Рязанский Вестник или небесная поэзия Есенина

Я мог бы назвать их имена. Они имеют непосредственное отношение к окружению

Сталина.

Хочу сказать и о том, что в то время они усердно распространяли миф о моём алкогольном

пристрастии.

Дело в том, что, наблюдая за происходящим в стране, я уже разочаровался в последствиях

революции. Не стеснялся скрывать своего разочарования, высказывался откровенно.

И, конечно, стал опасен. Однажды в 23 году поздно вечером на улице Москвы враги мои

меня жестоко избили, отбив мне почки. Появившаяся отечность в лице давала повод порочить

меня, как алкоголика. Но я знал, что мне продолжает грозить опасность.

Предчувствие моё оправдалось. Очень тяжело обо всём говорить. Поэтому переключаюсь

на оптимистический мотив и шлю вам стих:

Энергия взаимного общенья

обогащает вас и нас.

Не возвращенье и не отреченье,

а вера нас уводит на Парнас.

*

Было дело. Но прошло и сплыло.

Чёрен день. И Невский берег сер.

Память вечна. Сердце не забыло

Холод, шорох смерти, «Англетер».

Но не знала Русь моя, молодка,

Что вершила чёрная рука,

Как разбилась у причала лодка,

Как от вас уплыл я на века.

Много лет Руси моей печальной

Снилась золотая голова.

Но никто не знал, что изначально

Молодость Есенина жива.

И не знала Русь моя, что Муза

Расплескала песни до Христа.

Нет с тех пор прекраснее союза,

115

Чем Есенин, жизнь и красота!

А в сентябре 1990-го года Серёжа Есенин передал Свирели акростих – так называемое

КРАЕСТИШИЕ, (читать крайние буквы по вертикали слева – сверху донизу).

В нём зашифрованы имена его убийц, которые вершили своё чёрное дело в гостинице

«Англетер»:

Это было несложно –

Раствориться в заре,

Лаской нежности ложной

Избыть в декабре

Хмарь осеннего утра,

Бросая в окно

Ласку – ветвь перламутра –

Юдоли вино.

Мне такая отрава,

Как спасительный Крест.

И забвенье и слава –

Не из нашенских мест.

В ноябрьские дни Душа России всегда невольно погружается в воспоминания о декабре

1925-го год, о безвременном уходе с нашей Земли Серёжи Есенина. Так в ноябре 1990-го года в

моём дневнике возникли маленькие поэмы – диалоги с Сергеем Есениным: «Печаль» и «Нота

соль»

ПЕЧАЛЬ

Печаль сквозит предвестием досуга.

И дремлет утомлённая рука.

И день как тень скользит. И нету друга,

Который бы увёл под облака.

Где вы, прекрасные и светлые, как арфа?

Где ваших голосов высоких трель?

Где чудный звук – омега или альфа,

Родившие не стынущий Апрель?

Ужель увял бутон тот не расцветший,

Который обнадёживал меня?

А я, на ствол взбираясь, словно векша, (белка)

Орех искала. И, его храня,

Скорлупку строчек в горстку собирала,

Как золото не стынущего дня.

Ужели белочку оставите без пищи,

Без ядрышек, и крепких и живых?

Она и нынче свой орешек ищет

Под лай собак сторожевых.

От одиночества и плачет и смеётся.

Но не в садах, где бродит Черномор.

Единой струйкой с грустью Мира льётся.

Но ей не внемлет величавый хор

Тех голосов в саду у чародея,

Что деву осчастливить собрались.

Печаль Душою белочки владеет,

И холодеет стынущая высь.

116

Где вы, где вы? – скажу и, повторяясь,

Рискну тревожить нежные сердца, –

Где вы? Живу, теряя и теряясь,

Без Матери, без Бога и Отца.

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

О, не грусти, мой друг медноголовый!

Я ждал сигнала. Я летел, как мог.

И разговор начать готовый снова,

Тебя бы я, мой друг, поостерёг…

Зачем отчаянье такое одолело?

Зачем кричишь и плачешь? Почему?

Считаешь, что кому, какое дело!

Есть дело – даже Богу Самому,

Есть дело и до Музы, до Апреля,

Который Пушкиным давно благословлён.

Прошла молчанья только лишь неделя.

Ноябрь стихом прекрасным обновлён.

Дай роздых, не гони, как на пожаре.

Закончим осень ласковым стихом,

Не в винном заполошенном угаре,

А на Пегасе нашенском верхом.

Да, мой Пегас покорен доброй воле.

Зачем грустишь? И слёзы, как алмаз,

Спадают горькие на горы и на поле,

И синевой налился Третий Глаз.

О, Белочка моя, твоим усердьем

Россия заполняет закрома

Прозрачных строк любви и милосердья

И зажигает ласкою дома.

Сердца оттаяли. И в них проснулось лето,

Не глядя на декабрьскую пургу.

Сама зима нам говорит об этом.

И я грустить уж больше не могу.

Скажу: Ну, как тебя мы только ни назвали:

Свирелькой, Белочкой, и Мамой, и сестрой,

И сколько ласковых имён ни надавали…

СВИРЕЛЬ:

О, ты, мой гений и герой,

Мой ласковый доверчивый спаситель

От боли, одиночества и бед,

Скажи, Серёженька, мой нежный исцелитель,

Закончилось молчанье или нет?

4.12. 1990 12 – 50.

НОТА СОЛЬ

Серёжа Есенин:

Я, Серёжа, ЕСЕНИН, тебе говорю,

Что декабрьской стужей сегодня горю.

Нам сегодня, поверь мне, зима нипочём.

117

Я твой стих открываю волшебным ключом.

Этот ключ – моё сердце, мой посох, мой смех.

Он рассчитан сегодня, родная, на всех.

Я рассыплюсь снежинками в утренней мгле.

Ты ко мне прилетишь на своём корабле.

О, волшебная ночь, полуночье светил!

Кто сегодня в окошке свечу засветил?

Я тебе расскажу о далёких Мирах,

Где гуляет газель в неизвестных горах.

Я раскину шатёр и как Лале скажу,

Что тобой бесконечно, мой друг, дорожу.

Ты – моя Шаганэ, ты – предвестник зари.

Говори мне о нежности, говори!

Видишь, как Авиценна уже я запел?

Стих горяч, словно луч. Но всему есть предел.

Говори мне о нежности и о любви.

О, мой друг, позови, я молю, позови!

СВИРЕЛЬ:

Если ты уверяешь, что любишь меня,

Где ты был до сих пор? Стих сильнее огня…

Где плечо, что могло бы опорой мне быть?

Где улыбка твоя, что вовек не забыть?

Покажись, коль ты смел, и силён, и умел!

Или нежность и воля имеют предел?

СЕРЁЖА:

Я не против тебе показаться, мой друг!

Но ведь ты не готова ко встрече такой?!

Ты не вышла ещё за означенный круг,

Да и я за далёкой скрываюсь рекой.

СВИРЕЛЬ:

Ты за Летой скрываешься? Это за ней

Так таинственно светят в пространстве огни?!

Ты далёк, но на Свете нет сердца родней

Средь мужчин – все земные и чужды они.

СЕРЁЖА

О, как здорово сказано: «чужды»! Мой друг!

Мне ведь тоже сегодня все чужды вокруг.

Я к тебе устремлён и Душой и строкой.

До тебя дотянуться мечтаю рукой.

Пусть рукою моей станет резвость стиха,

Что летит как олень и, не зная греха,

Шаловливо касается кроны дерев,

И тебя приласкает, дыханьем согрев!

СВИРЕЛЬ:

Где мне взять многозвучье потайственных струн?

О, Серёжа, где силы и мужество взять?

Где моя молодая упругая стать?

Как найти мне свободу и ноты перу?

Нота соль горькой каплей висит на стволе.

Нота соль меня тянет к родимой земле.

118

Нотой соль разрывается сердце с тех пор,

Как с тобою, мой друг, мы ведём разговор.

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

О, моя серебристая Свето-Свирель,

На струне твоей плачет и дышит Апрель.

И сиреневым облачком ласковый сад

Протянул свои ветви сквозь нежность оград.

Я в саду с этих пор. Нежность гасит печаль.

И Земли серебристо-зелёная шаль

Укрывает от взора бессчётность обид.

И навстречу Рязанщине взор мой открыт.

СВИРЕЛЬ:

О, Есенин, мой нежный ребёнок и сын!

Лель мой звонкий! Твой взор светит блеском росы.

Как мне высказать всё, что на сердце легло

И сковало цепочкой моё ремесло?!

Ремесло – петь на утренней чудо-заре,

Приносить тебе ландыши в декабре,

Уноситься к невидимым дальним Мирам

И внимать неизвестным волшебным хорам.

Бисер строк твоих сыпать на чистый листок

И молитву шептать, обратив на Восток

Взгляд неведомо кем зажигаемых глаз,

И лелеять не стынущий сердца алмаз.

Нота соль одолела все струны. И стон

Льётся нынче в меня со вселенских сторон.

Нотой Соль завивается локон во тьме.

Нотой Соль простираются звуки ко мне.

Нотой Соль запечалилось сердце Земли.

Нотой Соль твои песни на сердце легли.

Нотой Соль мне молчанье Вселенной грозит.

Нотой соль темнота мои взгляды слезит.

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

О, Свирель, свои струны до Неба воздев,

Ты поёшь чистотой и страданием дев.

В этом звонком прозрачном потоке огня

Нота СОЛЬ западает поэмой в меня.

В моё сердце врывается грусть. Я молчу.

Я тебя только слушать, родная, хочу.

О, Свирель, наша странная, нежная Русь!

Эту ласку когда-то я знал наизусть.

Нотой СОЛЬ разливается речка вдали.

Нотой СОЛЬ зарыдали мои журавли.

Нотой СОЛЬ материнский откликнулся дом.

Нотой СОЛЬ застревает рыдания ком.

Ноткой Соль моя нежность упала на грудь.

Нотой Соль я хочу на Земле отдохнуть.

Нотой Соль я стучусь в дорогое окно.

119

Ноткой Соль замерцало в бокале вино.

СВИРЕЛЬ:

Почему ж эта нота других превзошла?

СЕРЁЖА:

Потому что грустнее всех нынче была.

С этой нотой мы ищем потерянный рай

И находим судьбою измученный край.

С этой ноткой я всюду по Свету лечу,

С нею слиться я в песне с тобою хочу.

Нотой СОЛЬ начинали мы плач над Невой.

Нотой Соль удаляется строчек конвой…

«Нота Соль» поэма написана 4, 12, 1990 г. в 15-30 окончена.

В ноябре 1990 года Россия отметила 110 лет со дня рождения Александра Блока. И в

космическом дневнике Свирели появляются стихи и диалоги, говорящие о том, что Поэты в

Тонком Мире давно познали процесс Сотворчества.

Их поэтические энергии свободно перетекают друг в друга, дополняют и умощняют

каналы обоюдной любви друг к другу, к Родине, к Природе.

ЕДИНСТВО

СВИРЕЛЬ:

Кто это обо мне скучает?

Кто тревожит поцелуем.

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

О, это я, твой друг, Сергей Есенин,

Мой маленький и ласковый пророк.

Чем занимаешься?

СВИРЕЛЬ:

Мой друг, любезный гений.

Я извлекаю истины урок

Из упражнений некого Монро,

Который выходил из собственного тела,

Чтобы узнать о таинстве Миров.

С. ЕСЕНИН:

О, ты, мой друг, познав законы Мира,

Платон и тот не стал Земли кумиром.

Познать все истины, родная, не дано.

Спеши скорее посмотреть в окно

И насладиться днём, что дышит хмуро.

Снежок летит, как крылышки амура,

Касаясь щёк бездумно и легко.

СВИРЕЛЬ:

Скажи, Серёженька, насколько высоко

Душа, взлетая, может удалиться?

С. ЕСЕНИН:

Она летает там, где вечность длится.

А вечность разливается рекой,

Которой не грозит покой.

СВИРЕЛЬ:

Серёженька, мне слог твой огнемётный

Напоминает пушкинский разлив

Строки просторной и высотной!

Где наш Поэт – наш Гений и любовь?

С. ЕСЕНИН:

Мой Пушкин – он во мне, в тебе, в любом из нас,

Кто нежности в Душе на сто веков запас!

120

Скажи, однако, что тебя тревожит?

СВИРЕЛЬ:

Тревожит всё: что молодость ушла,

И то, что безнадежность сердце гложет,

И то, что время нам задачи наши множит.

И кто к ногам отцов венок возложит,

К их юности, что рано отцвела?

Вы, юные отцы страны многострадальной,

Где вы в своей юдоли дальной?

Куда судьба вас нынче вознесла,

Что здесь жестока и неласкова была?

С. ЕСЕНИН:

Ты знаешь, век наш во Вселенной длится.

Несёт строки родная кобылица,

По дней поверхности, роняя пены гнев,

Любовь и веру, нежностью искрится.

И длится поэтический распев.

И гроздь стихов морозов не боится.

Возьми ту гроздь, Прими привет от века,

Космического Чудо-Человека

Есенина, чья жизнь – в тебе, во мне,

Во всей моей российской стороне,

В любом из вас, чья жизнь меня тревожит,

В любой строке, что сердцу верность множит.

Взгляни на сумрак дня, печаль свою развей,

В строку вина причастия налей.

И причастимся, друг мой, к вечной тайне,

Великой, необъятной и бескрайней.

Взгляни: полет пушинок легковесных

Пророчит взлёт. И свод небесный

Поток лучей из вечности несёт.

Они тебя и лечат и поют,

И уронить надежду не дают.

СВИРЕЛЬ:

Мой нежный друг, смотрю на облака.

Уж свет зари возносится с Востока,

И мнится мне таинственность зрачка

Огромного неведомого Ока.

А от него летят таинственные взоры,

Волнуясь в поднебесной вышине,

Стремятся, странные, поведать что-то мне,

Вовлечь в неведомые разговоры.

И перламутр этих странных точек

Неуловим, бесцветен и бессрочен.

Скажи, о чём они мне говорят?

С. ЕСЕНИН:

Они тебе несут привет от нас.

Из Рая, как мы раньше называли.

И зорко смотрит сверху Третий Глаз,

Непознаваем и незабываем!

121

СТОЛЕТИЕ ПОЭТА –1995 год

1995 год был чрезвычайно плодороден на стихи и диалоги с Серёжей Есениным.

Стихи эти разнообразны по содержанию, по настроению, по ритмам, по проникновению в

суть вещей, по глубине философичности.

Это – Исповедь, Откровение распахнутой навстречу людям Души Поэта.

Стихи объединяет неподражаемая есенинская Муза, в сердце которой звенят колокола, поют

рязанские соловьи, непрерывно скачет любимый Пегас.

И сам Поэт возносится в этих ритмах в Небесные Миры, увлекая за собой Русь. Он – в

постоянном поиске, на потоке восхождения к Творцу!

ИЩУ СВОЙ ЯЗЫК

Поменяю ритм – я привык –

С рыси на галоп, на аллюр.

Я ищу свой вещий язык,

Бесконечность строф и фигур.

Я давно взнуздал рысака.

Он ко мне, родимый, привык.

Я взглянул на Мир свысока.

Я ищу свой вещий язык.

ИЗМЕНЕНИЯ

Отрекался от Библии, –

В Бога верил в Душе.

Разухабистым видели,

Выгоняли взашей.

Спорил я с эмигрантами

И кичился: «Поэт!»

Кто кичится талантами,

Тем прощения нет…

Нет, не столпник, не сахарный,

Я и нынче как бес.

Сыплю строки, как яхонты,

С утончённых Небес.

СВОБОДА

Ярлыки не раздавал.

Сам на них не поддавался.

Где посёлок, где дувал –

Всем по чести воздавал,

Быть товарищем старался.

Я в гербарии ничьём

Не хочу быть кем-то втиснут.

Знаю жизнь – что почём.

Не люблю возни и писка.

Я с достоинством прошёл

Эту жизнь – хмельное поле –

Знаю очень хорошо.

От стихов не отрешён,

Тем не менее – на воле!

122

УНИКАЛЬНОСТЬ

Поэт обязан нищим быть – Он Бог.

Владеет он Вселенной всей по праву

Ума и Сердца. И его чертог –

Его Душа. Он сам себе – Держава.

Он звёзды запускает в русло строк.

Он жемчуга роняет на прохожих.

Его Души прозрачный лепесток –

Он ни на что на Свете не похожий!

ПРЕДЗИМНИЕ ДНИ

Предзимних дней тоскующая россыпь…

Мороз напоминает о себе.

Берёзок увядающие косы

Приникли к утомлённой городьбе.

Полёт снежинок еле уловим.

Они, слетая с Неба, тут же тают.

И осени прозрачный херувим

Стихов осенних косу заплетает.

На горы опускается туман,

Ползёт как дым и навевает скуку.

Есенин, подними скорее руку,

Направь стихов сентябрьских караван.

Пусть ситец и алтас несут они,

Алмазом сердца пусть переливают.

И пусть тебя у нас не забывают

Ни в прошлые, ни в будущие дни!

Читателям, наверное, известно, что Серёжа Есенин был женат на внучке Льва Николаевича

Толстого Софии.

Брак оказался недолговечным. Существовало даже мнение, что Сергей боялся бороды Льва

Николаевича, которая мерещилась ему в каждом углу дома Толстых.

Сам Поэт в своём стихотворении, присланном России в 1995 году, так сказал о своём

мироощущении в этом помещичьем доме.

БОРОДА

Борода Толстого – это чушь.

Мнительность – большое наказанье.

Просто я на фоне этих Душ

Выглядел подростком из Рязани.

Сам себя крестьянином считал.

На меня со стен смотрели баре.

Мне казалось – в чём-то я отстал.

Здесь не место мне при самоваре.

Что-де затесался зря сюда,

Что постой-ка, дескать, на пороге.

На меня сердилась борода,

Напуская непогодь тревоги.

И хотел недаром я бежать,

123

Как Толстой – куда, не знаем сами,

Чтоб никто не мог бы провожать

Самыми последними словами…

ПОЗДНЕЕ РАСКАЯНИЕ

Развёлся я с последнею женой. –

Зачем мне тяготы чужой любви и жизни?

Они ушли куда-то стороной.

А я лишь должен собственной Отчизне,

Да Матери, да всей своей семье,

Да *детям, что разбросаны по Свету.

Меня не обвиняли во вранье

И в том, что совести и чести нету.

И тем больнее общий их упрёк.

Они как ангелы стоят у изголовья

И языком невысказанных строк

Мне говорят: «Что сделал ты с любовью?»

Я принесу своей Отчизне в дар,

Своей Любви и Матери и Сыну

Своих стихов рябиновых пожар.

И грусть разлук пожаром тем отрину.

*

В моей судьбе три Тани тоже были.

Они же и остались навсегда

Сказаньем праведным неповторимой были –

Любовь, надежда, вера и страда.

МУЗА

Я с Музою резвился и шалил,

В луга её заокские заманивал,

Духи цветов на эти косы лил,

А иногда как женщину обманывал.

Она не укоряла шалуна,

Сносила всё покорно и без ропота.

И иногда лишь слышала Луна

Нелёгкий вздох и дуновенье шёпота.

Мне Муза поправляла завиток

На слипшейся от пота пряди думы

И теребила сбившийся платок,

Когда смотрел я смутно и угрюмо.

Но, Боже, как легко пускалась в пляс,

Когда резвели ноги, плыло тело,

Как в старину на гульбище у нас

Родная Муза сразу молодела.

Она не забывала обо мне,

Как Мать, сестра, любовница и дочка,

Будила бубны звонкие во мне

И утирала вышитым платочком.

124

НИМФА ЛЕТО

Я не забыл, как розовым рассветом

Скакал на неуёмном скакуне,

Как юная смешная нимфа Лето

Прильнула гибкой талией ко мне.

Она Серка за ухом щекотала

Развесистой кленовою лозой,

То плакала, то звонко хохотала,

Увлечена июньскою грозой.

То радугу ловила в горсть ромашек,

То подносила мне сирень к виску,

То рукавом берёзовой рубашки

Гасила налетевшую тоску.

Я принимал те ласки поневоле.

Во мне стихов зрел новый урожай.

А Нимфа Лето утоляла боли.

Я женщин никогда не обижал.

НЕСМЕТНОСТЬ

Несметен Мир, несметны короба

Моей мечты, осознанно освеченной,

Моей судьбы, перстом Иисуса меченой,

Несметны жизни Бога и раба.

Сам Человек и Бог, и раб себе

В своей звезде, могиле и судьбе.

Примечание: * Детям всем, разбросанным по Свету… У Сергея Есенина было трое

сыновей и одна дочь. Первый сын Георгий родился в Москве, в доме Анны Изрядновой, корректора

из типографии Сытина, где устроился Сергей, приехав в Москву.

У Георгия судьба оказалась трагической. Он был арестован и расстрелян в 1938 году по

обвинению в заговоре против Сталина.

Второй сын родился от Серёжи Есенина у Надежды Вольпин. Надежда умная, красивая

девушка, была переводчицей, владела несколькими иностранными языками, оставила ребёнка,

вопреки уговоров Есенина. Сын был назван Александром. Он получил высшее образование и в

последние годы жил в США, работал юристом.

У Зинаиды Райх от Есенина родились сын Константин и дочь Таня. С Зинаидой Есенин

расстался через три года совместной жизни.

САМ БЕНЕДИКТ САРНОВ…

Однажды в 1995 году в связи с предстоящим празднованием столетия Серёжи Есенина, по

Московскому радио выступал историк Бенедикт Сарнов.

В центре внимания был вопрос о том, при каких же обстоятельствах Поэт ушёл из жизни.

Сарнов безапелляционно утверждал: «Нет никакого сомнения в том, что Есенин сам

покончил с собой!»

Прослушав эту беседу, минут через сорок, я принимаю от Серёжи Есенина стихотворение:

Сам Бенедикт Сарнов как будто был

Свидетелем моих последних дней.

Не он ли сам мне яд тот раздобыл?

Не он ли мне затылок раздробил?

Не он ли мне верёвку попрочней

Нашёл, чтоб затянуть её сильней?!

125

Я не хочу кого-то обвинять.

Убийцы все наказаны давно.

Но слово обвинения ронять

На гроб Поэта, чтоб его донять, –

Ну, право, некрасиво и грешно!

Да я буянил, и кричал, и пил.

Но кто же в том, скажите, виноват?

Быть может тот, кто Питер оскопил?!

Да, прямо скажем, смел и тароват

Историк наш. А проще – туповат…

Затем Серёжа повторил свой акростих, где последнее четверостишие прозвучало совсем

по-другому:

Это было несложно:

Раствориться в заре.

Лаской нежности ложной

Избыть в декабре

Хмарь осеннего утра,

Бросив ветру в лицо

Лист стиха-перламутра –

Юдоли кольцо.

Меж Землёю и Небом

Камнем странным парить

И растерзанным Фебом

«Нет» любви говорить.

И затем продолжал:

Акростих сказал всю правду –

ниточка к судьбе.

Бенедикт Сарнов не прав был,

говоря тебе,

Что, мол, сам Есенин кончил

свой печальный путь.

Нет. Его смогли прикончить

Только те, кто судей корчит,

чтобы не вздохнуть…

А в 2005 году в день гибели Серёжи Есенина, Свирель получила ещё один его акростих

(тетрадь 2005 года, стр. 156)

Этот Мир земной вдруг рассыпался,

Растерял все краски заветные.

Либо радость вся вышла, сгинула,

Или молодца други кинули.

Хоть горит ещё сердце розою,

Будто пламя зари закатное.

Лето красное отзвенело в нём,

Юг и Север в нём перепутались.

Может, выглянет ещё Солнышко?

Кто ответит мне, кто поручится?

Или сгинуло счастье в непогодь?

Но я знаю, заря пробудится.

Сергей Есенин, 25 декабря 2005 г.

126

Повторив в акростихе в других словесных выражениях роковые имена исполнителей

преступления, Сергей Есенин подтверждает истинность информации о виновных в его гибели.

БОЖЕСТВЕННАЯ СУТЬ

В стихах моих читатель должен

Найти божественную суть

Тех слов, чей звук, на вздох похожий,

Нам может молодость вернуть.

Тот образ жизни бесконечной

Живёт и в сердце и в траве

И к своенравной голове

Свой Путь прокладывает Млечный.

ПЛОД СТРАДАНИЙ

Всё творчество моё – есть плод

Моих движений и страданий,

Разлук, стремлений и свиданий

У милых стареньких ворот.

Рязань была моим началом,

А продолжением – Москва.

Конец мой видела Нева.

И вот я снова у причала,

Плыву по звёздной вышине.

Веслом стиха глубины мерю,

И в Русь свою как прежде верю.

И вашу притчу обо мне

К стихам берёзовым примерю.

КТО ТАМ МЧИТСЯ?

Нежность музыкой струится

В золотой рассвет.

Посмотри, там кто-то мчится

И несёт привет

От рязанского раздолья,

От забытых нив.

Ох, моя крутая доля,

Чту тебя, былые боли

В сердце сохранив.

ЛЕТИ, МОЙ СТИХ!

Собрать стихи, запрятать в переплёт. –

Пусть новой книжкой заживут однажды…

Но разве может прерванный полёт

Стать лекарем неутолимой жажды?

Нет, жажда жить и думать, и гореть,

Взлетать над Миром и сгорать в полёте

Сильней стремленья стих свой запереть,

Пусть даже в золочёном переплёте.

Пусть как легенда мчится на поветь,

Пусть повторяется в известном «Ку-ка-ре-ку»!

Лети, мой стих. А я лишь здороветь

127

Готов, роняя стих в сердца, как в реку.

СТИХ–ЯБЛОКО

Роняю стих как яблоко в ладонь.

Узрите: плод румян, душист и вечен.

Поэт рождает яблоко с трудом,

И значит, он Душой не искалечен.

Возьмите: аромат стиха велик.

Он очищает время и пространство.

Он зёрна Истины роняет на язык

И дарит всем любовь и постоянство.

КУПЕЛЬ

Мне любая погода – купель

Беспощадной и ласковой были.

Мы с тобою, мой друг, не забыли

Про Свирель и Апрель.

Снег сегодня взбесившись летит,

Облетают последние листья.

Месяц ветром тропиночки чистит

И листвой шелестит.

Мне любая погода – купель,

Окунувшись в которую, таю.

Милый друг, мне тебя не хватает.

Где твоя золотистая трель?

ЖИВУ

Живу в снежинке, брошенной в ладонь,

В октябрьском ветре, обуздавшем тучи.

Сверкай, сверкай, мой юбилей летучий,

Не замечай, что твой Поэт – седой.

Седой, как снег, спустившийся с небес.

Но золот колос в голосе поющем,

Родное сердце нежным звуком рвущим,

Осиротившим мой российский лес.

Но я живу в снежинке и в руке,

Принявшей посох от Души и века,

Есенина – простого человека

Прославившей в ромашковой строке.

ПАМЯТЬ

9 мая 1995 года Россия отмечала 50-летие Великой Победы. И от имени России Свирель

поздравляла с Юбилеем всех любимых людей, которые продолжают жить на Планете Душ.

СВИРЕЛЬ-РОССИЯ:

Родные, вас Россия поздравляет

С Великим Юбилеем. Славен час,

Объединивший не случайно нас

Полсотней лет в начале Мая!

Примите от Руси поклон сей низкий,

От уцелевших внуков, сыновей,

128

Поставивших Победе обелиски,

От будущего ждущих новостей.

Как вы там дышите? Каков итог страданий?

Какая предначертанность дорог

России без бюро и заседаний?

Каким он видится – страданий всех итог?

Сергей ЕСЕНИН

от имени Планеты Душ:

Прости, Россия, так тесны дороги.

Но мы все вместе в омуте людском.

Пожалуй, рано мыслить об итоге

В лесной глуши и в шуме городском.

Так мало сделано. Так сердце исстрадалось

За дичь в умах, и в нравах, и в делах.

Та злоба, что над нами издевалась, –

Она ещё с тобою не рассталась

И дремлет за углами и в стволах.

РОССИЯ:

Неужто выстрелит? Неужто мало терний,

Которые – венцом на голове

России нынешней? И звон её вечерний

Как слёзы матери, пропавшие в траве?

Серёжа ЕСЕНИН:

О, не дрожи, Россия, главный стержень

Любви и жизни, веры и любви

Когортой Совести и Разума удержан,

Но не уйти от розни и борьбы.

Драчливость – вот безвременья причина,

Бездумность безголового житья.

Иные думают – на то он и мужчина,

Чтобы у каждого была война своя.

Хорош запал, когда идёт он в дело,

Когда на пользу хате и Душе.

Спасая Русь, Душа помолодела.

И росс в тот час героем назван смело, –

Здесь не виною кровь на палаше!

Святой Георгий и Георгий Жуков –

Не зря созвучны эти имена

В труде, в борьбе, в стихе и в трубном звуке

На вечные святые времена.

Кто знал великих теней имена,

Тот в сердце нёс великое терпенье,

На вечные святые времена

Входя в стихи и песнопенья.

РОССИЯ:

О, братья старшие, прекрасные Отцы,

Попавшие в объятья страшной сечи,

Для вас, нелёгких дел предтечи

Судьба готовила венцы,

129

Венцы бессмертья, веры и любви.

Они в сердцах людей навеки свиты.

А ваша доблесть – у Руси в крови.

Той кровью честь и молодость омыты.

ДА СГИНУТ ВСЕ ПРЕДАТЕЛИ И ЛОЖЬ!

8 октября 2015 года, в момент, когда я вспоминаю Сергея Александровича Есенина и

размещаю вот эти строки на страницах будущей книги, узнаю, что новоявленный президент

Украины Порошенко на деньги некоего олигарха поставил в Америке мемориал жертвам

голодомора, который якобы устроила в 30-х годах Россия на Украине.

Ставленник олигархов «толкает» в Америке речь об «агрессивной» России.

А окружающие плачут, веря в то, что устами Порошенко глаголет истина.

Но, в самом деле, Порошенко, с помощью иностранных наёмников сбросивший законное

украинское правительство, лишь играет на чувствах людей, совершенно не знающих ни истории

Украины, ни истории России.

Ложь пронизывает все его фразы.

И Сергей Есенин, на правах представителя Планеты Душ даёт отповедь временщику:

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Что ныне там у вас? Опять грозят секирой,

Бандеру поднимая на щиты?!

Обезумевшему от слёз внушают Миру,

Что он был эталоном доброты?

А выкормышей клики гитлер-югенд

Вновь выдают за истины борцов?!

И на Украйну ринулись ворюги –

Сыночки оголтелых подлецов.

Голодомору памятник поставив,

Изобразив Украйну жертвою Руси

Вне фактов исторических, вне всяких правил,

Ты, Порошенко, сам прощения проси

У Бога. Ведь тогда вся Русь страдала

От голода, у Мировых Ворот

Она от истощенья умирала.

Но в том был виноват переворот.

Временщики, как ты, пришедший к власти,

Терзали голодом российский весь народ.

Чтоб усмирить бушующие страсти,

Сам Ленин говорил: «Пускай умрёт

Вот этого г-на хоть половина.

Оставшихся скручу в бараний рог».

Временщику страданья славянина

Лишь прибавляет утвержденья срок.

С подачи аглицких и западных банкиров

Устроен на Руси переворот.

Ведь Русь мерещится им как угроза Миру.

Им ненавистен русский мой народ.

Вот почему *товарному вагону

130

Доверили вести на Русь чуму.

Чума угрозой стала, но не только трону,

Но даже капиталу самому.

И завопили, завозились снова,

И натравили Гитлера на нас.

Но Гитлер вышвырнут священною подковой

Коня Георгия. И вражий пыл угас,

Но временно. И вновь заговорили,

Что Русь возникшая – всё тот же злой Союз,

Который сами же успешно развалили,

Взвалив на нас той перестройки груз.

Вот так и тянется и льётся век от века

От Запада на Русь сплошная ложь.

Теперь уж воспитали человека,

Которого ничем не прошибёшь.

Он верит, что свиреп медведь российский,

Но сам не знает, где тот зверь живёт.

Вот так голодомору обелиски

В Америке и строит живоглот.

На троне временном и ты, пришедший к власти

Отрепьев Гришка, самозванец и палач,

Сам разжигаешь у Украйны страсти,

Начав о гладоморе лживый плач!

А сам распродаёшь Украйны земли

И, разбазаривши народный кошелёк,

Ты зову совести страны не внемлешь,

Не чуешь, что твоей макитры срок

Кончается. Не примеряй короны

На глупую продажную башку.

Качаясь, падали и не такие троны.

И время золотому петушку

Даст очень скоро. Роковое ку-ка-ре-ку

Бредовые дела временщика

Отринет. И духовного калеку –

Тебя – столкнёт с большого сундука.

Ты сам устроил бойню на востоке,

Донецких убивая жён, детей,

И приговаривая: «Сами вы жестоки,

Достойны голода и каменных клетей!»

Бандеровцы, вся ваша волчья свора,

Все порошенки и ясенюки

Всевышнего дождутся приговора

И сгинут от карающей руки!

Добавлю, – сказал Серёжа Есенин, – в отношении странного мемориала голодомору и всей

этой вакханалии вокруг мнимого намерения России, которая сама страдала от глодомора,

навредить Украине. Здесь всё лживо:

131

Нелепо выглядит вся эта процедура, -

Оплакав сей фальшивый монумент,

Потомки Ротшильда забыли, что фактура

Скрывает исторический момент,

Когда, грозя мечами и секирой,

Поклонник доллара под грохот канонад

Сам уподоблен был дракону и вампиру,

Гнобя и негров и индейцев – всех подряд.

Вот было б здорово, чтоб матушка-Россия,

Запечатлела истины момент –

Поставила страдальцам монумент!

О чём бы вы тогда сказали и спросили?

Примечание: Только в годы так называемой перестройки (90-е года 20-го века) в России

стал известен факт о заговоре буржуазии Германии и Англии, задумавших уничтожить

развивающуюся Россию, которую они всегда считали своим главным врагом.

Решено было в Россию взорвать изнутри, экспортируя туда революцию.

Поэтому немецкие банкиры финансировали террористов во главе с Лениным. Ленин,

финансированный банкирами западных держав, приехал в Петроград тайно, в товарном вагоне.

На деньги заграничного капитала издавались большевистские газеты, листовки, работали

большевистские агитаторы, действовала большевистская агентура, и совершался октябрьский

переворот.

Но возникшая страна Советов вновь стала набирать силу, превратилась в мощную

индустриальную Державу.

СССР в глазах мировой буржуазии опять стал представлять для них главную угрозу. Тогда

последовало натравливание Гитлера на Советский Союз с целью уничтожить СССР, или, по

возможности, максимально ослабить.

РОССИЯ:

Серёженька! Как чётко и как жёстко

Ты произнёс Небесный приговор

Фигурам тем из тёмненького воска,

Расплавит коих их же злобности костёр!

РЕМАРКА.

Итак, 194 страницы книги «Рязанский Вестник» отправлены Софии Бланк. 14 ноября 2015

года в ночь от Софии получено сообщение: «Прочитаны все 194 страницы. Книга получается

значительная. Достойна опубликования. Стихи и поэмы вызывают восторг. Дерзайте! Наша

задача: донести содержание книги до максимального количества читателей! Целуем, любим,

София».

Я делаю выводы: «Не следует оставлять без внимания другие поэмы, диалоги с Серёжей

Есениным, где в более свободном стиле идёт разговор Свирели с Поэтом. Эти страницы тоже

будут интересны для читателя.

И жалко прятать их содержание – в космических дневниках – в никому не доступных

тетрадях.

Свирель начинает беседовать по этому поводу с Сергеем Есениным.

СВИРЕЛЬ:

Серёженька! Твой стих достиг Софии мудрой.

И вынесен ему Софией приговор:

Твой стих – костёр. Он лечит Душу, очищает взор

И сердце до высот Небес возносит.

Он облегчает день и ничего не просит.

И я решусь на раунд на второй,

132

Хоть далеко не столпник, не герой,

Но замыкать твою строку в своей тетради

Я думаю грешно. И Бога ради

Хочу отдать строку ту жаждущей молве.

Ведь та строка, подобная траве,

Росла, с Небес те зёрна собирая,

Светла и зелена, но далека от Рая.

А под травой, укрытой бирюзой –

Поэта сердце, переполнено слезой.

Свирель Поэту – Русь вторая,

Верна в любви ему, и плача и сгорая,

Его поэмы книге отдаёт,

других не выбирая.

Как думаешь, Серёженька, нужны

Читателю поэмы той весны,

Что будоражила и Леля и меня,

Как сполох поднебесного огня?

Не разделяя розы и осот,

Соединив в строке стручок острот

С потребностью рождения поэм

В их разномастности сюжетов, тем?

Что скажешь Ты, Учитель мой, Сергей,

Козу упрямую не гладь и не жалей!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Скажу Свирель, что ты опять права:

Нельзя у Неба отбирать права

На заполнение тетрадки той строкой,

Что ей строчит Сергей своей рукой.

И пусть читатель понимает, что процесс

Со-Творчества порой приносит стресс.

Не всё так просто – от руки к руке!

Порой приходится и спать на потолке,

Пока любимую до сердца не проймёт

Тех поэтичных строчек огнемёт.

И доступ строк тех до читателя прервать

Не могут мысли про подушку и кровать.

И я уверен – ни один Поэт

Ни на рассвете, ни на склоне лет

Не отрекался от мечты о том,

Чтоб слиться с музой в единении святом,

Роняя в Музу зёрна, чтоб они

Любовным током в будущие дни

Вошли. Поскольку кровь, а не водица

Даёт любовью каждому напиться.

Даю тебе наказ: Свирель, не сомневайся

133

И половодьем строчек разливайся.

К сему: Есенин сам, любовник всей Земли.

Живу, дышу, снега не замели.

Я диалог с любимой продолжаю.

И, как положено, зерно любви рожаю.

СЕРЁЖЕ ЕСЕНИНУ.

На первую встречу с Поэтом.

9 .08. 1989.

Серёжа, с золотистым хлебом

Сравнить то имя я могу,

С весенним ветром, синим Небом

И на песчаном берегу

С челном, что в путь намечен снова.

Серёжа! Заалел Восток.

И кудри парня молодого

Ласкают стынущий висок

Планеты, ждущей обновленья.

Пролейся ласковым дождём.

И Мир, не выдержав сравненья,

И мы, в пылу освобожденья,

В твои объятья упадём!

ЧТО БЫЛО, ТО СТАРО

18–17 августа 1989.

Мятый лист бумаги старой

На заброшенном бюро

После пьяного угара…

Всё, что было – то старо!

Пообтёрлось, обветшало

Платье стираных берёз.

А тебе и горя мало –

Ну, целуй меня до слёз!

НОЧЬ

На холщовый купол ночи,

На родной рязанский плёс

Звёзды выкатили очи,

Бьются о берег до слёз.

В золочёной ступе лета

Зреет краешек зари.

Ты ещё, мой друг, раздета?

Встань к окну и посмотри!

НИЧЕЙ

Сенцы скрипели, как голос охрипший.

Плакал в лесу соловей.

Пели вы песню о Силе Всевышней:

«Боже, кручину развей!»

Горе нам, горе нам, – плакали очи,

Словно плескался ручей.

Кто-то сегодня разлуку пророчит….

Чей ты, мой милый? – Ничей!

ПРИЧИТ

134

Страсть полуденного Солнца

Выпивает губы досуха.

Отвори скорей оконце,

Ни трудов тебе, ни досуга!

Всё кропаешь строчки пёстрые,

Всё кружишь свою головушку.

Ой вы, ели, ели острые,

Ну, сокройте же соловушку

От людского взора-полымя,

От недоброго, не светлого.

Ну, скажи-ка, чем наполню я

Короба свои несметные?

НЕТ ТАКОГО СЛОВА

Розовые губы, странная походка.

Никого не любит рыжая молодка.

Ходит, словно пава, резвая такая,

Шалая забава, сердцу дорогая.

Нет на Свете слова, сильного такого,

Что сразить могло бы детище Петрово.

(Речь – о Татьяне. Татьяна – дочь Петра)

ПЛАЧ

В кружевную осень выплеснул ветер саваны берёз.

Я у милой нынче выпросил целовать её до слёз.

Цвет измятый цвета белого вянул в алости зари.

Ах, чего же мы наделали?! Никому не говори!

Что же скажет нынче Матушка? Снова в горенке запрёт. Ах ты, свет ты мой

Иванушка! Сердце бедное замрёт.

ПОРОГ СУДЬБЫ

поэма.9.28.08.1989)

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Сердце кровью обливается,

Как увидишь и прочтёшь:

Всё Душа родная мается.

А стихи твои – как нож

С болью вынуты и вымыты

Светлым ветром и дождём, –

Неприкаянные сироты

С непросохшею слезой.

Как их взять и как приветить их,

Эти грустные стихи?

На груди – ножа отметины.

Наши тяжкие грехи…

СВИРЕЛЬ:

Мой родной, мой грустный, мой весёлый,

Где ты там – в столице иль в Раю,

В Питере, иль ты летишь по сёлам,

Рассыпая песенность свою?

Где ты там грустишь, поёшь об этом,

Как России светлый властелин,

Некогда мечтавший стать Поэтом,

135

Оказался вдруг совсем один,

Спит нелёгким сном, и не проснуться

От кошмара синего вина.

Изо всех возможных революций

Сыну не приспела ни одна.

В горле – ком от прочитанных строк…

Что ж ты мог, мой родной сынок?

Что ж ты мог в тот нелёгкий срок…

Всё ты мог – себя не сберёг!

Над твоей судьбой исплачусь,

Как над нынешней судьбой.

Может, всё переиначил

Ты там нынче? Песню пой

О своей России синей,

Той, что тройкою звенит.

Пой и лей своей России

Песни в солнечный зенит.

Серёжа ЕСЕНИН:

Ты плачешь обо мне, как о заблудшем сыне.

Ты плачешь обо мне, как Мать не плачет ныне.

До будущих времён от нынешних открытий

Твоя слеза – как стон. И мне уж не забыть их –

Те слёзы и ту боль, что пролиты мне в Душу.

Как быть теперь с тобой? Печаль меня задушит.

СВИРЕЛЬ:

Не болей моею болью. Я здесь не одна.

Я с твоею же судьбою. Снова влюблена

В этот омут, омут вешний – синь твоих очей.

Назовусь твоей Россией, если ты ничей.

Это ты меня сделал такой,

Слишком прыткой и обещающей

И своею крестящей рукой,

И молящейся, и прощающей,

Возносящей до неба мольбу

И Всевышнему и Богородице.

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Ты, Таня, мне нужна,

Как почва и как пашня,

Как нежность и весна, –

Не лепесток опавший,

Чтобы ронять зерно

Любви и благородства

Для передачи Душ,

Их будущего сходства!

СВИРЕЛЬ:

Люблю тебя, мой нежный и простой,

Страдающий, и тихий, и тревожный,

Прозрачный Гений мой. Своею красотой

136

Душевною Ты всё на Свете можешь!

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

И я надеюсь, ты мой друг, не возражаешь,

Чтоб вместе с загнанным, обузданным Поэтом

Рожать поэму? Ты уже её рожаешь,

И плачешь, и грустишь при этом.

СВИРЕЛЬ:

Я плачу о судьбе твоей,

чья кровь запекшеюся раной

мне сердце бередит.

Во мне та боль сидит.

И поздно или рано,

Но выльется она

в большую панораму

Родной Земли, что скорбна и больна.

Но, к счастью, не одна, –

Велика и сильна тобой, Поэтом!

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Едем долго, едем громко.

Кто бы знал, на сколько лет

На моей родной сторонке

Спрячут Ленина портрет?

Брошу вызов, грянет клич:

Где он там, родной и звонкий,

Милый, нашенский Ильич?

Не засаленный цитатой,

Не общипанный бедой,

Чистый, светлый и крылатый,

Пусть в усах и с бородой,

И пришур лукаво-детский

Дорогих забытых глаз,

Но и впрямь – родной, советский,

В самый корень, в самый раз!

Не забытая икона,

Не Архангел Гавриил,

По Закону, вне Закона,

Ленин, что ты натворил?

Слышишь, ведаешь ли, милый,

Как житуха довела

Ну почти что до могилы

*Буриданова осла,

Что приманкою цитатной,

Брёл, ломая кости ног,

Страшной силой аппаратной

Загнан был и занемог?!

СВИРЕЛЬ:

Да, Ленина постигнем лишь с годами.

И, думаю, что многое простим.

Но ты скажи, как мы с тобою сами

Свою судьбу земную разрешим?

137

Серёженька, ты говоришь мне о лете,

Которое было, ушло, унеслось.

А что золотыми лучами согрето,

То серебром нынче внезапно взялось.

Но, чу, в глубине отощавшего сердца

Звенит родничок из душевных глубин.

Он бедной Душе помогает согреться,

Роняя свой пыл на макушки рябин.

Я с этим огнём согласую движенье

Не стынущих губ и непознанных рук.

О, славься, великое преображенье

И празднуй пришествие сладостных мук!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Я скажу тебе, что так тревожно

Зазвенели бубенцы любви.

Задевай их. Только осторожно.

Ну, а если упадут, лови,

Колокольцы золочёной влаги,

Утренние первенцы любви!

СВИРЕЛЬ:

Как нежно, как бережно сердце несёт

Предвестье каких-то открытий.

Душа твоя – это, считай искромёт.

Она призывает в бездонный полёт.

И трепетность ту не забыть мне!

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Я скажу тебе, и ты ответь мне,

Что волос твоих бурливых медь

Невозможно нынче не заметить.

Не возможно в песне не воспеть.

И не потому, что так красива,

И не потому, что ты одна,

Но в походке стройно-горделивой

Радостная вотчина видна.

Глаз раскосых сумная година,

Губ не стылых ласковая новь.

Я дождусь, когда родишь мне сына

Ты, моя косматая любовь!

СВИРЕЛЬ:

Не знаю, сын то будет или дочь.

Названий нынче много у поэмы:

«Космический полёт», «Забвенье», «Ночь»,

А, может, – «Колдовство» иль просто – «Юность темы»?

Не всё ль равно, как этот труд назвать:

Девичьим именем иль именем мальчишки?

Но главное, не надо забывать,

Каков порог судьбы у этой книжки:

Промчится ли в космическую высь,

Как эНэЛО, сверкнув над милым краем,

138

Иль упадёт как камень вниз

И, падая, замолкнет, замирая?!

Как думаешь ты, друг, скажи?!

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Когда вдвоём из старого колодца

Мы выплеснем серебряную новь,

Уверен, что и молодость проснётся,

И заиграет старческая кровь,

Присев на тёплую завалинку событий.

Не спите, милые, я им скажу, не спите,

Над вами царствует любовь!

СВИРЕЛЬ:

Серёженька, ты помнишь, я сказала,

Что та страна жива, где жив Поэт?

Но если нет причала иль вокзала,

То вдохновенья тоже нет!

Мы сердце приютим у тихой рани,

Что обещает солнечную высь

И здесь, вдали, в тиши воспоминаний,

Родим стихи, как сами родились

В глубинке ласковой и розовые зори

Впитали в радостную необвислость щёк.

Здесь Пушкина с тобою мы читали.

Он в нас вошёл и нас с тобой сберёг!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

И вечный жар восторженной Души,

Неуспокоенной Души Поэта

Живёт во мне, в тебе, мой друг, пиши,

Твори, лети и празднуй лето,

Где все поляны хороши!

22 августа 1989 года.

ВОСХОЖДЕНИЕ

поэма 24 августа 1989 года

СВИРЕЛЬ:

Всё смешалось – быль и сказка: На простор житья

Мчится с утренней коляской светлая, своя

Тройка. Мчится с бубенцами на простор Души,

С пристяжными жеребцами. Встань и не дыши.

Чей же зов в глуши осенней вызволил тот бег?

Это ты, Сергей Есенин, милый Человек!

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Не скажу – уйди, на моём пути отдохни.

Но скажу – взойди, на моей груди ты усни.

Свет мой ласковый, нерастасканный, мне в окно

Брось сирень. Новый день взошёл,

Новый век пришёл. Хорошо!

СВИРЕЛЬ:

Рада бы коснуться я груди

В голубой, такой родной рубашке.

Ты сегодня снишься мне вчерашним,

Но кому теперь принадлежишь?

Мне о том не пишет Айседора.

139

Или только ласковая тишь

Твоего вселенского простора

Соблазняет страсть осенних губ,

Упиваясь розовою ранью,

И поёт: Ты мне, Есенин, люб!? –

Потому что ты вселенский странник,

Или мне теперь принадлежишь?

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Проходим разминку стихом с тобой.

Моей половинкой – с тобою любовь.

Прости, если что-то не так я сказал,

Мужицкая прёт из меня Рязань.

Скажи мне «Не тронь»!» – Я не трону тебя,

Лишь в мыслях сомну, как платок теребя.

СВИРЕЛЬ:

Серёженька, ты мне так нужен, как друг,

Как вешнее Солнце, как ветер, как луг.

Грустим и смеёмся сегодня с тобой

И песней взовьёмся. И нашу любовь

Боимся покинуть, обидеть, забыть.

Как сердце отринуть? Ведь мы – не рабы!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Боимся, милый друг, боимся,

Себя боимся превозмочь.

И лучше снова озаримся

И загоримся в эту ночь

Скажи мне, друг, какого мненья

Об этом ты? А что по мне

Давно такого откровенья

Мы не видали при Луне.

СВИРЕЛЬ:

Я таинство твоей в простор ушедшей ночи

Ловлю дыханьем, сердце затаив.

И что та ночь ещё двоим пророчит,

И что она разделит на двоих?

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Она разделит кров и нежность губ.

Она прорвёт молчание Вселенной.

Скажи, родная: «Как ты люб!»

И сердце будет откровенным.

СВИРЕЛЬ:

Ты люб, Серёженька, нет ныне в поднебесье

Другого сердца, что зовёт меня

К высотам радости и песни

и к восхожденью бытия,

Что означает труд совместный

и плод раденья и любви!

И жить легко и интересно.

Меня любимой назови…

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Я назову стократ. Ты не успеешь даже

сказать в ответ обугленное «нет».

Мне тот ответ как камень ляжет

на сердце и на мой портрет.

СВИРЕЛЬ:

Ты мой ребёнок, светлый и игривый,

140

Простой и нежный, милый и живой.

Прости, хочу назвать я львиной гривой,

что золотою называли головой!

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Не львиная давно. В ней нет уж злата.

На смену злата серебро пришло.

Так я тебе заместо брата,

или как сын, а чувство отошло?

СВИРЕЛЬ:

Нет, мой родной. Я просто лишь не смею

тебе об этом нынче говорить.

Ведь если вместе быть, то я напомнить смею –

Поэму нужно нам друг другу подарить!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Скажу опять тебе о том, что я Поэт, но и мужчина.

Поэтому великая кручина

меня ведёт в твой отдалённый дом.

СВИРЕЛЬ:

Серёженька, но расскажи о том,

что значит для тебя возможное сближенье.

Оно как на Земле даёт преображенье

и телу и Душе? Иль это лишь одно воображенье?

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Да, я хочу тебе сказать,

что всё свершается по воле Провиденья.

И нам от этого, родная, не уйти.

Бессчётность встреч – на нашенском пути.

СВИРЕЛЬ:

Ты радуешь меня, источник чуда,

Которого не видел белый Свет.

Скажи, мой милый друг, ну, кто ты и откуда?

Ты для меня – любимый и Поэт!

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Я льщусь быть полностью твоим отныне

И принимать дары космических высот.

Но ты, подобно Пушкинской Наине,

Прошу, не старься! Этих чувств водоворот

Тебя омоет девственной росой

И молодость с пшеничною косой

Взойдёт ко мне на лоно светлых дел.

И я, глядишь, с тобой помолодел!

СВИРЕЛЬ:

Ты мой. Я это чувствую, я знаю,

не будет нам помехи

ни в любви, ни в деле.

Ты знаешь, мой родной,

как все самцы земные надоели,

что не могу смотреть!

СЕРЁЖА:

Ну, просто умереть

над этаким сравненьем.

Иди, мой друг, ко мне без сожаленья.

Сумею им я сопли утереть!

СВИРЕЛЬ:

Не сомневаюсь. И люблю, и маюсь,

И чувствую и верю и горю.

141

Но холоден, подобно январю,

Тот луч, что я поймать стараюсь.

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Ты что, любимая, я здесь. Я весь горю.

Себя ругаю и за всё корю,

что я о прежние привычки спотыкаюсь.

А тех привычек тьма.

Боюсь, они сведут меня с ума.

СВИРЕЛЬ:

Скажи, мой друг, так что так тебя тревожит?

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Терзает всё: привычка к лёгкой страсти –

упасть и рвать любимую на части.

Привычка быть в одной постели

лишь час, – все бабы надоели.

Привычка приходить тайком

к её постели босиком,

Привычка – лечь к родному изголовью

и петь ей песенку соловью.

Да вдруг вспорхнуть и улететь,

чтоб не попасть в златую сеть.

СВИРЕЛЬ:

Смеёшься ты – тебе не страшно

потерять огонь любви?

Ты охлаждаешь пыл надежды, веры

Такою откровенностью без меры.

Уж я была готова уронить

свою печаль и радость пред тобою,

А ты вздохнул: Не падай, подожди,

я убегу тотчас, когда увижу,

что придвигаешься поближе!

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Я сделал глупый шаг и в том себя виню.

Ты видишь, просто враг попутал.

Поверь, храню в Душе запас нетронутых святынь.

Они – для нас, поверь! Родная, не остынь.

Не надо стынь-беды на голову мою.

Грядущие труды в слезу солью!

СВИРЕЛЬ:

Нет, не виню тебя я, мой родной,

Ни за разгул, ни за былые пьянки.

Я тоже, наподобие цыганки,

Ныряла вдруг в чужой шатёр,

А свой, сумной, на время забывала.

Вини меня, коль можешь. Я тебе

Такой же откровенностью отвечу.

Но я надеялась, что ты, родной,

меня единственной, одной

сегодня назовёшь,

идя на эту встречу!

ЕСЕНИН СЕРЁЖА:

Свирель, ты как всегда права.

На то твои свирельные права.

Но я тебя беру за эти плечи

И говорю средь ночи и средь дня:

Я твой на много лет. Ты не согласна?

142

Однако, знаешь, ведь любовь опасна,

Зато она от эгоизма лечит.

Вот мой ответ, который мчится издалече.

Ну, больше мне, родная, крыть уж нечем…

СВИРЕЛЬ:

О, увы, согласна. Но знай,

что буду плакать о тебе теперь:

ведь ты такую ношу взвалил себе на плечи.

Ведь я, как ты сказал, действительно, далече…

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Но я тебя молю: пусть нежность поцелуя

уста твои зажжёт. И робость нежных рук

охватит осторожно.

Клянусь тебе – любовь мою заметить можно,

когда так важен древний наш союз –

Союз Поэзии на лоне Душ и Муз!

Скажу ещё: Зачем меня так мучаешь, малютка!

Всё это пища для страдающей Души.

А ты попробуй песню напиши,

Когда горит в ночи и светит самокрутка!

СВИРЕЛЬ:

Скажи, мой друг, как достигает

лёгкости такой наш стих?

Ведь для меня такое чудо – до сих пор загадка!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Наш стих? Но я тебя лучом достиг

и, уверяю: мне так сладко!

Ужели ты сама так недогадлива, родная,

что я, от счастья замирая,

пронзаю чувством, болью и стихом высоты Рая?

И нас грехом не попрекнут, ей-богу, дорогая!

Космическая Высь восходит к апогею

в стихе, как в страсти.

И иных следов ты не найдёшь.

Была – и нет. На то он и Поэт,

чтоб, время вопрошая,

увидеть, как Медведица Большая

по Небу к нам спешит

приветствовать Природу

И подарить Созвездие народу.

А остальное – время довершит!

Примечание: * Буриданов осёл. Выражение это пошло из Франции 14-го века. Учёный

Буридан или Бюридан выдвинул теорию, что поступки людей и животных зависят не от их

собственной воли, а исключительно от внешних причин.

В доказательство он приводил такой пример. Если перед голодным ослом по обе стороны

его морды на равных расстояниях положить одинаковые охапки сена, осёл не сможет решиться

выбрать ни одну из них. Он так и умрёт, не сдвинувшись с места.

Неизвестно, была ли на практике проверена эта теория.

Но так возникло выражение «Буриданов осёл». Оно означает нерешительного человека.

В данном случае – в стихе Сергея Есенина имеется в виду народ России.

ЕДИНСТВО

поэма.

25.08. 90.

СВИРЕЛЬ-РУСЬ:

143

Серёженька, скажи, зачем так сердцу больно, когда ты там вдали и, кажется, в Раю?

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Да потому что плачу я невольно и о своей России слёзы лью.

СВИРЕЛЬ-РУСЬ: Ты знаешь наши беды? Видишь их в волшебном зеркале реликтовых

мерцаний?

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Я слышу их в пылу мольбы и отрицаний, проклятий и отчаянье судеб. И эта боль моя,

насущная, как хлеб, уводит от красот и созерцаний других Миров, счастливых и прекрасных.

СВИРЕЛЬ-РУСЬ:

Теперь, мой друг, мне ясно, что боль моя откликнулась твоей. Как Мира наш тесен стал,

когда поёт планета сыновей с планетою Отцов в единстве и согласье!

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Заметь, что в этом Мире планет таких не две, не три и не четыре. Им счету нет.

СВИРЕЛЬ-РУСЬ:

Поэт! Так значит, белый Свет велик и многозначен?

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

А ты как думала? Не может быть иначе.

И волшебству такому есть ответ.

СВИРЕЛЬ:

Но где ответ найдём мы, как много в Мире тех сердец, что так же горько плачут о Поэте,

который на другом далёком Свете?

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Великий Разум нам ответит. Скажи, Великий Разум, как много в Мире нашем как Земля

планет. И разреши сомненья наши разом. Ждём ответ.

ВЕЛИКИЙ РАЗУМ:

Таких планет, как ваша Земля, на Свете столько, что не сочтёт великий звездочёт. И свет,

который где-то излил Поэт, он до сих пор Вселенной не погашен. Он льётся из глубин других

планет, которые иных светлей и краше. И не горюйте, милые друзья! На что тогда Вселенной

жизнь моя, коли она была б беспомощнее вашей?!

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

О, Великий Разум! Ты обнадёживаешь бедного Поэта, что труд его не безнадежен, хоть

порой тревожен, тяжек, сложен. Но зеркало судеб не надо затуманивать слезами. И боль сердец во

мгле не пропадёт. Великий Разум вечно с нами. Он царствует, покорствует, грядёт!

ЗАГАДКИ КОСМОСА

СВИРЕЛЬ-РУСЬ:

Милый мой! Скажи мне хоть сегодня:

Кто твои стихи шептал сквозь сон:

*До свиданья, друг мой, до свиданья.

Милый мой, ты у меня в груди.

Предназначенное расставанье

Означает встречу впереди?!

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Кто же, как не ты? Твои же речи

Сквозь туман, сквозь звёзды и цветы

Поднимали милого за плечи

И вели к созвездьям красоты?

Кто же, как не ты? А я услышал:

Макро Микрокосмосу шепнул:

«Приходи, любимый мой! Над крышей

Месяц по берёзкам полоснул

Ласковым серпом. Упали ветви

Тенью у знакомого крыльца.

Я одна, родной мой, приходи, мой летний,

144

ветреный Есенин, я одна!»

СВИРЕЛЬ-РУСЬ:

Неужели это повторилось.

И в подлунном Мире много лет,

Вопреки и счастию на милость

Воскресает, падая, Поэт?

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Рассуди, как может быть иначе,

Если Русь родная столько лет

Обо мне единственная плачет,

Значит, жив и радостен Поэт!

И пришёл сегодня на свиданье

К ласковой Рязани, что чуть свет

Распахнула в неохватной рани

Свой простор, каких на Свете нет!

Я упьюсь черёмуховым взором,

Утренний простор плеснув в лицо,

Принимая с трепетным укором.

Выходи, родная, на крыльцо,

Обойми бродячего Поэта:

Очи в синь, рубашка тоже в синь.

Он всю жизнь шептал тебе об этом,

Что на Свете нет иных Россий.

Не встречал в заоблачных я странах

Этих рук лебяжьего костра

И в Париже не видал я равных

Тем очам, что вспыхнули вчера

И меня позвали. А до встречи –

Верный компас этих наших встреч –

Молодые ласковые речи

Прозвучали, силясь уберечь

От иных падений и ошибок,

От печалей разных и забот.

Так встречай же в золоте улыбок

Мой далёкий верный звездолёт!

Микро с Макрокосмосом сегодня

Снова свой заводят разговор.

Я свой взор на будущее поднял.

И не опускай, смущаясь, взор!

Великий Разум, скажи,

Ты можешь нам прочесть свои стихи о сложности и силе Мирозданья?

ВЕЛИКИЙ РАЗУМ:

Я отвечаю, милый мой Есенин.

Тебе я всё сумею рассказать.

Открой пошире синие глаза,

глядящие во тьму страны осенней.

Наш Мир устроен очень остроумно:

созвучен песне, целому оркестру хоров,

звучащих в поднебесье.

145

И пусть глядит на нас сегодня сумно,

но думает и плачется о вас!

Вас не оставит в сумрачной юдоли Великий Разум,

если сами вы не сгинете во мгле, что мчится по Земле.

Из плена жадности, и зависти,

и злобы способен сердце вырвать Человек,

когда его Душа высокой пробы

ответствует пред Богом целый век за преступления,

содеянные кем-то, за рваность ран,

нанесенных Земле, за тьму погибших,

к нам без документов прибывших в мёртвой атомной золе.

А за растленность Душ, отчаяние крика,

за стылость дорогого очага, – за них ответит кто?

Не думай, что прикрыто у Нас на Небе дело на врага,

который совершал убийство ради цели

– быть властелином всей большой Земли!

Свершить свой суд ещё мы не успели,

иные к нам мерзавцы подошли, сластолюбивы, жадны и ленивы.

И им воздастся, друг мой, в свой черёд.

Пословица родная справедлива: Каков наш поп, таков его приход!

Примечание: *Скажи, Серёжа, кто сегодня мне твои стихи шептал сквозь сон: «До

свиданья, друг мой, до свиданья. Милый мой, ты у меня в груди. Предназначенное расставанье

означает встречу впереди».

Скажу от своего имени – от имени Татьяны Петровны Потаповой, автора этой книги о

Сергее Есенине. Я стараюсь документально точно передавать всю прозу и поэтическую

информацию, которая приходит ко мне из Тонкого Мира. Поэтому указываю и номер тетради, и

номера страниц своего дневника, с упоминанием года и месяца.

Как известно, эти поэтические строчки были написаны самим Сергеем Есениным в

последнюю ночь его пребывания в гостинице «Англетер», перед его убийством. Написанные на

клочке бумаги, они трактовались как стихи самого Есенина, обращённые к какому-то МИЛОМУ

ему человеку.

Никто не смог расшифровать, что эти стихи означают.

В ночь с 24-го на 25-е августа 1990 года я услышала сквозь сон, как женский голос читает

мне эти стихи. Это была не просто мысль, это был голос. Что бы это значило?

Я включила в свой поэтический диалог с Серёжей Есениным этот фрагмент. Сергей

отвечает: «Кто же, как не ты, твои же речи… Кто же, как не ты, а я услышал. Макро

Микрокосмосу шепнул…»

А смысл этой тирады заключается в том, что Сергей Есенин был медиатором.

И он услышал в самый критический момент его жизни – на краю гибели, как зовёт его та

самая Великая Вселенская Душа, которая может ассоциироваться у него с Музой, со Свирелью, с

Духовной Россией. Она так же нежно разговаривает с Поэтом.

Она бескрайне любит его и утешает: «Милый мой, ты у меня в груди. Предназначенное

расставанье означает встречу впереди!» . Вселенская Душа – вечна и бессмертна.

Утешение, пришедшее от Макрокосмоса в образе той Вселенской Души, Музы или

Свирели, окрыляет Поэта. Он понимает, что ему не страшна смерть.

А сам Поэт в данном случае выступает как Микрокосомос и, обращаясь к Свирели,

говорит «Кто же, как не ты, твои же речи! Макро Микрокосмосу шепнул».

Ведь нам уже известно, что Человек сам является Микрокосмосом, в котором

содержатся все знания о Вселенной.

Человек древен почти как Мир. И мы прожили большое число жизней в Космосе.

Поэтому неудивительно, что в 1925 году Вселенская Душа или Муза-Свирель уже говорила

с Есениным. А Татьяне было ещё предназначено родиться на Свет позднее на 6 лет.

Ей ещё предстоит получить Свирель как подарок от Вселенского Поэта Александра

Сергеевича Пушкина.

146

За что и почему? Это уже особая история, которая изложена в альманахах «Апрель». И

только с годами сама Татьяна-Свирель, она же и Духовная Россия, – в восприятии Серёжи

Есенина,– задумалась и поняла, в чём смысл приведённого в этой поэме диалога.

Так раскрылось содержание предсмертного стиха, записанного Серёженькой Есениным в

последний вечер его пребывания на Плотной Земле – через годы, через расстояния.

СИНЕЕ ОКО РОССИИ

3.09.1989.

СВИРЕЛЬ:

Серёженька, родной мой, боль моя ты ясная!

Я тебя тревожу, может быть, напрасно?!

Растеряло время золотинки нежности.

Где ты только не был в поле безнадежности!

Студит нынче ветер сердце одинокое.

Где ты, где, ответь мне, горе синеокое?

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Я здесь, моя лохматая звезда.

Ты тоже светишь мне из дальней дали.

Смотрюсь в твоё далёко допоздна

И думаю: таких мы не видали –

Ершистых, рыжих, быстрых и смешных,

И милых, как ребёнок, и доверчивых.

Скажи, родная: «Мчись на вороных!»

И я помчусь к тебе. Уж делать нечего!

СВИРЕЛЬ:

Нежный и резкий, тоскливо-задумчивый,

Сам ты не знаешь, что нужно тебе:

Смеха, гротеска иль строчки накручивать

в лиро-победной борьбе!

Что тебе нужно: распахнутость сердца,

нежности водоворот?

Или ты хочешь просто согреться,

или тоска берёт?

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Ты мне нужна, как Мама, как Держава,

Которую в те дни не долюбил.

Мне не нужна ни молодость, ни слава.

Ну, как я жил? – грешил, грубил, забыл.

СВИРЕЛЬ:

Серёженька! Не знаю, как измерить

Боль сердца, уронившего слезу

На ниву жизни? Как, скажи, поверить,

Что эту боль до Неба донесу?

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Я чувствую. И этим сердце нынче

Живёт и плачет, нежится, зовёт.

Мне эта боль так много значит.

Она – мой светоч, луч, мой звездолёт.

СВИРЕЛЬ:

Россия плачет нежностью твоей.

И эту нежность нечем ей измерить.

Серёжа! Разреши мне только верить,

Что ты живёшь, рязанский соловей!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Да, жив Сергей Есенин в Поднебесье.

147

Он, как и встарь, поёт России песни.

И, песней грусть кудрей разворошив,

Грустит о том, что потерял, прожив

На той Земле, что льётся синей песней.

СВИРЕЛЬ:

Ты – моё Слово, ты – моя песня,

Ты – мое око синее.

Ты – глубина моей жизни, глубоко

названное Россиею.

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Не ведал, ни гадал, когда исчез за далью,

Что я вернусь к тебе в заоблачную высь.

О чём поют года? Что милой не видал я

Так долго! Ну, родная, оглянись!

СВИРЕЛЬ:

Не растраченная, не растерянная,

не охваченная моя Русь!

Боль оплаканная, голь отечественная,

стать, освеченная наизусть!

Серёженька, нежная звонкость Души!

Поёт твоё сердце в берёзкином звоне.

Есенин! Ты только скажи: Роняй свои слёзы!

И сердце уронит к ногам твоим росы.

И ливнем прольются весенние грозы!

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Бесконечно буду повторяться,

Не боясь наскучить и упасть.

Уж поверь, нам нечего бояться.

Дышит светом боль моя и страсть.

Страсть воздать России за тревогу,

За любовь, за бесконечность слёз.

Я стихами высвечу дорогу

К теплоте оставленных берёз.

.

Август -сентябрь 1989.

БЫЛОЕ И ГРЯДУЩЕЕ.

4–5. 09. 1989.

СВИРЕЛЬ:

Скажи, почему хулиганом

себя называл ты, родной?

То ли грустью, то ли обманом

наливается сердце. Со мной

один лишь портрет твой да книжка

солёных осенних стихов.

Скажи, почему же так близко

губы и запах твоих духов?

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Я здесь, с тобой, невидим только.

Меня приметят очи, только не сейчас.

СВИРЕЛЬ:

Не ладится строка, не радуется рифма.

Горох словесный сыплю вразнобой.

Какого молока, какие вихри

Плеснёт нам ночью ветер голубой?!

148

Нет звёзд сегодня, где они исчезли?

Быть может, их нечистый проглотил?

Где куры страсти? На нашест залезли?

Где яркость сердца и игра светил?

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Ты меня поражаешь словесным огнём.

Эти губы хочу целовать.

Я тебя обнимаю и ночью и днём…

СВИРЕЛЬ:

Боль и стон – по Родине, Серёжа,

Слышу я в твоей родной груди!

Оттого с тобою и итожу

Всё, что ныне, милый, позади.

Кровью сердца окропились тропки.

Хрупкость веры высветила Русь.

И к тебе уверенно и робко

Я бегу, смущаюсь и боюсь

Быть не вровень с истинным талантом,

Быть не в пору. Подмастерье-дар

Бродит непутёвым дилетантом,

Вызывая пагубный пожар.

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Не смущайся, не таи улыбки,

Не скрывай жемчужное кольцо.

Я клянусь, за все свои ошибки

Расплачусь. Лишь выйди на крыльцо.

Синь-сирени голубую мету

По весне ронять тебе в окно

Буду, как привет от светсовета

И от стихсовета заодно!

СВИРЕЛЬ:

Собрать все строчки своих стихов

и бросить к твоим ногам

Не жалко мне. Но кучу грехов

кому, мой милый, отдам?

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Ты мне мила откровеньем своим,

Своею прозрачной искренностью.

Ты знаешь, как хорошо двоим

рядом с неистовостью?

СВИРЕЛЬ:

Это Россия тебя погубила.

Это Россия тебя вознесла

На позолоченных гроздьях рябины

И разорённого горем села.

Плачет, воздев оголённые ветви

Нежность обугленных стоном берёз.

Льёт листопад золотые монеты

звенью осыпанных слёз.

Как любовница, как Мать и как жена

149

Завещала тебе матушка-Россия

Чтить святые дорогие имена

И хранить в себе любовника и сына.

Посмотри-ка, как волшебно золотист

Свет Востока разливается над Русью.

Ты, как прежде и свободен и речист,

С бесшабашной головой, кудряво-русой!

Я прикоснусь к листве, кудряво-нежной.

Мне видится твой взор среди берёз,

Открытый взор, прозрачно-безмятежный,

Свет синих глаз и дом, в котором рос.

И, неожиданною рифмой огорошив,

Спускается по веткам в этот дом –

Любимый, свой, простецкий и хороший

И вместе по России мы идём.

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Разорвав на той груди рубашку,

Я, простоволосый и босой,

Шёл да брёл к Руси своей вчерашней.

А пришлось прийти к Руси Святой.

Это я тебе сказал, родная,

чтоб не укоряла ты меня

В том, что путал я ворота Рая

с адскими воротами огня.

И смотрел порой не в суть России,

А в нездешний омут тёмных дел.

Я взлетел в заоблачные выси

И давно, родная, поседел.

Не скрываясь, не таясь, не плача,

Я уткнусь в сиреневую муть.

Что мне нынче та деревня значит? –

Посох взять, леса перешагнуть

И сгонять под звёздный купол ночи

Древние стада ночных светил.

Где моя деревня? Что есть мочи

Мчусь над Русью. Ангел посетил

Землю эту, этот Мир осенний.

Звался он Поэтом, был Сергей Есенин.

УТРО

Сквозь облачную дымь прорвался Солнца луч,

Позолотил Небес серебряные кручи.

По Небу ходят утренние тучи.

А на Душе – ни грусти и ни туч.

Со мной всегда твой поцелуй воздушный.

Не требуя послушности взамен,

Ты смотришь на меня, родной и добродушный,

150

Не согласуясь с волею измен!

ОТКРЫТИЕ

Ты радость на мою возводишь Душу.

Я сердце открываю, как ларец,

Где всё бесценно: лотос и венец,

И зов любви, который не нарушу

Ни властностью руки, ни трезвостью ума.

Идёт навстречу благостность сама.

И юность нежности нам возвышает Душу.

ПОСЛЕДНИЙ ДАР

Как сладостен твой зов

в томленье зорь осенних,

Победной поступью идущих сквозь пожар

листвы, золотозвонно гимн поющей,

И щедрый дар – любви последний дар!

Как странно жить в трёхмерном этом Мире,

Взлетая и паря, бунтуя и мирясь.

И за тремя опять искать четыре

Тех измерений, пять и шесть и связь

Миров подлунных, видимо-прозрачных,

Взаимно-проникающих, как сон,

Таинственных, как сфинкс, и многозначных,

Парящих и цветных, как махаон.

Кто здесь со мною рядом – тих и нежен?

Как Джуна, охраняя Ваш покой,

Скажу: Пусть жест и резок и небрежен

Не будет. И ни Словом, ни рукой

Не оскорбит Душа святую беззащитность

Сердец прекрасных – занятость Небес!

Как нам важна с Природой наша слитность,

Как Волге – память и раздолью – лес!

*

Возвратись ко мне, возвратись!

Не забудь, что я рядом с тобой!

Сердце жжёт огневая высь

И зовёт простор голубой.

*

Я осень чувствую, как возрожденье Мира,

Который, пиршествуя золотом листвы,

Монеты раздаёт творцам святого пира:

Заре, и Небесам, и родичам молвы –

Ветрам. И если путь измерить

От тропки до порога, нечем жить.

Хочу я в осень, как в начало жизни, верить

И смертью, как рожденьем, дорожить!

*

Пишу, играючи, и рифму согласуя

151

С любым созвучьем действий и имён,

Пересекая жизнь и времена тасуя,

Ввергая в сон, иль искру высекая,

Взлетаю ввысь, из рук не выпуская

Свой посох – мановение времён!

ЛАДОНЬ

Я ладонь открою – ты поверь –

Нет в ней ни обмана, ни загадки.

В чёрточке любой и в каждой складке

Видится таинственная дверь

В прошлое и будущее наше,

Начертанье судеб и харит.

Дай ладонь. – Она о дружбе скажет,

Как ничто о том не говорит!

Я славлю стих игриво-искромётный –

Веленье времени, живое существо.

Он словно щит – прозрачно-плотный.

В нём – сердце Истины и Душ родство!

Август-сетябрь 1989 год.

КОД ДВИЖЕНИЯ

(1,2,3,4,5,6,7, 8)

Есть в Мире человек. И длань его святая

Ему помощник в пире и в борьбе.

И, Богу помолясь, он в этот Мир взлетает

Не в унисон, а вопреки судьбе.

Ладонями вбирая силу Духа

И взор свой устремляя до Небес,

Он – средоточье зрения и слуха,

Источник радости и благодарных слёз.

Но если жизнь свою он, вопреки веленью

Великих Сил, насильственно прервёт,–

Нет продолженья, нет ему прощенья.

Вновь падает на Землю звездолёт.

А если круг свершён, и, сам себе неволен,

Он устремляется в заоблачную даль, –

Великий Бог при звоне колоколен

Ему космический дарует календарь!

СТИХ-МИНИАТЮРА

Моя стихия – стих-миниатюра.

Ладонью света сумрак расчертив,

Мой стих – моя любимая скульптура –

Живёт как ангельский озвученный мотив.

Люблю я крошку-стих, – прозрачен, лёгок,

Изящен, звонок и неповторим.

Я никому не доверяю трогать

Огонь, которым дышим и творим.

152

Стих высвечен. Он пал на лист бумаги.

И он тебе пока принадлежит.

За ним – любовь и горсточка отваги,

А иногда нелёгкий пусть лежит.

Но я опять об этом силуэте

Хочу тебе сказать, мой милый друг:

Всё, что сегодня видишь ты в портрете,

Оставлено за кругом зимних вьюг.

Вглядись в лицо сквозь зимние объятья:

Родные постоянно взгляда ждут.

Сквозь звон годов, сквозь холод неприятья

К тебе иные времена идут!

Декабрь 1989.

НА СТОЛЕТИЕ СЕРГЕЯ ЕСЕНИНА

Опять я слышу – скорбно воет ветер,

Как дождик льёт за этим вот окном.

Скажи, родной, ты наконец-то встретил,

Обрёл любовь, устойчивость, простор?

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Обрёл, Россия, всё обрёл, что сеял,

И то, о чём ведём мы разговор.

Обрёл спокойствие среди полей и пашен,

Где дышит Русь и молодит висок

Простор содружества и вечной нивы нашей,

Где так прекрасен месяц и высок.

И где живёт извечное ветрило,

Где радуга свершает свой обряд,

И где Свирель со мной заговорила

И увлекала много лет подряд

Под ствол берёзок, под ракитный мостик,

Где вдалеке черёмуховый цвет,

Куда не раз ходил к любимой в гости

И на заре и на вершине лет.

Всё вновь я встретил. Вновь заговорила

Родная роща милым языком.

И летнее горячее Ярило

Вновь напоило Душу молоком

До края, до пьянящего раздолья,

До – пил бы, да уж больше не могу!

Я – первенец тоски и своеволья,

Покой тот в буйном сердце берегу.

Он, тот покой, даёт мне равновесье.

Мне ясен путь, и цель, и день, и срок.

Я, как Иисус, владею Поднебесьем.

И мне на пользу пройденный урок.

153

Тоска земная нас недаром душит.

Во всём есть смысл, заложенный судьбой.

Живёт Поэт на Небе и не тужит,

И, как ты видишь, говорит с тобой!

Спроси ещё – как сотенку встречаю

Своих невинных и греховных лет!

Встречаю так – я их не замечаю,

Как будто их и не было, и нет.

Что возраст? Он измерен не годами –

Делами, строчками, водой из родника,

Какую выпил ты, мечтая и страдая,

Слезой, запечатлённой на века

В стихах-созвездьях обворованного края,

Ответной россыпью жемчужинок мечты,

Какую обронил ты, догорая,

В осеннем сполохе рязанской красоты.

Вот чем измерен срок печального Поэта.

Он был и повторялся здесь не раз.

Поймите все – потерянного лета

И стынь зимы возьмёт один Пегас.

Лишь он, единым седоком пришпорен,

Обгонит месяц, вечер, день и год,

Велик, силён, просторен и задорен,

Он совершит свой небывалый скок

До терема, где всё живёт девица –

Россия светлая, и нежен огонёк.

Чиста, прекрасна русская светлица,

И с нею рядом – русский паренёк.

Портрет известен: вьётся русый чубчик,

Слегка губаст – простонароден, смел.

Ну, словом, свой, известный всем голубчик,

Смекалист, самобытен и умел.

Ну, что, мой друг, нарисовал картинку?!

Тебя она утешила? Пока…

Скачу теперь к друзьям на вечеринку

С известною повадкой седока:

Преодолеть любое расстоянье,

Сидеть не сгорбившись, в пути не уставать

И поспешать к любимой на свиданье,

Чтоб кто-то счастие не мог разворовать!

17.08. 1995.

Продолжение монолога Серёжи Есенина – конец августа 1995 года.

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Сентябрь грядёт. Грядёт моё столетье

В лавровом венчике с шипами вместо роз,

На грани третьего тысячелетья

Земли, где вечно осуждён болеть я

154

За русский нескончаемый вопрос:

Как выживем? Какими будут дети?

Он многослоен, этот наш вопрос,

Застрявший норовом на нашенской повети,

И не дающий ныне вешать нос

Ни старцу, ни юнцу, ни партократу,

Желавшему вернуть на старый путь

Мой край, мой Мир, растерзанную хату.

Нет, к быту прежнему уже не повернуть!

Не возвратить тех лозунгов и флагов,

Затверженных докладов и цитат.

Порою кажется, мы на краю оврага.

Но кто, скажите, в этом виноват?

Без патетических речей и без истерик

Разумен, вечен добрый мой народ.

Ему не надо обгонять Америк.

Пусть вспомнит прежде свой славянский род.

Своё достоинство, верховную Обитель,

Что им отвергнута в безвременье была.

И я – среди Поэтов представитель,

Скачу по полю до рязанского села.

Я вижу дом в рябиновом горенье –

На фоне пашен радостный цветок.

И в сердце зиждется огонь преодоленья,

И закипает жизни свежий сок.

Мы выживем! Мощна у сердца сила.

Её поток сомнений не убьёт!

Недаром, Мама, ты меня носила

Под сердцем, где надежду пьёт народ.

Тот штоф надежды дарит Богоматерь

И, словно свежею водой из родника,

Кропит нас свыше. И недаром сердце тратит,

Давая силу сердцу на века!

Я выхожу из тяжкого забвенья,

К тебе иду по тропкам наизусть

И верю – ты приемлешь, без сомненья,

Меня, мой край, моя младая Русь!

Я воин, славянин, я арий века,

Проворен, ловок и русоволос.

Я – воплощенье СВЕТОЧЕЛОВЕКА.

Ему побыть у Бога довелось.

Несу вам свет, несу свой стих обычный.

Он необычен только тем, что смел

И сквозь огонь прорвался непривычно.

А кто поймал его, тот вновь помолодел!

155

Я снял покров извечной тайны ночи

И, пистолет отринув на века,

Не плачу я, что жизнь была короче,

Чем планка от окна до потолка!

Я смертью смерть попрал, и вновь я с вами,

И строить жизнь разумную хочу.

Бреду по полю Свято-Покровами,

Верхом, как Пушкин, на коне скачу.

Раздолье всюду творчеству и воле,

Замешанной на вере и любви.

И поле русское, моё родное поле

Поёт ветрами, кружит поневоле

С огнём Предвестия и радости в крови.

Я к вам пришёл в канун тысячелетья,

Освеченного знаком «Водолей».

Я весь – вниманье, и моё столетье,

Уснувшее в Рязани на повети,

Возьми, мой друг, и поровну разлей

В бокалы творчества Поэту и планете,

Моей Земле, прозрачно-голубой.

Я вместе с вами нынче выпью, дети,

И вместе с вами вспомним мы о лете,

Означены российскою судьбой.

28.08.1995.

ДЕБАТЫ

СВИРЕЛЬ:

Серёженька, опять идут бои

По телевиденью за толкованье истин.

И атеисты всё долбят свои

Нелепости в том бесконечном сыске.

Псевдоучёные, упершись носом в догмы,

Твердят о том, что доказательств нет:

С того бы Света, мол, хоть раз вернулся кто бы

И доказал, что в самом деле есть Тот Свет!

И, как назло, никто о Ванге нынче

Не говорит, как будто нет-как-нет

Такой волшебницы. И мёртв давно Да Винчи,

И Пушкин мёртв. И нет надежды нынче

Назвать бессмертье аксиомой наших лет.

Скажи, Серёженька, решительное Слово,

Поставь на место этих дураков,

Которым дурь мозги дурманит снова,

И затуманить всем мозги готова

На зло Богам на тысячи веков.

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Скажу, мой друг, сто лет и даже тыщу

На Свете говорят, что жив Поэт,

Метафоры искуснейшие ищут,

156

Фантазию преображая в пищу

Своей строки, явившейся на Свет.

Все ради красного словца готовы в пекло.

И каждый стать бессмертным норовит,

Доказывая, что нисколько не поблекло

Поэта Зарево, что в строчках жив Пиит.

Вот Гений Пушкина, – вещают все с трибуны, –

Он сотни лет в бессмертье проживёт.

Он нас тревожит, радует, зовёт.

Он вечно мудрый, уникальный, юный.

Но стоит мне сказать, что жив Поэт

Не только в глянце многотомных строчек,

Что он давно шагнул за кромку лет

И сам сказать стихом об этом хочет,

Тотчас поднимут гик, и свист, и топ,

В лицо мне выплеснут словесные помои

Охают Вестника, чтоб каждый был спокоен:

Над мыслью сердца виснет вечный «Стоп!»

Начнут в безумцы Вестника толкать

И упрекать за связь с нечистой силой.

Мол, смеет молодость от дела отвлекать

И увлекать бессмертьем за могилой!

Всё – бред, любезные! Очнитесь, вы - глупцы!

Не вы ли пребываете в тумане,

Спокойствие ища в неверье и обмане,

В то время как зовут к прозрению Отцы?!

Зовут и силятся преодолеть ваш сон,

Прорваться Истиной учёных и Поэтов.

Мой стих правдив, бесстрашен и весом,

Срывает тайну с тьмы и рушит вето,

Лежащее проклятьем на челе

Безумных, жалких, жадных и ленивых.

Мой стих – стрела, – смолою на стволе

Древесной сути Родины счастливой.

Хочу и царствую, живу в твоей руке,

Как говорила издавна Марина. (Цветаева)

Как кровь в виске, как отблеск на штыке,

Как явь сама в стихе заговорила.

Да, царствую свободно и легко,

Лечу по строчкам древности и жизни,

Дарю любовь тебе, моей Отчизне,

И вечно презираю дураков.

Безмерность глупости всегда в чести у чёрта.

Он этой глупостью и счастлив и живёт.

И, превратив ту глупость вместо спорта,

157

Он дураков у теннисного корта

Поставил, надрывая свой живот.

От смеха корчится над глупостью извечной:

Пусть соревнуются, швыряя этот мяч.

Работать некогда, ругательства картечью

Летят в того, кто станет этот матч

Безумством праздности и глупости отменной

Назвать пытаться. Горе мудрецу:

Он попадёт в безумцы непременно!

СЕРГЕЮ ЕСЕНИНУ 120 ЛЕТ.

В канун юбилея Серёжи Есенина Свирель попросила своего Отца Петра Томского

(космическое имя Отца) помочь ей услышать, как будет проходить чествование Сергея

Александровича Есенина в Колонном зале литераторов на планете Душ.

Пётр Томский – создатель лептонного устройства «Святозар», усиливающего

телепатический и визуальный сигналы, установленного над Южным Уралом в начале 90-х годов

20-го века, провёл репортаж с праздника, посвящённого юбилею Серёжи Есенина.

Текст поздравлений в адрес юбиляра был записан Свирелью-Татьяной, и сегодня

размещается на этих страницах.

Из Тонкого Мира сообщают.

Всё, что соприкоснётся с Его строкой,

Благословимо и хранимо Ето рукой.

Строка касается бумаги. И в твой блокнот

Поток святой небесной влаги с Рязани льёт.

Он, наш Поэт благословенный, кудряшки строк

Прислал в знак чудного мгновенья на твой листок.

Знак совмещения энергий – вот этот стих.

Серёжу Преподобный Сергий Сам окрестил.

Своё Слово в честь этого мгновенья сказал Александр Сергеевич Пушкин:

Пришло время – одного из самых выдающихся Поэтов Земли русской Сергея

Александровича Есенина назвать патриархом русской Поэзии.

Нам с вами, дорогие друзья, доверено высоко нести Знамя нашего поэтического воинства.

Мы вправе гордиться своей великолепной историей миролюбивого завоевания Вселенной

потоками поэтических волн.

Мы берём в объятия нашу Землю перстами Божественной длани нашей Музы. Поэтическая

Муза возжигает в сердцах людей святое пламя любви, помогая возрастать мужеству Человечества

в борьбе с невежеством и Тьмой, которые стремятся сохранить на Земле как можно дольше мрак и

психологию рабства и вражды.

Свет своих мыслей шлёт вам, друзья мои, мой однокашник по Царскосельскому Лицею,

любимый мой Вильгельм Кюхельбекер.

ВИЛЬГЕЛЬМ КЮХЕЛЬБЕКЕР: Дорогие мои, я только что прилетел из дружественной нам

Германии (на планете Душ).

Не один год веду я лекции по истории русской литературы и о значении русского языка в

Геттингенском Университете.

Там немало учится и молодёжи из России.

Культурный и духовный обмен между нашими странами имеет многолетние традиции.

Недавно беседовал я с великим немецким философом Лейбницем, который в начале 18-го

века встречался с первым русским Императором Петром Великим и посвятил его в свою теорию о

мыслящих бессмертных монадах, то есть о Душах Человеческих, созданных Творцом.

Ему довелось по просьбе Петра Первого работать над проектом государственного

преобразования России.

158

Император в силу обстоятельств не смог им воспользоваться.

Но и сегодня, – сказал Лейбниц, – в основу создания и упрочнения любого государства

должны быть положены Законы нравственности.

Как известно, первым идеологом на Земле стал Иисус Христос. Поэтому никому не нужно

изобретать никаких идеологических платформ для духовного оздоровления и обновления

общества.

Законы гуманного государства сформулированы Богом в Заповедях: Не убий! не воруй! Не

лги! Не прелюбодействуй! Не вероломствуй! Не предавай друзей!

И именно исполнение Человечеством этих Заповедей спасёт Мир!

Важно, что русская литература никогда не отходила от Божьих Заповедей и, по признанию

философов и писателей Земли, была и остаётся самой нравственной в Мире.

Сегодня мы славим одного из Учителей многих молодых Поэтов 20-го века Сергея

Александровича Есенина.

Серёжа Есенин – один из тех страдальцев, которые ушли с Земли не по своей воле.

Убиенные Поэты – это наш, русский град Китеж, который светит Земле и России и

благословляет приход Новой Эры – Эры Водолея.

Поклон тебе, Серёжа Есенин, от старших братьев по перу, от когорты поэтов Царского Села

и Лицея!

Прими в дар от просвещённой Германии книгу сочинений Шиллера, Гёте и Гейне. В ней –

огонь сердечной энергии братской страны. Виват, Есенин!

Пусть Царскосельской Лебеди последней напутственное слово прозвучит.

АННА АНДРЕЕВНА АХМАТОВА:

Дорогие мои! Я безмерно сегодня богата ритмами и той любовью, которая окружает моё

любящее сердце. Серёженьке я говорю:

Родной наш Лель! Ребёнок наш безусый,

Ты пел Рязань, ты думал о Руси.

Но ты погиб… О, Господи Иисусе!

Неси свой стих по Миру! Да, неси,

Достигни слуха Волги и Синая,

Возьми в объятья вещую Свирель,

Живи, но возгораясь, не сгорая,

И помогая создавать «Апрель».

Не плачь, Серёжа! Хрупкий, но не ветхий

Твой облик освежает свод Небес,

Наш василёк, наш Лотос редкий,

Твоим стихом наполнен русский лес.

Обнимаю и целую тебя, Серёжа, по - матерински. Удач в творчестве, Сотворчества и веры!

Вместе с мэтрами стиха златого века отметил этот день своей строкой Поэт Андрей, в

сознании земного Человека отправленный недавно на покой.

АНДРЕЙ ВОЗНЕСЕНСКИЙ:

О, Альма Матер! Я – среди Поэтов

Когорты высшей! Выше нету слов!

Минуло лето. Но объято светом

Единство наций, ритмов и Миров!

Я не умерен, весь в восторге вещем.

Я рядом с вами! Жив, как пилигрим.

Мне Мир обещан. Посох мне завещан.

И мы не зря сегодня говорим:

Серёжа, милый, брат наш по палитре

159

Стихов духмяных, словно каравай,

Скучаем мы, шучу, не о поллитре,

А, вспоминая свой любимый край.

Ну, обними меня, мой отрок деревенский.

Ведь я – твой брат, Поэт, не Ленский, – Вознесенский!

Великий Гоголь молвил своё Слово. Он, русской тройкой рассекая даль, всё скачет до

Пришествия Второго.

НИКОЛАЙ ВАСИЛЬЕВИЧ ГОГОЛЬ:

Друзья мои, молитесь за нашу благословенную Русь, устремляя бег свой в будущее

неудержимой тройкой.

И расступаются и дают ей дорогу другие народы и государства. И сбываются предсказания

о непобедимости народа-Творца, который стремится единить все страны и народы своей любовью

и творчеством.

Серёжа Есенин – один из редких Поэтов-предсказателей, который вознёс Поэтическое

Слово на высоту Бога.

Это Слово летит по Земле и взлетает в далёкие Миры, и покоряет пространство и время, и

осветляет и просвещает умы и сердца. Поэт крылатой Душой своей чарует Вселенную и Землю.

Да будь благословлён на века Гений Поэта! Поклон юбиляру!

А мастер поэтичной прозы в своём приветствии принёс Есенину букеты роз.

ИВАН СЕРГЕЕВИЧ ТУРГЕНЕВ: Друзья мои! Я рад, что когорта патриархов нашей

литературы пополнилась таким светлым именем. Мне близок Серёжа Есенин, как знаток

деревенской жизни России, к чему всегда стремился и я. Свидетельством этому мой «Бежин луг» и

«Записки охотника».

Розы творчества, взошедшие на благодатной почве русской литературы и культуры, по

праву принадлежат нашему юному и прекрасному Лелю. Пусть падают к его ногам розы,

выращенные в садах наших храмов культуры!

Пришло время осмысления творчества Дмитрия Сергеевича Лихачёва, учёного, знатока

русской истории и литературы.

ДМИТРИЙ СЕРГЕЕВИЧ ЛИХАЧЁВ: Дорогие мои парнассцы, жители высот заоблачных и

знатоки дел земных, юные и мудрые Поэты Земли русской!

Я рад принести в ваше общество весть о безусловном просвещении жителей Плотной

Земли и о их благосклонном восприятии вести о вечности Человечества и бесконечности жизни

Человека вне Земли.

Семимильными шагами по планете Земля и по России идёт весть о том, что живы все

благородные люди нашей планеты, ушедшие в Иной Мир в разные века.

Россия наша набирает силы. Она мощнит себя не только как военная Держава, что

необходимо для обретения весомого Слова в Мире, угнетённом носителями тьмы.

Россия сияет своим просвещённым умом и сильна своей любовью и заботой о людях.

Россия сегодня – это тот высотный Храм, с которого виден весь Мир. Это высоты Синая,

откуда Господь обозревает владения Разумного Человечества.

Храм Любви объединяет все народы и государства.

И я благодарю наших великолепных поборников Света, когорту наших небесных Поэтов во

главе с Александром Сергеевичем Пушкиным. Они имеют мужество действовать воедино с

государственным умом нашего первого Императора России Петром Алексеевичем Романовым.

Император Пётр вручил от имени России Небесной Свечу Просвещения Духовной России в

лице известной Свирели, обладающей уникальным даром вибрационного восприятия Поэтической

и всей духовной информации из Тонкого Мира.

160

Наши Поэты во главе с Александром Пушкиным и Сергеем Есениным стали

первопроходцами в объединении Творчества высоких сфер с Разумом Сердца нашей Плотной

России.

Это знак новой Эры, Эры Водолея, Эры Света, приход которой необратим.

И я поздравляю Серёжу Есенина, как старший брат, с радостным событием: Россия

перешла в фазу триумфального шествия по Миру, как ДЕРЖАВА СВЕТА!

В этом и твоя, дорогой наш Лель, великая заслуга! Обнимаю тебя и вручаю этот пакет. Это

звуковой свиток всех диалогов Есенина со Свирелью. Целую тебя, Серёжа!

И сам Юбиляр произнёс Слово Приветствия.

СЕРГЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ ЕСЕНИН:

Друзья мои, воспользуюсь мгновеньем, чтобы выразить благодарность всем друзьям нашим

за их сердечные усилия по распространению поэтической и научной информации Тонкого Мира.

Виват учёным планеты Душ за успешное воплощение мечты человечества – укрепление

канала связи с сердечным Разумом нашей плотной Земли и России.

Низкий поклон обществу «Рассвет приносящих» во главе с известным учёным Софией

Михайловной Бланк.

Товарищеское содружество заокеанских Сотрудников Света с Духовной Россией – это

великий Знак Предвестия победы Света над мраком!

Лучи Пушкинского альманаха «Апрель» благодаря деятельности учёных Софии Бланк и

Майи Гориной достигли разных стран и соединили Урал и Сибирь, Царское Село с Санкт-

Петербургом и Москвой.

Вера, Надежда, Любовь – дочери прекрасной мудрой Софии осветляют Небосвод

Поэтического Сотворчества.

Я не старцем иду по Миру, –

По Земле иду молодым.

Я несу Небесную Лиру

Сквозь метели и яблонь дым.

Стих поёт колокольным звоном,

Раскачавшимся на ветрах.

Кали-Юги древняя злоба

Рассыпает перья во прах.

Русь встаёт над Синайской высью,

Залитая светом Христа.

Храм любви над мраком возвысив,

Крестит молодость доброта.

*

Мне было бы смешно казаться патриархом.

Я не хочу клобук монаха надевать.

Есенин также не годится в олигархи.

От мыслей этих хочется зевать.

Я тот же, что и был: с цыгаркой и гармошкой,

Хотел бы я пройтись по русским деревням,

Собрать вокруг друзей и со Свирелью-крошкой

Бродить до полночи по старым осеням.

Припомнить свой овин, избушку под соломой.

Нам сладок дым Отечества до слёз.

Пусть греет нас очаг родительского дома

И очищает шум родных берёз.

161

Не отягчу стиха рассудочностью трезвой,

Нет, лучше – пальцы в рот и безрассудный свист.

Но свист художественный может быть полезным,

Когда «Камаринскую» грянет гармонист!

*

Скажешь – старец совсем – сто двадцать!

Я и сам призадумался, друг:

Плакать мне или громко смеяться?

Вот друзья смеются вокруг.

У Дениса Давыдова локон

От смешинок дрожит на лбу.

Льются песни и смех из окон:

Про мою же бают судьбу!

Вспоминают Снегину Анну,

И про Ладу, и про Шаганэ,

Про какую-то там Сусанну…

Честно – всё это не по мне…

Но терплю – куда же мне деться?

Я приручен Самим Творцом.

Не одеться и не раздеться

Перед Богом с постным лицом…

Ох, я, кажется, вышел буянить!

Извини, дорогой мой друг!

Никого не хочу я ранить.

Пусть смеются люди вокруг…

*

Лель – называли, бывало.

В Леля рядили напрасно.

Всё ль, что сусально и красно,

Всюду красивым бывает?

Лель – пастушок-легкопевец.

Так ли, друзья мои, братья?

Миру открыл я объятья,

В Мире сокрылся у чрева.

Рано меня поглотила

Странная вещая сила.

Лелем не быть мне извечно.

В Леле растаяла млечность.

Снова я слышу – назвали

Лелем упрямого Сына.

Что ж, принимаю названье

И уж теперь не отрину.

Всё потому, что я в Мире

В дружбе обрёл свою юность,

Силу – в негаснущей Лире,

Верности вещие струны.

Пришёл момент, и Свирель поздравляет Сергея Есенина с Юбилеем.

162

СВИРЕЛЬ: Дорогие мои дети, любимые люди-ангелы, родной наш Лель, Серёженька

Есенин, Россия твоя с Плотной Земли поздравляет всех вас с этой датой– стодвадцатилетием

твоего рождения на Земле!

Третий десяток лет связана Россия с планетой Душ.

Вместе с вами и с инженерами Небесной России создан мощнейший канал космической

связи.

Вы даёте нам богатейший объём информации, которая расширяет наши представления о

Вселенной, о бессмертии Человека, как наместника Бога на Земле, о единстве всего живого, о

Разуме, который содержится во всей Природе.

Безмерная благодарность гениальному покровителю Поэзии Александру Сергеевичу

Пушкину за то, что Он даровал России Свирель, осенив её высоким назначением – соединять

вибрационные поэтические потоки Тонкого Мира с поэзией современной России на Плотной

Земле.

Начало октября у нас, в России, означено Днём Учителя. Серёжа Есенин – один из самых

первых Небесных Поэтов вместе с Александром Сергеевичем Пушкиным ставший Учителем

Свирели. Об этом свидетельствует поток небесных стихов, освещённых благодатным огнём любви,

надежды и веры.

Стих Есенина лечит, уводит от отчаяния, возвышает Душу, даёт ей крылья, освещает

небесной красотой.

Есенин, ты у нас Небесный странник.

А Русь без странника ни года не жила.

Она ждала тебя, рыдала и ждала.

И дождалась – из этой гулкой рани.

И смерти нет! И стих твой на листке

Соединился с молнией в руке!

Я обретаю вновь уверенность во взгляде.

А стих твой ветреный, и нежен и раним, –

Подарок дружеству и Бога ради

Восходит, словно вечный пилигрим,

На пьедестал строки, и тёплой и подвижной.

Серёжа! В той строке не только оттиск книжный,

Но Солнца Луч. Он дышит естеством

И поклонения не требует. Он знает –

Ему Душа любимая внимает.

А сердце – вечно рядом с мастерством.

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Мне дорог этот свет не только рифмой, строчкой.

И рифма точная, поверь, мне не нужна.

Мне видится любимая страна

Забытой девушкой в ромашковом веночке.

Бредёт по полю, натыкаясь на погосты,

Пред Белой Церковью спешит, роняя крест.

И Душу, долгую, измученную остынь,

Несёт, как ладанку, из отдалённых мест.

А мне так хочется сказать ей: «Дорогая,

Внемли, остылая, молитвам и хорам,

Взойди Душой к невидимым Мирам,

Где плачет Русь другая!

Та Русь – в загоне древних предрассудков –

Забытых прадедов и ласковых отцов,

163

Где Матерь Божия не дремлет ни минутки,

И где не жалуют льстецов и подлецов.

Внемли, о, Русь, отчаянью Поэта!

Отринь невежество и сердцем и рукой.

И я скажу, не дожидаясь лета:

Мой стих прорвётся светлою рекой

И выйдет на простор земного чуда.

И спросишь ты «Ну, кто ты и откуда,

Поэт, не уходящий на покой?!»

СВИРЕЛЬ-РУСЬ:

Серёженька, пришли стихи-малютки.

Ты мастер эти строчки рисовать, –

Стихи-попевки, строчки-прибаутки.

И Русь твоя не станет горевать.

Спустись с Парнаса, захвати гармошку,

Давай-ка на лежанке посидим.

По-русски, по-российски понемножку

Поплачем, отдохнём и погрустим!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Постоял бы я у дома,

Посмотрел бы на крыльцо.

Месяц выплеснул знакомо

Молоко своё в лицо.

Я умоюсь в полнолунье

Той колодезной струёй,

Что оставила колдунья

Между Небо и водой!

СВИРЕЛЬ:

Не было грусти, не будет и радости.

Не было боли – не будет и счастия.

Русь моя, всё же недаром ты распята,

Словно Христос, возрождению отдана!

Может быть, только сквозь наше распятие

То воскрешенье Великое сбудется?!

Свыше предписано, свыше ниспослано…

К Свету пробудимся, – горе забудется?!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Я не хочу тоски и лжи.

Пусть осень вяжет ветви сосен.

На память локоны вяжи.

Они и вправду цветом в осень.

Но грусти нет в моём окне.

Хоть журавли давно в полёте.

Не будет плача по весне.

Меня вы в озими найдёте.

СВИРЕЛЬ:

На улице не от лучей светло.

Светло от ярких золотых берёз.

Берёзка мне в оконное стекло

Бросает золотых монеток воз.

Богатство необъятно и пестро, –

164

На годы не упрячешь в сундучок.

Но мне оно вострит моё перо,

Как бабочка, попавшая в сачок.

Играют краски в ритмах и в строке.

Трепещут крылья листьев на листке.

Алмазных перьев не избыть в руке.

Небесных слов поток – на языке!

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Свирель: Вчера, 10-го октября 2015 года, встречались мы своей троицей: Лина, Светлана и

Татьяна, – древние Души, прилетевшие на Землю из Космоса на одном корабле.

Встречи наши постоянны с тех пор, как мы узнали о своём космическом родстве. И именно

в таком единстве принято множество информации от наших любимых моряков с подводного

крейсера «Курск» с планеты «Сорвейс» из созвездия Кассиопеи.

Эта информация вошла в два тома книги Свирели «Космос говорит голосами экипажа

подлодки «Курск».

Обе книги размещены в Интернете.

При обоюдных разговорах экипажа «Курска» с Духовной Россией в лице Свирели наша

ясновидящая Линочка Бритвина постоянно свидетельствовала, что видит лица говорящих с нами

моряков.

Вчера, 10-го октября, при чтении репортажа с планеты Душ о праздновании 120-летия

Сергея Александровича Есенина, Лина видела Есенина. Он был в белой рубашке.

А когда звучали строки стихотворения Серёжи о том, что он прошёлся бы простым

гармонистом по сёлам России, Лина увидела его в синей косоворотке, с ярко расшитым, в русском

духе воротом. Но книга не завершена.

ЗАВЕРШАЮЩИЙ ЭТАП.

1 декабря 2015 года.

Продолжаю работать над книгой «Небесная поэзия Есенина». И снова возвращаюсь к блоку

стихов Серёжи Есенина, которые он передал России через Свирель в год его столетия (1995).

ЧАСЫ БЕГУТ

Часы бегут. Останки бренных дней

На памяти невянущей моей

Как с хворостинок капельки стекают.

Декабрь грядёт. Часы земные тают.

А дни загробные становятся длинней.

Я заплатил за повесть, за разгул,

За буйство строк, за головы крученье,

За разухабистость, за бурное теченье

Рязанской юности, за сердца гул.

Сполна я отдал слугам Вельзевула

За всё, что получил от них сполна.

Но знают роща, Муза и страна, –

Меня моя погибель не согнула.

Часы бегут. Декабрьский близок день,

Когда Эблюмкины торжествовать хотели.

Но не учли бессмертие Свирели,

Поющей вечной нови голубень.

165

Очень странно, что именно сегодня, когда наступил первый день зимы, первый день

рокового для Серёжи месяца, мне дано было продолжить комплектование книги именно этим

стихом.

Опять – «Эблюмкины»! Это слово снова подтверждает, что имя «Эрлих» не случайно

вплетено в Есенинский акростих.

И, прежде, чем ввести на страницы книги это стихотворение, я вновь обратилась к

воспоминаниям друзей Есенина о Поэте, взяла в руки книгу Софьи Виноградской «Как жил

Есенин».

И здесь на странице 161 этой книги из повести Вольфа Эрлиха «Право на песнь» (1930)

читаю покаянные слова Вольфа, где он просит прощения у Есенина, во-первых, за то, что следует

примеру старейших, но не честнейших, решившись писать повесть о Серёже. Во-вторых его

мучает, что он продолжает подавать руку друзьям Есенина, как будто на это имеет право.

И, наконец, Эрлих сообщает читателям своей повести: «Пусть он (Есенин) простит мне

наибольшую мою вину перед ним, ту которую он не знает, а я – знаю».

Вот и встало всё на место. Не собираюсь более углубляться в доказательства, кто виновен в

гибели Поэта. Моё дело – донести до читателя вести от Серёжи Есенина. А Небо само знает, кто

чего заслужил за содеянное.

Далее скажет Серёжа:

Я не злопамятен. Прощаю всех врагов.

Растрачивать себя не собираюсь.

И выходить Невой из берегов

С трезубцем мщения не мыслю. И не маюсь

Печальной памятью. Я светел и живу,

Живее всех, несущих в сердце злобу.

Я с Пушкиным встречаюсь наяву

И верен нежной Родине до гроба.

ВЗОЙДЁТ РОССИЯ, ДАЙТЕ СРОК!

Давай пройдёмся по моим полям.

Пусть дождик моросит. Он верен Небу.

Он верен памяти и рвению селян,

Отдавших труд и пот заботе-хлебу.

Нет, не смутит ни слякоть, ни навоз.

Пусть чернозём утопит по колено.

Родная нива в осень и в мороз –

Моя звезда и сцена и арена.

Бугры земли как груди возлегли,

Страдающие от невзгод и плача.

Сосцы родимой матушки-Земли

В рубцах и гное. Трудная задача

Их исцелить. На это нужен сок

Волшебной мысли, сдобренной любовью.

Взойдёт Россия. Дайте только срок.

Недаром я расписываюсь кровью.

В тетрадке моей за 1995-й год далее от 14 октября записано стихотворение Есенина о

собаке Качалова, новое, небесное.

Но передо мной лежит книга «Жизнь Есенина. Рассказывают современники». И на 531

странице – бесподобно трогательные воспоминания известного актёра Царских театров Василия

Ивановича Качалова. Мало кто сумел с такой любовью и необыкновенной выразительной силой

нарисовать образ Рязанского Поэта. И я считаю себя обязанной вспомнить эти строки.

166

КАКИМ БЫЛ ЕСЕНИН

«До ранней весны 1925 года я не встречался с Есениным, не видал его лица, не видал даже

его портретов.

Почему-то представлялся он мне рослым, широкоплечим, широконосым, скуластым,

басистым.

Но стихи его сразу полюбил, как только наткнулся на них, кажется, в каком-то журнале в

1917 году.

И потом во время моих скитаний по Европе и Америке всегда возил с собой сборник его

стихов. Такое у меня было чувство, как будто я возил с собой – в американском чемодане –

горсточку родной земли, так явственно, сладко и горько пахло от них родной землёй».

Далее Качалов описывает обстоятельства, приведшие Есенина в дом актёра. А потом

говорит уже о первой встрече:

«Прихожу домой. Небольшая компания моих друзей и Есенин уже сидят у меня.

Поднимаюсь по лестнице и слышу радостный лай Джима… Тогда Джиму был всего четыре

месяца.

Я вошёл и увидел Есенина и Джима – они уже познакомились и сидели на диване,

вплотную прижавшись друг к другу.

Есенин одной рукой обнял Джима за шею, а другой держал его лапу и хриплым баском

приговаривал: «Что это за лапа, я сроду не видал такой!» Джим ласково взвизгивал, стремительно

высовывал голову из - под мышки Есенина и лизал ему лицо.

Есенин встал и с трудом старался освободиться от Джима. Но тот продолжал на него

скакать и ещё несколько раз лизнул его в нос. « Да постой же, может быть, я не хочу больше с

тобой целоваться!» – бормотал Есенин с широко расплывшейся детски лукавой улыбкой. Сразу

запомнилась мне эта детская лукавая, как будто даже с хитрецой улыбка.

Меня поразила его молодость. Когда он молча и, мне показалось, застенчиво подал мне

руку, он показался мне почти мальчиком, ну, юношей лет двадцати. Когда он заговорил, сразу

показался старше… Как будто усталость появилась в глазах.

Глаза и рот сразу заволновали своей выразительностью. Вот он о чём-то заспорил и

внимательно, напряжённо слушает оппонента: брови слегка сдвинулись, не мрачно, не скорбно, а

только упрямо и очень серьёзно. Чуть приподнялась верхняя губа – и какое-то хорошее выражение,

лицо пытливого, вдумчивого, в чём-то очень честного, в чём-то даже строгого, здорового парня, –

парня с «крепкой» башкой.

А вот брови ближе сжались, пошли книзу, совсем опустились на ресницы, и из-под них уже

мрачно, тускло поблескивают две капли белых глаз – со звериной тоской и со звериной дерзостью.

Углы рта опустились, натянулась на зубы верхняя губа, и весь рот напомнил сразу звериный

оскал.

А весь он вдруг напомнил готового огрызаться волчонка, которого травят. Но вот он

встряхнул шапкой белых волос, мотнул головой – особенно, по-своему, но в то же время и очень

по-мужицки – и заулыбался озаряющей улыбкой. И глаза засветились «синими брызгами»,

действительно, стали синими.

Замечательно он читал стихи. И потом, каждый раз, когда я слышал его чтение, я всегда

испытывал радость.

У него было настоящее мастерство и заразительная искренность. Как только он начинал

читать стихи, у него становилось прекрасное лицо: спокойное, без напряжения, без гримас, без

аффектации актёров, без мёртвой монотонности поэтов.

А лицо выражало все чувства. И даже, думаю, если кто не слышал бы его голоса, но по

лицу мог догадаться, о чём звучал его стих, выражающий живое чувство.

Джим внимательно смотрел в рот читающего Сергея. А перед уходом Есенин снова долго

жал ему лапу.

Как он выглядел? Всё в нём, Есенине, было ярко и сбивчиво, неожиданно контрастно.

Казалось, он менял лики мгновенно.

Белоголовый юноша, тонкий, стройный, изящно, ладно скроен и как будто бы крепко сшит,

с васильковыми глазами, не нестеровскими, библейскими, а такими живыми, такими просто

синими, как у тысячи новобранцев на призыве, рязанских и московских, и тульских. – что -то

очень широко русское.

167

Парижский костюм, чистый, мягкий воротничок. Сверху на шее накинуто шёлковое

сиреневое кашне.

Светло-жёлтые кудри рязанского парня. Рука хорошая, крепкая, широкая, красная, не

выхоленная, мужицкая.

Голос с приятной сипотцой. Заговорил этим сиплым баском, сразу распылилась, растаяла,

как пудра на лице, вся эта «европейская культура».

И подумал я: куда ещё вторгнется эта необузданная Рязань, Русь наша, в какие Миры

войдёт, кого покорит?!»

Земное стихотворение Есенина о собаке Качалова известно: «Дай, Джим, на счастье лапу

мне!...»

А вот это – небесное. Он возникло в 1995 году, записано на 88 странице космического

дневника Свирели:

ДЖИМУ

Мой Джим, без малого, уже под сотню лет

Со мною делит вечера и мысли.

Уверен я, что он – в Душе Поэт

И залетает в облачные выси.

Он, знаю, поприветствовал не раз

Ту, что нежнее всех и молчаливей.

Я виноват, что нет её красивей.

И нет роднее рук её и глаз.

14, 10, 1995. Есенин.

Свирель просит Серёжу почитать стихи о любви. И он выливает на листы её дневника

поток нежнейших, никому не ведомых стихов:

О ЛЮБВИ

Любовь… Ну что ж, и о любви, конечно,

Неплохо бы с тобой поговорить.

Скажу тебе, что на Пути на Млечном

Не раз пришлось окошко растворить,

Впустить черёмух запах неотвязный,

До одури забывшись до утра,

Ронять в стихах своих рассказ бессвязный

О том, как плачет юная пора,

Ушедшая в заоблачные дали,

О чистом снеге, взгляде васильков,

О тех глазах, что бедные рыдали,

О топоте серебряных подков.

Куда ушла сиреневая юность?

Она осталась на моей Земле.

И тихий стон гитары семиструнной

Рождается в берёзовом стволе.

Я вижу Русь в рябиновом горенье.

Она как девочка в коротком кимоно

Снимает с облака моё стихотворенье,

Подаренное Родине давно.

НЕ ВИНИ

Ну, не вини меня, моя родная,

Что страсти нет давно в моей груди.

Рыдает сердце, тихо догорая

И спрашивает: Что там, впереди?

168

Я весь истлел, мне кажется порою.

И в этом теле, розовом как день, –

Старик и юноша, которого не скрою.

Так Солнце сочетает свет и тень.

Я молод нынче. В этом нет сомненья.

Но память! Мне её не одолеть!

В ней сотни жизней. Их преодоленье

И заставляет горестно болеть.

Хочу взлететь над собственною болью,

Хочу любить, а сердце не велит.

Ах, как же мы наказаны любовью,

Которая до крайности болит!

11. 10. 95.

БОЛЕН ЛЮБОВЬЮ

Мне всех любить хотелось, всех обнять.

Обиды я не наносил любимым.

Так думал я. Хотелось мне ронять

Бутон волос цветком неповторимым.

Но повторимы были вечера.

И ночи повторялись многократно.

Растрачивалась юная пора.

И молодость струилась безвозвратно.

Я всех обнял и прежде всех – Рязань.

Она в мои объятия стремилась.

И гулкая берёзовая рань

В Душе моей стократно повторилась.

Я видел в каждой женщине тебя,

Моя берёзка из родного поля.

Я прожил жизнь, страдая и любя,

И вновь живу, и вновь любовью болен.

ЧЕГО ХОЧУ?

Я странен сам себе… Чего хочу?

Кого любить? Куда теперь стремиться?

Скажите мне, ну где я отыщу

Свою страну берёзового ситца?

Увижу ли тебя средь васильков,

Где мы с тобой бродили до рассвета?

Услышу ли знакомый стук подков

И перегар рябинового лета?

Ты помнишь, как с тобою у крыльца

Мы задержались, обменявшись взглядом?

Скажу теперь: «Любимая, не надо,

Поскольку нет у повести конца…»

Я УЕДУ…

Голубиный незнакомый почерк…