Сидя за своей занавеской, Маргарита следила за Брогаром, прибиравшим на столе для нового посетителя. Он, видимо, старался придать и всей комнате более приличный вид, что очень насмешило Маргариту.
«Это увесистые кулаки и внушительная фигура Перси заставляют его так усердствовать, — подумала она, — иначе он не стал бы так хлопотать для sacre aristo[7]».
Поставив прибор, Брогар окинул стол довольным, чуть не гордым взглядом, стер с кресла пыль рукавом своей грязной блузы, подбросил в камин охапку хвороста и вышел из комнаты.
По мере того как проходило время, волнение Маргариты все росло. Скоро ли он придет? И как они встретятся? На время ей снова придется с ним расстаться, но он уже будет знать, что она любит его всем сердцем, больше жизни. Скоро ли раздадутся его шаги?
Они раздались… Но кто это: неужели Перси? Или…
Чья-то рука порывисто рванула дверь, и жесткий, повелительный голос позвал хозяина:
— Хода, гражданин Брогар! Хода!
Застучали деревянные башмаки Брогара, который не мог удержаться от раздраженного восклицания:
— У-у, проклятая сутана!
Действительно, в зале был мужчина в одежде священника, но он тотчас распахнул одежду, и под ней оказался официальный трехцветный шарф[8]. Презрительное выражение на лице хозяина тотчас сменилось раболепной улыбкой, а Маргарита чуть не лишилась чувств от неожиданности и ужаса, так как в новоприбывшем узнала Шовелена.
— Тарелку горячего супа и бутылку вина! — приказал агент. — И я хочу быть один… Понимаешь?
Брогар без возражений подал ужин и вышел, а Шовелен спокойно уселся за прибор, приготовленный для высокого англичанина, и знаком подозвал человека, вошедшего вслед за ним в комнату и молча стоявшего у порога. Маргарита узнала Дега, доверенного секретаря Шовелена, которого встречала в Париже.
Прежде чем подойти к своему принципалу, Дега несколько минут прислушивался у двери в комнату хозяина.
— Что, не подслушивает? — спросил Шовелен.
— Нет, гражданин.
— Подойдите поближе! Где английская шхуна?
— Перед закатом вышла в море, держа курс на запад, по направлению к Серому мысу.
— Дальше?
— Все, что вы приказали, исполнено: за всем берегом установлен самый строгий надзор. Капитан Жютле спрашивает, какие будут дальнейшие распоряжения.
— Известно ему, где находится хижина какого-то дяди Бланшара?
— Навряд ли, гражданин: по всему берегу разбросаны рыбачьи хижины и…
— Ну, мы уж найдем то, что нам нужно. Идите сейчас же к капитану и велите еще усилить надзор. Пусть смотрит в оба!
Чтоб они мне не прозевали высокого англичанина! Может быть, он будет верхом, а может быть, и пешком. Описывать его костюм бесполезно, так как он постоянно переодевается и сегодня тоже, конечно, будет переряжен, но свой большой рост он уже никак не может скрыть. Как только его выследят, пусть немедленно известят меня, а с него глаз не спускают! Если его упустят — ответят мне головой. Поняли?
— Понял, гражданин!
— Так торопитесь! Да приведите мне с полдюжины молодцов и будьте здесь не позже как через десять минут. Марш!.. Да, вот что еще: скажите, чтобы в высокого англичанина ни в коем случае не стреляли, разве уж крайняя необходимость принудит… Он нужен мне живой.
Дега вышел, а Шовелен еще несколько мгновений после его ухода смеялся, сидя один в комнате: очевидно, его радовали какие-то приятные и веселые мысли. Этот молчаливый смех сказал Маргарите, что все испытанные ею страхи ничто в сравнении с тем, что еще ожидает ее. Вдруг до ее слуха долетел звук, от которого сердце перестало биться в ее груди, а между тем в нем не было ничего страшного: звучный, веселый, хорошо знакомый ей голос беззаботно напевал «Боже, храни короля», английский национальный гимн.