает,

Зачем те слёзы? К матушке-зиме?

Она, наверно, тропки заметая,

Грядёт и ластится снежинками ко мне.

А мне не к сердцу эта ласка, Таня,

Поймёшь ли? Ты вдали, и я далёк.

Я знаю, сердце не предаст и не обманет.

Но зыблется лишь чувства огонёк.

Какая странная любовь, ей-богу!

Как верить, как доверить, чтобы жить?

И как пройти столь долгую дорогу?

И как любить, встречаться и дружить?

Я молод, Таня. Я горяч и ветрен,

Как в дни былые. Что поделать мне?

Но дуют вновь космические ветры,

И снова эта молодость в огне,

81

В огне желаний. Я прошёл бы дали,

В охапку взял сиреневую грусть

Измял как цвет, как старое преданье,

Которое я помню наизусть.

СВИРЕЛЬ:

Поэт мой нежный, первенец полётов

На эту Землю, где бытует тьма!

Пусть скажет кто-то, пусть измерит кто-то

Тот кладезь сердца, света и ума!

Что мне сказать? И как тебя утешить?

Что обещать, и чем тебя дарить?

В моём дому живёт недобрый леший.

И мне с тобой непросто говорить…

Душа немеет, плачет в одночасье

От одиночества и за твою судьбу.

Любовь-любовь – опять одно несчастье.

Любовь сама похожа на борьбу.

Что скажешь мне на это, синеглазый!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Скажу о том, что помню и люблю,

Как в первый раз. И с первого же раза

Твоих стихов я сутемень ловлю.

Не знаю я, к чему рассвет сегодня

Зовёт меня. Иль плачет кто навзрыд?

Хочу дышать и шире и свободней,

Но о другом мне осень говорит.

СВИРЕЛЬ:

Родной мой, мальчик, как тебя утешить?

Я думаю, декабрьская грусть

Грядёт. Но нос не будем вешать,

Хоть помним всё, мой милый, наизусть.

Неужто так судьба определила,

Что если ты космическим лучом

Мне шлёшь свой стих, то нет уж больше милых,

Кто рядом и целует горячо?

Неужто сердце это отвергает,

И в лапы рока ты опять попал?

Скажи, мне это сердце разрывает,

Ребёнок мой, мой лотос, мой опал,

Мой редкий звук из ангельского сада.

Стон флейты под рукою нежных дев!

Твой стих для сердца – вещая награда.

И вот ты плачешь, голову воздев!

Как мне освободить тебя от муки,

От одиночества, от воли мудреца?

Отдать тебе, что могут только руки

И растворить страданье до конца?

82

В отчаянье и встречи и объятья,

Которых не умею передать.

Нам говорят: «У нас все люди братья!»

А нам осталось помнить и рыдать…

Рыдать о всём: о выгоревшем лете,

О том, что тяжелеет голова,

О том, что не разбудит на рассвете

Мамуля, хоть она теперь жива.

И слёзы снова радугу съедают.

И снова горло перехватывает спазм.

Скажи, мой друг, что сердце?...

Так же тает, рыдая?

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Уезжаю на Кавказ!

Рассею скуку, прогуляюсь с Лалой,

Найду, быть может, снова Шаганэ.

О, ты, Татьяна, звёздочка опала,

Утешившая сердце тихо мне!

Как будто мне ладошку положила

На грудь. И сразу стало легче мне.

Так ты любить мне, друг мой, разрешила,

Гулять с любой при Солнце и Луне?

Ты груз сняла с опального Поэта,

Освободила сердце от оков.

СВИРЕЛЬ:

Родной мой, неужели дело в этом?

Спаси тебя от всяческих долгов

Наш Бог. И если может совесть

Тебе любить и помнить разрешить,

То мы с тобой берёзовую повесть

Нанижем на серебряную нить

Твоей судьбы. И разговор продолжим.

И ты расскажешь, как к любимой в полдень

Приехал на обветренный Кавказ,

Как Шаганэ поцеловал и вспомнил

Всё то, что было выпито не раз.

Дарю тебе, мой нежный друг, свободу,

Люби, коль любится, и не печаль бровей,

Не попирай в себе свою природу

И пой, как мой рязанский соловей!

Запомни, мальчик, Русь твоя большая

Так радоваться будет за тебя!

Развейся, раствори ворота рая

И, звонким месяцем, простор Души любя,

Упейся полуночною беседой,

Наговори им кучу пустяков.

83

А я, глядишь, потом к тебе заеду

И выпьем за здоровье дураков.

Серёжа ЕСЕНИН:

Скорее дур. Вот это, друг мой, мило!

Не ожидал! Восторгов полон дом!

Так ты меня, мой друг, освободила

От долга мужнего? Мой маленький фантом!

Я ж говорил, что ум мужской ценю я

В тебе. И, нежность сердца сочетав,

В тебе, тебя я крепко расцелую!

Духовная восходит красота

Над суетностью Мира, над потребой!

И ты, как Мать, сумев меня простить

За легкомыслие, даёшь кусочек хлеба,

Который трудно нищему просить!

Ох, Мать моя Россия! Взгляд твой синий

Ловлю и эту кроткую слезу

Приемлю как награду. И красивей

Не знаю женщины ни в вёдро ни в грозу!

СВИРЕЛЬ:

Так мы с тобой привыкли повторяться.

Пусть Солнце светит в вёдро и в грозу.

Утри слезу. И некого бояться.

И сохрани до срока ту слезу.

Я думаю, что им ещё придётся

Пролиться и не раз в иные дни.

Но пусть слеза любовью разольётся.

И мы с тобою снова не одни:

Над нами Родина, и с нами речка,

И Мама рядом, Господи, прости!

Живи и пой, любимое сердечко,

И Душу на свободу отпусти!

Зачем оковы – груз былых страданий?

Зачем затверженных обязанностей груз?

Ну, выходи, родной мой, на свиданье!

Ты знаешь все привычки наизусть.

Возьми в охапку розовые розы,

Упейся вновь серебряным дождём.

Дари стихи мне и отрывки прозы.

И мы любовь забытую найдём.

Как ты учил – быть нужно проще, легче

И жить в объятьях чудо-естества.

Смотри, твой дом тебе навстречу звёзды мечет

И ждёт от нас любви и мастерства!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Спасибо, друг мой! Нежности бескрайней

Скажу по совести, такой не ожидал.

Восходит век, и распускает ТАЙНА

84

Бутоны жизни, от которых я страдал…

Ты вся на взрыде, вся на чувстве, Таня.

Так долго, милый друг, не проживёшь!

Сгорает сердце от измены и обмана.

И сам горишь, когда солжёшь…

Где выход? Мы не ангелы, а дети

Родной Земли, и грешной и живой…

И кто меня разбудит на рассвете,

Где край, где я навеки свой?

СВИРЕЛЬ:

Серёжа, ты ли? Вновь заговорило

Любви твоей не стынущей кольцо?

И всё, что будет, всё, что есть и было

Выносишь на скрипучее крыльцо?!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Конечно я, родная, а не млечность,

С тобой, Душой Земли заговорив,

Тебе же за твою же человечность

Хочу вот эти розы подарить.

Взгляни, как в них небрежно дышит лето.

Их аромат восходит до небес.

В них – нежность и предчувствие Поэта,

И чисто женский и пикантный интерес

К возможностям любви и к вечной тайне

Рождения, зачатий и крестов.

Вот почему порою тянет к спальне.

И нам, шучу, не до других «местов».

СВИРЕЛЬ:

Серёженька, как терпко дышит лето

Вот в этих розах, что ты подарил.

Скажи, кто целится в опальный дом Поэта?

Конечно, не Архангел Гавриил,

Но, может, Пушкин ласковый, крылаткой

Отринув от Земли печальность дум,

Иль, может, Блок своею самокаткой

Из автосервиса полуночных светил

Тебя, мой друг любезный, посетил?

Скажи, будь ласков! Или одинок,

Как прежде дом и день твой многотрудный?

Смотри, какой сегодня полдень чудный!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Я жду поэтов. Подхожу к окну.

Смотрю, задерживает что-то другов.

И в Небе вижу звёздочку одну,

Мою родную неизменную подругу.

Она мне светит, несмотря на день,

И мечет стрелы звонкого астрала.

Она звучит со стороны Урала.

Встань, Таня, и пальто надень,

85

Пройдёмся вместе в поднебесье песней.

Звезды твоей родную благодать

Сумеешь ты России передать.

И заживём смелей и интересней.

Свободы полной Дух живёт в груди.

Ничем и никому я не обязан.

Но я теперь Душой к тебе привязан.

И ты свободно по Земле иди.

Не ждут нас ни измены, ни проклятья,

Ни страстных воплей выпитая соль.

И коль скажу – приди в мои объятья,

тогда иди, изволь.

А нет желания – вбирай той розы память,

Дыши, люби, грусти и не забудь:

Мой крест на свет Души не будет падать

И не стеснит растерзанную грудь!

СВИРЕЛЬ:

Спасибо, мой Поэт, мой сумрак нежный,

Левкой души, золотозвон полей,

Серёженька! Как тонко и небрежно

Поёт Свирель! В бокал вина налей,

Вина стихов. Нам пить и не напиться.

Звучит в ушах серебряная трель,

Вызванивая утро над столицей.

И в сердце снова празднует Апрель.

Осень 1990 г.

ОДИССЕЯ

или встреча в пути

поэма

С. ЕСЕНИН:

О, отзовись через мильон волнений,

через молчанье многих дней и лет,

Гори, гори, планета вдохновений,

поставив к аналою мой портрет!

Ответь, Свирель. Я встречи ждал. Не скрою.

Я был все эти месяцы один.

Был одинок завоевавший Трою

твой Одиссей, твой господин…

Ты не согласна?

СВИРЕЛЬ:

О, увы, согласна…

Но ты расстаться можешь так легко,

что повстречаться было бы опасно…

Ведь ты, родной, так далеко!

Но грусть и время побуждают к встрече.

И стих торопит строчку – отзовись!

Да, отзовись, мой друг, дышать уж нечем.

Хлопочет о любви родная высь!

ЕСЕНИН:

86

Хлопочет высь? Ты высью называешь

поэму нашу? Наше лоно Муз,

Где ты со мной, родная, пребываешь,

стихом означив вечный наш союз?

СВИРЕЛЬ:

Я высью называю ту планету,

которая сгорает надо мной

Любовью, нежностью и золотой монетой

висит, сверкая под Луной.

Есенинская высь. Её волос сиянье,

его неудержимая тоска,

Которую извечно россияне

хранят, как молодость и пулю у виска.

ЕСЕНИН:

Да, нас смиренье сколько ни зови,

не дозовётся… На, мой друг, лови!

Тебе я яблочко строки своей упругой

бросаю. Ты поймать её успей!

СВИРЕЛЬ:

Свирель – твоя послушная подруга,

о, мой рязанский чудо-соловей!

ЕСЕНИН:

Промчи меня по весям, сбрось повязку

со взора синего, открой мне тот простор

России нашенской, напоминавшей сказку

и песню грустную, и плач наш с неких пор.

СВИРЕЛЬ:

Да, друг мой, плачет Русь слезами земледельца,

которому землицы не дают,

Слезами нищего, урода и младенца,

утратившего ласковый приют –

Свой дом раздольный, тёплый, хлебосольный,

свой стол- простой и сытный, свой надел,

Свой пост и свой погост. И праздник свой престольный,

и русский лес, который поредел.

Рыдает Русь. И где найти утеху?

Уж пусть бы в строчки вылилась печаль.

Не быть на человечестве прорехой, –

как Гоголь молвил, всматриваясь в даль, –

Одна забота гложет нынче сердце.

Одна тревога бьёт в колокола.

Звонарь России – ей в подмогу Ельцин,

раздевший ту Россию догола!

ЕСЕНИН:

Кого винить? Вчера носили лозунг;

«Едины на года и на века!»

А нынче вместо роз готовы всыпать розги,

кому? Все ищут подлеца и дурака.

Вчерашний день. Ему, наверно, всыпать

за то, что был доверчив и жесток.

Вчерашний день, лентяй и недосыпа,

кивающий на Запад и Восток,

Не знавший ни того и ни другого,

не понимавший в жизни ничего.

Прими привет от друга дорогого,

Есенина, и береги его!

87

Добился, выплеснул те строчки на бумагу

и, разбудив тебя, отправлюсь отдыхать!

СВИРЕЛЬ:

Спасибо, друг, терпенье и отвагу

твои – тому бы, кто пахать

надумал здесь, чтоб новые побеги

любви и молодости в поле возрастить!

ЕСЕНИН:

Да, тем, кто трудится, уж не до сна и неги.

Хотел бы я им мудрость возвратить,

Какой от века славилась Россия:

Служить не почестям, как повелел Мессия,

А чести истинной, на уровне венца,

отметившего Бога и Отца

и Духа Вещего. Обрящете Святыню,

Влагая в сердце перст и кровью выводя

слова заветные: В ЦВЕТУЩИЙ САД ПУСТЫНЮ ПРЕОБРАЗИМ, НЕ

ОТХОДЯ

ОТ ЗАПОВЕДЕЙ МУДРОСТИ ХРИСТОВОЙ!

В них – древность ИСТИНЫ И МУДРОСТИ не новой,

известной каждому. Не надо забывать.

Вставай, родная. Я же на кровать

отправлюсь.

Отдохну хоть чуть пред новым стартом

Мне завтра в путь – в Италию и Спарту.

СВИРЕЛЬ:

Мой Одиссей, ты, возвратясь в Итаку,

Сражаешь ложь, безверие и тлен.

Уходит ночь. И, возродясь из мрака,

встаёт заря, тоски взамен.

ЕСЕНИН, СВИРЕЛЬ, 1992 г.

НА ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ СЕРГИЯ РАДОНЕЖСКОГО

(к 600-летию), 2 октября 1993 г. ,тетр. №24.

СВИРЕЛЬ:

Осенних строк на маковки берёз

Спускает утро золотые серьги.

Октябрь День Рождения принёс.

Чей день? Скажи, Серёжа или Сергий!

Спадает с Неба Ариадны нить,

Спускается стрелой летящей рифмы.

Эола голубые логарифмы

Стремятся День Рожденья сохранить

В стихах осенних. Быть или не быть

Сквозной эквилибристики энергий?

Кого дано мне помнить и любить?

Скажите мне, Серёжа или Сергий!

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Скажу. Меня ты слышишь. В добрый путь.

Упьёмся заново вином воспоминаний.

Взгляни, вздохни, верни, не позабудь

Альбом стихов и ласковых названий.

Не забывай ни утра наших встреч,

88

Ни дня, обкуренного грустью подворотни,

Ни вечера, где нам дано сберечь

Огнём Души стихов летящих сотни,

Бессчётность строк, беспечность бытия

И молодость сердец во мраке жизни –

Вот что сберечь как памятник Отчизне

Должны с тобой сегодня ты и я.

СВИРЕЛЬ:

Благодарю, Учитель, мэтр мой,

Мой нежный друг, мне подаривший чётки

Звенящих строк, мой дерзостный и кроткий

Есенин с медношарой головой,

С золотозвонной, – так верней сказать,

Сереброкудрой – поправляет время.

На память кудри следует вязать,

Чтоб не растратить молодость и мудрость.

Сереброкудрый мальчик и Поэт.

Звучит струна по-юношески звонко,

Мой Лель – подобие амура и ребёнка,

Тебе Россия снова шлёт привет!

Мой Лель, Сибирь тебя целует в губы

И, ветви кедра уронив к ногам,

Уносит к енисейским берегам.

В Душе поют серебряные трубы.

Скажи, услышит сердце или нет

Золотозвон тайги и отзвук лета?

Иль на ответ Господь наложит вето,

Иль кто другой промолвит тот ответ?

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Отвечу я. *Меня узнаешь ты

По росчерку пера, по этой строчке,

*Где я не ставлю запятой и точки,

Где между строк рассыпаны цветы:

Не розы, не тюльпаны, – васильки.

Они одни мне розу сердца мучат.

Они одни достойное получат –

Букет медвяной розовой строки.

Есенинской, осенней, разливанной,

Лихой, задиристой, заросшей половой

Во ржи рязанщины, где я навеки свой,

Где тын порушенный и дом обетованный.

Грущу, как водится, как исстари привык.

Сменить гармонь, боюсь, я не сумею

На рок, на рык, на бубен или крик.

Стыжусь заранее, краснею и немею.

Нет, верен я прозрачному стиху

Мелодии, струящейся как ветер.

89

Недаром Пушкин нас с тобой заметил.

И звон строки на розовой планете

Подвластен мудрецу и пастуху.

Вибрации не стынущий абрис

Запечатлеет Душу Берендея.

А он, вдали звездой летящей рдея,

Следит за тем, чтоб песни родились.

Огонь Души растоплен в лоне дня.

Пылает грудь, о прошлом не жалея.

Возьми меня и не забудь меня:

Поёт звезда, тоскуя и алея.

Есенинская стынущая грусть,

Порвав рубашку на груди Поэта,

Прощается с не обогревшим летом,

Привычки милой зная наизусть.

Запечатлён нежданный поцелуй.

Он мне напомнил Снегину и юность.

О, Дона Анна, ты ко мне вернулась

Сквозь сонм молитв и бездну Аллилуй!

Плетень, как тень, – препятствие и радость,

Влекущей стих по лесенке строки,

Как взмах крыла, движение руки.

О, Лебедь белая! Кому же ты досталась?!

Как первый шаг, как первый слог и Слово,

Косноязычен и забавен стих.

Мы этот стих разделим на двоих,

Запомнив до Пришествия Второго.

Скажи теперь, кого тебе любить?

О ком слезу ронять на ситец края?

О, Таня, Лебедь ты моя вторая,

Наш первый стих и нежность не забыть!

СВИРЕЛЬ-Татьяна:

Серёженька, грядёт твой день Рожденья.

А у меня в запасе мало слов,

Чтоб написать суперстихотворенье

Для потрясения основ,

Основ стиха, основ любви и славы,

Основ писательского мастерства,

Основы поэтической Державы

Есенинского естества.

Прими, Поэт, мой примитивный слог.

Не осуждай за неумелость друга.

Свидетель этому и Запад, и Восток,

Что я в плену означенного круга.

Тот круг – мой быт и суета сует.

Не столпник я. Не быть анахоретом.

90

На суете сошёлся белый свет.

Одни стихи сияют белым светом,

Да сердце в чаще прокричит как сыч

В ночи безвременья, ища опоры в Мире.

И я как сыч на временной квартире,

Дичок-залётка или просто – дичь.

Каков же голос? Голос дик и тих,

Сквозь шум машин неразличим и чуден.

Он разрывает самовластье буден,

Рождая необузданный мой стих.

Стих необуздан. Он летит как конь,

Не слышен на Земле, но слышен в Небе.

Поёт он не о быте и о хлебе,

А высекает из сердец огонь.

Тебе хочу те искры передать,

В ладонь роняя переливы грусти.

Хочу взлететь, но не могу летать

Кричу сычом. Но ночь меня не пустит.

Не отпускают корни и трава.

И сеть накинута невидимо и прочно.

А на меня заушно и заочно

Качают силы некие права.

Она моя – кричит вчерашний день.

Она моя – лепечет привиденье.

Моя – шипит распластанная тень.

И я – не я, а их произведенье.

Я жить не в силах по себе сама.

Я в их рядах должна быть до могилы.

Мои – их, общие – и посох и сума,

И ты – не мой, а их, наверно, милый!

Скажи, родной, а чья же это боль

И чья Сибирь, и чья Рязань и пашня?

Неужто их хозяин – день вчерашний,

Насыпавший на рану эту соль?

Прости за жалобы – они не к дню Рожденья

Должны звучать. А просто – между дел.

Да, ветер осени струну Души задел

На выступе к высотам восхожденья

О, Лель, кудесник, пёстрая строка

Парит Жар-птицей, ожидая сказки.

Ковёр листвы не требует окраски.

Луна без лестницы светла и высока.

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

О, ты, мой маленький заблудшийся родник,

Что обещает быть уральской речкой!

Моё покинутое в омуте сердечко,

91

Мой маленький и светлый ученик!

Скажу ещё – моя Земля и пашня,

Сибирь моя, рязанская сестра!

Уже не властно над тобой вчера.

Зовёт нас ЗАВТРА, руша день вчерашний.

Зовёт нас ЗАВТРА. Светел этот день.

Сквозь мглу и сырость светит луч зарницы.

Зовут туда твои поэмы-птицы

И звень Души, сердец лебяжьих звень.

О, восходящий над Землёй поток,

О, тяга времени, восточное Предвестье.

Она подарит нам стихи и песни,

Как **Богунай – Есенинский приток.

Примечание:*Меня узнаешь ты по этой строчке, где я не ставлю запятой и точки –

Сергей Есенин,– это подтверждают рукописи, хранящиеся в музеях, никогда не ставил ни

запятых, ни точек в своих земных стихах. В тетрадях Свирели-Татьяны есенинские стихи

записаны также без точек и запятых.

** Богунай – это приток Енисея, который впадает в Енисей на территории одного из

городов Красноярска. Это город, в котором в начале 90-х годов Свирель-Татьяна побывала по

поручению городского отдела культуры и выступала с докладом на региональном совещании

работников культуры. Доклад был построен на идее сближения и Со-творчества Миров разной

плотности.В основу рассуждений легла книжечка «Открыть в себе чудо».

Доклад этот вызвал бурную положительную реакцию аудиториии. Совещание имело целью

создать региональный центр работников культуры. Но вскоре началась так называемая

«перестройка», и все идеи сотрудничества рухнули.

Серёжа игриво называет Богунай не Енисейским а Есенинским притоком, наверное,

потому, что поездка в Сибирь дала Свирели множество дополнительных тем и сюжетов. Иначе

– влила в поток космических стихов мощную струю энергии.

ПРЕДСКАЗАНИЕ

Эта земля, где были порушены колокола и церкви, где во множестве своём засыпаны золою

и землёю кресты и могилы предков, где кости их были размётаны по свету без отпевания и без

поклона их праху ни в момент погребения, ни через годы, эта земля, разучившаяся молиться у

иконы, хранит в себе неисчерпаемый капитал человеколюбия и щедрости, гостеприимства и

трудолюбия.

В народе живы сметливость и глубокий практицизм, высокое чувство долга перед

Отечеством и самоотверженная любовь к нему.

В народной Душе - неистребимая тяга к божественному и глубоко спрятанная вера в

могущество Всевышнего.

Не забыто здесь почитание благородных народных обрядов, говорящих о духовности её

предков.

Живут в памяти значительные и наполненные глубоким смыслом предания о народной

старине.

Здесь народные таланты неисчерпаемы. Их разнообразие и яркость поражает. Способность

к возрождению стихии народного творчества убеждает в неистребимости здорового духа.

Религиозность народа здесь – не в показном внешнем проявлении – стоянии в церкви и

коленопреклонении.

Здесь поражает глубокое понимание божественного взаимодействия Вселенской Души и

Души человеческой.

Никакой народ, развращённый благами цивилизации, не мог бы так быстро повернуться к

осмыслению истинных причин своего внешнего духовного обеднения, как тот, который

десятилетиями был лишён свежего воздуха свободомыслия и святости Слова.

92

И если пока свобода эта во многом понимается как свобода пренебрежения законами

нравственности и элементарной порядочности, то в Душе народа зреют основанные на древней

мудрости мысль и чувство ограничения и меры во всём и понимание расплаты за содеянное.

Божественное начинает вытеснять меркантильное. Сознание начинает постигать бренность

и преходящее значение материальных благ по сравнению с духовным богатством.

Приходит время, когда Россия вновь поднимает свои хоругви славы самой религиозной и

самой талантливой Державы, самой здоровой Духом и телом Родины Человечества.

Здесь зреют новые таланты Человечества, здесь здоровеет почва для создания великих

творений Сердца и Ума.

Близок день, когда – по Ломоносову – будет собственных Платонов и быстрых Разумом

Невтонов Российская земля рождать!

Новый век не затмит собою военную славу российской Державы. Память потомков о

подвигах дедов и отцов останется как вечная скрижаль Святого долга перед Родиной, говорящая о

благородстве родных сердец, о безотчётности и бескорыстии их жизни и смерти.

Эта память станет благородной нивой для взращивания юной поросли – потомков и

наследников суворовской и кутузовской славы, будущих героев возрождения родной земли.

Ибо немало мужества и силы, здоровья и таланта, умения и самоотверженности потребует

благородная работа по восстановлению размётанного и растраченного природного богатства всей

Земли нашей.

Божественная память позовёт потомков к созиданию и возрождению поруганных и

разрушенных храмов.

Храмы на поле родной земли, храмы в сердце народа, храмы памяти поколений…

Работа по облагораживанию Отечества будет творить нового Человека – Человека высокого

долга и высокой веры.

Почитание Матери, Женщины поднимется на небывалую высоту, выйдет из глубин памяти

человеческой великое значение Божественого Женского Начала, облагораживающего и

обнадёживающего жизнь и почву.

Не скроют ни догмы, ни нравы Великое назначение Божественной Матери Мира по

восстановлению и возрождению Человека в системе Иерархии Миров.

Согласуясь с Божественным представлением о Великой Троице, понятие и значение Матери

Мира войдёт в сознание как единое и неделимое с Богом-Отцом и Богом-Духом начало жизни во

Вселенной и во всех Мирах бесконечного и глобально-необъятного Космоса.

Суть Троицы перестанет существовать в сознании как догма религиозного обряда и

раскроет себя, как Триединство понятий Духовного, Физического и Философского.

Это будет способствовать лучшему усвоению и осознанию смысла Божественных

космических Законов, тесно увязанных с Законами морали и нравственности.

Не сухим слогом назидания, нравоучения и принуждения скажут своё Слово новые

Учителя человечества, а словом поэтического смысла, наполненным музыкой сфер, гармонией

Миров.

Вибрации этого Слова достигают самого Сердца, будят самые нежные и сокровенные

мысли и чувства.

Язык Богов, которым говорят любимые и незабываемые Поэты Руси Великой, лучи его,

многозвучно повторенные в поэзии Пушкина и Блока, Есенина и Ахматовой, Бунина и Толстого,

Фета и Тютчева вновь озарят утро северного края страны Гипербореев, загадочной и

притягательной, которую так любит солнечный Аполлон.

Сердечное сознание людей, живущих на Земле, примет безоговорочно реальность мысли о

бессмертии Человека во Вселенной и продолжении его жизни после так называемой смерти.

Сердца людей переполнят слёзы любви и благодарности по отношению к Создателю, так

мудро создавшему Вселенную, что живы все наши прекрасные люди, отдавшие жизни за землю

нашу русскую.

Живы доблестные воины России, усеявшие своими костями поля Европы, дети разных

времён и народов, населяющих Родину, певцы и музыканты, художники и зодчие, люди

возвышенных нравов и великих благородных вечных деяний.

Все они живы. Все они в мыслях и чувствах устремлены к нам, в наши объятия, в наши

дела, в наши повседневные мысли.

93

И не только и не столько в заботах о хлебе насущном, как в мыслях о свете,

преобразующем сердца.

Свет от их сердец – наша путеводная Звезда в Пути, звезда Вифлеема, ведущая к

возрождению Родины и Земли нашей, осиротевшей на годы и возвращающей ныне своего хозяина

и кормильца, благодетеля и Бога.

О, Арии, божественные дети,

В сердцах любимых светоч не погас.

Земля и Русь надеются на вас

И любят вас. Живите на планете,

Ищите и обрящете любовь.

Она в глубинах вашей жизни скрыта.

В родной земле, в глубинах неолита

Струится ваша праведная кровь.

Синклит учёных, философов и религиозных деятелей планеты ДУШ.

Сентябрь 1994 года

БЕССМЕРТИЕ БОГОМАТЕРИ

Страданье завораживает нас

В иконном лике в раме на стене.

Движенье губ и выраженье глаз –

Икона жизни, свет в родном окне

Нет, не увяли ароматы щёк,

И не угас в груди любви родник.

И так же дышит радостью Восток.

И так же свет к Ея руки приник.

А. С. ПУШКИН

ЛЮБЛЮ

Люблю я резвость. Не люблю грустить,

Хоть грусть порою подступает к сердцу.

Друзей спешу в Тригорском навестить,

В округе наши рощи посетить

И на лежанке ласковой согреться.

И нянин говор выслушать готов.

Пусть по ночам опять читает сказки.

Пусть мчат зимой упругие салазки

Летучим пологом полуденных снегов.

*

Все радости осенней непогоды

И злость весёлую предзимних вечеров,

Все бредни русской матушки-Природы

Не променяю на святые годы

В Эдеме серафимов и богов.

А. С. ПУШКИН, осень 1994.

Серёженьке дарю стихотворенье,

Доказывая, что Поэт живой

И в юбилейный День его рожденья

Свидетельствую возрожденье,

За Истину ручаясь головой!

А. С. ПУШКИН, октябрь 2015

СВИРЕЛИ

Свирель моя! Тебя оставил Пушкин

94

Над Соротью в прощальный час Певца,

Поющего на розовой опушке

Начало зрелости и юности конца.

Она, качаясь на макушке ели,

Стозвонно отзывалась с этих пор

На стон иной разымчатой Свирели,

Ведущею с Землёю разговор.

В дуэт сливаясь, множась многократно,

Тот отзвук завораживал сердца.

Воистину – нет подвигу конца. –

Лицом к лицу не различить лица.

Свирель моя, возьми меня обратно!

А. С. ПУШКИН, осень 1994.

ОБРАЩЕНИЕ К ЗЕМЛЯНАМ

О, милые божественные дети!

Наследники хоругвей и могил,

Скажу: не я один на белом Свете

Ронял перо по воле вех, в расцвете

И в прошлое, как будто, уходил!

Но цвёл бутоном в новом измеренье

И новой красотой благоухал.

Во мне огонь Души не затухал

Ни на одно кратчайшее мгновенье.

Всё помню я: любой свой вздох и шаг.

Любовь храню как Бог зеницу ока.

Дышу как встарь и чувствую глубоко.

И светом наполняется Душа.

А. С. ПУШКИН, октябрь 1994..

Татьяна-Свирель: сегодня 22 октября 2015 года. Глубокая ночь. Я прекращаю

компановать эту книгу. Ложусь спать. Утром 23 октября 2015 года лишь открыв глаза,

чувствую, что в моё сердце бьются поэтические строчки.

Меня вызывает Серёженька Есенин. Это естественно. И я принимаю от него стихи:

НИ СЛОВА

Ни слова о грусти, о, друг мой, ни слова.

Хоть я переплавлен той грустью до лавы.

Нальём этой лавой бокалы Державы

И выпьем во славу Небесного Слова.

Мой Пушкин со мною. Поднимем бокалы.

Общения с Гением в жизни, бывало,

Нам всюду, родные мои, не хватало.

А многим и ныне, я думаю, мало.

Так пьём синезвёздную звонкую влагу

За наши рязанские светлые дали,

За вечер наш тихий, за наше свиданье,

За Питер, Москву, за Неву, за отвагу!

СВАДЕБНАЯ ЧАША

95

Осень бьётся у окошка

Строчкой розовой зари.

Обнимая Маську-кошку,

Ты со мной поговори.

Я и весел и свободен,

Чернобров и синеглаз.

Изо всех великих Родин

Я единственной угоден,

Хоть и еду на Кавказ.

Скажешь: снова, мол, о Лале,

О любимой Шаганэ…

Нет, родная, об Урале

Ныне шепчет сердце мне.

Удивительно, но в точку

Попадает мой сигнал.

Я в тебя стреляю строчкой

И стихом поцеловал.

Удивительно – лавину

Пёстрых строк и нужных слов

Я разлил наполовину

В чаше свадебных пиров

Между веком и Россией:

Пусть венчаются они!

Уготованы Мессией

Для Руси благие дни!

ГАДАНИЕ

Я гадаю, предугадывая,

Чтобы Небо сердце радовало.

Русь, не надо буревестника,

Принимай Душою Вестника!

Я настрою на любовь свой мотив,

Пусть сияет бирюзой нежный стих!

Кто? – ты скажешь. – Это я, чернобров,

Обойму стихами связку Миров.

Скажешь – руки неохватны мои!

За меня поют Руси соловьи.

Каждой веточкой я в речку гляжу,

Каждой пташкой налету дорожу.

Каждый миг явлюсь к тебе на порог,

Каждый час дарю стихов туесок.

Каждый час я о любви говорю,

Каждый день любовь я милой дарю.

96

Это всё – Сергей ЕСЕНИН! Стихи приняты утром 23 октября 2015 года. Специально

включаю их в эти страницы, чтобы читатель понял: моя работа над книгой о Сергее

Есенине: это не просто собирание или компановка стихов Его из своих тетрадей. Это

животрепещущий процесс обоюдного творчества, или Сотворчества с Поэтом.

Это Сотворчество продолжается. И сам процесс создания этой книги – под

контролем и руководством самого Серёжи Есенина! Все последующие стихи этого раздела

созданы в октябре 1994-го года.

ДЕВЯНОСТО ДЕВЯТЬ ЗВЁЗД

Девяносто девять звёзд

Уронила наземь осень.

В завороженную просинь

Плачет птица Алконост.

Ты не плачь, не плачь, сестра,

Зимородок мой печальный,

Звень Души и дом опальный

Согревает жар костра,

Жар сердец далёко-близких,

Жар Есенинских ночей.

Знай, что я давно ничей,

Не достался обелискам.

Дань любви и светлых слёз

Я несу своей Рязани

И старинные сказанья

Слышу в шорохе берёз.

ЛЕБЕДИ ПАМЯТИ

Лебеди памяти, лебеди времени,

Где же вы, где же вы, нежные, белые?

Где же вы, грустные? Вы мне поверили?

Вы мне поверили. Сердце мне вынули,

В Небе высоком по ветру развеяли.

Где же те очи, которые верили?

Где же те ночи, которые выдумал?

Стелятся травы, пожухли, усталые.

Плачется осень печальными нивами.

Где же вы, где же вы, звёзды игривые,

Ну почему же светить перестали вы?

Жду повторения чуда бывалого.

Грезится, словно мелькает усталое.

Где же вы? Где же невинные шалости,

Где же вы очи? светить перестали вы?!

Не было грусти – не будет и радости.

Не было боли – не будет и счастия.

Русь моя, всё же недаром ты распята,

Словно Христос возрождению отдана!

Может быть, только сквозь наше распятие

То Воскресенье Великое сбудется?

Свыше записано, свыше ниспослано.

97

К Свету пробудимся – горе забудется?!

БЕРЁЗКЕ

Дрожат листочки на концах ветвей.

Так жалок вид и взор моей берёзки,

Такой по-русски нежной и неброской,

Что хоть в подол её слезы налей!

Я обниму её печальный стан

И по-рязански поцелую ножку.

Ну, что сестра, дотянем понемножку

От девяноста девяти до ста?

ПОЗОВИ

Не вышло юбилея – две девятки

Всего лишь. Умная от роду голова.

Но почему опять дышу едва,

Касаясь строчками твоей тетрадки?

Не потому ль, что пылкость снова лечит

Мой стан, и молодость опять кипит в крови,

Свирель моя, Россия, позови!

Твой колокольный звон – в моей крови.

И мой Пегас по полю пламя мечет.

ПО ***ИНОНИИ

Был слишком молод и самоуверен,

Бросался Святцами, звезду во лбу искал,

Подножку ставил Господу и вере.

Свой памятник на Небе высекал.

За что боролся? Целил пулей в Солнце,

Не знал, что целю в самого себя.

Инония, теперь твоё оконце –

По Маяковскому до дна последних донца –

Люблю и верую, по-прежнему скорбя.

СЕЛЬСКИЙ ЧАСОСЛОВ

Душа рыдала – чуяла смятенье.

Где мрак, где свет – не ведала, любя

Святую Русь, немое обретенье

Посулов творчества, рассвета и Тебя,

Крещенье грозное, рождение Завета –

Союза с грозами, разрухой и мольбой,

Завета Третьего – под флагами Совета,

Разлада с Библией, Мессией и собой!

*

На заре моей Души

нежность пела жаворонком.

Оглянись и не дыши.

Колокольцами в тиши

Зазвенел мой голос звонкий.

Примечание: ***Инония – сказочная страна, о которой мечтал Серёжа Есенин с

юности. Это подобие рая.

98

ВСТРЕЧА С ГЕФЕСТОМ (1993)

СВИРЕЛЬ – ЕСЕНИНУ:

Как мне с тобой заговорить,

Своим стихом тебя тревожа,

Мой друг, и сердцу подарить

Свой свежий стих и озарить

Твоим стихом свой дом, итожа

Протяжность встреч и боль разлук?

ЕСЕНИН:

О, мой медноголовый друг,

Ну, наконец-то слышу голос

С Уральской дальней стороны.

В преображении весны

Горят уста, и вьётся волос.

Не волос – знаю, скажешь ты, –

Забудь свой говор деревенский!

Пусть – волосы – моей мечты

Ворошит ветер красоты.

Но я всё тот же – нет, не Ленский,

Не к Ольге, а к Татьяне я

Вхожу в чертог. Моя семья

Здесь обитает многи лета,

Поскольку в доме ждут Поэта.

СВИРЕЛЬ:

Мой друг, благодарю за отклик,

За стих, за нежность между строк,

За откровенности урок.

СЕРЁЖА:

И стих померк. Умолкла рифма.

И отчуждение грядёт.

СВИРЕЛЬ:

Ты знаешь, к рифме подойдёт

Необъяснимость логарифма.

СЕРЁЖА:

Мой друг, ты, выручив меня,

Вновь разжигаешь сноп огня,

Идущего сквозь тьму Вселенной

Своей Душою откровенной.

СВИРЕЛЬ:

Родной мой, сердце дышит грустью.

И пусть весна стучит в окно.

Оно, раскрытое давно,

уж много дней прильнуло к устью

заветных встреч и дальних рек.

И от Серёжи-Златоуста

ждёт встречи древний *оберег.

СЕРЁЖА:

Он прав, твой оберег. Он верит,

Что гость кудрявый вновь войдёт,

Открыв своею ножкой двери.

И снова нежный миг грядёт,

Когда мой стих с Рязанью вещей

99

В альбоме юности заблещет.

Возьми тот стих – моё признанье,

Моё земное наказанье!

СВИРЕЛЬ:

Скажи, зачем так говоришь

и наказаньем называешь?

СЕРЁЖА:

Спасибо, друг, хоть не зеваешь.

Но так же, знаю, не горишь!

СВИРЕЛЬ:

Горю стихом, мой друг патлатый,

Как называешь ты меня,

Поэт мой, нежный и крылатый.

Но где любовного огня

мне раздобыть?

СЕРЁЖА:

Хоть у Гефеста. Его немудрено просить.

СВИРЕЛЬ:

Но как мне быть? – Я не невеста!

СЕРЁЖА:

Гефест ответит, как нам быть.

СВИРЕЛЬ:

Скажи, Гефест, коль слышишь, милый,

Где раздобыть горячей силы,

Чтобы встречаться и любить?

ГЕФЕСТ:

Как быть? – О старости забыть!

Вдохнуть в себя огонь Вселенной,

Извечно юной и нетленной,

Огнём очей наполнить взор,

Огнём наполнить разговор.

А кто устал от жизни бренной, –

На время выключить мотор.

СВИРЕЛЬ:

Как йог замолкнуть и заглохнуть,

Иль по-народному – подохнуть?!

ГЕФЕСТ:

Зачем так грубо говоришь?

Я знаю – ты внутри горишь.

Но это пламя еле дышит.

Вздымай его до Неба, выше.

Вздувай свой горн, и горновым

Ты будешь вечным и живым!

Я уголька тебе подбавлю,

Коль просишь – я всегда готов.

Один из чудо-докторов,

Я сердце в горне переплавлю.

И из отеческой руды

Возьму сияние звезды.

СВИРЕЛЬ:

Волшебник чудо-горновой

Гефест – и древний и живой,

Твой жест и звон я снова славлю!

100

СЕРЁЖА:

Свирель поёт тебя, Гефест

И славит голос твой и жест,

Что вновь означен ковкой нови,

Где нет ни зависти, ни крови.

ГЕФЕСТ:

Игра словесная Поэта

Собою означает лето,

Летящее сквозь рокот струн.

О, мой Есенин, говорун,

Ты сам куёшь свою поэму,

Определив сюжет и тему.

Настроив сердце на лады

Земной красавицы Звезды.

И я те звёздочки кую

И вместе с вами же пою,

Огня добавив в сердце вам

С вином и грустью пополам

СВИРЕЛЬ:

Серёжа! Ты привёл Гефеста

Без слова лишнего и жеста,

Без похвальбы, мой милый друг.

Как это было просто – вдруг

Заговорил со мной герой

Эллады древний горновой.

Поклон ему, мой друг кудрявый,

Свирель Гефесту шлёт поклон.

СЕРЁЖА:

Тобою старец полонён.

И прав, скажу. О, Боже Правый!

( В это время кошка Бася, спавшая на диване, вдруг открыла глаза и удивленно смотрит на

кого-то!)

Нас обнаружила она,

восстав от сна!

Примечание: *Оберег – имеется в виду необыкновенный кристалл, который волшебным

образом появился в доме Свирели в начале 90-х годов. Он назвался Граалем-оберегом, который

способствует космической связи с Тонким Миром и дан Творцом именно Свирели в знак её

высокого назначения.

ГРААЛЬ В РАБОТЕ.

Небесный оберег Свирели сыграл свою роль, в частности, в объединении поэтических волн

Есенинской и Свирельной струи.

12 июля 1994 года Свирель-Татьяна стала поздравлять своего Отца Петра Павловича с

днём Петра и Павла.

Диалог строился в поэтическом канале. Отец Свирели, прекрасно владеющий не только

мастерством технолога и конструктора на космическом уровне, но и знаток гуманитарных наук,

стал первым Учителем Свирели, вовлекшим её в систему обучения, называемую Пушкинской

Школой.

Он в данном поэтическом диалоге мастерски тонко подвёл беседу в стихах к тому, что я

должна заговорить с Серёжей Есениным. И Серёжа вошёл своим стихом в наш диалог.

ОТЕЦ:

Я в походе. Жизнь – поход извечный.

Не один – со мной моя семья:

Дом простой, уютный, человечный,

101

Вотчина российская моя.

Без любви не вырастить травинки.

Бог на Мир истратил бездну лет,

Чтоб любовь в любой его былинке

Заложить, как мудрости секрет.

На любви восходит утром Солнце.

На любви замешена печаль.

И весенний дождик над оконцем

Серебрит угаснувшую даль.

В ней – любовь былой моей страницы

Старого рязанского жилья.

Ты, конечно, различая лица,

Отличишь деревню от столицы.

И тебе давно видны ресницы

Твоего родного соловья!

СВИРЕЛЬ:

Папочка! Как чудно и нежданно

Трель твоя, пересекая Мир,

Превратилась чрезвычайно странно

В песню Леля! Будто бы факир

Палочкой своей взмахнул случайно

И открыл рязанские края.

Вновь поёт светло и беспечально

Молодость увядшая моя.

И Поэт мой русый – ясны очи,

Синеглазый ласковый Поэт

Разорвал строкою сумрак ночи

И свалил с колодца глыбу лет.

И колодец снова влагой льётся,

Голубой прозрачною слезой.

И чего ж мне только остаётся,

Как ни припадать к струе колодца

И напиться этой бирюзой?!

ПАПА:

Пей, мой друг. И вас я оставляю

У колодца мысли и мечты.

Вас давно уже соединяю

В звёздности российской красоты.

Пейте, пойте, соловьи России.

Пусть южноуральский соловей

Пропоёт дуэт свой окосиний

Над рязанской вольницей моей.

СВИРЕЛЬ:

Благодарствую, Отец, о, мой Учитель.

Будет день тобой благословлён!

Буду пить бальзам. А вы смотрите,

Как от ваших тягот и открытий

Пьёт струю бессмертья ваш *Овен.

102

СЕРЁЖЕНЬКА ЕСЕНИН:

О, моя овечка, труд твой вечен,

Пей струю колодезной воды.

Та вода не только тело лечит,

Той струёй твой каждый шаг отмечен.

Той струёй твой день и долг освечен.

Та струя спасает от беды.

Встретились! Светла у пашни сила!

Вёсен крут и част круговорот.

Но любовь нас часто выносила

На спокойный тихий поворот.

Приземлись. Присядем на пригорке

И струёй колодезной воды

Я омою вещий глаз твой зоркий,

Третий Глаз. И, взяв щепоть махорки,

Покурю до утренней звезды.

Самокрутка, ты меня спасала

В поздний час, когда наедине

Сам с собой оставшись, я, бывало,

Закурю в звенящей тишине,

Вспомню о своей любимой Лале,

Шаганэ в мечтах перелистав.

И пошлю в сердцах всё той же *Гале

Связку писем – свод былых реалий

Брака без молитвы и креста.

Самокрутка, ты меня спасала

И от Айседориных затей.

Мне всегде эмоций не хватало.

Впечатлений было слишком мало,

В Мире том, где жил Поэт, бывало,

Средь любовей, тягот и смертей.

Нет, не точит Бог за папиросу,

Что курю как встарь наедине,

И свои извечные вопросы

Про вину, любовь и те же косы,

Что укрыли солнечные росы,

Возвращает милая ко мне.

И тебя спрошу я, дорогая,

Ты Душе моей, мой друг, ответь,

Где Свирель – Душа моя вторая,

Где наш дом и где ворота Рая,

Наша жизнь, бессмертие и смерть?

СВИРЕЛЬ:

Я пою с твоей же, друг, подачи,

Милый Лель! Берёзовая сень

Мне приносит отдых и удачи.

Ризу благонравия надень

И отринь былую самокрутку.

103

Посидим на Солнышке с тобой,

Как и раньше – часик и минутку.

И всерьёз, а так же, друг мой, в шутку

Проведём с тобой июльский день.

Рай в Душе, как ты сказать изволишь,

На страницах незабвенных встреч,

Рай иль ад – зависит всё от воли,

От настроя злобы и застолий,

От которых Душу уберечь

Можем, обращаясь только к Богу

Через быт, разруху и вражду.

И, рассеяв темень понемногу,

Я к тебе, соловушка, приду.

ЕСЕНИН:

Пой, Свирель. Свирельные рулады

Облегчают мне предвестье лет.

Вестник мой. Мне большего не надо.

В Мире нет возвышенней награды,

Чем космичных строчек пересвет.

СВИРЕЛЬ:

Передай, родной мой, настроенье

Нынешнего розового дня

И пришли ко мне стихотворенье,

Что как символ будет для меня.

ЕСЕНИН:

Слушай. Клён, макушкою склонённый,

Всё грустит под каплями дождя.

День, твоей молитвой осенённый,

Входит в Дущу, сердце бередя.

Вижу: золотою головою

Этот клён, похожий на меня,

Будет ждать, пока я не освою

Стать и норов резвого коня.

Уж тогда вскачу, взмахну рукою,

На лету сорву с куста сирень

И, встречая утро над рекою,

Буду ждать свой настоящий день….

*

Музыку дня разрывает печаль.

Чутко ловлю эти тонкие нити.

В сердце своём эти звуки храните

И посылайте в чертог к Аэлите

Музыку ту для меня.

День настоящий в забрало одет.

А под забралом – страданья и стоны,

Слышатся где-то кандальные звоны

Прежних завистливых лет.

Где вы, прозрачные сети церквей,

Звон непресыщенный, звон колоколен?

Где вы, подковы любимых бровей,

Очи родимые, вами я болен!

104

Нет, не свободен я ныне от вас,

Пашни и степи, леса и пригорки,

Как в нестареющей той поговорке:

С кваса на хлеб, словно с хлеба на квас…

Но не о сытости тот разговор –

Душу мне мучат рязанские дали.

Бор без Свирели – почти что не бор.

Поле без рога – не тот уж простор.

Годы! Зачем мою песню украли!

*

В одной цепи кресты и брови,

И колокольни и глаза.

И от любви, как от Любови,

Всё так же катится слеза.

Всё матерьяльное духовно.

И всё духовное есть плоть.

Позволь тебе, моя *поповна,

На память бантик приколоть.

(моей рукой Серёжа в тетрадке моей нарисовал какой-то бантик, наподобие бабочки) И

продолжал:

Ты скажешь как прямолинейно,

Как примитивно говоришь!

Позволь тебе, моя царевна,

Заметить: Город и деревня,

Москва родная иль Париж

Равны, как юность или древность

Пред вечностью, что ты творишь,

Когда со мною говоришь.

Я пошутил, моя родная.

Ведь вечность – это Человек.

Её беру, не выбирая.

И потому ворота Рая

Тебе открыты целый век.

Примечание:* Галя – речь идёт о последней гражданской жене Сергея Есенина – Галине

Бениславской.

**Поповна. Это выражение Сергей Есенин допустил по отношению к Свирели-Татьяне

потому, что Татьяна является праправнучкой высокого духовного лица – Василия Николаевича

Воскресенского, современника А. С. Пушкина, и внучкой священника Александра Ивановича

Поспелова. Оба лица родственны Татьяне по материнской линии.

**Овен. Упоминание об Овне, как о зодиакальном Знаке, здесь не случайно. Свирель-

Татьяна по гороскопу – Овен. Но, по свидетельству моих Небесных Учителей, Свирель-Татьяна

принадлежит к кармическим Овнам, как все Овны, рождённые в феврале-марте 1931 года

(Горбачёв, Ельцин и т. д).

Кармический Овен обязан при жизни на Земле угадать своё назначение и осуществить, то

есть воплотить в своих делах максимально полно суть этого назначения.

Кроме того, Свирель Татьяна является Белой Козой (по году рождения), как Пушкин и

Есенин. Поэтому и по многим другим космическим причинам ей предназначено было стать

связистом в лоне поэтических вибраций между Землёй и Планетой Душ.

105

ШТРИХОМ О БЕЗВРЕМЕНЬИ

С началом 90-х годов, с приходом президента Ельцина, для России, для её народа пришло

время чрезвычайных волнений.

Наступила некое безвременье, когда началось крушение основ Советского Союза, беспредел

приватизации, возникновение групп и группочек новоявленных богачей, занимающихся переделом

собственности, разграбляющих, разворовывающих народное богатство, жестоких, жадных,

беспощадных.

Пришло смутное время, когда одни, изворотливые, хитрые и лживые неожиданно взлетали

ввысь. А народ, ошеломлённый и оглушённый происходящим, ввергался в отчаяние и полное

обнищание. При этом разгулялись бандитизм и терроризм. Возникла угроза войны с Чечнёй.

Новые кровавые разборки, неожиданные жертвы, волнения для матерей России…

В то время, впрочем, как и сейчас, несомненно, приходилось лишь уповать на Господа Бога,

чтобы Россия не упала в своей государственности ниже всяких уровней, а народ не погиб в

рабстве.

Октябрь 1993 года. Свирель ведёт разговор с Сергеем Есениным.

СВИРЕЛЬ:

Скажи, Серёжа, милый, я права,

Что в жизни нашей помогают Силы,

Которые светлы и легкокрылы,

Преобразуют в действие СЛОВА.

И нас ведут, осмысливших едва,

Что, очутившись на краю могилы,

Теряем мы на праведность права.

И наши будни тяжки и унылы.

Их лёгкий крест и ясный световод

Нам осеняет нынче Небосвод.

И шоры с глаз спадают ежечасно.

Без них, без этих Сил наш день постыл,

Без них, без этих Сил не будет сил

Разъять то зло, что накопилось втуне.

Оно гнетёт нас много дней подряд

То зло – причина множества утрат,

О чём вещает осень-хлопотунья.

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Да, эта осень нам хлопот дала,

Собой рубеж стремлений обозначив.

Но только так, да, так и не иначе

Распределила мысли и дела.

Истории нелёгкие моменты

В Душе Руси воздвигнут монументы,

Не возрождая идолов лукавых.

Лишь память сердца – лучший монумент.

Лишь ей – мой наилучший комплимент,

Не делящий на левых и на правых.

Да, грустен день. Мольба звучит в речах

Покрылись маковки церквей налётом боли.

И плачу я сегодня поневоле.

И слёзы стынут в ласковых очах.

106

Россия нынче ночью при свечах

Внимает трепетно своей нелёгкой доле.

Село и город, горы, лес и поле

Объяла безграничная печаль.

Не плачьте, матери, лебяжьими крылами

Земли родной укрыты те, кто с нами

На веки вечные, услышьте их сердца.

Они мольбе внимают вместе с вами

И грустными неслышными словами

Благословляют Небо и Творца!

Я вижу лица их в сиреневом уборе

Их подвиг для России – оберег.

Так чистота озёр морей и рек

Творит свою молитву на просторе.

Сказать иначе – легче вынесть горе,

Пока не прекращаешь бег.

Движенью непокорный человек

Не только с Богом, сам с собою спорит.

Мы все в движении и вместе охраняем

И в жизни ни на что не променяем

Святую Русь – она для нас одна.

Шумит листвою лес багрово-рыжий.

Сегодня он на веточки нанижет

Нелёгкой памяти святые имена.

НОВОЕ ДВИЖЕНИЕ СФЕР

Затем разговор продолжается 19 февраля 1994 года, когда в ходе поэтического диалога с

Александром Сергеевичем Пушкиным, по обоюдному решению Пушкина и Свирели, возникает

мысль окликнуть Серёжу Есенина.

И на призыв Свирели слышно странное движение сфер.

СВИРЕЛЬ:

Серёжа, милый, слышу я шаги,

Подрагивает пол, колышет ветер люстру.

Ты здесь – такой же ласковый и шустрый?

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Я здесь, Свирель. Свой комплимент прибереги

Для боле подходящего момента.

Я жив и свой – без комплимента.

Я не скажу: Зачем тревожишь, друг?

Я рад всегда с тобою повстречаться.

Я рад бы со Свирелью обвенчаться.

Она жена моя уже давно.

Она поёт, насвистывая вольно,

Не думая о том, что сердцу больно

И что родному суждено.

Но я хочу сказать, что ты – подруга

Не только для меня, Учителя и друга,

107

Ты – вечная сестра, Поэтово свеченье,

Засим эт цетера. Брилльянтово сеченье,

То золотое, бишь, проходит сквозь тебя.

И в будущем твоё предназначенье

Тебе наметил рок, рыдая и скорбя.

СВИРЕЛЬ:

А почему, скажи, Поэт, он плачет?

Что для него сеченье это значит?

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Наш рок суров. Не любит он успехов.

Он весь в броне. Он в шлеме и доспехах.

Он трубным звуком возвещает боль.

От прочего, пожалуйста, уволь.

Но он не может совладать с судьбою,

Которая означена борьбою,

И скорбно уступает ей.

И чем судьба сильней, там рок слабей!

От слабости своей рыдает рок могучий

И заливается слезой горючей

СВИРЕЛЬ:

А в чём предназначение моё,

Которое назначил рок печальный?

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Твой знак – любовь – простой и изначальный,

Любовь, что зажигает нашу кровь,

Что пестует сердца и открывает Душу.

И я секрет небесный не нарушу,

Сказав, что свой привет прощальный

Передаёт тебе Ванюша. (муж Татьяны, ушёл в 1992 г.)

СВИРЕЛЬ:

Спасибо, одолжил. Скажи, а где его ты встретил?

Так неожиданно ворвалась эта весть…

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Помог её мне перенесть

Космический сигнал, как ты сказала б, – ветер.

СВИРЕЛЬ:

Спасибо, милый, сердце ты моё растрогал

И подтвердил той вестью – живы все.

И снова я сбираюсь понемногу

В дальнейшую свою сует-дорогу

и на уральской полосе

гашу сомненья и тревогу.

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Мы с Пушкиным опять же остаёмся,

Волнуемся, поём, печалимся, смеёмся

И так же горько слёзы льём,

Когда с тобою расстаёмся,

Свирель моя – прелестная забава,

Серьёзнее чем горн и звонче, чем труба.

Когда родится тишь, когда идёт борьба,

Мы с Гением с тобой, Свирель, о, Боже Правый,

Всегда. И в этом наша общая судьба!

108

14-00, 20. 02. 1993.

Но вот наступает декабрь 1994-го года.

К воспоминаниям и грусти прежних лет добавилась тревога за Россию. И Свирель выходит

на диалог с Сергеем ЕСЕНИНЫМ. 12 декабря 1994 года

СВИРЕЛЬ-РУСЬ:

Серёжа, Новый год стремит свой бег

К порогу Родины, снежинками сверкая.

И снова счастья жаждет человек

Обиженного ласкового края.

Скажи, мой друг, не утаив от нас,

Что ждёт Россию? Чем знатны дороги,

Ведущие Поэта на Парнас.

И пусть живее тянет в гору дроги

За годы притомившийся Пегас.

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

О, Русь, как звонок голос полнозвучнй

Среди снегов, сияющих вдали.

Лечу вперёд и ворох дел докучных

Я ради нашей матушки-Земли

Вновь оставляю до иных пределов.

Я вижу, Русь моя помолодела.

Рязань спешит к рассвету новых лет.

И с нею возрождается Поэт.

Не нужно плакать – сердца окаём

Любимого разбуженного края

Бодрит январь, высвечивая стужей

Ту песню, что с тобою мы поём.

Заметь – мы никогда с тобой не тужим!

Зачем рыдать? Ведь слёзы ржавят латы,

Которые Россию берегут.

А мы её могуществом богаты.

Верь – эти строчки не солгут.

Истерики до часа мирового

Не нужно нам. Не нужен нам бедлам.

И за глоток порыва огневого

Я жизнь свою и песнь свою отдам.

Пусть сердцем будет жарок каждый воин

На русской ниве вольного труда

И лучшей доле верен и достоин,

К тому же – не унижен никогда!

О, распрямись, мой росс, свою походку

Построй в согласье с веком и судьбой.

Ведь твой Поэт, бунтующий и кроткий,

Всегда в Душе беседует с тобой!

Я верю в Русь. Она, как плат цветистый,

Укутает родимые края,

И час зари, и вечер серебристый

109

Озвучит и поля, и край лесистый

Цветными бубенцами января.

РУСЬ:

О, мой Поэт, весёлый, говорливый,

Есенин, грусть и молодость моя!

Твой стих, мой друг, певучий и игривый,

Вплетём коням в распущенные гривы

И посетим родимые края!

Урал зовёт, слепит вершин сиянье

Спокойных гор. Промчим над Зигальгой.

Нас не пугают нынче расстоянья,

Не дремлет колокольчик под дугой!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Взгляни, Свирель: Сибирь зовёт и мечет

По всей земле спасительный огонь.

А тот огонь поля и реки лечит.

И звездочёт, слагая чёт и нечет,

Прогнозом мрачным Русь мою не тронь!

Не нужно прогнозировать несчастье

Свободной отвоёванной земле.

Господь не зря уже однажды распят.

И край родной не раз лежал в золе.

Довольно ран, довольно преступлений!

О, возродись, моя родная Русь,

Не плачь, не стынь, не ссорься и не трусь,

Мой вечный окрылённый Богом Гений!

Поверь в своё благое назначенье

И в предсказанье вещее поверь.

И храм любви тебе откроет дверь.

И светлое прозрачное свеченье

Души твоей и век грядущий зверь

Начнёт своё могучее теченье!

СВИРЕЛЬ-Русь:

А мы бокал кипящего вина

Поднимем вместе с Пушкиным и Фетом,

Не потому что нужно быть Поэтом,

И не затем, чтоб путать зиму с летом, –

За то, чтоб Русь очнулась ото сна!

КЛЮЧИ МАРИИ

Интереснейшее явление в философской русской литературе – статья Серёжи Есенина

«Ключи Марии».

Именно эта статья во многом даёт основание назвать Сергея Александровича

ВЕСТНИКОМ.

В этой статье выражен новый взгляд Поэта на Мир, на Вселенную, на назначение Человека,

как наместника Бога на Земле.

В своём стихотворении «Ключи Марии», уже в 90-е годы 20-го века переданном Свирели,

Сергей Есенин выразил эти мысли в поэтической форме.

КЛЮЧИ МАРИИ

Ключи Марии – в резвом поле, на холке скакуна,

В тюрьме, в струе воды, на воле и в чарочке вина,

110

В избе, в узоре над окошком, над дымкою ракит,

В глазах у пса и у домашней кошки, где дремлет скит.

Ключи Марии – в голубе над крышей, в руке мальца.

Бери ключи. Они поднимут выше – в чертог Отца.

В статье Есенина идёт речь не только о Марии, Богоматери, но он ведёт разговор о Душе

Человека, которую в одном из северных поверий славяне называли Марией.

Говоря о КЛЮЧАХ, которые дарует Душе Человека Богоматерь, автор обращает внимание

на весь Мир, окружающий нас и особенно – на своеобразие славянского быта.

Смотрите, – говорит он, – Душа славянина всегда стремится к звёздному пространству:

конёк над крышей, голубь на князьке крыльца, петушок на ставнях, на расшитых листьями и

ветвями полотенцах! – Всё это великие ЗНАКИ устремления Человека к Богу. Это и есть КЛЮЧИ

Души. Ключи даёт Душе Человека Божья Матерь, чтобы открывать Бога в себе и во всём

окружающем Мире, во Вселенной.

Такого нет ни в одной стране, кроме России. Конь – вечный знак устремления ввысь, петух

встаёт раньше всех, зовёт к Солнцу, голубь – Знак Святого Духа.

Вот стихотворения Серёжи Есенина 1918-го года, где звучит безотчётное и бескорыстное

стремление отдать себя на служение Миру полностью, не требуя ничего взамен:

Я ещё никогда бережливо

Так не слушал разумную плоть.

Хорошо бы под ветками ивы

Опрокинуться в розовость вод.

Хорошо бы, на стог улыбаясь,

Мордой месяца сено жевать…

Где ты, где, моя тихая радость –

Всё любя, ничего не желать!

Отвори мне, страж заоблачный,

голубые двери дня.

Белый ангел этой полночью

моего увёл коня.

Богу лишнего не надобно.

Конь мой – мощь моя и крепь.

Слышу я, как ржёт он жалобно,

закусив златую цепь.

Вижу, как он бьётся, мечется,

теребя тугой аркан.

И летит с него, как с месяца,

шерсть буланая в туман.

Есенин в «Ключах Марии» говорит о пастухе, как о первом мыслителе и Поэте. В

древности никто не располагал временем так свободно, как пастухи.

Есенин вспоминает пророка Амоса, который был пастухом и сказал о себе: «Я не царь и не

царский сын, я пастух, а говорить меня научили звёзды» (Из Библии)

Пастух выходил в поле, обращал взор к Небу и читал по звёздам судьбы народов и стран.

Звёзды – это Золотая книга странника.

Пастух верит в переселение Душ и всё знает о небесном происхождении Человека. И сам

Есенин чувствует себя древним пастухом:

О, пашня, пашня, пашня,

Коломенская грусть.

На сердце день вчерашний,

А в сердце светит Русь.

Как птицы свищут вёрсты

111

Из-под копыт коня.

И брызжет Солнце горстью

Свой дождик на меня.

О, край разливов грозных

И тихих вешних сил,

Здесь по заре и звёздам

Я школу проходил

И мыслил и читал я

По Библии ветров

И пас со мной Исайя

Моих златых коров.

И музыка вся, звучащая в Мире, – говорит Сергей Есенин, – тоже от небесного звёздного

Неба. Это тоже Ключ от дверей закрытого Храма Мудрости.

Этой музыкой звучит тростинка-дудочка – это та же Свирель, которая даётся Поэту-

Пастуху, чтобы духовно просвещать людей.

Недаром Есенина ещё при жизни называли Орфеем. Орфей – греческий мифологический

герой, который своим пением зачаровывал богов и людей.

Есенин сам себя называет Божьей дудкой.

Стихотворение 1995 года:

БОЖЬЯ ДУДКА

Я Божьей дудкой был и ей остался.

Пою с утра и с утренней зари.

Несу свой стих, который спотыкался,

Хрипел, кричал и кровью обливался,

Как Пушкин от Невы до Тюильри.

Громадой улиц пролетаю снова.

Звучит Свирель напевами грача.

Поёт мой стих и грозно, и сурово.

Гляжу на мир светло и черноброво,

Несу свой стих, смеясь и хохоча.

Я Божьей дудкой был и ей остался.

Рязань – моя обитель и приют.

Я Пушкину при жизни поклонялся

И с ним недаром нынче повстречался.

В моих стихах его друзья живут.

*

О, Свирель, печальница России,

Не грусти и не печаль бровей.

Глаз моих далёких омут синий

Грусть-тревогу в облаке развей.

Прохожу я по родимым плёсам,

Наблюдаю жизнь издалека,

Заплетаю у берёзок косы,

Расплетаю гривы рысакам.

Особое значение Есенин придавал СЛОВУ. Писатель Юрий Тынянов сказал: «Он, Есенин,

владел Божественным Глаголом!»

В 1995 году Россия отмечала столетие Есенина. В моей тетрадке тогда за 2-3 дня возник

мощный поток Есенинских стихов.

Одно из них начинается такими словами:

112

Слово изначала было тем ковшом,

Что в колодец Неба ангел опустил.

Я на Землю эту странником пришёл

По садам вишнёвым голубых светил.

Но я лишь в 2010 году впервые прочла статью Серёжи Есенина «Отчее Слово»,

посвящённое Андрею Белому.

К своему удивлению, я обнаружила в этой маленькой статье те слова, которые стали

началом моего стихотворения!

Второй

или третий абзац статьи начинается словами: «СЛОВО изначала было тем

ковшом…» Чудо, да и только!

А далее следовало: «Ковшом, которым из НИЧЕГО черпают ЖИВУЮ ВОДУ». Чувствуете

– из НИЧЕГО!

Небесное НИЧТО – это же ВАКУУМ или НООСФЕРА, о которой говорит Владимир

Иванович Вернадский, наш русский учёный 20-го века!

Именно в НООСФЕРЕ таится множество идей и мыслей, носителям которых являются

реальные человеческие личности.

А гении человечества считывают из Ноосферы новые открытия из всех областей знаний.

То есть мысль Есенина, высказанная им в самом начале 20-го века, перекликается с

мыслями великого учёного, чья теория продолжает быть предметом изучения и в 21 веке!

Итак, вот он – стих Серёжи Есенина, переданный Свирели в 1995 году:

СЛОВО

Слово изначала было тем ковшом,

Что в колодец Неба ангел опустил.

Я на Землю эту странником пришёл

По садам вишнёвым голубых светил.

Зреет соком алым молодость зари.

Жаждой Слова млеет чудо-голова.

Тянут спешно губы, – что ни говори, –

Из ковша святого нежные слова.

СЛОВО – ковшик звёздный

В плеске лунных дней

В стих простой и поздний

Мне ЛЮБВИ налей!

Сергей Есенин в «Ключах Марии» рассуждает о значении Поэтического Слова. Эта мысль

находит отражение в его космическом стихе 1995 года:

ЖИВОЕ СЛОВО

Живое Слово – трепет и тепло –

Пусть бьётся голубем в руке стиха простого.

Живая речь и ясно и светло

Возносится до клёна золотого

И обнимает высь родных небес,

И гладит облако жемчужными крылами.

Живое Слово орошает лес,

И плачет, и смеётся вместе с нами.

Поэт напоминает также в «Ключах Марии» о Родовом Древе, которое хранит память

поколений. Эта мысль перекликается с мифологическим образом древа Иггдрасиль.

Древо это фигурирует в мифологии скандинавских стран, как символ единения

человеческих поколений.

113

Оно пропитано мудростью человечества и насыщено мёдом Поэзии. И сам человек,

пробуждаясь к новой жизни, может почувствовать себя этим Звёздным Древом:

ЗВЁЗДНОЕ ДРЕВО

Я чувствую и знаю: О, Древо, ты – во мне.

С тобой перелистаю в небесной вышине

Нанизанный на сроки свой сказочный альбом.

И месяц светлоокий мне выплеснет в ладонь

Лучей своих сюиту. И Древа каждый лист

С улыбкою открытой мне скажет: «Гармонист»!

С.Есенин, 1995 г.

Есенин, прочитавший и знавший почти наизусть всю Библию, говорит также о

божественности старославянского алфавита.

А об этом наши учёные заговорили только в начале 21 века, признав официально, что

старославянская азбука спущена с Неба славянам Самим Господом Богом.

Автор «Ключей Марии» обращает внимание на содержание каждой буквицы

старославянского языка, на её очертания: каждая их них – есть Знак устремления славянина к

Небу, к Создателю.

Эту тему он развивает в своих космических стихах уже в 90-е годы 20-го века:

БУКВИЦА

Я буквицею каждой

На поле жизни был.

По буквицам не дважды,

А сотни лет ходил.

На Небо возносился,

На Землю упадал,

Века над Русью длился,

В безвременье страдал.

А так же, мучим жаждой

Словесной шелухи,

Сливал и не однажды

В ладонь твою стихи!

Серёжа Есенин уже в 1918 году сказал: «С Земли смывается круг старого вращения».

Это предсказание согласуется с утверждением учёных наших дней о переменах параметров

вращения Земли, входящей в Эпоху Водолея.

Все приведённые факты говорят о том, что Сергей Александрович Есенин был

ВЕСТНИКОМ и ПРЕДСКАЗАТЕЛЕМ.

Его видение Мира в начале 20-го века намного опережало представление простого

обывателя о строении Вселенной.

Его мысли сочетались с доказательствами учёных-космистов, как В.И. Вернадский и К.Э.

Циолковский.

СТРАННИК

Я странник поневоле.

Я Мира властелин.

В стихах – крупинка боли,

Любовь, печаль и сплин.

Я полон звёздной страсти,

Бескрайности Миров.

Я над собой не властен,

Но так же жив-здоров.

Я странник поневоле,

Я – круговерть Миров.

Я кубок звёздной боли.

И всё же – жив-здоров!

114

ПРАВДУ НЕ СКРЫТЬ

Это было в марте 1990-го года. (Тетрадь №11 «а», стр 11-12). Свирель-Татьяна вела

привычный разговор с родителями.

Сказала, что очень скучает, и хотела бы знать, где сейчас находятся Александр Сергеевич

Пушкин и Серёжа Есенин.

Как бы получить от них весточку!

Папа ответил мне, что Поэты отдыхают под Петербургом, на даче у Александра

Сергеевича. Но можно с ними соединиться и поговорить.

Серёжа Есенин откликнулся на наше приветствие, передал поклон от Александра

Сергеевича и сказал, что пришло время сообщить об обстоятельствах его гибели в декабре 1925

года в Ленинграде в гостинице «Англетер»: «Запиши, Свирель, в свою тетрадку. Придёт время, и

ты расскажешь людям правду».

Зная, что всему своё время, и ничего в нашей жизни не бывает случайного, я тут же взяла

ручку и стала записывать, что продиктовал Серёжа Есенин.

СЕРГЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ ЕСЕНИН: «Скажу, что очень был бы признателен, если бы

обо мне написали правду.

А правда такая: я был убит трижды. Вначале – отравлен, потом убит тяжёлым предметом,

затем повешен.

Как же было не умереть? Это страшно – в тридцать лет.

Но я знаю, что люди, которые это сделали, жестоко поплатились за содеянное.