S.T.A.L.K.E.R. Тропами Призраков

3/3

это всё стоило того. Я без лицемерия скажу… Что очень горжусь нашей дружбой, брат, а за нас не переживай. После выброса я ещё намерен поискать Азбеста. Чем чёрт не шутит? И Василия не брошу. Он хоть ворчун с придурью, но я к нему привык. Так что всё путём будет, а что… Мы теперь с ним Богаты, значит нет нужды собирать артефакты, чтобы на жизнь заработать. Так что будем с ним теперь по Зоне только в своё удовольствие путешествовать, ну, а где нас отыскать, буду тебе записки в схронах оставлять… Здесь или в доме у дуба. И вот ещё что… Глупо конечно, ты мне тоже напиши, где тебя найти, кто знает, может и мне повезёт твой мир повидать. Не по своей воле, конечно. То, что ты о нём рассказал — мне не нравится… Тоска смертная, — этим всё и обо всём было сказано.

Роман из схрона с собой почти ничего не взял, положив в рюкзак лишь один сухпаёк.

— Пригодится, горло промочить, — чуть дрогнувшим голосом сказал Першинг и сунул в карман его разгрузки флягу скотча.

Сфинкс — боевой нож, был единственным оружием, которое Роман решил не оставлять. Проинспектировав склад, к ним вернулся Василий.

— А куда же ты, Голуба моя, навострился? — видя сборы Романа, поинтересовался излом.

— Я, Вася, пройдусь немного, тут недалеко, — почти не солгал Роман. — Давайте присядем на дорожку, у нас традиция такая.

— Ты, милай человек, от энтой прогулки не присядешь на дорожку, а прелягешь на вовсе… Павел! Хочь ты его вразуми… Видал чё удумал? Шас выброс зачнётся, и я его лучше, чем всякая барометра чую.

Роман подошёл к всклокоченному старику.

— Всё, Вася, нормально. Не переживай, я быстро… а ты пока за Павлом присмотри, мало ли чего.

— Да чё с им, похабником, сдеится? Ну ты энта, недолго там, смотри.

Крепко пожав руку Першинга, Роман прикрыл крышку люка и, аккуратно минуя аномалии, вышел из подъезда. Близость скорого выброса была видна по приближающимся, багрового цвета тучам, и недолгому, перед его приходом, оцепенению всего вокруг. Очертания видимых аномалий стали до рези в глазах ослепительно яркими на фоне серого асфальта и таких же серых домов. О том, что он может быть кем-то атакован, будь то хищник Зоны или потерявшие след наёмники, Роман не опасался. Сейчас было время выброса и всё живое старалось отыскать любое убежище, как можно глубже под землёй, чтобы не стать его добычей. Роман, ещё раз вспомнил слова из записки Алисы: «Ты найдёшь портал там, где все и всё погибает…»

— Надеюсь, милая, что ты права, — и двинулся к зданию главпочтампа.

Он без труда нашёл место, где в первый раз очутился в Зоне. Старый, выцветший, железный почтовый ящик с гербом давно несуществующего Советского Союза, валялся на прежнем месте. Роман устроился на нём, скинув с плеч тощий рюкзак и достал флягу. Сделав большой глоток, завинтил пробку, положив её себе на колени и прикурил сигарету от зажигалки, заметно подрагивающей в его руке.

— Ну и где наше представление?

Оно не заставило себя ждать. Звенящую тишину, от которой Роману казалось, он слышит даже биение своего сердца, прорезал чудовищный раскат грома, с молнией толщиной в телеграфный столб, ударивший по асфальту между домами. С нарастающим грохотом цунами, огромная, кровавого цвета волна, невиданной силы энергии, накрыла улицу, дом и Романа. На долю секунды он испытал ни с чем не сравнимую боль. Словно тело его разорвало на атомы. Упавшая с онемевших колен фляга, ударившись о почтовый ящик, откатилась в сторону.

— Вот и всё, — успел подумать он и провалился в пустоту.

— Эй, товарищ! Мужчина! — раздался голос, словно сквозь порванный динамик. — Вера! Вы же врач. Подойдите сюда скорее, тут мужчине плохо. Вы из какой группы? — снова послышался тот же голос.

Резкий запах нашатыря окончательно привёл Романа в чувства, с ватой в руке над ним склонилась внушительных форм дама в очках, со смешно вздёрнутым, усеянным веснушками носом.

— С вами всё в порядке? Мужчина, я к вам обращаюсь!

— Кажется, да, — не узнавая свой голос, сипло ответил Роман.

— Так вам кажется, или в порядке? — с ноткой нетерпения переспросила женщина.

— Да, спасибо. Со мной всё хорошо.

Роман только теперь осознал, что всё получилось и широко улыбнулся. От чего веснушки на носу смущённой барышни стали ещё заметнее.

— Какой сейчас год?

Глаза дамы стали размером с линзы её больших очков.

— Две тысячи двадцатый.

— Спасибо! — ещё раз поблагодарил Роман и, приподнявшись на локтях, чмокнул пахнущую дешёвым парфюмом щёку женщину. Она отпрянула.

— Ну, знаете ли, ведите себя прилично. Вера! Как он? — послышался второй женский голос.

— Ожил, — фыркнула дама и выскочила на улицу к своей подруге. — Бог знает, что тут творится… Год спросил и целоваться полез. Может маньяк или сектант какой. В амулетах весь и одежда на нём странная. Надо Игоря из охранной группы позвать. Пусть он с этим субъектом разбирается.

Встречаться с Игорем из охраны в планы Романа совсем не входило. Он подобрал флягу, упавшую во время выброса, и ушёл вглубь ещё не разрушенного здания. Вскоре, пришёл тот самый Игорь, очевидно сопровождающий одну из многих групп чудаков, решивших за приличные деньги сделать селфи на фоне указателя «Город Припять» и её укрытых саркофагами, разрушенных энергоблоков, а потом рассказывать по приезду домой, сколько им ужасов довелось повидать в этом экстрим туре. Несколько раз крикнув в пустоту заброшенного дома, мужчина с чувством выполненного долга, поторопился вернуться к удаляющийся группе туристов. Роман, снова предоставленный сам себе, в душе испытывал смешанные чувства. Радости, связанные с тем обстоятельством, что первая и, пожалуй, самая главная часть плана сработала, и он смог вернуться в своё время… Вернее, почти своё. Это и настораживало. Дама, приводившая его в чувства, сообщила, что на дворе 2020 год, вместо 2018, что само по себе являлось новостью, создающей целую цепь проблем, решить которые предстояло в кротчайшие сроки. Отличное во всех отношениях снаряжение, в виде усиленного пуленепробиваемыми пластинами на груди, ПНВ и титановыми наколенниками комбинеЗона, с армейским разгрузочным жилетом с закреплёнными контейнерами и ножом, довершала висящая на шее мощная титановая цепь с кожаным футляром, хранящим в себе артефакт «Слеза Циклопа» выглядело, мягко говоря, странно. Об этом, уже привыкший к подобной экипировке, Роман, отправляясь из Зоны, просто не подумал. Вторая проблема заключалась в том, что при себе он не имел ни единого документа, подтверждающего личность, и даже при наличии таковых, не сумел бы объяснить своё пребывание в Припяти на протяжении двух последних лет. Из этого следовало, что передвигаться ему придётся скрытно. И, пожалуй, самая большая из проблем заключалась в том, что уже два года прошло с того момента как он видел Саватея и не факт, что старик окажется в деревенском доме, где они с ним распрощались.

— Что ж, как говорил товарищ Ленин: «Мы пойдём другим путём», будем передвигаться ночью, — сказал вслух Роман, поднимаясь на верхние этажи дома. — А пока, надо осмотреться.

На его удачу, решётка, закрывающая выход к лестнице, ведущей на чердак, была открыта и вскоре он уже стоял на прогретой тёплым летним днём, пахнущей битумом, плоской крыше. Солнце, приближая закат, скатилось на запад, мягко лаская кожу не жаркими августовскими лучами, разительно отличаясь от того же светила, нечасто появляющегося в рваном покрывале серых туч Зоны Отчуждения. Он подошёл к ржавым перилам заграждения крыши и посмотрел вниз, поймав себя на мысли, что пытается увидеть затаившиеся на асфальте аномалии. Торопиться было некуда, до темноты оставалось по его расчёту ещё несколько часов, поэтому грех было ими не воспользоваться. Удобно расположившись у одной из вентиляционных вытяжек, Роман, перекусив не хитрым ужином из пакета сухого пайка, сдобренным доброй порцией оставшегося скотча, положив под голову рюкзак, крепко заснул. Сколько проспал Роман не знал, но видимо долго. С небес на него смотрели миллиарды звёзд. Луна, смазывая острые углы зданий, осветила землю своим призрачным светом. Роман щёлкнул тумблером литиевого мини-аккумулятора и надел очки прибора ночного видения.

— Темна Украинская ночь, но сало надо перепрятать, — вспомнил старую поговорку.

Возможности ПНВ последнего поколения, в отличии от предыдущих, давали возможность видеть почти как днём, лишь немного окрашивая фон жёлто-зелёным цветом. Роман, выйдя из дома, уверенно пошёл по ночному городу в определённом ещё днём направлении. По понятным причинам, не встретив никого на пути, миновал кварталы городских застроек и почти дошёл до КПП, освещённого одиноко висящей лампочкой в разбитом плафоне. Охраны на улице видно не было, поэтому Роман решил не ползать через колючую проволоку в поисках прохода и пройти на прямую через КПП. Подойдя к углу дома, он миновал его, чуть пригнувшись под окном охранного помещения. Сквозь открытую форточку, лениво переговариваясь, два охранника несли свою тяжёлую службу, громко брякая об стол костяшками домино. Вскоре, Роман обошёл погнутый кем-то шлагбаум, и спокойно зашагал краем дороги вдоль поля, отделявшего Припять от деревни, где жил Дед Саватей. Неприглядного вида домишко старика, стоял чуть в стороне от остальных деревенских изб, поэтому найти его не составило большого труда. Знакомая калитка тихонько скрипнула, пропуская Романа на тропинку к дому, ведущую в запущенный яблоневый сад. Природа подарила в этом году щедрый урожай. Многие ветви деревьев обломило тяжестью спелых плодов, хранящих в себе целый набор радиоактивных элементов. Поднимаясь на крыльцо, Роман, зацепив ногой тонкую стальную проволоку, услышал лёгкий щелчок срабатываемой чеки свето-шумовой гранаты.

Первая мысль, посетившая разрываемую болью голову.

— Так глупо вляпался… Расслабился… Тоже мне вояка! — понимая, что лишь зря потратит силы, Роман не пытался освободиться. Руки и ноги были связанны явно профессионалом.

— Давайте быстрее уже решим этот вопрос, — раздался нетерпеливый голос.

С головы Романа стянули мешок из плотной ткани. Через большое окно в глаза резанул яркий солнечный свет. Когда зрение восстановилось, он смог рассмотреть захвативших его людей. Подошедший к Роману, судя по дорогому костюму, явно сшитому на заказ, и не менее дорогим часам, был, видимо, старший. В таких же строгих чёрных костюмах были ещё один с военной выправкой, видимо, сотрудник спецслужб или охраны, и два полицейских. Капитан с увесистым пивным животом, и ещё совсем молодой лейтенант, видимо, недавно получивший свои первые погоны. Человек в костюме подошёл к Роману.

— Это хорошо, что вы пришли в себя. Я боялся, что Олаф перестарался, — у говорившего был сильный акцент, что Романа ничуть не удивило. — Вы, господа, подышите на свежем воздухе, — обращаясь к полицейским, сказал тот же господин. — Это много времени не займёт… надеюсь.

Полицейские без лишних слов вышли из дома.

— Что ж, Призрак-Лис… Я вижу, вы даже не удивлены, что я знаю, как вас зовут? Это даже к лучшему.

— Слышишь, ты… Пиджак, — так Роман окрестил говорившего. — Давай без вот этих соплей и лирики. Чего надо? — человек, хищно зыркнув, выдавил из себя подобие улыбки.

— Хорошо… Пусть будет «Пиджак», так даже проще… Вы понимаете, зачем мы вас задержали?

— Даже не знаю… Может, вы сильно хлеба-сольные и насильно в гости людей тащите…

— Всё, хватит дурочку валять, — уже начал злиться говоривший.

— Наших дурочек валять у тебя валялка не выросла.

— Я не совсем понял, что вы мне сказали, но, видимо, хотели оскорбить. Что ж, у вас получилось. Олаф, объясни этому человеку, что со мной вести себя так не следует, — и отошёл в сторону, пропуская крепкого мордоворота. Тот молча нанёс несколько ударов кулаком в лицо Романа.

— Как вам такое хлебосольство? Достаточно или ещё?

— Вполне, — сплёвывая кровь с разбитых губ, ответил Роман.

— Вот видите, как хорошо действуют методы убеждения, придуманные ещё тысячи лет назад… Я всего лишь пытаюсь с вами поговорить. Это, как видите, не так сложно!

— Понесло дядю… — подумал Роман, но в слух сказал. — Странная у вас манера разговоры разговаривать. Схватить, связать, рожу набить, а уж потом вопросы задавать… Надо было начинать с последнего. Может чего и вышло… Только теперь вот, вы мне как-то совсем не нравитесь, и к тому же меня ещё в детстве учили, с не знакомыми людьми не разговаривать.

— Что ж, вы от части правы… Мы не с того начали. Давайте попробуем сначала. Меня зовут Гуннар. С Олафом вы уже познакомились. Как вас зовут — нам известно. Будем считать, эту часть этикета мы уже миновали. Каким образом вы сюда попали тоже упустим, так как это мы тоже знаем. За своё поведение Олаф вряд ли станет извиняться… Ему пришлось в этом доме долго вас дожидаться. Если быть точным, почти два года. И это, честно говоря, не входило в наши планы. Но, как говорится, цель оправдывает средства, а время… Как вы уже на собственном опыте убедились, вещь довольно условная. Так… единица измерения. Во всяком случае для нас и для вас, надеюсь, в будущем тоже. Ну так, как, Роман! Вы готовы нам помочь? — устраиваясь на стуле, стоящем напротив, поинтересовался Гуннар. Романа эта игра в кошки-мышки начала доставать.

— Гуннар, так вас величать? — норвег утвердительно кивнул и меланхолично стал рассматривать свои хорошо ухоженные ногти. — Сам подумай… Скажу вот я, что готов помогать, а выяснится, что мне придётся на перекрёстках старушек обирать, или шкурками кошек вместо соболиных торговать, а может того хуже, клизмы с горчичниками…

Гуннар так же меланхолично вздохнул, и указал глазами Олафу на Романа. Тот, подойдя, ухмыльнувшись, нанёс ещё несколько мощных ударов, от чего Роман потерял сознание. Вода, выплеснутая из ведра, привела его в чувства. Гоннар всё так же восседал на своём стуле. Романа мутило. Лицо горело от ссадин, один глаз заплыл, не позволяя хорошо видеть. Видимо, уставшие ждать на улице, в дом вошли служители закона. По их реакции было видно, что подобного расклада они не ожидали.

— Граждане иностранцы! Что ж вы тут за безобразие устроили, — неуверенным голосом, больше похожим на смущение, чем на возмущение, промямлил толстый капитан. — Мы с вами договаривались арестовать этого гражданина, и ещё даже неизвестно за что, а вы тут беспредел творите. Как я его теперь в таком размалёванном виде в отдел привезу?

— Успокойтесь, капитан. Не надо спектакль устраивать. К тому же не вы его, а Олаф, как вы говорите, «арестовал». Мы вам хорошую прибавку к будущей пенсии заплатили, чтобы никто в наши дела нос не совал, в том числе и вы сами. Да… И ещё. Повод для ареста есть.

— Не понял, где тут повод? — растерялся капитан.

— Ну как же… Убийство сотрудника полиции.

— Что-то я не пойму, где же тогда труп?

— Труп прямо перед вами, — резко выхватив из нагрудной кобуры, спрятанной под пиджаком, пистолет, Гуннар выстрелил в лейтенанта, попав ему точно в сердце. Парень, ойкнув и уткнувшись худыми плечами в стену, медленно сполз на пол.

— Сука! — проорал капитан, пытаясь непослушной рукой извлечь из кобуры на ремне свой табельный ПМ.

— Не торопитесь, — направив в него ствол, спокойным тоном сказал Гуннар. — Я же вам понятно говорил, что про наше с вами дело никто не должен знать. Вы соизволили притащить с собой этого мальчишку. Я привык соблюдать договорённость на сто процентов, так что смерть этого юнца — ваша вина… Или не ваша, решать тоже вам. Когда мы закончим с этим господином, вы сможете поступить двумя способами… Сдать его за убийство или пристрелить за попытку бегства.

Капитан опустился на колени возле убитого лейтенанта и, не слушая, что ему говорят, дрожащими руками зачем-то начал поправлять сползшую набок фуражку убитого парня.

— Эх, Коля-Коля, что я мамке твоей скажу? Ты же у меня один племянник. Деньги, будь они прокляты, и вы, сволочи, вместе с ними, за что же вы пацанёнка… Эээ… Не люди вы, а звери, и я не лучше… Что ж теперь… Ладно, говорите со своим, я пока УАЗик пригоню. Нехорошо племяшу на грязном полу лежать. Он у меня, УАЗ мой, в соседней деревне стоит. — И посмотрел на норвега с залитыми кровью и ненавистью глазами. На выходе его остановил Олаф, забрав оружие.

— Это в целях вашей же безопасности, — объяснил действия помощника Гуннар. Капитан не сопротивлялся.

— Ну да… Конечно… Если надо, пусть так… — и вышел во двор.

— На чём мы остановились? — словно ничего не произошло, продолжил Гуннар, снова присаживаясь на стул, стоящий напротив Романа.

Роман, по долгу службы и побывав в Зоне Отчуждения, видел много смертей, но холоднокровное убийство этого мальчишки ударило по душе словно стальной молот, но на лице его не дрогнул ни один мускул.

— На убийстве почти ребёнка, ты, психопат чёртов, остановился… Капитана тоже, понимаю, отпускать не будешь?

Гуннар комично развёл руками.

— Это уже теперь от вас зависит. Если мы договоримся, — норвег посмотрел на часы. — А времени у нас остался час. Поэтому давайте его используем максимально экономно. Я задаю вопросы… Вы отвечаете, и без этой вашей клоунады. Затем вы спрашиваете, и я честно отвечаю.

— Валяй.

— Вопрос первый… Где старик, с которым вы должны были здесь встретиться, и что он вам должен был передать или сказать?

— Понятия не имею, — совершенно искренне ответил Роман… подумав. — Молодец, старый хитрец, всех обскакал.

— Вопрос второй… Место вашего перехода и с какой целью вы здесь?

— Вот ведь совпадение! У меня к вам, дебилы в фашистов заигравшиеся, те же самые вопросы. Какого хрена я тут делаю, о каком старике идёт речь? И мы не в метро, поэтому переходов тут по поблизости нет и быть не может в принципе.

— Хватит кривляться, — начал терять самообладание норвег. — Вы всё прекрасно поняли, возможно такое предположить, что вы не знаете старика, и, с ваших слов, оказались тут случайно. Это просто неубедительно. На вас комбинезон защиты пятого поколения, которые тут будут созданы в лучшем случае лет через пятьдесят. И артефакты, которые мы у вас забрали, вряд ли вызовут у кого-то интерес. Взгляните сами, — Гуннар достал из кармана обычные серые камни, по виду, такими обычно укрепляют грунт вдоль обочин. — Они тут бесполезны… а вы таскали их на груди… Странно… Правда? И, напоследок… Вы явились именно в тот дом, где, собственно, мы вас и ждали. Поэтому давайте сэкономим время.

— Я не против, — слукавил Роман, делая вид, что принимает условия игры. — Но прежде, чем я отвечу, уж будьте так любезны, граждане фашисты, удовлетворите моё любопытство, хотя бы для того, чтобы понять, что вы от меня хотите услышать.

— Пусть будет по-вашему… Это становится даже интересно, — оживился Гуннар. — Спрашивайте.

— Что же вам, Варяги, дома не сидится?

Гуннар прищурился, видимо, размышляя как ему ответить.

— Хорошо… я попытаюсь вам объяснить, но не думаю, что вы поймёте. К тому же, время у нас ограничено.

— А вы попытайтесь. Может, я не такой тупой, как вам кажется.

Норвег засмеялся.

— Да, вы далеко не тупой, если на вас остановил свой выбор хитрый старик-учёный, — Гуннар достал из кармана инкрустированный дорогими камнями серебряный портсигар, открыв его, достал сигарету, и, взглянув на Романа, протянул портсигар ему. — Угощайтесь…

— С удовольствием, вот только руки у меня связанны.

— Ну, это не проблема, — и подал сигарету Роману в рот, давая прикурить от такой же изящной как портсигар зажигалки. — Знаю, курение — очень вредная привычка, но всё никак не могу от неё избавиться, — снова присаживаясь на свой стул, сказал Гуннар. — Скажите… Вы верите в Бога?

— Конечно, верю… Только вот он в меня почему-то не очень. Ещё я в деда Мороза верю, и брата его Санта-Клауса.

— Перестаньте поясничать, я у вас серьёзно спросил.

— Я тоже серьёзно. Вы меня сейчас перед закланием причастить решили? Вы кто? Киллеры-сектанты?

— Не говорите чушь. Я пытаюсь ответить на ваш вопрос. Так вот… — продолжил Гуннар. — Представьте себе на минуту, что Боги, как вы их привыкли называть, существуют… Если вы хоть немного интересовались историей, в дохристианские и мусульманские времена у людей были другие божества. Вернее существа, которых вы, в силу своей слабости и примитивности, таковыми считали. Чтобы вам было понятно… Представьте себе пасеку. Хороший пасечник любит своих пчёл. Он за ними приглядывает, лечит, укрывает от дождя, холода и разорения. Когда надо — удаляет трутней, это пчела-самец, который сделав однажды своё дело больше не работает, а только ест мёд. Бывает, конечно, пчёлы кусают… но что такое укус пчелы? Так, незначительная помеха. Случается, весь пчелиный рой улетает в новый, более лучший улей, и пасечник остаётся без мёда.

— Это, типа, мы ваши пчёлы?

— Примерно так… Только существа, которых вы зовёте Богами питаются не мёдом, а вашей энергией, и, если некому её давать — существо погибает. Так почти и произошло. Люди, как пчёлы, разлетелись в новые нарядные ульи, обрекая тех, кто их так оберегал, на прозябание в забвении и смерть. Спустя века, те, кто ещё остались, сумели найти новый дом в других измерениях или параллельных мирах, как вам угодно. Так что наш «Улей» снова полон, а вы, скорее, пчела-ренегат, другого пасечника, которая пытается наш улей разорить.

— Судя по тому, что вы мне рассказали и вашему скандинавскому происхождению, ваши пчеловоды — Один и Тор?

— Именно так, — довольным тоном ответил Гуннар.

— Теперь понятно… Вы, значит, сляпали мир вроде вашей Вальхаллы? Весь день драка, вечером пьянка? В чём тут смысл — никогда не понимал. Теперь ясно, почему ни детей, ни стариков.

— Да, вы, я смотрю, неплохо осведомлены. Действительно, трутни нам не нужны, только войны, и чем яростнее бой и смерть, тем сильнее Вальхалла.

— Ладно, с этим разобрались, а при чём тут компьютерные игры?

— Это тоже легко объяснимо. Мы её создали максимально приближенной к тому миру, в котором живём… практически точную копию. И те игроки, которых интересует наше творение, не все, конечно, получают возможность стать её реальными участниками, тем самым пополняя наш мир. Эта игра для них, своего рода, тест… Если хотите. Пацифист в ней не заинтересован и тот геймер, который в ней проводит определённое нами время, и получает максимальное количество навыков, можно сказать, наш человек, а доставить его в нашу реальность, лишь немного подчистив память, это уже наша работа. И вы должны были стать одним из нас. В Зоне мы именуемся «Призраки», «Проводники», это кому как удобней. На ещё не заданный вопрос отвечу… С вами всё пошло не по плану. Вы — пчела-ренегат из другого улья и нашли неизвестный нам переход. Поэтому мы должны узнать, с вами или без, где он находится. В хорошем варианте использовать его для своих рекрутированных, а вас, если откажетесь помогать, уничтожить.

— Да уж, весёленькая перспектива, оказаться камнем у Бога в ботинке, — подумал Роман. — Положение сложилось безвыходное, освободиться от верёвок нереально и времени что-то изобретать тоже не осталось, — хаотично размышлял он. Единственным правильным решением было сделать вид, что готов пойти на сотрудничество, и, если получится, сбежать по дороге к месту перехода. — Слишком много всяких «если». Где наша не пропадала.

— Лихо вы тут всё обстряпали, прямо куда не кинь, кругом клин. Допустим, я соглашусь и покажу вам место, это ведь не может быть гарантией моей безопасности?

Гуннар хлопнул в ладоши.

— С вами ещё не всё потерянно… Как знать, как знать… Может быть, у нас найдётся для вас вакансия, специалисты вашего уровня нам нужны. Олаф, развяжи ноги нашего друга, — и, словно извиняясь, добавил. — О доверии и вашей свободе поговорим на месте, которое, очень надеюсь, вы нам укажете. Не волнуйтесь, в город ногами идти не придётся… Надо лишь дождаться капитана с его машиной. Ох уж эти русские… Всегда не торопятся.

— Украинец я, — раздался голос из проёма входной двери.

На пороге стоял капитан. Громкий выстрел в доме из охотничьего ружья почти оглушил Романа. Всё происходило словно в замедленной съёмке. Гуннар, поворачиваясь, потянулся к пистолету на столе, и почти успел, когда прозвучал второй выстрел. Картечь, выпущенная из старенькой ТОЗ с близкого расстояния, оторвав несколько пальцев на руке норвега, смахнула ствол на пол. Гуннар истошно заорал, глядя на свою куцую руку, и встав, словно пьяный, попытался бежать к окну, но, запнувшись за валявшуюся на боку тумбочку, упал.

— Цэ тобi за Мэиколу, — перезаряжая ружьё, прохрипел капитан.

Два выстрела дуплетом довершили начатое. Капитан прислонил к подоконнику разряженное ружьё и отрешённо посмотрел на Романа.

— Вот ведь, парень, как оно всё обернуться может. Погоди чуток, — достав из кармана перочинный нож, разрезал верёвку, связывающую руки Романа, и пошёл к телу племянника. — Совсем ещё дитё… Дядька Богдан… А, Дядька Богдан… В полиции работать хочу… Вот тебе, Мiкола, и работа… Мiсяц, как в лейтенантах, а всё эти деньги треклятые… Я ведь тебе на свадьбу хотел… Эээх… Дурак старый.

В углу послышался хрип, капитан, словно боясь потревожить тело, аккуратно накрыл племянника попавшимся под руку старым покрывалом, и пошёл к окну, возле которого оставил ружьё.

— А ты, хлопец, посиди, — похлопал ладонью по плечу Романа. — Я за раз ту гниду угомоню, а тогда и побалакаем.

Молча наблюдая, Роман не стал мешать капитану отомстить за незнакомого парня Колю, ставшему ещё одним горьким воспоминанием в страшной копилке своей памяти. Стрелять капитану не пришлось, шевеления Олафа были его предсмертной агонией. К моменту, когда подошёл капитан, он был уже мёртв.

— Подох, собака… Ну и нехай, тiкай в свою Вальхаллу… И ты, Казак, тоже тiкай. У мене УАЗик тут. В хуторе стоить, а им сказал, что в другом, чтоб послухати трохи, що они тебе балакать будут.

— Послушал?

— Да… Послухал их бред наркоманьский. Так за что ж они тебя взять хотели? Хочешь — не говори, я и сам понял, кто тут гадина, тильки жалко, що поздно, а ты и в правду, уходи… Я сейчас по рации бригаду вызову… Вопросы задавать будут, а у тебя вид такий, чудный… Космонавт, да и только. Документы-то есть? Понятно… Ну, не моё это дело, коже мене теперь всё это объяснить, ума не приложу. Выпрут без пенсии, и племяша погубил.

— Я помогу, — не зная зачем, вызвался Роман.

Немного поколдовав над оружием и телами, они исключили себя из круга подозреваемых лиц, разыграв всю эту трагическую партию на Олафа, Гуннара, и, якобы пытавшегося их арестовать, лейтенанта. Единственное, что Роман забрал из улик, которые ни к чему бы следствие не привели, это свои артефакты и телефон Гуннара, с ребусом непонятных сообщений и номеров. Богдан, мельком взглянув на изъятое Романом, только глубоко вздохнул.

— Ей Богу, чудак-человек… Гроши у него забери. Тебе они нужны будут, а этому пасюку без нужды.

Об этом Роман сразу не подумал. Бедным, Гуннара, точно было не назвать. Две новенькие пачки стодолларовых банкнот перекочевали в карман Романа.

— О, це добре, всё одно до отдела эти бы гроши не доехали… Теперь пойдём, я тебя в дальней хате схороню, а вечерком, когда всё поуляжется, до тебе приду, а там побачимо, що нам зробыты.

Дом, или «хата», куда Романа определил на временный постой Богдан, снаружи почти ничем не выделялась, но здесь не чувствовалась всеобщая заброшенность. Окна плотно закрыты явно обновлёнными ставнями. Крепкую тесовую дверь закрывал амбарный замок.

— Ты не думай нэчого, хата не поганая… Це хата моёго батьки, вот и приглядываю, а то и просто с жинкой поругаюсь и сюда, ночку скоротать.

Хата внутри действительно оказалась очень уютной. Беленные, саманные стены украшали самотканные коврики и вышивки. Пол устлан такими же, ручной работы, дорожками. В полдома печь, заставлена расписными крынками. Богдан, проведя в дом Романа, у порога перекрестился, глядя на висящую в углу икону. Электричества в деревне не было. Его отключили сразу после выселения жителей, но Богдан снабдил Романа тройным подсвечником с дюжиной новых, стиариновых свечей.

— Располагайся и отдыхай, а я тобi зараз прикрою. Мало ли що, — и, снова перекрестившись у порога, вышел на улицу, прикрыв дверь на замок.

Роман от души, мысленно, поблагодарил проведение, вновь удивительным образом, спасшее его жизнь, в лице старого капитана. Зная, что в ближайшее время никто не потревожит, он решил не забивать и без того перегруженное вопросами и проблемами сознание, поиском их разрешения и строительством планов дальнейших действий. К тому же физически он чувствовал себя не лучшим образом. Альтернативой всему этому был крепкий сон. Старая добрая железная кровать, застеленная пошитым из выцветших от времени лоскутов одеялом, со сложенной пирамидкой подушек, была как нельзя кстати. С закрытыми оконными ставнями трудно было визуально понять время, даже приблизительно, но, судя по всему, Роман проспал долго, что и подтвердили стрелки часов, негромко тикающих на стене. На циферблате было далеко за полночь. Обещавший прийти Богдан так и не появился, но это Романа не настораживало.

— Хотел бы подставить — уже давно это сделал, — рассудил он.

Шестичасовой сон не принёс желаемого результата. Всё тело ломило и несколько ударов, полученных в голову, тоже давали о себе знать тупой болью.

Во всяком случае, — с иронией подумал Роман. — Живой, и удалось в первый раз за долгое время поспать в человеческих условиях.

Из трех свечей в подсвечнике он зажёг лишь одну, осветив комнату уютным мягким светом, о чём тут же сильно пожалел. На окованном металлическими пластинами, большом сундуке, стоявшем возле печки, сидел ребёнок, по росту лет трёх, если не брать во внимание размер ступней взрослого человека, и седой бороды по пояс. Человечек, больше схожий на сказочного гнома, пристально изучал Романа.

— Это что за чертовщина… — Роман тряхнул головой стараясь прогнать наваждение, но он не исчезло.

— Чё! Взаправду, меня видишь? — спросило существо. — Эх… Жаль… Хотел испужать. Ну, если видишь, то пужать не буду, — мягким, с хрипотцой голосом сказало существо.

Ещё совсем недавно, случись такое «Свидание», Роман решил бы, что просто сошёл с ума, но после всего увиденного в Зоне Отчуждения, быстро пришёл в себя. Он зажёг ещё одну свечу, чтобы получше разглядеть странного гостя. Тот, прикрыв пухлой, совсем не детской ладошкой глаза, сказал.

— Больше не зажигай, не люблю, когда сильно ярко.

— Хорошо, не буду, — убирая от третьей свечи зажигалку, ответил Роман. — А ты кто такой?

Странный симбиоз ребёнка и старика мягко спрыгнул с сундука, на котором сидел, оказавшись ростом не более полуметра.

— Чего да кого, кто да что… хозяин я тутошний. За хатой смотрю, за двором.

— Вот те на… Домовой что ли?

— Пусть «Домовой», если те так проще, — снисходительно ответил старичок.

— Много тут вас таких? — стараясь получше рассмотреть домового, спросил Роман.

— Каких таких?

— Таких как ты.

Домовой удивительным образом в считанное мгновение оказался уже сидящим на кровати.

— А тебе что за дело? Много… Мало… Один я тут. Ну уж недолго тут пробуду, Богдашка непутёвый уйдёт — и я с ним. Мёртвому месту свой хозяин есть, — и тяжело вздохнул. — Так-то, он мужичок хороший… Хозяйственный, только боломут, сынов не оставил, а про меня не забывает… Потому и здесь я… Потом уйду.

— Переедет что ли?

Домовой хрипло засмеялся.

— Ну да… Переедет, на тот свет… но я не переживаю… Он в хорошее место попадёт.

— Что ж так…? С виду вон какой мужик, крепкий.

— То-то и оно, что с виду… — опять вздохнул домовой. — Болен он сильно, как же та хвороба по-вашему… Ну да, рак в нём завёлся, скоро доест, — снова вздохнул домовой.

— Вот взял бы, да вылечил.

— Да что ты причепился? Не могу я своих лечить, не положено нам. Прадед его, Апонас, когда с войны пришёл и хату сладил меня позвал. Каждый праздник проздравлял. Молоко парное, пироги в уголок ставил… Такой славный был, но пораненный весь. Пробовал я, да ишо быстрее от этого он в могилу сошёл. Чужих могу, тебя вот, например. Ты с виду как пёс побитый, а внутрях, как новый гривенник, а у тебя пирога там, или молочка, нету? Жаль… Так-то мне еда без нужды, но иногда хочется.

Роман вспомнил про оставшуюся плитку шоколада.

— Пирогов нет… Может, это подойдёт? — и достал угощение домовому.

Тот, понюхав подарок, прижал его к себе.

— Это ж надо, я последний раз эту вкуснятину ещё в туречине, у турков значит, едал, — и снова понюхал плитку. — У Богдашки из угощенияв только горилка с салом. Как будто нужна мне его горилка. Вот уважил, ну ладно, пойду я, он уже придёт скоро, а ты ишо отдохни, — и ткнул перепачканным сажей пальцем в лоб Романа. Роман проснулся от приглушённого ворчанья Богдана, пытавшегося совладать с заевшим замком. Наконец, дверь отварилась и в хату почти ввалился изрядно подвыпивший капитан.

— Эй, москаль, подымайся, я тобi поесть привёз, да одёжку. Переодевайся и пойдём, Мыколу во дворе помянем… Душно тут… На душе муторно, — и, завалившись на пол, тут же уснул. Одежда, принесённая Богданом, пришлась почти в пору. Лишь куртка оказалась немного великоватой. Сложив комбинезон с разгрузкой в найденный обычный вещь-мешок, Роман убрал его за печь. Весь оставшийся невеликий скарб распихал по карманам. Поднимать Богдана не стал, а лишь подложил ему под голову подушку.

— Вроде всё, пора и честь знать, — подумал Роман, вспоминая странное ночное видение. Ещё раз осмотрев свой ночлег, он склонился над капитаном и сунул в его карман пачку банкнот. — Спасибо тебе, Мужик… а мне пора. Ты уж извини, что не задержался и Николая не помянул. В другой раз свидимся, обязательно помянем, — выходя из хаты, Роман глянул в зеркало. Точно в центре его лба красовалось большое пятно сажи. — Значит, всё-таки не сон, — подумал он, закрывая за собой дверь, за которой проявился явно расстроенный старичок, держащий в измазанной ладошке шоколад.

Времени на обдумывание дальнейших планов у Романа было в избытке, но перспектива в любом из них складывалась с результатом ноль. Чтобы хоть как-то сложившуюся ситуацию сдвинуть с мёртвой точки, он решил прежде всего вернуться в Припять и попасть в ту параллельную Зону Отчуждения, ставшей отправной точкой для всех последующих событий. Даже при свете дня миновать пропускной пост оказалось лёгкой задачей. Вскоре, Роман уже шагал в городе, прибившись к многочисленной туристической группе, судя по говору, из бывшей сестры по варшавскому договору, Болгарии. Центр города, куда он наметил добраться, к его большому удовольствию входил в маршрут посещения туристов. Гиды, уставшие от ставшей им рутинной работы, вяло повествовали, уже вероятно в тысячный раз, о развернувшейся в далёком 1986 году трагедии на Чернобыльской АЭС. Туристы, наслушавшись отчасти правдивых страшилок о заражённости зданий, развесив уши брели за экскурсоводами, растянувшись в длинную вереницу, что позволило Роману отделиться от группы, юркнув в один из подъездов нужного ему дома. Подождав, когда последний из покорителей непознанного скрылся из виду, он вышел и, держась края дома, добрался до подъезда, в котором, как он полагал, находился переход. Придя в уже знакомое место, Роман, как уже проделывал это дважды, устроился на почтовом ящике и достал хранящиеся в кармане артефакты. Ничего не произошло. Артефакты всё так же выглядели простыми булыжниками.

— Кто бы сомневался, — вслух сказал Роман. — Ничего… Мы упрямые… Мы, если надо, и подождать можем. Выкурив почти пачку, благо, что сигарет в припасы Романа, Богдан положить не поскупился и сунул несколько пачек, Роман наконец принял горькую действительность. Портал не сработал. Наверняка для того, чтобы переход состоялся необходимо что-то ещё, и этого «что-то» у него не было, или было, но он не знал, как этим воспользоваться. Роман поднялся на ноги, разминая онемевшую от долгого сидения спину. На улице вечерело, и тёплый августовский ветерок лёгким сквозняком гулял по пустым помещениям дома.

— Что мы имеем? — размышлял Роман. — Ахалай-махалай тут не сработает… Сидя на месте причину тоже не найти. Собственно, от чего ушли, к тому и вернулись. Жаль, что Гуннар не успел растрепать чего-нибудь полезного по переходу. С другой стороны, теперь весь этот информационный и визуальный винегрет, свалившийся в голову, можно хоть как-то разобрать и систематизировать, — но чем дольше он об этом думал, тем больше понимал, как ничтожно мал и, по сути, беспомощен один человек в этом бездонном, безграничном океане мироздания всего сущего, и существо, зовущее себя человеком — далеко не вершина творения, а лишь маленькая песчинка в пустыне, поглотившей даже Богов, на веру в которых уповает всё человечество. И что есть ещё кто-то более сильный, и так без конца. От этих непостижимых разуму суждений, Роману стало ещё более скверно на душе. Ощущать себя счастливым муравьём, волокущим в дом непосильную ношу, не зная о том, что играющий злой малыш прихлопнет тебя тапком, просто ради забавы, за что потом может быть всхлопочет от сердобольного родителя, возможно и нет, и вместо этого услышит похвалу за то, что убил ещё одного из, чрезмерно расплодившихся на участке, вредителей…

— От этого всего с ума сойти можно, — закрывая эту бессмысленную страницу рассуждений, подумал Роман.

Ещё один день миновал, раскидав тысячи блёклых и ярких звёзд по безоблачному ночному небу. Откуда-то издалека, донеслось смазанное лабиринтом пустых улиц, эхо собачьего воя.

— Вот и мне завыть в пору, — вслух сказал Роман, устраиваясь поудобней на чердачном этаже крыши. — А может, ну его всё? — уже засыпая, вяло перекидывая мысли в натруженной думами голове, размышлял он. — Уехать в свою Сибирь. Работать егерем… Рыбалка… Красота.

Рассвет следующего дня оказался пасмурным и холодным, как и настроение Романа. Приближение осени давало о себе знать и хоть до заморозков было ещё далеко, но утренники были уже далеко не летние. Наспех перекусив, тщательно, по-хозяйски, завёрнутой в газету курицей и хлебом, пахнущим пролитой на него горилкой или, проще, самогоном, Роман закурил дежурную сигарету. План его дальнейших действий был довольно прост. Он решил ещё раз пробраться в дом Саватея, где, возможно, сумеет отыскать какую-нибудь оставленную для него подсказку. Далее, по плану, нужно было добраться домой, потому как документы, во всяком случае в этой реальности, никто не отменял, и с отсутствием таковых, он всё равно когда-нибудь попадёт здесь в неприятность тем более, что страна теперь уже не очень братская, и в конце концов, надо поставить точку в странных семейных отношениях, а там уже действовать согласно обстоятельств. Как не прискорбно признавать, Бенджамин Франклин, иронично наблюдающий в своём, возможно, подпорченном молью парике, с купюр интернациональных американских денег, то бишь доллара США, даже в засиженном мухами, засаленном, потрёпанном состоянии, с лёгкостью открывает любые границы и возможности, а в девственно чистом виде, новеньких, хрустящих купюр — и подавно. Единственным неудобством во всём этом действе, сколько этих Бенджаминов дать, чтобы вопрос решился положительно и максимально быстро. Как пошло это бы не звучало, религиозный деятель люБого вероисповедания и конфессии, чтобы нести глас божий в народ, должен что-то кушать, и всё опять возвращается к печатному станку федерального резервного банка США. Вот истинный алтарь нынешнего человечества. Так что в этом смысле, даже Боги в большинстве своём лишь отдушина в этом отхожем долларовом месте. Спустя две недели с небольшим, спрыгнув с подножки фуры дальнобойщика, торопящегося доставить свой груз в Красноярск, Роман полной грудью вдохнул утренний, чуть ударенный морозцем, воздух. От федеральной трассы, где его высадили, ему предстояло пройти, а по возможности, как это много раз случалось, доехать на попутке до центрального сельского поселения «Шуброво», а оттуда всего в сорока километрах по таёжной дороге называемой «Большак» стоит его деревенька «Сосновый Яр». Одним словом, для Сибиряка рукой подать. Пешая прогулка оказалась недолгой, всего через пару километров, Романа подобрал водитель на стареньком автобусе марки «ПАЗ», переделанном под грузоперевозки и развозящем по деревенским магазинчикам свежий хлеб. Улыбчивый мужичок, узнав, что Роман давно не был дома, с нескрываемым удовольствием поведал все районные новости и сплетни, не забыв при этом проехаться по коррупционным избранникам народа, и вообще всем власть предержащим. Роман, почти не слушая россказни водителя, лишь кивал, а сам с волнением рассматривал пейзажи своих родных мест. Вскоре ПАЗик допрыгал по ухабистой, давно не ремонтированной дороге в село «Шуброво», где Роман, поблагодарив весельчака водителя, с ним и распрощался. И тут, Роману снова, здорово повезло. Не успел он пройти и сотни шагов, как его нагнал, запряжённый парой коней в бричке, в форме тачанки времён кавалерии двадцатых годов прошлого века, его земляк по деревне, Фермер Макей. Придержав поводья бегущих мелкой рысью лошадок, он зычно крикнул.

— Фу ты, ну ты, палки гнуты… Привет, Роман. Я всё еду и думаю, ты ли это, куда сейчас? Домой? Так седай рядышком, мои вороные нас махом допрут. Я только в банк на секунду заскочу… Бизнес, знаешь ли, любит пунктуальность.

Роман с радостью принял предложение Макея и занял место рядом в повозке.

— Ну ты, это, рассказывай… а вообще, нет, не рассказывай, — горланил Макей. — Дорога домой долгая, а то я переволнуюсь и все счета в банке перепутаю к чёртовой матери.

Банком в посёлке была маленькая комната в здании районной почты.

— Ладно, предприниматель, в банк, так в банк, — улыбаясь, согласился Роман, вспомнив все, мягко говоря, эксцентричные виды деятельности Макея.

Из посетителей банка на сегодня оказался один Макей, поэтому уже вскоре он занял своё место в повозке, с явно возбуждённым видом.

— Ты представляешь, Ромка, какие живоглоты, расплодили их тут… Пенни, видите ли, я им по кредиту не выплатил… Сволочи, готовы последнюю рубаху отобрать. Да что это я всё о себе, ты-то как? Поехал погостить и пропал с концами. Мы с Тихоновичем… да сосед твой, через дорогу, хотели уже в передачу «Найди себя», или как её там, не помню, в общем, написать хотели, был мужик — и нету… а чё? Вон сколько приличных людей пропадают, — продолжил без умолку балагурить Макей. — Да где ж ты был столько времени?

— В командировке… Длительной… За границей, — почти не соврал Роман. — Сам-то как? Бизнес процветает? Ты же, насколько я помню, страусовую ферму сделать хотел.

Макей, насупившись, махнул рукой.

— Да ну её, к лешему, эту ферму.

— Не пошло?

— Как, не пошло… Пошло… кредит взял, страусов закупил, в корма денег вложил, сам бы на них десять лет одну икру чёрную жрал, и в Турции отдыхал.

— И что?

— Да ничего. Зима пришла и передохли все. Не климат им тут, шеи у них голые… а я им что, свитера вязать буду? Или шарфы километровые, шеи их мотать. Одно слово, сволочи импортные, а я за них только вот недавно рассчитался. Машину продать пришлось… Теперь вот езжу на этих кабыздохах, как Махно в тачанке. Ну ничего, теперь я, Рома, всё учёл. Есть у меня задумка, кенгуров завести… Это такой типа заяц переросток, на задних лапах скачет по Австралии, чудно… Эти-то точно не замёрзнут, у них меху в три пальца. Да что это я всё про себя и про себя, чё дальше планироваешь?

— Домой доберусь, а там видно будет.

— Это правильно… — потом долго ехали молча, каждый размышляя о своём. Макей, то и дело искоса поглядывая на Романа, шумно вздыхал. Наконец, не выдержал. — Ты это, Ромка, лучше уж я тебе скажу, чем какая другая сволочь, пустой твой дом, заколоченный. Ты как уехал, Селеван, да, Серёга Селеванов, директор районной Лес. Загот. Конторы к твоей зачастил. Вот они с ним и снюхались, а полгода спустя, как ты пропал, она и вовсе к нему съехала. Такие вот дела… И ещё, пёс твой подох, видать от тоски. Ты только душу себе не рви, не стоит оно того. Ты вот чего… давай ко мне вечерком забегай, посидим, у меня настойка добрая есть… А? Ну чё молчишь-то?

— Да нет, Макей, спасибо, конечно, да только устал я с дороги, дома отдохну… — на том и порешили.

За три сотни лет, а именно столько просуществовал Сосновый Яр, основанный Казаками ещё при царице Екатерине, почти не изменился. Лишь вторая мировая, да развал союза, сократили его масштаб, урезав на две трети население. Даже сохранилась рубленная из лиственницы часовня, предположительно ровесница самой деревни. Пахотные когда-то земли колхоза, брошенные с переделами нулевых и разорившимися фермерами, вновь отвоевала тайга, мерно засеяв молодняком кедров и сосен. Дом встретил Романа усыпанной опавшими листьями верандой и замком на входной двери. Пошарив рукой в выемке косяка, он достал давно не используемый, уже подёрнутый ржавчиной запасной ключ и, открыв дверь, переступил порог. Супруга Романа, видимо, решившая повысить свой статус из «Жены без вести пропавшего неудачника Егеря», став супругой пусть мелкого, но чиновника, к своему переезду, отнеслась основательно, оставив после себя лишь то, что не посчитала ценным. Тут мнения супругов, к большому удовольствию Романа, значительно разнились. Все печатные издания в виде книг остались за рамками интересов экс-жены, и по-прежнему занимали свои места на полках и в коробках. Так же был предан забвению письменный стол со стулом и старенький диван, стоявший у камина тут же, в кабинете. Узнав, что дом давно пустует, продукты Роман прикупил в местном магазинчике, и теперь под потрескивание горящих в камине дров, устроил себе праздничный холостяцкий ужин. В этот вечер его никто не побеспокоил, так как Макей, ещё не успел поделиться новостью с односельчанами, охочими до сплетен. Миновал год и сырая, плаксивая осень вновь вернулась в сосновый яр, словно старуха, оплакивающая холодными дождинками слёз свою давно минувшую молодость и красоту. Настроение Романа было под стать погоде. Время, проведённое в Сосновом Яру, ещё более заточило грани его тоски, буквально доводя до отчаяния. Осознание того, что здесь окружённый, ленивой размеренностью, безопасностью и комфортом, он не живёт, а лишь бессмысленно отлистывает день за днём свою жизнь, как отрывной календарь. В казавшемся ему когда-то родном мире, он чувствовал себя абсолютно чужим. Роман с одержимостью умалишонного искал хоть какие-то намёки на существование возможности вернуться в ту реальность, которую узнал, где хмурое небо рвали всполохи выбросов, где свирепые монстры с лёгкостью способны затмить воображение люБого сумасшедшего художника, порой оказывались более человечными и преданными, чем чопорные, словно выхолощенные своей правильностью и толерантностью представители рода людского, и где осталась она… Та единственная, в ком он растворил свою любовь и душу. Порой, ему и самому казалось, что всё это просто плод воображения, нарисованный сознанием, повреждённым сказавшейся старой контузией, в результате чего он неизвестно где пробыл целых два года. Во всяком случае, так ему после медицинского обследования дали заключение врачи, которое он прошёл по настоянию старого армейского товарища, работающего ныне в ФСБ, благодаря помощи которого он сумел восстановить свои документы и работу, пробив стену наших бюрократов-чинуш. Лишь три камня странной формы, которые Роман хорошо спрятал от посторонних глаз, и лишь изредка, в минуту вновь нахлынувшей безысходности извлекал на свет, говорили ему о том, что всё, что с ним произошло — правда. Работа егеря сама по себе предполагает нечастое общение с большим количеством людей, но Роман сократил даже его, лишь иногда, когда это было необходимо, увозил отчёты о проделанной работе и встречал редкие комиссии проверяющих инспекторов в этих Богом забытых местах, и привозивших с собой толстосумов-охотников пощекотать нервы в охоте на медведя или волчьей облаве. Ожидая в один из таких дней приезда проверяющих, на его пороге оказался гость, которого он ждал меньше всего. Это была его бывшая жена. Встреча была холодной и немногословной, от чего Роман бывшей супруге был даже очень благодарен. Цель визита заключалась лишь в том, чтобы Роман подписал бумагу о разделе их совместно нажитого имущества, которое она уже поделила по своему усмотрению, и сообщении с уведомлением о разводе. Получив желаемое, уже выходя из дома, она на секунду задержалась.

— Да, вот ещё что… Пока ты где-то путешествовал, к тебе несколько раз приезжал какой-то нудный старик. В последний раз оставил для тебя письмо. Я его в коробку с бумагами положила, может это для тебя важно, — и, не попрощавшись, вышла за дверь.

— Какой старик? Какое письмо? — подумал Роман.

Но, так как других занятий в ближайшее время не предполагалось, и он уже давно откладывал наведение порядка в своих архивах, решил не откладывать дело на потом, а разобраться с ним прямо сейчас. Найдя нужную коробку из десятка таких же, составленных тут же, в кабинете, Роман поставил её на стол и открыл. Письмо, о котором мельком упомянула его жена, лежало сверху, на сложенных пластиковых файлах с бумагами. Открыв его, Роман начал читать.

«Хочу перед тобой извиниться за всё то, во что тебя вовлёк, но прошу мне поверить, тогда иного способа защитить дело всей своей жизни у меня не было. Если ты читаешь это письмо, значит мы с тобой не встретились, и вряд ли наша встреча когда-нибудь состоится. Меня преследуют очень страшные люди и, наверняка, когда ты вскроешь этот конверт, меня уже не будет в живых. Теперь главное. Понимаю, что не могу тебя об этом просить, но всё же. Чтобы ты оказался здесь, Алиса должна была тебе передать артефакт «Слеза Циклопа», по-другому ты бы не вернулся домой. Второй такой же хранится у меня. Третий, соединяющий их воедино, находится в тебе. Это татуировка «СТАЛКЕР» на твоём плече. Не сама, конечно, а вещество, из которого она сделана, впиталась в твоё тело и кровь, так что, дорогой Роман, ты и есть третий артефакт. Я, изобретая это вещество, по своей глупости и наивности, хотел добиться всего одного — вернуть своих погибших детей, открыв временной портал, но жестоко ошибся, впустив в него десятки жутких, чужих нам существ. Чтобы всё это исправить, тебе нужно вернуться в Припять, затем воспользоваться двумя артефактами, попасть минуя несколько реальностей и временных барьеров в точку, которую тебе укажет Алиса и уничтожить эти камни, иначе быть беде, от которой погибнет всё живое, которое ты знаешь. Второй артефакт ты найдёшь на Старых Выселках, под правым углом твоей охотничьей избушки, где кстати я сейчас и живу.

P.S. Рыбалка в этих местах просто замечательная. Ещё раз за всё прости, Саватей.»

Роман, после прочтения письма, чувствовал себя как Робинзон Крузо, проживший в одиночестве на необитаемом острове двадцать с лишним лет, и увидевшем паруса приближающегося корабля. О том, какое он примет решение, вопрос для него не стоял. Бросив письмо в огонь камина, он начал скорые сборы. Укладывая последние вещи, Роман услышал стук в дверь. На пороге стоял его сосед по прозвищу Макей.

— Рома! Здравствуй! Я вот чего пришёл, ты лодку мне одолжишь? Зима не за горами, а у меня фитили… Ловушки на рыбу, не собраны. Хотел сегодня прибрать.

— Конечно, сосед, бери, — разрешил Роман. — Ты где их оставил?

— Да как, где… от выселок твоих старых до ключа у горы, а что?

— Да нет, ничего. Я с тобой до своей избушки доеду, если ты не против, конечно.

— Ясно дело, поехали. Я же не на себе тебя потащу, кони повезут. Ну дак, я пойду собираться?

— Иди, — закрывая за ним дверь, ответил Роман. — Мне тоже подсобраться надо.

Ещё раз всё тщательно перепроверив, он, удовлетворённый осмотром, закрыл свой альпийский туристический рюкзак. Вскоре, подъехал на своём гужевом транспорте сосед. Старые выселки в своё время были сортировочным пунктом для угодивших на каторгу и шедших к месту своего отбывания заключения людей. Позднее, в тридцатые годы двадцатого века они использовались по тому же назначению, только тогда о старый Екатериновский тракт разбивали в кровь ноги в основном репрессированные сталинским режимом политические заключённые. После большой амнистии пятьдесят третьего года, пересылочный пункт был заброшен и от десятка бараков и хозяйственных построек, осталось лишь пара избушек, да название «Старые Выселки». Спустя пару часов тряской дороги и болтовни Макея, они доехали до избушки, которую использовало и поддерживало в должном состоянии районное охотничье хозяйство.

— Ну вот, милые, — останавливая, натянул поводья коней Макей. — Туточки и отдохнёте, а то в прошлый раз академика твоего только выгрузил, сразу бедным домой скакать пришлось. Макаровна у меня тогда сильно хворала.

— Какого академика?

— Кхе… Ну как же, какого? Твоего друга-академика. Как же его… ну да, Саватей, дай Бог отчество припомнить. Он к тебе приезжал. Я его от станции подвозил, дома-то тебя не застал, попросил в избушке твоей пожить, отдохнуть, порыбалить. Я ему и фитили свои давал. Знатный, я тебе хочу сказать, рыбак… Столько рыбы мне насушил да накоптил.

— Ну да… Да… Конечно. Он говорил мне. Это я что-то подзабыл, — соврал Роман.

— Не мудрено, — постучал себе пальцем по голове Макей. — Голова — дело не шуточное, с твоими-то ранениями. Потом поболтаем. Я за фитилями, пока ещё светло. Может и ушицы вечером похлебаем, а ты, не в службу, лошадок распряги, и костерок организуй, — так и поступили.

Привязанные в деннике лошади, довольно пофыркивая, жевали свежескошенную траву, чуть присыпанную солью. В костре потрескивали толстые сосновые дрова, окуривая терпким дымком висящий над костром казан с водой. Макея всё не было. Артефакт Роман нашёл именно там, где указал Саватей. Он был точной копией первого и лишь немного отличался цветом. Артефакт, отданный Алисой, был более светлым и значительно легче того, который Роман держал сейчас в руке. Вскоре, вернулся уставший, но счастливый Макей, продемонстрировав Роману пару увесистых щук, сказал.

— Завтра утром фитили сниму. Сегодня вот, спининг опробовал, а ты чего каменюгу таскаешь? На кой она тебе? Если для банной печки, то вещь полезная, только этого добра у нас и дома на косе у реки хоть самосвал грузи.

Роман ничего не ответил и убрал камень в карман. Уху Макей взялся готовить сам, заявив, что из щуки лучше его никто в этих краях уху не варит. И действительно, уха, у него получилась отменная, и даже начавший накрапывать мелкий дождь не испортил устроенный Макеем ужин. После походной трапезы, укрывшись от дождя под навесом сенника, лениво потягивая свою трубку, Макей сказал.

— Хорошо всё-таки тут, на выселках. Так бы и остался.

— У нас по всюду как на выселках, но тут и вправду хорошо. Слушай, я всё спросить хотел, почему тебя Макеем кличут? Ты же, на сколько мне известно, Владимир, а по батюшке Семёнович.

Макей хохотнул.

— Это с детства меня окрестили. Дед у меня был Макей. Любил всякие штуки, да приспособления придумывать, чтобы труд облегчить. Видимо, в него я пошёл, батька, царство ему небесное, в шутку так меня и называл «Малый Макей», а тут, в деревне, сам знаешь — всё на слуху… Так вот имя и приросло… а я и не поправляю, привык уже. Ты смотри-ка, Ромка, дождь расходится, да ещё и с грозой. Чудно грозе-то быть осенью, — сменил тему Макей.

Действительно. Дождь усилился, и где-то вдалеке, сопровождаемый слабой вспышкой, прогремел гром.

— Тьфу, зараза… Через дыру в крыше трубку залило. В дом пойдём что ли, да печь растопим. Чай не туристы-походники, под навесами ночевать.

— Ты иди, Семёнович, а я ещё покурю.

— Ну, дело хозяйское, — проворчал раздосадованный Макей, выбил из трубки о сапог намокший табак и ушёл в избу.

В дом Роману идти не хотелось. Под навесом он чувствовал себя вполне комфортно. С удовольствием вдыхая запахи цветов и трав, исходящих от сена, на котором он лежал, с чуть уловимым привкусом увядшей весны и дождя. Роман не планировал возвращаться в «Сосновый Яр» и всё необходимое, сложив в рюкзак, взял с собой. Теперь, воспользовавшись одиночеством, решил, как следует, рассмотреть и сравнить артефакты «Слеза Циклопа», полученные от Алисы и Саватея. Достав один из рюкзака, а второй из кармана, он соединил их вместе. Как им уже ранее было подмечено, один из них был светлее. По артефактам пробежала едва заметная рябь и следом послышался новый раскат грома. Чем ближе подходили грозовые тучи, тем активнее становились артефакты. Они стали значительно легче и цвет из серого и светло-коричневого стал жёлтым и мягко-дымчатым. Роман тоже ощутил почти забытое покалывание и жжение на плече, так случалось с ним в Зоне, перед тем как начинался выброс. Наблюдая всё это, Роман, неуверенный до конца в своих суждениях, предположил.

— Артефакты активируются грозой, видимо, при изменении электрических полей.

В Зоне ему для перемещения было достаточно иметь один из них, но там выбросы сопровождались огромным количеством молний, и последняя его попытка вернуться в другой, параллельный мир, закончилась "фиаско" только по той причине, что не было грозы. Наличие обоих артефактов, по его размышлению и тому, что он теперь наблюдал, может быть, даст возможность перемещаться даже при помощи этих значительно меньших электрических возмущений. Роман твёрдо решил, что проверить это необходимо прямо сейчас, раскаты грома становились всё сильнее и молнии, на долю секунды озаряя небосвод, били всё ближе. Роман накинул на плечи рюкзак и снова соединил артефакты между собой. Чем ближе приближалась гроза, тем они становились ярче, вскоре Роман уже едва мог увидеть свои руки, утонувшие в ярком свечении. Его плечо словно пронизывало болью и жаром. Последнее, что он увидел, перед тем как ударила очередная молния, это до смерти перепуганное лицо кричащего ему что-то Макея. Мир словно взорвался, разметав всё вокруг на тысячи ярких, как солнце, осколков. Словно слайды в старом кинопроекторе, быстро меняя друг друга проносились самые невообразимые пейзажи. Пустынные и с множеством персонажей различных эпох и мест, лишь одно было неизменно… Повсюду его сопровождали гром и молнии, несущиеся к земле. Несколько раз Роману удалось увидеть миры, освещённые несколькими светилами, с населёнными удивительными своей красотой или уродством существами. Словно в киноленте всё ускорялось или, наоборот, тянулось, как в замедленной съёмке. Перед его взором предстала Припять, ещё до трагедии, живущая в ритме обычного советского города, со спешащими куда-то людьми и автомашинами. Картина сменилась несущимся прямо на него вертолётом. Роман даже успел рассмотреть напряжённые глаза пилота и человека, сидящего рядом с ним в маске радиационной защиты. Вертолёт ушёл в чёрную тучу пепла и дыма, над взорванным реактором. В следующий миг, перед ним был мёртвый город. Таким он его запомнил в последний раз, перед отъездом. Подчинившись полученной интуитивно команде от собственного сознания, он развёл артефакты в стороны, калейдоскоп перемен мгновенно остановился. Роман стоял в полуразрушенном подъезде. Знакомый почтовый ящик, лежал там, где и был прежде.

— Приехал, — сказал Роман и попытался закурить, что оказалось совсем не простым делом. Руки, от пережитого напряжения и волнения, сильно дрожали. Наконец, совладав с зажигалкой, он втянул табачный дым, но, сильно закашлявшись, бросил сигарету на землю. То, что он находится в Припяти, у него никаких сомнений на этот счёт, не возникло. Ему теперь надо было выяснить, в какой из них. В той, что является меккой для туристов или в той, где жизненный уклад формируется по принципу «выживания, от выброса до выброса». Проверить это было легко, надо было лишь выйти на улицу и найти, или не найти аномалии и местных обитателей. Мимо проехавший УАЗ военизированной охраны, развеял все сомнения, это была обычная старая Припять, с переростками сомами в очистных прудах и хорошо освоенными туристическими маршрутами. Роман достал артефакты и снова, как он это сделал в старых выселках, свёл вместе. Как он и предполагал, ничего не произошло. Во всяком случае, теперь он точно знал, что для активации артефактов необходима гроза. Небо над городом было ясным, и ждать, что в ближайшие несколько часов что-то изменится было бессмысленно, поэтому Роман решил свою вынужденную задержку использовать более рационально. Он отправился в деревню, где жил Саватей. Там, в доме Богдана, приютившего его в прошлый раз, он оставил снаряжение, которое больше подходило для его путешествия в ту, иную Припять. Как и в прошлый раз, он без особых проблем миновал пост охраны и, спустя пару часов небыстрой ходьбы, добрался до деревни. Дом Саватея прошагал мимо, направившись прямиком к стоявшей особняком хате Богдана. Вместо накатанной калии, идущей к дому, Романа встретила почти в рост человека стена из сухой крапивы и репейника, из чего было понятно, что сюда давно никто не захаживал. Замка на двери не оказалось и лишь едва прихваченная гвоздями доска, приколоченная поперёк дверного косяка, говорила о том, что дом закрыт. Легко сбив её такой же доской, лежавшей рядом, которую видимо просто поленились прибить, Роман зашёл в хату. В доме ничего не изменилось. Та же кровать с горкой подушек, половики и коврики на стенах, даже светильник с потушенными Романом недогоревшими свечами стояли на прежнем месте. Оставленный в прошлый визит рюкзак с защитным комбинезоном и другими вещами, необходимыми для выживания в Зоне Отчуждения, тоже был на месте. Роман ещё раз окинул взглядом комнату, и лишь теперь понял, что в доме не так… Громко тикающие «ходики», так в старину называли часы, стояли. Ключ, необходимый для заводки, чтобы не потерялся, висел на цепочке, прикреплённой к корпусу. Не зная, почему так поступает, Роман вставил его в гнездо приёмника и несколько раз провернул, слыша характерные щелчки натягиваемой внутри пружины. Выставив стрелки на циферблате по своим наручным часам, пальцем легонько качнул маятник, и «ходики» пошли.

— Теперь порядок, — подумал Роман, поворачиваясь к столу, чтобы поджечь огарки свечей в светильнике, и непроизвольно вздрогнул, от гостя, появившегося ниоткуда.

Со старинного сундука, стоящего возле печки, на него, зло оскалив пасть, с горящими, словно угли, глазами, смотрел огромный, с всклокоченной шерстью пёс. Секундой спустя, пёс трансформировался в такого же большого чёрного кота, а ещё спустя мгновение, на сундуке сидел старичок, которого Роман в прошлый раз угощал шоколадом, проще говоря, Домовой. Выглядел он совсем не воинственно, на измождённом лице застыла печать тоски. Тело его периодически становилось полупрозрачным, от чего он начинал хмуриться, принимая вновь непроницаемый взгляду образ. Было видно, что это ему даётся с большим трудом.

— Здравствуй, приятель! Что-то ты совсем не важно выглядишь.

Старичок едва заметно улыбнулся.,

— И ты, хороший человек, здравствуй! Думал, воры забрались, хотел испужать, а это ты… Зря только силы потратил. Оно может и к лучшему, поскорее уйду. Немного уже… Силы-то во мне осталось.

Роман, помня, что домовой не любит яркий свет, зажёг лишь одну свечу.

— Испужать у тебя очень даже получилось… Вид в образе пса вовсе грозный.

— Правда испужался? — просиял улыбкой старичок.

— А то… Думал уже бежать со всех ног, — подыграл самолюбию домового Роман.

— А не врёшь… Видал, глаза какие?

— Честно, не вру, от одного вида умереть со страху можно.

— Да ладно, не заливай… но лесть… когда тебе льстят, оно тоже чувство приятное.

— Ну, чтобы ещё приятнее было… — Роман извлёк из альпийского рюкзака сухпаёк и, вскрыв, достал из него шоколад. — Держи. Ты, насколько я помню, сладкое любишь.

Старичок, взяв плитку, бережно её погладил и положил рядом с собой.

— И за это спасибо, эта штука мне очень ндравится. Только не поможет она… Видишь, какой я стал…? Пол-меня, и того нету. Скоро мухи наскрось пролетать будут, а потом и вовсе пропаду.

— Да что случилось? — не понял Роман.

— А то и случилось… Как это, по-вашему… Помираю я.

— Это как с тобой такое случиться может?

— Так вот значит и может.

— Кто же тогда за домом, за Богданом приглядывать будет? — попытался Роман разрядить гнетущий домового разговор.

— А я тебе о чём! Помер Богдаша, ещё весной помер. Рак его доел, да горiлка. Он как Колю схоронил, пил много, да всё себя клял, что из-за денег сгубил племянника, а теперь дом пустой, никому не нужный, и обо мне никто не вспоминает.

— Что-то не пойму я тебя… Из-за того, что о тебе не вспоминают, помирать собрался? От обиды что ли?

Старичок горько вздохнул.

— Ты человек хороший, потому и меня видишь, но глупый… Потому что совсем не слышишь. Я же тебе объясняю… Ты, чтобы жить, что делаешь?

— Как что, — совсем запутался Роман. — Как все обычные люди… Дышу, ем, сплю, думаю, да мало ли ещё чего.

— То-то и оно. У нас по-другому устроено. Как тебе объяснить… Думы ваши — наша каша. Мы питаемся мыслями или думами о нас, а если некому думать, то, считай, от голода умираем. Это ведь как память ваша. Ты вот что о своём прапрадеде знаешь?

Роман пожал плечами.

— Видишь, ты даже имени его назвать не можешь, словно он и не жил никогда, а мы всех своих знаем, и от первых память в себе несём, и о тех, с кем рядом жили, потому и невозможное для вас, нам обычное. Только вы, люди, ещё этого понять не можете. Живёте как дети малые, а мы вас оберегаем. Не будет вас, нас тоже не будет, потому и говорю, моё время тоже скоро закончится.

— Что-то подобное я уже слышал, про старых Богов от норвегов, убивших племянника Богдана…

Старичок словно съёжился от слов Романа.

— Они другие, они злые. Мы людям помогаем, подсказываем, от опасностей отводим… Мы у вас, как вы называете, «интуиция» или «Ангелы Хранители»… это как вам удобнее. Только не все из вас нас понять могут, а тем более видеть, потому никогда с ними нас не сравнивай, там другие силы работают.

— А по мне, так одно и то же. Что им, что вам, насколько я понял для того, чтобы жить, людские эмоции нужны.

— Это не одно и то же, глупый ты человек, — начал злиться старичок. — Вода это что, жидкость?

— Ну да.

— Ты её пьёшь, чтобы жажду утолить и тебе хорошо… Чернила тоже жидкость, но, если тебя чернилами напоить, вряд ли тебе хорошо будет. Так вот, мы — это вода, а они — это чернила, и вообще, горе у меня, а ты с вопросами дурацкими пристаёшь.

— Ладно, больше не буду, — извинился Роман. — Давай лучше о тебе подумаем.

— Нечего тут думать, — всё ещё сердился старичок, — Со мной будет так, как будет… Может, ещё люди хорошие придут, с собой позовут, а не такие вот как ты, и это вот забирай, — отодвигая от себя шоколад, проворчал Домовой. — Зря только силы на тебя потратил, собакой оборачиваясь, а ну как ни хватит их, сил этих, хороших людей дожидаться.

— Я же извинился, — повторил Роман. — Есть у меня к тебе предложение…

— Какое такое предложение?

— Не знаю, насколько оно тебе понравится…

— Да не тяни уже, говори, а то уйду сейчас, и сиди тут один.

— В общем так, я, может, не такой хороший человек, которого ты ждёшь… Короче, если хочешь, можешь пойти со мной.

— Чё? Ты меня взаправду с собой зовёшь? — напрягся старичок.

— Ну, в общем-то да… Если ты сам, конечно, этого хочешь.

В глазах домового искоркой блеснули слёзы, которые он тут же вытер широким рукавом своей рубахи, и громко шмыгнул носом.

— Думал, уже ни от кого не дождусь таких слов и сгину с этим домом, как бревно трухлявое.

— Значит, согласен?

— Конечно, согласный я! — озорно улыбнулся домовой. Меня, почитай, лет сто пятьдесят никто не звал, и почти не видел… Тоска смертная. Только так нельзя.

— Как нельзя? — не понял Роман.

— Ну вот так, как ты… Домовых так не приглашают.

— Вот тебе на, и тут бюрократия, а как же тогда тебя позвать? Объясни неучу.

— Ты на меня не серчай, это не прихоть моя, — сказал Домовой, переместившись на лавку возле Романа. — Это, вроде как, договор, который мне силу даст.

— Ну, если так надо, давай договариваться.

Старичок хрипло засмеялся.

— Давай… — и тут же, обернувшись страшным псом, укусил его выше колена. Вместо ожидаемой боли, у Романа сначала онемела нога, а затем всё тело и он повалился на лавку. Вместо пса, на груди сидел огромный чёрный кот, его тяжёлые лапы стояли почти на шее, не давая сделать ни единого вдоха. Огромные жёлтые глаза-блюдца смотрели пристально в упор. Морда склонилась почти к самому лицу и, раскрыв пасть с длинными клыками, сказала. — Имя моё… Селин.

В глазах задыхающегося Романа поплыли чёрные круги. Кот жутко клацнул зубами и рассеялся словно дым. Роман, ощутив, что грудь свободна, словно плавец, вынырнувший из воды после долго погружения, резко вдохнул полной грудью и непроизвольно махнул перед собой, словно пытаясь сбросить невидимого седока. В комнате никого не было. Догоревший огарок свечи, моргнув пару раз слабым огоньком, с шипением потух, погрузив дом во мрак. Роман достал зажигалку, поспешив зажечь оставшиеся не тронутыми в светильнике, свечи. Старика нигде не было, словно и не было никогда, лишь шоколад в разодранной обёртке, оставленный домовым, лежал на сундуке. Роман, повидавший всякое, в этом, казалось бы, безопасном месте, сейчас не чувствовал себя спокойно. Всё его существо внутри подталкивало бежать из этого дома со всех ног. Свет горящих свечей словно пожирала темнота, и он мог теперь освещать лишь стол, да лавку, на которой сидел Роман. Ему не оставалось ничего другого, как зажечь ещё несколько свечей, лежавших на столе. Тьма словно съёжилась и отступила в недосягаемые свету уголки дома. Роман посмотрел на наручные часы, чтобы определить, сколько времени осталось до рассвета, но они стояли. Тогда он взглянул на часы, висевшие на стене. С ними происходило тоже невообразимое. Стрелки, указывающие время, рывками двигались в противоположенном направлении. Роман поднялся с лавки, но его собственная тень осталась сидеть на прежнем месте, затем, словно нехотя, поднялась и повернулась боком, показав жуткий профиль большеголового горбуна с длинными, до колен, тонкими руками. С уличной стороны дома, за закрытыми ставнями окон, послышалось множество шагов. Ставни тряхнуло, топот переместился к другому окну, и кто-то снова попытался отварить ставни, несколько раз царапнув по ним, словно когтями. Дальше было следующее окно, и так по кругу. Всё ускоряя бег, кто-то явно пытался попасть в дом, и от тщетности своих попыток становился злее и настойчивей. Шагов вокруг дома было так много, что казалось, как будто кто-то затеял хоровод в преисподней, в центре которого оказался дом. Потолок трещал под тяжестью ног и лап. Визг, гвалт и вопли, производимые нечеловеческими глотками, слились в единую какофонию. Вдруг, всё разом затихло. Роман слышал лишь свои частые вдохи, да тиканье настенных часов. К двери, судя по звуку, доносившемуся снаружи, кто-то приближался. Немного потоптавшись у порога, в неё постучали.

— Ромка, открывай быстрей, чего заперся, замёрз я, не ночевать же мне на улице, это я, Богдан.

Навалившийся вначале всего этого действа страх, преобразовался у Романа в злость. На себя, на этого домового, будь он неладен со своим договором и на всё что здесь происходит. В дверь снова постучали, но уже более настойчиво.

— Открывай, говорю… Я в свой дом пришёл.

Роман хотел уже открыть, но передумал.

— Твой дом, Богдан, если это ты конечно, на кладбище. Может при жизни ты был ничего мужик, но сейчас с твоей подгнившей рожей, мне общаться как-то не с руки… Так что проваливай, минеральное удобрение, туда откуда пришёл.

Дверь буквально затрещала от ударов.

— Ну старичок, ну удружил… Как же тебя там… Селин, — после того, как Роман произнёс имя домового, пространство вокруг словно схлопнулось в одну точку, и он очутился лёжа на лавке, а рядом с ним сидел старичок, с удовольствием уплетающий шоколад и болтая босыми ногами. В отличи от домового, выглядевшем слишком уж бодро для умирающего, Роман чувствовал себя участником боёв без правил, которого только что как следует отлупили. Всё тело будто ватное. Голова болела, словно он пропустил в неё целую дюжину ударов.

— Слушай, Селин… Старичок-домовичок, в чём я очень сомневаюсь. Это что за тест-драйв ты мне устроил?

Старичок, продолжая улыбаться, доел шоколад, вытер рукавом, как он уже это делал, перепачканный рот и залился звонким, совсем не старческим смехом.

— Что? Спужался?

— Да тут… От такого… Кого хочешь проберёт, — не стал врать Роман, уже не испытывая былой жалости к домовому, скорее даже наоборот. Селин, словно прочитав его мысли, корчил сконфуженную физиономию.

— Опять двадцать пять… С вами, людями, всегда так.

— Это как, так?

— А вот так! — домовой хлопнул увесистой ладошкой по колену, — Ты же сам меня позвал и договор заключить согласился. Передумал что ли?

Такая мысль в голове Романа пробежала.

— Да что ты со мной как с невестой на выданьи. Думал-передумал. Просто предупредил бы заранее, что начнёшь мне тут страшилки устраивать.

Домовой, тщательно вытирая испачканные в шоколаде руки о край рубахи, опять скорчил рожицу.

— Ничего я тебе, Роман, не устраивал. Это всё взаправду было, просто, чтобы договор промеж нас с тобой в силу вступил, пришлось тебя ненадолго в свой мир сводить… Можно сказать, на смотрины. У нас так положено.

— Да уж, весёлое местечко… Не хотел бы я там жить, — вспомнив увиденное сказал Роман.

— Вот и мне не хочется, — согласился Селин, — Оно, конечно… Тем, кто там всегда был, им нормально… а кто тут побывал, как я вот, например, назад возвращаться — словно умереть. Скукотища… Мы ведь у вас, людей, нечистью считаемся.

— Это кто «Вы», домовые что ли?

— Ну да… и домовые тоже, а есть ещё дворовые, банники, водные, лешие, всех и не упомнишь.

— Чертовщина какая-то, — хотел закрыть ещё слишком яркую в памяти тему Роман, но ошибся… У Селина будто сняли обет молчания, его словно прорвало. От переполнявшего возбуждения он становился то котом на сундуке, то псом у лавки, а потом снова старичком.

Вскоре, из сбивчивых, торопливых объяснений Селина, Роман понял, что домовые и вся его братия, можно сказать, являются буферным миром между живыми, мёртвыми и существами, которых мы привыкли называть Богами. Между тем Селин продолжил.

— Раньше, когда люди к природе ближе были, они о нас хорошо знали, и некоторые, вроде тебя, с нами даже общаться могли. Ты вот, Рома, чертей поминал… Они ведь тоже есть. Только правильно не «Чёрт», а «Черт», от слова черта, или граница. Так что, они вроде как границу стерегут, чтобы человек за черту не переступал. Их ведь чаще всего, кто видит? Кто хмельное питьё не в меру любит. Говорят же, «напился до чёртиков»… То-то.

Из всего услышанного Роман сделал вывод, что все эти миры, включая наш, как хорошо отлаженный механизм, в котором каждый очень важен, как струны в инструменте, если один из них даёт сбой, то вся гармония рушится. Именно так сейчас и происходило. Кто-то из уязвлённых забвением Богов решил всё изменить, поддавшись своим непомерным амбициям, а он лишь лёгкое неудобство, которое они пытаются устранить, но пока не могут, по той причине, что запретная черта существует и для них, в виде буферного мира, таких как Селин. Из раздумий его вывело домовой.

— Ты вот мне чё лучше расскажи… У тебя дом большой? Кони есть…? Или хозяйство какое?

— Кони-то зачем? — не сообразил Роман.

— Это плохо, — расстроился старичок. — Очень я коней люблю. Значит, нет ничего?

— Как же нет… Пёс у меня есть, Барбосом кличут, ну, или почти пёс.

— Ладно, — вздохнул Селин. — Сойдёт и пёс. Блохастые они только… но ничего, я их у него изведу, а хозяйка не злая?

Роман вспомнил Алису и сердце защемило от мысли, что скоро её увидит.

— Нет, она очень добрая, тебе понравится, так что не переживай… — успокоил домового Роман. — А если надо и коней заведём. Ещё пчёлы есть, целая пасека, — последней фразой Роман вверг домового в состояние полного счастья.

— Взаправдашние? Такие, с крылышками, с мёдом?

— Ну да.

— Так чего же это мы сидим тогда… Пошли быстрее к пчёлам и псу твоему блохастому.

— Я бы с удовольствием, но не так всё просто… — и Роман, в полном объёме, насколько это вообще возможно, рассказал Селину о том, что им предстоит пройти, чтобы добраться к заветной цели. Слушая Романа, домовой то улыбался, то хмурился и сопел, раздувая щёки, словно сам присутствовал при всех рассказанных событиях. Дослушав до конца, какое-то время молчал, обдумывая услышанное.

— Вижу, что хороший ты человек, и так бы с тобой пошёл, а теперь и вовсе мне всё это очень ндравится. Не каждому из нашего мира дано столько, сколько мне увидеть, а теперь хватит разговоров, поздно уже. Доставай свою еду, ужинай и спать. Завтра наговоримся. В город ещё неделю не пойдём.

— Почему?

— Вот чудак человек… Потому что грозы ещё восемь дней не будет. Я это точно знаю.

Прогнозы домового были точны, неделя простояла на удивление ясной, и на восьмой день грозы явно ничего не предвещало. Роман зря полагал, что ожидание нужной погоды в течении недели, будет томительно унылым занятием. Селин оказался удивительным существом, с огромным багажом знаний этого и пограничного миров, которыми он, намолчавшись за столько лет, с упоением делился с Романом. В отличии от других дней, Селин сегодня был немногословен, и в течение дня часто просто исчезал. Наконец, вернувшись после очередного похода в неизвестно куда, вновь проявился на своём любимом сундуке.

— Пора нам в дорогу собираться, — заявил домовой.

Роман выглянул в окно, как и во все предыдущие дни на небе не было даже намёка на непогоду. Опережая ещё не высказанные им сомнения, Селин, по-кошачьи мягко спрыгнув с сундука, сказал.

— Не время объяснять, одевай свою змеиную кожу, — и указал глазами на комбинезон. — Я со своими едва договорился. Такую грозу с дождём устроят, что люди долго ещё вспоминать будут. Нам теперь лишь бы до города к твоему тайному месту успеть.

Роман спорить не стал и вскоре уже был полностью экипирован.

— Присядем на дорожку, — как-то грустно пробурчал Селин и вновь очутился на своём сундуке. Роман тоже присел на лавку.

— Селин! Раньше договориться не мог? Целую неделю тут проторчали.

Домовой лишь покачал головой. Первым из хаты вышел Роман, вслед за ним старичок. Селин в пояс поклонился закрытым дверям дома и трансформировался в здорового пса, смешно пролаяв.

— Мне так идти удобней.

К контрольному пункту, формально отделявшему Зону Отчуждения от остального мира, они добрались уже под шквальными порывами ветра, поднимавшими тучи пыли с асфальта. Появившиеся из неоткуда, чёрные тучи превратили ясный день почти в ночь. Охранник, заметивший в окно идущего к проходной человека, громко выругавшись, вышел на улицу, и жестом приказал Роману остановиться, но в следующую секунду, с выпученными от страха глазами, увидев сопровождавшего человека огромного пса с оскаленной пастью, поспешил ретироваться.

— Испужался, гад! — пролаяла собака, что добавило охраннику желание поскорее укрыться в служебном помещении, и без лишних проволочек и объяснений миновать Роману шлагбаум.

Редкие крупные капли, падающие на мостовую, расплывались чёрными кляксами, а гром гулким эхом катился по небосводу. Последний квартал, отделявший Романа и Селина от нужного дома, им пришлось бежать под проливным дождём, озаряемым вспышками близких молний. Стараясь не терять драгоценное время, Роман на ходу достал артефакты, они работали… Переливаясь и озаряя, словно два факела, пространство вокруг рук Романа. Вбежав в нужную комнату с заветным почтовым ящиком, Роман соединил их вместе, но, оступившись о кучу валявшихся кирпичей, упал на колени. Один из артефактов вылетел из рук, и, подскакивая словно мяч, покатился в дальний угол комнаты. Второй артефакт тут же поблёк, погрузив помещение в полумрак. Чертыхаясь, Роман скинул рюкзак, и бросился искать выпавший из рук камень, но без своего свечения, тот превратился в обычный булыжник, смешавшись с грудой кирпича. Гроза удалялась, и громовые раскаты слышались всё реже. Когда, наконец, злосчастный артефакт был найден, она и вовсе почти затихла, и слышны были лишь редкие её отголоски. Роман снова соединил артефакты. Вместо желаемого яркого свечения, по их поверхности пробегала лишь едва заметная рябь. Тучи быстро рассеивались и сквозь них уже можно было кое-где видеть чистые участки неба. Роман, мысленно обругав себя за неловкость, ещё раз соединил камни вместе, и они откликнулись слабой вспышкой света, уносящемуся прочь грому. Он ещё несколько раз соединял камни между собой, эффект от его манипуляций был нулевой. Теперь Роман уже выругался вслух, не стесняясь в выражениях по поводу своего везения и домового, благодаря совету которого он не пришёл в город раньше, и лишь сейчас заметил, что Селина рядом нигде нет. Убрав артефакты в карманы, Роман надел рюкзак, решив наведаться в дом, расположенный напротив, где, в последствии, будет находиться схрон Штуцера, логически рассудив, что подвал, который займёт Штуцер, уже существует, и в нём должны быть кое-какие припасы, во всяком случае, в деревенский дом покойного Богдана, он твёрдо решил не возвращаться. Выйдя на улицу, Роман посмотрел на небо. Оно было затянуто обычной в эти осенние дни серой дымкой облаков, что давало надежду на возможность повторения грозы. Метрах в ста, из-за угла дома выбежал большой лохматый пёс, и затрусил в его сторону.

— Селин! Ты где блудишь? Я уже подумал, что ты смылся…

Приблизившийся на расстояние двадцати шагов, пёс остановился, подняв морду понюхал воздух и, зарычав, перебежал на другую сторону улицы. Это был явно не тот пёс, в образ которого перевоплощался домовой. Впалые бока клочьями покрывала грязная шерсть, местами открывая участки голой, с язвами шкурой. Часть отгнившей щеки оголила кривые зубы и клыки. Пёс снова задрал морду и хрипло завыл. В тон ему, с разных концов улиц, раздался ответный вой. Роман решил не испытывать судьбу и как можно скорее постарался пересечь улицу и укрыться в подъезде дома. Смысл увиденного, постепенно начал обретать форму. Для того, чтобы полностью убедиться в том, что мысли его верны, он, сильно рискуя, снова вышел на улицу, решив подтвердить или опровергнуть свою догадку. Проводив взглядом удаляющуюся фигуру собаки, Роман обратил внимание на остов машины, мимо которого он только что проходил. Весь кузов стареньких жигулей был усыпан дырами от пуль и ружейной картечи, чуть поодаль, едва заметными струйками прогретого воздуха над асфальтом притаились аномалии под названием «Жарка». Сомнений больше не было… У него получилось. Он стоял в другой Припяти две тысячи пятьдесят седьмого года, там, где жизнь измерялась количеством патронов, клыков с когтями, и умением хорошо скрываться от опасностей подстерегавших буквально повсюду, и он был как никогда счастлив получить всё это. Роман по-настоящему вернулся домой. Апофеозом к его возвращению была тёмно-бордовая туча, рассекаемая сотнями молний, охватившая весь край горизонта. Надвигался выброс. Вместе с ним к Роману возвращались дремавшие в нём долгое время навыки изменённого зрения и физической силы. Серые очертания улиц становились более чёткими. На них, словно гирлянды, фонтаны и смерчи, невообразимой своей красотой цветов и оттенков стали проявляться места скоплений аномалий. Обострившийся слух стал улавливать тысячи звуков, неслышимых обычным человеком. Лежавшие в нагрудных карманах артефакты «Компас» и «Болтун» едва ощутимым теплом и вибрацией в унисон сердцебиения, словно пронизывали всё тело, наполняя разум спокойной уверенностью и чувством, схожим со счастьем. Ещё немного постояв, привыкая к утраченным ощущениям, Роман пошёл к схрону Штуцера, разумно рассудив, что попасть под прямое воздействие выброса можно получить и не желательный эффект. Вслух сказал.

— Слишком хорошо… Это тоже не хорошо, — миновав дюжину аномалий, затаившихся в подъезде.

Подойдя к крышке люка, Роман насторожился. Она не была замаскирована. Першинг, опытный Сталкер, никогда бы не оставил укрытие, предварительно его не замаскировав. Ключа от люка в месте, где он обычно хранился, тоже не оказалось. Из этого следовало… кто-то в схроне находится сейчас, либо он попросту разграблен и поэтому нет смысла его скрывать. В любом случае, Роман, всё это планировал выяснить прямо сейчас. Потянув за кольцо, служившее ручкой, люк подался. Не имея при себе оружия, Роман надеялся воспользоваться фактором внезапности, но увидев кто является тайными посетителями, ошарашенным оказался сам. На одном из топчанов, служившим и лавкой, и кроватью одновременно, облокотившись спиной о стену сидел Першинг, а напротив в нелепой цветной рубахе, подперев своей огромной ручищей подбородок восседал излом Вася Погуляй. Посмотрев осоловелым от спиртного взглядом, Василий громко икнул.

— Ты, голубь… где шаришся. Шас выброс долбанёт… а мы к ему ишо как следавает не подготовились, — и продемонстрировал пустую бутылку. — Оно, конечно… тебе энти выбросы хоть бы хны… пускай молния тебе хоть в маковку долбанёт… а мы с энтим вражиной, от их, от выбросов энтих, страдания принимаем. Через что приходится эту гадость, шпирт, в себя толкать, а один я не могу… Что я, анкаголик какой? И что теперя делать прикажешь… Этот курёнок чуть пробку нюхнул и отключился… а мне теперь хоть померай… плевать ему… тоже мне, друг называется. Вот и ты тудажа… нет, чтобы поддержать, всё бегаешь, как тушкан какой.

После громкого выступления Васи, Першинг зашевелился.

— Ромыч! Правда… где ты шлындаешь? Мне этот представитель с планеты колдырей, за пол часа, пока тебя не было, весь мозг напрочь вынес… И так в аду живём, а тут тебе ещё одна кара господняя… Мало того, что не человек, ещё и алкаш. Ему хоть ведро налей… скажет, только горло промочил.

Излома слова Павла словно кипятком ошпарили.

— Не в жисть тебя больше другом не назову… Ты слыхал, Рома, он меня мало того, что анкаголиком выставил, ишо и планитянином обозвал. И вообще, тута не командывай… Это Романов схрон, а он в мою сторону, в отличии от тебя, никогда жадностяв не дозволял.

— Всё как всегда… — улыбаясь, подумал Роман. — Хватит вам… как дети малые… Было бы из-за чего сорится, этого добра тут на много лет хватит. Неси, Вася, шпирт на своё усмотрение… Будем встречу праздновать… Я ведь ваши рожи разлюбезные, целый год не видел, а вы старого друга скандалами встречаете.

Василий, уже было, отправился за новой порцией спиртного, довольный тем, что его инициатива по поводу продолжения застолья нашла поддержку в лице Романа, вдруг остановился.

— Может и правда ужо хватит, энтот шпирт глотать… а… Паш!

— Святые угодники… — всплеснул руками Першинг. — Ромыч! У нас ЧП произошло… У Василия крыша поехала… В кое-то веки, отказался свой шпирт лакать.

— Балабол ты, Павел., энто только в твоей бестолковой голове такие гадости на язык налипнуть можуть… Я тебе чё, псина какая? Лакать… С головой худо не у меня, а у Ромы… Видишь, совсем плохой стал от своих переживанияв… Сам на чуток выходил… я бы за энто время даже нужду справить не смог, а он заявляет, что по твоей роже и моему лицу соскучится успел, да ишо, к тому же, цельный год нас не видал…

Смысл того, что хотел объяснить Василий, минуя винные пары в голове Першинга, наконец обрели смысл.

— Рома! Может у тебя правда на нервной почве с головой беда приключилась? Это в Зоне с людьми часто бывает… Выбросы, ну и всё такое. Я, конечно, время не засекал, но ты от нас, то есть отсюда, всего минут двадцать как вышел, а теперь говоришь, что целый год нас не видел. Да твой кофе в кружке ещё не остыл… на, потрогай, — и протянул Роману термокружку, из которой он действительно пил кофе прежде, чем ушёл на улицу дожидаться начала выброса.

Роман спорить не стал, принимая кружку в свои руки. Отхлебнув действительно горячего напитка, понял как сильно ему не хватало в той, другой жизни, таких простых, казалось бы понятий, как дружба и участие товарищей, не запачканных необходимостью совершать подобные вещи, преследуя свой личный интерес, готовых пожертвовать всем и принять твой выбор, даже если для этого необходимо рискнуть собственной жизнью. Одним словом, он вновь оказался в кругу своих друзей и в месте, без которого уже не мог представить свою жизнь.

— Нет братцы, с ума я не сошёл. И с головой у меня полный порядок. Меня действительно с вами не было целый год, а как и что, я с удовольствием вам расскажу… а теперь Вася, будь добр, принеси вон ту коробку, что в углу стоит, с пузатыми бутылками. Если всё так, как вы говорите, сейчас, с минуты на минуту начнётся выброс. Мне-то ничего, а вот ты, Паша, вкусовых удовольствий от своего любимого коньяка наверняка не получишь, когда вся эта чехорда на улице начнётся.

Василий, не поверив словам Романа, всё же выполнил его просьбу и приволок запечатанную коробку, на которую указал Роман. Рассудив всё произошедшее по-своему.

— Ну, а чё… оно, конечно, может и к лучшему… а Паш! Напьётесь как свиньи, проспитесь, а на завтра глядишь, и мозга на правильный лад думать начнут.

Павел тоже не стал ничего выяснять, видимо, согласившись с доводами Василия, и молча пододвинул пустую кружку. Выброс, как и говорил Роман, не заставил себя долго ждать, внезапно обрушился на город, со всей своей разрушительной силой. Длился он недолго и вскоре также внезапно прекратился. Першинг, с побледневшим лицом от мучительного воздействия выброса, кряхтя, несколько раз тряхнул головой, словно стряхивая остатки неприятных ощущений и подмигнул Василию, спокойно восседающему на одном из ящиков.

— Только в такие моменты, Вася, человек понимает, как жить хорошо, когда всё это дерьмо вокруг заканчивается… так-то, но твоему высокоблагородию такую штуку не понять, потому как ты существо другого плана… Тебе хоть шпирт, хоть выброс, всё по барабану, и Роме нашему, походу, тоже. Так что мучайся, Павел Першин, в одну голову.

— Может, я и не человек, — обиделся излом. — И выбросы чувствую по-другому, но и ты, Пашка Болоболка, видать притворяешься, что голова болит, потому как мозгов в ей, в твоей скорлупке, всего-то жменька, раз такие глупости говоришь.

Как обычно сервировав стол не хитрыми закусками и, откупорив любимый коньяк Першинга, наполнили кружки. Павел поскрёб недельную щетину на подбородке и мечтательно сказал.

— Эх, мужики, в баньку бы сейчас… да с веничком… а на столе раки варёные, пивко холодное… Красота… Честное слово, о большем ни о чём и не мечтаю… Думал, у Ромыча всё это действо случится… ан нет… Хрен тебе, Паша, с маслом… а всё почему? Потому что наш Рома уже в баньку в одинокого сходил и, наверняка, моих вкусных раков сам сожрал, и пиво моё холодное выхлебал… Обидно… А так всё нормально… С возвращением тебя Рома, спустя двадцать минут отсутствия…

Роман, понимая, что ему всё ещё не верят, задал Павлу вопрос.

— Першинг… Фома ты, неверующий… я зачем должен был в свой мир вернуться? За вторым артефактом, так?

— Ну да, за ним, и за дедом каким-то, — согласился Павел.

— Не за каким-то, а за Саватеем… Он умер, но артефакт я принёс, — и продемонстрировал Першингу два идентичных камня. — Со мной попутчик был, он бы подтвердил, что я не сошёл с ума, но, к сожалению, куда-то запропастился. Возможно, не смог вместе со мной миновать переход. Тоже, кстати, не совсем человек, но очень хороший друг.

— Вот тут я тебя поймал… — растёкся в улыбке Павел. — Здесь в Зоне понятно, много, как ты говоришь, не совсем людей, а там-то им откуда взяться? Там только Змеи Горынычи с Кощеями, да и то, в сказках, которые детям на ночь рассказывают… а артефакт ты, может, где-то тут припрятал, а сейчас достал… а нам тут лапшу на уши вешаешь… Без обид, конечно.

Романа всё это уже порядком начало злить, хотя сам он понимал, что в доводах Павла прозвучало самое логичное объяснение, и он снова вспомнил домового.

— Эх Селин, вечно тебя нет, когда ты нужен, — и уже хотел оставить попытку убедить Першинга в обратном, как произошло то, что само расставило все точки над и.

С лица Павла сползла ухмылка победителя и он, вытаращив глаза, уставился на что-то позади Романа, выронив из рук бутылку. Василий, с не менее удивлённым видом, поступил по-своему и запустил открытой банкой консервов, которую держал в своей огромной руке в то, что заставило так изменится Першинга. Банка, пролетев в нескольких сантиметрах от головы Романа, обрызгав его лицо разлетающейся во все стороны тушёнкой, глухо ударила в стену. Тёмная, бесформенная субстанция, словно кисель сползла из-за плеча Романа на пол, обретя форму огромного свирепого пса. Он оскалил на излома клыкастую пасть, с видимым намерением атаковать. Василий подскочил на ноги, но, ударившись головой о весящий над ним шкаф, снова сполз на ящик. Теперь уже Роман, видя растерянность и испуг своих друзей, улыбнулся на все тридцать два зуба, довольный тем, что Селин нашёлся и ему больше не придётся вдаваться в глупые бесполезные объяснения.

— Вот, друзья мои, именно о нём я и говорил. Прошу любить и жаловать, — и, наклонившись к псу, спросил. — Как тебя здесь величать прикажешь? Насколько я помню, имя твоё должно быть в тайне?

Пёс, смешно коверкая человеческую речь, ответил.

— Тут можно по имени… Мы в другом мире, поэтому скрывать его нет смысла. Всё равно никто зла через моё имя мне причинить не сможет.

— Стало быть, — продолжил Роман. — Это мой друг, о котором я говорил. Зовут его Селин, он домовой… по их классификации, — и, уже обращаясь к домовому, сказал. — Хватит народ пугать… или здесь только в таком образе быть можешь?

Селин, на секунду приняв вид небольшого мутного облака, трансформировался в улыбчивого старичка.

— Что… спужал я вас? Сам вижу, что спужал… — довольный собой, сам себе ответил домовой и мгновенно переместился на топчан, которым обычно пользовался Роман. Осмотревшись вокруг, сделал кислую гримасу. — Роман… Это чё… Твой дом?

Роман, видя недовольство домового, рассмеялся.

— Нет, конечно… Это место, где мы укрываемся от грозы или выбросов, по-здешнему. До дома ещё добраться надо.

— Это хорошо… — повеселел домовой. — Не нравится мне тут… Здесь место нехорошее… смертью пахнет.

— Тут не пахнет… тут кругом ей просто воняет, причём везде, — подтвердил, отошедший от шокового знакомства с домовым, Павел. — Да и ты нам здесь представление устроил… Мог бы сразу в деда превратится. Василий всё ещё от шкафа мультфильмы смотрит. Вот это да… Сколько жил в той прошлой жизни… в смысле, нормальной, без этой Зоны дурацкой с её чудовищами… Ты уж, Вася, прости за сравнение… если слышишь, конечно. Так вот и говорю… Никогда бы не поверил в то, что вы, домовые, на самом деле существуете.

— Энто я-то чудовище… — подал голос Василий. — Ты на свою-то рожу полюбовайся… У зомбей лица твоего краше… Болоболка, — и пододвинул ящик, на котором сидел, ближе к столу. — Шпирт доставать, али как?

Вскоре, вся разношёрстная компания, состоящая из представителей разных миров и измерений, выбрав каждый себе по вкусу еду и напитки, приступила к ужину под рассказ Романа о своих злоключениях случившихся с ним за год его путешествий. Довести своё повествование Роман не успел. Сквозь крышку люка донёсся сначала тихий, потом более настойчивый стук. Явно кто-то пытался попасть в схрон, либо обозначить своё присутствие. Мощная листовая сталь, из которого он был изготовлен, могла спокойно выдержать почти любую осаду, поэтому можно было не опасаться прорыва извне. О месте положения убежища никто знать не мог, но тот, кто снаружи пытался достучаться, судя по своей настойчивости, был уверен, что в подвале кто-то есть. Роман, решив, что просто отсиживаться не имеет смысла, решил узнать, что за непрошенные гости к ним пожаловали и, прихватив на всякий случай автомат, поднялся по лестнице к створу люка. В него снова громко постучали.

— Кто ты и что тебе надо, — громко спросил Роман.

С той стороны раздался приглушённый толстым железом голос.

— Роман, это я, Октябрь… Со мной ещё четверо бойцов. Один тяжело ранен. Если мы не укроемся нас вычислят по ПДА. Мне координаты твоего убежища Бульдог сообщил.

Роман, помня о том, что именно Октябрь помог выбраться из передряги в городе, которая могла стоить ему жизни, не раздумывая ни секунды, открыл люк. Вид, в котором предстал Октябрь, как и весь его отряд, был плачевным. Только полуразбитые от множественных попаданий пуль и осколков экзоскелеты ещё позволяли им передвигаться. Октябрь в убежище спустился первым и аккуратно, насколько это было возможно, принял из рук своих товарищей раненного, уложив его на топчан, который ему указал Роман. В след за ним, вниз по лестнице, стукая по ступеням тяжёлыми подошвами тяжёлых, бронированных экзоскелетов, спустились ещё два бойца, удивительно похожих друг на друга, как позднее выяснилось они были братья близнецы Сергей и Алексей. Замыкал группу боец, облачённый в более лёгкую броню, но всё же позволяющую переносить значительный вес в виде пулемёта крупного калибра и двух пулемётов ПК, видимо принадлежащих близнецам. Роман, пропустив последнего, наглухо закрыл затвором люк. Пока бойцы с Октябрём освобождались от экзоскелетов, Павел сходил в дальнюю комнату убежища и вернулся с армейскими медицинскими боксами пятого, последнего поколения, в которых хранилось всё необходимое для оказания интенсивной медицинской помощи в условиях боя, не забыв прихватить ещё пару ламп. Подвесив их на потолочных балках, тут же зажёг, давая возможность более тщательно осмотреть раненого. В той или иной степени, ранены были все пришедшие, пострадав в основном от осколков гранат ВОГ-25, но принесённый ими боец выглядел на фоне своих товарищей особенно плохо. К счастью, после осмотра выяснилось, что раны его не смертельны. Две пули, угодившие между сегментов экзоскелета в области плеча, прошли на вылет, и потеря сознания объяснялась болевым шоком и большой потерей крови, продолжавшей сочится сквозь наспех наложенные повязки. Неожиданно для всех, в дело вмешался Селин, мягко отстранив от пострадавшего Павла и Октября.

— Вы, ребятушки, в сторонке покуда постойте… Я ему лучше помогу, чем таблетки да уколы ваши.

Явно сомневаясь в возможностях старика-гнома, ему всё же подчинились. Селин приложился ухом к груди раненного, прислушиваясь к его сердцебиению. Одним движением сорвав повязки и освободив раны, положил на них свою руку, от чего боец глухо застонал. В следующую секунду на груди раненного, вместо положенной руки старичка, восседал огромный чёрный кот. От его лап в раны мечущегося в бреду парня начало исходить зеленоватое свечение, становясь всё более ярким с каждым ударом его сердца. Скоро свет стал невыносимо ярким, заставив всех наблюдавших отвести глаза в сторону. Раненный громко вскрикнул и тут же затих. Возле него стоял Селин с перекошенным невыносимым страданием лицом. Склонившись к запрокинутой голове бойца, он что-то негромко ему прошептал на никому не знакомом каркающем диалекте. После сказанных слов, черты лица парня разгладились… он просто крепко спал.

— Ну надо же… — не веря своим глазам, только и смог произнести Октябрь, глядя на раны своего товарища. Вид у них был такой, словно после ранения прошла уже целая неделя.

— Где ты такого лекаря раскопал? Что-то не припоминаю, чтобы он с вами вместе был… Да и вообще таких уникальных представителей я в Зоне не встречал.

— Он не из этого мира, — коротко ответил Роман. — Об этом позже как-нибудь поговорим. Ты рассказывай, что у вас произошло и как вы вообще из той бойни спаслись? Хотя стой, погоди, извини, что так вас встречаю. Паша! Не в службу, давай что-ни будь на стол организуем, а вы пока умойтесь, ну а потом уже всё по порядку мне расскажешь… Идёт…

Октябрь, посмотрел на своих измотанных бойцов.

— Думаю, что перекусить и физиономии умыть лишним не будет, только вот, Рома, долго рассиживаться времени у нас нет и у вас, похоже, тоже. Наверняка, эти крысы, не ровен час, в скорости наш след возьмут, и всем своим гадюшником сюда пожалуют и, хоть это убежище на вид крепкое, уж поверь мне, найдут чем нас из него выкурить.

— Что, так всё серьёзно?

— Более чем, — подтвердил Октябрь.

Свежая вода, горячий ужин и кофе с коньяком оказали благоприятное воздействие на внешний вид и физическое состояние вновь прибывших. Роман, подливая в кружку Октября свежий сваренный кофе, спросил.

— Ну что… порядок в танковых войсках? Теперь говори, что такое могло случится, чтобы вас, словно зверей, свои же загоняли?

Октябрь, благодарно кивнув, принял поданную ему кружку.

— Ситуация, Рома, теперь здорово поменялась… и своих в рядах Монолита осталось… по пальцам перечесть можно. Если десятка два наберётся, то слава Богу. Сколько точно я не знаю, но это мы все скоро выясним. Бульдог должен с ними к нашей опорной стоянке у поля призраков пробиваться. Часа через два, если всё пойдёт по плану конечно… Вот только планы последнее время как-то уж быстро меняются. В общем, слушай, что я узнал от Бульдога, а там уже сам решай, как правильней нам всем поступить. Помнишь, я тебе говорил, что к нам на базу странные люди зачастили? И после их визита Бульдога за то, что он тебя отпустил долго отчитывали, а когда с вами случайно встретились и сообщили, Кроксу были даны не двусмысленные указания, в которых ты и, как выяснилось, и мы тоже, до базы живыми не должны были дойти. У нас, конечно, в организации тоже есть свои перегибы… но, чтобы свои своих же зачищать начали, такого не случалось, да и с наёмниками дружбу мы никогда не водили. Случись бы всё так, как они задумали, всё было бы шито-крыто… только мы им, видишь, планы подпортили и живыми на базу добрались. О произошедшем я доложил Бульдогу, тут и началась буза… Выяснилось, что в нашем Монолите целая куча дерьма присутствует и свои грязные дела проворачивает в пользу людей, которых ты называешь норвегами. Поэтому у нас и снаряга продвинутая и оружие лучшее в Зоне. Сейчас там совет большой собрали… Точнее сказать, Бульдог собрал и, я так понимаю, чаепитием под торт дело не закончится. Люди в базе поделились на два лагеря. Наверняка, развод пройдёт со скандалом. Потому Бульдог нас к тебе и направил, и эти крысы… своих нам в след снарядили. Основную группу мы уничтожили, но уверенности в том, что они не предупредили своих, где нас искать, нет. Вот я и говорю, что рассиживаться тут нецелесообразно. Надо к точке сбора выдвигаться как можно быстрей. Там у нас укрытие серьёзное со всеми вытекающими… И вот ещё что… Понимаю, что ты всего мне не договариваешь, может, оно мне и не к чему, всё это знать, но свою сторону мы уже выбрали и от нас предательства можешь не опасаться. Такие вот дела, Роман, закручиваются.

Обдумав услышанное, Роман, недолго помолчав, принял решение…

— Хорошо, Октябрь… При таком раскладе, нам действительно здесь долго находится не следует. Тимофей Бульдог мужик серьёзный и основательный, в этом я уже не раз лично смог убедится, и если он говорит, что надо уходить на блокпост у поля призраков, так тому и быть. Сколько у нас времени на всё про всё нам неизвестно… во всяком случае, судя по расстоянию от вашей базы до этого убежища, пару часов у нас есть, и не стоит их терять даром… У нас, Октябрь, если ты успел заметить, кое-что припасено и сейчас оно будет как нельзя кстати. Бери своих бойцов и милости прошу в нашу лавку чудес… Экзоскелетов не гарантирую, но новую снарягу наёмников, усиленную бронёй, я точно видел не в одном экземпляре. Боеприпасов и другого барахла тоже в изобилии. В правом углу комнаты лежат несколько носилок для переноса раненных, в данный момент это тоже актуально. Ну вроде всё… за дело.

Со сборами управились меньше чем за час. Из убежища последним вышел Павел, установив на люке хитроумное взрывное устройство. И привалив вход старым шкафом, с досадой в голосе сказал.

— Эх… жалко… столько добра пропадёт, если эти козлы к люку сунутся… Будем надеяться, что они его не найдут, — и пошёл к поджидавшему его Роману. — Ромыч! Я чего говорю… Может не найдут?

Роман улыбнулся.

— Может и не найдут… Да не переживай ты так, жлобяра… У тебя в другом убежище добра на весь твой век хватит.

— Добра… — передразнил Романа Першинг. — Мне не барахло это жалко, тут такая коллекция вин, коньяков… жаль, что перепрятать не успею. Ладно, пошли… борец за здоровый образ жизни, но если рванёт, буду считать этот день самым паскудным в моей жизни, и ты в этом будешь виноват…

— Хорошо, — смеясь, согласился Роман. — А теперь пошевеливайся, мы и так уже от своих отстали.

— Тоже мне, своих нашёл… Это мы свои… Я, Василий, да этот чудик Селин, а эти пряники тульские ещё неизвестно как себя дальше покажут. Ты, Ромыч, пустодырый какой-то. Не открыл бы люк и всё было бы нормально. Они бы на свою стоянку ушли, а у нас убежище целым осталось, а теперь что… сырдобольный ты наш… тащу на себе, как верблюд караванный, полтонны дерьма всякого. Да ещё куда… На блок пост к Монолитовцам, чтобы помочь в их разборках между собой… А они нас, если ты не запамятовал, ещё совсем недавно хотели к стенке поставить. Расскажи кому, от смеха подохнут, — продолжал ворчать нагруженный под самую завязку боеприпасами, к пулемёту, который ему всучил Октябрь, и рюкзаком, о содержании которого знал только он сам, Павел, не прекращая своих возмущений, поплёлся вслед за Романом, но на выходе из подъезда остановился. — Ты иди, Ромыч, я через пару минут тебя догоню. Оставлю ещё пару растяжек… Глядишь, до схрона уже и идти некому будет…

Роман, понимая, что отговаривать Першинга не имеет смысла, кивнул.

— Паша! Ты, случаем, мне не напомнишь, что с нами в баре приключилось?

— А что приключилось? — вопросом на вопрос парировал Першинг.

— Да, в общем-то, ничего хорошего… Из-за твоей жадности, мы чуть не погибли…

— Нашёл, что вспомнить, — насупился Першинг. — Ну ведь пронесло, не погибли же?

— Вот и именно, что пронесло.

— Это… вам так кажется, — раздался голос от сгущающегося тумана, из которого перед Романом появился Селин в неизменно походном виде огромного пса. — Я сходил посмотрел… хоть мне и не полагается в таком качестве людям помогать, но тут мир другой, значит и правила другие… может, и вообще никаких правил не существует.

— Не тяни, — оборвал домового Павел.

— Я и не тяну, — спокойно ответил Селин. — За два дома отсюда вам уже встречу приготовили, и ваши друзья прямиком к ним в гости шагали… Я их предупредил…Теперь они вас ждут, поторопитесь… я, если сумею, ненадолго ваших недругов задержу. Давно я так не развлекался, аж с турецкой войны, когда пращура Богдана из плена вызволял, — и снова растворился в лёгкой дымке.

Стараясь не терять больше ни минуты, Роман с Павлом, передёрнув затворы и сняв с предохранителей оружие, огибая аномалии, поспешили к отряду Октября, и вскоре были уже в кругу своих товарищей, затаившихся за углом разрушенного дома. Октябрь, стараясь говорить как можно тише, обратился к Роману.

— Ну, брат… Союзники у тебя что надо… Я домового имею в виду. Мы ведь с дуру чуть прямиком на наёмников не наскочили, умеют, сволочи, прятаться. Спасибо, твой Селин подсказал. Что делать теперь будем? Здесь их дожидаться или попытаемся прорваться? Этих подонков там около десятка, а нас с гулькин нос, плюс ещё раненый.

— Сам понимаю, что ситуация не в нашу пользу, — согласился Роман и, оглядев своё разношерстное воинство, начал размышлять в слух. — Что мы имеем? Два пулемёта Калашникова… у меня и у тебя. Два автоматчика, Першинг и тот парняга рыжий. Близнецы в счёт не идут… они раненного выносить на носилках будут. Излом Василий… боец хоть куда только в ближнем бою, будем считать его нашим резервом на крайний случай… Такая вот математика. У них преимущество в силе, а у нас в том, что мы теперь точно знаем где они нас поджидают. Так что фактор неожиданности на нашей стороне, а с учётом того, что у нас с тобой не рогатки, а всё-таки пулемёты, мы эту разницу в соотношении сил быстро уровняем. Твои бойцы дорогу к стоянке знают?

— Конечно знают, — подтвердил Октябрь. — Близнецы часто туда в охранение ходили.

— Вот и замечательно… Когда Селин начнёт там своё представление устраивать, пусть они хватают носилки и что есть духу, шпарят на стоянку, а мы прикроим их отход и с Божьей помощью их догоним. Как тебе такой план?

— Так и поступим, — кивнул Октябрь и подозвал бойца с рыжей копной волос. Быстро объяснив Григорию, так звали бойца, что от него требуется, подошёл к носилкам с раненным.

— Как он?

Алексей, один из близнецов, невесело улыбнулся.

— Вроде ничего… но в себя ещё не приходил.

— Ничего, придёт твой дружбан в себя… Он мне, кстати, ещё анекдот не рассказал, как вы с ним на псевдоплоть ошейник с датчиком слежения напялить умудрились… Тоже мне… натуралисты… а теперь хватит болтать. Как только заваруха начнётся сразу уходите. Всё ясно?

— Ясно, командир. Только датчик с ошейником Серёга с ним устанавливал, а я как раз на дальней стоянке в дозоре был.

— Ну и замечательно, значит куда идти не ошибёшься.

Договорить Октябрь не успел, за дальними кучами мусора у соседнего дома прозвучала автоматная очередь. Видимо, Селин начал свою игру, и кто-то из слабонервных вояк не выдержал и пальнул в появившегося из неоткуда здоровенного пса. Вслед за первыми выстрелами последовали ещё и ещё. В бой с невиданным врагом ввязались уже все сидевшие в засаде.

— Вот теперь и нам пора, — довольный действиями домового, сказал Роман.

Первыми в путь, как и договорились, тронулись близнецы с раненным на носилках, их группу возглавил Василий, так как ему не требовалось специальной аппаратуры для обнаружения аномалий… Он их просто чувствовал и это давало преимущество в скорости передвижения. Выждав несколько минут, за ними вслед пошли все остальные. Замыкающим двигался Октябрь, стараясь не упускать из виду кирпичные завалы, за которыми его бывшие соратники вели отчаянный бой с неубиваемым врагом. Обойдя угол очередного здания, беглецы, миновав опасность быть замеченными, не сбавляя темп, продолжили свой путь. С прекратившийся пальбой рядом с Романом появился Селин, не на шутку испугав Першинга, не ожидавшего подобного появления.

— Ну ты это… знаешь, чего… Прекращай подобные штуки выкидывать, — возмутился он. Селин, звонко засмеялся, довольный своим очередным озорством.

— Спужался…? Ну извини… а представь, как эти антихристы глазья повылупали, когда я промеж них псом образовался… Всерьёз зла причинить я не могу конечно… но за ляжку одного всё-таки цапнул. Вот переполоху-то было. Они с перепугу чуть друг дружку не постреляли. Я бы ещё с ними покуражился, да только сообразили они, что убить меня не смогут, как и я их, так что времени у вас в обрез. И ещё… Это я думаю важно очень… Рома, слышал я от командира ихнего… которого укусил, что есть среди вас их человек, он им ваши разговоры как-то передаёт.

— Быть этого не может, — вмешался в разговор Октябрь. — Я своих людей хорошо знаю, и в конце концов у всех был выбор, чью сторону занять. Так что, дед, напраслину не говори…

— А мне что за прок людей добрых оговаривать, — обиделся Селин. — Так их командир и сказал… Что далеко мы не уйдём, а если они со следа собьются, Гришка партизан им сообщит, где искать, и какую-то чистоту 1254 назвал… правда, что это такое я не понял.

— Спасибо, Селин, прости, что не поверил. Гриша рыжий. Вот ведь сволочь… ну ничего, скоро мы их нагоним, а там я с этим товарищем плотно побеседую. Лишь бы он до этого времени ничего не учудил.

Першинг, внимательно слушавший разговор, как смог, успокоил Октября.

— Не бери в голову… Сейчас тут, видишь, какие дела закручиваются… Может, ему просто голову всяким дерьмом забили… или наобещали невесть чего. Молодой он, бестолковый, вот уши и развесил. Может, уже и пожалел сто раз, что на такое пошёл…

— Да всё я, Паша, понимаю, — зло сплюнул Октябрь. — Хватит меня как гимназистку уговаривать, и вообще, что ты за этого пацана так заступаешься? Знаешь его всего час… а туда же.

Першинг, нервно поправив на груди автомат, пнул попавший под ногу кирпич.

— У меня, Октябрь, был подобный случай… так я вот тоже, не разобравшись толком, в расход такого же пацана пустил… времени с того дня прошло уже целая куча и всякое случалось, да вот только мне моё решение до сих пор оскоминой в горле стоит. Так что ты подумай.

— Хорошо, подумаю… — не хотя согласился Октябрь.

Вскоре, они уже ясно видели идущую перед ними группу, когда вдруг послышалась близкая стрельба. Те, кто вёл огонь, были уверенны в том, что весь отряд двигается вместе, поэтому прикрывающую группу Октября никто не заметил. Стреляли с двух сторон, стараясь отсечь отход отряда под защиту здания, расположенного рядом. В ответ заработал ПК одного из близнецов и два автомата.

— Вот теперь и посмотрим, за кого наш рыжий… — громко сказал Октябрь и установил на сошки свой пулемёт.

У нападавших было явное преимущество и в силе, и в возможности маневрировать, так как оборонявшимся приходилось прикрывать раненного, лежавшего на носилках бойца. Враждебный отряд был полностью уверен в своём превосходстве и, используя естественные укрытия из куч мусора и плит, начал сжимать кольцо окружения, обрушив буквально лавину огня, не давая оборонявшимся прицельно отвечать и, когда казалось, что дело близится к кульминации, в бой вступила необнаруженная группа Октября. Он одной очередью срезал сразу несколько вояк и, подхватив пулемёт, броском сместился в сторону. Роман и Першинг, зайдя к ничего не подозревающим врагам во фланг, при помощи пулемёта Романа и автомата Павла, смели остатки нападавших, не оставляя им ни единого шанса на спасение.

Бой был завершён и теперь лишь оставалось осмотреть его последствия. Убитых, со стороны нападавших, насчитали двенадцать человек, из которых шестеро были одеты в форму Монолита, четыре трупа в снаряжении Наёмников, и двое облачены в форму, которую Роман видел ранее на Норвежцах. У обороняющихся тоже были потери… Григорий, тот самый рыжий парень, которого подозревали в предательстве, своим телом закрыл раненного, приняв на себя автоматную очередь, тем самым спас его жизнь, но сам так и остался лежать, сверху прикрывая своего товарища. Близнецам тоже досталось, но их ранения оказались лёгкими. Лишь Василий не получил ни единой царапины и, ошалело озираясь по сторонам, всё грозил невидимым врагам своим огромным кулаком…

— Я вот вам… фулюганы распоскудные. Ты смотри, что вытворяют… Рази так можно, свои своих без всяких жалостяв убивать. Ни один монстр в Зоне со своими соплеменниками так не поступит. Потому, хуже вы, чем все монстры, все вместе взятые.

Роман, обтерев, пыльное, вспотевшее лицо рукавом, положил руку на плечо Октября.

— Вот тебе и Гришка Партизан…

— Да, промашка вышла, — как-то рассеяно ответил Октябрь. — Времени, конечно, у нас в обрез, но парня надо похоронить… не хочу я, чтобы Зона в лице слепых псов это за нас сделала.

Пока Першинг помогал близнецам наложить перевязки, Роман с Октябрём, уложив тело погибшего Григория в нишу между сломанной П-образной плитой, заложили его крупными осколками кирпичной кладки и железобетона, тем самым огородив могилу от когтей ночных падальщиков Зоны. Затем, наспех пополнив боезапас из снаряжения убитых, быстро двинулись к точке сбора, и уже через пару часов прибыли к назначенному месту. Бульдога с его отрядом всё ещё не было. Окинув унылым взглядом пустой лагерь, Першинг глубоко вздохнул.

— Не знаю мужики… Может, я чего не догоняю, но чем это место лучше нашего убежища… Ни защиты толком нет, ни укрытия. Лавки под крышей, да плиты с подвалом. Хорошо, что я хоть пожрать с собой захватил… и не только пожрать. Эх… такое место ради этого бросили.

Высказывание Павла, рассмешило Октября.

— Не дрейфь Першинг… Может, у нас тут нет такого изысканного пойла, как в вашем схроне, но во всех других отношениях, я думаю, сумею тебя удивить.

Оставив близнецов в охранении, Октябрь позвав Павла с собой, направился к входу в подземный коллектор.

— Чего я там не видел, в вашей канализации… — спорил Першинг. — Мы там с Ромычем у вас в прошлый раз слегка водкой разжились, ну и тушёнки пару коробок видели.

— Пойдём, пойдём… Фома неверующий. Роман, и ты пошли с нами, надо тяжёлые пулемёты на свет Божий вытащить. Неизвестно как нам Бульдога встречать придётся… не его, конечно, но мало ли, кто за ними увяжется.

Зайдя в помещение коллектора, Октябрь прошёл к дальней стене и, отодвинув коробку с тушёнкой, о которой упоминал Першинг, включил скрытый в полу механизм. Вся стена, перед которой они стояли, с лёгким шумом скользящих по роликам приспособлениях, медленно ушла в сторону, открыв огромное помещение, скорее напоминающее огромный ангар, заставленный тысячами коробок и ящиков разной формы.

— Ух ты… — только и смог выдохнуть Першинг.

— Добро пожаловать на нашу новую базу, — приглашая жестом войти, сказал Октябрь. — Тут у нас склад обеспечения, дальше идут лаборатории и медицинский отсек. Дальше спальные отсеки и зона отдыха.

— Футбольного стадиона у вас тут, случаем, нет? — съязвил Першинг.

— Стадиона нет, — не придав значения сарказму Павла, ответил Октябрь. — Но зал спортивный есть.

Роман увиденным тоже был весьма впечатлён.

— И какова площадь вашей базы?

— Точно не скажу, но знаю, что тянется под всей территорией завода, от которого более или менее целой осталась только автобаза, через которую мы сюда вошли. Позже, если у вас будет желание, я вам всё здесь покажу, а теперь давайте вытащим пару пулемётов ДШК к блокпосту… Мало ли что.

Потратив час и изрядно потрудившись, они установили последний из крупнокалиберных пулемётов системы Дегтерёва-Шпагина на опорных станках, разместив их на входе базы. Раненного перенесли в медицинский отсек, уложив его в капсулу регенерации, полученную со слов Октября от людей, которых Роман называл норвегами и, прихватив с собой усиленные мясные пайки, вышли на улицу. День перевалил за вторую половину. Словно одаривая людей за перенесённые ими страдания, легкий ветерок, разогнав серые тучи, открыл диск солнца, источающий мягкое тепло ранней осени. Голанские консервированные сосиски, надетые на автоматные шомпола и поджаренные на костре, источали приятный запах. Под треск горящих в огне углей и хорошего коньяка, который ради такого случая пожертвовал Першинг, пусть ненадолго, люди смогли снять стресс пережитого за сегодняшний день. Единственные существа, кто не выглядел и действительно не чувствовал себя уставшими, были излом Василий и домовой Селин. Василий, изрядно приняв на грудь свой шпирт и загрузив желудок колбасой, в которой его никто не ограничивал, найдя собеседника, готового слушать его бесконечные истории Зоны, казался полностью счастливым. В добавок ко всему прочему, Октябрь сообщил, что можно выполнить неисполненное обещание Крокса и при помощи техников изготовить ему хороший протез ноги, от чего Вася был просто в восторге и теперь взахлёб вёл свои повествования к охотчиму узнать как можно больше об этом мире Селину, как он, Василий, то тут, то там побеждал в смертельных схватках с всевозможными врагами, и негативными проявлениями самой Зоны. Дело близилось к вечеру, когда Октябрь, сменивший одного из близнецов, заметил длинную вереницу людей, идущую прямо к блокпосту, о чём сразу предупредил весь свой не великий отряд. Роман, умевший обращаться с ДШК, занял место у второго пулемёта и, передёрнув затвор, положил пальцы на гашетку. Вскоре, сквозь оптику мощного армейского бинокля, Октябрь смог отчётливо разглядеть лица идущих к ним людей и, облегчённо вздохнув, сообщил Роману.

— Отбой… Рома, это свои.

Первыми из приближающегося отряда, к ним подошли три бойца, выполнявшие роль разведки во главе с серьёзным, хмурого вида командира, облачённого в тяжёлый экзоскелет.

— Здравия желаю… Принимай, Октябрь, пополнение, или то, что от него ещё осталось, — густым басом сказал он и кивком поприветствовал Романа и Павла. — Надо бы защиту усилить, — продолжил он. — Скоро сюда вся эта Садом и Гамора пожалует… двумя пулемётами не отбиться.

Октябрь отошёл в сторону, пропуская проходящих на базу, сильно потрёпанных боем людей, среди которых было много раненых.

— Что, полковник! Хреновые наши дела? Можешь не отвечать, сам вижу, что хреновые. Где Бульдог? — разыскивая глазами в толпе, спросил Октябрь. Тот, кого он назвал полковником потемнел в лице.

— Нет больше Бульдога… Убили Тимофея, когда пошёл к ним на встречу… Всё хотел по мирному решить. Вот и решил… а я ему говорил, что эти суки продажные живым его не оставят, а он всё равно попёрся… Так что, ты теперь у нас командир. Да, вот ещё что… Прежде, чем уходить, он велел передать какому-то Роману, чтобы тот довёл дело до конца, иначе всё, что сейчас творится будет напрасно, не знаю, что он под этим имел в виду, но я уверен, что это всё не напрасно… давно надо было весь этот сортир проветрить. Да, он ему ещё письмо передал. Велел, чтобы лично в руки.

Роман, услышав сказанное, подошёл ближе.

— Роман это я, — представился он. — Больше Бульдог ничего не передал? — принимая письмо из рук полковника.

— Больше ничего… — оценивающе посмотрел на него боец. — Ну тогда давай, будем знакомы… Полковник, — и протянул широкую ладонь.

— Просто полковник?

— Нет, друг мой… не просто… Имя моё Полковник. Может, и другое было, только я его не помню, знаю, что полковником был до того, как в Зону попал, потому и Полковник, — пробасил боец и, уже обращаясь к Октябрю, сказал. — Нас в общей сложности сорок два человека, из них девять тяжело раненых, с лёгкими ранениями каждый второй, но воевать смогут. Тех, кто остался с Призраками, примерно столько же.

— Значит повоюем… — отрезал Октябрь. — К тому же, у нас преимущество… Оборонятся легче, чем наступать и основные запасы всей группировки находятся здесь.

Полковник не был так оптимистичен.

— Повоевать-то мы, конечно, повоюем и насчёт обороны с припасами ты прав, только вот соотношение сил далеко не в нашу пользу.

— Почему? Ты ведь сам сказал, что их примерно столько же.

— Я имел в виду бойцов Монолита. Призраки, как выяснилось, не только наших отцов командиров барахлом обеспечивали, но и группировку Наёмников, так что теперь они их призвали свои долги отрабатывать, а там их больше сотни, но и это не самое страшное… Наёмники, конечно, вояки серьёзные… Вот ведь, хрень какая, сами же нас с ними лбами сталкивали, как скорпионов в коробке, а выяснилось на поверку, что они, как и мы, под их дудку пляшем… Точнее, плясали, пока Бульдог во всём этом дерьме не разобрался и нам глаза не открыл… Жалко, столько хороших ребят потеряли в аферах этих непонятных призраков будь они не ладны…

— Ты ещё о чём-то предупредить хотел, — оборвал Полковника Октябрь.

— Да-да, конечно… Ну так вот… Мы ведь никогда толком не задумывались, куда и каким образом к нам всё добро, которым они нас снабжали, попадает… И кто они сами такие тоже вопросов никто из нас никогда не задавал, и вот только теперь, когда всё это дерьмо на свет Божий выплыло, они себя в полной красе показали.

— Да что они показали? — опять оборвал говорившего Октябрь.

— Дело твоё, можешь мне на слово не верить, сам скоро всё своими глазами увидишь, — продолжил полковник. — Эти товарищи, которых мы привыкли называть призраками или проводниками, они из другого мира…

— Тут ты мне Америку не открыл… это и так давно известно… Роман, кстати, тоже призрак.

— Может, я тебе, конечно, Америку и не открыл, но вот эти парни открыли портал прямо на нашей базе, и из него к нам в Зону такие твари полезли, что любой монстр в Зоне покажется тебе милым зверьком. И эти уроды наших Призраков словно собачки в цирке слушают. Вот теперь и прикинь, в чью пользу расклад.

— С твоих слов понятно, что не в нашу, — согласился Октябрь. — Раз я теперь, вроде как, главный, то вот тебе мой приказ, как заместителю… Назначь командиров мобильных групп и служб обеспечения. Раненых в лазарет, усилить периметр ещё четырьмя пулемётами и провести минирование всех возможных подходов. Как скоро к нам гости могут пожаловать?

Полковник, недолго подумав, ответил.

— Трёпку мы им тоже хорошую устроили… так что думаю сегодня они сунуться не должны, а вот сутра пораньше наверняка попытаются.

— Это хорошо, если так… Сумеем получше подготовится и общий совет проведём, чтобы потом ни у кого вопросов не возникало, что, да как.

Полковник на все сто соответствовал своему имени и, не задерживаясь, пошёл выполнять поставленные ему задачи, отдавая громким басом распоряжения. Дисциплина в, пусть и расколовшейся на двое группировке, была железная. Все приказы выполнялись чётко и без промедления, и вскоре лагерь преобразовался в хорошо укреплённую крепость, ощетинившуюся пулемётными точками и расчётами ротных миномётов, которых Роман в Зоне раньше не встречал. К вечеру были установлены последние минные поля и выставлены дополнительные секреты, тоже укомплектованные лёгкими пулемётами и снайперами. С противоположной стороны никаких действий не происходило, что позволило собрать, своего рода, совет, о котором говорил Октябрь. В него входили, помимо Полковника и самого Октября, ещё четверо вновь назначенных командиров — Роман, Першинг и, к большому удивлению, многих из собравшихся, излом Василий. После отчёта новоиспечённых командиров о положении на базе, обсудили настроения, царившие в среде бойцов. Многие из них приняли решение уйти сюда, полагаясь на авторитет Тима Бульдога, как верного боевого товарища, никогда не менявшего свои принципы по отношению к делу и, тем более, к людям, с кем он бок о бок часто бывал в бою, и не прощавшего предательства по отношению к ним, а то, что их предали… факт был на лицо. Были и те, кто толком не разобрался, что, собственно, произошло и последовал за своими друзьями, примкнувшими к отряду Бульдога. И, наконец, учёные, входящие и работавшие в группировке, которым почти не доводилось участвовать в боевых действиях, но увидевших, что с собой принесли и привели Призраки и, понимая, чем это всем грозит, тоже стали частью отряда, примкнувшего к Тимофею. Бульдог был мёртв и это обстоятельство внесло некую нервозность и неопределённость в ряды бойцов. Это чувствовалось даже здесь, на совете. Основной целью для Призраков был Роман, а всё случившееся на базе, смерть Бульдога, раскол группировки, это очередные, не предвиденные обстоятельства, которые Призраки-норвеги не учли, уверенные в том, что группировка Монолит полностью им подконтрольна. Теперь, они уже действовали напролом, не ведя счёт расходным материалом в лице людей, убеждённые в том, что, заполучив необходимые артефакты, одним из которых был сам Роман, они с лёгкостью сумеют пополнить утраченное количество бойцов, чтобы их кровавая игра для пищи Богов могла продолжаться. Роман тоже это понимал… Его личное стремление вернуться к Алисе, ради которого он проделал огромный тяжёлый путь, добывая второй артефакт «Слеза Циклопа», теряя хороших друзей, пересекая время и пространство и полностью изменившее его жизнь, теперь было как противовес для развернувшегося кровавого игрища. Он как никогда чувствовал, что связан словно стальной невидимой нитью с судьбой самой Зоны Отчуждения, с монстрами и людьми, которые были её плотью и кровью, и кем теперь был он сам. Ошибка высокомерных Призраков, недооценивших простые человеческие качества как дружба и верность простых людей, целую группу верных союзников и поэтому скрывать, что стоит на кону Роман не стал, рассказав как можно подробнее всем присутствующим истинное положение дел, что ожидает их в результате проигрыша или победы, не умолчав и том, какую роль он, не желая того, заполучил себе лично. В сильно накуренном жилом отсеке, где все они собрались, повисло долгое молчание. Каждый по-своему переваривал услышанное. Первым своим густым басом заговорил Полковник.

— Ты, Роман, до того, как всё это с тобой приключилось, кем был?

— Офицером… Так же, как и ты, — сухо ответил он. — Потом егерем работал.

— Стало быть, лес и всех его обитателей защищал? — продолжил басить Полковник.

— В общем, да… Какое это имеет значение?

— Сейчас всё имеет значение… Я вот что мужики предлагаю… То, что мы делом правильным и праведным заняты, уж простите за пафос… я ничуть не сомневаюсь. Группировки Монолит больше нет, вернее есть, только я в ней больше не состою, как и вы, надеюсь, тоже. Задачи наши теперь тоже немного иные.

— О чём ты? — перебил Полковника Октябрь.

— Подожди, дай закончу… Мы тоже в Зоне порядок охраняем, можно сказать, от браконьеров Зоны, и живность… извини, Василий, за сравнение, лишний раз без нужды не беспокоим… так что, мы тоже своего рода, егеря Зоны, надеюсь, таковыми и останемся… Вот я и предлагаю наш новый отряд назвать Егери. Объясню почему… Репутация Монолита в Зоне сами знаете какая… а нам, как я понимаю, сейчас понадобятся союзники, кто бы они ни были. Кроме Бандитов, конечно. На этих сволочей полагаться не приходится. Они за копейку мать родную продать готовы… и вообще. Я не говорю, что со всеми остальными Сталкерами потом дружбу водить. Порядок есть порядок, а они в Зоне тоже не лучшие экземпляры. Живут тем, что у неё урвать могут, а наша задача её сохранять. Потому и предлагаю назвать отряд Егери.

Против никто не был, посчитав доводы Полковника убедительными. В помещение вошёл посыльный, сообщив, что одним из секретов был задержан боец Монолита с важным, как он сам сказал, сообщением. Октябрь распорядился срочно доставить бойца сюда и вскоре на пороге появился, с измученным усталостью лицом, молодой парень Витя Планер. Свой позывной Планер он получил за худобу. Из его сбивчивого рассказа, они узнали следующее… Он не был на базе, когда разворачивались основные события, а находился в дозоре на другом конце города. Вернувшись, понял, что произошло и однозначно решил, что ему с теми, кто остался, не по пути. Уходя с базы, он случайно услышал разговор Наставников с Призраками, в котором они оговаривали дату нападения на базу, теперь принадлежащую отряду Октября. Оно должно произойти ровно через три дня.

— Ты уверен в этом? — смотря в упор на бойца, переспросил Полковник.

— Уверен… Они бы раньше напали, но у них недостаточно вооружения… Его пообещал доставить один из Призраков и ещё должны подойти несколько отрядов Наёмников.

— Если ты говоришь правду… то весть эта хорошая, — пробасил Полковник.

— Да, неплохая, — согласился Октябрь. — Во всяком случае, наши люди сумеют отдохнуть как следует и лагерь получше укрепить время будет. Спасибо тебе, Планер… теперь иди, отдыхай, а мы тут ещё поразмыслим что к чему.

До этой поры молчавший Першинг, заговорил.

— Вояки вы, конечно, хоть куда… об этом даже речи нет… Вот только вам бы каждому ещё рук по шесть-семь приделать… тогда в самый раз будет… Можно сказать, почти поровну.

— К чему ты клонишь? — не понял саркастической шутки Октябрь.

— К тому, дружище… что даже при всей вашей огневой мощи, которой вы физически воспользоваться не сможете, они вас просто шапками закидают… ну и меня, конечно, тоже.

— И что ты предлагаешь?

Першинг хитро прищурился.

— Предлагаю я вот что… Полковник, дай Бог тебе здоровья, не по статусу для военных сильно умный мужик. Его идея нашу группировку Егерями назвать очень правильная. Сталкеры народ разный… есть хорошие мужики, правильные… Засранцев до чужого добра охочих тоже хватает. На таких я особо расчёт не держу. Так вот, о чём я… Монолиту помогать, ясно понятно никто сломя голову не побежит, слишком много беды между вами и Сталкерами, а вот Егерям, я так полагаю, узнав, что мы с Романом среди вас, найдутся те, кто в помощи не откажет… Тем более, что времени у нас, если ваш это Дельтаплан, или как его, не соврал, целых три дня в запасе. На бескорыстие или патриотизм брата Сталкера не купишь, так что вся снаряга, которой вы их вооружите, и оружие тоже, после останутся у них… Ну и артефактов отсыпать из закромов тоже, наверняка, придётся. Как вам такой план?

Привыкшим к особым правилам жёсткой дисциплины с отрицанием коммерческих сделок с оружием и артефактами в рядах Монолита, предложение Першинга было встречено, мягко говоря, холодно, но взвесив все за и против, с ним всё же согласились. Все понимали, что одним справиться с навалившийся бедой будет очень сложно, практически нереально, учитывая, что им в противостояние вовлечена мощная, хорошо вооружённая группировка Наемников, основным ремеслом которой была именно война. По разным подсчётам, в ней насчитывалось до ста с лишним бойцов. На том и порешили. Утром Роман и Першинг будут выведены по секретной тропе в минных полях к Полю Призраков, миновав которое они попадут на территорию, подконтрольную Сталкерам и в условленное время будут ждать их возвращения, с подкреплением или без. Обговорив все детали предстоящих дел, разошлись в спальные помещения уже глубоко за полночь. Уже лёжа на панцирных кроватях, сдвинутых голова к голове, Роман спросил засыпающего Павла.

— Слышь, Паша! Думаешь, выгорит наша затея с подкреплением?

— Кто его знает, Ромыч… — зевая ответил Першинг. — Думаю, выгорит. Завтра увидим. Жалко только кубышку свою придётся этим живоглотам отдать, под одни обещания они не поведутся. Ну, а не выгорит, всё же лучше, чем ходить здесь по базе банки ногами пинать… Так хоть развеемся напоследок… Да, Василий! Развеемся?

Излом, устроившийся на койке у соседней стены, громко хлюпнул носом.

— Дурак ты, Пашка… Вот во истину дурак и есть. Тута смерть лютая у порога шкребётся, аж промеж лопатков ломит, а он развеется… Вот и развеевайся, балаболка, покуда всего не развеет… а я тута побуду. Хучь три дня досыта пожру и шпирту выпью сколько в жисть не пил. Энто лучше, чем с тобой, оболтусом, последние минуточки в своей жисти разнешастной по Зоне, высунув язык бегать, да твоих дружков, поганцов алкогольских, на добрые дела настраивать. К тому жа, к техникам меня завтра Октябрь отвести обещал, по протезу… Можа хучь один день на двуях ноженьках прогуляюсь перед смертушкой.

— Ну тогда ладно… нога в запас дело серьёзное, — хохотнул Павел. — Ты у технарей, Вася, ещё хвост титановый с рогами попроси, в хозяйстве тоже штука полезная. Они, кстати, к ноге положены…

— Это ишо зачем, — не понял шутку Василий.

— Ну как же, Вася… Хвост для равновесия, когда убегать будешь, а рога, может где в кустах на них мозгов нацепляешь… шибко умным станешь и кобанчиков в зад подгонять можно… одни плюсы, куда не плюнь.

— Рома…Ты слыхал, как он над моей бедой издевается? Я бы в тебя шас плюнул, трепушина балобольская, да в Романа угодить боюсь.

— Хватит уже… спите. Завтра день тяжёлый, — улыбаясь в темноте над перебранкой своих друзей, проворчал Роман.

Проснулся он рано, стараясь как можно тише, чтобы не разбудить своих товарищей, вышел из спального помещения. По пути на улицу, ему попался спешащий куда-то Полковник.

— Не спится? — поздоровался он с Романом и, не останавливаясь, тем же спешным шагом проследовал в одно из дальних помещений подземного комплекса.

Время было ещё совсем ранее, но на территории базы и в длинных подземных коридорах уже во всю сновали люди, выполнявшие те или иные распоряжения… могло показаться, что спать ложились только он, Роман, и его команда. Отойдя в сторону от основных дверей, он пропустил несколько бойцов, вытаскивающих наружу очередной станковый пулемёт. Все готовились к неизбежно предстоящему генеральному сражению. Улица встретила Романа серым рассветом и холодным, наполненным предстоящим дождём, ветерком, не сулящим каких бы то ни было изменений в погоде на сегодняшний день. Закурив, Роман обдумывал предстоящую вылазку и все её возможные варианты, когда к нему подошёл Октябрь.

— Утро доброе… — сказал он и тоже достал сигарету.

— Утро добрым не бывает, — в ответ пошутил Роман, протянув зажигалку, которую держал в руке.

— Что думаешь…? Как господ Сталкеров уговаривать будешь?

— И об этом в том числе… но полагаю, что с этим у нас проблем великих не возникнет. Павел лишь с виду серая лошадка… В Сталкерской среде, насколько я успел заметить за время, которое мы с ним вместе провели, я не раз видел, каким серьёзным он пользуется авторитетом. Исключением можно считать только группировку Долг, ну и жулики конечно…

— Извини, Рома, но я об этом давным-давно в курсе. Мы с ним знакомы ещё с тех времён, когда он возглавлял группировку Свобода… Не лично, конечно. У нас тогда были со Свободой территориальные неувязки в районе Радара. Как командир он действовал очень грамотно, мы там много неплохих бойцов потеряли и нам даже пришлось разработать план по его физическому устранению, который я с своими людьми должен был осуществить, но потом всё кардинально изменилось. Он сам почему-то решил оставить управление своими силами на некоего Севу и, отстранившись от всех дел, просто пропал на несколько лет, соответственно и интерес к его персоне тоже пропал, а теперь вот видишь, как странно судьба распорядилась… Кто бы мог подумать, что Першинг… наш союзник, да ещё и за помощью нам готов к Свободе обратится.

— Я тоже немного слышал о его прошлых делах и то, что он к своим бывшим соплеменникам не лучшим образом относится меня немного удивляет… Но это его дело… Захочет — сам нам обо всём этом расскажет. Главное, что на фоне своей нелюбви к группировке, которую он сам когда-то создавал, он решил к ней обратится… Поверь мне, зная его… это дорогого стоит. Помимо Свободы мы хотим привлечь Вольных Сталкеров и Одиночек. Думаю, что это тоже должно сработать, так как они нам, можно сказать, слегка обязаны, к тому же местную валюту, в виде артефактов, в Зоне ещё никто не отменял, а этого добра у нас с Першингом, надеюсь, хватит, чтобы нанять небольшую армию. Не это меня беспокоит…

— Ну ты даёшь… Если всё, как ты говоришь, осуществимо, даже пусть наполовину, нам опасаться ничего. Оружия и боеприпасов у нас хватит на всех. Место нашей дислокации тоже лучше не придумать…

— Да я не об этом… Я думаю, есть ли у нас эти три дня, о которых Витя Планер говорил. Надо не исключать тот факт, что ему специально дали разговор услышать, зная о том, что он его обязательно до нас донесёт. Если это так, то нелегко вам тут до нашего возвращения придётся…

— Получится у вас всё, что вы затеяли или нет, конечно, имеет большое значение, ведь на кону поставлены жизни многих людей… но, по сути, с вами или без, мы уже сделали свой выбор. Быть пушечным мясом в забавах наставников, Призраков и ещё не Бог весть кого, нас не устраивает и решать, как распорядится собственной жизнью теперь будем только мы сами, а дальше… как Першинг вчера сказал, как карта ляжет. Так что делай Роман то, что положено делать… У тебя тоже миссия не на день рождения сходить. То, что ты нам вчера рассказал меняет все приоритеты, и надо во чтобы то не стало тебе попасть в то место, где ты сможешь уничтожить артефакт, не дав этим ублюдкам выполнять функцию кровавых Богов, пусть даже в нашем, не таком правильном в смысле, пацифизма мире. Вот ещё что… Если вдруг со мной что-нибудь случится, то хочу, чтобы ты знал… Как бы там не повернулось колесо фортуны, я буду тебя считать своим другом до конца, а теперь извини, побегу, дел ещё ворох… так что попрощаться, наверное, не сумею, — и, крепко пожав руку, поспешил к блок посту.

Роман посмотрел на часы. Время было около семи часов утра.

— Пора этих лежебок будить, — подумал он и направился в сторону спальных помещений, но, войдя в бокс, увидел, что все уже на ногах и Першинг, пользуясь своей верной спутницей спиртовой горелкой, уже сварил кофе, наполнив комнату приятным ароматом. Отсутствие Селина Романа не удивило, он, пользуясь своим статусом не совсем физической сущности, мог исчезать и появляться тогда, когда сам это считал нужным. Василий, сидящий на кровати у стены, с унылым видом на физиономии, раскачивался из стороны в сторону.

— Пашка…! Можа ну её, ногу энту, я ужо и без её обходится попривык… Можа я тоже с вами… а?

— Нет, Вася… В этот раз мы без тебя управимся, а от ноги чего отказываться… когда ещё такая возможность представится. Я серьёзно говорю… ну и промежножник за одно себе закажи.

— Тфу… дурак ты, Пашка… Страмец, одно слово. Я об тебе переживаю, так сказать. Вдруг опять на вояк нарвётеся…

— Учитывая, как ты в прошлый раз нас от вояк спасал… нет уж, увольте… как-нибудь сами.

— Ну и чё… закимарил чуток, вот промашка и вышла, к тому жа, сидишь ты сейчас передо мной, рожа твоя не благодарная, живой и здоровый. Так что неча вспоминать об чём ужо все давно позабыть успели.

Слушая Василия, Роман только теперь вспомнил, что абсолютно забыл в круговерти событий, случившихся с ним о том, что есть ещё одна грозная сила, располагающая бронетехникой и вертолётами. Это военные… и чью сторону они займут, вопросов не возникало. Роман уже имел неприятный опыт прочувствовать это на себе. Всё это в купе усугубляло и без того не лучшее положение дел, и весь план, разработанный на совете, может не стоить и ломанного гроша. Что-либо изменить уже не представлялось возможным, но о том, что им всем грозит он должен предупредить Октября. После долгих уговоров, Василия всё-таки убедили остаться на базе, объяснив ему это тем, что не все Сталкеры готовы будут дружелюбно общаться с изломом, и по обыкновению предпочтут сначала стрелять, а потом уже разбираться, кто хороший, а кто плохой и времени на всё это у Першинга и Романа не будет. Видно было, что Василия подобные объяснения не особенно убедили, но спорить он больше не стал, демонстративно выйдя из бокса, громко хлопнув дверью. Время работало против них, поэтому быстро позавтракав и собрав всё необходимое в дорогу, они как когда-то, вдвоём двинулись в путь. Зайдя в бокс, служивший теперь штабом, Роман, и не застав там Октября, отыскал Полковника, сообщив ему неприятную новость о военных. Эта весть, казалось, его не особо удивила.

— Семи смертям не бывать, а одной не избежать, — сказал он. — Не переживай, Роман, справимся… но что предупредил, всё равно спасибо. Выставим несколько пулемётов в зенитном положении, БМП и БТРы через минные поля не пройдут, а пехота из них никакая… Никогда не думал, что так скажу… сам ведь из военных в прошлом.

Попрощавшись с Полковником, используя единственный тайный проход сквозь минный лабиринт, они добрались до края Поля призраков. Обладая приобретённым даром, усиленным воздействием артефактов, видеть аномалии, Роман спокойно лавировал между ними, ведя за собой, по только ему видимой тропе, Павла, сократив обычный долгий, опасный переход до десяти минут. Лишь оказавшись на другой стороне поля, Першинг, утирая обильно выступивший на лбу пот, сказал.

— Ты, Ромыч, в следующий раз потише, а то несёшься как сохатый по буреломам. Я едва успевал твои перуеты повторять, а запнулся бы? И всё… одна нога от другой валялись бы сейчас на разных концах этой полюшки…

От основной Сталкерской тропы, бравшей начало у старого дуба, они почти не отклонились и пару минут спустя, быстрым шагом, уже двигались по ней.

— Ты чего всё по сторонам зыркаешь? — заметив волнение Романа, спросил Першинг.

— Да вот всё думаю… как бы нам на моего старого знакомого не нарваться.

— А старый знакомый это у нас кто?

— Старый знакомый у нас, Паша, это здоровенный Кровосос. Я его тут пару раз после охоты встречал…

— Ну тебя же он не тронул? — как-то совсем неуверенно промямлил Павел.

— В том то и речь… Меня он не тронул, а вот насчёт тебя… я большой вопрос имею.

— Час от часу не легче… Мог бы и промолчать. Один хрен, если он что-то задумает, всё равно шансов ему помешать практически не будет, — проворчал Павел, передёргивая автоматный затвор.

К их большому удовольствию, встреча с Кровососом не произошла и они, спокойно миновав опасный участок, вышли к месту, где впервые встретились, с названием Сталкерская стоянка.

— Теперь можно и передохнуть чуток, — скидывая с затёкших плеч рюкзак, сказал Першинг, и уселся на одну из лавок, стоявших у кучи углей, бывших когда-то костром.

Роман, в отличии от Павла, совсем не устал, но спорить не стал и расположился на лавке напротив. Костёр разжигать не стали и, воспользовавшись спиртовкой Першинга, наскоро сварив кофе, решили скорректировать дальнейшие действия. Выпив по две чашки и выкурив по несколько сигарет, пришли к следующему решению. Так как место, где они сейчас остановились находилось на развилке дорог к базе Свободы и Проклятому месту у старого дуба, они, в целях экономии времени, решили разделится. Павел должен был направится на базу Свободы, уверенный в том, что там, учитывая его прошлые заслуги перед группировкой, выслушают и, наверняка, не откажут в помощи. Роман пойдёт к месту перехода у проклятого дуба. По пути зайдёт к вольным Сталкерам на блокпост у Барахолки, где за старшего теперь Саня Арбалет, с которым Роман уже знаком, оказав им весьма значительную помощь, выбив с блок поста бандитов и тоже, наверняка, не откажет в помощи. После этого он должен отправится во временной портал, попасть в тридцать девятый год, где найдёт Алису и уничтожит один из артефактов «Слеза Циклопа», тем самым сведя все усилия Призраков на нет. Вернувшись назад в Зону, присоединится к отряду Свободы и Вольных Сталкеров здесь, на стоянке, ровно через два дня. Ещё раз обговорив детали предстоящего предприятия, крепко, по-мужски обнявшись, каждый отправился своим путём. К обеду погода, не сулящая ничего хорошего, заметно улучшилась. Сквозь редкую дымку облаков начало пробиваться не яркое по-осеннему солнце. Настроение Романа, не смотря на смертельную опасность, нависшую над ним и всей Зоной, было приподнятым. Он приближался к завершению своего, такого долгого и, порой, как ему казалось непреодолимого пути к тому, чтобы вернуть своё утраченное счастье быть с любимой и выглянувшее солнце, казалось, радуется вместе с ним. Миновав старый хутор стороной, он, вскоре, вышел недалеко от блокпоста и ещё издали приметил возвышавшуюся над остальными фигуру Сани Арбалета. Тот по статусу его теперешнего положения, отчитывал за что-то двух бойцов, охранявших шлагбаум, и его приход оказался полной неожиданностью, но рассмотрев лицо подошедшего, Саня широко улыбнулся.

— Надо же, кто к нам заглянуть решил… Очень рад тебя видеть Корсак… Какими судьбами к нам? На Барахолку или так, мимо пробегал?

— И тебе, Саня, здравствуй, — тоже улыбнулся Роман. — Только вот, не на Барахолку я, и не мимо пробегал, а шёл по твою душу… Дело у меня к тебе серьёзное.

— Ну если дело… то тогда пойдём, побеседуем, а с вами… оболтусы, я ещё не закончил, — погрозив кулаком провинившимся в чём-то подчинённым, пригрозил Арбалет.

— Что они у тебя натворили?

— Да так… Ерунда… не обращай внимания. Разборки местного значения… Представляешь, прихожу, а они дрыхнут на посту как сурки… Тоже мне, охрана. Так вот и живём, но ты ведь не затем ко мне пришёл, чтобы моё нытьё выслушивать? Говори, что стряслось.

— Тут ты, Саня, прав, не за этим. Не буду плавать вокруг, да около… Намечается большая война и затронет она всех, включая и вас.

— Что, Бандюки опять голову поднимают?

— Если бы… Всё гораздо хуже, — и Роман подробно, насколько это было возможно, рассказал Арбалету о нынешнем положение дел. Тот, внимательно выслушав Романа, не задумываясь ответил.

— Речи нет… Мы, конечно, с вами. Помощь окажем, какая бы не была её цена. Вояки-то у нас сам видишь какие, но думаю под правильным руководством и вооружении от нас толк, хоть не великий, но всё же будет. Я сейчас тут маленько порядок наведу и сразу же на нашу базу, мужиков собирать. К вечеру с пол сотни, думаю, наберётся, а раз время ещё немного позволяет, то и на Кордон гонцов отправлю… Там тоже десятка два, думаю, не откажут. Мы, Вольные Сталкеры, и Одиночки, конечно, к военным делам по стольку поскольку… но в Зоне выживать умеем, а тут сам знаешь, всякое бывает. Одним словом, не переживай… в грязь лицом не ударим. Ты сам-то сейчас куда? Со мной или ещё кого позвать хочешь?

— Да, Саня… ты уж извини. Придётся тебе самому всё это дело здесь организовать, а мне надо ещё одно дело успеть закончить, пока вся эта карусель не началась.

— Карусель, говоришь… Это точно, — согласился Арбалет. — Ну тогда давай на ней через пару дней как следует прокатимся.

На улице вечерело. Роман, подминая ногами опавшую листву на едва различимой тропке, шёл по лесу, с каждым шагом приближаясь к дубу великану, под кроной которого расположился переход в другой, совсем непохожий на этот, мир. Он с замиранием сердца думал о том, что его там ожидает. Последний его визит в старый дом оставил слишком горькие воспоминания, где ему пришлось хоронить Алису и своего верного спутника псевдопса Барбоса. Роман намеренно обошёл дом немного стороной, чтобы не видеть могилу, в которую он сам их похоронил, и вскоре уже стоял возле дуба великана. Достав оба артефакта «Слеза Циклопа», он ощутил в руках едва заметную пульсацию. Они начали излучать слабый свет. Чем ближе он их подносил друг к другу, тем ярче он становился. Плечо, с внедрённым в него вместе с татуировкой веществом, начало покалывать. Наконец решившись, Роман соединил их вместе и шагнул в место, служившее переходом. Ослепительная вспышка затмила его разум. Роман в ней просто растворился, разрушенный на атомы, несущиеся сквозь великое нечто… являющееся проматерью всего сущего в миллиардах миров и их бесчисленных повторений. Подобное ощущение каждому человеку позволено в качестве дара увидеть лишь единожды, в момент его смерти, и поэтому никто не может рассказать о красоте и ужасе этой великой тайны, унося весь этот восторг увиденного с собой в иной мир. Роман медленно приходил в себя. Шум в голове приглушал все звуки, такое случается при лёгкой контузии… Другого сравнения он придумать не смог. Что-то липкое и мокрое елозило по его лицу, но это явно не было тряпкой. Роман, собравшись с силами, открыл глаза. Его голова находилась между передних лап здоровенного пса, а то, что он ощутил на своём лице, был слюнявый язык, которым его этот пёс облизывал. Сомнений не было… Над ним стоял Барбос.

— Фу… Псина… перестань, — хриплым голосом попытался Роман отогнать собаку.

Тот, услышав голос, ещё раз прошёлся языком по лицу и, взвизгнув, бросился к дому. После полученной процедуры, Роман окончательно пришёл в себя и, ощущая лёгкое головокружение, сумел сесть, опёршись спиной о ствол дерева. Роман осмотрел поляну. Дуба, где он похоронил Алису, не было, как и могилы. В вечерних лучах заходящего солнца, отбрасывая от жёлтых деревянных стен мягкие блики, красовался добротный дом.

— Барбос… да что с тобой? — услышал Роман знакомый голос. На открытой веранде показалась женская фигура.

— Перестань себя так вести, — более строгим голосом сказала женщина, удивлённая поведением собаки.

Барбос, игнорируя недовольство Алисы, продолжал громко повизгивать и оттеснять её от двери в дом, куда она уже хотела вернутся.

— Ну хорошо… — наконец смерилась она, — Пойдём, сходим… посмотрим… но, если там опять окажется какой-нибудь ёжик или заяц, ты, лохматый проказник, будешь наказан. Ты понимаешь, что нельзя меня так разыгрывать? — и, в сопровождении скачущего во круг Барбоса, Алиса пошла к старому дубу. Увидеть в вечерних сумерках прислонившегося к дереву человека непростая задача, поэтому не удивительно, что Роман оказался не замеченным. — Опять меня обманул? Вредный ты, пёс, — в сердцах сказала она и, вдруг, заметила силуэт человека у дерева. — Вы кто? — испуганно спросила она, зайдя за Барбоса…

— Ну уж точно не ёжик… Здравствуй… Алиса… Я вернулся.

— Ты…? — в её голосе смешались испуг, мольба и сомнение.

Алиса медленно подошла к Роману, не отрывая взгляд от его лица, словно боясь, что это лишь наваждение, и оно, стоит ей отвести глаза в сторону, непременно исчезнет. Лишь подойдя вплотную и положив руку на его голову, тихо прошептала.

— Это и в правду ты… — и, тихо заплакав, опустилась на колени рядом с ним.

Роман нежно обнял свою любимую. По его щекам тоже текли слёзы. Он и не помнил, когда с ним подобное случалось, но сейчас абсолютно этого не стеснялся. Встав, он очень бережно, словно ребёнка, поднял Алису на руки.

— Всё, родная… Теперь мы вместе, — и понёс прижавшуюся и всё ещё всхлипывающую женщину к дому.

Любовь, словно машина времени, ускоряющая минуты счастья до мгновений, тогда, когда два любящих сердца хотят растянуть это время на целую вечность. Утреннее солнце робко осветило спальню сквозь открытое окно. Лёгкий ветерок, покачивая занавески, нёс сладкий запах полевых цветов.

— Хорошо-то как, — подумал Роман и поцеловал, гладившую его лицо, ладонь Алисы.

Уставшая, но счастливая от любви, она, приподнявшись на локтях, потёрлась носом о его щёку.

— Больше я тебя никуда не отпущу…

— Не возражаю, ваше Величество, — слукавил Роман, помня о том, что завтра состоится решающая битва, в которой он не может бросить своих товарищей, и что бы там не произошло, он будет сражаться как никогда до этого, за всё то, что для него так дорого… и проиграть этот бой он просто не имеет права, но это будет завтра… а сейчас он просто счастлив. Утренний чай с неповторимым вкусом разнотравий и приправленный мёдом, в открытой веранде дома окончательно взбодрил Романа. Алиса, сидя в плетённом кресле напротив, накинув на ноги шерстяной плед, слушала его рассказ о его долгом путешествии. Барбос, словно дог с манерами английских лордов, важно возлежал возле ног хозяина.

— Ты представляешь, — продолжил рассказывать Роман. — Появился у меня приятель… домовой… Самый настоящий домовой… Селином его зовут. Собирался сюда со мной, но куда-то пропал.

— Да ну тебя, Ромка… — засмеялась Алиса. — Пользуешься моей наивностью… Домовых не бывает…

До этого лежавший спокойно Барбос, вскочил на лапы и, оскалив пасть, зло зарычал, уставившись куда-то в угол. Словно из неоткуда возникло серое облачко, из которого материализовался Селин в обличии старичка.

— Вы уж простите меня великодушно, я бы раньше вам показался, но не идти же мне к вам в спальню. К тому же, надо было хозяйство осмотреть… и округу…

Замешательство на лице Алисы от неожиданного появления домового при упоминании спальни, сменилось румянцем. Заметив это, Селин весело улыбнулся.

— Не переживайте, хозяйка… Я подобных глупостей по опочевальням любопытствовать не имею, а так тут просто славно… Мне пондравилось…

Инцидент был завершён общим смехом и лишь Барбос всё ещё ворчал, внимательно наблюдая за новым постояльцем, с наслаждением, уплетающим мёд.

— Соврал ты мне Рома…! — зачерпывая очередную ложку, примирительно проворчал домовой.

— Это где же ты меня во лжи уличил? — всё ещё посмеиваясь, поинтересовался Роман.

— Ну как же… Говорил хозяйства нет, лошадок…

— Откуда же им тут взяться? Если, конечно, пчёлы в лошадок не превратились.

— Ну ладно, будем считать, это мне вроде как суприз… а лошадки славные… Мне одна шибко пондравилась, пегонькая токая… Да и пшеничку в скорости уже убирать придётся, колос-то уже налился… аж звенит…

— Уж не болен ли ты? — всерьёз заволновался Роман. — Какие лошадки? Какая пшеничка? Мы находимся во временной аномалии, если тебе это о чём-то говорит, и все её границы можно, практически, увидеть из этого дома.

— Вот Фома неверующий, — начал уже сердится Селин. — Я тебе говорю, что прямо за прудком поле начинается пшеничное, а у края поля, на поляне кони ходят. Иди вот и сам посмотри…

Роман понял, что Селин не шутит и это обстоятельство его всерьёз озадачило.

— Ладно… допивайте чай, а я быстро схожу посмотрю, что там за лошадки у нас объявились, — накинув разгрузочный жилет и прихватив автомат, он заметил встревоженный взгляд Алисы. — Это я так… на всякий случай, — и поспешил к пруду.

То место за прудом, о котором говорил домовой, в недавнюю бытность выглядело как матовая стена, за которой не было видно ничего. Теперь всё в корне изменилось. Насколько хватало взгляда, перед Романом расстелилось пшеничное поле, а на краю, в леске, которого тоже раньше не было, паслись, мирно пофыркивая, несколько лошадей. Роман сначала услышал и лишь потом разглядел маленькие точки, едущей в их сторону прямо через поле, техники. Отстегнув с разгрузки цифровой бинокль, Роман, выставив максимальное приближение, посмотрел в сторону движущихся точек. То, что он увидел, не вписывалось ни в какое объяснение. Сминая спелую пшеницу гусеницами, прямо в их сторону ехали танки.

— Да быть такого не может, — сам себе сказал он и снова посмотрел в бинокль.

Зрелище, представшее его взору, словно сошло с экрана кинотеатра. Поднимая лёгкие клубы пыли, широкой лавиной ехали немецкие танки времён второй мировой с десантом пехоты на бортах, одетых в серые мундиры и каски. Роман поспешил к дому, хаотично размышляя как это могло случится. Сопоставив все известные ему факты, он на конец понял, что произошло. Добежав до крыльца, на немой вопрос Алисы он спросил.

— В каком месте твой дед нашёл эту аномалию?

— Точно не знаю, — растерянно ответила она. — Он что-то говорил про Польшу. Да, точно, это западная Польша. Дед ещё радовался, что здесь климат более мягкий… а что случилось?

— Число сегодня какое?

— Как и всегда, первое сентября 1939. Да что случилось, Роман?

— Если быть кратким… ты уж прости за мой салдафонский… Случилось полное дерьмо, и мы в самом его эпицентре. Сегодня война началась… Вторая Мировая, в которой наш народ потеряет около тридцати миллионов своих граждан. Немцы вторглись на территорию Польши, где мы сейчас и находимся, а господа фашисты на танках к нам на чай с мёдом в гости едут.

— Но этого не может быть. Мы защищены аномалией. Тут, если ты помнишь, каждый божий день первое сентября 1939 года, но фашисты на чай не заезжали.

— В том то и беда, что аномалия каким-то образом пропала и мы на пути танковой колонны. Вариантов у нас немного, точнее, всего один… И, знаешь, я, по-моему, догадываюсь почему так произошло, но об этом позже поговорим, а сейчас у нас в запасе на всё про всё, не больше пятнадцати минут.

Алиса вовсе растеряла былое самообладание.

— Что же нам делать?

— Прежде всего, нам надо решить…Точнее, тебе надо решить… Мы можем разрушить один из артефактов «Слеза Циклопа» и аномалия закроет нас от внешнего мира. Мы останемся запертыми во временном пузыре. Как вариант, один сможет его потом покинуть, но не имея второго артефакта не сможет вернуться в него назад. Я уже это испытал на себе. И ещё… ты можешь вместе со мной уйти из этой аномалии в Зону Отчуждения, где я разрушу артефакт, об этом меня просил твой дед Саватей, видимо, знавший, что такая ситуация должна произойти. Тем самым, я запечатаю это место навсегда, не дав возможность его, твоего деда, и моим врагам, пользоваться переходом, пополняя свои ряды фашистскими ублюдками из прошлого.

— О чём тут думать, — возмутилась Алиса. — Мы немедленно уходим в Зону.

— Милая… не так всё просто… Там, в Зоне, тоже начинается страшная война и кто в ней сможет победить пока не известно, и, к тому же, Зона Отчуждения это не Польша в бархатный сезон.

— Ромка… не болтай глупости, — рассерженным тоном оборвала его Алиса. — Мы уходим и это не обсуждается… Я вот только кое-какие вещи заберу, мне пяти минут хватит, — и быстро ушла в дом.

Больше остальных, расстроенным казался Селин.

— Эх, жалко такой домик бросать… И пчёлки… Мёд…

Вскоре, на пороге появилась Алиса, одетая в лёгкий комбинезон, используемый для научных работ в условиях Зоны, с небольшим ранцем на плечах.

— Всё, ребята, я готова.

— Вы идите… Я сейчас вас догоню, — подмигнув Селену, сказал Роман.

В этот раз удача была на их стороне. Уже подходя к месту перехода у старого дуба, они увидели, как прямо к дому подъехал открытый бронетранспортёр с дюжиной гогочущих фашистов. Покинув машину, они, не церемонясь, повалив на бок стоявший на веранде стол, вломились в дом на правах полных хозяев.

— Вот она… Исключительная нация… твою-то мать, — не сдержался Роман. Гогот великих завоевателей, прервался с мощным взрывом растяжки, установленной при входе. — Вот теперь порядок… — довольный делом рук, своих сказал Роман. — Глядишь, под Сталинградом меньше на несколько паршивцев будет.

Не обращая внимание на хаос, творящийся в рядах фашистов, вытаскивающих своих убитых и раненых из дома, они спокойно дошли до нужного места. Роман отдал один из артефактов Алисе, оставив второй у себя в руке. Положив ладонь на широкий лоб Барбоса, он спросил.

— Ты готова? Пора…

Алиса улыбнулась и решительно соединила камни вместе. Они растворились в яркой вспышке, принятой фашистами за очередной взрыв и открывших беспорядочную стрельбу в то место, где только что стояли люди.

Зона встретила Алису и Романа холодным осенним дождём и пронизывающим ветром. Единственным местом, где они могли укрыться от непогоды, был всё тот же их дом, только много лет спустя. Алиса с интересом рассматривала произошедшие в нём изменения. Наконец, завершив свою визуальную инспекцию, сказала.

— Домик наш постарел немного, но выглядит ещё молодцом и при наличии времени и желания… а этого теперь, я так полагаю, в достатке, мы эту проблему решим. Так что… дом, милый дом… а где, кстати, Селин?

После упоминания имени, рядом с Алисой, в своей манере являться ниоткуда, появился Домовой.

— Тут я… Куда же я от вас денусь, — оптимизма на его лице, в отличии от Алисы, было куда меньше, но видя её приподнятое настроение, вскоре, тоже широко улыбался, довольный тем, что его советы по обустройству и ремонту дома Алиса внимательно выслушивает.

В отличии от людей и домового, Барбоса устройство быта нисколько не беспокоило и он, попав в родные для его не совсем собачей натуры, места, поспешил наведаться по только ему известным адресам. Открыв убежище в подвале, Алиса с Романом переоделись в сухую одежду и, сварив крепкий кофе, устроились за столом в бывшем кабинете Саватея.

— О чём ты думаешь, Рома? — пододвигая ему чашку спросила Алиса.

— Только о хорошем… исключительно хорошем, — отшутился Роман.

Сверху в доме послышался громкий шум, опрокидываемых вещей вперемешку со злобным рычанием Барбоса. Он явно с кем-то вступил в схватку.

— Там что-то случилось? — вскрикнула Алиса, вскакивая, сбив со стола чашку.

— Будь здесь, закрой дверь и никому не открывай… Я сейчас всё выясню.

Роман подхватил автомат, стоявший у стола, и поспешил на звуки борьбы. Выбегая из подвала, он услышал два выстрела и рёв Барбоса, перешедший в хрип. Заметив тень, сместившуюся за деревянную перегородку стены, он, не задумываясь, дал по перегородке длинной очередью. Из-за неё лицом вперёд выпал человек в экипировке наёмника. Роман, укрывшись за соседней стеной, прислушался. Кроме хрипов из того места, где лежал Барбос, ничего не было слышно. Держа автомат на изготовку, он вышел из-за стены и подошёл к своему псу. Барбос, умирая, продолжал крепко сжимать своими мощными челюстями плечо, прижатого к стене врага, держащего в руке пистолет. Оттолкнув пистолет ногой, Роман ударом кулака, в который вложил всю свою злость, свалил сидящего на бок. Барбос, посмотрев на хозяина, жалобно заскулил и, ткнувшись носом в колено, как он это всегда делал, глубоко вздохнул и испустил дух. За спиной Роман услышал шорох и, оборачиваясь, едва не нажал на курок, остановив палец в последнее мгновение. Прямо за ним с бледным, перепуганным лицом, стояла Алиса.

— Господи… Рома, что здесь произошло? — но, увидев страшную гримасу злости, исказившую его лицо, отшатнулась назад.

Роман, убрав трясущийся палец с курка автомата, чужим грубым голосом крикнул.

— Дура… Я ведь тебя убить мог…

В испуганных глазах женщины блеснули слёзы.

— Я просто хотела тебе помочь… Мне было страшно… И сейчас страшно…

— Правильно, что вам страшно, — услышал Роман голос за своей спиной. — Повернёшься — я сразу стреляю, — и Роман услышал характерный щелчок взведённого пистолетного курка.

Голос принадлежал пришедшему в себя наёмнику.

— Не думали мы, что ты столько проблем нам создашь… Теперь всё кончено… Я знаю, что скоро умру… Твой пёс задел мне артерию, но и ты отправишься вслед за мной и, чтобы ты там себе не вообразил… пусть даже такой большой ценой, которую нам пришлось заплатить, ты выполнил то, ради чего был сюда нами послан. Ты очередная версия нашей игры… Если хочешь, то ты просто новый мод, назовём его, скажем, Тропами Призраков, и теперь желающих попасть в наш мир прибавится в разы. Это от тебя и требовалось, хочешь ты или нет. Всё остальное не имеет значения… Для людей, живущих в твоём мире, мы только персонажи очередной игры, но мы-то с тобой знаем, что это не так… Ты согласен со мной, Призрак Лис?

Роман понимал, что Алису тоже не оставят в живых и вопреки ожиданиям норвега, стараясь её закрыть своим телом от пуль, резко повернулся и нажал на спусковой крючок автомата. Он видел, как от стены отлетели несколько щепок, остальные пули попали в нужную ему цель. Наёмник тоже успел сделать выстрел и Роман, почувствовав удар в голову, провалился в темноту.

Сознание медленно возвращалось с громкими голосами, знакомым хохотом и жуткой головной болью

— Ромка… Просыпайся. Время скоро обед. Ну вы с дедом вчера накидались… Я вот тебе аспирин принёс… какой-то модный от наших друзей. Они тоже сутра маялись, но говорят, что эта штука отлично помогает. Вставай-вставай… За нами, чтобы нас в Припять увести, скоро машина приедет.

Роман медленно открыл глаза. Возле кровати, на которой он лежал, стоял Борька Корастилёв со стаканом в руке.

— Очухался? Ну и отлично… Пей своё лекарство и пошли завтракать.

Из соседней комнаты слышался громкий смех и голос Саватея, рассказывающего какую-то байку. Всё ещё не понимая, что с ним происходит, Роман, принимая стакан в свои руки, посмотрел на Бориса.

— Ты же ведь в Свободе должен быть…

Удивление Борьки сменилось смехом.

— Ты про игру СТАЛКЕР? Ну да, я за их группировку играю… Думал, тебе это неинтересно. Прикинь… они новый мод к ней разработали… Графика потрясная. Я так пробежался по ней, на скорую. Представляешь, в ней один Сталкер есть, так его лицо, словно с твоей рожи списано, и зовут его, кстати, тоже Лис… Бывает же такое… Ну ладно, пей свой лечебное пойло и выползай на свет божий, деньги просто так никто не платит.

Роман, выпив содержимое стакана, через несколько минут действительно почувствовал себя гораздо лучше и, поднявшись, вышел в соседнюю комнату. Он был почти не удивлён, увидев в компании, которую они с Борисом должны сопровождать в Припять, Олсона радушно протянувшего ему руку, и других персонажей, с которыми у него были связаны не самые лучшие воспоминания. Саватей выглядел приветливым хозяином, от всей души довольный своими гостями и, подливая мёд в опустевшую тарелку, без умолку рассказывал смешные истории о туристах, приезжавших в эти места. Заметив вошедшего Романа, Саватей широко развёл руки.

— Ну здравствуй, друг сердечный. Вот согласись Рома… не умеют друзья наши скандинавские, как мы, славяне, гулять… Чуть хлебнули медовушки и спать… То ли дело мы с тобой. Считай, до петухов прображничали. Ох, да я вижу, худо тебе? На-ка вот, чаёк с медком выпей… в раз полегчает.

Допивая предложенный ему Саватеем чай, Роман всё размышлял о том, что с ним произошло и никак не мог поверить, что это всего лишь сон, приснившийся ему этой ночью, настолько он был реален, но факты говорили об обратном. Всё происходило так, как и должно было происходить. Он с Борисом по договорённости приехал провести для норвегов экскурсию по Припяти. Вскоре, подъехала машина и вся группа, предвкушая интересное путешествие, шумно занялась погрузкой. Выбрав момент, Роман подошёл к Саватею. Тот, прищурившись, поинтересовался.

— Ну что, милок, полегчало?

— Не знаю, — честно ответил Роман. — Слушай, Саватей… у тебя внучка есть… Алиса?

— Да что ты… нет у меня никого. Один я тут, живу с самой аварии, а ты к чему спросил?

— Сам уже не знаю, — окончательно приняв горькую правду о том, что всё ему просто привиделось, ответил Роман и собрался садится в машину.

Саватей, всплеснув руками, достал из кармана рабочего халата небольшой бумажный свёрток.

— Чуть не забыл совсем, старый дурак. На-ко, вот тебе. В город приедешь — выпьешь. Там баночка с настойкой на меду, да яблочко закусить.

— Ни к чему это, — попытался отказаться Роман, но прочитав во взгляде старика стальное упрямство, нехотя принял свёрток.

До города доехали быстро и, пройдя обычный рутинный контроль, въехали на его территорию. Забрав привезённые рюкзаки с оборудованием, группа двинулась в сторону заброшенных районов. Роман, проходя по улицам, ловил себя на мысли, что знает здесь почти каждый дом. Норвежцы хотели осмотреть известную городскую достопримечательность, Чёртово колесо, и Роман повёл их к центру. Путь шёл мимо здания почты. Роман, сославшись, что ему надо немного передохнуть, отправил группу вперёд, решив заглянуть в это заброшенное здание, чтобы окончательно развеять все свои сомнения. По знакомому, непонятно почему, коридору, он прошёл в одну из комнат. На полу валялся почтовый ящик с облезшим гербом Советского союза. Роман, испытывая нахлынувшее волнение, присел на него как уже делал это не единожды и закурил. Первое, что он ощутил, это лёгкое покалывание на своём плече с татуировкой СТАЛКЕР.

— Вот теперь и выпить не грех, — ещё больше разволновавшись подумал он, доставая свёрток, полученный от Саватея.

В плотной бумаге действительно была небольшая банка с медовухой, но вместо яблока под ней, он увидел то, чего, казалось, не может быть. Это был артефакт «Слеза Циклопа». На листе бумаги, в которой он был завёрнут, была надпись всего из двух слов… «Спаси Алису».

— Ну, старый хитрец… всех провёл, — взяв в руку артефакт, Роман увидел, что он начинает светиться в такт каждому удару его сердца. Яркость свечения стала резко возрастать, как и боль в его плече, но зная, что за этим всем произойдёт, Роман радовался этой боли. Подняв артефакт в сжатом кулаке, он погрозил невидимым врагам. — Знайте… Сидящие в своей Валлхале, Божки, мы, люди, не пешки в ваших играх, и я, простой человек, намерен вам это доказать.

Последние слова растворились в яркой вспышке. Оставив в комнате лежать лишь немого свидетеля в виде почтового ящика с облезшим гербом Советского союза.