Рыбкин зонтик

— То есть как это? Вы мне не верите? — вскинулась я.

— Да нет, я верю, но что они не уехали далеко, это точно. Видела я ее, всю эту неделю видела… не каждый день, конечно, я ведь не подсматриваю у «глазка», но пару раз мы сталкивались. Так что не знаю, что тебе и посоветовать… Квартиру они, может быть, где-то снимают?

— Да у него денег нету! — вырвалось у меня.

— А чего же ты тогда так за него держишься? — вздохнула по-бабьи Нина Евгеньевна. — Ох и дуры мы, просто противно! Да не реви ты! Знаю, где она его поселила! Временно, конечно, чтобы ты пока из квартиры выметалась. А потом он замки сменит и будет ее в своей квартире принимать, если, конечно, он ей к тому времени не осточертеет!

— Где? — От волнения у меня даже слезы просохли.

— Есть у нее дачка. Да не то чтобы нормальный современный загородный дом, а так себе, щитовой домик старый в поселке Морошкино по Выборгскому шоссе. Старое садоводство там. Достался ей тот домик от какого-то дядьки двоюродного, она сама как-то сетовала, что никак его не продать, что никому он не нужен. Я про этот домик потому и знаю, что она со мной советовалась как-то, кому бы его предложить, спрашивала, не нужен ли он кому-нибудь из моих знакомых… Ветшает помаленьку, но сейчас лето, жить можно… Им ведь скрываться надо, а то дойдет до Барановича, а кому охота, чтобы ему рога наставляли?

Уж не знаю, что заставило Нину Евгеньевну поверить в мою невероятную историю, очевидно, застарелая и тщательно скрываемая ненависть к соседке, но я отчего-то поверила ей сразу. То есть, на мой взгляд, вполне возможно было, чтобы Лариса прятала Романа в этом самом поселке Морошкино. Потому что в городе ему мелькать никак нельзя, у него земля под ногами горит. Квартиру же заранее снять они не смогли, потому что не предполагали, что она понадобится. Ведь это потом все у них пошло наперекосяк и пришлось менять планы на ходу. Судя по всему, Роман должен был исчезнуть еще в ту ночь с пятницы на субботу сразу же после аварии.

А там, в садоводстве, никто его не заметит, а если и заметят, то ничего не заподозрят.

— Большое садоводство? — деловито спросила я. — Точный адрес вы знаете?

— Ну как тебе сказать… — нахмурилась Нина Евгеньевна. — Садоводство не в самой деревне, а чуть в стороне. Там есть указатель… Постой, постой! — воскликнула она, как будто впервые осознав, что я собираюсь сделать. — Уж не думаешь ли ты поехать туда и застать их на месте?

— И устроить скандал, — энергично подтвердила я, — и выцарапать ей наглые глаза!

— Ну не знаю, не знаю… — задумчиво пробормотала задушевная соседка, — сможешь ли ты… а впрочем, вот она, молодость! Ничего не боится, идет к своей цели!

— Наше дело правое! — приосанилась я. — Победа будет за нами!

На прощание Нина Евгеньевна потопталась немного в прихожей и вдруг смущенно спросила:

— Вот я все думаю, чем же твой Андрей смог так Ларису увлечь, если денег у него нету и сам он ничего особенного собой не представляет? Опять же ты за него так держишься… Скажи, он что — какой-нибудь особенный в постели?

Я вспомнила мумию, лежащую в палате реанимации, и меня разобрал вдруг дикий нервный смех. Я закусила губы и отвернулась, а когда снова поглядела на Нину Евгеньевну, взгляд мой был полон нежной истомы.

— Вы себе не представляете, на что он способен! — выдохнула я.

— Вот оно что… — пробормотала Нина Евгеньевна, — ну иди уж…

Я поскорее ретировалась, решив дома как следует подумать над тем, что услышала от доброжелательно настроенной Ларисиной соседки.

Я уже подходила к дому, когда рядом со мной раздался резкий скрип тормозов. Из остановившейся черной машины выскочил здоровенный парень и втолкнул меня на заднее сиденье. В точности повторялась сцена, разыгранная несколько дней назад, когда меня против воли доставили для разговора в фирму Романа.

— Привет, — сказала я верзиле, — давно не виделись! Опять Вахтангу и Максу захотелось со мной поговорить? У твоих шефов явно дефицит общения, или один из них на меня запал! Ты как считаешь?

Но охранник на этот раз совершенно не был настроен на разговор. Он мрачно покосился на меня, не проронил ни слова и опустил веки, явно копируя Вахтанга.

— Поднимите мне веки, не вижу! — усмехнувшись, проговорила я. — Какой-то ты сегодня невежливый!

Охранник по-прежнему ничего не ответил. Машина мчалась по городу, мягко шурша шинами. Казалось, для нее не существует ни пробок, ни светофоров или все светофоры при ее приближении послушно переключаются на зеленый свет.

Примерно через двадцать минут мы оказались перед роскошным подъездом акционерного общества «Уникорн». Охранник провел меня к дверям, то ли поддерживая под локоть, то ли следя, чтобы я не сбежала. Впрочем, у меня ничего подобного и в мыслях не было — сопровождавший меня субъект наверняка был не только силен, как горилла, но и быстроног, как гепард.

— Я уже чувствую себя здесь как дома, — сообщила я своему провожатому, входя в дверь. — Пожалуй, меня скоро возьмут в штат фирмы, раз уж все равно я хожу сюда как на работу.

Он по-прежнему ничего не ответил и подтолкнул меня вперед.

Я направилась было к широкой, устланной ковром парадной лестнице, по которой поднималась прошлый раз, но охранник жесткими пальцами схватил меня за локоть и подтолкнул к лифту.

— Эй, парень, поосторожнее! Синяки останутся, как я после этого на пляже покажусь? И вообще, ты что, думаешь, я так состарилась с нашей последней встречи, что не смогу подняться на третий этаж?

Охранник снова промолчал. Когда дверца лифта плавно закрылась за нами, он нажал на панели управления кнопку, обозначенную буквой X.

Кабина, вместо того чтобы подняться вверх, мягко скользнула вниз.

Это мне очень не понравилось. Мы и так находились на первом этаже, а сейчас опустились еще ниже, в подвал…

А подвалы в моем сознании связывались с «допросами первой степени», нацистскими застенками и прочими фильмами ужасов.

Лифт остановился, дверца открылась, и охранник грубо вытолкнул меня в коридор.

Похоже, худшие мои подозрения подтверждались.

Во всяком случае, в этом коридоре вместо мягкого освещения и пушистых ковров третьего этажа я увидела серые бетонные стены и цементный пол, скудно освещенные голыми лампочками, закрепленными под потолком через каждые пять метров.

Охранник, снова подтолкнул меня, и пришлось идти вперед по этому коридору, который уходил далеко вперед, теряясь в полутьме.

Однако слишком далеко идти не пришлось. Мой провожатый остановился возле железной двери и толкнул ее.

Мы оказались в большом квадратном помещении, ярко освещенном люминесцентными лампами. Цементный пол, проходящие по стене трубы, несколько стульев и один легкий стол, на котором лежал диктофон. И еще — тяжелое металлическое кресло, привинченное к полу и оснащенное кожаными ремнями, явно предназначенными для того, чтобы туго закрепить руки и ноги сидящего в кресле человека.

Это кресло так испугало меня, что на какое-то время даже потемнело в глазах.

Я не могла смотреть ни на что другое, кресло просто притягивало мой взгляд, и поэтому в первый момент я не заметила человека. Только когда он обратился ко мне, я увидела мрачного смуглого мужчину с тяжелыми припухлыми веками, который стоял справа от входа, перекатываясь с пятки на носок.

— Как добрались? — осведомился Вахтанг, уставившись на меня мрачным немигающим взглядом.

— Что за манеры? — Я пыталась держаться независимо и самоуверенно, но голос предательски дрожал. — Неужели нельзя было пригласить меня в гости так, как это принято в цивилизованном обществе? А то хватаете женщину на улице, как настоящие бандиты…

— Не видела ты настоящих бандитов, — с кривой усмешкой проговорил Вахтанг, — но ничего, у тебя все впереди! Впрочем, что это мы разговариваем стоя? Толик, усади нашу гостью!

Охранник подвел меня к ужасному креслу и толчком усадил в него. На меня накатила такая омерзительная слабость, что я стала послушной и безвольной, как тряпичная кукла. Правда, если бы я и захотела сопротивляться, это наверняка ничего бы не дало — силы были слишком неравны.

Толик пристегнул мои руки ремнями к подлокотникам кресла, затем нагнулся и точно так же закрепил щиколотки. Ужас нарастал в моей душе, как снежный ком, и казалось, я скоро не выдержу и дико закричу или просто умру от страха. Однако я каким-то невероятным усилием воли взяла себя в руки и проговорила дрожащим, неуверенным голосом:

— Не объясните ли, что произошло? Прошлая наша встреча была обставлена куда приличнее… Мы беседовали в прекрасно оборудованном кабинете, секретарша приносила кофе, а теперь — какой-то сырой грязный подвал, напоминающий эсэсовские застенки…

— Что произошло? — переспросил Вахтанг, подняв тяжелые веки. — Я думаю, это ты должна объяснить, что произошло. Я тебе поверил, думал, ты действительно ничего не знаешь о деньгах… Макс еще тогда говорил мне, что ты в деле и тебя надо как следует тряхнуть, но я его не послушал!

— Но я действительно абсолютно ничего не знаю! Я о деньгах услышала только от вас!

— Вот как? — прогремел под сводами подвала второй голос, злобный и истеричный.

Я оглянулась, насколько позволяло кресло, и увидела, что из небольшой дверцы, которую я сначала не заметила, появился старый знакомый Макс с лицом злого, испорченного ангела.

— Вот как? А тогда как же случилось, что ты профессионально ушла от слежки? И что ты делала сегодня весь день? Наш человек доложил, что у тебя наверняка были сообщники!

— Да какие сообщники! Ваш человек просто придурок! Я наняла уличных мальчишек за сто рублей, чтобы они прокололи ему шину!

— Ах вот как! — Макс подошел ко мне и наклонился, глядя прямо в глаза. — Для чего же это тебе понадобилось, если ты такая невинная и ничего не знаешь ни о каких деньгах?

Он распрямился и повернулся к молча наблюдавшему за происходящим охраннику:

— Инструменты! Сейчас она у нас запоет, как Монсеррат Кабалье!

— Постой. — Вахтанг взял Макса за плечо и, отведя немного в сторону, заговорил вполголоса, однако достаточно громко, чтобы я почти все могла расслышать: — Мне кажется, ты слишком спешишь. Если начать с ней работать по твоей методике, потом ее уже нельзя будет отпустить… Она будет уже отработанным материалом, от которого придется избавляться…

Я догадывалась, что Вахтанг ведет этот разговор специально для меня, чтобы запугать меня еще больше и заставить выложить все, что я знаю, и мне стало еще страшнее, чем прежде, если это возможно. Услышать, как меня спокойно и деловито называют «отработанным материалом», от которого придется избавляться… это было куда страшнее истеричных угроз «безумного Макса».

Однако Макс то ли не понял тонкую психологическую игру своего партнера, то ли в силу своей истеричной натуры не мог ему достойно подыграть, во всяком случае, он закричал, совершенно не владея собой:

— Снова тянуть? Опять выжидать? Ведь Баранович со дня на день потребует свои деньги!

Эти слова прозвучали для меня как удар грома среди ясного неба!

Баранович! Тот самый крутой «спонсор» Ларисы Семашко, о котором мне сегодня рассказывала Нина Евгеньевна Аникеева! Нефтяной магнат, богатый и сильный человек… Вот, оказывается, кто стоял за всей этой историей! Вот чьи деньги судорожно ищут Макс с Вахтангом!

Картина происшедшего стала вырисовываться передо мной все яснее и яснее.

Лариса не удовлетворилась теми подарками, которые получала от своего богатого возлюбленного, и решила попросту ограбить его, пользуясь тем, что он что-то рассказывал ей о своем бизнесе. Она нашла себе помощника в той фирме, через которую Баранович прокачивал свои деньги — то ли отмывал, то ли обналичивал их. Видимо, не раз в своей жизни она пользовалась мужчинами, готовыми делать для нее черную работу, таскать каштаны из огня, но тут ей подвернулся Роман, который и сам был не промах, он не захотел рисковать своей жизнью ради ее прекрасных глаз, и тогда она нашла наивного человека, который был отдаленно похож на Романа… Таким человеком оказался Андрей Удальцов, который поверил в ее любовь и которому она уготовила жалкую роль — роль обгоревшего в машине трупа!

Однако не лучшая роль предназначалась мне. Я должна была разбиться в одной машине с Андреем, чтобы ни у кого не возникло сомнений, что обгорелый мужской труп — это останки Романа…

Но у этой безжалостной парочки все пошло вразрез с планом — сначала я неожиданно отказалась играть приготовленную для меня роль, села в последний момент в Димкину машину и уехала в город, потом Андрей Удальцов сумел чудом остаться в живых.

Все эти мысли промелькнули у меня в голове практически мгновенно, в то время как в нескольких шагах продолжался волнующий разговор:

— Ты с ума сошел! — прошипел Вахтанг. — Зачем ты произнес здесь эту фамилию? Думать нужно!

— Может быть, я очень хорошо подумал! — ответил Макс с кривой ухмылкой. — Надеюсь, теперь ты не будешь играть в бойскаута? Она должна заговорить — а потом… сам понимаешь, теперь ее уже нельзя…

При этих словах по моей спине поползли капли холодного пота. Этот мерзавец нарочно назвал при мне фамилию нефтяного короля, чтобы принудить Вахтанга согласиться на мое уничтожение!

Вахтанг посмотрел на своего молодого партнера долгим внимательным взглядом, затем опустил тяжелые веки и медленно проговорил:

— Что ж, делай что хочешь… я умываю руки.

Он развернулся и пошел к выходу из комнаты.

— Тоже мне, Понтий Пилат нашелся! — негромко проговорил Макс, глядя ему в спину.

Затем он повернулся к охраннику Толику и громким, требовательным голосом произнес:

— Я тебе, по-моему, ясно сказал — немедленно принеси инструменты!

Толик послушно удалился в ту низенькую дверь, из которой незадолго до того появился Макс. На секунду задержавшись в дверях, он незаметно для шефа бросил на меня сочувственный взгляд.

За дверью послышался металлический лязг и звяканье. Я представила, какие инструменты подбирает сейчас дисциплинированный Толик, и на меня накатила волна такой дурноты, что я едва не потеряла сознание.

Макс тем временем прохаживался передо мной, в нервном нетерпении потирая руки.

Металлическое звяканье в соседнем помещении затихло, но Толик все не появлялся. Макс удивленно посмотрел на дверь и окликнул своего замешкавшегося подручного:

— Ты что там застрял? Тебя только за смертью посылать!

В ответ из-за двери донеслось нечленораздельное мычание.

Макс сделал несколько шагов в направлении двери, но вдруг настороженно замер, вытащил небольшой блестящий пистолет и оглянулся на меня, удивленно пробормотав:

— Это еще что за фокусы?

Поскольку я понимала не больше, чем он, и ничего не ответила, Макс крадучись двинулся в прежнем направлении, держа перед собой в вытянутой руке пистолет.

Я по вполне понятной причине взволнованно наблюдала за происходящим, хотя ничего не понимала. Правда, жизненный опыт подсказывал мне, что неожиданности редко бывают приятными, но в моем нынешнем положении любые изменения могли быть только к лучшему.

Макс застыл перед самой дверью, внимательно прислушиваясь, и уже собрался шагнуть в соседнюю комнату, как вдруг в подвале погас свет.

Воцарилась полная, кромешная темнота, в которой раздавались звуки ударов, негромкие выкрики. Затем прогремел выстрел, и все затихло.

Я сидела в своем кресле ни жива ни мертва и боялась дышать.

Только теперь я поняла, что такое настоящая, полная тьма, в которой действительно ни зги не видно. По сравнению с ней темная осенняя ночь в густом лесу, где я оказалась когда-то в далеком детстве, была едва ли не белой ночью. Там были тусклые светящиеся гнилушки, просветы между деревьями, там постепенно привыкшие к темноте глаза могли хоть что-то различить, здесь же темнота была полной, глухой, непроницаемой, как будто мои глаза завязали плотной бархатной повязкой.

И вдруг я почувствовала в этой темноте какое-то движение.

Может быть, тьма, лишив меня зрения, обострила все остальные чувства, может быть, я кожей ощутила легкое колебание воздуха, только я без сомнения поняла, что рядом со мной кто-то есть.

Казалось, я уже не могу сильнее испугаться, но теперешний страх превзошел все прежние. Если раньше я боялась вполне конкретных вещей — боялась жестокости Макса, боялась пытки, боялась смерти, то сейчас меня посетил древний, первобытный мистический ужас перед чем-то неизвестным, не имеющим имени и конкретного образа.

Так, наверное, первобытный человек, робко жавшийся к своему костру, в ужасе следил за светящимися глазами, глядящими на него из темноты, за огромными тенями, крадущимися.на границе света и тени, прислушивался к тяжелым мягким шагам древних хищников…

Неизвестный приблизился ко мне; вжавшись в спинку кресла, я почувствовала его легкое прикосновение.

Щелкнула застежка, заскрипел плотный кожаный ремень, и неожиданно я почувствовала, что левая рука свободна. Через секунду точно так же освободилась правая рука.

Я неподвижно сидела, боясь поверить происходящему, боясь пошевелиться, боясь издать хоть какой-то звук.

И тот, кто был в темноте рядом со мной, тоже не издавал ни звука.

Больше того, я уже не была уверена, что рядом со мной кто-то есть, темнота стала глухой и безжизненной.

Секунды шли за секундами, в темноте ничего не происходило. Мне казалось, что я бесконечно долго нахожусь в этой густой, плотной, вязкой тьме, хотя на самом деле вряд ли прошло больше минуты, и вдруг вспыхнул свет.

Загорелась тусклая лампа аварийного освещения, но после полного мрака она показалась такой яркой, что в первое мгновение у меня заболели глаза.

Я огляделась. Сначала показалось, что в подвале никого нет, но потом я увидела на цементном полу возле низкой двери распростертое тело Макса.

Как бы там ни было, мне нужно было воспользоваться моментом и попытаться вернуть себе свободу.

Руки мои были свободны, и отстегнуть ремни на ногах не представило труда.

Я встала, но едва удержалась на ногах: кровообращение, затрудненное тугими ремнями, не сразу восстановилось.

Справившись со своей слабостью, я направилась к той двери, за которой пропал охранник Толик — что-то подсказывало мне, что именно там я смогу найти путь на свободу.

Проходя мимо Макса, я наклонилась и вгляделась в него.

Лицо этого психопата было бледным, на скуле набухал здоровенный кровоподтек, но он был жив — грудная клетка слегка приподнималась в ритме неровного дыхания. Словно почувствовав мой взгляд, Макс издал болезненный стон.

— Ничего, ты живучий! Как-нибудь сам выкарабкаешься! — мстительно прошептала я и прошла в соседнюю комнату.

Комната была куда меньше первой, но обстановка ее была более разнообразной. Возле одной стены стояла низкая медицинская кушетка, возле другой — металлический шкафчик с застекленными дверцами, посреди комнаты — небольшой квадратный столик. На этом столе находился никелированный поднос с набором медицинских инструментов самого устрашающего вида — какие-то щипцы, клещи, скальпели и пилки.

Подумав, что вся эта садистская техника была предназначена мне, я невольно вздрогнула.

Обойдя стол, я увидела на полу скорченное тело охранника.

Судя по изредка раздающимся глухим стонам, он тоже был жив, но, как и Макс, без сознания.

Я обошла Толика и сбоку от шкафа с медицинскими инструментами увидела в стене квадратное темное отверстие. Рядом с ним на полу лежала отвинченная решетка.

Должно быть, это отдушина вентиляционного канала, через которую в подвал проник мой неизвестный избавитель, который разделался с Максом и его подручным и освободил в темноте мои руки, тот, кого я так испугалась… Как часто мы не знаем сами, что для нас хорошо и что плохо, что грозит опасностью и что приносит нам спасение!

Отвинченная решетка — как бы его послание, намек на то, что таким путем я могу выбраться на свободу.

Конечно, на этом пути меня могли поджидать любые опасности, любые неожиданности, но в моем положении не приходилось привередничать, не приходилось выбирать, да и не из чего.

Я встала на четвереньки и скользнула в темный лаз.

Внутри вентиляционного канала было тесно, едва можно было ползти, упираясь в стенки желоба локтями и коленями. Конечно, там было темно и пыльно, и по тихому шороху и едва слышному перестуку маленьких лап я поняла, что в непосредственной близости обитают крысы. Как и всякая нормальная женщина, я не выношу крыс, просто панически боюсь их, но в теперешней ситуации нельзя было позволить себе даже таких естественных женских эмоций… К счастью, меня выручала темнота, благодаря которой я хотя бы не видела серых созданий и могла делать вид, что никого рядом со мной нет, а все эти звуки — просто плод моего воображения…

Однако когда я задела в темноте что-то живое и оно пискнуло и умчалось вперед, я едва не умерла от страха и омерзения.

Я ползла и ползла и наконец почувствовала слабое дуновение свежего воздуха.

Это придало мне новых сил, я поползла быстрее, и еще через несколько бесконечно долгих минут впереди мелькнуло еле различимое пятно света.

Желоб пошел под небольшим углом вверх, ползти стало труднее, но постепенно увеличивающееся пятно света и становящийся все более свежим воздух действовали на меня как допинг, и я безостановочно двигалась навстречу свободе.

Еще несколько минут крайнего напряжения сил, и я увидела прямо перед собой еще одну вентиляционную решетку, а за ней — яркий солнечный свет и свежую зелень деревьев.

«Домой!» — сказала я себе, отряхнувшись и оглядевшись по сторонам. На первый взгляд все вокруг было спокойно, потому что вылезла я из небольшого окошка, находившегося примерно в полуметре от земли. Окошко выходило на задний двор, да еще было прикрыто разросшимися кустами непонятного вида. Во всяком случае, они очень хорошо меня прикрывали. Однако скрываться особенно было не от кого, потому что во дворе никого не было, кроме немолодого дядечки-автомобилиста, который с озабоченным видом копался в моторе стареньких «Жигулей», да двух с половиной разомлевших бабулек на шаткой лавочке. То есть старушек было две, но у одной из них на коленях сидела старая моська непонятной породы.

Я зашуршала кустами, и моська подняла голову. Осторожно, стараясь не шуметь, я, согнувшись в три погибели, начала двигаться короткими перебежками к проему между домами. По предварительным прикидкам, там находилась совершенно не та улица, на которой стоит здание фирмы, куда привезли меня не так давно для допроса. Так что я сейчас спокойненько выйду, потом пройду несколько кварталов, после чего сяду на общественный транспорт и поеду домой. Дома я приведу себя в порядок, съем чего-нибудь горячего и начну военные действия против всех, не считая, конечно, собственных родственников и совсем посторонних людей. Впрочем, если посторонние вздумают мне помешать, то им тоже достанется. Ибо мной овладела холодная ярость. Ярость эту я пока еще могу контролировать, но никому не советую попадаться мне на пути.

Думая так, я преодолела отрезок пути, где могла прикрываться кустами, и тут меня увидели старухи со своей лавочки. Надо сказать, реакция у них отменная, они не стали тратить время на разглядывание случайно оказавшегося в их дворе человека, они сразу начали орать.

— А что это ты там делала, такая и рассякая! — заливалась одна тонким визгливым голосом.

— Бомжи проклятые, весь двор загадили, да еще и в подвал лазют! — вторила ей другая бабка простуженным басом.

Не отвечая и не оглядываясь, я убыстрила шаг, кляня про себя настырных старух. Не хватало мне еще привлекать к себе внимание! А вдруг те, в подвале, Толик и Макс, уже полностью очухались и сейчас ползут по моим следам? Или еще хуже, они знают, куда выходит вентиляционная шахта, и сейчас встретят меня при выходе как ни в чем не бывало. Я вспомнила мерзкую улыбочку Макса и похолодела. Уж теперь-то он точно не даст мне уйти живой.

Тут внизу я ощутила какое-то движение, и, вы можете себе представить, мне в ногу вцепилась мерзкая тварь — старухина моська. Несмотря на маленькие размеры, привычки у нее были как у бультерьера — не лает, а сразу же вцепляется мертвой хваткой. От неожиданности я остановилась, пытаясь другой ногой отпихнуть злобную тварь. Та огрызнулась и перехватила мою ногу поудобнее, как будто это палка полукопченой колбасы. Было не очень больно, но противно. Тут подоспели старухи, и, вместо того чтобы отозвать свою собаку, одна стала науськивать ее еще больше, а вторая замахнулась на меня палкой.

Терпение мое лопнуло, и случилось то, что должно было случиться. Я перехватила палку в воздухе и поверх нее посмотрела старухе в глаза. Та охнула и выпустила палку, после чего стала медленно отступать. Кричать она перестала, но так и осталась с открытым ртом. Почувствовав неладное, ее напарница тоже остановилась. Я наклонилась и одним движением отодрала от себя моську, подняла в воздух и метнула ее со всей силы как можно дальше. Вторая старуха — та, с тонким голосом, чья была моська, издала боевой клич, совершила потрясающий прыжок (я не шучу!) и поймала свою моську в воздухе. Только было бы лучше для всех, если бы она не натравливала свою пиранью на мирных людей, тогда и прыгать бы не пришлось.

— Чем на людей нападать, лучше бы у «Зенита» на воротах стояли, — посоветовала я бабкам.

Собственный голос показался мне незнакомым, что-то в нем было не так. Старухи глядели на меня со страхом и молчали, стоя на месте. Я повернулась и пошла, не оглядываясь.

Пройдя квартал по улице, я заметила, что встречные прохожие как-то странно на меня смотрят, один даже шарахнулся, а женщина с ребенком прижала его к себе и ускорила шаг. Я прислушалась к себе и ощутила какое-то неудобство в лице, что-то было не так.

Собираясь утром в «гости» к Ларисе Семашко, я не взяла с собой сумочку, потому что хотела прикинуться служащей. Я сунула в карман кошелек и пудреницу, а также носовой платок. Сейчас, разглядев в крошечном зеркальце свое лицо, я очень удивилась. На лице застыл оскал, как у дикого зверя — не то рыси, не то гиены. Очевидно, именно этого испугались старухи.

Усилием воли я вернула лицу обычный вид.

Как же они меня все достали! Этак можно вообще в дикого зверя превратиться.

По дороге я заскочила в супермаркет и купила там жареную курицу и бутылку острого кетчупа. Дома был один Лешка. Как он радостно сообщил, у его мамочки какие-то занятия, не то шейпинг, не то фитнес. Как видно, невестка взялась за себя всерьез, и, кстати, весьма в этом преуспела, то есть значительно похудела и одеваться стала немного получше. И характер у Алки не такой скверный, как был раньше, или, может, я просто притерпелась. А скорей всего, после того, как со мной произошла куча неприятностей, мелкие свары с родственниками не так волнуют.

При виде курицы ребенок издал боевой клич американских индейцев, и мы живенько ее приговорили, запивая минеральной водичкой, найденной в холодильнике. Пока я варила кофе, Лешка самолично вымыл посуду и выбросил кости в мусоропровод, чтобы его мамаша не накрыла нас с поличным и не устроила скандал. А времени уже шестой час вечера, нужно торопиться. Я надела старые потертые джинсы и курточку попроще, выпросила у Лешки кепочку защитного цвета. Ребенок порывался пойти со мной, но я категорически отказалась, поцеловала его на прощание в подбородок и удалилась, приказав ничего не говорить родителям — куда ушла, когда приду… пусть молчит, даже если я не приду ночевать.

Выйдя из дома, я прежде всего заскочила в обменный пункт на углу и поменяла там предпоследнюю сотню долларов. Деньги кончаются, но что-то подсказывало мне, что недолго я буду находиться в таком подвешенном состоянии. Как говорил Ходжа Насреддин, либо шах помрет, либо ишак сдохнет… Так и со мной: либо они меня найдут и убьют, и тогда деньги не понадобятся, либо я их переиграю, они оставят меня в покое, и я начну новую жизнь с поисков работы.

Так что я с легким сердцем подняла руку и привычно проголосовала частнику.

У дома Ларисы я сразу же увидела ее машину — серебристый «Фольксваген Гольф» за номером… этот номер я уточнила по бумажке. Стало быть, Лариса сейчас дома, отдыхает после трудов праведных. Я погуляла еще немножко во дворе, пока не сообразила, что это неудачная мысль, потому что Лариса может увидеть меня из окна. А вдруг она хорошо знает меня в лицо? Кроме того, во двор может выйти брошенная мужем соседка Нина Евгеньевна, и уж она-то точно меня опознает, несмотря на Лешкину кепочку.

Тогда я развернулась и направилась к ближайшему продуктовому магазину, выбрав, конечно, не супермаркет, а самый обычный, бывший советский гастроном, у которого даже вывеска сохранилась старая. И там, в боковом переулочке, я обнаружила компанию мужичков, расположившихся на ящиках, уставленных пивом и воблой. На дворе лето, погода хорошая, время близилось к вечеру, и люди спокойно отдыхали. Не бомжи, не бродяги, просто немолодые, часто выпивающие люди.

Я выбрала среди них мужичка покрепче и почище, чтобы не так противно было находиться с ним в непосредственной близости, и поманила его пальцем. Мужички чрезвычайно оживились и двинулись было ко мне всем скопом, но я пресекла их попытку, заявив, что немедленно уйду и найду себе другого вон там, у соседнего магазина.

Выбранный дядя приосанился и пошел за мной, горделиво оглянувшись. За углом я остановилась и показала ему полтинник.

— Вот, дядя, видел? И очень даже просто эта денежка может стать твоей, если выполнишь мою просьбу. Как раз хватит на бутылку.

— Так ты за этим меня позвала? — разочарованно спросил мужик.

— А ты что себе вообразил? — холодно усмехнулась я. — Слушай, дядя, мне время дорого. Будешь работать?

— А чего делать-то? — буркнул дядька. — Перенести что-нибудь или отметелить кого? Так с этим не ко мне, драться я не люблю…

— Если бы мне нужно было морду хахалю бывшему набить, так я бы кого помоложе нашла, — терпеливо объяснила я, — а от тебя мне нужно, чтобы ты по телефону позвонил и вот такой текст проговорил.

С этими словами я протянула ему текст, написанный на бумажке. Мужик долго вглядывался и читал слова, шевеля губами, потом согласился. Я набрала номер и протянула ему мобильник.

— Эта… — хриплым голосом начал он, — мне бы Ларису…

Когда на том конце ответили утвердительно, он заговорил увереннее:

— Значит, слушай сюда! Мужик твой меня послал, велел позвонить. Сказал, чтобы ты сей же час к нему ехала, а то он там сидит как дурак, не пимши, не, емши!

Тут дядька остановился, чтобы перевести дух, и Лариса использовала этот момент, чтобы вклиниться с вопросом.

— Как — откуда звоню? — очень натурально удивился мужик. — С тридцать первого километра звоню, вот откуда!

Это было верно, съезд к деревне Морошкино находился на тридцать первом километре Выборгского шоссе, я уточнила по карте.

— Ты вопросы-то глупые не задавай, — дядька понемногу входил в раж. — Сказано тебе ехать, так и ехай сей же час! Потому как если не приедешь, то он сказал, что утром сам явится, его шофер знакомый подбросит. И тогда тебе, корове толстозадой, мало не покажется! Пожрать ему привези и бутылку не забудь!

Про корову и про бутылку он добавил от себя лично, но получилось очень кстати.

— Ну как? — спросил он, отдавая мне мобильник.

— Здорово! — искренне ответила я. — Ты, дядя, прямо артист.

— А раз артист, то прибавить надо! — деловито произнес мужичок.

— Еще чего! — возмутилась я. — Договаривались же на бутылку!

— То на бутылку, а это будет на пиво! — твердо сказал он. — Завтра надо человеку утром настроение поднять или нет?

Я не могла не согласиться с такой постановкой вопроса.

Мы простились с дядечкой по-дружески и разошлись, как в море корабли. Он пошел к своим приятелям, а я выскочила на проспект и подняла руку. Остановилась подходящая машина — не слишком ободранная «пятерка». Водитель средних лет, разбитной такой мужичок, помладше того, что я подрядила у магазина, но ненамного.

— Сначала постоим, — распорядилась я, — подождем одну бабу на «Фольксвагене».

— Криминал есть? — тотчас осведомился водитель, и я готова была поклясться, что волнует его не наличие криминала, а то, на сколько в таком случае ему удастся меня раздоить.

— Ни боже мой! — уверила я водителя. — Самое житейское дело, бабские разборки!

— Мужика не поделили! — констатировал он.

— Точно! — расцвела я. — Какой же ты, дядя, догадливый!

— Тут и догадываться ничего не нужно, и так все видно! — отозвался водитель. — Мужа, что ли, она у тебя увела?

Но я не ответила, потому что как раз в это время из двора на проспект выехал серебристо-серый «Фольксваген Гольф», и за рулем, естественно сидела Лариса.

— Вот за той машиной аккуратненько так поедем! — распорядилась я.

— И долго? — недоверчиво спросил водитель. — Долго так ехать?

— До тридцать первого километра Выборгского шоссе, — честно ответила я.

— Не пойдет! — заупрямился мужик. — Поздно уже…

Пока мы торговались, машина Ларисы скрылась из виду. Наконец мы пришли к соглашению: мужичок довозит меня до развилки, разворачивается и уезжает. Плату он заломил несусветную, но я не торговалась.

Водителем он оказался классным, и мы скоро догнали «Фольксваген». Но это в городе, сказал мой водитель, а на шоссе уж как получится.

— Что-то я не пойму, — начал водитель, когда мы выехали на Выборгское шоссе, — как-то не похожа ты на жену, — он пренебрежительно окинул мои неказистые джинсы.

— Верно угадал, — согласилась я, — глаз у тебя — ватерпас. Это не я жена, а она, — я махнула рукой вперед. — Она — жена моего любовника, он ее бросать не хочет, а она сама ему рога наставляет, я точно знаю. Вот я ее выслежу, потом ему доказательства представлю. Каждый ведь устраивается как может, верно?

— Верно, — согласился водитель, — но все-таки вы, бабы, все стервы!

— Не без этого, — согласилась в свою очередь я. Так за приятной беседой мы доехали до нужного указателя. Разумеется, машина Ларисы нас обогнала, но я не сомневалась, что ехала она в Морошкино, больше некуда ей деться. Когда я вышла и огляделась по сторонам, то поняла, отчего домик в деревне Морошкино Лариса никак не могла продать. Дело в том, что рядом на шоссе активно строился какой-то промышленный комплекс. Сами понимаете, какая жизнь начнется в окрестных деревнях после того, как комплекс построят и он начнет работать. Станут ездить машины, шум, грязь и копоть. К тому же еще будут спускать в ближайший водоем какую-нибудь химическую гадость… Местным-то жителям некуда деться, а уж никакой городской человек в здравом уме не станет покупать здесь дачу.

Я прошла метров пятьсот по проселку. Вдали замелькали домики. Сбоку послышались голоса, и на большой поляне я увидела компанию подростков. Они разжигали костер.

В последнее время в прессе пишут, что самые опасные в смысле криминала — это подростки до четырнадцати лет. Дескать, цену человеческой жизни они не знают, а наказания не боятся, потому что ничего сделать с ними пока нельзя. Но тут ребята выглядели достаточно мирно, к тому же с ними были девчонки, так что я решила подойти, тем более что выбора особого не было.

Я возникла из-за кустов и поманила одного парня посимпатичнее. Подошел этакий ангелочек с голубыми глазами. Я спросила, не проезжал ли тут серебристо-серый «Фольксваген Гольф», и не знает ли мальчишка, как найти тот дом, куда проехала машина?

Он улыбнулся, и тут же подошли еще четверо подростков. А в стороне их было человек семь, я не подсчитывала. Мальчишки молчали и угрожающе шли на меня. В последний момент я успела отступить к трем сросшимся березам и достала из кармана заранее приготовленную сотенную купюру, правильно сообразив, что за полтинник они могут просто обидеться и не станут со мной разговаривать.

— Мы могли бы договориться. Если, разумеется, вы знаете, чей «Фольксваген». Тогда я отдам вам сотенную.

— Мы можем договориться по-другому, — усмехнулся ангелочек, — ты отдашь нам все деньги, а мы за это отпустим тебя с миром. Ну? Как тебе такой расклад?

И снова, как утром, я почувствовала, как меня охватила холодная ярость. За что они все на меня? Да есть ли в этом мире нормальные люди? Усилием воли я заставила себя ответить спокойно:

— Видишь ли, в чем дело. С некоторого времени я не очень дорожу своей жизнью. Денег в кошельке у меня немного, но это все мои деньги, так что так просто я их не отдам. Конечно, вас много, но я выберу одного из вас, не скажу которого, и постараюсь его придушить или выколоть глаза. Возможно, мне это и не удастся, а возможно, я успею. Скажу одно: я не буду умолять вас о пощаде и кричать караул. Здесь никто не услышит. Так что вам лучше сразу меня убить, иначе могут пострадать чьи-то голубые глазки. Вдруг это тебе не повезет? Как тебе такой расклад?

И все. Я почувствовала, что дальше говорить не могу — на лице снова появился и застыл оскал. Ангелочек внимательно на меня посмотрел, потом отвел свои голубые глаза и сказал, что они с ребятами пошутили. Я убрала оскал с лица и согласилась, что тоже пошутила. Мальчики были так любезны, что в обмен на сотенную согласились показать мне нужный дом. Выступил вперед хмурый парень, прикатил велосипед и усадил меня на багажник.

По неровной дороге в сгущающихся сумерках мы понеслись куда-то. Жизнь еще теплилась в этом дачном поселке, потому что в окнах домов мелькали огоньки, и кое-где лаяли собаки.

— Вот тут! — буркнул парень, затормозив у калитки. Я мигом скатилась с велосипеда, он развернулся и пропал в темноте.

Забор кое-где покривился, но еще держался, возможно, его подпирали разросшиеся кусты сирени. Я вытянула шею и увидела за забором белеющую в сумерках машину. Дом стоял в глубине участка, из окон пробивался слабый свет и виднелись две тени.

Мне повезло, Ларисин дом стоял не в центре, а чуть на отшибе. Справа от него был пустырь, поэтому я смело обошла дом и перемахнула через невысокую изгородь, не встретив ни души.

Участок зарос лопухами и крапивой. Может, когда-то давно Ларисин двоюродный дядька, или кем он ей там приходился, разводил здесь цветы, выращивал клубнику и петрушку. Но теперь, кроме сорняков, на участке не было ничего.

Крапива стояла стеной, я обожгла руки и лицо, потому что крапива была высотой в человеческий рост. Немного оглядевшись, я выбрала путь в стороне от крапивы. Растительность там была пониже, очевидно, раньше когда-то именно в этом месте проходила тропинка.

Я плюхнулась на землю и прислушалась. Из дома доносились голоса. На улице было еще не так темно, так что если кто-то из обитателей выглянет из окна, то вполне может увидеть мою смутную тень. Придется двигаться по-пластунски. Про то, как ползают солдаты, я прочитала в свое время все в той же замечательной книге «Курс молодого бойца».

Итак, я попыталась ползти, не поднимая головы, но это оказалось страшно неудобно. Во-первых, в лопухах было сыро, и джинсы мои тотчас промокли. Во-вторых, заели комары. То есть просто удивительно, отчего в конце августа так много комаров. По моим сведениям, им давно уже пора кончиться, это же не июнь месяц все-таки!

Но комары не хотели понимать, что их время ушло, они зудели и зудели над ухом и садились на все мои открытые места.

Я ползла к дому среди зарослей лопухов и репейника, радуясь, что надела старые джинсы. Когда я вплотную подобралась к задней стене, вся одежда уже была покрыта колючками. По дороге я спугнула красивую зеленую лягушку, которая посмотрела на меня с глубоким возмущением и ускакала в траву. А зря, лучше бы занялась ловлей комаров.

Я подползла к открытому окну, из которого доносились звуки самого натурального скандала.

— Это надо додуматься — какому-то придурку дать мой телефон! — кипятилась женщина, голос которой я слышала впервые, но сразу поняла, что это — мой злой гений Лариса Семашко.

— Говорят тебе, я никого не посылал! — выкрикнул в ответ мужчина.

Его голос, напротив, был мне очень хорошо знаком. В течение целого года я слышала этот голос каждый день, знала все его интонации, научилась по этим интонациям безошибочно определять, в каком настроении пребывает мой господин и повелитель…

Надо сказать, я ужасно расстроилась, услышав голос Романа. До самого последнего момента, несмотря на всю очевидность происходящего, в глубине души я отказывалась верить, что именно он вместе с Ларисой хладнокровно замыслил всю эту операцию, в которой мне отводилась жалкая роль обгорелого трупа, отказывалась верить, что он, не задумываясь, готов был принести меня в жертву… Втайне я все еще надеялась, что найду здесь кого-то другого, но теперь пришлось проститься с последними иллюзиями.

— Никого я не посылал, — продолжал Роман, — хотя любой на моем месте стал бы подозревать, что ты ведешь нечистую игру! В конце концов, сколько можно тянуть? Ты представляешь, как я рискую? Мне давно уже пора улететь как можно дальше из страны! Как только выяснится, что в больнице вовсе не я, за мной начнется настоящая охота! Тебе-то хорошо, ты вне подозрений, а меня пока спасает только то, что все считают меня мертвым…

— Не горячись, дорогой, — значительно тише, чем прежде, но полным яда голосом проговорила Лариса. — Если мы до сих пор все еще не довели начатое до конца, то в этом виноват только ты! Это ты не сумел держать под контролем свою недалекую подружку, эту вульгарную белобрысую курицу! Это ты не только умудрился отпустить ее в решающий момент, практически сорвав так хорошо продуманную операцию, но еще и не уследил за ключами, так что теперь не можешь попасть в свой собственный тайник! Если бы не твоя глупость, мы давно уже загорали бы на Сейшелах или Галапагосах!

Услышанное возмутило меня до глубины души. Мало того, что она называет меня недалекой, наверное, тут она права — я действительно прежде была глупа и слепа, не замечая очевидных недостатков Романа, все ему прощая, не замечая, какое предательство он готовит за моей спиной… но обозвать меня вульгарной белобрысой курицей! Этого я ей ни за что не прощу! И вовсе я не белобрысая! Волосы у меня и правда светлые, и таких женщин, между прочим, называют натуральными блондинками!

Я дала себе слово рассчитаться с Ларисой по полной программе, заставить ее заплатить за все, что мне пришлось пережить по ее вине.

— Ты тоже не так уж идеально исполнила свою партию! — ответил Роман. — Твой болван Андрей сумел как-то выкарабкаться из машины и остался в живых, хоть и здорово обгорел! Не ты ли утверждала, что он после укола совершенно без сознания и не сможет в машине даже пальцем пошевелить? Кстати, как он поживает? Его наконец прикончили?

— Лучше бы ты об этом не вспоминал! — прошипела Лариса, как рассерженная кобра. — Это ведь ты раздобыл такого идиота — киллера! Сначала он убил совсем не того человека, не отличил твою престарелую тетку от молодой женщины, потом вообще пропал… от него уже два дня ни слуху ни духу! Я уже три раза звонила старухе, а она все твердит, что никакой синтепон не поступал! Похоже, что твой хваленый профессионал экстра-класса решил плюнуть на заказ и уехал в отпуск! Так что скорее всего придется мне самой выполнять его работу — устранять твою курицу, добывать у нее ключи, а потом уже заниматься твоим незадачливым двойником… Надеюсь, ты понимаешь, что мы не можем убить его, пока Наталья остается в живых?

Мне было жутко слушать, как эти двое обсуждают мою жизнь и смерть спокойно и беззастенчиво, как будто решают, что приготовить сегодня на ужин или куда поехать в отпуск.

— Все я прекрасно понимаю! — пробурчал Роман. — Нечего делать из меня идиота!

— Если бы ты не был идиотом, ты не упустил бы ключи от своего пресловутого тайника! Если на то пошло, незачем вообще было прятать туда деньги, передал бы их мне, и все было бы куда проще…

— Да, только об этом ты и мечтала! Если бы я отдал тебе деньги, только бы тебя и видели! Не настолько я глуп, чтобы доверять тебе, когда дело касается такой огромной суммы! Мы должны были сначала инсценировать мою смерть, чтобы сбить Барановича и остальную команду со следа…

— Ну вот, теперь ты и расплачиваешься за свою предусмотрительность, — на этот раз голос Ларисы прозвучал довольно спокойно. — Так что, дорогой, тебе некого винить, кроме самого себя!

— Да, мне приходится винить себя уже за то, что я поверил тебе! Это ведь ты задумала всю аферу, решила пощипать своего богатого дружка! Мало тебе показалось его подарков, захотела взять сразу много, вот и нашла меня! Я тебе нужен был только потому, что работал в фирме, через которую Баранович отмывает деньги. Как ловко ты подстроила наше как бы случайное знакомство! Как пыталась запудрить мне мозги! На самом деле ты меня рассматривала только как инструмент… Так что если бы я не держал ухо востро, ты бы давно уже прибрала к рукам все деньги и умчалась в туманную даль…

— Тоже мне, ангел нашелся! — Лариса делано рассмеялась. — Дай-ка посмотреть, у тебя крылья еще не выросли?

— Повернуться к тебе спиной? Ну уж нет! С тебя, дорогая, глаз нельзя спускать ни на минуту!

— Ну, мы с тобой стоим друг друга! Если бы ты был таким ягненком, какого ты сейчас изображаешь, вряд ли мы так быстро нашли бы общий язык! Долго уговаривать тебя не пришлось! Ты так ухватился за мое предложение, как будто сам давно уже вынашивал такие планы. Хочу тебе напомнить, что ты сам придумал комбинацию с машиной, сам предложил использовать свою подружку в качестве дополнительной детали операции… Мы с тобой — два сапога пара, так что давай лучше не ссориться, а думать, как нам довести начатое до конца. А для начала скажи, где расположен твой тайник…

Рядом со мной что-то зашуршало в траве. Я опустила глаза и увидела мышь. К мышам я отношусь очень плохо, то есть я их ужасно боюсь. Не так, как крыс, но достаточно, чтобы визжать при достаточно близкой встрече. И эта мышь явно чувствовала свое моральное превосходство и смотрела на меня с интересом, ожидая, что я сейчас устрою полноценную истерику. Но сегодня я не могла себе этого позволить, слишком важные события происходили, чтобы рисковать из-за какой-то мыши. Она выжидательно посмотрела на меня, разочаровалась и побежала по своим делам. Я перевела дыхание и снова прислушалась к тому, что происходило в доме, тем более что ответ Романа чрезвычайно меня интересовал. Однако, как и следовало ожидать, он не собирался открывать карты.

— Даже не подумаю! Если я скажу тебе, где тайник, ты тут же потеряешь ко мне всякий интерес… это в лучшем случае, а то и вообще тут же постараешься прикончить!

— Ну что ты, дорогой, — промурлыкала Лариса, — ведь у меня все равно нет ключей…

— Это только по твоим словам! Может быть, они давно уже у тебя, может быть, киллер уже все давно сделал, — недоверчиво проговорил Роман, — а ты разыгрываешь передо мной спектакль, чтобы держать в этой дыре?

— Ну уж нет! — Лариса снова сорвалась на крик. — Если бы ключи действительно были у меня, я не стала бы тянуть время! У меня тоже земля горит под ногами, и я хочу как можно скорее закончить операцию и улететь куда-нибудь подальше, с тобой или без тебя… Если уж быть до конца честной, второй вариант предпочтительнее, ты мне уже осточертел!

— Спасибо за откровенность! — Роман неожиданно успокоился. — По крайней мере, сейчас я тебе верю. Идиллия вдвоем на необитаемом острове отменяется, мы там скорее всего съедим друг друга… хотя тебя есть опасно, наверняка можно отравиться.

— А я не ем второсортные продукты, — не удержалась Лариса от реплики.

— Так что, дорогая, если ты полетишь на Сейшелы — то я на Галапагосы… или наоборот.

— Я бы предпочла находиться в разных океанах…

— С этим проблем не будет — Земля большая!

— Порезвился? — холодно проговорила Лариса. — Однако некоторое время нам придется терпеть друг друга. Прежде чем разлететься по тропическим островам, мы должны закончить свои дела.

— Пока ты не достала ключей, я могу только скрываться в этом клоповнике. Показываться в городе мне ни в коем случае нельзя…

— Все-таки кто же мне звонил? — подозрительно протянула Лариса. — Если ты ни при чем, то этот звонок мне совсем не нравится…

Она встала и нервно заходила по комнате. Я замерла, вплотную прижавшись к стене, у меня возникло ощущение, что Лариса каким-то шестым чувством поняла, что я нахожусь поблизости. Я боялась даже думать, что они сделают, если найдут меня здесь. Хотя что тут думать, все и так ясно. Они просто убьют меня, предварительно выпытав все, что я знаю. Они станут пытать меня, ведь здесь самое подходящее место — никто не увидит и не услышит. И я отдам им ключи, а потом они зароют мой труп прямо здесь, на участке, под крапивой и лопухами. От такой приятной перспективы у меня застучали зубы.

Лариса остановилась возле окна и нервно проговорила:

— Что-то не так, что-то не так… У меня странное чувство, что есть еще какая-то сила, которую мы не учли…

Я вжалась в землю, и, хоть от нее исходили сырость и холод, зубы от страха перестали стучать.

— Прекрати паниковать! — прикрикнул Роман. — Брось эти бабские штучки! Не хватало нам еще предчувствий и гадания на кофейной гуще! Соберись и доведи дело до конца!

— Да, наверное, ты прав, у меня просто разыгрались нервы. — Лариса шумно выдохнула и отошла от окна. — Поеду в город.

Я отползла от стены и, стараясь не издать ни звука, укрылась за густым кустом бузины. Через минуту на крыльце домика показалась Лариса. Быстрой, решительной походкой она подошла к серебристому «Фольксвагену», села за руль и исчезла в густом облаке пыли. Роман не вышел проводить ее.

Что ж, в лагере моих противников нет согласия, и это мне явно на руку.

Поскольку, в отличие от Ларисы, у меня не было собственной машины, я дотащилась пешком до шоссе и остановилась на обочине, призывно сигналя проезжающим водителям.

Уже второй шофер остановился и подсадил меня, причем, поскольку ему все равно было по пути, запросил сущую ерунду.

По дороге я усиленно размышляла.

Выходит, Лариса не знает, что киллер погиб, и все еще пытается связаться с ним. Не могу ли я этим воспользоваться? Ей нужен ключ от тайника… этот ключ у меня, но я не знаю, где этот тайник…

План начал складываться у меня в голове.

— Ты что, заснула, что ли?

Я вздрогнула и повернулась к водителю.

— Я с тобой говорю, говорю, а ты — ни слова! — обиженно проговорил мужчина. — Где хоть тебя высадить? Или так и будешь молчать?

— Извините, — я виновато улыбнулась ему, — задумалась… а вот, пожалуйста, тут и высадите!

Я увидела на углу выцветшую вывеску:

«Ремонт и срочное изготовление любых ключей».

— Как скажешь, — водитель затормозил и подъехал к тротуару.

Однако мастерская оказалась закрыта, что было неудивительно, потому что времени был одиннадцатый час вечера. Я потащилась домой пешком, благо здесь недалеко.

Лешка маялся дурью и, увидев меня целой и невредимой, просветлел лицом.

— Что-то я уже начал волноваться! — по-взрослому вздохнул он. — Наталья, ты влипла в какую-то историю? Расскажи!

— Много будешь знать… — начала я.

— Плохо буду спать! — обиженно закончил он.

— Дурачок! — Я усадила его на диван и попыталась обнять. — Я и так все время за помощью к тебе обращаюсь!

— Но ничего не рассказываешь!

— Когда можно будет, обязательно расскажу!

Тут в комнату заглянула невестка и, застав нас обнимающимися на диване, очень удивилась — ей-то Лешка давно уже такого не позволял!

Оказалось, что брат закончил какой-то важный этап в работе, по такому случаю заплатили много денег, и невестка испекла пироги. Мы все напились чаю и очень мило побеседовали. Спать я пошла почти спокойная, все же семейный вечер с чаем и пирогами очень помогает при расстроенных нервах!

Наутро я отправилась в ту самую мастерскую по изготовлению ключей.

В низком полуподвальном помещении сидел, сгорбившись, молодой бледный парень в темно-синем комбинезоне. Перед ним на столе небольшой станочек, вокруг разложены слесарные инструменты. На стене за его спиной висят в несколько рядов самые разные болванки для ключей — плоские и круглые, тонкие и толстые, гаражные и автомобильные.

Я протянула мастеру плоский серебристый ключик и сказала:

— У вас найдется такая болванка? Точно такая?

Парень надел толстые очки с перевязанной изолентой дужкой и внимательно уставился на мой ключ.

— Редкая вещь, — проговорил он наконец, подняв на меня заинтересованный взгляд. — От очень хорошего швейцарского замка… я такой замок только два раза видел.

— Так что, нет у вас такой болванки? — протянула я разочарованно и потянулась за ключом.

— Я вам разве сказал, что нет? — Мастер не торопился возвращать мне ключ и любовно поглаживал его большой тяжелой рукой. — У меня на вывеске что написано? Срочное изготовление любых ключей! Любых! Понятно?

Он выдвинул ящик стола, порылся в груде болванок самой необычной формы и наконец достал серебристую заготовку, очень напоминающую мой ключ, только еще без бородки, с гладкой плоской поверхностью.

— Вот и пригодилась, — улыбнулся парень. — Мне один знакомый из Швейцарии привез. Дорогая игрушка… только сразу хочу вас предупредить — чтобы такой ключ подходил к замку, мне недостаточно вашего ключа. Мне обязательно нужно на сам замок посмотреть, поработать с ним, подогнать ключ, а то не будет открывать. Специально швейцарцы так сделали, чтобы подобрать отмычку было невозможно. Высокий класс, индивидуальная работа! — Он с уважением рассматривал серебристый ключик.

— А мне не надо, чтобы он подходил к замку.

— Что? — мастер удивленно посмотрел на меня поверх очков. — Что-то я не понял…

— Я не хочу, чтобы ключ подходил к замку, — повторила я, — наоборот, я хочу, чтобы он к нему ни в коем случае не подходил! Только чтобы внешне был похож на мой, чтобы его на глаз было не отличить!

— Ну надо же! — парень удивленно присвистнул. — Чего только на свете не бывает! Первый раз такой заказ…

— Ну что, сделаете?

— Да сделать-то ничего не стоит, да только обидно как-то… я думал, классную работу выполню, приятно браться, а так… только болванку редкую испорчу… ну, конечно, клиент всегда прав…

— Я вам заплачу, сколько надо, — заторопилась я.

— Да не в деньгах дело. — Парень вставил болванку в станок. — Заплатить, конечно, придется — болванка редкая…

— Сколько?

— Пятьсот, — ехидно проговорил мастер.

Я тяжело вздохнула и полезла в карман. Хорошо, что поменяла вчера доллары, а то нечем было бы заплатить.

— Зачем вам это нужно? — проговорил слесарь, запустив свой станочек. — Ну, конечно, это ваше дело…

— Конечно, — подтвердила я.

Он остановил станок, достал ключик и протянул мне:

— Держите.

Я взяла два ключа и поразилась: невозможно было отличить, который из них старый, а который новый. Ключи были похожи, как две капли воды, как два экземпляра знаменитой клонированной овечки Долли.

— А он точно не откроет замок?

— Не сомневайтесь, — мастер усмехнулся, — так быстро изготовить копию этого ключа не сможет сам господь бог.

И тут я похолодела: я перепутала ключи. Забыла, который из них настоящий, а который сделан только что.

Парень перехватил мой взгляд, и усмешка его стала еще шире.

— Вот ваш ключ, а вот мой! — он положил ключи на стол. — Пометьте их как-нибудь.

Я повязала на настоящий ключ нитку и недоверчиво спросила:

— А вы уверены? Вы-то их не перепутали?

— Девушка, — обиженно проговорил мастер, — это же моя работа! Вы мне один фильм напомнили. Там негры на границе проверяют документы у белого пассажира, и один говорит: «Вроде не похож!» А второй отвечает: «Да брось ты, эти белые — все на одно лицо». Так и вы — для вас эти ключи на одно лицо, а для меня они — как разные люди…

Поблагодарив мастера и расплатившись с ним, я выбралась на улицу из подвальчика.

Приманка была приготовлена, теперь оставалось забросить удочку.

Я нашла исправный телефон-автомат и набрала номер старушки, через которую покойный киллер поддерживал связь со своими клиентами. Собственный мобильник в таком деле лучше не использовать.

— Диспетчер фабрики мягкой игрушки, — почти сразу раздался в трубке скрипучий старческий голос.

Я задумалась на секунду. От того, насколько точно я сейчас сыграю свою партию, зависит, попадется ли Лариса в мою ловушку. Вспомнила разговор, подслушанный в Морошкине. Как она сказала?

«Уже три раза звонила старухе, а она все повторяет, что синтепон не поступал…»

— Передайте, что поступил синтепон, — торопливо проговорила я и добавила, повинуясь внутреннему голосу: — Он будет на Московском в девятнадцать ноль-ноль.

— Принято, — подтвердила старуха и повесила трубку.

Конечно, я рисковала, возможно, условная фраза звучит совершенно не так, но другого выхода все равно не было. Я знала только одно место, где киллер встречался с заказчиками — Интернет-кафе «Мегабайт», и рискнула.

Правда, на меня играло то, что Лариса давно и безуспешно ждала сообщения от киллера и поэтому нервничала, из-за этого она могла быть не так внимательна, да и она все же не профессионал… Самого киллера мне, конечно, не удалось бы обмануть, но его, к счастью, больше нет в живых.

До назначенной встречи оставалось шесть часов. Я отправилась домой.

Мне снова понадобилась Лешкина помощь, и хотя я давала себе слово не впутывать ребенка в криминальные истории, видимо, снова придется поступиться принципами…

Нина Евгеньевна Аникеева всегда считала себя умной и целеустремленной женщиной. Она была твердо уверена, что достигла высокого положения и материального благосостояния исключительно благодаря собственному твердому и несгибаемому характеру. Действительно, хотя и положение, и безбедную жизнь обеспечивал ей муж Владимир, но разве не направляла его Нина Евгеньевна командным голосом и не указывала ему путь бестрепетной рукой? Где бы он был, если бы не ее неиссякающие наставления и постоянное руководство? Кем бы он стал без нее?

Нина Евгеньевна была строга, но справедлива, она никогда не ругала мужа просто так, из-за своего плохого настроения или легкого женского недомогания. Следуя раз и навсегда выбранной стратегии, мадам Аникеева выработала ряд правил и очень строго им следовала.

Так, например, она никогда не пилила мужа за все сразу, так сказать, оптом. Нет, Нина Евгеньевна полагала, что мужчины — существа примитивные и следует ставить перед ними только одну задачу, чтобы они могли полностью сосредоточиться только на ней одной. Как только муж выполнял грамотно поставленную перед ним задачу, его дражайшая половина тут же ставила перед ним новую.

Еще Нина Евгеньевна никогда не давала воли эмоциям.

«Никогда не следует терять голову», — этот постулат госпожа Аникеева сделала своим девизом на все времена. Она выбила бы этот девиз на щите, если бы у нее был щит.

Все шло прекрасно, и на женщин с трудной судьбой Нина Евгеньевна посматривала с улыбкой равнодушного презрения. «Сами во всем виноваты», — думала она.

Женщины сами виноваты, что выбрали неправильный тон в семейной жизни, что упустили свой шанс, что проглядели, что вовремя не заметили, как на горизонте их семейной жизни сгущаются тучи. Сама Нина Евгеньевна в этом отношении была абсолютно спокойна. Никаких женщин возле ее мужа Владимира Петровича просто не могло быть. Секретаршу она выбрала ему самолично, очень деловую, любезную и исполнительную девушку, дочку ее старинной… не подруги, нет, подруг у Нины Евгеньевны не было, просто приятельницы. По мнению Нины Евгеньевны, девушка очень подходила для этой работы, потому что была образованная и работящая. Правда, в своей внешности девушка имела существенный дефект, а именно: глаза ее были слишком близко посажены по обеим сторонам длинного носа, так что посетителям приемной казалось, что секретарша все время рассматривает несуществующую родинку на кончике этого самого носа. Но, как полагала Нина Евгеньевна, такой дефект внешности вовсе не мешал секретарше отлично выполнять свои служебные обязанности.

Кроме того, девица, благодарная за протекцию, всегда была на страже интересов Нины Евгеньевны и не пропустила бы никаких знаков внимания, вздумай Владимир Петрович одаривать ими молодых сотрудниц своей фирмы. Впрочем, ему такое и в голову не приходило.

Тщательно обеспечив себе тылы, Нина Евгеньевна немного расслабилась и занялась своей внешностью и здоровьем. Это оказалось очень увлекательным занятием и отнимало почти все время. И вот тут-то она совершила роковую ошибку — позволила мужу накануне своего дня рождения устроить мальчишник. То есть он просто не успел спросить ее разрешения, сотрудники устроили поход в ресторан «Карамазов» в качестве подарка. И вот, пока Нина Евгеньевна занималась своим лицом в самом дорогом салоне красоты, ее муж, этот совершенно выживший из ума старый осел, влюбился в ресторанную шлюху.

Вначале Нина Евгеньевна восприняла это известие довольно спокойно. Она решила не устраивать вульгарной сцены, а слегка пожурить мужа, сделать ему небольшой выговор, минут этак на сорок, и на этом успокоиться. Ведь важно не то, как проходит беседа, важна ее суть. А уж пользоваться словами Нина Евгеньевна всегда умела. Она не будет растекаться мыслью по древу, она произнесет всего несколько фраз, из которых Владимиру сразу же станет ясно, как он дурно поступил и какая жизнь его ожидает после такого проступка. Попался, так отвечай!

Но муж не дал ей случая высказаться. Он просто не появился дома, сообщив Нине Евгеньевне, что оставляет ей все совместно нажитое имущество, кроме автомобиля, без которого не может обойтись в данный момент, а сам просит его более не беспокоить. Нина Евгеньевна звонила ему на работу и даже пыталась туда проникнуть, но выяснилось, что преданную ей секретаршу муж уже уволил, а на ее место взял форменную стерву, глазастую и длинноногую. По мнению Нины Евгеньевны, единственное, что зараза умела хорошо делать, — это отлаиваться по телефону.

И тогда Нина Евгеньевна почувствовала, что ей перекрыли кислород. Немногочисленные приятельницы злорадствовали почти открыто. Соседи, которые узнали обо всем почти сразу же, посматривали косо, потому что в свое время Нина Евгеньевна многим успела наговорить пусть справедливых, но неприятных вещей. Консьержка в ответ на замечание Нины Евгеньевны посмела ответить грубо!

С Ларисой Семашко Нина Евгеньевна никогда не ссорилась. Та въехала в их элитный дом не так давно, держала себя независимо и ничуть не смущалась своим положением. О положении ее соседи были очень хорошо осведомлены, потому что Ларисин богатый спонсор навещал ее не реже одного раза в неделю, а такой богатый и известный человек, разумеется, не может ездить куда-то без серьезной охраны.

«Шестисотый» «Мерседес» подавали прямо к подъезду, хотя остальные жильцы ставили свои машины чуть поодаль, во дворе. Сначала из машины выбирался охранник, внимательно оглядывал подъезд и окна дома, после чего открывал дверь, и тогда из машины выходил невысокий мужчина средних лет, который, ссутулившись и не глядя по сторонам, живо проскальзывал в подъезд и проносился мимо консьержки, не отвечая на приветствие.

Шофер отчаливал на «Мерседесе» и подавал машину через некоторое время, очевидно, по приказу, который отдавали ему по мобильному телефону.

Неизвестно, кто из соседей первым пронюхал, что таинственный гость Ларисы Семашко — это хорошо известный Баранович, но через некоторое время об этом узнал весь дом. Впрочем, Лариса не слишком это скрывала, возможно, ей льстило внимание соседей. Хотя она ни с кем особенно не дружила, только изредка перебрасывалась фразами в подъезде.

Исключение составляла Нина Евгеньевна, к ней Лариса относилась дружески, во всяком случае внешне, и даже забегала по-соседски выпить кофейку и поболтать. Но это было раньше, пока у Нины Евгеньевны был муж и ничто не предвещало грядущих несчастий. В последнее же время они с Ларисой как-то разошлись, то есть Нина Евгеньевна замкнулась в себе, а соседка приветствовала ее на площадке по быстрому и норовила проскочить мимо.

Разговор с неизвестной девицей, которая принесла дурацкий букет хризантем, Нину Евгеньевну надолго выбил из колеи. Она страшно ругала себя за то, что поверила цветам, за то, что в самый первый момент в душе шевельнулась надежда, что цветы прислал бывший муж, что он чувствует себя виноватым и хочет вернуться. Такие мысли, как уже говорилось, посетили Нину Евгеньевну в самые первые секунды, пока она не развернула букет и не увидела дурацкие дешевые хризантемы. Нина Евгеньевна пришла в ярость, Нина Евгеньевна оскорбилась до глубины души. Она позволила себе распуститься перед совершенно незнакомым человеком, впрочем, она думала, что имеет дело с обслуживающим персоналом, то есть девчонкой, не стоящей внимания.

Но, как выяснилось почти сразу, обиделась Нина Евгеньевна зря, потому что цветы не имели к ее предателю-мужу никакого отношения.

Выслушав историю неизвестной девицы, Нина Евгеньевна поверила ей сразу, уж очень правдоподобно выглядело все изложенное. И сама девушка так рыдала… Нина Евгеньевна отвлеклась от своих неприятностей и с удовольствием побеседовала с дурочкой.

Разумеется, ничего у нее не получится, и этот самый Андрей ее бросит. Это очевидно, потому что стоит только представить рядом шикарную Ларису и эту замухрышку, и сразу видно, что сравнение не пойдет ей на пользу. И ничего не значит, что они жили вместе почти год и даже собирались пожениться. Вот они с Владимиром жили больше двадцати лет в законном браке, и что? Да ничего это не значит!

Но какова Лариска? Что она себе думает? Променять такого богатого и обладающего властью мужчину, как Баранович, на какого-то полунищего придурка! Хотя… Нина Евгеньевна подумала немного и сообразила, что Лариса вовсе не собиралась никого менять. То есть она потому и прятала этого самого Андрея Удальцова где-то на даче, что боялась огласки. Стало быть, богатый Баранович ей надоел, а этого она завела для души.

Но ведь она страшно рискует! Вот ведь совершенно случайно узнала про это Нина Евгеньевна. И еще кто-нибудь может узнать. Дойдет до Барановича, и он немедленно ее бросит, потому что таких, как Лариска, он сможет найти сразу сотню.

Нина Евгеньевна и раньше-то недоумевала, что такого Баранович в ней нашел. Действительно, ну, стройная, конечно, фигура, осанка. Яркая женщина, одевается очень дорого и со вкусом. Но это всегда надменное выражение лица, презрительный взгляд…

Глубокой ночью, проснувшись, Нина Евгеньевна поняла, что судьба дала ей шанс поквитаться с соседкой, в лице которой она возненавидела всех молодых, красивых и преуспевающих женщин.

Она просто обязана сообщить все Барановичу, должна открыть ему глаза. Ведь это даже неприлично, что такому человеку вульгарно наставляют рога! И тогда она с удовлетворением увидит, как вместо презрения к окружающим людям в глазах Ларисы появится озабоченность, а вместо надменности — приниженность… И ей еще очень повезет, если Баранович просто ее бросит. А возможно, он так разозлится, что отберет у нее все, что куплено на его деньги, — машину, квартиру… Что ж, она сама это заслужила.

Нина Евгеньевна пришла в такое волнение, что как-то не задумалась над тем, что уже давненько не видала под окнами «шестисотого» «Мерседеса» и что у Ларисы в последнее время при встрече вид деловой и озабоченный, а не презрительный.

До утра она проворочалась на своей удобной кровати, поставленной по всем правилам, как советовал специалист по фэн-шуй. Не то он был плохим специалистом, не то Нина Евгеньевна не поддавалась на китайскую науку, но сон ее в последнее время не был крепким и безоблачным. Раньше Нину Евгеньевну терзали обиды на мужа, на соседей, на друзей, на весь мир. Теперь же ее точил червячок зависти, безумно хотелось сделать гадость соседке.

Приходила в ее голову и здравая мысль оставить все как есть. Лариса ей человек посторонний, она узнала о ее похождениях совершенно случайно, так что умнее всего будет просто выбросить из головы ненормальную девицу, что рыдала у нее на кухне, и все забыть. К тому же связываться с Барановичем опасно. А ну как Лариса сумеет убедить его в своей кристальной честности и невинности? Тогда они помирятся, а Нине Евгеньевне он очень даже просто может устроить веселенькую жизнь. А ей и так несладко, спасибо муженьку бывшему, подлецу этакому. Но червячок все точил ее: ты должна, ты должна, ты должна использовать этот шанс, иначе потом будешь жалеть об этом всю жизнь! И к утру Нина Евгеньевна решилась.

Но легко сказать: сообщить Барановичу. А как это сделать? Господин Баранович — это не тот человек, которому можно просто позвонить по телефону анонимно и прошептать в трубку, что его любовница обманывает его и что у него растут большие ветвистые рога. Начать с того, что к нему по телефону не пробиться, никто из простых смертных не знает его телефона, и поговорить обычному человеку с господином Барановичем лично вряд ли удастся.

Но вот как раз в этом вопросе у Нины Евгеньевны была ясность. То есть надежда, что удастся его прояснить. Дело в том, что давно, еще когда у Нины Евгеньевны все было в порядке и она не чуралась соседей, а Лариса Семашко только переехала в их дом и также пыталась общаться, Нина Евгеньевна захаживала по-соседски на кофеек. Лариса тогда как раз ремонтировала и обставляла квартиру, и Нина Евгеньевна дала ей массу ценных советов. И как-то совершенно случайно заметила маленький мобильный телефончик в кокетливом розовом чехольчике, который валялся на тумбочке в прихожей. У самой Ларисы из сумочки торчала «Нокиа», и Нина Евгеньевна не могла не спросить, для чего ей два мобильника. Лариса, которая была тогда в отличном настроении, рассмеялась и сказала, что этот, розовый, — мобильник особенный. И все, больше она ничего не сказала, а Нина Евгеньевна не стала спрашивать, она и сама догадалась, что телефон этот Лариса использует для связи с Барановичем.

Действительно, как иначе можно с ним связаться. Через секретаршу? Через охранника? А если он дома, а там жена?

И сейчас Нина Евгеньевна вспомнила про розовый телефончик. Она еле дождалась девяти часов утра, раньше звонить в квартиру соседки было все-таки неприлично. Однако Лариса открыла ей уже вполне одетая и причесанная, судя по всему, она встала уже давно и собиралась уходить. Нина Евгеньевна удивилась, отчего это Лариса стала вдруг такой деловой женщиной, ведь она не работала, но тут она заметила розовый телефон, который валялся на столике в прихожей.

Нина Евгеньевна выглядела страшно смущенной, она долго и нудно извинялась, так что Лариса прервала ее и довольно сухо спросила, что соседке угодно. Нина Евгеньевна попросила взаймы кофемолку, всего на несколько минут. Ее агрегат отчего-то вдруг стал как-то странно подвывать, и потом совсем забастовал. А Ларочка же знает, что Нина Евгеньевна не может жить без кофе.

Не дослушав, Лариса убежала на кухню и через минуту вынесла соседке кофемолку, но за это короткое время Нина Евгеньевна успела схватить розовый мобильник и спрятать его в карман домашних свободных брюк.

Нина Евгеньевна наскоро поблагодарила и удалилась. Дома она схватила телефон и с замирающим сердцем нажала кнопку повтора, рассудив, что звонит Лариса по одному номеру. Ответил мужской голос. Нина Евгеньевна, не тратя время на бесполезные расспросы, прижала трубку к уху и задыхаясь проговорила в нее несколько слов про коварную Ларису, про Андрея Удальцова, присовокупила еще сведения о деревне Морошкино, после чего быстро отсоединилась.

На площадке послышался звук отпираемой двери. Нина Евгеньевна выбежала в коридор:

— Дорогая, я уже закончила, спасибо вам огромное!

Она подскочила к Ларисе и протянула ей кофемолку. И когда та пошла на кухню, Нина Евгеньевна, на заходя, успела забросить мобильник в прихожую. Он неслышно упал на мягкий коврик у входа.

Нина Евгеньевна понадеялась, что Лариса ничего не заметит — ну свалился телефончик со столика, бывает… Если ее миссия удастся, то Ларисе скоро будет не до разборок с соседкой. Если же до Барановича ничего не дойдет и все останется как было, то с нее, с Нины Евгеньевны, взятки гладки.

Лариса хлопнула дверью и побежала по лестнице вниз, не дожидаясь лифта. Нина Евгеньевна тоже закрыла свою дверь, отправилась на кухню, не спеша заварила крепкий кофе и выпила его, не торопясь, наслаждаясь каждым глотком. Впервые за долгое время в душе ее установились мир и покой.

Лешка, конечно, торчал за компьютером в моей (то есть бывшей своей) комнате. На экране монитора расхаживали по мрачному подвалу два мультяшных эсэсовца с тупыми зверскими лицами. Эта картинка напомнила мне собственные недавние приключения в подвалах фирмы «Уникорн». Настроение резко испортилось.

— Сейчас, сейчас! — не оборачиваясь, пробормотал племянник. — Я уже почти вышел на седьмой уровень…

Он нажал клавишу «мыши», и один из эсэсовцев с жутким воплем рассыпался в порошок. Как просто в компьютерных играх расправляться со своими противниками!

— Ладно, — милостиво разрешила я, — даю тебе еще час, я пока приму душ. А потом сходишь снова со мной в «Мегабайт»?

— Спрашиваешь! — радостно завопил Лешка и по такому радостному поводу даже обернулся: — Наталья, я тебя обожаю!

…В Интернет-кафе мы пришли за час до назначенного времени.

Лешка сразу сцепился языками с целой компанией удивительно похожих на него подростков — таких же лохматых оболтусов, помешанных на продвинутых играх и скоростных модемах. Их встреча удивительно напоминала утреннюю встречу жизнерадостных молодых щенков, выведенных хозяевами на собачью площадку — такие же прыжки, приветствия, обнюхивания, не хватало только приветливо виляющих хвостов.

Воспользовавшись тем, что на меня никто не обращает внимания, я зашла в одну из свободных кабинок, под номером семь, и подклеила скотчем к нижней поверхности стола тот ключ, который по моему заказу изготовил молодой мастер. Тут наконец племянник вспомнил обо мне.

— Ну, Наталья, что тебе нужно сделать? — осведомился он, появившись на пороге кабинки.

— Во-первых, мне нужно изменить внешность.

Лешка переговорил со своими приятелями и собрал у них кое-какие элементы экипировки. Один из них пожертвовал на сегодняшний вечер любимую черную куртку — «косуху», усеянную заклепками, как корпус «Титаника», второй — черные очки, закрывающие пол-лица, третий — смешную, почти клоунскую клетчатую кепку немыслимого размера.

Упрятав под кепку волосы, в своих линялых вытертых джинсах, с которыми за последние дни буквально сроднилась, я стала похожа на эксцентричного подростка, на одного из Лешкиных приятелей.

— А ты очень даже ничего, — удостоил меня племянник комплимента, внимательно окинув взглядом.

— Теперь мне будет нужна твоя помощь.

Выслушав мои инструкции, Лешка поговорил с друзьями и распределил между ними обязанности.

— Класс! — заявил он, возвратившись ко мне. — Куда круче всякой компьютерной игры!

Мы перешли в другую кабинку, Лешка сел за компьютер, а я устроилась у него за спиной, чтобы видеть экран, но при этом не попадаться на глаза посторонним. Хоть я и изменила внешность, но побаивалась проницательного взгляда многоопытной Ларисы Семашко.

Через полчаса Лешкин знакомый, которого мы попросили следить за входом, сообщил, что в кафе пришла «взрослая телка, высокая и шикарная».

Правда, по его словам, она была блондинкой, но изменить цвет волос, попросту надев парик, не проблема, а вот высокий рост — это надежная примета.

Загадочная посетительница заняла свободную кабинку за номером четыре.

— Сможешь послать сообщение на ее компьютер? — прошептала я, как будто Лариса могла меня услышать.

— Обижаешь! — Лешка защелкал клавишами. — Диктуй текст.

— Дело сделано, — вполголоса продиктовала я, — то, что вам нужно, в седьмой кабинке под крышкой стола.

Через минуту к нам заглянул тот же самый паренек и шепотом сообщил:

— Та шикарная блондинка вышла из своей кабинки, заглянула в седьмую и почти тут же ушла из «Мегабайта».

Я вскочила и кинулась в седьмую кабинку, чтобы проверить, заглотила ли Лариса мою наживку.

Проведя рукой под крышкой стола, я обнаружила, что на месте оставленного мной ключа подклеен довольно объемистый конверт. Вынула его и с удивлением увидела достаточно пухлую стопку долларов. Оглянувшись, пересчитала — в пачке оказалось пять тысяч «зеленых».

Понятно! Лариса, получив ключ, расплатилась с киллером… Не так уж много, хотя, вероятно, она уже заплатила ему аванс.

Я спрятала деньги в карман, испытав странное чувство — ведь это была плата за мою собственную смерть… Но, в конце концов, это только справедливо, а деньги у меня как раз кончились.

Почувствовав себя состоятельной женщиной, я выскочила из кабинки.

— Срочно нужна машина, — заявила я племяннику.

— Витек! — окликнул Лешка одного из своих друзей. — Как твоя тачка?

— Под парами!

Я удивленно посмотрела на подростка: не похоже, чтобы ему уже исполнилось восемнадцать лет!

— Ему брат дает свою тачку попользоваться, — пояснил Лешка, — вместе с правами. Они очень похожи, а брат — крутой программер, к компьютеру просто прирос, из дому не выходит, вот и посылает Витька по всем делам…

Вся толпа высыпала наружу и собралась загрузиться в старенькую, но довольно вместительную иномарку.

— Эй, ребята, вам не кажется, что нас слишком много? — проговорила я. — Нам все-таки нужно не слишком бросаться в глаза! Наружное наблюдение, знаете ли, требует скрытности и тишины!

Подростки разочарованно потянулись обратно в «Мегабайт». Мы остались втроем — я, Лешка и хозяин машины Витек.

Первоначальный мой план состоял в том, чтобы снова отправиться в Морошкино. Я рассчитывала, что Лариса, получив ключ, устремится за Романом, чтобы он привел ее к тайнику.

Однако не успели мы пару кварталов отъехать от Интернет-кафе, как я увидела хорошо знакомый серебристый «Фольксваген Гольф». Около него стояла Лариса и на повышенных тонах разговаривала с каким-то бородатым оборванцем.

Вглядевшись в этого бомжа, я ахнула: осанка, силуэт — я не могла ошибиться, это был Роман! Конечно, он нацепил накладную бороду и оделся в нищенские обноски, чтобы изменить внешность, но я как-никак прожила с ним почти целый год и узнала бы его в любом маскарадном наряде.

Все понятно: он дошел до ручки в своем деревенском заточении, уверился, что Лариса ведет двойную игру, и бросился в город, чтобы выследить ее, а единственное место, где он мог ее найти — Интернет-кафе на Московском проспекте…

Разговор у этой «сладкой парочки» шел явно очень тяжелый и напряженный, Роман даже замахнулся на свою подругу. Но наконец они успокоились и сели в «Фольксваген».

— Держись за этой машиной, только осторожно, чтобы они нас не заметили! — велела я Витьке.

Мы поехали за Ларисиным «Фольксвагеном», держась от него на некотором расстоянии и стараясь, чтобы между нами всегда была хотя бы одна машина.

Покрутив по центру, Лариса пересекла Обводный канал и свернула в тихий переулок неподалеку от Балтийского вокзала. По сторонам дороги стояли ряды гаражей и мастерские авторемонта. Затем и они закончились, и потянулись пустыри, примыкающие к железной дороге. Здесь нам пришлось очень сильно отстать от «Фольксвагена», а то бы нас сразу приметили.

Наконец серебристая машина остановилась возле забора, окружавшего стройплощадку, и двое пассажиров вышли наружу и нырнули в узкий проход, неразличимый издали.

— Ну все, мальчики, — сказала я своим юным помощникам, — дальше я пойду одна. Спасибо за сотрудничество, как говорят крутые полицейские в американских боевиках!

Мальчишки были разочарованы, но я держалась решительно, не допускала никаких споров, и им пришлось подчиниться.

Я выбралась из машины и побежала к забору, за которым исчезла криминальная парочка, чтобы не потерять их из виду.

Добравшись до места, где Роман и Лариса оставили свой «Фольксваген», я в первый момент не поняла, как они проникли за забор. Внешне он казался сплошным, никакой лазейки не видно. Доски забора плотно пригнаны друг к другу. Но ведь только что Роман и Лариса на моих глазах уверенно прошли сквозь них!

Я ощупала доски одну за другой, но они даже не шелохнулись. Драгоценное время уходило, и вместе с ним быстро таяли шансы проследить за криминальной парочкой, которая наверняка ушла уже далеко…

Наклонившись, я принялась изучать следы на земле.

Четкие отпечатки двух пар ног подходили к забору в полуметре от того места, где я стояла. Вот крупный след ботинка, его оставил Роман, а вот небольшой отпечаток женской туфли…

Вглядываясь в следы, я потеряла равновесие и, чтобы не упасть, уперлась рукой в забор…

И тут же несколько соединенных между собой досок плавно повернулись, открыв достаточно широкий проход.

Я скользнула за забор и оглянулась. Доски уже встали на место, и от секретного прохода не осталось даже следа. Запомнив это место, чтобы найти его на обратном пути, я осторожно двинулась вперед.

За забором находилось полуразрушенное здание. Судя по характерному внешнему виду, когда-то в нем располагалась больница или поликлиника. Скорее всего, здание предназначалось на снос, а на его месте собирались строить что-то новое, поскольку на площадке уже наблюдались некоторые приметы подготовки к строительству.

Романа и Ларисы не было видно, но за углом здания раздавались негромкие голоса.

Я двинулась в этом направлении, осторожно обходя рытвины, глубокие канавы и торчащие из земли обломки ржавой арматуры. Не хватало только свалиться сейчас в какую-нибудь яму и сломать ногу!

Подойдя к стене, осторожно пошла вдоль нее, стараясь не производить шума и не выдать своего присутствия. Поравнявшись с проломом в стене, где раньше, судя по всему, был вход в здание, увидела чудом уцелевшую вывеску:

«Четвертый туберкулезный диспансер».

Все ясно: такие диспансеры из санитарных соображений убирают за черту города, чтобы, с одной стороны, переселить больных в более здоровые условия, на свежий воздух, а с другой стороны, удалить из города источник возможной инфекции. Освободившийся участок земли, или, как выражаются строители, пятно застройки, кто-то приобрел под новое строительство, причем, конечно, не обошлось без солидной взятки…

Дойдя до угла, я заглянула за него и тотчас же отшатнулась: в каком-нибудь метре от меня возле притулившейся к стене трансформаторной будки стояли Роман и Лариса. Судя по их позам и выражениям лиц, отношения между сообщниками были далеко не дружественными.

После памятного вечера, с которого меня увез Димка, первый раз я увидела Романа так близко. Он, конечно, избавился от своей накладной бороды, хотя был одет в те же «маскировочные» лохмотья. Выглядел неплохо, даже загорел в своей деревенской «ссылке», и по его лицу не было заметно, чтобы угрызения совести за все содеянное мешали ему крепко спать.

— Ну, я тебя привел на место, — злым, отрывистым голосом проговорил мой бывший, — давай ключ!

— С какой это радости? — огрызнулась Лариса. — Я тебе его отдам, а ты меня тут же прикончишь? Нарочно привел в такое глухое место, где никто не придет мне на помощь!

— Ну, дорогая моя, ты не из тех женщин, которые нуждаются в чьей-нибудь помощи! Сама можешь за себя постоять!

— Что-то мне кажется, что здесь нет никакого тайника, — недоверчиво продолжала Лариса, — а ты меня сюда привел только для того, чтобы без помехи отобрать ключ!

— Ну что, долго мы еще будем препираться? — Роман повысил голос. — На объекте, между прочим, есть сторож, и, если мы здесь долго проторчим, он может появиться и нарушить все наши планы! Так что давай ключ, и заберем наконец деньги!

Голоса смолкли, и я снова осторожно выглянула из-за угла, рассудив, что в такой решающий момент сообщники будут так поглощены происходящим, что не станут оглядываться по сторонам.

Лариса отдала Роману ключ. Он повернулся к ней спиной и вставил ключ в едва заметное отверстие на дверце трансформаторной будки.

И в этот момент женщина, воспользовавшись тем, что он повернулся к ней спиной, выхватила из своей сумочки какой-то короткий металлический предмет и изо всей силы ударила Романа по затылку.

Раздался отвратительный хруст, должно быть, треснул череп. Роман вскрикнул и повалился набок. Его ноги несколько раз судорожно дернулись, и он застыл. В месте удара сквозь волосы выступила кровь и еще что-то серовато-коричневое, отвратительное…

Мне стало плохо, едва не вырвало. Отведя глаза от ужасного зрелища, я посмотрела на Ларису. Брюнетка как ни в чем не бывало перешагнула через труп своего сообщника и схватила выпавший из его руки ключ. Склонившись к дверце трансформаторной будки, она снова вставила ключ в отверстие и попыталась его повернуть…

Я уже предчувствовала, что она скажет, когда поймет, что у нее ничего не вышло, но Лариса этого понять не успела, потому что невдалеке послышались мужские голоса, и со стороны вагончика-бытовки показались двое мужичков средних лет.

— Эй, блин, кто это тут хозяйничает? — прокричал один из них и побежал к месту событий.

Лариса изрыгнула порцию густого мата и бросилась наутек. Я едва успела отскочить с ее пути и спрятаться в развалинах. К счастью, она меня не заметила и умчалась к проходу в заборе, через который незадолго перед тем они с Романом проникли на площадку.

Я замерла в проломе стены, боясь пошевельнуться. Если меня обнаружат на месте убийства, вряд ли я смогу оправдаться! Как объясню свое присутствие? Прогуливалась и случайно заглянула на стройплощадку?

Сторожа дошли наконец до места трагедии, и один из них изумленно проговорил:

— Во, блин, трупешник!

— Никак бомжи бутылку не поделили и один другого оприходовал! — высказал свое мнение второй.

— А мне, Михалыч, чтой-то показалось, что баба отсюда убегала!

— Баба? — в голосе мужичка явственно послышалось сомнение. — Ну сам-то подумай, чего здесь бабе делать? Погляди, этот-то, покойник, натуральный бомж… в такую рвань одет… хоть вроде и не старый еще… но все равно, какая баба с таким бомжарой пойдет? Да и погляди, как его приложили толково! Явно кастетом треснули, с одного удара — и насмерть! Ну скажи, Петрович, какая баба может так кастетом орудовать?

— Твоя правда, Михалыч! А только показалось мне… видно, Морозиха нам дрянь какую-то продала, что уже мерещиться всякое начинает! Нет, Михалыч, больше не будем у Морозихи брать, лучше в магазине купим! Хоть оно и дороже, да как-то вернее…

— Да что ты, Петрович, сколько мы у Морозихи брали — и все путем! Никогда такого не было, чтобы бабы мерещились!

— А только я тебе все одно скажу — завязывать надо! Вон мужик лежит, башка пробитая — отчего, думаешь? Все от нее, от проклятой! И ведь моложе нас… Надо, Михалыч, завязывать!

— Насчет того, что завязывать, — это, может, ты под горячую руку, такие серьезные решения нельзя с ходу принимать, а вот милицию вызывать — это точно надо. Мы ведь с тобой объект охраняем, обязаны не допускать и реагировать… так что ты, Петрович, здесь покуда покарауль, чтобы чего не вышло, а я пойду по телефону позвоню, милицию вызову и начальство поставлю в известность, Михаила Моисеича, что так и так, на вверенном объекте…

— Э, нет, Михалыч, так не пойдет! — в голосе Петровича зазвучала паника. — Я покойников не уважаю! Ты, значит, в бытовку пойдешь, а я должен тут находиться и на мозги его вышибленные любоваться? А вдруг еще, не дай бог, второй где-то тут прячется?

— Какой это второй?

— Ну, который этого… кастетом угостил! Или баба…

— Опять ты про свою бабу! — Михалыч звонко сплюнул. — Говорю тебе, не было тут никакой бабы! Ну ладно, пошли вместе — куда этот жмурик денется? Не убежит же, ха-ха! Отбегал уже свое!

— А ежели по уму, — раздумчиво проговорил робкий Петрович, — так надо было нам возле покойника этого Дружка посадить! Приказать ему — стереги! Он у нас все-таки сторожевая собака, а не болонка какая-то! Должен служить, пайку свою отрабатывать!

— Да где твой Дружок? — ответил Михалыч. — Как удрал с утра к своей сучке, так и поминай как звали!

— А ведь непорядок это, тут бомжи шляются, до смертоубийства дошло, так и до хищения ценностей недалеко, а Дружок только о своем помнит…

Голоса сторожей, постепенно стихая, удалились в сторону бытовки.

Я выглянула из своего укрытия.

Первым моим побуждением было немедленно удрать как можно дальше из этого ужасного места, убежать без оглядки… но потом я почувствовала что-то твердое у себя в кармане.

Это был ключ, настоящий ключ от тайника.

Если я сейчас уйду отсюда, вряд ли когда-нибудь снова заставлю себя вернуться на это место.

А если я хочу сломать планы Ларисы Семашко, если я хочу переиграть ее — я должна открыть тайник.

Причем нужно действовать сейчас, немедленно — пока Петрович с Михалычем заняты обсуждением морального облика Дружка.

Конечно, вряд ли милиция очень поспешит, услышав о том, что на стройплощадке проломили голову бомжу, но сами сторожа могут вернуться, и легкомысленный Дружок вспомнит наконец о своих служебных обязанностях и появится в самый неподходящий момент…

Я подошла к трансформаторной будке, стараясь не смотреть в сторону Романа. Точнее, в сторону того, что еще недавно было Романом.

Прислушавшись к себе, я поняла, что в моей душе присутствовали сейчас самые разные чувства, главным из которых был страх, но вот чего точно не было — это горя по поводу безвременной кончины бывшего возлюбленного…

Теперь, когда я точно убедилась, что Роман хладнокровно планировал мое убийство, что я была в его планах крошечной деталью и он готов был, не задумываясь, пожертвовать мной, чтобы получить деньги, — после всего этого я не могла горевать о нем.

Правда, мне было очень неприятно смотреть на труп, но точно то же самое я испытывала бы, если бы на месте Романа был любой другой человек, совершенно незнакомый.

Осторожно обойдя покойника, я достала из кармана ключ и вставила его в почти незаметную скважину на дверце будки.

Ключ легко повернулся в скважине, и дверца распахнулась.

Если снаружи будка казалась сделанной из обычного железного листа, выкрашенного дешевой зеленой масляной краской, и не представляющего серьезного препятствия для взлома, то, открыв дверцу, я поняла, что этот неказистый внешний вид — маскировка, бутафория: внутри это был настоящий сейф, с толстыми стальными стенками, которые нечего было даже пытаться вскрыть простыми слесарными инструментами. Без ключа этот сейф был неприступен, как настоящая крепость.

И внутри этой крепости лежала плотно набитая спортивная сумка.

Я вытащила сумку из сейфа, потянула «молнию» и заглянула внутрь.

Сумка была под завязку наполнена аккуратными банковскими пачками новеньких зеленоватых стодолларовых купюр.

Хотя я и ожидала чего-то подобного, но вид такого количества денег, честно говоря, испугал. Я таких сумм никогда не то что не держала в руках, но и не видела, и даже не представляла себе, сколько же денег находится в этой сумке.

Естественно, я не собиралась взять эти деньги себе. Кроме того, что я никогда не зарюсь на чужое и не привыкла что-то получать «на халяву», содержимое спортивной сумки представлялось слишком опасным. Даже если бы сумка была полна взрывчатки или живых копошащихся скорпионов, она не была бы так смертоносна, как сейчас. За этими деньгами охотилось столько опасных людей, за эти деньги уже заплачено столькими человеческими жизнями… мне вовсе не хотелось стать следующей жертвой.

Хотелось мне одного: вернуть деньги их хозяину, но так, чтобы меня все оставили наконец в покое…

Не успела я застегнуть сумку и забросить ее на плечо, как невдалеке послышался крик:

— Вон же она! Говорил я тебе, Михалыч, что была тут баба и что она алкаша того прибила! Держи ее!

От бытовки неуверенной трусцой приближались доблестные сторожа Петрович с Михалычем. В их облике чувствовалась явная робость.

— Ты мне не верил! — продолжал Петрович. — Когда вон же она! Вернулась, уголовница!

— Разве ж это баба? — неуверенно подал голос недоверчивый Михалыч. — Вроде же как бы парень…

— Баба, не сомневайся! Что она в штанах да в куртке клепаной — так они все так ходят! Ты, Михалыч, слева заходи, а я справа забегу!

— А как она нас тоже кастетом хряснет? Вон как она дружка-то своего приложила! С одного раза — и насмерть! Может, уж лучше милицию подождем? Что нам, больше всех надо?

Не дожидаясь, пока трусоватые сторожа примут какое-то решение, я побежала к забору. Петрович с Михалычем преследовали меня, не проявляя особенного рвения, и я уже приближалась к спасительному выходу, как вдруг на сцене появился новый персонаж.

Наперерез мне мчался, не издавая ни звука, огромный лохматый пес.

— Дружок! — радостно завопил Петрович. — Держи ее, некультурную!

Дружок совершенно не соответствовал своему веселому имени. Здоровенный, темно-серый с черными пятнами, с мощным загривком и внушительными челюстями, он выглядел удивительно злобным и страшным. В его облике смутно угадывались признаки самых разных пород, но больше всего Дружок напоминал кавказскую овчарку. Особенно впечатляло то, что он несся ко мне без лая и воя, оскалив свою страшную пасть. Казалось, еще немного, и он разорвет меня на куски.

— Хватай ее! Держи ее! — надрывались сторожа. — Ишь, надумала, у нас на объекте мокрые дела обделывать!

Мне оставалось пробежать всего несколько метров, но косматое чудовище уже настигало меня, оскалив желтые клыки и роняя на землю капли слюны.

И когда я уже утратила надежду на спасение и ждала, что жуткие зубы вот-вот сомкнутся на моей ноге, неожиданно за спиной раздался жалобный визг, перешедший в тонкое поскуливание.

Обернувшись, я увидела невысокого коренастого мужчину, который выскочил из-за дерева и выпустил в морду Дружка струю жидкости из оранжевого баллончика.

Ужасный пес завертелся на месте, жалобно подвывая и поджав хвост, как побитый щенок.

— Быстро! — скомандовал мой неожиданный спаситель, открывая потайной проход в заборе и пропуская меня вперед. — Состав очень хороший, но действует недолго, так что нужно поторапливаться.

Мы выскочили за забор, и проход за нами закрылся. С той стороны слышался жалобный вой Дружка и удивленные голоса сторожей:

— Да где ж она? Только что ведь тут была!

— Дружок, ты как же ее упустил?

— А может, и не было все же никакой бабы, померещилось нам все?

Мой спаситель быстрым шагом подошел к темно-серой иномарке и распахнул дверцу:

— Садитесь, незачем вам тут стоять, как доллар на торгах. Скоро милиция приедет…

— Спасибо, меня тут поблизости друзья ждут… — ответила я, оглядываясь по сторонам в поисках машины Лешкиного приятеля.

— Ваших друзей я отправил отсюда, незачем подросткам, почти детям вмешиваться во взрослые игры. Так что садитесь, здесь другую машину вряд ли удастся найти.

В том, что детей ни к чему втягивать в опасные криминальные события, я была полностью с ним согласна. И еще секунду поколебавшись, села в машину.

Он резко тронул с места.

Я покосилась на своего спасителя. Его лицо, его голос казались мне удивительно знакомыми, но где я его видела, никак не могла вспомнить.

— Куда вас подвезти? — спросил мужчина, повернувшись ко мне.

И тут я вспомнила. Внешность он здорово изменил, но голос переделать невозможно.

— Молчалин, если не ошибаюсь? — ехидно осведомилась я. — Алексей Степанович? Или сегодня вас зовут как-нибудь по-другому? Может быть, Иван Александрович Хлестаков?

— Ну отчего же… — водитель усмехнулся, — Молчалин — это, конечно, псевдоним, но Алексей — мое настоящее имя…

Я просто не верила своим глазам. Тогда, в самое первое утро после аварии, ко мне приходил невысокий коренастый человечек, который катался по квартире как шарик, ручки у него были короткие, сам какой-то скользкий… Глядя на него тогда, могла ли я предположить, что именно он защитит меня от киллера и от приятелей Романа? А в том, что это был именно он, я теперь не сомневалась. Вот что значит настоящий профессионал, как он может изменить не только внешность, но и весь облик!

— Ну что ж, по крайней мере вы знакомы с классической русской литературой… а не объясните вы, зачем меня преследуете?

— Странный вы народ…

— Кто?

— Женщины! Я вас, можно сказать, вытащил из пасти собаки Баскервилей, а вы это называете преследованием…

— Так, — я откинулась на спинку сиденья, — значит, вы знакомы не только с русской литературой…

— Мне поручили оберегать вас, обеспечивать вашу безопасность… вы что-то против этого имеете?

Я вспомнила глухую ночь, настигающего меня киллера, его внезапную гибель и посмотрела на Молчалина с новым интересом.

— Так куда же вас подвезти? — повторил он свой вопрос.

— Это зависит… — Я задумалась, и неожиданно в мозгу забрезжила догадка.

— А кто поручил вам обеспечивать мою безопасность?

Мужчина взглянул на меня насмешливо:

— Думаю, вы понимаете, что на такие вопросы не отвечают.

— Хорошо, тогда я несколько изменю свой вопрос. Не могли бы вы устроить мне встречу с одним человеком, который изредка посещает одну такую квартирку… — я назвала адрес Ларисы Семашко.

— С кем? — Алексей довольно похоже изобразил удивление.

— С Барановичем. Или вы скажете, что не знаете такого?

— Это зависит… — насмешливо повторил Алексей мою фразу.

— Дело в том, что я хотела бы кое о чем с ним поговорить… и кое-что отдать ему.

— Отдать?

— Что за странная у вас манера — все повторять за мной! Ко мне попало нечто, что принадлежит Барановичу. Я хочу это ему возвратить. Если вы поможете мне в этом — замечательно, если нет — буду искать другие пути.

— Нет, — Алексей взглянул на меня с новым интересом, — вам не нужно искать другие пути.

— Почему-то я так и думала, — на этот раз я насмешливо взглянула на этого невозмутимого профессионала.

Он достал из кармана маленький раскладной мобильник, открыл панель и нажал одну-единственную кнопку.

Ответили ему почти сразу.

Не называя своего собеседника и не здороваясь с ним, Алексей проговорил:

— Наталья Сергеевна хочет встретиться с вами. Да, это ее инициатива. Да, все уже у нее.

Алексей поговорил еще о чем-то тихо по телефону, и мы поехали в центр, очевидно, Баранович изъявил желание со мной побеседовать. Это неудивительно, поскольку у меня в ногах стояла сумка, набитая долларами. От такого аргумента не отмахнется даже Баранович, тем более что деньги его собственные.

Алексей остановил машину около подъезда с красивыми дубовыми дверями. Тут же подскочил парень, не в «пятне», а в приличном костюме, но все равно видно, что охранник. Он забрал у Алексея ключи от машины и сел на его место, а мы вышли, причем Алексей взял у меня из рук сумку с деньгами. Двери сами раскрылись при нашем приближении, за дверью встретил нас еще один охранник. Он проводил глазами сумку, но ничего не сказал.

Мы поднялись по роскошной мраморной лестнице на второй этаж, прошли по коридору. Время позднее, в офисе никого не было. Алексей постучал, из-за двери ответили, и мы вошли в кабинет Барановича. Сумку с деньгами Алексей отдал мне еще в коридоре.

Человек стоял у окна, откуда был виден хорошо подсвеченный Казанский собор. На звук открываемой двери он обернулся и сделал шаг в нашу сторону. Был он не слишком молод, невысок ростом, через дорогой пиджак явственно просматривался животик. Живые темные глаза, черные вьющиеся волосы с проседью, отлично сшитый костюм… Таким я увидела Барановича.

В комнате было просторно, потому что стоял там только письменный стол черного дерева, инкрустированный перламутром и какими-то бронзовыми штуками, еще два кресла и стул с высокой резной спинкой.

Баранович глядел молча, потом перевел взгляд на Алексея, но тот не успел ничего сказать, потому что я шагнула вперед и с размаху шлепнула сумку на письменный стол, размерами напоминающий средней величины футбольное поле.

— Вот! — я перевела дух. — Вот ваши деньги, и не думайте, что я хотела взять их себе. Если бы Алексей не помог мне там, на стройке, то я бы уж нашла способ как-нибудь с вами связаться и передать деньги.

— Верю! — Баранович слегка улыбнулся и кивнул на кресло. — Присядьте, Наталья Сергеевна. Кофейку не желаете?

— Сама не пойму! — честно призналась я. — А вообще-то, может, я пойду, а? Деньги у вас, а меня племянник ждет.

— Ребята уже дома, — сказал тихо Алексей, — не волнуйтесь.

Я поглядела на него с искренней благодарностью.

— Вот видите! — оживился Баранович. — Так найдется у вас для меня минутка?

Я посмотрела подозрительно: издевается он, что ли? Такой житейский дяденька, прямо как родной… А ведь Баранович!

Баранович глядел приветливо, и Алексей тихонько ткнул меня сзади кулаком — не зарывайся, мол, второй раз не попросит!

Я кивнула и уселась в мягкое кресло. Алексей придвинул к креслу низкий столик и вышел из кабинета.

— Итак, — начал Баранович, подойдя ко мне ближе, — я бы хотел, Наталья Сергеевна, прояснить для себя кое-какие моменты в этой не очень красивой истории.

— Я бы тоже, — вставила я, — и еще у меня к вам просьба, не называйте меня по отчеству, я не привыкла.

— Ну что ж, — он сел в соседнее кресло, — меня зовут Илья Михайлович, а вас я буду звать просто Наташей.

Тут открылась дверь, и молодой парень внес на подносе кофейник, две чашки и бутерброды на тарелочке. Парень налил нам кофе и испарился из кабинета. Я положила сахар, добавила сливок и, отхлебнув, немного успокоилась.

— Итак, как ни печально это признать, но меня пытались обмануть и ограбить, — со вздохом сообщил Баранович. — Люди, которым я доверил свои деньги, решили их украсть. Они разработали очень смелый план, в котором вам отводилась своя роль.

— Роль была самая незавидная, — вздохнула в ответ я, — меня хотели убить для пользы их дела…

— Да, но вы, я так понял, сумели от этой роли избавиться! — подхватил Баранович. — И как вам это удалось?

— Это вышло случайно, — честно ответила я, — просто Роман… он вел себя неадекватно, я очень рассердилась и не поехала с ним…

Я не стала рассказывать, что встретила тогда на даче у Федора старого знакомого Димку Куликова, который согласился отвезти меня домой. Незачем называть Барановичу какие-то имена. Меня совершенно не обмануло его мягкое обхождение, я прекрасно понимала, что передо мной сидит самый настоящий тигр из джунглей, а если принять во внимание, что он гораздо умнее и богаче всех этих Вахтангов, то Баранович не простой тигр, а саблезубый.

Тут я ощутила вдруг зверский голод, так как последний раз ела днем, а потом болталась по стройкам, убегала от сторожей и собак и потеряла много энергии. Я откусила бутерброд с ветчиной. Он был очень вкусным, только маленьким.

— Я случайно осталась жива, но вот вы, как вы догадались, что дело нечисто? Ведь вы послали ко мне Алексея еще до того, как эти… из фирмы, Вахтанг и ненормальный Макс, заподозрили неладное?

— Видите ли, в чем дело, — начал Баранович, — я всегда подстраховываюсь в денежных делах. Так и здесь, у меня в фирме Вахтанга был свой человек, который и сообщил мне, что деньги не дошли до адресата, еще в субботу рано утром. А Вахтанг узнал об этом только в понедельник. На что и рассчитывал ваш… гм… друг. Мой человек сообщил мне также, что за деньги отвечал Роман Лазарев и как раз вечером в пятницу он якобы погиб в аварии. То есть не погиб, а в тяжелом состоянии попал в реанимацию. Я послал к вам Алексея для предварительной беседы. Держались вы уклончиво, но твердо.

— И вы заподозрили, что я была в сговоре с Романом?

Я так рассердилась, что съела следующий бутерброд, не ощутив его вкуса.

— Не скрою, были у меня такие подозрения, — Баранович отхлебнул кофе из своей чашки, — и я приставил к вам наблюдателя.

— И вы тоже! — вздохнула я. — Мало мне было этого придурошного Салавата… Его «девятка» цвета «баклажан» так уж глаза намозолила…

— Однако вы вели себя очень аккуратно, ходили только в больницу…

— А куда, интересно, мне было еще ходить, если с работы меня уволили, а из квартиры Романа выгнала его стерва — тетя, не тем будь помянута? — агрессивно возразила я.

— Вот как раз про тетю, — оживился Баранович и даже привстал с кресла. — Вы-то вели себя аккуратно, ничего необычного не делали, но вот вокруг вас стали твориться странные вещи.

— Если убийство тети Ары вы называете странной вещью… — начала я, — да, кстати, что теперь мне говорить следователю? Он ведь снова меня вызовет…

— Там я все улажу, — отмахнулся Баранович, — не берите в голову…

— Ну-ну, — вздохнула я и поглядела на два оставшихся бутерброда с сыром. Сыр был хороший, французский, надо думать, очень вкусный. Но нам на двоих принесли четыре бутерброда, стало быть, правила хорошего тона требовали, чтобы я оставила своему собеседнику два. Но есть хотелось зверски, все-таки эти богатые ужасные жмоты! Нет чтобы принести человеку поесть как следует! Вместо этого они за лишний бутерброд удавятся!

— Привлекла мое внимание еще одна вещь, — как ни в чем не бывало продолжал Баранович, — мои люди без труда выяснили, что в палате реанимации лежит вовсе не Роман Лазарев.

— Вот как? — я так удивилась, что даже забыла о голоде. — Вы все знали? Вы выяснили это по группе крови?

— И это тоже сыграло свою роль, — улыбнулся Баранович, — так вот, в реанимации лежал совершенно другой человек, а вы ходили к нему с упорством, достойным лучшего применения. Человек без сознания, в тяжелом состоянии, у вас же положение было незавидное, на вас наезжали по очереди подельники Романа и милиция, а вы все ходили и ходили в больницу, хотя давно должны были бы сообразить, что ваш… гм… друг собирался вас подставить. Ведь вы знали, что авария произошла не случайно, вы ведь беседовали с капитаном из ГИБДД.

— А вы знали, что это меня пытались убить вместо тети Ары? — разозлилась я. — Вы знали, что Анд… того, кто лежал в реанимации вместо Романа, тоже пытались убить? И я его спасла. И после этого он рассказал мне, что он — не Роман, а Андрей Удальцов, что его оглушили и сунули в машину Романа. Он спасся чудом, ему повезло, и теперь он мог рассчитывать только на меня, потому что мы с ним оба — жертвы!

Видя, что Баранович смотрит на меня с недоверием, я рассказал ему про азбуку Морзе и про «Курс молодого бойца», про то, как Андрей выстукивал мне слова по буквам и притворялся мумией.

Баранович встал с кресла и нервно заходил по комнате. Еще бы — его люди прошляпили такое событие! Ему не доложили, он остался в неведении!

Пользуясь тем, что он отвернулся, я схватила с тарелочки бутерброд и мигом его проглотила. Наплевать на приличия, я есть хочу! Уж не помрет этот Баранович с голоду, в ресторан сходит! А я когда еще поем нормально! Ночь на дворе, а у невестки в холодильнике один салат да капуста!

— И что же было дальше? — вкрадчиво спросил Баранович, но я видела, что он сердит, да и наплевать!

— Андрей рассказал мне, что в эту историю его втянула некая Лариса, — медленно произнесла я, глядя Барановичу в глаза. — Он мало что знал про нее, но выяснил все же, что у нее есть богатый покровитель, фамилия которого — Баранович.

— Так-так, — он не отвел глаз, — я уже в курсе, так что можете говорить прямо.

— А что тут говорить? — я пожала плечами. — Я моталась по городу как ненормальная, выяснила, что мой Роман связан с этой самой Ларисой Семашко, что они наняли киллера, чтобы убить меня, потому что я — нежелательный свидетель, а еще потому, что я тоже совершенно случайно вытащила у Романа из куртки ключи, а там и находился тот самый заветный ключик, который открывает дверцу, за которой лежали ваши денежки. Большое спасибо вашему человеку, что он спас меня от киллера, я бы не смогла с ним справиться самостоятельно. И за то, что вытащил меня от этих ненормальных Макса с Вахтангом, тоже спасибо. Было бы лучше, если бы мне помогали открыто, тогда дело пошло бы быстрее. Хотя вы, верно, не доверяли мне и думали, что я ищу деньги для себя?

— Был такой момент, — неохотно ответил Баранович.

— Неужели я выгляжу такой дурой? — удивилась я. — Ссориться с вами, знаете ли, весьма чревато.

— Да, вы не дура, это точно, — согласился Баранович.

Я слегка покраснела от похвалы и под его взглядом съела последний бутерброд.

— Не стану утомлять вас подробностями, — заговорила я после некоторого молчания, — скажу только, что я выследила их в Морошкине, потом подменила ключ, а Ларисе подсунула связку. После чего оставалось только проследить их до места. Ваша Лариса — та еще стерва, хладнокровно убила Романа прямо на моих глазах! Не скажу, что меня это сильно расстроило, как говорится, не рой другому яму, что заслужил, то и получай, но все же неприятно было смотреть на такое действо. Теперь скажите, отчего же вы не подключились ко всему раньше?

— Я верил, что рано или поздно вы выведете меня на деньги, так оно и вышло! — самодовольно высказался Баранович, и я нахмурилась.

Действительно, кто я ему? Даже если бы Лариса в суматохе приложила бы и меня заодно, никто бы не кинулся меня спасать, их волновали только деньги. Да уж, ну и нравы у этих «новых русских»!

Потом я захотела спросить, отчего же он не поймал Ларису на месте, хотя она-то как раз теперь никуда не денется. Но в таком случае, когда он успел узнать, что его Лариса замешана в этой истории, то есть не то что замешана, а главный организатор и идейный вдохновитель преступления? Конечно, Алексей успел сказать ему пару слов по мобильнику, но все же мне казалось, что такие важные вещи нужно сообщать лично. Баранович же не выглядел ошарашенным, во всяком случае, я думала, что человек, только что узнавший о том, что его любовница задумала украсть у него два миллиона долларов, будет вести себя несколько иначе. Впрочем, возможно, я ошибаюсь и ничего не понимаю в людях.

— Скажите, а как вам удалось добраться до связи со мной? — улыбаясь, спросил Баранович.

— Связи с вами? — я очень удивилась.

— Ну да, вы выбрали оригинальный способ сообщить мне о вероломстве Ларисы. Если бы начали объяснять по телефону, что Лариса задумала меня обокрасть, упомянули про деньги, я бы насторожился, подумал, что это подставка… Вы же заявили, что она мне изменяет с Андреем Удальцовым и прячет его в деревне Морошкино.