С чистого листа

Глава 1

Одна из воспитательниц, молодая женщина с буйной копной рыжих волос, села на скамейку радом с Рейне. Он уже давно знал, что ее зовут Беттина, потому что дети то и дело выкрикивали это имя. Дети обожали свою воспитательницу. Она много играла с ними, бегала с ними наперегонки, ловила их и подбрасывала в воздух. Раскачивая качели, она строила уморительно жуткие гримасы.

Рейне очень нравилась Беттина. Когда ей хотелось отдохнуть от качелей и беготни, она присаживалась на скамейку рядом с Рейне, закуривала сигарету и болтала с ним о всякой всячине. Это была открытая, искренняя и веселая женщина. А как она смеялась!

На самом деле Беттина была не воспитательница. Она сама рассказала Рейне об этом. В детский сад ее направила биржа труда, и место это она считала временным. Рейне убеждал ее остаться в детском саду — она так хорошо ладит с детьми, но Беттина в ответ поднимала Рейне на смех.

— Получить такое место? Да об этом можно только мечтать, — сказала она.

Она рассказала Рейне, что ездила в Англию, где жила в одной семье, работая там по дому, чтобы выучить язык.

— Ты говоришь по-английски? — спросил Рейне.

— Да, говорю, — ответила она.

— Я хотел бы попросить тебя об одном одолжении, Беттина. У меня есть сын. Он очень тяжело болен. Я написал письмо одному бразильскому врачу, который, возможно, сможет его вылечить. Письмо я написал по-шведски, хотя, конечно, его следовало бы написать по-английски. Ты не могла бы мне помочь?

— Я попытаюсь.

Рейне достал из кармана письмо. Последние дни он все время носил его с собой, раздумывая, кто бы мог ему помочь.

Беттина взяла порядком измятый лист бумаги и пробежала глазами текст.

— Здесь есть пара незнакомых слов, но я посмотрю их в словаре. Сделаю все, что смогу.

С этими словами Беттина сунула письмо в свой рюкзачок.

— Ты не представляешь, как я тебе благодарен. Я так долго искал, кто смог бы мне помочь. Спасибо.

Рейне хотелось пожать ей руку, но она держала между пальцами сигарету, и он лишь неуклюже коснулся ее рук. Она улыбнулась, взяла сигарету в левую руку и сама пожала его ладонь.

— Это же само собой разумеется, что я постараюсь тебе помочь, — сказала Беттина. — Так, значит, твой сын болен?

— Да, он болен, и очень тяжело.

К ним подбежал мальчик со светлыми кудряшками и, громко смеясь, схватил Беттину за руку.

— Чему ты так радуешься, Себастьян?

Она подняла его, и он, состроив забавную гримасу, рассмеялся еще задорнее.

Тем временем родители забрали почти всех детей. На площадке оставались только Себастьян и еще пара малышей.

— Себастьян! — крикнул кто-то.

У красного домика Рейне увидел молоденькую девушку. Мальчик снял красную курточку, отдал ее Беттине.

— Спасибо и пока, — сказала она.

— Пока, Беттина, — ответил мальчик и протянул к ней руки.

Она наклонилась и обняла его.

Девушка взяла Себастьяна за руку, и они ушли с площадки.

— Неужели это его мать? — спросил Рейне. — Она так молодо выглядит.

— Нет, нет, — сказала Беттина, — это одна из его нянек.

— Одна? У него их много?

Беттина кивнула:

— Да, много. Его родители очень заняты на работе, и им некогда забирать сына из садика. К тому же они часто ездят за границу, и тогда с мальчиком остается какая-нибудь девушка. У Катрин, матери Себастьяна, есть список безработных женщин, которым она может в любой момент позвонить. Если одна женщина не может, то Катрин звонит следующей по списку. Но в большинстве случаев женщины соглашаются, потому что Катрин очень хорошо платит. Если же им надо сходить на работу, или к врачу, или по другим делам, то они просят посидеть с мальчиком матерей, сестер или подруг. Они так делают, чтобы не отказать Катрин, которая, чего доброго, больше и не позвонит. У нескольких девушек есть свои списки — кому звонить в случае, если она не может сидеть с ребенком. Потом такая женщина получает от Катрин деньги и рассчитывается с теми, кто ей помогал. Платят так хорошо, что хватает на всех.

Рейне смотрел на Беттину во все глаза.

— Откуда ты это знаешь? — спросил Рейне.

— Я сама была в списке Катрин, — ответила девушка.

— И мать соглашается на то, чтобы о ее ребенке заботились совершенно незнакомые женщины?

— Едва ли она вообще в курсе, кто забирает Себастьяна. Знаешь, она, например, звонит из аэропорта и говорит: «Алло, я сейчас улетаю в Лондон, не могла бы ты сегодня вечером побыть с Себастьяном?» Делаешь это сама или просишь подругу. Работа-то не тяжелая. Забираешь Себастьяна из сада, приводишь домой и ночуешь с ним. Мальчишка просто прелесть. С ним очень легко. На следующий день отводишь его в детский сад.

— То есть девушки остаются в квартире ночевать?

— Да, конечно. — Беттина глубоко затянулась. — Многим это очень нравится. Представляешь, провести вечер в центре. Многие приглашают на вечер подруг или друзей. Прислуге отведена комната рядом со спальней Себастьяна. В комнате есть компьютер с выходом в Интернет с массой игр. Есть телевизор и видео. Можно позвонить в пиццерию и заказать пиццу. В общем, там нормально. Но в другие комнаты заходить нельзя. Впрочем, это и невозможно, потому что двери заперты и есть охранная сигнализация. Это и неудивительно. Я однажды была с Катрин в ее доме. Там полно старинных картин и всякого антиквариата.

— Значит, ты в свободное время тоже иногда забираешь Себастьяна? — спросил Рейне.

Беттина покачала головой:

— Нет, теперь больше не забираю.

Она стряхнула на землю огонек сигареты, растоптала его ногой, потом встала и бросила окурок в пластиковую урну.

Когда она вернулась к скамейке, Рейне сказал:

— Мать знает, что девушки часто перепоручают свою работу другим? Для мальчика не очень хорошо, что няни все время меняются.

Рейне был возмущен до глубины души.

— Катрин не волнует, кто именно заберет Себастьяна до закрытия сада. Лишь бы забрали, до остального ей нет дела. Однажды случилось так, что его не забрал никто. Я сидела с ним в саду до семи часов, а потом мне стало ясно: что-то не сложилось. Никто не подходил к телефону и не отвечал по мобильному. Я оставила сообщение на голосовой почте и забрала Себастьяна домой. Около двенадцати позвонил Юхан, его отец, сказал, что у них что-то случилось, и попросил оставить Себастьяна на ночь, а утром отвести его в садик. Естественно, я согласилась. Себастьян чудный мальчишка. Храбрее его нет никого в нашем детском саду. Я вообще никогда не встречала такого отважного ребенка. Катрин и Юхан были мне очень благодарны. На следующий день они пришли за сыном вдвоем, а я получила изрядную сумму за труды. Они спросили, не могла бы я иногда забирать Себастьяна и отводить его к ним домой. Так я попала в список Катрин.

— Но ты говоришь, что больше его не забираешь?

— Нет. Когда я забрала его во второй раз, пришли две другие няни со своими друзьями. Им очень не понравилось, что я тоже была в списке, так как они считали, что это их работа. Они остались, уселись перед телевизором и включили компьютер, словно были у себя дома. Они ели и пили, оставили в комнате пустые пивные бутылки и коробки из-под пиццы. Я с Себастьяном заперлась в его спальне, так как отвечала за него перед матерью. Утром мне пришлось убрать комнату, чтобы Катрин ничего не заметила, но она, скорее всего, ничего не заметила бы, так как в ту комнату заходит только уборщица. Эти ребята нацарапали свастики и всякое такое на компьютерном столике, и я поставила сверху клавиатуру. Прежде чем уйти, одна из девушек сказала, что я могу записаться в их список и тогда буду получать половину платы, а остальное отдавать им. Но когда Катрин спросила меня, не был ли в квартире кто-нибудь, помимо меня, я ответила, что нет. Эти типы были не очень-то симпатичны, понимаешь? Бритоголовые, в кованых сапогах. Когда Катрин позвонила в следующий раз, я сказала, что у меня нет времени.

Рейне не хотел верить своим ушам. Беттина описывала ему настоящую мафию нянек. Рассказала она родителям Себастьяна о той компании?

Беттина сжала губы и пожала плечами:

— Я намекнула Катрин, когда отказывалась. Но думаю, что она ничего не поняла. Она просто ничего не хочет слушать. Она не слышит, даже когда ей все четко рассказывают.

— А отец? Ему что, безразличен собственный сын?

Беттина снова пожала плечами:

— У них, понимаешь, такая работа… наверное, в такой жизни детям просто не остается места.

— Значит, им вообще нельзя было заводить ребенка! Она плохие родители!

Рейне заговорил громче, чем допускали приличия, и, так как Беттина ничего ему не ответила, взял себя в руки и успокоился.

— Меня это, конечно, не касается. Но очень жалко такого милого мальчишку.

— Мне кажется, он от этого не страдает, — возразила Беттина. — Он всегда очень веселый и приветливый. Иногда мне, правда, кажется, что он чересчур мил. Например, он всех обнимает. Мне кажется, что это ненормально. Все-таки дети обычно сдержанно относятся к незнакомым людям.

Тем временем родители забрали всех детей. Три воспитательницы складывали трехколесные велосипеды и другие принадлежности в красный домик. Беттина встала, чтобы пойти и помочь им.

— Мне пора идти, — сказала она и надела рюкзачок. — Я постараюсь перевести твое письмо. Но не обещаю, что сделаю это к завтрашнему утру. Наверное, мне понадобится пара дней. Я бываю здесь каждый день, если нет дождя.

Глава 2

Ангела сидела в гостиной, держа на коленях Бьярне. В последние дни малышу стало лучше, и врачи разрешили ему пару дней побыть дома. Ручка была туго перебинтована. Под бинтом в вене был оставлен катетер для вливания питательных растворов — чтобы не пришлось лишний раз колоть вену.

С тех пор как Бьярне появился дома — а это произошло вчера, — Ангела не взяла в рот ни крошки сладкого. Собственно, она вообще ничего не ела — просто сидела на диване и смотрела на Бьярне.

Ребенку было уже два года, но он не выглядел на этот возраст. Кожа да кости, большая голова и глубоко запавшие глаза. Именно так выглядел на фотографии тот мальчик до лечения. После того же, как побывал у доктора Перейры, он стал пухлым, розовощеким здоровым карапузом.

Рейне сидел на кухне и рассеянно перелистывал ежедневную газету. С кухни была видна прихожая и щель для почты. Он постоянно смотрел на эту прорезь, с тех пор как отослал в Бразилию переведенное Беттиной письмо. Ангеле он не стал ничего говорить, чтобы заранее не будить в ней надежду, возможно напрасную.

Рейне скользил глазами по заголовкам: «Продолжается автоматизация банков», «Новые наводнения в Великобритании», «Филиппинские террористы потребовали выкуп за похищенных туристов». Сегодня он наугад схватил вторую часть газеты, посвященную экономике и внешней политике, хотя обычно читал только первые страницы. Но он не хотел упускать из виду почтовую щель только ради того, чтобы пойти за газетой.

Он услышал скрежет старого лифта, остановившегося на верхнем этаже. Потом раздались торопливые шаги и хлопанье крышек почтовых прорезей в дверях. Почтальон, спускаясь с этажа на этаж, разносил почту.

Рейне отложил газету. В полном отчаянии он замер на месте, не отрывая глаз от поблескивавшего в темноте латунного квадрата на двери. Правильно ли он написал адрес? Дошло ли его письмо? Получает ли известный врач письма лично, или их сначала просматривает секретарь? Не выбросила ли она его письмо в корзину? Знает ли доктор английский? Готов ли он взяться за лечение Бьярне и сколько это будет стоить?

Шаги почтальона слышались уже на их этаже. Прорезь открылась и снова закрылась с металлическим щелчком. Что-то упало на ковер в прихожей.

Рейне соскочил со стула и бросился к двери.

Это было письмо с иностранными марками. Рейне поднял письмо и пошел с ним на кухню.

— Снова реклама? — крикнула из гостиной Ангела.

Они никогда не получали ничего, кроме проспектов и рекламы.

— Да, — ответил Рейне, осторожно вскрыв конверт ножом. — Опять реклама.

Письмо было написано по-английски. Внизу стояла подпись: «Доктор Жозе Перейра». Значит, врач ответил сам.

В конверте находилась также брошюра с фотографиями, на которых была изображена современная больница, окруженная пальмами и цветочными клумбами. Были здесь и фотографии интерьера одноместной палаты с балконом, больше похожей на номер в дорогой гостинице, а также групповой портрет улыбающихся врачей и медсестер в старомодных белых наколках.

В пять часов Рейне уже сидел на сырой скамье в парке, подстелив пластиковый пакет.

Дети обычно появлялись на площадке между пятью и шестью. Это был последний час. Родители, забиравшие детей после пяти, знали, что приходить надо на площадку, а не в сад, находившийся через улицу отсюда. Если, конечно, не было дождя.

Дождя уже не было, но днем был настоящий ливень, и между качелями и домиками блестели большие лужи. Небо было затянуто тяжелыми, свинцовыми тучами.

Но дети все же пришли. На площадке находилась маленькая группа детишек в резиновых плащах, поверх которых были надеты неизменные красные курточки, словно красные фонарики, освещавшие серую мглу ненастного дня. Беттина пришла позже всех, неся на плечах маленькую девочку. На девушке был желтый дождевик, рыжие волосы она стянула в тугой узел. Иногда же у нее были совершенно фантастические прически — видно, она сама получала от них большое удовольствие.

Рейне не хотелось сразу лезть к Беттине с письмом. У нее и так хватает работы. Он подождет, когда она сделает перекур.

Но Беттина сама, едва сняв с плеч девочку, помахала Рейне рукой и подошла к скамейке.

— Ты получил ответ?

Во взгляде девушки сквозило любопытство.

Рейне кивнул и вытащил из кармана письмо. Беттина, потирая руки, села рядом.

— Я волнуюсь!

Он протянул ей письмо, и она молча прочитала его. Он заметил, что рыжие волосы, собранные в пучок, были переплетены разноцветными нитками. Наверное, забава какого-нибудь ребенка.

— Хочешь знать, что здесь написано? — насмешливо спросила Беттина.

Рейне с трудом проглотил слюну и кивнул.

— Ладно. Ты готов?

Он снова кивнул.

— Сколько стоит один доллар США? — спросил Рейне.

— Около девяти крон.

Громкий плач отвлек ее от письма. Какая-то девчушка упала в лужу. Беттина торопливо протянула письмо Рейне.

— Одну минуту. Я вернусь и прочту остальное, — сказала она и побежала к девочке.

Рейне прикинул: 3600 крон в день в течение трех месяцев. Это 335 тысяч крон, если хватит трех месяцев. Доктор-то написал, что от трех до шести. 72 тысячи за лечение экстрактом. Да еще стоимость проживания в отеле для него и Ангелы. Расходы на перелет. Да, надо быть миллионером, чтобы платить за такое лечение.

Ветер стряхивал с листвы крупные капли, и Рейне спрятал письмо в карман.

У площадки притормозил автомобиль. Собственно, ему следовало бы припарковаться немного дальше, у тротуара, а не здесь, возле детей. Это был шикарный автомобиль. Рейне не знал его марки, но видел, что машина очень дорогая. Такие авто только по телевизору показывают.

Из машины вышла коротко остриженная темноволосая женщина и торопливо пошла к горке, возле которой играло несколько детей. Несмотря на холод, женщина была без пальто, в рубашке в узкую сине-белую полоску, элегантных дорогих джинсах и туфлях с золотыми пряжками. Женщина была очень стройной и двигалась по-спортивному пружинисто.

К женщине подошла Беттина. Рядом с шикарной дамой она выглядела забавно и немного нелепо. Узел на голове растрепался и стал похож на разоренное птичье гнездо из волос и пестрых ниток.

Себастьян по очереди поцеловался с женщиной, Беттиной, двоими друзьями и вместе с женщиной пошел к машине. Автомобиль тронулся и отъехал.

Беттина вернулась к Рейне и села на скамейку. Пошарив рукой в рюкзачке, она извлекла из него пачку сигарет.

— Едва ли няни разъезжают в таких авто? — язвительно спросил Рейне.

— На «Порше-Каррера-911»? Нет, конечно. Это была мать, — пробормотала Беттина с сигаретой, зажатой в губах. Она продолжала лихорадочно рыться в рюкзачке. — Черт! У тебя, случайно, нет зажигалки?

— Я не курю и тебе советую бросить эту дурную привычку.

— Надо много чего бросить. Вот она! Я уж думала, что забыла ее в садике.

Она прикурила сигарету.

— Кажется, мы не закончили с письмом?

Рейне достал его из кармана, протянул Беттине, и она прочла последние строчки. Там не было ничего интересного — изъявления вежливости и подобные пустяки. Рейне снова сунул письмо в карман.

— Ага, но ты неплохо разбираешься в марках автомобилей, да?

Беттина рассмеялась:

— Нет, этого я утверждать не могу, но в одной экономической газете я случайно прочла, что это — «Порше-Каррера-911». В последнем номере была статья о Катрин и Юхане Гильфорс. Я заприметила эту машину и, когда выиграю в лото кучу денег, куплю себе такую же.

— Ты, значит, читаешь экономические газеты?

Беттина снова рассмеялась и отбросила со лба прядку волос.

— Этого я тоже не берусь утверждать. Однажды, стоя у газетного стенда, я увидела на первой странице одной из газет фотографию родителей Себастьяна. В ней я и прочла ту статью. В супермаркете есть прекрасный читательский уголок. Там можно взять с полки любую газету и без помех ее почитать. Я всегда читаю газеты там.

Начал накрапывать дождь. Рейне встал и отправился домой.

По дороге он зашел в супермаркет. Найдя газетный стенд, он взял с него экономическую газету. На первой странице красовалась фотография мужчины и женщины. Они стояли спиной друг к другу и смотрели в камеру, скрестив на груди руки.

Это была та самая женщина, которую он сегодня видел на детской площадке. Темные волосы были на снимке еще короче — прическа а-ля Жанна д'Арк. У женщины было треугольное, кошачье лицо и острый подбородок, приятные черты лица и небольшой, слегка вздернутый нос и карие глаза. В вырезе блузки виднелось перламутровое ожерелье.

В то время как Катрин производила впечатление стремительной изящной легкости, ее муж Юхан был воплощением тяжеловесности. Его лицо было почти вдвое больше, чем у жены. Скулы, подбородок и нос своей мощью производили впечатление почти звериной мужественности. На лице выделялись полные, чувственные губы, волосы были гладко зачесаны назад.

Стоя спиной друг к другу, муж и жена были похожи на дуэлянтов, готовящихся к поединку и прячущих в скрещенных руках пистолеты. Оба излучали непоколебимую уверенность в себе.

Рейне перелистал статью, едва уместившуюся на двух страницах. Текст изобиловал такими выражениями, как «успех на бирже», «рецепт успеха» и «агрессивная стратегия роста». Он пробежал статью глазами, но понял только одно: речь идет о двоих успешных людях, которые заработали очень много денег.

Он внимательно прочел короткую справку об обоих героях, из которой узнал, что Катрин тридцать четыре, а Юхану — тридцать восемь лет, что у них есть пятилетний сын Себастьян. Катрин посвящает свободное время лыжному спорту и гольфу, а Юхан живо интересуется оперой. Катрин ездит на «Порше-Каррера-911», а Юхан — на «Мерседесе-ML320». Годовой доход Катрин чуть больше одного миллиона, а годовой доход Юхана — чуть меньше двух миллионов. Общее состояние супругов достигает двадцати восьми миллионов.

Это были большие деньги. Кроме того, Рейне слышал, что такие выкладки не всегда заслуживают доверия и что на самом деле богатые еще богаче, чем говорят, потому что укрывают свои доходы от налогов.

Когда Рейне вернулся домой, там было пусто. На кухонном столе лежала изобиловавшая ошибками записка Ангелы. Бьярне стало хуже, она взяла такси и уехала с ним в больницу.

Рейне пошел в гостиную и сел на диван. Он не стал зажигать свет и не включил телевизор. Он сидел в темноте, смотрел на дождь и думал.

Что-то должно произойти. И это что-то должен сделать он сам. Всю жизнь он был пассивным человеком и делал только то, что ему велели. Но теперь настало время действовать.

Когда бледная и утомленная Ангела вернулась домой с тортом, в голове у Рейне уже зародился план. Он не стал пока ничего говорить Ангеле. Надо ждать. План должен был созреть и окончательно оформиться. Но слишком долго ждать было уже нельзя.

Глава 3

Рейне сидел в соборе и слушал протяжные звуки органа и пение прихожан.

Он все еще ходил в церкви на службы, хотя и не так часто, как до женитьбы. Ему нравилось скромное убранство храмов, светлое дерево сидений и мягкие цвета обивки. Он с удовольствием слушал голос пастора, но не вслушивался в слова и не вникал в смысл проповедей. Голос был важнее содержания, которое зачастую оказывалось на редкость банальным.

Рейне не считал себя истинно верующим. Во всяком случае, он не верил в христианского любящего Бога. По его опыту, Бог был капризным созданием, и Ему было совершенно наплевать на человеческие потребности.

Но существовала же какая-то сила, которая действовала и влияла на все, сила, которую он ощущал почти физически, как ощущают дуновение ветра или изменение температуры. Да, он еще ребенком испытал влияние этой силы. Было такое чувство, что кто-то брал его за плечо или удерживал за руку. Тот, кто это делал, всегда находился сзади, но когда Рейне оборачивался, то за спиной у него не было никого.

Это была устрашающая сверхъестественная сила, так хорошо описанная в Ветхом Завете, где она являлась то как огонь в кустах, то как пламенные буквы на стене, то как голос во тьме. Когда учительница воскресной школы рассказывала эти библейские истории, Рейне склонял голову — он чувствовал, понимал эту силу. Однако укрощенный, смягченный вариант Нового Завета, где эта сила пряталась в человеческом теле, источающем святость, был чужд Рейне.

Рейне мог бы поклясться, что, когда он увидел беспомощные попытки Ангелы попасть в рукав, его повлекло к ней. Но теперь, когда он понимал, каким решающим был тот поступок, он вспомнил, что ощутил в тот момент толчок в спину, побуждение подойти и помочь.

Весь вопрос заключался в том, как называть эту силу. Для себя он называл ее очень просто: Силой. Он ощущал ее повсюду, но особенно сильно в церкви.

Но здесь Сила была не такой, как в других местах. За стенами храма она была скрытой и наносила свои удары внезапно и неожиданно. Здесь же она присутствовала всегда, ежеминутно, здесь она не била, но умиротворяла и успокаивала. Здесь он собирался с духом, накапливал энергию. Здесь Сила впитывала в себя дремлющую до поры энергию. Здесь, в церкви, она была похожа на свернувшегося в логове могучего зверя. Рейне казалось, что он слышит его мерное дыхание. Это дыхание заставляло вибрировать пастельные цвета мозаики и трепетать огоньки свечей в круглых железных подсвечниках.

Великая сила и власть были здесь, сила, которая могла сделать человека счастливым или несчастным в зависимости от настроения. Но в церкви эта сила была нейтральна. Здесь царили не счастье и несчастье, здесь царил безмятежный покой.

Служба подошла к концу. Прихожане поднялись со своих мест и начали медленно выходить в центральный проход под прощальные звуки хорала. У последнего ряда скамей возник небольшой затор. Там люди оставляли на полках молитвенники.

Рейне держал перчатку в той же руке, что и молитвенник, и, когда подошла его очередь, поставил красную книжечку на полку. Когда он это делал, то по недосмотру уронил одну перчатку. Он наклонился и поискал на полу, но перчатки там не было. Тогда он выдвинул из ряда книг молитвенник и заглянул в глубь полки. Но перчатки не было и там.

Он пристально вгляделся в пустое место и заметил, что за молитвенниками была не стена, как можно было думать, но деревянная планка, которая не давала книжкам упасть в зиявшую за полкой пропасть.

Следуя внезапному побуждению, Рейне пошарил рукой за планкой и тотчас нашел там перчатку.

Не желая задерживать других прихожан, он быстро отошел в сторону. Остановившись у колонны, он стал ждать. Когда место у полки с молитвенниками опустело, он снова подошел к ней.

Теперь, когда все молитвенники были на месте, пустота за полкой оказалась полностью прикрытой. Рейне вытащил две книжки и сунул руку за планку.

Там тоже оказалась полка, но уже, чем первая, и расположенная ниже ее. Кажется, теперь он понял, в чем было дело.

Полость в стене была старой полкой, расположенной за спинкой последнего ряда скамей. По какой-то причине было решено сделать другую полку, более удобную, а старую полку скрыть за новой. Наполовину, когда полка была пустой, и совершенно, когда ее заполняли молитвенниками. Да, даже когда на нынешней полке не было ничего, старая оставалась почти невидимой, так как в полке было темно, и надо было сильно приглядеться, чтобы обнаружить за ней полость.

Разрешив загадку исчезновения перчатки, Рейне пошел к выходу. Но, сделав несколько шагов, он остановился и вернулся к полке. Вытащив несколько книг, он бросил перчатку в углубление, выждал пару секунд, потом сунул руку за полку и вытащил перчатку обратно. Рейне и сам не понимал, зачем он это делает. Его поступок так напугал его самого, что он, не оглядываясь, поспешил к выходу из церкви.

Выйдя на улицу, он оглянулся на церковные ворота. Покой внутри был нарушен. Могучий зверь зашевелился и царапнул его своей когтистой лапой.

Глава 4

Они сидели на белых пластиковых стульях на узком балконе. На столе горели свечи в керамических подсвечниках.

Наступил сентябрь. Дожди прекратились, сменившись теплыми, солнечными днями. Перед ними внизу расстилался луг, роскошно зеленевший после прошедших дождей. Со стороны темного леса доносился аромат свежей хвои, грибов и осени. В течение всего лета они ни разу не были здесь вдвоем.

Рейне разлил по чашкам кофе из термоса. Ангела взяла с тарелки слоеное пирожное, откусила кусок и принялась сосредоточенно жевать. Кусочек слоеного теста упал ей на свитер, оставив жирное пятно, но она этого даже не заметила.

Потребовалось все его красноречие, чтобы заманить ее на дачу, и еще больше — для того, чтобы заставить ее выйти на балкон, которого она не терпела из-за страха высоты.

Но как бы то ни было, они приехали, и Ангела сидела на балконе. Рейне нравилось это место. Над ними возвышался конек крыши, дверь в темный дом была открыта.

Рейне начал с того, что рассказал Ангеле о письме доктора Перейры. Он показал жене брошюру с фотографиями клиники Святой Агнессы, по которой Ангела скользнула равнодушным взглядом.

— Он требует слишком больших денег, — сказала она, — которых у нас нет, — и принялась за следующее пирожное.

Он ничего не возразил и вместо этого стал рассказывать о Себастьяне, мальчике из парка, мальчике таком милом и красивом, и о его богатых родителях, которые бросали его на случайных девушек и их беспутных дружков. Он передал Ангеле рассказ Беттины о неприятных типах в кованых сапогах, которые бесцеремонно явились в дом родителей Себастьяна и нацарапали свастики на столе.

Ангела продолжала жевать, уставившись на лес пустым, ничего не выражающим взглядом.

— Разве это справедливо? Эти самовлюбленные господа, думающие только о своей карьере и деньгах, имеют чудесного сына, красивого и здорового. А наш сын, Бьярне, не может ни бегать, ни играть, ни есть, как другие дети.

Ангела продолжала пялиться на лес. Куда она смотрит? На улице уже темно, в лесу ничего невидно, как, впрочем, не видно и самого леса. Снизу лицо Ангелы озарялось свечой. Он не был уверен, что она его слушает, но продолжил:

— Ты не находишь, что мы могли бы найти деньгам лучшее применение, чем они, Ангела?

Он снял очки и протер их подолом фланелевой рубашки, которую надевал всякий раз, когда приезжал на дачу. Не меняя тона, он сказал:

— Мы можем похитить их сына и потребовать за него большой выкуп.

Не поднимая головы, он между тем продолжал протирать очки.

— Получив деньги, мы сможем поехать в Бразилию, где Бьярне получит курс РЦГ, а родители Себастьяна, может быть, научатся наконец по-настоящему любить своего сына.

Рейне посмотрел на Ангелу, но, так как он не надел очки, видел он жену очень расплывчато. Эта нечеткость и ее молчание вызвали у Рейне приступ страха, который он обычно испытывал перед больницей, боясь, что Ангела в один прекрасный день уедет туда и исчезнет. Он водрузил на нос очки и немного успокоился, потому что снова стал видеть жену.

— Ты поняла, что я тебе сказал? — спросил он, наклоняясь к ней. — Мы можем его похитить.

Она обернулась к нему и печально улыбнулась.

— Я не шучу, я говорю совершенно серьезно. Я все продумал. Похищение вполне возможно.

В глазах Ангелы промелькнула неуверенность.

— Надо всего лишь забрать его из детского сада, точнее, с игровой площадки. Его все время забирают разные люди. Когда этого не могут сделать няни, они посылают за ним своих матерей или подруг. Ни Себастьян, ни воспитательницы никогда не знают, кто придет за ним в следующий раз. Он же идет с кем угодно. Улыбается, позволяет себя обнять и идет. Я часто сижу там на скамейке и наблюдаю такие сцены. Если ты придешь и скажешь, что хочешь забрать Себастьяна, он сразу побежит к тебе. Персонал подумает, что ты мать очередной няни, или тетка, или еще какая-нибудь родственница. Они же тебя никогда не видели.

— И где же мы его спрячем? — спросила Ангела.

Она не скрывала скепсиса, все еще думая, что он неудачно шутит.

— Естественно, здесь, на даче. Можно ли найти лучшее место? От города далеко, уютно и очень тихо. Мальчику будет здесь хорошо на природе. Мы можем ходить с ним за грибами. Помнишь, как много мы их нашли прошлой осенью? Надо будет купить игрушки и детские книжки, чтобы Себастьян не скучал. Он пробудет здесь неделю или около того. Потом мы получим выкуп и вернем мальчика родителям. Для него все это приключение будет не более чем поездка в деревню к любящим родственникам. Потом мы говорим в больнице, что хотим забрать Бьярне на пару дней, а сами тотчас поедем в аэропорт.

Было видно, что Ангела испугалась. Она поняла, что муж говорит серьезно.

— Ты сошел с ума, — невнятно произнесла она.

Он ничего не ответил, давая ей время на раздумье.

— Что будет потом, когда мы вернемся домой? Мальчик все расскажет, полиция нас арестует. Бьярне, может быть, и выздоровеет, но у нас его отнимут, а сами мы отправимся в тюрьму, — возразила Ангела.

— Но мы не вернемся, Ангела. Мы будем жить в Бразилии, пока Бьярне будет лечиться, а потом поедем дальше. В США или куда-нибудь еще.

— В Австралию, — сказала Ангела.

Он удивленно уставился на жену:

— Да, возможно. Почему бы и не в Австралию?

— Я всегда хотела жить в Австралии, — сказала Ангела.

— Значит, поедем в Австралию. Я смогу открыть небольшую обивочную мастерскую, или мы вместе откроем маленькое кафе. За границей все просто, это в Швеции все очень сложно.

— В Австралии так тепло и красиво, — вздохнула Ангела.

Глаза ее сверкали. Он давно не видел в ее глазах такого воодушевленного блеска.

— Значит, ты меня поддерживаешь? — спросил он. — Отлично. Ты придешь на площадку и заберешь Себастьяна. Я буду ждать вас в машине. Больше от тебя ничего не требуется. Все остальное сделаю я.

Она согласно кивнула.

На балконе между тем стало прохладно. Ангела сняла колпачки с керамических подсвечников и задула пламя. Рейне отнес в дом кофейный поднос.

Они легли в постель, хотя было еще довольно рано. Лежа рядом, обсуждали свой план. Ангела задавала множество вопросов, так как боялась, что у них ничего не получится. Но Рейне отвечал на все вопросы. Он все заранее обдумал. Осечки быть не может.

Она внимательно его слушала, хвалила за ум и находчивость, за обмен письмами с бразильским врачом. (Он не сказал жене, что с переводом ему помогла Беттина.) Когда он придвинулся к Ангеле и запустил руку под ее ночную рубашку, жена не стала противиться. Он немного подождал и начал действовать смелее, но она не оттолкнула его.

На следующий день Рейне позвонил врачу Бьярне и спросил, нельзя ли взять сына домой. Мальчик чувствовал себя неплохо, и врач не стала возражать.

Им дали специальную коляску, на которой было удобно возить больного ребенка. Сложив коляску и сунув ее в багажник, Рейне усадил в машину Ангелу с Бьярне на коленях и поехал в фотоателье, чтобы сняться на паспорт. Потом они отвезли Бьярне в больницу и оформили заграничные паспорта, после чего заказали билеты в бюро путешествий.

На следующий день Рейне с Ангелой поехали в торговый центр, где накупили детской одежды и игрушек. Кроме того, они купили мобильный телефон и запас еды на неделю. Они бодро катили по магазину тележку и оживленно обсуждали покупки. Все было почти так же, как до болезни Бьярне.

Глава 5

Мысленно Рейне заранее обдумал, где припаркует машину — рядом с каким-нибудь жилым домом, где бывает мало прохожих, в тенистой и темной части улицы. Но естественно, именно здесь не было ни одного свободного места. Рейне проехал мимо и объехал квартал. На большой стоянке у парка место, конечно, было, но стоянка располагалась слишком близко к детской площадке, и становиться там было бы неразумно. Объезжая квартал, Рейне подумал, не поставить ли автомобиль на соседней улице или даже на следующей, но решил, что отъезжать слишком далеко тоже не стоит. И уж тем более нельзя делать еще один круг, чтобы не привлекать к себе внимания.

Но тут, словно по мановению волшебной палочки, освободилось место для парковки. Рейне заметил это в последний момент и затормозил так резко, что Ангела, успевшая отстегнуть ремень безопасности, едва не разбила голову о ветровое стекло. Она ничего не сказала, но во взгляде ее проступило отчаяние. Она словно говорила мужу: если ты не умеешь толком управлять автомобилем, то как мы сделаем все остальное? Он улыбнулся и постарался вести себя спокойно и уверенно.

Он безупречно припарковался к тротуару и заглушил мотор.

Они огляделись. Ангела была бледна, как матовое стекло. Из-под платка выбивалась прядь седых волос.

Платок и зеленое пальто. Таково будет описание похитительницы. Толстая женщина средних лет в платке и зеленом пальто.

Правильно ли он делает, поручая ей это дело? Но иного выхода не было, потому что Ангелу здесь никто не знает. Все остальное он сделает сам, но это решающее действие он вынужден предоставить жене.

Он ободряюще ей кивнул. Она открыла дверь и с обычными своими стонами и вздохами — которые сопровождали все ее телесные движения — вылезла из машины и пошла по улице к площадке. Вот Ангела свернула за угол и исчезла из вида.

На тротуаре прямо возле машины остановилась женщина с двумя собаками. Он вообразил было, что она смотрит на него и хочет что-то сказать. Он уже собрался опустить стекло и спросить ее, в чем дело, но потом увидел, что один из псов поднял ножку возле фонарного столба и женщина ждет, когда он закончит свои дела. И смотрела женщина на собаку, а не на него.

Он откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза. Подумал о жизни, оставшейся позади. Об уверенности, пассивности и приспособленчестве. Потом подумал о новой жизни, которая вот-вот начнется. Он мало что знал об этой жизни, полной риска и опасностей. Это будет совершенно новое бытие.

Было такое чувство, что он повис в вакууме. Существовали только «до того» и «после того», но сейчас он находился в неопределенном, промежуточном положении, висел в пустоте.

Ум его работал четко и ясно. Он все прекрасно понимал и анализировал. Чувства обострились. Он отчетливо различал красную краску стоявшего впереди автомобиля, грязную стену дома, торчавшие из нее куски арматуры. Остро чувствовал запах автомобильных выхлопных газов. Звуки, однако, — шуршание шин по асфальту, скрежет трамваев, шаги людей — казались далекими, чужими и незнакомыми.

Он вспомнил, что такое же чувство испытывал, когда в первый раз стоял у двери квартиры Ангелы, раздумывая, стоит ли звонить.

Правда, он испытал нечто подобное и в раннем детстве, но подробностей уже не помнил. Наверное, это было, когда мать отдала его в детский приют.

Из-за угла появилась Ангела. Она шла к машине уверенным, целеустремленным шагом. Рядом с ней шел мальчик. Все произошло гораздо быстрее, чем он рассчитывал.

Как и было условлено, Ангела с Себастьяном сели на заднее сиденье. Рейне обернулся и улыбнулся малышу.

— Привет, Себастьян, — сказал он. — Ты меня узнаешь? Я часто сижу в парке на скамейке и смотрю, как ты играешь.

Мальчик кивнул. Рейне не был уверен, что Себастьян его узнал, но никакого страха ребенок явно не испытывал.

— Как дела в саду? — спросил Рейне, сдавая задом с узкой парковки.

— Да так… — невнятно и сумрачно ответил мальчик.

— Что ты сегодня делал? Катался с горки? — не отставал Рейне, удивляясь естественности своего голоса — не зажатого и даже скучающего. Как будто он каждый день забирал Себастьяна из сада.

— Нет, на горке они сегодня подрались.

— Кто подрался?

— Виктор, Йонас и эти.

— Они тебя разозлили?

— Нет, я просто туда не пошел, и все. Не хочу с ними играть. Они все время задираются.

— А Беттина их не ругает за это? — спросил Рейне, довольный тем, что знает имя воспитательницы.

— Ругает, но они ее не слушают.

— Ты играл с другими?

Рейне посмотрел в зеркало заднего вида. Все было нормально, полицейские машины за ними не гнались.

— Да, я играл в магазин с Софией и ее подругами.

— Вы ходили в супермаркет?

Как, оказывается, просто похитить ребенка.

— Да нет же, мы играли в магазин. Прямо на площадке, в домике.

— Да, да, теперь я понял. В красном домике, да?

Рейне хотелось, чтобы и Ангела что-нибудь сказала. Неужели она молчала всю дорогу от детской площадки до машины?

— Женщина, которая сидит рядом с тобой, — моя жена, — сказал он. — Она не говорила тебе, как ее зовут?

— Нет.

— Скажи ему, как тебя зовут, Ангела.

Ангела рассмеялась, и когда он понял, что сказал, то засмеялся тоже. К ним присоединился и Себастьян. Он смеялся громче всех.

— Ну вот. Стало быть, ее зовут Ангела. Правда, красивое имя?

— Да.

— Оно означает «ангел», — добавила Ангела. — А мужчину, который сидит за рулем, зовут Рейне, что означает «правитель».

— Правда? — удивленно спросил Рейне. — Я этого не знал.

Им пришлось довольно долго выезжать из центра. Масса людей ехала с работы, дорога была перегружена.

Когда мальчика хватятся? Няня придет в парк, и ей скажут, что ребенка уже забрали. Она подумает, что произошел двойной заказ, и уйдет, решив, что кто-то попытался вторгнуться в зону влияния их мафии и лишить ее лакомого кусочка.

Когда родители обнаружат пропажу ребенка? Сегодня вечером? Завтра утром? Может быть, они сейчас находятся в разных отелях в разных европейских городах и думают, что Себастьян дома с няней? Что будет потом, когда завтра или послезавтра они вернутся и обнаружат, что в квартире никого нет? Что они подумают? Что произошла какая-то накладка?

Они наконец выбрались из города. Рейне прибавил скорости и выехал на автостраду.

— Сейчас мы поедем за город. Ты рад, не правда ли, Себастьян? Мы с Ангелой живем в маленьком домике в лесу. Мы знаем там одно место, где растут лисички. Об этом месте мы никому не рассказывали. Если хочешь, мы можем пойти по грибы.

Внутри у него все сжалось. Сейчас он был похож на какого-то коварного типа из детской сказки. Или на одного из злодеев, которыми пугают маленьких детей. Он обернулся, чтобы посмотреть, как ребенок реагирует на его слова.

Нет, напрасно он волновался. Себастьян крепко спал на коленях у Ангелы. Длинные темные ресницы подрагивали во сне. Он улыбался, когда Ангела время от времени гладила его по волосам.

Платок Ангелы заставил его вспомнить о собственных седых волосах, об очках, сильно увеличивавших глаза. От этой мысли он невольно улыбнулся: ведьма из сказки о Гензеле и Гретель и волк из сказки о Красной Шапочке объединились! Похитили светлокудрого малыша и везут его в свой лесной дом.

Глава 6

Приехав в домик, они приготовили, как и планировалось, макароны с рубленым мясом. На десерт было клубничное мороженое.

После еды они показали Себастьяну, где он будет спать. Мальчику приготовили уютную комнатку на втором этаже. Ангела повесила на окно синюю занавеску с забавными медвежатами. На кровати сидели плюшевый коала и горилла из искусственного меха, на полке, укрепленной на скошенном потолке, стояли игрушечные автомобили, пазлы, книжки с картинками и коробки с цветными карандашами. Вместо торшера у кровати поставили модель детской комнаты, в которой сидел песочный человечек с зонтиком.

Ангела играла с Себастьяном в детской, а Рейне пошел мыть посуду. Покончив с этим, он осторожно заглянул в детскую. Ангела и Себастьян сидели на кровати, подложив под спину пестрые подушечки. Ангела читала мальчику, но он и сам был готов засыпать ее своими рассказами.

Все шло как по маслу. Себастьян ни словом не обмолвился о том, что скучает по родителям или находит странным свое новое положение. Когда они показали ему комнату и сказали, что он недельку поживет здесь, потому что родители сильно заняты на работе, мальчик серьезно кивнул, словно соглашаясь на сделку. Мало того, он рассказал им о многих людях, у которых ему уже не раз приходилось жить, — наверное, у родственников и знакомых, поэтому новое положение его нисколько не смутило.

В восемь часов Рейне принес зубную щетку с ручкой в форме крокодила и зубную пасту с фигурками зверей на тюбике. Ангела помогла Себастьяну почистить зубы и вымыться под душем, а потом Рейне завернул его в банное полотенце и отнес в кровать.

Они сидели рядом с ним и ждали, когда он заснет. Ждать пришлось долго, так как мальчик, видимо, выспался в машине, а кроме того, его возбуждала новая, незнакомая обстановка.

Когда Себастьян уснул, они отправились на кухню, где пили чай и радовались тому, что все прошло так гладко. И Рейне, и Ангела были едины в том, что происшедшее хорошо со всех сторон: Бьярне вылечится и выздоровеет, Себастьян переживет волнующее и приятное приключение, а чета Гильфорс получит урок отношения к ребенку.

На следующее утро Рейне проснулся очень рано. Встав, он заглянул в детскую. Себастьян мирно спал. Рейне поправил на нем одеяло и вышел на балкон.

Утро было холодное, на улице дул легкий ветер. Внизу расстилался изумрудно зеленый луг, блестевший от росы. Рейне вдруг заметил, что отсюда, сверху, луг напоминал формой корабль. Четырехугольник, заканчивавшийся спереди заостренным носом. У Рейне появилось ощущение, что сам он стоит на капитанском мостике и смотрит на длинную зеленую палубу. Он оперся о балконные перила и наклонился вперед. Прищурив глаза, он посмотрел на лес, и иллюзия стала полной. Шелестевшие на ветру ветви деревьев создавали почти реальное впечатление движения.

Да, он на борту корабля. Он, Рейне, стоит у руля. Он сыт по горло быть пассажиром своей жизни. Ему до смерти надоело быть игрушкой в руках других. Теперь он сам взошел на капитанский мостик. Слушайте меня, врачи, чиновники и эксперты! Я считаю, что вы плохо управляли моей жизнью, и теперь я беру управление и ответственность на себя.

Вот он стоит здесь один. Ангела спит в доме. Она полностью доверилась ему. Вчера она сделала то, о чем он ее просил. До самого конца он боялся, что она дрогнет. Если бы она отказалась, то рухнул бы весь план. Но Ангела пошла на детскую площадку и привела ребенка. Она блестяще справилась со своей задачей. Теперь он, Рейне, должен доказать, что способен выполнять свои обещания.

Он вернулся в дом, осторожно запер балконную дверь, чтобы не разбудить Ангелу и Себастьяна, и спустился на первый этаж.

Из кухонного шкафа он достал пару одноразовых латексных перчаток. Это были настоящие хирургические перчатки, тонкие и плотно обтягивающие руку. Он добыл их, когда посещал Бьярне в больнице. Коробка с перчатками лежала на столике в процедурном кабинете, и, когда врач зачем-то вышла из помещения, он просто взял со столика перчатки и положил их в свой пластиковый пакет.

Он надел перчатки и несколько раз сжал и разжал кулаки. Перчатки были как вторая кожа. В них он казался себе настоящим профессионалом.

Потом он достал из шкафа набор почтовой бумаги, конверты и карандаш, купленные вчера на почте. Покупал он все это не снимая кожаных перчаток, а писать будет в перчатках резиновых. Никто не обнаружит на письме отпечатков пальцев. Сначала он хотел вырезать нужные буквы из газеты и наклеить их на бумагу, как делают все похитители, но потом решил, что это слишком трудоемкий способ. Лучше всего было бы напечатать письмо на компьютере, но у Рейне не было компьютера, да и пользоваться компьютером он не умел. Кроме того, если бы полиция его заподозрила, то у него изъяли бы компьютер, а он где-то читал, что все напечатанное на компьютере сохраняется в его памяти, даже если стереть документ.

Он сел за стол и написал печатными буквами короткое послание. Чем короче, тем лучше.

Он задумался. Как закончить письмо? Это было очень важно. Родители должны понять, что с ними не шутят. Он вспомнил рассказ Беттины о мафии нянь и о страшных дружках тех девушек и пририсовал внизу свастику.

Откинувшись на спинку стула, он критически взглянул на написанное. Свастика получилась какая-то неправильная. В ней не было ничего угрожающего. Она была похожа на схематическое изображение безголового идущего человечка. Рейне повернул лист на девяносто градусов. Так свастика выглядела немного лучше — более устрашающе. Он заново переписал письмо и нарисовал новую свастику. Внизу он приписал:

Рейне вложил письмо в конверт, заклеил его и приклеил к нему марку, но использовал для этого влажную губку, а не собственный язык, так как где-то читал, что человека можно опознать по его слюне. На конверте он написал адрес Юхана и Катрин Гильфорс, найденный им в телефонном справочнике.

Позавтракав вместе с Ангелой и Себастьяном, он поехал в город и бросил письмо в почтовый ящик на Центральном вокзале. Только теперь он снял с рук латексные перчатки. Он не стал бросать их в урну, как планировал изначально, а с помощью сломанного черенка лопаты затолкал в водосток за каким-то киоском. Он вдруг вспомнил, что в одной из серий про инспектора Коломбо убийцу нашли по латексным перчаткам. На внутренней их стороне якобы сохранились отпечатки пальцев. Конечно, это был блеф, но то, что было блефом двадцать лет назад, сегодня может оказаться реальностью. Наука движется вперед стремительно, разве за ней угонишься?

Наверное, можно установить, в какой почтовый ящик было брошено письмо, и тогда, надо полагать, полицейские обыщут и урну. Рейне ни в коем случае не желал рисковать.

Протолкнув перчатки сквозь решетку водостока, он отправил туда же и черенок, распрямил спину и поморщился. Судя по вони, водосток, по-видимому, использовали как общественный туалет.

Он посмотрел на заднюю стенку киоска, покрытую граффити. Кто-то черным фломастером намалевал на стене расистские лозунги и множество свастик. Рейне смотрел на них и напряженно вспоминал, чем его свастика отличается от этих, и наконец вспомнил. У этих концы креста были загнуты вправо, а у его свастики — влево. Он все же неправильно ее нарисовал.

Глава 7

Когда Рейне вернулся домой, Ангела и Себастьян сидели на диване и рассматривали фотографии. В камине весело потрескивал огонь.

— Это дом, в котором мы сейчас находимся. Ты его узнаешь? — спросила Ангела. — А это мальчик, который раньше жил в этом доме. Правда, хорошенький?

— Он совсем маленький, — констатировал Себастьян.

Рейне вошел в комнату.

— Да, но теперь он немного подрос, — снова заговорила Ангела. — Правда, не очень сильно. Он заболел и теперь не может сам есть, а если ребенок не ест, то он и не растет.

Ангела подняла глаза. Рейне молча кивнул ей, показывая, что не хочет мешать их разговору.

— А где этот мальчик сейчас? — спросил Себастьян.

— Он в больнице.

— Он там живет?

— Да, сейчас он там живет. Скоро он переедет в другую больницу, там его вылечат, и он станет здоровым и тогда снова будет жить с нами.

Рейне уселся в деревянное кресло.

— Почему он заболел? — спросил Себастьян.

— Это трудно сказать, — сказал Рейне.

— Я тоже заболею?

— Ты? — удивленно воскликнул Рейне. — Нет, ты не заболеешь. Тот мальчик болел с самого рождения, а ты — нет.

Ангела собрала фотографии и сложила их в ящик комода.

— Все благополучно? — спросила она Рейне.

— Да, да, — заверил он жену. — Пока все идет по плану.

Он повернулся к Себастьяну:

— Что вы делали, пока меня не было? Гулять ходили?

Себастьян отрицательно покачал головой:

— Мы играли в доме.

— Мне кажется, что нам стоит погулять. Надевай сапоги, Себастьян. В лесу сыро.

— У меня здесь нет сапог.

— Вот пара сапог для тебя. Они совсем новые. Красные. Иди примерь.

Сапоги оказались великоваты. Себастьян был мал для своего возраста, и все вещи, которые они для него купили, были ему велики.

— Чьими были эти сапоги? — спросил Себастьян, расхаживая в них по комнате.

— Это твои сапоги, — ответил Рейне. — Они совсем новые, ты и сам это видишь. Мы купили их специально для тебя.

— Тогда вам следовало бы взять меня с собой в магазин, чтобы их примерить, — назидательно произнес мальчик.

Ангела и Рейне рассмеялись:

— Ты совершенно прав.

— Ничего, мы наденем тебе толстые чулки, — сказала Ангела.

Она отошла к комоду и вернулась с парой толстых вязаных шерстяных носков. Опустившись на колени перед мальчиком, она сняла с него сапоги.

— Держись за меня крепче, чтобы не упасть.

Она надела ему на ножки носки, а потом обула в сапоги.

— Вот. Так лучше? Теперь можете идти в лес.

Рейне и Себастьян вышли во двор. Ангела осталась дома, она не любила пешие прогулки.

Рейне с Себастьяном свернули на одну из лесных тропинок. Эти тропинки никуда не вели и нигде не начинались. Может быть, это звериные тропы, подумал Рейне.

Они пришли на то место, где они с Ангелой в прошлом году набрали много лисичек. Но сейчас здесь не было ни одного гриба, хотя выпало много дождей. Может быть, дождей было слишком много, может, они просто пришли не на то место.

Они повернули к дому. Малыш комментировал все, что попадалось ему на глаза, — улитки, зайцы, дятлы и мухоморы. Было видно, что он не привык бывать на природе.

— Ты когда-нибудь ловил рыбу? — спросил Рейне.

— Нет.

— Тут неподалеку есть озеро. Мы можем завтра поехать туда и порыбачить, если хочешь. Рыбы там немного, но попробовать можно.

Ангела уже приготовила еду, когда они вернулись домой. На этот раз, как и было предусмотрено планом на второй день, она приготовила обжаренные колбаски с картофельным пюре. На десерт были поданы яблочные пирожные с ванильным кремом.

Пока Рейне и Себастьян мыли посуду, Ангела взяла мобильный телефон и позвонила, как обычно, в больницу.

— Как у него дела? — спросил Рейне.

— Примерно как вчера. Вроде бы неплохо.

— Завтра я поеду к нему, — сказал Рейне.

— Я бы тоже поехала.

Он вытер руки о передник и погладил жену по щеке. Они договорились, что она не будет показываться в городе, потому что полиция, вероятно, уже разыскивает женщину, похожую на нее по описанию.

На следующий день Рейне извлек из сарая две удочки. Он купил их прошлым летом. Тогда он верил, что они проведут на даче не одно счастливое лето и будут ходить с Бьярне на озеро рыбачить. Когда Бьярне заболел, Рейне понял, что счастливого летнего отдыха уже никогда не будет, и потерял интерес к удочкам.

Они уже собрались выезжать, когда Ангела вдруг озабоченно посмотрела на Себастьяна.

— Надо что-нибудь надеть на голову, — сказала она. — Светлую головку у озера видно за милю.

— Мы поедем по лесной дороге, — возразил Рейне. — Да и вообще, осенью на озере никого нет.

— Все равно мы наденем шапочку.

— А у нас есть?

Ангела поднялась на второй этаж и вернулась с красной вязаной шапочкой. В красное были местами вплетены желтые петли, а сверху был пришит зеленый черенок.

— Ну, на что это похоже? — весело спросила Ангела.

— На шапку, — серьезно ответил мальчик.

Ангела и Рейне, улыбаясь, переглянулись.

— Ну конечно. А еще?

Себастьян недоуменно покачал головой.

— Тебе не кажется, что она похожа на землянику? Я купила эту шапочку на рынке. Там были и другие, похожие на чернику и лимон. Но мне больше всего приглянулась земляничка. Тебе нравится?

— Да, очень.

— Я думала, что ее будет носить наш мальчик, когда немного подрастет. Но тебе она очень пойдет, — сказала Ангела и надела шапочку на светлые кудри.

— Но можно ли мне носить шапочку другого мальчика? — осведомился Себастьян.

— Можно ли? Думаю, что да. Наш мальчик скоро уедет в теплые страны, а там не нужна теплая шапочка.

— Как ты красиво выглядишь, — восхитился Рейне. — Рыба сегодня точно будет клевать. Они просто бросятся на крючок, когда увидят тебя. Ого, земляничка, ням-ням, и на крючок, чтобы скорее добраться до тебя.

Но на самом деле приманить рыбу оказалось не так-то легко. Рейне поймал только двух крохотных окуньков и бросил их обратно в воду.

— Подрастите немного, потом вернетесь, и тогда мы вас поймаем! — крикнул он им вслед.

— Растите быстрее! — подхватил Себастьян.

Они продолжали удить дальше. Себастьян то и дело вытаскивал удочку, чтобы посмотреть, не поймалась ли рыба, и каждый раз у него запутывалась леска. Рейне приходилось откладывать свою удочку и распутывать леску Себастьяна. Наконец мальчик убежал на скалы и начал делать там свои открытия. Рассматривая разных зверьков, мальчик долгие минуты просиживал над ними на корточках.

Временами Рейне окидывал взглядом берег — нет ли людей, которые могут их увидеть. Но берег был безлюден.

Стояла ясная погода. Небо над головой синело, как летом. Рядом рос куст крушины. Листочки и ягоды выделялись на фоне темной воды, как растительный рисунок на мебельной обивке.

У Рейне клюнула еще одна рыба. Снова окунь.

— Когда же будет моя рыба? — спросил Себастьян и нетерпеливо посмотрел на свою удочку.

— Скоро. Но может быть, и не будет. Этого никогда нельзя знать заранее, — сказал Рейне.

— Но разве не должен каждый из нас получить свою рыбу?

— Такого правила нет.

— Но ты же поймал — хоть маленьких. Ты поймал всю рыбу. Это несправедливо! — с обидой в голосе крикнул Себастьян.

— Да, — вздохнул Рейне. — К сожалению, это так. Жизнь вообще ужасно несправедлива.

Себастьян положил удочку на камень. Он больше не хотел ловить рыбу.

Рейне взял его удочку и принялся неторопливыми движениями сматывать леску.

— Ужасно несправедлива, — повторил он тихо.

Расхаживая по камню, он наматывал леску на удилище. Становилось прохладно. На озерную гладь легли длинные тени.

Себастьян ушел в лес. Рейне видел, как мальчик присел на корточки во мху и принялся что-то внимательно рассматривать. Красная шапочка горела на фоне зелени, как мухомор. Когда Рейне смотал леску, мальчик неожиданно подбежал к нему и крикнул:

— Я хочу еще ловить рыбу!

Такими же неторопливыми движениями Рейне размотал леску и дал удочку Себастьяну.

— Ужасно несправедлива, — снова пробормотал он и, наклонившись к мальчику, потянул вверх застежку «молнии» на его курточке.

Взяв Себастьяна за плечо, он ощутил под пальцами маленькие мышцы, вздрагивающие от нетерпения и переполнявшей их энергии. Рейне оставил свою попытку и на несколько секунд представил себе, что Себастьян — его сын. Они вместе пошли на рыбалку, стало холодать, и он застегнул сыну куртку. «Мой мальчик», — подумал он.

Картина эта растаяла, и Рейне стало стыдно.

За весь день они не увидели ни одного человека. Правда, один раз на противоположном берегу озера появился лось, пришедший на водопой. Видимо, животное страшно удивилось, обнаружив на озере людей, и поспешило скрыться между елями. Рейне был удивлен не меньше лося. Он считал, что лося можно встретить только в сумерках, а не ясным днем, под синим небом и ярким солнцем.

На Себастьяна лось произвел неизгладимое впечатление, и за обедом он только и говорил, что об этой встрече.

Обед состоял из гамбургера с печеными яблоками и шоколадного пудинга со взбитыми сливками — как было предусмотрено в меню третьего дня.

После еды Рейне поехал в больницу навестить Бьярне.

Малыш полулежал в кроватке, положив на одеяло тоненькие ручки. То и дело он слегка вздрагивал, словно хотел что-то с себя стряхнуть.

— Как дела, мой маленький? — спросил Рейне.

Бьярне ответил своим обычным лепетом, давая понять, что чувствует себя не так уж плохо. Он еще не умел говорить, хотя ему уже минуло два года. Врачи пока не могли определить, страдает ли он задержкой психического развития или нет. Некоторые, но не все дети с такой болезнью ею страдают. Но не может же нормально развиваться ребенок, который целыми днями прикован к больничной койке шлангами и катетерами. К тому же бывают и здоровые двухлетние дети, не умеющие говорить.

Тот мальчик в газете выглядел до лечения точно так же. Но после лечения в клинике доктора Перейры стал говорить и двигаться, как и его здоровые сверстники.

Но действительно ли он выглядел до лечения как Бьярне? Фотография была очень нечеткой.

Рейне вспомнил все симптомы, какие были у Бьярне. Помимо расстройств пищеварения и поражения кишечника, он страдал также почечной недостаточностью, размягчением костей, отставанием психического и интеллектуального развития и нарушениями слуха. Все это были типичные признаки его заболевания. Неужели все это можно вылечить одним-единственным лекарством? Впервые Рейне засомневался в успехе.

Но, подумал он в следующий момент, если правда, что, как говорят врачи, все это заболевание возникло из-за поломки единственного крошечного гена в крошечном плече какой-то хромосомы, то логично было бы предположить, что такую единственную поломку можно устранить одним-единственным лекарством. Если причина болезни фантастически и смехотворно проста, то и лечение должно быть фантастически и смехотворно простым.

Логика такого рассуждения убедила Рейне.

Он взялся за сухонькую ручку сына и погладил ее. Малыш ответил довольным лепетом, изо рта его обильно потекла слюна.

— Выглядит он довольно бодро, — сказал Рейне старшей медсестре.

— Да, в последние дни ему и в самом деле стало лучше, — согласилась она.

— Мы бы хотели взять его домой. Ну, если позволит его состояние.

— Несомненно, но сначала поговорите с врачами.

— Мы хотим взять его в небольшое путешествие. Можно будет воспользоваться коляской, которую вы дали нам в прошлый раз?

— Конечно, но помните, что в любой момент ему может стать хуже, так что не увозите его слишком далеко.

— Нет, нет, — заверил ее Рейне.

Глава 8

Рейне смотрел на помещенную в газете цветную фотографию смеющегося Себастьяна. Заголовок гласил: «Кто видел Себастьяна?»

Рейне пробежал статью глазами. Газету он купил на заправке, а потом припарковался возле автобусной остановки, чтобы внимательно ее прочесть.

Речь шла о неизвестной женщине — грузной, в зеленом пальто и пестром платке, — забравшей мальчика с детской площадки. Воспитательницы подумали, что это какая-то родственница мальчика, так как он охотно обнял ее и пошел с ней без всякого принуждения и сопротивления. С тех пор мальчик бесследно исчез. Статья заканчивалась призывом сообщить в полицию о мальчике и о подозрительных женщинах.

Значит, к этому делу подключилась полиция. Ну что ж, это вполне нормально. Когда кто-нибудь исчезает, родственники первым делом идут в полицию. Но в газете не было ни слова о письме. Это могло означать одно из трех: полиция знает о письме, но не сообщает о нем журналистам; родители, по неизвестной причине, не получили письма; родители последовали его инструкции и сохранили получение письма в тайне. Учитывать надо все три возможности.

Рейне вышел из машины, бросил газету в урну и поехал домой. Там он помог Ангеле развести в камине огонь, на котором они вместе принялись жарить колбаски.

На следующий день Рейне поехал в ближайший супермаркет, так как не хотел каждый день покупать газету в одном и том же месте.

Никаких особых новостей по этому делу не было, но статья занимала целых две страницы. За недостатком свежих фактов репортеры обрушили свой гнев на безответственных родителей. Разве можно доверять ребенка случайным людям?

Директор детского сада, женщина с большими спиралевидными серьгами, которую Рейне ни разу не видел в парке, оправдывалась. Да, в саду поступали не по правилам. Правила предписывают, чтобы воспитатели заранее знали, кто будет забирать ребенка. Если за ним приходит незнакомый человек, то родители должны загодя поставить в известность персонал.

Случай Себастьяна, однако, был особенным. Его всегда забирали разные люди. Сначала воспитатели каждый раз звонили родителям, и, когда до них удавалось дозвониться, они говорили, что ребенка можно отдавать. Постепенно воспитательницы привыкли отдавать Себастьяну всякому, кто за ним приходил. Родители были согласны с такой практикой.

«Нам это никогда не нравилось. Но что нам оставалось делать — каждый раз брать ребенка домой?» — цитировала газета директора сада.

Репортеры взяли интервью и у Беттины (в газете ее назвали по фамилии — Линдског). Она сказала: «Та женщина выглядела очень прилично и не вызвала у нас недоверия».

Газета всерьез занялась проблематикой. Были опрошены директора других детских садов: как они ведут себя в подобных ситуациях. Все директора, как один, пытались выставить себя в наилучшем свете, утверждая, что в их учреждении такое было бы попросту невозможно.

Читателям задали вопрос: «Не боитесь ли вы, что вашего ребенка может забрать из сада совершенно незнакомый человек?» Родители, которые прежде, вероятно, вообще не задумывались над этой проблемой, вдруг проявили единодушную обеспокоенность. Во всех ответах повторялись слова: «служебная халатность» и «скандал». Газета явно нагнетала напряжение.

К своему удивлению, Рейне обнаружил, что в газете не было ни единого слова порицания беспечных родителей и нянек с их нацистскими дружками. Досталось только милой Беттине и ее коллегам.

Рейне выбросил газету и поехал домой, к Ангеле и Себастьяну.

Наступил вечер. На первом этаже никого не было, а со второго доносилось пение Ангелы — она убаюкивала Себастьяна. Рейне остановился на лестнице и прислушался. Ангела пела «Мой чудный хрусталик», пела без слов, но звонко и чисто.

Стоя на лестнице и не видя Ангелы, он вдруг усомнился в том, что это поет Ангела, — настолько это чистое божественное пение не вязалось с ее бесформенным телом и угрюмой молчаливостью. Правда, в последнее время она перестала быть молчаливой, а с Себастьяном вообще была очень разговорчивой.

Он не стал подниматься наверх. Мальчик, наверное, заснул, и Рейне не хотел разбудить его скрипом лестницы.

Вместо этого Рейне вошел в кухню, достал из шкафа перчатки, бумагу и ручку. Супруги Гильфорс за два дня имели возможность собрать деньги, и теперь настало время писать следующее письмо.

Обдумывая содержание письма, Рейне шевелил затянутыми в латекс пальцами. Перчатки оказывали на него магическое действие: невероятная эластичность, прозрачность, сухая, присыпанная тальком внутренняя сторона — все это создавало впечатление вторых, позаимствованных у другого человека рук.

Наверху чистый голос выводил теперь «Я знаю прекрасную розу». Решительным движением Рейне взял ручку и занес ее над листом бумаги, как будто это был скальпель, а сам Рейне готовился сделать разрез. Он медленно опустил ручку и написал:

«Хорошо», — хотел он написать дальше, но в последний момент передумал и написал:

Он обдумал несколько вариантов формулировки, но отбросил их и, подумав, остановился на следующей версии:

Свастику он на этот раз нарисовал правильно.

Глава 9

На богослужении по случаю четырнадцатого воскресенья после Троицы присутствовали около ста человек. Для большого собора это было мало, и на скамьях оставалось много свободных мест. Но этого было вполне достаточно для того, чтобы возле полок возникла толчея, которая была ему так нужна.

Здесь были люди, способные возбудить подозрение у тех, кто, возможно, вопреки поставленным им условиям, держал под наблюдением полку с молитвенниками. Рейне не хотел озираться по сторонам, но и без этого заприметил четыре или пять человек, похожих на преступников. Например, двоих молодых людей в джинсовых куртках и с неухоженными волосами до плеч или мужчину в третьем ряду — в дорогом пальто с резкими южными чертами лица, — похожего на мафиози.

Его собственная внешность, которая всегда причиняла ему массу страданий, сегодня была как никогда полезной. Кто сможет заподозрить маленького, горбатого человечка с расчесанными на пробор седыми волосами, в сильных очках и темно-зеленой походной куртке? Куртку эту он купил специально для дела. Он долго искал, прежде чем нашел в спортивном магазине эту баснословно дорогую куртку с большими, как мешки, накладными карманами для фляжек с водой, полевого бинокля и прочего туристического снаряжения.

Он изо всех сил принимал участие в службе — благочестиво складывал руки, бормотал молитвы, подпевал хору, когда нужно — вставал и садился, словом, исполнял массу ритуальных действий, призванных вызывать чувство принадлежности, соборности и деятельного участия.

Как обычно, Рейне не вслушивался в слова пастора. Но обостренным слухом он уловил несколько слов и понял, что сегодня пастор толкует то место, где Иисус исцеляет расслабленного.

Наконец отзвучал заключительный хорал. Рейне медленно встал и неторопливо пошел по проходу, стараясь все время держаться рядом с другими людьми. Он смотрел в пол, не осмеливаясь взглянуть ни вправо, ни влево, ни вверх.

Возле полок он остановился рядом с группкой прихожан, ожидавших своей очереди поставить на место церковные молитвенники. Рейне посмотрел на позолоченные стенные часы. Они показывали десять минут первого.

Оказавшись у полки, Рейне поставил на место молитвенник, но, прежде чем отойти, пошарил пальцами в пространстве за полкой. В его распоряжении было всего несколько секунд, иначе он привлечет к себе внимание.

За полкой ничего не было.

«Я так и знал, что они не примут меня всерьез, — подумал он. — Видимо, я что-то неправильно сделал».

В этот момент его пальцы наткнулись на какой-то предмет с гладкой поверхностью и отчетливым краем. Рядом с первым был еще один такой же предмет.

Рейне ухватил предмет, похожий на завернутый в пластик кирпич.

Молниеносным движением он извлек предмет из ниши и не глядя бросил в правый карман куртки. Потом он снова сунул рук в нишу, извлек второй предмет и быстро опустил его в левый карман. Сделав это, он отошел от полки и так же неторопливо направился к выходу.

На ходу он посмотрел на часы. Они по-прежнему показывали десять минут первого. Все произошло в считаные секунды.

Он заставил себя не спеша пройти через церковный двор. День был солнечный и ветреный, тени облаков стремительно неслись по влажному после ночного дождя красному гравию. Рейне ждал, что вот-вот услышит за спиной быстрые шаги, а на его плечо ляжет сильная рука полицейского.

Он свернул в узкий переулок. Потом бесцельно походил по кварталу, чтобы сбить с толку возможных преследователей. Но его никто не преследовал. Он подошел к машине, сел в нее и резко тронулся с места.

Выехав на проселочную дорогу, ведущую к даче, Рейне притормозил и остановился в двухстах метрах от дома.

Он достал из кармана первый предмет. Это оказался пакет, тщательно упакованный в черный пластик и аккуратно перевязанный коричневым скотчем. Рейне нетерпеливо разорвал упаковку, чтобы посмотреть на содержимое пакета. Там оказалась толстая пачка новеньких тысячекроновых купюр. Проверив содержимое второго пакета, Рейне убедился, что в нем находилось то же самое. Он снова сунул пакеты в карманы, завел машину и поехал к дому. Посчитать купюры можно и потом.

Ангела сидела в деревянном кресле. Было слышно, как на втором этаже играет Себастьян, подражая звуку автомобиля. Ангела молчала. Она просто сидела уставившись в пустоту.

Он сел напротив, предвкушая, как осветится ее лицо, когда он сообщит ей радостную весть.

— У нас все получилось!

Ангела не ответила.

Он достал из кармана пакет с купюрами и положил его на стол. Она равнодушно взглянула на деньги и снова отвернулась.

— Ты видишь, что это? — спросил он, сорвал упаковку и сунул ей в лицо пачку денег.

Она никак не реагировала, и Рейне воскликнул:

— Мы сделали это! Теперь Бьярне выздоровеет.

— Бьярне никогда не выздоровеет, — сказала она.

Он недоуменно посмотрел на нее.

— Четверть часа назад я звонила в больницу. Они все утро не могли дозвониться до нас по городскому телефону. Бьярне умер.

Пачка денег выскользнула из его рук и упала на стол. Купюры рассыпались по грубо оструганным доскам. Он пристально смотрел на Ангелу. Она не ответила на его взгляд, продолжая тупо смотреть прямо перед собой. Некоторое время они молчали.

Потом она рассказала — торопливо, тихим, почти неслышным голосом и по-прежнему не глядя на него, — как все случилось. Все произошло очень быстро. Когда ночная сестра осмотрела его, все было как обычно, но утром у Бьярне начались проблемы с дыханием, а в десять минут первого он умер.

Рейне вышел на кухню и налил себе стакан холодной воды. Он вдруг ощутил страшную жажду. Себастьян, который тем временем спустился на первый этаж, катал по ногам Рейне игрушечный трактор.

Залпом осушив стакан, Рейне посмотрел в окно над мойкой. В полосе света под деревьями кружился рой каких-то насекомых. Рой двигался по одному и тому же повторяющемуся рисунку: вперед, назад, вперед, а потом еще одно движение, в результате которого весь рой перемещался на новое место.

Его потрясло не слово «умер». Его потрясло время.

Его сын умер в тот миг, когда он доставал деньги из тайника.

Глава 10

Из всех обуревавших его чувств главным было чувство облегчения.

План его не удался. Нет, не так. Он нарушился. Нарушился до того, как не удался. Втайне Рейне был вынужден признать, что надеялся именно на такой исход.

Любого иного варианта он боялся. Ехать с украденными деньгами в Бразилию. Ехать со смертельно больным ребенком на руках. Искать клинику доктора Перейры. Прятаться от преследования, так как их неминуемо объявили бы в международный розыск. Как бы они стали прятаться, не зная ни английского, ни португальского? План его был с самого начала обречен на провал. Как мог он надеяться на другой исход?

Но теперь все в прошлом. Теперь надо все вернуть в исходное состояние. Надо вернуть похищенного ребенка. Он припаркует машину на углу и покажет Себастьяну, куда идти. Мальчик вернется как ни в чем не бывало на площадку и присоединится к другим детям. А потом он быстро отъедет. Деньги Рейне положит в тайник и напишет родителям, где можно их взять.

Отснятый фильм надо будет перемотать назад. Все снова встанет на свое место. Фильм дошел до времени, предшествовавшего похищению. Но Рейне не стал останавливать его. Вот в кадре появилось такси, которое быстро едет из больницы домой. Вот Ангела с ребенком на руках быстро взбегает по лестнице вверх. В фокусе Бьярне, здесь он младше и здоровее. Вот он уже младенец, вот он уютно свертывается в клубок в матке Ангелы. Плод продолжает съеживаться, превращается в яйцеклетку, которая стремительно возвращается в яичник Ангелы. Его же сперматозоид выскальзывает из шейки матки и так же стремительно, через член, возвращается в яички.

На этом перемотка прекратилась. Теперь остались только он и Ангела. Они были в достаточной мере счастливы вдвоем. Все остальное было лишним. Из-за этого лишнего все у них и пошло вкривь и вкось.

Когда Рейне собрался ехать в больницу, Ангела изъявила желание остаться дома с Себастьяном. Он же хотел, чтобы они поехали втроем. При этом кто-нибудь всегда мог остаться в машине с Себастьяном. Маловероятно, что в больнице Ангелу примут за похитительницу. Там ее знают исключительно как мать Бьярне. (Зеленое пальто и платок Рейне выбросил в мусорный контейнер возле торгового центра.) Себастьян, в красной шапочке, будет все время сидеть в машине.

Но Ангела не желала ехать. Она сидела на диване, держа Себастьяна на коленях, и непрерывно гладила мальчика по волосам, словно находя в этом утешение.

Деньги все еще лежали на столе. Рейне собрал купюры и положил их в ящик кухонного шкафа, а потом поехал в больницу попрощаться с умершим сыном.

Первое, что бросилось ему в глаза, когда он вошел в палату, была пустота. Никаких аппаратов, шлангов, флаконов и трубок. Ночной столик, на котором обычно лежали коробки из-под тортов Ангелы и газеты, был убран, и на нем горела одинокая свеча.

Бьярне выглядел умиротворенно. Закрытые веками глаза были похожи на вставленные в глазницы орешки. Черты лица стали нежнее. Теперь он был хрупким и бесценным, как фигурка из китайского фарфора.

Рядом с Бьярне лежала кукла, забавная игрушка, купленная для сына Ангелой, когда он появился на свет. Кукла выглядела как новая, Бьярне, из-за своего нездоровья, так и не успел с ней поиграть. Рейне эта кукла всегда казалась слишком искусственной и напыщенной. Но сейчас, рядом с мертвым младенцем, она выглядела естественной и почти живой.

Рейне сел на стул возле кроватки.

Что он чувствовал? Конечно, печаль. Но печалился он давно. Болезнь была такой долгой. Страдания малютки. Бесконечные поездки в больницу. Телефонные разговоры с врачами, которых так трудно было дозваться. Искры надежды, которые то вспыхивали, то гасли, чтобы затем вспыхнуть с новой силой. И вот наступил конец. Словно все они, наконец, пришли к цели, хотя стремились они совсем к иной цели. Но смерть эта была сродни исцелению.

Вероятно, Рейне мучила совесть за то облегчение, какое он испытывал. Он почувствовал это, когда в следующую ночь увидел странный и очень яркий сон.

Дело происходило в больнице. Палата была совершенно пуста, только в середине стояла койка. В койке лежал Бьярне, окруженный множеством врачей.

Рейне стоял поодаль, у самой двери. Стоявшая рядом Беттина смотрела на врачей и медсестер. Лица их были напряжены, они возбужденно разговаривали между собой. Это удивило Рейне, ибо обычно персонал был очень весел, независимо от того, как чувствовал себя Бьярне. Теперь дела, кажется, действительно плохи, подумал он.

Он не мог видеть Бьярне, но знал, что в кроватке лежит именно он, и страдания малютки явственно отражались на лицах персонала. Одна из сестер закрыла глаза и отвернулась, словно была не в силах больше выносить это зрелище, другая закрыла лицо руками и истерически разрыдалась.

Пожилой врач, руководивший остальными, старался сохранять спокойствие, но и его лицо временами подергивалось. Когда Рейне подошел ближе, то заметил слезы в глазах этого человека. Рейне был потрясен, увидев слезы в глазах старого, умудренного опытом врача. Какие же страдания испытывал ребенок, чтобы заставить плакать доктора?

Но в этот момент он вдруг понял, что ситуация еще более странная.

— Но разве он… не умер? — изумленно спросил Рейне.

— Умер, — ответил врач.

— Но почему он тогда страдает? Разве смерть — это не конец страданий?

Старый врач удивленно, почти обиженно, посмотрел на Рейне:

— Конец? Нет, почему это должен быть конец? Мы надеемся, что ему будет лучше, но ему пока становится только хуже.

— Но разве смерть — это не конец? Разве смерть — это не то же самое, что… ничто? — прошептал Рейне.

— Да. Но вы слышали когда-нибудь об отрицательных числах?

И так как Рейне все еще ничего не понимал, врач нетерпеливо продолжил:

— Вы когда-нибудь видели термометр?

И тут Рейне увидел термометр, обычный уличный термометр с плюсовыми и минусовыми градусами на вертикальной шкале. Теперь он понял, что имеет в виду врач.

Жизнь — это плюсовые градусы. Температура малютки иногда повышалась, иногда понижалась, но в конце концов стала ниже нуля, и это была смерть.

Но это был еще не конец. Шкала продолжалась и дальше, ниже нуля, — шкала новых страданий, новых страхов и новых надежд. Парой минусовых градусов выше, потом парой минусовых градусов ниже. Отрицательная шкала шла вниз все дальше и дальше, и конца ей не было.

Смерть оказалась не дном. Она была лишь тонким слоем льда, пробив который человек погружался в темные воды, глубину которых никто пока не мог измерить.

У Рейне закружилась голова, ему стало так плохо, что он закричал от страха и отчаяния.

Проснувшись, он очень обрадовался, что все увиденное и пережитое оказалось сном. Но сон этот поражал своей реальностью и силой. Если остальные сны забывались через пару секунд после пробуждения, то этот взял Рейне в плен надолго.

Откуда он знает, что сказанное во сне врачом неверно? Кто может доказать противное? Почему невозможны вечные страдания, если возможно вечное блаженство?

Христианин ответит: потому что Бьярне был невинный младенец и потому что Бог справедлив и добр. Но Бог не был справедлив и добр к Бьярне, пока тот был жив, так с какой стати он должен теперь стать добрым и милостивым?

Рейне явственно видел перед собой лицо старого врача. Откуда оно вообще взялось? Рейне не помнил, чтобы видел этого человека в реальной жизни. Ему очень хотелось найти аргументы против теории термометра, но аргументов он не находил.

Глава 11

Рейне довольно долго лежал без сна в постели, поглощенный раздумьями, и не сразу заметил, что рядом с ним никого нет. Это было необычно, как правило, Ангела вставала позже, чем он, но сегодня он, вероятно, проспал дольше обычного.

Полусонный, он скосил глаза в сторону и заметил, что на месте нет не только самой Ангелы, но и ее матраца и постели.

Рейне нашел Ангелу в комнате Себастьяна. Она спала возле его кровати на полу. Матрац занял почти всю комнату.

— Он проснулся сегодня ночью от страха, — объяснила Ангела за завтраком.

— Ты скучаешь по дому, Себастьян? — спросил Рейне, насыпая мальчику в тарелку медовые хлопья. — Не бойся. Твои папа и мама возвращаются из путешествия, и скоро ты снова окажешься дома. Это будет здорово, правда?

Мальчик кивнул и принялся за еду.

— Самое простое — мы отвезем тебя в парк, где играют твои друзья. Я останусь у входа в парк, а ты пойдешь на площадку. Ты ведь сделаешь это, правда?

— Спешить некуда, — сказала Ангела. — Тебе ведь здесь нравится, правда?

Мальчик снова кивнул.

— Похоже, ты рад от него избавиться, — укоризненно сказала Ангела, когда Себастьян вышел из-за стола.

— Но будет только лучше, если мы как можно скорее покончим со всем этим делом. Для нас опасен каждый час промедления. Ты понимаешь, что мы рискуем тюрьмой, если нас выследят?

Ангела бросила в чашку кусок сахара и, не ответив ни слова, принялась размешивать чай.

— Сегодня мы отвезем его в детский сад, — сказал Рейне. — Хотя нет. Сначала мы вернем деньги. Пока ребенок у нас, они не обратятся в полицию. Он — наша надежная страховка. Сейчас я напишу и отнесу на почту письмо его родителям, а завтра отнесу деньги. Мы не можем ждать следующей воскресной службы.

Ангела обеими руками поднесла кружку ко рту и принялась пить кофе.

— Или, может быть, стоит поискать другое место, — продолжал вслух рассуждать Рейне. — Можно, например, оставить деньги в камере хранения на вокзале. Да, я сегодня же положу деньги в ячейку и сообщу родителям ее номер. Завтра они еще до полудня смогут их забрать. Если заплатить сбор, то можно держать вещь в камере хранения до семи суток, а это больше чем достаточно. Себастьяна мы вечером отвезем в город, на детскую площадку. Когда родители, забрав деньги, вернутся домой, им позвонят из детского сада.

Себастьян в это время носился по гостиной. Послышался грохот перевернутого стула. Ангела поставила кружку на стол и хотела встать, чтобы узнать, что случилось.

— Боже мой, не поранился ли он?

— По крайней мере, он не заплакал, — сказал Рейне. — Думаю, ничего страшного не произошло. Он очень обрадуется, когда на площадке снова встретится со своими товарищами по играм. Поедем отсюда завтра часа в четыре.

— Я не повезу его назад, — сказала Ангела.

— Да и не нужно. Можешь остаться дома. Это я смогу сделать и сам. Я напишу письмо, верну деньги и ребенка.

— Ты вообще ничего не будешь возвращать.

Она встала. Рейне изумленно смотрел на жену.

— Не трогай его, понял? — злобно сказала она. — Да и деньги не трогай. Они и мои тоже, не забывай.

— Они не мои и не твои. Это краденые деньги, мы получили их путем вымогательства. Мы сделали это ради Бьярне, но он умер, и теперь все стало по-другому.

Голос его дрогнул. Он замолчал, чтобы не расплакаться.

Ангела яростно засопела.

— Ты!.. — Это слово прогремело с ее уст, как пистолетный выстрел. Она состроила презрительную гримасу. — Ты так глуп, что мне стыдно за тебя. Как я могла выйти замуж за такого дурака? Ничего не изменилось. Ты понял? Ничего! Мы заказали три билета на самолет. У нас есть деньги, чтобы их оплатить. У нас есть паспорта. У нас есть мальчик. Мы меняем билеты и летим прямо в Австралию. Теперь все стало гораздо проще, потому что наш ребенок здоров.

Рейне беспомощно уставился на расходившуюся жену. В ней изменилось все — взгляд, жесты. Она говорила быстрее, чем обычно, изменился даже ее голос. Но что такое она говорит?

— Ты хочешь сказать, что мы возьмем Себастьяна с собой? — прошептал он.

— Ты очень туго соображаешь, Рейне. Да, именно это я хочу сказать.

Она снова села и сделала глоток кофе.

Рейне смотрел на Ангелу во все глаза. Она, несомненно, сошла с ума. В ней что-то сломалось. «Все стало гораздо проще, потому что наш ребенок здоров». Какого ребенка она имеет в виду? О чем она вообще думает? С ней надо серьезно поговорить. Не надо ее осуждать или смеяться над ней.

Надо объяснить ей, насколько нереалистичны ее намерения.

— Я не могу понять, как ты себе это представляешь. Ты считаешь, что Себастьян может полететь по паспорту Бьярне? — спросил он. — Бьярне было два года. А Себастьяну пять, почти шесть. И выглядят… выглядели они по-разному, у Себастьяна куда больше волос, чем у Бьярне.

— Но Себастьян очень мал для своего возраста. Мы можем нести его на руках, а волосы можно остричь, — коротко возразила Ангела.

— Бог мой! — только и смог вымолвить Рейне.

Ему стоило большого труда сохранить спокойствие.

— Ладно, допустим, что нам удалось уехать в Австралию. Да, я говорил о мебельной мастерской или о кафе. Но, собственно говоря… если хорошенько подумать… то ничего бы из этого не вышло, Ангела. У нас бы ничего не получилось. Мы даже не знаем языка.

— А как, по-твоему, все получается у других переселенцев? Думаешь, мы первые, кто въезжает в Австралию без знания языка?

— Но на что мы стали бы жить?

— Мы бы стали торговать и проворачивать разные дела.

— Но мы ничего не понимаем в делах, Ангела.

— Вот как? Мы только что провернули сказочную комбинацию. За несколько дней мы заработали миллион. Если так пойдет и дальше, то мы неплохо развернемся.

Она положила в рот кусок сахара и отхлебнула кофе.

— Что пойдет дальше? Мы будем продолжать похищать детей? — зло ответил Рейне.

— Можно заниматься разными делами, — многозначительно произнесла она.

Видимо, смерть Бьярне сильно потрясла ее. Рейне вспомнил, что вчера, когда он вернулся домой, она была как парализованная. Рассказывая ему о смерти сына, она находилась в каком-то трансе. Вероятно, она не до конца осознала, что Бьярне умер, умер на самом деле. Она не видела его мертвым. В воспаленном воображении Ангела спутала сына с чужим ребенком.

Он решил дать ей немного времени на то, чтобы прийти в себя. Придется немного подождать с возвращением Себастьяна. Завтра он напишет письмо, а послезавтра вернет ребенка родителям.

Он встал и начал убирать со стола.

— Нам надо подышать свежим воздухом. Сейчас мы все втроем пойдем в лес на прогулку, — сказал он с несколько наигранной бодростью.

— У меня нет никакого желания никуда идти, — сказала Ангела.

— Тогда мы пойдем с Себастьяном, а ты можешь немного отдохнуть. Что-то мальчик сегодня очень возбужден. Ему надо выплеснуть энергию.

Рейне вышел в детскую собрать одежду Себастьяна. Ангела последовала за мужем.

— Если ты берешь мальчика, то я иду с вами, — решительно сказала Ангела.

— Хорошо, значит, идем втроем. Бери Себастьяна, пока он не переломал всю мебель.

Глава 12

На этот раз они сразу вышли на место, где росли лисички. В прошлый раз они просто пошли не той дорогой.

— Это там, наверху, не очень далеко, — сказал он Ангеле.

Ангела, тяжело дыша и переваливаясь с ноги на ногу, продиралась сквозь кусты, крепко держа Себастьяна за руку.

— Ужасно, до чего же тяжело ходить по лесу, — пожаловалась она.

Теперь она стала такой же, как всегда. Рейне приходилось постоянно ее подбадривать, когда они гуляли по лесу. Ей не нравился лес, она его откровенно боялась. Когда он спрашивал, чего именно она боится, Ангела иногда отвечала, что боится змей, а иногда — что боится порвать чулки. Рейне хорошо понимал ее страх. Он и сам временами чувствовал себя не в своей тарелке — в толпе незнакомых людей, в магазинах, где толпились покупатели. Он чувствовал себя чужаком в таких местах, у него начиналось сердцебиение и появлялось желание вернуться домой. Но в лесу Рейне чувствовал себя превосходно.

— Идем, Ангела, в лесу лучше, чем дома.

— Грибы! — закричал Себастьян.

Рейне присмотрелся. Да, они пришли на грибное место, хотя оно оказалось дальше, чем он предполагал. Вот целая колония светло-желтых лисичек, а дальше еще — мелкими группами под елями. Они собрали лисички в бумажный пакет.

— Сегодня грибы идут! — сказал Рейне. — Себастьян, ты когда-нибудь ел лисички?

Ангела настояла на возвращении. На обратном пути они нашли много сыроежек. И опять мальчик заметил их первым.

— Тебе надо работать трюфельной собакой, ты так здорово ищешь грибы, — сказал Рейне. — Тебя надо всегда брать в лес.

Мальчик гордо рассмеялся.

Вернувшись домой, они поужинали жареными грибами и тостами со сливками. Рейне смотрел, как Ангела помогала мальчику ножом резать горячие тосты на мелкие кусочки. Послезавтра, думал он, самое позднее послезавтра они должны вернуть мальчика родителям.

Лесная прогулка пошла им всем на пользу. Ангела снова стала сама собой. Кажется, она выбросила из головы свои сумасбродные идеи. Да и Себастьян, выплеснув энергию, стал спокойнее. Они, словно маленькая семья, сидели вокруг кухонного стола. Себастьян аккуратно ел нарезанные мелкими кусочками тосты. Он, кажется, пока не понял, нравятся ему грибы или нет. Ангела посмеивалась над уморительными гримасами ребенка. «Как все это странно, — думал Рейне. — Всякий, кто увидел бы сейчас нас за столом, никогда бы не сказал, что мы буквально на днях потеряли ребенка».

Они насторожились, услышав шум автомобильного мотора. Ангела и Рейне прислушались. Иногда, когда было очень тихо, с дороги доносился шум движения, но на этот раз рокот мотора приближался. Кажется, машина свернула на единственную дорогу, ведущую только к их дому.

— Кто-то, видно, заблудился, — сказал Рейне. — Машина, скорее всего, развернется, когда пассажиры увидят дом.

Машина остановилась, шум мотора стих. Ангела встала и положила руки на плечи Себастьяна. Лицо ее посерело.

— Сидите и не волнуйтесь, — сказал Рейне. — Пока ничего плохого не происходит.

Сердце его, однако, бешено колотилось, когда он шел к двери.

У крыльца стоял человек в шапочке с козырьком. За спиной человека стоял джип.

— Простите, что нарушил ваш покой. Но может быть, вы видели здесь собаку?

— Нет, — ответил Рейне. — Мы не видели здесь собаки. А какую собаку вы ищете?

— Пса, поднимающего дичь. Он еще молодой и боится выстрелов. Когда мы охотимся на зайцев, он иногда убегает и пропадает где-то по несколько дней. Чаще всего мы находим его возле домов, где живут люди. Поэтому я езжу по окрестности и спрашиваю местных, не видели ли они мою собаку.

— У вас есть номер телефона, по которому мы могли бы позвонить, если увидим собаку?

— 92–728.

— Я запомнил.

— Может быть, будет лучше, если я запишу вам мой номер?

— Ну конечно. Один момент.

Рейне вошел в дом. Человек остался ждать у крыльца. Ангела, стоя на кухне у мойки, боязливо выглядывала в прихожую. Глаза ее были расширены от ужаса.

— Кто это? — прошептала она.

— Всего лишь какой-то охотник. Ищет свою собаку, — спокойно ответил Рейне.

Он взял пачку бумаги и ручку и, выходя на улицу, ободряюще кивнул Ангеле.

Выйдя на крыльцо, он попросил человека повторить номер и записал его.

— Мы позвоним, как только увидим вашу собаку, — пообещал он.

— Спасибо, это будет очень мило с вашей стороны. Если она придет к вам, не бойтесь. Она смирная, как ягненок, — сказал мужчина и направился к машине.

Рейне уже хотел закрыть дверь, когда на крыльцо вышла Ангела. Она оттолкнула мужа в сторону и с неожиданной быстротой спустилась с крыльца.

— Эй, подождите! — крикнула она.

Мужчина обернулся.

— Там в лесу ходит какая-то собака, — тяжело дыша, сказала Ангела. — Ты ее видишь?

Мужчина, как козырьком, прикрыл глаза от солнца и всмотрелся в пространство между деревьями.

— Она пробежала вдоль опушки леса, а потом скрылась вон там, между елями, — сказала Ангела и указала рукой налево.

Человек быстро пошел в указанном Ангелой направлении.

— Что стоишь как столб? Помоги человеку искать, — раздраженно сказала она мужу.

Рейне торопливо обул сапоги и последовал за мужчиной в лес. Обернувшись, Рейне увидел, что Ангела стоит возле джипа и с неприличным любопытством заглядывает в заднее окно машины.

Дверь дома открылась, и на крыльце появился Себастьян в одних чулках.

— Где собака? — закричал он, увидел на опушке леса Рейне и подбежал к нему. — Я тоже хочу искать собаку!

Его окликнула Ангела.

— Иди сюда! Иди к маме!

Это она ловко придумала, подумал Рейне. Сделала вид, что она — настоящая мать, на случай, если охотник ее услышит.

— Иди к маме. Тебе нельзя идти с нами. Папа скоро вернется, — сказал Рейне и быстро пошел в лес, не дожидаясь протестов Себастьяна.

Мальчик повернулся и послушно вернулся в дом. Он и сам понял, что ходить по лесу в чулках, без обуви, очень неудобно. Мало радости наступать босиком на корни и еловые иголки.

Рейне и охотник бегали по лесу, отыскивая собаку. Мужчина то и дело звал собаку, которую, как выяснилось, звали Роня, и Рейне тоже начал ее звать. Через некоторое время мужчина подошел к нему и сказал:

— Вам не надо ее звать. Собака путается, когда ее зовут с разных сторон.

Рейне покраснел и кивнул.

— Да и потом, кажется, это бесполезно. Она снова куда-то убежала. Спасибо за помощь.

— Не стоит благодарности. Мы обязательно позвоним, если увидим вашу собаку, — сказал Рейне.

Они вернулись к дому, человек сел в машину и уехал.

Ангела сидела на кухне, Себастьян ковырялся в тосте. Грибное рагу остыло и покрылось пленкой.

— Ты и в самом деле видела собаку? — спросил Рейне.

— Ты что, думаешь, я вру?

Она неприязненно взглянула на мужа, и он в ответ только пожал плечами:

— Ты показала в направлении леса за домом, а этот участок не виден из кухонного окна.

— Кто сказал, что я смотрела с кухни? Я видела собаку из гостиной.

— А, ну, значит, ты ее и в самом деле видела.

Всю вторую половину дня Рейне и Себастьян провели в мастерской. Из пары планок, пробки и с помощью нескольких гвоздей и шнурков они сделали кораблик. Оказалось, что Себастьян неплохо столярничает. Он сказал, что научился этому в детском саду.

— Какой красивый кораблик у нас с тобой получился, — сказал Рейне.

— Ну да. Я подарю его маме.

— Ты скучаешь по маме?

— Нет, — буркнул Себастьян и поправил в кораблике какую-то мелочь. — Все, готово! Идем!

Мальчик побежал по скошенной лужайке к дому. Рейне поковылял следом за ним. Когда он вошел в дом, Ангела стояла на кухне и держала в руке кораблик.

— Ты сделал его для меня?

Себастьян кивнул.

— Какой он красивый, — с чувством сказала Ангела. — Мы поставим его сюда, на подоконник. Правда, подходящее для него место?

Рейне громко откашлялся.

— Мне кажется, Себастьян хотел… — начал было он, но осекся, когда увидел, что Себастьян сам поставил кораблик на подоконник.

— Да, это самое подходящее место, — сказал Рейне.

Вечером он сидел в гостиной и ждал, когда Ангела уложит Себастьяна спать. С ней надо серьезно поговорить. Завтра он напишет родителям письмо и положит деньги в камеру хранения. Послезавтра они вернут родителям и ребенка. Его видел чужой человек, и, хотя он ничего не заметил, положение стало опасным.

Он хотел дождаться, когда Себастьян уснет, а Ангела спустится вниз. Но время шло, а Ангела не возвращалась. Тогда Рейне встал и направился к лестнице.

Сквозь открытую дверь их с Ангелой спальни он увидел решетку их пустой кровати. Очевидно, она снова унесла матрац и постельное белье в комнату Себастьяна.

Из-за закрытой двери доносилось невнятное бормотание.

— Хочешь, мама споет тебе перед сном? Ложись, мой маленький, а мама тебе споет песенку.

Ангела запела тихим, нежным голосом.

Почему она называет себя мамой? Здесь нет незнакомцев, которых надо обмануть. Но Себастьян охотно принял такое обращение к Ангеле. Может быть, он действительно имел в виду Ангелу, когда говорил, что хочет подарить кораблик маме?

Рейне дождался, когда Ангела закончила петь и наступила тишина.

— Ангела, — прошептал он, — я хочу поговорить с тобой, когда Себастьян уснет.

Ответа он не дождался.

— Ангела, ты что, тоже уснула?

Он осторожно нажал ручку двери детской. Дверь была заперта.

Глава 13

Утро было поистине великолепным. Синее небо, прозрачный ломкий воздух, ночная роса испарялась под лучами солнца, и над лесом стелился легкий туман. Рейне встал рано. Ангела и Себастьян еще спали. Рейне сел за кухонный стол и написал последнее письмо.

На этот раз он не стал пририсовывать свастику. После завтрака он попросил Себастьяна пойти поиграть в детскую.

Он вопросительно посмотрел на Ангелу:

— Я пойду?

— Да, иди наверх, мама сейчас придет, — ответила Ангела и улыбнулась Себастьяну.

Рейне мрачно посмотрел на жену. Вся эта игра в маму только окончательно, запутывает ребенка.

Себастьян послушно поднялся на второй этаж, а Рейне протянул письмо Ангеле.

— Отправлю его по почте вместе с ключом от ячейки, — сказал он.

Ангела пробежала глазами по строчкам и, подняв глаза, посмотрела на мужа. Она улыбалась!

— Все в порядке. Да? Я поеду прямо сейчас, — сказал он и протянул руку, чтобы взять письмо.

Ангела не ответила. Продолжая улыбаться, она порвала письмо на мелкие кусочки и бросила их на стол.

Рейне нервно сглотнул слюну. Значит, на поддержку Ангелы рассчитывать не приходится. Надо действовать в одиночку. Он напишет новое письмо. Не говоря ни слова, он встал, надел куртку и перчатки. По карманам он рассовал бумагу, ручку, конверты и марки. Открыв шкаф, он протянул руку к деньгам.

Когда Рейне обернулся, он увидел направленное на него дуло ружья.

У него перехватило дыхание.

— Положи деньги на место.

Откуда у нее ружье? Он вспомнил об охотнике, который искал пропавшую собаку, вспомнил и Ангелу, которая с жадным любопытством заглядывала в его машину.

— Мама! — крикнул со второго этажа Себастьян. — Ты идешь?

— Да, мама уже идет! — крикнула она в ответ.

— Не целься в меня, Ангела. Ты не умеешь обращаться с такими игрушками. Эта штуковина может выстрелить, — сказал он, стараясь говорить уверенно и спокойно.

— Я знаю, как обращаться с такими игрушками, — ответила Ангела. — Когда-то я была с мужчиной, у которого было ружье. Он научил меня с ним обращаться.

— С каким мужчиной? — спросил Рейне.

То, что она когда-то жила с мужчиной, разозлило его больше, чем то, что она умеет стрелять.

— Это было очень давно. Все, хватит болтать. Клади деньги на место.

Заряжено ли ружье? Вполне возможно, а Ангела была не в том состоянии, когда можно рискнуть.

Он вытащил пачки купюр из кармана и положил их в кухонный шкаф. Он закрыл дверцу шкафа и медленно обернулся. Ангела опустила ружье, и Рейне облегченно вздохнул.

Он снова заволновался, когда Ангела с ружьем пошла в детскую к Себастьяну. Поднявшись на пару ступенек, он остановился и прислушался. Услышал, как повернулся ключ в замке. Потом раздались приглушенные голоса и смех Себастьяна.

Рейне вернулся на кухню, сел за стол и попытался обдумать положение. Попытался во всех деталях вспомнить визит незнакомца. Ангела услышала, что он охотник, и подумала, что в его машине может лежать оружие. Солгав, что видела собаку, Ангела отправила мужчину в лес, а в его отсутствие открыла машину и украла оттуда ружье. Да, видимо, так все и произошло.

Но охотник должен был заметить, что его обокрали. Почему же он не вернулся? Может быть, он подумал, что потерял ружье где-нибудь в другом месте? Он до этого побывал во многих местах и везде справлялся о собаке. Наверное, он сильно расстроился. Мало того, что сбежала собака, так еще и ружье потерял.

Рейне удивило, как ловко и как молниеносно отреагировала Ангела на ситуацию. Времени на то, чтобы заранее разработать план действий, у нее просто не было. Не думал он, что Ангела способна самостоятельно думать и принимать быстрые решения.

Через полчаса Ангела и Себастьян спустились на первый этаж. Ружье она, вероятно, еще вчера спрятала в комнате Себастьяна — либо под кроватью, либо под матрацем.

Они оживленно болтали, пока Ангела собирала вязанье и искала складной стул. Потом она вышла на улицу, а Себастьян, с мячом под мышкой, поспешил за ней.

Рейне поднялся на второй этаж. Как он и ожидал, дверь в комнату Себастьяна была заперта. Ключа в замке не было. Наверное, Ангела носит его с собой.

Он вышел на балкон. Стояла необыкновенно теплая погода. Рейне посмотрел вниз.

Ангела, надев бейсболку, сидела на складном стуле и вязала, Себастьян играл на лужайке в мяч. Время от времени Ангела отрывалась от вязанья и что-то говорила мальчику. Мирная, уютная, почти идиллическая сцена.

Рейне внимательно присмотрелся к глазам и массивному телу жены. Она напомнила ему аллигатора, неподвижно лежащего в тине, но в нужный момент молниеносно бросающегося на зазевавшуюся жертву.

После смерти Бьярне с Ангелой произошло что-то непоправимое. Ей надо было как-то помочь, но Рейне не знал как. Но с этим можно и подождать. Самое главное — это в целости и сохранности вернуть мальчика родителям.

Рейне приготовил еду. Недельный план питания был давно выполнен, но в морозильнике еще оставалось много продуктов. Было так тепло, что поесть можно было на улице.

— Фантастика. Конец сентября, а мы едим на улице, — сказал Рейне.

— В Австралии это можно делать круглый год, — невозмутимо отозвалась Ангела.

Остаток дня она пребывала в превосходном настроении. Правда, она не спускала глаз с Себастьяна, а дверь его комнаты была все время заперта.

Рейне не проронил ни слова о ружье. Он хотел дождаться, когда рядом не будет Себастьяна. Но такой возможности он не дождался, потому что Ангела и Себастьян все время были рядом, а потом, как и прошлым вечером, она, уложив мальчика спать, осталась с ним в его комнате.

Рейне не мог уснуть. Поднявшись по лестнице, он прошел мимо запертой двери детской и вышел на балкон.

Темнота уже не отливала голубизной, как летом. На дворе стояла непроглядно черная осенняя ночь. Свет из окна гостиной падал на луг; он был виден весь, вплоть до его заостренного края, напоминавшего нос корабля. Шелестела невидимая листва, откуда-то из леса донесся рев самца косули.

У Рейне снова возникло ощущение, что он находится на борту корабля. Освещенный огнями, корабль прокладывает курс сквозь чернеющую вокруг зелень.

Он представил себе, что они плывут на корабле сквозь густой лес, разбивая форштевнем стволы берез и елей, подминая траву и мох.

Но кто был у штурвала? Он стоял на капитанском мостике, но уже не был уверен, что управляет кораблем. В этом путешествии он видел себя капитаном, он придумал идею, и он воплотил ее в жизнь. Но откуда взялась эта идея? Он прочел в журнале Ангелы статью о докторе Перейре. Может быть, она прочитала эту статью до него, а потом специально подсунула ему журнал, чтобы статью про чудодейственное лечение прочитал и он? Чтобы и он подумал то же, что думала и она. Он всегда считал, что в мышлении опережает ее на два шага, но, быть может, в действительности все обстояло наоборот?

Ему стало холодно, и он вернулся в дом, чтобы лечь спать. В эту ночь он запер дверь спальни.

Глава 14

На следующий день Рейне заглянул в холодильник и увидел, что надо купить продукты. Он пошел к машине.

— Я еду за продуктами, — сказал он Ангеле, которая в тени дерева играла с Себастьяном в кегли.

Это услышал Себастьян и подбежал к Рейне.

— Я тоже поеду. Мне хочется покататься на машине! — крикнул он и, словно обезьянка, прилип к ноге Рейне.

— Ты останешься здесь! — прикрикнула на мальчика Ангела.

— Если он наденет шапочку и останется в машине, пока я буду ходить за покупками… — начал было Рейне.

— Мальчик останется со мной.

С необычайным проворством она вперевалку подкатилась к ним по лужайке, держа в руке серебристо поблескивавший на солнце кегельный шар.

— Мама, пожалуйста. Я тоже хочу поехать, — умоляюще заговорил Себастьян.

— Папа поедет один, а ты будешь делать то, что велит мама, иначе я тебя на весь день запру в твоей комнате.

— Ты плохая! Я хочу к моей другой маме! Она лучше тебя! — закричал Себастьян.

— Не болтай глупостей, — сказала Ангела и бросила в траву кегельный шар.

Она схватила Себастьяна за руку и потащила в дом. Мальчик громко заплакал.

— Ангела, что ты делаешь! — крикнул Рейне. — Отпусти ребенка, ему же больно!

Она скосила глаза вниз, ослабила хватку и принялась поцелуями и ласками утешать малыша.

— Ты видишь, как все осложняется? — сказал Рейне. — Где мы его оставим, когда поедем на похороны? До похорон надо вернуть его родителям.

Ангела опустилась на корточки, закрыла глаза и прижала к себе Себастьяна.

— Я не поеду ни на какие похороны, — пробормотала она.

По дороге в супермаркет Рейне включил «Авто-радио». Новости уже начались. По-деловому сухой женский голос заставил его насторожиться.

Это известие успокоило Рейне. Как он и ожидал, после того, как похитители нарушили свои обязательства, родители сообщили о похищении в полицию. Полиция клюнула на его приманку и приняла во внимание свастику. Вероятно, полицейские обнаружили нацистские знаки, нацарапанные на столе, а Беттина рассказала им, кто были дружки той няни, после чего один из них и был задержан. Очевидно, поделом. Этот молодой человек и его друзья преступили закон. Даже если подозрения в похищении не подтвердятся, полиция какое-то время будет отрабатывать этот след, и у нее останется меньше времени на Рейне и Ангелу.

Диктор не упомянула о том, что родители заплатили выкуп — видимо, полиция не желала поощрять других возможных похитителей.

Идя по магазину с тележкой, Рейне подогревал себя надеждой на то, что сумеет все исправить. Себастьяна надо было как можно скорее вернуть родителям, пусть даже без ведома Ангелы. Самое главное — выждать удобный момент.

Надо проникнуть в комнату Себастьяна и забрать оттуда ружье. По пути домой Рейне думал о том, как заполучить ключ от детской. Он только недавно узнал, что обе спальни запирались на ключ. Раньше они с Ангелой никогда не пользовались замками. Подумав, Рейне решил, что замки на обеих дверях могут быть одинаковыми. Возможно, что ключ от их спальни подходит и к детской. Надо будет попробовать этот ключ, когда Ангела выйдет с Себастьяном на лужайку.

По зрелом размышлении Рейне решил, что возвращать деньги родителям было бы в данный момент неумно. Во всяком случае, это надо сделать не сейчас и вернуть не всю сумму, так как деньги могут потребоваться для того, чтобы либо покинуть страну, либо залечь на дно. Конечно, самое лучшее — это оказаться вне подозрений и никуда не уезжать и не прятаться.

Он не стал рассказывать Ангеле о том, что услышал по радио, так как перестал доверять жене.

Как только Ангела и Себастьян уснули, Рейне взял деньги из кухонного шкафа и отнес их в мастерскую. Карманный фонарик он включил только после того, как вошел в сарай и запер за собой дверь.

На верстаке стояли друг на друге жестяные коробки, в которых Рейне хранил гвозди, шурупы и прочие нужные мелочи. Он опорожнил нижнюю коробку, положил туда деньги и снова составил коробки стопкой. Когда Ангела обнаружит пропажу денег, он скажет, что вернул их родителям Себастьяна.

В эту ночь Рейне не смог запереться в спальне, так как ключ исчез. Видимо, Ангела тоже думала над этим вопросом.

Глава 15

Похороны Бьярне были недолгими. Короткая, но очень трогательная церемония состоялась в маленькой кладбищенской часовне. Кроме Рейне, в ней участвовали женщина-пастор, две медсестры из больницы и солидный пожилой господин в строгом черном костюме. Рейне решил, что это официальный представитель общины.

Обговаривая церемонию с пастором, Рейне сказал, что погребение должно быть скромным, и вежливо, но твердо отказался от участия певчих.

Сестры спросили, где Ангела, и Рейне ответил, что она больна.

— Нервы, — тихо добавил он.

Сестры участливо кивнули. Обе ухаживали за Бьярне почти все время, что он находился в больнице. Они кормили, мыли и утешали его. Наверное, они и были его настоящими матерями. Рейне вспомнил виденную им во сне медсестру, разразившуюся истерическими рыданиями при виде страданий Бьярне. Эти медсестры не плакали, лица их были серьезны и сдержанны.

Церемония закончилась пением хорала «Прими руки мои». Пение было нестройным и фальшивым, и Рейне пожалел, что отказался от услуг профессиональных певчих. Но такая церемония поражала своей трогательностью, как пение детей, хоронящих птичку.

Маленький гробик с телом Бьярне остался в часовне. Потом его пепел развеют по памятной кладбищенской роще. Рейне подумал, что это будет самая подходящая концовка перемотанного к началу фильма. В этой его части Ангеле не было места.

Рейне оставил машину на кладбищенской парковке, но сразу в машину не сел, а решил немного прогуляться и привести в порядок свои мысли, прежде чем возвращаться к Ангеле и Себастьяну. Он шел по улицам, прилегающим к большому кладбищу, по незнакомым ему улицам, по кварталам с редким уличным движением, где жили спокойные люди, словно близость кладбища накладывала на них свой умиротворяющий отпечаток. Он представил себе, как в ветреную погоду пепел из памятной рощи осыпает своими светло-серыми крупинками желтые кирпичные фасады домов или невидимыми снежинками ложится на волосы играющих во дворах детей.

Он прошел мимо газетного киоска. С первых страниц кричали аршинные заголовки, призывавшие просто посмотреть на них. Рейне посмотрел… и увидел себя.

Толстые стекла очков, увеличивающие глаза, глубокие носогубные складки — все это смотрелось как оптический обман. Большой нос, толстые губы, сложенные в тупую ухмылку.

Рядом с его фотографией — фотография Ангелы. Желтые, с восковым оттенком курчавые волосы, облаком окружающие голову, лежащий на груди тройной подбородок, из-под насупленных бровей хмурый, обиженный взгляд.

Он понял, когда были сделаны эти снимки — совсем недавно, когда они фотографировались на паспорта.

Текст над фотографиями был набран заостренным четким шрифтом. Буквы были похожи на копья или кинжалы необычайной, глубокой черноты. Рейне никогда не видел такого черного шрифта. Текст гласил: «Похитители Себастьяна, ранее судимые за убийство».

Потрясенный Рейне вошел в магазинчик и купил газету. Позже он осознал, что это было опрометчиво с его стороны. Но все происходящее, казалось, не имело никакого отношения к реальности и представлялось абсурдной шуткой. Он чувствовал себя объектом съемки скрытой камерой, а надпись над фотографиями лишь подкрепляла его реакцию.

Он раскрыл газету и начал читать прямо на улице. Прочитав несколько строчек, он снова сложил газету и пошел к машине. Сосредоточившись на движении, он выехал из города, остановился на придорожной площадке отдыха и начал читать дальше.

Дрожащими руками Рейне разогнул скобки и извлек из газеты страницы со статьей, сложил их и сунул в карман. Остальную часть газеты он выбросил в мусорный бак. Потом он подошел к столу с двумя скамьями из напополам распиленных вдоль сосновых стволов, где посетители площадки отдыха устраивали пикники. Он сел и принялся тупо рассматривать текстуру и сучки досок столешницы.

Он чувствовал себя так же, как когда-то, в возрасте десяти лет, когда он совершенно внезапно и неожиданно заболел. В тот день он купался, плавал и прекрасно себя чувствовал, но вдруг, прямо в воде, его охватила страшная слабость, почти лишившая его способности двигаться. Шатаясь, он вышел из реки. На плечи словно легла невероятная тяжесть. Он накинул на плечи полотенце и без сил повалился на землю. Бывшие на берегу взрослые положили его в машину и отвезли в больницу, где врачи нашли у Рейне какую-то вирусную инфекцию.

Сейчас он ощущал точно такую же колоссальную слабость, такой же упадок сил; к тому же его еще и тошнило. Он не знал, как поведет машину.

Но он должен, обязан вернуться на дачу. Он хотел оказаться под защитой четырех стен. Он должен спросить Ангелу, правда ли то, что написано в статье. Может быть, это неправда. Убийство! Но что он знает о прошлом Ангелы? Ничего.

Какими словами надо облечь вопрос? Он вспомнил о ружье в комнате Себастьяна. Может быть, лучше ничего не говорить, пока ружье у Ангелы. Он решил вести себя так, словно ничего не произошло.

За спиной послышался рев мощного мотора. К площадке отдыха подъехал грузовик. Рейне вскочил. Слабость как будто рукой сняло. Он сел в машину и включил зажигание.

Вернувшись домой, он пошел в сарай и положил сложенные газетные страницы со статьей в жестяную коробку, под пачки денег. Потом он направился в дом, к Ангеле и Себастьяну.

Ангела стояла у мойки и чистила картошку. Себастьян стоял рядом с ней на стуле и, неумело орудуя обычным столовым ножом, пытался ей подражать.

— Я не знала, когда ты вернешься, поискала в холодильнике и нашла в морозилке кусок рыбы. Я его разморозила и решила приготовить жареную рыбу с картофельным пюре.

Рейне молча кивнул. Господи, он приехал с похорон их сына, а она толкует о рыбе с картошкой. Но у него не было ни малейшего желания говорить ей об этом.

Мальчик обернулся к Рейне. На нем был фартук Ангелы, доходивший Себастьяну до пяток.

— Ты привез мне каких-нибудь сладостей, папа? — спросил он.

— Нет, я забыл.

Он хотел сказать мальчику, чтобы тот называл его не папой. А Рейне. Но может быть, оно и к лучшему, что мальчик забыл их имена.

— Но завтра ты купишь мне чего-нибудь сладкого? — не отставал малыш.

— Может быть. Посмотрим.

Машинально Рейне принялся помогать готовить обед и накрывать на стол. Он достал сковородку и смазал ее маргарином. Ангела в это время болтала с Себастьяном. Время от времени Рейне поглядывал на жену. Он наблюдал за ее неторопливыми движениями, смотрел на ее светло-голубые глаза, толстые пальцы с коротко обрубленными ногтями. Кого, думал он, каких двух человек убила она — мужчин, женщин, детей?

Когда они принялись за еду, Ангела озабоченно сказала, что Себастьян очень мало ест.

— Я не люблю рыбу, — канючил Себастьян.

— Но рыбу надо есть. Это здоровая пища. В рыбе есть вещества, которые нужны организму и помогают расти, — назидательно произнесла Ангела.

— Когда я был маленьким, то тоже не любил рыбу, — сказал Рейне, поддержав Себастьяна. — В детском доме у меня был друг, который ел все, и он обычно съедал мою порцию. Так я избавлялся от необходимости есть рыбу. И видишь, несмотря на это, я вырос большим и сильным.

— Не смей так говорить!

Она была так шокирована, что Рейне едва не рассмеялся. Какой бред! Не прошло и двух часов, как он похоронил их сына и узнал, что его жена совершила два убийства. И вот она сидит перед ним и упрекает в том, что он в детстве не ел рыбу.

Он заставил себя говорить о всяких пустяках, а потом помог Ангеле вымыть посуду. Потом терпение его иссякло. Он не мог дальше выносить это притворство. Надо пройтись по свежему воздуху.

— Я пойду прогуляюсь, — сказал он и надел куртку.

— Кажется, собирается дождь.

— В этой куртке мне не страшен никакой дождь, — ответил Рейне и поднял воротник.

Несколько часов он бродил по лесу под сильным дождем. Хотелось сосредоточиться и обдумать положение, в которое он попал, но мозг отказывался повиноваться. Он хотел отдохнуть, послушать шум дождя в листве, треск сучьев под ногами Рейне, звонкие крики дроздов, мокнущих под дождем.

Вымокший и уставший, он вернулся домой с одним-единственным желанием — выпить чашку чаю и принять горячий душ.

Еще не успев войти в дом, Рейне понял, что произошло что-то неладное. Свинцовые тучи заволокли небо, в доме стало мало света, но ни в одном окне не горел свет.

Он открыл дверь и вошел в прихожую. В доме было темно и тихо. Рейне включил свет, позвал Ангелу, прошел через кухню в гостиную, а потом вернулся в прихожую. Подойдя к лестнице, он еще раз позвал жену. Ангела никогда не выходила из дома одна. Рейне взбежал вверх по лестнице.

Дверь в комнату Себастьяна была не заперта. Впервые за много дней Рейне смог в нее войти. Ящики комода, где лежали детские вещи, были пусты. На месте были и почти все игрушки, за исключением гориллы и игрушечного трактора.

Рейне заглянул под кровать Себастьяна, поднял матрацы — на кровати и на полу. Под ними не было ничего.

Он обыскал весь дом, но не нашел того, что искал. Этого он не ожидал. Ангела взяла с собой ружье.

С сильно бьющимся сердцем он выбежал на улицу, под дождь, пересек лужайку, ворвался в сарай и смахнул с верстака верхние жестяные коробки.

В самой нижней из них лежала пара ржавых гаек.

Деньги и газета исчезли.