С миру по нитке

Я расскажу три истории, которые не могли бы произойти в нашем советском кино. А если бы произошла хоть одна из них -режиссер Эйрамджан больше бы ни снял ни одного фильма.

История первая. Съемки без оператора

На фильме «Бабник» у меня был оператор Филипп Михайлов (он сразу попросил меня поставить в титры фильма псевдоним и потому в этой истории будет фигурировать под своим псевдонимом.) Филипп пришел со своей бригадой ассистен-тов, работали они быстро, четко, претензий у меня к ним не было, попутно ребята из его брагады продавали нам пленку по бросовой цене, говорили, что «Кодак», но как выяснилось после проявки, временами это была «Свема» вместо «Кодака». Но потом Филипп сидел в цехе обработки пленки, давал указания цветоустановщице и в результате «Свему» нельзя было отличить от «Кодака» или наоборот. Он сам признался, что к фильму поначалу относился халтурно, знал, что собираемся снять за 10 дней и потому не думал, что за такой срок можно сделать что-то стоящее. А когда потом получил дополнительно к гонорару деньги от проката фильма, изменил свое мнение о фильме и, соответственно, отношение ко мне, стал позванивать, напоминать, чтоб на следующий фильм я взял бы обязательно его. И я его пригласил и он снял несколько эпизодов в «Новом Одеоне». Я был им доволен и собирался пригласить на следующую картину, но когда мы приступили к съемкам «Жениха из Майами» он был занят на какой-то картине и «Жениха» снял прекрасный оператор Борис Кочеров, с котором я решил после этого не расставаться –настолько он был профессионален и психологически комфортен в нашей немногочисленной группе. Мы с Кочеровым сняли «Жениха», потом «Третий не лишний» и когда собрались снимать «Импотента»

выяснилось, что Кочеров уходит помогать своему сыну-бизнесмену в его работе.(Следует сказать, что Кочеров успешно помогал сыну, стал миллионером и сейчас является владельцем нескольких лечебных корпусов в Карловых Варах). Нам было жаль терять такого прекрасного оператора и хорошего человека, но, что поделаешь! И потому снимать «Импотента» я пригласил Филиппа Михайлова. Мы сняли почти всю картину в Москве и должны были улететь в Дубай снимать начало фильма.

Туристическая фирма, в которую мы обратились, дала нам внушительные скидки на путевки и потому к нам стали проситься в поездку люди, не входящие в нашу группу. Нескольких мы взяли с собой, включая моего приятеля режиссера-документалиста, страстного фотографа-профессионала, который сказал, что в виде благодарности за поездку будет помогать нашему оператору, а заодно изучит съемки кинокамерой (на видео он умел работать). Короче, в последний день, перед самым моим отьездом в Дубай у меня произошел конфликт с Михайловым из-за пустяка: он позвонил ко мне за несколько часов до моего отлета (сам он должен был прилететь вместе с актерами) и стал катить бочку на нашего директора по какому-то пустяковому вопросу. Я несколько раз мягко пытался прекратить этот ненужный именно сейчас разговор, но он упорно продолжал его, добавляя какие-то, по его мнению, важные факты, аргументы... Постепенно я стал раздражаться и довольно твердо говорить ему, что он должен делать то, что говорит ему директор (вопрос касался покупки фото и кино-пленки). Тот обрушил на меня новый каскад аргументов, суть которых все равно не могла изменить моего мнения. (К слову, при всех положительных профессиональных качествах, Филипп Михайлов то и дело цапался с кем-нибудь из членов группы, оскорблял их, иногда и незаслуженно). Его настырность и склочность, учитывая, что в этот момент я был озабочен тем, что нужно успеть собрать вещи, ничего не забыть и хотя бы часа два поспать, привели к тому, что я в конце концов сказал ему:

– Все! Раз ты не слушаешься меня, можешь не лететь в Дубай. Такой человек нам в группе не нужен!

И положил трубку. Но состояние, в которое он меня ввел было настолько сильным, что я тут же позвонил директору и сказал, чтобы тот сдал билет Михайлова и ни в коем случае не допустил бы его прилет в Дубай. С тем мы и улетели –техническая часть группы. А утром в аэропорту я сказал режиссеру-документалисту, вылетавшему с нами:

– Ты хотел научиться снимать кинокамерой – снимай. Ты теперь наш оператор и твою путевку мы тебе оплатим.

Он обрадовался, правда, сказал, что первый раз будет снимать на кинокамере и ему будет нелегко. Я успокоил его, сказав, что нам, в прошлом инженерам, снять несколько эпизодов не составит сложности. И вот тут я ошибся.

Неприятности начались сразу, как только наш документалист открыл кофр с камерой. Он не мог камеру собрать. Общими усилиями, руководимые моим сыном, выпускником МИФИ, мастером на все руки мы собрали камеру. Но выяснилось, что никто не знает, как зарядить кассету пленкой. Пошли звонить в Москву Кочерову.

Тот сказал, что вышлет с Державиным книгу, где есть схема зарядки пленки в кассету, а узнав, что мой сын Сережа с нами, попросил его к телефону и через несколько минут беседы с Кочеровым Сережа сообщил, что ему все ясно, проблем нет, он хоть сейчас может зарядить кассету. Но прямо сейчас он не может этим заняться, так как договорился с какими-то ребятами пойти на пляж. Камеру он зарядил поздно ночью, накануне приезда актеров. Все было готово к съемке. И тут вдруг начал выступать наш документалист. Суть его выступлений сводилась к тому, что раз он взял на себя функции оператора, то ему положены еще и суточные, кроме того, что мы оплатили его путевку. Мы решили, что он прав и постановили оплатить ему суточные. На следующий день начались съемки и все вроде бы шло неплохо.

Камера работала, Сережа подзаряжал кассеты и наводил фокус. К концу второго дня документалист сказал, что хотел бы ко всему иметь еще и гонорар нашего оператора. Мы с директором опять согласились с ним, но окончательное решение вопроса решили оставить на Москву, когда пленка будет проявлена. Наше решение ему не понравилось, он стал ворчать, что он работает, а как у него получится, это совсем другой вопрос и т.д. Все наши попытки объяснить ему, что он не професионал, а кот в мешке, что мы рискуем, доверив ему камеру и что те деньги, что мы ему уже заплатили, вполне покрывают его труд, но если после проявки выяснится, что снял он все хорошо, то мы ему доплатим еще столько же. Короче, его нытье привело к тому, что я послал его туда, куда до этого послал Михайлова и решил дальше снимать сам. Все ночные виды из машины Державина, виды Дубая и Абу-Даби, а также начало картины с видами бухты и самолет, пролетающий над мечетью – все это снимал я и мне ассистировали попеременно, мой сын, моя жена и наш директор Соколов. Эти кадры оказались самые пригодные для монтажа, хотя все кадры, снятые в Дубае имели один общий недостаток – правый верхний угол кадра был почти везде засвечен. Потом Кочеров нам объяснил, что у «Конваса-автомата», имеющего сразу три объектива, при съемке два неработающих объектива должны быть обязательно закрыты крышками. А у нас эти объективы были вообще выкручены и потому через эти отверстия в камеру попадал свет. Все это мы выяснили, когда приехали в Москву.

Документалист, увидев свою «работу», тихо ретировался, отказавшись от претензий на гонорар оператора: кадры, снятые им, в отличие от наших, имели передержку экспозиции, в игровых сценах актеры почему-то попадали в кадр не целиком, а фрагментарно – эти уличные сцены пришлось переснимать в Москве в ресторане на Арбате. Кадры чересчур засвеченные мы исправляли на Мосфильме на очень дорогой американской установке... Кое-как спасли начало фильма, но опытному глазу профессионала все эти дефекты будут заметны. И все это произошло в результате моего скандала с Филиппом Михайловым. Не взыграй моя кавказская кровь, возможно все прошло бы гладко и фильм бы от этого только выиграл. Но, что поделаешь... А за такой необдуманный поступок (съемки без оператора) Госкино бы точно меня отстранил от дальнейшей работы над фильмом а может, и вообще в кинематографе.

История вторая. Съемки без сценария

После перестройки главной в кино стала одна проблема – проблема денег на постановку фильма. Наша студия снимает фильмы на небольшие деньги, раз в пять меньше, чем у ближайших конкурентов и потому, худо-бедно, но деньги на постановку своих картин я как-то доставал, потому что по договору с инвесторами, мы эти деньги возвращали инвесторам с проката. К тому же мы делали инвесторам маленькие приятности, вроде: снимали их самих в небольших эпизодах, делали скрытую рекламу их фирме в картине, а чаще снимали их близких – любовниц, жен или детей.

В основном инвесторов находили нам актеры: благодаря своей известности, популярности они то и дело сталкивались с состоятельными людьми и начинали с ними разговор о финансировании фильма. Небескорыстно: актер получал 10% от добытой суммы, роль в фильме и хороший гонорар.

Так вот, однажды актер (не буду называть его фамилию, так как в этой истории он повел себя очень непорядочно и мелко, вопреки сложившемуся в кино своему имиджу веселого, доброго и бескорыстного парня) добыл хорошего инвестора, какого-то нефтяного магната. Тот хотел снять свою внучку. Встретились с магнатом, увидели внучку – и я успокоился: девочку можно было снимать без ущерба для картины. Я написал сценарий (на интересную тему, всем он нравился), для девочки сочинили песню и она исполнила ее вместе с Укупником. Песня тоже получилась ничего – фонограмму повезли с собой на съемки в Стамбул. Кроме актера, добывшего деньги, пригласили еще Укупника, Полищук, Толстецкую и несколько молодых актеров. И еще одну известную актрису, снявшуюся у меня до этого в фильме. Актриса эта была приятельницей инвестора и он попросил и ее занять в фильме. Это не представляло для меня никакой проблемы –актриса известная, любимая зрителями, мне она всегда нравилась и я написал для нее роль бабушки, до того сипатичной и привлекательной, что в нее влюбляется тот актер, который достал нам инвестора. Не запутались? Актер этот (в дальнейшем буду называть его Актер) по возрасту был моложе актрисы на роль бабушки (ее буду называть Бабушкой) лет на 15, но нам казалось, что эту разницу нам удастся погасить за счет грима и мастерства актеров.

И вот, приезжаем мы в аэропорт Шереметьево, встречаемся все, как договорились под табло и тут я вижу, что нет только одной актрисы, Бабушки. Мне отвечают, что она уже прошла таможенный и пограничный контроль и находится за всеми этими кордонами. Меня это не насторожило, не вызвало никаких подозрений. Мы тоже прошли все эти кордоны и тут я, наконец, увидел Бабушку. Я бы ни за что не узнал ее, если бы мне на нее не показали. Надо сказать, что я ее не видел почти год, но за это время человек не мог так измениться. Она похудела – раньше она была такой приятной во всех отношениях пышечкой и возраст придавал ей особый шарм, – теперь же от резкого похудания у нее изменилась фигура, пропали симпатичные линии, исчезли соблазнительные формы и вдруг проступила сутулость и глаза приобрели страдальческое выражение. Постарела она очень резко – вокруг рта появились типично старушечьи морщины, рот стал абсолютно несексуальным, а новые зубы придали ему какой-то хищный вид. Я чуть не потерял дар речи, увидев ее! Как я буду снимать ее в роли бабушки, за которой должен ухлестывать наш еще довольно молодой герой?! Никакой грим не справится с такой задачей! Не говоря уже о том, что все обаяние Бабушки пропало в одночасье! (Как стало потом известно, она стала очередной жертвой модного сейчас голодания, герболайфа и косметической хирургии).

Надо сказать, что обычно актеры, изменившие как-то свой облик – стрижка, цвет волос, очки, контактные линзы и т.д. –непременно сообщают об этом режиссеру заранее. Так было у меня, например, с Розановой Ириной, когда я ее пригласил сниматься в «Примадонне Мэри». Она попросила, чтобы мы обязательно увиделись, так как она похудела на 20 килограмм и уже не та, какая была полгода назад. Мы встретились и я решил, что Розанова не утратила своего обаяния и новый имидж ей к лицу. Здесь же Бабушка, понимая, что ее внешний вид не соответствует роли в сценарии и, в то же время, не желая отказаться от неплохого гонорара, предложенного ей, как приятельнице инвестора, решила, как Наполеон, ввязаться в бой, а там будь что будет... И не упустила случая заиметь фору – в бой пошла только тогда, когда позади осталась государственная граница.

Всю дорогу до Стамбула в самолете я обдумывал создавшееся положение и пришел к выводу, что лучше всего заменить актрису, потерять несколько дней, и пригласить, например, Наталью Андрейченко, которая до этого прочла сценарий и сказала, что больше всего ей понравилась роль бабушки.

В гостинице в Стамбуле я пришел к Бабушке в номер и откровенно поделился с ней своими мыслями и соображениями по поводу выхода из создавшейся ситуации. Сказал, что в случае отказа от роли бабушки она получит весь причитающийся ей гонорар. Бабушка тут же меня расцеловала, сказала, что сама переживала, как будет сниматься, потому что чувствует себя крайне неважно, болят ноги и она быстро утомляется и все такое...

Короче, вопрос с ней был решен и я приступил ко второй стадии – выбора и переговоров с новой актрисой, составления со вторым режиссером нового графика съемок. И тут вдруг встречаю в коридоре гостиницы внучку нашего инвестора, которая заявляет мне, что ни с какой другой актрисой она сниматься не будет, кроме как с тетей Бабушкой. Я иду вместе с Внучкой к Бабушке и тут вижу совсем другую Бабушку – она заявляет мне, что я заставил ее отказаться от роли, а она так мечтала сняться вместе с Внучкой и т.д. (Позже выяснилось, что наш инвестор не то строил, не то ремонтировал Бабушке дачу). Короче, события принимали характер крайне далекий от кино и моего сценария. Я сказал, что Бабушку не буду снимать и это вопрос решенный.

Внучка сказала, что идет звонить дедушке и что без тети Бабушки она сниматься не будет. В довершении всего Актер, который нашел мне инвестора заявил, что инвестор утвердил актрису на роль бабушки и я не вправе что-то менять. Все мои попытки объяснить ему, что инвестор может только просить, рекомендовать, а указывать мне он не имеет никакого права, так как я беру деньги у него фактически в долг и возвращаю их ему полностью, да к тому же он будет получать после возвращения своих денег еще 50 % с проката картины. Да к тому же я еще снимаю его внучку в главной роли! И, вообще, привез ее вместе с папой и мамой в Стамбул, поселил в люксовом номере. Кто может мне что-то приказывать?! Короче, образовалась оппозиция из трех актеров, плюс инвестор, который мне позвонил и довольно сурово потребовал, чтобы я снимал Бабушку. Я сказал, что не могу ее снимать, так как за такой фильм, который в результате получиться, ни один телевизионный канал не заплатит нам ни копейки и его деньги будут потрачены впустую. Он в ответ: актеры все хорошие, фильм купят и деньги вернуться. Я отвечаю инвестору, что заведомо плохой фильм снимать не буду, вот пусть ваш Актер, (а он заканчивал ВГИК как режиссер и снял несколько никому неизвестных фильмов) и снимает этот фильм, сценарий я даю ему бесплатно и умываю от всей этой истории руки.

Актер, узнав о моем предложении, тут же отказывается снимать фильм как режиссер и заявляет, что как актер не будет сниматься без Бабушки. А инвестор уже требует по возвращению из Стамбула тут же вернуть ему все выданные им на этот момент деньги, если я не буду снимать Бабушку.

Проще говоря, меня прижимают к стене и выворачивают руки.

Всю ночь я провел в раздумье и пришел к выводу:

1. Фильм с Бабушкой я снимать не смогу – просто у меня ничего не получится.

2. А если не снимать этот фильм и вернуться в Москву – значит зря ухлопали деньги на поездку, на выплату аванса актерам и группе... То есть все что сделано, все впустую... Неразумно и нерентабельно.

3. Остается один путь, который хоть как-то может придать смысл всему происшедшему – снимать фильм с оставшимися актерами по новому сценарию. Которого нет, но который я должен создать в процессе самих съемок.

На этом безумном на первый взгляд плане я и остановился, успокоив себя афоризмом Нильса Бора. Я почти всю жизнь повторяю этот, оправдывающий мои, зачастую авантюрные действия, афоризм: чтобы быть верной идея должна быть безумной. По этому плану я и стал действовать.

Начал со съемок музыкальных сцен с Полищук и Укупником, которые были в нашем прошлом сценарии. Снимали в ресторане отеля, где мы жили и наши актеры-опозиционеры с удивлением наблюдали за нами: что мы там делаем, что снимаем? Но когда мы вышли из отеля и стали снимать совсем непонятные для них сцены у бассейна, которых не было в сценарии, они решили, что это уже моя агония и довольные улетели в Москву. А к этому времени мы нашли в стамбульском российском постпредстве прекрасную девочку Дашу Жердеву, которая умела и петь и танцевать и легко справлялась с предложенными ей задачами. Каждый вечер накануне съемок я писал очередные сцены известной только мне в смутных контурах новой истории и на следующий день мы эти сцены снимали. Мне это напоминало шахматную партию «вслепую», когда игрок не видит шахматной доски и диктует ходы, держа всю позицию в голове. Короче, фильм мы сняли, но делали это настолько быстро, что опередили по своим темпам работу стамбульской кинофабрики, где мы проявляли негатив. И вот в самом конце, уже перед возвращением в Москву выяснилось, что почти весь материал в браке – есть мелькание. Теперь я точно знал, что с картиной что-то с самого начала не заладилось, но сдаваться не хотелось.

И я решил, что картину мы оставим только для телепроката (пожертвовав кинопрокатом ), а видеоизображение можно корректировать компрьютером и таким образом исправить мигание. Так и поступили. В Москве мы досняли на другой камере недостающие по моему новому сценарию эпизоды со Степанченко и Зинченко, удалили на мастер-кассете мигания и картина вышла в телепрокат под значащим для нас названием – «Мы сделали это!». Она показывается часто по ТВ и, как ни странно, нравится зрителям.

А деньги инвестору мы вернули сразу по прибытию в Москву. Для этого мне пришлось поднять на ноги моих друзей в Америке и они выслали нам 30000 долларов в филиал Стамбульского «Сити-банка». Как видите, мне удалось все же выкрутиться из матовой ситуации и только лишь благодаря тому, что никто не руководил моими действиями. А будь Госкино?! Да узнав, что я будучи в загранэкспедиции отказался от услуг сразу трех актеров, что стал снимать по неутвержденному сценарию черт знает что и черт знает кого – за это я был бы подвергнут жесточайшему наказанию: меня бы немедленно отстранили от съемок и впредь не подпускали к студиям ближе чем на километр. Слава перестройке!

И тут я не могу не вспомнить о Любови Полищук, которая своим профессионализмом и талантом помогла мне в осущест-влении этой трудноосуществимой задачи – снять фильм без сценария.

История третья. Съемки без актеров

В очередной приезд в Майами в 2002 году я наметил съемки двух фильмов: «Сын неудачника» и «Легкий поцелуй».

Написал сценарии в Майами и стал подбирать актеров. На первый фильм я сразу пригласил Белявского, Укупника, Селезневу, Полищук, Епископосяна, Яворскую...(ее я нашел по интернету и не ошибся в выборе). А вот с «Легким поцелуем» было трудней: актриса, которая снималась у меня в подобных ролях, Екатерина Зинченко, мне казалось, не подходит для этой роли. Мне хотелось поискать актрису другого плана. Да и мужские роли там я написал такие, что даже в России трудно мне было найти подходящих актеров. Теи не менее я решил искать новых актеров в интернете и остановился на актере с интересной необычной и мужественной внешностью. Узнал, что он недавно снялся у известного режиссера. И послал ему приглашение. Второго актера нашел через знакомую ассистентку. Третьго актера нашел в Майами, он работал на лимузине (что-то вроде такси, но по спецвызовам богатых клиентов), говорил, что был ведущим MTV и по фактуре подходил мне. А на главную женскую роль я пригласил актрису из Нью-Йорка, которая играла еще живя в Москве в нескольких моих фильмах вторые роли. И эта актриса предложила мне на главную мужскую роль актера, который, по ее словам, много снимается в американском кино и недавно снялся в русско-американском сериале. По фотографии, которую он прислал по имейлу, он вроде подходил. Я дал добро и из Нью-Йорка и Москвы ко мне стали слетаться актеры на фильм «Легкий поцелуй». Неприятности начались постепенно: вначале не прилетел один московский актер, на которого я рассчитывал – как потом выяснилось, он запил и у него началась чуть ли не белая горячка. Второй актер, тот, чей мужественный вид привлек меня в интернете в срок прилетел из Москвы, я лично встретил его в аэропорту и чуть не потерял дар речи, увидев его. Он был в голубых джинсиках в розовый цветочек, в ухе серьга, на голове косынка!По внешнему виду – это был типичный голубой, а такой типаж в моем фильме не мог просто так появиться. И как только он заговорил со мной – у меня не осталось никаких сомнений – гомик! И всю дорогу до отеля я думал, под каким необидным предлогом можно избавиться от него. В разговоре выяснилось, что он не может водить машину и я сказал, что тогда участие его в фильме исключено – там ведь все герои водят машины! Я предложил ему остаться весь положенный срок в Майами и потом улететь по своему авиабилету. Плюс, мы ему оплатим аванс. На том и порешили. Но в результате я потерял двух актеров. Что делать?

Прилетела из Нью-Йорка актриса со своим протеже, и живьем этот актер не произвел на меня должного впечатления: плешивая голова (можно закрыть бейсболкой), гнусавый голос (можно переозвучить!), нос с раздувающимися непомерно ноздрями (можно попросить, потише дышать), раздолбанная походка (поменьше снимать его при ходьбе), – так решал я, понимая, что все складыватся против того, чтобы я снимал этот фильм. Но моя настырность толкала меня только вперед и я пригласил владельца местного ресторана Максима Ручкина, все время вьющегося вокруг нашей группы, сыграть одну из мужских ролей и он с радостью согласился. На другую мужскую роль был у меня лимузинщик. Короче, вперед и с песней. Начали снимать.

Очень скоро выяснилось, что актер из Нью-Йорка или вообще не актер, или очень плохой актер. Гнусный вид его стал раздражать меня уже на второй день, но я, ведомый мыслью, что надо обязательно снять второй фильм до отъезда группы, снимал дальше. Актер этот не мог по команде мотор начать играть – у него начинался ступор и помолчав секунду он вдруг просил разрешения выйти на минуту. Я разрешал и недоуменно ждал его появления. Он возвращался и теперь по команде « мотор» начинал играть. Я долго не мог понять, что он делает, «выходя на минутку», пока мне кто-то не сказал, что он в эту «минутку» нюхает кокаин. Да и актриса из Нью-Йорка, до этого прекрасно снимавшаяся у меня в эпизодических ролях, гладя на своего партнера тоже играла плохо, а в любовных сценах, переходила на явное порно – издавала ненужные для моей картины эротические вопли и стоны при малейшем прикосновении к ней партнера. И унять ее пыл мне полностью не удавалось. Потом я узнал, что перед отъздом из России она снялась в порнофильме и уже не могла, очевидно, перестроиться. Короче, фильм я доснял с похоронным настроением, понимая, что фильма в итоге у меня нет.

После отъезда группы, успокоившись и отдохнув недельку, я стал просматривать материал и окончатльно убедился, что фильм не получился и главное из-за ньюйоркской актрисы и ее партнера. Лимузинщик и владелец ресторана играли как народные артисты на их фоне. К тому же я узнал, что Зинченко сидит в Москве с американской визой в загранпаспорте, надеясь на то, что вдруг она понадобиться. И я понял, что можно попытаться спасти фильм. Снять его еще раз с Зинченко, владельцем ресторана и лимузинщиками. Но придется снимать без группы, самому. И опять я вспомнил Нильса Бора, что идея должна быть безумной...

Зинченко была дана команда срочно вылетать в Майами, а лимузинщика я попросил привести своего друга, тоже лимузинщика, который приходил к нам на съемки и который, как мне показалось, мог бы сыграть главного героя. Поговорив с ним с полчаса я понял, что это то, что мне надо. Прилетела Зинченко, актерский состав был теперь полностью укомплектован, но не было съемочной группы. И тут я выяснил еще один феномен – можно снимать на видео без группы: за 50 долларов в день я пригласил крепкого парня, который возил за нами аппаратуру, сгружал, устанавливал штативы, свет, а остальное делал я один –снимал и записывал звук на мини-диск. Несколько сцен осталось от первого фильма, те, где не были заняты главные герои.

Через четыре дня мы закончили съемки, несмотря на то, что лимузинщики продолжали работать на своей основной работе. А это значило, что в разгар съемок мог раздаться звонок мобильного телефона и один из лимузинщиков виновато говорил:

– Простите, но вызывает клиент.

И надев фирменную фуражку уезжал часа на два-три.

Как-то раз, придя к дому, в котором мы снимали мы узнали, что умерла накануне мать хозяйки дома и снимать даже на лужайке перед домом нельзя. Что делать? Я вспомнил про одну знакомую, у которой дом имел почти такую же лужайку и мы поехали туда. Я давно не был у этой своей знакомой, но район, улицу и расположения дома помнил – несколько лет назад мы там снимали «Когда все свои». Приехали к этому дому, стали стучать в дверь – никто не отвечает. Не желая терять время мы начали репетировать сцену, разложили на травке аппаратуру. Жители соседних домов с интересом наблюдали за нами. Сняли несколько дублей – это была сцена драки, герой должен был естесственно отлетать после удара в челюсть. Часа черз 3-4 мы закончили съемку и, так и не дождавшись хозяев, уехали. Вечером я позвонил этой своей знакомой:

– Где ты была целый день? Мы, не дождавшись тебя, без разрешения снимали на твоей лужайке...

– Я весь день была дома, – сказала знакомая.

– Но мы такой подняли там шум! Ты бы услышала, даже если б была на заднем дворе, – сказал я.

– А я и не была сегодня почти на заднем дворе, – сказала знакомая. –Слушай, а ты знаешь, что мы переделали фасад дома, у нас теперь в гараже комната?

– Нет, гараж у тебя был как раньше, – ничего не понимал я. – Не было, правда, апельсинового дерева, но я решил, что срубили...

– Апельсиновое дерево у нас стоит, ты что?! – сказала моя знакомая. –Слушай, ты снимал на чужой лужайке!

Так оно и оказалось. Мы снимали целый день на лужайке незнакомых нам людей, нарушили святое американское правило неприкосновенности частной собственности и могли угодить за это в тюрьму и освободиться только в случае выплаты немалого штрафа! Чудом пронесло! Никто из соседей не позвонил в полицию, очевидно потому, что вели мы себя слишком уж нахально для нарушителей – ни от кого не скрывали своих намерений, шумели и веселились. Потом я приехал на «место преступления» и убедился, что дом моей знакомой находился рядом.

Фильм в итоге был доснят за 4 дня. Осталось его смонтировать. И сейчас у меня есть два фильма на один сценарий, но с разными актерами – редкий случай в кинопрактике. Мне кажется, эти фильмы можно показывать как учебное пособие на тему «Правильный выбор актеров». Беспомощный, безвкусный, пошловатый первый и легкий, смешной второй. Конечно, большая заслуга принадлежит Кате Зинченко, актрисе явно комедийного склада. Те сцены, что выглядели в первом фильме натуженными, здесь, благодаря Кате, были полны юмора и легкой эротики.

Фильм, на мой взгляд, получился и мне не стыдно было выпускать его в широкий прокат. Лимузинщики рассматривали свое участие в фильме как легкое развлечение, а владелец ресторана Максим Ручкин(на мой взгляд блестяще справившийся со своей ролью) бросил свой ресторан и уехал в Ригу, поступил там на какие-то актерские курсы, и уже, как я слышал, снимается там в кино.