С привкусом пепла

Глава 4

Волю эмоциям Зотов дал только в землянке.

– И как это понимать, товарищ партизанский командир?

– Вы успокойтесь, товарищ Зотов, – отчеканил Марков. – Пока вы прогуливались, птичек махоньких слушали, майор Лукин установил виноватого.

– Каким, это интересно, способом?

– А самым обычным. Думаете мы тут пальцем деланы? Мозгой шевелить умеем, фактики сопоставлять.

– Фактики?

– Я по порядку начну, с вашего позволения, – поджал губы Марков. – Вы послушайте внимательно, не перебивайте. Вы этого Волжина давно знаете?

– Три дня, какое это имеет значение?

– Прямое, – Марков многозначительно поднял палец, – Пусть эмоции вам глаза не застят, товарищ Зотов. Я ж не знаю в каких вы с подозреваемым отношениях, может он вам жисть спасал, или еще чего в таком роде. Вы горячку не порите. Лукин по полочкам диспозицию разложил, подумал и вычислил гадину. Драку вчерашнюю помните?

– Помню.

– Дак после дракиВолжин, стервец, прилюдно обещал Олега Иваныча прирезать, тому полтора десятка свидетелей есть.

– По пьяной лавочке чего не наговоришь, – возразил Зотов. Начало ему абсолютно не понравилось. Прослеживался четкий мотив.

– Пьянка да, на фантазию здорово действует, – согласился Марков и выложил следующий аргумент. – А как быть с тем, что ночью Волжина видели шатающимся по лагерю? У кухни терся, потом у землянки Олега Ивановича покойного.

– И естественно видели, как он заходит внутрь и душит начальника особого отдела?

– Чего нет, того нет, – сокрушенно вздохнул командир.

– Вы отдаете себе отчет, что это косвенные улики?

– Ага, за яйца с такими не схватишь.

– Но Волжина задержали. На каком основании? Я тут узнал, у Твердовского хватало врагов.

– А тут не дураки сидят, – Марков посуровел, отбросив обычный тон, – Мы не в бирюльки играем, товарищ Зотов, мы в тылу врага воюем, и методы наши суровые по необходимости. Архаровец ваш арестован за дело. Свара с мордобоем была? Была. Языком трепал? Трепал. Ночью по лагерю шлялся? Шлялся. Одного этого достаточно в яму шельму упечьдо дальнейшего разбирательства. Я сам не поверил сначала. Думал гладко у начштаба выходит, клубочек сам собою распутывается. А потом вот,– Марков с видом победителя выложил на стол перьевую ручку, красную, с тончайшим серебристым узором. Изящная, дорогая вещица. Немецкая, фирмы «Кавеко». Зотов снял колпачок. Перо золотое, два клейма: «585» и ромбик, с половинкой солнца и половинкой луны. Из довоенной партии. С тридцать восьмого года, одновременно с началом еврейских погромов, в Германии запрещено использование драгоценных металлов для гражданских нужд. Рейх начинал подготовку к войне.

– Красивая, – признался Зотов.

– Это ручка Твердовского, – покачал головой Марков. – Нашлиу Волжина вашего, на самом дне вещмешка, завернутая в пару портянок. Как вам расклад?

– Вы и обыск успели провести? – удивился Зотов. Ручка – это настоящая улика, неопровержимая и железная. Неужели Волжин?

– Честь по чести, на людях, как полагается, – подтвердил Марков. – Я не верю в случайности, Виктор Петрович. Человек бьет морду, клянется прирезать, ночью бродит у землянки жертвы, Твердовский мертв, у Волжина ручка в мешке. Многовато, стало быть, совпадений.

– Какой дурак будет прятать у себя вещи убитого?

– А кто его знает, дурак не дурак? – развел руками командир. – Следствие разберется.

– Я хочу поговорить с Волжиным.

– Никак невозможно, – возразил Марков. – Арестанта начштаба допрашивает, ему и карты в руки. Вы теперь лицо заинтересованное.

– Вы обещали мне не мешать, – напомнил Зотов.

– А я разве мешаю? – свалял дурачка командир, – Лукин на раз-два до всего докопался, убийцу установил. Ваша работа на этом закончена, отдыхайте, ждите самолет.

– Так и сделаю, – Зотов резко поднялся и вышел на воздух. Марков не стал задерживать.

– Ну как там? – подскочил нетерпеливо ожидающий Карпин.

– Плохо, – не стал отрицать Зотов. – Волжина будут крутить по полной программе, сам виноват.

– Есть доказательства?

– Воз и тележка. У Волжина был мотив, его видели ночью в лагере, в его вещах найдена ручка убитого.

– Брехня, – горячо возразил лейтенант. – Ну не мог Сашка убить особиста, не мог!

– Противник насилия?

– Ну не так чтобы очень, – смешался Карпин. – Я Сашку с зимы знаю, он меня раненого из немецкого тыла двадцать километров на себе пер, а его врагом засчитали.

– Куда он ночью ходил?

– Не знаю, – резанул лейтенант, – Выпили крепко, отрицать не буду, для начала по пол-литра на рыло, я разрешил, после боевого выхода нервишки поправить. Партизаны подтянулись, байки травили, братались, самогонка рекой, баян притащили, помню бабы были, потом как отрезало. Проснулся ночью в землянке, слышу, лезет кто-то. Волжин приперся. Сказал гулял, а сам довольный, как котяра, крынку сметаны сожравший. Я еще машинально на часы глянул. Десять минут четвертого было. Он захрапел сразу, а я отлить вышел, заодно покурил, на звезды полюбовался и спать. Если с Сашкой худое случится, я всех сук партизанских под корень вырежу.

– Спокойнее, лейтенант, разберемся, – Зотов придержал его за локоть. – Идите к ребятам, и с водкой рекомендую временно завязать.

– Сашку вытащишь?

– Постараюсь.

Карпин пристально посмотрел Зотову в глаза и странной, дерганной походкой пошел к себе.

«Отдыхайте» – вспомнил Зотов слова Маркова. Ага, щас. Улики кричали о виновности Волжина, и лишь кошка-интуиция намурлыкивала обратное. Уж слишком поганое совпадение: в отряд прибыли новые люди, немножко поцапались с особистом, и тут же он отдал богу душу. Все тихо-мирно значит было, а тут завертелось. Так не бывает. Подстава? Очень похоже. Какая-то дешевая, лишенная логики театральная пьеса. Словно кто-то нажал спусковой крючок. Тот, кому это выгодно. Но кому? Нужно срочно поговорить с обвиняемым, прояснить суть ночных похождений. Одна загвоздка: Марков не разрешит, пока начштаба вдоволь не накуражится. После таких допросов подозреваемый обычно пишет признание. Необходимо любой ценой прорваться к Волжину. Любой ценой.

Часовой от землянки убитого испарился. Сюрпризец. Ощущение, будто командование расслабилось и вполне удовлетворилось версией виновности Волжина. Что это: глупость, расхлябанность, намеренный саботаж?

Зотов спустился по земляным ступенькам, открыл дверь и привалился к проему. Этого следовало ожидать. Внутри кавардак. Вещи сброшены, матрас вспорот, раззявив соломенное нутро, кто-то особо одаренный накопал в полу несколько ям. Товарищи партизаны времени зря не теряли.

За спиной деликатно покашляли. Зотов повернулся и увидел Маркова.

– Не прислушались вы к моему совету, Виктор Петрович, – посетовал командир.

– Я просил никого на место преступления не пускать.

– Ух батюшки, – Марков заглянул внутрь. – Часовой-стервец не уследил. А где он? Ну задам я ему!

– Это были вы, – полуутвердительно, полувопросительно сказал Зотов.

– Я? Не-ет, – Марков состроил честные глазки и даже вроде немного обиделся.

– Синюю тетрадочку искали?

Взгляд Маркова изменился, став на мгновение неверяще-удивленным.

– Знаете про тетрадь?

– Разве это секрет?

– Для вас как бы да, – буркнул Марков. – Шестаков натрепал?

– С чего вы взяли? Совсем нет. В любом случае свои источники я не раскрою.

– Неважно теперь, – отмахнулся Марков. – Да, искал.

– Нашли?

– Нет, – на этот раз Марков не врал.

– Значит пропализаписи начальника особого отдела, и в этом подозревается Волжин?

– А кто еще? – удивился командир.

– Вас, Михаил Федорович, не смущает обстоятельство, что рядовой Волжин, находясь в пьяном угаре, из личной мести убивает Твердовского, похищает крайне приметную ручку, личные бумаги убитого и идет спать? Зачем? Вы сами тетрадь эту видели?

– Видел. Твердовский всегда ее с собой носил в планшете или за пазухой.

– Знали о ее содержании?

– Догадывался. Начальник особого отдела мне напрямую не подчиняется.

– Про вас много было в этой тетради?

– А я почем знаю? – огрызнулся Марков. – Там на всех было, значит, и на меня. Это допрос?

– Дружеская беседа, и от вас зависит, перерастет она в допрос или нет, – холодно сказал Зотов. – Пытаюсь понять, как так вышло: у большинства партизан, включая вас, был зуб на особиста, а в убийстве обвинили человека, который провел в отряде пару часов.

– Вы меня подозреваете? – оскорбился Марков.

– Я подозреваю всех, – отрезал Зотов. – Уничтожены следы преступления. Вы на данный момент всячески препятствуете расследованию, а это наводит на нехорошую мысль.

– Какому расследованию? Убийца задержан.

– Вам удобно так думать.Почему, судить пока не берусь. Вина Волжина не доказана, если меня к нему не допустят прямо сейчас, я буду вынужден сообщить в Центр о вашей неблагонадежности.

Загорелое до черноты лицо Маркова слегка побледнело. Зотов ударил в нужную точку. Сорок первый, год хаоса, расхлябанности и вседозволенности остался в прошлом. С зимы Москва стремилась поставить разрозненное партизанское движение под контроль, убрав пустышки и отряды лжепартизан, которые расплодились сверх меры, дискредитируя саму идею народной борьбы. Методы стандартные для военного времени: в партизанский край забрасывалась группа сотрудников НКВД и зачищала командиров, запятнавших себя разгильдяйством, грабежом и насилием в отношении местного населения. Отряд переподчиняли. Жестокая и безотказная мера. Процесс в самом разгаре, потому Марков и трусит. Он меньше всего заинтересован в появлении пары десятков мужчин с цепкими, холодными глазами и полномочиями от самого Лаврентия Палыча Берии. Бывали случаи убийства группы чекистов, но тогда путь один – к немцам, и всем гуртом в расстрельные списки НКВД. Не всех это пугает, но большинство.

– Идемте, – натужно вздохнул Марков.

– Куда?

– К Волжину вашему, куда же еще?

Маленькая, но приятная победа, – порадовался про себя Зотов, следуя за недовольно топорщащим усы командиром. Почему всегда нужно непременно запугивать и угрожать, чувствуя себя подлецом? Или не чувствуя. Зотов прислушался к ощущениям. Нет, точно нет, ради дела можно и ножом у горла подбадривать, совесть пусть после войны снова зайдет.

Марков нырнул в одну из землянок. Послышался неразличимый разговор на повышенных тонах. Дверь рывком отворилась, вышел начштаба с разъяренным лицом, увидев Зотова поправил ремни и предупредил:

– У вас десять минут.

– Премного благодарен, – улыбнулся Зотов. Разминулся с Марковым и вошел в землянку, плотно затворив дверь.

Свет узким потоком падал в узенькое окошко, прорубленное на уровне земли. Сашка сидел на нарах живой и здоровый, разве вид понурый, как у мокрого воробья, и по-волчьи украдкий взгляд исподлобья.

– Как дела? – спросил Зотов присаживаясь.

– Охренительно, и чем дальше, тем лучше, – откликнулся Волжин. – Майор, сука, мокрое шьет, а я ни ухом ни рылом.

– Бил?

– Кто? А, начштаба? Не, пальцем не тронул, вежливый такой весь паскуда, вопросики задает. Я ему все обсказал, а он по новому кругу погнал, одно и тоже, как заведенный, и все записывает, записывает.

Ищет малейшие нестыковки, отмечает неточности в показаниях, – отметил про себя Зотов. – Прием старый, как миф о грехопадении.

– Объясните дураку, что к чему? – Сашка пытливо заглянул в лицо.

– Ты убил Твердовского? – напрямую спросил Зотов.

– Нет, – Сашка сжал губы и взгляд не отвел. Зрачки не расширились, давление в норме, лоб не вспотел. Говорит правду? Спорно, внешние признаки ничего не значат, есть порода людей, у которых границы лжи и правды размыты. Полезное качество, врожденное или приобретенное путем долгих, изнурительных тренировок. – Не верите?

– Я верю фактам, Саш, а факты против тебя. Грозился кровь особисту пустить?

– Ну грозился, – понурился Волжин. – Пьяный был, героя из себя перед бабами корчил. Каюсь теперь.

– Ночью ходил по лагерю?

– Ходил, – Сашка вовсе повесил голову. – Спать не хотелось, ночка хорошая, самогонка проклятая на подвиги потянула. Нагулял на задницу приключений.

– Один гулял или в компании?

– Один, – быстро, без раздумий ответил Волжин. – С кем мне гулять? Голова разболелась, мочи нет, дай, думаю, воздухом подышу. Наши спали, здешних никого толком не знаю, чтобы дружбу водить. Прогулялся, голова успокоилась, я и завалился на боковую.

– Мне нужна правда, Саш, если ты хочешь выпутаться из этого переплета. Начштаба определил виноватого, и помешать я ему не смогу. Твое молчание ему только на руку.

Волжин задумался и покачал головой:

– Нечего мне сказать, один я гулял и точка. Раз виновен – отвечу.

– Хозяин-барин, – не стал давить Зотов. – Между прочим, ручку особиста, с золотым пером, нашли у тебя в вещмешке.

– Подкинули! – Волжин грохнул кулаком по столу.

В дверь, на шум, просунулся часовой.

– Все в порядке, боец, – Зотов жестом отправил часового обратно.

– Подкинули мне ручку эту! – горячо зашептал разведчик. – Вы ко мне в Ростов поезжайте, там Сашку Волжина всякий знает, подтвердят: бабник, хулиган и пропащая голова, но чужого в жизни не взял! Честное слово!

– Честного слова недостаточно, Саш. Нужны веские доказательства твоей невиновности, а у нас их попросту нет. Пойдешь под расстрел.

– Значит пойду, – с вызовом ответил Сашка. – Нахрен такая жизнь, раз человека ни за понюшку табака губят? Я хлюста этого не убивал, вот и весь сказ. Лейтенанта спросите, он вам скажет,что я за человек!

– Вы друзья, – мягко сказал Зотов, – Лейтенант переживает, того и гляди глупостей натворит.

– Карпин может, – Сашка откинулся на стену и задумался. – Вы ему скажите, пусть не дуркует!

Дверь вновь отворилась, Зотов уже хотел послать часового матом, но на пороге возник Лукин и сказал:

– Ваше время истекло.

– Две минуты, – попросил Зотов.

– Полторы, – великодушно разрешил Лукин.

– Видели? Одолжение делает, – обозлился Волжин.

– Ты не кипятись, – предупредил Зотов. – Веди себя спокойно, отвечай по существу, не провоцируй, норов свой спрячь. Тут не Большая земля, нянчиться не будут.

– Да пошли они! – вспылил Сашка. – Я за мамкиной юбкой в жизни не прятался, я с первого дня на войне! Я разведчик! У меня орден «Красной звезды»! Я немцам глотки заживо грыз и товарищей хоронил, пока эти уроды лесные на печках сидели. Они меня судить будут?

– Будут, Саша, будут, – Зотов встал. – Ты точно ничего не хочешь мне рассказать?

– Не хочу, – буркнул Волжин и отвернулся.

– Ну как знаешь. Давай не скисай.

Сашка не ответил, пристально изучая мох, натыканный в щели. Гордый шкетенок.

Зотов вышел и нос к носу столкнулся с Лукиным.

– Адвокатом заделались, товарищ из Центра? – ехидно спросил начштаба.

– А что остается? – благодушно удивился Зотов. – Вы так лихо провели расследование, я и глазом моргнуть не успел. Снимаю шляпу.

– Не стойте у меня на пути, товарищ Зотов, – прошипел начштаба, нервно дергая правым веком. – Со мною лучше дружить.

– А то что? Найдут ручку в вещах?

– Вы на что намекаете? – недобро прищурился Лукин.

– Да так, мысли вслух. Позволите? – Зотов толкнул его плечом и пошел, чувствуя спиной тяжелый, неприязненный взгляд. Ничего, взгляд не пистолет, дыр не наделает. От разговора с Сашкой остались двойственные впечатления. Волжин отрицал вину, и в этом ничего необычного нет. Случаи, когда преступник признается в содеянном, можно по пальцам пересчитать, абсолютное большинство отправляется валить лес по НКВДэшной путевке, искренне убежденные в собственной безукоризненной чистоте. Тюрьмы переполнены невиновными, спецлагеря кишат праведниками, случайно угодившими в жернова репрессивных машин. За Сашку лишь его слово, против - упрямые факты.

Зотов отыскал Маркова и уговорил командира отдать ему в пользование землянку Твердовского для проведения следственных мероприятий. Марков поартачился немного и согласился, попутно дав добро на опрос свидетелей по делу Волжина. Пришлось вновь надавить. Марков, не желая конфликтовать с Лукиным, кобенился как мог, отсылая к начальнику штаба и напирая на то, что это его свидетели. Зотов напомнил, кто командир отряда, и Марков сдался. Минут через десять у входа в землянку курили, переговаривались и надсадно дышали несколько человек.

За следующие полтора часа Зотов выяснил массу интересных подробностей. Опрошенные партизаны в один голос утверждали: Волжин прилюдно обещался зарезать Твердовского. Однозначно был пьян – от легкого подпития до полнейшей невменяемости, тут показания разошлись. Гулянка закончилась около двенадцати ночи, миловидной девушке из хозвзвода, Оленьке Гусевой, угрозы Волжина показались бахвальством. Сашка красовался перед девчонками и убивать никого не хотел. Всем понравился, веселый, разговорчивый, сильный. Одноногий повар Егор Кузьмич Савушкин в час ночи видел Волжина в лагере. Время назвал точно, как раз сменились посты. Разведчик вышел к кухне, попросил прикурить и ушел. Двое патрульных наткнулись на Волжина в три часа ночи, он, якобы, вышел до ветру и заблудился. Подозрений это не вызвало, Волжина проводили до землянки и пожелали спокойного сна. Вел себя нормально, не нервничал, не пытался скрыться и убежать.

Зотов выборочно опросил еще четверых. Ясности не наступило. Он отодвинул блокнот, исписанный мелким, неразборчивым почерком. Привык писать быстро, от этого буквы скачут безумными блохами, и строчки похожи на затейливый шифр. Коллеги единогласно советовали Зотову податься врачом. Сильно разболелась башка. Показания свидетелей уводили в разные стороны, половина утверждала, будто Волжин кипел жаждой убийства, половина приняла угрозы за шутку, причем явных угроз оказывается и не было. Гуляла компания до двенадцати ночи, повар видел Сашку около часа, патруль обнаружил его в три часа ночи и проводил до землянки. Это подтверждается показаниями лейтенанта Карпина, которого Волжин разбудил в десять минут четвертого. Где Волжин был с часа до трех? Два часа выпадают из схемы. За это время можно спокойно придушить особиста, имитировать самоубийство, замести следы и лечь спать, прикинувшись невинным ягненком. Ох, Сашка, Сашка, зря ты молчишь.

В дверь постучали.

– Да.

Внутрь просунулась кудрявая шевелюра ординарца Петро.

– Товарищ командир кличет, срочное дело.

– Иду, – Зотов спрятал блокнот в карман. Никак Марков очередную подлянку задумал…