С запутанным клубком

1. ХОРОШЕНЬКИЙ МАЛЬЧИК

У Ниобы, самой красивой женщины своего поколения, были волосы цвета гречишного меда, глаза словно небо туманного летнего утра и фигура, которую легче представить, чем описать. Однако и у нее имелись незначительные недостатки, например властная натура, воспитанная умением использовать свою красоту для того, чтобы всегда добиваться желаемого.

— Но, отец! — мягко запротестовала Ниоба. — Седрику Кафтану шестнадцать лет, а мне двадцать один! Я никак не могу стать его женой!

Старый Шон успокаивающе поднял руку:

— Некоторые реки труднее перейти, чем другие, иные лодки кажутся совсем маленькими. Для Ирландии и всего мира наступили нелегкие времена, дочь моя. Седрик из прекрасной семьи фермеров и ученых, а они заботятся о своих отпрысках. Его возраст не имеет значения.

— Не имеет значения! — фыркнула Ниоба. — Да он же еще ребенок! Отец, ты неправильно поступаешь со мной, заставляя выйти замуж за мальчишку!

Шон сжал зубы. Для него была характерна властность патриарха, однако отец Ниобы предпочитал жить со всеми в гармонии.

— Дочь моя, я не сделал тебе ничего плохого. Седрик действительно молод, но он растет. Когда меня не станет, он будет достоин тебя.

— Пусть он будет достоин какого-нибудь маленького ничтожества одного с ним возраста! Я отказываюсь смириться с таким неуважением!

Глаза девушки засверкали от гнева, их свет стал таким интенсивным, точно небосвод в полдень.

Шон печально покачал головой, не равнодушный к обаянию дочери:

— Ниоба, ты самая красивая девушка в графстве, великолепно умеешь ткать, но, наверное, самая упрямая! Дважды ты уже отклоняла прекрасные предложения, и я проявил слабость, соглашаясь с тобой. Ты становишься неприлично старой для девушки.

Это потрясло Ниобу, однако она не сдавалась.

— Ну да! Толстый старый денежный мешок и уродливый аристократ! И ты называешь их хорошей партией?

— Над богатством не следует смеяться, как и над высоким происхождением. Ты вела бы очень приятную жизнь или благородную. Таких женихов не просто найти.

— Почему я не могу выйти за красивого, зрелого мужчину примерно двадцати пяти лет? — резко спросила Ниоба. — Зачем навязывать мне ребенка, который наверняка не способен отличить собственного носа от…

Взгляд Шона остановил Ниобу прежде, чем она успела зайти слишком далеко. Девушка могла противиться отцу лишь до определенного предела, как бы мягко он с ней ни разговаривал.

— Война отняла у нас всех достойных мужчин. Я не отдам тебя замуж за крестьянина! Ты не станешь женой человека, имеющего низкое социальное положение. Седрик из хорошей семьи и достаточно богат, благодаря полученному наследству, и…

— И он растет, — с возмущением закончила Ниоба. — А во мне начинает расти отвращение к одной только мысли о браке с ним! Я не стану выходить замуж за ребенка, и делу конец.

Но дело на этом, само собой, не закончилось. Шон твердо стоял на своем. Ниоба ярилась, умоляла и плакала — все напрасно. Она прекрасно умела плакать, потому что ее имя означает «слезы», но отец оставался глух к ее мольбам. Он решил, что брак должен быть заключен.

Так оно и случилось. Состоялась помолвка, потом свадьба — в начале лета, когда у жениха закончились занятия в школе. Все в соответствии с законом, однако Ниоба ничего не замечала: она была слишком раздосадована тем, что ей пришлось выйти замуж за такого молодого человека. Она даже не смотрела на жениха. Когда церемония завершилась, у него хватило ума даже не пытаться ее поцеловать.

В конце концов они оказались в коттедже, который достался Седрику по наследству. Дом стоял на большой поляне, недалеко от болота — довольно приятное место днем для тех, кто любит дикую природу, но жутковатое по ночам. Видимо, выбор пал на этот коттедж не случайно: предполагалось, что после наступления темноты новобрачным ничего не останется, как проводить время вместе. Прекрасная основа для возникновения романтического настроения.

Однако Ниоба легко противостояла подобным настроениям. Она заворачивала свое прелестное тело в роскошное стеганое одеяло — свадебный подарок — и отправлялась спать. Юный Седрик устраивался подле камина, откуда тянуло теплом догорающих дров. И по мере того как холод ночи становился все сильнее, каждый из них застывал в неподвижности на своем месте.

Так они провели первую брачную ночь, женщина и мальчик, в молчаливой изоляции. Утром Седрик встал, поворошил золу в камине и вышел облегчиться и принести дров. Ниоба проснулась от ударов топора — ее муж колол дрова. Эти звуки обрадовали ее, поскольку утренний воздух был достаточно холодным; теперь в комнате станет тепло.

А станет ли на самом деле? Ниоба вспомнила, что вчера камин так по-настоящему и не нагрел воздух в доме. Хорошая печка дает в шесть раз больше тепла при сжигании такого же количества дров. Здесь есть печка; Ниоба решила, что займется ею. Возможно, она и не гений, но Ниоба умела быть практичной, когда ей того хотелось. Кроме того, у нее должны быть теплые руки, чтобы успешно управлять ткацким станком.

Девушка надела жакет поверх ночной рубашки и направилась в туалет во дворе. Рядом с деревянным сиденьем она нашла старый, наполовину использованный каталог и ведро с золой. Прежде чем использовать очередную страничку, ее можно прочитать или просто посмотреть картинки. Тело очищается, а разум не остается без работы. Золу насыпают сверху, чтобы отбить неприятный запах — в камине всегда найдется новая порция. А потом получится отличный компост, который можно использовать в саду. Старомодная система, но хорошая: ничто не пропадает зря. И все же Ниоба предпочла бы современный городской туалет.

Через некоторое время, дрожа от холода, она вышла на воздух и остановилась посмотреть, как работает Седрик. Ему совсем не было холодно: работая, юноша согрелся, и Ниобе пришлось признать, что у него здорово получается; он ставил каждое полено на подставку и одним четким ударом топора раскалывал его на две части. Седрик был мальчиком — но уже большим мальчиком, и когда он взмахивал топором, Ниоба видела, что тело у него мускулистое и сильное. С каждым новым ударом светлые волосы, словно ореолом, окружали голову. Ниоба заметила, как сжимаются его челюсти. Действительно, хорошенький мальчик!

Седрик увидел Ниобу и остановился.

— Вы замерзли, мисс Ниоба, — сказал он с сильным провинциальным акцентом, который, как и формы Ниобы, легче вообразить, чем описать. — Вот, возьмите мою куртку, пока я буду переносить дрова в дом. Мне все равно жарко.

— Не называй меня мисс, — запротестовала она. — В конце концов, я твоя жена.

Ей совсем не хотелось это признавать, но отрицать сей факт не было никакой возможности. Замужество есть замужество.

Седрик удивился и немного помолчал.

— Конечно. Вы правы. Но знаете, мадам, мне совсем не хотелось так жениться; я ведь еще даже школу не закончил.

Могла бы и сама догадаться!

— Знаешь, это тоже не я придумала, — сказала Ниоба. — Во всяком случае, не…

— Не за невежественного ребенка! — закончил за нее Седрик с грустной усмешкой. — А теперь возьмите куртку, а то вы совсем замерзнете, мисс… о, мадам. — Он подошел к ней, протягивая куртку.

— Одну минутку, — промолвила Ниоба, полная решимости отстоять свою независимость даже в этом вопросе. — Такое впечатление, что ты чувствуешь себя гораздо лучше, чем я. Дай мне топор.

— Это никак не женская есть работа, мадам! Я буду рубить дрова.

— Просто: это не женская работа, — поправила Ниоба, раздраженная неправильным построением речи.

— Но я именно так и сказал! — Тут Седрик, смутившись, замолчал. — Ах, вы имеете в виду, что я неправильно говорю… Извините. Я всего лишь мальчишка из провинции, мадам. Сожалею, что вам пришлось связаться с…

— Что сделано, то сделано, Седрик, — твердо заявила Ниоба и отобрала у него топор, прекрасно понимая, что юноша не станет ей перечить — ведь она взрослая.

Ниоба поставила полено, взмахнула топором — и попала в самый край. Лезвие отскочило и вонзилось в землю рядом с ее правой ногой.

— О, мадам, пожалуйста… — встревоженно сказал Седрик.

— Нет, я могу! — упрямо возразила Ниоба и неуверенно размахнулась снова.

Седрик подскочил к ней:

— Не обижайтесь, мадам, разрешите вам помочь.

— Ты боишься, что я сломаю топор! — обвинила его Ниоба.

— Нет, мадам! Я боюсь, что вы отрубите себе палец, а мне бы совсем не хотелось, чтобы что-нибудь случилось с такой изящной ножкой.

Ниоба расслабилась. Его неуклюжая похвала оказалась эффективной.

— Уж точно! Мне ведь почти удалось, не так ли? Я только изучала деревья, мне никогда не приходилось раскалывать дров…

— Колоть дрова, мадам, — быстро поправил ее Седрик.

Ниоба рассмеялась:

— Конечно. Я говорю совсем не так, как следовало бы!

— О нет, вы говорите просто замечательно, мадам. Вот посмотрите, нужно взяться за рукоять и… — Седрик подошел к ней сзади и положил свои ладони сверху ее рук; они оказались мозолистыми и сильными, слишком большими для его тела.

«Интересно, — подумала она, — у мальчиков, как у щенков, слишком большие лапы. Если так, то Седрик должен вырасти в настоящего великана».

— Почему у тебя такие грубые руки, ведь твоя семья занимается наукой? — не подумав, выпалила Ниоба.

Седрик сразу отдернул руки.

— Ну, знаете, это из-за драк, — смущенно ответил он.

Драки. Понятно, мальчишка всегда остается мальчишкой.

— Здесь у нас вряд ли возникнет подходящий повод, — мягко заметила она.

— Да, конечно, да, — пробормотал он, шаркнув ногой.

— Ты показывал мне, как следует рубить дрова, — напомнила Ниоба, пожалев юношу.

Седрик поправил положение ее рук, показал, куда следует смотреть, и проделал вместе с ней все необходимые движения. Ниоба почувствовала немалую силу его рук и тела, когда он прикоснулся к ней; это ее удивило — ведь Седрик еще так молод.

На этот раз лезвие топора попало точно по центру полена, и оно раскололось на две равные части, которые даже не отлетели в сторону, поскольку удар не был слишком сильным.

Ниоба взялась за следующее полено самостоятельно, следуя указаниям Седрика. Ее удар пришелся почти в самый центр. В некотором роде она одержала победу. Скорее всего помогла координация, которая у нее появилась благодаря работе на ткацком станке; ей почти всегда удавалось поместить предмет туда, куда она хотела — если не приходилось иметь дело с чем-то слишком тяжелым.

Однако топор застрял в дереве. Ниоба попыталась вытащить его, но у нее ничего не вышло.

— Ничего страшного, нужно просто перевернуть его и ударить противоположной стороной, мадам, — посоветовал Седрик.

Она так и сделала, с трудом приподняв тяжелое полено, которое в конце концов раскололось на две половинки.

— Ой, получилось! — довольная, воскликнула Ниоба.

— Конечно, мадам, — согласился Седрик. — У вас талент.

— Не талент, а… — Тут Ниоба сообразила, что не хочет исправлять его речь; хорошей жене не следует так себя вести. — Вовсе нет! Я настоящая недотепа. Но это было так здорово!

Ниоба еще несколько минут рубила дрова и вскоре смогла скинуть жакет.

— Если бы я знала, как это приятно, — задыхаясь, проговорила она, — я бы давно научилась.

— Должен сказать, что вы отлично выглядите, когда это делаете, — заметил Седрик.

— Вот уж нет! — запротестовала довольная Ниоба.

— Да, я говорю правду. Вы очень красивая женщина.

— А ты хорошенький мальчик. Знаешь, я устала; пошли завтракать.

— Нет, я правда так думаю, мадам. Вы самая красивая женщина из всех, кого мне приходилось видеть, особенно когда вы так двигаетесь.

Ниоба посмотрела на себя. Она вся раскраснелась, немного задыхалась, а ночная рубашка прилипла к груди. Ее представления о женской красоте не слишком соответствовали такому виду, но все равно ей было приятно.

— А я считаю тебя настоящим красавчиком, Седрик. Молодой Адонис. Когда ты немного вырастешь, все девушки будут в тебя влюбляться. — Она замолчала, сообразив, что сказала глупость.

«Все девушки будут в тебя влюбляться». Он ведь уже женат — на ней. Ниоба почувствовала, как густо краснеет.

Седрик ничего не ответил. Он наклонился, взял большую охапку дров и понес ее в дом. Но Ниоба догадалась, что он смутился не меньше, чем она. Для совсем еще молодого и неискушенного человека ситуация, в которой они оказались, была такой же тяжелой, как и для нее.

— Седрик, я…

Но что тут скажешь? Лучше уж промолчать.

В доме она объяснила ему про плиту.

— Конечно, мадам, — охотно согласился он. — Мы пользуемся печкой зимой.

Оказалось, что Седрик прекрасно умеет с ней управляться — он позаботился о том, чтобы пепел не забил вентиляционных отверстий, передвинул дымовую заслонку в трубе а потом аккуратно засунул в топку бумагу и дрова.

— Холодную печку нужно растапливать понемногу, чтобы она не треснула.

Уже довольно скоро печь нагрелась, и Ниоба начала делать блины.

— Вы умеете готовить, мадам! — воскликнул Седрик, уплетая свою порцию. Как и всякий юноша его возраста, он отличался отменным аппетитом.

— Я женщина, — сухо ответила Ниоба.

— Да, конечно! — радостно согласился Седрик.

Ниоба решила сменить тему разговора.

— Насколько я поняла, ты не хотел… жениться?

— О, мадам, я еще не готов! — кивнул он. — Я ничего не знаю о женщинах. И мечтал закончить школу, чтобы стать… ну, кем-нибудь. Но что я мог сделать, когда семья приняла решение.

— Понимаю, — согласилась Ниоба. — Наверное, для тебя не секрет, что я возражала — мы даже не были знакомы, Седрик, мне просто сообщили твое имя и возраст и что ты из хорошей семьи. Тут нет ничего личного…

— Да, у нас хорошая семья. Как и ваша — именно поэтому… вы знаете. — Он пожал плечами. — Просто я не совсем готов.

Ниоба поняла, что ей нравится этот честный, скромный мальчик. Тут у нее возникла идея.

— Послушай, Седрик, почему бы тебе не вернуться в школу? Мы можем себе это позволить, и если ты действительно хочешь получить образование…

Его лицо прояснилось.

— Вы и в самом деле так считаете, Мадам? Вы разрешите мне?

— Я буду всячески тебя поддерживать.

— Но вы останетесь здесь в одиночестве, мадам, и…

— Со мной все будет в порядке. Насколько мне известно, в здешних лесах нет драконов. — Ниоба улыбнулась.

Седрик молчал; казалось, он несколько ошеломлен. Ниоба знала, какое впечатление производит на мужчин.

Потом он нахмурился.

— Однако здесь есть волшебство, — мрачно заметил Седрик. — Деревья могут творить заклинания…

— Только не против тех, кто их понимает, — возразила Ниоба. — Я изучала волшебство лесов, расположенных на болотистых землях. Деревья и растения хотят только одного — чтобы им дали спокойно существовать. Но когда ты приходишь к ним с топором…

Юноша с удивлением посмотрел на Ниобу:

— Надо же, мне такое даже в голову не приходило! Если бы я был дерево, мне бы никак не понравилось! — Он немного помолчал. — Скажите, я знаю… я неправильно говорю. Мадам, вы не могли бы…

— Если бы я была деревом, мне бы тоже не понравилось, — осторожно произнесла Ниоба. — Нужно исключить двойное отрицание.

— В каком месте?

— Сослагательное наклонение используется тогда, когда ты хочешь высказать предположение. Я не дерево и никогда не смогу им быть, однако я пытаюсь поставить себя на его место, поэтому говорю: «Если бы я была деревом».

— Конечно, так оно и есть! Теперь, когда вы объяснили, мадам, все встало на свои места.

— Седрик, ты действительно не должен называть меня «мадам», — мягко сказала Ниоба.

— Ну, так я обращаюсь к старшим… — Он остановился, не закончив предложения.

Ниоба снова улыбнулась:

— Теперь мы в расчете, Седрик. Я неудачно выразилась, когда мы были на улице, а ты сделал то же самое минуту назад. Мы оказались в сложной ситуации, но должны выйти из нее с наименьшими потерями. Со временем мы перестанем замечать пятилетнюю разницу в возрасте; это и в самом деле немного. Если бы все было наоборот…

— Да, мужчины считают, что шестнадцать — самый лучший возраст для девушки, — согласился он. — Забавно, правда!

— Может быть, и так — если человек не заинтересован в получении настоящего образования.

Седрик снова стал серьезным.

— Знаете, в моей семье все хорошо разбирались в… вы и в самом деле не возражаете, чтобы я вернулся в школу?

— Да, если ты этого хочешь, Седрик.

— Конечно, хочу! Я хочу стать умным.

— Тут нужна удача, — пробормотала Ниоба.

Юноша ей подмигнул, и она поняла, что он оценил иронию. Ниоба неожиданно сильно покраснела; Седрик оказался достаточно сообразителен, чтобы понять, что она о нем думает.

— Я опять допустила бестактность, — смущенно заявила она. — Теперь ты у меня в долгу.

— Нет, мы в расчете — вы же рассказали мне о сослагательном наклонении. Вот!

Ниоба расхохоталась, Седрик присоединился к ней. Оба прекрасно понимали, что ничего смешного в его словах нет, но атмосфера заметно разрядилась. Завтрак они закончили в молчании.

В доме потеплело. Ниоба оделась, помыла посуду и сделала уборку в доме — она верила в значение порядка. Седрик принес еще дров, чтобы на следующее утро не нужно было все начинать сначала. Потом им снова стало не по себе: они не представляли, чем еще можно заняться. Ниоба знала, что обычно у молодоженов не возникает подобных проблем, потому и не позаботилась заранее о том, как будет проводить свободное от домашней работы время.

— Я могу установить свой ткацкий станок, — сказала она. Однако эта мысль показалась ей не самой лучшей — ведь шел первый день их брака.

— А я поищу тропу, где заниматься бегом, — предложил Седрик.

Верно; он упоминал о том, что интересуется бегом. Если Седрик вернется в школу, у него появится возможность серьезно тренироваться. Однако довольно быстро на лице юноши появилось сомнение — он тоже понимал, что медовый месяц должен протекать совсем не так.

— Разреши мне помочь, — предложила Ниоба. — Мы можем погулять по лесу, осмотреть его. Мне не терпится увидеть местное волшебство.

Седрик улыбнулся. Отправиться вместе на прогулку… Вполне подходящее занятие!

— И не будем брать с собой топор.

— Чтобы не пугать деревья, — согласилась Ниоба.

Они пошли гулять. Лес оказался необыкновенно красивым. Листва еще не успела поникнуть под летним жаром, а яркий солнечный свет заставил комаров попрятаться. Вдоль тропинки, ведущей в сторону болот, стволы деревьев густо поросли мхом. Теперь у Ниобы появилась возможность продемонстрировать свои познания в диком волшебстве. Она показала Седрику, как огромные болотные дубы особыми заклинаниями защищают маленьких рыбок, живущих между их корней и удобряющих почву своим пометом, и как можно увидеть гамадриаду, древесную нимфу — надо проявить терпение и некоторое время постоять неподвижно.

— Она умирает, если умирает ее дерево, — объяснила Ниоба. — Именно поэтому нимфы так болезненно относятся к… — девушка немного помолчала, а потом произнесла по буквам: — Т-О-П-О-Р-А-М.

— Она действительно очень красивая, — согласился Седрик. — Почти такая же красивая, как вы. С этих поря ни… не буду рубить живые деревья.

Ниоба почувствовала, как на нее нахлынула теплая волна удовольствия. Она знала, что это глупо, но ей нравилось, когда ей напоминали, что она красива, а нимфы всегда считались стандартом, с которым сравнивали смертных. Нимфы были вечно молодыми и гибкими — до тех пор, пока их деревья оставались здоровыми. Настоящему специалисту было достаточно взглянуть на нимфу, чтобы определить, в каком состоянии находится дерево.

Они шли все дальше, теперь их ноги временами проваливались по щиколотку во влажную землю.

— Может быть, следует осушить болото — почва здесь наверняка плодородная, — заметил Седрик.

— Осушить болото! — повторила потрясенная Ниоба. — Но оно жизненно важно для леса! Здесь находятся резервы влаги, концентрируются излишки дождевой воды, которые так необходимы растениям в случае засухи. Без болотистых земель лес потеряет свои лучшие деревья, не говоря уже о тех, которые просто не вырастут. Под землей вода распространяется далеко от болот, и ее находят корни деревьев; кроме того, болота поддерживают влажность на определенном уровне.

Энтузиазм настолько переполнял Ниобу, что она запела:

Седрик, разинув рот, слушал, пока Ниоба не закончила:

Ниоба так растрогалась, что слезы покатились по ее щекам.

Седрик с благоговением посмотрел на девушку:

— Ниоба, я не хочу, чтобы вы плакали! Я никогда не стану осушать болота. Никогда!

Она улыбнулась, а потом взяла у него носовой платок, чтобы вытереть слезы.

— Это всего лишь песня, Седрик.

— Да, всего лишь песня, — согласился он, — но вы… вы особая.

— Благодарю тебя, — растроганно сказала Ниоба.

Она знала, что поет не очень хорошо. Вдохновение посетило ее так неожиданно, что Ниоба даже ожидала, что юноша будет смеяться. Однако ее пение, похоже, произвело на Седрика впечатление, и она осталась довольна.

Они завершили осмотр окрестностей и вернулись домой. Тут только Ниоба сообразила, что Седрик впервые произнес вслух ее имя. Она не знала, как к этому относиться, но была недовольна, когда он говорил «мисс» или «мадам»; он имел полное право называть ее по имени. Ведь Седрик был ее мужем — по закону.

— Я буду изучать болота! — неожиданно заявил он.

О, нетерпение юности!

— Да, они того стоят, — осторожно согласилась Ниоба. — Хотя тебе, безусловно, не следует ограничивать свои интересы.

Седрик только посмотрел на Ниобу — она замечала такие взгляды у домашнего пса, когда его хвалили и гладили. Потребуется время, чтобы привыкнуть к дикой ситуации, в которой они оказались.

Тем не менее теперь они чувствовали себя не так скованно, как раньше. Ниоба готовила еду, пользуясь запасами из кладовой, а когда запасы подошли к концу, Седрик отправился в город и принес огромное количество продуктов в рюкзаке. Ему нравились дальние прогулки; его переполняла юношеская энергия, он любил движение.

Молодые частенько играли в разные игры, в том числе любили отгадывать загадки и решать головоломки. Ниоба быстро выяснила, что Седрик обладает гибким и быстрым умом и может легко ее победить. Она предложила ему любимую в их семье загадку: о шести людях, которым при определенных условиях нужно переправиться на другой берег в двухместной лодке. Седрик мгновенно ее решил, словно в ней не было ничего сложного. Кроме того, он очень быстро учился правильно говорить, и вскоре его речь стала безупречной. Ниоба поняла, почему в семье Седрика так много ученых.

А он, в свою очередь, учил ее практическим вещам: как складывать дрова на зиму, чтобы они не сгнили, как чистить туалет. Однако Ниоба по-прежнему спала на кровати, а Седрик — возле камина; между ними не было физической близости.

Через две недели Ниоба успела хорошо узнать Седрика, хотя он продолжал удивлять ее своими замечательными способностями. Он оказался сильным, дружелюбным и умным юношей, с прекрасным потенциалом — но слишком молодым. И он был ее мужем. Ниоба знала: может так случиться, что Седрик отправится в колледж, а их брак так и не станет настоящим. Ну и как следует действовать? У нее не было никакого опыта, и она не испытывала особого желания. Одно не вызывало сомнений — Седрик инициативу проявлять не станет; он относился к ней с уважением, граничащим с обожанием. Поэтому все зависело от Ниобы.

— Седрик, — сказала она однажды приятным летним днем.

Он встретил ее взгляд, потом смутился и отвел глаза.

— О, Ниоба, неужели пришла пора? — Иногда он читал ее мысли.

— Когда наш медовый месяц закончится, моя мать спросит у меня, а твой отец — у тебя.

— Так оно и будет, — Седрик вздохнул. — Но я не настолько наивен, чтобы навязывать себя женщине, которая меня не любит.

Он прекрасно понимал суть происходящего и сумел все очень четко изложить.

— Да? А тебя раньше кто-нибудь любил?

Седрик смущенно покачал головой:

— Никогда. У меня нет опыта.

— У меня тоже, — призналась Ниоба.

— Но ведь так оно и предполагалось!

Ниоба не выдержала и рассмеялась:

— Седрик, я уверена, что, если бы тебе разрешили подождать с женитьбой и ты достиг бы моего возраста, у тебя наверняка появился бы опыт. Я не могу упрекать тебя за его отсутствие. Ты пришел ко мне чистым.

— Мне всего лишь шестнадцать, — оправдываясь, напомнил ей Седрик. — Да, среди мальчишек идут всякие там разговоры, но могу спорить, что не я один никогда… — Он пожал плечами.

— Конечно, — быстро согласилась Ниоба. — Двойной стандарт — это ханжество. Лучше всего, когда мужчина и женщина… — Она заколебалась. — Учатся вместе.

— Трудно… — Седрик тоже сомневался. — Если бы вы любили меня так, как люблю вас я, не было бы…

Он запнулся, когда заметил ее реакцию, и покраснел.

— Что ты сказал, Седрик?

— Так, сорвалось из языка. — Он еще сильнее покраснел, когда понял, что снова заговорил неправильно. — Прошу прощения.

— Ты просишь прощения… за то, что любишь свою жену?

— Вы же знаете, — с тоской произнес юноша. — Она не настоящая!

— Женитьба или твоя любовь?

Седрик шаркнул ногой:

— Ну, вы понимаете… Вы такая замечательная, такая прелестная… У меня кружится голова, когда я на вас смотрю! И вы так много знаете, так уверены в себе, вы заслуживаете лучшего, и вы возражали против нашего брака. Я не хочу, чтобы вам было еще хуже. Я же совсем мальчишка.

Ниоба, сердце которой учащенно билось, сосредоточилась на одном вопросе:

— Когда? Когда ты понял, что любишь меня?

Он пожал плечами, словно ответ был очевиден:

— В самый первый день — когда вы запели на болоте. Когда вы заплакали из-за топей. Я никогда не слышал ничего подобного… — Он развел руки в стороны, будто не мог найти подходящего слова.

— Но я не так уж и хорошо пою!

— Вы верите! Вы действительно любите топи! И я теперь тоже — благодаря вам. То, что любите вы, люблю и я.

— Седрик, ты никогда не говорил…

— Чтобы выставить себя дураком? — с горечью спросил он. — И вызвать ваше раздражение? Чтобы надоедать глупыми приставаниями вздорного мальчишки? Я не такой болван.

— Седрик, ты совсем не болван! Ты замечательный юноша — замечательный мужчина! Я уверена, что…

— Пожалуйста, давайте забудем о моих словах, ладно?

— Как же можно! Седрик, я не утверждаю, что люблю тебя — у женщин этот процесс занимает гораздо больше времени, и…

— И на моем месте должен быть мужчина.

— Седрик!

Он взглянул на нее и отвернулся. Ниоба поняла, что не стоит отрицать правду: она и в самом деле видит в нем мальчика, а не мужчину.

Обычно Ниоба получала все, что хотела. Но на этот раз ее красота обратилась против нее. Пришло время взрослеть, поняла Ниоба. Она должна сделать все как следует.

— Седрик, мы уже множество раз обсуждали то, что с нами произошло. Мы пытаемся воевать с химерами. На самом деле все это не имеет значения. Любовь не имеет значения. Мы женаты.

— Любовь не имеет значения?!

— Я имела в виду другое. Конечно, любовь важна! Я хочу сказать, что готова исполнить свой долг, не дожидаясь того… что может никогда… я имела в виду, еще…

— Я понимаю, что вы имеете в виду, — мрачно сказал Седрик.

— Я уважаю тебя, Седрик, я твоя жена. Множество женщин, вышедших замуж за взрослых мужчин, делают то, что требуется, какими бы ни были их чувства. Пришло время сделать наш брак настоящим.

— Нет! Только не с той, которая меня не любит. Это неправильно!

Ниоба была согласна с ним, однако ей пришлось вступить в спор.

— Почему ты так думаешь?

— Это будет на… — Он не смог произнести слово.

Ниоба покраснела:

— Насилие?

Седрик кивнул.

Девушка почувствовала себя так, словно попала в яму, и чем больше пытается выбраться из нее, тем глубже она становится. Куда подевались эвфемизмы, хитрые доводы, которые покрывают глазурью малопривлекательную реальность? Седрик не станет лгать, да и она тоже — именно на этом с самого начала был основан их брак. Можно ли все исправить? Они оба пытались принять правильное решение, оба понимали, что это ложный шаг — о ирония судьбы! — однако им следовало его сделать. Конечно, необходима взаимная любовь!

А ее не было. Ниоба могла отдать ему свое тело, подарить хорошее отношение, но не любовь. Пока нет. Она почувствовала, что щеки стали мокрыми от слез.

— Пожалуйста, не надо! — взмолился Седрик. — Я не могу видеть, как вы страдаете.

— Седрик, это не твоя вина. Ты прав. Тебе необходима женщина, которая тебя любит, и я бы так хотела… — Слезы покатились еще сильнее, и Ниоба замолчала.

— О, мисс… — начал он.

— Миссис, — поправила его Ниоба, с трудом улыбнувшись.

— Я сделаю все, чтобы вы были счастливы! Но я не знаю как!

— Тогда займись со мной любовью! — вспыхнула Ниоба.

Оба осознали, что она секунду назад сказала, и наступило молчание.

Седрик в недоумении покачал головой:

— Как, Ниоба?..

— Точно так же, как это делают другие мужчины. Начни с ухаживания!

Он искоса посмотрел на нее:

— А вы будете сидеть неподвижно?

— Седрик, ты думаешь, я чудовище? Если ты любишь меня, докажи!

— Я так и сделаю! — воскликнул он. — Пойдем к черному дубу, где вы мне пели, и я спою для вас.

— Да! — обрадовалась Ниоба, словно им удалось сделать огромный шаг вперед.

И, в некотором роде, так оно и было. Когда девушка поняла, что Седрик ее любит, она почувствовала приятное возбуждение; до сих пор никто не испытывал к ней таких чувств.

Они направились к черному дубу, и Ниоба уселась на одном из выступающих из воды корней, а спиной прислонилась к могучему стволу. Гамадриада с тревогой поглядывала из-за высокой листвы вниз, не понимая, зачем пришли люди.

Седрик опустился перед девушкой на колено и принял драматическую позу. Ниоба сохраняла серьезное выражение лица, чтобы все не испортить. Он сделал вдох и запел:

У Седрика был неумелый, но сильный голос, однако он обладал широким диапазоном и пел с большим чувством. Песня произвела на Ниобу впечатление, мелодия пробуждала чувства.

Он потянулся к Ниобе и взял ее за руку.

Что-то случилось, когда Седрик прикоснулся к ней. Неожиданно родилась музыка, словно заиграл огромный оркестр, наполнивший лес своим звучанием. Голос Седрика усилился, стал мощным, красивым и пробуждающим чувства. Ниоба сидела ошеломленная, зачарованная его голосом и поразительной музыкой; только когда песня закончилась, она пришла в себя.

Когда Седрик перестал петь, великолепная музыка тоже затихла.

— Что это было? — восхищенно спросила Ниоба, продолжая держать его за руку.

Юноша казался обеспокоенным.

— Что-нибудь не так?

— Эта… эта музыка! Откуда она взялась?

— А, вот вы о чем. Я думал, вы знаете. Мой дар, волшебство. Оно передается в нашей семье по наследству. Сожалею, если я…

— Сожалею!.. — воскликнула Ниоба. — Ты пел так красиво! Как ты это делаешь?

Седрик пожал плечами, отпустив ее руку:

— Так происходит всякий раз, когда я пою, прикасаясь к чему-то. Смотрите. — Он положил руку на ствол дерева и запел:

Ниоба не услышала ничего необычного — но дерево вздрогнуло, словно завибрировало от какого-то могучего звука, дриада чуть не упала со своей ветки. Ниоба прижала руку к коре дуба, и оркестр вернулся.

— Седрик, это великолепно! Какое удивительное переживание! — Ниоба не могла больше говорить.

— Оно просто существует, и все. — Казалось, реакция Ниобы привела юношу в замешательство.

— Спой мне еще, — попросила Ниоба.

— Но песня закончилась. Далее следует ответ девушки.

Ниоба взяла его за руку:

— Тогда спой мне ответ девушки, Седрик!

Он запел, и оркестр сопровождал его, поддерживая прежнее великолепие — не просто пение и не просто музыку; казалось, звук имеет больше трех измерений, словно чувства перемешались с мелодией. «Может ли любовь, — спросила себя Ниоба, — быть чем-то большим?»

В этих словах содержалось отрицание, отказ, но это не имело значения; волшебная сила осталась. Ниоба поняла: что бы ни пел Седрик, эффект будет такой же. Она погрузилась в магическое очарование его музыки, пока он не пропел последний куплет:

Песня закончилась, а вместе с ней и волшебство. Но теперь Ниоба смотрела на Седрика совсем иначе. Он обладал магией, и любовь была возможна.

— Отведи меня домой, — попросила она.

Однако к тому моменту когда они добрались до дома, Ниоба успела прийти в себя. В конце концов, это всего лишь волшебство; Седрик остался таким же, и их положение практически не изменилось. Нет никакого смысла совершать поступки, о которых впоследствии можно пожалеть. Поэтому Ниоба решила не форсировать события, Седрик тоже не стал ничего предпринимать, и их брак так и остался незавершенным.

Прошла еще неделя, и Ниоба поняла, что время уходит. Они на целый месяц были предоставлены самим себе; скоро их начнут навещать родственники. Девушка поняла это, когда собиралась ложиться спать.

— Они узнают, — сказала она, садясь на постели.

— Да, — согласился Седрик со своего места у камина.

— Седрик, иди сюда, — повелительно сказала Ниоба. — Мы должны. Иначе не сможем посмотреть им в глаза.

Он подошел к ней и устроился в ногах кровати. Казалось, он боится Ниобы.

— Седрик, это совсем не так уж сложно. Нам обоим рассказывали о птичках и пчелках, и мы видели животных.

— Вы не животное! — с ужасом в голосе воскликнул Седрик.

Ниоба задумалась. Какая неловкая ситуация! Если бы он набросился на нее, как бык в загоне для спаривания, она пришла бы в смятение, но сумела бы вытерпеть; мать предупреждала ее, что мужчины так устроены. По крайней мере, лед, как принято говорить, был бы сломан.

Ниобе стало не по себе от этой метафоры, однако она явно подходила. Так или иначе, они попали в трудное положение.

— Забудь о животных! Иди ко мне в постель. Просто смешно спать отдельно.

Седрик подвинулся и робко вытянулся рядом с девушкой.

— Но кто же спит в одежде! — воскликнула она.

— О, мадам, я не могу…

Ниоба потянулась и взяла Седрика за руку. Она была холодной.

— Седрик, ты меня боишься?

— О нет, мадам! — запротестовал он, продолжая дрожать.

— Значит, страшишься того, что мы должны сделать?

— Я в ужасе.

— Седрик, это же смешно. Ты знаешь, что нравишься мне, и если ты споешь…

— Но это будет волшебство, а не я.

Он хотел, чтобы Ниоба любила его самого, а не магию, которой он обладал. Тут трудно было что-то возразить. Однако Ниоба подозревала, что это всего лишь предлог для того, чтобы оправдать свой страх.

— Седрик, я знаю, что ты не трус. Что тебя тревожит на самом деле?

— Я не могу — не могу этого сделать с вами, мадам.

И снова «мадам»! Она пытается сблизиться с ним, а в результате они только отдаляются друг от друга.

— Но почему?

— Потому что вы такая… такая красивая и замечательная и…

Он пожал плечами, не в силах выразить свои мысли более внятно.

— Седрик, я же твоя жена!

— Не по собственному выбору!

Знакомые мотивы; нужно немедленно уйти в сторону.

— Но и не по твоему, Седрик. Мы — двое людей, которых обстоятельства свели вместе, обстоятельства и воля родителей, они старались сделать для нас все, что в их силах, а теперь мы…

— Женщина и мальчик, — сказал он.

Вот оно, опять. Седрик чувствовал свою неадекватность — и Ниоба не могла убедить его в обратном. И все же она понимала, что должна как-то переломить ситуацию.

— Но ты растешь!

— Не думаю, что когда-нибудь вырасту настолько, что буду вам соответствовать.

— Седрик, это неправда! — запротестовала Ниоба, вдруг почувствовав, что стала похожа на мать, утешающую своего ребенка. Их диалог ни к чему не приведет. Как и все предыдущие.

Ниоба лежала в неловком молчании и размышляла. Наконец она промолвила:

— Седрик, может быть, мы слишком торопимся. Давай действовать постепенно. Сними одежду, ложись рядом со мной под одеяло. Мы просто будем вместе спать. И ничего больше.

— Вы обещаете?

Ниоба засмеялась:

— Обещаю, Седрик. Ну что я могу с тобой сделать?

Он тоже рассмеялся, но его смех был каким-то вымученным.

— А если станет холодно?

— Тогда мы придвинемся друг к другу, чтобы согреться. Ведь люди спят вместе именно для этого, не так ли?

— Но вы… на вас почти ничего не надето!

Ниоба села и расстегнула ночную рубашку, довольная собственной смелостью.

— Я останусь совсем без одежды.

Седрик откатился в сторону и с громким стуком упал с кровати на пол. Ниоба с тревогой соскочила с постели и склонилась над ним, чтобы помочь подняться.

— Седрик, извини меня! Ты не ушибся?

— Пожалуйста, мадам, ваша рубашка… — Он отвернулся.

Ниоба посмотрела на себя и в тусклом свете гаснущего огня увидела, что ночная рубашка распахнулась, обнажив часть груди.

— Ради Бога, Седрик, ты можешь посмотреть на меня! Я твоя жена!

— Это неправильно, — заявил он, не поворачиваясь.

— Седрик, посмотри на меня! — приказала Ниоба.

Но он ее не послушался.

Гнев запылал в ее обнаженной груди. Она встала, обошла кровать и снова улеглась со своей стороны. Ну что ты будешь делать с упрямым мальчишкой?

И тут, сквозь пелену медленно отступающей ярости, Ниоба услышала какой-то звук.

Седрик сидел, прижав лицо к постели, и плакал, отчаянно стараясь, чтобы она ни о чем не поняла.

Ее чувства разом переменились.

— О, Седрик! — выдохнула девушка и придвинулась к нему, чтобы утешить, затем сообразила, что это худшее из всего, что она могла бы сделать.

Она не мать, а он не ребенок — этой роли ей следовало избегать, как чумы. Раньше Ниоба думала только о своих горестях, каково это — быть замужем за мальчиком; теперь же поняла, что Седрику гораздо тяжелее. Нужно найти выход, заставить его по-другому воспринимать происходящее, чтобы она оставалась женщиной, а он стал мужчиной.

На следующий день Ниоба предприняла новую попытку.

— Седрик, давай напьемся.

Он удивился:

— Я и в рот не беру алкоголь, мадам.

— Ниоба, — твердо поправила она. — Называй меня по имени.

— Ниоба, — неохотно повторил он. — Я не пью, Ниоба.

— Я тоже. Но на полке стоит бутылка белого вина.

— Даже не знаю… Некоторые становятся дикими после того, как выпьют.

— Да, именно так!

Седрик улыбнулся. Казалось, он пришел в себя после огорчений прошлой ночи, и Ниоба поняла, что поступила правильно, оставив его в покое. Сегодня он окажется в ее постели!

После ужина они открыли бутылку, уселись рядышком на склоне холма, возле коттеджа, и принялись наблюдать за закатом солнца. Каждый держал в руке маленький бокал с золотистой жидкостью.

— О, как оно обжигает! — воскликнула Ниоба.

— Точно, — согласился Седрик. — Мне нравится.

И он снова наполнил свой бокал. Ниоба последовала его примеру, хотя выпила не так быстро, как Седрик, обнаружив, что ей вовсе и не нравится обжигающий напиток. К тому же она не собиралась напиваться.

Прошло совсем немного времени, и вино разошлось по жилам.

— Ой, у меня такая легкость в голове! — радостно воскликнул Седрик.

— И у меня, — кивнула Ниоба. — Может, не стоит торопиться?

— Не стоит? Почему? Как весело! — Седрик снова наполнил бокал, не замечая, что Ниоба еще не выпила свое вино, и залпом осушил его.

Ниоба забеспокоилась: алкоголь начал сильно действовать на Седрика, и девушка не знала, к чему это может привести.

— Седрик, давай споем! — предложила она, взяв его за руку, чтобы он не смог налить себе следующий бокал.

— Конечно, Ниоба, — с радостью согласился юноша. И сразу же запел:

Вступил оркестр — ведь Ниоба касалась руки Седрика — и сразу добавил очарования простой песне. И снова Ниобу заворожили звуки. Испытав на себе волшебство Седрика в первый раз, Ниоба поняла, что ее хорошенький мальчик совсем не так прост, как ей показалось вначале. Сейчас же она ощутила к нему влечение. Пройдет время, и она его полюбит. В это было так легко поверить, когда звучала музыка!

Потом Седрик спел застольную песню «Три веселых кучера», в которой сообщалось, как весело провела время троица, сожалеющая лишь о том, что назавтра они будут трезвыми и совсем не такими счастливыми. Их веселый приятель пил крепкий эль — вот молодец! С важным видом они стали говорить, указывая на человека, который пил легкое пиво:

Сопровождающая музыка стала неровной — сознание Седрика обволакивали винные пары, создавалось впечатление, что оркестранты тоже навеселе. Ниобе это показалось ужасно забавным.

Выяснилось, что она знает эту песню и даже может пропеть пару строк:

Повеселевший Седрик кивнул и рассмеялся.

Тогда Ниоба наклонилась к нему и поцеловала в губы. Юноша вздрогнул, огляделся по сторонам, наклонился вперед, и его вырвало на землю.

О нет! Седрик перепил, и ему стало плохо. Он был не слишком огорчен, но Ниоба знала, что сегодняшний вечер опять испорчен.

Она помогла ему вернуться в дом и помыться, а потом уложила в постель. На этот раз она сама спала у камина.

На следующий день Седрик, страдая от похмелья, взял в руки бутылку с остатками вина.

— Оно напоминает мочу! — сердито заявил он и вышел за дверь, чтобы вышвырнуть бутылку.

Нет, он совсем не похож на веселого кучера.

Вечером Ниоба предприняла еще одну попытку. Она усадила Седрика на постель рядом с собой, взяла за руку и попросила спеть. Она пела вместе с ним, и волшебство окружало их — все было так похоже на любовь. Но когда пришло время закрепить чувство физическим действием, Седрик не смог. Он спасовал перед трудностью стоящей перед ним задачи. Он был раздосадован, однако Ниоба в глубине души почувствовала облегчение: она сделала все, что могла, но ее постигла неудача. Видимо, время еще не пришло.

— Седрик, — сказала она. — С этих пор ты будешь спать в одной со мной постели без одежды, как и я.

Он с отчаянием посмотрел на нее:

— А…

— Чтобы мы могли честно сказать, что спим вместе, — объяснила Ниоба. — Ведь тогда нам поверят, что все идет как положено, верно?

На лице у Седрика появилась понимающая улыбка, он с облегчением вздохнул и, раздевшись, улегся рядом с ней. Дешевый компромисс, но ничего другого им не оставалось.