Рыночная цена счастья

Он ей стал нужен. И ей уже хотелось не только заниматься с ним сексом, но, порой, хотелось и просто обнять его, прижать его к себе и молча слушать стук его сердца, слушать и слушать, но не ушами, а всем своим женским телом, своей женской сущностью; или лежать рядом с ним, обнаженным, тоже обнаженной, положив голову ему на грудь и лежать так долго-долго, не шевелясь, не го-воря ничего, вдыхая в себя запах его чистого, здорового и такого родного для нее мужс-кого тела, постепенно ощущая, как где-то в глубинах ее собственного тела начинает про-сыпаться сексуальное желание, заполняя и завоевывая все клеточки и жилочки ее тела; и она замирала в с частливом предвкушении предстоящего сексуального праздника и секс-уального наслаждения.

Но она прекрасно понимала, что подобных минут в ее жизни больше не будет. И не будет долго. А, может, и совсем не будет. Потому что найти адекватную замену Олегу будет, пожалуй, невозможно. Если с азербайджанцем ее связывал только лишь физичес-кий секс, то здесь появилась даже какая-то симпатия, какая-то душевная тяга к Олегу, если не сказать – предрасположенность. Короче – она стала думать об

Олеге, он стал сниться ей, а во время секса с мужем она, закрыв глаза, с удовольствием представляла на его месте Олега и ей это удавалось, и она тогда легко могла получить оргазм. Единственно чего она боялась в э тот момент – нечаянно проговориться во время сладких судорог ор-газма, когда она не контролировала себя и начинала громко кричать в экстазе, не понимая и не сознавая, что кричит. Потому что кричала в данный момент не она сама, а вопило и стонало ее вскипевшая от наслаждения кровь и извивающееся в оргазме женская плоть. Но пока, слава богу, все обходилось нормально. И ей раскрытое до предела горло во время криков никаких имен не выдавало. Пока, во всяком случае, не выдавало.

В Москве, на Казанском вокзале, они расстались. Естественно, что при этом они договорились о встрече на другой же день, обменялись домашними телефонами, обня-лись, расцеловались и…и разбежались в разные стороны, прекрасно понимая, что жизнь их развела и развела, пожалуй, навсегда. Вавлентина Михайловна была неестественно оживлена, даже весела, но глаза ее выглядели печально. И при прощльном объятии, она чуточку прижалась к нему всем своим телом, затем отстранилась и подставила щеку для поцелуя, сказав шутливо:

– В губы нельзя…Нельхя…Плохая примета.

А потом, отстранившись немного от Олега, глянула ему в глаза, усмехнулась и де-ланно шутливо, с тщательно скрываемой болью, проговорила:

– А почему нельзя в губы? Ведь мы вряд ли когла еще встретимся!

– и обратилась к мужу, – Сергей, отвернись.

Она прижалась к губам Олега и коротко, но жадно поцеловала. И тихо, тихо, одними лишь губами, прошептала:

– Прощай, Олежка, я буду вспоминать тебя…

Олег ей ничего не ответил. И поцеловал тоже коротко. Ведь рядом был Сергей. Да и все было уже кончено для него с Валентиной

Михайловной. Отрезанный она ломоть. Чу-жая женщина. Совсем чужая.

Поэтому сантименты здесь абсолютно были не нужны. Если бы они прощались одни, тогда – другое дело. Тогда бы можно было на прощание хоть что-то человеческое сказать. Да и вести себя можно было совершенно иначе. А сейчас? Чего миндальничать, резину из пустоты тянуть? Обойдется. А завтра – уже и забудется. Во вся-ком случае у него. Да и у нее навряд ли что надолго останется. Ей нового уже любовника себе надо будет искать. А это – не такая уж и легкая задача. Как и для него тоже – найти себе другую женщину для секса.

Привык он все-таки к Валентине. Очень привык. Хоро-шей она была любовнице. Не слишком привередливой. И не слишком требовательной.

Да-же жалко расставаться. Удобная была любовная связь. Очень удобная.

После расставания Сергей с Валентиной поехали домой, в свою

Балашиху, где они не были после Костромы чуть ли не полтора года. А

Олег, учитывая то обстоятельство, что время было еще дообеденное, а из вещей у него у него в руках находился лишь чемо-данчик-дипломат, и спешить ему было абсолютнейшее некуда, решил заехать в офис

"Промметалл". Сам офис был опечатан. Делами фирмы уже во всю занималась прокура-тура России.. Но один из кабинетов оказался открытым. Там, под охраной милиционера, сидела инспектор отдела кадров фирмы. Перед ней стояло человек десять-пятнадцать мужчин среднего возраста. Это были работники фирмы, приехавшие из командировок. Инспектор ОК оформляла им расчеты по трудовым книжкам в связи с ликвидацией про-изводства. В кабинете было тихо, но обстановка – сверхнакаленная. Казалось – сплюнь сейчас и все вокруг зашипит.. Люди стояли злые, насупленные и растерянные. Оказы-вается

– далеко не все руководители объктов на местах поступили так, как сделал Олег. То есть, рассчитали своих рабочих на месте, пользуясь тем, что имели у себя на руках гербовую печать фирмы и трудовые книжки своих работников, как ИТР-овцев, так и рабочих. Большинство же руководителей просто-напросто бросили своих работни-ков на произвол судьбы и разбежались по домам, прихватив с собой все, что можно было забрать с объектов. А их бывшие работники, познавшие предлести Российского перво-бытного капитализма, добирались уже до

Москвы самостоятельно, своим ходом, кто как смог. Чаще всего – с помощью переводов, присланных из дома. И вот теперь они здесь, в офисе фирмы.Только толку от этого мало. Фирмы – нет; хозяев – нет; денег – тоже нет. Хорошо хоть трудовые оформляяют на расчет. Все проще будет новую работу искать

Олег посмотрел, посмотрел на все это безобразие, происходящее теперь на развали-нах процветающей совсем еще недавно фирмы

"Промметалл" и понял, что поступил тогла в Карталах правильно. Черт с ними, с его личными деньгами, зато никого из его бывших работников в этой гневно молчащей толпе брошенных не было. Правда, он прекрасно по-нимал, что ему было гораздо проще, чем другим руководителям. Ведь он был единствен-ным среди них, который не имел семьи. И только поэтому у него сохранилась зарплата, перечисляемая на его личный счет. Как говорится – нет худа без добра. А у всех осталь-ных руководителей объектов зарплата со счетов уходила в семьи гораздо раньше, чем ее туда успевали перечислть. Поэтому судить их не стоило. Право – не стоило. И еще вопрос, как бы сам он поступил, если бы у него была семья и все заработанное им уходило бы ту-да?!

Очень и очень большой вопрос. Кто-то из умных людей сказал по этому поводу, что с появлением семьи мы становимся уязвимыми. Поэтому легко быть благородным, когда ты один и тебе нечего терять. А когда у тебя за спиной плачут дети, когда у тебя нет сво-его жилья и ты можешь откладывать со своей мизерной зарплаты лишь одни копейки на будущий кооператив, тогда – как?! А кто его знает – как?! Вот потому-то, наверное, и го-ворит Библия – не суди и не будешь судим.

Поэтому Олег постоял, постоял в полуопеч-атанном офисе их былой фирмы, посмотрел на то, что здесь творится и понял, что делать ему здесь абсолютно нечего. Фирма "Промметалл" – пройденный этап его жизни. Надо от-резать его до конца и постараться забыть навсегда.

Он махнул рукой и поехал к себе домой, в свои Подлипки, где не был почти пол-тора года. Он знал, что дома у него ничего из съестного нет, поэтому попросил таксиста остановиться около большого

"Подлипковского" супермаркета, где когла-то, почти что в другой своей жизни, работал грузчиком и имел любовницу, одного из директоров этого "Супермаркета", директора по ка-кому-то… чему-то

И черт его знает, по чему она была директором в этом "Супермаркете"!

Может, она и сейчас – там раблтает.. Кто – знает?! Только звать-то ее уже не помню как? А-а, какая теперь разница! Не-ет.! Вспомнил, вспомнил – кажется, ее звали Татьяна Алексеевна. Вроде – так. И надо же – по имени от-честву помнишь. И это кого – свою любовницу?!. Ну ты – даешь, парень! Ведь теперь -то – какая разница, кто она и как ее зовут! И вообще – помнить всех баб, с кем трахался? Еще чего не хватал! Идиотизм высшей марки! Обойдуться и бе з его – памяти!. Так ска-зать – дело давно прошедшее и практически забытое. Однако, постой, Олег,. ведь ты с ней не просто трахался. Ты – с ней долго трахался. А это уже не такое простое дело, как тебе хочется его себе представить. И не такое уж забытое, раз ты о нем вспомнил. Даже имя ее и отчество осталось в памяти! Эх, Олег, Олег, кого ты обманываешь?!.Себя?!

Олег чертыхнулся про себя и махнул рукой. Пропади оно все пропадом! Нашел, ко-го и когда вспоминать! До того ли тебе сейчас?!

Он обернулся к таксисту:

– Слушай, шеф, я давно дома не был. У меня холодильник отключен.

Помоги наб-рать продуктов и привести домой. Я заплачу, сколько скажешь. Договорились? Короче – плачу тысячу к тому, что будет на счетчике. Заметано?

– Заметано! – рассмеялся таксист и вышел вслед за ним.

Они зашли в супермаркет, взяли две тележки и наложили их сполна.

Благо, что в нынешних гастрономах, почему-то называемых сейчас супермаркетами, было практичес-ки все, что производится и вырастает во всех странах мира. Бери – не хочу. Если деньги есть. А у Олега оденьги были.И они набирали.. Точнее – набирал Олег, а таксист ему толь-ко помогал. Естественно, что здесь оказалась большая бутылка водки, аж литровая "Чер-ноголовская", упаковка банок пива

"Балтика-3", полутолитровая бутылка любимой Оле-гом минеральной

"Кармадон". Ну, а дальше пошла ужа еда. Ничего особенного и сверхъ-естественного. Самое нужное и самое необходимое на первые пару дней обживания своей долго пустовавшей квартиры.. Пара каталок сырокопченой "Московской", каталка финс-кого "сервилата"; приличный шмат копченого украинского сала с прослойками; каталка вареной

"докторской" колбасы; приличный кусок эстонской ветчины; пару упаковок бивштексов и рамштексов; упаковку чешских "щпикачек", пару килограммов нарезанно-го кусочками мяса для гуляша; упаковку мороженных куриных ножек Буща; хороший кусочек копченой осетрины; несколько упаковок замороженного картофеля-фри, упаков-ка замороженного украинского борща, несколько упаковок замороженных овощей и грибов-шампиньонов, пару упаковок итальянских пицц, три десятка яиц, бутылку ост-рого испанского кетчупа, банку горчицы, сетку помытого немецкого картофеля, неболь-шой качан капусты, морковь, и т.д и т.п. Естественно, что сюда добавилась тройка длинных московских батонов, кругляк бородинского черного хлеба, несколько пачек сахара, большая металлическая банка цейлонского, по старой памяти, чая; такая же ме-таллическая банка растворимого бразильского кофе. А потом Олег подумал, подумал, вер-нулся назад, в гастрономический отде,л и взял еще бутылку фирменного вина, кипрского "Рислинга". Взял так, на всякий непредвиденный случай.

Мало ли что в жизни бывает, а вдруг понадобится?

Все это купленное, обошлось Олегу почти в три тысячи тысячи рублей, уло-жилось в десять больших полиэтиленовых пакетов и с трудом затем разместилось на заднем сидении такси.

Таксист помог Олегу дотащить продукты до квартиры. Олег расплатился с ним и огляделся. Да, это была его квартира. Хрущевская двушка, полученная когда-то двумя молодыми специалистами, зелененькми еще супругами, приехавшими по распределению на базовый завод Королевской фирмы, работавший тогда на космос и оборонку. Мало что с того времени здесь изменилось. Только пообветшало. Да поблекло. Ведь ремонта здесь не было с самого их въезда. Сначала – не нужно было. А потом стало не до того. А что ремонт необходим – бросается в глаза сразу же. Особенно свежему взгляду. Пол-тора с лишним года Олег здесь не был, а вот сейчас зашел и даже головой покачал. Мн-да-а-а. Все старее старого. Хотя пыли нет. Видно, соседка наведывается и поддерживает по-рядок. Надо будет ее отблагодарить. Деньгами она вряд ли возьмет. Придется подарок? Но какой? Не хотелось какой-нибудь.. Да и зачем ей подарок? Ей деньги нужнее. Надо будет в конверт положить тысяч пять, пока еще деньги есть, и в виде како-го-нибудь праздника представить. Например, по случаю завершения моей командировочной жизни. Можно бы и побольше, конечно. Пока деньги для Олега – не проблема. Но… но вряд ли она возьмет больше. Не той закваски человек. Бывшая учительница, причем

– советская учительница. Просто напросто – испугается или оскорбиться, обидется. А вот бутылку вина приподнести, хорошего вина, импортного, фирменного, в красивой бутылке – это, пожалуй, и подойдет. Это она примет. А к бутылке – конверт с деньгами. В качестве до-полнительного приподношения. А если уж бутылку возьмет, то неудобно будет как-то от конверта отказываться. Неловко получается. Капризничаем. Одно нам подходит, а вот другое – нет! Так что – вполне пригодится здесь этот, купленный напоследок, кипрс-кий

"Портвейн". Как чувствовал – когда покупал.

Так он и сделал. И сделал прямо сразу же, не разбирая еще своих пакетов. Знал, что вечером ему, наверняка, будет не до того. Затем он включил свой холодильник и полн-остью загрузил его купленными продуктами. И уж только потом пошел в ванную. В ванн-ной он просидел долго. Часа полтора. Он не любил ходить в баню, не любил душ. Он лю-бил полежать в ванной, полностью залитой горячей водой. Рядом он обычно ставил при-емник, ловил маяк, погружался в воду до подборотка, откидывал голову назад, закрывал глаза и начинал балдеть. И мыться начинал только потом, полежав с полчасика. в горячей воде. И, помывшись, снова погружался в горячую воду до тех пор, пока не начинало сту-чать в висках от перегревшейся в горячей воде крови. То же самое он сделал и сейчас. Вы-шел он из ванной весь распаренный, разогретый, краснее красного, и довольный до чертиков в голове. Он прошлепал голый н а кухню, открыл банку с пивом, вылил пива в большую кружку (он не любил пить из банки – не получалось ощущения удовольствия от процесса пития) и жадными, крупными глотками выпил ее всю. После чего прошел в спальню, разобрал постель и завалился спать. Надо все-таки прийти в себя после та-кой длительной разлуки с домом..

Спал он часа три, не меньше. Встал бодрым и совершенно отдохнувшим. Настрое-ние – великолепное. Он оделся в свой старый спортивный костюм, в котором обычно хо-дил дома, и прошел на кухню.

Открыл банку пива, налил себе стакан и с наслаждением выпил. Ну, что ж теперь можно было и заняться домашними делами. Но для начала надо, конечно же, поесть. Нет никакогосмысла что-то делать на голодный желудок. А он у него пустой аж с самого утра, когда они втроем позавтракали еще в поезде. Поэтому Олег осо- особенно мудрить не стал. Он поставил на плиту большую сковородку, налил раститель-ного масла, подогрел ее и высыпал туда пол пакета картофела-фри. Затем рскрыл пачку шпикачек, помыл их и поставил в микровалновку. Пожалуй

– хватит. Жаль, конечно, что не купил ничего себе из помидоров и огурцов, но ничего, обойдемся сегодняи без салатоа. Жаренную картошку он любил и готов был есть ее каждый день. Причем, есть и без всего, и с какими-нибудь добавками. Будь это мясо, рыба или еще что. На сегодня вместо мяса сойдет и жаркое из шпикачек с грчицей, ну, а рыбки он купил. Кажется, копченой осетри-ны. Точно, так оно и есть А если добавить еще сюда и стопку горячительной, то ужин у него получается превосходнейший. Лучше и не надо. Не стоит даже сюда добавлять сухой колбаски, ветчины или сала. Они будут совершенно лишними.

Минут через пятнадцать стол у него был уже накрыт. Стол венчала сковородка с дымящейся жареной картошкой. Он любил есть картошку прямо из сковородки. Своеоб-разное получается ощущение вкуса, гораздо более сильное и впечатляющее, чем из тарел-ки. Ну, а рядом, тоже дымящиеся шпикачки в тарелке и тарелка нарезанной осетрины. И пару кусочков бородинского черного хлеба. Вообще-то Олег предпочитал батоны. И с батонами он ел все, чем питался. И первое, и второе, и треть, если только оно было это третье. На третье почему-то у Олега ни фантазии, ни духа никогда не хватало. Поэтому чаще всего обходился без третьего. А белый хлеб – студенческая привычка.

Хорошая или плохая – трудно сказать. Но студенты в общаге покупали только батоны Чаще всего обыч-ные Московские за 14коп. И если они были свежие, мягкие, да еще и теплые, то удержать-ся и не съесть батон, причем, съесть не из-за того, что хочется есть, а просто потому, что они были невероятно вкусные и становилось невтерпежь от их дурманящего голову хлеб-ного запаха И черного хлеба в общаге найти было практически невозможно. Но картошку жаренную Олег предпочитал все-таки есть с черным хлебом. Белый к картошке сейчас по-чему-то не шел Не тот вкус получалсятогда у картошки. Совершенно не тот.

Так что с бородинским черным получился у Олега вполне приличный стол для ужи-на…Нормальный стол для одного. Не хватает, правда, главного для общего завершения этого импровизированного натюрморта – бутылки водки. Олег достал недостающую бу-тылку из холодильника, взял из подвесного кухонного шкафчика свою обычную стопку, потом подумал-подумал и поставил стопку на место. Вместо нее взял стандартный гра-неный стакан. Сегодня день его приезда домой.

Поэтому стопочками здесь сегодня не обойтись – надо бы чего-нибудь побольше. Ведь он дома и идти ему некуда.

Олег налил полный стакан водки, до самой отметки в верхней его части, взял стакан в руку, поднес его ко тру и не спеша, спокойно выпил. В далекой своей молодости, когда он только начинал вступать во взрослую жизнь и, естественно, начинал пробовать спирт-ное, водку он пил очень тяжело. Его организм не принимал водку, бунтовал и не желал впускать в себя эту отраву.. Приходилось сильнейше напрягаться и буквально впихивать насильно в собственный желудок каждый глоток водки, с трудом подавляя рвотный им-пульс.. Но теперь он пил водку спокойно, как воду, не ощущая никакого дискомфорта.. То ли водка стала другая, более приемлимая для него, то ли он сам за эти годы основательно изменился. Во всяком случае, выить стакан водки для него теперь никакого труда не представляло. Не то, что раньше.

Правда, стаканами он теперь пьет редко. Очень редко. Нет причины оглаушивать себя. Но сегодня – можно. Сегодня разрешается.

Выпив волдку, Олег запил ее минералкой. Прямо из бутылки. Пивом он водку не за-пивал. Не любил. Слишком уж в голову било. Дурным он становился после такого ерша.. Очумелым каким-то, а не просто пьяным или выпимшим. А после водки, запитой мине-ралкой, в организме просыпался зверский аппетит. Хотелось есть. И он с удовольствием приступил к ужину. И через каких-нибудь полчаса стол опустел. Олег смолотил все, что приготовил. Он выпил еще напоследок минералки, затем откинулся на спинку стула и за-курил. Настроение у него было великолепное. Пить больше не хотелось. Можно было те-перь и делами заняться.

Но делами было заниматься лень. Да и какие у него могли быть сейчас дела в доме, в котором он не был черт те знает сколько времени? Что, приготовит себе на завтра еду? Что-нибудь из первого?

Свой любимый украинский борщ? Да ну его в болото! Обой-дется! Он ведь не из неженок, парень тертый. Жратвы – полный холодильник. Не буду ни-чего сегодня готовит. Сойдет и так. Не буду. Не буду – и баста!..

Однако помыть посуду после ужина придется. Не любил Олег грязнойц посуды у се-бя на столе или в мойки. Не любил – и все тут!

Дискомфорт какой-то на душе появлялся.. Даже кино по телевизору не мог смотреть. Словно мешало что-то постоянно. Беспокой-ство какое-то. Как гвозд ь в ботинке. Поэтому он всегда после еды сразу же мыл посуду. Всегда. Помыл и сегодня. И только потом со спокойной душой и умиротворенной со-вестью пошел в большую комнату, где стоял телевизор.

Несколько дней Олег не выходил из своей квартиры. Пил, ел, спал, смотрел теле-визор, снова пил, снова ел, снова спал и снова смотрел телефизор. Смотрел то общерос-сийские программы, то фильмы по видаку из своей видеотеки. Худо-бедно, но у него на-бралось свыше сотни видеокассет. В основном, триллеры, ужастики, мелодрамы, эротика и порнуха. Смотрел по настроению. То одно, то другое, то третье.

Иногда – порнуху. И при этом обязательно мастурбировал. Сбрасывал, так сказать, давление, снимал сексуаль-ное напряжение. Мобильник он свой выключил. И жил затворником. Только пару раз за это время выходил из дома. И то – в магазин, за продуктами. Да и за водкой с пивом тоже. И еще – за минералкой. Гудел потихонечку. Именно – потихонечку, не напраполую, не в загул. А так – для души. Потому что на душе было смутно. И ничего не хотелось предпри-нимать для изменения своего положения.

Но, надо отдать должное, он – не опускался. Умываться, бриться и готовить себе еду – не забывал. Порядок дома тоже поддерживал. В общем – вел себя прилично. И нас-чет регулярности поесть не забывал никогда. И не просто так поесть – абы чего, лишь бы червячка заморить, да чтобы в животе не урчало. Какую-нибудь задрипанную яишницу с колбасой, как делают в подобных ситуациях большинство мужиков.. Не-ет, поесть серь-езно и вкусно, и, конечно же – разнообразно. Поэтому у него в холодильнике стояла боль-шая кастрюля с украинским красным борщом, сваренным на тушенке по его собствен-ному рецепту; кастрюлька тушеной картошка с мясом; кастрюлька жареных бивштексов; кастрюлька вареной картошки кусочками; кастрюлькак вареный вареников с творогом. А в нижней части холодильника лежали свежие помидоры, свежие огурцы и свежий бол-гарский перец красного и желтого цвета. Так что, поесть ему было что. Даже готовить не надо было – только разогреть.

На третий день своего добровольного заточения Олегу попался под руки его мо-бильник. Он повертел его в руках, повертел, затем включил. На экране мобильника высве-тилась надпись: "Этот абонент звонил вам два раза. Последний звонок…" Стояло время и – число.

Число было вчерашнее. Олег в недоумении хмыкнул. Кто это мог ему звонить? Вроде бы некому. Никаких связей с внешним миром у него сейчас вроде бы нет. Олег на-жал на панели кнопку выбора. На экране высветился номер абонента. Это был номер теле-фона его друга-банкира. Надо же! – удивился Олег. С чего это он ему позвонил?

Олег набрал номер телефона банкира. Раздался знакомый голос:

– Это ты, Олег? Привет! Ты где сейчас? Звоню, звоню, а у тебя даже мобильник отключен.

– Дома я, – Ответил Олег, – У себя в Подлипках.

– Гудишь?!- рассмеялся банкир.

– Есть немножко, – признался Олег.

– Так вот, – сказал посерьезнейшим враз голосом банкир, -

Заканчивай свой загул. Приводи себя в порядок и приезжай ко мне.

Завтра в 14-00 я тебя жду у себя на работе. Пропуск на тебя будет заказан Договорились?

– Хорошо, договорились, – проговорил Олег, не особенно, впрочем, вникая в суть раз-говора. Ему было все равно. Ехать – так ехать. В банка – так в банк. Какая – разница! Ладно, съездим, чего уж там! Не рассыпимся! Надо только будет ванную вечером при-нять. Да посмотреть, что у него в шкафу из одежды. Костюм ведь понадобиться.

Рубашка там, то ли чисто белая, то ли в полоску. Галстук посмотреть.

Туфли поприличней. Не пой-дет же он в банк в деловом костюме и в красовках?

Так Олег стал работником банка в ранге заместителя начальника отдела по связям с общественностью. Через полгода начальник отдела ушел на повышение, а Олега постави-ли на его место. Работа была не пыльная, из той категории, что называется – не бей лежа-чего. Никто из руководителей банка не мог точно определить функции этого отдела.

Зна-ли только одно, что банку нужен подобный отдел, ведь в большинстве банков Москвы они уже есть. Значит, и у них должен быть

А вот что он должен делать, этот новоиспеченный отдел – представления никто не имел. Не имел – и не надо. Но если уж в названии этого отдела стоит слово "общественность", значит, вы, господин Жуков, должны работать с те-ми людьми, которые приходят в банк, не слишком, правда, представляя, для чего кон-кретно они сюда пришли. Точнее – они знали, для чего. За деньгами. Им понадобились деньги. А банк, как раз и есть та структура общества, та организация в государстве, та фирма в бизнесе, в которой есть деньги, то есть, банк – это место, где хранятся деньги..Но, каким же образом стоит исхитриться, чтобы взять в этом банке необходимые тебе деньги, и чтобы при этом не попасть в просак, не разориться, не угодить в долговую яму, чаще всего никто из них не знал. То ли кредит, то ли ипотека, то ли еще чего – кто его разбе-рет!. А деньги – нужны!

Очень нужны! И кроме банков для выдачи подобных сумм част-ному лицу ничего больше не существует И как же теперь поступить?! А – черт его знает, как?! Воистину, как в известной поговорке – и хочется, и колется, и мамка не велит.

И вот таких сомнивающихся и колебдющихся направляли к Олегу для некого с ни-ми просветительского собеседования. И Одег с ними беседовал. А в процессе бесдования пытался их убедить в целесообразности и необходимости получения кредитов. Причем, кредиты им выгоднее всего получать именно в их банке, а не в каком другом.

В распоряжении Олега были две девицы, сидящие на компьютерах. Они регистри-ровали каждого из приходящих (а их было, как ни странно, довольно много!), заносили их в соответствующую картотеку, классифицировали по месту жительству, по социаль-ному положению, по имеющимся доходам, по заригестрированной на них недвижимости и еще по десятку других, не слишком понятных для обычного человека характеритик. А потом, через несколько месяцев, чаще всего через три-четыре, производили социально анализ приходящих в банк посетителей. Короче – работали. И работа – шла. Все были при деле.

Все заняты. Все загружены. И даже потихонечку ворчали на то, что этой самой ра-боты слишком много для них двоих и что не мешало бы уже и взять им на помощь кого-нибудь. Или хотя бы прибавить им, уже уществующим здесь, к зарплате за перегруз неко-торую, ощутимую реально сумму. А еще бы лучше – сделать и то, и другое вместе взятое. Да побыстрее бы!. Чего уж там резину тянуть!..

Работа была вроде бы живая, с конкретными людьми, с их проблемами. Порой очень даже трудно понимаемыми и также трудно разрешаемыми. Но Олегу она не нрави-лась. Ни морального, ни душевного удовлетворения она ему не приносила. У него сразу же появилось какое-то внутреннее неприятие всего того, что происходило и совершалось в банке. Хотя зарплата у него теперь была несоозмеримо выше, чем он имел до того у братьев-близнецов. Но еще с детско-юношеских своих времен, когда он читал "Гобсек" Бальзака и

"Униженные и оскорбленные" Достоевского, для него банки являлись всего лишь ростовщическими компаниями, наживающимися на бедах и несчастьях своих со-граждан и создающих свои капиталы только лишь за счет грабительских процентов от просроченных долгов. Схема простая до гениальности. Берет клиент в банке в займы не-которую сумму, в кредит там или в долг, а вернуть к установленному сроку должен уже гораздо большую сумму, чем брал. Причем, намного большую. И с каждым просрочен-ным днем или даже часом возврата, эта сумма растет в геометрической прогрессии. И вот на это самое, на "намного большее", банки живут, процветают и жируют. И от подобного психолгического своего ощущения, что он тоже теперь учавствует в грабеже своих сог-раждан, угнетало и убивалао его, не давая возможности наслаждаться прелестями жизни свободного сорокалетнего мужчины, имеющего неплохой по нынешним временам доста-ток и пользующийся активным вниманием женщин.

Да-а, женщины банка проявляли к нему нескрываемо повышенный интерес.. Еще бы, такой уникальный экземпляр – холостой, интересный, перспективный, пользующийся доверием начальства и довольно богатый мужчина! Как такого упустить?! Невозможно! И они не упускали. Шли вперед в открытую. Без всякого стеснения. Соблазняли Олега во всю!.

Его и осаждали, и штурмовали, и атаковали, и провоцировали, и просто завлекали. Он же реагировал слабо. Хотя иногда все же поддавался беспардонным натискам женщин, уступал их настойчивым домаганиям.

Были походы в рестораны, в театр, в консервато-рию, в концертный зал филармонии. Один раз даже сходили на Петросяна. Здесь Олег вы-сидел только половину представления, затем решительно поднялся и ушел, несмотря на сильнейшее возражения своей спутницы. Но выдержать эту дебильную "лабуду" до самого конца Олег не смог. Несмотря на все свое старание. Долго видеть и слышать эту сально-пошлую мерзость было выше его сил. А смотреть, как радуется этим плоским шут-кам его спутница, было вообще невыносимо. Интеллигентная на вид женщина, строгая и выдержанная, образованная и очень начитанная, одетая элегантно и даже аристокра-тично, непереносящая в своем присутствии никаких вольностей, оказывается могла вза-хлеб слушать полуматерные и совсем матерные анекдоты Винокура, от души смеялась над вульгарными высказываниями самого Петросяна и его жены Степаненко.

От подоб-ного несоответствия внешнего вида этой женщины с ее внутренней сущностью ему ста-новилось по настоящему дурно.И сразу почему-то вспоминался образ госпожи Арсан, ав-тора "Эммануэль", ее фотография на титульном листе и подробнейшия описания ее соб-ственных ощущений от бесчисленных половых актов с бесчисленными же партнерами, размещенные на сотнях страницах книги. Вспоминался американский фильм "Голубая китаянка", где респектабельно неподступная на работе героиня по вечерам занималась проституцией. И почему-то вспоминалась его Юлия, какой она была с ним наедине, в су-пружеской постели, на кухне, в их большой комнате в минуты отдыха, и какой она была тогда с этим грузином на их сексуальном

"шабаше".

И невольно возникал вопрос, на который у него не было ответа. Где же тогда эти женщины настоящие, истинные, а где притворяются, надевают на себя придуманные ими же самими маски? А, может, ничего непридуманного здесь и нет. И эти женщины в зави-симости от обстоятельств и собственных желаний ведут себя соответствующим образом – то так, то этак. Или все же человек, будь он мужчиной или женщиной, всегда был и оста-ется своеобразным полем битвы между темными и светлыми силами на земле, между до-бром и злом, верностью и предательством, допропорядочностью и распущенностью, доб-ротой и жестокостью… и в разные моменты жизни в нас преобладает то одно, то другое, а то и еще какое-нибудь третье, не слишком понятное и самим себе. Кто – знает! Кто знает!

Но Олегу до чертиков надоели связи с женщинами, основанные лишь на сексе. Секс ради секса, ради удовлетворения физиологических потребностей собственного организма его перестали устраивать Ему хотелось иметь дело с такой женщиной, с которой можно было бы заниматься не только сексом, но можно было бы еще и жить. Он тосковал по та-кой женщине. Но такие женщины ему не попадались. И он все чаще стал уклоняться от интимных встреч со штурмующими его женщинами банка и начал просто-напросто избе-гать их, перейдя на обыкновеннейшую мастурбацию под просмотр

"порнухи".

И лютая тоска постепенно завладевала им. Такая тоска, что даже водкой ее невоз-можно было заглушить Жизнь для него начала терять свой изначальный смысл. Жизнь, как одна из возможностей для собственного самоутверждения в этом мире, перестала его интересовать. А жизнь, как один из способов существования белковых тел. его совершен-но не интересовала. Жить ради самой возможности жить, он не хотел. Жизнь для него была и оставлась любимым делом и любимой женщиной. Этого фундамента для твердого и уверенного стояния на земле у него теперь не стало. И жить ему перестало хотеться. И он все чаще и чаще начал задумываться о прекращении этого безобразия под названием жизнь Олега Юрьевича Жукова на этой земле.. Жить ради того, чтобы есть, спать, ходить в туалет, иногда трахаться с женщиной, чтобы снять сексуальное напряжение в организме, ему не хотелось, да и не слишком-то у него получалось. Было скучно и уныло.

И больше становилось похоже на существование, унылое, убогое и беспросветное, чем на настоя-щую жизнь.И он всерьез начал задумываться о самоубийстве. Вес ь вопрос заключался лишь в том, как уйти из жизни? Ни вешаться, ни травиться ему не хотелось. Было против-но и стыдно. Лучше всего, конечно же, застрелиться. И проще.

И надежней. И, как-то, ци-вилизованней, что ли? Но для этого нужен пистолет. А где его взть? Олег не знал. И тогда он решил обратиться к руководителб их охранной службы, по слухам – еще и киллеру, бывшему "особисту" Алексею Павловичу, в общении – просто "Палычу". И когда Олег решил с ним поговорить, то тут же появилась прекрасная мысль – поросить эту акцию провести самоого "Палыча" за деньги.

Денег у Олега полно, девать их ему абсолютней-шее некуда, а после его смерти они пропадут. У него ведь из родственников никого не осталось. А "Палыч" – профессионал, а у провессионала, конечно же,проблем с таким пу-стячком не будет. Задумано – сделано. И Олег подошел к "Палычу" со свокй необычной просьбой. После некоторого сопротивления "Палыч" все же согласился убрать его из жизни.

Согласился. за двадцать пять тысяч долларов. Всего-навсего..