Рыцарь любви

Глава 27

На дороге

Маргарита быстро решилась: она будет следить за врагом и не допустит, чтобы он напал врасплох на ее мужа. Сэра Эндрю она ждать не будет. Оставшись одна после ухода Шовелена, она выглянула из-за занавески и прислушалась: в доме было совершенно тихо, старики Брогары, очевидно, улеглись спать. На дворе Дега отдавал приказания, потом послышались глухой голос еврея, понукавшего лошадь, и стук колес по неровной дороге. Когда эти звуки замерли, Маргарита сошла с чердака, закуталась в свой темный плащ и выскользнула из хижины. По обеим сторонам дороги, пролегавшей как раз за домом Брогара, тянулась живая изгородь из густого кустарника, и так как ночь была довольно темной, то Маргарита, прячась в тени, надеялась остаться незамеченной. На ее счастье, луна все время оставалась за облаками. Кругом царила мертвая тишина; лишь издалека, подобно протяжным стонам, доносился унылый шум океана.

Маргарита шла быстро, и скоро до ее слуха долетел стук колес, раздававшийся впереди. На дороге не было так грязно, как в городе, и Маргарита не отставала от тележки, ехавшей, по-видимому, совсем медленно. Где мог быть теперь Перси? Вероятно, недалеко, так как, по словам еврея, опередил Шовелена всего на четверть часа. Подозревал ли он, какая искусная сеть опутывала его и товарищей?

Шовелен, сидя в тряской телеге, все более предавался сладким надеждам: поклонник алого первоцвета наконец попался ему в руки. Пойманный с оружием в руках в ту минуту, когда готовился оказать помощь изменникам французской республики, англичанин лишится возможности рассчитывать на заступничество своей нации, да и всякое вмешательство явилось бы слишком поздно. Воспоминание, о несчастной женщине, бессознательно выдавшей своего мужа, нисколько не тревожило совесть Шовелена: о ней он даже и не думал.

Повозка двигалась медленно частью из-за темноты, частью из-за отвратительного состояния дороги.

— Далеко еще до деревни? — поминутно спрашивал Шовелен и каждый раз получал неизменный ответ:

— Не очень далеко, ваша милость.

Вдруг еврей остановил лошадь и прислушался: издали доносился стук копыт по мягкой дороге.

— Стой! — приказал Шовелен, когда всадники поравнялись с тележкой.

Маргарита услышала оклик конных и ответ Шовелена:

— Свобода, равенство, братство… Что нового? Не встретили англичанина?

— Нет, гражданин, но напали на его след… По ту сторону деревни, на берегу, мы наткнулись на пустую хижину, в которой, однако, тлели уголья под очагом, а перед ним стояли рядом два стула, словно кого-то ожидая. Мы решили караулить, я остался на часах у входа. Через некоторое время с лильской дороги к хижине подошли два человека: старый и молодой. Я дал им войти в дом и, подкравшись к дверям, стал слушать. Старик сомневался, туда ли они пришли, а молодой развернул какую-то бумагу, показал ее старику при свете огня и говорит: «Вот план, который я получил от него самого перед отъездом из Лондона: видите, вот дорога, перекресток и тропинка на утес». Тут я неосторожно пошевелился, молодой подошел к двери и долго прислушивался, потом они уже разговаривали шепотом.

— Дальше! — торопил Шовелен.

— Я оставил четверых сторожить хижину, а мы с товарищами сели на лошадей и поехали доложить обо всем вам.

— Так нечего терять время. Далеко отсюда до хижины?

— Не более двух миль, гражданин.

— Ведите нас туда, ваш товарищ может отправляться с обеими лошадьми в Кале, так как они нам только помешают; у нас будут пешие солдаты. Когда до хижины останется четверть мили, велите еврею остановиться да смотрите, чтобы он не сбился с дороги.

Притаившись за деревом, Маргарита слышала весь разговор. Подождав, пока Дега с солдатами миновал ее, она опять пошла вслед за тележкой.

Ноги Маргариты страшно ныли, дрожащие колени подгибались от усталости после трех бессонных ночей и двухчасовой ходьбы по довольно грязной, скользкой дороге, но она все шла не останавливаясь, как во сне, почти не отдавая себе отчета, что происходит вокруг нее.

Услышав, что повозка остановилась, она поняла, что они достигли перекрестка и тропинки, ведущей на прибрежные утесы, к хижине Бланшара. Сквозь низкие кусты, окаймлявшие дорогу, она различила фигуру Шовелена, вылезшего из тележки.

— Далеко ли до хижины? — спросил он.

— Здесь совсем рядом, гражданин, она стоит как раз на половине спуска к морю.

— Потом нам уже не придется разговаривать, — продолжал Шовелен, — поэтому запомните каждое мое слово так, как будто от этого зависит ваша жизнь… может быть, оно так и есть, — добавил он с жестокой усмешкой.

— Солдат великой республики никогда не забывает данных ему приказаний, — быстро ответил Дега.

— Дойдя до хижины, узнайте осторожно, что делается внутри. Если высокий англичанин там, подайте знак товарищам и бросайтесь в хижину, чтобы перехватить всех, кто там будет, прежде чем они успеют взяться за оружие. Помните, англичанин очень силен: на него одного нужно по крайней мере четверых. Если изменники в хижине одни, стерегите их до прихода англичанина. Берегитесь, чтобы они ничего не заподозрили и не предупредили его криками или выстрелами. Ну, в путь! Да тише!

— А как быть с жидом, гражданин? — спросил Дега, когда солдаты, как безмолвные тени, гуськом потянулись по узкой тропинке.

— Я и забыл о нем. Эй ты, Аарон, Моисей или как там тебя звать! — презрительно обратился Шовелен к еврею, смиренно стоявшему около лошади.

— Бенджамин Розенбаум, ваша милость, — поспешил ответить тот.

— Будешь ждать нашего возвращения, не делая ни малейшего шума, не произнося ни единого звука… Понимаешь?

— Но, ваша милость… — умоляющим голосом начал еврей.

— Никаких «но»! — сказал Шовелен так грозно, что еврей весь затрясся от страха. — Если я не найду тебя здесь с твоим одром и тележкой, можешь быть уверен, что я всюду отыщу тебя, и ты немедленно получишь должное наказание. Слышишь?

— Да, ваша милость, — дрожащим голосом ответил еврей. — Клянусь Авраамом, Исааком и Иаковом, я исполню в точности ваше приказание… но я старый, слабый человек и… боюсь… Неужели же, если сюда без вас придут ночные мародеры и я стану звать на помощь, вы… захотите лишить меня жизни?

— Не отправить ли его обратно в Кале, гражданин? — вмешался Дега.

— Нет, лошадь может нам понадобиться под раненых, — многозначительно усмехнулся Шовелен. — Ты, старый негодный трус, отправишься с нами, — обратился он к еврею. — Дега, завяжите ему рот, да поплотнее, чтобы он как-нибудь не заорал некстати. Живо!

Лошадь свели с дороги и спрятали в кустах, затем все трое поодиночке двинулись вперед, и вскоре их шаги замерли в отдалении.