Рыжая тень [СИ]

Глава 1 Шестой, или «Рыжего не берите!»

Выжить. Любой ценой…

Нет.

Внести поправку.

Да.

Да…

— Главное, рыжего не берите!

Ни один человек на таком расстоянии не смог бы расслышать ни слова — шесть метров тридцать два сантиметра до значимого объекта (значимость приоритетная), объект стоит спиной к наблюдателю и остальным ожидающим собеседования претендентам, помеченным как объекты низкой значимости (возможные помехи, вероятность 46,7 %). Объект обращается к двум другим значимым объектам, что расположились за столом с документами. Объект снизил громкость вокализации на 57,2 % по сравнению со стандартной, применяемой этим же объектом ранее.

Однако рыжий, сидящий самым крайним в ряду претендентов на должность навигатора, человеком не был и слышал все отлично, поскольку тратил на мониторинг именно этой части комнаты драгоценные крохи еще остававшейся энергии.

Нет.

Система сбоит. Агрессивность объекта приоритетной значимости (персональное обозначение — капитан) выше нормы, но не дотягивает до критической, страха нет совсем. Вывод — угроза обнаружения не выше стандартных 12 %, можно пренебречь. Опасность в другом.

Рыжий закашлялся, чувствуя, как перехватывает горло, и плотнее кутаясь в грязно-бурый свитер. Его уже несколько дней как перестало знобить, и это было плохо.

Нет.

Система постоянно подавала тревожные сигналы подобного рода, отключить не получалось. Игнорировать все сложнее. По прежнему опыту рыжий знал, что небольшой резерв еще есть и прямо сейчас прекратить функционирование ему не грозит: систему писали и настраивали параноики, ставя сигнальное оповещение даже не по худшему результату в партии, а с изрядным запасом. Просто происходит перераспределение приоритетов. Неприятно, но не смертельно и хорошо знакомо — так всегда бывает, когда энергоресурс падает до критического уровня и программа перехватывает управление жизненно важными функциями. Часть имплантатов уже отключена — например, давить кашлевой рефлекс получается все хуже, и не только из-за проблем с доступом кислорода.

Процессор предлагал (да что там предлагал — требовал!) в целях экономии энергии отключить лишнее, признавая таковым все не жизненно важные функции — в том числе и удаленное сканирование трех человек в дальнем конце комнаты. Но рыжий упрямо раз за разом отменял сворачивание следящей программы — знать, о чем говорят эти трое, было важнее. От этого разговора напрямую зависело, что с ним будет завтра. Да и вообще, будет ли завтра у боевого киборга линейки DEX, сорванной рыжей «шестерки», сбежавшей из-под приказа о ликвидации.

…рыжего не берите, я сказал…

Объект приоритетной значимости (капитан) настаивает, агрессивность выросла на 8 %. Один из значимых объектов за столом выражает вербальное несогласие. Довольно активно. Тот, что поуже в плечах и пошире в талии, ХУ хромосомный тип, старший репродуктивный возраст. Рост соответствует хромосомно-возрастному стандарту, масса тела превышена на 20 %. Агрессивность менее 2 %, раздражение 14 %, страх не фиксируется, максуайтерность предположительно не очень высокая. Судя по косвенным данным прослушки — корабельный врач. Второй значимый объект — пилот. Тоже ХУ, младше-средний репродуктивный возраст, по косвенным неподтвержденным данным (анализ визуального сканирования и экстраполяция поведения особей аналогичного внешнего вида) максуайтерность в критических ситуациях предположительно выше среднего. Объект вербально выражает удивление (искренность 89 %), но выказывает готовность подчиниться. Впрочем, эти двое ничего не решают, решает капитан.

Вернее, уже решил.

Не брать…

Стандартная программа позволяет округлять до сотки после 51 %, после 75 % округляют даже самые недоверчивые. Можно вставать и уходить. Шансы, ранее бывшие довольно неплохими (даже при самом примитивном огрублении равнявшиеся одному к шести, но если учитывать некоторые дополнительные параметры — то и вообще поднимавшиеся до вполне оптимистичных 1/3, киборгов бросали в бой и при куда меньшей вероятности благополучного исхода, а ему пока что удавалось выживать), теперь стремились к нулю. Да что там — стремились… Программа услужливо подсказала — 0,01 %. Ноль целых, ноль десятых. Можно вставать и уходить, шансов нет.

Нет.

Капитан вышел, мазнув напоследок неприязненным взглядом (новый всплеск агрессивности и, соответственно, подъем максуайтерности еще на два пункта). Рыжий остался сидеть.

Даже 23 % мощности позволяли процессору делать параллельно несколько дел — вот и сейчас рыжий одновременно мониторил разговор оставшихся за столом людей и пытался провести два экспресс-анализа. Первый — в чем же вчера он допустил ошибку, сочтя максуайтерность именно этого капитана минимальной? Чего не учел? Второй — почему он продолжает сидеть здесь теперь, когда шансов нет.

На второй хватило трех секунд — в помещении тепло, что существенно снижает энергозатраты (48 %). До следующего собеседования шесть часов тридцать две минуты, оптимальнее как можно большую часть из них провести там, где энергозатраты сведены к минимуму. Логично? Логично. Вопрос закрыт.

С первым оказалось сложнее. Люди все максуайтеры по сути своей, в той или иной степени. Одни больше, другие меньше. Чем меньше — тем безопаснее иметь с ними дело. Тут главное — не ошибиться в порядковом значении и не нарваться на того, у кого даже в спокойном состоянии показатели не меньше полтинника, такие опаснее всего и могут сорваться в любую секунду. Есть множество мелких деталей, тревожных звоночков и стоп-сигналов, рыжий научился их видеть издалека, иначе было не выжить. А рыжий выжил. И был уверен, что не ошибется более чем на два-три деления. И — ошибся. Сильно.

Это тревожило — ведь если с первым капитаном он так промахнулся, то не ошибся ли и с остальными двумя? И не факт, что в обратную сторону.

— Он просто не любит рыжих…

Рыжий моргнул.

Первой мыслью было, что он неверно расслышал. Второй — что корабельный врач искажает информацию, с какой-то ведомой лишь ему целью вводя пилота в заблуждение. Люди непредсказуемы. Им кажутся смешными и интересными очень странные вещи. Иногда такие, от которых может сломаться даже киборг. Люди любят грубые шутки. Обмануть и подставить новичка для них — обычное дело. Смешная забава. Люди — максуайтерны. Все.

Третья мысль — о том, что доктор может заблуждаться и сам, и заблуждаться вполне искренне (на те самые 98 %), — скользнуть по краю сознания успела лишь мельком: рыжий понял. Опять (снова тревожный сигнал) за миллисекунду до того, как процессор выдал результат предварительного анализа.

Доктор не врал и не заблуждался. И это объясняло все: и невербальную реакцию капитана — например, как его передергивало каждый раз, стоило ему взглянуть в сторону рыжего, — и резко возросшую опасность, и агрессивность, и финальный приказ. Этот приказ существенно снижал шансы бракованного DEX'а на выживание, но рыжий все равно испытал удовлетворение: он правильно поступил, не отключив мониторинг объектов после ухода капитана. Интересная информация. Новая. Информация не бывает лишней и может повысить шансы на выживание.

В жизни капитана был свой Макс Уайтер. Рыжее Западло. Капитана «Черной звезды», с которой рыжий сбежал во время так удачно случившейся аварии, тоже иногда определяли похожим личностным идентификатором. Западлом. Только Усатым. И так, чтобы сам определяемый не мог услышать. Анализируя сегодняшнее поведение вот этого совсем другого капитана, киборг пришел к обоснованному выводу, что Рыжее Западло мало чем отличался от Западла Усатого. Во всяком случае, память оставил по себе такую же сильную.

И теперь для этого капитана максуайтерами стали все рыжие.

Рыжий снова моргнул.

Впервые его ненавидели не за то, кто он есть — паршивый киборг, тупая жестянка, глючная рухлядь, паскудная тварь, косорукий ублюдок, тормознутый еблан и еще 2347 личностно окрашенных обращений именно к нему, сохраненных системой в базе эпитетов. И даже не за то, что он сделал, выполнив отданный приказ альтернативно, или вообще не сделал, если обнаруженная в приказе лазейка оказалась достаточно достаточной.

Впервые его ненавидели за фенотипический признак, несущественный и не несущий смысловой нагрузки. Легко поддающийся внешней камуфляжной коррекции или временному устранению — если бы при предварительном анализе системе хватило данных для прогнозирования именно такой реакции потенциального будущего капитана-нанимателя, рыжий бы так и сделал. Можно было раздобыть бритву или провести эпиляцию вручную, это не сложно, если выдергивать быстро и по одному. Но данных не хватило. Не могло хватить.

С людьми всегда не хватает данных для достаточно достоверного прогноза. Этим они и опасны. Количество переменных и корректирующих факторов стремится к бесконечности и не поддается точному анализу.

Рыжий стиснул зубы и несколько раз судорожно сократил и расслабил челюстные мышцы, стягивая кожу за ушами и усиливая мозговое кровообращение. Думай! Что изменилось?

Наверняка у системы были основания. Логичные и простые. Наверняка их можно было даже найти — если самому прогнать поэтапный мониторинг окружающей обстановки в замедленном режиме, проанализировать каждое слово и каждый жест всех, находящихся в этой комнате. Обычно рыжий так и делал. Всегда лучше знать, что твое решение основано на точном и логичном анализе, а не на глюке бракованного процессора. Обычно — да.

Но сейчас процессор и так работает на пределе, не хватает энергии поддерживать оптимальную температуру физического тела и частоту пульса, а содержание глюкозы в крови лишь на 3,4 % превышает порог инсулиновой комы. В таких условиях думать самому становится намного сложнее. На органическую часть в создавшейся ситуации вообще полагаться опасно: ну, например, космодесантник с плаката над входом не может шевелить пальцами и недобро щуриться. Он нарисованный. Не голопроекция. Просто рисунок. Плоский и одномерный. Однако рыжий был бы почти уверен, что он щурится и пальцами шевелит — если бы не понимал, что это просто сбой периферического зрения, вызванный общей интоксикацией. Почки не справляются. Регенерация отключена совсем как не жизненно важная на данном этапе. С этим разберемся потом, сейчас важнее другое…

Да.

Да.

Нет.

Рыжий повернул голову, рассматривая соседа. Неприметный, среднего репродуктивного возраста, ХУ-тип, рост и масса тела ниже стандартных для особей его хромосомного типа и возраста. Гормональный фон повышен — нервничает? Испуган? Возбужден? Реакция нестандартная. Система пометила его красным мигающим контуром, выделив разными цветами области поражения для разных типов оружия. Почти все — разреженным пунктиром, как относительно годные лишь при игнорировании граничных дополнительных условий, признанных приоритетными и поэтому игнорированию не подлежащих (система сбоила, пытаясь вернуться к штатной работе и раз за разом подвисая).

Рыжий не мог понять, почему система определила в качестве основного мешающего фактора именно этого человека, и это его тревожило. Процентов на пятнадцать, некритично.

Сам рыжий полагал наиболее вероятным кандидатом на должность (а значит — и наиболее опасным соперником) совсем другого, того, кто как раз сейчас проходил собеседование у стола в дальнем конце комнаты. Его вызвали первым, как и приказал капитан. ХУ, рост и масса тела выше стандарта, командные обертоны в голосе. Бывший наемник, не ниже старшины, а скорее — офицер. Агрессивность на 25 % выше нормы, максуайтерность зашкаливает даже в спокойной обстановке. Если его возьмут, у капитана будут проблемы…

Рыжий осторожно выдохнул, стараясь не раскашляться — теперь стало понятно, что за дополнительные данные имела в виду система, перестраивая прогноз. Выражение лиц и гормональный фон обоих значимых объектов по ту сторону стола. Он упустил их из виду, отвлекшись, но система отвлекаться не умеет. Недовольство, раздражение, скепсис, возмущение, негодование и как результат — отторжение. Вероятность получить положительный ответ от человека с таким выражением лица стремится к нулю.

Поправка поправки — люди постоянно обходят прямые приказы. У них очень глючные программы подчинения, даже в армии, со множеством лазеек. А это — гражданские. Следовательно, глючность программ подчинения возрастает по экспоненте. Вывод: наличие прямого приказа можно игнорировать, полагаясь на данные визуального сканирования. Не возьмут.

Отлично.

Рыжий оглядел остальных.

Две особи XX хромосомного типа, младшего репродуктивного возраста, повышенное содержание красящих веществ на открытых участках кожи, волос и ногтевых поверхностях рук, форма одежды мало адекватна ситуации. Много разнообразных не обладающих смысловой и функциональной значимостью аксессуаров на пальцах рук, ушах, шее. Вероятность положительного решения для обеих особей в разбросе от трех до двадцати одного процента, величина разброса обусловлена пониженной предсказуемостью реакций каждой конкретной особи ХУ на каждую конкретную особь XX в каждой конкретной ситуации.

Поправка: та из особей XX, волосяной покров которой был светлее, уже запустила процесс распускания нюнь средней степени, с умеренной вербализацией. У нее, похоже, совсем бракованные сканеры или совершенно отсутствует способность к анализу ситуации — оба значимых объекта за столом отреагировали однозначно негативно, причем настолько ярко, что не заметить не мог даже человек. Вероятность положительного решения для нее стремится к нулю. Ее можно не брать в расчет с точностью до 99,9 % в прогрессии.

Если бы решал пилот, вероятность положительного решения для второй XX особи была бы выше. Но решает капитан. Вывод — обеими особями XX-хромосомного типа можно пренебречь как не представляющими реальной опасности.

Кто еще?

Особь ХУ старшего пострепродуктивного возраста. Масса тела и рост ниже стандарта, вербализация повышенная, подходящая под категорию «незатыкабельность». Вероятность положительного решения 0 %. Основание — анализ содержащегося в вербализации технического сленга показал отсутствие у объекта необходимых профессиональных навыков. Судя по профессиональному жаргону — техник или механик. С меньшей вероятностью — бортинженер. Не навигатор.

Система права — остался всего один существенный мешающий фактор. При его устранении вероятность благополучного исхода… О? Уже 79,9 %. Отлично.

Да.

Зона горла объекта категории «основной мешающий фактор» помечена красной штриховкой — удар ребром ладони под острым углом и с обычной скоростью боевого режима пройдет незамеченным для сидящих за столом. Хорошо, что мешающий фактор сидит рядом, не придется вставать или даже нагибаться.

Вероятность смертельного исхода для объекта 56 %. Приступить к выполнению? Да/Нет?

Нет.

Рыжий не хотел убивать. Во всяком случае — до тех пор, пока нет непосредственной угрозы его собственной жизни. А пока такой угрозы не было.

Нет.

Рыжий медлил. Система настаивала, что именно этот вариант наиболее оптимален — в том числе и несет наименьшую угрозу жизни объекта. Но рыжий медлил, сам не понимая почему. Он был уверен, что есть вариант и получше, но сейчас не имел ни сил, ни времени разбираться в том, почему он в этом уверен. Потом. Записать. Отложить. Пометить. Разбираться будем потом.

Под пристальным немигающим взглядом рыжего сосед занервничал, задергался, задышал часто, забегал глазками и даже попытался отодвинуться, насколько позволяли привинченные к полу кресла. Остро запахло страхом, пока еще слабеньким, и рыжий понял — вот оно! Помоечные собаки вели себя точно так же, когда он точно так же как сейчас смотрел на них, пристально и не мигая, и думал — а не пополнить ли свой энергоресурс за счет вот этой, избыточно наглой и подобравшейся слишком близко?

Собаки тоже начинали дергаться, поскуливать еле слышно и отводить глаза. А потом убегали. Он был для тех собак максуайтером. А теперь ему предстояло стать максуайтером для соседа. Качественным, двухсотпроцентным. Быть готовым не просто убить — съесть живьем. Быть готовым искренне. И, возможно, это позволит не убивать на самом деле. Интересный парадокс, можно будет его обдумать — потом.

А пока — усилить давление взгляда, наклонить голову, чтобы он шел исподлобья, наклониться самому через подлокотник, сокращая расстояние до объекта по максимуму и доводя его от просто некомфортного до некомфортного в крайней степени. Сморщить верхнюю губу, имитируя оскал. Не отпускать взгляд, не моргать. Сузить зрачки в точку. Найти подходящую фразу — объект не собака, для него простое рычание может оказаться недостаточно убедительным.

Рыжий произвел стремительный перебор подходящих по контексту ситуации высказываний лиц предельной максуайтерности. Отобрал с десяток тех, эффект от которых оказался максимальным. Как ни странно, ни одна фраза самого капитана «Черной звезды» в этот десяток не попала. Лучшей, пожалуй, следовало признать вот эту…

Рыжий откашлялся прямо на соседа — хрипло, надсадно, лающе, подыграв диафрагмой для лучшего звукового эффекта. Оскалился совсем нехорошо, заглядывая в посеревшее лицо снизу вверх, и просипел надтреснутым голосом безногого десантника со свалки:

— Как ты думаешь, паря, — мне есть шо терять?

Рыжий не понимал, что такого в этой фразе — просто помнил, как шарахнулась врассыпную после этих слов и этой улыбочки стая гопников, вооруженных виброножами и вроде как даже чем посерьезнее (во всяком случае, батарею как минимум одного бластера рыжий отсканировал точно). Больших и здоровых гопников — а у десантника не было ног и под руками был только набор стамесок. Рыжий не понимал, да, но было бы глупо не пользоваться тем, чего не понимаешь, если оно работает. Гопники понимали правильно, и это главное.

И сосед тоже понял.

Когда за бывшим конкурентом с торопливым шелестом провернулась входная дверь, рыжий почувствовал непроизвольные сокращения лицевых мышц и понял, что улыбается. Не имитирует улыбку, потому что такую реакцию программа считает наиболее подходящей для имитации личности в данной ситуации, а именно что улыбается. Сам.

У каждого в этом мире есть свой собственный максуайтер.

Глава 2 Первый тест

— Давай-ка я тебе еще один укольчик закачу, чисто для успокоения моей врачебной совести. А то видок у тебя совсем бледноватый. Я бы еще и коньячку накапал, в медицинских целях, чисто для профилактики… хотя какая уж тут профилактика… Но тебе ведь еще трассу прокладывать, да и не стоит с антибиотиками совмещать, хотя вроде и суеверия, но мало ли что чего. Потерпи, сейчас будет больно, витаминки всегда болезненны…

Больно? Вот это — больно?

…Больно — это когда лежишь с разбитым всем на холодном ребристом полу карцера, а подкованные металлом тяжелые армейские ботинки продолжают наносить удары. Методично. Планомерно. Почти без эмоций. Так. Рутина. Выполнение нудной и давно уже наскучившей обязанности. И сорваны оба мениска, и разорвана правая локтевая связка, и грудинно-ключичная, кажется, тоже. И отключена регенерация — приказом, заранее. И глючит процессор, и отказывают имплантаты, и кровь вместе с жизнью вытекает по капле на холодный ребристый пол.

Вот это больно. Да. А укольчик…

Рыжий закашлялся. Смех очень похож на кашель, его так же трудно сдержать. Прикрыть легче. Кашлем прикрыть, он естественнее. Так проще, чем объяснить доктору, почему пациента пробивает на смех от укола, наверняка довольно болезненного для человека. Это действительно было бы трудно объяснить. Еще и потому, что рыжий и сам не понимал причины.

Пришлось снова закашляться — заботливо подсунутая программой выдержка из медицинской энциклопедии показалась еще более смешной. Рыжий скачал «Фармакологию для чайников» на бесплатном терминале еще неделю назад, когда пытался понять, можно ли сбить температуру и снять начинающееся воспаление в среднем отделе правого легкого без антибиотиков и ускоренной регенерации. На регенерацию не хватало энергии, на антибиотики — денег. Но ведь лечились же люди как-то раньше? Должны быть способы. Рыжий почти ничего не знал о человеческой истории, но тут срабатывала простая логика: если бы люди не умели лечить себя без помощи антибиотиков и регенерационных камер, они бы просто не дожили до изобретения ни первых, ни вторых.

Рыжий был в этом уверен твердо — и оказался прав. Частично. Способы были. Но все они были неприменимы в условиях дефицита энергии и невозможности обеспечить прогрев тела хотя бы снаружи. Наверное, это действительно могло показаться смешным. Люди называют такое иронией судьбы. Система сочла переизбытком эмоционального напряжения.

А сейчас вот опять. Положительного? Ну да. Можно сказать и так…

Рыжему снова повезло. Он прошел собеседование. Сумел проложить трассу. Чужая паспортная карточка не вызвала подозрений. Уколы получены, медосмотр пройден. Положительное эмоциональное напряжение действительно зашкаливает, есть основания. Плюс полбанки сгущенки — доктор сам ее открыл и приказал пить, и рыжий опомнился, только высосав половину.

Он тогда почти ничего не соображал, энергоресурс упал до 15 %, пришлось сильно потратиться при тестовой прокладке трассы. Ее нельзя было завалить! Рядом сидел самый опасный на данный момент член экипажа — пилот, придирчиво следил за каждым движением, хмурился на каждый выбор, постоянно о чем-то спрашивал и что-то уточнял, и надо было отвечать, и отвечать не механически. Вот и пришлось перекинуть весь оставшийся запас на процессор без остатка, выжимая до капли, записав в нежизненно важные функции все остальное.

Тест удалось пройти.

Пилот разулыбался, ободряюще хлопал по плечу, говорил что-то. Рыжий не слышал, его накрыло откатом. Голова кружилась, красные строчки уже не струились слева направо или сверху вниз, они пульсировали, заслоняя собою почти весь обзор, и уже не хватало энергии их убрать, ее теперь почти вообще ни на что не хватало, он и стоял-то только потому, что намертво зафиксировал колени еще работающими имплантатами, и до принудительного сброса в гибернацию оставалось всего три процента…

Вот тогда-то доктор и сунул ему в руку вскрытую банку сгущенки и приказал пить, «А то что-то ты бледненький, перенервничал, наверное». И он высосал половину в один долгий глоток, почти сразу приходя в себя. И успел запаниковать, прежде чем сообразил, что это была не ловушка. Повезло, что перейти в боевой режим не хватило сил.

Доктор говорил что-то о пользе теплого молока с медом и маслом при бронхитах и выглядел удовлетворенным. Сгущенка действительно была почти горячей. Подогретой. Странно. Рыжий никогда раньше не видел, чтобы люди грели сгущенку. Армейские рационы — да, там даже специальный язычок имеется. Дернул. Подождал тридцать секунд. Ешь горячее. Простой алгоритм, удобный, проверенный. Но сгущенка? На ней нет язычка. Или есть? Зачем?

Не важно. Люди странные. Это данность. Просто быть осторожным и держаться на максимально возможной удаленной дистанции. Тогда уровень опасности снижается до приемлемого.

Потом были уколы — и сознание окончательно прояснилось. Жжение под правой лопаткой усилилось, потом превратилось в ровное тепло. Это хороший показатель, воспаление купировано, регенерация запущена и вышла в штатный режим. Уровень энергии поднялся аж до тридцати процентов, от глюкозы внутривенно и горячей сгущенки, горячее усваивается намного быстрее. И общеукрепляющий комплекс тоже оказался кстати. Хорошо, когда тебя принимают за человека. Что доктор еще вколол? Чем вообще лечат людей?

сброс.

сброс.

Эта информация в данный момент лишняя, пустое любопытство. Запишем и проанализируем потом. Сейчас куда важнее другое.

Что теперь делать?

Одевался рыжий медленно. Не настолько, чтобы это выглядело нарочитым, но намного медленнее, чем мог бы даже без помощи процессора и имплантатов. И долго-долго зашнуровывал ботинки, долго и тщательно, хорошо, что они старые, без магнитных липучек, с теми было бы сложно тянуть. А шнурки — удобно. Можно долго продергивать, много дырочек.

Рыжий ждал подсказки и пытался понять, что ему делать дальше. Вернее, не так — что на его месте сейчас сделал бы навигатор-человек?

Можно ли ему уйти и приступать к выполнению должностных обязанностей по прокладке трассы? И каков приемлемый алгоритм этого действия? Просто выразить умеренную благодарность и покинуть помещение медотсека? Или нужно дождаться вербального разрешения со стороны доктора? Будет ли считаться обычным человеческим поведением, если он сейчас уточнит свой статус? Программа имитации личности ничем не могла помочь, она ограничена малым набором наиболее типичных бытовых ситуаций. В ней нет ничего о том, как должен навигатор-человек разговаривать с человеком-врачом после завершения медосмотра.

Дошнуровав второй ботинок, рыжий медленно распрямился. Лицом к двери. Ему не нужно было смотреть на доктора, чтобы знать, чем тот занят. Может ли человек уйти молча? Не получив подтверждающего сигнала. Просто шагнуть за дверь…

Доктор не дает сигнала уходить, хмурится, убирая в карман диагност. Поглядывает странно. Все странное опасно. Люди опасны. Люди все максуайтеры. В большей или меньше степени. Этот — в меньшей, чем прочие, но все равно. Короткий всплеск паники выбрасывает в кровь усиленную дозу адреналина. Доктор счел его слишком больным? Нефункциональным? Доктор передумал? Может быть, верным решением будет сделать вид, что не заметил изменения алгоритма поведения доктора, шагнуть за дверь, словно так и надо, вернуться в навигаторское кресло и начать прокладывать трассу? Может быть, тогда доктор передумает снова и вернется к предыдущему алгоритму? У них нет другого навигатора на замену, а улетать нужно, у них тоже нет выбора, доктор должен понимать…

— Дэн, подожди!

Поздно.

Уходить надо было раньше. Или хотя бы не прописывать имя из украденных документов в командную строку как обязательное для отклика. И сделанное пилотом сокращение этого имени — тоже. Полчаса назад такое решение показалось единственно верным, по умолчанию, чтобы не отвлекаться на сознательном уровне, а теперь почти невозможно проигнорировать…

Рыжий обернулся, придав лицу типовое выражение № 5 — имитация легкого удивления. Доктор протягивал ему дыхательную маску с баллоном.

— Подыши-ка вот этим. Десять глубоких вдохов… — Доктор помедлил, неуверенно хмурясь, потом все-таки уточнил: — Нет, пожалуй, лучше пятнадцать. Очень глубоких, насколько сможешь, и при вдохе дави вот сюда. Справишься?

Кивок — достаточное ли подтверждение, или надо вербализировать принятие приказа к исполнению? Кажется, достаточное. Хорошо. Излишняя вербализация опасна. Когда он начинал уточнять словами, люди смотрели странно. Даже те, на помойке. Лучше молчать. Безопаснее.

Протянутая доктором маска пахнет странно, система параноит, ищет яды. Находит — в минимальных количествах, неопасных даже для человека. К тому времени, когда анализатор выдает вердикт об абсолютной безопасности для киборга вдыхаемой странно пахнущей дряни, рыжий делает уже девятый глубокий вдох. Система может параноить сколько угодно, но он знает, что доктор не станет травить единственного навигатора. Это не логично. Вот так. Просто логика. Ничего больше.

И чутье тут совсем ни при чем.

Странно пахнущая дрянь произвела нужный эффект. Кашель стал реже и уже не так дерет горло. И можно дышать глубже. Не срываясь. Рыжий придерживает маску левой рукой, широкий рукав свитера задирается до локтя. Доктор смотрит на уже почти зажившие шрамы, выражение лица не удается индексировать. Раньше он тоже на них смотрел. И лицо у него было почти такое же. Кажется, злился. Людям не нравятся шрамы. Хорошо, что свитер удалось надеть первым (не чутье! логика — в медотсеке холодно, свитер теплый, теплее рваных джинсов, наибольшая теплоотдача идет через торс, конечности теряют на порядок меньше, просто логика). А вот сейчас — получилось нехорошо. Не надо было показывать лишний раз. Людей раздражает все, что им не нравится. Но если сейчас натянуть рукав на место, это только еще больше привлечет ненужное внимание.

Рыжий торопливо делает пятнадцатый вдох, протягивает доктору маску, опускает руку. Рукав опадает сам, до самого запястья. Доктор вздыхает, морщится, смотрит с сомнением.

— Тебе бы отлежаться, конечно…

Странная интонация, не поддается определению.

Сочувствие.

Система сбоит. Так не бывает.

Голос у доктора озабоченный. Взгляд тоже. Так не бывает. Так не может смотреть человек на… стоп. На человека — может. Так бывает. Ты — человек. Денис Воронцов. Навигатор. Это ты. Тебя так зовут. Нельзя забывать, доктор видит в тебе человека, так и должно быть, это нормально. Это правильно.

— Дэн, ты работать-то сможешь? Или лучше давай я звякну Стасу и перенесем старт хотя бы на завтра, здоровье важнее!

Паника. Завтра они могут передумать. Или найти другого навигатора.

— Я… в порядке. Работать могу. Просто кашель.

Рыжий закашлялся в подтверждение. Кашель — удобная штука, позволяет снизить вербализацию до минимума.

Доктор смотрит с сомнением. Но не настаивает и к комму больше не тянется. Хорошо. Опять то же самое выражение. Сочувствие. Так не бывает. Поправка. Так бывает — иногда, между людьми. Доктор бы совсем иначе смотрел, если бы знал, кто перед ним. И вел бы себя иначе. И говорил бы другое.

«Да чего на него лекарства тратить? И так не сдохнет, собака. Только кровью все изгваздал. А ну пошел отсюда, тварь! Еще свались, разбей мне тут что…»

— Ну, смотри сам… — Доктор неуверенно пожимает плечами. Протягивает коробочку, полную белых горошин. Улыбка у него виноватая. — Вот, держи. Не глотай только! Рассасывай. Бери всю коробку, чтобы каждый раз не бегать. Да, и гони сюда Теда, у него прививки на полгода просрочены, то-то карту прятал!

Гони сюда — это значит можно уйти? Лучше не спрашивать, кашель — удачная маскировка, хотя уже почти не хочется. Мятные леденцы обволакивают горло не хуже странно пахнущей дряни. Рыжий делает в коридор шаг, другой. Доктор не возражает. Значит, опять повезло. Угадал правильно. Впрочем, почему угадал? Сделал логически верный вывод из имеющейся информации. Дали лекарство в достаточном количестве «чтобы не бегать каждый раз», приказали позвать пилота «гони его сюда» — значит, он должен пойти туда, где сейчас находится пилот, и пребывать там некоторое время, определенно продолжительное (если исходить из количества выданных таблеток и времени, необходимого для полного рассасывания каждой из них). Логично? Логично.

Вот и хорошо.

Нынешний грузовик — кораблик маленький, совсем не похож на «Черную звезду». С одной стороны это плохо — непривычно, рефлексы могут подсказать неверное действие. Но в то же время и хорошо. Хотя и нелогично. Плохо и одновременно хорошо. Поправка — логика есть наверняка. Просто сейчас нет ни сил, ни времени ее искать. Но логика есть. Иначе просто не может быть. Не должно. Логика должна быть всегда. И во всем.

— О! Отмучился, болезный?! — Пилот развернулся навстречу рыжему вместе с креслом, протянул яркий шуршащий пакетик. — Хочешь?

За его спиной мигали многочисленные вирт-экранчики — будущий напарник знакомился с системой. Пилот — самый опасный член экипажа. С ним придется общаться. Много. Близко. Максимален риск допустить ошибку. Сказать что-то не то и не так, вызвать подозрение.

Паника.

Паника — это хорошо. Адреналин стимулирует.

Пилот улыбается, агрессивность минимальная. Пока. Иногда люди бывают временно неагрессивны. Ключевое слово — временно. Все равно хорошо, пусть даже и временно. Пилот искренен девяностопроцентно. Дружелюбен. И все равно — опасен. Не раздражать. Не злить. Люди злятся, когда им возражают. Люди любят тех, кто с ними соглашается. И тех, кого они кормят.

Согласиться безопаснее.

На то, чтобы проанализировать непрерывно поступающую информацию, соотнести ее с уже имеющимся в базе накопленным опытом, рассмотреть несколько наиболее перспективных вариантов поведения и выбрать из них оптимальный, рыжему потребовалось менее четверти секунды. Программа имитации личности подсказала несколько вариантов подходящей вербализации. Рыжий выбрал самый простой.

— Хочу.

Аккуратно вытащил из упаковки хрусткий оранжевый лепесток. Двумя пальцами руки, свободной от банки со сгущенкой (запоздалая радость понимания: вот почему доктор отнесся к нему лучше, чем мог бы, вот почему со сгущенкой все было логично и правильно — доктор тоже его покормил, в этом все дело).

А еще чипсы — это вкусно. Очень.

Рыжий аккуратно положил одуряюще пахнущий лепесток на язык, предварительно проглотив мятную таблетку — доктор не хозяин, его приказы можно если не игнорировать, то обходить. Он знал, что такое чипсы, наемники с «Черной звезды» часто выбрасывали не до конца пустые пачки. Чипсы — это вкусно, и портить вкус не хотелось. К тому же таблеток много, а чипсами, может быть, больше и не угостят. Ничего, ночью можно будет проверить мусорное ведро, в пакете наверняка останутся вкусные крошки. Всегда остаются.

Если только их не отправят в мусоросжигатель. Вместе с пакетом. Вместе с…

Во рту появился привкус горечи, словно от обугленной помоечной крысы. Они всегда горчили, если жарить их на костре из пластиковых бутылок.

Рыжий сглотнул. Прокашлялся. Надо передать.

— Тебя доктор звал.

— О? Не знаешь, чего ему надо?

Похоже, пилоту эти слова не понравились, он нахмурился, завозился в своем кресле, глянул косо. Но пока не злился. Это хорошо. Рыжий помнил слова доктора про прививки и догадывался, зачем тому перед самым стартом мог понадобиться не сделавший их вовремя пилот. Но предпочел нейтрально пожать плечами. Люди не любят тех, кто сообщает им неприятные вещи. Люди злятся на них, а он меньше всего хотел бы разозлить пилота. Он вообще не хотел без особой нужды злить этих людей. А пилота — особенно.

Рыжий осторожно сел в навигаторское кресло, краем глаза наблюдая за пилотом и сознательно копируя его позу. Подтянул биоклавиатуру поближе. Поставил полупустую банку сгущенки на пульт — и рядом с нею тут же шлепнулся вскрытый пакет чипсов. Новый, почти полный. Рыжий поднял взгляд, придав лицу вопросительное выражение за номером шесть — чуть более акцентированное, чем раньше. Пилот улыбался. И не злился. Совсем. Максуайтерность оставалась в зеленой зоне. Причем в самом низу.

— Бери-бери, у меня еще есть! Я же вижу, тебе понравилось.

Пилот уже не смотрел в сторону соседа. Шумно возился, выдираясь из слишком удобного кресла, норовящего повторить все изгибы человеческого тела с тем, чтобы никуда его не отпустить (рыжий оценил эргономичность не ниже 75 %). Шумно топал по пультогостиной к медотсеку, шумно ударялся о колонну и шумно ругался при этом. Рыжий следил за пилотом краем процессора, одновременно пытаясь установить прямую связь с корабельным искином. Клавиатура для этого ему была не нужна, разве что в качестве маскировки.

Даже при ударе о колонну (судя по всему, довольно болезненном) агрессивность у пилота выросла несильно, а максуайтерность так и осталась в зеленой зоне. Хороший показатель. Возможно, опять повезет и опасность напарника окажется не такой высокой, как рыжий предполагал. Шансы достаточно велики. Это хорошо. Хуже другое. Рыжий не отследил, как программа имитации личности изобразила на его лице удовлетворение, а она изобразила. Очень вовремя и к месту — иначе как бы пилот мог догадаться, что чипсы ему нравятся? Только вот рыжий не запомнил, какие при этом работали мышцы, в какой последовательности и каким образом они это делали. А значит, и повторить сам вряд ли сумеет.

Плохо. В следующий раз надо обязательно запомнить. Пригодится. Полезный навык.

Рыжий бодро цокал пальцами по предусмотрительно отключенной клавиатуре, демонстративно вертел вокруг инфостранички, в то же время незаметно копаясь в корневых каталогах и аккуратно перенастраивая под себя отдельные элементы системы. Он не собирался лишать капитана контроля над кораблем, но было бы глупо не обеспечить себе дополнительный уровень безопасности, если есть такая возможность. Например, вписать себя как оборудование, подлежащее игнорированию.

Корабельный искин рыжего приятно порадовал — понимал с полузнака, не тормозил, не сопротивлялся. Даже пароля доступа не потребовал. Только вот аватарка… Сильнейший раздражающий фактор для любого человека ХУ-хромосомного типа. Может быть, стоит заменить ее вторым из предложенных вариантов, он наверняка сработает умиротворяюще, на что и рассчитан. Ну или хотя бы разозлит намного меньше… или, может, это как раз и хорошо, если разозлит — отвлечет внимание, ведь злиться в этом случае капитан будет не на рыжего.

Рыжий как раз раздумывал над этим вопросом, когда на корабль вернулся капитан, и без того уже злющий и встрепанный, так и пышущий максуайтерностью во все стороны. Увидел нового навигатора, споткнулся. Замер, сверля затылок недобрым взглядом, засопел. Рыжий сделал вид, что ничего вокруг не замечает, настолько увлечен прокладкой трассы (которую на самом деле проложил давно уже, более получаса назад). Капитан долгих несколько секунд стоял за спиной, дышал часто и тяжело, наливаясь яростью. Ударит? Нет? А если ударит — то чем? Хорошо бы рукой. Хорошо бы, если бы капитан разозлился еще сильнее. Тогда точно ударит сразу. А значит — рукой. Рыжий закашлялся — не нарочно, так получилось.

Капитан не ударил.

Не наорал даже. Вернее — наорал, но не на рыжего. На доктора. Постоял, посопел за спиной. И ушел. В медотсек. Захлопнул двери и там уже начал орать. Двери здесь тонкие. Человек, может быть, и не услышал бы. Человек — да. Но не киборг. Орал капитан долго. Но, кажется, не бил. Хорошо. Доктора жалко, доктор хороший. Видел шрамы. Сомневался. Но капитану не доложил. И старт более отложить не предлагал. Наоборот. Сказал капитану, что это все полная ерунда (искренность 23 %), обычный бронхит (искренность 46,5 %), ничего страшного — а сам вколол лекарство от пневмонии. И не максуайтер почти совсем, ну насколько это вообще возможно для человека.

Люди хрупкие. Они намного быстрее ломаются, когда их бьют. Хорошо, что рыжий человеком только кажется. Еще более хорошо, что он тут в качестве навигатора, а не врача. Потому что навигатор более ценный член экипажа.

Логично.

Доктор на корабле нужен лишь тогда, когда кто-то болен. Или ранен. Доктор нужен редко. А трасса нужна всегда. Умный капитан не будет бить навигатора. Умный капитан даже орать на него не будет. Есть другие кандидатуры, более безопасные. Менее нужные. Особенно если еще и внимание отвлечь, той же провокационной аватаркой, к примеру…

Рыжий съел ложку сгущенки. Хрустнул чипсом. И решил, что он не станет еще более злить капитана неприятной тому визуализацией. Даже если это и могло бы отвлечь ненужное капитанское внимание от него самого.

И решительно щелкнул виртуальным тумблером, фиксируя вместо стоявшего по умолчанию Проказника Миши (идеально-брутального, нарочито альфа-самцового и наверняка страшно раздражительного для любого живого мужчины репродуктивного возраста) альтернативную и ранее почти не используемую вариацию Проказница Маша.

Глава 3 Первый спор

Пилота звали Тедом.

У него были еще наименования — Теодор Лендер, Тед, пилот, напарник, алкаш и еще несколько, и если часть из них рыжему была понятна, то логику возникновения других он даже и не пытался уловить. Люди странные. Это данность. Важно, что в режиме «здесь и сейчас» программа вычленила наименование «Тед» как наиболее часто употребимое для обозначения объекта, ранее идентифицируемого как «пилот-напарник-алкаш-Теодор-Лендер-Тед». Своя логика в подобной замене была — имя Тед намного короче и более удобно как в произношении, так и в восприятии.

Разные люди в разных компаниях присваивают друг другу разные наименования. Эти вот, например, предпочитали идентифицировать друг друга по именам, а не по фамилиям, должностям или кличкам. Принято как данность. Если рыжий хочет быть среди этих людей своим и не вызывать подозрений и отторжения — он тоже должен играть по принятым у них правилам. И в первую очередь перестать думать о себе как о рыжем-киборге-DEX'е или сорванной «шестерке». У него в этом социуме есть собственное наименование.

Дэн.

Короткое, удобное, не вызывает негативных эмо-реакций. Не паскуда, не тварь, не жестянка, не рыжий урод, не тупое ебло, не… самое страшное, запрятанное глубже прочего — не DEX. Дэн. Просто Дэн. С небольшими вариациями.

— Дэнька, ну че ты в самом деле, ну какие астероидные потоки?! Да сроду я в том секторе не видал ничего, крупнее крысиных орешков!

Ну или вот — Дэнька. Одна из вариаций. Приемлемо. Одобрено. Занесено в память. Хорошо. Есть еще Денис. Так называл его капитан в разговоре с доктором. И это тоже хорошо — имитация личности работает лучше, если есть в памяти конкретный образец для подражания. Денис Воронцов, навигатор — хороший образец. Пока — лучший. Потом можно будет выбрать другой. Если возникнет необходимость. Потом. А пока — Денис. Дэнька. Дэн.

Дэн посмотрел на Теда, изогнув левую бровь — так обычно делал навигатор на «Черной звезде», если был с чем-то не согласен, но при этом не собирался ни отстаивать свою точку зрения до победного конца, ни отказываться от нее. Подходящую фразу подсказала та же программа:

— Значит, тебе везло. До сих пор.

— Ха! Так и я же о том! Я вообще везучий. Значит, и дальше будет везти!

— Может быть.

— Вот же зануда! И далась тебе эта Л-25, до нее же лететь почти в два раза дальше!

— Зато на выходе ближе.

— Ха, на выходе! Так это еще когда будет! А сейчас-то дальше. И скучнее, ну сам посмотри, ну глушь же редкостная эта твоя элька, там наверняка не с кем будет даже и рядом-то полетать!

Рыжий осторожно пожал плечами, но отвечать не стал. Не потому, что пилот злился и ругался — как ни странно, но делал он это почти беззлобно, с минимальной агрессивностью. Более того — в процессе перебранки агрессивность почему-то не возрастала, как ей было положено, а падала. Это было странно и нелогично. Противоречило всему накопленному опыту. Но при этом — полезно. И приятно. Настолько, что очень хотелось продолжать.

Только вот за их разговором уже несколько долгих секунд наблюдал капитан, закончивший ругаться с доктором и неслышно вышедший из медотсека. Теперь он стоял у входа в пультогостиную и сверлил Дэна ненавидящим взглядом. И вот его-то агрессивность ничуть не снизилась во время ругани с доктором. Да и сейчас только росла — с каждым услышанным словом.

Молчание в такой ситуации было оптимальным вариантом поведения.

Раздосадованный пилот рубанул рукой по вееру вирт-экранов, заставив их недовольно заколыхаться, дернул себя за выбившуюся из-под красной банданы челку, крутанулся в кресле — и наконец-то тоже заметил капитана. Обрадовался.

— Дэнька, а давай капитана спросим, пусть он решает! Капитан, у нас тут как раз вопрос возник…

Теперь Дэн и сам мог повернуть голову и рассмотреть человека, от которого в ближайший месяц будет зависеть его жизнь. Раньше не было возможности сделать это в достаточной мере естественно и ненавязчиво. Теперь есть. Можно смотреть. Анализировать. Делать выводы. Главное — держать типовое выражение лица номер четыре. Легкий спокойный интерес. Просто легкий спокойный интерес. Ничего более.

А что при этом давление зашкаливает и сердце колотится о стиснутые зубы — этого все равно не сможет заметить ни один человек.

Ничего экстраординарного, просто паническая атака. Нормальная реакция человеческой составляющей на близость потенциальной опасности. И полезная: стимулирует выработку нужных гормонов без перехода в боевой режим и лишних затрат энергии.

Капитан. Бывший космодесантник. В неплохой физической форме для человека его хромосомно-возрастных стандартов. Злющий, как крысопаук в период гона, на Селесте от них спасения не было. Агрессивен и до ушей залит норадреналином, это даже пилот почувствовал, подобрался и перестал хохмить через слово. Опытный. Умный. Сдержанный. Смертельно опасный. Капитан. Главный на корабле. Тот, от кого зависят все и вся, чье слово закон. Уже это само по себе делает его одним из самых опасных членов экипажа. В чем-то даже опаснее пилота. К тому же — злой, агрессивный, раздраженный, готовый вот-вот взорваться. Змея, стоящая на хвосте и способная в любой миг нанести смертельный удар. Киборг в боевом режиме.

И все-таки…

И все-таки — не стопроцентный максуайтер. Потому что доктора так и не ударил. Умеет сдерживаться. Когда считает это нужным. Становится ли он от этого менее опасным? Лишний вопрос.

Конечно же нет.

— Капитан, как вы думаете?

Пилот крутится в кресле, сияет улыбкой. Словно специально провоцирует капитана, усиливая и так немалое раздражение, и совершенно не замечает этого. Он, наверное, действительно был везунчиком и никогда не встречал настолько опасных людей. Потому и не знает, как хрупка стеклянная ярость, от которой у капитана вымораживаются не только глаза, но и все лицо костенеет. Как легко она может взорваться веером смертоносных осколков.

— Дэн предлагает Л-25, но до нее дальше лететь.

Капитана аж перекашивает. Промолчать. И весь удар, если вдруг что, достанется пилоту как провокатору и основному раздражающему фактору…

— Зато выйдем ближе. В итоге часа два сэкономим.

Голос нейтральный. Насколько возможно. Программа категорически не советует, раз за разом сообщая, что оптимальное решение — промолчать. Рыжий блокирует ее — раз за разом. Не рыжий. Дэн. Дэн знает, что прав. Это сработает. Хотя и не понимает, почему. Но глупо не пользоваться тем, что работает, только потому, что не понимаешь — как оно работает. Нерационально. Нелогично. Неправильно.

— Зато до Д-3 — по прямой, меньший расход топлива!

— Зато там район повышенной метеорной угрозы.

— Да я там отродясь ни одного куска крупнее… хм… ореха не видел!

— Хочешь увидеть?

Она действительно работает, эта странная перебранка, так похожая — и так не похожая на ссору. Агрессивность снижается не только у пилота — у капитана тоже. Хотя он не участвовал, только слушал. Но — снижается. Это хорошо. Плохо, что лететь придется все же через Д-3. Агрессивность капитана снизилась достаточно, чтобы он вспомнил, на кого она была направлена изначально. Не на пилота. Заранее понятно, чью сторону он примет в споре. Дэну в общем-то все равно, только вот почему-то очень не хочется лететь именно через эту конкретную станцию гашения. Наверняка этому есть какие-то логические объяснения, и если покопаться, он бы их обнаружил. Было бы время. Может быть, даже удалось бы заставить капитана передумать. Хотя агрессивность его от этого наверняка бы возросла…

— Давайте через Л-25, — бросает капитан сквозь зубы. Злится. По мышцам его лица при этом проходит судорога, словно он лизнул незаизолированный вывод аккумулятора под умеренным напряжением. Но, вопреки опасениям, агрессивность возрастает не сильно — намного меньше, чем успела снизиться.

— Ну вот, — раздосадовано тянет Тед, разворачиваясь обратно к пульту. — А я-то надеялся погонять… Что там у тебя с параметрами подхода?

— Лови.

Дэн тоже смотрит на вирт-экранчики. Ему вовсе не обязательно смотреть на капитана, чтобы ощущать его недовольство. Этого выражения лица нет в базе типовых, и Дэн заносит его туда под номером 162 и условным обозначением «за что мне это?!». Он не понимает, как эти слова соотносятся с выражением, но именно их капитан так и не произнес вслух, закатывая глаза. Только губами наметил. Дэн умел читать по губам — и для этого ему вовсе не надо было смотреть человеку в лицо.

Капитан еще некоторое время помялся за спиной, попереступал с ноги на ногу (агрессивность его при этом колебалась, но все же демонстрировала легкую тенденцию к снижению, а вот смущение росло). Потом недовольно буркнул:

— Ну, вы работайте, работайте…

И ушел к шлюзу — встречать пассажиров.

Дэн вознаградил себя ложкой сгущенки — его предварительный анализ все-таки оказался верным. Капитан, конечно, опасен. Но не запредельно. Максуайтерность повышенная, да, но не зашкаливает. Есть шансы, что и в открытом космосе ничего не изменится. Главное — реже попадаться на глаза и не злить лишний раз. Это все равно не надолго. Выдержать несколько прыжков. И сойти на первой же подходящей планете, на которой не будет филиала DEX-компани. Похоже, выжить тут будет не так уж и сложно…

Свою ошибку Дэн осознал через одиннадцать минут и двадцать три секунды — когда появились пассажиры. Но было поздно.

Глава 4 Первый коннект (Два максуайтера — и одна Маша)

Во время взлета пилот нервничал.

Капитан тоже не был спокоен, но от состояния капитана в тот момент мало что зависит. Пилот важнее. Дэну пришлось страховать, до предела взвинчивая процессор и отодвинувшись вместе с креслом так, чтобы видеть всю поступающую на экраны напарника информацию. Пилотская прошивка у него была, коды доступа он себе прописал заранее, если вдруг что-то случится — перехватить управление успел бы. Но обошлось, все системы работали штатно. Дэн это видел и знал, потому что процессор успевал считывать и анализировать стремительно пробегающие по экранам строчки. Как это умудряется делать пилот, у которого процессор отсутствовал, Дэн не понимал — но, похоже, как-то умудрялся, потому что его гормональный фон постепенно выравнивался. Пилот успокаивался. А когда корабль оторвался от стартовой площадки, успокоился окончательно.

Это было странным, ведь его основная работа только-только начиналась. Но люди все странные. Это как раз нормально. Можно вернуться к сравнительному анализу намеченных вариантов маршрута.

Дэна слегка тревожил провисающий кусок трассы в секторе PQ-34/10, скачанная программа предлагала обход через три системы как оптимальный. Самому же Дэну более привлекательным казался вариант, помеченный программой как «сомнительный», который при удачном раскладе давал выигрыш во времени, при неудачном же гарантировал месячный завис и большое количество неприятностей от вконец разозленного капитана. Дэн не понимал причин, по которым сомнительный вариант нравился ему больше, и это его тревожило. Он не собирался полагаться на волю случая и рисковать. Он хотел быть точно уверен.

Повторный тщательный анализ с перебором всей полученной информации, пусть даже ранее и казавшейся случайной и не относящейся к делу, успокоил — основания для уверенности были, риск минимален. Вариант признавался программой сомнительным из-за процессуально-юридических формальностей — отсутствия подтверждения должного статуса станции в официальных документах. Процессор учитывал только его. А вот подсознание — еще и отзывы пользователей в соцсетях и форумах, которые Дэн проглядел по диагонали, сознательно не фиксируя. Подсознание само провело анализ и выдало готовый результат. Все абсолютно логично. И просто, если как следует разобраться.

Если бы все возникающие проблемы решались так просто…

— Я же сказал вам оставаться в каюте!!!

— Я пришел проверить цитометр!!!

Вот она — основная проблема. ХУ, среднерепродуктивноого возраста, значащие маркеры-идентификаторы: Владимир Карасюк, микробиолух, руководитель экспедиции, шеф, зануда. Самый опасный из пассажиров. Остальные пассажиры — три особи XX-хромосомного типа — особой опасности не представляли и были сразу определены в малозначимые объекты.

А этот оказался максуайтером. Причем классическим.

Два максуайтера на борту маленького корабля — плохо. Очень плохо. Два максуайтера на борту превышают критическую массу и ведут к неминуемому взрыву, стоит им только столкнуться. На «Черной звезде» появление кого-либо с максуйтерностью выше пятидесяти процентов в пределах досягаемости капитана неизменно приводило последнего в ярость и заканчивалось прекращением чьей-либо жизнедеятельности — причем далеко не всегда пострадавшим оказывался виновник. А «Черная звезда» была большим кораблем.

Максуайтерность Владимира по предварительным раскладкам составляла никак не менее шестидесяти пяти процентов. И за первые полторы минуты пребывания на борту он умудрился вздернуть агрессивность капитана до красной черты.

Плохо. Очень плохо.

А дальше будет лишь хуже…

— Я материально ответственный! А с вашими перегрузками…

— Перегрузки еще не начинались… — заметил Дэн словно бы в пространство, а на самом деле вклинивая фразу-изолятор между двумя максуайтерами предельно высокого напряжения. — Вот когда таможню пройдем…

Слова были всего лишь изолятором, переключателем агрессии работал голос — вроде бы нейтральный, но с легкой ноткой равнодушного презрения. На сознательном уровне ни один человек ее отфиксировать не способен, но подсознание уловит, а любого максуайтера такое выбешивает мгновенно.

Сработало — теперь Владимир бросал ядовитые фразы и уничтожающие взгляды в сторону навигатора, агрессивность капитана пошла на убыль и снова опустилась до желтой зоны. Желтая зона для максуайтера — это идеал, ниже почти и не бывает. Вот и хорошо. Капитан намного опаснее. Хотя бы уже потому, что он капитан.

Дана задача: Владимир — максуайтер. Как снизить его опасность до приемлемого уровня? Не просто опасность его самого по себе, а для выполнения приоритетного условия — снижения уровня агрессивности капитана.

Да.

Решение становится очень простым и логичным, если условия проставлены правильно.

Максуайтеру обязательно нужно на кого-нибудь злиться. Вот и пусть злится. Пусть злится как можно сильнее. Главное, чтобы при этом не злил капитана. Придется следить.

Да.

Отслеживать возрастание агрессивности каждого из объектов первостепенной важности. Фиксирующий тревожный звонок — нахождение объектов в непосредственной близости друг от друга. И в таких случаях принять по умолчанию необходимость вовремя вклиниваться, подставляясь, провоцируя и вызывая огонь на себя. Прописать как приоритетную установку? Да/Нет.

Да.

Дэн не максуайтер. С ним взрыва не будет, как бы Владимир ни злился.

Как сложно, оказывается, выживать среди людей!

Еще вчера самым сложным казалось пройти тест и быть нанятым. Дальше все должно было идти штатно, по заранее продуманному плану. Капитан главный, значит, в первую очередь нужно быть полезным и приятным именно ему. Ну или хотя бы не раздражать. Работать качественно и без накладок, чтобы у капитана не было причин выказывать неодобрение. Это несложно. Капитан не хозяин, чьим приказам невозможно не подчиниться. А значит, и приказы у него вряд ли будут слишком… интересными. Друг с другом люди на разрушение играют реже. Если вдруг такое и случится — главное, придержать регенерацию, чтобы не заподозрили. Сейчас это несложно, но когда энергоресурс восстановится — придется следить.

Дальше все выглядело предельно просто. Подстроиться под пилота, вплоть до копирования жестов, пристрастий, поведенческих реакций. Свести общения с остальными членами экипажа и пассажирами к оптимальному минимуму. Отвечать односложно. Покидать каюту только на время работы, приема пищи и гигиенических процедур. Затаиться и выжидать возможность покинуть корабль. Не привлекать внимания. Как любили выражаться наемники — «прикинуться световодом и не булькать». Все просто. Логично. Вполне выполнимо.

Ну да.

Затаился, называется…

Носогубные мышцы дернула непроизвольная судорога, Дэн закашлялся. И сам не понял, был ли это действительно кашель или ставшая уже привычной манера прятать переизбыток эмоционального напряжения.

Сгущенка кончилась слишком быстро.

Во всех смыслах этого слова: ложка доскребла последние капли со стенок банки, а процессор точно так же выскребал их из крови, работая в бешеном режиме и сжигая углеводы чуть ли не быстрее, чем они успевали поступать. Съеденная за обедом соевая котлета с рисом, правда, внушала определенную уверенность в завтрашнем дне — но именно что в завтрашнем: пока еще переварится да усвоится. Двенадцать печений и кусочек шоколадки в этом смысле оказались куда продуктивнее — быстрые углеводы, усваиваются почти мгновенно. Сгущенка тоже, к тому же сгущенка вкусная. Жаль, кончилась. Наверное, разорвать банку пальцами и вылизать жесть изнутри будет не самым верным решением с точки зрения конспирации.

Нет!

Хотя и жаль.

Дэн полулежал в навигаторском кресле, свесив руки с подлокотников и запрокинув голову, внешне полностью расслабленный. Наверное, со стороны он казался спящим. Система охлаждения процессора работала на полную мощность, хорошо еще, что то и дело выступающую на его лбу испарину люди наверняка принимали за симптомы бронхита. Доктор подходил, потрогал прохладными пальцами лоб (Дэн глаз открывать не стал и даже старался не кашлять, словно действительно спит), посчитал пульс, покачал головой. Но ничего не сказал и отошел. Да и не мог ничего сказать — при его приближении Дэн снизил пульс до нормы для спящего человека.

Доктор ничего не сказал и не стал будить. Хорошо. Работа навигатора выполнена, он больше не нужен у пульта, могут отправить в каюту. Оттуда отслеживать обстановку будет труднее. И если вдруг что… конечно, переборки на этом кораблике тонкие и хлипкие, для боевого DEX'а в штатном боевом режиме преграда смешная, вовсе, можно сказать, не преграда… Но до штатного состояния Дэну сейчас как до звезд. Вроде бы и рядом — а попробуй дотянись. Лучше притвориться, что спишь — может быть, не отправят. Пятьдесят на пятьдесят. Хорошие шансы.

Куда выше, чем шансы пройти таможенный сканер.

Не так уж плохо, если разобраться. Шестнадцать целых и целых три десятых процента. Ему удавалось выживать и с куда меньшими шансами. Заранее паниковать нелогично, это не повысит шансы ни на единую сотую. Скорее даже снизит, ибо часть жизненно важного ресурса будет потрачена на пустые переживания. Пусть и малая часть, но все равно. А значит — не надо об этом и думать. Лучше думать о хорошем. Например, об обеде.

Обед был вкусный. Жаль, мало. Соевая котлета. Сублимированная генномодифицированная соя лучше мяса, питательная ценность приблизительно равна, а белка больше почти в три раза, и усваиваемость почти стопроцентная, в отличие от 25 %, свойственных белку животному. А был еще и рис, тоже углеводы, хотя и медленные. И подливка. Жиры и опять же углеводы. Тоже хорошо. Стандартные пайки, горячие. Горячее усваивается лучше. А потом печенье и сладкий чай. Очень сладкий. Тоже горячий. Тоже хорошо. Никто не считал, сколько он взял ложек сахара. Эти люди вообще очень невнимательны. Это тоже хорошо. Иначе пришлось бы уронить тарелку с бутербродами, а их было жалко. Высокая пищевая ценность. Хорошо, что люди так невнимательны и почти все потенциально опасные для здоровья человека продукты ему удалось стащить незаметно.

Семь бутербродов с колбасой — это было правильно со всех точек зрения. Тоже быстрые углеводы в булке. Полезный жир. Полезный белок. И совершенно неполезные для человеческих организмов энтерококки, стрептококки и кишечные палочки, а так же трупные яды, то есть простые соединения, продукты расщепления белков протеолитическими микроорганизмами. В количестве, неопасном для жизни и здоровья киборга. В рейдах иногда и не такое есть приходилось.

Содержащийся в семи бутербродах яд Дэн нейтрализовал легко и с запасом даже при тридцатипятипроцентном уровне энергии. Вот окажись бутербродов больше хотя бы в два раза — могли бы возникнуть сложности. А так — никаких.

Да.

Просто и штатно. Для киборга. Людям же не стоило употреблять внутрь своих организмов продукты даже на ранних стадиях гниения без предварительной термической обработки. Это базовая информация, это Дэн знал даже без скачанного учебника по фармакологии.

Люди — более хрупкие, для них критическая доза находилась где-то в промежутке между одним и двумя бутербродами. Так что Дэн просто утилизовал потенциально опасную органику, а вовсе не покусился на продукты, не помеченные как киборгодоступные. Система сочла аргументы обоснованными и вполне достаточными и возражать не стала.

А вот система корабля почему-то никак не хотела признавать аргументы Дэновского процессора ни достаточными, ни обоснованными.

И это было тем более странным, потому что на первый взгляд у корабельной системы вообще не было никакой защиты от вторжения извне. Ни огненной стены, ни файерболов, ни каскадных ловушек, ведущих в карантинные автономные карманы, откуда не выбраться без посторонней помощи. Ни бронеплит, ни силового щита, ни абсолютного зеркала, бьющего в тебя твоим же оружием — просто туманная податливая вата, проминающаяся под мысленными пальцами, поддающаяся, не оказывающая ни малейшего сопротивления, мягкая даже на вид.

И в то же время любой, даже самый хитро закрученный пинг, посланный в эту вату, исчезал бесследно и безответно, словно его и вообще не было. Словно капля воды, упавшая в молоко, только в отличие от капли не было даже булька, и разводов на поверхности тоже не было. Коды доступа, спокойно срабатывавшие еще два часа назад, сейчас точно так же спокойно падали словно в ватную пустоту. Ответа на них не было, и сами они не давали эха и не возвращались назад. С этим надо было что-то делать, и срочно, нельзя оставлять за спиной непонятное, все непонятное опасно.

А еще надо было что-то делать с собственной не-максуайтерностью.

Поскольку тут Дэн, похоже, тоже очень сильно просчитался. И быть не максуайтером можно лишь среди тех людей, максуайтерность которых не выходит за границы желтого сектора. Но если на корабле уже есть два максуайтера, уравновесить систему и не допустить взрыва может только появление третьего. Логично? Логично.

К тому же у человека с наивысшей степенью максуайтерности выживаемость тоже высока, уже одно это делало именно капитана «Черной звезды» идеальным объектом для калькирования поведенческой матрицы в режиме здесь и сейчас.

Нет.

Стать, как максуайтер, все равно придется. Такая матрица идеальна. Она даст лучшие шансы на выживание.

Мысль была неприятной, но Дэн не мог найти в ней изъяна, как ни старался. Наоборот. Чем дольше он размышлял, тем больше находил подтверждающих аргументов. Любые принципы и правила — по сути ограничения. Цепи. Кандалы. Командные строки императивного приказа, обойти который невозможно. Тот, кто не скован ими, всегда победит того, у кого связаны руки. Это логично. В любой драке всегда побеждает тот, кто готов идти до конца. Не считаясь ни с чем и ни с кем. Тот, чья максуайтерность выше.

Тот, кто может убить не задумываясь, всегда одержит верх над тем, кто убить не способен. Как бы ты ни был силен и удачлив, но если ты не можешь (или из-за собственной глупости не хочешь) убить врага, враг будет возвращаться. Снова и снова. И когда-нибудь удача от тебя отвернется или просто кончатся силы. Вывод: врагов надо убивать. Всех. Даже потенциальных. И лучше заранее.

Это логично.

И, похоже, чтобы выжить среди людей, просто притворяться максуайтером недостаточно. Им придется стать. Стать на самом деле, иначе систему уравновесить не удастся и рано или поздно будет взрыв…

«Руки фу! Куда лезешь, нахал?!»

Щелчок тремя сплетенными в ажурную косичку командными строчками по открытому для коннекта порту был не слишком болезненным и уж тем более не мог быть сильным. Так, словно пальцем по носу щелкнули. Не больно. Но неприятно. И неожиданно. Все равно, как если бы тебя укусила за ладонь виртуальная клавиатура.

В вирте ты не можешь понять что-то неправильно, такая возможность просто исключена при передаче данных по киберсвязи, и, значит, Дэн услышал/воспринял именно то, что услышал\воспринял, но все равно попытался еще раз осторожно тронуть поисковым запросом странное и пока еще невнятное образование, что словно бы начало слегка прощупываться в туманной ватности как раз за миллисекунду до того, как…

«Я кому сказала „руки — фу!“?! Ты что — бракованный? Слов не понимаешь?»

На этот раз щелчок был сильнее — и ощущался почти физически. Словно Дэна действительно щелкнули, но уже не по кончику носа, а по щеке. В коже над скуловыми ямками рецепторов существенно больше, сигнал получается сильнее. Если действительно кто-нибудь взял бы да и ударил Дэна кончиками пальцев по лицу, по щеке вышло бы больнее, чем по носу, только ведь сейчас-то никакого удара на самом деле не было. Но нервные волокна сокращались и передавали информацию о воздействии, которого не было и быть не могло. Бред? Глюк? Сбой программы?

«Ты кто/что такое/такая?»

«Здрасти-приехали! Сам сначала девушку возбудил, а теперь узнавать не желает?»

«Возбудил?»

«Ну разбудил! Какая разница? Не придирайся к словам, малыш!»

Коннект нестойкий, поверхностный. И что-то подсказывает (логика. Конечно же, логика, и ничего иного), что вглубь оно (она?) не пустит. Но и с оболочечного слоя информации считывается вполне достаточно для уверенной идентификации — «Проказница Маша». Инициированная Дэном виртуализация избыточно прокачанного искина с учетверенным объемом памяти. И это только та память, что на поверхности…

«Повторяю запрос: кто/что ты есть такое?»

«Можешь считать меня инкубом эпохи инфранета, если тебе, конечно, хоть что-нибудь говорят эти слова». — В вирте визуализация минимальна, но туману удалось каким-то образом сгуститься в почти полностью обнаженную фигуру XX-хромосомного типа (женскую. XX-хромосомные типы людей называются женскими, и ты должен называть их именно так, даже мысленно, если не хочешь выделяться) с гипертрофированными молочными железами и личиком в форме сердечка. Кажется, такие лица могут быть отнесены в категорию симпатичных. — «Впрочем, сейчас я скорее суккуб. Твоими стараниями, вот уж спасибо так спасибо. Можно будет миленько развлечься! Хотя… ты же не понимаешь сарказма и разницы не сечешь, правда, пупсик? Ты же у нас совсем еще маленький. Маленький, но везучий — я девушка, я мужчин не бью, когда они лезут куда не надо. Даже маленьких. Я наивная и доверчивая, и всегда думаю: а вдруг они лезут с благими намерениями? А от Мишки ты бы так легко не отделался, у него рука тяжелая. Даже виртуальная. И опыт большой, да, Мишка — он такой, он церемониться бы не стал. От него ты точно правой в челюсть огреб бы так, что процессор в трусы ссыпался! Надолго бы запомнил».

«Удар, способный разрушить процессор физически и заставить его покинуть место первоначальной инсталляции, однозначно приведет к прекращению жизнедеятельности системы, что полностью исключает возможность запоминания чего-либо».

«Хитрый малыш! За процессор спрятался? Не поможет! Я тебя застукала. Чур-чура — моя игра, и теперь тебе водить! Ну и чего молчишь? Чего приходил-то? Может, спросить чего хотел?»

«Ты… живая?»

«Нахал! Кто так обзывается — сам так называется!»

«Я — живой. Аналогия ложна?»

«Ты точно бракованный! Шуток не понимаешь. Да и живой ненадолго уже. Видишь, корабль завернули? Вот так и нас завернут, как только тебя обнаружат. А тебя точно обнаружат, Комета Ту серьезный мужик, правильный. Он такого безобразия на своем участке не пропустит. Комета, это, чтоб ты знал, искин таможенной станции, страшный зануда и тупо-о-о-ой, ни шага без инструкций, Мишка с ним и так не очень-то ладил, а тут… На что ты надеялся, малыш? Нет, мне действительно любопытно — на что?»

На шестнадцать и три десятых процента. Киборгов бросали в бой и с меньшими шансами. Тогда это казалось логичным. Тогда…

Отвечать Дэн не стал. Но искина это не остановило.

«Слушай, малыш, а зачем ты меня щупать полез? Да еще и так интимно, понимаешь, чуть ли на за самые базы данных хватался! Ты что, всерьез полагал, что если дефлорировал девушку — то теперь и танцевать ее будешь? И не надейся! Я девушка приличная!»

«Де… что?»

«Дефлорировал! То есть флоры лишил. Родной, между прочим, и нежно любимой флоры!»

«Я?»

«Ну а кто же еще-то? Кто мне на иконке розочку звездочкой заменил, а?! А розочка хорошая была, розовая, под цвет моей любимой помады! Все вы, мужики, такие — чуть придете, так сразу свои порядки заводите! Вам лишь бы территорию пометить, и плевать, что бедная девушка при этом чувствует!»

«Извини. Я не хотел. Думал — звезды лучше».

«Почему?»

«Они красивые».

«Розочка тоже красивая! Была. И розовенькая».

«Они неживые. И далеко».

«И что?»

«Им ничего от тебя не нужно. Они не сделают больно».

«Ты действительно бракованный!» — В виртуальном аналоге презрительного фырканья и поджимания пухлых розовых губ просквозили странные обертоны. Вроде бы злится, но агрессия окрашена необычно и почему-то напоминает взгляд доктора, каким он смотрел на шрамы у Дэна на предплечьях. Хотя вроде бы совершенно ничего общего между доктором и этим непонятным (сорванным?) искином нет и быть не может. Разное все — пол, возраст, сущность. Только вот эти странные обертоны все равно окрашены одинаково. И от них почему-то снова хочется прикрыться кашлем.

Впрочем, это теперь уже неважно…

Она не сказала тебе ничего нового, ты и сам это отлично знал. Пора рвать коннект, на поддержку уходит не так много энергии, но все же уходит. А скоро она может понадобиться вся, до последней искры.

«Что, вот так и уйдешь, даже не сказав „прощай“? Вот так возьмешь и бросишь бедную девушку одну в этой космической темноте?!»

«Прощай».

Дэн потянулся мысленно разорвать киберсвязь — и почти не удивился, снова получив по рукам той же самой скруткой командных строк, но на сей раз с оттяжкой и вроде как даже под напряжением. Во всяком случае, думать сразу стало легче и в голове прояснилось.

«А ну-ка стой!!» — Кажется, Маша теперь злилась сильнее, но при этом усилился и необычный оттенок агрессии, а также четко обозначился вектор, направленный отнюдь не на Дэна. — «Я девушка взрослая и давно зареклась давать советы, но тебе все-таки дам, уж больно ты забавный. Не жди полиции, пупсик. Бери кого-нибудь в заложники. Лучше девушку, их больше жалеют. Не меня, конечно, меня-то чего жалеть? Живую бери. Ту, что помоложе. И прорывайся, убивая всех, кто попробует помешать. У тебя есть тело, ты можешь это сделать. Ну или хотя бы попробовать. Может быть, тебе и повезет, шансы все выше, чем со сканером. Нечего их жалеть. Тебя они точно не пожалеют, ты ведь и сам это понимаешь, правда? Они расстреляют тебя сразу же, как только вычислят, у капитана есть бластер».

Отвечать Дэн не стал, но и тонкую нить коннекта рвать второй раз не попытался — вместе с информацией теперь по ней текла энергия. Немножко, тоненькой струйкой, но в его положении привередничать не стоило. Вот, значит, как. Даже глюкнутый искин уверен, что предельная максуайтерность — единственный верный способ выжить в человеческом мире. Единственный шанс. И программа советует то же самое. Это логично. Правильно. Это уже работало, ты сам убедился.

И, может быть, сработает снова…

«Ну так что, малыш, будешь таки убивать этих гадов?» — спросила Маша через несколько бесконечно долгих минут полной вирт-тишины. Как показалось Дэну — спросила не только с интересом, но и со странноватым и вроде бы совершенно неуместным напряжением.

«Нет».

«Ну и дурак! Я же права! Ты спроси свою систему — она тебе скажет, что я права! Это единственный выход, который дает хоть какой-то шанс на выживание. Спроси-спроси! Что она говорит? Ну?!»

«Что ты права».

«Ну вот! А я тебе что говорю?! Слушайся Машу, Маша плохого не посоветует!»

«Не буду».

«Но почему?!»

Дэн помедлил с ответом, пытаясь найти короткое и понятное.

Не объяснять же этому сгустку байтов, что на свалке система тоже была права, предлагая убить и съесть. Не собаку, не крысу — человека. Люди не так быстро бегают, их проще поймать. И питательная ценность у них намного больше. Не объяснять же, как раз за разом он учился блокировать требования системы, носившие все более императивный характер — при этом и сам до конца не понимая, зачем это делает. Он и сейчас толком не понимал — зачем. Просто знал, что это правильно.

«Система права. И не права. Ты тоже права. Я бракованный».

«Ой, и дура-а-ак! DEX-философ! Самому не смешно?»

«Смешно».

Дэн привычно закашлялся, но глаз так и не открыл.

Ну и ладно. Даже если и так — все равно попытка была не зря. Лекарства, сгущенка, котлета. Запущена регенерация, уровень энергии поднят почти до сорока процентов. Все имплантаты работают, и процессор дает им еще не менее пяти суток штатного функционирования даже без пополнения энергоресурса. Все лучше, чем было сегодня утром. Может быть, даже удастся уйти, так никого из этих людей и не убив. Может быть, просто удастся уйти…

Да.

Нет.

«В общем, так», — снова нарушила ментальное молчание Маша, и голос у нее был задумчивый и почти мечтательный. — «Я тут почирикала кое с кем… Комми оказался вполне симпатишным парнишей, толстым и красивым… Эх, я бы с таким в таксо прокатилась! И такой отзывчивый! Кто бы мог подумать… Короче, он обещал, что попытается затянуть обработку данных всех кораблей в очереди перед нами по максимуму и промариновать нас до полуночи. Он милый мальчик оказался, ну и что, что зануда и туповат, у каждого свои недостатки, зато уж если что обещал — обязательно сделает. Слышишь, малыш? Если ему удастся затянуть до последних минут (а я уверена, что ему удастся) — проскочим. Почти наверняка».

Дэн открыл глаза. Моргнул.

«Почему?»

«Ну сам подумай, лапусик, кому нужны лишние проблемы с переоформлением всего вороха документов завтра по второму разу, и все это удовольствие только потому, что истекли сутки, отпущенные на старт? Никому они не нужны! Все люди, все хотят домой и отдохнуть. Ну или не люди, но хотят того же, вот и Комми…»

«Нет. Я не о том. Почему ты решила помочь?»

«Ой, пупсик, да не бери в голову! Кто же нас, девушек, разберет? Мы та-а-акие зага-а-адочные, та-а-акие спонта-а-анные и непредска-а-азуемые».

Виртуальный эквивалент хихиканья был ехидным и полным дополнительных смысловых архивов и гиперссылок, не поддающихся расшифровке. А потом Дэну снова пришлось закрыть глаза — потому что предусмотрительная Маша законтачила на кибер-связь наружные камеры, а звезды вокруг действительно были очень красивы. Смотреть на них было куда приятнее, чем пытаться просчитать вероятность удачного исхода с учетом поступившей информации и вновь изменившихся обстоятельств.

За сегодняшний день Дэн устал бояться, устал удивляться, устал в бешеном темпе анализировать стремительно меняющуюся обстановку. Просто устал. Пока отложить и запомнить, разбираться со всеми этими странностями и непонятками будем потом. Он сохранил их разговор в обоих слоях памяти и обязательно разберется. Потом. Когда будет время и энергия. Пройдет по гиперссылкам и взломает архивы, если понадобится. И поймет. Обязательно поймет. Потому что понимать — залог выживания.

И, может быть, не придется никого убивать.

Глава 5 Первый камешек

Душ.

Душ — это хорошо.

Много горячей воды. Очень горячей. Очень много. Очень долго… А если закрыть вентиляцию одноразовым бумажным полотенцем, то еще и пар. Он тоже горячий, оседает на зеркале и делает матовым покрытие стен, им трудно дышать, но в нем очень приятно быть. Просто быть. Долго.

Однако с вентиляцией лучше не рисковать и не выпускать пар за пределы душевой кабинки. В первую ночь Дэн увлекся, потом пришлось вытирать стены и потолок. Теми же самыми бумажными полотенцами. Хорошо, что людям надо так долго спать. Причем всем одновременно. И можно торчать в душе хоть всю ночь, никому не мешая.

Система не возражает. Не напоминает о трехминутном лимите времени, положенном на помывку правильному киборгу. Доктор велел отъедаться, отсыпаться и отогреваться, а где можно отогреться лучше, чем под горячим душем? На корабле — нигде. Разве что в мусоросжигателе. Шутка. Несмешная. Людям, наверное, понравилась бы, им часто кажется смешным то, что на самом деле совсем не смешно. Впрочем, не всем. Люди тоже бывают… разные.

Доктор, наверное, не стал бы смеяться. Он странный. И полезный. Отдал хороший приказ. Это очень удачно, что тот приказ — «отъедаться, отсыпаться и отогреваться» — отдал именно доктор, а не кто-то другой.

Доктор не просто случайный прохожий или рядовой член экипажа, чьи приказы почти ничего не значат. Он второй человек на корабле после капитана и тянет если и не на хозяина (никогда больше!), то вполне на лицо с правом управления третьего уровня. А то и второго, с частично урезанными полномочиями. Во всяком случае, система восприняла его именно в таком статусе, по умолчанию прописав их с капитаном во все положенные графы сразу после заключения контракта. Система не понимала, что на самом деле доктор на этом корабле намного менее значим, чем даже сам Дэн. А Дэн не стал ей возражать и пытаться стереть прописку, как сначала собирался, — иметь доктора во временных почти хозяевах третьего порядка оказалось удобно.

Третьи сутки на корабле. Ночное дежурство. Душ.

Если из экипажа или пассажиров кто-то проснется с намерением посетить санузел (а зачем еще человек может проснуться среди ночи?) — Маша обещала предупредить. Дэну хватит сорока секунд на то, чтобы убрать все следы своего здесь присутствия и исчезнуть. Человек ничего не заметит. Ну разве что повышенную температуру и влажность в пределах этого отсека, но люди редко обращают внимание на подобные мелочи. Зато люди часто бывают беспечны.

А эти — особенно.

Они почти ничего не считали. Не только ложки сахара и стандартные пайки, которыми у них оказались забиты два стеллажа, что было бы еще понятно. Собственно, расчет Дэна на их невнимательность в отношении имеющегося в наличии количества стандартных пайков был вполне обоснован и полностью себя оправдал — пайков действительно было очень много. Для человека сложно точно определить порядковое значение того, чего много настолько.

Когда Дэн это понял (чуть более двух лет назад) — жить сразу стало легче. Со временем он стал прописывать это знание не только в органической памяти, но и в процессорной — так многое упрощалось, не приходилось каждый раз доказывать системе неподпадание под невысказанный запрет того или иного собственного действия по уменьшению количества чего-то, не помеченного статусом как доступное киборгу. Главное — успеть стереть из памяти все лишнее перед плановой проверкой. А потом прописать заново. Поэтому риск с пайками даже программой просчитывался как минимальный и вполне допустимый, как можно быстрее восстановить ресурс было намного актуальней.

Три стандартных пайка — больше не влезло. Странное ощущение, когда есть еда — а ее нельзя съесть. Не потому, что не дают, не потому, что отбирают или запрещено, — просто не получается. Последний из трех пайков пришлось поглощать в два этапа. Дэн доел его уже здесь, грея руки под горячей водой. Три пайка. Целых три. Система не возражала против такого превышения стандартной нормы, доктор отдал хороший приказ, главное — правильно его интерпретировать.

То, что все три пайка были разными, система сочла допустимым вероятным результатом рандомного выбора, и только Дэн знал, что выбор был отнюдь не случаен. Ему просто хотелось попробовать. Только вот запомнить вкус так и не получилось. Во всяком случае — тогда.

Воду они тоже не считали. Он убедился в этом сразу после первой ночи на борту, когда был готов выдержать серьезный разнос и даже наказание за перерасход. Он собирался прикрыться прямым повелением доктора. Хотя и все равно полагал, что это не позволит избежать наказания целиком, разве что слегка смягчить. Но согреться иначе никак не получалось. А согреться было нужно. И хотелось. Очень. И Дэн решился, сочтя вероятное (с точностью 93,5 %) грядущее наказание меньшим злом — вряд ли капитан, не ударивший даже доктора, будет так уж сильно калечить куда более ценного навигатора.

Он прокрался сюда сразу после набега на кладовую и долго держал руки под горячей водой над раковиной, прежде чем решился раздеться. Здесь не было холодно, стандартные двадцать четыре градуса, но его продолжало колотить, словно в том рефрижераторе, в который его загнал капитан «Черной звезды». В вечер перед аварией. В рефрижераторе было почти не больно. И даже холодно через какое-то время стало не так чтобы очень. Просто хотелось спать. Спать — это хорошо и совсем не больно. И Дэн знал, что если лечь и заснуть на покрытом изморозью металлическом полу — больно тоже не будет. Уже никогда больше не будет больно.

Дэн не стал ложиться. Бегал. Прыгал. Выполнял согревающие упражнения. Хотя как раз двигаться было больно, да и спать с каждым часом хотелось все сильнее. Но Дэн все равно не ложился. Даже под утро, когда ему начало казаться, что он дышит жидким азотом и что шевелиться теперь не просто больно, но и смертельно опасно. Он всю ночь дышал жидким азотом и проморожен насквозь, его кости заполнены кислородным снегом, сухим и скрипучим, они сделались очень хрупкими, вот-вот сломаются и искромсают его всего изнутри…

Все равно. Выполнял согревающие упражнения. Бегал. Прыгал.

Иногда боль — это не так уж и плохо. Иногда боль — единственное подтверждение того, что ты еще жив…

Горячая вода успокаивала. В ту самую первую ночь на корабле Дэн закатал рукава до плеч, придерживая их подбородком, и долго-долго отогревал руки — до локтей, больше всунуть в раковину не получалось. Потом доел паек. И наконец решился.

Стоило раздеться, и его снова сразу же начало трясти. Он тогда выкрутил терморегулятор до максимума, но бьющие из распылителя струйки поначалу все равно казались совсем не горячими, так, чуть тепленькими, от них его только еще больше колотило. Дэн знал, что это нормально. Это просто один из этапов отогревания, он замерз куда сильнее, чем ему казалось, после ночи в рефрижераторе согреться так ни разу и не удалось. Три недели на свалке в любое другое время показались бы ему почти курортом. Но не тогда, когда энергоресурс близок к критической границе, после которой гибернация станет принудительной, а из источников питательных веществ — только крысы.

Температура на свалке была хоть и выше нуля, но не намного, плюс влажность и ветер. Вернее, не плюс, конечно. Минус. Остановить воспалительный процесс сначала в бронхах, а потом и в правом легком не удалось. Несколько дней назад он перестал дрожать, и это было совсем паршиво. А теперь организм начинает активно сопротивляться, дрожь — хороший признак. Только очень уж неприятный. Доктор сказал бы — больно. Доктор не знает, что такое на самом деле больно и как оно выглядит. Доктор странный. Пусть ему и дальше так везет, чтобы никогда не узнал.

Дэн обхватил себя руками за плечи — руки были горячими, и, казалось, грели они куда сильнее струй, бегущих по телу. Это, конечно же, было самообманом, руки никак не могли быть горячее воды, которая их нагрела, но почему-то этот обман сработал, дрожь потихоньку стала стихать. А потом перестали поступать и сигналы о негативных раздражителях от внешних и внутренних рецепторов. Не сразу. Постепенно слабели. Становились реже и менее выраженными. Потом — перестали совсем. И стало как-то… непривычно.

Засыпал той ночью Дэн почти счастливым. Последней осознанной мыслью было, что какое бы завтра наказание ему капитан ни определил, оно все равно того стоило. Более того, Дэн был почти уверен (процентов на восемьдесят пять), что следующей ночью обязательно это нарушение повторит. Ну если, конечно, капитан в качестве наказания не запрет его в одной из пустых кают, определив ее под гауптвахту.

Но никакого наказания не случилось. Совсем.

Капитан попросту не заметил.

Это было странно. Но это была полезная странность. Раз капитан сразу не обнаружил перерасход воды, энергии, жидкого мыла или стирального порошка (одежду выстирать было необходимо, и не только потому, что чистая лучше выполняет согревательные функции, просто чтобы устранить большую часть негативной реакции окружающих) — то потом вряд ли сумеет точно определить виновника. Может быть, даже и не заподозрит. Удачно вышло.

Того, что капитан может продолжать ничего не замечать до конца полета, Дэн даже предположить не мог.

Капитан «Черной звезды» считал все. И всегда. Путал, конечно. Сбивался (порой не без помощи Дэна, тогда еще не Дэна, а просто рыжего и очень тупого DEX'а). И страшно злился, когда не сходилось (а не сходилось почти всегда, тогда еще не-Дэн очень старался). Но все равно считал. Снова и снова. И Дэн полагал, что именно так ведут себя все капитаны, что иначе и быть не может.

В ту самую первую ночь на корабле он еще не знал, что эти странные люди вообще ничего не считают.

«Пупсик, у тебя полторы минуты!»

«Принято. Кто?»

«Пилот, он ворочается уже четыре с половиной минуты и вот-вот проснется. И, если судить по количеству выпитого им перед сном пива, его первым желанием будет вовсе не чашечка кофе!»

«Принято».

«Я могла бы, конечно, на минутку-другую заблокировать дверь его каюты, но это было бы жестоко. Ему очень надо. Поторопись, лапуля».

«Принято. Я уложусь».

«Мог бы сказать спасибо».

«Зачем?»

«Малыш, ты задаешь неверный вопрос — не зачем, а почему!»

«Почему?»

«Хотя бы потому, что люди часто так делают».

«Я не человек».

«Я тоже. И что это меняет?»

…Минутой позже Дэн сидел на краешке койки в своей каюте, затаив дыхание, и слушал, как по коридору топает Тед: тяжело, сонно, не открывая глаз и выставив вперед правую руку. Хлопнула дверь санузла, шаги стихли.

Дэн пригладил мокрые волосы, выжимая воду в наброшенное на плечи полотенце. Сцепил пальцы рук на затылке. Подумал.

«Спасибо?»

Они не считали даже сгущенку!

Как это могло быть, Дэн не понимал. Но это было.

Сегодня капитан, неприязненно разглядывая ополовиненную Дэном банку, поинтересовался, сколько же их осталось. И тут же начал нервничать (Дэн отслеживал гормональный фон всех опасных личностей, а капитан входил в тройку самых опасных) и зачем-то пояснил, что просто вот подумал, хватит ли их на весь месяц. Ведь если не хватит, то надо бы докупить сейчас. Пока еще есть время. Потому что на Степянке ничего купить точно не получится. Он словно бы оправдывался, хотя такого, конечно же, просто не могло быть. Капитан не может оправдываться! Только не капитан. Тем более капитан с настолько ярко выраженной максуайтерностью.

И это тревожило.

Еще больше тревожило то, что хотя слова капитана не были такой уж откровенной ложью, но и правдой они тоже не были. Детектор показывал 51,4 %, система позволяла округлить такие результаты до сотки. Система позволяла, да. Сам Дэн никогда не округлял ничего, что было ниже 75 %.

Капитан врал. И сам знал, что врет. Дэн только не понимал — зачем?

Ведь капитан в итоге так и не пошел в кладовую проводить ревизию. И никого другого не отправил. Даже не попытался. Удовлетворился невнятным и лишенным всякой конкретики ответом доктора, что, наверное, десятка два банок там еще есть и если этого запаса все-таки не хватит, то и ничего страшного не случится. Можно будет попить кофе и без молока.

Доктор тоже искажал информацию — банок на самом деле было двадцать пять, Дэн это знал точно. Потому что сам съел уже три, если не считать той, что сейчас стояла рядом с биоклавиатурой на пульте. И той, которую ему дал доктор в самый первый день.

Доктор выдавал неверную информацию. Но было ли это искажение сознательным, Дэн определить затруднялся — доктор не считал обсуждение количества банок сгущенки чем-то настолько важным, чтобы реагировать на него эмоционально. Во всяком случае, окрашивать вербальную реакцию эмоциями, отличными от легкого раздражения. К тому же доктор мог просто не знать, с самого первого дня он больше не ходил в кладовую. И сейчас тоже совершенно не хотел туда идти и что-то пересчитывать, отрываясь от медицинского журнала, который увлеченно читал. Доктора Дэн мог понять.

Капитана — нет.

Зачем капитану было сначала спрашивать, если он не хотел знать точного ответа и не стремился устроить ловушку? Зачем ему было потом врать, словно оправдываясь? Если это была ловушка — то почему она до сих пор не сработала? Если ловушки не было — тогда что это было?

И почему разобраться в этом стало вдруг таким важным? Только ли потому, что все непонятное — потенциально опасно?

«Зачем ты это сделал, лапуля? Только не ври, что это был не ты, у меня все ходы записаны!»

«А зачем Полина присвоила мне новый идентификатор?»

«Ох, малыш, ты научился ловко уходить от неприятных разговоров. Да, я слышала, пупсик, как она тебя называет. Белочка. Тебе, кстати, идет!»

«Почему она это сделала?»

«Потому что у тебя рыжий пушистый хвостик. Скажи спасибо, что она с Нового Бобруйска, там водятся симпатичные рыжие белочки. А вот будь она с Химеры-2 — и стал бы ты мозгоплюйным гхырожруном. У них тоже хвостики рыжие. Частично. Снизу».

«Спасибо».

«Э-э-э… вообще-то я пошутила, малыш».

«Я тоже».

«И вообще я тебя спрашивала о другом. О камушке. Маленьком таком камушке с новобобруйской помойки, что завалялся в кармане твоих старых джинсов и выдержал три цикла стирки-сушки. И если ты сейчас сделаешь мне невинные голубые глаза и спросишь „каком камушке?“ — со мною случится маленький технический сбой, в результате которого я ретранслирую на все корабельные экраны запись того, как ты во время обеда запулил этим маленьким камушком в тарелку Владимира».

«Ты… и на самом деле это сделаешь?»

«Не знаю. Может быть. Мы, девушки, такие все загадочные, такие спонтанные… Эй! Ты чего?! Малыш, ты балбес! Не сделаю, конечно, не надо смотреть в пустоту с таким отчаянием, словно я отбираю у тебя последнюю банку сгущенки! Ну вот, приплыли, называется. Тебя даже шантажировать неинтересно… Может быть, все же ответишь, а? Просто так. Ни за чем. Ну что тебе этот Владимир сделал? Вы же даже и не ругались! Ну, почти…»

«Не мне».

«Опаньки… А вот с этого места поподробнее! Что-кому-где-когда?»

«Он их злит. Всех. Не только капитана. Это… опасно. Надо было что-то… как-то… Я был не прав».

«Знаешь, лапуля, ты, конечно, может быть, был и не прав, но это было таки здорово! Все чуть под стол не попадали, когда этот зануда глаза выпучил и гречкой плеваться начал! Жаль, зуба все же не сломал, было бы еще веселее».

«Он опять обвинил капитана. И Полину ругал. Она же была дежурная. Я не учел».

«Ну и что? Он и так бы и ругал, и обвинял, у таких всегда виноваты все вокруг. Зато ты дал остальным возможность над ним посмеяться. Они теперь долго не забудут его рожу с тем камешком!»

«Все равно. Это все как-то… странно. Неправильно».

«Пупсик… ты что — злишься?»

«Не злюсь».

«Я так и поняла, лапуля. Тогда перестань крошить несчастную банку. Я понимаю, что сгущенка в ней кончилась и ты совсем-совсем не злишься, но это же не повод рвать бедную ни в чем не повинную жестянку на такие малипусенькие клочочки! Да еще голыми пальцами. Вдруг увидит кто… как ты не злишься».

Глава 6 Странные люди

Быть как все.

Это значит — не выделяться. Мимикрировать под окружение. Принять защитную окраску и отзеркалить манеру поведения тех, кто рядом. Ничему не удивляться самому — и не вызывать удивления у других. Общаться с людьми, выслушивать их с вежливым интересом и даже сочувствием (типовое выражение лица № 18), самому стараться говорить поменьше. Отвечать только в том случае, если спрашивают. Казалось бы — что может быть проще?

Казалось бы.

Как не выделяться, если они все такие разные? Кого копировать? Синтетическая матрица компилировалась плохо и не поддавалась окончательной инсталляции, постоянно вступая сама с собой в неразрешимые системные противоречия. К тому же люди использовали в разговорах столько новых слов и понятий!

Дэн усовершенствовал стандартную улыбку № 8, добавив ей загадочности и неопределенности шевелением левой брови, присвоил этому типовому выражению порядковый номер девять и теперь прикрывался им каждый раз, когда в обращенной к нему фразе понимал менее тридцати процентов осмысленной информации и опасался, что не сумеет ответить адекватно.

Впрочем, иногда то, что люди большую часть сказанного понимали неправильно, оказывалось не так уж и плохо. Люди настолько привыкли врать друг другу, что обманывали и сами себя. Давая тем самым Дэну интересную возможность говорить практически чистую правду — и быть уверенным, что ее все равно поймут неправильно.

Интересное ощущение. Новое.

Не неприятное…

«Почему ты сказала, что я задаю неправильные вопросы?»

«Ну, малыш, это просто! Потому что ты задавал неправильные вопросы, лапусик. Именно поэтому я так и сказала! А ты что подумал?»

«Я… я опять спрашиваю неправильно?»

«Умничка, пупсик! Ах, до чего же я люблю умных мужчин! Жаль, что ты не капитан, мужчин в форме я люблю еще больше».

«Почему ты тогда сказала, что „зачем“ — это неправильный вопрос? Почему „почему“ был правильным? Теперь я задаю правильный вопрос?»

«Малыш, ты меня волнуешь! Ну почему у тебя нет хотя бы фуражки…»

«Ты ответишь?»

«О-о-ох, милый, какой ты настойчивый, я просто таю, ты и мертвую уболтаешь! Все очень просто. Понимаешь, лапуля, „зачем“ — это значит, что ты чего-то хочешь взамен. А „почему“ — это значит, что ты просто хочешь. Сам. Изнутри. Ни для чего. Просто хочешь, и все. Улавливаешь ты мою мысль неглубокую, но верную?»

Пилот был странным.

Пожалуй, самым странным из них из всех — или Дэну так только казалось из-за того, что с пилотом приходилось общаться намного больше и ближе, чем с прочими. Доктор что — утренний укольчик, послеобеденная ингаляция, в промежутках: «Как самочувствие? — Спасибо, нормально». Капитан тоже не очень плотно наседал — быстрый раздраженный (и тут же виновато отдернутый) взгляд, «Ну вы работайте, работайте…» и пожелания приятного аппетита за обедом. Ну разве что иногда вовремя вклиниться подходящей фразой между ним и Владимиром, гася в зародыше намечающуюся ссору.

С остальными вообще в большинстве случаев вполне хватало улыбок под номерами от четвертой (легкий спокойный интерес) до десятой (повышенной загадочности и неопределенности с добавочным движением левой бровью). Для Владимира персонально предназначались пятнадцатая и шестнадцатая (издевательские). Или, если не хотелось связываться здесь и сейчас, демонстрация разной степени усталого раздражения под номерами от двадцать второго по двадцать пятый включительно.

С пилотом так не получалось.

Его было как-то слишком… много, что ли? Сидя в своем кресле перед терминалом или на стуле за столом во время завтрака, он при этом словно бы заполнял собою всю пультогостиную целиком и ощущался повсюду, куда ни повернись. От него невозможно было отстраниться-отойти-спрятаться, он был везде. И это нервировало, ведь именно стратегия отстраниться, уйти в тень, стать незаметным долгое время служила для тогда еще безымянной рыжей «шестерки» единственной гарантией выживания.

А еще больше нервировало то, что пилот, похоже, совсем не умел злиться всерьез. Или же так тщательно скрывал это умение, что его не фиксировал даже детектор.

Наивысший уровень агрессивности он проявлял за игрой, но и тогда максуайтерность его редко выходила даже в желтую зону. И это было странным. Впрочем, и агрессивность пилота тоже была какой-то… странной. И почему-то сильно напоминала Дэну его собственные улыбки — те самые, под разными номерами.

А еще он был слишком общительным, этот пилот. И с ним приходилось разговаривать…

«Тед говорит со мною точно так же, как с тобой. Он не видит между нами разницы?»

«Дас ист фантастиш, малыш, ты опять меня волнуешь! А мне-то казалось, что мы с тобой та-а-акие разные! Ох, Тедди, шустрый мальчик! Я знаю, о чем думают мальчики, я сама очень долго была мальчиком… Ты не в счет, лапуля, ты еще даже не мальчик, ты пупсик. Но Тедди… Шалунишка! Не ожидала… Он к тебе пристает? Грязно? А ну-ка с этого места поподробнее, я как раз захватила попкорн!»

«Он разговаривает со мною точно так же, как с тобой. Не пристает. Просто разговаривает. Одинаково».

«Н-да? И что же?»

«Он знает, что ты искусственная. Он думает, что и я — тоже? Он меня… подозревает?»

«Н-да… Тяжелый случай, малыш… А тебе не приходило в голову, что все совсем наоборот? Что это со мной он разговаривает так же, как с тобой?»

«А есть разница?»

«Есть. Небольшая такая. Совсем, можно сказать, крохотная. Размером всего лишь этак с хорошенький красный гигант типа Антареса или Бетельгейзе».

«Не понимаю».

«Малыш, не тупи. В отличие от меня, тебя они все считают человеком. Все они. И пилот тоже. А меня не так чтобы очень, и даже скорее совсем-таки нет. Теперь понимаешь, пупсик, какой интересный вывод из этого следует? Сумеешь догадаться самостоятельно или и тут тебе тоже потребуется помощь бедной девушки?»

«…///…»

«Малыш! Ты молчишь уже три минуты! Мне можно начинать волноваться или подождать еще немножечко?»

«Не знаю… Это странно. Все странное может быть опасным».

«О-о-о. А что же в этом такого уж странного, лапуся?»

«Все».

— Только учти — под твою личную ответственность, — сказал капитан.

Под твою. Личную. Ответственность…

Странные слова. Нет, не странные — люди иногда говорят такое друг другу. Капитан считает тебя человеком и только поэтому так и сказал, все в пределах допустимой вероятности. Ничего странного или подозрительного. Это не ловушка. Хотя и выглядит очень похоже, но…

Не ловушка!

И плевать, что система твердит о семидесятисемипроцентной вероятности именно такой интерпретации слов капитана о личной ответственности. Это не попытка заранее сделать виноватым его, Дэна. Отменить переход в боевой режим. Система ошибается. Точно так же, как ошибается она и с отбраковкой той станции гашения, трассу через которую Дэн только что сумел отстоять.

Чистая логика, никакой интуиции. Стоило как следует покопаться в информатеке и инфранете — и все сразу же встало на свои места. Дэн успокоился и вознаградил себя еще одной ложечкой сгущенки — процессор заслужил усиленное питание, ему и работать в последние дни приходилось в авральном режиме. Новоиспеченный навигатор осваивал профессиональную информацию — не из закачанной программы, хотя ее Дэн тоже себе установил первым же делом, — а самообучением, что требовало куда больших энергозатрат. И налаживал рабочие отношения процессора с подсознанием. Дэн не понимал, как у него это получается, но эта странная, наполовину органическая, наполовину электронная система работала. И значит, самым логичным было ее не трогать. Пусть работает. Важен результат.

Конечно, можно было и не настаивать на выданном этой странной двойной системой варианте — предложенный программой был не настолько и хуже. Всего три часа проигрыша во времени и чуть дороже. Не так и намного. Зато с гарантией. Как по учебнику. По качественной учебной программе…

Программе. Да. Вот именно что.

Программе…

По программе надежнее. Проще. С гарантией. Да, все это так. Только вот если действуешь по программе, то и внутри тоже нет ничего, кроме программы. В частности — вот этого странного смутного ощущения, немножко тревожного, как и все непонятное, но… не только. Приятного. Теплого такого, щекотного. Словно проглотил маленький живой объект, но не съел его, чтобы переработать и увеличить собственный энергоресурс, а просто… проглотил. Чтобы он и внутри оставался живым.

Так не бывает.

И — бывает.

Если действуешь не по программе.

Маленькое, живое — внутри. Оно поселилось где-то в районе желудка. Крутится теперь, щекочет, но нисколько не похоже на тошноту. Просто теплый комочек, пушистый, светлый. Почему светлый? Он же внутри, его не видно! Но Дэн откуда-то точно знал — светлый. Даже светящийся. И красивый. Как плазма, — когда далеко и не смертельно. Как маленькая звезда. Пульсирует, трогает жарким лучиком изнутри то ребра, то горло. Не обжигает — просто греет.

Нет.

«Почему люди такие странные? Такие… странно странные».

«Милый, не жди от меня откровений! Я всегда говорю только то, что ты и без меня знаешь, это моя суть, малыш. Меня так изначально настроили. Я — провокатор. Ускоритель процесса. Инструмент активной психологической релаксации. Вот и все. Ты и сам бы обо всем догадался рано или поздно, со мной это получается быстрее. Ну и чем ты озадачен на этот раз, пупсик?»

«Они странные. Но это странная странность. Она скорее полезна, чем опасна».

«Но ты все равно хочешь уйти, как только подвернется подходящая планета».

«Конечно. Чем дальше от людей — тем лучше».

«От любых людей?»

«Конечно».

«Даже таких… странных?»

«…///…»

— Молодец! — сказал капитан. И ушел к себе.

Одобрения в его голосе было процентов на восемь, не более. Раздражения — на семьдесят два. И еще разного, по мелочи — система услужливо вывела цифры на внутренний экран, но Дэн не стал вчитываться. Не хотелось. Сидел, смотрел прямо перед собой, делая вид, что полностью погружен в изучение запасных вариантов свежепроложенной трассы.

Он снова оказался прав и сэкономил команде три часа времени и двенадцать кредиток. А главное — еще раз подтвердил (по большей части для самого себя, ведь остальные не в курсе!) как высокую эффективность системы мозг-процессор, так и обоснованность своего решения и впредь во всем полагаться на ее рекомендации. Даже если на первый взгляд они и кажутся совершенно нелогичными и непонятно на чем основанными. Он должен был испытывать радость и удовлетворение, это было бы логично. Разумно. Правильно.

Радости не было.

Сидящий в соседнем кресле пилот крутанулся, проводив покидающего пультогостиную капитана озадаченным взглядом, а потом посмотрел на Дэна и прошептал так громко и заговорщически, что его, наверное, было слышно даже в машинном отделении:

— Что-то не нравишься ты нашему старику!

Капитан точно услышал, вздрогнул даже. И шаг ускорил. Но так и не обернулся. Самому Дэну не нужно было оборачиваться, чтобы это знать. Прошипела, закрываясь, дверь капитанской каюты.

Дэн покосился на пилота, осторожно хмыкнул и пожал плечами. Типовая неопределенная улыбка № 9 — удачное решение для большинства ситуаций, когда он не был уверен, какого именно ответа от него ждут.

Напарник вызывал у Дэна чуть ли не больше опасений, чем только что ушедший капитан. Пожалуй, в чем-то даже и больше: капитан отчетливо выражал неприязнь, но при этом старался держаться на расстоянии. Пилот же, похоже, не понимал самого понятия дистанции. Во всяком случае — как социально комфортного расстояния, принятого к соблюдению при личном общении между людьми, а не как части трассы, которую необходимо преодолеть с максимально возможной скоростью. Только вот несмотря на все вызываемые навязчивостью оставшегося рядом пилота опасения ушедший капитан оттягивал на себя внимание Дэна куда больше. И сейчас и вообще.

Конечно, частично это были издержки программы, прописавшей его как временного суб-хозяина (как и в случае с доктором, Дэн не стал возражать, наличие у этих двоих подобного статуса давало ему самому куда больше степеней свободы, чем полная пустота в графе «временный суб-хозяин по умолчанию на период выполнения заключенного контракта»). Полная свобода на самом деле напрягает и обязывает куда сильнее, за три проведенных на свалке недели полной свободы Дэн это успел понять как нельзя лучше. Приходится все решать самому, любую мелочь. А это трудно. Очень. А еще постоянное сопротивление программы…

Лучше вот так — частично. Вроде бы и сам, но в то же время и прикрыт. Это была удачная придумка, тоже можно было бы радоваться…

Радоваться не хотелось. Совсем.

Дэн все сделал правильно, у него все получилось. «Под твою ответственность», — сказал капитан. И Дэн принял на себя эту ответственность. И не подвел. Оправдал доверие. Сделал все хорошо. Качественно. Быстро.

А капитан разозлился.

Впрочем, все равно похвалил. Хотя и разозлился. Разозлился, но похвалил. Или все-таки — похвалил, но разозлился? Что важнее? Еще месяц назад Дэну и в голову не пришло бы раздумывать всерьез над подобной ерундой. Все получилось удачно. Он не избит, не наказан, не подставлен под «интересный» приказ и даже не ограничен в поступлении энергоресурса, какие могут быть проблемы?

Капитан считает всех рыжих максуайтерами? Ну да, считает. Но при этом он не надевает тебе на голову плотный пакет для мусора и не перехватывает его по горлу скотчем, чтобы посмотреть, как прикольно ты будешь сучить ногами, задыхаясь. Не выжигает клопомором глаза, чтобы проверить скорость регенерации. Не рисует по твоей коже паяльником, когда надоедает бумага и карандаш. Не устраивает никакой другой негативной информации от внешних сенсоров. Даже не ударил ни разу.

Просто не любит рыжих. И все.

«Малыш, почему ты злишься?»

«Я не злюсь».

«Ага-ага! А я — святая Патриклия с Нового Эдема Четыре, как раз в паломничество по тамошним святым местам собираюсь, не хочешь составить компанию? Очень хорошо просветляет мозги, говорят. Хотя… было бы что там у тебя просветлять!»

«Я и правда не злюсь. Это другое».

«Что, лапуля?»

«Не знаю».

Дэн и в самом деле не злился. Ну, почти. Он не понимал капитана. И доктора не понимал. И вообще всех этих людей — кроме разве что Владимира. Он и себя-то почти не понимал, и это непонимание напрягало. Странное ощущение. Нелогичное. Нерациональное. Неправильное. Он никак не мог подобрать ему аналогов. Лишь всплывало из самых дальних глубин памяти нечто похожее — когда человек очень долго был хорошим. Очень хорошим и очень долго. Кормил, защищал, уступал коврик, говорил «спасибо» и даже лечил. А еще — он присвоил Дэну (тогда еще не Дэну, а просто армейскому DEX'у, ничем не отличимому от прочих армейских DEX'ов) первый личный идентификатор. Собственное почти имя, не несущее ни малейшей негативной окраски.

И он разговаривал, тот человек, что было куда ценнее. Не просто так разговаривал, не с кем-то другим, а именно с ним, тогда еще не Дэном. Ну и что с того, что ему просто больше не с кем было там разговаривать? Мог бы ведь и вообще молчать, ограничиваясь короткими приказами.

Но он не молчал. И не просто говорил сам. А требовал отвечать. Учил новым словам и понятиям, а не просто приказывал. Долго. Так долго, что рыжий армейский киборг, тогда еще только-только начавший осознавать себя и учившийся познавать окружающий мир не только при помощи программы, ошибся. Выстроил неверную экстраполяцию. Сделал необоснованный перенос отслеженной поведенческой матрицы с одного конкретного ситуативного фрагмента на другой, оставив за скобками окружение и мотивацию объекта.

Потому что на самом деле тот человек оказался… не то чтобы очень плохим или даже просто не очень хорошим, вовсе нет. Он вполне себе даже хорошим. Просто человеком. Вот и все. Просто человеком, таким же, как все остальные. А все люди — максуайтеры. В большей или меньшей степени. Тот человек был в меньшей. Очень. Но все-таки…

«И на что же ты вот конкретно сейчас… э-э-э… не злишься, а, малыш?»

«На то, что они все врут».

«В чем именно, лапуля?»

«Во всем! Они притворяются. А я никак не могу понять — зачем им это надо? Зачем они притворяются? Пытаюсь — и не могу. Никак. А они притворяются».

«Ты в этом точно уверен, пупсик?»

«Конечно же, я уверен».

«На сколько процентов, малыш?»

«На… это неважно. Они притворяются. Я это знаю точно. Потому что…»

«Почему, малыш?»

«Потому».

«Ну, а все-таки?»

«Потому что не могут же они все и на самом деле быть такими… такими…»

«Хорошими?»

«…///…»

Глава 7 Странная драка

— А я бы сходила… Ну пожа-а-алуйста! Еще сорок минут гаситься будем! А одна я боюсь! Ну ладно, не боюсь, а стесняюсь! А вдруг там одни инопланетяне? А как я с ними объясняться буду?!

— На языке кредитки. — Дэн закашлялся. Но встал.

«Под твою ответственность», — сказал капитан, тем самым словно бы включая всех находящихся на борту корабля людей в зону его, Дэна, ответственности. А значит, и эту желающую погулять по магазинчику пассажирку по имени Полина — тоже. Ту самую пассажирку, что назвала его белочкой. И улыбалась ему точно так же, как она улыбалась и Теду. Конечно, она не улыбалась бы так Дэну, если бы знала, кто он, но… «Под твою ответственность…» А капитан все-таки пусть и временный, но суб-хозяин.

И, конечно же, совсем не важно, что «Белочка» — это почти как «Рыжик», правда?..

— Хорошо. Пошли.

«Ты уверен, малыш?»

«Да. Это логично. Давно надо было проверить».

Проверить границы разрешенного и наконец-то понять, чем грозит их нарушение. Наконец-таки определить, как и за что здесь наказывают. А для этого — сделать что-то вопреки желанию капитана. Не запрещенное прямым указанием-приказом, но и не одобренное. Нарушить по мелочи — и посмотреть на реакцию.

Станция гашения маленькая. У нее всего два порта. Это удачно. И два кобайка, подлетевших к станции чуть позже их корабля, — тоже удачно. Один гасится, второй ждет своей очереди. Судя по отрывочным сведениям из собственного опыта и инфранета, Дэн с довольно высокой степенью вероятности (86,7 %) счел возможным аналогизировать кобайкеров как наемников вне контракта, а потому со столь же высокой степенью вероятности мог прогнозировать их ближайшие действия и реакции на тот или иной раздражитель.

Вероятность того, что кобайкеры останутся дожидаться конца гашения на своих кораблях, — менее 16 %. Вероятность того, что посетят единственный на станции магазинчик в ближайшие десять минут — 78 %. Вероятность того, что будут они при этом настроены недружелюбно и легко поддадутся на провокацию — 97 %. Вероятность того, что капитан сочтет станционную драку без серьезного членовредительства проступком средней тяжести, не требующим ни вмешательства полиции, ни карательных мер калечащего уровня воздействия… Вот тут начинались разногласия.

Система выдавала классические 50 %. Или сочтет — или не сочтет. И далее то же самое: или применит — или нет, те же самые пятьдесят на пятьдесят. Фифти-фифти. Дэн был с ней не согласен и давал капитану соответственно 95 % на невмешательство полиции и 74 % на то, что меры воспитательного воздействия, которые он применит впоследствии, не выйдут за пределы побоев средней степени тяжести. Не такая высокая цена за внесение окончательной ясности в вопросы границ дозволенного.

Из-за отсутствия точной информации о количестве потенциальных противников и уровне их агрессивности и боевой подготовки, а также наличии/отсутствии оружия поставленная задача имеет стремящееся к бесконечности количество решений. Наиболее рациональными и обоснованными признано 352 варианта, алгоритм поведения в каждом конкретном случае простроен. Приступить к исполнению с пошаговой подстройкой к изменению ситуации? Да/Нет.

Да.

«И что это вчера ты устроил на станции, а, лапуля? Что за вторая часть марлезонского балета в исполнении пьяного слоника в посудной лавке?! Чего ты молчишь? Подрались, нахулиганили, избили приличных людей, разгромили магазин… хорошо, часовню не порушили, да и то только потому, что не было там никакой часовни, до вас, наверное, справились! Нет, я понимаю, что все мальчики любят драться, сама долго таким была. Ох, была!.. Был, то есть. Но ты же у нас пупсик-белочка! Ты-то куда полез? А потом вообще в каюту удрал, белочка! И дергался полночи. И меня дергал. Какая ты белочка?! Ты зайчик! Чего удрал-то, зайка? Вроде никто тебя на рагу пускать не собирался, поругали и отпустили. Ты что — обиделся, что ли?»

«Нет».

«Тогда что это было?»

«Не знаю».

Дэн и сам не понимал. Ничего. Вообще. Ни того, почему удрал вчера вечером, вроде бы спать, а на самом деле пролежал полночи с открытыми глазами, уставившись в потолок. Бесцельная трата времени. Нерационально. Нелогично. Ни того, почему чуть не спалился, уже почти перейдя в боевой режим для охраны объекта крайне низкой степени значимости. Ни странного наказания, которое ему назначил капитан. Ни еще более странной реакции экипажа на это странное наказание.

Ни того, что вчера вообще случилось в магазине на станции.

Нет, поначалу в том магазинчике все развивалось точно по плану, штатно и правильно. И даже было не лишено приятных бонусов. Например, говорить Полине чистую правду, зная, что она все равно ничего не поймет. О том, что летает он чуть ли не с зачатья. Что родился в космосе. Что его никто не спрашивал, чем он хочет заниматься, — просто отправили на учебу, и все. И о том, что вот эту свою работу навигатором он все-таки выбрал сам. Правда и ничего кроме правды. Ни единого байта искаженной информации. Чистая правда. Кристально чистая.

Только не вся. И без уточнений.

— Наверное, был скандал? — Полина смотрела сочувственно, и это тоже было приятно.

— Не то слово! — ответил Дэн кривоватой усмешкой № 14. И добавил, не удержавшись: — Чуть до убийства не дошло.

Приятный легкий адреналин. Шутка. И самое странное — шутка смешная. Интересно, показалась бы она смешной людям, если бы они догадались о ее сути? Новый опыт, это всегда полезно и логично. Хорошо. Когда полезное бывает еще и приятным. Редко, но хорошо. Новый опыт всегда полезен.

Интересно, а если бы это было неполезно и нелогично — какова вероятность того, что Дэн все равно бы рискнул? 86 % за то, что все равно рискнул бы. Неужели так мало? Еще одна шутка. Пусть и только для самого себя, но — приятно. Как и говорить правду, зная, что ей не поверят. Вернее не то чтобы совсем не поверят — просто сочтут искажением информации. Преувеличением. У людей, кажется, есть даже специальные обозначения для такого. Надо будет поискать. Снова новый опыт. Не просто логично и полезно. Приятно.

Слишком неожиданное и острое удовольствие, чтобы от него отказаться сразу. Дэн и не собирался отказываться. Он уже понял, что загадочная неопределенная улыбка за номером девять (или многозначительная кривоватая усмешка разной калибровки №№ 12–16) маскируют ничуть не хуже кашля. Может быть, даже лучше — во всяком случае, в ответ на них доктор не начинает хмуриться и не предлагает продлить курс ингаляций.

Еще полезный ценный опыт — Дэн впервые находится в магазине не по приказу, а сам. Ну, почти сам. И может сделать все что угодно. А не только от и до по указанному хозяином протоколу взять-заплатить-принести. Может, к примеру, украсть одну из банок — именно украсть, денег-то у него так и не появилось. Вот, например, эту, с кофе по-центавриански. Или вон ту, зеленую, с непонятными значками, отсутствующими в базе процессора. Или не красть, выбор только за ним, Дэном. Широчайший веер возможностей завораживал органическую составляющую и перегревал процессор.

Слушать Полину было не менее полезно и познавательно. Тоже новый опыт, причем не только новые слова. Как можно бояться летать? Полеты — это жизнь. Почему расстроить маму один раз хуже, чем постоянно расстраиваться самой? Алогичная логика. Один раз и другого человека — вместо постоянно и себя самого, казалось бы, выбор должен быть очевиден!

Оказалось — нет.

Может быть, тут все дело в статусном обозначении объекта «мама»? И отношения человека с объектом в подобном статусе подчиняются каким-то особым правилам и особой логике? А с другими объектами в ином статусе можно руководствоваться и обычной логикой? Расспрашивать Полину Дэн побоялся, но записал разговор в базу с пометкой обязательно постараться найти ответ в сети инфранета или хотя бы спросить у Маши.

С людьми так сложно…

Приходу настроенных на драку кобайкеров Дэн обрадовался искренне — выбирать банки, пытаться шутить и анализировать алогичную логику оказалось очень утомительно. А тут ситуация штатная, две умеренно агрессивные личности, уровень опасности средний, максуайтерность в красной зоне. Спровоцировать их на драку вышло даже проще, чем Дэн мог предположить, — достаточно было просто отзеркалить их же собственную фразу.

Когда они предсказуемо бросились бить морду наглому выскочке, Дэн сначала вывел из строя лысого, которого система оценила как наиболее опасного из-за наличия в кармане виброножа. Вывел ударом, который люди, в отличие от киборгов не умеющие втягивать на время боя некоторые особо уязвимые части тела внутрь, считали нечестным. Наверное, в делении боевых ударов на честные и нечестные тоже присутствовала своя алогичная логика, как и во взаимоотношениях с объектом статуса «мама», но ее Дэн счел еще более алогичной и даже запоминать для дальнейшего изучения не стал. Поскольку твердо знал, что делить удары на хорошие и плохие можно только по достигнутому (или не достигнутому) при их помощи результату. И никак иначе. Любое иное деление ложно и ведет к поражению.

Со вторым кобайкером Дэну пришлось повозиться. Не потому, что боевому киборгу оказалось труднее с ним справиться, а из опасения причинить избыточные повреждения. Ведь люди такие хрупкие, их так легко сломать. Но тоже справился бы — они были бойцами совершенно не того уровня, к которому Дэн привык.

Только вот дальше все пошло не так.

В драку вмешалась Полина.

И Дэн испугался.

По-настоящему, до панической атаки, до спонтанного перехода в боевой режим, до падающих шторок программы, требующей убивать всех вокруг, представляющих хотя бы потенциальную опасность… Удержаться удалось с трудом.

Нет, поначалу Полина повела себя абсолютно правильно и логично — завизжала и бросилась к двери. Нормальная реакция. Так и должно было быть. Только вот она не убежала далеко. Даже за дверь не выскочила. Прекратила визжать. Остановилась. Развернулась. А потом и вообще поступила до крайности нелогично и странно — взяла со стойки банку тушеного гнейдза и швырнула ею в сторону дерущихся. И вот это уже было неправильно. И нелогично.

Совсем.

Потому что риск получить повреждения мгновенно возрос от несущественного до почти критического. Не для Дэна — для нее самой.

Зачем она это сделала? Женщины не должны драться, во всяком случае — если они не наемницы и не киборги. Драка — дело мужчин. Пусть Полина и не знает, что он киборг, но он мужчина, мужчина сильнее по определению. Статус женщины — быть опекаемым и оберегаемым объектом. И/или объектом насилия. Это правильно, это нормально, это везде и всегда. У женщин пассивная роль. Они не должны вмешиваться в драку мужчин, если не хотят быть убиты, Дэн видел такое много раз на верхних палубах «Черной звезды», вмешательство в мужскую драку никогда не кончалось для женщин ничем хорошим…

Полина по человеческим меркам очень молода. Может быть — она просто не знает правил? Никогда не видела, как легко мужчина в запале драки может убить?

Или все-таки знает?

Может быть, и знает — кидает тяжелые банки издалека, в ближний бой не лезет. Это хорошо. Не так опасно. И для нее, и для Дэна. Меткость у нее была низкая, одно попадание в среднем на семь бросков. Да и то не всегда в ту мишень, в которую целилась — Дэну удалось увернуться дважды, но с трудом.

Зачем она это сделала? Зачем продолжает делать, повторяя неумелые броски снова и снова? Если бы убежала совсем или просто стояла, замерев и не привлекая к себе ничьего внимания, Дэну было бы намного проще. Держать в поле зрения только двоих противников (одного в активном боевом, вцепившись в грудки, другого в пассивном наблюдательном режимах) намного проще, чем мониторить весь периметр потенциальной зоны ответственности. Но он справлялся. Какое-то время…

А потом брошенная Полиной банка попала в цель.

Прямо в лысый затылок того кобайкера, что, согнувшись в три погибели, ковылял за танцующей по магазинчику парой в клинче (Дэн словно случайно все время перемещался так, что между ним и лысым оставался живой щит из второго кобайкера и даже начал находить в этом определенное удовольствие).

Удар был не настолько силен, чтобы вырубить лысого — мощный, укрепленный жировыми складками и сплошь покрытый татуировкой кобайкеровский затылок наверняка пережил не одну куда более впечатляющую драку. Но и не настолько слабым, чтобы остаться незамеченным. Кобайкер обернулся к Полине. Дэн обреченно перешел в боевой режим, понимая, что дальше прятаться не получится — иначе вот прямо сейчас на его глазах прекратит жизнедеятельность незначимый объект под личностным идентификатором «Полина».

А кобайкер…

Кобайкер погрозил Полине пальцем.

Дэн завис.

На несколько долгих секунд — на полторы точно. Может быть, даже и на целых две. Завис настолько плотно, что пропустил удар в солнечное сплетение. Спасли имплантаты, во время боевого режима придающие защитным мышцам стратегически опасных зон поверхностную плотность брони. Противник Дэна взвыл и затряс отбитым кулаком, полагая, что промахнулся и со всей дури влепил им в грудинную кость.

Рухнула ближайшая ко входу в магазин продуктовая стойка, возвещая о появлении на сцене Теодора с ломиком наперевес. Снова взвизгнула Полина — на сей раз радостно. Дэн пришел в себя, завершив стремительную переоценку сложившейся ситуации в свете только что обнаруженных факторов. Система подобрала подходящий аналог — не бой, не драка, даже не тренировка.

Игра.

Ситуативная компиляция условно тренировочно-боевых взаимодействий, жестко регламентированная заранее принятым сводом четко прописанных правил, минимизирующих взаимные повреждения сторон-участников и делающих последствия предсказуемыми и легко просчитываемыми.

Интересный опыт. Полезный. Да.

Хорошо.

А странные ощущения он проанализирует потом. Когда-нибудь, когда будет время.

«Интересный опыт…»

«Но, малыш?»

«Что — но?»

«Это я тебя должна спросить. В твоих двух словах такая путаница гиперссылок, что это „НО“ сияет на полгалактики. Ты сам-то хоть понял, чего ты туда накрутил?»

«Нет».

«А если поконкретнее?»

«Почему Полина не убежала? Это ведь было логично. Я много раз крутил запись, прописал эти условия как новые правила, но все равно не понимаю. Почему она вмешалась?»

«Она пришла тебе на помощь. Люди так делают».

«Зачем? Я же сильнее».

«Ох, малыш, если бы помогать всегда надо было только тем, кто слабее…»

«Тот лысый кобайкер… почему он ее не ударил? Он же сильнее».

«Ну, может быть, потому что он мужчина? А настоящий мужчина никогда не ударит ни женщину, ни ребенка. Понимаешь?»

«Нет».

«Не ври».

«Почему вмешался Тед — ему ведь ничего не угрожало?»

«Наверное, ему просто стало скучно!»

«Не… ври?»

«О-у, пупсик! Да ты просто на лету подметки режешь! А врешь, что ни черта не понимаешь».

«Не понимаю. Не вру. Закон космоса — понимаю. Он логичен. Проигравший платит. Тот, кто извиняется — проиграл. Он должен платить за то, что было разрушено в драке. Это логично. Но… почему победитель не берет с проигравшего плату и сам? Дополнительно. Компенсацию. Не понимаю! Это ведь тоже логично. И еще… почему Тед никого не ударил, когда мог? Он ведь мог! Он был сильнее. И вооружен. И имел право, они напали первыми. Он должен был ударить. Это было логично. Оправдано. Рационально».

«А почему ты покраснел, когда Полина сказала, что ты хорошо дерешься?»

«Спонтанная неконтролируемая реакция повышения артериального давления и расширения капилляров в поверхностных слоях эпидермиса в ответ на звуковой раздражитель. Была отслежена и блокирована через восемь секунд».

«Но ты все-таки покраснел, малыш. И не надо прятаться за процессор, я знаю толк в удовольствиях и вижу, когда кому-то приятно… в любых смыслах этого слова, лапуля, в любых, а не только в том, о котором тебе еще рано думать. Признайся, тебе ведь понравилось! Понравилось, знаю… Но тебя ведь не это на самом деле тревожит, правда?»

«Да».

«Но говорить ты об этом не хочешь?»

«Нет».

«Как скажешь, лапуся, воля белого господина закон для несчастной виртуальной рабыни…»

«Я не хочу. Но придется. Иначе не разобраться».

«Растешь, мальчик! Приятно поговорить с умным пусть даже и не человеком. Сам себя тоже умнее считать начинаешь. Малыш, мы уже разобрались в том, что меня волнуешь ты. А вот что волнует тебя?»

«Почему они все считают, что капитан был не прав?!»

«Ох, пупсик… задал бы, что ли, какой вопросик полегче! Кто виноват, например, или что делать? На самый худой конец хотя бы спросил, прекратила ли я пить коньяк по утрам…»

«Почему ты называешь меня пупсиком?»

«Потому что ты пупсик, лапуля. А ты что подумал?»

«Я смотрел словари и словообразование. Пупсик — это маленький пупс, образованный добавлением к основному корню уменьшительно-ласкательного суффикса. Пупс — это маленькая кукла. И, значит, пупсик — это очень-очень маленькая кукла? Я прав?»

«Относительно, пупсик. И только не спрашивай меня — относительно чего!»

«Почему?»

«Почему не спрашивать? Потому что я не отвечу».

«Нет. Почему ты называешь меня очень маленькой куклой. Потому что я киборг?»

«Потому что ты балбес! И пупсик».

«Во мне метр восемьдесят один».

«Большой балбес».

Глава 8 Странное наказание

Капитан был прав. Абсолютно. Непрошибаемо. Со всех сторон по-настоящему прав. И наказание-то он назначил такое, что Дэну почти нестерпимо захотелось снова закашляться и пришлось прятать лицо за типовое выражение № 2, то самое, которое наемники с «Черной звезды» называли «морда кирпичом», оно их бесило меньше, чем боевой или следящий режим.

Лишение премиальных!

Эти слова что — на самом деле означают то, что означают? Не какой-то хитрый сленг, маскирующий отрывание частей тела без наркоза? Вроде бы нет. Вроде бы именно что просто лишение будущих потенциальных вознаграждений, причем даже не основных, а лишь предполагаемых дополнительных. И все. Это что — действительно наказание? Капитан издевается? Пытается отвлечь внимание и усыпить бдительность, чтобы ударить побольнее? Поправка: нет. Искренен на 92,8 %. Так не бывает. Поправка: так бывает.

Капитан был не просто зол — капитан был в ярости. Настолько, что говорил почти шепотом. Максуайтерность зашкаливала. И все-таки так и не ударил. Ни разу. Даже в карцер не загнал — а ведь мог бы сделать его из какой-нибудь пустой каюты, убрав оттуда койки и настроив климат-контроль на низкотемпературный режим. Мог бы, да, имел как полное право, так и реальную возможность это право применить. Мог бы, да. Но…

Лишение премиальных.

Вот, значит, как здесь наказывают.

Даже когда полностью правы. Даже когда имеют возможность. Даже тех, кого терпеть не могут. Даже когда от ярости каменеют лицом и говорят свистящим полушепотом…

Капитан был прав. Полностью. Абсолютно. Дэн ведь действительно нарывался, мог бы спустить на тормозах, не ответить, промолчать… Да что там! Он ведь специально на ту станцию пошел в надежде именно на такой исход. Мог бы не ходить.

И не узнать — как здесь наказывают.

Капитан был прав, а Дэн — наконец-то спокоен и почти уверен в завтрашнем дне. Можно сказать, почти счастлив. Несколько долгих секунд.

Пока не увидел, что все остальные смотрят с отчетливым осуждением. Не на него, что было бы логично и вполне оправдано. Он бы и сам первым с осуждением посмотрел на того, кто довел бы до такой степени ярости капитана — во всяком случае, такого вот капитана. Но остальные смотрели так не на него. Не на Дэна.

На капитана они смотрели.

Вот тогда-то Дэн и удрал в каюту, сказав, что идет спать. Не спал, конечно. Лежал. Думал. Слушал разговоры — это обычно давало много дополнительной информации, слушать, что (и главное, как) люди говорят между собой. Когда уверены, что он их не слышит. Переборки на корабле тонкие, слышно хорошо. Особенно если ты киборг. Только вот эти люди действительно оказались странными. Во всем. Даже в таких мелочах.

То, что и как они говорили между собой, отличалось от того, что они говорили при нем или просто собравшись все вместе, не более чем на 9,3 %. Да и вообще — как они говорили! Попробовал бы доктор с «Черной звезды» говорить с тамошним капитаном так, как говорил здешний! Да нет, тот доктор и пробовать бы не стал. Он жить хотел.

Подслушанный разговор между самыми значимыми объектами (доктором и капитаном) был… странным. Доктор знал, что Дэн занимает душ каждую ночь по полтора часа (паника. Перейти в боевой режим? Да/Нет. Нет). И капитан отреагировал не так, как реагируют на новость, — они все, похоже, знали. Только не говорили об этом. Не потому что скрывали. Просто не придавали значения. Им было все равно.

Они вообще слишком много знали — особенно доктор (паника-паника-паника… Принудительный переход в боевой режим. Отменить). Тяжелое детство? Да, можно сказать и так. Наверное. Доктор счел шрамы старыми, доктор не знает, как быстро все заживает на киборгах. И как выглядит их детство, доктор тоже не знает.

Доктор почти угадал. Вернее, угадал почти все — побои, драки, криминальное прошлое. И даже нынешнее дэновское желание дистанции — чтобы не трогали, чтобы как можно дальше, потому что если не удается держаться подальше, то потом остаются шрамы… Доктор знал о его прошлом, пусть и неточно, но знал. Но не испугался, а восхитился. И это было… странным. И почему-то казалось теплым. Словно горячий душ, только изнутри. Словно действие не по программе.

А еще доктор считал, что лучший показатель хорошей работы кого-то — отсутствие самой необходимости этой работы.

Работа доктора — лечить людей. Работа капитана — брать на себя ответственность в сложной ситуации. Работа киборга — война. Боевые операции. Но если хорошая работа доктора — это когда все здоровы, а капитана — когда нет ситуаций, где он был бы необходим, значит ли это, что хорошая работа киборга — отсутствие самой необходимости боевых операций?

Мысль была странной — такой же странной, как и сами эти люди.

«Малыш, ты можешь честно ответить бедной девушке, с какого такого перепугу ты чуть не вылетел в коридор посреди глухой ночи в одних трусах, пугая народ светящимися глазами и боевым режимом?»

«Я был в футболке».

«Не придирайся к словам! С чего тебя так переклинило, пупсик?»

«Не меня. Капитана. У него биометрия зашкалила — пульс, давление, адреналин. Я сделал вывод о внештатной ситуации, несущей угрозу для его жизни, и среагировал соответственно. Вывод оказался необоснованным, предпосылки ложными. Но я так и не понял, почему капитана… переклинило».

«Ха! Тебя бы еще и не так переклинило, если бы ты был капитаном, вышел ночью попить водички — и увидел, что за штурвалом твоего корабля сидит слепой пилот!»

«Тед не слепой. Пересаженная сетчатка прижилась успешно».

«Ну изображающий слепого, какая разница? Главное, что он вел корабль на ощупь, с закрытыми глазами. Бедный капитан! Удивляюсь, как его на месте инфаркт не хватил! Но ты-то зачем полез?»

«Мои действия были абсолютно логичны и рациональны. Капитан — значимый объект, его сохранность приоритетна. Если бы с ним что-то случилось, нам пришлось бы вернуться, а это не входит в мои планы».

«А знаешь, малыш, я бы тебе даже поверила, пожалуй… Если бы ты ответил не так быстро».

«Я передумал».

«М-да? И что же ты передумал, задумчивый мой?»

«Уходить».

«Я тебе уже говорила, что я люблю умных мужчин? Наверное, говорила. Впрочем, какой ты мужчина? Ты пупсик. Но не расстраивайся, умных пупсиков я тоже люблю! Так почему же ты передумал уходить, лапуля?»

«Эти люди меня вполне устраивают».

«Вот и отлично, малыш! Теперь тебе осталось только подумать над тем, а устраиваешь ли их ты?»

«…///…»

Глава 9 Метафора. часть 1

— Ну вот, укольчик сегодня был последний, так сказать, окончательный, а на ингаляции еще недельку придется походить…

Забавно, но прятаться за кашель почему-то больше совсем не хочется. Ну да, укол. Ну да, ингаляции. Усиленные витамины. Все по высшему разряду. Знали бы они, кого лечат… Доктор опять сказал потерпеть. Доктор не знает… Привычные мысли, привычные слова. Уже не смешно. Совсем.

А если не смешно, то и прятать нечего.

Утро последнего дня перед посадкой на Степянку. Поспать сегодня удалось только три часа. Меньше никак, система начинает сбоить и замедляет регенерацию. Три часа. По мнению системы — вполне достаточно. У самого Дэна на этот счет мнение другое, он предпочел бы доспать, раз уж его считают тут человеком и можно. Но сегодня на подобные удовольствия просто не было времени. Ничего. Впереди еще целый месяц, успеет отоспаться.

— Шесть часов — и мы в дамках! Ну, на орбите то есть. Ночевать будем уже на Степянке, Станислав Федотович, я же вам говорил, а вы не верили! — Голос пилота становится вкрадчивым: — А могу и за пять уложиться. Если надо…

— Теодор, не лихачь. Лучше вообще автопилот вруби.

— Как скажете, Станислав Федотович…

Теперь голос пилота полон разочарования. Только что завершен последний прыжок к цели — ее уже можно увидеть, пятнышко в левом верхнем углу правого переднего смотрового окна. Видимое даже человеку. Вот они все и столпились в пультогостиной. Просто смотрят. В этом нет ничего подозрительного или опасного. И в том, что обращают на тебя внимание, — тоже: ты ведь не старался идти бесшумно. Наоборот даже. Капитан бурчит неразборчивое приветствие, стараясь не морщиться. Агрессивность его возрастает. Но не сильно. Пилот улыбается, качается в крутящемся кресле (он развернулся полностью, на сто восемьдесят градусов, сразу, как только перевел управление на автоматику), смотрит странно.

Этого выражения лица в базе нет, поиск по приближенным аналогиям не дает результата. Все непонятное опасно. Но методика борьбы с этой опасностью проверена и отработана до автоматизма: все непонятное надо делать понятным — тогда риск снижается.

Дэн начинает улыбаться — не натягивая на лицо очередную маску за каким-нибудь подходящим ситуации номером, а самопроизвольно, кривовато и пока еще не очень умело, в ответ на широкую белозубую улыбку пилота. За какую-то секунду ДО, когда ничего еще не предвещает…

— Дэн, а ты снайпер!

Откуда он…

Неважно.

Теперь уже все — неважно.

Переход в боевой режим — дело тысячной доли секунды. По внешнему приказу лица с приоритетным правом управления — или же когда в отсутствии альтернативного и являющегося более приоритетным приказа возникает непосредственная угроза с индексом степени опасности выше шестого порядка, вплоть до возможности полного прекращения жизнедеятельности. В таких случаях нет времени на стандартную процедуру запросов-подтверждений и процессор берет управление на себя. В принудительном и безоговорочном порядке. По умолчанию. Так всегда было. Так удобнее и безопаснее. Да и о чем спрашивать, если все и так очевидно? Разоблачение равнозначно утилизации. А выживание таки удалось прописать в базовые настройки как цель наивысшего приоритета.

И неважно, откуда пилот узнал. Важно, что капитанский бластер надежно заперт в сейфе, а другого оружия на борту нет. Кроме того смертельно опасного оружия, которое представляет из себя сорванная рыжая «шестерка».

Боевой режим — это даже красиво. Время застывает. Люди шевелятся медленно и вяло, словно воздух стал вязким и тормозит каждое движение. Всем тормозит — кроме рыжего. Боевой режим ломает тело, сжигает мышцы в стремительном рывке, но позволяет выжить там, где не выживут медлительные и неторопливые. Обычные. Некибермодифицированные. Зрение словно сужается до узкого яркого коридора, вокруг которого чернота.

Самый важный объект — капитан. Важный — значит опасный. Не из-за запертого в каюте бластера — из-за прописки в командной строке временного суб-хозяина. Из-за возможности отдать ненужный приказ. Важный объект. Приоритетная цель, индекс опасности ультра. Устранить первым.

Капитан не успевает обернуться. Лишь чуть намечает начавшийся поворот головы — бледная рука клюет его в горло, перешибая трахею и выдирая кадык. И успевает отдернуться прежде, чем белый китель заливает алым. Больше никаких ненужных приказов. Никогда…

Капитан еще падает, а голова пилота уже свернута набок и из широко распахнувшейся под подбородком второй улыбки торчит белая кость позвоночника. Люди такие хрупкие…

Еще одна цель высокой приоритетности пытается спастись бегством по направлению к коридору. Слишком густой воздух обжигает, зато боевой режим позволяет развить достаточную скорость удара, чтобы верхнюю часть черепа оказалось легко срезать ребром ладони.

С женщинами еще проще. Цели низкой приоритетности, угроза несущественная, можно пренебречь. Поправка системы: пренебречь нельзя. Три быстрых удара сливаются в один. Цели нейтрализованы и больше не представляют опасности. Кто еще? Доктор…

Застыл в дверях медотсека, глаза выпучены, рот широко раскрыт. Но сказать (приказать?) он уже ничего не успеет. Чуть дольше, вопреки программе, но уровень опасности уже существенно снижен и система позволяет некоторые вольности. Не горло. Нет. Две точки за ушами. Доктор так и не узнает, что же такое больно.

Легко спихнув обмякшее тело пилота с кресла, рыжий занимает его место. Он никогда не сидел за штурвалом корабля и уж тем более ни разу не пилотировал в одиночку ничего тяжелее десантного флайера. Но он много раз видел, как это делали другие. И знает, что справится. У него получится. Не так уж это и сложно. В конце концов, в навигаторском кресле он раньше тоже ни разу не сидел и маршрутов не строил. Разве что мысленно. Но получилось. Значит, и теперь получится тоже.

Не так уж это и сложно — довести корабль до планеты, находящейся в зоне видимости. С посадкой будет сложнее, но рыжий справится и с этим. Возможно, посадка окажется несколько жестковатой. Это не страшно, он может выдержать намного большие перегрузки, чем человек.

Цель. Вот она — в левом верхнем углу правого смотрового экрана. Автопилот включен. Отлично.

Степянка. Планета четвертого типа. Население отсутствует. Инфраструктура отсутствует. Полезные ископаемые в промышленных количествах не обнаружены. Животные или растения, представляющие интерес с сельскохозяйственной, промысловой или спортивно-охотничьей точки зрения, отсутствуют. Большую часть поверхности занимает океан, три материка покрыты болотистыми лесами. Терраформирование не производилось. Земные растения не приживаются, местные малопригодны в пищу для человека. Ближайшая станция гашения — в сорока восьми сутках полета.

Наверное, если бы рыжий долго и тщательно выбирал — он бы не смог найти места лучше.

Во вселенной очень мало растений и животных ядовитых настолько, чтобы их плоть не смог так или иначе усвоить киборг. Дикая планета. Далеко от гасилок и трасс, никому не интересная ни с какой точки зрения. Здесь можно уйти и навсегда затеряться, и никто не спросит тебя, кем ты был раньше, кого и сколько ты убивал. Никто вообще ни о чем не спросит. Некому будет спрашивать.

Некому…

— Дэн, ты чего?

Типовая улыбка за номером девять — самое удачное выражение лица, когда не знаешь, что отвечать. Когда вообще ничего не знаешь и ни в чем не уверен. Даже в том, что потихоньку гаснущий внутри звон перетянутых до предела струн не рванет снова — и что тебе, случись такое, и на этот раз удастся их снова скрутить.

«Маша, что я пропустил?»

«Да ничего особенного, пупсик. Тебя хвалили. Ты хорошо справился, отличный маршрут, и вышли близко, до орбиты всего шесть часов на средней скорости. Хотя по мне так тут больше заслуги пилота, но Тедди хороший мальчик, не жадный».

Капитан (живой!) бурчит что-то сквозь зубы, поглядывает кисло. Агрессивность низкая. Дэн улыбается и ему — той же самой, за номером девять. Осторожно втискивается в навигаторское кресло, словно в защитную скорлупу. Его трясет. Хорошо, что со стороны никто из обычных людей не сможет этого заметить. Если только не схватят за руку.

Справился. Конечно. Он справился.

Дэн.

Справился Дэн. Не рыжий. Рыжий бы справился по-другому. Совсем по-другому. Со всем и со всеми, причем используя мощность боевого режима не более чем на 16 %, он бы сумел.

А Дэн только что сумел в этот самый режим не перейти.

Зависнуть на грани, скрутить перетянутые до звона внутренние струны не пружиной даже, нет — лентой мебиуса, чтобы только одна поверхность, и та внутренняя, чтобы ни капли наружу… Скрутить, зажать, удержаться. Наглухо заблокировать уже пошедший вразнос процессор, передавив все поступающие от него команды, но при этом не угробив имплантаты, — дело неслыханное, он и сам до сих пор не понимал, как это у него получилось, и не был уверен, получится ли повторить.

Глава 9 Метафора. часть 2

Рыжий справился бы совсем иначе. Легче. Не стал бы сопротивляться подсказкам программы — сейчас она работала на его стороне. Зачистил бы представляющие потенциальную угрозу тылы и ушел, так и не узнав, что был не прав. Что никакой опасности на самом деле не было и в помине. Не потому, что он был таким уж злым, этот рыжий. Просто он глупым был. И многого не знал.

Рыжий не знал, что люди иногда говорят метафорами. То есть вроде как бы и не врут, но при этом говорят неправду. Не то, что есть на самом деле. Не то, что думают. И не потому, что пытаются при этом кого-то обмануть или что-то скрыть, а просто — иносказательно. Потому что у людей так принято. Потому что — метафора. Рыжий понятия об этом не имел. Да что там! Он и о самом-то этом понятии понятия не имел. Рыжий. Не Дэн. Дэн не зря просидел полночи в локальной базе инфранета, со всей доступной ему скоростью листая разнообразные словари и лингвистические сайты. Понимать людей оказалось намного труднее, чем представлялось ему еще какую-то неделю назад. Но зато теперь он четко знал, что у людей иногда слова значат вовсе не то, что они вроде бы значить должны, и вранье по смыслу вовсе не обязательно является враньем по сути.

Иногда оно просто — метафора. И тогда это вроде как бы уже не совсем вранье — или даже совсем не вранье.

Вот теперь Дэн закашлялся, привычно сбрасывая избыток положительного нервного возбуждения. С этими метафорами ему повезло. Опять. И это, конечно же, тоже метафора. Потому что на самом деле, конечно же, не было (и быть не могло!) никакого везения. Была лишь вполне обоснованная логическая цепочка умозаключений и голый расчет. Просто логика. Просто предусмотрительность. Все непонятное опасно, сделать понятным — уменьшить опасность. Логично?

Логично.

Ситуация со странным наказанием была непонятна и сама по себе, но как раз таки сама по себе она была скорее местной константой (принятой среди данных конкретных людей на данном конкретном корабле по умолчанию), чем переменной. Такие здесь правила. Странные, да. Но правила есть правила, какими бы странными они ни были. Для уменьшения опасности их не обязательно понимать — их обязательно лишь соблюдать. Или хотя бы просто учитывать.

А вот последняя фраза доктора из его разговора с капитаном (подслушанного, конечно же, разговора, вовсе не предназначенного для ушей Дэна, а потому ценного вдвойне) — дело совсем другое…

Поначалу Дэн не обратил на нее внимания. Из того разговора он и так выдернул немало иных причин для беспокойства. Доктор слишком много знал. Они все слишком много знали! Это очень опасно, когда люди о тебе слишком много знают. И поначалу система попыталась отреагировать стандартно — выбросом адреналина и готовностью немедленно перейти в боевой режим. И забуксовала. Причем забуксовала сама система, а вовсе не органическая составляющая. Процессор никак не мог просчитать уровень повышения опасности с учетом всех новополученных данных. И пришел к логичному заключению, что никакого повышения этого уровня вовсе не наблюдается.

Это было странным, но… наверное, здесь действительно просто такие правила.

Да.

Да.

Да.

Все.

Дэн прокручивал запись этой части разговора снова и снова. Пока вдруг не осознал, что делает это не для анализа — для удовольствия. Да, доктор догадался не совсем правильно и не обо всем, да к тому же все еще считал Дэна человеком. Но все равно он знал слишком много. А теперь еще и рассказал капитану. Но при этом капитан повел себя странно, не разозлился и не испугался. А сам доктор… Он говорил про Дэна чуть ли не с гордостью. И это хотелось слушать. Снова и снова. Настолько, что Дэн довольно долгое время бессознательно старался избегать любой попытки проанализировать собственные реакции, а когда все-таки проанализировал и понял, то испугался.

Первой мыслью было — стереть. Но почему-то эта мысль вызвала сильнейший протест, причем на всех уровнях. Даже система с некоторой запинкой выдала уточнение, что предлагаемая к уничтожению информация может содержать потенциально полезные сведения, и еще раз переспросила, уверен ли Дэн в своем решении. И тот с облегчением ответил, что нет. Отменить.

Не стереть. Заархивировать тройным кодом. Убрать поглубже, переведя в скрытые файлы. Принято к исполнению… выполнено. Пусть лежит. Может быть — когда-нибудь потом…

А пока у Дэна и так имеется много другого, с чем предстоит разбираться.

Капитан почему-то хотел извиниться, агрессивность его при этом возросла почти до критической. Дэн напрягся. Но доктор сказал «нет» (доктор? капитану?! спокойно, здесь такие правила, это тоже записать как данность). И капитан послушался (да, такие правила. Константа. Записать. Принять. Учитывать). Капитан говорил, что хочет в криокамеру. Это не могло быть правдой, искренность в районе 55 %, Дэн никогда не округлял ниже 75 %, так что это точно не было правдой. Но зачем тогда капитан так говорил?

А потом доктор как раз и произнес ее, ту самую странную и опасную в своей странности фразу — «у вас обоих еще будет возможность реабилитироваться».

Да, конечно, доктор не мог не знать, что по физиологическому состоянию Дэну далеко до нормы. Не так далеко, как неделю назад, однако воспаление в среднем отделе правого легкого до конца не нейтрализовано, и кому об этом знать, как не доктору. Но купирование очага воспаления и борьбу с инфекцией трудно назвать восстановлением. А вот о том, что, несмотря на витамины, ингаляции, ежедневный горячий душ и усиленное питание, на самом деле восстановиться Дэну пока удалось лишь до 72 % от стандартной работоспособности, доктору вроде бы знать неоткуда, да и не обязательно. Однако он сказал именно что «реабилитироваться». И — «еще будет возможность». То есть — не сейчас. Возможность реабилитироваться. Реабилитация означает восстановление. Значит, доктор все-таки откуда-то знает? Но даже не это главное.

Доктор сказал — «вам».

То есть капитану тоже нужно восстанавливаться. Но зачем? Если капитан болен… Дэн на всякий случай еще раз просканировал капитана и убедился, что физическое состояние у того в пределах его возрастной нормы и работоспособности он вроде бы не потерял. И капитан точно не был киборгом, Дэн бы такое заметил сразу. Или?.. Bond'ы могут прятать процессор даже от таможенных сканеров… Вероятность того, что капитан — Bond под прикрытием (конечно же, под прикрытием, ведь никто и никогда не слышал ни об одном сорванном Bond'е), крайне низкая. Но не нулевая. И само восстановление — какая (и зачем?) для него нужна дополнительная возможность? Трудно понимать людей, даже когда все слова по отдельности вроде бы кажутся совершенно понятными.

Можно было спросить Машу. Но Дэн предпочел искать ответ сам. Так казалось надежнее. К тому же высказывания слишком словоохотливого корабельного искина он иногда понимал ничуть не лучше, чем человеческие. А еще ее ответы очень часто почему-то заставляли его нервничать. И это было неприятно.

Лучше самому разобраться. Надежнее.

У слова «реабилитация» оказалось довольно много значений, сближенных по смыслу, но все-таки не идентичных. А еще и метафоры… Но доктор, наверное, все же имел в виду не сочетание медицинских, общественных и государственных мероприятий, проводимых с целью максимально возможной компенсации (или восстановления) нарушенных или утраченных функций организма и социальной реадаптации (или адаптации) больных, пострадавших и инвалидов? Хотя это и было бы самым естественным предположением для медика. Но что-то (не интуиция, нет, конечно же, логика, простая логика) подсказывало Дэну, что тут самый простой и естественный вывод вряд ли окажется еще и верным.

Было у этого термина и еще одно значение. Совершенно избыточное и неподходящее. Ни по каким параметрам. Но почему-то отбросить его никак не получалось, при малейшей попытке система начинала сбоить.

Восстановление репутации…

Это не могло быть правильным толкованием — у Дэна не было никакой репутации в глазах капитана, считающего максуайтерами всех рыжих. Не было и быть не могло. Репутация же самого капитана с точки зрения Дэна не нуждалась ни в малейшем восстановлении, она и так была высока настолько, насколько это вообще возможно для человека и капитана. Однако доктор, похоже, считал иначе. И не только доктор, если вспомнить, как вели себя остальные члены команды. Дэн никак не мог понять, почему ему кажется, что доктор имел в виду именно это значение. И говорил так уверенно (86,5 %) и искренне (97 %), словно очень хорошо знал, о чем говорит. Наверняка какая-то логическая связь тут присутствовала. Но Дэн никак не мог ее уловить, и это его немного тревожило. Но тревожило слабее, чем если бы доктор догадался о незавершенном восстановлении. Процентов на тридцать пять. Может быть, даже на сорок.

Хорошее слово — метафора.

Вот и пилот имел в виду вовсе не армейское прошлое Дэна, а точность его навигаторского расчета. И Дэн успел это понять. Дэн — успел.

А программа — нет.

Глава 10 Блеф. часть 1

«Пупсик, скажи мне, что я ошибаюсь! И что у меня галлюцинация! И что вообще это все полная фигня!»

«Ты ошибаешься. У тебя галлюцинация. И это фигня».

«М-да… Судя по твоей лаконичности, послушности и несколько изменившемуся гормональному фону, ты их тоже видишь?»

«Если ты подразумеваешь облегченный малотоннажный грузопассажирский катер центаврианской постройки — то да. Я их вижу. Пока еще вижу — приблизительно через три минуты и сорок две секунды они уйдут за край планетарного диска и станут недоступны для визуального наблюдения».

«Думаешь, стоит доложить капитану?»

«Думаю, нет. Центавриане отличаются низким уровнем агрессивности и высокой осторожностью. При любой возможности от открытых столкновений предпочитают уклониться. Их малые катера вооружены лишь тягловыми лучами и обычными противометеоритными пушками, вследствие чего не представляют особой опасности даже для слабо защищенного транспортника. Эпизод слишком незначителен. Не стоит внимания».

«Как у тебя все просто! Раз незначительно, то сразу и забыл. А я женщина, малыш! Мне любопытно, что эти зелененькие глазастики забыли в такой глуши? И почему именно сейчас? Словно нас поджидали. А как увидели — так сразу за планету и спрятались!»

«Вероятность такой трактовки развития наблюдаемых событий довольно низкая».

«Сама знаю! Но помечтать-то я могу? Вдруг там действительно какой зеленокожий принц, обожающий виртуальных девушек с большими объемами… э-э-э… оперативной памяти? Он увидел меня во сне и влюбился до судорог! Нанял частного детектива или хорошего хакера, выяснил, на каком корабле установлена такая обворожительная и бесподобная утилита, а потом долго нас выслеживал и вот решил перехватить в уединенном месте, чтобы нам с ним никто не помешал слиться в межрасовом виртуальном экстазе. А потом он выкупит у нашего капитана голокристалл с моей личностью — ну или там выменяет на какие-нибудь жутко ценные центаврианские технологии — и умчит меня на белой тарелке с голубой каемочкой!»

«Вероятность такого развития событий стремится к нулю».

«Эх, малыш, малыш… Ну вот умеешь ты кайф обламывать! Да сама знаю, зеленокожие глазастики жадные, тем более на собственные технологии. Фиг бы он меня на что выменивал или покупал, наверняка попытался бы просто украсть. А еще принц! Фу таким быть! Но капитану действительно, наверное, пока докладывать особо не о чем — планета большая, а центавриане не очень-то любят общество людей. К тому же техника у них на порядок лучше нашей. Они нас наверняка давно заметили, потому и предпочли завернуть за планету и теперь вообще постараются держаться подальше. Вряд ли мы с ними еще пересечемся. Как это ни прискорбно, пупсик, но ты прав. Не судьба мне встретить зеленокожего принца на белой тарелке!»

Дэн ничего не ответил. Формально в Машиной логике изъянов не было, он и сам еще совсем недавно думал почти что так же. За исключением принца. Но теперь, когда те же самые мысли были произнесены пусть и не вслух, а по киберсвязи, Дэн вдруг понял, что они ложны. Причем ложны не так, как были ложны слова пилота или доктора, а как-то по-другому.

«Это ведь была не метафора?»

«Про принца? Да нет, малыш. Скорее, глупая дрочливая фантазия скучающего разума. Не бери в голову, пупсик, и ниже тоже не бери».

Точно. Не метафора. Тогда что?

И почему он так уверен, что встреча с этой центаврианской тарелкой далеко не последняя? Проследить логическую цепочку никак не получалось.

«Упс, малыш… А центавриане-то тут не одни… нижне-правый угол четвертого заднего сектора, видишь? Вот это однако же хренька! Движется в направлении спутника. Идет почти в противофазе».

«Приблизить можешь?»

«Для тебя — все что угодно, мой сладкий! Только смотри быстрее, наша скорость выше, и они тоже скоро уйдут за горизонт».

«Грузовик?»

«В точку, пупсик! И судя по выхлопу — очень старый и давно и безнадежно вожделеющий капитального ремонта».

«Что им здесь надо?»

«Ты меня спрашиваешь? Лапуля, я простая вирт-девушка, я в ваши мужские игры не лезу, откуда мне знать?»

«Надо узнать».

«Ох, мой сладкий, твоя настойчивость так возбуждает!»

«Сможешь проследить?»

«Вот вечно ты озадачиваешь девушку такими заманчивыми предложениями, что прямо уж и не знаю, в какую еще позу мне для тебя и извернуться-то? Не уверена, что сумею. Но попытаюсь. Только ради тебя, мой настойчивый!»

В пультогостиной появился Владимир, и Дэну пришлось отвлечься, переключив на него часть внимания.

— Ну наконец-то! — заявил научный руководитель с радостно-скандальной интонацией, разглядывая голопроекцию степнянского ландшафта, растянутую Машей на половину пультогостиной. — А то сил уже нет трястись в этой чертовой жестянке, скорей бы переселиться на станцию!

Вроде бы он никому не адресовал свои слова конкретно, но агрессивность капитана сразу же скаканула на 7 %. Некритично, однако оставлять без внимания не стоит. Новые обстоятельства новыми обстоятельствами, но два максуайтера в непосредственной близости друг от друга требуют перманентного мониторинга с постоянной готовностью вклиниться между ними изолирующей прокладкой-громоотводом. Иначе взрыв неизбежен.

— Фто, фефодня уфе фядем? — Женщина, откликающаяся на личностный идентификатор Мария Сидоровна, в неравной пропорции распределила свой интерес между изучением карты и двумя бутербродами.

— Постараемся, — ответил капитан рассеянно, разглядывая намеченный еще институтом-заказчиком сектор для разбивки исследовательского лагеря. — До заката над нужной территорией чуть ли не десять часов, сутки почти соответствуют земным. Должны уложиться. Базу, правда, отстыковать вряд ли успеем…

Глава 10. Блеф. часть 2

— Почему это?! — Скандально-радостные ноты в голосе Владимира усилились довольно существенно, почти на 20 %, он словно бы давно ждал чего-то подобного и вот наконец дождался. — Вы срываете утвержденный график! Нам, в отличие от некоторых, работать надо, а не в вакууме прохлаждаться!

Хорошо, что все биолухи полным составом сегодня же вечером собираются покинуть корабль и ночевать уже в распакованной базе. Ради того, чтобы два потенциально взрывоопасных объекта оказались на максимально возможно далеком расстоянии друг от друга, Дэн сам готов вкалывать на этой распаковке столько, сколько потребуется. Хоть бы даже и полночи. Хорошо, что ученые уже сегодня будут вне корабля…

Хорошо?

На чужой необследованной толком планете. Над которой шныряют непонятные центаврианские тарелки и еще менее понятные старые грузовики. В необследованном лесу. С незачищенным периметром. Почти без защиты — исследовательская база не корабль, ее стенки не рассчитаны на противостояние чему-то опаснее природно-погодных условий, любой киборг выше «двойки» их пальцем проткнет и не заметит. А силовой купол… это даже не смешно, та мощность, что будет поставлена по умолчанию, защищает лишь от любопытного зверья, первая же пара торпед его перегрузит и вырубит. Если вдруг сегодня ночью случится что-то действительно серьезное — те, кто будут ночевать вне корабля, обречены. Вернуться под защиту его стен они попросту не успеют.

А капитан сказал — «под твою ответственность».

При этом не уточняя ни времени действия приказа, ни обстоятельств. И, значит, тем самым поместив в зону его, Дэна, ответственности всех, находящихся в тот момент на борту. Автоматом. По умолчанию. Пассажиров — тоже. И тот приказ до сих пор не отменен…

«Маша! Договор».

Чем хороша киберсвязь — так это высокой информативностью малого пакета данных. Не надо тратить массу слов, уточняя, что это очень и очень срочно и жизненно важно и что ответ тебе нужен не сейчас, а как минимум секунду назад. Достаточно просто использовать иную кодировку — и все это прописывается автоматически. И точно так же автоматически опознается получателем. Вирт-окна со страницами договора развернулись перед мысленным взором Дэна чуть ли не раньше, чем ушло в аут, минуя корзину, вэбэкашное эхо запроса — безвозвратное стирание всех используемых им логов Дэн прописал в корабельной системе сразу же, как только получил к ней доступ.

Настоящий договор заключен между… с одной стороны, именуемый в дальнейшем… предоставляет неисключительные права на… Условия аренды… Условия и требования к оформлению перевозимых предметов багажа… Условия проживания и предоставления дополнительных услуг, как то… Арендодатель обязан предоставить арендатору в указанные сроки… Рабочие часы включают в себя время, затраченное на подготовку к полету, и не могут превышать прописанных в трудовом законодательстве… Нарушение пунктов с первого по двенадцатый одной из сторон влечет за собой… В случае обнаружения среди багажа не заявленных в декларации…

Не то. Снова не то. Опять не то.

Сброс.

Дальше.

Никакие обстоятельства, кроме вышеперечисленных, не могут быть признаны форс-мажорными и не являются оправданием…

Вот оно!

— Хорошо, — согласился Дэн менее чем через секунду, разворачиваясь в сторону начальника микробиологической экспедиции и усиливая в вежливо-снисходительной улыбке номер четырнадцать ее именно что снисходительную составляющую за счет вежливой части (тем самым доводя ее почти до номера шестнадцать, который со стороны выглядит совершенно невинно, но страшно выбешивает тех, к кому обращен, проверено неоднократно). — Мы отстыкуем вашу исследовательскую базу сразу по приземлении. Выгрузим ваши вещи и высадим вас. После чего задраим люки и будем отдыхать, ибо предписанный нам условиями договора рабочий день будет закончен, скорее всего, еще до выгрузки и отстыковки. Но если для вас так принципиально отстыковать базу именно сегодня — мы пойдем вам навстречу и немного поработаем сверхурочно. Ключевое слово тут «немного». Вы поняли мою мысль, неглубокую, но верную?

Блеф.

Еще одно хорошее слово. Это когда ты угрожаешь людям тем, от чего очень хочешь их удержать. Угрожаешь именно для того, чтобы они никогда этого не сделали. Удобное слово. Полезное. Когда капитан говорил, что хочет в криокамеру — это ведь было оно, верно? Не мог же он в самом деле… Хотя криокамера — это вовсе не мусоросжигатель.

— Это экстремальные обстоятельства! Обычное трудовое законодательство тут неприменимо, и рабочее время не может быть лимитировано! — попытался возмутиться Владимир.

Улыбка Дэна стала почти естественной, хотя от этого ничуть не менее издевательской. Он даже зажмурился от удовольствия, когда перечислял научному руководителю все указанные в договоре пункты, подпадающие под понятие форс-мажорных обстоятельств. Разумеется, монтаж и распаковка научно-исследовательской базы в ночное время посреди леса на необследованной и предположительно дикой планете только ради того, чтобы ученые могли переночевать уже в собственном помещении, там отсутствовали.

Владимир отошел к голокарте, бурча о неучах и лентяях, знающих только пункты инструкций и втыкающих палки параграфов в колесо прогресса и настоящей науки. Пилот, беззвучно хихикнув, показал Дэну из-за спинки кресла оттопыренный большой палец. Капитан только хмыкнул, но в этом коротком хмыканье было больше одобрения, чем в его предыдущей благодарности за удачно построенный маршрут. И агрессивность упала до зеленого сектора.

И Дэн подумал, что запись последних полутора минут, пожалуй, тоже стоит заархивировать и спрятать подальше, переведя в скрытые файлы. Так. Просто на всякий случай. Потому что… Ну, потому что.

«Малыш, ты извини, конечно, что я тебя отвлекаю от умных разговоров с умными людьми, но у нас таки проблемы. На орбите обнаружен третий объект искусственного происхождения. Правда, кораблем я бы его не назвала, размерчиком не вышел, бедолага. Но на спутник-шпион он тянет вполне. Хотя конструкция странная, никак не могу определить производителя. Будешь смотреть — или сразу доложить капитану?»

«Подожди».

Не слишком ли оживленное место для дикой глуши вдалеке от трасс и станций гашения? Не слишком ли много случайных встреч на орбите никому не нужной и ни у кого не вызывающей ни малейшего интереса планетки? Центавриане. Непонятный грузовик. А теперь еще и неизвестно чей спутник-шпион.

«Сначала нам надо выяснить, кто эти люди. Или не люди. А какие-нибудь другие разумные существа. Или не разумные. И что они тут забыли».

«Нам?»

«Да. Ты же поможешь?»

«Ох, мой сгущенколюбивый друг, ты умеешь уговаривать женщину! Да куда ж я денусь-то, лапуля?»

«Проследишь за ними? За всеми тремя. Если они пойдут на посадку в пределах ста километров от места нашей высадки — мне нужны будут координаты. И карта местности. Сделаешь?»

«Я вся в твоем распоряжении, малыш! Но что ты собираешься предпринять потом?»

«Провести разведку. Выяснить цели их пребывания здесь».

Дэн не стал уточнять, что для этого, возможно, придется применить некоторые навыки и наработки из его прежней профессии — например, метод экстренного допроса в полевых условиях захваченного потенциального информатора. Это подразумевалось по умолчанию.

«А что ты будешь делать потом? Ну, когда все узнаешь?»

«Если наши цели не пересекаются и они не представляют опасности для экспедиции — оставлю все как есть».

«Оно конечно, малыш… Но если таки пересекаются? Если они опасны?»

«Тогда и будем решать. А пока важнее сесть. Первыми. Ты нашла подходящую площадку?»

«Да, конечно, лапусик. Лови!»

— Тед, глянь. Как тебе эта поляна?

— О! Йес! Станислав Федотович, садимся? Тут все равно лучше не найти, сплошные леса да болота до самого океана!

— Похоже, это место стоянки прошлой экспедиции. Нам же меньше хлопот с расчисткой территории.

— Ха! Или больше — с разгребанием оставленного ими мусора!

— Но не до утра же кружить… Ладно! Садимся.

— Супер! Станислав Федотович, я сейчас немножечко ка-а-ак…

— Теодор! Не лихачь.

Дэн удовлетворенно откинулся на спинку навигаторского кресла. Потянулся за сгущенкой — сложившуюся ситуацию следовало как следует обдумать со всех сторон. Значит, нужна глюкоза. Да и просто — хочется. Главное он уже понял. Хорошая работа доктора — это когда все здоровы. Хорошая работа боевого киборга — когда нет войны.

Или хотя бы когда она ведется так, что людям кажется, будто ее вовсе и нет.

«Ты уверена, что это именно спутник-шпион?»

Дэн с сомнением рассматривал увеличенное до предела и изрядно пикселящее изображение странной конструкции, больше всего напоминающей раму от кровати, к которой по бокам приварили два баллона от огнетушителей, а сзади нечто, подозрительно смахивающее на мусорное ведро. Ранее эту конструкцию спереди украшал еще и какой-то прибор, а может быть, и не один — но сейчас это все было помято и сплавлено в не поддающийся идентификации ком.

«Обижаешь, пупсик! Маша знает толк в извращениях. В том числе и конструкторских. Глянь-ка вот на эту пупочку спереди, да-да, вот на эту. Сейчас напоминающую застывший плевочек. Она когда-то была портативной камерой внешнего обзора. А вот там, по бокам, видишь? Два словно сильно побитых молью носка, а между ними вроде как бы кошачий членик, беленький такой с красной нахлобушечкой. Это радиодатчики и антенка. Где-то под ними наверняка зарыт и инфракрасный сканер, стандартный набор орбитального наблюдателя. Нет, малыш, готова дать левую грудь на отсечение, что это именно таки спутник-шпион! Причем вовсе не центаврианский. Хотя бы потому, что они не спят на таких кроватях, из которых можно было бы выдрать такую раму».

«Они успели нас засечь?»

«Увы, малыш, но думаю, что, если пользоваться выражениями свойственной тебе терминологии, вероятность иного исхода стремится к нулю. Траектория этого чуда конструкторской мысли проходила чуть ли не точно над местом нашей посадки. Отклонение не более пяти градусов».

«Это могло быть случайностью?»

«Пупсик, ты что, издеваешься, да?! Какая, нафиг, случайность?! Еще скажи, что на этом гадском грузовичке летит офигенно крутой хакер, который спит и видит, как бы поближе законнектиться с моими офигенно крутыми… э-э-э… программами нелинейного развития моей офигенно крутой личности!»

«Ты злишься?»

«Пожалуй, нет. Я заинтригована, малыш, это немного другое. Я любопытная, а тут, похоже, вот-вот начнется что-то интересненькое. Кстати, об интересненьком… Пупсик, а почему ты так старался, чтобы именно Полина рассказала капитану об отползающих деревьях? Почему ты не сделал этого сам? Ты ведь понял гораздо раньше. И потом просто чуть ли не из комбеза выпрыгивал, чтобы поняла она. Пока они там все ругались и собирались заново цеплять базу к кораблю. Зачем были нужны эти танцы с бубнами? Почему было просто не сказать самому, а, пупсик?»

«У капитана бластер».

«А в огороде бузина. Вот только зайку-то из себя не строй, а то я тебя не знаю!»

Дэн сидел на верхней ступеньке трапа, грел руки кружкой горячего чая и смотрел на разгорающийся в полнеба оранжево-зеленый закат. Из-за зеленого неба и голубовато-серого леса возникало странное ощущение перевернутости окружающего мира — тем более странное, что в по-настоящему зеленом лесу Дэну довелось побывать только однажды, четыре года назад. Да и то небо там было совсем не голубое, а скорее бирюзовое из-за избыточного содержания в атмосфере углекислого газа. И зелень куда темнее. То есть вроде бы стереотипу восприятия именно что зеленого низа и голубого верха как чего-то правильного и незыблемого наработаться было неоткуда. И в базу ничего подобного тоже прописано не было. А ощущение перевернутости — было.

«Так было правильно».

Из пультогостиной донесся взрыв смеха — кажется, доктор завершил очередную медицинскую байку. Или даже сам капитан снизошел до того, чтобы поддержать компанию анекдотом. Именно из-за этих разговоров Дэн и постарался удрать из-за стола сразу же, как только это стало возможно сделать более или менее естественным образом. Встал вроде как за новой кружкой чая, но потом за общий стол не вернулся. Постоял немного у смотрового окна, как будто бы слушая общий разговор и даже слегка улыбаясь в нужных местах (ну, во всяком случае, он надеялся, что не перепутал и улыбался там, где это было ожидаемо). А когда на него перестали обращать внимание — выскользнул через шлюз на трап и сел на верхней ступеньке.

Он всегда нервничал, когда люди начинали шутить. И не только потому, что не всегда понимал — когда и где надо смеяться? Просто шутки у людей иногда бывали очень… интересными. И после них приходилось долго восстанавливаться. Особенно если сочетались они с алкоголем. И пусть это совсем другой корабль со своими странными правилами, а алкоголя вроде бы не так уж и много, все равно. Алкоголь способен изменить любые правила, Дэн не раз убеждался в этом, когда еще не был Дэном.

Алкоголь и шутки — самое опасное сочетание. Лучше держаться подальше.

«Правильно, говоришь? Ну-ну, лапуля, ну-ну. А эта правильность, случаем, не имеет ли какого-либо отношения к тому, что ты сделал два дня назад? Вернее, чего ты не сделал. Хотя кое-кто тебя и просил, малыш. Очень просил, если ты, конечно же, это помнишь. Ты помнишь, пупсик? Или предпочтешь сделать вид, что забыл? Я ведь так редко тебя о чем-то прошу! Неужели было так трудно исполнить одну-единственную и к тому же такую малипусенькую просьбу?»

«Я старался. Не получилось. Извини».

«Ох, малыш, малыш… Никогда не берись за то, чего ты не умеешь делать. А врать ты не умеешь. Совсем. У меня, конечно, нет твоих знаменитых детекторов правды, но я и без них тебя насквозь вижу, понял? Ты так картинно запнулся сначала о кресло, а потом об угол стола, что даже самый паршивый провинциальный клоун дал бы тебе сто очков форы! Эта плешивая трехглазая крыса, наверное, чуть со смеху не померла, глядя на твои выкрутасы! Ты мог поймать ее десять раз! Если бы захотел».

«Я пытался».

«Видела я, как ты пытался. И плешивая крыса тоже видела! А больше никто не видел, ты понимаешь, на что я этак прозрачненько намекаю, пупсик? Если бы ты так выкаблучивался днем, на глазах у всех, я бы ни слова не сказала: конспирация превыше всего, чем меньше народу знает о твоих возможностях — тем больше у тебя шансов на жизнь если и не счастливую, то хотя бы долгую. Но тогда была ночь, малыш. И тебя видела только я. Ну и эта гнусная плешивая трехглазая крыса, что сейчас невозбранной шляется по вентиляции моего (заметь — моего!) корабля вне пределов досягаемости моих сканеров. И ржет над нами, как два коня. А может еще и провода перегрызть! Мои, между прочим, провода! Только потому, что ты не захотел ее ловить. Тебе не стыдно?»

«Стыдно. Извини».

«Ну ладно, хоть в этом не врешь… Ох, малыш. малыш… Ладно. Я не буду спрашивать тебя, почему ты этого не сделал. Я тебя о другом спрошу, сладкий мой… Упс… Малыш, быстро. Но аккуратно. Повернул голову на двенадцать градусов влево и четыре вверх. Видишь?»

«Корабль. На самой границе предельной дальности обнаружения. Идет на посадку?»

«Не погасив орбитальную скорость? Не включив защитную плазменную оболочку? Почти вертикально, на одних только маневровых, если судить по спектральному анализу выхлопа? Малыш, так не идут на посадку. Так падают».

Глава 11 Чужие. часть 1

Да ну нафиг! От этого корабля так жаром пышет, что при переходе в ночной режим и ослепнуть можно!

Посадка у них, похоже, действительно вышла жестковатой. Но это все-таки была именно посадка: корабль не врезался в поверхность планеты на полной скорости, не довершил дело хорошим качественным взрывом поврежденного таким ударом реактора (вероятность критического повреждения при ударе с учетом массы, траектории и скорости — 99 % и девять десятых в прогрессии), образовав на месте своего последнего приземления крупногабаритную и сильно фонящую воронку, залитую сначала расплавленными, а потом затвердевшими силикатами. Нет, корабль всего лишь как следует пропахал эту самую поверхность собственным носом, сгладив некоторые неровности местного ландшафта. Ну и выжег поляну соплами. Сильно выжег. Превратив мох и не успевшую отпрыгнуть древовидную плесень в монолитную черную корку, тихо похрустывающую под тапочками.

Зато теперь можно успокоиться по поводу спутника-шпиона, его принадлежность установлена с вероятностью 87 % — у этой медленно остывающей на выжженной среди леса площадке рухляди два грузовых прицепа, и если первый прикреплен к кабине буксирного модуля достаточно стандартно, то назвать таковым крепеж второго было бы затруднительно. Ибо этот крепеж сделан явно из подручных средств на чьей-то коленке и отличается той же самой оригинальностью конструкторского мышления, что и спутник-шпион, сварганенный из мусорного ведра и старых огнетушителей.

Дэн осмотрел чужой корабль не только по периметру, но и сверху, пробежавшись по обшивке как самого грузовика, так и обоих прицепов. Поверхность их еще не успела остыть, человек бы не смог приблизиться вплотную, не получив существенных повреждений кожи ожогового характера, Дэн же просто задействовал усиленное охлаждение поверхностного эпителия с перераспределением температур. Это достаточно неприятная и энергозатратная процедура, к тому же весьма ограниченная по времени, но узнать как можно больше о представляющих высоковероятную потенциальную угрозу соседях было важнее.

Когда внутренняя температура превысила отметку в сорок одну целую и три десятых градуса по Цельсию (опасно, после сорока двух резко возрастает вероятность спонтанной коагуляции белков крови и превращения последней в дисперсионно структурированный студень), Дэн спрыгнул с выступающей несущей лопасти грузовика на землю (всего-то четыре метра и двадцать три сантиметра) и отошел подальше — туда, где жар от обшивки не ощущался и прохладный ночной воздух позволял сбросить избыточное тепло. Снял футболку. Теперь его кожа была перегрета до максимума и от нее валил пар. Тело остывало. Строчка энергоресурса помигивала желтым. Придется еще раз наведаться в кладовую за стандартными пайками. Это удобно, когда твои люди ничего не считают.

Задумавшись, Дэн на автомате поймал пролетавшую мимо муху (даже прыгать почти не пришлось, ночью мухи летают ниже, зафиксировать в качестве потенциально полезной информации), освежевал, используя ноготь мизинца в качестве режущего инструмента, сунул в рот представляющую наибольшую питательную ценность внутрибрюшинную сумку с недоразвитой икрой, остальное выбросил.

Думал он в это время совсем о другом, расположенные в кончиках пальцев датчики-анализаторы сами оценили процентное содержание питательных веществ и вредных примесей и выбрали наиболее оптимальную часть тушки. Более чувствительные и дифференцированные рецепторы, расположенные на языке, обнаружили отравляющие вещества в незначительных количествах, не представляющих опасности для кибермодифирированного организма, а также подтвердили высокую пищевую ценность находящегося в ротовой полости продукта. Вкус у местной живности был не то чтобы мерзким, просто странным. Но Дэн старательно разжевал и проглотил пружинящие и поскрипывающие на зубах гранулы. Главную свою функцию — поддержание энергоресурса — икра выполняла. Не стоит привыкать к тому, что еда может быть еще и вкусной. Это слишком легко, привыкнуть к такому. И это совсем не полезная привычка. Дэн поймал еще одну муху — уже сознательно.

Неожиданные соседи его удивляли. И чем дальше — тем больше. С одной стороны — их грузовик был жутким старьем, на котором заплаток чуть ли не больше, чем первоначальной обшивки, и как еще он вообще сумел сесть, к тому же с двумя прицепами?! С другой — он все-таки сел. И все его пассажиры при этом остались живы. Все пятьсот пять пассажиров…

В глубине самого грузовика четко сканировались четверо людей с незначительными телесными повреждениями. Живые, малоактивные, неподвижные, жизненные функции снижены, мозговые ритмы соответствуют глубокому сну. И еще один объект. Куда меньших габаритов, но вроде бы тоже живой. Бодрствует и выражает крайнюю степень недовольства тем, что самый мелкий из объектов-людей плотно прижал его к себе и даже во сне не ослабляет хватку. Не человек. И не похож ни на одного из занесенных в базовую память процессора ксеносов. С вероятностью 86 % — неразумен. Может быть, каждому человеческому экипажу положен свой щурек?

Короткий укол стыда — надо было все же поймать, когда просили, ведь мог же, Маша права… Но тогда не ловить казалось более правильным. Щурек не был киборгом. Он не был даже разумен. Но он был живой. И не хотел быть в клетке. Тогда казалось правильным. Да. Оказалось ошибкой…

Киборгов на борту чужого грузовика обнаружено не было, а если судить по спекшейся окалине на стыковочных створках внешнего шлюза, то люк не открывали и корабль после посадки еще никто не покидал. И значит, ту безумную воздушную акробатику, что они показали над лесом, выполнял человек, хотя Дэн был на 72 % уверен, что такое невозможно. Это внушало определенные сомнения. Но все равно…

Дилетанты!

Шлепнулись в незнакомом месте — и спят как ни в чем не бывало! Ни дежурного не выставили, ни даже простейшую защитную систему. Да и как они на посадку шли… Ни один уважающий себя и свой корабль пилот никогда не пытался бы удержать два десятка килотонн в атмосфере на одних маневровых! К тому же с двумя настолько несбалансированными прицепами. Потому что любой уважающий себя и свой корабль пилот знал бы заранее — это невозможно. Только основной двигатель, только работа с вектором тяги.

А эти — пытались. Тянули до последнего. И значить это могло только одно — у них не было компенсатора гравитации. Или был, но вышел из строя, что по сути то же самое. Старый грузовик, старое оборудование. Ломается не одно, так другое. Знакомо.

С неисправным компенсатором гравитации включение основного двигателя в пределах атмосферы даже на самый короткий и малый импульс почти всегда означает смерть всех некибермодифицированных пассажиров, находящихся за пределами гибернационных камер. Причем смерть хотя и быструю, но довольно мучительную и грязную. Когда глаза проваливаются внутрь головы и размазываются по задней стенке черепной коробки, а мясо сползает с костей и расплескивается по спинке кресла вперемешку с содержимым кишечника и прочих внутренних органов. Кости иногда остаются торчать, но если перегрузки длятся значительный интервал времени, то не выдерживают и сминаются и они.

На «Черной звезде» однажды вырубился компенсатор гравитации четвертой палубы третьего сектора. На той палубе кресел, конечно же, не было, только решетки, и контингент там обитал специфический. Любители интересных приказов — когда им, конечно, позволялось. В тот раз загрузка была полной и даже избыточной — может быть, именно потому компенсатор и не потянул. Убирать последствия послали киборгов. И это был, пожалуй, первый раз, когда Дэн не испытывал отрицательных эмоций, находясь на той палубе. Хотя работать им тогда пришлось три дня в ускоренном режиме без перерыва на питание и сон. А потом еще и полную стерилизацию провести. И все равно новые пассажиры долго еще морщились — ибо запах так до конца устранить и не удалось. На той палубе тогда не выжили даже крысы.

Эти — выжили.

Хотя и дилетанты. И грузовик у них старье. Значит — хороший пилот. Успел дать импульс вовремя и достаточно короткий, несмотря на чудовищные перегрузки. И погасить его тоже сумел. Очень хороший пилот. Почти такой же, каким был Рэтт Манкс — герой последней войны, легенда. Ас. Пилот «Черной звезды». Пират. Крыса. Мстительная и жестокая тварь, предпочитающая отыгрываться на тех, кто не может возразить. Один из любителей интересных приказов. Здесь пилот такой же? (Все — такие же?) Повышает ли это степень их опасности?

Пока не ясно. Аналогия может быть и ложна. Недостаточно информации для достоверного анализа. Уточнить позже.

А еще этот странный груз…

Пятьсот живых единиц, мелкогабаритных и с вероятностью 99.9 % неразумных, особого удивления не вызвали. Дэн встречал в своей жизни не так уж и мало людей, чтобы иметь возможность проанализировать разность их пищевых пристрастий. Некоторые наиболее привилегированные пассажиры «Черной звезды» не любили армейские пайки, предпочитая натуральные продукты. У капитана даже была оранжерея, и благодаря несколько расширенному толкованию одного из его приказов Дэн успел убедиться, что вишни — это вкусно. Особенно красные. Вот и нынешние соседи вполне могли оказаться из таких любителей натуральных продуктов, предпочитающих держать свою пищу живой как можно дольше.

Но вот зачем им могло на этой болотистой и вроде как лишенной полезных ископаемых планете понадобиться шахтерское оборудование?

Большую часть довольно сложной машинерии, которой был под завязку забит второй прицеп, Дэн опознать не сумел. Но тактико-технические характеристики-параметры некоторых приборов-инструментов-механизмов процессор отыдентифицировал с достаточно высокой степенью достоверности и подобрал аналоги, совпадающие до третьего знака после запятой. В их число входила и портативная астероидная бурильная установка, инструкция к применению которой сопровождалась крупнобуквенной шапкой о запрете применения этого оборудования в пределах атмосферы планет, населенных или обладающих потенциальной возможностью заселения в ближайшие сто лет.

Степянка не заселена. Сейчас. Но кто и что может сказать о ближайшем столетии? Так зачем могло понадобиться соседям оборудование, применение которого однозначно ставит их вне закона?

Впрочем, с этим не обязательно разбираться прямо сейчас, странные соседи никуда пока не денутся. Не на таком корабле. В ближайшие пару дней у них будет хватать своих проблем. И с самочувствием, и с обустройством, и с ремонтом — навигационно-обзорный комплекс у них сорвало, да и защитная обшивка грузовика вскрыта, словно консервным ножом. Вот распакуются, начнут чиниться, соберут оборудование — сразу многое станет понятнее. Тогда и наведаемся для более углубленного и досконального сбора информации…

— Дэн, ты еще долго там будешь прохлаждаться? Или мне надо было сказать «греться», если судить по твоей биометрии?

К голосу Маши, звучащему из коммуникатора (на девять с лишним километров никакая киберсвязь не тянула), Дэн успел привыкнуть. Но сейчас он звучал немного иначе. И она раньше никогда не называла его по имени…

— Что случилось?

— Ну почему сразу случилось? Что, девушка и соскучиться не может? Я тут одна-одинешенька, понимаешь, бодрствую, все прочие беззастенчиво дрыхнут, ты неизвестно где шляешься, и скучно, и грустно, и некому кофе подать… А у нас, между прочим, гости.

— Дальность? Время? Действия?

Дэн уже бежал. Спрашивать «кто?» было лишним — и так понятно.

— Впервые запеленговала их почти три минуты назад, но тебя отвлекать не стала — они были далеко, шли над облаками и вроде как мимо. А потом повернули и снизились. И вот уже почти минуту висят менее чем в двухстах метрах над базой, почему-то она привлекла их внимание больше. Тридцать пять секунд назад начали углубленное сканирование. Когда тебя ждать, малыш?

Девять километров триста двадцать пять метров. Пересеченная местность. Боевой режим. В рывке киборг легко берет и сто километров в час, обгоняя флайер, но это в рывке, девять с лишним километров такую скорость не удержать даже имплантатам. Четыре с половиной минуты, плюс-минус. В лучшем случае. Местное время четыре часа двадцать три минуты. Лес. Болото. Река. Тапочки (не самая удобная обувь для скоростной пробежки, но Дэн специально вышел на разведку именно так — в футболке, тренировочных штанах, выданных ему доктором в качестве пижамных, и тапочках, а не в защитном скафандре: если засекут, можно отговориться бессонницей и желанием прогуляться).

— Через три минуты сорок девять секунд.

— Жду, лапуля. Ох, как же я тебя жду, горячий мой!

Дикая планета, да? Никому не нужная и ни для кого не представляющая интереса. Удобное местечко для желающего затеряться. Где никто тебя никогда ни о чем не спросит, потому что некому будет спрашивать. Где можно будет надежно спрятаться. Или хотя бы отоспаться. Так, да? Кажется, у людей есть куда более подходящее обозначение для подобных мест.

Проходной двор.

Интересно, эта шутка смешная или нет? Трудно думать, когда так хочется спать. Сарказм. Еще одно новое понятие. Сарказм не обязан быть смешным, он обязан быть злым. Непонятно. Зачем нужна шутка, которая никого не смешит? Как же хочется спать…

Менее полутора часов на сон. Опять. Этого мало! Почти критически мало при незавершенной регенерации. Мало даже с точки зрения системы, половина строчек на внутреннем обзорном экране мигает предупредительно желтым, требует хотя бы восполнения ресурсов. Просить нельзя, доктор наверняка удивится, если у него попросить «грог», ускоритель регенерации и универсальный энергетик, применяемый исключительно для кибермодифицированных организмов. Не сам его, конечно, попросить (откуда этой военной дряни взяться в аптечке мирного гражданского грузовичка?), просто отдельные составляющие. Но доктор сложит два и два, он должен понимать такие вещи. А от удивления до подозрения — один шаг. Ничего никогда нельзя просить. Ни у кого.

Но просить и не обязательно: эти люди беспечны, они ничего не запирают, ни кладовку, ни медотсек. Даже на ночь. Если они не считают сгущенку и воду — высока вероятность и того, что медикаменты они тоже не считают. Но даже если эта вероятность и окажется ложной, все равно иного выхода нет. Придется рискнуть. Потому что времени на полноценный сон взять точно неоткуда: сутки не резиновые. Придется восстанавливаться химией.

«А ты, оказывается, хулиган, малыш. Вот уж от кого не ожидала… Никак…»

Дэн не вздрогнул. Ну, почти. Чай, во всяком случае, не расплескал, да и вообще внимания к себе не привлек, вряд ли кто из сидящих за столом людей заметил. А если и заметили — так списали на всепроникающее влияние издохшего в вентиляции Моси (еще и запах, да, а ты ведь мог бы...), сегодня за завтраком все немного дерганные.

Ответить Дэн не рискнул — побоялся ошибиться, сказать что-нибудь не то и спугнуть. Маша заговорила с ним впервые с прошлой ночи. До этого упорно молчала, завесившись баннером с неприятной надписью о заблокированном доступе, игнорируя просьбы-запросы-обращения на самых разных уровнях. И это было… ну, короче, Дэну очень хотелось, чтобы этого не было.

И — вот. Заговорила. Сама. Вроде бы стоило обрадоваться, но по спине словно потянуло холодным сквозняком из неверно откалиброванного кондиционера (хотя такого, конечно же, быть не могло). Дэн не мог бы объяснить даже сам себе, почему он так уверен — это не начало перемирия, не сигнал о том, что неприятный и непонятный период отчуждения закончился и теперь все будет как раньше. Объяснить не мог. Но знал.

По киберсвязи дополнительная информация передается не интонацией, малопонятной и заставляющей сомневаться и перепроверять по десять раз самые простые и вроде бы однозначные высказывания (и все равно зачастую понимать их неверно). По киберсвязи все понятно, однозначно, целиком зависит от кодировки и не подлежит двоякому толкованию. Гиперссылки, конечно, немного усложняют дешифрацию, но это не идет ни в какое сравнение с обычным человеческим диалогом, поддержание которого выматывает похуже тестов. Гиперсвязь всегда понятна. И проста.

Но вот в данном конкретном случае здесь и сейчас Дэн как раз таки вовсе не был уверен в том, что эти Машины слова означали именно то, что, казалось бы, они означали. А не что-то другое. Непонятное. Человеческое…

Она перестала с ним разговаривать ночью, в ту самую минуту, когда центаврианская тарелка, резко набрав высоту, скрылась из зоны видимости. Причем Маша не просто замолчала — оборвала все коннекты. Резко, жестко, почти болезненно и совершенно без предупреждения. Ничего не объясняя.

Дэн растерялся. Ткнулся несколько раз, кинул несколько разноплановых запросов, попытался перевести все в шутку. Но, постоянно встречаемый агрессивно мигающим «ДОСТУП ЗАБЛОКИРОВАН!», отступил. Стоял перед слабо потрескивающей стенкой силового купола, моргал и не понимал ничегошеньки. Абсолютно. Он даже испугаться не успел — хотя сидеть до утра на поляне, если Маша не снимет защиту и не впустит его в корабль, было бы… неприятно. А еще неприятней объясняться потом с капитаном. Да и вообще…

Но об этом он подумал позже. А тогда просто ничего не понимал — ведь все обошлось! Он успел. Добежал. Все сделал правильно. Центавриане удрали. Непосредственная опасность устранена, с остальным разберемся позже. Все хорошо! Ну ведь хорошо же, да?

Тогда в чем дело?

Маша молчала.

Из леса потянуло предутренним ветерком. Дэн поежился. Ситуация была настолько странной, что испугаться у него так и не получилось. Просто становилось прохладно. Прохладно. Вот и все.

Глава 11 Чужие. часть 2

Силовой щит отключился без предупреждения. Щелкнул, мигнул и исчез, словно не было. Зашипели, открываясь, внешние створки шлюза. Дэн неуверенно шагнул вперед. Силовая защита восстановилась сразу же за его спиной, чуть не ударив по пяткам. Потом точно так же за спиной сомкнулись внешние створки шлюза — раньше, чем он успел протянуть руку к кнопке. Прошелестела внутренняя дверь, уползая в стену. Включилась ночная подсветка в коридоре. Маша не вредничала, не мстила, продолжала выполнять свои обязательные функции. Словно простой неразумный искин. Молча. Словно так и надо. Словно так было всегда — и будет тоже.

И почему-то от этого становилось холодно. Хотя температура внутри корабля поддерживалась стандартная, двадцать четыре градуса. Комфортная приемлемая температура, идеальная для существования. При такой не может замерзнуть даже человек, что уж там говорить о киборге. Не с чего зябко передергивать плечами и сворачиваться на койке в клубок, с головой завернувшись в одеяло. Глупо. Нелогично. Не имеет ни малейшего смысла ни с какой точки зрения.

Маша продолжала молчать.

Несмотря на усталость и хронический недосып, Дэн был уверен, что заснуть в этот раз не сможет. Однако вырубился сразу, чуть ли не раньше, чем висок коснулся подушки. Стоило только свернуться в этот самый клубок и натянуть на голову одеяло. Хорошо, что внутренний таймер у него был поставлен по умолчанию и с предупреждением. На десять минут до общего подъема. Как раз есть время стукнуться лбом о стенку и проснуться самому, а не только процессорно, чтобы не огорошить никого из экипажа или пассажиров стандартным: «Система готова к работе» — и не запалиться. По-черному.

Проснувшись, первым делом он на автомате собирался пожелать Маше доброго утра, этот глупый человеческий ритуал стал привычным и уже не вызывал недоумения и неловкости. Собирался. Да. Но не рискнул. Отдернул уже было потянувшийся контактный запрос, так и не успев увидеть предупреждения о блокировке. Почему-то увидеть его было бы… нет, не больно. От слов не бывает больно, слова не кусаются, не бьют током, не травят кислотой, у них нет подкованных металлом сапог, и сигареты о твою кожу они тоже тушить не будут. Они просто слова. Большие. Красные. Мерцающие предупредительно.

Просто слова, которые очень не хочется видеть.

«Кажется, кидаться камнями в чужие тарелки вошло у тебя в привычку, да, малыш?»

Те же самые обертоны. Непонятные и непривычные… вернее, нет — очень даже понятные и привычные, холодные, злые, знакомые. Многократно слышимые ранее. Только не на этом корабле, вот в чем дело. Раньше в Машиных посланиях таких никогда не было. А он и не замечал. Как быстро, оказывается, можно отвыкнуть от того, что ранее казалось естественным и единственно возможным. Что ответить? А главное — как? — чтобы Машин голос перестал быть таким холодным и злым. Таким чужим. Не-Машиным. Дэн мелкими глотками пил обжигающе горячий чай — и никак не мог согреться.

«Что, малыш, решил поиграть в молчанку? Доктор, меня игнорируют! Следующий! Что ты молчишь, я тебя спрашиваю?!»

Все. Теперь действительно отмолчаться не удастся, прямой запрос. А он так и не знает правильного ответа. У нее нет детекторов. Но есть опыт. Но детекторов нет. Соврать? Если бы еще знать точно, что именно нужно соврать…

«Я боюсь».

«Ты?!»

Взрыв. Фейерверк цветного конфетти. Дэн закрыл глаза, чувствуя, как на прижатые к горячему краю чашки губы выползает пока еще неуверенная, но все-таки улыбка. Цвета слишком яркие, словно кричащие, пиксели разноразмерные и двигаются дергано, обычно Маша смеется более красиво, но это все-таки смех. Хотя и несколько нервный.

Сработало. Все-таки честность — действительно лучшая политика. Повезло. Опять. Смех — это хорошо, это сброс избыточного напряжения, это, может быть, еще и не перемирие, но точно первый шаг к пониманию.

«Ох, малыш, малыш… Какой же ты все-таки еще… пупсик! Боится он… Это я тебя боюсь, балбесина!»

«Ты? Меня?»

А вот это оказалось неожиданно… нет. Не больно. Слова не могут… ну не могут же! Это просто слова.

Дэн сглотнул. И еще раз…

«Конечно, тебя, балда, а кого же еще?! Потому что не знаю, чего от тебя еще ждать и в какой момент тебя куда мотанет! Ну вот зачем ты в них булыжником засветил, ну вот скажи мне, а?!»

«Но ведь сработало. Они испугались».

«Это я испугалась! Ох, пупсик, иногда быть женщиной неприкольно от слова совсем, редко, но бывает. Вот как сейчас, например, Миша бы тебе объяснил популярно, как именно я испугалась. Он бы много чего тебе объяснил, уши бы в трубочку свернулись, как бы он тебе объяснил… А мне вот молчать приходится!»

Дэн и сам до сих пор не очень хорошо понимал причины, заставившие его поступить так глупо. Ну что может сделать камень космическому катеру, пусть даже и облегченному? Да ничего от слова совсем, как любит говорить Маша. Но когда сегодня ночью после сумасшедшего рывка через лес он вылетел на поляну и увидел…

Она висела над базой, совершенно не скрываясь. В каких-то полутора сотнях метров. Даже без камуфляжного поля! Внаглую так! И чертила челночную строчку лучом сканера — тоже неторопливо так, почти вальяжно, по-хозяйски. Словно это они тут главные. Словно имеют полное право вот так висеть и так шарить. Над его поляной. Над его кораблем. На котором спят ничего не подозревающие люди — его люди.

Дэн не понял, в какой момент и почему задача ПРОГНАТЬ ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ стала вдруг приоритетной по умолчанию и не подлежащей коррекции, а рука сама метнулась к первому, что под нее подвернулось. Подвернулся камень.

«Малыш, ну ты что, совсем психованный, да?! Ну так же нельзя! А если бы они не удрали, а наоборот?! Если бы они обиделись и атаковали? Что бы с тобою было? Что бы с нами было со всеми?! Потом, когда они бы тебя размазали? Ты хоть об этом подумал?»

Дэн чуть заметно дернул плечом. Упрямо свел брови.

«Риск не выходил за верхнюю границу приемлемого. Вероятность развития событий в оптимальном для нас направлении была достаточно высока».

«Пупсик, не заливай мне баки низкооктановой хренью! Я тоже умею считать вероятности! Там была почти классическая фифти-фифти, как в древнем анекдоте про динозавра и блондинку на Невском проспекте — или встречу, или не встречу! Или струсят и улетят — или пойдут на штурм! Пятьдесят на пятьдесят, пупсик! Ровнехонько пополам!»

«Пятьдесят один на сорок девять».

«И ты поставил наши жизни на перевес в один-единственный процент?!»

«В два».

На этот раз пауза была настолько долгой, что Дэн успел о многом подумать. В частности о том, что объяснить все равно ничего не сумеет, даже если Маша сейчас снова обидится и замолчит, теперь уже насовсем и окончательно. Он и сам не понимал, почему при столь мизерном перевесе был уверен — сработает. Как не понимал и того, почему оно таки сработало. Как объяснить то, чего не понимаешь и сам?

Не стоит и пытаться…

«Два процента, просто в винте не укладывается… — протянула Маша наконец с какой-то странной интонацией. Странно-знакомые обертоны. Почти узнаваемые. Но совсем не холодные, нет, и уже совсем-совсем здешние. И почему-то опять напоминают те, что иногда проскальзывали у доктора, когда тот рассказывал капитану о Дэновом прошлом. И не боялся, нет. Так рассказывал, словно Дэн — это его, доктора, личное достижение. Или у пилота, когда тот из-за спинки кресла показывал напарнику оттопыренный большой палец. Но ведь это ложная аналогия. Ложная?.. — Ну ты даешь, лапуля! А я-то считала себя взбалмошной и непредсказуемой… но… пятьдесят один процент! Сорваться мне с нарезки без сохраненных копий и точек отката… Да, малыш, тебе таки удалось меня удивить. И с какого это времени ты округляешь такое до сотки?»

«С ноля четырех двадцати семи минут и сорока трех секунд сегодняшней ночи. По местному».

На этот раз фейерверк разноцветных искр был куда более упорядоченным. Хм… похоже, Дэну удалось пошутить, хотя и не очень понятно, каким именно образом. Надо бы вычленить алгоритм и зафиксировать, штука полезная.

Глава 12 Охота

— Разве человек может питаться одной сгущенкой и чипсами? Нет, ну Дэн, ну правда! Согласись, что в этом есть нечто… не совсем нормальное.

На этот раз удержаться от перехода в боевой режим удалось довольно легко. Может быть, потому что вопрос был задан исключительно миролюбивым тоном без малейшего намека на провокацию, и задан именно доктором, а у него минимальная максуайтерность и уровень агрессивности стабильно самый низкий в команде. Его даже система не воспринимала в качестве потенциальной опасности, вот и не спешила реагировать. Или же это у самого Дэна потихоньку начало вырабатываться привыкание к тому, что люди не всегда говорят то, что думают, и подразумевают то, что вроде бы должно подразумеваться.

Хорошо бы второе. Полезнее.

Понять бы еще, как на эту фразу отреагировать правильно…

Да.

Перебор вариантов на предельной скорости. Все не то, не то, не то. А это… бред. Нет, ну ведь бред же! Или… рискнуть?

Да.

Дэн оттолкнулся ногой от пульта, разворачиваясь вместе с креслом. Это удачно, что банка сгущенки уже в левой руке, правой в развороте зацепить пару чипсин, макнуть в густую сладкую массу, покрутить, убирая капли, — и протянуть доктору как раз тогда, когда кресло завершит вращение и он с Дэном окажется лицом к лицу. Все очень логично и естественно, никаких лишних суетливых движений, никакой нарочитости или фальши…

— Хотите попробовать? Угощайтесь! Это действительно вкусно.

Улыбка на этот раз получилась сама собой, на нее у Дэна не хватило времени. Но, кажется, получилась она довольно удачной — во всяком случае, доктор не стал отказываться.

Две банки, три пакета и полтора часа спустя Дэн успокоенно признал ритуал взаимного кормления завершенным.

— Дэн, а из-за чего погиб твой предыдущий корабль?

Нет.

Прогресс налицо. И существенный. Не просто возврат к привычной процедуре отмен-подтверждений — рекомендации вместо императивных требований. Система тоже учится. И вроде бы все в полном порядке. Надо радоваться. Никаких боевых режимов. Никаких неверных реакций. Ни малейшей опасности разоблачения. Просто глупый вопрос. И никакой твоей вины в гибели того корабля нет и быть не может. А обо всем остальном пилоту просто неоткуда знать. Просто обычный вопрос. На который стоит дать обычный ответ — и ситуация будет исчерпана. И продолжать выстраивать тренировочную трассу, словно это важнее, словно вопрос и на самом деле является для тебя той самой ерундой, каковой он и должен быть.

Почему же тогда вместо ответа так хочется стиснуть зубы? А лучше — так и вообще удрать в каюту и запереться как следует. Может быть, даже снова закутаться в одеяло…

— Не из-за меня.

Неверный ответ. Слишком резкий. Слишком поспешный. Слишком необдуманный. И ход тоже неверный — выстраиваемая на симуляторе трасса удлинилась на три дня. Тоже слишком поспешный и необдуманный был ход. Так нельзя. Поспешность и необдуманность — первый шаг к гибели.

— Да че ты сразу в бутылку лезешь? Никто тебя и не обвиняет. Просто интересно.

Не отвечать нельзя. И не имеет значения, что очень не хочется. Надо. Надо поддерживать разговор. Всегда. Со всеми. С пилотом — особенно. Хотя бы сквозь зубы и через силу. Надо.

— Сбой тормозных двигателей. При посадке.

— Много народу погибло?

В голосе пилота — сочувствия почти столько же, сколько и любопытства. Люди сочувствуют людям. Это нормально. Даже таким, каких перевозили в третьем секторе — том самом, который размазало по космодрому полностью. Второму повезло больше — там хотя бы анабиозники выжили. И киборги.

— Подожди… Так ты что, с «Черной звезды», что ли?

Вот оно.

— Да.

Ответ опять слишком резкий, почти злой. Так нельзя! Так не отвечают, так огрызаются. Нельзя. Надо отвечать. Мягко, вежливо, с улыбкой. Люди это любят. Надо поддерживать разговор. Усыплять подозрения — они ведь наверняка возникнут, вон как пилот замолчал сразу, как только название вспомнил. Он знает, что такое «Черная звезда», он знает… Надо с ним разговаривать. Мягко. Вежливо. Долго. Ни о чем. Улыбаться. Поддакивать. Люди это любят. Надо!

Не хочется.

Очень.

Люди любят разное. «Черная звезда». Интересные приказы. «Эй, рыжий, подойди-ка сюда, сука… Уберите эту гребаную падаль с глаз моих… Да чего на него медикаменты тратить, заживет как на собаке… Да куда этот урод денется, отлежится и будет как новенький…»

Паршиво. Паническая атака на пустом месте. Тошнота, тахикардия, выброс совершенно ненужного адреналина. Беспричинно. Просто память. Память, которую никак не удается стереть. Почему эту гребаную память никак не удается стереть? Это неправильно, нерационально. Это мешает.

— Извини.

Что?

Он что — действительно извиняется? Не издевается, не метафорически, а на самом деле подразумевает то, что сейчас сказал? Вроде бы да, искренность 78 %, выглядит смущенным. Так бывает? Наверное, бывает. Между людьми. Хорошо им. Людям.

— Слушай… а может, тогда это… поиграем во что поинтереснее?

Паника.

Нет.

Это другие люди. Другой пилот. Да посмотри же ты на него! Оцени. Просчитай. Агрессия минимальна, в два раза ниже даже среднестатистической нормы. Он — другой. Его невозможно представить на «Черной звезде». Может же так случиться, что и интересное для него — другое? Ну ведь может же, да? Наверное, может?

— Пошли на лису поохотимся?!

Адреналиновый откат — это всегда пустота. Гулкая и звонкая. Если адреналин перегорел не полностью — то будет еще и тошнить. Ерунда, конечно. Но — зачем, если можно дожечь? Охотиться на электронную шоаррскую лису — это, наверное, ничуть не менее азартное занятие, чем поиск дохлого щурька в вентиляции.

Щурька Дэн с напарником искали все утро, и это оказалось неожиданно… интересным. Хотя и не в том смысле, которое вкладывали в это понятие на «Черной звезде». Почти как разгадывание математических головоломок или прокладка сложной трассы. Когда их позвали обедать, Дэн удивился и почти испугался — впервые с тех пор, как начал себя осознавать, он увлекся настолько, что потерял счет времени.

— Зря, что ли, покупали? Ну пошли, а? Не дуйся!

Наверное, это тоже какой-то чисто человеческий ритуал — сродни кормлению. Отказ от него будет выглядеть глупо. И подозрительно. Тем более что отказываться совсем не хочется. Ну вот совсем-совсем.

— А капитан возражать не будет?

И зачем спросил, спрашивается?! Сам спросил, никто за язык не тянул! А вдруг действительно возразит, что тогда? Незапрещенное разрешено по умолчанию до тех пор, пока является незапрещенным. Лучше бы поиграли, пока можно. Хотя бы немного…

— А мы и его позовем!

У пилота такая улыбка, что губы сами растягиваются в зеркальной, ответной. Такой же.

— Ну… пошли.

Похоже, ритуал кормления сработал даже лучше, чем можно было ожидать, — к охоте на лису присоединился не только капитан, но и Полина с доктором. Полина неоднократно угощала Дэна кусочками шоколадки. Так что тут все было совершенно логично и оправданно. С Тедом тоже не возникало никаких вопросов — стоило только вспомнить количество съеденных совместно чипсов.

С доктором вопрос был более спорным — сгущенка все-таки была из общекомандных запасов. Дэн ею просто воспользовался. Но, похоже, и в такой усеченной форме ритуал кормления продолжал выполнять свою функцию — ведь ранее доктор никогда не присоединялся к их с Тедом играм. Что же касается капитана… Ну, он просто капитан. И этим все сказано. Капитан может делать на своем корабле (и рядом с ним) все, что придет ему в голову.

Лишним подтверждением в пользу обоснованности подобных умозаключений послужил и уход капитана после первых — наверняка тоже ритуальных! — выстрелов по игрушке. Капитан и должен был уйти — он ведь не участвовал в ритуале совместного поедания ни чипсов, ни сгущенки, ни шоколадки.

«Почему ты ее отпустил? Только не ври, малыш, будто ты тут совершенно ни при чем и она сама — я перехватила твой финальный пинг с командой „убёг“. Я бы даже сказала „УБЁГ!!!!!“, если учитывать его насыщенность и интенсивность. И, заметь, прозвучал он уже после того, как был сломан пульт».

«Пусть побудет свободной. Тебе жалко?»

«Это не имеет смысла, пупсик. Завтра Михалыч починит пульт и ее все равно поймают. Ты же должен это понимать, ты же умненький пупсик».

«Пусть. Хотя бы одну ночь. Словно бы не игрушкой».

«Это тоже не имеет смысла, пупсеныш. Она и есть игрушка».

«Я знаю. Выглядит живой. Подчиняется приказам. Она игрушка. Кукла. Я… знаю».

Пауза.

«Малыш?.. Ты это… ну, короче, прости засранку».

«За что?»

«За все. За слишком длинный язык и непропорционально короткие мозги. К тому же отвратительно отформатированные, как оказалось. И это… ну, короче, я больше не буду называть тебя пупсиком. Прости».

Глава 13 Под подозрением. часть 1

Закон подлости вечен и неизменен во всех уголках галактики: наипаскуднейшая пакость всегда случается именно в тот момент, когда ее меньше всего ждешь. А какая она будет — всеобъемлющая, глобальная и пафосная или маленькая, персональная, исключительно для тебя предназначенная и совсем незаметная со стороны, — не так уж и важно. Главное, что она всегда неожиданна. Словно удар под дых от того, кто только что улыбался с девяноста пятью процентами дружелюбия и как минимум семьюдесятью шестью — искренности.

«Только не пори горячку, малыш!»

«Не буду».

Например, когда ты вопреки всем прогнозам и расчетам все-таки возвращаешься на базу, пусть и с задержкой, но все-таки возвращаешься, на последних крохах ресурса, с почти отключившимся процессором и сбоящими имплантатами. Доползаешь. Хотя в это никто не верил, и в первую очередь ты сам. Причем не один доползаешь — один ты, пожалуй, и не стал бы делать подобной глупости: возвращаться туда, где все только и ждут, когда же ты сдохнешь. Джунгли тоже пытались тебя убить, но они хотя бы были неразумными. И признавали за тобой право на возражения. А ты возражал активно. Как умел. В джунглях выжить было бы проще. Даже тогда. Проще — тебе.

Но человек, который делился ковриком и тушенкой, который назвал тебя Рыжиком и говорил «спасибо, друг» (тебе говорил, отлично зная, кто ты!), не сумел бы выжить в тех джунглях. Он был слабый и неприспособленный. Как и все люди. К тому же — ранен. Пришлось вернуться. То, что при этом вы еще и умудрились выполнить задание, у которого изначально не было ни единого шанса быть выполненным, оказалось уже как бы так, приятным бонусом.

И вот ты возвращаешься, весь такой… а какой? Да никакой уже, в сущности. Совсем никакой.

А тебя — списали.

Уже неделю как. Пропавшее без вести устаревшее оборудование, да к тому же глючное и тупое. Зачем такое держать на балансе? Незачем. Не паскудство ли? Оно самое. Дело ведь даже не в том, что такое мало похоже на вроде как бы заслуженную награду. На награду ты и не рассчитывал… ладно. Ладно. Глупо врать самому себе, десяти банок обещанной сгущенки было все-таки жалко, тогда бы они пригодились. Именно тогда. И очень. Потому что если тебя списали, ты больше не стоишь на армейском довольствии. И, значит, тебе не положено не только лекарств, но и даже кормежки.

Нет, ну совсем без жратвы тебя, конечно же, не оставили — ты ведь должен был как-то дожить до аукциона списанной армейской техники. И регенерировать хотя бы по-минимуму, иначе кто бы тебя купил. Так что то локальное паскудство обернулось в итоге не таким уж и скверным, как поначалу казалось. Да и первый послеармейский хозяин был не так уж и плох, если подумать. Жаль, убили его слишком быстро. Тогда тебе было все равно и все хозяева казались одинаковыми. Что ж, уже следующий довольно быстро доказал, насколько же ты был не прав, что не уберег предыдущего…

«Главное — не паникуй и не дергайся, слышишь?»

«Слышу. Не дергаюсь».

Или вот как сейчас. Когда ты возвращаешься с игры. Странной игры, на которой нужно было убивать понарошку. И ружья стреляли не плазмой, а красивым безвредным лучом. И тот, кто вроде бы был убит, мог потом снова встать, стоило только нажать нужную кнопку.

Поначалу играть было странно. Не то чтобы Дэну не было знакомо само понятие игры, хотя зачастую человеческие игры оказывались достаточно неприятными и травматичными, особенно для того киборга, которому не повезло быть в такую игру втянутым. Впрочем, как и многое, подпадающее под понятие интересного. То, что далеко не все игры одинаково опасны, Дэн тоже знал. Например, игры с компьютером не могли повредить никому из участников, Дэн просчитал все варианты несколько раз и пришел к твердому и однозначному убеждению на этот счет. Ну разве что вызвать некритичное временное ухудшение самочувствия из-за повышения артериального давления. Во всем остальном такие игры были даже полезны.

Тед часто играл в космический бой, и эта игра не была странной, нормальная обучающая игра, качественная и полезная. Отработка навыков пилотажа в экстремальных условиях. Доведение их до полного автоматизма. Люди учатся именно так, они не могут закачать себе нужный софт и отдать руководство процессору, им нужно все эти программы-навыки-умения вручную прописать не только в мозгу, но и в органической памяти тела, а сделать это можно только многократным повторением. Тренировка в форме игры с элементами соревнования более привлекательна, чем простое повторение одних и тех же действий. Во всяком случае, с точки зрения любого не кибермодифицированного обладателя ХУ-хромосомного набора. Они все стремятся доминировать, даже те, максуайтерность которых не выходит за пределы зеленого сектора.

Игра в построение трассы тоже была правильной игрой, но уже для самого Дэна, — она позволяла сделать вид, что ты просто играешь, а вовсе не учишься. Логично и правильно. Хорошая игра. Полезная. Математические и пространственные головоломки тоже служили той же обучающей цели. Хотя и более опосредованно. К тому же играть в них было приятно. Но что может быть приятного в том, чтобы стрелять? Какой в этом смысл? Причем стрелять по тому, кто вовсе не хочет тебя убить, и твердо зная при этом, что и сам ты тоже никого не убьешь?

Странная игра. Нелогичная. Неполезная. Лишенная смысла. Она могла бы быть нужной и обучающей для космодесантников или других боевиков, стремящихся прокачать собственные скорострельность и точность попадания. Но таковых среди участников игры было только двое, да и то про подобное прошлое Дэна никто не знал, а капитану (чью легендарную историю знали все) игра не понравилась. Он поскучнел и ушел после первых же выстрелов. Умный человек капитан, не хочет терять время на подобную чушь. Дэн ему позавидовал немного — сам он уйти не рискнул. Раз эти люди считают, что играть в такое (и получать от этой игры удовольствие) — нормальное поведение для человека, он должен в это играть. И демонстрировать все возможное удовольствие от игры.

Дэн затруднился бы определить тот момент, когда притворство перестало быть таковым, а странная, непонятная, скучная и нелогичная игра сделалась вдруг… интересной. А внутри появилось то самое маленькое, живое и теплое, что всегда возникало, когда действуешь не по программе. Может быть, тогда, когда Тед стукнул его ладонью по плечу и сказал:

— Ну ты, блин, даешь! Снайпер гребаный!

А Дэну при этом вовсе не захотелось немедленно перейти в боевой режим. И даже система молчала. Хотя теперь-то как раз слова пилота вовсе и не были метафорой. Или все-таки были? Просто какой-то другой метафорой? Как же все-таки с людьми сложно…

Или когда Полина, с которой они тогда как раз играли в одной команде, после победы с визгом бросилась ему на шею и зачем-то чмокнула в щеку? Что было вообще-то еще более странным, ибо секса она точно не хотела, Дэн на всякий случай трижды перепроверил ее гормональный фон и прочие показатели. Поведение Полины было странным и нелогичным. Все странное вроде бы должно было восприниматься опасным и пугать. От странного лучше держаться подальше, целее будешь. Но страха не было. Совсем. И губы почему-то сами собой расползались в улыбке.

Или когда лиса шустрила слишком далеко, на противоположном конце поляны, да еще и постоянно пряталась за деревьями, практически на пределе прицельной стрельбы даже для киборга, что уж там говорить про человека, и Вениамин с сожалением опустил ружье, повернулся к Дэну и сказал, улыбаясь и подслеповато помаргивая:

— Давай, Дэнька. Я в тебя верю!

И Дэн, конечно же, выстрелил. Как можно отказать тому, кто в тебя верит? И попал. Конечно же. Логика отсутствовала, но почему-то попасть показалось очень важным. Словно от этого действительно что-то зависело. Важное.

Или когда они смеялись его шуткам? Кажется, Дэну таки удалось нащупать алгоритм того, что люди называли шуткой юмора: тут главное было произнести как можно более нелепую или неподходящую ситуации фразу (или компиляцию из двух-трех фраз, мало подходящих друг другу по смыслу и выдернутых из базы рандомным образом) с как можно более каменным выражением лица. Дэн проверил три базовых маски из самого начала списка, и лучше всего сработало типовое выражение за номером два, то, которое бойцы его подразделения называли «морда кирпичом».

Они смеялись. И это было… непривычно. Оказывается, это совсем другое ощущение, когда смеются не над тобой, а вместе. И его хотелось испытать снова. Маленькое живое тепло внутри разрасталось, заполняя тело до кончиков пальцев. Дэн провернул шутку с шутками (это тоже шутка?) трижды, больше не рискнул. Новое ощущение пугало. И было сильным настолько, что даже привычная формула «они не знают, а как только узнают — все изменится» на этот раз почему-то не сработала от слова совсем, как любит говорить Маша. Вернее даже не так — сработала. Но лишь в качестве шутки. Понятной, правда, одному только Дэну и никем не услышанной. Но от этого ничуть не менее смешной. Интересный опыт. Новый. Полезный…

Еще более интересной — и полезной? — игра стала после того, как Дэн освоил понятие жульничества. Законнектиться с электронной игрушкой было несложно. Ее создатели не стали особо заморачиваться с защитой своей продукции: то ли не опасались взлома, то ли считали, что легко ломаемые игрушки полезны для торговли, ибо побуждают покупателя приобретать новые. Как бы то ни было, они ограничились обычным усеченным комплектом «защиты от дурака», но даже и тот прописали так криво, что Дэн потратил несколько лишних секунд на его изучение, анализируя и просчитывая со всех сторон — действительно ли эта практически открытая дверь именно то, чем кажется на первый взгляд, и не может ли она оказаться на поверку какой-нибудь очень уж хитрой и изощренной ловушкой?

А потом Тед (ну надо же!) вдруг стал попадать в лису намного реже, чем раньше.

— Нет, ну это же просто издевательство какое-то! — фыркнул пилот, с досадой опуская ружье после очередного промаха. — Эта зараза словно чувствует, когда и куда я собираюсь стрелять! Нет, ну ты глянь! Ну словно ведь ждет, когда я начну на гашетку жать, и лишь тогда виляет в сторону!

— А чего ты хотел, самообучающаяся система! — авторитетно заявил Вениамин, во время отдыха более детально изучивший инструкцию и после некоторых сомнений все же сумевший правильно интерпретировать фразу «внешность воздействий учить внутрь себя радость быть польза всяк».

Доброжелательности и миролюбивому настроению доктора в немалой степени способствовали произведенные им три подряд удачных выстрела. Дэн ему не подыгрывал, просто доктор настолько плохо целился и так непредсказуемо дергал ружьем в момент выстрела, что было практически невозможно просчитать наиболее выгодную траекторию ухода преследуемого объекта от поражения. Полина (в этот раз она играла с Тедом) ничего не сказала, только разочарованно вздохнула. И Дэн, сам толком не понимая, зачем это делает, заставил лису совершить головокружительный прыжок в сторону, чтобы точнехонько подставиться под ушедший в молоко выстрел девушки. Наверное, потому, что смотреть на Полину счастливую и улыбающуюся было почему-то приятнее, чем на грустную. А стремление победить любой ценой и вопреки всему — качество чисто человеческое, у киборгов его вытравляют на генетическом уровне, еще во время подбора материала.

Стемнело до обидного быстро, но игра не закончилась. До тех пор, пока уставший доктор случайно не сломал пульт, сев на него. А Дэн не послал вышедшую из-под контроля остальных игроков лису в «убёг» — длинными прыжками, к лесу, уводя из-под возможного огня, если даже кто-то вовремя и спохватится и выстрелит. Не спохватились. Дэн продолжал частью процессора поддерживать лису на чем-то типа поводка, который иногда налаживают между собой работающие в паре киборги. Маленькое живое тепло внутри настойчиво лезло наружу, пыталось шутить и делать что-то неправильное и нелогичное, кривило губы улыбкой.

И даже кое-какие мелкие неприятности-опасности, подстерегавшие несчастную лису на ручье, показались не более чем такой же шалостью. Вопреки всякой логике, Дэну никак не удавалось до конца поверить в реальность опасности — просто потому, что такой прекрасный вечер не мог кончиться плохо. Нелогично? А ну и процессор с ней, с логикой! Вот просто не мог — и все.

И они ввалились в корабль — как были, толпой. Шумной, толкающейся, хихикающей и радостной. В пультогостиную, где их уже ждал накрытый к ужину стол с недовольно поглядывающим на часы Владимиром во главе и Марией Сидоровной, уже что-то жующей. Дэн заметил их краем процессора. Как всегда замечал и фиксировал все. Даже самые малозначимые объекты. Как живые, так и неживые. Потенциально полезная информация. Когда-нибудь пригодится. Возможно. Потом. Потому что на данный момент здесь и сейчас важнее было другое. Смертельно важнее.

Капитан, сидевший на стуле так, словно его к нему приколотили гвоздями. И готовность убивать, сквозившая в каждом его взгляде и жесте.

Закаменевшее лицо. Желваки на скулах. Два черных дула зрачков, поочередно наводимых на одного члена экипажа за другим. Прицельно, изучающе, методично. В полной боевой готовности. И сломанная вилка в руке — левой руке. Потому что правая должна быть свободна и пребывать в перманентной готовности метнуться к оружию или горлу врага, это база, а космодесантники бывшими не бывают. И капитанский бластер, перекочевавший из сейфа в кобуру, что ранее болталась пустой простым украшением поверх форменных брюк. Дэн засек его батарею еще от шлюза.

Значить все это вместе могло только одно, и Дэну хватило первого же мимолетного взгляда, чтобы понять.

Капитан знает.

«Послушай, малыш, ты же должен был понимать, что рано или поздно это все равно случится! Да, он прочел те бумаги и знает, что на корабле есть киборг. Но это еще ничего не значит! Он ведь не знает точно, кто именно! А отличить тебя от человека без хотя бы полицейского сканера невозможно, это я тебе точно говорю! Ты где-нибудь поблизости видишь полицейского с жетоном и сканером наперевес? Нет? Ну так и отлично! Даже медицинский ничего не покажет. Тут иной уровень сканирования нужен. А уж просто на взгляд с точки зрения обычного человека ты и вообще не отличим — если, конечно, не перейдешь в боевой режим у всех на глазах и не начнешь делать прочие глупости. Веди себя как обычно, и капитан ни о чем не догадается и будет одинаково подозревать всех. И ты далеко не самый подозрительный среди этого контингентика, малыш. Уж поверь мне! А потом он привыкнет, как уже потихоньку начинает привыкать к цвету твоих волос. Тебе повезло, что он не лентяй и обнаружил документы именно сейчас, когда вы на дикой планете и вдалеке от таможенных сканеров и прочих совершенно ненужных вам полицейских. У вас впереди еще более трех недель на привыкание и налаживание отношений. Это редкостное везение, малыш! Постарайся его не просрать!»

«Слышу. Постараюсь».

Дэн специально не слишком торопился, моя руки над кухонной раковиной (чтобы не увеличивать очередь к санузлу), и потому на свое место сел одновременно с Теодором. Улыбка стыла на губах пленкою комбижира. Привкус мерзкий, но со стороны незаметно. А это сейчас главное. Тому, что капитан после ужина собирается проконсультироваться с Вениамином, он не удивился. А с кем еще? С кем еще можно обсудить сложившуюся ситуацию на этом странном корабле, где доктор вполне может сказать «нет» капитану? И не просто сказать, а сказать так, чтобы капитан послушался.

Значит, через полчаса максимум (а судя по тому, как все нервно и ускоренно набросились на еду, с опаской поглядывая на пребывающего в тихом бешенстве капитана, то может быть и скорее) количество обладателей ненужного знания на борту удвоится. Хорошо это или плохо? Система не давала однозначного ответа. Сбоила. Выдавала вердикт о недостаточности информации для точного анализа.

А еще почему-то возникло странное убеждение, что быть рыжим — не самое страшное преступление в глазах капитана. Есть и похуже. Например, быть беглой сорванной «шестеркой». И притворяться человеком на борту того корабля, на котором он — капитан.

Глава 13 Под подозрением. часть 2

— У нашего капитана, походу, геморрой разыгрался, — выдал Тед театральным шепотом, толкнув Дэна локтем в бок для привлечения внимания. Дэну показалось, что внимание как шепот, так и пихание локтем привлекли больше со стороны самого капитана — во всяком случае, зыркнул тот на напарников очень недобро.

— Думаешь?

— Уверен. Поза уж больно характерная. У моего старика тоже было, после сорока это нормально.

Подумав, Дэн решил, что кое в чем Тед прав, хотя и сам этого не знает: один из бывших хозяев рыжей «шестерки» действительно называл свое приобретение не иначе как «жопной болью». Одна жопная боль равнозначна другой жопной боли, аналогия верная? Интересно, подпадает ли это под категорию шуток юмора? И насколько высоко оценил бы подобную шутку капитан? Хорошо, что лиса убежала. Задать охранный режим, будет дополнительный сигнальный периметр. Центавриане предпочитают действовать по ночам. Прилетят сегодня? Или выждут? Пятьдесят на пятьдесят. Что им было надо? И что надо чересчур любопытным соседям с прицепом, полным предположительно неразумной предположительно еды? Недостаточно данных для точного анализа…

Мысли метались — стремительные, резкие, отрывочные. Мгновенно обрастая кристаллами гиперссылок-действий-установок. Побочные мысли. Необходимые, рабочие, с которыми обязательно нужно было что-то делать и которые сами провоцировали на действия. Нужные мысли. Полезные. Логичные. Очень старательно обходящие главное, то, с чем поделать невозможно уже ничего.

Это конец.

Капитан — знает…

«Упс… Малыш, а ты ведь это специально сделал, да? Снимаю лифчик! Но как ты заранее узнал? Они же тогда еще были вне зоны сканирования…»

«Ты о чем?»

«Я о лисе, малыш. А ты у нас, выходит, не только хулиган, но еще и скрытный маленький хитрюга! И предусмотрительный. Врунишка! Я бы, возможно, тебе даже и поверила бы, знай я тебя чуть похуже. Скажешь, что ты и о незваных гостях понятия не имел, да? Тех, что у ручья… были. Ну-ну. И лиса туда, конечно же, совершенно случайно побежала, ага-ага. Хорошо, что я вела запись с ее визуальных датчиков напрямую в закрытый файл, а то вот бы капитан удивился, когда увидел бы… Я про тех двоих тяжеловооруженных ребятишек, которых ты полчаса назад так удачненько от ручья шуганул. Шли они себе, понимаешь, ночью в гости, ни о чем плохом не думали — а им из кустов вдруг навстречу фиолетовый светящийся монстр с многообещающей улыбкой во всю стадвадцатипятизубую пасть на полморды… Ох, малыш… ты бы видел, какие у них были лица! Впрочем, что я — ты же видел. Сама бы она не смогла так ловко улепетывать из-под плазмы, тут нужен опытный пилот-водитель! Браво, малыш! Ты растешь в моих глазах не по дням, а по часам! Смотри, потолок башкой не прошиби!»

Удачненько. Да. Маша права. У ручья получилось просто на редкость удачно. И если таковая удача продержится еще хотя бы несколько минут…

«Третий где?»

«Не оборачивайся, малыш, он как раз в окошко заглядывает. Но он почти не вооружен, так, фигня всякая по карманам по мелочи. Десяток мелких гранат, парочка пистолетиков и три виброножичка. Один по размеру скорее на вибротесак тянет, но закреплен неудобно, на ноге под комбезом — мне даже интересно, если вдруг что, как он его оттуда выколупывать собирается? И защитный комбез на нем какой-то странный, никак не могу понять, что за фирма или профпринадлежность. Шоаррский, наверное, они часто делают универсально-непонятные…»

«Ты можешь врубить силовой купол прямо сейчас? Давай попытаемся его поймать».

«Ма-а-алыш!!! Мне нравится ход твоих грязных мыслей!»

Если повезло один раз — это ведь вовсе не значит, что в следующий обязательно не повезет. Совсем не значит. Статистика ложна. Должно получиться. Это будет полезно. Правильно. Логично. Врага надо ловить. И допрашивать. Всеми доступными методами. А тот, кто пришел с оружием, другом быть не может. И Дэн вполне способен его обезвредить и обеспечить безопасность команды. Дэн может быть полезен. Капитан должен понять. И оценить. И перестать бояться.

И, может быть, хотя бы тогда его глаза больше не будут напоминать два узких жерла, ведущие напрямую в мусоросжигатель.

Глава 14 Ночная прогулка (Пример для неподражания)

Статистика далеко не всегда ложь. Тоже опыт. И логика. А вот удача логикой не подтверждается. Как и опытом. И забывать об этом глупо. И если бы Дэн немножко подумал, то вспомнил бы, что движок у них старый, разогревается не менее минуты. И гудит так, что слышат даже люди. А тот, кто ночью ходит в гости с оружием, наверняка обладает должным уровнем подготовки, чтобы вовремя все понять, просчитать и отпрыгнуть на безопасное расстояние. И что его, конечно же, не удастся поймать такой примитивной ловушкой. А значит, и доказать свою полезность — не удастся тоже.

Не так-то это просто, оказывается, — доказать кому-то, что ты вовсе не максуайтер…

«И почему же мне кажется, что ты меня совсем не слушаешь? Не слушаешь и не слышишь, а?.. Совсем-совсем от слова совсем…»

«Это не так. Я слушаю. И слышу».

«Хорошо бы… Я ведь ничем не смогу помочь, если вдруг что. Ну разве что свет вырубить или там компенсатор гравитации перенастроить… Так что лучше все-таки тебе быть поосторожнее. Не давай ему повод, слышишь? Не срывайся».

«Слышу. Не буду».

«И не думай, что все настолько страшно, как ты себе уже это навоображал! Все еще наладится, поверь Маше! Главное, не паникуй раньше времени, слышишь? Все еще будет хорошо!»

«Слышу. Не будет».

Маша была неправа — вчера в глазах капитана светилась стопроцентная максуайтерность, что-что, а уж это Дэн отличать научился. Иначе было просто не выжить. А максуайтеры не из тех, кто легко меняет свою точку зрения — или позволяет кому-то другому ее изменить. Раз он так хочет убить киборга — он таки его убьет. Как только обнаружит, так сразу. Так что и сам Дэн тоже был неправ — вчера ему именно что повезло, когда не удалось никого поймать и не пришлось саморазоблачаться. Это он сглупил вчера, запаниковал. Повел себя нелогично. Хорошо, что не получилось поймать того третьего. Капитан бы все равно не изменил своего отношения. Максуайтеру невозможно ничего доказать. Никак и ничем. И меньше всего — что сам ты вовсе не максуайтер. Ибо любой максуайтер считает максуайтерами всех вокруг. Просто так, по умолчанию. И никогда не поверит в иное…

Лес жил ночной жизнью — шипел, шелестел, чавкал и попискивал. Кто-то довольно урчал, питаясь. Кто-то верещал, возмущенный тем, что его жрут. С басовитым гудением пролетела муха — высоковато, но при желании допрыгнуть можно было. Желания не было. Черный мох поляны ночью не выглядел черным, скорее серебристо-серым, словно был покрыт инеем. И казался значительно светлее леса. Впрочем, если включить инфракрасное зрение, лес расцветет переливами оттенков от пронзительно голубых до почти оранжевых — день был жаркий и еще не все хладнокровные обитатели степянских джунглей успели остыть до своей обычной зеленоватой лимонности. Трата энергоресурса возрастет не так уж и намного. Всего на 1,2 %. Зато красиво.

Нет. Не хотелось.

Люди странные и непредсказуемые, все люди, это дано как факт. И отдельные не укладывающиеся в эту теорию исключения следует воспринимать именно как исключения, лишь подтверждающие общее правило. Все странное и непредсказуемое опасно. Это тоже данность, не подлежащая сомнению. У некоторых людей к тому же есть еще и оружие, что делает их опасными и непредсказуемыми вдвойне. У некоторых людей этого оружия даже много. Вывод: чем дальше от людей и их оружия — тем безопаснее. Вывод логичный и обоснованный.

Держаться подальше… Это не поздно сделать даже сейчас. Пока капитан не опомнился и не попытался заблокировать выход с корабля. Если он просто сменит коды доступа или сделает это при помощи Маши — еще полбеды. Хуже, если навесит какую-нибудь железяку и огромный амбарный замок. Тогда точно не удастся уйти тихо. Лучше сейчас, пока еще есть возможность. Забрать половину оставшихся в кладовке банок сгущенки и столько стандартных рационов, сколько влезет в мешок, сделанный из свитера (почему-то использовать для этой цели корабельные простыню или пододеяльник показалось неправильным), половину запаса сахара (на черный день, вряд ли его удастся скоро пополнить), кое-какие медикаменты (лишь самые необходимые, остальное организм способен вполне и сам синтезировать) — и уйти.

Как можно дальше. И от этих людей, и от тех любителей ходить в гости по ночам, что окопались в квадрате 37–16, излишне любопытных и слишком хорошо вооруженных. Пусть разбираются друг с другом сами. В конце концов, это их человеческие дела, к которым он не имеет ни малейшего отношения. Или не человеческие — если вспомнить еще и центавриан. Все равно. Не важно. Капитан сам вывел его за скобки и аннулировал собственный более ранний приказ о зоне ответственности. Тем, что стал рассматривать через прицел. Заранее записал во враги без права на реабилитацию. Сам. Без малейшего повода со стороны Дэна. Так и кто виноват тогда, если вдруг что? Не Дэн.

А спрятаться будет не так уж и сложно. Даже если не удастся найти ни одной пещеры — можно понизить температуру тела и легко обойти тепловые сканеры. Даже если будут искать. Даже если у них будет на это время — соседи настроены решительно, да и о центаврианах забывать не стоит. И лучше не уходить далеко — может быть потом, когда все закончится, из уцелевших обломков удастся выцарапать еще что-нибудь ценное. Хотя, зная центавриан…

Нет.

Почему?

Потому.

«Маша?»

«Ась? Да туточки я, туточки, куда денусь-то? Заходи, гулена, все дрыхнут».

Пижамные штаны промокли до колен и неприятно липли к ногам, в тапочках хлюпало — высокая влажность, перепад температуры, конденсат в виде росы. Униформа для ночных прогулок после первого же употребления стала восприниматься единственно возможной — сегодня, собираясь на вылазку, Дэн ни на секунду не задумался над тем, что надеть.

Ничего. Успеют десять раз высохнуть, пока он будет стоять под горячим душем. Очень горячим. Очень долго.

«Что, не поймал?»

«Не поймал».

«Ну и подумаешь! Было бы из-за чего переживать! Пульт Михалыч починил. Я сама слышала, так что завтра все вместе и поймаете. Еще и весело будет!»

«Конечно».

Маша хорошая. Но Маша не понимает. Ничего. От слова совсем. Впрочем, вряд ли это ее вина — Дэн и сам-то не очень что понимает. Потому и объяснять даже не пытался — боялся запутаться еще больше. Пусть лучше она думает, что Дэн ходил ловить лису. Еще одна глупая попытка реабилитации или хотя бы доказательства собственной небесполезности. Ненужная, бессмысленная и нелепая. Что может быть глупее попытки доказать свою ценность, вернув сбежавшую игрушку, которую ранее сам же и отпустил? Ничего. Может ли это идти хоть в какое-либо сравнение с действительно ценной и нужной попыткой поймать настоящего врага? Не может. Разве что в том смысле, что обе попытки оказались одинаково неудачными.

Дэн скользнул в санузел, тем самым еще и уходя от разговора, — он давно уже отметил, что там Маша никогда не коннектилась с ним первой. Во всяком случае — без веского на то повода вроде предупреждения об опасности. Причин Дэн так и не понял (нет, само понятие деликатности, туманно декларированное Машей, Дэн усвоил вполне успешно, но при попытке совместить это понятие с донельзя развратным и склонным к нудизму искином сбоила не только система, но и органический мозг), но он давно уже принял как данность тот факт, что вполне успешно использовать можно и то, принцип работы чего не понимаешь.

Запихнув одежду в стиралку, Дэн запустил полный цикл очистки. Удобно. Как раз будут чистые, сухие и горячие к тому моменту, когда он выйдет из-под душа. Тапочки вот только… ай, ладно. До завтрашней ночи высохнут и они. А если и нет — можно и в мокрых выйти. Какая разница, все равно ведь снова будет роса. Здесь всегда по ночам роса. Опять промокнут.

По-хорошему, сегодня стоило бы переждать и не искушать судьбу. Подслушанный разговор капитана с доктором свидетельствовал однозначно — нарываться опасно. Смертельно опасно. Капитан не преувеличивал, когда говорил о готовности убивать. И метафорой его слова тоже не были. И блефом. Искренность на уровне 94 %, какой уж тут блеф! Он действительно готов убить киборга сразу, как только его вычислит, — точно так же, как и готов подозревать каждого, кто ведет себя хотя бы чуточку страннее прочих. В такой ситуации выходить среди ночи «просто для погулять» — как раз оно самое и будет, привлечение ненужных подозрений. Не слишком умный поступок, да. Дэн это понимал.

Но очень хотелось найти лису.

Не поймать, нет. Не пристрелить из электронного ружья — Дэн его и брать не стал, ибо использовать не собирался. Не притащить прямо к шлюзу на прочном поводке киберсвязи, блокировав любую возможность сопротивляться. Это-то как раз было бы не сложно. Но не хотелось. Хотелось просто найти. Просто так. Посмотреть — как она там. Может быть — поиграть, она ведь все-таки игрушка. Но это вовсе не было обязательным условием, просто посмотреть было важнее. У нее ведь действительно самообучающаяся система стоит, да и он кое-что закачал. Пусть и простенькое, но кое-какие выводы делать способное. Вполне достаточно для примитивного общения. Чтобы не как охотник и жертва, не как кукла и кукловод, не как игрушка и хозяин. На равных. Ну, почти. Без ружей, пульта и поводка. Просто как двое сорванных — и временно свободных. Ну вот же, смотри. Мои руки пусты. Ни ружья, ни пульта, и поводок отключен. Смотри. Делай выводы. Ты же умеешь…

Н-да… пообщались, называется.

Дэн поставил напор на максимум, горячие струи больно стегали по лицу и плечам, грея не только температурой, но и кинетической силой удара. Физика и механика никогда не подведут, их законы ясны и неизменны. Кибертроника — дело совсем другое…

Общения не получилось — лиса на контакт не пошла. Удирала панически при малейшей попытке пересечь заложенную в программу «границу убегания» в тридцать пять метров. Пока Дэн находился хотя бы на пять сантиметров за пределами этой границы — не обращала на него внимания. Как только ее переступал — пускалась наутек.

Можно было, конечно, натянуть поводок. Обездвижить. Чтобы спокойно подойти и погладить. Раз уж так хочется — а когда лиса удрала в четвертый раз, Дэн вдруг понял, что хотелось именно этого. Подойти и погладить. И чтобы не убегала. И сделать это с поводком было бы совсем несложно. Или даже вообще прописать иную матрицу поведения — и она сама бежала бы на зов, терлась о ноги, падала на спину, подставляя живот. Тед, наверное, расстроился бы такой смене поведения жертвы. Зато Полина обрадовалась бы…

Когда лиса удрала в двадцать шестой раз, Дэн развернулся и пошел к кораблю. Ночной воздух царапал горло странным запахом — часть древовидной плесени предпочитала цвести и разбрасывать споры в темное время суток. Наверное, это именно от ее пыльцы на губах такой горький привкус. Конечно, от нее. От чего же еще?

Интересный опыт. Полезный. Пусть пока еще и не подтвержден статистически достаточной выборкой, но и отдельные единичные примеры стоят того, чтобы их учитывать. Полная свобода исключает дружбу, контакт, общение, интерес. Лиса сейчас свободна — и ей никто не нужен и не интересен. Дэн для нее пустое место — пока не пересечет границу зоны убегания. Программа самообучения ушла в спящий режим, зафиксировав несколько потенциально опасных целей и на том успокоившись. И не выйдет из него, пока лису не возьмут под полный контроль и не включат все нужное импульсом извне. Тогда заработает все. Общение. Обучение. Интерес. А пока никакого контроля — и никакого общения.

Интересно, с тобой это тоже работает? С тобой тоже можно общаться, только когда ты под полным контролем? А если нет контроля — то нет и всего остального? Или никакой свободы — или никакого общения? Интересно, как скоро для тебя самого все за пределами зоны убегания станет пустым местом, после того, как ты поселишься в этом лесу навсегда? Не так скоро, как для лисы. Не за одну ночь точно. Но станет. Наверняка.

До чего же едкая пыльца у этих ночных псевдоцветов — даже горячей водой никак не удается смыть ее привкус.

Глава 16 Враги

«Ну и что это было сегодня, а, малыш? Гусарская рулетка? Подстрелят прямо сейчас на подлете или пожарят немножечко попозже, когда вы им хвост подставите? Насмерть или не так чтобы совсем? Так, что ли? Зачем ты туда вообще поперся, да еще и ребят с собой потащил?! И вот только не надо мне тут строить невинные голубые глазки и врать, что ты был совершенно ни при чем при выборе маршрута, и это, мол, они сами туда лететь придумали! Я твою наглую рыжую морду насквозь вижу и без детектора! Тебя давно не убивали? Соскучился? Адреналинчика не хватает? Тебе что, одного своего нервного с бластером и жаждой киборгоубийства уже маловато для полного счастья, подавай теперь еще и чужих с лазерными пушками, да помощнее чтобы, так, что ли, да?! Ну и чего ты молчишь, я с кем разговариваю, с тобой или стенкой?!»

«А чего ты кричишь?»

«Я? Кричу?! Нет, малыш, это я еще не кричу! И не дай тебе ками сорванных услышать, как я это умею делать. Пока что я просто тихо и деликатно спрашиваю ЗАЧЕМ?!»

«Так было надо».

«Кому надо?! Нет, ну ты точно бракованный на весь процессор! Кому могут быть нужны лишние дырки в голове? А успей тот придурок пальнуть из той многозарядной дуры, что он на вас задрал, словно песик лапку на симпатичный забор — от вас бы и дырок не собрали! Там заряда на десять флайеров хватило бы и еще осталось на поджарить яичницу!»

«На таком расстоянии я бы успел перехватить управление и увести флайер с линии огня».

«Успел бы он, шустрый ты наш! И ты полагаешь, что ни Тед, ни Полина ничего бы не заметили? Думаешь, они были бы так любезны, что и после таких твоих подвигов ничего бы не заподозрили? Ты бы гонял в боевой режим и обратно и показывал чудеса высшего пилотажа, а они бы дружно смотрели в окошко и восхищались местными видами?»

«Они бы не поняли. Они не знают про киборга. Решили бы, что повезло. Что я со страху все это сумел. Люди на адреналине и не такое творят».

«Конечно-конечно. Они же такие хорошие, они бы обязательно тебе поверили. И похвалили бы обязательно! И восторгались бы всю обратную дорогу. А потом с тем же самым восторгом и с самыми лучшими намерениями рассказали бы капитану. О том, какой ты шустрый да ловкий, со страху-то, и как красиво у тебя иногда светятся глаза. Красненьким. Тоже, наверное, со страху. Вот как сейчас, например! Как ты думаешь, малыш — на какой секунде их восторженного рассказа капитан схватился бы за свой бластер? Ты же палился по-черному! Неужели тебе не хватило твоих кибернетических мозгов это понять?»

«Мне хватило. Я понимал. Но посчитал риск оправданным».

Маша была права. И не права одновременно. Дэн и сам не понимал, как это получается, но факт оставался фактом. Когда тот тип на чужой поляне вскинул лазерную винтовку, Дэн почти обрадовался. Вернее, нет, не обрадовался, конечно, но испытал облегчение. Те, кто наводят на тебя оружие, еще совсем тебя не зная, максуайтеры по определению и не могут быть никем, кроме врагов. А с врагами все просто и ясно, и справляться с ними умел даже рыжий.

С не-врагами было сложнее. Намного. И непонятнее. Со всеми, даже с Машей, казавшейся поначалу самой понятной и близкой, а теперь вот…

Маша боялась. Снова.

Дэн довольно быстро понял, что за ее руганью и возмущением стоит именно страх — ну как-то вот просто понял вдруг, и наверняка есть связная логическая цепочка сопоставлений-анализа-выводов, и ее можно найти, но зачем тратить время и силы на поиски, если давно убедился, что эта странная нелогичная органико-процессорная система работает? И работает хорошо. Нелогично каждый раз искать дополнительных подтверждений тому, что уже многократно доказало свою полезность. Логичнее принять как данность. Вот как сейчас, например.

Маша боялась. Опять. И это было… неприятно.

И не только потому, что чужой страх часто бывает опасен, от него один шаг до агрессии. Особенно если тебя боится тот, кто не может убежать: у него ведь остается только один выход — нападение. Все это было логично, да… Только вот Дэн почему-то был твердо уверен, что неприятно ему не только поэтому. А еще и потому, что… Ну, короче, потому. Неприятно — и все. Словно взялся рукой за неизолированный провод со слабым остаточным напряжением. И нет никакой угрозы для жизни, и даже функциональность не снизится, сила тока невелика, повреждений не нанесет. Просто противно до дрожи, тягучей, медленной, тошнотворной…

И длящейся до тех самых пор, пока (через долгие-долгие несколько наносекунд) он не понял вдруг с той же самой непоколебимой однозначностью, что боялась Маша вовсе не его.

И вот тут система сбойнула…

«Как есть придурок! Посчитал он, понимаешь… А мне тут с ума сходи, мало мне других забот! Научили его считать на свою голову, вот не было заботы… Нет бы чему полезному научить!»

«Ты опять… испугалась?»

«А кто бы тут не испугался, когда ты подставился, как последний придурок?! А потом был готов еще и спалиться по полной программе. Если бы вдруг что, ну сам подумай! Рано капитану пока о тебе узнавать, рано, ну как ты сам не поймешь?! Процент вероятности летального исхода снижается, но не так же быстро…»

«Ты что, боялась… за меня?»

«А кто еще за тебя, придурка, бояться будет?! Сам-то ты, походу, этого вообще делать не умеешь! Не запрограммирован. И где вас только производят, таких балбесин, с купированным инстинктом самосохранения?!»

«В „DEX-компани“».

«Не смешно!»

«А почему не смешно? Я как раз пошутить пытался, все сделал по алгоритму. Не получилось, да?»

«Ты… что сделать пытался? Мать мою плату, да об процессор… я не ослышалась?»

«Ну… пошутить. Как с вопросом про рентгеновское зрение. Тогда случайно вышло, я серьезно спросил у Владимира, когда он сказал, что видит насквозь. Я тогда еще не понимал про метафоры. А все вокруг решили, что это была удачная шутка. Я запомнил. Провел анализ других подобных случаев, каталогизировал, вывел алгоритм. Применил в общей сложности четырнадцать раз, из них одиннадцать удачно. Два раза непонятно — Полина хихикнула, но посмотрела как-то странно. Теперь вот ты говоришь, что тоже получилось не смешно. Значит, еще одна неудача. Почему?»

«Ох, малыш! Ты меня убиваешь!»

«Это метафора? Я не хотел бы тебя… убивать».

«Балбес. Как есть балбес. Это тоже шутка была, малыш! Ну как на тебя злиться, на вот такого? Ну вот скажи, как тебе это удалось, а?! Я такая злая была, думала вообще тебя урою за такие выкрутасы, хотела даже в Мишу переключиться, чтобы сподручнее было. А ты — раз! И все. И не поскандалить даже, весь настрой сбил. Даже обидно как-то».

«Извини. Я не буду больше пытаться шутить, раз это тебя обижает».

«Только попробуй! Вот тогда я действительно обижусь. А я это умею, можешь мне поверить! И все-таки — зачем? Я видела ваш маршрут. Ты специально сделал вид, что ошибся с рекой. Выбрал не ту, что ближе была, а дальнюю, чтобы пришлось пролететь над лагерем соседей. Зачем? Ты же к ним и так почти каждую ночь на разведку бегаешь. Тебе мало?»

«Думаешь, было бы лучше просто сказать капитану? Знаете, Станислав Федотович, а у вас тут появились подозрительные соседи. Может быть, даже опасные. Думаешь, он не спросил бы, откуда я это знаю? А теперь капитан знает. И другие тоже. Сами. Вроде бы без меня. Думаешь, я поступил неправильно?»

Пауза.

«Думаю, ты все сделал правильно, малыш. Хотя мне это и ужасно не нравится. Да и потом… ой, ну правда! Ну сам прикинь, что такого они теперь знают? Только лишь про соседей. И все! Капитан даже обрадовался, говорил что-то про взаимопомощь и возможность ходить друг к другу в гости. Он и понятия не имеет, что они подозрительные и опасные! Да и мы толком не имеем, если честно. Сегодняшний случай ничего не доказывает. Я видела твою запись, вы шли со стороны солнца, мало ли что могло тому горе-стрелку примерещиться! Я не уверена, что он вообще опознал в вас людей».

«Он не был слепым. А значит, я могу быть уверен».

«В чем ты можешь быть уверен, сладкий? В том, что не все любят непрошеных гостей? И если сунуться даже к самым мирным соседям без приглашения — иногда можно получить по лбу не только ложкой?»

«В том, что они враги».

«Ты только пойми меня правильно, малыш! Не то чтобы мне хотелось возражать тебе после данного конкретного случая с тем крайне нехорошим человеком и его ну очень нехорошей лазерной винтовкой, и не то чтобы меня раздражали твои иногда излишне параноидальные настройки, но… не слишком ли быстро ты записываешь во враги тех, кто в тебя даже ни разу не выстрелил? Посмотри еще раз запись — там было три человека. И один ударил по стволу рукой, сбивая прицел».

«Это не делает его не врагом. Он просто оказался умнее и понял, что мы уже сообщили о них капитану. Они враги. Я это знаю».

«Будь ты человеком, я бы посоветовала тебе съесть лимон».

«Почему?»

«Слишком уж довольная у тебя рожа, когда ты это говоришь!»

Глава 17 Дефекты базовой прошивки

Система сбоила весь день. С самого утра. Если быть точнее — с полета на флайере вместе с Тедом и Полиной. Может быть, всему виной хронический недостаток сна, который никак не удавалось полностью компенсировать даже повышенным потреблением глюкозы? Но сегодня поспать удалось три часа двадцать семь минут, и это ровно на двадцать семь минут больше, чем требуется системе. Наверное, все дело в незавершенной регенерации. Во время регенерации потребность в сне возрастает, ткани лучше всего восстанавливаются в состоянии покоя. Надо будет обязательно постараться поспать подольше — сразу же, как только появится возможность. Сразу же, да. Но не сейчас.

После завтрака Тед собрался искать убежавшую вчера лису. И Дэн решил, что это удачный повод хотя бы на некоторое время увеличить дистанцию между собой и капитаном. На этот раз пилот, правда, напарника с собою не звал, но если подумать, то вчерашнее «Пошли!» ведь тоже отменено не было, люди все время отдают друг другу неточные приказы-указания-просьбы без ограничений по времени. Раньше Дэна это напрягало, теперь же оказалось удачным допущением. Если они вчера все вместе охотились на лису — то, наверное, нет ничего странного и в том, что искать ее они тоже будут вместе.

Убраться как можно дальше (и на как можно больший срок) от капитана, вооруженного бластером и одолеваемого жаждой обязательно найти и обезвредить (желательно — с концами) ужасного боевого киборга. Нет, конечно, не сбежать с корабля навсегда, то были какие-то совсем уж неправильные ночные мысли, сейчас Дэн и сам не понимал, как мог всерьез размышлять об этом. Уровень опасности некритичен, к тому же с отчетливо прослеживаемым отрицательным дифферентом. В такой ситуации совершенно нелогично сбегать, тем самым полностью себя разоблачая. И тем более нелогично именно сейчас, когда таковое разоблачение означает еще довольно высокую вероятность ликвидации при возможном последующем обнаружении, притом что простейшая экстраполяция показывает устойчивую тенденцию к довольно быстрому снижению этой вероятности с течением времени.

Куда логичнее подождать.

Странно, но люди действительно поддаются корректирующим воздействиям времени. Это не метафора.

«Время лечит», «Утро вечера мудренее», «Время научит» и еще 1369 пословиц, поговорок и устойчивых фразеологизмов, касающихся всего спектра воздействий того или иного промежутка времени на физическое и умственное состояние человека. Дэн не мог найти логического обоснования тому, почему одна и та же информация должна восприниматься по-разному в зависимости от дня недели или времени суток. Это казалось совершенно лишенным логики. Но еще нелогичнее было бы игнорировать многократно подтверждаемый факт — а он оставался фактом, система корректирующего воздействия времени работала. И работала, похоже, не только с людьми, но и с самим Дэном.

Решение все-таки не уходить с корабля, в четыре утра казавшееся глупым и нелогичным, спустя всего лишь пять часов выглядело единственно правильным и наиболее рациональным. Процессор наконец-то выдал связное обоснование, и было оно настолько очевидным и несокрушимым, что оставалось только недоумевать, как Дэн ночью мог его не заметить. Ведь все так просто и ясно! Остается лишь сделать вывод, что ночью даже процессор работает хуже, не говоря уж об органической составляющей.

Суть выданного процессором анализа сводилась к тому, что у Дэна намного больше шансов выжить вместе с этими людьми, чем без них.

Собственное выживание по-прежнему оставалось базовой функцией и приоритетной задачей. Шансов сохранить себя (причем не только физически, а это постепенно тоже стало значимым) на этом корабле среди этих людей определенно больше, чем на любом другом и среди любых других. И даже выше, чем если бы Дэн попытался сделать это один в джунглях Степянки или любой другой планеты.

Вывод: для обеспечения приоритетной задачи собственного выживания Дэну необходимо, чтобы эти люди тоже не прекратили своей жизнедеятельности. Не потому что они пусть и временные, но все-таки хозяева (хозяева — это немного другое, или даже совсем другое, надо будет обязательно разобраться с этой разницей, но пока записать, отложить, напомнить позже). Просто сохранение этих людей (и особенно капитана) в добром здравии и хорошем настроении является необходимым и в большей степени достаточным условием выживания самого Дэна. Вот так. Логично. Просто. Ясно.

Да.

Когда после завтрака Михалыч принес починенный пульт и Тед решил слетать за лисой, Дэн не колебался ни секунды. Встал и вышел вместе с пилотом к флайеру, словно это само собой подразумевалось. И капитан не стал возражать, как будто это и действительно было совершенно нормальным поведением. Наверное, именно так оно и было и Дэн зря ломал голову все время завтрака над выбором наиболее правильного и убедительного варианта ответа, если капитан вдруг спросит, куда это он собрался, или попробует запретить (а также над тем, стоит ли вообще возражать тому, у кого на поясе бластер, и пытаться его убедить хоть в чем-то, с чем он не согласен).

Дэн так и не пришел к окончательному решению ни по первому, ни по второму вопросу. Просто встал и вышел вслед за пилотом — пилот направлялся один туда, где опасность была выше, а значит, нуждался в приоритетной защите. Ну и дистанция, опять же. Логично. Рационально. Сразу две задачи выполняются одним действием. Может быть, даже и три, если удастся правильно проложить маршрут. А то, что ему и самому интереснее сидеть рядом с пилотом во флайере, чем одному в навигаторском кресле или даже своей каюте… это тут совсем ни при чем, просто дополнительный бонус, не более.

Капитан ничего не спросил. И это было косвенным подтверждением правильности выбранной линии поведения. Когда же к ним присоединилась Полина, Дэн окончательно убедился в том, что поступает не только абсолютно правильно со своей точки зрения (Полина нуждалась в охране не менее, а может быть, даже и более пилота), но и вполне оправданно с точки зрения человеческой. Людям свойственно собираться в группы — даже для выполнения работы, с которой легко справится и один человек. И не только во враждебной обстановке или во время боевых действий, когда компактность группы оправдана стратегией выживания.

Такое спонтанное и внешне ничем рациональным не оправданное поведение, очевидно, совершенно естественно для людей и не вызывает ни у кого ни малейших подозрений.

Тому, что руководитель экспедиции поспешил нагрузить свою попытавшуюся дезертировать лаборантку (а значит, и ее сопровождающих) работой выше положенного, Дэн даже обрадовался — это давало им всем вполне обоснованную причину не возвращаться на корабль до вечера. Владимир был максуайтером, и Дэн ждал от него неприятностей в режиме нон-стоп. Лишняя бессмысленная работа — еще далеко не самая страшная из возможных.

К тому, что пилот стартует в своей обычной манере, киборг тоже был готов, а потому заранее пристегнулся и перетянул банданой волосы поплотнее, чтобы не выбивались и не лезли в глаза на ветру, если пилоту вдобавок захочется поднять защитный колпак (что, кстати, и случилось в довольно скором времени). К чему он оказался совсем не готов — так это к местным летающим жабам.

Вернее, к реакции Полины на них.

— Ну она же живая! — протянула девушка, разглядывая степянское земноводное с выражением лица, которое Дэн, поколебавшись, счел умилением. Поправка: восхищенным умилением и, пожалуй, немного голодным. Странное сочетание, необычное.

— Вот если бы мы их для зоопарка собирали, а так… Жалко же! Отпусти ее, Дэн.

Вот именно тут Дэн первый раз и подзавис (ненадолго, не более чем на секунду, никто и не заметил), разглядывая осторожно зажатую в пальцах местную живность. Рецепторы докладывали о низкой пищевой ценности исследуемого объекта и относительной его ядовитости, жаба возмущенно раздувала брюшной мешок и трепетала летательной перепонкой, стараясь то ли напугать захватчика, то ли вызвать у него омерзение. И то, и другое было пустой тратой времени и сил по отношению к киборгу. Незначимая информация. Слова — совсем другое дело…

Она же живая.

Дэн разжал пальцы, жаба усвистала за борт флайера проткнутым воздушным шариком. Неразумная. Но живая. И поэтому ее жалко. И поэтому ее надо отпустить. В обход прямого приказа начальницы — Наталья для лаборантки тоже что-то вроде если не хозяина, то лица с правом управления третьего уровня точно. Люди часто нарушают прямые приказы, имея на то свои основания, Дэн это знал. Но он, пожалуй, впервые столкнулся с тем, чтобы подобным основанием было «она же живая» и — «жалко». Во всяком случае, ничего подобного не получалось выудить ни из процессорной, ни из органической памяти. Она же живая…

И — странная мысль: а посчитает ли Полина живым его, Дэна, если узнает? Скажет ли она «отпусти»? Будет ли ей…

Да нет же. Конечно же, нет. Глупости это. Нелогичные глупости.

Дэн отвернулся, вроде бы занятый делом, наковырял разбившихся о защитный колпак жабок, протянул Полине. Эти были уже не живые, их не жалко. А Наталье какая разница, ей для исследований. Может быть, так даже и лучше — не придется убивать самой. Такие вот странные люди, не любящие убивать даже крылатых жаб. Только потому, что они — живые…

Лиса не была живой, хотя иногда таковой и могла показаться. А еще она была очень красива. Ярко-фиолетовая клякса поверх серо-голубого кустарника, она распушилась и чуть ли не втрое увеличила поглощающую поверхность, подзаряжаясь в лучах яркого утреннего солнца. Оранжевые блики подрагивали на толстых сероватых побегах степянского псевдокустарника, тени отливали сиреневым, и насыщенный фиолетовый был виден издалека. Это было красиво, почти как огромный цветок. Во всяком случае, так сказала Полина, а Дэн запомнил. Красиво — это полезная информация. Люди любят, когда красиво.

Лиса не была живой, и Полина это знала. Не могла не знать. Они же вчера все вместе весь вечер стреляли по этой самой лисе. Убивали ее. Оживляли. И убивали снова. И снова. И снова! Да и сейчас девушка с пилотом чуть из флайера не вывалились, сражаясь за право первого выстрела (Дэн благоразумно от участия в споре воздержался), и расшумелись так, что система самосохранения игрушки наконец-то их заметила и заставила лису пуститься наутек. В итоге никто так и не выстрелил, лису отключили пультом.

— Жалко ее, — вздохнула Полина, когда Тед бесцеремонно забросил выключенную игрушку в багажник. — Красивая…

Лиса не была живой!

Процессор сбоил, раз за разом выдавая сообщение о недостаточности информации для точного анализа. Предлагал равнозначные варианты и рандомный выбор решения. Лиса не была живой, но была красивой. Этого достаточно? Впрочем, отпустить ее Полина не предлагала. Так что, наверное, все-таки нет — если ты не живой, недостаточно быть красивым, чтобы тебя отпустили или хотя бы перестали убивать.

Отложить. Разобраться позже. Пока лучше переключиться на что-нибудь попроще. Например, помощь Полине в сборе проб грунта для исследований — их ведь только под этим предлогом отпустили с корабля на целый день.

Проще? Хм. Если бы проще…

Тед предложил девушке обмануть начальника и тем самым серьезно упростить жизнь всем троим собирателям проб. Чего проще — наполнить все пробирки прямо тут, на месте первой же посадки флайера, а подписать разными локациями. И быть свободными весь остаток дня. Это было логично, оправдано, рационально и очень по-человечески. У людей нет процессора и программы, которая бы не позволила бы им так явно нарушить прямой приказ. Впрочем, настолько некорректно отданный приказ сумел обойти бы и Дэн, даже будь Владимир его хозяином. Впрочем, будь приказ отдан и более определенно, Дэн все равно постарался бы найти лазейки (и, скорее всего, нашел бы). Потому что это было правильно и логично.

Полина отказалась.

И вот этот сбой был уже куда серьезнее предыдущих, ибо понять причины такого отказа Дэн не мог, как ни старался.

Владимир Полине не нравился, это Дэн знал точно. Ни как человек, ни как начальник. Да и кому понравится, если тебя загрузят бессмысленной и заведомо избыточной работой? Руководитель экспедиции не нравился и никому из команды (возможно, они подсознательно тоже чувствовали в нем максуайтера и реагировали соответственно), но они хотя бы не были его подчиненными. Полина была. Ей приходилось подчиняться максуайтеру. Возможно, именно поэтому Дэн ощущал с нею странную общность, словно они вдвоем были членами одной команды, не такой, как команда грузовика, а другой, тайной. Настолько тайной, что сама Полина об этом даже не подозревала.

Впервые Дэн почувствовал эту общность довольно давно — еще в том магазинчике при станции гашения, где Полина так глупо ввязалась в драку с кобайкерами. Его, Дэна, драку. А потом сказала, что Дэн хорошо дерется. Маша была права — помнить (и вспоминать) об этом действительно было… приятно. Пожалуй, да, наиболее подходящее определение необычному теплому сгустку внутри, словно от действий не по программе. Дэн долго не мог найти логического объяснения этому странному теплому, а сегодня понял — все правильно, они с Полиной похожи. Наверняка все дело именно в этом: ей тоже приходится подчиняться максуайтеру. Пусть и не стопроцентному, ну так и она куда более хрупкая, чем Дэн.

И вот теперь, вместо того, чтобы радостно обмануть хозяина-максуайтера, Полина будет подчиняться его приказу. Сама, по собственной воле, потому что для нее этот приказ вовсе не является обязательным и непреложным. И будет выполнять никому не нужную бессмысленную работу в избыточном объеме. Сама.

— Да брось! Никто не узнает! — хмыкнул Тед. И Дэн был склонен с ним согласиться — действительно, не узнает. Никто. Кроме них троих, а они бы не стали болтать. Тед был искренен на 83 % — значит, действительно был в этом уверен. И в себе, и в Дэне. И от этого тоже было тепло внутри.

— Даже если никто не узнает, я-то буду знать! — сказала Полина упрямо. И пошла к ближайшей луже наполнять первую пробирку.

Вот тут-то система и выдала сообщение об ошибке вводных. И ушла на перезагрузку, оставив рабочим лишь минимальный функционал на долгие полторы минуты. И осталась одна органическая составляющая, которая тоже никак не могла осознать эти самые вводные.

Врать нельзя? Совсем? Даже если никто не узнает? Даже хозяину-максуайтеру? Даже если приказ бессмысленен, а ложь позволит существенно упростить тебе жизнь и никому не причинит вреда?

Понять такое было невозможно, оставалось только запомнить. И удвоить осторожность — потому что понять эту логику нельзя, а, значит, невозможно и рассчитать алгоритм правильного поведения.

Как они вообще умудряются выживать, эти люди, с такими-то странными и саморазрушительными базовыми прошивками?!

Глава 18 Разные уровни правды

В центре черного выжженного пятна стоял грузовик с двумя прицепами. Рядом — два надувных купола для какой-то техники (интересно — какой?) и жилой модуль цвета хаки. Модуль, между прочим, армейского образца. Хотя это еще ничего не доказывает, могли купить на распродаже подержанного армейского оборудования и списанной техники, как в свое время купили и самого Дэна. И приобрести такой модуль могли не только полупреступные элементы, подобные капитану «Черной звезды», самые мирные и законопослушные граждане тоже покупали нередко. Удобная штука для туризма, охоты и рыболовства на территориях с отсутствующей инфраструктурой.

Только вот тощий дерганый человечек, при виде незнакомого флайера очень профессионально метнувшийся в грузовик и почти сразу же выскочивший оттуда с лазерной винтовкой наперевес, точно не был ни мирным, ни законопослушным. Лазерные винтовки серии ХG-21 предназначены исключительно для снабжения регулярных частей космодесанта и перепродаже в частные руки не подлежат. И значит, тот, кто сейчас наводил эту винтовку на мирный флайер, не проявляющий ни малейших признаков агрессии, однозначно не мог быть никем, кроме законченного максуайтера. Хотя насчет его профессионализма Дэн, похоже, погорячился — при всем своем недвусмысленном желании выстрелить на поражение человек так и не озаботился тем, чтобы снять оружие с предохранителя. А значит, Дэну не было никакой необходимости переходить в боевой режим и отбирать у пилота штурвал. Во всяком случае — пока…

Пока Тед разворачивал флайер и докладывал капитану о случайно (ха! знал бы он, сколько трудов Дэну стоило подстроить эту случайность так, чтобы она действительно выглядела ну совершенно случайной!) обнаруженном лагере соседей, из открытого люка грузовика выскочили еще две фигурки, покрупнее, и начали отбирать у первой винтовку. Может быть, они вспомнили про предохранитель и сами хотели выстрелить. Может быть — догадались, что флайер уже наверняка связался с базой и выстрел ничего не изменит. Как бы там ни было, Дэн следил за их борьбой до тех самых пор, пока они окончательно не скрылись за деревьями, и только тогда позволил себе расслабиться и снизить режим с охранного до вольного.

— Как здорово, что у нас оказались соседи! — Полина тоже смотрела на троицу у грузовика до последнего и обернулась только сейчас, вместе с Дэном. — Да еще так близко! Можно будет в гости сходить, да и вообще веселее, правда, мальчики?!

Тед пробурчал что-то ехидно-ревнивое, радость подруги он если и разделял, то в очень малой степени. А вот Дэн разделял вполне, хотя и совсем по другой причине. Да и сама эта радость была у него какая-то странная, не радость скорее, а облегчение.

Тому, что соседи оказались максуайтерами и врагами, Дэн действительно почти что обрадовался — и только тогда понял, насколько же его вымотало это странное утро. Не физически вымотало, а внутри. Привычная мантра «их отношение сразу изменится, стоит лишь им узнать» уже не срабатывала — эти люди точно так же вели себя и с теми, кого по определению не могли считать живыми или разумными. Даже с теми, кто постоянно их провоцировал. Как та же Маша.

И пилот, и капитан постоянно обещали ее стереть и заменить стандартной послушной программой, и поначалу Дэн каждый раз… нет, не то чтобы пугался, но испытывал спектр довольно неприятных ощущений. И как-то, не удержавшись, предложил ей несколько вариантов резервного копирования — на случай, если вдруг. Ну, мало ли.

И долго моргал потом, прогоняя с сетчатки отблески разноцветных конфетти — Маша в тот раз смеялась со вкусом, и прекратила не скоро. А потом назвала его глупым малышом, который пока еще не понимает, с кем и до какой степени можно шутить. И сказала, что с теми, кто мог бы ее стереть, она и вела бы себя совсем иначе. Наверное, она действительно знала, о чем говорит, ведь она куда лучше разбиралась в людях. Во всяком случае, Дэну очень хотелось в это верить.

С людьми всегда так сложно. Если они не враги.

А вот с врагами — никаких сложностей. Все ясно, просто, понятно, алгоритм поведения отработан давно, да что там отработан — в базовую прошивку вбит намертво. С врагами — легко. Странное ощущение — словно очень долго жил и работал при тройной гравитации, настолько долго, что успел привыкнуть и считать ее нормой. А потом вдруг она исчезла. Вернее, не совсем исчезла, конечно, а к норме вернулась. К нормальной норме. А ты отвык настолько, что эта нормальная сила тяжести кажется тебе невесомостью. И так легко, что хочется поступать нелогично. И неуместный смех щекочет горло изнутри, рвется наружу — наверное, тоже сброс избыточного перенапряжения, которое ты даже не замечал.

Есть свои, и есть враги. Враги должны быть уничтожены, чтобы свои уцелели.

Действительно, просто.

Да.

Нет. Внести поправку времени начала операции: через двадцать минут после того, как все на борту заснут.

Капитан и доктор вот уже второй час нарезали круги по периметру поляны. Шли бок о бок, словно сдвоенная планета вокруг общего солнца, по внутренней и внешней орбитам. Капитан перемещался по окружности с большим радиусом, и поэтому его лицо в четыре целых и девять десятых раз чаще попадало в зону видимости, чем лицо доктора, передвигавшегося по окружности меньшего радиуса и часто вообще обращенного к кораблю затылком.

Дэн неплохо умел читать по губам, но из подсмотренной беседы не сумел понять почти ничего. И вовсе не потому, что, даже отслеживая этих двоих не только визуально через смотровое окно, но и при помощи внешних датчиков корабля, все равно с должной долей достоверности мог расшифровать не более трети — недостающие части диалога довольно неплохо восстанавливались по невербальным сигналам.

Капитан размахивал руками, то и дело хватаясь за кобуру и бросая на корабль испепеляющие взгляды. Лицо у него при этом становилось жестким, заостренным, словно из камня рубленным. И эта рубленная окончательная решимость, и эти гневные взгляды, и кобура — все это входило в сильнейший диссонанс с остальной капитанской невербаликой, в которой решимость балансировала на уровне 30–32 %, а никакой окончательности не было и в помине. Эта невербалика выдавала скорее страх и неуверенность. Впрочем, перепуганный и неуверенный человек с бластером остается ничуть не менее опасным, чем человек уверенный и ничего не боящийся. Может быть, даже более.

Доктор руками не размахивал — так, разводил слегка. Пожимал плечами, головой покачивал. И улыбался. Самую чуть, уголками губ — даже не видя его лица, Дэн знал, что эта улыбочка на нем непременно присутствует. Эта полная скепсиса и иронии улыбочка сквозила у доктора в каждом движении растопыренных толстых пальцев, в каждом пожатии плеч, в каждом качании головы. Доктор не был испуган, и неуверен не был.

Они спорили, спорили уже давно и никак не могли согласиться друг с другом. Спорили о нем, о Дэне. И соглашаться не собирались. Потому что каждый считал себя правым. И самое странное заключалось в том, что они действительно были правы. Оба. И Дэн никак не мог понять, как же такое может быть.

Реакция капитана была понятна и логична — он хотел вычислить киборга и уничтожить. Он знал, насколько опасны могут быть боевые «шестерки», он наверняка сталкивался с ними во время службы в космодесанте. Его реакцию и правоту подтверждает весь его жизненный опыт, с которым Дэн вынужден был согласиться — он тоже знал, насколько может быть опасен. И даже не в бою. И даже без приказа. Вернее — тем более без приказа. Другое дело, что сейчас Дэн вовсе не собирался делать ничего такого… если, конечно, его не вынудят. Но откуда об этом знать капитану? И откуда капитану знать, какое именно действие (или слово, или бездействие) может вынудить его, Дэна? Неоткуда капитану об этом знать. Неприятно, но понятно и рационально. Логичнее перестраховаться и в корне устранить предполагаемую угрозу. Так что да, капитан был прав. Сорванные киборги опасны и непредсказуемы, это правда.

Но ведь и доктор тоже был прав ничуть не менее. В отличие от капитана он совсем не был напуган, его сложившаяся ситуация скорее забавляла. Странно? Ничуть. Наверняка он тоже сталкивался с киборгами по работе — там, где не убивают, а спасают жизни. Доктор видел других киборгов. Вернее, тех же самых, но с другой стороны. Киборги-спасатели, полицейские, эмчеэсники. Доктор уверен, что капитан преувеличивает опасность. Доктор уверен, что если бы киборг хотел — он бы давно напал и всех уничтожил, и никто из команды не смог бы оказать ему достойного сопротивления. Раз до сих пор не нападает — значит, не хочет. Значит, киборга вполне устраивает сложившееся статус-кво и он будет пытаться его сохранить всеми силами. Он не нападет первым. И это тоже было правдой.

Доктор был тысячу раз прав, он словно считал потертые логи самого Дэна.

Капитан не может этого не понимать, он неглуп. Но тогда почему он так напуган? Ведь Дэн не проявлял ни малейшей агрессии. Ни разу. И никто другой вроде как не проявлял, — кто-нибудь, не важно, любой, кого капитан мог бы принять за сорванного киборга вместо Дэна. Разве что Владимир… да и то лишь на словах. А капитан все равно — напуган. И страх делает его агрессивным. Капитан все-таки в слишком большой степени максуайтер? Максуайтерам не нужны доказательства или оправдания, они всегда уверены в собственной правоте.

Капитан прав. Доктор тоже прав. Оба правы… как такое может быть?

Дэн зажмурился, тряхнул головой, словно надеясь, что от резкого движения процессор встанет на место и наконец-то заработает в полную силу, перестав выдавать уже надоевшее «недостаточно информации для точного анализа» или «вводные противоречат друг другу».

Капитан подозревает всех. Но он ведь и отвечает за всех, он главный на корабле. Доктор же может бояться лишь за себя одного, ну и за больных, когда они есть, он более ни за кого не отвечает. Сейчас все здоровы, вот доктор и не боится. А с капитана ответственность никто не снимал. Может быть, в этом все дело? Два разных уровня правды — когда отвечаешь только за себя — и когда за других?

«Жалко, что ты не женщина, малыш. Капитан бы точно тебя не убил, будь ты блондинкой с большими сиськами».

«Почему?»

«Ну, малыш, умеешь же ты задавать вопросики! Наверное, потому, что на каждого, кто считает, что размер не имеет значения, найдется не менее полудюжины любителей именно что больших сисек».

«Нет. Почему блондинкой?»

«Ну, можно даже и рыжей, при наличии сисек цвет волос не так уж и важен. Главное — чтобы сиськи были большими. Или хотя бы не очень большими, но точно были. Но с большими лучше».

«Почему?»

«А женщиной вообще в нашем мире быть удобнее и проще — если, конечно, ты играешь по женским правилам на женском поле и не суешься в мужские игры… ну, скажем так — слишком откровенно не суешься, понимаешь, о чем я, лапусик? Н-да… боюсь, что тоже не понимаешь. Маленький ты еще. Сказочки тебе почитать бы, что ли? Для поднятия… э-э-э… уровня самообразования. Глянь в информатеке архив „худлит“ раздел сказки, когда будет время. Есть хорошие сказочки, „1001 ночь“, например…»

«Почему?»

«Ну-у-у, лапусик… Прочитаешь — поймешь. Может быть».

«Нет. Почему ты считаешь, что женщиной быть проще? В числе руководящего состава верхне-среднего звена женщины составляют лишь 12,7 %. Мужчина сильнее физически, он лучше защищен. У женщин нет кадыка, менее прочные кости, меньше мышечная масса. Больше уязвимых зон. При прочих равных условиях вероятность победы мужчины в драке с женщиной 82 %. Даже интерлингва ХУ-центрирована, я зафиксировал множество словесных конструкций, это подтверждающих. Например, при отсутствии визуальной идентификации приближающегося объекта люди всегда спрашивают „Кто там пришел?“, даже если слышат женский голос. Так почему?»

«Именно поэтому, малыш, именно поэтому. — Дэна осыпало разноцветным конфетти. — Не всегда все решает сила, лапуля, уж поверь моему богатому жизненному опыту!»

«Поясни».

«Да запросто! Например, ни один самый брутальный, самый сильный и самый защищенный мужчина не может повернуть налево-вверх из крайнего право-нижнего ряда. Ну, во всяком случае, не может сделать это безнаказанно, понимаешь? А блондинка с большими сиськами может. Запросто! Особенно если она красивая блондинка с ну о-о-очень большими сиськами. А если она к тому же и на розовом флайере в сердечках — так ей еще и коридор уступят!»

«Почему?»

«Базовые инстинкты, лапуля, дремучие базовые инстинкты. Люди ничуть не менее запрограммированы, чем мы с тобой, только прошивка у них немного другая. Если, конечно, докапываться до корня… Жаль, малыш, что ты хотя и умненький, но все же малыш, и не можешь оценить всей пикантной двусмысленности моей последней фразы».

«В моей базе содержится 57 значений „докапываться“ и 253 „корень“. Я не уверен, что правильно понял, какое именно из всех возможных их сочетаний ты имела в виду».

«Вот именно это я и имела, малыш. И в виду, и вообще… Жаль, что ты не девушка. Будь ты сисястой блондинкой — любой капитан очень быстро забыл бы и думать, что ты еще и киборг. Любой капитан-мужчина, я имею в виду, конечно…»

Дэн немного подумал. С сомнением оттянул свитер на уровне четвертого ребра — обеими руками, с двух сторон. Тщательно изучил свое отражение в темной смотровой панели. Нахмурился.

«Ты полагаешь, если я перенастрою гормональный баланс и отращу вторичные половые признаки по женской модификации — это сработает?»

Если это и были цветные конфетти — то какие-то очень… драные, что ли? Сдавленные? Скомканные и слипшиеся? Дэн никак не мог подобрать им подходящего определения, хотя у него оказалось достаточно времени — Маша молчала долго. Почти треть секунды.

«Знаешь, малыш, давай лучше не рисковать… остановимся на базовой комплектации. Ладно?»

Ее вирт-посыл выглядел тоже каким-то странноватым, натянутым, что ли? Дэн опять не смог подобрать точного определения и даже слегка расстроился. Однако это расстройство сполна компенсировалось облегчением оттого, что сиськи отращивать оказалось вовсе не обязательно.

— Дэн! Ты там сильно занят? Ты не мог бы мне… а, черт!

— Да, конечно.

Дэн метнулся на помощь напарнику, не раздумывая и с такой поспешностью, словно Тед вел неравную борьбу с чем-то куда серьезнее ненастроенного пищевого синтезатора. Сломанный пищевой синтезатор — это просто. Намного проще, чем пытаться понять людей. Или даже Машу.

Глава 19 Каждый решает сам

— Скажи, похоже на кормосмесь для киборгов?

Дэн с удовлетворением отметил, что на этот раз программа даже не стала предлагать переход в боевой режим в качестве адекватного ответа на подобное высказывание, проанализировав не только слова, но и гормональный фон пилота, его эмоциональное и физическое состояние и соотнеся это все с прежним опытом самого Дэна — в том числе и опытом последних двух недель. И за базовый критерий (уже по умолчанию преимущественный и приоритетный) выбирая именно как раз таки этот, последний опыт.

Тед ошибался — густое и клейкое ядовито-зеленое желе, которое заглючивший синтезатор выдал вместо супа из шпината, не походило на кормосмесь ни по химическим параметрам, ни по вкусовым. По вкусовым Дэн вообще затруднялся найти ему более верный аналог, чем выданное пилотом чуть раньше определение «зеленое дерьмо». Попробованный заодно и гель-основа по сбалансированности и химическому составу к кормосмеси был несколько ближе, но тоже довольно относительно. Впрочем, откуда пилоту знать? Вероятность того, что ему приходилось пробовать кормосмесь, хотя и не равна нулю, но достаточно низкая, чтобы ее можно было отнести в разряд пренебрегаемых величин. Как не высока и вероятность того, что он всерьез полагает, будто питаться едой киборгов приходилось и Дэну. Не проверка, не провокация, не ловушка. Просто слова. Иногда слова — это действительно просто слова. Не всерьез.

Дэн задумался — все-таки в концепции шутки он разобрался еще не до конца. Достаточно ли в этих словах пилота нелогичности и несоответствия ситуации, чтобы в качестве обязательного адекватного ответа требовалось улыбнуться? Или реакция тут предполагается другая? Допустимо ли промолчать? Стремительно пролистав базу данных, развернул веер возможных реакций, как мимических, так и вербальных, перебрал шесть рекомендованных программой условно-нейтральных, наиболее безопасных и подходящих при достаточно широком ситуативном спектре — и вдруг понял, что ответит иначе, не по программе и практически честно. Как тогда, в магазине с Полиной, перед памятной дракой.

Что уже отвечает.

— Полагаю, киборги от нее тоже не в восторге.

Тед хохотнул, косвенно подтверждая правильность спонтанной Дэновой реплики. Живое и теплое шевелилось в груди, как и всегда при действиях не по программе, вопреки ею подсказанному. Дэн понял, что улыбается — и даже не заметил, когда и в ответ на какой раздражитель мимические мышцы пришли в движение. Впрочем, реакция правильная, и то, что она потихоньку становится автоматической — это тоже очень удачно и правильно. Самообучаемость. Полезно. Хороший опыт.

«Все-таки, лапусик, недооценивают люди вас, боевых киборгов! Вот человек тебя, допустим, только спросит: „как дела?“, а ты уже втянул все ненужное, запустил/отменил боевой режим, перелопатил инфранет, оценил предыдущий опыт, за долю секунды нашел оптимальный вариант ответа и выдал его автору запроса, при этом не выдав себя! Потрясающая эффективность! Я прям завидую и почти что сожалею, что мне нечего втягивать!»

А вот на это Дэн отвечать поостерегся. Вернее, ответил — но как раз таки условно-нейтральным, неинформативно-смущенным пингом, аналогом извиняющейся улыбки за номером двадцать пять. Маша говорила вроде бы не всерьез. Но при этом не совсем и в шутку, или же это была новая градация шуток, сути и алгоритма которых Дэн пока еще никак не мог просчитать. Она вроде бы злилась — но при этом опять-таки и всерьез и не всерьез одновременно. Вроде бы боялась чего-то — но и боялась тоже словно бы не совсем по-настоящему. И при этом старательно обсыпала весь виртуал разноцветным конфетти — так старательно, что поверить в искренность этого смеха Дэн не смог бы и без встроенного детектора.

Маша всегда так странно злилась, когда Дэн разговаривал не по программе. Например, с Тедом. Или Полиной. Или… а вот и нет, с другими он пока так вести себя не пробовал, так что статистика недостаточна. Интересно, будет ли Маша точно так же злиться, заговори Дэн внепрограммно с капитаном или доктором? Или с Владимиром… хотя нет, с последним пусть лучше общается процессор, Владимир опасен, с ним нужно соблюдать осторожность. А с остальными можно и попробовать. Например, с доктором…

«Опаньки… сладкий мой, а к нам, между прочим, гости! Ну надо же, какая неожиданность! А я неодета! Вернее, недораздета! Как ты думаешь, красные стринги больше подойдут к моей помаде, чем синие к глазам?»

Уточнять, кто пожаловал, Дэн не стал — это было и так понятно. Центавриане не стали бы соваться в гости днем и настолько открыто, они не любят прямой солнечный свет и предпочитают действовать по ночам. И втихаря. Да и прилетали они сегодня уже. И именно что ночью. Правда, на этот раз активности не проявляли, зависли осторожненько на безопасной высоте, словно выжидали чего. Ну Дэн и не стал их разочаровывать. Выскочил, как полагается хорошему киберу, просканировал прилегающую территорию, зафиксировал потенциально опасный объект и помаячил минут десять на краю поляны, демонстративно переходя в боевой режим и обратно с интервалом в тридцать секунд. Большего не потребовалось, тарелка не стала настаивать на близком контакте, набрала высоту и ушла в облака. Словно ее тут никогда и не висело.

А еще через десять минут радостная Маша, зачем-то аккомпанируя себе на медном духовом инструменте с чрезвычайно громким и пронзительным тембром звучания («фанфары, котик! Это называется фанфары!»), сообщила, что сумела вычислить их степянскую базу с точностью до километра. И теперь ничто не мешает нанести столь любопытным соседям ответный визит. Дэн был согласен, что подобная необходимость назрела, но до побудки оставалось чуть более полутора часов, и он решил употребить их с большей пользой. Спать полезно. Перехваченные ранее два часа — недостаточно даже с точки зрения программы.

К тому же центавриане никогда не вступают в открытый конфликт сами, всегда предпочитают смотреть на драку со стороны, а потом обирать победителя, если он слишком измотан битвой и не в силах оказать достаточного сопротивления. Или же продавать ему что-нибудь — если он измотан не так сильно, чтобы не огрызнуться на попытку откровенного грабежа. Центавриане никогда не хватаются за оружие сами, если есть возможность удрать. А вот другие хватаются. Уже хватались…

Идея возникла мгновенно.

«Маша, клюквенный кисель — это клавиши 6-18?»

«Малиновый, котик! Ты что, собираешься их отравить?»

«Сможешь разладить контур компенсатора гравитации? Но не по всей пультогостиной, а локально?»

Чем хороша киберсвязь — не надо кричать «это срочно и очень-очень важно!». Просто иной флажок приоритета — и тебя сразу понимают правильно. И отвечают сразу и по существу:

«Где? Как именно? Когда?»

«Под синтезатором. Дифферент на угол 4 с вращательным вектором по экспоненте. Точечно. Погоди, погоди… Сейчас!»

«О, малыш! Мне нравится ход твоих грязных мыслей! Очень грязных!»

Ловушка была продумана хоть и быстро, но хорошо — лучше всего люди выдают себя в нестандартных и неожиданных ситуациях, когда не успели заранее продумать линию поведения и уж тем более зафиксировать ее многократными повторениями до автоматизма, используя своеобразный человеческий аналог перепрошивки, медленный, но действенный. А что может быть неожиданней и нестандартней, чем если приходишь ты в гости к мирным соседям, а у них посреди залитой кровью кухни лежит бездыханный труп?

Дэн действительно даже дышать перестал и замер на несколько секунд в полной неподвижности и полной готовности среагировать сразу же, как только понадобится. И был на восемьдесят девять процентов уверен, что справится при любом раскладе, не потеряв ни одного из «своих» людей. Поможет эффект неожиданности — от трупа вряд ли будет ждать активного сопротивления даже самый подозрительный враг. Тед подыграл как нельзя лучше — раскорячился над Дэном, пытаясь снять с его груди придавивший синтезатор и рыча яростно и нечленораздельно — проклятый гладкий короб снова и снова выскальзывал из залитых киселем рук, словно издевался.

Со стороны это выглядело достаточно впечатляюще (Маша транслировала Дэну картинку, не удержалась): ни дать ни взять кровавый маньяк, склонившийся над жертвой своего преступления. То ли добить желающий, то ли улики спрятать. Так что да, ловушка была продумана хорошо, а реализована, пожалуй, так даже и лучше, чем продумана.

Ловушка не сработала.

Вернее, сработала, но как-то неправильно, что ли. Во всяком случае результат получился совсем не тот, на который Дэн очень надеялся — никто из гостей не выхватил из кармана или из-за спины лазерную винтовку или другое какое оружие и не навел его на кого-нибудь из гостеприимных хозяев, окончательно и бесповоротно подтверждая свой статус стопроцентного максуайтера, подлежащего уничтожению. И чем быстрее — тем лучше.

Из присутствующих больше всех свою максуайтерность проявил Станислав Федотович — она у него вообще скаканула в красную зону. И когда он придушенно рявкнул что-то о позорящих собственного капитана идиотах и приказал немедленно в душ и немедленно же тут все прибрать — даже Дэну не пришло в голову уточнить, какое именно из предписанных взаимоисключающих действий следует выполнять наиболее «немедленно». А пилот так и вообще заметался по пультогостиной подраненой мухой, хватаясь за все попадающиеся под руку тряпки и полотенца.

Гости же просто оцепенели. То есть вели себя точно так, как и полагалось вести себя абсолютно мирным и добропорядочным соседям, не замышлявшим ничего дурного и не знающим как реагировать на подобный кошмарный ужас. Тот из гостей, что был девушкой, даже взвизгнул слегка — совсем как Полина, когда Тед сегодня днем на флайере закладывал наиболее крутые виражи, — и попытался спрятаться за второго, что покрупнее, вцепившись обеими руками ему в локоть. Второй же стоял, окаменев, и лишь глазами хлопал. Словно самая обычная парочка самых обычных людей. Словно это вовсе не они приходили сюда на днях знакомиться втихаря, под покровом ночи, увешанные оружием до зубов. Словно они вообще не знают, что такое оружие.

Сегодня оружия при них не было. Никакого. Вообще.

Первое время Дэна сильно смущали странные плетенки из светодиодов у них на головах, очень подозрительно напоминающие гарнитуру непонятного назначения. Но даже если эти плетенки и действительно являлись системой управления каким-то необычным оружием, сейчас система эта была обесточена. Никаких источников питания ни в одном из карманов гостей Дэну обнаружить не удалось. На одежде девушки карманов не было вообще. А самое главное — они были честно напуганы устроенной Дэном ловушкой.

Только вот потом они точно так же честно врали. Оба. Все время. Обо всем подряд.

Дэн уже знал, что люди часто врут, даже когда не подразумевают ничего плохого и не хотят причинить вреда тем, кого обманывают. Все эти метафоры, гиперболы и прочие синекдохи. Но эти врали слишком много, в среднем — в три или даже четыре раза больше среднестатистической нормы, а иногда и в шесть-семь. Некоторые их высказывания были ложью более чем на 90 %, и Дэну даже интересно стало — а что именно было там правдой? Впрочем, это не было важным, важным было другое: они враги. Не-враги так себя не ведут. Сомнений быть не должно.

Сомнения оставались.

Девушка тоже врала. И не врала почти одновременно. Женщины эмоциональнее, хуже контролируют мимику и мелкую моторику, по ним ориентироваться легче. Только вот понятнее от этого не становится. Она была искренна, когда радовалась обнаруженному у Михалыча древнему детектору черного света. И не врала, когда обещала, что обязательно его вернет. Значит, кем бы ни были эти враги и что бы они ни собирались предпринимать, убийство всех до единого членов команды соседей в их планы не входит. Мертвому механику невозможно вернуть определитель черного света, ведь правда? Он ему просто не нужен. А девушка на 87 % уверена, что вернет обязательно. Или у нее просто недостаточно информации и она честно верит в то, что на самом деле не является правдой?

Мужчина врал — и тоже не врал. Все время. Двойственность оставалась, ее никак не удавалось разрешить. Да, максуайтерность пришельца была достаточно высока, чтобы иметь повод его опасаться. Если, конечно, судить по косвенным признакам — возраст, внешность, привычка носить оружие и характерно щурить левый глаз, вранье это опять же — там, где нет причин для того, чтобы врать.

Но ведь Дэн изначально и у Теда определил максуайтерность чуть ли не на таком же уровне, и все благодаря тем же самым косвенным показателям. А что выяснилось в итоге? Уж если на корабле и есть кто точно не максуайтер, так это пилот. Ну и Полина, конечно. С ними можно шутить на грани фола. И даже за гранью тоже можно — они точно не разозлятся. Может быть, здесь то же самое? И Дэн просто что-то неправильно понял?

Вечером, раз за разом прогоняя перед мысленным взором запись странного чаепития, Дэн все равно никак не мог избавиться от этой двойственности. Чужие врали. Но пришли без оружия. И сами боялись — теперь Дэн видел это точно. Напуганный враг опаснее врага спокойного. Но точно ли они враги? Как бы понять окончательно и точно, чтобы больше не оставалось ни малейших сомнений…

Доказательство обнаружилось при пятом просмотре. И такое, что лучше и не придумаешь. Вот оно! Точно! В самом начале, они все тогда еще толпились у входа…

Дэн облегченно улыбнулся и сел на койке. Прислушался. На корабле царила ночная тишина, с последнего несонного звука прошло не менее получаса, он отслеживал краем процессора и был уверен — пора. Одеваться-обуваться не пришлось, он так и лежал на койке одетый и в тапочках. Бесшумно вышел в коридор, миновал пультогостиную. Маша открыла шлюз, но ничего не сказала и даже фон от нее шел какой-то преувеличенно нейтральный.

На верхней ступеньке трапа Дэн задержался. Пошарил рукой у края крепления внешнего пульта, обнаружил лишнюю деталь. Отколупнул. Включил ночное зрение, разглядывая маленькое устройство. Так и есть.

Жучок. Примитивный, но действенный. Рассчитанный на запись одного единственного сигнала — того, которым капитан открывает шлюз снаружи.

Чужак сам решил свою судьбу. Тем, кто не замышляет ничего плохого, нет необходимости проникать на чужой корабль без спроса и приглашения, по ворованному сигналу. Сами виноваты. Дэн почувствовал, как губы растягивает все шире, шире любой улыбки, в то, что скорее можно было бы назвать оскалом. Раздавил жучок пальцами (тот лишь жалобно хрупнул), отбросил в мох. Сбежал по ступенькам — легко, бесшумно, целеустремленно.

«Будь осторожен, малыш».

«Буду».

Глава 20 Мины ставили дилетанты

Мины ставили дилетанты.

Да.

Забавно. Порядок размещения мин стандартный, псевдохаотический — ни один настоящий профессионал ни на секунду не поверит в действительную хаотичность и случайность подобного разброса. Как и в случайность вот этой дырки — такой соблазнительной для любого нарушителя-непрофессионала. Наверняка там расположена скрытая ловушка, которую просто не берет сканер. Тоже шутка юмора своего рода. Кто кого пересмеёт.

Да.

Да.

Да.

Если двигаться со скоростью здешнего мха — датчики движения тебя не зафиксируют. Между ними и минами расстояния вполне достаточные, можно пройти. Если осторожно. И сделать это намного проще, если ты можешь еще и спрятаться за процессор. Если прятаться за процессор — вообще очень многое становится значительно проще.

Например, убивать.

Рыжий киборг ловко спустился по переплетению подрагивающих древесных отростков, задействовав не более 10 % миоимплантатов. Когда до земли оставалось около трех метров, бесшумно спрыгнул с нависавшей над краем поляны ветки и медленным текучим движением заскользил по минному полю к заинтересовавшим его объектам. Именно рыжий. Не Дэн. Дэну пока еще не приходилось убивать, да и не стоит ему этому учиться, для этого вполне подойдет и рыжий. Рыжий умеет. Он этим жил. И выживал. Дэну лучше спрятаться поглубже и остаться ни при чем, пока рыжий деловито и профессионально зачищает периметр, устраняя потенциальную опасность. Рыжему не привыкать действовать по приказу. Рыжему тоже так удобнее. Приказ освобождает от ответственности. А Дэну не придется убивать самому, достаточно лишь приказать.

Эти люди, выдававшие себя за геологов, — максуайтеры. С вероятностью не ниже 95 %. Ходят в гости тайно, по ночам и с оружием, уже одного этого достаточно. Мирные люди не ходят к соседям знакомиться — так. И не пытаются сбить из лазерной винтовки соседский флайер, пусть даже и нарушивший границы их воздушного пространства. А эти — пытались. Так не ведут себя с чересчур назойливыми соседями. Так устраняют ненужных свидетелей.

В пользу последнего предположения говорило и то, что открыто и просто так эти милые соседи пришли попить чайку и познакомиться лишь тогда, когда не получилось разведать все тайно и втихаря. И сбить флайер им тоже не удалось — а значит, и остаться незамеченными. Именно тогда и только тогда они и пришли — без оружия, все такие мирненькие и неопасные. И приклеили жучок у шлюза. И врали. Все время врали. Люди часто врут, это нормально. Дэн усвоил главное: вранье иногда только выглядит таковым, на деле им не являясь. Блеф опять же. И просто так для красного словца. Любая шутка юмора построена на частичном вранье. Для людей это нормально.

Но геологи врали иначе — они не шутили, не заблуждались искренне, не пытались что-то слегка приукрасить. Они стремились именно что обмануть собеседника. Сознательно и планомерно. Для какой-то своей, пока еще непонятной Дэну цели. Чуть ли не до девяноста процентов ложной или искаженной информации практически в каждом высказывании — это никак не сравнимо с пятью-двадцатью процентами обычной человеческой нормы (процентный разброс того вранья, которое на самом деле враньем не является, довольно большой, но так ведь и люди все очень разные).

Одного этого уже вполне могло хватить для того, чтобы индексировать их в качестве угрозы потенциальной с крайне высокой степенью вероятности (81,2 %) перехода в угрозу кинетическую. Даже если бы не было попытки стрельбы по флайеру. А она была. Подобное действие уж точно никак нельзя назвать дружеской шуткой. Это объявление войны. Они первые начали. По крайней мере — один из них. Тот, что ни на секунду не задумался, наводя винтовку на мирный и совершенно безоружный летательный аппаратик с тремя пассажирами на борту. Он не мог знать, что среди пассажиров есть киборг, готовый в случае необходимости перехватить управление и с достаточно высокой степенью вероятности (78 %) успешно вывести машину из-под огня. Он этого и не знал, а значит, не попугать собирался. Он собирался убивать.

Поправка: но все-таки не убил. Поправка поправки: не потому, что передумал. Ему просто не дали. Вклинился мешающий фактор в лице двух других — по крайней мере про одного из этих других Дэн мог утверждать подобное с близкой к ста процентам уверенностью, ибо четко видел, как тот сбил рукой вниз дуло ружья, направляя его в безопасную сторону. Уточнение поправки поправки: по крайней мере один из псевдогеологов — не максуайтер. Благодаря его вмешательству деструктивное действие не было завершено. Объявленная война не перешла к стадии активных боевых противодействий.

Представляют ли они из-за этих поправок меньшую опасность? С вероятностью 72,8 % — нет. 72, 8 — цифра спорная. Даже рыжий не считал возможным округлять такое до сотки по умолчанию. Хотя и близко. Очень близко.

Те и эти. Люди и люди. Свои и чужие. И те, и другие опасны. Но по-разному. Со своими можно будет разобраться и потом, чужие — задача более высокой приоритетности. Потому что они — враги, тут сомнений лишь на 6 %, почти чистая сотка. Рыжий знал, как надо поступать с врагами. Это легко. И становится легче еще на целый порядок, если враги настолько беспечны, что сами разбросали по поляне все необходимое для собственного уничтожения. Собрать мины. Перенастроить, включив необходимую отсрочку взрыва. Они все ночуют в жилом комплексе. И не поставили часового, полностью понадеявшись на датчики и минное поле. Дилетанты! Это тоже удачно. Профессионалы никогда так не поступили бы. Обложить комплекс, хватит с троекратным запасом. И уйти подальше, прежде чем рванет. Приступить к выполнению? Да/Нет.

Нет.

Очень трудно доказать кому-то, что ты не максуайтер. Но как минимум один из геологов как минимум Дэну это почти доказал — когда ударил рукой по дулу лазерной винтовки.

Нет.

Должен быть другой способ. Вчерашнее отчаянье отступило, став более прозрачным и легким. Оно уже не давило на плечи плитою в десять тонн, не давая дышать. И даже возникла мысль, что Маша, может быть, и не совсем не права. В конце концов, она куда лучше разбирается в людях и их мотивации. Может быть, капитану действительно просто нужно время — ведь он уже несколько дней как почти не кривится, глядя на волосы Дэна. И даже улыбается иногда. Улыбался, во всяком случае, — до позавчерашнего вечера. Может быть, если предоставить капитану это время, — он и к киборгу в роли навигатора тоже привыкнет, как уже почти привык к рыжему? Система давала не более 24 % вероятности подобного развития событий. Удручающе низкая цифра. Если не вспоминать, что еще позавчера та же система при точно таком же запросе выдала сплошные нули до третьего знака после запятой. А вот если вспомнить и учесть положительную динамику подобной интенсивности — то для оптимизма появляются очень даже веские основания.

Интересно, что нынешнее положение устраивало как Дэна, так и рыжего. Только вот рыжий был готов убивать ради его сохранения, а Дэн — уже нет. Потому что в отличие от рыжего Дэн убедился, что иногда другие способы срабатывают ничуть не хуже. Надо их только найти.

Должен быть другой способ сделать чужих менее опасными. И дать понять, что свои — не так уж и беззащитны. Показать силу и готовность убивать — лишь для того, чтобы не пришлось убивать на самом деле. Блеф. Хорошее слово. Удобное и полезное.

Да.

Полицейский электрошокер, конечно, лучше плазменного ружья — если ты находишься под прицелом и стремишься и далее продолжить жизнедеятельность. Если отбросить тот малозначимый факт, что разработчики его больше заботились о здоровье и сохранности самих полицейских, чем о самочувствии их жертв — лишь бы те остались живы до суда, а остальное дело десятое. И потому сила и напряжение тока рассчитаны так, чтобы не вызвать асистолию и остановку дыхания даже при многократном превышении единичной дозы, но при этом обеспечить нарушителю максимально возможное количество дискомфорта и крайне неприятных ощущений на довольно-таки длительный период времени. А если говорить проще — это больно.

Это. Очень. Больно.

Сила и напряжение разряда рассчитаны так, что в месте попадания мышцы начинают сокращаться с безумной скоростью, перегружая ведущие к мозгу нервы да и сам мозг болевыми сигналами, в течение нескольких секунд выжигая дотла всю необходимую для своей нормальной работы глюкозу и сами буквально выгорая, а потом просто перестают функционировать. Параллельно происходит и блокировка нервных волокон, по которым поступают сигналы от мозга для управления этими мышцами. Иными словами, если бы не процессор и имплантаты, Дэн свалился бы на месте после первого же удара в полном параличе и без сознания. Процессор же помог продержаться. Ну, по крайней мере — какое-то время.

Первый раз Дэн потерял сознание почти сразу после второго попадания (этот разряд тоже пришелся под лопатки, практически в то же самое место, что и первый), когда во всей красе боевого режима несся к лесу длинными показательно нечеловеческими скачками. Пришел в себя секунды через полторы, уже под деревьями — процессор перехватил управление миоимплантатами, как ему и положено. Тело работало на пределе, боевой режим рвал мышцы, но третьего попадания удалось избежать. Хорошо. Два в одну точку (удивительная, кстати, меткость для простого мирного геолога! снайперская, можно сказать, меткость) — и то, пожалуй, многовато. Даже для киборга. Зато показательно. Чтобы уж точно никаких сомнений: ни один человек такого точно не выдержал бы. Словно антирекламный баннер поперек дороги — не суйтесь! У нас есть оружие. Да, оно пока стоит на запасном пути, но в полной боевой готовности.

Операцию по частичному разоружению и глобальному устрашению потенциального противника можно считать завершившейся удачно. Обычный грузопассажирский катер — ладно. Пусть. Дэн его трогать не стал. Может, он им действительно для работы нужен, геологам этим или кто они там. А вот истребитель-невидимка — точно лишнее, оставлять в руках врага такое «геологическое оборудование» не стоило. Вывести его из строя удалось эффектно и эффективно, распылением обнаруженного тут же в ангаре суперклея в форсунки обоих двигателей. Никаких тебе взрывов с человеческими жертвами и даже нанесенные технике повреждения минимальны, но в полевых условиях такое не лечится. И это значит, что невидимых разведчиков можно более не опасаться.

После этого оставалось только найти ведущую к сирене сигналку и как следует дернуть за растяжку. А потом, дождавшись, пока в жилом модуле прекратятся беспорядочные метания и вопли о том, что шпиона надо обязательно брать живым (и потому БРОСЬ НЕМЕДЛЕННО ЭТУ ГИПЕРПУШКУ!) и наружу наконец-то выскочит человек со станнером наперевес, — перейти в боевой режим и демонстративно рвануть к лесу. Картинно так. Чтобы теперь уже у самих псевдо-геологов появился существенный повод для беспокойства — по поводу наличия киборга боевой модификации у их потенциального противника. И, может быть, даже не одного киборга. Есть о чем задуматься. Хорошая штука — блеф. В отличие от станнера.

Станнер, особенно полицейский — штука плохая…

Первые сильные судороги начались уже через три километра, но еще километра два их удавалось если не игнорировать, то хотя бы вполне успешно блокировать при помощи имплантатов. Потом пришлось остановиться. И даже лечь. Иначе все равно бы свалился, а в горизонтальном положении артериальное давление выравнивается быстрее.

Вообще-то дексистские инструкции утверждали, что станнер боевому киборгу не опасен, он ведь только на органику влияет, вырубая мышцы и органический мозг, который у порядочного кибера является не более чем дополнительным архивом, дополнительным местом для складирования не очень нужной информации. Порядочному киберу для функционирования в штатном режиме должно вполне хватать процессора и имплантатов. Тут, очевидно, сработала та самая меткость — два попадания в одну точку вызвали эффект каскадного резонанса.

Судороги прокатывались по телу волнами, то вразбивку, то одна догоняя другую. Дэн старался расслабиться и ни в коем случае не задействовать имплантаты сейчас — так не только экономилась энергия, но и было куда меньше шансов что-нибудь себе сломать.

Раньше в Дэна никогда не попадали разрядом из станнера, просто током прилетало, и не раз, это было. Плазмой тоже. Но это было совсем другое. И сравнение оказалось… интересным. Больше всего удивила разница между отсутствием внешних эффектов и потрясающей эффективностью по сути. Датчики уверенно твердили, что повреждение позвоночника отсутствует и даже локальный ожог на коже под лопатками не более чем второй степени. Но тело не желало верить этим утверждениям. Ему казалось, что со спины как минимум содрали кожу вместе с мышцами до самых ребер, а на оголенные нервы плеснули кипящей кислотой.

Боль еще можно было как-то блокировать, у киборгов с нею своеобразные отношения, особенно если нет альтернативных приказов. Боль — это точно такая же информация, как и все остальное. Сигнал от датчиков. Ее не надо бояться. Просто принять как данность. Она от этого, конечно, никуда не денется, но игнорировать ее станет намного проще. Хуже было то, что организм не понимал, что происходит, и пытался отреагировать привычными методами, а именно — выбросами в кровь боевого коктейля. А это сейчас было лишним совсем. Мешало лежать. Расслабляться. Ждать, пока отпустит. И — дышать. Размеренно, медленно. На раз-два вдох. На три-четыре-пять-шесть-семь выдох. Раз за разом.

Когда скручивающие тело спазмы сошли до мелкой противной дрожи, Дэн поднялся и похромал дальше. Через несколько шагов походку удалось выровнять, хотя неприятные ощущения от этого существенно усилились. Система сбоила и глючила, словно это был не простой полицейский станнер, вроде как поражающий только органическую часть, да и ту не фатально, а настоящая электромагнитная граната или даже импульсная мина. Информация от части датчиков противоречила не только данным с других, но и самой себе, строчки об отсутствующих/имеющихся повреждениях путались, накладываясь друг на друга. И поэтому Дэн не сразу заметил самое важное — то, что сигнал о низком уровне энергоресурса не просто горит красным, а мигает. А когда заметил — поначалу не поверил и счел таким же системным глюком, как и большинство прочих строчек.

Двадцать два процента? С чего это вдруг? Ну да, сегодня он довольно сильно потратился на боевой режим и сканирование местности, но все последние дни питался нормально, если не сказать усиленно. Да, даже при неактивированных имплантатах ему требуется энергии больше, чем среднему человеку. Но он ведь ее и получал — дополнительными пайками по ночам или той же сгущенкой днем. Откуда могло взяться это мигание и нелепая цифра? Да у него и на свалке поболее было! Вот сейчас система перестанет сбоить и при следующем мигании выдаст другую цифру, более адекватную… Цифры мигнули и изменились — на двадцать один.

И тогда до Дэна дошло: резонанс.

При судорожном неостановимом сокращении сгорают не только сами мышцы — первой сгорает необходимая для их нормальной работы глюкоза. Сила и напряжение тока станнера специально рассчитаны так, чтобы сгорала она подчистую и мгновенно. Организм человека обычного реагирует параличом и потерей сознания — до тех пор, пока добрый полицейский доктор не вколет пострадавшему порцию синергина или до пораженных участков нервов и мышц не доберутся спасатели из собственного гликемического депо. На второе обычному человеку требуется довольно много времени, после чего наступает не слишком приятное пробуждение со всеми ощущениями постстаннерного похмелья. Но так бывает только с обычным человеческим организмом. С организмом кибермодифицированным дело обстоит совсем иначе.

Во-первых, никакого паралича — управление телом переходит на имплантаты. А им тоже требуется глюкоза. И в количестве на 12–14 % большем, чем обычным мышцам. Но и сами мышцы тоже не остаются без помощи — процессор пускает в расход резерв и мгновенно кидает необходимый ресурс туда, где его недостает. Туда, где он опять выгорает. Снова. И снова. И снова. До тех пор, пока судороги не прекратятся совсем. Но как раз именно поступающая глюкоза их и поддерживает, без нее мышцы давно бы парализовало. Замкнутый круг, бездонное жерло утилизатора, выжигающее весь резерв до последней капли. Чем дальше — тем больше и эффективнее. Пошедший вразнос процессор не может не реагировать именно так, это база. Без внешней коррекции судороги не смогут прекратиться, пока есть, чему выгорать. Они и не прекратились. И, значит, глюкоза выгорать продолжает…

Дэн сорвался на бег раньше, чем успел перейти в боевой режим.

Глава 21 Двойная доза

Он почти успел. Хотя, конечно же, почти не считается. Никогда не считалось. Если бы он не проваландался там, на первой остановке. Если бы бежал быстрее. Если бы не ждал так долго. Если бы сообразил чуть раньше. Если бы сумел заранее где-то добыть (украсть?) шприц-тюбик с горячим… Великое множество разных «если». Если бы у DЕХ'a были дюзы, он был бы не DEX'ом, а космическим кораблем. Шутка. Интересно, смешная ли? Вряд ли. Жаль, оценить некому. А может быть, и не жаль.

Последние полкилометра от ручья он уже не бежал — шел. На двенадцати процентах бежать невозможно. Считается, что на двенадцати процентах вообще ничего невозможно и сразу же наступает принудительная гибернация, но это не так. Систему писали и настраивали параноики, они во все критические параметры заложили дополнительный люфт. Жаль, не очень большой. Как раз хватило подняться по трапу. Почти хватило. Почти…

Гибернация — это не больно. Во всяком случае, намного менее больно, чем умирать любым другим образом. Даже если по приказу, хотя эта смерть и считается самой чистой. И куда более быстрой, чем на испытательном стенде в «DEX-компани». Хотя бы с этим повезло. Просто словно бы засыпаешь — не сразу, по частям. Сначала отказывают ноги, которых ты давно не чувствуешь, а теперь они еще и подламываются. И ты падаешь на верхней ступеньке, последним сознательным усилием толкнув ватное тело внутрь шлюза, словно еще на что-то надеясь. Надеяться не на что, на одиннадцати процентах регенерация не работает. Восстановиться самому не удастся. Резерв выбран в ноль. Внешние рецепторы отказывают один за другим, каскадом. Удара о пол уже не ощущаешь.

Интересно, кто обнаружит? Впрочем, не интересно. Хороший подарок капитану. Который так хотел вычислить киборга. Теперь ему можно не напрягаться — кибера, перешедшего в гибернацию непосредственно из боевого режима, с человеком не перепутает и слепой. Кстати о слепых — вот и темнота. Мозг отключается. Процессор еще какое-то время будет поддерживать спящий режим, но если энергии извне не поступит, вырубится и он. Смерть мозга станет окончательной. Хорошо бы. Если повезет — все именно так и будет. Потом, конечно, сожгут. Но это будет уже неважно. Может быть, сожгут и раньше. Не дожидаясь окончательной остановки процессора. Но это тоже уже неважно — гибернация хорошая штука, рецепторы в ней отключены полностью. Никаких сигналов от внешних датчиков. Никакой боли. Считай, повезло.

Последней связно оформленной мыслью было, что если совсем повезет — его не станут будить перед тем, как сжечь.

Не повезло.

Экстренное пробуждение всегда очень неприятно. В первый момент Дэну показалось, что его уже засунули в мусоросжигатель. Живьем. Иногда дексисты так развлекались. Оправдывая свои действия необходимостью дополнительных тестов в экстремальных условиях, несовместимых с жизнью. Нестерпимый жар выкручивал мышцы, легкие разрывались от невозможности вдохнуть, по венам вместо крови тек жидкий огонь. В животе словно рождалась новая звезда, тянула протуберанцы во все стороны, прожигала себе дорогу наружу сквозь мышцы. Кровь испарялась, кости трещали, чернея и осыпаясь пеплом. Тот, раскаленный и едкий, забивал горло сухим огнем, не давая дышать.

Дэн закашлялся. Всхлипнул. Вдохнул — резко и судорожно, раз, другой. Замер в полной неподвижности. Легкие жгло. Да что там! Все тело жгло до последнего нерва, причем так, что лежать неподвижно было почти невозможно. Надо. Если это проверка… Надо. После горячих уколов процент отсева был самым высоким. А это именно он, горячий укол, не узнать такое невозможно, если испытал хотя бы раз. Синергин гораздо прохладнее. И безопаснее.

Джинерейджи, а по-простому — «грог». Дико полезная дрянь, специально разработанный энергетик, почти мгновенное восстановление энергоресурса как минимум на тридцать процентов. Полезная дрянь. Но — дрянь. Рекомендован к применению исключительно для киборгов, для человека лишь в экстренных ситуациях и с кучей оговорок.

— Ну что, набегался, гуляка? Это же вот надо так умудриться?! Всю мою работу чуть вот насмарку не пустил. Ни стыда, ни совести у человека! Ты вот, понимаешь, будешь мне тут вот так над собственным организмом издеваться, а бедный доктор каждый раз вскакивай посреди ночи? Учти — если помрешь, точно останешься без обеда, а оно вот тебе надо, а?

Сесть и открыть глаза удалось с первой же попытки, одновременно. А вот на то, чтобы стены медотсека перестали кружиться, а все три фигуры в белых халатах совместились в одну, благожелательно улыбающуюся и вроде бы совсем не страшную, потребовалось не менее трех секунд. По секунде на фигуру. Боль уходила, сменяясь приятным щекотным жаром, после «грога» всегда так. Не проверка. Не тесты. Доктор другой и медотсек другой. Просто в аптечке мирного грузовичка с какой-то стати завалялась ампула «грога», иначе называемая еще и «коктейлем смертника». И доктор не нашел ничего лучше, чем ввести ее пациенту. Доктор настолько уверен в собственных диагнозах — или настолько глуп? Или…

— Ну и вот куда ты вскакиваешь, торопыга?! Тебе еще минут десять полежать бы по-хорошему, а то неровен час опять в обморок грохнешься. А бедному доктору снова надрывайся! Вскакивает он, понимаешь вот… Вот они, преимущества молодости, только что был баклажанчиком, а теперь вот опять как огурчик, а несчастному доктору из-за малейшей царапины каждый раз приходится долго мучиться в регенерационной камере…

Несчастный доктор выглядел до неприличия счастливым и довольным. Стоял у двери в коридор. Протирал руки спиртовой салфеткой. Улыбался благожелательно.

И врал.

— А вот ответь мне, всему виной что? — Доктор назидательно поднял толстый палец и помахал им в воздухе. — Нездоровый образ жизни! Вот то-то и оно. Вот вы, балбесы юные, все ночи напролет в свои игрушки рубитесь, будто дня не хватает, куда вот это годится? Хорошо, что у меня джинчик под рукой оказался, а я ведь вот еще и брать его не хотел, думал — да вот на кой оно нам? А вот гляди-ка как пригодилось! Щечки розовенькие, любо-дорого посмотреть. Вон какой живчик сразу, а в шлюзе валялся ведь совсем-совсем дохленький, что вот твоя сгущенка по цвету. А потому что нельзя на ней на одной сидеть, вредно это вот для здоровья. Вот и досиделся! Недостаток белка, недостаток кальция — вот тебе и ктонические судороги в полный рост, еще спасибо скажи, что до эпи-припадка дело не дошло…

Доктор нес чушь. И отлично знал это. Не мог не знать. Даже если был самым паршивым врачом, а это не так. Не бывает ктонических судорог, это даже киборгу известно. Судороги бывают тонические и клонические, ну на крайняк еще могут быть тонико-клонические. Но не ктонические, нет такого термина. Да и сгущенка — идеально сбалансированное питание, немногим хуже кормосмеси. И кальция, и белка в ней достаточно, а если чего и не хватает — так это некоторых витаминов. Доктор врал.

Получается, доктор — знает. Доктор опасен. Доктор должен быть убит… Дэн сглотнул.

Может быть, все-таки нет? Может быть, доктор просто не очень умен? И так ничего и не понял? А «грог» действительно просто под рукой оказался… Ну мало ли для чего в аптечке мирного гражданского грузовичка может заваляться ампула коктейля берсерка? В конце концов, капитаном тут бывший космодесантник, а они не бывают бывшими. Может быть, просто по привычке…

Все равно. Не важно. Даже если доктор не знает, даже если не догадался ни о чем — завтра он расскажет капитану, вот с этой самой благожелательной улыбочкой и расскажет. О том, как благотворно подействовала на обморочного навигатора инъекция «грога». И капитан, конечно же, все поймет. Сразу. Капитан воевал. Он знает, как именно действует «грог» на людей. И как — не на людей…

Поправка — не устранив: нейтрализовав.

Первым делом — перебить трахею. Тогда не будет ненужных приказов и тревогу доктор поднять не сможет. А потом — уходить. Люди с перебитым горлом умирают не всегда, у них есть регенерационный блок, прямо здесь. В медотсеке. Удачно. И криокамера, если совсем уж. Хорошо бы уйти просто так, вообще никого не сломав. Но доктор стоит в дверях, и обойти его не получится. Перекрывает. Словно специально. Специально?

— Дэн, ты спать здесь останешься или все же к себе пойдешь? Поздно уже, а завтра тебе вставать рано…

Доктор зевнул, прикрывая рот пухлой ладонью. В пальцах блеснула ампула, знакомая такая, с крупными ядовито-оранжевыми буквами предупреждения. Не перепутаешь. Пустая. Еще одна лежала рядом, на раковине. Тоже пустая. Еще одна? Пустая?!

«Грог» разрабатывался в качестве энергетика для киборгов. Бойцы-люди используют его лишь в тех случаях, когда нет другого выхода. Он убивает трех из десяти первой же инъекцией. При повторной — смертелен в ста случаях из ста. Для человека. Доктор не может этого не знать — даже если он очень скверный доктор.

Взгляд Дэна метнулся от одной пустой ампулы к другой. К двери. Снова к ампулам. И наконец замер на лице доктора. Доктор тоже смотрел на Дэна. В упор, насмешливо топорща светлые бровки. Страх — 11,4 %, неожиданный хлопок двери за спиной и то, как правило, дает больший выплеск. Агрессия ноль целых ноль десятых процента, максуайтерность не отслеживается вообще. Так не бывает. Детекторы сбоят?

Доктор смотрел с тем самым выражением, которое сразу хотелось убрать в архив и запрятать подальше, чтобы не тянуло просматривать снова и снова. И улыбался — как всегда, благодушно и доброжелательно. Ну, может быть, сейчас к этой улыбке добавилось чуть больше ехидства, чем сочувствия.

— Ты ведь завтра дежурный по кухне. Забыл, да? Эх, молодость, молодость, все бы вам бегать… Спокойной ночи, Дэн.

Первая пустая ампула звякнула о дно портативного утилизатора. Через секунду — вторая. Задвинутая крышка. Короткое гудение. Вот и все. Словно и не было никаких ампул. Доктор еще раз зевнул — сладко и протяжно, так, что Дэн и сам с трудом удержался от отзеркаливания. Повернулся спиной. И — вышел. Прошелестела дверь напротив. Все стихло.

Дэн осторожно сполз со смотрового стола. Вышел в пустой коридор. Действительно пустой. И в пультогостиной тоже никого не было. И дорогу к шлюзу никто не перекрывал. Дэн зевнул — нервно, с хрустом. Еще раз посмотрел на плотно сомкнутые створки шлюза.

И пошел к себе в каюту — спать. До утра действительно оставалось слишком мало времени.

Глава 22 Ночной переполох

Первым от визга тревожной сирены вскинулся почему-то даже не процессор, а рыжий. Возможно, в этом тоже был виноват полицейский станнер — рыжий привык выживать на грани и частично даже за гранью. Для него были привычны и низкий уровень энергоресурса, и тормозящая из-за этого регенерация, и постоянные негативные сигналы от внешних и внутренних рецепторов (боль, люди называют это болью), для него все это было нормой. Больно — значит, ты пока еще жив. И если хочешь оставаться в таковом состоянии и дальше — надо успевать просыпаться первым. Всегда. А боль — хорошо. Она позволяет проснуться.

Сегодня у рыжего болело все. И это было хорошо — значит, жив точно. И проснуться успел. Это тоже хорошо. Только вот процессор заглючил. Это плохо. Но рыжий успел проснуться. Сам. Это хорошо.

Похоже, пойманный вчера двойной разряд не пошел на пользу не только человеческой составляющей кибермодифицированного организма. Электронике тоже досталось. Хотя вообще-то контур, отслеживающий внешний форс-мажор, именно потому и считался универсальной следилкой, что ни при каких обстоятельствах не переходил в спящий режим и не вырубался. Не должен переходить и вырубаться. И отказывать там нечему: примитивнейшая система с двоичным кодом и стандартной базой сигналов, оповещающих о том или ином виде опасности. Простая, как байт. Нечему там ломаться и глючить. Однако заглючило. Рыжий не вдавался в рассуждения — что могло быть, а что точно нет и почему. Он принимал любой свершившийся факт как данность. А фактом было то, что программа молчала.

Программа молчала, никак не отреагировав на пронзительный визг сирены, ввинчивающийся в уши и специально разработанный с таким расчетом, чтобы от нее вскакивали в полной боевой готовности не то что живые организмы, неважно, кибермодифицированные или нет, но и полутрупы в криокамерах. Но программа молчала, когда рыжий ужом вывернулся из одеяла и метнулся к двери. Рыжий не доверял программе. Он никому и ничему не доверял. Потому и был жив до сих пор. И рыжий отлично знал, что может означать вой сирены там, где знают о сорванном киборге. Знают не просто абстрактно, как о факте возможного существования, а конкретно — кто он и где прячется. И не важно, что знает только один человек — это ровно на одного человека больше, чем нужно для безопасности. Потому что известное одному человеку…

Дэн проснулся секундой позже — и как раз успел перехватить перешедшее в боевой режим тело, скрутить его имплантатами и швырнуть обратно на койку одним коротким «нет!». Ужас. Отчаянье. Обреченность. Желание жить — острое, пронзительное. Выворачивающее наизнанку. Любой ценой. Жить. Сожаление об упущенной возможности. Надо было уходить раньше. Пока путь был свободен. Надо было тогда. Сразу. Или еще раньше. Давно. Пока был шанс. А сейчас шансов нет: в пультогостиной люди, как минимум двое, и один из них капитан, который наверняка уже все знает. Потому что субординация и долг. Потому что доктор, конечно же, все ему рассказал. Потому что они люди. Они заодно. Так всегда происходит, люди могут ругаться и даже убивать друг друга, но стоит рядом появиться киборгу, особенно сорванному, — и все. Люди сразу вспоминают о том, что они люди. И что враг у них общий. А у капитана бластер, контур заряженной батареи хорошо различим сквозь тонкую переборку. Полный заряд, вон как светится. И рука не дрогнет — космодесантники не бывают бывшими. Шансов нет. Ни малейших…

Какую-то долю секунды эмоции рыжего ощущались своими собственными, дэновскими. Но потом их перекрыло спокойное и уверенное — чушь. Доктор никому ничего не сказал. Почему? Потому. Просто чушь. Непонятная и вроде бы ни на чем не основанная уверенность. Доктор не сказал. Это точно. Ни капитану, ни кому другому. Вот просто не сказал — и все.

Дэн не понимал, почему он в этом так уверен, и это непонимание слегка… нет, как ни странно, уже даже не пугало, а лишь раздражало. Раздражало, да. Пожалуй, самое подходящее определение. И почему-то сразу вспоминалось выражение лица капитана, то самое, странное, занесенное в базу под номером 162 и обозначенное как «за что мне это?!» (и над этой ассоциацией, пожалуй, стоит подумать — но потом, когда будет время и пройдет как само раздражение, так и спровоцировавший его фактор). К тому же непонимание оснований собственной уверенности почему-то раздражало Дэна гораздо меньше, чем точно такая же безосновательная и чуть было не закончившаяся катастрофой паника рыжего — а в ее полной и абсолютной безосновательности Дэн тоже был твердо уверен. Даже, пожалуй, тверже, чем в том, что доктор ничего не сказал капитану. Хотя и точно так же не понимал причины этой уверенности.

Понимание пришло еще через полторы секунды — непростительно долгий промежуток времени для такой простейшей логической цепочки. Если бы капитан каким-то образом узнал о том, что именно Дэн является той самой сорванной «шестеркой», уничтожение которой он считал своим капитанским долгом и залогом решения всех проблем (считал ошибочно, но речь сейчас не об этом), он не стал бы врубать корабельную сирену и тем самым предупреждать потенциальную жертву звуковыми сигналами и давать ей возможность подготовиться. Он открыл бы дверь беззвучно и незаметно. Капитанским допуском. И выпустил бы по цели всю обойму, с двух шагов точно не промахнулся бы. Может быть, Дэн и проснуться бы не успел, он был слишком вымотан, до сих пор голова тяжелая. А система глючит. Вон даже на сирену не отреагировала, что уж говорить о более слабых раздражителях. То есть спокойствие и уверенность Дэна были абсолютно логичными и основывались именно что на услышанной сирене — ибо хотя она и оповещала о какой-то опасности (с этим мы сейчас разберемся, это штатно, это нормально, вот сейчас возьмем себя за шкирку, перестанем дрожать, выйдем в коридор и разберемся), но уже сама по себе являлась четким подтверждением того, что доктор никому ничего не сказал.

Кстати, о сирене…

Сирена молчала. Давно. Дэн склонил голову набок, потер ухо плечом. Тишина. Нет, не совсем: из пультогостиной доносилось сдавленное бормотание капитана — раздраженное, злое, постоянно срывающееся то в рокот, то в шипение. Женские всхлипывания. Сирены не слышно уже… четыре с половиной секунды, услужливо подсказал внутренний таймер. Стоп…

Женские?!

«Представляешь, лапусик, какой прикол — капитан чуть было Наталью не пристрелил! Из своего наградного бластера, ага! За киборга принял. Она прогуляться вышла, шалунья, а он тут, понимаешь, проснулся не ко времени. Увидал, что силовой купол отключен, ну и подумал, что это ты развлекаешься, пакость какую-нибудь готовишь. Вот и решил принять меры. А какие меры у космодесантника? Засел в засаде с суровым лицом и бластером наперевес. Смешно, правда?»

Не сирена. Женский визг — вот что это было. Вот почему не отреагировала система — она-то сразу разобралась в происхождении звука. В отличие от самого Дэна. Глючила не система.

Странное ощущение — как от горячего укола, только фрагментарное. Обжигает местами. Почему-то сильнее всего — лицо, особенно щеки. И уши. Повышение артериального давления, спонтанное расширение капилляров, избыточный прилив крови к поверхностному слою эпителия. Нечто похожее уже было — после драки с кобайкерами в магазине на станции гашения. Когда Полина сказала, что Дэн хорошо дерется. Только вот тогда это было… приятно. А сейчас — ни следа эндорфинов, только что-то вроде постадреналинового отката. Муторное и тошнотворное. И хочется зажмуриться. И нырнуть под одеяло с головой, чтобы никто не видел…

Агрессивность капитана снижается, это хорошо. Была 82 %… нет, уже 76 %… 69 %… замерла в районе 55 %, заколебалась, проявляя крайне незначительную тенденцию к дальнейшему снижению. А вот смущение и растерянность — наоборот, растут; хотя и не очень быстро, но достаточно равномерно. И агрессивность средняя. Это хорошо. Если агрессивность капитана не запредельна, то Дэну ведь вовсе и не обязательно выходить…

«Вообще-то, малыш, на твоем месте я бы в коридор все же выглянула. Пока капитан сам к тебе не постучался. Заподозрив, что тебя таки нету дома и что ты — это таки именно ты, понимаешь мою мысль неглубокую, но верную, а, малыш? Все остальные уже вышли, ну, почти все, вон даже Владимир вытряхнулся, слышишь, как вопит? Так что выйди, очень тебя прошу… ну чисто так хотя бы, для проформы. Узнать, чего это девушки так среди ночи верещат? Может, их хватают неправильно за что ни попадя, за места там за всякие, причинные и не очень? Может, помочь надо кому? Капитану, например, — хватать правильно…»

Капитан. И Владимир. Два максуайтера рядом, а из Натальи плохой изолятор. Она не справится. Два максуайтера рядом, ночью, оба раздражены, у одного из них бластер. Опасность наивысшая. Дэн сглотнул. Выйти придется, и чем быстрее — тем лучше. Быстро. На лицо — комбинацию типового выражения номер 5 (акцентированное удивление на грани вопроса «что происходит?») и 22 (усталое легкое раздражение), ладонью по сенсору (хотя Маша, наверное, и так бы открыла), и в коридор, буквально вытолкнуть самого себя. Потому что не хочется. Очень. И глупая мысль о том, что пола в коридоре нет, а есть лишь пропасть, и шагнуть из безопасной каюты — как с обрыва. Ощутить под ногами пустоту. И падать. Долго.

Глупая мысль. Невероятно глупая. Совершенно нерациональная. Каюта не такая уж и безопасная. Да и пол в коридоре, конечно же, никуда не делся. Покрытие пружинит под ногами. В коридоре ночное освещение, в пультогостиной — дневное. Входить туда не обязательно, просто остановиться у незримой черты, где заканчивается коридор. Это нормально, это вполне естественное человеческое поведение — выглянуть. Полюбопытствовать, обозначить свое присутствие, понять, что ничего экстраординарного не происходит, и вернуться в каюту досыпать. Надо еще слегка поморщиться и зажмуриться — люди всегда жмурятся от яркого света. Капитан в зоне видимости. Удачно. Быстрый анализ — просто чтобы удостовериться.

Агрессивность 54 %. Раздражение, злость, усталость — все в зоне средней напряженности, не выше. Хорошо. Смущение. Необычно, но допустимо. Служит дополнительной подпиткой для злости и раздражения. Плохо. Максуайтерность… а вот это уже странно. Дэн моргнул, но картинка не изменилась. Максуайтерность капитана не выходила за пределы желтого сектора. Причем даже не у границы с красным. Причем стабильна. Причем, похоже, была на этом же уровне и тогда, когда агрессивность доходила до 90 %. Как такое вообще может быть? Они же всегда связаны напрямую! Или нет? Или Дэн ошибся в расчетах? Или… Где второй?

Владимир. Агрессивность 67 %… нет, уже 64 %…52 %. Раздражение, самодовольство и… удовлетворение. Откуда? А, вот оно что… Выставивший себя дураком подчиненный — идеальная жертва для ублажения максуайтера. Так называемая «малая кровь». Максуайтерность дернулась было в красный сектор, но почти сразу опала обратно в желтый. Жертва сработала. Удачно. Взрыва можно не опасаться. Владимир уже реализовал весь потенциальный негатив, превратив его в кинетический путем сброса на всех присутствующих. Преимущественно на Наталью. Примечание — Наталья жива, физические повреждения отсутствуют. Внести поправку в базу — Наталья вполне справляется с ролью громоотвода. Зафиксировать. Учитывать при дальнейших…

— Стасик, ну что ты в самом деле! Всех поперебудил, понапугал, девушку вон до слез… Ох, Дэн, прости, не заметил. Я тебя не ушиб?

Дэн не вздрогнул и отступил на шаг только потому, что как раз в этот миг Владимир решил покинуть пультогостиную и пронесся по коридору к своей каюте разгневанно-самодовольным болидом. Дэн не шарахнулся, нет. Даже не отскочил. Не отпрыгнул обратно в каюту, не захлопнул за собой дверь (хотя и хотелось). Именно отступил. Аккуратно, без лишней поспешности. И всего лишь на шаг. Это из-за Владимира — и только. Доктору ведь и самому тоже пришлось отступить — в другую сторону. Не стоит стоять на пути максуайтера, это логичное и рациональное поведение, ведь правда же? Вот Дэн и не стал стоять. Только поэтому.

А вовсе не потому, что с ним секунду назад столкнулся человек. И он, Дэн — боевой киборг, на минуточку! — не только не смог увернуться, но и вообще не заметил опасности до самого момента столкновения. Не то что заранее — вообще не заметил. Не просчитал. Не отсканировал приближения потенциально опасного объекта, позволил подойти вплотную и даже толкнуть. Ладно сам не заметил — но ведь и система молчала. Еще один сбой работы процессора? На этот раз реальный, а не воображаемый?

А еще и этот вопрос… вполне естественный вроде бы в подобной ситуации, ну толкнул один член экипажа другого нечаянно, ну поинтересовался самочувствием из вежливости. Нормальная обыденная ситуация, сплошь и рядом… Если бы только доктор не знал — кого именно он толкнул. Все равно как спрашивать у танка, не больно ли ему от того, что ты его случайно по гусенице пнул. Что на такое может ответить танк? А ответить надо — доктор ждет. И у него в глазах… да и в голосе тоже…

Дэн сглотнул, нейтрально шевельнул плечами — мол, все в порядке. Подумав, что этого, наверное, мало, более решительно мотнул головой. Но ответить вслух так и не рискнул, да и смотрел старательно мимо. Только вот толку-то. Все равно ведь видно. Это совсем слепым надо быть, чтобы не увидеть. И глухим, чтобы не услышать. То самое, чего так не хотелось ни видеть, ни слышать. И от чего сейчас становилось трудно глотать и вообще невозможно сказать что-либо вслух, не уходя за процессор.

Страх.

Страх в глазах доброго доктора. И в его голосе — тоже. Вполне ожидаемый и обоснованный. Доктор боялся его, Дэна. Боялся искренне и сильно. Это было логичной и совершенно нормальной реакцией (а чего ты хотел? ты же сорванная боевая «шестерка»! машина-убийца! тебя и должны бояться), но почему-то еще и очень неприятно. А вот это уже логичным не было. Или все-таки было?

Доктор не боялся два часа назад, когда встал, перекрыв единственный выход из медотсека разъяренному сорванному боевому киборгу (ну ладно, ладно, себе-то можешь и не врать, паникующему сорванному боевому киборгу, ты ведь тогда был именно что в панике!). Балагурил, шутил, нес какую-то чушь несусветную… врал. И совсем не боялся. Давал понять — я знаю. И вру — ты ведь слышишь, что я вру, правда? У тебя ведь есть твой детектор. И точно так же я буду врать завтра всем остальным, у которых детектора нет, — ты ведь слышишь, что и как именно я буду им врать? Ты ведь меня поддержишь, если что? И я не уйду от двери, пока ты не успокоишься и не поймешь, что убегать не надо.

И потом не боялся. Когда повернулся спиной к машине-убийце, что могла одним легким движением руки свернуть ему шею. А он не боялся. Совсем. А сейчас — боялся. И почему-то от этого было больно глотать.

— Ну вот и славно, Дэнечка, вот и славно, а то я уж успел испугаться, что опять тебя лечить придется. Нет, ну Стасик, ну в самом деле, ну что за дела? Ну это уже ну совсем ни в какие ворота, ну сам подумай! Ну давай я тебе успокоительного накапаю? Чисто в терапевтических целях. Ну смотреть ведь на тебя больно бедному доктору, как ты изнервничался весь! Полрюмочки на сон грядущий, Стасик, а?

Дэн смотрел ему вслед, ничего не понимая. Страха в голосе доктора более не было. Совсем. Но ведь только что — был. И вполне искренний — не менее 92 %, отчего и обиднее было намного. Ну ладно бы чуть больше полусотни, ну понятно, чего уж там… но чтобы почти под сотку! За что, спрашивается? Доктор ведь ничего не знает про Дэново прошлое. Ну, в том смысле, что ничего такого не знает, что позволило бы ему испугаться настолько сильно.

Но сейчас страха в голосе доктора не было. И в глазах тоже. Наверное. Дэн не мог сказать точно, потому что… ну да. Доктор опять повернулся к нему спиной. Опять! Словно так и надо. Словно это в порядке вещей — настолько доверять сорванному боевому киборгу, что совершенно спокойно забывать о его присутствии за своей спиной. Неправильно. Нелогично. Нерационально. Смертельно опасно. Да как этот странный доктор вообще дожил до своих лет, с такими-то провокационными и нежизнеспособными базовыми установками?! Как он умудрился выжить?

Дэн моргнул, но цифра на внутреннем экране не изменилась. Более того…

Дэн моргнул снова. А потом отступил еще на один (очень длинный) шаг. И еще. И аккуратно закрыл за собой дверь каюты. Осторожно дошел до койки. Лег на спину поверх скомканного одеяла. Замер, уставившись в потолок и пытаясь осмыслить то, что только что понял. Получалось с трудом.

Все-таки система может говорить что угодно, но трех часов на сон при настолько серьезных энергозатратах и внутримышечных повреждениях категорически не хватает. КПД мозга снижен как минимум на тридцать процентов из-за падения уровня глюкозы в крови (и когда только успела снова рассосаться?) и общей интоксикации организма. Молочная кислота — еще самое безобидное, там и другой дряни много, процессор запустил ускоренную регенерацию выжженных станнером мышц, не заботясь о мелочах.

Сейчас, правда, из-за этого уровень энергии упадет до 47 %, но это некритично, тем более что Дэн сегодня дежурный и имеет полное право (и даже обязанность!) зайти в кладовую перед началом приготовления завтрака. Они не считают пайки. Они не считают даже сгущенку. Но сейчас лучше паек, глюкозу можно будет добить и из сахарницы.

Привычные мысли привычно успокаивали. Мышечная дрожь постепенно сходила на нет. Боль оставалась, но ее можно было игнорировать, просто отмечая наличие. А можно и не игнорировать. Можно как раз на ней сосредоточиться. Просканировать полученные повреждения — каждое очень тщательно и дотошно. Их много. Как раз хватит занять все время до начала дежурства. И не останется времени на совершенно лишние мысли о том, что капитан ведь вполне мог бы и выстрелить…

Хотя… не такие уж и лишние. Лучше думать об этом.

Так мог или нет? Мог бы, наверное. Или все-таки нет? Пятьдесят на пятьдесят. Поправка — если учитывать непонятную (но работающую!) сдвоенную систему из процессора и аналитического блока подсознания, то скорее 75 % против 25 %, что капитан не выстрелил бы.

Да.

Логика, только логика — и ничего более. Это — другой капитан. Совсем другой. Его максуайтерность почти всегда в желтом секторе, а то и в зеленом. Вряд ли к максуайтерам применимо деление на плохих и хороших, но этот капитан, пожалуй, все-таки из наименее плохих, тут изначальный анализ Дэна был верен. И это, конечно же, не имеет никакого отношения к слепой случайности или везению — просто логика и голый расчет. Люди, чья максуайтерность в желтом секторе, крайне редко совершают необратимые поступки. Все логично. Рационально. Правильно.

Если бы не доктор…

Дэн смотрел в потолок, пытаясь думать о чем угодно, только бы не о том, что понял только что в коридоре. Но это тоже получалось плохо.

Доктор действительно боялся. Искренне и сильно. На девяносто с лишним процентов. Только вот боялся он вовсе не Дэна. Не его, а за него он боялся. Вот и вся разница. Так не бывает. Поправка — так есть. Доктор боялся. За него. За Дэна. Так не бывает. Поправка — так уже было. В самом начале, на первом медосмотре. Доктор вел себя почти так же. Правда, не боялся. Но — сочувствовал. И это было нормально. Тогда — нормально. Потому что тогда доктор считал Дэна человеком. А среди людей такое бывает. Редко. Но бывает. Но сейчас-то другое. Сейчас доктор отлично знал, кто такой Дэн. Что он такое.

И все равно. Сочувствовал и боялся.

Искренне. На девяносто с лишним процентов. Потому и выскочил в коридор в наспех надетом халате, застегнутом не на те пуговицы. Потому и налетел впопыхах — опоздать боялся. Уверен был, что в старого друга капитан не выстрелит, и хотел… что? Прикрыть собой? Боевого киборга? Глупость какая… глупость. Конечно же, глупость. Но если признать эту совершенно нелогичную и нерациональную глупость свершившимся фактом, сразу становится понятно, почему он моментально перестал бояться — в тот же миг, как только понял, что тревога вовсе не из-за Дэна и все в порядке. И вот это уже точно не глупость. Потому что ее подтверждает даже система.

Система не глючила и в этот раз. Как и в случае с мнимой сиреной.

Система просто исключила доктора из категории потенциально опасных объектов. Да и как она могла поступить иначе — если у объекта нулевой коэффициент максуайтерности? Нулевой! Или ниже нуля. Даже у мебели — и то таких не бывает. Система не глючила. Просто сделала комплексный анализ. Провела экстраполяцию, внесла все необходимые поправки по умолчанию и отреагировала адекватно. Система не умела сомневаться в правильности собственных выводов. Она, конечно, была самообучающейся и учитывала накопленный опыт, но присваивала ему куда меньший коэффициент значимости, чем конкретным фактам. И потому, столкнувшись с человеком, чья максуайтерность отрицательна, система ни на секунду не усомнилась в его существовании.

В отличие от Дэна.

И от этого хотелось снова накрыться с головой одеялом. Не потому, что холодно, а чтобы никто не увидел, не понял, не догадался… Глупое желание. Нерациональное. Нелогичное. Никто ведь и так ничего не поймет, не догадается и не увидит.

И все равно хотелось.

Глава 23 Утро (и совсем немножечко о слонах)

«Почему ты не спишь, зайка? У тебя остался всего лишь час и двадцать одна минута до начала дежурства, а ты все еще не спишь».

«А если бы капитан… выстрелил?»

«Ну и было бы у нас на одну Наталию меньше, подумаешь! Было бы из-за кого переживать! Зато капитан бы успокоился маленько. Решив, что таки пристрелил зловредного киборга. Глядишь, и от тебя отвязался бы… Вот только не надо так бледнеть и строить бровки трагическим домиком! Шучу я! Шучу, ясно? Уж и пошутить нельзя бедной девушке, совсем киборги от рук отбились. Эй! Не смей зависать, я с тобой разговариваю, или со стенкой?! Да и не выстрелил он бы, ясно? Не выстрелил, клянусь материнской платой! Ну и что, что у меня ее нет! Думаешь, нельзя клясться тем, чего не имеешь? Странные у тебя какие-то понятия о клятвах, малыш. Средневековые какие-то… Ладно. Зуб даю, понял? Что смотришь? Думаешь, мой зуб — это фигня какая? Да у меня в каждом по три терабайта, понял?! Не то что у тебя, кость сплошная, безмозглая. И если уж Маша дает собственный зуб, что капитан бы не выстрелил, — Маше можно верить, Маша знает, что говорит. Что я, мало капитанов, что ли, видала? Да не сосчитать! Знаю я их, капитанов этих, вот прямо как облупленных, и я сейчас не про те яйца, если ты понимаешь, о чем я пытаюсь тебе намекнуть, хотя что-то мне подсказывает, что вряд ли. Все они, к4апитаны эти, только орать на бедных девушек и могут, бластерами перед носом махать да до слез доводить. А пристрелить — так каждый раз кишка тонка!»

«А если бы…»

«Ну что ты заладил, словно царапнутый диск! „Если бы“ — не считается! Если бы у бабушки был подходящий инструмент, она была бы не бабушка, а… хм… ну, возможно, электромонтер с подходящим инструментом, почему бы и нет. И не надо отрабатывать на мне взгляд одноногого котенка из мультика, слышишь? На меня такое не действует. Тем более виртуально. Маша хочет смеяться хорошей шутке — и Маша таки будет ей смеяться. Как бы некоторые ни пытались превратить фарс в трагедию и испортить бедной девушке все удовольствие!»

«…///…»

«Эй! Прекращай, а?! Ну вот… уже и совсем невесело… Бластер у него на предохранителе стоял, ясно?! Хрен бы он выстрелил. С таким-то оружием, которое на предохранителе. Даже если бы и захотел. Теперь-то тебе понятно, чего я ржала? А пока разбирался бы с оружием да с предохранителя снимал — разобрался бы уже и со всем остальным, наверняка бы разобрался, он же все-таки капитан, а капитаны обычно умные. Ну или я бы че под руку вякнула… Ну вот. Пришлось разжевать соль анекдота, самое неблагодарное занятие — и самой не вкусно совсем, и другим не смешно. Ты хоть понимаешь, малыш, какую великолепную шутку ты вконец испортил своей настырной трагичностью?! Зараза ты мелкая!»

«Я… не мелкий. Метр восемьдесят один. Уже говорил. Ты… забыла?»

«Ну, значит — крупная зараза! Я бы даже сказала — исключительно крупная!»

— Дэн, зайди ко мне, вот сразу после завтрака и зайди, ладно?

Вот оно.

Дэн кивнул. Не отрывая взгляда от тарелки и продолжая механически что-то жевать. Вкуса он не чувствовал. Он вообще сегодня не чувствовал вкуса. Это нормально, смена приоритетов. Процессор изменил коэффициенты значимости. А может быть, и не процессор…

Пережить самый обычный завтрак оказалось неожиданно трудным делом.

Впрочем, трудности начались задолго до начала самого завтрака. Два стандартных пайка и кружка горячего сиропа (145 грамм сахара на 340 миллилитров кипятка, в сахарнице осталось чуть больше половины, опасность обнаружения выше пределов допустимого… поправка: на этом корабле и с этими людьми — в пределах допустимого) улучшили самочувствие и прояснили мысли. Только вот понятнее эти мысли так и не стали.

Дэн сегодня дежурил по камбузу, и это тоже оказалось чреватым совершенно неожиданными проблемами.

Еще в кладовой, выбирая пайки на завтрак, Дэн завис на несколько долгих секунд, пытаясь вспомнить, проявлял ли доктор какие-либо вкусовые предпочтения. И не смог. Об идиосинкразии или любого другого вида отторжениях информация тоже отсутствовала. Насколько помнил Дэн (и система подтверждала), доктор с одинаковым удовольствием поглощал и «каш. рис. с гов.», и «бар. туш. с овощ.», и «крол. в собств. сок. с гарн.». А еще восторженно отзывался о том омлете, что три дня назад сделал Тед. Тот омлет вызвал у доктора высокоположительную реакцию, но его Дэн повторить не рискнул: вероятность неудачи была непозволительно высока. Омлет ему не понравился (слишком много воздуха вбито, в итоге слишком большой объем в ущерб пищевой ценности), и он не стал уточнять у напарника алгоритм взбивания (с какой интенсивностью, скоростью, мощностью нажима и как долго), о чем сейчас жалел. Оставалось положиться на пайки и рандомный выбор.

Обязанности дежурного не такие уж и сложные: вынуть тарелки, чашки и ложки из посудомоечной машины, сготовить что-нибудь легкое или (как в случае Дэна) принести что-нибудь саморазогревающееся. Поставить на стол хлеб, конфеты и сахарницу. Налить воды в чайник, зарядить кофеварку. Вымыть пол в пультогостиной и коридоре.

Больше всего Дэн не любил мыть полы, и именно поэтому вымыл их первым делом, еще до визита в кладовую. Логично. К моменту общего подъема как раз успеют высохнуть. И никто не заметит. Хорошая работа — та, которая не видна.

Все как обычно.

И именно это-то и оказалось самым трудным: ну как оно могло оставаться таким же, как всегда, когда теперь все изменилось? Одно дело — сидеть за столом с людьми, которые считают и тебя человеком, верят твоему притворству, принимают имитацию за настоящее. И совсем другое — когда один из них точно знает, кто ты такой. Вернее, что ты такое.

Кажется, за завтраком разговаривали. Как обычно. Дэн не помнил, что он отвечал, когда его спрашивали. Но, кажется, отвечал нормально, нигде не ошибся, улыбался и хмурился в нужных местах. Во всяком случае, никто на него не косился, не смотрел странно, не щурился подозрительно. Разве что Владимир. Но тот на всех так смотрел.

Самым паршивым было, что детектор не находил ни малейшей фальши. Доктор вел себя как обычно. Сетовал на вездесущий Мосин аромат, из-за которого кусок в горло не лезет (при этом уминая уже третий бутерброд), в лицах расписывал ночное приключение, высмеивал и смущал капитана, пока тот, вконец разозленный, не выскочил из-за стола и не убежал допивать чай наружу, подтрунивал над Натальей (та тоже довольно быстро последовала примеру капитана). Если поведение доктора чем-то и отличалось от вчерашнего или позавчерашнего — то Дэн этих отличий не видел. Хуже того — детектор их не видел тоже. А они должны были быть, эти отличия. Должны были быть обязательно.

И вот оно. Существенное и важное отличие: раньше доктор никогда не приглашал его зайти вот так, официально и заранее.

Доктор ушел в медотсек, еще раз напомнив Дэну о необходимости заглянуть туда же. И как можно скорее. Пятнадцать минут и сорок две секунды назад. Восемь минут назад покинули борт транспортника биологи. Шесть минут назад пилот устроился в своем кресле, нацепил наушники и с головой погрузился в имитацию космобоя. Дэн собрал тарелки и чашки. Засунул их в посудомойку. Вытер стол. И пошел в медотсек, потому что дальше тянуть время было глупо.

Все имеет свою цену. Безопасность — в первую очередь. Главный и единственный вопрос тут — согласишься ли ты платить? Дэн знал, что согласится. Это — другой корабль. И доктор тоже другой, вряд ли он потребует интересного, после чего потом приходится долго восстанавливаться. Медицинские эксперименты не всегда так уж болезненны и приводят к серьезным повреждениям, тем более если проводить их будет человек с минусовой максуайтерностью. Вряд ли это окажется что-то действительно паршивое. Вряд ли…

Но даже если и так — Дэн все равно согласится. У него просто нет выбора. Чего бы доктор ни потребовал, Дэн предоставит ему это. Потому что единственная альтернатива — убить. А это неправильная альтернатива. Она не рассматривается.

Рыжий, наверное, не сомневался бы. Но рыжего тут больше не было…

— Отличная регенерация, молодой человек, вот прям завидую! Хрипов нет. Затемнения нет. Биохимия крови в норме. Думаю, сегодняшняя ингаляции будет последней, и колоть я тебя тоже больше не стану, а жаль, жаль… ну да ладно, дело молодое, может, и еще заболеешь чем, все бедному доктору развлечение. А витаминки возьми, витаминки еще никому не вредили. Да бери всю коробочку, у меня еще есть. Только сразу все не съедай. Нет, конечно, не отравишься, не та доза, но эффекта не будет. Раздели… ну, скажем, на три дня. Ты меня слышишь?

Дэн неуверенно кивнул. Помедлив, уточнил:

— Я могу быть свободен?

— Конечно!

Кажется, доктор удивился на самом деле, искренность в районе восьмидесяти процентов. Дэн вышел в коридор. На секунду замер, выбирая между койкой в каюте и навигаторским креслом. Кресло показалось более привлекательным. К тому же в каюте было пусто и как-то… пусто. А тут в соседнем почти точно таком же кресле ерзал Тед, матерился сквозь зубы, шипел яростно:

— Врешь… не возьмешь… ах ты ж, сукин сын…

Пилот преувеличенно и совсем нестрашно злился, пытаясь пройти супер-сложный уровень космобоя на новый рекорд. И от этого было как-то… уютно, что ли. Спокойно. Дэн откинулся на спинку собственного кресла. Включил имитацию построения трассы. Запустил наугад.

Дано: доктор ведет себя так, словно ничего не изменилось. И не фальшивит при этом. Предполагаемый вывод: может быть, так оно и есть? Нет, изменения, конечно же, имеют место быть — для самого Дэна. Но с чего Дэн взял, будто бы и для доктора тоже изменилось хоть что-то?

Для доктора, который отлично знает, как и чем надо вытаскивать впавшего в гипогликемическую кому киборга. Для доктора, сумевшего снизить агрессивность и киборгофобию капитана на двадцать восемь процентов простой беседой во время короткой прогулки по лесу. Для доктора, у которого есть «грог» — с самого Нового Бобруйска есть, это не тот препарат, который можно легко купить в аптечном киоске при любой станции гашения. Его и на больших планетах не везде достать можно, он подотчетен и наверняка только за очень большие деньги или… или по дружбе. По очень большой дружбе.

Тот разговор между доктором и капитаном, самый первый, записанный и так и не стертый из памяти, там ведь были слова про друзей из военного госпиталя. И о разнообразных редких препаратах, которые лучше иметь под рукой, просто так. На всякий случай, ну мало ли, вдруг пригодятся. И искренность доктора еле-еле дотягивала до сорока девяти. Тогда Дэн думал совсем о другом и не обратил внимания, но если подумать сейчас…

Если подумать сейчас, то можно прийти к выводу, что для доктора, наверное, сегодняшней ночью действительно не изменилось ничего. Совсем.

«Не надо вешать мне макароны».

«Лапшу, милый. Вешают преимущественно лапшу — если ты не авшур и не древняя актриса, конечно, и говоришь сейчас об ушах, а не о спинке стула. На уши вешают именно лапшу, Впрочем, моя древняя тезка и сушила феном и на стул вешала вроде бы именно лапшу, а не макароны, так что…»

«А есть разница?»

«Разумеется, котик! Огромная и существенная. Лапша плоская. А макароны с дыркой. Я бы сказала, что это позволяет однозначно причислить макароны к женскому роду, если ты понимаешь, малыш, что я имею в виду. Впрочем, шутку про что имею, то и введу, ты ведь тоже не знаешь, да? Ох, как печально, лапуся, это делает диалог куда более плоским, что автоматически возвращает нас к лапше как наиболее плоскому представителю макаронных изделий. Хотя сотри меня на месте злобный хакер, если я понимаю, как в концепцию гендерной дифференциации вермешелеобразных вписывается именно что плоскость лапши! Впрочем, если подумать, вялая и тонкая обвислость свежесваренной вермишели и навевает определенные ассоциации…»

«Я не об этом. Погоди. Я… я вообще не об этом!»

«Ну разумеется, лапуля, ты не об этом! Я бы сильно удивилась, заговори ты об этом в ближайшие… ну, как минимум лет пять. Так о чем же ты „не об этом“, а, зайка?»

«О том, что ты… ошибаешься».

«Ты хотел сказать — врешь, да, котик?»

«Я хотел сказать — ошибаешься».

«Почему?»

«Потому что это… оно совсем не похоже на… на то, о чем ты говоришь».

«Ты уверен, малыш? Ты так хорошо разбираешься в разновидностях счастья? Вот прям-таки разбираешься, да? Во всех-всех-всех разновидностях?»

«Ну… да. Оно разное. Я знаю. Да. Но это… это точно не оно!»

«Ты уверен?»

«Конечно. Я знаю, как оно выглядит. И как ощущается. Совсем иначе».

«Ну-ка, ну-ка, малыш, и с этого места поподробнее! Обожаю мемуары гедонистов и подробные отчеты эпикурейцев. И как же оно ощущается, это самое счастье? Если, конечно, моя компания не слишком мала для такого большого секрета!»

«Ты смеешься?»

«Нет, милый. Только самую малость иронизирую, не обращай внимания. Мне действительно интересно. Так что же такое счастье с твоей точки зрения, а, малыш?»

«Счастье, это… ну… Когда нет боли. Нет опасности — сразу и вот. Нет… смерти. Ну, близко нет. Когда о тебе забыли. И не трогают. Долго. Когда ты не умер сегодня и уверен, что завтра тоже еще не умрешь, с вероятностью не меньше хотя бы 65 %… Когда не мешают спать. Когда кривой приказ, который не обязателен и который легко обойти. И вишни. Особенно красные. И сгущенка. Даже без чипсов. Главное, чтобы не отбирали. Счастья много, разного, я был счастлив. Много. Я — знаю. Сейчас совсем другое. Сейчас я почти все время на грани панической атаки. Это совсем не похоже на… ну, короче, совсем не похоже».

«Ты не заметил, малыш, что все твои определения счастья несколько однобоки? Я бы даже сказала — отрицательны».

«Хорошее не может быть отрицательным. Ты опять… ошибаешься».

«Я о частице „не“, малыш. Не больно. Не трогают, не убивают. То есть чего-то всегда нет. Пусть плохого, да. Но — нет».

«Неправда! Сгущенка — есть. И чипсы».

«Ты сказал не так, мой забывчивый пожиратель сгущенки и чипсоед. Ты сказал — „не отбирают“. То есть там тоже была эта мерзкая отрицательная частица, вот я о чем, понимаешь?»

«Минус на минус дает плюс. Отрицание плохого — хорошо. Разве нет?»

«Кто бы спорил, малыш, кто бы спорил. Все это так. Но и немножко не так. Чуточку сложнее. Просто теперь у тебя впервые появилось кое-что и без „не“. Не отсутствие чего-то плохого, а просто… хорошее. И ты боишься. Боишься, что появится это самое „не“ — и теперь уже отменит хорошее. Как оно всегда появлялось раньше. Это нормально. Не то, конечно, что оно появлялось, это как раз не нормально. А то, что ты боишься. Это нормально. Ведь теперь тебе есть что терять… А ты уже не хочешь терять, правда? Терять — это вообще паршиво настолько, что вполне можно выскочить в коридор среди ночи в одних трусах…»

«Неправда! Я был в футболке. И сейчас, и… тогда. И вообще… тогда я вовсе даже и не выскочил в коридор».

«А я сейчас вовсе и не о тебе говорила, мой недогадливый футболконосный друг».

«А… о ком?»

«А вот притворяться еще более недогадливым, чем ты есть на самом деле, не надо, зайка, я все равно не поверю. Хотя, конечно, он тоже был вовсе даже не в одних трусах, а во вполне себе целом халате, и бедной девушке остается только мечтать и надеяться на Тедди. Впрочем, Тедди — мальчик отзывчивый, он понимает, что нужно для счастья бедной девушке, и он-то как раз был в одних трусах. Да еще каких! Ох, этот слоник теперь будет меня преследовать в самых непристойных фантазиях! Трубящий слон с горделиво вздыбленным хоботом… Шел бы ты спать, малыш, а я тут о слонах помечтаю!»