Рысюхин, ты что, пил?

Глава 3

Утром встали вместе с семьёй местного старосты, на рассвете. Завтракать не стали, я пошёл запрягать коня, а папа остался в доме отыгрывать пьесу «Как рассчитаться за ночлег, не уронив себя и не обидев хозяина». Один настаивает на оплате, другие отказываются принять «хоть копейку» упирая на «законы гостеприимства» и так далее, и тому подобное. При том, что обе стороны заранее примерно знают, каким будет расчёт. Я не спеша запряг Воронка, заново упаковал то, что разворошил батя, когда доставал оплату, погрузил всё, что снимали вечером и вернулся в дом доложить о готовности как раз к концу представления. Деньгами, разумеется, рассчитываться за услугу между равными (староста оказался таким же не титулованным шляхтичем, что было ожидаемо) недопустимо, но цену знали все.

В итоге сошлись на «дружеском угощении» в виде полуштофа «Клюковки» хозяйке и трёх бутылок нашего тёмного пива хозяину. С учётом того, что такая бутылка настойки в розницу шла по цене от двух с половиной до трёх рублей, пиво по шестьдесят копеек, а ночлег в комнате на двоих в сельской гостинице обошёлся бы рубля в два вместе с конюшней — то вроде как и переплатили. Но поскольку надо было «высказать уважение», да и бутылка с нашей гербовой этикеткой наверняка попадут на праздничный стол и на глаза гостям, сделав нам рекламу — то и нормально вышло. Окажись староста простолюдином — он с женой ушёл бы ночевать в другом месте, а батя заплатил бы ему те самые два рубля, и все бы остались довольны. С другой стороны, если бы пришлось напрашиваться на ночлег в дом титулованного шляхтича — то тому же барону пришлось бы «дарить» отдельные угощения ему, жене и «к столу», а уехать без завтрака могло быть сочтено за оскорбление. Это я в рамках «обучения жизни» по папиному наставлению прокручиваю происходящее в разных вариантах. Потом в пути расскажу ему, а он укажет на ошибки, если таковые будут, и добавит те варианты, что я упустил.

Вот, тоже, интересный момент. На метрическую систему мер перешли («к счастью» — как уточнял при каждом упоминании этого мой дед) давным-давно, но вот традиции жеж! Если пиво отпускать полулитрами и литрами привыкли давно и почти сразу, то с более «благородными» или крепкими напитками не всё так просто. До сих пор в ходу штоф винный, он же «осьмеричный», он же «большой», в полтора литра с хвостиком и штоф водочный, он же «десятичный», он же «малый» — этот несколько меньше, чем один и три десятых литра. Ну, и полуштофы, соответственно — ноль семьдесят восемь и ноль шестьдесят три литра примерно. Что характерно, метрическая мера тоже в ходу, и ещё как! Но штофы и полуштофы используют для напитков «ручной работы», с семейных предприятий, а если с фабрик — то для продуктов, выпущенных ограниченной партией или по какому-то поводу. А вот «казёнка» и вина с винзаводов идут в бутылках в половину и три четверти литра. Путаница некоторая есть, но зато по названию тары сразу понятно, о каком классе напитка идёт речь. Точнее, о том, на какой класс он претендует — и с частных винокурен бывает идёт тот ещё «шедевр».

Во второй день перегон был сравнительно небольшой, чуть больше сорока пяти километров. Правда, останавливались по дороге возле каждого места, где торговали спиртным, на вынос ли, в разлив ли — и везде батя оставлял образцы продукции в зависимости от уровня заведения. Тем не менее, в Березино приехали засветло и я, как только определились с ночлегом, побежал смотреть на Березину. Всё же первая большая река, которую увижу своими глазами! Плиса, Рова, Менка (не так, на которой древний Менск стоял, другая), Уша — всё реки не сильно широкие, порой больше на ручьи похожие. Нет, та же Уша, что вьётся по речной долине как ненормальная, в половодье заполняет её всю и выглядит мощно. Или Рова местами разливается болотистыми просторами в версту шириной, но это всё не то, это или временно, или не речка даже. Про Плису, на берегу которой наш новый дом стоит и говорить нечего. К северу от Смолевичей был небольшой торфяник, который местные жители выкопали и выгребли весь, до голого песка, оставив огромную грязную яму. Граф наш терпел-терпел такое безобразие, а потом приказал выровнять берега и сделать озеро. Заполняли его из речки, и заняло это полтора года, осенью начали, в половодье весь излишек води туда скинули, но только следующей весной, в новую большую воду смогли заполнить. А тут — мощь! Наше «новое» озеро эта река, наверное, за день бы заполнила! Не меньше получаса стоял на мосту, глядя на по-весеннему мощный поток воды. Какая здесь, наверное, рыбалка! Вот бы тут учиться! Но в Березино два магуча, и оба не подходят. В одном готовят специалистом по работе с мясом, от забоя и разделки до производства колбас и прочих вкусностей. А второе — в ведении Имперского Министерства финансов, там два факультета, на одном готовят специалистов по таможенному учёту, а на втором — егерей для Пограничной стражи, что к этому же ведомству относится.

Третий день оказался самый тоскливый и унылый в плане дороги — сплошь леса, болота или заболоченные леса, для разнообразия. Парочка небольших деревень на выезде из Березины и не то одна большая, не то две слипшихся маленьких незадолго до Белынич. Батя даже никуда не заезжал с целью коммерции, просто некуда было. Зато на мне отыгрался. И про шляхту нашего района мне целый экзамен устроил — кто с кем в родстве, кто с кем в дружбе, а с кем — в контрах, кому кто должен и тому подобное. Ну, хоть про невест на выдание на этот раз не стал опять намёки делать, и то мясо. Вместо этого про семейное дело разговор зашёл — после того, как папка, глядя на какую-то забегаловку сказал, что здесь он бутылку с гербовой этикеткой оставлять не рискнёт — дескать, опасно. А я имел неосторожность удивиться…

— Я тебе, балбесу, сколько раз рассказывал, когда полученный тобой от богини дар тренировали! Право ставить свой герб на бутылке и ответственность за это! Лицензия и прочее — это ладно, ответственность!

Батя перевёл дух. Ну, нудил он что-то, мне не до того было, я на даре сосредотачивался!

— Когда семья, род или клан ставит свой герб на любом продукте — он ручается за его безопасность. Во всяком случае, в нашем Великом княжестве. Если кто-то отравится нашим продуктом не по своей вине — мы все отправимся на каторгу! И срок её будет определяться степенью вреда здоровью. Если, не дай богиня, кто-нибудь после нашей водки помрёт — каторга будет пожизненной!

— Эй, как это? Если кто-то упьётся вусмерть, или рвотой захлебнётся — то мне за этого идиота на каторгу⁈

— Ты чем вообще слушаешь⁈ Говорю же: «если не по своей вине». То бишь — из-за качества продукта. Случаи, когда кто-то выпьет больше, чем в человеке помещается, или кого спьяну на подвиги потянет, или кто прошлогоднее пиво вылакает от жадности и продрищется на трое суток — это вина пьющего. А вот если в напитке отраву найдут — всё, прощайся с Лицом мира. А теперь представь, что в нашу тару нальют какого-нибудь «первача» или самых последних «хвостов» и кто-то этим отравится? Ты вообще можешь себе вообразить, сколько сил, времени, денег и здоровья придётся потратить, пока докажешь, что к содержимому бутылки никакого отношения не имеешь? Вот потому я и не заказываю тару, стеклянную ли, глиняную ли, где герб прямо на бутылке выдавлен? Да, это престижно, красиво, дорого выглядит — но, в отличие от этикетки, не истреплется и не отвалится вообще никогда. А в какие руки попадёт ёмкость года за два-три даже боги не скажут. Нет, у нас-то этикетки не простые — я их, как ты знаешь, у Пырейниковых заказываю. Каждая, по сути — простейший свиток магический, только печать от него под пробкой. И если после снятия пробки попытаться что-то в бутылку влить, то этикетка отвалится. Но ухари могут и на рыбий клей посадить попробовать, или ещё что замутить. У старого Пырейникова этикетки не просто отваливались, а ещё и в прах рассыпались мгновенно, но внучки его ещё учатся только. Нет, оно конечно, доказать можно, что в бутылке не то, что должно быть, и что этикетка на клею сидит, хоть крови попьют судейские всласть. Но не дай Рысь в нашем продукте что-то не то окажется! Потому я так твоему дару и обрадовался, что можно стало спать спокойнее.

Да, личный Дар от богини, его ещё называют «способность». В отличие от магии, потенциал в которой даётся с рождения, но пробуждается она только в день совершеннолетия, дар богини просыпается сразу, как только она признаёт тебя, то есть — на перстне появляется герб семьи. И им сразу можно начинать пользоваться. У отца это «Зализывание ран» — его слюна при определённых условиях становится целебной, ускоряя заживление поверхностных ран — царапин, порезов, небольших ожогов. До легендарной регенерации тех же Ящерициных, которые, по слухам, могут за неделю отрубленную руку отрастить, дальше, чем до Китая. Но раза в два-три заживление ускоряется. Кстати, лизать, несмотря на название, не обязательно — достаточно плюнуть на бинт, или пожевать тампон, просто с мысленным посылом на излечение. У меня же открылось «Кошачье чувство яда». Я могу чувствовать яд с том, что собираюсь съесть или выпить. Ядом дар считает всё, что может повредить здоровью, и тут есть побочные эффекты, да.

Чтобы дар сработал, мне нужно выразить намерение съесть или выпить исследуемый образец. Чем точнее нужен анализ — тем дольше нужно держать это самое намерение. А поскольку дар защитный, то при стремлении всё-таки съесть гадость — случались судороги, заставляющие неконтролируемо отбрасывать то, что в руках. Сколько посуды перебил поначалу, аж вспомнить приятно! Ой, то есть — страшно, конечно же, да. Сперва нужен был прямой контакт кожи с образцом, потом стало можно держать его в руках в посуде, но обязательно открытой. Теперь достаточно, чтобы предмет изучения был у меня в поле зрения и не далее полуметра.

Чтобы стало понятнее, какое «удовольствие» я получал при тренировках, стоит ещё сказать, что дар детально транслировал мне вкус отравы, а потом и последствия от её применения, вплоть до симптомов того, как помирать буду в случае чего, если продолжал держать намерение съесть или выпить «это вот». Мрак, короче. А мне при этом надо было ещё и концентрироваться на том, что говорит мне дар, сортировать состав жидкости. Стоит ли удивляться, что всё остальное, что говорилось рядом, я пропускал мимо ушей? Вот то-то и оно.

При этом при первых попытках проанализировать состав домашнего продукта продажи дар выдавал панический крик о высокой концентрации яда, которым обзывал спирт, и дальше на фоне «основного отравляющего компонента». Убедить дар в том, что спирт — вещество полезное или хотя бы нейтральное мне не удалось. Зато удалось, по совету отца, вынести его в отдельную строку списка — «спирты». Ага, их, оказывается, много разных — и древесный, и винный и прочие. У всех разный запах (некоторые вообще гадостно воняют) и все мой дар считает ядами разной степени опасности. Тот же древесный — самый, наверное, коварный: ни на запах, ни на вкус от винного не отличается, а буквально одной чайной ложечки хватит, чтобы ослепнуть, после маленькой рюмочки же спасти уже не удастся.

Ага, про список. Хорошо, что смог уговорить свою способность изучать состав «остатка», за вычетом спирта. Худо-бедно, но пошло дело. Затем смог вообразить, что дар мне состав на листике бумаги пишет, а то в начале он мне будто голосом в голове говорил, причём смутно так, наподобие: «отравы почти половина объёма». Затем стал писать на каком-то огрызке, но стоило отвлечься — листик исчезал. Короче говоря, за те почти четыре года, что я дар тренирую научился воображать белый лист бумаги, на котором расписан состав образца так чётко, что он как будто висит перед глазами, как настоящий. Правда, чтоб дар написал название вещества я должен это название знать и как-то объяснить дару, что как называется. Без этого получалось что-то наподобие «судорожное масло» для вещества, которое ощущалось при помощи дара как маслянистая жидкость и которое среди прочего могло вызвать судороги. На уроках натурфилософии, когда изучали химические опыты, удалось «попробовать» даром многие вещества, например, бензол и денатурат. Ох, и гадость же, что одно, что другое!

По-хорошему, в Белыничах стоило задержаться на день, чтобы дать отдохнуть Воронку, но никакого желания на это не было, как и особого смысла. Друть, конечно, река тоже большая, но всё равно ни удочек, ни сетей с собой не было. Но в Могилёве всё равно придётся остановиться — кто станет нами заниматься, когда мы приедем под вечер⁈ Тем более, что надо ещё привести себя в порядок после дороги, подготовиться ко встрече и тому подобное. Так что вечером скормили Воронку ветеринарный эликсир, который позволит ему частично восстановиться за ночь и сделать ещё два полных дневных перехода. Но нам два не надо, нам одного хватит.

В последнем дневном переходе по дороге «туда» батя на коммерцию время особо не тратил — заезжали в основном только в крупные трактиры и ресторации (хотя как по мне, так то были обычные харчевни, только выделывались сильно), стараясь подгадать эти визиты к привалам для отдыха коня. Я так думаю, батя свою продукцию тут предлагал не столько в расчёте на коммерцию, сколько чтоб похвастаться и своим делом, и своим тотемом, сделать Рысюху хоть немного известной за границами нашего района. Потому что кому оно надо, наше пиво в такую даль возить? В итоге даже со всеми разговорами, которые велись со всеми правилами приличия, до губернского Могилёва добрались засветло. Отец пошёл узнавать насчёт того, где находится Академия и где живёт его знакомец, а я опять пошёл на реку.

Я говорил, что Березина большая река⁈ Ха! Нет, я от своих слов и мыслей не отказываюсь, но Днепр ещё больше, как бы не втрое! По нему здесь даже корабли ходят! Не лодки рыбацкие, какие и у нас на озере есть, а настоящие, баржи, буксиры, парусники! А дальше они, эти две реки, сливаются, и там, по рассказам, Берзина самое малое вдвое шире, чем Днепр здесь! Я долго пытался представить, какими должны быть эти реки до слияния, и тем более — после. Налюбовавшись занялся «коммерцией» — сменял пару «Рысюхинского тёмного» на копчёного судака. Здесь и свой бровар есть, вроде как даже не один, но наше прошло как экзотика, тут такого ещё не видели и не пробовали. Папа коммерцию мою одобрил — он рыбку любит не меньше, чем я — и, употребляя мой «улов» под ещё одну бутылочку холодного тёмного, поделился новостями. Оказывается, академия хоть и называется Могилёвской, но сама она размещается в небольшом местечке к юго-западу, где расположен портал на изнанку, где и находится практически вся Академия. Ехать туда от нашей гостиницы вёрст двенадцать-пятнадцать, даже с учётом того, чтобы по дороге заехать за папиным знакомым к нему домой.