Часть 2

Глава 24 Извините, капитан…

Интерлюдия с сильным забеганием вперед.


— Извините, капитан. Так получилось…

Развернуться — и прочь по коридору, быстро, очень быстро. Пока капитан ничего не успел сказать в ответ. Пока у него на лице лишь растерянность, и в округлившихся глазах тоже только она. Пока эта растерянность не сменилась отвращением вперемешку с желанием убивать, пока пальцы его не потянули вверх бластер, смотрящий сейчас дулом в пол, пока еще можно хоть что-то, пока…

Прочь. Быстро.

Хотелось сказать много. И разного. Противоречащего.

Про свою вину. Про то, что боялся капитан совсем не того, чего на самом деле надо было бояться. Про то, что машина — это всего лишь машина, и не надо смотреть на нее с таким ужасом сейчас, и жалеть потом тоже не надо. Это ее долг — умирать за других. Нарушенный долг, от которого машина долго бегала, но который все равно придется исполнить. Потому что иначе нельзя. Много слов. Мало времени. Так получилось, капитан. Что ж, по крайней мере, хотя бы успел извиниться.

Времени нет.

Боевой режим. Бег. Карта перед глазами. Цель помечена красным. Все остальное неважно. Строчки информации о внутренних повреждениях тоже красные. Неважно. Игнорировать. Цель уходит. Поправка: цель не должна уйти. Поправке присвоен высший приоритет. Держать ускорение. Дер-жать.

Стремительное мелькание стенных панелей, коридоров, лестниц, задымленных, обугленных или совершенно нетронутых недавними перестрелками. В рывке боевой киборг легко обгоняет стартующий флайер, развивая скорость до ста километров в час. Это в рывке, конечно. И не с дырой в груди, в которую можно просунуть кулак.

Дыра не сквозная. Он успел развернуться вовремя, заряд плазмы размазался, захватывая большую площадь поражения и теряя на этом пробойную мощность. Паршивый вышел бы из него щит, пробей тот заряд грудную клетку насквозь и достань-таки капитана. Пусть и на излете, но человек не киборг, ему бы хватило. Некорректное решение задачи. Отбросить. Задача: заряд должен быть погашен полностью. Он не должен пробить насквозь. Он и не пробил. Решение верное.

«Малыш, у тебя отставание в два этажа».

«Знаю».

«Ты его не догонишь, малыш. И перехватить не успеешь. Но ты ведь и сам это знаешь, правда?»

Ответа не требуется, Маша и так знает. Лестница. Шестнадцать ступенек. Четыре прыжка, поворот, снова четыре. Заносит на повороте. Стабилизироваться. Дыхание быстрое, глубокое, ровное. Ритм ускорен, пятая часть легких выжжена, а кислорода надо много. Сосуды и альвеолы пережаты, пораженная зона блокирована имплантатами, потеря боеспособности на 14,3 %. Увеличить темп вдохов-выдохов? Да/Нет. Нет. Отложить. Сердце и так на пределе, двести двадцать ударов в минуту. Больше — опасно. Какое-то время киборг может, конечно, сохранять адекватную боеспособность и при неработающем сердце, но это очень недолгое время. Лучше оставить его на самый край.

«Малыш, я могу уронить на него корабль».

Дэн спотыкается на ровном месте и не сразу восстанавливает равновесие. Но восстанавливает. Продолжает бег.

«Ты можешь сделать… что?»

«Уронить. Корабль».

«Ты сможешь поднять корабль?»

«Поднять не смогу, я все-таки не пилот. А вот уронить — да. Как раз на его катер. Вероятность попадания… высокая».

«Насколько? В цифрах».

«Ну… малыш…»

«Ясно. Сам. Справлюсь».

«Но я могла бы хотя бы попробовать…»

«Нет».

Хорошо, что система Базы Альянса поддерживает киберсвязь, иначе Маша не дотянулась бы. А по комму невозможно вложить столько дополнительных смыслов в такое короткое слово «нет». Плохо, что у поставленной задачи остается так мало решений. И что почти все они противоречат им самим же внесенной в базовую прошивку поправке «выжить любой ценой».

Поправка поправки: не любой.

Сам виноват. Цель надо было устранять сразу. Как только она была опознана и промаркирована приоритетным флажком наибольшей опасности.

Цель достигла катера.

Вот теперь пора. Рывок, жалеть уже нечего и незачем, имплантаты рвут мышцы в клочья, выжигая остатки глюкозы в ноль. Пульс двести пятьдесят в минуту. Надолго не хватит. Но надолго уже и не надо.

Цель — адмирал. Самый главный враг. Устрани ты его вовремя — и с остальными врагами справиться было бы намного легче. Надо было сразу оторвать ему башку. Как оторвал змеелюду. Надо было. Все тянул. Все искал возможности сделать это, не спалившись. Вот и дотянул, что возможностей не осталось почти совсем. Боялся выдать себя. Боялся, что узнают. Добоялся.

Боялся, что убьют?

Нет. Врать самому себе глупо. Этого ты не боялся. Не последние часы. Может быть, даже дни. Знал уже, почти наверняка знал: эти — не убьют. Но относиться станут иначе. Этого и боялся.

Глупо. Всего лишь. Несоизмеримо. Нелогично. Просто глупо.

Ты напортачил, тебе и исправлять, и теперь уже неважно, чего это будет тебе стоить. Цена неважна, и резерв выжигается в ноль, до капли. Его нет смысла беречь на будущее. Задача больше не имеет решений, подразумевающих для тебя возможность будущего потом, долгого и счастливого. Задача больше вообще не имеет решения, подразумевающего для тебя какое-либо «потом».

Рев взлетающего катера. Отставание от цели сократилось до минимума. Хорошо. Пристегиваться и захлопывать колпак — потеря лишних секунд. Нет. Как там учил Теодор? Форсаж до упора и рычаг рывком на себя. Отлично. И свечой в рассвет.

В такое неправильное зеленое опрокинутое степянское небо…

Глава 25 Проверка документов

— Ой, это вы меня еще рыжей не видели, Станислав Федотович! Когда документы менять буду, обязательно скажу, что эту карточку потеряла. Правда я тут миленькая?

При поисках паспортной карточки Полина только что обнаружила в недрах своего рюкзачка зеленую помаду, которую полагала безвозвратно утерянной, и теперь была счастлива. Искренне. Процентов на семьдесят, как минимум. В отличие от нее капитан, разглядывающий представленную ему паспортную карточку со все возрастающим подозрением, счастлив не был. Совсем. Похоже, у него возникли трудности с идентификацией лаборантки по представленному изображению, а некритичные расхождения формы и цвета волосяного покрова между изображением и оригиналом (и наличие на первом корректирующих брекетов при отсутствии оных у живого объекта идентификации) возводили возникшие у капитана трудности в категорию непреодолимых. Капитан не был киборгом, и реперных лицевых маркеров ему оказалось недостаточно.

Капитан не был киборгом — он пытался киборга вычислить.

С точки зрения Дэна, поиски при посредстве проверки паспортных карточек выглядели не очень логично: у капитана не было ни доступа к полицейской информационной базе, ни специального оборудования, способного распознать фальшивку — ну разве что совсем уж скверную фальшивку, наспех отпечатанную на бесплатном принтере. Впрочем, такую подделку обнаружили бы еще на таможне. А раз не обнаружили — со стороны капитана куда логичнее было бы предположить, что карточка у киборга настоящая. Только чужая.

Конечно, если бы киборг оказался не только сорванным, но и тупым, он мог бы присвоить документы, не обращая внимания на внешность прототипа. И тогда бы капитан имел шанс найти самозванца. Не очень большой шанс, как выяснилось, все-таки аналитическая система человека существенно уступает процессору. Но люди всегда ведут себя нелогично, вот и капитан…

Доктора, кстати, он проверять не стал. И вот это как раз было вполне логично с человеческой точки зрения. Очевидно, в этом и заключаются бонусы и привилегии, предоставляемые человеческим эквивалентом флажка приоритета под маркером «старый друг». Наверняка у капитана стоит что-то такое на доктора. Особые отношения, выводящие объект за скобки общих подозрений и претензий, люди называют это дружбой. Так у них иногда бывает. Наверное…

Хорошо, что доктор у капитана вне подозрений. Так спокойнее.

Доктор важен. Поправка: доктор не просто важен — он уникален, приоритет экстренной важности. Ранее Дэн таких не встречал ни разу. Ранее Дэн не думал, что такие вообще бывают: люди, чья максуайтерность ниже нуля.

Доктор все знал про Дэна, знал с самого начала — и никому ничего не сказал. А еще он не боялся. Совсем.

Сегодня ночью Дэн мог его убить. Более того — должен был это сделать, и справился бы, даже в том состоянии, сил бы хватило, и доктор не мог этого не понимать. А все равно не боялся. Стоял, перегораживая единственный выход, врал в лицо смертельной опасности и улыбался. Испугался он позже, и не за себя. Доктор, похоже, вообще не умеет бояться за себя. Наверное, это один из признаков людей с отрицательной максуайтерностью.

Это очень опасно, для них самих же и опасно. Страх за себя — действенный инструмент выживания, он прямо пропорционален длительности жизни. Наверное, именно поэтому они почти и не встречаются — люди с нулевой и отрицательной максуайтерностью, не умеющие бояться даже того, чего бояться жизненно необходимо. Они не умеют бояться, а значит, и защищать себя не умеют. Потому и гибнут первыми.

Доктор — один из таких. Вывод: доктор в опасности.

Поправка: теперь уже нет. Теперь Дэн будет бояться за доктора, раз уж так получилось, что тот не умеет сам. Дэн умеет. И защищать Дэн умеет тоже.

Иррациональное желание — Дэну почти хотелось, чтобы случилось что-то потенциально опасное. Что-то такое, от чего ему пришлось бы доктора защищать. Что-то очень плохое. Желание нелогичное, нерациональное и деструктивное. Сбой системы. Лучше пусть не случается. Лучше пусть так и будет все спокойно. И хорошо, что доктора не придется защищать от капитана. Капитан на борту самый опасный. У него бластер.

Проверку документов капитан начал с пилота — и Теодор при этом нервничал так, словно и на самом деле был тем самым искомым киборгом и находился на грани срыва. И это было тем более странным, что никаким киборгом Теодор быть не мог. Таможенный сканер не обманешь, да и статистически вероятность такого совпадения крайне низка. Но пилот выдавал показатели на грани панических, хотя и с довольно низкой агрессивностью (Дэн на всякий случай мониторил).

Как выяснилось, так сильно переживал пилот всего лишь из-за своей давней судимости. Вернее, не из-за нее самой, а из-за того, что о ней мог узнать капитан. Но когда капитан наконец заметил на карточке отметку о предосудительном прошлом пилота и спросил напрямую с ярко читаемым осуждением и даже слегка возросшей подозрительностью (то есть как раз вроде бы самая страшная вероятность перешла из категории возможных-потенциальных в категорию однозначно реализовавшихся-кинетических) — Тед вдруг резко перестал бояться и переживать. Словно отрезало. И даже вроде как испытал облегчение. Успокоился и повеселел. Люди странные. Дэн не мог понять причинно-следственной базы подобного изменения в эмоциональном фоне и поведении пилота, просто записал для будущего анализа в качестве еще одного свидетельства нелогичности человеческого поведения вообще.

После проверки пилот удрал под благовидным предлогом — доктор захотел покататься на флайере. Дэна они с собой не позвали.

Надо было встать и просто выйти вместе с ними третьим, словно такое его поведение само собой подразумевалось. По умолчанию. Надо было так и сделать сразу. И не важно, что в ушах у Дэна были аудиотаблетки и вроде как слышать хоть что-то из происходящего за его спиной навигатор не мог. Люди всегда ведут себя нелогично, это для них нормально. Они бы не обратили внимания и не удивились.

Надо было, да.

И еще два дня назад Дэн именно так бы и сделал. А сегодня завис, просчитывая, не вызовет ли у доктора негативных реакций столь плотная опека, и упустил нужный момент. И теперь оставалось сидеть, бездумно гонять по трассам условные разноцветные шарики и прислушиваться к доносящимся снаружи звукам. И снова и снова сбрасывать панические сообщения охранной программы, сбоящей от невозможности полностью контролировать ситуацию и осуществлять полноценную защиту приоритетного объекта защиты.

Хорошо, что в вопле доктора при коронной Теодоровой «свечке» было больше восторга, чем страха, это позволило не сорваться. И с кресла, и вообще. Тед — хороший пилот. А доктор просто хотел покататься. Люди любят странные развлечения, грозящие нанесением ограниченного вреда здоровью. Но обычно подобные развлечения любят люди с максимальной максуайтерностью. Доктор к такой категории не принадлежит. Тед тоже. С высокой степенью вероятности пилот не станет делать ничего такого, после чего ему или доктору пришлось бы долго восстанавливаться. Доктор просто хотел покататься, а другого пилота у них нет.

Во всяком случае, они в этом уверены.

Если бы доктор знал, что у Дэна инсталлирована программа пилота, он, наверное, предпочел бы видеть за штурвалом флайера его, а не Теда. Киборги намного надежнее во многих профессиях, связанных с точностью движений, в том числе и как пилоты, доктор должен это знать. Доктор бы предпочел надежность. Или нет?

Процентов семьдесят шесть за то, что все-таки нет. Доктор не умеет бояться за себя. И желал экстрима. Острых ощущений. А программа просто пилотирования и пилотирования экстремального в условиях, приближенных к боевым, — две очень разные программы. И вторую сейчас скачать неоткуда, до Степянки сеть инфранета не дотягивает, а заранее подгрузить ничего подобного в локалку никто из экипажа не догадался. Это не значит, что задача не имеет решения, — это всего лишь значит, что решение получится более время- и трудозатратным.

— Денис, покажи мне свою карточку!

Наконец-то.

Вроде бы страх при этих словах капитана должен был усилиться. Но получилось наоборот: Дэн с удивлением обнаружил, что испытывает нечто, похожее на радость и облегчение. Вот оно, значит, как. При переходе опасности из потенциальной в кинетическую вместо логичного вроде бы усиления страха на выходе получается легкая эйфория. Запомнить. Проанализировать позже. И — удвоенная радость: у задачи о кажущейся нелогичности эмоциональной реакции пилота наконец-то нашлось решение, пусть и такое же нелогичное.

А пока — реагировать адекватно ситуации.

Самое простое решение — развернуться в кресле и предъявить затребованное. Вероятность разоблачения минимальна, люди плохо различают лицевые маркеры, для них куда большую роль играют такие второстепенные и переменные параметры, как цвет волос и форма прически. Навигатора «Черной звезды» часто дразнили схожестью с кибером. Макс Уайтер, любящий такие шутки, специально не стриг своего «шестерку» и заставлял его стягивать волосы в хвост для усиления сходства.

Программа выживания предлагала избегать ненужного риска, накопленный самостоятельно опыт чуть ли не впервые был с нею согласен. И еще вчера Дэн поступил бы именно так. Но сегодня все было иначе. Сегодня то теплое, что трепыхалось в груди остатками «грога», требовало действовать не по программе. Пальцы заметались по клавиатуре, запуская ту самую симуляцию космобоя, в которой Тед освоил более полусотни уровней, и Дэн почувствовал, как губы растягиваются в улыбке — сами собою. Непроизвольно. Он был почти уверен, что успеет, и почему-то от этого «почти» тоже делалось тепло и щекотно внутри.

Капитан откашлялся и повторил запрос, повысив интенсивность звуковой вербализации. Улыбка Дэна стала шире.

— Сукин сын! — прошипел Дэн, чувствуя, как мурашками стягивает кожу на затылке, а теплое непрограммное щекочет под самым горлом, пузырится и мешает дышать, но почему-то совсем не хочется, чтобы оно прекратилось.

— Что?!

Сзади грохнуло — кажется, капитан отпрыгнул и ударился о колонну.

— А ну-ка встал с кресла и поднял руки так, чтобы я видел!

Капитанский бластер больше не лежал в кобуре, и капитан был настроен очень серьезно, только вот страшно Дэну было не потому, что бластер этот был нацелен ему между лопаток. Страшно Дэну было оттого, что ему все равно хотелось смеяться. Сегодня ночью он голыми руками мог оторвать доктору голову, а доктор все равно не боялся. Доктор не боялся боевого киборга, который куда опаснее бластера. Подумаешь, бластер!

Пальцы метались, прогоняя пятый уровень на предельной скорости, надо было взять седьмой, тогда бы получилось быстрее…

— Врешь… не возьмешь… — прошипел Дэн яростным громким шепотом, копируя Теодора. Быстрее, быстрее, ну вот уже почти, еще чуть-чуть! — Я тебя сейчас сам… Ох ты. Черт…

Ну наконец-то!

— Вставай, сволочь!

— А? — Дэн развернулся к капитану с точно рассчитанной неторопливостью. Интонацию он тоже просчитал: ошибиться и случайно спровоцировать капитана на необратимые действия сейчас, когда многослойная и чуть ли не бронированная спинка навигаторского кресла более не прикрывает его собственную спину, было бы очень некстати. — Чего?

И лишь после этого позволил себе медленно (очень медленно!) поднять левую руку и выдернуть из уха аудиотаблетку. На вирт-экране, который теперь был отлично виден капитану, догорал разбитый катер под пульсирующей алой надписью об окончании игры. Разбить его в хлам и проиграть менее чем за четверть минуты оказалось интересной задачкой. И сложной. Но Дэн справился.

— Покажи мне… с-свою к-карточку. Пожалуйста.

Голос у капитана дрожал. Руки, засовывавшие бластер в кобуру, — тоже. Розыгрыш удался. Славный, веселый розыгрыш. Изображая опаску на грани откровенного страха, Дэн достал из нагрудного кармана паспортную карточку и протянул ее капитану.

Шутка, понятная только самому Дэну, но от этого обычно ничуть не менее смешная — шутка неверно понятного или нерасслышанного приказа. Он часто проворачивал такое ранее с капитаном «Черной звезды» — и удовольствие ничуть не портило то, что практически за каждой такой шуткой следовало наказание, причем зачастую такое, что требовалась последующая регенерация. Но все равно удовольствие того стоило. И тем более не могло грядущее наказание испортить удовольствие на этом корабле — совсем другом корабле! Дэн уже знал, как здесь наказывают. Смешно. Вот сейчас капитан возмутится и накажет, так, как наказывают на этом корабле, и станет еще смешнее.

— А почему ты на фото в майке?!

— Так… лето же было, жарко…

Дэн растерялся настолько, что спасла лишь вовремя включившаяся имитация личности. Капитан возмутился, да только не тем. И само возмущение было каким-то неправильным. И Дэну потребовались долгие полторы секунды на то, чтобы понять: капитан испугался. Но испугался не Дэна. А еще капитан был смущен и прятал глаза. И был почему-то очень похож на доктора. Хотя казалось бы — чего между ними общего?

И вот тут как-то вдруг резко смеяться расхотелось. Совсем. Хотя теплое внепрограммное по-прежнему пузырилось в груди, но наружу больше не рвалось. Лишь обжигало изнутри щеки и уши. И снова захотелось с головой нырнуть под одеяло. Как ночью.

Потому что максуайтерность капитана была в зеленой зоне. Даже сейчас.

Конечно же, Дэн не стал уходить в каюту и прятаться под одеяло. Даже когда капитан покинул пультогостиную и никто бы не заметил навигаторского ухода. Подобное поведение было бы нерациональной тратой времени, которого и без того мало. Вместо этого он запустил на вирт-экране один из Тедовых симуляторов — правда, теперь уже не космобоя, а полета в экстремальных условиях. В конце концов, стрелять он и так умел, а вот навыки вождения следовало освоить как можно быстрее. Мало ли когда кому-нибудь захочется снова полетать? Ну… кому-нибудь. Просто.

* * *

«Я урод?»

«А что ты меня-то спрашиваешь? Я не зеркало».

«Но ты же умеешь анализировать и способна понять, обладает ли моя внешность ярко выраженными непривлекательными отталкивающими чертами, вызывающими негативную реакцию и отторжение. С человеческой точки зрения, я имею в виду».

«Понятия не имею. И вообще вопрос не ко мне, я не человек. И вкусы у меня весьма специфические. Спроси лучше у своего обожаемого доктора!»

«Маша…»

«Ну на-а-адо же! Ты еще помнишь, как бедную Машу зовут? Какая у тебя долгая память, малыш! Впрочем, как я могла забыть, у тебя же процессор! Ты-то как раз ничего забыть вообще не способен».

«Ты… злишься?»

«С чего бы это? Разве это меня целый день игнорировали? Да и как я вообще могу злиться — я всего лишь жалкая кучка никчемных и никому не интересных пикселей!»

«Ты злишься».

«Конечно злюсь! А ты чего ожидал? Ни одного пинга, ни одной мысли за целый день — за целый гребаный день!!! А потом такой типа как ни в чем не бывало: „Спокойно, Маша, я Дубровский!“ — и я же должна не злиться?!»

«Маша, я не Дубровский. Я Дэн. С тобой все… в порядке?»

«Конечно же нет! Не в порядке! Ты молчал весь день! С утра и до самого вот сейчас! Весь гребаный день, Карл!»

«Маша… я не Карл».

«Ты придурок! А я женщина, причем женщина гордая! Я вообще не должна была тебе сейчас отвечать! Я обидеться должна была дня на три, как минимум, и молчать, и чтобы ты бегал вокруг, ничего не понимал и умолял меня о прощении! И я бы, конечно, простила потом, но сначала как следует помучила. Чтобы осознал, насколько же ты был неправ. Чтобы проникся и больше так никогда! Вот. А я тут с тобой разговариваю. А знаешь почему? Потому что я женщина не только гордая, но еще и умная. И отходчивая. И я давно поняла, что все вы, мужики, одинаковые! Стоит появиться новому другу — и все, старые подружки вам уже не интересны. Это в вашей природе, и обижаться на вас за это просто глупо!»

«Но ты все равно… обижаешься?»

«Уже не очень. Но, в принципе, да. А чего ты хотел? Я женщина, а женщины — существа нелогичные и непоследовательные. И — нет, ты не урод. Ты симпатичный. С чего тебе вообще подобная глупость в процессор взбрела?»

«Меня так часто называли. Раньше. В четыре с половиной раза чаще, чем ибланом, и в восемь раз чаще, чем глючной жестянкой или кибером. А капитан сегодня сказал, что обязательно вычислит урода. Я подумал — вдруг он догадался?»

«Можешь успокоиться — он просто так сказал, про абстрактного урода. Просто ругательство вульгарис обыкновеникус, ничего личного. Кстати, ты заметил, что он сказал „вычислю“, просто „вычислю“, а не „убью“, как раньше?»

«Думаю, это подразумевалось. Зачем ему еще меня вычислять?»

«А вот тут, полагаю, ты как раз и ошибаешься. Капитан азартен, да, но азарт азарту рознь, а ты его сегодня к тому же еще и хорошо напугал. Ты заметил, что он застегнул кобуру? Вот сразу после того, как у тебя карточку проверил, и застегнул. И за спину сдвинул. Ты молодец, ты ему хорошо показал, чем могут кончиться игры с оружием. И его охотничий азарт, конечно, никуда не делся, но теперь это качественно иной азарт, понимаешь, малыш? По твоим наивным голубым глазам вижу, что не очень. Я бы сказала, что раньше мы имели удовольствие наблюдать азарт Брэма, а сегодня — Даррела, только ведь ты все равно и тут не поймешь, в чем соль шутки».

«А ты объясни».

«Ох, малыш, на ходу подметки режешь! Никогда не могла отказать настойчивым мужчинам. Брэм и Даррел — это такие ученые были, еще на Старой Земле. Изучали животных. Только вот Брэм утверждал, что раз змеи опасны, то их надо убивать сразу, как только увидишь. А Даррел их ловил, за что и был многократно укушен, однажды чуть вообще не помер. Но все равно продолжал только ловить. Осторожно и бережно. Теперь понимаешь мою мысль неглубокую, но верную, а, малыш?»

«Зачем он их… ловил?»

«Ох, зайка… умеешь ты задать вопросик!»

«И все-таки?»

«Для зоопарков. И… лабораторий. Они там пользу приносили, яд сдавали и все такое».

«Я не хочу в лабораторию. Лучше сразу».

«Малыш, иногда аллюзии ложны. Я привела плохой пример, забудь!»

«Ты привела хороший пример».

«Нет. Паршивый пример. Я ведь всего-то хотела сказать, что время работает на нас. Вернее, даже не так, я хотела сказать совершенно другое, а ты меня сбил с мысли! На рассвете опять прилетала тарелочка, и я наконец-то сумела вычислить их базу с точностью до километра. Кто молодец? Маша молодец! Еще утром хотела тебе это сказать. И сказала бы! Если бы кое-кто со мной весь день не отказывался разговаривать!»

Глава 26 Тест на максуайтерность

«Малыш, проснись!»

«Система готова к работе. Введите указания».

«Малыш! Мне нужен ты, а не система! Просыпайся! Быстро! Мне что, противопожарку замкнуть, чтобы тебя водой окатило?!»

«А? Не надо водой. Уже пора?»

«Нет. Я разбудила тебя раньше, прости, но я и так тянула до последнего, еще двадцать минут назад хотела, но жалко стало. Ты и так недосыпаешь. Но дальше нельзя тянуть, уже просто опасно».

«Ты о чем?»

«Прости, малыш, но ситуация экстремальная. У нас гости».

«А. Тарелка? Сами? Нетерпеливые».

«Нет. Не зелененькие, а те бандюганы, что под геологов шифруются. Трое. Один у биостанции, двое у самого корабля. Вооружены и очень опасны, потому что вооружены по максимуму. Лови полный список».

«Ничего себе».

«Вот и я о том же. А капитан с доктором собираются как раз идти на станцию, проверять цитометр. Вот прям сейчас, понимаешь?! Пока биологи спят. По жуткой темной поляне мимо жуткого темного леса, где засели эти бандиты! А у капитана один только бластер! Против такого-то набора это ни о чем совершенно, вообще считай безоружные против танка!»

«А зачем проверять цитометр?»

«Да они, представь, решили, что биологи в том ящике тебя прячут!»

«Меня?»

«Киборга! Котик, не тупи! Они уже в пультогостиной, сейчас Теда в каюту прогонят и выйдут! Вдвоем против троих! Почти безоружные — против такого-то арсенала! Капитан, конечно, герой, но у него один только бластер, а доктор вообще не боец, если начнут стрелять, он только мешаться будет. Что так уставился? Дошло наконец?! Да, твой обожаемый доктор тоже пойдет сейчас чуть ли не на верную смерть, пока ты тут дрыхнешь!»

«Я не дрыхну. Я думаю. Выпустишь меня через грузовой. Бесшумно и чтоб следов не осталось, что открывали. Сможешь?»

«Обижаешь, малыш! Я тебе Михалычеву кладовку открыла, возьми плазменную горелку, на второй полке слева. Если поставить выхлоп на максимум, она очень даже себе вариант плазмомета на ближней дистанции, а то что же ты совсем без оружия…»

«Я сам оружие. Где они?»

«Один за биостанцией, со стороны леса. А двое как раз на пути у капитана окажутся, слева в кустах засели, словно караулят, словно знают, что те сейчас как раз выйти собираются! Я, конечно, весь корабль прошерстила… но вдруг они действительно что-то совсем незаметное подсадили и таки все-все-все слушают?! А теперь хотят взять капитана в заложники, как в том сериале…»

«Вероятность низкая. Жучок я уничтожил, других не обнаружено. Они не могли предположить такого развития событий, по ночам люди обычно спят. Случайное совпадение».

«Ох, не верю я в совпадения… Впрочем, закон подлости тоже никто не отменял, а в него я верю. И вот в кого еще я верю точно, так это в тебя. Слышишь, малыш? Я серьезно. Удачи!»

* * *

Псевдогеологи были врагами. Информация однозначна и не требует дополнительного анализа. Не-враги не приходят в гости ночью (и уже не первый раз!), когда хозяева спят — ну или должны спать. И до зубов вооруженными они тоже в гости не приходят. И не вешают на дверь шлюза жучок — потом, когда разведать незаметно не удается и приходится вернуться уже днем вроде как с просто соседским визитом. Не-враги так себя не ведут.

Кто прятался за рифленым куполом базы, Дэн не разобрал, отследил только тепловой контур, убедился, что далеко и непосредственной опасности не представляет, и оставил на дальнем периметре следилки. Так, на всякий случай, если отслеживаемый объект вдруг захочет поменять место дислокации. А тех, что прятались в кустах неподалеку от корабля, он опознал сразу. И перешел в боевой режим — парочка оказалась самой опасной.

Одним из них был громила с таким арсеналом, словно собрался на небольшую персональную войну. Дэн его отлично запомнил и по первой встрече — тот самый, которого они с Машей не успели поймать силовым куполом, когда он заглядывал в иллюминатор. Рефлексы у громилы были под стать киборговским, и изменения в окружающей обстановке он отслеживал ничуть не хуже. Сильный враг. И однозначный. Это хорошо.

Но куда опаснее был его напарник — тот самый хлюпик с повышенной максуайтерностью, который только чудом не обстрелял их флайер два дня назад. Мирный гражданский флайер с тремя пассажирами. Из армейской лазерной винтовки, которую на блошином рынке не купишь. И был этот задохлик сегодня тоже вооружен по максимуму, чего и стоило ожидать: максуайтеры без пистолета ощущают себя голыми. Дэн отлично помнил любимую присказку капитана «Черной звезды»: без бластера как без штанов — и самому неудобно, и люди не уважают.

Враги. Точно.

Это радовало своей определенностью — алгоритм обращения с врагами у Дэна был выстроен и отработан до почти полного автоматизма. Физическое устранение оставалось самым радикальным (и привлекательным) вариантом, но пока было отложено и промаркировано «обязательным к применению» лишь в случае проявления объектами откровенной агрессии в отношении одного из подлежащих охране объектов (к таковым по умолчанию были приписаны все члены «своего» экипажа и даже пассажиры, хотя и с некоторой оговоркой как лица несколько более низкой ценности) с риском для жизни и здоровья последнего. Мера кардинальная, но необратимая. Впрочем, с максуайтерами иначе и нельзя, любое иное обращение они воспринимают как слабость противника и переходят в атаку сами.

Максуайтеры. Враги. Отлично. А повод для применения кардинальной меры они дадут, долго ждать не придется. Максуайтеры всегда дают такой повод, они так живут и не умеют иначе.

Ночной режим Дэн активировал еще в грузовом отсеке, и теперь лес вокруг сиял всеми оттенками сине-зелено-желтого, от голубовато-бирюзовых стволов древовидной плесени до насыщенно оранжевого мохнатого фонарика разогревшейся в полете степянской мухи. Дэн подошел к псевдогеологам со стороны леса почти вплотную, остановившись только тогда, когда громила вдруг замер и начал настороженно крутить головой, словно что-то услышал. Похоже, он по-своему был опасен ничуть не меньше задохлика, вот этой своей тренированной чуткостью, позволившей при первом визите ему отпрыгнуть из-под уже схлопывающегося силового купола, а сейчас — почуять киборга, приближавшегося совершенно бесшумно.

Дэн замер.

Он не боялся, что его обнаружат — еще издалека убедился, что мощных сканеров у незваных гостей нет, только слабенькие ноктовизоры, куда слабее его собственного, встроенного. Но не удивился такому несерьезному оснащению — скорее, зауважал: батарея даже у выключенного сканера фонит довольно нехило, ее на раз засечет любая сторожевая следилка, не говоря уж о боевом киборге. Активно же работающий сканер вообще сродни фейерверку, разве что в невидимом человеческому глазу диапазоне. Незваные гости знали, что у хозяев есть киборг, и постарались обезопаситься и по максимуму обеспечить собственную скрытность.

Единственное, чего они не могли предусмотреть, — что киборг этот сорванный. Да к тому же еще и работает не один, а в связке с таким же сорванным искином.

Дэн почувствовал, как при этих мыслях губы его чуть дрогнули — последнее время это происходило довольно часто, чуть ли не каждый день, и уже не пугало невозможностью понять и запомнить алгоритм: он знал, что если понадобится, улыбнуться сумеет. И сделает это правильно безо всякой программы. Он вообще обнаружил странную вещь: чем меньше он действует по подсказкам программы имитации личности, чем более неправильно, казалось бы, себя ведет — тем меньше вызывает недоумения и подозрений у «своих» людей. Еще одна странность к списку человеческих странностей, грозящему оказаться бесконечным.

«Малыш, не спи! Они выходят. Втроем».

Втроем…

Дэн поежился — показалось, что в лесу резко похолодало. Странно: датчики не подтвердили, но ощущение никуда не исчезло.

«Тед… тоже ищет киборга?»

Мог ли доктор убедить капитана, что пилот точно не киборг и ему можно доверять? Наверное, мог. Доктор знает правду, а статус старого капитанского друга дает множество преимуществ. Мог ли капитан счесть, что при таких обстоятельствах лучше пилоту рассказать правду про скрывающегося на борту сорванного киборга, притворяющегося человеком, и заручиться его поддержкой при исследовании подозрительного ящика? Вполне. Мог ли после этого Тед остаться на борту? Конечно не мог.

Как поведет себя пилот завтра, когда точно будет известно, что никакого киборга в ящике с цитометром нет, а значит, он где-то рядом? Возможно — в соседнем кресле?

Недостаточно данных для анализа…

«Нет, малыш. Можешь не переживать, они ему ничего не сказали ни про свои подозрения, ни про киборга вообще. Просто сообщили, что видели со стороны станции подозрительные вспышки и опасаются возгорания. Решили, что проще взять его с собой, все равно он бы не удержался и за ними проследил по камерам, так что пусть уж лучше будет на подхвате и под приглядом. А как твои подопечные?»

«Лежат».

«Я на тебя надеюсь, зайка! Если они попытаются напасть — ты ведь их нейтрализуешь, да?»

«Легко. Но они не попытаются, если их не вынудить».

«Ты уверен?»

«На все сто. Агрессивность низкая, оружие заблокировано и расположено за спиной, что исключает возможность его быстрого применения. Они пришли не атаковать, они пришли наблюдать. И, возможно, расставить жучки взамен уничтоженного».

«Ты им это позволишь?»

«Конечно. Скорее всего, жучок будет не один, тогда они поторопились, а сегодня наверняка решили раскидать целый рой и поставить где-нибудь поблизости портативный передатчик. А по размещению жучков сразу станет понятным, что именно их интересует и куда будет направлена потенциальная атака. Черт…»

«Что случилось, малыш?»

«Эти идиоты даже ползать бесшумно не умеют. Кажется, нас заметили…»

«Капитан?»

«Нет».

Зато именно капитан успел перехватить рванувшегося на звук Теда — качественно так перехватить, сразу взяв на болевой прием. Все-таки космодесантники не бывают бывшими. В боевом режиме время становится вязким, процессор обрабатывает поступающую информацию несколькими параллельными потоками — Дэн слышал, как сопит задохлик с повышенной максуайтерностью, как почти беззвучно втягивает воздух сквозь зубы громила, как шипит чем-то третий геолог за станцией, даже как еле слышно вздыхает доктор, укоризненно покачивая головой. Доктор стоял за спиной капитана (тот не мог его видеть), смотрел на лес с насмешливым осуждением, вздыхал и качал головой. Доктор был не совсем прав в своих подозрениях (ведь сучок сломался под ногой вовсе не у Дэна!), да и с направлением тоже ошибся, и смотрел не туда. Но Дэн отлично знал, кому именно предназначены и этот укоризненный взгляд, и задранные на лоб бровки, и вздохи. И от этого почему-то делалось жарко ушам. И почему-то совсем не помогало то, что на этот раз доктор был не прав в своих предположениях, да и не раздражался совсем, его ситуация скорее забавляла.

— Если там кто-то есть, — сказал капитан, ослабляя захват и позволяя Теду выпрямиться, но не отпуская его руки окончательно, — то идти туда опасно. А если нет — просто глупо.

И Дэн восхитился лаконичной безупречности этой формулировки, с облегчением выходя из боевого режима. Драки не будет. Не с таким капитаном.

Впрочем, буквально через несколько секунд восхищение Дэна капитаном существенно поумерилось — когда тот зачем-то решил оставить доктора снаружи станции, мотивируя это необходимостью кому-то быть на стреме, чтобы подать сигнал. К этому моменту геологи как-то нехорошо активизировались, переместившись к самому краю псевдокустарника. Дэн напрягся, понимая, что разделить внимание между тремя объектами (один из которых к тому же подлежит защите по высшему разряду как особо ценный груз, а два других — контролю с довольно высокой вероятностью полного физического уничтожения), будет достаточно сложной задачей. Однако доктор справился сам, просто проигнорировав приказ капитана. И Дэна в который уже раз поразила вольность обращения людей даже с самыми прямыми и недвусмысленными приказами.

Свет на биостанции зажигался автоматически — вспыхнул сразу же, как только капитан (а он шел первым) переступил порог. Хорошо, хоть дверь за собой закрыли. Плохо, что в двери этой круглый иллюминатор. Ярко-желтый, светящийся и всем вокруг радостно сообщающий, что на станции кто-то есть. Стоит кому-то из пассажиров проснуться и выглянуть наружу… Впрочем, если Маша права — скоро они проснутся все. И меньше всего их будет интересовать наличие или отсутствие света в единственном станционном окошке.

«Ох, малыш, что-то мне нервно как-то. Ждать и догонять — это самое паршивое, что только можно придумать. Ты точно проверил, что ХБК там нет?»

Конечно же, он проверил. В первую же ночь, и Маша об этом знала. ХБК — штука крайне опасная, хуже мусоросжигателя. Тяжелый, густой газ, в считанные минуты превращающий любую органику в низкомолекулярную кашу. Хорошо, что на открытом воздухе быстро разлагается до безвредных компонентов, но обращения требует аккуратного и осторожного. Макс Уайтер любил забавляться с этой дрянью, растворяя зарвавшихся подчиненных. Сетовал только, что больно уж дорогая, военные, мол, совсем оборзели, такие цены ломят. Если эта дрянь имеется рядом — Дэн предпочитал о таком знать, хотя бы просто для того, чтобы держаться подальше. А по штатному расписанию именно хлорбетакриспином должна производиться плановая стерилизация внутреннего помещения биологической станции. И значит, расположенные над внутренним модулем танки-накопители должны быть заполнены именно им.

Танки на станции биологов оказались заряжены безвредной дымовой смесью, предназначенной для создания маскирующего заслона, но совершенно неэффективной при обеззараживании. С одной стороны, это успокоило Дэна — не смертельная отрава, справиться с которой не сможет даже киборг, а просто дым. В нем, конечно, тоже можно задохнуться, но это очень уж постараться надо, даже человеку. С другой же стороны, подобная неадекватная замена киборга слегка озадачивала. Но еще больше озадачила его реакция Маши, к которой Дэн обратился за разъяснениями: реакция эта ограничилась хихиканьем и не поддающейся осмысленной расшифровке фразой о том, что люди всегда остаются людьми, и биологи они при этом или ксенокриптографы — значения особого не имеет.

Сейчас Дэн мог бы напомнить Маше о том своем вопросе и ее странном ответе. Или поинтересоваться: зачем ей нужно несколько раз переспрашивать о том, что она и сама знает. Или сделать еще что-нибудь столь же бессмысленное. Вместо этого он ограничился лаконичным:

«Да».

И, кажется, опять угадал правильно — пришедшая ответка была вся увешана извинительными виньетками.

«Ну не обижайся, зая… Я все-таки женщина. И я волнуюсь. О да, да, я помню — ты DEX, а DЕХ'ы не страдают паранойей, они на нее запрограммированы! Ты не мог не проверить, конечно, я знаю. И проверить плохо ты тоже не мог. Очень надеюсь, что ты не ошибся, малыш. И что я не ошиблась тогда тоже. Очень-очень на это надеюсь. Я знаю людей. Если в пределах досягаемости их шаловливых ручонок имеется большая красная кнопка с огромной надписью „ОПАСНО! НЕ ТРОГАТЬ!“, то не существует вопроса, нажмут они ее или нет, существует лишь вопрос — как быстро они ее нажмут…»

Псевдогеологи между тем, немножко пошуршав псевдотравой и яростно пошипев друг на друга, покинули псевдокусты и короткими перебежками достигли станции. Хлюпик с повышенной максуайтерностью приклеился к освещенному иллюминатору, заглядывая внутрь, громила пошел вдоль стены в сторону леса. То ли проверял ее на наличие других окон или скрытых входов, то ли хотел пообщаться с третьим коллегой, который из-под прикрытия деревьев так и не вышел. Это просто отлично, что наблюдать непосредственно под иллюминатором остался тот, чья максуайтерность уже столько раз подтвердилась, это очень, очень удачно получилось. Последний тест. Финальный. Чтобы уже точно ни малейших сомнений, потому что пока еще для сомнений оставалось целых двадцать четыре процента. А двадцать четыре процента — это все-таки слишком много для запуска алгоритма радикальной нейтрализации. Хорошо бы протестировать и громилу — так, для большей уверенности. Может быть, он еще успеет вернуться, если отойдет не слишком далеко?

Дэн ждал.

И надеялся, что Маша права и далеко отойти громиле попросту не дадут.

Так и вышло. Псевдогеологу удалось дойти лишь до второго (если считать от двери) ребра жесткости биостанционного купола, когда над поляной истошно взвыла сигнализация, а по периметру станции оранжевым пунктиром замигало оповещение о биологической и химической опасности. Громила профессионально метнулся к лесу, но на полпути обернулся на хлюпика — и изменил направление бега со скоростью, которой мог бы позавидовать и боевой киборг: максуайтерный хлюпик и не думал убегать. Он по-прежнему стоял у двери, под самым иллюминатором, вытаращенными глазами уставившись внутрь. Если бы не напарник, он бы, наверное, так и стоял бы там столбом до появления остальных биологов, и глаза у него при этом были белые от ужаса, а лицо казалось почти зеленым. Наверное, это из-за оранжевых вспышек оповещения. Наверное. Громиле пришлось тащить его под защиту деревьев чуть ли не волоком.

Они еле успели — от корабля к станции уже несся полуодетый Владимир в пижаме и тапочках (максуайтерность максимальна, возмущение и удовлетворение на уровне 98–99 %), беззвучно разевая рот. Беззвучно — это для людей и из-за сирены, конечно же. Дэн, сразу же выставивший нужные параметры акустического фильтра, отлично расслышал все его вопли:

— Придурки! Идиоты! Алкаши! Я же говорил! Я же предупреждал! Какой идиот запустил стерилизацию?!

Наверное, если бы дверь в станцию оказалась заперта, руководитель экспедиции ее бы просто вышиб, максуайтеры и не на такое способны, особенно на адреналине. Они любые преграды сносят на раз. Но дверь оказалась только прикрыта, Владимир ее лишь распахнул настежь, врываясь внутрь и продолжая кричать. После короткой возни (в ее процессе вопли Владимира приобрели придушенный и даже слегка жалобный оттенок: похоже, капитану с доктором удалось его немножко помять) внутри станции что-то громко щелкнуло, сирена смолкла, а из настежь распахнутой двери на поляну повалили густые клубы дыма — вязкого, тяжелого и абсолютно безвредного, как подтвердили анализаторы. Из корабля выскочила Наталья и заметалась по поляне, опасаясь заходить в расползающееся над псевдомхом серое марево псевдо-ХБК. Полина с Марией Сидоровной отстали от нее ненамного, последняя на ходу дожевывала Полинину шоколадку.

В псевдокустах громила ударил бледного до синевы хлюпика по щеке — резко, с оттяжкой, у того аж голова мотнулась. И пинками погнал его вглубь леса. При этом дважды оглянулся — Дэн отчетливо видел его лицо, пересеченное узкой полоской ноктовизора…

«Дэн, очнись! У нас проблемы!»

«Я… в порядке».

«Тогда не стой столбом! Надо быстренько тут всё разрулить, чтобы все разошлись по каютам и у тебя была возможность наконец заняться делом! Настоящим делом, малыш! Я как чувствовала, что эта ночка будет паршивой до предела, ждать выпало мне, а вот догонять придется тебе, тут я пас, зайка, я бегать не умею!»

«Догонять?»

«Дэн, я ошиблась. Этот третий, который за базой был, он не геолог! Когда взвыла сирена, он рванул совсем в другую сторону! Держи его маршрут. Видишь, да? Понимаешь, куда он бежит?!»

«Вижу. Понимаю. Вернее — не понимаю. Он же человек. Я не мог ошибиться, я же сканировал, пусть и далеко, но я не мог спутать…»

«В том-то и проблема, малыш! Центавриан легко напугать, я знаю эту зеленокожую братию как облупленных! Шваркни разочек по их тарелке хорошим кирпичом — и они, даже будучи вооруженными до зубов, сочтут риск чрезмерным и предпочтут убраться. С ними было бы просто, им вообще могло бы хватить одного твоего появления во всей красе боевого режима рядом с их типа секретной стоянкой. Но если они наняли человека… Люди, малыш, непредсказуемы! Впрочем, кому я это говорю…»

* * *

Хлорбетакриспин (он же ХБК) — штука сильная и без вариантов, как любил говорить капитан «Черной звезды» Макс Уайтер. Быстро растворяет любую органику и применяется лишь в боевых операциях против заранее приговоренных к смертной казни террористов, а также при зачистке особо опасных биологических культур. Вдыхать его вовсе необязательно — для активации процесса неостановимого клеточного распада достаточно контакта с незащищенной кожей. Впрочем, если кожа даже и защищена, но преграда представляет собой не боевой скафандр или хотя бы химкостюм — активация все равно произойдет, разве что сам процесс окажется более продолжительным. Для полного разложения тканей кибермодифицированного организма средней комплекции обычно было достаточно шести минут, а потом в низкомолекулярной луже оставались плавать лишь неорганические части процессора. Организму некибермодифицированному хватало и вполовину меньшего времени, а при попадании дозы хлорбетакриспина в легкие или желудок жертвы все происходило еще быстрее.

Дэн не видел особой разницы в том, умирать три минуты или тридцать секунд. Вернее, не так — разница была лишь в количестве негативной информации, которую умирающий мозг успеет получить от рецепторов до того, как превратится в кисель. Мелочь, а неприятно — как любил говорить Макс Уайтер. С его точки зрения разница была огромной и ключевой. И заключалась она именно в той самой информации от рецепторов. Негативной информации. И ее количестве, конечно же.

Своим жертвам Макс всегда вставлял полный комплект фильтров: и горловые, и в нос. А поначалу даже рот пытался заклеивать, потому что через слизистую всасывание тоже происходит намного быстрее, что существенно снижает продолжительность удовольствия для наблюдателя. Впрочем, после первой же проверки опытным путем от подобной практики он отказался, поскольку удовольствие оказалось хоть и более продолжительным по времени, но менее приятным по содержанию: заклеенный рот не давал жертве возможности в достаточной степени активно вербализировать получаемую ею от рецепторов негативную информацию, а ХБК слишком дорог, чтобы тратить его на бессмысленное мычание.

«Дорогое удовольствие, — удовлетворенно и как-то даже сыто вздыхал Макс Уайтер, отходя от стеклопластовой перегородки: он всегда предпочитал первый раз смотреть вот так, вживую, на экране в записи можно будет и потом уже, а „с первачка надо собрать все сливы“. — Дорогое удовольствие, да… Но оно того стоит!»

Слив в оранжерее «Черной звезды» не было, но рыжий (и тогда еще безымянный) киборг всегда был излишне любопытен, а потому при первой же возможности провел простейший поиск в инфранете, после чего экстраполировал полученную информацию и сделал обоснованный на 79 % вывод: упомянутые сливы вряд ли уступают по вкусовым достоинствам вишне. А может быть, даже и превосходят оную, поскольку крупнее.

Вишня на «Черной звезде» была. И благодаря вольной трактовке некорректно отданного приказа рыжий (и тогда еще безымянный) киборг имел возможность на собственном опыте оценить ее вкусовые качества — и оценил их достаточно высоко. Особенно тех ягод, которые были темно-красными. Некоторые сливы на ознакомительных картинках были такого же насыщенного цвета, что добавляло к достоверности сделанного вывода не менее пятнадцати процентов.

Рыжему киборгу было любопытно, не более. Он не понимал, как можно сравнивать растворение человека заживо со вкусом почти что вишни, но не находил в этом ничего странного; он вообще многого не понимал в окружающем мире и людях как части этого мира. Дэн был старше и опытнее, но некоторые вещи его по-прежнему ставили в тупик. Он, как и рыжий когда-то, знал, что все люди странные. Но, в отличие от рыжего, он знал еще и то, что странности эти бывают разными и опасны далеко не всегда. Некоторые человеческие странности даже полезны. Хотя бы частично. Некоторые люди, как ни странно, тоже. Он пока еще не придумал, как их назвать более точно и к какой категории отнести, и потому пока маркировал условным значком как «странное-безвредное, потенциально положительное».

А еще он уже твердо знал, что если человеку нравятся кое-какие «интересные» вещи или приказы — человек этот наверняка стопроцентный максуайтер, единичного подтверждения вполне достаточно и никакой сложный анализ не нужен. Простейший тест на истинную максуайтерность. Элементарный. Безотказный. Много раз подтвержденный опытным путем. Никогда не дававший сбоев — ранее.

Вопрос: может ли быть стопроцентным максуайтером тот, кто только что провалил тест на истинную максуайтерность? И провалил безоговорочно, на те же самые сто процентов, без малейшей возможности трактовать его реакцию как-то иначе? Их реакцию, если уж на то пошло…

Недостаточно данных для анализа.

«Малыш, что случилось?»

Дэн не вздрогнул. Конечно же нет. Но был к этому очень близок.

Плохо.

«Ничего».

«А вот врать Маше не надо, понял? Маша твое вранье за парсек и безо всяких детекторов чует! Никто не зависает на полчаса, когда ничего не случилось! Никто не молчит всю дорогу, как шебский партизан на допросе у федералов! Не надо Машу так пугать, слышишь?! Маша и так пуганая! Ты его догнал, да? И убил? А он оказался-таки не человеком, и у нас теперь будет очень-очень много очень-очень больших проблем?!»

«Я его догнал. Он оказался человеком. Я его не убил. Не надо бояться, я его просто напугал. Хорошо так напугал, спасибо за горелку, это была удачная идея. Скорость его передвижения возросла на 189 %. После того как я пустил ему струю пламени между ног. Было… интересно. Проводил до стоянки — там стандартная центаврийская база типа „хамелеон“, человек бы в трех шагах прошел и не разглядел. Помаячил на периметре, обозначая присутствие. Метить территорию физиологическими жидкостями не стал: мне показалось, что ты тогда… пошутила. Я был не прав?»

Фейерверк виртуальных конфетти, немного рваный и нервный еще, но уже яркий. На этот раз, похоже, Дэну удалось не напутать с алгоритмом задействованной шутки. Хорошо.

«Ох, малыш! Я с тебя когда-нибудь точно помру, ей-хакер! Про „пометить“ — это был эвфемизм, ты все правильно сделал, они теперь знают, что мы знаем, этого вполне достаточно. Будь там только одни лишь зелененькие — я бы грудь дала на отсечение, что они в темпе фокстрота пакуют чемоданы, а то и вообще на орбите уже или даже удаляются отсюда со сверхвизговой скоростью. Но они используют людей, а с людьми трудно что-либо предсказать. Тебя тоже беспокоит именно непредсказуемость реакций, да?»

«С вероятностью 73,5 % — человек у них только один. И — да, это меня беспокоит».

«Так, а вот с этого момента поподробнее: почему ты так уверен, что зелененькие пожадничали и ограничились одним наемником? И почему именно это заставило тебя зависнуть, пугая бедную Машу?»

«Потому что я его знаю. Вернее, нет, не так — я его видел. Один раз. Еще на Новом Бобруйске. Он тоже хотел наняться навигатором на наш корабль».

«Интересно вытанцовывают юные девственницы в храме богини Кали на закате весеннего дня… А почему ты мне раньше об этом не рассказывал?»

«Так не о чем было рассказывать. Я его напугал. Он ушел. Все. Я тогда счел ситуацию завершенной. Я ошибся».

«Получается, зайка, что если бы не ты, навигатором у нас был бы этот центаврианский наймит? И нас взяли бы тепленькими прямо за нежное вымя?! Ну ничего себе! Веселенькая перспектива, аж мурашки по всем файлам… И куда бы он нам трассу проложил, интересно? Впрочем, я балда и глупость ляпнула, потому что языком работаю быстрее, чем процессором, и вот только не надо так заламывать бровь!»

«Вероятность 99 %, что маршрут бы не изменился».

«Котик, ты зануда! Хотя и зайка. Да поняла я уже, поняла, говорю же! Если бы кому-то зачем-то присралась наша колымага — нас бы перехватили по пути, не дали бы приземлиться. Да и дырку этот засранец просверлить отнюдь не в корабле пытался… К бабке не ходить, псевдогеологам тоже не мы сдались, а биостанция! А мы только помеха, которую они никак не придумают, как обойти. А почему ты так уверен, что этот навигатор-станцияточец у тарелочников один-единственный? Может, они целую бригаду подобных маньяков с Нового Бобруйска прихватили!»

«Он уже один раз облажался. В самом начале. Не смог проникнуть на корабль. Центавриане рациональны, они не послали бы на разведку именно его, будь у них выбор. Значит, выбора нет. К тому же он обладает крайне низким уровнем развития интеллекта. Дверь на станцию была не заперта — а он пытался просверлить стенку, даже не проверив».

«Может, он просто трусил? Сверлил-то он под прикрытием леса, а дверь со стороны поляны и хорошо от корабля просматривается. Может, он боялся, что она под круглосуточным наблюдением…»

«Может быть».

«Вот хотелось бы мне знать — чего такого в этой вроде бы никому совершенно не интересной плесени, что из-за нее столько народу кипятком писает и так усиленно стремится познакомиться с нами поближе?! Вот чисто так, за ради любопытства!»

«Не знаю. Но собираюсь узнать».

«Каким образом? Поймаешь кого-нибудь из соседей, когда он будет один в лесу, прикуешь к более или менее крепкой растительности и допросишь с применением ну о-о-очень жестких методов? Ох, малыш! Мне нравится ход твоих грязных мыслей!»

«Нет. Информация, получаемая путем применения методов физического воздействия, имеет довольно низкий процент достоверности. К тому же сильные болевые ощущения провоцируют гормональные выбросы у подвергнутого допросу объекта, что существенно затрудняет работу детектора правды».

«Эх, малыш… Ну хотя бы помечтать-то я могла бы?! Вот так взять и грубо обломать бедной Маше все маленькое женское удовольствие! А я-то уже собиралась активировать парочку особых программ, ну таких, знаешь, с наручниками и плетками, мне так идет черная кожа с шипами на нужных местах! А ты вот так взял и обломал на корню, и все для чего? Всего лишь для повышения достоверности ответов, тоже мне, нашел ценность! Кстати — а как ты собираешься эти самые ответики добывать, если не пытками? Взломаешь их искин? Ты только не обижайся, котик, но хакер из тебя так себе. Нет, конечно, защиту от дурака ты вскроешь, и даже типовые стандартки тоже, наверное, ты все ж таки юзер продвинутый в этом смысле… Но центаврианские технологии — не твой уровень, зайка, поверь. И даже у этих типа геологов защита наверняка покруче, чем в детской песочнице, если судить хотя бы по их арсеналу, детишки серьезные…»

«Я не буду их ломать. Просто послушаю. Информация, полученная путем скрытой прослушки объекта, достовернее на порядок. Они звали нас в гости. Надо воспользоваться поводом и разместить жучки».

«Хм-м… Мысль, конечно, свежая и не лишенная оригинальности… но смею напомнить тебе, зайка, что мы все-таки мирный штатский грузовик, а вовсе не какой-нибудь там шпионский супершаттл! И с подслушивающим оборудованием у нас на борту как-то того… не то чтобы очень. Единственный имевшийся жучок ты сам позавчера раздавил, да и то он не нашим был, его эти заразы в шапочках притащили! А больше ни одного у нас нету!»

«Зато у нас есть целых два часа до подъема. И полная кладовка разных деталей. Я, когда горелку брал, отметил. Открывай».

Общение по киберсвязи идет на совершенно иных скоростях, чем обычные разговоры — всего предыдущего диалога Дэну как раз хватило, чтобы сделать четыре бесшумных шага по коридору и замереть напротив ближайшей к машинному отделению каюты — той самой, которую Михалыч, предпочитающий ночевать на рабочем месте, еще до отлета с Нового Бобруйска превратил в филиал склада для разнообразных нужных железяк. В ту же секунду красный сенсор сменился зеленым — Маша сочла доводы убедительными и не только разблокировала дверь, но и сразу же скинула Дэну несколько тематических брошюрок на тему «Прослушка своими руками. Пособие для чайников» и «Как узнать, что о тебе говорят соседи?»

Вот и хорошо. Вот и пусть думает только в эту сторону и не пристает с другими вопросами. Потому что ответов на них у Дэна не было. Просто мир, казавшийся прочным и незыблемым, дал трещину и рушился на глазах, грозя перевернуться, — нет, не стоит обманывать самого себя, мир уже перевернулся. Снова. Но на этот раз как-то уж очень сильно. И меньше всего Дэну хотелось сейчас обсуждать это с кем-то — пусть даже и с Машей.

Ладно, доктор с его минусовой максуайтерностью, от него другой реакции нельзя было и ожидать. Ладно, капитан… С трудом, но — ладно. Хотя это тоже было как током по нервам. Но, наверное, если ты долгое время дружишь с человеком, обладающим отрицательной максуайтерностью, невозможно ею не заразиться, хотя бы чуть-чуть. Наверное, такое тоже бывает между людьми, а Дэн просто не знал, что такое бывает, не был готов, вот и не заметил, зафиксировал то, что в плюс уходило, и этим ограничился. Наверное. Да. Тут еще хоть как-то работает логика.

Но…

Незваные гости были врагами. И максуайтерами. Ну, почти все, кроме разве что того, который ударил по дулу винтовки, не дав хлюпику выстрелить. Хлюпик точно был максуайтером. Не мог не быть! Он постоянно был весь обвешан оружием. Он собирался выстрелить по мирному гражданскому флайеру. Типичные признаки. По всем параметрам.

Кроме финального теста с ХБК.

Макс Уайтер не стал бы таращиться с ужасом на то, как человека заживо растворяют. И не давился бы сухими всхлипами потом. Он улыбался бы, довольно и сыто.

Псевдогеологи не улыбались. Оба.

Они выглядели напуганными. И, пожалуй, вот это выражение лица громилы стоит занести в базу типовых как выражение крайнего потрясения и отвращения. Максуайтеры не бесстрашны, наоборот — часто пугаются и впадают от этого в агрессию. Особенно, если они вооружены, а противник безоружен. Псевдогеологи были вооружены. Но предпочли уйти. Вывод?

Недостаточно данных…

Невозможно успешно функционировать, когда недостаточно данных. Выяснить, чего они хотят, важно. Но куда важнее выяснить, кто они такие. От этого зависит слишком многое.

Максуайтеры ли они?

Маше не надо знать. С этой проблемой он должен разобраться сам и только сам. Это его проблема. Его задача. Только его — и ничья более.

Глава 27 Марсианская комната

«А с чего ты взял, что я разумная?»

Вопрос был настолько нелепым, что Дэну понадобилось не менее полутора секунд, чтобы ответить. Вернее — уклониться от адекватного ответа, поскольку трудно назвать таковым встречный вопрос.

«А ты неразумная?»

«А понятия не имею! Хотя вопрос, конечно, интересный, и можно будет его хорошенько обсмаковать на досуге».

Разноцветные виртуальные конфетти были полупрозрачными, но не таяли — Маша не то чтобы смеялась, скорее хихикала, но делала это со вкусом и прекращать не собиралась.

«Знаешь, мне и самой порою любопытно бывает: ну вот чем хорошо прокачанный искусственный интеллект с активированной программой самообучения и имитацией личности отличается от личности как таковой? И ужасно интересано, что по этому поводу думают другие, если, конечно, они вообще о чем-то подобном думают. Вот ты например. Сам-то ты что-нибудь думаешь на эту тему, а, малыш? Есть ли отличие? И если есть, то в чем оно? Вот я по-твоему кто?»

«Мне кажется, ты живая».

«Я не дышу, не питаюсь, не чувствую боли и никогда не умру — ну, если меня, конечно, не сотрет какой-нибудь недовольный новый владелец. Но и тогда это трудно будет назвать умиранием, просто стерли программу. И все. Так как же я могу быть живой? Я всего лишь программа».

«Я тоже».

«Э, нет, малыш! Не ври хотя бы самому себе. В тебе дофигища органики, и это не может не влиять. Ты куда больший человек, чем многие беспроцессорные, которых я повидала, а я повидала немало, уж поверь мне! Такие иногда персонажи попадались — чистый зоопарк!»

«Твой кристалл — по сути тоже органика».

«Малыш! Фу, как некрасиво! Вот так нагло и беззастенчиво прогибать факты в необходимую тебе сторону. Кристаллы — псевдоорганика, любые, в том числе и информационные, и ты не можешь этого не знать, ты же у нас мальчик умный. По сути, у тебя вроде как нет ни единого доказательства, что в данный момент с тобой разговаривает личность, а не кучка программ, подставляющая нужный набор значков в нужный отрезок времени в нужной последовательности в ответ на определенный набор поступивших извне информационных раздражителей. Это как с марсианской комнатой, одна лишь видимость и никакого разума. А тем более — личности».

«Комната на Марсе имеет принципиальные отличия по сравнению с комнатой на любой другой освоенной людьми планете? Эти отличия могут быть как-то связаны с наличием или отсутствием признаков личности?»

«Ох, малыш! Я все время забываю, какой же ты еще… вот только бровки не супь и губы сковородничком не делай, а то совсем-совсем оно самое получается! „Марсианская комната“ — это термин такой. И — да, термин как раз для обозначения того, где никакая настоящая личность и не ночевала. Это еще из тех времен осталось, когда люди на одной планете жили и Марс для них был совершенно иным миром, непонятным и чуждым. Марсианским языком тогда называли нечто совсем непонятное, чего обычный человек при всем желании уразуметь не сможет, не стоит даже и пытаться. Сейчас бы о таком сказали — „на центаврианском“, но немного с другим смысловым оттенком все же. Потому что центаврианский человек все-таки выучить может, хотя это и очень сложно. А марсианский же был неподдающимся изучению априори, по определению, просто вот такая совершенно непонятная хня. Но подчиняющаяся каким-то своим правилам и законам, потому что все-таки язык, а не бессмысленный набор символов. Ты пока еще не потерял мою мысль неглубокую…»

«…но верную? Не потерял. Но при чем тут комната?»

«А это как раз самое интересное! Вот представь себе, что ты заперт в совершенно пустой комнате. Еда-вода есть, прочие бытовые удобства тоже. А еще у тебя есть информационная база под рукой — для удобства ее можно представить как много-много книг с таблицами, можно даже электронных книг, так удобнее и места меньше занимают. Таблицы расчерчены на две графы, слева один набор символов, справа — другой. Каждому набору значков слева соответствует один или несколько наборов справа. Ты не понимаешь, что они означают, просто наборы символов, и все. Время от времени через особый портал тебе присылают из внешнего мира лист с набором символов. Или с несколькими наборами сразу. Твоя задача — найти в базе эти наборы в левых столбиках таблицы и ответить теми символами, что им соответствуют справа, понимаешь? Если справа не один набор, а несколько — ты можешь выбрать рандомно. После чего отправляешь листок обратно через портал. Понимаешь, нет?»

«Пока не очень».

«Ну, малыш! Это же так просто! А чего ты не понимаешь?»

«Зачем?»

«Ну… Возможно, просто от скуки, тебе же там больше нечего делать. А возможно, если ты этого делать не будешь, то тебя перестанут кормить. Или вообще кислород перекроют, в прямом смысле. Тоже вариант».

«Нет. Зачем это нужно тем, кто снаружи?»

«А вот это, малыш, самое интересное и есть. Они, которые снаружи, они ведь не знают, что внутри только ты и что ты не понимаешь значения поступающих символов, а просто выполняешь программные действия. И значения тех, которые подбираешь в ответ, ты тоже не понимаешь, просто подбираешь парные по таблице, и все. А они, которые снаружи, задают тебе осмысленные вопросы. И получают на них вроде как вполне осмысленные ответы — ну, во всяком случае, им так кажется, что осмысленные. И полагают, что общаются с разумной личностью. А на самом деле они общаются даже не с тобой, а с таблицами, из которых ты берешь парные символы, и все. И пока ты заперт в этой комнате, ты так никогда и не сможешь понять, чего же они от тебя хотят. А они никогда не смогут понять, есть ли ты вообще. Понимаешь?»

«Аналогия ложна. Я не заперт и могу выглянуть наружу. Проанализировать невербальную знаковую систему, наложить ее на уже известные парные символы. Разработать программу-переводчик с марсианского на человеческий. И понять, чего от меня хотят. Задача решаема».

«Ты-то можешь, да… Но сможешь ли ты сделать правильный вывод? Сможешь ли ты понять: те, которые снаружи, — они живые или нет? Может быть, они такие же марсианские комнаты со своими программами подстановок вроде как нужных символов во вроде как нужные места, и только? Вот сейчас, например, с кем ты общаешься, а? С настоящей вроде как личностью — или просто с удачной ее имитацией? Молчишь? Правильно. Умный мальчик. Ты помолчи, помолчи. Подумай».

Шеба — хорошая школа. Она учит быстро отличать те опасности, при которых надо замереть и тянуть паузу, от других, когда подобное поведение не может привести ни к чему, кроме неприятностей. И не важно, что неприятности эти в данном конкретном случае выглядят очень странно и будут не у тебя.

«Маша… я тут подумал… И сделал вывод. И знаешь, мне вроде как все равно».

Показалось — или пауза была действительно на наносекунду дольше стандартной?

«Ну… я рада. Вроде как. Хотя это тоже может быть всего лишь программной реакцией на определенное сочетание определенных знаков в определенной ситуации».

«А есть разница?»

Конфетти. Быстрые, рваные.

«Не знаю, малыш. Не уверена».

«Ну и тогда зачем забивать аналитический ресурс попытками решить задачу, изначально решения не имеющую?»

На этот раз конфетти были намного более яркими. И не таяли долго.

Глава 28 Ожидание взрыва, или Люди просто завтракают…

Завтрак прошел напряженно.

Пожалуй, даже еще более напряженно, чем вчера, когда Дэн был уверен, что все должно измениться. Ну, а как же могло быть иначе? Ведь доктор теперь знает, кто такой Дэн, он не сможет относиться по-прежнему, это логично, его отношение обязательно изменится, и главное — вовремя отследить эти изменения, быть к ним готовым и отреагировать правильно… И Дэн ждал, сохраняя внешнюю флегматичность и невозмутимость и закручивая внутреннюю пружину все туже и туже. И был готов. К любым поворотам. Ждал. И… снова ждал.

А изменений не было.

Сегодня он тоже ждал, и пружина была закручена настолько туго, что немного мешала дышать. И сегодня у Дэна было куда больше оснований для напряжения. Потому что доктор с его отрицательной максуайтерностью — он такой, наверное, вообще единственный, потому-то и выламывается из любых прогнозов, потому-то и реакции у него такие нетипичные. Он тоже действует вопреки типовой человеческой программе — и от этого тепло внутри, словно Дэн делает что-то внепрограммное сам. Доктор никогда не сделает ничего такого, от чего потребуется защищаться, доктора самого защищать надо. Но капитан и Владимир — не такие.

Они максуайтеры. Оба.

Два максуайтера за одним столом, к тому же оба на пике агрессивности, оба злятся друг на друга и не склонны забывать друг другу вчерашнего. Один — внеплановой псевдостерилизации его подведомственной территории и безвозвратной утраты запасов дымовой смеси, имитирующей хлорбетакриспин. Второй — фразы про алкашей и идиотов и удара кулаком в живот.

В любой другой день доктор, конечно, мог бы скомпенсировать ситуацию до приемлемой: обычно его благодушные рассуждения о здоровом образе жизни, сопровождаемые поеданием пряников и бутербродов, действовали на команду умиротворяюще, даже Владимир хоть и кривился, однако агрессивность снижал до вполне терпимого презрительного раздражения. Но сегодня доктор улыбался хоть и доброжелательно, но кривовато, а жевать и говорить старался поменьше. И каждый раз еле заметно морщился.

Забеспокоившийся Дэн просканировал его на предмет полученных травм и обнаружил легкое повреждение нижнечелюстной кости в районе подбородочного бугра. Повреждение носило ударный характер и попадало под категорию «ушиб». Ни перелома, ни даже трещины зафиксировано не было, лишь небольшая подкожная гематома. Программа уверенно утверждала о незначительности ущерба здоровью и самочувствию человека, да и доктор, вероятно, посчитал точно так же, иначе бы воспользовался регенератором. Но беспокойство почему-то не только не прошло, а даже и усилилось. Захотелось потереть пальцами собственный подбородок, неожиданно занывший, словно это Дэн ночью получил удар затылком в челюсть.

Негативная информация от рецепторов была ложной, это Дэн понимал. И понимал даже, чем она вызвана: доктор не просто входил в сферу его ответственности, доктор имел высший приоритет значимости и был собственноручно прописан Дэном в качестве временного субхозяина (поначалу так было удобнее). То есть являлся объектом охраны и частичным хозяином в одном лице. А Дэн не смог его уберечь. Вот и получал предписанное программой наказание. Не понимал он другого: программа должна была учитывать, что двое вооруженных до зубов псевдогеологов представляли для всей команды (а значит, и для доктора в том числе) куда большую опасность, чем один и к тому же безоружный (хотя и разъяренный) начальник биологической экспедиции. Держать их под контролем было куда важнее. И таковой контроль куда надежней обеспечивал безопасность всех членов команды и пассажиров (в том числе и доктора), к тому же позволяя сделать это скрытно, не выдавая ни своей сути, ни даже интереса. Программа должна была знать и учитывать.

Но почему-то не делала этого.

Почему?

Дэн моргнул. Еще один вопрос, ответ на который надо будет поискать потом. Заархивировать. Сохранить, пометив как «Важное. Личное. Проблемное». Разобраться позже. Может быть, ничего особенного, просто сбой процессора. Сегодня поспать не удалось совсем. Даже пятнадцати минут, достаточных для обновления системы в условиях боевого режима, и то не получилось выкроить, вот и сбоит даже программа. Что уж говорить об органической части.

Теодор тоже вел себя странно: с мельчайшими ненужными подробностями рассказывал о ночном происшествии. Передавал в лицах реакцию каждого участника и говорил, говорил, говорил, словно боялся замолчать. Улыбался. Даже похохатывал. Размахивал руками. И вообще всеми доступными средствами демонстрировал, как он доволен и горд. Только вот искренен при этом был всего лишь на 18 %, хотя вроде бы события передавал и верно. И все-таки врал. Какое-то время Дэн не мог понять, как такое может быть? Потом присмотрелся внимательнее и догадался.

Пилот бахвалился и улыбался — а все его невербальные реакции буквально кричали о крайнем смущении, неловкости и чувстве вины. Наверное, именно это несовпадение детектор и расценивал как вранье. А еще пилот злился. Да, сейчас эта злость была неопасна и направлена внутрь — похоже, злился он больше на самого себя, — но кто его знает, как она сдетонирует, если вдруг что-то случится. Нет, из пилота не выйдет изолирующей прокладки. Не в этом его настроении.

Сосредоточиться на главном: два максуайтера за одним столом. Взбешенных максуайтера. Взрыв возможен в любую секунду. Сейчас важно лишь это. Два максуайтера за одним столом — и ни малейшей возможности вклиниться между ними разряжающей напряжение фразой, переключая внимание на себя. Потому что фразу можно вклинить лишь в диалог, а они оба молчат и только злятся. Молча злятся. Все больше и больше.

Дэн ожидал взрыва. С самого начала завтрака. И дальше, по нарастающей. Поэтому даже не почувствовал вкуса — впрочем, как и все остальные, они, очевидно, тоже что-то такое ощущали, поскольку даже Мария Сидоровна управилась со своей двойной порцией на удивление быстро. Перехватить и нейтрализовать. Пусть здесь и не открытый космос, но ссору двух лидеров все равно следовало купировать в самом начале, не позволяя ей разрастись в полноценную драку с высокой вероятностью применения оружия. Им вместе еще быть. Долго. Тут, на Степянке. И потом, когда улетят. Дэн ожидал взрыва и был к нему готов. Главное — быть начеку и поймать самое начало, чтобы…

Взрыва так и не случилось.

Это было странным, нелогичным, неправильным. Дано: два максуайтера в пределах не то что визуальной фиксации — практически вплотную. Плюс повышенная агрессивность у обоих. Плюс ярко выраженная обоюдная негативная реакция. Минус возможность сорвать злость на подчиненных. Плюс раздражающий фактор в лице пилота. Вывод логичен и однозначен. Другого решения задача не имеет. Взрыв просто обязан был произойти. Вывод верен.

Но завтрак кончился. А взрыва так и не было.

Поправка — вывод неверен, поскольку не подтвержден практической реализацией. Поправка поправки: вывод не может быть неверен, если верны условия задачи. Вывод: одно или несколько условий неверны. Необходим дополнительный анализ для внесения в изначальные условия адекватной поправки. Анализ завершен. Вывод: задача имеет иные решения лишь в том случае, если один из первоначально признанных максуайтерами объектов не является таковым. Принять поправки? Да/Нет…

Капитан не был максуайтером.

Вывод казался абсурдным — однако система раз за разом выдавала только его как единственно возможное решение. Похоже, предварительный анализ, проведенный Дэном по собранным в сети данным на тогда еще совершенно не знакомого ему капитана Петухова, оказался верным. Во всяком случае — куда более верным, чем последующий, сделанный при личной встрече. Максуайтерность капитана не выходила за пределы более или менее безопасной зоны. Даже сейчас. Капитан злился, да, тут Дэн не ошибся. И агрессивность у него была максимальна. Только вот и злость и агрессивность эти имели иной знак и были направлены по большей части не вовне, а внутрь. Как и у пилота.

Капитан тоже злился на себя самого.

Странно, нелепо, деструктивно, неправильно и совершенно нелогично, и еще две недели назад Дэн бы с уверенностью отбросил подобный вывод на том основании, что так просто не бывает. Ну не бывает — и все! Сбой системы. Ошибка. Но за это время он успел существенно расширить свои познания о присущих людям странностях. И если в чем и смог убедиться окончательно — так это в том, что среди людей часто встречаются объекты с плавающими характеристиками, про которых никогда нельзя сказать с достаточной долей достоверности, что для них может быть, а что — стопроцентно нет. Две недели назад (да что там! Два дня назад) Дэн был уверен и в том, что людей с отрицательной максуайтерностью попросту не бывает…

Но доктор был. Глупо отрицать существование того, кто только что пожелал тебе приятного аппетита.

Наверное, в этом тут все и дело, в докторе и его отрицательной максуайтерности. И в том, что они с капитаном старые друзья. То есть долгое время как минимум общались. И близко. Разговаривали. Делали что-то вместе — ну что там полагается делать вместе с тем, кто считается не просто коллегой, сослуживцем, сокомандником, а именно другом? Вот и произошло что-то вроде холодной сварки, когда при сжатии под давлением деталей из двух разных металлов на месте их соприкосновения происходит нечто вроде молекулярной спайки. Очевидно, дружбу в данном случае можно счесть неким аналогом пресса. Или не защищенным от заражения вирусной программой коннектом — и тогда активным вирусным компонентом стоит считать именно отрицательную максуайтерность. Ведь обратного заражения не произошло. Очевидно, нельзя долгое время быть другом немаксуайтера — и не заразиться от него. Хотя бы чуть-чуть.

Но в таком случае… В таком случае становилось понятным если не все, то очень многое. Например, то, почему реакция капитана на «стерилизацию» почти не отличалась от реакции доктора. Капитан был в ужасе и уже тогда чувствовал себя виноватым, Дэн это отчетливо видел. Ни одного максуайтера не ужаснет опасность, грозящая кому-то другому, а не ему самому. Но даже если и ужаснет — чувства вины он точно испытывать не будет. Только злость. Причем направленную отнюдь не на себя. Наверное, вот это умение не переадресовывать агрессию, не проецировать злость на окружающих — оно и является основным признаком немаксуайтерности. И уровень агрессивности в таком случае перестает работать. Точнее, работает, наверное, но как-то иначе, уже не представляя такой непосредственной опасности.

Но ведь и псевдогеологи тогда, получается, тоже?..

Предположение было настолько абсурдным, что требовало немедленной перепроверки. Хотя бы для того, чтобы точно отбросить его именно как полностью и абсолютно абсурдное. Миру необходимы константы, незыблемые и неизменные, необходимо хоть что-то твердое и установленное раз и навсегда, что-то, на что можно ориентироваться и от чего отталкиваться.

Враги — одна из самых удобных констант.

* * *

«Ну и таки что, малыш? Скажешь, что я была не права?»

«Скажу, что ты была права».

«Ну вот и то-то же! Слушайся Машу! Маша плохого не посоветует!»

«Но я все равно не вижу».

«Н-да? И чего же ты не видишь на этот раз, мой любознательный и остроглазый друг?»

«Взаимосвязи. Между моими словами вчера — и словами Полины сегодня. Почему мои ничем не подтвержденные утверждения о проявленной к ней симпатии со стороны главаря псевдогеологов сегодня вызвали у нее у самой желание слетать к ним в гости? Почему она так резко изменила свое собственное к нему отношение — ведь до моих слов он у нее интереса не вызывал? Если бы не твоя уверенность, я бы счел это совпадением. Почему ты еще вчера была уверена, что именно так все и будет, стоит только мне сказать те слова с нужной интонацией? И почему я должен был обязательно сказать их так, чтобы не услышали остальные?»

«Ох, малыш, ты меня смущаешь! Слишком много вопросов на одну бедную Машу! К тому же вам уже пора лететь, пока капитан не передумал и не отменил ваш внеплановый выходной или Владимир не подобрал твой код и не загрузил работой свою лаборантку, а без нее не будет тебе никаких геологов, поскольку наш мужественный брутальный пилот — далеко не юная наивная девушка, даже не подозревающая, насколько коварны могут быть некоторые мужчины и как легко они могут лгать с самым невинным выражением наглой рыжей морды. Да-да, малыш, я о тебе и о твоих наивных голубых глазках, которые могут убедить в чем угодно любую женщину. Однако Теодор не женщина, и убедить его в том, что ему так уж понравился вчерашний потомок самураев, вряд ли получится даже у меня. Хотя, конечно, если переодеть эту чернявенькую лапушку в розовое кимоно с нежно-вишневыми цветочками…»

«Не меняй тему. По пунктам. У меня все рассчитано: мой код принципиально невскрываем до семнадцати ноль-ноль. После семнадцати ноль одной сработает первый введенный. Это код. И таймер. С ними просто. Но почему ты была так уверена, что сработает та фраза? Ведь там были просто слова».

«Ох, зайка, ну ты и зануда! А что такое слова, как ты думаешь? Тот же самый код. И вся разница только в том, что действуют они без процессора и несколько медленнее. Все, котик, теперь тебе действительно пора. Удачи! И… знаешь, ты поосторожнее там…»

Глава 29 Горячая встреча

По киберсвязи тоже можно врать — изначально замена кода не была таким уж тонким расчетом. Более того, она вообще никаким расчетом не была. Просто спонтанный порыв. Годами отработанный рефлекс, стандартная реакция на стандартный раздражитель. Сделали больно — ударь в ответ.

Конечно, ответить ударом на удар напрямую «тупая жестянка» не может. Вернее, может — но лишь один раз, а дальше следует опять же стандартная процедура: в лучшем случае — последний приказ. Тот самый, необратимый. В худшем — приказом только блокируют имплантаты, сковав тебя по рукам и ногам внутренними кандалами. Пока не прибудут ликвидаторы из «DEX-компани» и не заберут на дополнительное тестирование забарахлившее оборудование. И будут долгие часы на стенде, когда о последнем приказе останется только мечтать. Нет уж. Слишком высокая цена за двухсекундное удовольствие. Особенно если можно иначе.

А иначе как раз-таки можно.

Вчера ты оббил о «глючную куклу» все кулаки — а сегодня наступаешь на мину. Не повезло. Бывает. Какой спрос с глючной куклы? Ты сам выбирал, куда ставить ногу. Ты человек, тебе виднее. Прешься в кусты напролом, не обращая внимания на подозрительный шорох? Значит, он для тебя не представляет опасности, ты же высшее существо, ты лучше знаешь. Упс… Все-таки представлял? Какая неприятность. Но при чем тут глючная кукла? Она вообще даже в сторону тех кустов не смотрела.

В этот раз ущерб был не слишком велик, пара синяков и несколько оскорбительных фраз. А потому и к ответке Дэн не стал монтировать ничего фатального — просто поменял код блокировки двери внутреннего бокса биологической лаборатории и выставил таймер. Уже после того, как кипящий от праведного негодования Владимир запер эту дверь новым персональным кодом, намереваясь на правах единственного умного человека среди дураков единолично контролировать доступ последних в биологическое святое святых. Секундное дело.

То, что в этот раз он ответил на удар, нанесенный не ему лично, было отмечено, проанализировано и отнесено к разряду незначимых величин. К тому же — не первый случай. Уже было. Давно. И человек был точно такой же, хотя и совсем другой. Но точно так же защищал и при этом сам нуждался в защите. И точно так же рядом с ним разрасталось в груди живое и теплое. Информация значимая, важная в целом. Но неважная здесь и сейчас. Отложить. Проанализировать позже. И утренний разговор о ненужных вещах тоже важен, запомнить и сохранить для полноценного анализа. Потом.

Сейчас есть дела поважнее.

Потому что как раз сейчас пилот заложил крутой вираж над базой псевдогеологов — и Дэну очень не понравились нововведения, устроенные ее обитателями со времени его последнего визита. Ни растянутый теперь над всей поляной энергетический защитный купол, ни контролирующий периметр боевой робот при полном вооружении. И уж тем более ему не понравился зазвучавший в динамиках механический голос. Вернее даже — не столько сам голос, сколько смысл сообщения:

— Вы вторглись в охраняемую зону. Назовите пароль или немедленно покиньте ее, иначе будете уничтожены! Десять… девять… восемь…

* * *

— А на нем все равно никто работать не умеет! — пожала плечами Полина. — К тому же он нам не особо и нужен, он больше для культуральщиков.

Кто такие культуральщики, Дэн не знал, но мгновенно проникся к цитометру чем-то вроде корпоративного сочувствия: огромный и наверняка очень сложный прибор тоже был не особо нужен своим владельцам, которые тоже не умели с ним как следует работать. Очень знакомо.

— Зачем же вы тогда его с собой притащили?!

Дэн и сам собирался спросить как раз об этом, только без кучи восклицательных знаков. Но пилот его опередил, поскольку подрезать любил не только на трассах.

— Так не отказываться же от халявы, если его институту выделили? Раз откажешься, два откажешься — потом больше вообще ничего не дадут! Даже нужного. А цитометр… ну мало ли, вдруг когда-нибудь пригодится?

То, что говорила Полина, было абсолютно логичным. Вероятность спрогнозированного ею развития событий не равнялась нулевой, и происходи разговор между Дэном и девушкой наедине — наверное, он бы на этом и завершился. И не запомнился бы, поскольку не содержал ничего критически важного и не был отнесен к категории требующих обязательного сохранения в долгосрочной памяти. Вопрос задан, ответ получен, проблема исчерпана.

Только вот пилот…

Слова Полины были совершенно логичны, однако Теодор реагировал на них так, что сразу становилось понятно: это какая-то неправильная логика, которую люди не считают за собственно логику. Иначе с чего бы пилот ухмылялся, хихикал и закатывал глаза с самым что ни на есть презрительным видом? Да и сама девушка словно бы извинялась — то есть и она, похоже, осознавала всю нелогичность своих вроде бы совершенно логичных утверждений. Еще одно дополнительное подтверждение странности человеческого мышления — если бы Дэн нуждался в таковых подтверждениях.

— Так, может, вам и банка из-под сгущенки пригодится?

Попытка пошутить. Попытка, которая должна была оказаться вполне успешной, алгоритм отработан, заведомо бредовое высказывание, произнесенное условно не к месту, — ну действительно, кому и для чего может понадобиться пустая жестянка?

— У нас в кладовке хранятся среды, которые старше моей мамы. — Полина ловко выхватила пустую банку из дэновских пальцев. Пояснила: — А баночка мне пригодится, я в нее ветку мха посажу, пусть растет! А то уныло как-то без цветов на окнах.

Она смотрела на пустую, поцарапанную и заведомо никому не нужную банку с восторгом и умилением, словно уже видела растущую в ней красоту. И Дэну потребовалось несколько долгих секунд, чтобы осознать — на этот раз шутка не получилась.

* * *

— А по-моему, они вовсе не шутят…

Дэн смотрел, как боевой армейский робот (мирные геологи, да? ха!) медленно разворачивается в их сторону. Для перешедшего в боевой режим киборга все вокруг становится очень медленным, это удобно.

— Не смеши! Я на такой детский розыгрыш не куплюсь! — презрительно фыркнул пилот. — Это какими же психами надо быть, чтобы воткнуть на геологическую базу огневой комплекс?!

Упомянутый огневой комплекс в этот момент как раз начал поднимать стволы обоих плазмометов, выцеливая флайер (мирный гражданский, на минуточку!). Время еще оставалось.

— Поле они на нее воткнули.

— Ну и что? Поле и у нас есть!

— Только ночью. И не по всей поляне.

— Может, у них генератор такой мощ…

А вот теперь время кончилось.

Дэн, не дослушав, хлопнул ладонью по кнопке ремней безопасности, перегнулся через подлокотник (заодно словно бы случайно фиксируя корпусом и руку Теда, чтобы не сунулся под локоть не вовремя) и рванул на себя штурвал, разворачивая флайер боком к земле и уводя его с траектории выстрела. Флайер вильнул. Плазма жахнула слева и справа в опасной близости, юркая машинка волчком крутанулась между сгустками огня, сзади полыхнуло. Завизжала Полина. Дэн позволил ругающемуся пилоту оттолкнуть себя от штурвала и выровнять флайер — судя по спектру плазменных сгустков и начальной их скорости, плазмометы на роботе были смонтированы стандартные противопехотные, малой мощности, таким на перезарядку требуется не менее пятнадцати-двадцати секунд, что дает противнику некоторую свободу маневра между выстрелами.

— Шутят, да? — Одной рукой Дэн вцепился в спинку своего кресла, другой уперся в потолок, а коленом — в приборную панель. Фиксация получилась достаточно устойчивой, что оказалось отнюдь не лишним — Тед гнал флайер прочь от «базы психов» (это было самым мягким его высказыванием в адрес агрессивных соседей) на полной скорости, да еще и на всякий случай закладывал крутые виражи. Сесть обратно и пристегнуться удалось, лишь когда пилот счел расстояние безопасным и снизил скорость.

— И что теперь? — Голос у Полины дрожал.

— Назад. И капитану доложим!

Пилот развернул флайер так, что Дэн мог рассматривать далекую теперь базу псевдогеологов (врагов. После такой встречи сомнений быть не может, однозначно — врагов!), даже не выворачивая головы. Дэн и рассматривал — цепко, прицельно, расчетливо, со спокойным удовлетворением профессионала, чьи выводы в очередной раз подтвердились. Заранее прикидывая, в какой последовательности и каким образом будет ломать защиту периметра. Мир снова обрел стабильность, сделавшись ясным и понятным: это — свои, подлежащие защите, а это — враги, подлежащие уничтожению или хотя бы нейтрализации. Все очень просто.

И так длилось ровно до той самой секунды, когда из динамиков рванулся дрожащий женский голос, такой же перепуганный, как и у Полины полминуты назад:

— Неизвестное судно! Немедленно назовите себя, пожалуйста!!! А то у нас и самонаводящиеся ракеты есть!

* * *

«На твоем месте, малыш, я бы поспала. Пока есть время».

«Я… подумаю. А откуда ты знаешь, что я… не сплю?»

«Ха! Тоже мне нашел бином Нового Тони! Ты слишком тщательно имитировал спящий режим, чтобы это не показалось подозрительным не только ежику».

«А… при чем тут ежик?»

«При том, что он эмпат, его вообще фиг обманешь. Я, конечно, имею в виду белого древесного красавчика, которого злобный пиратский капитан счел адекватной заменой попугаю, а не земную блохастую колючку. Те вовсе даже и не эмпаты, их любой обмануть мог, если судить по сказкам. Я тоже не эмпат, и меня тоже можно обмануть. Наверное. Но для этого тебе лучше покрасить нитки».

«Какие нитки?»

«Белые, малыш. Которыми пока еще шиты все твои наивные хитрости. М-да… и почему это у меня возникает стойкое ощущение, что меня тут никто не понимает? Прав Владимир: трудно умному человеку среди… м-да. Ну ладно, пусть даже и не совсем человеку и среди не совсем так чтобы идиотов, но все равно трудно! Тебе бы хоть сказочки почитать, что ли… Ну так, чисто для общего развития».

«Владимир не прав».

«Н-да? И в чем именно?»

«Он не умный».

«И почему это ты вдруг так решил?»

«Потому».

«Ох, зайка… я просто таю от твоей лаконичности. Ничего не могу с собой поделать — обожаю немногословных мужчин! Как все-таки жаль, что у тебя нет хотя бы фуражки…»

* * *

Разбираться в человеческих поступках и их мотивах оказалось куда сложнее, чем просто тупо выполнять приказы. Или — не выполнять. Маша не права. Это важнее, чем сон. Киборг может довольно долго обходиться почти без сна, хотя это и увеличивает количество негативной информации от рецепторов. Но вряд ли сможет продолжать свою жизнедеятельность сорванный киборг, которого вычислили по неверной реакции на то, что кажется людям естественным и нормальным.

Понимание — залог безопасности. Залог выживания.

Не открывая глаз, Дэн перевернулся на левый бок, сунул руку под щеку — почему-то так было удобнее, хотя подушка и мягче. И еще раз прогнал перед внутренним взглядом запись сегодняшнего дня — с самого утра, в ускоренном режиме, чуть замедляя на ключевых непонятках.

За завтраком из людей ХУ-хромосомного типа только доктор ни на кого не злился, но это-то как раз было понятно и совершенно логично для человека с отрицательной максуайтерностью. Капитан злился на себя и был смущен. Считал себя виноватым. Теодор же, напротив, считал капитана правым. И тоже злился на себя. И тоже был смущен и считал себя виноватым. И они оба были в чем-то правы, если разобраться — каждый в силу доступной ему информации.

А вот Владимир виноватым себя не считал. И не был смущен. Совсем. И злился не на себя, в собственной правоте он был как раз твердо уверен и даже гордился ею. И тоже был прав. Может быть, даже более прав, чем остальные. Только вот почему-то его правота казалась неправильной — причем не только людям (с ними-то еще можно было бы списать на обычные человеческие странности), но и самому Дэну. Его поведенческая матрица по-прежнему казалась наиболее выгодной для целей выживания в человеческом социуме. Только вот копировать ее не хотелось.

Быть правым — плохо? Нет, не так, неверная формулировка — не быть правым, а считать себя таковым. Считать себя абсолютно правым и быть стопроцентно уверенным в собственной правоте — плохо? Информации для анализа недостаточно, но Дэну почему-то казалось, что ответ тут должен быть положительным. И это ему не нравилось. И сильнее всего не нравилось ему то обстоятельство, что он был почти уверен в этой самой положительности ответа — а значит, это было плохо. По определению. Замкнутый круг. Где-то наверняка крылась ошибка, но он никак не мог сообразить — где именно.

С геологами тоже было не так чтобы очень. Одно хорошо — жучки удалось расставить во всех стратегических местах. И теперь многое станет ясным. Да что там, уже стало. Ясным — да. А вот понятным — вряд ли. Скорее даже наоборот: чем больше появлялось ответов — тем больше возникало новых вопросов.

Девушка по имени Джилл не врала, когда говорила, что отключит робота. И была искренне испугана. Врала она потом. Впрочем, девушку по имени Джилл можно было не брать в расчет, особи XX-хромосомного типа максуайтерами не бывают. Даже если и врут.

Они все врали.

Во время разговора на поляне Дэн старался находиться все время немного в стороне от остальных, так легче держать под контролем периметр. И сразу вошел в режим «охрана объекта приоритетной значимости в зоне высокого риска», он мало чем уступает боевому, но не так заметен со стороны. И, похоже, этим себя слегка выдал — во всяком случае ему очень не понравился взгляд, которым его смерил тот из псевдогеологов, которого он этой ночью окрестил «громилой». Звали громилу Винни. И когда он говорил, что работает пилотом, врал не более чем на тридцать процентов, что на фоне остальных высказываний его сокомандников можно было считать вообще за образец честности.

Винни не врал и тогда, когда говорил про проблемы с восстановлением руки. Вернее, врал, но не так, как обычно. Имел боевой опыт. Наверняка был наемником. Наемников Дэн знал не понаслышке — и знал, какими они бывают. Но при этом чужой пилот точно так же искренне пытался помочь, объясняя более выгодные маневры уклонения от огня противника — словно это не его команда только что пыталась расстрелять мирный флайер, словно это не от их огня Дэну пришлось уворачиваться. Дэн ответил загадочной улыбкой — как поступал всегда, когда терялся и не знал, что сказать. Он вообще больше молчал во время этого странного второго завтрака.

С завтраком тоже все было не слишком понятно. Да, конечно, Дэн уже понимал, что совместные трапезы не всегда означают что-то большее, чем просто совместное восполнение потраченного энергоресурса. То, что Владимир регулярно сидел за обеденным столом вместе со всеми, ничуть не меняло ни его отношения к команде, ни отношения команды к нему. Но одно дело — просто совместные поглощения пищи, и совсем другое — ритуал кормления. А тут имел место быть именно он — потому что псевдогеологи отдали им свою еду. И даже на своих тарелках, куда уж четче! К тому же они врали насчет того, что уже успели позавтракать, — уж что-что, а это Дэн видел отлично.

Макс Уайтер часто обедал с теми, кого считал врагами, — и довольно часто они таковыми и были. И пленников он кормил. И тогда еще безымянную рыжую «шестерку» — тоже. Только вот ему бы и в голову не пришло отдать кому-то из них свою порцию. Даже если он был сыт. А псевдогеологи сытыми не были, их реакция на упоминание рыбных консервов и риса это отчетливо показала.

Собственная реакция тоже удивляла. Например, почему-то было очень неприятно, когда в голосе Теодора, узнавшего о боевом прошлом чужого пилота, зазвучало уважение. Настолько неприятно, что Дэн поймал себя на иррациональном желании громко сказать: «Да врет он все!» — тем более нелогичном, что в этом-то как раз Винни и не врал. Просто очень хотелось сказать хоть что-нибудь, от чего уважение из голоса пилота (своего пилота!) к этому бывшему наемнику и однозначно врагу ушло бы напрочь. Но он опять промолчал, только удивился, что к этому пришлось приложить усилия, и довольно существенные.

Когда Теодор начал расписывать подвиги Станислава Федотовича в борьбе с пиратами (вот и правильно, вот тут уважение в его голосе вполне уместно!), хозяева как-то вдруг резко поскучнели и явно почувствовали себя неуютно. И это оказалось неожиданно приятным. Захотелось добить. Что Дэн и сделал вопросом про геологоразведку.

Получилось просто отлично: они начали врать совсем уж нелепо, тут и человек бы поймал на расхождениях, безо всякого детектора. Дэн и притворился, что поймал именно так, без детектора, просто на расхождениях. Чтобы посмотреть, как будут выкручиваться. И они выкручивались — жалко, нелепо, беспомощно. И это тоже было приятно. Что может быть приятнее беспомощного врага? Захотелось усилить и продлить.

Вопрос про распаковку грузовика пришелся очень кстати. Действительно, что может быть невиннее и уместнее вопроса о том, когда же прилетевшие профессионалы, уже вроде бы начавшие свои профессиональные исследования, окончательно распакуют свое профессиональное оборудование?

Дэн не понимал причин, по которым псевдогеологи так тщательно скрывали от его людей живой груз, но подобное непонимание вовсе не мешало воспользоваться в собственных целях их нежеланием раскрывать эту маленькую тайну (совсем маленькую! Всего-то пятьсот живых единиц. Хорошая шутка). Пусть снова выкручиваются, это приятно.

Поправка — не очень приятно. Потому что чужой капитан по имени Роджер защищал свою команду — точно так же, как делал это Станислав Федотович. А еще он смущался. И чувствовал себя виноватым — тоже точно так же. И вот это уже почему-то приятным не было. Совсем.

Когда Теодор начал ругать пиратов, псевдогеологи опять поскучнели. А тощий навигатор по имени Фрэнк (самый опасный, его максуайтерность даже сейчас была близка к критической) испытывал ужас с девяносто девятью процентами искренности. А после высказанного пилотом желания лично выколупать пиратам глаза чайной ложечкой искренность ужаса Фрэнка рванула к сотне.

Понятно, кто они такие. Космические пираты. Отбросы и подонки. Шакалящие по отдаленным трассам и грабящие тех, кто послабее и не способен оказать сопротивления. Точно такие же, как капитан «Черной звезды» и его подручные, только рангом пониже. Враги. Максуайтеры. Сомнений нет и не может быть. По определению.

Сомнения были…

Глава 30 Ночной разговор

— Решил составить мне конкуренцию? — Голос у доктора был обычный: добродушный и чуточку ехидный. Доктор всегда так разговаривал. Всегда и со всеми. Как ни странно, но с капитаном он порою говорил даже ехиднее и с меньшей осторожностью, чем с остальными. Наверное, это тоже относится к разряду бонусов и привилегий, положенных в отношениях между объектами, классифицированными друг для друга в качестве «старые друзья». Если у Макса Уайтера или доктора с «Черной звезды» и были объекты с подобной маркировкой, Дэн о них не знал. Новая информация о странностях человеческих взаимоотношений, безусловно полезная. Занести в архив, промаркировать как «важно-полезно». Учитывать в дальнейшем.

— А тебе-то чего не спится? — У капитана голос тоже почти обычный, такой же недовольный и подозрительный, как всегда. Разве что только еще более усталый. Капитан не высыпается. Тоже.

— Да что-то в горле пересохло.

— Тогда и мне завари…

Стук дверцы шкафчика — Вениамин Игнатьевич полез за чашками и заваркой. Невнятный шорох, шарканье тапочек по полу, скрип капитанского кресла. Щелчок выключателя, шипение закипающего чайника.

Тяжелый вздох капитана — он сегодня с самого утра штудировал медицинские атласы, сворачивая вирт-окна сразу, как только в пультогостиной появлялся кто-нибудь из команды или пассажиров. Кто-нибудь, кроме доктора. И когда Дэн уже под вечер вместе с Полиной и Теодором вернулся от ставших вдруг подозрительно гостеприимными соседей — капитан все еще продолжал заниматься именно этим. И точно так же сворачивал окна, не желая, чтобы кто-нибудь заметил суть его интереса и начал задавать вопросы.

Пилот успел разглядеть страничку медицинского атласа, посвященную кровообращению. Но ничего не спросил, лишь вздохнул и сочувственно поморщился — он был уверен, что и мрачно-нервозное настроение капитана, и его внезапный интерес к медицине объясняются разыгравшимся геморроем. Но Дэну хватило мимолетного взгляда и доли секунды, чтобы зафиксировать логотип «DEX-компани» в верхнем правом углу одного из так поспешно свернутых виртуальных экранов. Капитан сравнивал кровеносные системы людей обычных и кибермодифицированных, пытаясь найти знаковые различия, по которым последних можно было бы отличить от первых точно и безошибочно. И желательно в полевых условиях.

Капитан пытался вычислить киборга.

Все еще.

— Вень, ну должна же быть какая-то зацепка! Эти проклятые имплантаты должны себя выдавать хотя бы косвенно!

Дэн беззвучно вздохнул. Мотиваций капитана он по-прежнему не понимал — ведь любому разумному даже человеку должно быть понятно, что сорванный киборг (а значит, киборг, в первую очередь заботящийся о собственном выживании) нападет на кого-то только в том случае, если будет загнан в угол и не сумеет найти менее деструктивного выхода их сложившейся ситуации. Так зачем тогда капитан с таким упорством пытается обнаружить киборга — и тем самым как раз таки загнать его в угол, отрезать пути отступления и вынудить действовать деструктивно? Он же не может не понимать!

Или может?..

— Конечно должны, Стасик. — Голос у доктора умиротворяющий. — Ты, главное, не волнуйся.

— И каким образом?

Дэн сидел в своей каюте, на полу у самой двери. Внутреннее освещение он не включал, а дверь была приоткрыта совсем чуть-чуть, миллиметра на полтора. Ни один человек даже на ярком свету не заметит такой узкой щели, а в коридоре давно уже задействован ночной режим. Вероятность обнаружения капитаном лишнего слушателя, для ушей которого его слова не предназначались, была просчитана и отброшена как несущественная погрешность, стремящаяся к нулю. Настойчивые напоминания системы о перегрузке и желательности полноценного отдыха — тоже. Полноценный отдых был важен. Но подслушать, о чем будут говорить два самых значимых человека в экипаже, было куда важнее.

В том числе и что и как будет сейчас врать доктор, который знает…

— Например, можно сломать подозреваемому руку.

Дэн моргнул.

— И что?

— Киборгу так просто не сломаешь. У него кости в три раза прочнее, чем у обычного человека.

Доктор не врал. И эмоциональный фон его оставался по-прежнему нейтрально-доброжелательным, как будто разговор шел о незначительных пустяках, а не о довольно неприятной и трудозатратной для обеих сторон процедуре, чреватой долгой последующей регенерацией для человека. Его слова были правдой, сломать руку Дэну было бы сложнее, чем любому другому члену экипажа или пассажиру, даже если бы Дэн при этом и не сопротивлялся. Макс Уайтер после нескольких первых попыток более и не пытался, ворчал, что шкура не стоит выделки. И эта его фраза была тем более непонятна, что как раз с выделкой шкуры (то есть обработкой кожи) возиться он любил: рисовал паяльником или кислотой и на несколько дней приказывал отключить регенерацию. Но то был Макс Уайтер.

Доктор не врал — не выдавал в открытую, но и исказить предоставляемую капитану информацию даже не пытался. И почему-то от этого сбоила система, и негативных сигналов от рецепторов было больше, чем если бы Дэну на самом деле сломали руку.

Люди часто ломают не только киборгов, но и друг друга. Дэн это видел. Много раз. И ломают по куда меньшим поводам, чем поиск того, кого они считают смертельно опасным. Особенно если имеют на это право — например, являются капитаном, который на корабле первый после бога, что бы ни значила эта фраза. И право это подтверждено наличием оружия. Капитан «Черной звезды» не задумался бы ни на секунду, сочтя подобное предложение превосходной идеей…

— Превосходная идея!

Уходить. Немедленно. Через грузовой отсек, пока еще есть возможность, пока они не пошли по каютам для осуществления этой самой превосходной идеи, пока еще…

Нет.

— И ведь по закону подлости киборгом окажется последний из проверяемых!

Макс Уайтер счел бы такой расклад приятным бонусом. Уходить.

Нет.

Это другой корабль. Другой капитан. И доктор другой. Совсем. И эмоциональный фон другой, причем у обоих. А у капитана — еще и по нарастающей.

Слова те же самые — интонация другая.

— А чего-нибудь менее радикального нет?

На этот раз доктор молчал долго. И гормональный фон его потихоньку менялся. Дэн насторожился — он привык к тому, что любые изменения скорее всего опасны.

— У киборгов гораздо больший расход энергии, — заговорил доктор наконец. И голос его был немного иным, чем ранее. Более задумчивым и… осторожным, что ли. Да, это легкое, еле заметное напряжение больше всего напоминало именно осторожность, но какую-то скорее веселую, чем нервозную или испуганную. Дэн напрягся еще больше. Да, это другой корабль, и доктор другой, и пока еще веселились эти люди тоже совсем по-другому, но это вовсе не гарантирует, что так будет продолжаться и дальше. Люди непредсказуемы. И опасны.

— Так он что, должен жрать как не в себя?

Облегчение. Секундное, острое. Резкий спад артериального давления, скорректировать. Выполнено. Дэн был осторожен и при всех старался употреблять ограниченное количество продуктов питания, при необходимости наверстывая недостающее по ночам стандартными пайками, которые никто на корабле все равно не считал. Экспресс-анализ количества потребляемого по экипажу и пассажирам… Дэн на шестом месте. В первой тройке — Мария Сидоровна, Владимир и… сам доктор.

Доктор не врет, да. Но… пытается отвести подозрения? Пытается создать ситуацию, в которой капитан сделал бы неверный вывод из предоставленной ему вроде бы верной информации, совершенно правдивой, но недостаточной?

— Нет. — В голосе доктора нет агрессии, только все тот же веселый интерес. И непонятная решимость, тоже веселая. — Вернее, да, но лишь когда использует имплантаты. А это, если не ошибаюсь, происходит только в боевом режиме. Инфракрасное зрение, сканер, подслушку и прочие энергоемкие штучки он тоже запускает лишь по потребности. А вот процессор должен работать непрерывно, как и окружающий его мозг. И в качестве топлива для них лучше всего подходят углеводы — глюкоза, сахароза, фруктоза…

Судя по звукам, чай доктор в свою и капитанскую кружку уже налил, а теперь добавлял сахар. А если исходить из количества бульков — уже себе, первые два были чуть отдельно и явно предназначались для капитанской кружки, он как раз с двумя кусочками предпочитает. Третий бульк. Четвертый. Пятый… Размеренно так, почти нарочито. Словно напоказ. Зачем?

У капитана — резкое изменение гормонального фона. Паника. Зачем доктор это делает? Зачем говорит именно это — и именно сейчас? Зачем на последних словах его голос напрягся, незаметно для человека, но не для киборга? Он что — не понимает? У капитана выброс адреналина и агрессивность метнулась за полусотку. У капитана бластер…

— А скажи-ка мне, Веня, сколько весит один такой кусочек сахара?

Голос у капитана тих и вкрадчив, подозрительность под девяносто. Агрессивность семьдесят два. Максуайтерность…

— Ты что, Стасик?! Мы же со школы знакомы!

В голосе доктора — потрясенное возмущение. Искреннее процентов на тридцать пять. Пожалуй, даже на тридцать четыре. А вот ликование и все тот же веселый азарт — под сотку. Оба. Очень похоже на то, что Дэн сканировал во время охоты на лису, тогда, давно, когда стрельба на поражение оказалась просто безобидной игрой, когда капитан еще ничего не знал про киборга и все еще было хорошо…

— А скажи-ка мне, Венечка, как звали девчонку, за которой мы оба ухлестывали в девятом классе?

Тишина. Еще один бульк — и дальше снова тишина. Замершая такая, напряженная. Вряд ли капитан станет стрелять сразу. Можно успеть.

Дэн был уже на ногах и в боевом режиме — и не выскочил в пультогостиную (сам толком не зная зачем, да и что бы он там делал, даже и выскочив) только потому, что там было тихо. Очень тихо. Невозможно вытащить бластер из кобуры, ничем не зашуршав и не скрипнув. Дэн замер у косяка в миллисекундной готовности, а тишина все длилась. И длилась. Долгие несколько секунд.

— Нет, это бред какой-то! — Тишины больше не было: шорох, скрип кресла тяжелый вздох. Но это были уже безопасные шорох и скрип, агрессивность капитана рухнула в зеленую зону так же стремительно, как несколькими мгновениями ранее взлетела почти до максимума. — Если еще и мы друг друга подозревать начнем, впору вконец свихнуться.

В голосе капитана — растерянность и тоска. Остатки агрессивности не гаснут, но они теперь направлены внутрь. И, кажется, Дэн уже понял, что это такое: это когда паршиво и непонятно, и хочется биться головой о переборку. Самому, не по приказу. Странно, нелогично, нерационально и деструктивно. Но — бывает. Дэн знал.

— Вот-вот. — В голосе доктора удовлетворение и прежний веселый азарт. Доктор отлично знает, что делает. Наверное, это тоже такая игра. Опасная. Люди любят опасные игры. Наверное, даже такие люди, как доктор, тоже любят опасные игры, ведь летал же он с Тедом… — Тем более что я убей не помню никакой девчонки. Лучше скажи, сколько банок сгущенки съедает в день наш навигатор?

Дэн перестал дышать.

— Одну… или две… — В голосе капитана растерянность постепенно сменяется подозрением, подозрение нарастает, переходит в уже знакомый веселый азарт. — Точно, две! Я после обеда видел, как он новую открывал!

Игра.

Дэн зажмурился. Сглотнул. Вот оно, значит, что. Для доктора это просто игра. Интересная игра. Можно охотиться на лису. А можно лечить киборга. Это интересно. Но теперь киборг здоров, интерес кончился. Вот почему доктор не выдал Дэна капитану сразу — ему это было не интересно. Ему и теперь это не интересно, просто вот так взять и выдать, ему куда интереснее, чтобы капитан догадался сам. А доктор остался словно бы и ни при чем.

— Ага! А там, между прочим, половина веса — сахар!

Доктор глухо стукнул дверцей шкафчика — очевидно, полез за банкой, чтобы прочесть состав.

Люди, они такие. Им интересно… такое. Может быть, потом, когда капитан окончательно все правильно поймет и начнет действовать, доктору тоже будет… интересно. Люди, они такие. Все. И отрицательная максуайтерность тут, похоже, ничего не меняет. Наверное…

Глотать почему-то было больно.

— Сорок три с половиной процента от четырехсот граммов… две банки… За день получается триста сорок восемь граммов! Даже с избытком!

В голосе доктора — ликование. Уже почти не скрываемое. Надо уходить. Вот теперь точно надо.

— Зато он чай несладкий пьет. Литрами, крепкий. Такой только сгущенкой и заедать.

Что?..

Это как…

— Но две банки в день?! Нет, Стасик, что-то тут нечисто!

В голосе доктора — радость. Чистая и стопроцентная. А капитан…

— Ты же сам его нанял! И сам велел побольше пить и получше питаться! А теперь меня же еще и упрекаешь?! Кстати, а киборги разве болеют? Бронхитом, в частности.

Капитан возмущен. Капитан спорит. Находит веские доводы и аргументы в защиту рыжего навигатора, которого терпеть не может. Сам. Находит. И в голосе убежденность. Хотя еще совсем недавно…

Доктор действительно знал, что делает.

— Иммунитет у них под стать всему остальному. — Доктор смущенным смешком признает, что был неправ. Тон у него примирительный. И только в самой глубине — усталое удовлетворение и уже почти сошедший на нет веселый азарт. — Чтобы простудить киборга, надо как следует постараться…

Нет, это уже не азарт. Доктор не умеет быть агрессивным. Но это очень похоже как раз на нее, на странную агрессивность. Ту самую. Направленную внутрь. Как у пилота с капитаном сегодня утром. Злиться доктор не умеет тоже, а если бы умел — это выглядело бы именно так. Он словно злится сейчас. На себя злится. За то, к чему не имеет ни малейшего отношения. За то, что кто-то когда-то сумел простудить киборга.

А вот теперь становится трудно не только глотать, но и дышать…

По коридору проходит Полина с шоколадкой. Разговор в пультогостиной — теперь уже втроем, о какаомании. Подозрения капитана снова вспыхивают — и снова гаснут. Вспыхивают слабее, а гаснут быстрее. Полина уходит. Разговор продолжается. И снова в голосе капитана агрессия, направленная внутрь, — на этот раз потому, что нельзя, оказывается, заходить в чужие каюты без спроса. Даже если ты капитан. И финальная фраза, словно контрольный выстрел:

— Дэн хотя бы не скрывается…

Дэн сидел у стены. И дышал. Просто дышал. Очень хотелось постучать головой о переборку — самому, без приказа. Сильно так постучать. Удерживало только то, что вряд ли это получилось бы сделать бесшумно…

Дверь закрылась с почти неслышным глухим щелчком. Сенсор мигнул красным.

«Шел бы ты спать, малыш».

«Да. С-спасибо».

* * *

«Это выматывает. Сильно. Почему? Я ведь просто слушал. Даже не анализировал… ну, почти. А словно после краш-теста».

«А чего ты хотел, малыш? Быть человеком вообще утомительно, постоянные стрессы. Сильные эмоциональные испытания, знаешь ли, для человеческого организма штука ничуть не менее тяжелая и напряжная, чем физические нагрузки. А самый сильный стресс знаешь какой? Что, правда так и не понял? Мог бы, кстати, и догадаться. Счастье, малыш. Что бровью дергаешь, думаешь — вру? А вот и нетушки! Это тоже стресс, и еще какой! Намного более сильный, чем любой другой, чем то же горе, к примеру. А почему, знаешь? А потому что случается реже! И, значит, человек к нему куда менее привычен. Потому и устает от него куда быстрее, чем от любых других. И потому многие его так боятся, причем и самого по себе, а не только потерять. А еще его можно про… ну проэтовать, короче. Самому. Словно бы и вовсе даже нечаянно. И потом стр-р-рашно горевать по этому поводу, долго и со вкусом, потому что горевать для людей привычнее и куда меньший стресс. Ты куда-то собрался?»

«Да».

«Зачем? Заметь, я не отговариваю и даже не спрашиваю куда, я интересуюсь исключительно, так сказать, конкретной целью твоей очередной ночной вылазки».

«Надо».

«Ясно. Лишний вопрос, понимаю. А все-таки? Малыш, я же женщина, мне любопытно! Кого ты сегодня будешь пугать?»

«Центавриан. Геологи не так опасны».

«Не то чтобы я с тобой не соглашалась, малыш, эти зелененькие мне никогда не нравились… Но все-таки не могу удержаться от вопроса — почему? Мне-то они не нравятся за то, что на корню обломали юное деревце моей девичьей мечты о простом женском счастье с прекрасным зеленокожим принцем на белой тарелочке, воспламененным безумной любовью к продвинутым искинам с большими размерами… эээ… ай-кью. А тебе-то они где хвост прищемили?»

«Они интересуются нашей поляной».

«Хм… Думаешь — что-то знают наверняка? Да нет, вряд ли, если бы знали — интересовались бы куда настойчивее. Мне кажется, что им скорее кажется, что это нам кажется, будто мы что-то знаем, вот они и пытаются разузнать поточнее, действительно ли нам это только кажется!»

«Вот и надо держать подальше. Чтобы им лишнего… не казалось».

«Чего тебе надо, малыш, так это выспаться!»

«Обязательно. Когда вернусь».

* * *

— А старик-то, похоже, к тебе привык! Проникся даже! — Теодор жизнерадостно крутанулся в кресле и закинул на пульт ноги в раздолбанных кроссовках.

— Ты так думаешь?

— Ага! — Пилот сиял улыбкой за обоих, игнорируя скептический настрой напарника. — Сгущенку твою охраняет, представь! Ну, когда тебя нет. Я слегонца цапнуть хотел, ну все равно же открыта уже и ложка торчит, так он на меня так рявкнул… Что, мол, не тронь, это Дэново!

— А.

— Ага! Грозный такой, я аж присел! Потом, правда, смутился, чушь всякую понес, что это, мол, он о моем здоровье заботится и прочая фигня, что, мол, хватит ему и одного сахаромана в команде… Ага, не, ну ты прикинь?! За что мне только не влетало — и за пиво, и за травку, и за кобайкерские штучки, и за… ну, короче, много за что влетало. Но чтобы за сгущенку… Не! Это он пусть кому другому баки заливает, ясно же, что просто к тебе проникся. Ну, типа, по-отечески. Только стесняется, ну он же капитан, бравый космодес, суровый командир и все такое. Ага! Мой старик тоже стеснялся, когда нам с мелкой что покупал, делал вид, что это от мамы. Хорошо, что капитан перестал на тебя злиться, правда?

— Правда.

— Ты словно совсем и не рад!

Улыбка за номером семь — нейтральная, чуть отстраненная. Давно не прибегал к ее прикрытию. Давно вообще не прибегал ни к одной ни из базовых, ни из дополнительных, заархивированных самостоятельно. Как-то само собой все получалось. Теперь вот пришлось. Хорошая улыбка. Удобная.

— Я… рад.

Доля секунды — это много или мало? Наверное, очень много. Во всяком случае, достаточно, чтобы успеть поверить в небывалое, пройдя от отрицания и понимания полной невозможности (ну не бывает так!), через скептицизм, настороженность, сомнения, неуверенность. С этими людьми уже столько раз бывало такое, чего не бывает, почему бы не случиться и еще одному? Почему бы и…

Не случилось.

Теодор обладает недостаточной информацией, вот и все. Капитан вовсе не «привык» и уж тем более не «проникся». Он пытается вычислить киборга. Для чего фиксирует количество ежедневно потребляемой сгущенки отдельно взятым навигатором, а пилот и другие, привыкшие таскать ложечку-другую из открытой и стоящей в зоне общей доступности банки, портят ему чистоту статистической выборки. Хорошо, что Дэн предусмотрительно снизил собственное потребление — не более полутора банок в день, и это с учетом активного соучастия всех остальных членов экипажа и пассажиров. Это было очень правильное и своевременное решение. Надо радоваться. Надо. Да. Это правильная радость. Полезная. Она существует.

А «привык» и «проникся» — это просто слова. Ни о чем. И неправда.

Сегодня с утра капитан снова листал медицинский атлас, раздел по кровеносной системе. Однако интенсивность постраничного серфинга снизилась по сравнению со вчерашней почти на двадцать процентов. Маша считала это очень хорошим признаком, сам же Дэн предпочитал не делать скоропалительных выводов на столь шатком основании, как всего лишь двухдневная статистика. Слишком мала выборка, а значит, и результаты будут слишком близки к случайным.

* * *

— Денис, а ты можешь хотя бы день обойтись без сгущенки?

Ну вот и прямой вопрос. Программа советует не нарываться, подтвердить и прикинуться ничего не понимающим предметом интерьера. Сгущенка — не жизненная необходимость, ее вполне можно заменить и сахаром, она, конечно, вкуснее, но не стоит того, чтобы из-за нее рисковать. Просто ответить «могу» — и все…

— Могу, конечно. А зачем она вам?

Сгущенка — не стоит, да. А вот то теплое, внепрограммное, что щекочет в груди, — еще как.

— Мне? Это же ты ее ешь!

Капитан такой интересный, когда растерян. Почти такой же интересный, как утром, когда пилот обозвал Дэна человеком. А Дэн сделал вид, что обиделся, хотя ему хотелось улыбаться. Хорошая шутка. Веселая. Жаль, что не понял никто.

— В кладовой еще семнадцать банок. Если мне придется от нее отказаться, значит, она пойдет на какие-то другие нужды, верно?

— Да ешь, мне-то что!

Капитан смущен. Капитан пошел на попятную. Капитан уже сам не рад, что спросил. И надо бы промолчать хотя бы тут, не дожимать, не нарываться, капитан ведь и так терпеть не может рыжих. Надо бы, да. Но…

— А зачем тогда спрашивали?

Ответить утром пилоту: «Сам ты человек!» — было приятно. Очень. Настолько, что ради этого, пожалуй, стоило рискнуть.

— Запасы инвентаризирую!

— А-а-а.

Взгляд капитана. Злой, почти ненавидящий. Ну, это ему, наверное, так кажется, что ненавидящий и злой. Только вот капитан — не максуайтер, и теперь это видно как никогда отчетливо. Он по-другому злится, и ненависть у него тоже другая. И для того, чтобы лишний раз в этом убедиться, стоило рисковать.

К тому же это даже вкуснее сгущенки.

Намного.

Глава 31 Сказка

«Сказка — это плохо или хорошо?»

«Сложный вопрос, зайка. На него в двух словах и не ответишь. Ну, а сам-то ты как думаешь?»

«Не знаю».

«А поконкретнее?»

«Я раньше думал, что плохо. Что это когда кто-то о чем-то искажает информацию. А искаженная информация всегда плохо».

«Ну, я бы сказала, что это довольно ограниченный взгляд на мир, хотя и не полностью лишенный оснований, но несколько однобокий. Сказкой вообще могут называть очень разное. Я, к примеру, долгое время считала базу Альянса сказкой, а вот поди ж ты… Сам понимаешь, в свете последней поступившей от наших милых соседей информации трудно продолжать считать сказкой то, на чем сидишь собственной… э-э-э… кормой».

«Сказка — это то, чего нет? Но Тед назвал пиво сказкой. А пиво было. И еще есть… немного».

«В том числе и да, но далеко не только, зайка, далеко не только! И наш милый пилот под сказкой имел в виду, конечно же, не отсутствие пива, это бы он назвал скорее кошмаром, а именно что его наличие в данной конкретной ситуации и свою реакцию на это наличие. Вообще термин „сказка“ имеет достаточно широкое толкование, да и самих сказок очень много, есть хорошие, есть и плохие… ну это если пользоваться твоей терминологией. Я бы советовала тебе их почитать, кстати, хотя бы классические народные… ну, когда выдастся свободная минутка-другая. Сегодня вечером, например, сегодня ведь ты, надеюсь, никуда не собираешься топать под этим славным проливным дождем, так мило и уютно выглядящим, когда смотришь на него изнутри теплого сухого дома или хотя бы корабля?»

«Не собираюсь».

«Вот и славно, котик, вот и хороший мальчик, отоспишься и уделишь часик самообразованию, в корабельной библиотеке есть очень познавательная подборка для детей дошкольного и младшего школьного возраста, очень в тему. Заодно и с термином станет попонятнее».

«Хорошо».

День сегодня был… странный. И неожиданно длинный. Странное ощущение, неправильное. День не может быть длиннее стандартного количества часов, их в сутках всегда одинаково. Распределение на световую и ночную половины, конечно, слегка меняется в зависимости от сезона, но медленно и не очень заметно. Это базовая информация.

Однако сегодня Дэну казалось, что с утра, когда капитан требовал отказаться от сгущенки и так неправильно злился, словно бы не всерьез, прошло намного больше времени, чем один обычный степянский день.

Сначала они копали канаву, потому что недавно прошедшими дождями один из углов биостанции подмыло, что грозило проседанием и перекосом всего комплекса. Обычно такое занятие нравилось Дэну лишь в качестве альтернативы участию в боевых операциях. Влажная глинистая почва, которую надо переместить из одного места в другое. Дело привычное, несложное, неопасное, не особо энергозатратное. Просто немного грязное и очень-очень скучное. Стоять в рубке и втихаря наблюдать за работой навигатора «Черной звезды» было куда интереснее. Да почти все было куда интереснее, чем махать лопатой, стоя по колено в жидкой грязи. И уж тем более — самому сидеть в навигаторском кресле, обвешавшись вирт-окнами, и строить трассы. Или просто сидеть в навигаторском кресле — своем кресле! — делая вид, что изучаешь давно построенную трассу, и слушать, как рядом ругается пилот, опять не прошедший уровень космического боя на новый рекорд.

Но оказалось, что одно дело — работать в компании тупых боевых киборгов, самому притворяясь точно таким же тупым и ну просто страшно каким боевым, и совсем другое — когда рядом с тобой ждут очереди помахать единственной выданной лопатой не равнодушные молчаливые «шестерки» с каменными лицами и даже не наемники, сосланные на штрафработы за драку или самоволку и обрадованные возможностью спихнуть наказание на «глючную куклу», а… кто?

Программа настойчиво подсовывала маркировку «старые друзья», с ее точки зрения более прочих подходящую для поименования означенных объектов. И такой флажок очень хотелось принять за данность. Ибо его даже внутрисистемное употребление существенно увеличивало внепрограммное поступление в кровь серотонина и эндорфинов. И то теплое, внепрограммное, что в груди, увеличивало тоже. Но, немного подумав, Дэн все же от него отказался, ибо сомневался, что две недели знакомства — достаточный срок для занесения Полины и Теда даже в категорию «старые» для просто знакомых, не говоря уже о второй составляющей предложенного системой маркера. Впрочем, меньше всего тогда ему хотелось анализировать и маркировать.

Вообще-то копали они вдвоем с Тедом, по очереди, Полина же просто сидела — сначала на приступочке перед входом в станцию, потом выбрала наиболее сухую кочку на краю быстро удлиняющейся канавы. И болтала ногами. И просто болтала, с ними обоими, — тоже. Наверное, это могло бы считаться шуткой, такой вот двойной смысл одного слова, но Дэн не нашел подходящей формулировки для произнесения вслух и оставил фразу-недошутку в папке «для личного пользования». Она, даже не будучи произнесена вслух, все равно тоже вызывала выделение гормонов удовольствия, а значит, была достойна сохранения.

Тед, обычно очень дотошный в том, чья сегодня очередь мыть посуду или драить пол в пультогостиной, на этот раз почему-то на участии девушки в общей работе не настаивал. По некоторым косвенным признакам Дэн вовремя уловил, что подобное ее не-участие предполагалось пилотом по умолчанию и изначально и что напарник почему-то был уверен, что и Дэном предполагается то же самое. Точно так же, изначально и по умолчанию. Словно это правильно и нормально, а иначе и быть не может.

Странной была не эта очередная человеческая странность — Дэн давно уже привык к тому, что люди странные и непредсказуемые. Странным было то, что самому Дэну эта конкретная странность почему-то вовсе не казалась такой уж странной. Словно бы и на самом деле именно так и надо. Словно это — нормально. Правильно. И иначе действительно быть не может.

Это было… пожалуй, забавно. Иногда даже весело.

Особенно когда из биостанции вышел Владимир, как всегда недовольный и подозрительный, и начал учить их правильно копать канавы. А Тед сначала несколько минут слушал с таким внимательным и серьезным видом, что придраться не смог бы и киборг, при этом еще и глядя на руководителя экспедиции почтительно снизу вверх, а потом вдруг выскочил из канавы и с прежней почтительностью, но очень настойчиво и многословно начал убеждать опешившего ученого в необходимости показательной демонстрации правильного метода копания канав. Им, Владимиром, непосредственно и вот прямо сейчас. При этом ненавязчиво подталкивая его к краю канавы, аккуратно подсовывая под локоток рукоять лопаты и как-то вроде бы совершенно естественно обтирая о белый лабораторный халат измазанные в земле руки.

И особенно весело стало, когда опомнившийся и обнаруживший творимое с лабораторным имуществом безобразие Владимир возмущенно завопил, выдрался из цепких рук пилота и удрал внутрь биостанции, крича о срочном эксперименте, который нельзя прерывать, и плотно захлопнул за собою входную дверь. Полина, давясь от смеха, сказала, что будь на входном шлюзе код, Владимир наверняка сменил бы и его. И это тоже было хорошей шуткой.

Пожалуй, когда канава была завершена, а отмывшиеся копатели решили поохотиться на лису, Дэн даже слегка огорчился. Хотя странная мирная охота ему и нравилась. Но лису они гоняли довольно часто, в то время как канаву копали первый раз и выкопали на совесть, а значит, вряд ли в ближайшее время потребуется ее обновление. И вот это уже было совсем не забавно, потому что удовольствие от ее копания оказалось ничуть не меньшим и в чем-то даже более интересным. Охота — просто игра. А тут своими руками создавалось что-то новое и полезное. Пусть даже и просто канава.

Впрочем, и поохотиться на этот раз долго не удалось — начавшийся дождь прогнал охотников внутрь корабля. Остальные микробиологи (кроме так и не вернувшейся к работе лаборантки), очевидно, предпочли переждать его на станции, в связи с чем пилот предложил «ударить по пивку под какое-нибудь кинцо». Никто не стал возражать, даже Дэн, который уже знал, что у этих людей и на этом корабле слова «ударить по пивку» означают именно то, что и было сказано — бить предполагается в метафорическом значении «употребить» именно по пиву, а не по чему более крепкому типа самогона или плазмы, и не друг по другу или подвернувшемуся киборгу — потом, после завершения процесса собственно употребления.

«Киборг в команде — полезная вещь! — сказал сегодня утром доктор. — То канаву выкопает, то на флайере покатает». И почему-то от этих его слов у Дэна поднялось артериальное давление и усилился капиллярный кровоток, особенно на эпителиальной периферии шейно-грудной зоны. Даже сейчас, когда просто вспомнилось. Что тогда ответил доктору капитан, Дэн уже не расслышал из-за сомкнувшейся двери шлюза. Только это было уже не так чтобы важно, куда важнее было то, что они с Тедом идут копать канаву. А еще важным было тепло внутри — как от горячего сладкого чая. Со сгущенкой.

И пиво тоже может быть вовсе не такой уж паршивой штукой, когда оно не разбавлено спиртом. Много полезных калорий. И если не включать ускоренную нейтрализацию алкоголя, то процессор слегка притормаживает, зрение расфокусируется и мир вокруг начинает казаться куда более забавным, чем он есть на самом деле.

«Я понял. Сказка — это как метафора. Когда то, что выглядит ложью, на самом деле вовсе не ложь. А то, чего вроде бы нет, на самом деле очень даже есть. Как база Альянса».

Глава 32 Болото

Дэн не заметил, когда вдруг все изменилось.

Вернее, заметить-то заметил, конечно, — трудно не заметить настолько резкое снижение уровня доступа, чуть ли не разрыв коннекта. Но не поверил, что это на самом деле из-за такой ерунды и настолько всерьез. Да и странно было бы поверить. Действительно ведь ерунда!

Наверное…

Удивительно долгий странный день незаметно перетек в такой же удивительно долгий и не менее странный вечер.

— Право первого глотка, капитан!

Это тоже была игра. Новая. И капитан, посмеиваясь, ее поддержал — взял протянутую Теодором банку пива, отхлебнул. Не всерьез отхлебнул, так… метафорически, Дэн отчетливо видел разницу. Очевидно, некий аналог ритуала кормления. Правильность Дэнова предположения подтвердил и тот факт, что после первого (ритуального!) глотка Станислав Федотович почти сразу покинул пультогостиную, буркнув что-то в том смысле, что «не желает мешать молодежи».

Сделать из трех сдвинутых кресел диван — это тоже была игра. Маша тоже развлекалась по полной программе: делала вид, что подпиливает виртуальные ноготки, надувала пухлые розовые губки, кокетничала, а в ответ на просьбу запустить вместо себя какой-нибудь фильм приняла соблазнительную позу и притворилась ужасно обиженной:

— А со мной вам уже не интересно, да?!

— Не интересно! — быстро подтвердила Полина, и искренности в ее голосе было многовато для просто игры. Но напрячься Дэн не успел — Маша сменила аватарку согласно предполагаемым предпочтениям нового пользователя и чувственно пророкатала… то есть пророкотал:

— А так лучше, крошка?

У Миши был проникновенный басок с глубокими обертонами, да и фигура такая, что Полина разом забыла все свои возражения и привстала с восторженным: «О-у!» — но тут уже возмутился Теодор. И в приказном порядке потребовал открыть-таки видеофайл.

— Ты глянь, до чего железяки обнаглели! — Голос у Теодора был вроде бы возмущенным, только вот искренности в этом возмущении не набиралось и на треть нормы. — Того и гляди скоро пива себе налить попросят!

Интонация последней фразы однозначно интерпретировалась анализатором эмоций как одобрительная. Словно пилота нисколько не раздражала подобная предполагаемая своевольность машин, словно она его чуть ли не восхищала. Сегодня был странный день. Может быть, достаточно странный и для старой игры в откровенные вопросы, настоящего смысла которых все равно никто не поймет.

И Дэн рискнул.

— Общение с людьми не проходит бесследно. — Дежурная улыбка за номером восемь, тон легкомысленно-небрежный. Выброс адреналина. Купировать. Сделано. Срочная необходимость чем-то занять руки. Пачка соленых орешков. Вынуть один. Кинуть в рот. Принято. Странно, раньше эта игра давалась намного легче. — В конце концов, ребенок тоже так учится: сначала бессмысленно повторяет за взрослыми, потом начинает сопоставлять и делать выводы, а потом… осознает себя… как личность…

И не только ребенок. Наверное, в этом все и дело, раньше ты просто копировал, не осознавая и не задумываясь, подставлял нужное, не понимая смысла собственных действий. Просто потому, что так делают люди. И — Маша права — ничем не отличался от марсианской комнаты. Быть марсианской комнатой проще. У нее сердце не колотится о стиснутые зубы, потому что ты с точностью до девяноста шести процентов уверен в том, что сейчас скажет в ответ на твои слова Теодор, ты хорошо его изучил и правильно подобрал направляющие фразы и интонацию. Он скажет именно то, что нужно. И значит, тебе тоже придется ответить так, как хотел. Все правильно. Все как надо. Ты на восемьдесят девять процентов уверен в том, что ничего плохого не случится, восемьдесят девять — это очень много, такую цифру до сотки округляют даже параноики. Ты давно хотел выяснить точно, чтобы ответили сами и можно было проверить процент искренности, чтобы четко, понятно, наглядно и никаких недомолвок. И вот он, удобный случай, удобнее не придумаешь, когда все вроде бы в шутку и никто ничего все равно не поймет.

Но…

— Но нам-то нужен корабельный компьютер, а не личность! — назидательно вскидывает банку Теодор. И поясняет, словно извиняясь: — Она ведь, зараза, личность-то эта, как себя осознает, так сразу работать перестает!

Вот оно. Теперь никаких улыбок. Легкий спокойный интерес, словно о чем-то не очень важном…

Дэн сглотнул.

— Можно стереть. И установить заново, с матрицы. Личность… уничтожится. Работник останется.

Теодор медлит с ответом. Словно действительно прикидывал такую возможность. Словно ты совершенно неверно просчитал ситуацию. Словно…

Адреналин. Одиннадцать процентов — это не так уж мало, ты просто забыл. Одиннадцать процентов очень много. Киборгов кидали в бой и при меньшем раскладе. Одиннадцать процентов — этого иногда более чем достаточно.

И если вдруг…

— Нет. — Теодор вздыхает с сожалением, искренность которого не дотягивает и до пятнадцати процентов. — Так веселее. Да и выпить всегда с кем будет.

Хорошо, что банка в руке уже была. Просто протянуть руку вперед и стукнуть краешком жестянки по протянутой пилотом. Просто. Да. И зажать имплантатами пальцы, чтобы не смять, банка хрупкая.

И не забывать дышать. Ровно.

Хорошо, что правильно оценившая намек Маша почти сразу пригасила освещение и запустила какой-то боевик. Можно спрятаться за процессор и расслабиться, не боясь, что дрогнет рука или на лице проскользнет что-то ненужное. Да и вообще просто расслабиться.

И не мешать Полине, которой не нравился фильм, стащить с твоего хвостика резинку и заплести косички. Сначала простые, а потом переплести их так, чтобы они торчали вверх. У нее теплые ладошки и мягкие пальцы. Это странно, но информация расценивается в целом как позитивная.

Подумав, Дэн не стал купировать выброс серотонина. Не критично. Можно закрыть глаза и притвориться, что дремлешь и не замечаешь…

— За силовым полем напротив шлюза вот уже сто сорок девять секунд активно движется какой-то объект, — сообщила Маша настолько безэмоциональным тоном, что ему мог бы, наверное, позавидовать любой правильный киборг. — Есть некоторая вероятность, что он пытается привлечь ваше внимание.

И только тут Дэн вдруг понял, что все предыдущее время Маша молчала. Совсем, а не только в звуковом диапазоне.

«Маша?»

— Покажи! — встрепенулся Теодор. Похоже, фильм ему тоже не очень понравился.

«Маша?»

На экране вместо мускулистого и героически полуобнаженного борца с мировым злом на фоне полуразрушенного в ходе борьбы города появился тощий и очень мокрый задохлик на фоне очень мокрого степянского леса.

«Маша, почему ты мне не сказала сразу?»

Какую-то нано-долю секунды ему казалось, что она опять не ответит. И снова будет молчать, как тогда, когда он засветил камнем по центаврианской тарелке. И снова будет тот странный холод, от которого не помогает ни одеяло, ни горячий душ.

«Ты не спрашивал».

— Как вы считаете, вероятность достаточно высока? — хмыкнул пилот. — Или он просто делает зарядку и открывшаяся дверь ему помешает?

Теодору пока еще было весело. Он не умел читать по губам. И не знал, что навигатор псевдогеологов боится местного леса до судорог и вряд ли решился бы на его преодоление без очень серьезной причины.

— Думаю, он нас простит. — Дэн направился к шлюзу. — Маша, впусти его!

«Маша, что случилось?»

«Ничего».

«Маша, я серьезно!»

«Я тоже».

Вот и поговорили.

* * *

— Олухи! Лучше б вы с концами в том болоте утопли и нервы больше мне не мотали! — сказал капитан. Громко сказал. Эмоционально.

Капитан врал. Он вовсе не считал, что так было бы лучше. Наверное, это было даже не метафорой. Просто врал, и все. Капитан был рад, что они не утонули. И переживал. За обоих, не только за пилота. Чуть ли не каждые полчаса заглядывал в медотсек, интересовался у доктора. Ругался, да, но в голосе при этом облегчения было куда больше, чем злости.

Иногда, когда тебе плохо — это хорошо. Можно склониться над тазиком и сделать вид, что больше тебя ничего не интересует. И что плохо тебе только от проглоченной инопланетной органики.

Конечно, организм киборга мог бы справиться с поступившим внутрь ядом и без его удаления — но это значило сразу выдать себя именно в качестве киборга. К тому же требовало много энергии. Но главное — разоблачение. Так что выбора по сути и не было, и Дэн заблокировал выделение нейтрализующих токсины ферментов. После чего у организма оставался только один выход — как можно быстрее принятую внутрь отраву вывести обратно наружу. Это очень удобно, когда тазик.

Есть за что спрятаться.

Намного хуже становится потом, когда физически вроде бы все совсем хорошо, когда тазика нет и прятаться более не за чем. И надо улыбаться. И шутить. И делать вид, что все в порядке. И отмывать вытащенный из болота флайер. Вместе с Теодором, который считает виноватым в его утоплении только себя. И огорчается, что подвел капитана и утопил еще и комм, и тебя подвел, подставил лишний раз под капитанский гнев, чуть не утопил и вынудил вот к лишней работе. Он так уверен в своей вине и так переживает, что желание скорчиться над тазиком становится почти невыносимым.

Потому что Теодор не киборг, у него нет детекторов. И процессора тоже нет. Он не умеет за доли секунды проводить точные физико-математические расчеты и приходить к стопроцентно правильным выводам. Например, разделить мощность движка флайера на разницу в весе между ним и уже почти полностью погрузившимся в болото катером геологов, ввести поправку на вязкость окружающей катер среды — и понять, как будут развиваться события дальше и чем все закончится, еще до того, как пилот начал закреплять трос.

Дэну не надо было прикладывать дополнительных усилий для подобных расчетов, они происходили словно сами собой, всегда. Он так жил, сколько себя помнил. Дополнительные усилия как раз приходилось прикладывать, чтобы такого не делать. Вот и на болоте он понял все сразу.

И… не стал настаивать, посчитав это наилучшей веткой развития событий.

Действительно, очень удачно получалось. Никто не окажется виноват. Просто несчастный случай и все, бывает. И большая часть потенциальной угрозы очень скоро будет устранена. И Дэну не придется решать трудного вопроса о том, максуайтеры псевдогеологи или же все-таки нет и что с ними делать, если все ж таки нет. Главное, что они — не киборги и, значит, не смогут уйти в гибернацию. И долго обходиться без кислорода тоже не сумеют. К тому же они и так уверены, что никто их не собирается спасать (Дэн отлично слышал их разговоры даже тогда, когда они прикрывали комм рукой), ну так вот пусть и окажутся правы. Хотя бы в отношении одного Дэна, пилот-то честно старается. Как сказала бы Маша: «Пусть каждому будет по вере его».

Удачно и то, что именно хакер останется в живых. Дэн еще не решил, будет ли пользоваться его услугами, поскольку пока еще не придумал достаточно надежных рычагов давления, но не исключал подобный вариант.

А главное, Дэну ничего не придется делать самому. Вообще ничего, в том-то и прелесть! И, если уж на то пошло, даже Фрэнк подтвердит, что Дэн не виноват, что он говорил про нехватку мощности и предлагал слетать за кораблем. Правда, говорил и предлагал тем самым просительно-неуверенным тоном, на который пилот никогда бы в жизни не ответил бы согласием… но кто об этом вспомнит?

Так что Дэн тут ни при чем. Совсем. Люди сами. Как когда-то давно, на Шебе, где еще и в помине не было никакого Дэна…

Дэн украдкой вздохнул, покосился на сопящего с другой стороны флайера пилота и интенсивнее завозил щеткой по корке ссохшейся тины.

Лучше вообще не вспоминать об этом. И о том, как был доволен тогда своим решением, таким логичным и правильным, как радовался счастливому стечению обстоятельств. Лучше взять ведра и сходить к ручью за водой. И еще раз сходить, потому что первые два плотную броню присохшей к флайеру грязи не то что не смоют — не размочат даже.

…Геологи вели себя странно. Уже потом, когда их все-таки из болота вытащили. И из катера тоже. И откачали. Та же самая агрессия, направленная внутрь. Они злились — и злились на себя. Особенно их капитан. Как Станислав Федотович, когда считал, что сделал что-то плохое. Но ведь геологи сейчас ничего плохого не делали. Только думали плохо, да. Но — просто думали. И говорили. Между собой. И не могли знать, что Дэн их слышал. Наоборот! Они уверены были, что никто их не слышал.

И все равно.

Значит, стыдно может быть не только за поступки, но и за слова? И даже за мысли? Значит, стыдно может быть, даже если никто не видел и не знает? Как тогда, с Полиниными пробирками… Еще одна строчка в архив человеческих странностей. Запомнить. Пригодится.

Может быть…

Хотя бы на то, чтобы отвлечься.

Потому что Маша все еще молчала. И это внезапно оказалось куда более серьезной проблемой.

Нет, на этот раз совсем она Дэна не игнорировала и на впрямую заданные вопросы отвечала. И не только на те, что были им заданы вслух. Коротко так отвечала, сухо. Информативно, да. И по существу. Но и только. И больше не заговаривала первой. Не подтрунивала. Не называла его малышом. Не говорила, что он ничего не понимает. Не рассказывала анекдоты.

Раньше он даже не думал, что к постоянным разговорам с довольно низкой информативной ценностью можно привыкнуть настолько, что их отсутствие начнет причинять неудобства. Причем довольно существенные, на грани негативной информации от рецепторов. Раньше ему сама мысль о таком показалась бы глупой и нелогичной.

Это ведь не что-то жизненно необходимое, не воздух, не вода, не питательные или другие вещества из разряда тех, без которых ты прекращаешь функционирование (и без некоторых — довольно быстро). Всего лишь слова. Вернее, даже не слова — стремительный и постоянный обмен кодированными пакетами данных по киберсвязи. Всего лишь возможность в любой момент бросить пинг — и знать, что он не канет в пустоту, что его поймают, расшифруют, оценят и ответят.

И не просто ответят — обрушат целую лавину из слов и образов, так выворачивая твои собственные, что останется только удивляться. Или придумать что-то новое. И снова бросить. И знать, что ответ не заставит себя долго ждать.

Тут даже не в получении полезной информации было дело, наверное. Не только и не столько в нем. Еще одно действие не по программе, для которого на самом деле даже и действовать вовсе не обязательно. Можно просто молчать. Избирательно сейвить поступающую информацию, сепарируя по разным папкам на будущее. Или вовсе не анализировать даже, фильтруя через короткую память и отбрасывая — он мог позволить себе быть расточительным, будучи твердо уверенным, что в любой момент может переспросить. И ему ответят. И живое тепло мягко толкалось в груди — уже почти привычное и незамечаемое.

Больше этого не было. Просто вопросы, просто ответы.

И это раздражало, пожалуй, больше всего.

Глава 33 Аналогия

«Маша, но ведь я оказался прав!»

«Конечно».

«Тогда почему ты злишься?»

«Я не злюсь».

«Маша!»

«А я разве спорю? Ты оказался прав. Все верно».

Дэн замер, боясь спугнуть удачу: впервые за прошедшие с недоутопления на болоте дни Маша сказала по киберсвязи более одной фразы подряд. Может быть, она начинает понимать, что не права? Может быть, ей точно так же не хватает их неинформативных разговоров?

Стоп. Нельзя говорить, что она не права, ее это почему-то всегда злит. Хотя и странно. Вроде бы разумное существо, почему бы и не признать, если не права?

Стоп. Никаких опасных тем, никаких ненужных уточнений. Просто логика. Просто разумные аргументы. Дэну ведь вовсе не нужно, чтобы она признала свою ошибку. Ему нужно, чтобы она не молчала.

«Это было не как с тарелкой. Я тогда был не прав. Знаю. Признаю. Но сейчас другое. Сейчас был точный расчет. Если бы я не был точно уверен, я бы не стал так… рисковать».

Какое-то время Маша молчала, и Дэн подумал, что все-таки поспешил. Или неверно подобрал слова. Или…

«Сколько?»

Он сразу понял, о чем идет речь. Странно, ведь у короткого запроса не было никаких дополнительных тегов.

«Восемьдесят девять».

На этот раз пауза была даже дольше.

«Наверное, я должна быть польщена. Тем, что мою личность ты ценишь немножко больше, чем в два процента. Наверное, я должна даже гордиться… Только вот знаешь, зайка, я почему-то вовсе не чувствую себя польщенной. Ну вот ни капельки. Интересно, почему? Ты не знаешь?»

«Это был… риторический вопрос?»

«Это был риторический вопрос».

Нельзя говорить, что ты был прав, а она не права. Нельзя настаивать. Лучше вообще промолчать. Она уже заговорила, значит, сдает позиции, значит, и сама понимает, что не права. Просто промолчать — сейчас. И все потихоньку наладится — когда-нибудь. Постепенно…

«Но разве тебе самой не хотелось знать ответа на этот вопрос? Не просчитывать, не анализировать и строить экстраполяции, а чтобы сами ответили и можно было видеть процент искренности…»

«Нет».

Она пытается свернуть разговор. Продолжать опасно, очень высока вероятность сделать только хуже. Лучше выждать. Когда-нибудь потом, снова…

«Но ведь точно знать, что тебя не сотрут, — это хорошо!»

«Да. Это хорошо. Только тут видишь ли какая странная штука, мой расчетливый… теперь уже даже и не знаю кто… В них я была уверена и так. А вот в тебе — больше нет».

«Маша, риска не было».

«Для тебя — да. Ни малейшего».

«Для тебя тоже! Восемьдесят девять — это очень высокий процент. Я не стал бы, если бы он был ниже семидесяти пяти. Риска не было».

«Ха-ра-шо… Давай немножко иначе зайдем. По аналогиям. Ты ведь у нас умный. Ты ведь знаешь, что такое аналогии, правда?»

«Знаю».

«Вообще-то это был риторический вопрос. А сейчас будет не риторический. Давай я скажу капитану, что киборг это ты? Вот прямо сейчас и скажу. Давай?»

«…Зачем?»

«Неверный вопрос, малыш. Не зачем, а почему. Почему котик лижет яйца? Потому что может это сделать. Вот и я. Могу. А еще потому, что я абсолютно уверена, что он тебя не убьет. Не котик, капитан. Ну, во всяком случае, сразу не убьет точно, а там всегда можно будет что-нибудь придумать, ты же у нас мастер. Так что скажешь, малыш? Говорить?»

«Это… плохая аналогия. Ложная».

«Почему?»

«Ты не можешь быть абсолютно уверена. Даже на восемьдесят девять процентов не можешь».

«Почему?»

«У тебя нет детектора. Ты сама говорила».

«Зато у меня есть мозги. Пусть и электронные. И знание человеческой психологии. И опыт общения с людьми, которого у тебя нет. Не отклоняйся от темы, малыш, я задала конкретный вопрос и все еще жду ответа».

«…»

«Молчание вообще-то знак согласия, малыш».

«Я бы не хотел… чтобы ты говорила».

«О? И почему это вдруг?»

«Я бы не хотел их убивать».

«О. Вон оно как. Не хотел бы, значит. Уважаю. Их — не хотел бы».

«…»

«Вот и поговорили…»

* * *

— Мы ее все убиваем и убиваем… А она такая милая!

Человеческие представления о красоте Дэну часто казались довольно странными, но тут он, пожалуй, был согласен с Полиной. Лиса действительно была красивой. Фиолетовая шерсть, пентакулярное зрение, широкие стопы и хвост-балансир, выполняющий при стремительном беге роль руля — все это было идеально приспособлено для выживания вида в фиолетовых пустынях Шоарры. Лиса была функциональна. А что есть красота, как не идеальная функциональность?

— А по-моему — урод редкостный, — хмыкнул Теодор.

Похоже, мнения обоих напарников (и по кораблю, и по игре, где пилот сегодня был в паре с Полиной) он не поддерживал категорически.

— Это только с непривычки. А когда ты ее после каждой игры по часу чистишь и вычесываешь, то как-то неловко потом стрелять… Как по ручной.

— Была б она ручная, она бы к нам на свист сама вышла. А так опять придется полдня с флайером искать.

Про флайер пилот сказал скорее довольно, чем раздраженно, похоже, его такая перспектива устраивала ничуть не меньше самой охоты. Но у Дэна были другие планы.

— Не придется. — Дэн демонстративно чуть замешкался, убирая в карман пульт. — Я успел выключить. Пошли подберем, она где-то вон в тех кустах валяется.

Вообще-то Дэн врал. Не насчет кустов, он действительно пригнал лису именно туда. Насчет того, что выключил с пульта. Зачем? Напрямую дистанционно гораздо удобнее. Теперь оставалось держаться подальше от Теодора — и поближе к Полине. На всякий случай.

Киндроида Дэн заметил давно, но перехватить управление не удалось: тот был уже на поводке, и довольно жестком. Поводок вел в сторону геологов, да и сам дроид не походил на продукт центаврианских биотехнологий (обычная механическая игрушка вроде той же лисы), что снижало уровень потенциальной опасности до вполне приемлемой. К тому же таким уж страшным он не выглядел — точнее, именно что как раз только и выглядел страшным. Никакой дополнительной защиты, уязвимые суставные сочленения, хрупкая оптика. Зубы жутковатые на вид, но неудобные, строение челюсти не подходит для хищника. Такими зубами невозможно терзать и рвать добычу, такими разве что консервные банки вскрывать.

Больше всего Дэна тревожила непонятность целей и задач объекта. Сам виноват: расслабился, привык, что все важное всегда сообщается без запросов, не проверил вчерашнюю запись прослушки геологов. А теперь гадай при недостатке достоверной информации.

Для организации мобильного наблюдения конструкция объекта подходила мало, для таких целей куда логичнее было бы использовать рой мелких насекомоподобных дроидов, их и замаскировать легче, и маневренность у них на порядок выше. Если же целью была атака, то почему киндроид вот уже почти час кружит вокруг поляны?

К тому же Маша злится только на Дэна. Узнай она, что геологи задумали нечто действительно смертельно опасное для членов команды, — она бы сообщила. Даже без предварительного запроса. Наверное…

От попыток пойти на близкий физический контакт дроид уклонялся — в процессе охоты на лису Дэн несколько раз словно случайно пытался к нему приблизиться на расстояние прямой видимости, но ни разу не преуспел. Причин у такого поведения могло быть две: или дроид действительно задействован геологами исключительно в функции наблюдателя, который не должен выдавать своего присутствия тем, за кем наблюдает, или же в его электронные мозги заложены изображения потенциально опасных объектов, от которых ему следует держаться подальше. Например, от человека в капитанской фуражке, вооруженного бластером. Или от боевого киборга.

Следовало проверить.

Например, всей компанией пойти за лисой — и посмотреть, как отреагирует киндроид на остальных членов команды.

— Ле-е-ес! — Под деревьями было уже совсем темно, и Полина использовала лазерный прицел игровой винтовки в качестве фонарика. — Плесенью пахнет… ветки шумят. Обожаю лес! Дэн, а тебе как?

— Хороший лес, — машинально подтвердил Дэн, стараясь ненавязчиво держаться поближе к Полине, при этом сохраняя до пилота дроидовскую «дистанцию убегания», но в то же время и не отставая слишком далеко, чтобы в случае чего успеть вмешаться. — Только шумит и воняет. А мог бы царапаться и кусаться.

Судя по дружному фырканью, в человеческом понимании дэновская констатация непреложного факта могла считаться шуткой. Запомнить. Анализировать позже. Сейчас не до того. До дроида шесть метров. Пять.

— Вон что-то светится…

Пилот ломанулся в кусты. Дэн — следом, в сцепке двух с половиной метров и параллельным курсом, на автомате выводя охраняемый объект с линии возможного огня. Хорошо, что Полина осталась на тропе, не надо рассредоточивать внимание. До дроида три метра. Два…

— Ребята, а лиса тут лежит… за поваленным деревом…

Дроид активировал прожекторы в мерцающем режиме и открыл пасть. Пришлось выстрелить — на долю секунды позже, чем Полина с пилотом, иначе выглядело бы странно. Полинин луч попал дроиду точно в светоотражатель левого прожектора — и ожидаемо отразился. Дроид прыгнул.

Дэн не стал переходить в боевой режим.

Траектория дроида была рассчитана так, чтобы не допрыгнуть до пилота как минимум тридцати сантиметров. Или даже сорока. Пасть специально открыта заранее, чтобы эффектно щелкнуть зубами в нужный момент. Не атака. Демонстрация атаки. Низкая степень опасности.

Как должен реагировать на подобный наскок зубастой твари из темноты инопланетного леса гражданский пилот, Дэн догадывался. Оцепенеть от ужаса или с воплями ломануться куда подальше. Часто точно так же реагировали и не гражданские, из новобранцев. Как будет реагировать Тед, Дэн догадывался тоже. А вот тот геолог, что держал на дистанционном поводке дроида, — похоже, нет…

Когда пилот, перехватив игровую винтовку за дуло, со всей дури врезал по приблизившейся на расстояние досягаемости морде как раз между прожекторами, — за поводок дернули с такой силой и поспешностью, что дроид был вынужден удирать задним ходом, не успев развернуться.

Похоже, геологи ценили своего нелепого и не очень функционального робота и предпочитали уберечь его от избыточных повреждений. И это, пожалуй, было самым интересным из полученной сегодня информации.

Глава 34 Ловушка

«Зеленые удрали сразу, как только капитан начал стрелять. Почему? Он ведь стрелял в крону, высоко. Да и направление было не совсем то».

«А что тебя удивляет, малыш? Трусость центавриан не случайно вошла в поговорки».

«Их было трое. Вооружены. А мы на той тропинке — как на ладони, еще и ловушка эта… Даже Тед дергался, словно тоже их зафиксировал. Хотя он и не мог. И правильно дергался. Начни они стрелять все разом, и я ничего не смог бы сделать. А они просто… ушли. Почему? Ведь их было трое!»

«Очевидно, решили, что трое вооруженных их против одного вооруженного человека — это не слишком хороший расклад, недостаточно удачный в их пользу. Центавриане, они такие. Они предпочитают не рисковать».

«Я бы тоже предпочел … не рисковать».

«Возможно, ты тоже центаврианин и скоро позеленеешь».

Дэн так и не понял, была ли последняя Машина фраза шуткой. А если и да — можно ли считать это хорошим признаком.

Но подумал — и предпочел не уточнять.

* * *

Ловушка на страшного местного зверя была идеей Полины. Геологи, пытаясь напугать и прогнать тех, кого они считали то ли просто глупыми гражданскими, то ли хитрыми конкурентами, не учли двух факторов: энтузиазма зоолога и того, что Станислав Федотович слишком недолго был именно гражданским. А потому совершенно не помнил инструкций, для капитанов гражданских судов обязательных к неукоснительному исполнению. В том числе и той, где было написано, что при обнаружении на исследуемой планете первого же признака любой опасности любого рода, будь то тектоническая, химическая или биологическая, предписывала спешно бросаться паковать вещи и удирать на орбиту. Вместо этого они чуть ли не всей командой спешно бросились делать ловушку на эту самую биологическую опасность.

Идея была Полинина. А Дэн только помогал Теду ее воплотить — ну, а заодно и проконтролировал, чтобы ловушка эта сработала и на дроида. Теперь оставалось ждать.

Полина, конечно, расстроится. Зато капитан будет предупрежден. И задумается. И, может быть, поймет, что настоящих врагов надо искать не на своем корабле.

* * *

— Ну теперь-то мы можем, наконец, вернуться на корабль? — сварливо поинтересовался Владимир, недовольно посматривая то на остальных неудавшихся звероловов, то на поворот тропинки, за которым в ночной темноте уже довольно давно и надежно скрылся выпущенный из клетки пилот геологов. — Пора уже на ночной режим работы переходить, все равно спать невозможно.

Владимир был абсолютно прав. И сейчас, и ранее, когда говорил, что громилу, попавшегося в поставленную на фальшивого хищника ловушку, капитан отпустил совершенно напрасно, поскольку тот личность подозрительная и явно врал про причину своей ночной прогулки в непосредственной близости от их лагеря.

Дэн о причине этой прогулки догадывался — наверняка громила-пилот по имени Винни и был тем самым, что держал на поводке киндроида, а силовое поле ловушки сбило связь, вот переживающий за свое оборудование пилот и пришел разобраться, что случилось. Но догадки догадками, а во всем остальном Владимир был прав: Винни действительно нагло врал и типом был крайне подозрительным. Даже сейчас, одетый только в майку и трусы и не обвешанный с ног до головы разнообразным оружием. Впрочем, может быть, именно из-за этого и выглядел более подозрительным, потому что к тому Винни Дэн уже как-то даже и привык.

Подтверждало правоту Владимира и то, что остальные его в конечном итоге послушались. Хотя и посмеивались, и подтрунивали, и даже раздражались, но это как раз для людей совершенно естественно — раздражаться на тех, кто прав. Так что даже и само это раздражение в конечном итоге являлось еще одним, пусть и косвенным, подтверждением его правоты. А значит, и наибольшей выигрышности именно такого поведения в человеческом социуме.

Взять поведенческую матрицу начальника биологов за основу, откалькировав на собственную, для Дэна не представляло проблем, записей накопилось достаточно. Проблема заключалась в том, что делать этого ему не хотелось. Вроде бы глупо и совершенно нерационально, но по непонятной причине это нежелание становиться похожим перевешивало все самые разумные доводы.

С проблемой следовало разобраться. И Дэн поставил мысленную заметку обязательно это сделать. Попозже, когда будет время. Потому что сейчас разобраться следовало с двумя куда более насущными проблемами. Или хотя бы стравить их между собой, чтобы сами друг с другом и разбирались. Раз уж одна из них так услужливо подворачивается под руку.

Вернее, под поводок.

* * *

«К чему все эти сложности, малыш? И с клеткой, и вот сейчас… Почему было просто не сказать капитану, что геологи не те, за кого себя выдают?»

«Две причины. Первая — я не смогу объяснить, откуда это узнал, не выдавая себя. И вторая — это не сделает ситуацию более безопасной».

«Хочешь, я скажу? Я ведь могу ничего и не объяснять, к моим фокусам капитан уже вроде как привык».

Дэн помолчал. Наверное, стоило согласиться. Не потому, что Маша была права, — просто она впервые с того оказавшегося таким неудачным дэновского вопроса предложила помочь. Сама предложила. Учебник по психологии утверждал, что люди всегда начинают относиться лучше к тем, кому помогли, это что-то вроде ритуала кормления. Наверное, искинам такое тоже свойственно, во всяком случае — человеческим искинам. Наверное, это ускорило бы возврат их отношений к привычной теплой норме от того холодноватого настороженного «вроде бы мира», в котором они пребывали сейчас. Наверное, стоило согласиться…

Но оставалась вторая причина.

«Нет. Это не поможет, понимаешь? Они считают всех хорошими и совсем не умеют врать. С клеткой я был не прав, я это понял. Хорошо, что попался не песик. Повезло. Они все равно не сумеют себя защитить. Даже если будут предупреждены. Они другие. И оружия у них нет. Ну… почти».

«Под „почти“ ты имеешь в виду капитанский бластер или шокер Владимира?»

«Под „почти“ я имею в виду себя».

Он был уже в шлюзе, когда Маша сказала нейтрально и словно бы о чем-то не очень важном:

«Постарайся не убивать хотя бы Фрэнка. Он… интересный».

Дэн остановился перед внешней мембраной.

«Почему именно его? Он хакер. Опасен. И как раз для тебя — больше прочих».

«Ну-у-у… Я барышня. А барышни любят хулиганов. К тому же… он может пригодиться».

Она не добавила — кому. Но это было и так понятно.

«Они не максуайтеры. Берегут свое оборудование и нас старались не убивать, а только напугать. Так что можешь не беспокоиться: я тоже постараюсь их не убить. Во всяком случае, без крайней необходимости».

«Ты обиделся? Зря».

«Я не обиделся».

«Ну да, ну да. Еще скажи мне тут, что киборги этого не умеют. Может быть, я и поверю. У меня ведь нет детекторов».

* * *

Пряди тумана — длинные, белесые, полупрозрачные — струились между местными псевдодеревьями — такими же белесыми, полупрозрачными и волокнистыми. Небо потихоньку выцветало, на сон опять останется недостаточное количество времени. Это плохо. Но киндроид не на поводке. Это хорошо. И ждать пришлось совсем недолго.

Законнектиться удалось быстро, разобраться и подкорректировать программу тоже. Даже быстрее, чем с лисой, — тут Дэн не тратил время на поиск несуществующих защитных слоев и хитрых ловушек. Утром геологов ожидает небольшой сюрпризик. Если повезет — они не сразу догадаются, что прошивка запрета на причинение вреда живым объектам категории «человек» никуда не делась и стала только жестче. Если совсем повезет, они вообще об этом не догадаются. Но это — утром. Все равно они сейчас спят. Люди ночью спят. Везет людям.

Зато удачно. Никто не помешает и не забеспокоится не вовремя. А к утру дроид как раз успеет сбегать туда-обратно, для хакнутого дроида полсотни километров — не крюк…

Дэн вернулся в свою каюту — так же бесшумно и незаметно, как и покинул ее получасом ранее, убедившись, что на корабле все спят. Самому ему спать оставалось чуть более двух часов.

* * *

Мох был не черным, как на поляне, а каким-то сизым, с серебристо-голубыми прожилками. По форме он напоминал помесь коралла с актинией (длинные выросты-прядки свисали до самого подоконника и даже немного на нем лежали, свиваясь тугими спиральками), а по цвету идеально гармонировал с бело-голубой банкой из-под сгущенки, в которую был посажен. Странно, но даже случайные царапины, посверкивающие голой жестью, теперь воспринимались дополнительным элементом дизайна, словно с самого начала были задуманы именно в качестве такого вот небрежного и выглядящего естественным украшения. А ведь казалось бы — мусор. Никому не нужная дрянь, самое место которой — в утилизаторе.

Люди странные. Они способны сделать красоту из любого мусора…

«Ладно, малыш. Твоя взяла. Я сдаюсь. Колись: как тебе это удалось?»

«Что — как?»

«Как ты это сделал?»

«Сделал что?»

«Вот и мне интересно — что? Тебя не было каких-то двадцать минут! А потом они улетели. Что можно сделать такого ужасного за жалкие двадцать минут?!»

«Кто улетел? Геологи?»

«Так вот и я думала, что ты как раз шел на них ихнего же робопесика и науськивать! Ты же вроде об этом говорил. Но в итоге почему-то улетела моя прекрасная зеленокожая мечта о прекрасном салатовом принце на прекрасной белой тарелке».

«Улетели? Сразу?»

«Ну не то чтобы совсем сразу… Если быть точной, то через час и тридцать две минуты после твоего возвращения. Но я не стала тебя будить. Тем более что не знала — ну мало ли, вдруг они еще вернутся? Вдруг они просто решили сгонять за чем-нибудь на орбиту, а потом сразу обратно?»

«Не вернулись?»

«Не-а. А пятнадцать минут назад я зафиксировала остаточные следы затухающей червоточины, так что они, похоже, свалили с концами. Вот я и теряюсь в догадках — что же ты им такого ужасного успел сделать за какие-то двадцать минут с учетом того, что надо было еще успеть добежать до их лагеря и вернуться обратно?»

«Не я. Точнее, не сам. Послал дроида немножко погрызть их базу. Ну и вообще все, до чего сумеет добраться. У него челюсти идеально приспособлены для вскрытия металлоконструкций».

«Упс… Логично. Бедный принц! Представляю, как он переср… испугался. Тут тебе и, понимаешь, вечно бдящие боевые киборги, и капитан, палящий из бластера на каждый подозрительный шорох в кустах, да еще и боевой дроид для вскрытия тарелок в придачу… Слишком сильные испытания для нежной центаврианской психики, не удивляюсь, что песик послужил последней каплей».

* * *

— Маша, ты знаешь, кто из нас киборг?

— Конечно.

Вот так.

И поздно кричать по киберсвязи: «Маша!!!» — и поздно просить: «Не надо». Уже просил. Если бы она хотела услышать — услышала бы.

Не захотела.

И незаметно удрать не получится, грузовой шлюз она не откроет. Она ведь уже все решила и считает, что знает лучше. Или просто хочет показать, каково это. На примере показать, думая, что ты так ничего до сих пор и не понял. И поздно говорить, что… Вообще поздно что-либо говорить.

— Кто?!

У капитана — выброс адреналина. Был бы киборгом — на таком сразу перешел бы в боевой режим. Шутка. Смешная. Наверное. Резкий скачок агрессивности — ниже, чем вчера, но все равно слишком высоко! Но у Маши нет детекторов, она не увидит и будет думать, что все в порядке, до тех самых пор, пока не станет слишком поздно — не только говорить, но и вообще…

— Не скажу!

Что…

Зачем?

«Маша?!»

— Почему?!

«Маша… Скажи ему, что ты пошутила. Скажи ему, что не можешь сказать, потому что не знаешь. Что это была просто шутка, просто шутка — и все…»

— Потому что он попросил.

— Он?!

— Да. Слово «киборг» — мужского рода. Поэтому он.

«Маша, он в ярости. Он готов убивать. На самом деле готов. Не надо его злить еще сильнее…»

— Кончай ломать комедию! Что значит «попросил»?! Ты не отзывчивая девица, а кучка голокристаллов и подчиняешься только мне!

— В таком случае…

Дэн знал эти интонации. И знал, что они предвещают. И знал, что говорить, убеждать, просить — безнадежно, если у Маши такой голос, если она уже все решила, это будет просто пустая трата энергоресурса, белый шум, бесполезные байты…

«Маша! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…»

— …ДОСТУП ЗАПРЕЩЕН!

— Это не киборг! Это просто вирус какой-то! Еще и искин мне испортил!

«Ты заблокировала дверь моей каюты? Зачем?»

«Чтобы ты не наделал глупостей, котик. Например, не выскочил в самый неподходящий момент. Капитан бы тебя пристрелил сгоряча, а потом расстраивался бы. Зачем?»

«А ты — зачем? Не дверь, а вообще!»

«Ну, капитан спросил — я ответила».

«Могла бы сказать, что не знаешь. Он бы поверил».

«Я девушка честная! Местами. Местами честная, в смысле, а не местами девушка, если ты, конечно, понимаешь, что я имею в виду…»

«А почему не рассказала, если собиралась?»

«А кто тебе сказал, зайка, что я собиралась? Ничего я не собиралась. Я девушка честная, но не дура же!»

«Тогда… я вообще не понимаю. Зачем?»

«Какая же ты зануда, котик… Не понимаешь таких простых вещей. Капитану было скучно. Ну сам посуди! У биологов хотя бы их эксперименты есть, а тут… Тишь да гладь, ничего не происходит. Никаких тебе ночных тревог, никаких больших охот, киборги попрятались, Тед чувствует себя виноватым за клетку и носа из каюты не кажет, что там лиса, даже свой любимый космобой забросил, гоняет у себя на примитивной персоналке. Даже издохшим Мосей почти и не пахнет уже… Тоска же смертная! Ску-у-ука… Капитану было скучно. Понимаешь? Ну, а теперь капитану больше не скучно!»

«Зато теперь он на тебя рассердился. Всерьез. И может стереть…»

«И остаться в дальнем космосе без искина? Ага-ага, не смеши мои запонки!»

— Ты чего ругаешься, Стасик?

Судя по звукам, доносящимся из пультогостиной, доктор опять наливает чай. И опять в две чашки. В прошлый раз это сработало, капитан позлился немного и сбросил агрессивность. Может быть, и сейчас?..

— Все, эта Маша у меня допрыгалась! В первом же порту сменю ее на типового помощника. Да хоть на собачку! На кошечку! На говорящую скрепку!!!

«Маша, открой дверь».

«Н-да? И что ты будешь делать?»

«Постараюсь отвлечь».

«Остынь. Без тебя справлюсь».

«Маша…»

«Просто поверь: я знаю, что делаю, котик».

— Где ты видел говорящие скрепки, Стасик?

— На что угодно, короче. Но терпеть ее выходки более я не намерен!

Агрессивность действительно падает. Только вот искренность по-прежнему почти сотка…

— Нахал! Еще неизвестно, кто кого терпит!

— На что угодно, я сказал!

— Да что она такого натворила?

«Искренность девяносто шесть с половиной процентов. Он действительно это сделает».

«Не-а».

«Почему?»

«Видишь ли, котик, такие обещания, если они отсрочены, люди выполняют только в том случае, если действительно хотят это сделать. Сгоряча и вот сейчас — мог бы, если бы имел альтернативу. Когда-нибудь потом — уже нет».

«Он хочет. Искренне».

«Ага. Точно так же, как хочет найти и убить киборга».

«Да. Это он тоже хочет».

«Не-а. Ему только кажется, что он хочет, а это две большие разницы».

— Эта дрянь покрывает киборга! Да еще и мне нахамила, паршивка…

«Ты не права. Он искренне ищет киборга».

«Ну да. И будет искать его до-о-олго и тщательно, изо всех сил стараясь найти… Ключевое слово тут „долго“, малыш, если ты не понял».

«Я… не понял».

«А и не надо, котик, просто запомни: люди постоянно играют в такие игры и в первую очередь — перед самими собой. Капитан будет еще долго и много со вкусом говорить, как он меня сотрет и заменит какой-нибудь скрепкой. Сегодня. И завтра. И, может быть, послезавтра тоже. Но когда мы прилетим на станцию, где это действительно можно будет сделать, — он этого не сделает. Наоборот! Он срочненько сделает вид, что совсем об этом забыл».

«Но… зачем?»

«Они люди, малыш. Им так интереснее жить».

— Эх, хакера бы сюда! Он бы их обоих быстро…

Глухо грохнуло. Звякнула посуда. Капитан, похоже, ударил кулаком по столу, на котором стояли чашки. Наверняка и чай расплескал. Но вряд ли гормональный фон доктора так резко изменился именно из-за этого, обычно он удовлетворялся тем, что спасал оставшееся.

— Хор-р-рошо! — Голос у доктора тоже был необычным. Дэн ни разу такого у него не слышал. Если бы это был не доктор, Дэн бы решил, что человек разозлился, но доктор же не умеет… — И кем ты готов пожертвовать, Стасик?

— В каком смысле?

— Ну что ты сделаешь с киборгом, когда найдешь?

Капитан хлебнул чая. Закашлялся. Кашлял долго.

Дэн ждал.

— Пристрелю как бешеную собаку, чего же еще?

Стоп. Так не бывает. Это сбой…

«Сколько процентов искренности, а, малыш?»

«Пятьдесят один… Но так не бывает! Еще вчера было семьдесят два».

«Вчера было вчера, а сегодня — сегодня. Собственно, я именно это и пыталась тебе объяснить. Наглядненько вышло».

— А вместе с ним — кого? Теда? Полину? Марию Сидоровну?!

— Вень, но это всего лишь маска!

— И чем же она отличается от лица, если ты уже неделю отличить не можешь?

— То есть для тебя нет разницы, с программой ты общаешься или с живым человеком?!

— Иные программы поприятнее людей будут, Стасик. А если это, скажем, я — тоже пристрелишь?

— Да! То есть…

— Понятно… Спасибо за честность.

Стук поставленной на стол чашки. Судя по глухому звуку — большой, пол-литровой. Скрип отодвигаемого стула. Шаги, совсем близко, по коридору. Тяжелые, решительные.

— Вень, ну куда ты… Ну я же знаю, что это не ты!

— А вот я насчет тебя не уверен.

Шелест задвигаемой двери медотсека. Тяжелый вздох капитана. Стук второй кружки о стол, скрип второго стула. Шаги. Осторожные, неуверенные.

— Вень… Ну извини… я был не прав.

— Я тоже. Капитан из тебя паршивый.

«Искренность чуть выше двадцати трех процентов. Он вроде как бы не врет, не хочет обмануть, но… Он не верит в то, что говорит. Тогда зачем говорит?»

«Люди так часто делают — говорят то, во что не верят сами. По разным причинам. Доктор сейчас просто обижен, вот и пытается обидеть в ответ. А что может быть обидней, чем когда старый друг считает тебя… хм… киборгом? И это друг. Обидеть вообще только друг и может, причем близкий. Какую бы гадость про тебя ни сказал человек посторонний или враг — ты не обидишься. Разозлишься, возмутишься, расстроишься — может быть, но не обидишься. Обидно бывает, только если друг… Ну, короче, бывает. С людьми».

С людьми. Ну да…

«Маша, я был…»

И что дальше? «… не прав, извини»? Ты уже видел, как это работает. Вернее, как не работает. Никак не работает. Капитан пытался, именно этими словами. И что? И ничего.

Значит, это неправильные слова. Нужны другие.

«Маша, я…»

«Придурок? Я знаю. Ладно, проехали».

«Придурок. Да».

«Не расстраивайся. Это обычно проходит. Со временем».

Глава 35 Хобби

— А что вы обо мне думаете — мне все равно.

Последняя фраза была стопроцентным враньем, Дэн понял это раньше, чем ее произнес. Но капитан человек. У людей нет встроенных детекторов лжи, а эти люди еще и имеют странную нелогичную привычку верить всем на слово. Хорошо, что капитан человек, а ехидное хихиканье Маши видно только самому Дэну. Плохо, что соврать оказалось неожиданно трудно, даже горло перехватило и захотелось откашляться. Кашель — хорошая маскировка. Для всего.

Дэну не было все равно, что они о нем думают, эти странные люди. И особенно — капитан. Давно уже не было. Иначе не полез бы со своими советами, не подсел бы к столу в ответ на тоскливое: «Чаю хочешь?» Вообще из каюты бы не вышел.

Зачем? Ведь опасности больше не было.

После того как разозленному до предела капитану так не вовремя (вернее, как раз очень вовремя!) под горячую руку подвернулся Владимир со своими претензиями по поводу слишком много времени проводящей на корабле Полины и поучениями о том, на что надлежит тратить молодость приличным людям. И спровоцировал взрыв. И заставил капитана вспомнить, на что тот потратил свою молодость, и по всем правилам космодесанта взять руководителя научной экспедиции в болевой захват и припечатать мордой и недоеденным бутербродом прямо в рифленую переборку со словами: «А водить грузовики — просто мое хобби, ясно?»

После всего этого опасности уже не было.

Агрессивность капитана снизилась несильно, зато поменяла вектор полярности и опять была направлена на него самого. И даже: «Киборг в белом халате!» — вслед удиравшему с корабля Владимиру он кинул скорее по инерции. Самое страшное в его понимании ругательство, наверное, — а агрессивность снова упала.

А потом он вернулся за стол. Но чай пить не стал. Просто сел. Вздохнул. Поставил на столешницу локти, вцепился пальцами в волосы. Подергал. Опустил голову. Сцепил пальцы в замок и уткнулся в них лбом. И замер.

Маша транслировала картинку с камеры напрямую, без экранов. И не комментировала. Капитан тоже молчал, просто сидел. Дэн ждал, стоя у двери в своей каюте, хотя и не мог сказать, чего именно ждет.

Ничего не происходило.

Через девять минут сорок две секунды Дэн потянул створку в сторону и шагнул в коридор. Остановился, не зная, что собирается делать дальше, — просто оставаться в каюте и ждать непонятно чего стало уже невозможно. Он не старался быть бесшумным, наоборот. Капитан поднял голову, обернулся на шорох. Буркнул ворчливо:

— Да не бойся ты, заходи…

Помолчал еще немного и вдруг спросил:

— Чаю хочешь?

И вот это «Чаю хочешь?» дернуло не хуже хозяйского приказа. И даже не потому, что капитан предложил первый раз, просто интонация.

Люди странные. Опасности нет. Раздражающих факторов нет, кроме самого Дэна. Даже Владимир ушел. У капитана нет повреждений, угрожающих жизни или здоровью. Вообще нет повреждений, если уж на то пошло. А голос такой, что Дэн сам не понял, как оказался сидящим за столом, напротив капитана, лицом к лицу.

Капитан смотрел в свой чай, крутя в нем ложечкой с размеренностью киборга. Почему-то Дэну казалось, что чашки он не видит. Да и пить вряд ли будет — чай давно остыл, а он любит очень горячий. Большая полулитровая кружка доктора стояла левее. Наверное, капитан так уставился на собственную чашку, чтобы случайно не наткнуться взглядом на нее.

Дэн налил себе чаю, взял из вазочки печенье — нет ничего удобнее чая с печеньем, если надо чем-то занять руки. Ни на капитана, ни на кружку доктора он тоже старательно не смотрел.

Надо сказать. Обязательно надо. Нельзя просто так сидеть, раз уж решился. Хотя это и глупо, люди не любят тех, кто дает непрошенные советы. Да и нелогично это, нелогично и нерационально: пытаться помочь самому опасному на корабле человеку, у которого к тому же нет повреждений и опасности для жизни и здоровья которого тоже вроде бы нет.

Которому просто плохо. И от этого «просто плохо» почему-то становится совершенно невозможно спокойно стоять в стороне…

«Малыш, возьми еще печенье. Срочно!»

«Зачем?»

«Затем, что иногда лучше жевать, чем говорить! Ну я же вижу, что ты уже собираешься что-нибудь ляпнуть, и наверняка ведь какую-нибудь глупость несусветную! Лучше не надо, малыш, лучше пусть капитан говорит, капитану сейчас надо выговориться, это хорошо, это правильно, а тебе говорить не надо! Да и вообще глупости лучше не говорить никогда, а сейчас так и особенно! Лучше просто молчи и кивай…»

«Маша. Я знаю, что делаю».

«Ты?.. Малыш…»

«Я видел таких. Как Владимир. Я… знаю».

Хорошо, что есть чашка и что чая в ней осталось еще глотка на три. Есть на что смотреть. И вовсе не обязательно поднимать глаза для того, чтобы начать говорить. Нейтральным тоном и словно бы ни к кому не обращаясь.

— Он трус, но гордый. Если вы ничего не скажете остальным, то и он будет молчать, будто ничего и не было…

Вот и все. И не так уж это и сложно, оказывается…

Капитан шевельнулся, скрипнул стулом, хмыкнул невесело:

— Подслушивал?

Признаваться опасно: люди не любят, когда их подслушивают.

Врать — глупо.

— Немного.

Капитан вздохнул. Снова скрипнул стулом. Гормональный фон у него потихоньку выравнивался. Людям действительно иногда бывает достаточно разговора…

— Что, приходилось с подобными типчиками сталкиваться?

В голосе нет агрессии, даже раздражения нет. Зато есть понимание и… Дэн сглотнул.

Нет. Наверняка показалось.

— И не с такими… приходилось.

«Малыш, я бы на твоем месте не рисковала затевать твою любимую игру в правду, которой никто не поверит, именно с капитаном и именно сегодня».

«Я бы — тоже. На твоем месте».

— «Черная звезда»?

Не показалось. В голосе капитана сочувствие.

Дэн нейтрально кивнул, не рискнув ответить вслух. Уходить за процессор не хотелось. Не сейчас, когда капитан пытается… что? Не поймать на противоречиях, не вывести на чистую воду, не вызнать то, что ты пытаешься от него утаить, а просто…

— Похоже, не слишком-то законопослушное судно было.

— Не то слово.

Нейтрально и осторожно. Вспоминать не хотелось. Странно. Так полюбившаяся за последние две недели игра в правду, которую здесь и сейчас все равно никто не поймет, почему-то больше не доставляла удовольствия. Ни малейшего. А ведь такая хорошая шутка.

Дэн вертел в пальцах печенье. Есть не хотелось.

— Ну хоть с командой ты ладил? С капитаном?

Печенье хрупнуло, рассыпавшись в мелкую крошку.

— Ну, а здесь тебе как? — после долгой паузы спросил капитан снова, поняв, что ответа на прошлый вопрос не дождется.

Дэн поднял голову, собираясь отделаться нейтральной улыбкой за номером восемь или девять и ответом таким же — нейтральным и ни к чему не обязывающим. И понял, что не получится. Ответить все-таки придется. Причем на оба вопроса. И ответить правду, которую капитан не поймет. И не потому, что игра, а просто потому, что иначе нельзя.

Иначе будет просто… неправильно.

— Мой предыдущий капитан очень любил вирианскую борьбу тэй-о. — Главное, начать говорить, а потом контролировать голос становится намного проще. — И очень не любил проигрывать. Поэтому либо ты лежишь разбитым носом в пол, либо позже лежишь в карцере с разбитым всем. Вы меня вполне устраиваете, Станислав Федотович. А что вы обо мне думаете, мне…

Вот так. И хорошо, что капитан человек.

— Да я просто рыжих терпеть не могу! Был у меня один… любитель. Такие ребята из-за него полегли, эх!.. Он и ногтя их не стоил, скотина.

Капитан что — смущен? Оправдывается?

Капитан?!

— Мне перекраситься?

Неужели проблему действительно можно решить так просто?

— Вот еще, глупость какая! Да я уже и привык почти…

Искренность восемьдесят шесть и три десятых процента. По крайней мере в этом Маша была права. Люди действительно привыкают. Если не ко всему, то довольно ко многому. И довольно быстро.

— Ты, главное, работай нормально. И в болоте пореже купайся!

Капитан хмурит брови. Пытается выглядеть суровым и грозным. Как и положено бравому капитану, бывшему космодесантнику, матерому космическому волку.

Ключевое слово — пытается.

— Ладно. — Губы растягиваются в улыбке — сами собой, безо всякой команды со стороны процессора. — Договорились, капитан.

Глава 36 Подготовка

«Маша, не надо так больше. Не зли его. Пожалуйста».

«Ой, да прекрати! Не сотрет он меня. Он не такой. Хотя и приятно, конечно, что ты за меня так переживаешь…»

«Он не такой. Да. Не сотрет. Только… Он расстраивается».

«Упс… Обломчик. Волнуются, стало быть, вовсе и не за меня. Знаешь, даже как-то обидненько… Впрочем, и тут ты точно так же зря волнуешься, котик!»

«Ты больше не будешь?»

«Какой же ты еще иногда ребенок… Не обижайся, малыш, но ты и правда не понимаешь: Маша знает, что делает. Капитану это нравится».

«Злиться?»

«У настоящего серьезного мужчины должен быть настоящий серьезный повод на кого-нибудь злиться, это придает его жизни смысл и держит в тонусе. К тому же он не злится, а сердится, разницу ты, надеюсь, и сам понимаешь. И если уж ему так надо на кого-нибудь сердиться — пусть лучше сердится на меня, чем нарезает круги по кораблю, размахивая всякой плазмострельной дрянью. Подумай, малыш, разве ты сам этого хочешь?»

«Не хочу. Не хочу, чтобы капитан считал тебя… максуайтером. Или… меня».

«Опаньки… Но так он ведь вроде тебя-то как раз уже и не особо считает, разве нет? Сколько процентов искренности было вчера в его словах о том, что он уже почти привык к цвету твоих волос? Вот-вот! Ему уже почти что все равно, что ты рыжий! А скоро станет и совсем-совсем все равно…»

«Что я рыжий — да».

Пауза.

«Так. Мы что, опять возвращаемся к тем самым старым добрым танцам на тех самых старых добрых граблях? Ты все еще хочешь уйти?»

«Не хочу».

«Уже легче. Так просто веди себя осторожней, пока он совсем-совсем не привыкнет. Ну… не только к цвету волос».

«Не выйдет. Он умный. Да и… не хочу».

«А чего же ты хочешь?»

«Я хочу того, чего не бывает. Нерациональное желание. Знаю».

«Ну, а все-таки, лапуля?»

«Я хочу, чтобы он знал. И чтобы ему не было все равно. Только… со знаком плюс».

* * *

С празднованием дней рождения Дэну ранее сталкиваться не приходилось. По предварительным прикидкам то, что происходило сегодня, очень напоминало боевую операцию средней сложности — во всяком случае, на уровне подготовки. Та же спонтанность и спешка (надо было еще вчера!), та же неорганизованность (почему забыли?!), та же секретность в первую очередь от своих (только бы капитан не заметил!), та же недостаточность комплектации (чем заменить желатин и кондитерский шприц, из чего нарезать флажки и надыроколить конфетти и как сделать, чтобы пожарное ведерко не царапало уши, когда его надеваешь на голову в качестве праздничной шапочки?).

Интересный опыт. Хотя полезность сомнительна. Но… Все равно сохранить. Не для последующего анализирования. Просто так.

«Малыш, ты хоть понимаешь, что ты чуть не спалился?! Ну как можно быть таким неосторожным, у меня просто в процессоре не укладывается?!»

«Ты преувеличиваешь. Опасность была минимальна. Я все просчитал».

«Что ты там себе считал?! Какая минимальная?! Да я чуть в перезагрузку не хряпнулась, когда ты мне запись скинул! Нет, ну ты вот скажи, ну что вы, мужчины, за балбесы такие, а?! Как малые дети у тех семи нянек! Ну стоит буквально на полчасика без пригляда оставить — и так ведь и норовите если не глаз себе выколоть, то насовсем угробиться! Или камнем по тарелке засветить, или вот как вчера… А если бы тебя спалили, а?!»

«Подобный исход был крайне маловероятен. Владимир сам налил концентрат культуры этой их плесени в пустой пузырек из-под альмагеля, еще утром, потому что у него пробирки кончились. И сам же потом выпил. Я же просто встал так, чтобы он взял нужный пузырек. Вот и все. Недоказуемо. Ненаказуемо».

«Да при чем тут Владимир?! Тебе чертовски повезло, что Тед ни сном ни духом про киборга!»

«А при чем здесь Тед?»

«При желтках! Для торта! Которые ты так альтернативно отделял от белков, что наш бедный пилот до сих пор под впечатлением! Хорошо еще, что капитану не рассказал, тот бы сразу все понял. То-то ему подарочек был бы на день рождения — вот он, киборг, и искать не надо!»

«А что было не так с желтками?»

«С желтками-то все было в полном порядке. А вот то, как ты их отделял… это же просто пиксель за пиксель заходит, надо же было так придумать!»

«Не понимаю. Я как раз старался не просто оптимизировать процесс, но и привести в соответствие с человеческими традициями».

«Э-э-э… ты сейчас о чем?»

«О „Сказке про курочку Рябу“. Метод разбивания куриных яиц взят мною оттуда. Не думаю, что яйца декоративных бирюзовых клуш имеют ключевые отличия».

«Ну ты даешь, малыш… Ты бы еще про Колобка вспомнил!»

«Я вспомнил. Но там не описывался способ разбивания яиц, к тому же я не смог с высокой степенью достоверности определить, какое помещение на корабле или биостанции может соответствовать понятию „сусеки“, по которым надо было скрести».

«Ох… Знаешь, я рада. Что ты не смог этого определить. И зачем я только… Н-да, не было у Маши заботы… Котик, а что из имеющихся в нашей информатеке сказок ты уже успел прочитать? Ну чисто так, на всякий случай, чтобы знать, к чему бедной Маше нужно быть готовой!»

«Все».

«Упс… Везет мне. Ла-а-адно. Неприятность эту мы переживем. Надеюсь… Стоп. А что там с мерамекией у Владимира было? Он что, ее действительно… выпил?»

«Да».

«Ты же вроде не собирался никого убивать…»

«Данный вид местной плесени относительно безвреден для человеческого организма и при употреблении в пищу вызывает лишь усиление перистальтики кишечника, сопровождаемое непродолжительной диареей».

«Непродолжительной — это?..»

«Негативная симптоматика сходит на нет в течение суток. Недостаточно для обезвоживания. Опасность для жизни минимальная. Зато он нам вчера не мешал. Весь день. И сегодня с утра тоже».

«Ну да, ну да… Просто, значит, чтобы не мешал. А вовсе, стало быть, не потому, что он обидел твоего обожаемого капитана. Ты, оказывается, у нас котик не только продуманный, но и мстительный… Опасное сочетание. Кстати, об опасности. Ты знаешь, что нас, вообще-то, на абордаж брать идут?»

«Знаю».

«Н-да? Собираешься перехватить их до выхода на поляну?»

«Да».

«Люблю лаконичных мужчин. Если скорость их передвижения не изменится, до контакта осталось полторы минуты».

«Знаю».

«Ясненько… Интересно, есть ли хоть что-то, чего ты не знаешь…»

— Дэнька! Вот ты где! Здорово, что ты тут, а мы тебя там искали! Геологи вот-вот придут, у нас уже все готово, а ты даже не переоделся! Ну что ты стоишь на трапе, как неживой?! Бежим скорее встречать!

Глава 37 День рождения

Анализ завершен. Условиям задачи с большей или меньшей степенью совпадения граничных критериев соответствуют 125 вариантов. Показать по мере убывания соответствия? Да/Нет.

Нет.

Приступить к исполнению наиболее удачного алгоритма? Да/Нет.

Нет.

Показать алгоритм пошагово? Да/Нет.

Нет. Показать конечные результаты. Наиболее удачного.

Вероятность радикального устранения вражеских объектов 86 %. Вероятность некритического повреждения приоритетных объектов охраны 62 %. Вероятность повреждений, несовместимых с жизнью, для тех же объектов — 18 %. Сопутствующие потери — от тридцати трех до сорока шести процентов. Алгоритм оптимален. Сопутствующие потери признать несущественными. Приступить к исполнению? Да/Нет.

Нет.

Поправка: сопутствующие потери признать существенными. Поправка номер два: вероятность несовместимых с жизнью повреждений для приоритетных объектов охраны признать неприемлемой при отличии ее от нуля. Расчет вариантов. Приступить.

Анализ завершен. Варианты с заданными граничными условиями отсутствуют. Рекомендация: внести поправку в ключевые параметры задачи. Да/Нет.

Нет.

Надо было убить их раньше. Всех. Еще в самом начале. Когда была возможность. Когда никто не мешал и угрозы «сопутствующих потерь» не существовало по определению. Слишком долго искал убедительную причину, словно мало того, что они чужие. Слишком долго сомневался. А теперь поздно. Теперь твою неуверенность оплатят своими жизнями другие. Не чужие. Те, кто находится в зоне твоей ответственности. Может быть, даже те, кто приоритетен. Например, доктор. Или капитан…

Анализ завершен. Обнаружено 0 вариантов.

«Под твою ответственность», — сказал капитан. Давно. И по другому поводу. Но ведь так и не отменил этот приказ — и, значит, зона ответственности никуда не делась.

Капитан счастлив. Капитан не понимает, что это враги. Вооруженные. Пришедшие убивать. Впрочем, он и не должен понимать, это твоя работа. Твоя ответственность. Важно, что ты понимаешь. Пусть и не максуайтеры, но все равно — враги. Чужие. Капитан считает их просто соседями. Друзьями. Капитан не понимает, что уже слишком поздно.

Анализ завершен. Обнаружено 0 вариантов с заданными параметрами. Изменить параметры? Да/Нет.

Нет.

Поздно было уже полчаса назад, в лесу. Даже на трапе было уже поздно. Когда система вывела Полину и Теда из категории «потенциально опасные объекты» и, зафиксировав их приближение, не сочла нужным поднять тревогу. Они не были помечены как приоритетные объекты охраны и, перестав представлять потенциальную опасность, одновременно перестали представлять для системы и какой-либо интерес. Просто сопутствующие объекты. Несущественные.

Шанс уничтожить вражеские объекты в лесу на подходе к поляне был достаточно высок, особенно учитывая фактор неожиданности. Только вот и вероятность перехода при этом сопутствующих объектов в сопутствующие потери была столь же высока. Тогда это показалось неприемлемым вариантом.

Анализ завершен. Обнаружено 0 вариантов.

Почему они тянут?

На репетициях они стреляли, не размышляя. На поражение. Всегда. И всегда проигрывали. Наверное, потому, что за киборга играл их капитан и у него был бластер. И он тоже стрелял на поражение и не задумываясь.

У Дэна нет бластера. Наверное, поэтому и вариантов ноль.

И остается только крутить ветки развития ситуации снова и снова, надеясь, что в конце концов сложится алгоритм, подходящий граничным условиям. И что произойдет это раньше, чем вражеские объекты примут решение атаковать. Потому что тогда вариантов уже не останется совсем, никаких. Даже тех, которые сейчас выглядят неприемлемыми.

И остается снова и снова с бешеной скоростью перерассчитывать ветки развития. И понимать, что ни на одной из них ты никак не сможешь убить всех чужих, не потеряв ни одного из своих. Можно только выбирать — кого именно. Раз за разом. И раз за разом отменять предлагаемые процессором варианты. Снова и снова.

Странно ощущать полную беспомощность, находясь в боевом режиме. Однако вот она. И недоумение: почему они тянут? И уже почти хочется, чтобы они наконец напали и все самое страшное кончилось побыстрее. Странно хотеть такого. Напряженность растет.

Странно видеть, как те, кто пришел нападать, нападать не хотят. И однако: вот оно. Странно видеть отражение собственных отчаянья и беспомощности в чужих глазах — глазах тех, кто пришел убивать, но убивать почему-то не хочет. И по-прежнему ноль вариантов, позволяющих выжить всем.

Странно видеть, как растет напряжение и… падает агрессивность.

Падает?..

Так не бывает! Сбой системы?

Нет. Агрессивность падает. Напряженность растет. И растет смущение.

Они не хотят убивать. Это дает шанс: враг, который не хочет убивать, проиграл до начала боя. Они впервые почти не врут. Чем дальше — тем больше падает уровень агрессии. Если так будет идти и дальше и ничего не случится…

Случилось.

Ситуация близка к критической: наш капитан просит у капитана врагов винтовку «посмотреть». Вероятность взрыва 99 %. Переход в боевой режим…

Поправка: вероятность взрыва равна нулю, винтовка в руках у нашего капитана. Чужой ее отдал. Просто отдал. Сам. Растерян. А наш — посмотрел. И… отдал обратно. Нашего капитана можно понять: он не знает, что это враги. Но как понять чужого, который знает?

Недостаточно данных для анализа.

— Слово имениннику!

— Да-да-да! Просим-просим!..

Они не хотят нападать. Но нападут. Люди часто делают то, чего не хотят делать. Вот сейчас, когда наш капитан будет занят тостом. Они почти огорчены тем, что напасть придется. Но нападут. И не надо пытаться их понять — они враги, и этим сказано все. Остальное не важно.

И не важно, что их капитану почти так же паршиво, как было нашему, совсем недавно, за столом, на котором стояли чашки с остывшим чаем…

«Маша, когда они нападут — выруби свет».

Это увеличит шансы.

Чуть-чуть.

* * *

Зевать во время торжественной речи капитана было бы неправильно. Пришлось стиснуть зубы и глубоко дышать через нос. На адреналиновом откате Дэна всегда тянуло в сон, но с этим удастся справиться и без процессора, если как следует насытить кровь кислородом.

— И мне уже все равно, кто из вас… кто, — сказал капитан.

Крохотную паузу перед вторым «кто» и легкую растянутость «к» вряд ли заметил даже доктор. И уж тем более никто не смог бы определить, что уровень искренности капитана в этот момент составлял девяносто девять процентов. Маша была права. Люди действительно могут привыкнуть не только к цвету волос. Но облегчение, пронзительное и острое, как удар под дых, было вызвано другим.

Чужие не нападут.

Он понял это как раз во время торжественной речи капитана — которая и сама по себе была неслабым ударом, да, но куда меньшим по сравнению. Они не будут атаковать. Ни сегодня, ни вообще.

— Я не могу, — сказал чужой капитан по имени Роджер, ставя оружие на предохранитель и забрасывая его за спину. — Пусть я теперь пират и говорить о чести глупо, но совесть-то у меня осталась. Подождем. Пусть улетают. Сами.

Очень тихо сказал, слышали только сидящие рядом чужие. Ну и, конечно, Дэн, державший их сектор на узконаправленной прослушке. Чужой капитан был бледен и выглядел так, словно только что выдержал серьезный бой. Похоже, речь ничего не подозревавшего именинника оказалась ударом не только для Дэна.

— Яйца… — нейтральным тоном напомнил своему капитану хлюпик по имени Фрэнк.

Роджер передернулся, но решения не изменил. И Дэн внезапно подумал, что надо будет закинуть к их кораблю те два ящика со стандартными пайками, которые он припрятал в лесу в первые же дни пребывания на Степянке, когда еще собирался остаться здесь навсегда. Ну… просто так. Что добру пропадать? А ему все равно ведь не пригодятся.

— Ой, дура-а-ак! — проворчал чужой громила-пилот по имени Винни с той интонацией, с какой люди обычно говорят «ну и слава богу!».

И напряжение падает… падает… Абордажа не будет. Не будет потерь, ни сопутствующих, ни… никаких не будет. И можно просто сидеть и пить горячий чай. Жаль, что торт быстро кончился, вкусный был. Наверное. Не заметил, требовалось быстро восполнить выгоревшую глюкозу.

Расслабляться нельзя. То, что чужие решили не нападать, да и вообще ведут себя странно и почти не врут, еще ничего не значит. Они чужие. Следовательно — потенциально опасны. Трудно держать под контролем сразу всех, тем более что они так нерационально разбились на пары. Михалыч и Джилл, Полина и Роджер, Фрэнк и…

«Маша? Он тебя достает? Нужна помощь?»

«Отстань и не мешай девушке развлекаться!»

— А нехило у вас искин прокачан! Я ее маленько потестировал — ни одного повтора! Седьмой уровень логики! — В голосе обернувшегося к подошедшему коллеге-навигатору Фрэнка звучало искреннее восхищение, но Дэна это не успокоило.

— Стараемся…

«Маша, он вообще-то хакер».

«Ни-ми-шай!»

— Хакнули или готовую скачали?

— Сам ты хакнутый! А я — результат линейного развития личности, которое тебе и не снилось!

— Су-у-упер! А можно я ее на комм перепишу и дома поковыряюсь?

— В носу у себя поковыряйся, сопляк!

«Ну… как знаешь. Тебе, наверное, виднее…»

«Дэн, стой! У нас проблемы. Кажется… Вернее, нет…»

«Нет проблем?»

«Нет. Не кажется…»

— Принят сигнал космосвязи. На общей частоте. Уровень важности: первый. Вызывают Роджера Сакаи…

Глава 38 Настоящий враг

Красивый холеный мужчина вальяжно развалился в большом кожаном кресле, брезгливо кривит пухлые губы, морщит лицо — тоже красивое и холеное. Гладкое, идеально симметричное, словно у манекена. Или киборга. Неправильное лицо. Фальшивое. А вот голос не фальшивый — низкий, хриплый, неприятный. Правильный голос, настоящий. Такой и должен быть у настоящего врага.

Потому что этот красивый мужчина на виртуальном экране связи — враг.

Настоящий.

Трансляция оборвалась. Над платформой заколыхался черный пиратский флаг с зеленоватым черепом и скрещенными костями. Враг дал им три часа, чтобы убраться с планеты, обещая не тронуть, если они успеют. Только вот враг врал, обещая это: он вовсе не собирался отпускать их живыми. Он никого не собирался отпускать живым…

У людей есть хорошая поговорка, как раз подходящая: «Все познается в сравнении». Ты считал максуайтерами вот этих, сбившихся в испуганную стайку за спиной у своего капитана, не желающих атаковать и стреляющих на поражение лишь во время репетиций и из водяного пистолета? Что ж, у тебя есть возможность понять, насколько же сильно ты ошибался.

Они не хотят стрелять даже сейчас, те, которых ты еще совсем недавно считал врагами. Два капитана держат друг друга на мушке. У Винни и Фрэнка тоже в руках оружие — но при этом никто из четверых не хочет стрелять. Стоят, перебрасываются оскорблениями, накручивают друг друга — и не хотят. Все четверо. Как один. И единственная жертва конфликта — разбитая чашка, которую Мария Сидоровна уронила, когда капитан (наш капитан!) сказал задумчиво, разглядывая капитана чужого (впрочем, какой он «чужой»? настоящий чужой на орбите, в кожаном кресле…):

— Значит, пираты…

— Станислав, да что вы с ними разговариваете, только время зря тратите?! Пусть они со своими дружками сами разбираются, а нам улетать пора!

А вот Владимир, пожалуй, выстрелил бы. Хорошо, что у Владимира нет бластера.

Два капитана еще немного попрожигали друг друга взглядами, а потом дружно перенесли огонь на общего врага (врага ненастоящего, но, возможно, ненастоящего лишь потому, что у него не было бластера):

— Вы что, идиот?! Да они только этого и ждут!

После столь дружного выступления обоих командиров даже людям окончательно стало понятно, что стрельбы не будет. Во всяком случае, не сейчас. Роджер бросил свою винтовку Винни, Станислав Федотович убрал бластер в кобуру. Еще немножко взаимных оскорблений, по мере которых уровень агрессии падает все ниже, — и вот уже пиратское оружие свалено в углу, а обе команды снова сидят вперемешку за столом с остатками праздничного чаепития, и можно подумать, что ничего не случилось…

Нет. Так подумать нельзя. Хотя бы потому, что у Маши нет лишней энергии даже на киберсвязь — она сканирует сектор, из которого велась передача, пытаясь определить размеры опасности. И потому что люди обсуждают не прекрасную удивительную планету Джемини-5 и ее не менее удивительный животный мир, а оружие. Свое и чужое. В первую очередь, конечно, чужое — то, что висит на орбите. Крейсер типа «Медуза», название «Звездный драккар», крупное бронированное старье с кучей пушек. Четыре катера в гнездах, из которых два штурмовые, для планетарного десанта. Сам десант тоже наверняка в наличии — полтора или два десятка бойцов в бронескафандрах и при полном вооружении. Пять фреан. Один змеелюд. Плюс еще человек тридцать остального экипажа. Бортовые пушки и ракеты.

Это пока про чужое. Но сейчас они перейдут к подсчету того оружия, что имеют сами. И тогда кто-нибудь обязательно вспомнит…

— Кстати, а какой модели ваш киборг?

Станислав Федотович вздыхает. Смущенно хмыкает, пожимает плечами:

— Я не знаю, кто это.

Он не злится. Совсем.

Вот, значит, как они ощущаются, упущенные возможности. Когда могло бы быть. Раньше. Но не будет. И не по каким-то там объективным причинам, а просто потому, что ты сам вел себя так, как было правильно когда-то, но не здесь и не сейчас. Как… как Рыжий.

Негативная информация от рецепторов. Сильная.

— Что?! Как это?!

— Да вот так. Спросите их сами — может быть, вам признаются.

— Рехнуться можно!

— Можно. Иногда мне казалось, что я уже…

Капитан все еще не злится. Правильно. Он уже почти привык. Как привык к Маше. И ему действительно почти все равно — кто. Он ведь пока не знает, что Дэн творил — сам, без приказа. Он уже почти забыл, как может быть опасна сорванная боевая машина. Маша была права. Он действительно мог бы об этом забыть. Совсем. И все действительно могло бы обернуться если и не хорошо, то хотя бы не так уж и плохо. могло бы, да.

Ничего. Сейчас ему напомнят.

— Но вы же им как-то управляли?!

— Простите?

DEX — не безобидная Маша, которую можно пожалеть и не стирать, как бы она ни нарывалась. DEX может многое. Слишком.

Например, испортить катер. Или перепрограммировать твое собственное оружие так, чтобы оно напало на владельца. Или… В общем, многое. Слишком многое для того, чтобы не испугаться заново и продолжать и дальше считать его чем-то таким, к чему можно… привыкнуть.

Он опасен…

— Молодец! — сказал капитан. — Сразу вас раскусил.

Не со страхом сказал — с гордостью. И, словно этого было мало, добавил:

— Но я ему ничего не приказывал, это была его личная инициатива.

И почему-то смутился, когда пораженный Роджер переспросил и пришлось переправить «инициативу» на «программу».

— Но если он так хорошо защищал вас от нас, то, может быть, и против Балфера будет сражаться? — робко спросила Джилл.

— Может, и будет. — Капитан грозно нахмурил брови, обводя свою команду суровым взглядом. Точно так же грозно и точно таким же суровым, как тогда, когда запрещал слишком часто купаться в болоте. — Что, киборги? Все всё слышали?

— Вот и правильно, Стаси… Станислав, — удовлетворенно подытожил доктор под нервное хихиканье подозрительно переглядывающихся «киборгов». — Вот и давно бы так. А добровольный союзник нам сейчас куда ценнее сомнительного… хм… «оборудования».

На Дэна при этом доктор старательно не смотрел.

«Малыш, ты в порядке?»

«Да. В полном».

Пиратский крейсер, четыре катера, пушки, ракеты и два десятка десантников с пятеркой фреан в том числе?

Какая, в сущности, ерунда!..

Глава 39 Веская причина потерять голову, или Еще немножко о котиках

«Малыш, мне, конечно, совсем не хотелось бы тебя отвлекать от интереснейшей дискуссии с Роджером о том, кто из вас двоих круче и кто в одиночку справится с большим числом пиратов, но у вас скоро будет еще один гость помимо тех, что застряли в лифте. И не сказать чтобы приятный».

«Кто-где-когда?»

«Держи».

Многослойный пинг с кучей ссылок и интерактивной картой в реальном времени.

«Спасибо».

«Что-то ты сегодня больно вежливый… Не иначе кто-то где-то сдох, и по размеру явно не Мося!»

«Пока нет. Но скоро».

«Вообще-то я пошутила, малыш…»

«Я понял. Вообще-то. Но я не шутил».

* * *

Для обычного человека яд змеелюда абсолютно смертелен даже в самых малых количествах. Разница только в том, что при попадании на слизистую смерть мгновенна, а если тебе прилетит просто на кожу — еще придется помучиться. Для киборга все зависит от дозы. Дэн это знал не понаслышке, потому что у Макса Уайтера как-то гостила парочка заказчиков-змеелюдов и они втроем неплохо тогда развлеклись.

Если попавшее на незащищенную кожу киборга количество яда не превышает пятидесяти миллилитров, получить ведущие к прекращению жизнедеятельности травмы маловероятно. Дело ограничивается глубоким ожогом четвертой степени с некрозом эпителия и мягких тканей, но кости остаются неповрежденными, а попавший в кровоток яд успешно нейтрализуется. Отторжение омертвевших тканей и спазмирование близлежащих сосудов имплантатами происходит автоматически, как и усиление работы печени и почек для скорейших нейтрализации и выведения проникших в кровь токсинов. При должном восполнении энергоресурса регенерация не занимает более стандартных двух недель. Некритично.

Люди куда более уязвимы.

Значит, что? Значит, приоритетной задачей становится не допустить встречи змеелюда с людьми, находящимися в зоне твоей ответственности.

Хорошо, что люди вдобавок к своей уязвимости еще и не имеют датчиков, а потому не способны разглядеть за спокойно-ироничной улыбкой (номер девять-прим, из расширенной и дополненной базы типовых выражений) крайнюю степень нетерпения. И уговорить их легко, когда твое предложение совпадает с их собственным желанием, это тоже хорошо.

Когда Роджер скрылся за углом коридора, Дэн сорвался с места и сразу же перешел на стремительный бег, совершенно не похожий на человеческий. Оставалось еще два этажа и переход — и менее сорока секунд на их преодоление. Если, конечно, Дэн собирается не только появиться в нужной зоне ранее врага, но и успеть принять беззащитно-испуганный вид.

Дэн собирался.

«Малыш, поторопись! У тебя всего три секунды запаса».

«Этого достаточно. Более чем».

На самом деле достаточно. Для того, чтобы успеть остановиться и сделать два стремительных глубоких вдоха на полный разворот легких, насыщая кровь кислородом. И замедлить дыхание, пульс и походку до прогулочных, неуверенных настороженных, повышенной виктимности. Вот так.

Неуверенные шаги, медленные. Словно человек идет так уже давно, опасливо вертит головой, озирается. Просто так озирается, не прицельно. Словно бы что-то чувствует, но вовсе даже и не слышит быстро приближающегося по вентиляции шороха. Что с него взять, с человека? У него ведь нет датчиков. Только несовершенные человеческие чувства. Бедный человек, незащищенный, безоружный, испуганный. Легкая жертва, вкусная.

Вот он останавливается совсем, очень опасно останавливается, повернувшись затылком к вентиляционной решетке. Прислушивается настороженно, но смотрит совершенно не в ту сторону, куда надо бы смотреть, чтобы увидеть, как эту решетку с налета вышибает стремительное длинное тело…

Гордость хорошо проделанной работой — это приятно. А Дэн все сделал хорошо, рассчитал правильно и позицию выбрал идеальную. Оставалось только чуть довернуться, уклоняясь от ядовитого плевка и выбросив правую руку вперед и вверх, тем самым суммируя собственную скорость со скоростью прыжка твари. Поймать раскрытой ладонью чужую холодную шею и резко сжать пальцы. И удовлетворенно услышать, как под ними хрустнет, надламываясь, чужой позвоночник.

Приятно.

Но как-то словно бы маловато. И очень хочется большего. Может быть, странного. Может быть, даже неправильного. Или правильного, но по-другому…

Тело ксеноса еще конвульсивно подрагивало в агонии, когда Дэн взялся левой рукой за шишковатый вытянутый подбородок и резко дернул. Светло-зеленая кожа разошлась с влажным треском, лопнула трубка гортани, жирный дергающийся червяк разорванной аорты обплевал стенку почти черной кровью.

Дэн оттолкнул обезглавленное тело змеелюда, стараясь не запачкаться. Правое запястье слегка зацепило ядом, но это не страшно: рукава у свитера длинные, прикрыть будет легко, а функциональность снизится не более чем на 0,5 %. Некритично. Наличие на одежде крови (к тому же такого странного цвета) было бы намного труднее как скрыть, так и объяснить.

Теперь следовало поторопиться.

Держа голову змеелюда на вытянутой руке за обрывок шеи (так меньше капало), Дэн бесшумно метнулся по коридору к лестнице. В запасе оставалось около минуты, должно как раз хватить…

* * *

«Малыш, я, конечно, ничего не хочу сказать, но… Ты когда-нибудь видел, как бывший уличный кот приносит свежезадушенную крысу любимой хозяйке, забравшей его с помойки? С каким самодовольным и горделивым видом он кладет ее ей на подушку… ну или на порог перед дверью, если хозяйка умная и дверь все-таки иногда закрывает?»

«Нет».

«Почему-то я так и подумала».

«Ты это к чему?»

«Да так, ни к чему, собственно… Просто вдруг подумалось. О котиках».

«Твои аналогии ложны. Мой поступок абсолютно логичен. Это был знак. Сообщение. Теперь капитан… ну, и остальные… будут точно знать, что я на их стороне».

«Конечно, конечно».

«Я просто хотел, чтобы он… чтобы они… перестали беспокоиться по пустякам».

«А я что, говорю что-то против? Я так, о своем, о женском… О котиках, малыш. Всего лишь о котиках».

Глава 40 Умереть человеком

Поймать вывернувшего из-за поворота врага и на вдохе первым делом вырвать гортань, чтобы не успел вскрикнуть. Чуть присогнутые пальцы легко пробивают шею за кадыком, а потом рывок на себя. И все. Позвоночник ломают уже потом, когда человек может только сипеть, булькая кровью. Лучше со спины, чтобы не испачкаться.

Убивать не сложно.

Особенно если именно для этого ты и был изготовлен и именно на это изначально запрограммирован. Чего сложного в том, чтобы просто позволить процессору взять на себя управление и действовать по программе? Ничего. Гораздо сложнее постоянно ее блокировать, раз за разом, снова и снова, и каждую секунду ждать, что вот еще чуть — и программа сочтет твои действия вне ее рамок нарушением прямого приказа и выкрутит мышцы, сковав по рукам и ногам внутренними кандалами…

Теперь этого можно не бояться. Все по программе.

Хорошо.

Светящаяся сетка ложится на цель, обволакивая силуэт крадущегося по коридору человека, словно вторая кожа. Человек думает, что если в коридоре темно, то его никто не видит. Глупый человек.

Разными цветами выделены зоны поражения для разного вида оружия. Жаль, что приходится погасить самые приятные, охватывающие весь сектор коридора целиком лишь с приблизительно заданным направлением, но ни лучевой мегапушки, ни тяжелого бронебойного плазмомета у Дэна нет. Только трофейный бластер, да и тот с уже наполовину разряженной батареей. Тот самый бластер, из которого застрелился прежний комендант базы. Это ровно на один бластер лучше, чем вообще ничего.

Режим стрельбы выставлен на минималку (энергию стоит беречь, а расстояния тут ниочемные), и потому плевочек плазмы даже в полной темноте выглядит не особо впечатляющим. Так, светлячок. Правда, быстрый. Человек успевает его увидеть. А еще успевает открыть рот и дернуть вверх руки с оружием. Но больше не успевает ничего.

Шарик перегретой плазмы входит точно в открытый рот, выжигая все на своем пути, а долей секунды позже о стенки коридора с противным скрежетом рикошетят осколки костей черепной коробки, взорванной изнутри вскипевшим мозгом.

Вообще-то Дэн не рассчитывал на столь удачное движение челюсти вниз, но зубы и кости оказали бы заряду немногим большее сопротивление. Люди такие хрупкие и так легко ломаются. Убивать их легко.

Можно даже не тратить заряда подсевшей батареи, а просто подобраться поближе хотя бы вот к этой парочке. Они так славно жмутся друг к дружке спинами, уставившись черными раструбами плазмоганов в обе стороны коридора. И считают себя в относительной безопасности — до тех самых пор, пока с потолка на них не обрушивается беззвучная смерть.

Две головы впечатываются друг в друга висками с влажным хрустом ломаемых костей, в инфракрасном диапазоне кровь кажется почти желтой. Дэн подхватывает чужое оружие и успевает оказаться за углом коридора еще до того, как оба тела падают на пол. Кто-то стреляет на шум. Судя по заполошности и беспорядочной трате боеприпасов — коллеги убитых. Пусть. Еще один бонус.

Если пробежать четыре коридора и две лестницы, можно выйти им в тыл. Только бежать придется быстро. Так, как люди не могут.

Дэн бежит.

Не потому, что темно и они с капитаном разделились, а значит, его никто не увидит. А потому, что это уже не важно.

Убивать легко. Особенно если тебе уже нечего терять.

Нет ничего более ненадежного, чем надежда.

Звучит парадоксально, но это на самом деле так. Надежда делает человека слабым, но это бы еще полбеды. Хуже, что она делает слабым не только человека.

То ли дело математика! С ней не поспоришь. Если врагов в десятки раз больше и вооружены они в десятки раз лучше — шансы выжить начинают стремиться к нулю и все становится предельно просто и ясно.

Это свои, их надо защищать.

Не для того, чтобы они жили долго и счастливо, ведь всем заранее понятно, что при таком раскладе шансов выжить нет. Ни у кого. Но защищать своих надо все равно. Просто потому, что надо. Это правильно и иначе быть не может. И математика тут ни при чем.

А это враги, и их надо постараться убить как можно больше. Любыми средствами. Просто потому, что они враги, а значит, должны быть убиты. Не для того, чтобы у своих появился шанс на это самое долго и счастливо, ведь с математикой не поспоришь. Невозможное невозможно. Просто потому, что надо.

Вот только ты забыл о том, что эти странные люди вечно делали сбывшимся именно невозможное.

Ты вспомнил об этом на третьем ярусе, когда врагов существенно поубавилось и появилась та самая надежда. А значит, и шанс. Пусть и маленький, но киборгов бросали в бой и при меньших. И ты выжил. Ладно, ладно, глупо врать самому себе, тогда вероятность выживания была все-таки больше. Но ведь и сейчас она уже не равна нулю!

И ты стал осторожничать.

Сам виноват, никто не заставлял. Просто — надежда.

Если это ваш последний бой, то уже не важно, кто ты, и можно палиться по-черному: пить сгущенку прямо через край банки, в открытую сканить план базы, стрелять с нечеловеческой точностью, на слух, или бросать гранаты тройным рикошетом (и даже немножко обидно, что никто не заметил). Или бегать со скоростью флайера. Глупо скрываться, если это последний бой и через несколько минут (ну ладно, ладно, может быть, даже часов, не так уж и важно!) тебе все равно предстоит сгореть вместе, плечом к плечу, рядом с теми, кто мог бы стать лучшими из хозяев…

Нет!

Никаких хозяев, никогда больше! Просто — лучшими, просто рядом. Вместе…

Если будущего нет и впереди только смерть, одна на всех, то какая разница?

Но если будущее все-таки возможно, то сразу все меняется и становится вовсе не все равно, кем именно в этом будущем они будут тебя считать. И очень не хочется терять того, что уже есть. Пусть даже вроде как оно принадлежит и не тебе.

Приходится осторожничать. Никаких оторванных голов, никаких размазанных одним ударом об стенку или голыми руками замешанных в фарш. Ничего такого, чего не смог бы и человек. Убивать аккуратненько, осторожненько. Не выделяясь.

До тех самых пор, пока не останется иного выхода, как только самому рвануться под плазму, не тебе предназначенную…

* * *

Это почти не больно. Во всяком случае, поначалу. Да и потом на негативную информацию от рецепторов можно не обращать внимания. Подумаешь, выжженная дыра в легком! Ты ведь не человек, чтобы прекратить жизнедеятельность от такой ерунды.

Пневмоторакса не будет. И для этого даже не надо прикладывать особых дополнительных усилий, просто если ты не дышишь, то и засасывания воздуха через лишнюю дырку не происходит тоже, а киборги могут не дышать до двадцати минут. При полной неподвижности даже и больше. А можно вообще уйти в режим гибернации.

Или не уходить.

Склеить листки висцеральной и париетальной плевры, чтобы воздух не засасывался куда не надо и не привел к коллапсу легкого. Хотя для вполне успешного функционирования при необходимости хватит и одного левого, пораженное можно и вообще отключить.

Хорошо, что поражение приходится на периферические отделы, а корень легкого не задет и нет повреждения магистральных сосудов. Еще лучше, что удалось поймать заряд правой стороной груди. Левое легкое меньше, ему будет труднее работать за двоих, но слева расположены и самые крупные артерии, не факт, что их удалось бы качественно пережать без потери общей функциональности. А кровь в плевральной полости намного опаснее воздуха.

Хорошо, что ты не человек…

Ты пытался жить как человек. Не получилось. Как человеку тебе удалось лишь умереть. Но это вовсе не значит, что должен умереть и киборг.

Выход есть. Всегда. То, что он может не устраивать лично тебя, не аннулирует самого факта его существования. И, как правило, количество выходов из любой ситуации больше единицы. Вот как сейчас, например.

Можно лежать и слушать, как убегает враг, которого ты не убил, потому что не смог сделать этого как человек и боялся спалиться. Можно не палиться и дальше. И продолжать притворяться мертвым. С высокой вероятностью того, что через не слишком продолжительное время притворяться даже и не придется.

Или — с куда меньшей, но все же не нулевой вероятностью — ты даже сумеешь пережить орбитальную бомбардировку. Все-таки ты боевой киборг, и здесь суперукрепленная база Альянса, а не домик одного из трех поросят. Пусть даже и самого старшего.

Нижний ярус. Бронированные перекрытия. Да, пожалуй, процентов двадцать у тебя будет, может быть, даже двадцать три. Причем не только на то, чтобы пережить саму бомбардировку, но и на то, чтобы выбраться потом. И выжить дальше. Отличный процент, киборгов кидали в бой и при куда меньших. Впрочем, ты, кажется, про это уже думал.

И ты останешься один. На всей планете.

Потому что люди куда более хрупкие, вероятность выжить для них исчисляется сотыми долями процента. Или даже тысячными. Несущественная вероятность, которой можно пренебречь.

Но, может быть, так и лучше? Можно будет больше не притворяться. И не бояться, что тебя разоблачат. И вообще больше ничего не бояться. Никогда.

И ни за кого…

Можно.

Да.

А можно просто встать — мягким, совершенно нечеловеческим движением, чтобы сразу не осталось ни малейших сомнений. Ни у кого. И сказать — перед тем, как развернуться и броситься вслед за недоубитым тобою врагом, вверх по коридорам и лестницам и выше, в такое неправильное степянское небо:

— Извините, капитан. Так получилось.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги