Дагбашев плаксиво сказал:
- Боюсь, братец... Не скрываю от тебя - боюсь!.. Страшно мне!
Субханвердизаде прошелся несколько раз взад-вперед по комнате, опустился тяжело на кровать, вздохнул:
- Баба ты, Дагбек! Имя у тебя - мужское, а сам - тряпка! Тебе бы не папаху носить на голове - платок!
- Не бывал я в таких переделках, братец... Не привык...- хныкал Дагбашев.
- "Не привык, не привык"! - передразнил Субханвердизаде.- Для чего ты тогда родился мужчиной?.. Стройный, статный, а характером - девица!.. Надеть на тебя юбку - ни один мужчина не пройдет мимо!..- Субханвердизаде хрипло захохотал.- Ну, чего губки надула, красавица ты моя?.. Иди сюда, приголублю!..
Дагбашев промолчал. Субханвердизаде рывком поднялся с кровати, подошел, встал перед ним. Сказал глухо:
- Запомни, Дагбек, если не умрет Зюльмат - умрешь ты! Заруби это у себя на носу!
- Это я знаю, Гашем...
Дагбашев, избегая взгляда Субханвердизаде, протянул руку к открытой коробке "Казбека", взял папиросу, сунул ее в рот. Спички лежали перед ним на столе, он словно не видел их. Внезапно им овладела апатия.
"Да, от него надо как можно скорее избавиться,- подумал Субханвердизаде.Трус!.. На такого нельзя положиться..."
Зажег спичку, поднес ее к папиросе Дагбашева. Тот жадно затянулся, поднял голову, жалобно посмотрел на Субханвердизаде.
- Что же теперь будет, Гашем?
Субханвердизаде вдруг широко улыбнулся, подмигнул ему, хлопнул по плечу:
- Ну хорошо, не падай духом, джигит!.. Я тебя испытывал, Дагбек. Хотел проверить, много ли в тебе мужества... Вижу - достаточно!.. - Он громко захохотал.- Однако не вешай носа, дружище, не все так плохо, как тебе кажется! Ведь все думают, что Заманова шпокнули из-за женщины...
Дагбашев с надеждой смотрел на Субханвердизаде. Ему очень хотелось верить его словам.
- Это правда, Гашем?.. Действительно все так думают?.. И Гиясэддинов тоже?.. И Демиров?..
Субханвердизаде помрачнел, нахмурился. Хлопнул ладонью по нагану, висящему на боку на поясе.
- Имей в виду, Дагбек, я потрачу на тебя только одну пулю! В затылок! Запомни! Так обычно расправляются с беглецами. Ясно тебе, щенок?!
- Да разве я бегу? Я - с тобой, Гашем! Почему ты не веришь мне?
- Хорошо, поживем - увидим.- Субханвердизаде сел на стул напротив Дагбашева. - А теперь выкладывай, что ты делал в Баку.
Дагбашев сбивчиво рассказал о своей поездке. Субханвердизаде рассеянно слушал, курил. Спросил под конец:
- Где Алияр?
- Приехал вместе со мной.
Субханвердизаде подозрительно сощурился:
- Не сболтнул ли ты ему чего-либо лишнего?.. Небось вместе пьянствовали в Баку!.. Знаю я тебя!
- Что ты, что ты, Гашем!.. О наших делах Алияр не знает ровным счетом ничего.
- Ну, смотри у меня! - Субханвердизаде помолчал, затем распорядился: Чуть погодя пришлешь его ко мне. Дело у меня есть к нему.
Дагбашев кивнул.
- Хорошо, пришлю.
- Я слышал, он тоже пытался перевестись отсюда? - спросил Субханвердизаде.- Бегал по инстанциям?
- Бегал, только отказали, как и мне...
- Он-то чего надумал сматываться? Чего бежит, как лиса от капкана?
- Говорит, климат ему здешний не подходит. Высоко очень - горы, а у него будто бы давление... Это помимо язвы желудка...
Они помолчали.
Дагбашев исподлобья наблюдал за Субханвердизаде, чувствовал: Гашему тоже страшно, Гашем, как и он, растерян.
Когда Дагбашев ушел, Субханвердизаде позавтракал на скорую руку и отправился в райисполком. Чувствовал он себя подавленно. К тому же сильно болела голова. Сказывалась бессонная ночь.
Вскоре к нему в кабинет заглянул следователь прокуратуры Алияр.
- Входи, входи, голубок!..- вкрадчивым голосом, не предвещающим ничего хорошего, сказал Субханвердизаде.- Входи да поплотней закрой за собой дверь!.. У нас с тобой будет серьезный разговор!..
Алияр осторожно прикрыл дверь, приблизился к столу. Субханвердизаде не предложил ему сесть.
- Товарищ Дагбашев велел, чтобы я зашел к вам...- начал неуверенно Алияр.
Субханвердизаде бесцеремонно перебил его:
- Ну, красавец, рассказывай, что делал в Баку столько времени?.. Уехал как под землю провалился! Эх, работнички!.. Знаю я вас!.. Живете в государственной гостинице, просаживаете государственные деньги, едите, пьете, кейфуете!.. А работать кто будет за вас?.. Об этом не думаете!.. Мои слова относятся прежде всего к тебе, красавец... Мы стараемся изо всех сил, хотим сделать из тебя человека... Говори, черт возьми, станешь ты наконец человеком или нет?!
Душа Алияра мгновенно ушла в пятки. Он подумал: "Наверное, в мое отсутствие кто-нибудь наговорил на меня Гашему..." ......
..- Что молчишь? - наступал Субханвердизаде.- Может, онемел?.. Или прикидываешь в уме, как бы похитрее соврать? Отвечай, бездельник, когда тебя спрашивают!.. Думаешь молчанием загладить свои прегрешения?! Не выйдет! Говори, сколько дней ты пьянствовал в Баку?..
- Я отсутствовал почти полтора месяца...
- Не мало ли?.. Надо было еще погулять!
Алияр кашлянул в кулак:
- Болен я, товарищ Гашем... Очень серьезно болен... Честное слово!..
- Ах, ты болен?! Бедняжка!..- с издевкой сказал Субханвердизаде. Интересно знать, что за болезнь у тебя вдруг объявилась?
- Врачи говорят, климат здешний не подходит мне, советуют, переменить...
- Ах, вот оно что!.. Климат нам не подходит!.. Чем же он плох для тебя?
- Горный воздух противопоказан для людей, у которых повышенное давление... Говорят, я должен жить в низменных местах, на, равнине. К тому же у меня язва желудка...
-- Конечно, после того как ты отравил здешний воздух, он стал вреден! съязвил Субханвердизаде.- Когда труп разлагается, он заражает все вокруг себя, в том числе и воздух,- врем это известно!
Алияр не смел поднять глаз от пола.
- Обижаете вы, меня, товарищ Гашем... А ведь я всегда...
Субханвердизаде не дал ему договорить:
- Сам ты себя обижаешь, милок! Меньше бы гулял и пил, меньше бы волочился за юбками - так и здоров был бы!.. Ну, хорошо, об этом мы еще поговорим. Скажи мне вот что... Много ли у тебя дел в производстве?
- Есть несколько...
- "Несколько"! - передразнил Субханвердизаде.- Вот видишь?! Ты даже не знаешь точно, сколько у тебя дел!.. Работать надо, красавчик, работать, а не спать!
- Трудно, товарищ Гашем... Дела очень сложные, уголовные... - пожаловался Алияр.
- Трудно потому, что ты сам уголовник! - рявкнул неожиданно Субханвердизаде.- А раз ты уголовник, как тебе можно поручить расследование уголовных дел?! Место уголовника - за решеткой! Понял?.. Тебя следует препроводить в КПЗ к Абишу. Вы, я вижу, два сапога - пара... Он - твой дружок!..
- Так ведь я сам лично его того... арестовывал...- пробормотал Алияр.
- Ты его арестовывал!.. Лично!.. Ерунда!.. Это я приказал тебе арестовать Абиша и заключить под стражу. Я вам сказал: вот он - преступник, взломщик сейфа, берите его!.. А ты, Алияр, мне сдается, не прочь присвоить чужие лавры, приписать это дело на свой счет, а?.. Ну, хитрец!.. Ловкач!.. Проходимец! Наверное, ты уже и в центр успел написать, мол, смотрите, какой я герой, выявил преступника?.. О повышении мечтаешь?! Сознавайся, писал в Баку или нет?
- Нет, не писал.
- Не верю!
- Честное слово, не писал, товарищ Гашем...
- Почему?
- Так ведь дело еще не закончено... Изменились обстоятельства, как вы знаете: Абиш тронулся умом... Не знаю, как быть, что делать?.. Действительно, налицо попытка взломать
сей'ф, но мы не знаем, с какой целью намеревался Абиш сделать это. Я как раз хотел посоветоваться с вами по этому вопросу, товарищ Ташём... Что вы думаете?
- Об этом у нас еще будет разговор впереди! - важно ответил Субханвердизаде.- Ты мне сейчас вот что скажи... Где находится дело, которое ты завел на ту девушку?
Алийр сделал удивленные глаза:
- На какую девушку?
- Чего прикидываешься непонятливым? Я говорю про Сачлы... Или забыл?
Алияр поспешно закивал головой:
- Нет, нет, помню.. Протокол мы тогда составили, обыск произвели... Тайный, конечно... Нам помогла Гюлейша... Была обнаружена порванная кофточка...
Субханвердизаде хлопнул ладонью по столу, закричал:
- Протокол!.. Обыск! Ты мне скажи бумажная твоя душа, зачем вы завели на Рухсару Алиеву дело?.. Какое ты имел право?..
- Так ведь на это было ваше указание, товарищ Гашем...
- Врешь! - оборвал Субханвердизаде.- Ничего я тебе не говорил! О каком таком моем указании ты болтаешь?
- Мне тогда товарищ Дагбашев сказал, что это ваше указание.
- Наврал тебе Дагбашев! Оба вы - жулики!.. Однако у тебя-то есть своя голова на плечах?! Отвечай мне, на каком основании ты завел дело на эту девушку?
- Но ведь она путалась с Абишем... Так показали свидетели... Абиш и порвал ей кофточку... Словом, эти два дела связаны... Мы располагаем такими данными...
- Ерунда! Глупости болтаешь!... Мне кажется, ты, развратник, заришься на эту бедную девушку... Слышал я про твои делишки!.. Все знают, что ты бабник!.. Мы бьемся, проводим среди женщин разъяснительную работу, уговариваем их снять чадру, а что в результате?.. Стоит только девушке сбросить с себя чадру, как вы стаей коршунов налетаете на нее... Может ли одна бедняжка выдержать натиск сотни таких лоботрясов, как ты?! Совести у вас нет!.. Разве так можно? Это же безобразие!.. Мы стараемся, готовим для родины молодые женские кадры, а вы позорите честных людей, черните невинных девушек, словом, перечеркиваете всю нашу работу! До каких пор это будет продолжаться? Есть у вас совесть или нет?!
Алияр не знал, что ответить. Он переминался с ноги на ногу и в страхе таращил на Субханвердизаде глаза.
- Так ведь я действовал по распоряжению свыше... - снова начал было он.
- Может, ты считаешь меня своим сообщником?! - возмущенно воскликнул Субханвердизаде. - Меня, председателя райисполкома?!
- Никак нет, товарищ Субханвердизаде... Никак нет... - бормотал Алияр. Но и вы поймите меня...
- Может, ты делишься со мной взятками, которые получаешь от своих жертв?! Ну, отвечай - делишься, делился когда-нибудь?
Холодный пот прошиб Алияра. Он готов был провалиться сквозь землю.
- Что вы!.. Что вы!.. Не было такого... Да и разве я сам позволю?.. При чем здесь взятки?
- Молчи, не оправдывайся!.. Мне ли не знать тебя, жулик?! Ну, довольно болтать!.. Ступай, принеси мне дело этой самой Сачлы!
- Товарищ Субханвердизаде, я не имею права выносить из прокуратуры дела!.. Ведь я за них головой отвечаю!.. Пожалейте меня! - взмолился Алияр.- Честное слово, не имею права!..
- А какое у тебя было право порочить чистую, как весенний цветок, дочь нашего народа?.. Как ты посмел бросить на нее тень?! Иди, иди, немедленно принеси мне ее дело, иначе я сотру тебя в порошок... Ступай! - Видя, что Алияр не двигается с места, Субханвердизаде протянул руку к массивному мраморному пресс-папье, лежавшему на груде бумаг на столе.- Ну, ты пойдешь, преступник?!
Алияр бросился к двери.
Дойдя до прокуратуры, он хотел было позвонить домой Дагбашеву, но потом раздумал, решил: "Эх, будь что будет!" Достал из шкафа папку с делом, заведенным на Рухсару Алиеву, и поплелся назад в райисполком.
Заполучив папку, Гашем Субханвердизаде объявил:
- Дело останется у меня! Ступай!
Алияр робко спросил:
- Товарищ Гашем, а когда можно будет забрать у вас дело назад?
- Никогда!.. Эту папку надо сжечь, предать огню!.. Ясно тебе?
- Не губите меня, товарищ Субханвердизаде! - взмолился Алияр, едва сдерживая слезы. - Если дело пропадет, меня отдадут под суд! Ведь дело зарегистрировано, оно числится у нас под номером...
- Ты стоишь этого, жулик! - Субханвердизаде начал листать дело Рухсары, пробежал глазами некоторые страницы. - Боже, какой кошмар!.. Какой вздор!.. И тебе не стыдно было писать такое?! Тьфу!..
Он подошел к стенной кафельной печи, открыл железную дверцу. Достал из кармана спички, поджег страницы дела и, когда вся папка занялась, сунул ее в печь.
Через несколько минут дело Рухсары превратилось в кучку пепла.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
В недавно созданном (можно сказать - новорожденном) колхозе деревни Эзгилли приступили к осеннему севу. На плечи Тарыверди, который был избран председателем колхоза, лег немалый груз новых, непривычных забот. К чести Тарыверди следует сказать, что он с большим рвением взялся за дело. Теперь у него не было покоя ни днем ни ночью.
На носу была зима. Сюда, на высокогорье, она приходила очень рано. Нередко снег выпадал уже в сентябре.
Осень этого года выдалась теплая. Но в горах, на высоте, все переменчиво. К примеру, сегодня небо безоблачное, солнце ласково пригревает, а ночью вдруг задует свирепый ветер, нагонит со стороны Зангезурских гор стада низких косматых туч. Начнется снегопад. Вот и зима пришла.
Сейчас Тарыверди думал только об одном: успеть бы посеять озимые до непогоды. Успеют- можно надеяться на хороший урожай. будущим летом, окрепнет молодой колхоз, крестьяне уверуют в преимущество артельного труда, впредь будут лучше трудиться, расцветет колхоз, эзгиллийцы заживут в достатке, а ему, колхозному вожаку,- слава и почет.
Зерно для посева собрали. Рабочих рук в деревне было достаточно, энтузиазма у эзгиллийцев - тоже. В одном была загвоздка: не хватало тягловой силы - быков.
В это трудное время Новраста всей душой болела за работу мужа: ведь если ее Тарыверди - председатель колхоза, то она - "председательша". Она немало помогала советами Тары-Верди, подбадривала его в трудные минуты, - словом, была, как говорится, его правой рукой. На своего отца Намазгулу она сердилась, при встречах говорила:
- Ведь ты - наш отец!. Ты должен помогать своему зятю!.. А ты не только не помогаешь - ты стараешься навредить ему, мешаешь работать, хочешь развалить новое дело!..
И это была правда. С первого же дня образования колхоза Намазгулу где только мог вредил новому начинанию, вставлял палки в колеса. Семенное зерно сдал самого низкого качества, наполовину прелое. Новую воловью упряжь припрятал в сарае, отдал в колхоз старое, сломанное ярмо и старые, плохенькие ремни. По утрам на колхозную работу он шел так, словно к его ногам были привязаны стопудовые гири. А между тем Намазгулу больше всех в деревне (если, не считать инструктора райкома Меджида) постарался, чтобы председателем колхоза был избран его зять. Можно сказать, это он уговорил жителей Эзгилли проголосовать за Тарыверди. Сила доводов Намазгулу оказалась неотразимой, его красноречие восторжествовало.
- Дорогие мои, каждое дело надо делать с понятием! - вразумлял он односельчан.- Лучше всего избрать в председатели батрака!.. Нам нужен батрак!.. Только батрак!.. Если мы изберем главой нашего колхоза батрака, у нас будет достаточно длинный язык, когда нам придется разговаривать с властью. А если вы, например, изберете в председатели меня или еще кого-нибудь другого, из добрых хозяев, нас потом всех сживут со света, обвинят в пособничестве врагам нынешней власти - кулакам... Весь свет знает, что Тарыверди был батраком. Он, можно сказать, потомственный батрак! Там, наверху, никто не рассердится, не станет возражать против избрания, Тарыверди председателем нашего колхоза! Так будем же голосовать да Тарыверди!.. Это в наших с вами интересах!..
Намазгулу был уверен, что Тарыверди после избрания окажется у него в руках и все будет делать по его указке.
Наутро после собрания он вызвал Тарыверди к себе и начал наставлять:
- Я так считаю, дорогой зятек: раз власти того хотят, раз случилась такая напасть, то пусть к небу вьется колхозный дымок. Ничего!.. Но мы-то народ бывалый, мы знаем: сегодня так, а завтра все будет иначе, по-другому, по-старому... Поэтому делай, как я скажу тебе... Народ к работе не принуждай, не иди против сельчан, не ссорься с людьми!.. Возьми пару быков да плуг - вот и хватит для колхозного поля... А людям дай возможность работать на себя, пусть каждый добывает себе свой кусок хлеба... И ничего не бойся. Кто сюда к нам приедет? Кто сунется в эти дикие горы, где кончается царство аллаха?.. Кто станет пядь за пядью измерять нашу землю - чье это поле, а чье - это?! Где колхозное, где - не колхозное?.. А если вдруг, не ровен час, приедут из города и спросят, ты скажешь им: это все наше общее, колхозное... Вессалам!.. Вот и все! Понял?
У Тарыверди была совсем другая точка зрения на колхоз.
"Матерый хищник!.. Волк в овечьей шкуре!..- думал он.- Хитришь, прикидываешься добреньким, источаешь из уст мед и сахар, хочешь обвести меня вокруг пальца!.. Думаешь, я до конца моих дней буду, как вол, таскать тебя на своей спине?.. Нет, ошибаешься!.. Мне надоело ходить в упряжке!.. Тяжело дышать!.. Освободи меня!.. Или я сам себя освобожу!.."
Между Тарыверди и Намазгулу началась борьба - то скрытая, то явная. Бежали недели, борьба эта не ослабевала, напротив - изо дня в день все больше и больше обострялась.
Новраста во время их споров неизменно принимала сторону мужа, защищала колхоз. Это не нравилось отцу, он перестал разговаривать с дочерью. Молодая женщина при всяком удобном случае пыталась примирить враждующие стороны.
В один из дней, придя в родительский дом, Новраста упрекнула отца:
- Эх, папа, нехорошо ты поступаешь с Тарыверди! Ведь кроме нас, у него нет никого из родных!.. Сам же ты добивался, чтобы Тарыверди избрали председателем, а теперь мешаешь ему! Кто ему еще посоветует, если не ты, отец?..
Намазгулу метнул на дочь неприязненный взгляд:
- Твой Тарыверди забыл, что он всего лишь вчера вылупился из яйца, и наскакивает на всех, как задорный петух!.. Старших надо почитать, а он не признает ни седобородых, ни чернобородых!.. Да разве так можно?.. Он ведет себя вызывающе... Скоро люди возненавидят его и отвернутся от него... Хорошо будет?.. У нас в деревне нет такого человека, который бы не плевался, услышав имя твоего муженька!.. И мне стыдно!.. Сельчане упрекают меня, говорят: "Послушались тебя, аксакала, избрали твоего зятя председателем, а он с нас три шкуры готов содрать. Вместо того чтобы дать нам спокойно жить, норовит оседлать!.." Нехорошо, доченька, ведет себя твой Тарыверди!.. Закусил удила, взбесился!.. А бешеный, сама знаешь, живет только сорок дней... Боюсь, очень боюсь, как бы этот Тарыверди не стал для нас непосильным грузом!.. Подумай, дочка, что может случиться?.. Не дай аллах, кто-нибудь из недовольных твоим мужем устроит ночью засаду, подкараулит его и пошлет ему пулю в сердце... Придется мне тогда на старости лет стать кровником, мстить за Тарыверди... Как-никак он мой родственник, зять. Сама знаешь, у нас такой закон. Иначе люди назовут меня бесчестным. Эх, разве людей поймешь?.. Ведь если Тарыверди убьют, все забудут, что вчера хаяли его, начнут жалеть, скажут: зря погиб, напрасно погубили парня!.. Но ведь на все есть причины... Если, скажем, я кинусь в бурную горную реку, то поток умчит меня вниз и разобьет о скалы. Почему же твой муж этого не понимает?.. Почему он как безумный кидается наперерез горному селю и хочет повернуть его вспять?! Жалко мне твоего глупого мужа, дочка! Нарвется он на чью-нибудь пулю...
В глазах Новрасты мелькнул испуг.
- Нет, нет, отец!.. Этого не будет!..- воскликнула она.- У Тарыверди есть защитники - закон, его партия!.. Моего мужа охраняет советская власть, несокрушимая и высокая, как наши горы!.. Что с того, что Тарыверди был в прошлом простой батрак?.. Разве батрак не человек?.. И за спиной батрака может стоять защитник-слон!.. Не дай аллах, если с Тарыверди случится какая-нибудь беда, у него найдутся защитники, которые отомстят за его кровь!.. Сам знаешь, что у живого нет заступников, а у мертвого их множество!
Намазгулу презрительно скривился:
- Кто за него вступится?!
- Хотя бы я!
- Ты?! - Намазгулу рассмеялся.- Да что ты можешь сделать?.. Возьмешь винтовку, будешь стрелять в обидчика?..
- Стрелять я не умею. Но в случае беды подберу подол юбки и зашагаю прямо в Баку. Никто меня не остановит, я доберусь до самой двери советской власти, и она мне поможет!.. Если надо, я и до Москвы дойду! Я добьюсь, чтобы дом убийцы моего мужа снесли из пушки!
- Можно подумать, у советской власти мало своих дел и забот!.. Как же, станет она палить из пушки из-за какого-то безвестного голодранца Тарыверди, который не стоит даже гнилого ореха!.. Или, ты думаешь, пушечные ядра - это камни, что у нас на дороге валяются,- бери и кидай куда хочешь?! Да и кто потащит пушку в эти горы?.. Кто стрелять будет?..
- Я потащу! - твердила Новраста.- Я все сама сделаю.
- И стрелять будешь ты? - ухмыльнулся Намазгулу.
- И стрелять буду я! - выкрикнула дочь. В глазах ее была ярость.
- В чей дом?
- В дом убийцы Тарыверди!
Намазгулу закусил губу, сощурился. В душе его закипала злоба против дочери.
- А если это будет дом твоего родного отца?'- спросил он, понизив голос.Тоже будешь стрелять?
- Буду!.. Буду стрелять! - срывающимся голосом ответила Новраста. Она была близка к истерике.
- Не посмотришь на то, что я - твой отец?..- с угрозой в голосе спросил Намазгулу.
- Если отец не считается со своей дочерью, то и дочь не будет считаться с отцом! - выпалила Новраста.
- Значит, предашь меня ради Тарыверди?! Меня, родного отца?! Неужели предашь?..
Новраста изо всех сил сдерживалась, чтобы не расплакаться. Но в глазах ее уже стояли слезы.
- Тарыверди - мой муж...- глухо выдавила она из себя.- Пока я жива, я буду защищать и его, и его честь, и его дело!.. Если Тарыверди убьют, я буду мстить за него!..
- Скажи ему, чтобы он стал человеком!.. Пусть меня слушается!.. - мрачно процедил Намазгулу.
Новраста вдруг всхлипнула и, залившись слезами, бросилась к двери. Отец вышел на веранду и долго смотрел ей вслед, хмурился, бормотал себе в бороду:
- Верно говорят: не ищи врага на стороне - он живет в твоем доме... Это называется дочь!.. Безродного проходимца почитает и любит больше родного отца!.. Ну, времена!..
Подошла жена Нурджахан, слышавшая весь разговор мужа с дочерью. Начала отчитывать его:
- Не я ли говорила тебе, ай, киши, не прививай к нашей чистой кости грязную собачью кость этого батрака?! Разве ты меня послушал?.. А завтра ты, почтенный, седобородый человек, будешь нянчить на руках младенца этого сучьего сына Тарыверди!.. И этот щенок будет выщипывать по волоску твою седую бороду!.. Тебе этого не миновать, я тебя предупреждаю!.. Сам во всем виноват! Как говорится, убил на своем поле свинью - вот и выволакивай теперь ее нечистый труп... Такова благодарность этого голодранца Тарывердишки за все наше добро!.. Ел твой хлеб, женился на твоей дочери, а теперь издевается над тобой!..
Намазгулу тяжело вздохнул:
- Что же нам теперь делать, Нурджахан?.. Подскажи... Как быть?.. Ума не приложу...
- "Как быть?.. Как быть?.." - передразнила женщина.- Говорю, сам виноват во всем. Погоди, не то еще будет!.. Не быть мне дочерью своего отца, если этот проходимец не отгрызет тебе голову и не захватит все твое добро!.. Увидишь, твоего сына Оруджгулу он сделает своим слугой... Он отомстит тебе за то, что ты когда-то заставлял его работать на себя!.. Клянусь аллахом, Тарыверди это сделает!.. Что можно ждать от батрака, сына батрачки?.. Говорят, яблоко от яблони недалеко падает... От неблагодарного не жди добра...
Намазгулу растерянно смотрел на жену:
- Что же теперь будет, Нурджахан?
- Не знаю, что будет... А пока мы попали в огонь - и горим...
- Сколько же мы будем так гореть, жена? - спросил сдавленным голосом Намазгулу.- Может, ты поговоришь с этим проходимцем?.. Попробуй!.. Скажи ему: детка, образумься, не кичись, прислушайся к словам старших!.. Ведь Тарыверди твой зять, а зять обязан уважать и слушать свою тещу...
Нурджахан перебила мужа:
- Это в том случае, если зять - человек, а не набитый дурак! Но ты сам видишь: он в последнее время словно взбесился, волком глядит на нас... Можно подумать, мы убили его отца родного. Не думала я, что в этом голодранце может быть столько спеси! Возомнил себя большим начальником!.. Может, он мстит нам за свою мать, которая работала у нас?..
- Наверное, так, жена...
- Неблагодарный! - ворчала Нурджахан.- А мы-то отдали за него нашу беляночку, голубку!.. Да накажет спесивого голодранца аллах!
Они помолчали. Затем Намазгулу снова спросил:
- Что же теперь будет?
- Будет то, что есть! - раздраженно ответила женщина.- Попал ты в огонь... Теперь молчи, стань немым, исполняй беспрекословно все приказания Тарыверди-бека, прислуживай ему! Теперь он - твой господин, а ты - его раб!.. Гни перед ним спину, предупреждай каждое его желание!..
Старик вскипел:
- Это я, Намазгулу, сын Оруджгулу, должен прислуживать своему бывшему батраку, исполнять его приказания?! Я, аксакал Намазгулу, должен гнуть спину перед каким-то безвестным голодранцем, ждать от него милостей?! Нет, этого не будет!.. Уж лучше я подамся в горы!.. Брошу и дочь, и сына, и жену, подожгу свой дом, но ярма на шею не надену!.. Пусть Тарыверди не надеется на это!..
- Все-таки он свернет тебя в бараний рог, Намазгулу!..- поддела жена. Помолчав, продолжала: - Да, забыла тебе сказать...- Она понизила голос.- На днях я разговаривала с ним, просила его не перечить тебе, так он начал грозиться, стрелу пустил, а лук спрятал!..
- Какую стрелу, какой лук?.. Говори толком, жена!
- Он намекнул на историю с хлебом...
Намазгулу сделался белым как полотно. Спросил шепотом:
- С каким хлебом?
- С тем хлебом, который ты переправлял Зюльмату, да разрушит аллах дом этого разбойника!
Старик насупил брови, задумался. Наконец сказал глухо:
- Откуда Тарыверди мог узнать об этом? Как ты думаешь, кто ему сказал?
Нурджахан пожала плечами:
- Может, Новраста сболтнула?.. Я думаю, это она, да не пойдет ей впрок молоко, которым я кормила ее!
Намазгулу пугливо глянул по сторонам, словно опасался, что
их кто-нибудь подслушивает.
- Погубит нас этот Тарыверди, жена. Пропали мы!..- Он снова перешел на шепот: - За этот хлеб ГПУ снесет нам головы!
Супруги ушли с веранды в дом. Однако начатый разговор продолжался и здесь.
- Да, плохи наши дела, пропали мы!..- уныло сказал Намазгулу, усаживаясь на тюфячок.- Если нас сцапают, что будет с нашим сыном Оруджгулу?..
Жена вздохнула:
- Его-то, наверное, не тронут, он еще ребенок...
- Это как раз и плохо, что ребенок... Он первый во всем сознается в городе на допросе...- Намазгулу помолчал, затем спросил: - Так что тебе сказал этот проходимец Тарыверди, будь он неладен?!
Нурджахан зашептала таинственно:
- Тарыверди сказал, что какой-то там...- Она запнулась.- Касаддинов, что ли... Или Гиясэддинов... Не запомнила я имя... Словом, этот Гиясэддинов будто бы все знает про хлеб, который я пекла для Зюльмата...
Мысленному взору Намазгулу представился начальник райотдела ГПУ Алеша Гиясэддинов, с наганом на поясе, в военной форме, в фуражке с красным верхом, высокий, статный мужчина, которого он видел несколько раз, когда приезжал в город - за покупками или продать что-нибудь на базаре.
- Послушай, Нурджахан...- тоже перейдя на шепот, сказал Намазгулу.- Может, нам самим как-нибудь заткнуть рот этому сукиному сыну?.. Что ты думаешь?..
Женщина испуганно посмотрела на мужа, замахала рукой, сдавленным голосом произнесла:
- А как же Новраста?.. Ребенок у нее должен быть... Ведь она нам родная дочь...
Намазгулу угрюмо молчал и думал о своем.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Накануне под вечер был отремонтирован еще один плуг. Наутро Тарыверди начал ломать голову, как бы и его пустить в дело. Он знал: у тестя есть пара молоденьких упитанных бычков, еще не ходивших в упряжке. Дня два назад он намекнул ему, что бычков пора бы уже приучать к плугу, однако тесть не пожелал слушать его доводы, отмахнулся:
- Что тебе еще надо от меня, ненасытный?.. Ведь я отдал в ваш колхоз двух хороших волов... Мало? И молодняк хотите забрать?.. Бычки еще не окрепли, вы их загубите!
Так Тарыверди и ушел из дома Намазгулу ни с чем.
И вот теперь бездействующий плуг вновь вернул его к мысли: как заставить тестя расстаться с бычками? Весь день, работая в поле вместе с сельчанами, он не переставал думать об этом. К вечеру, поужинав дома, накинул на плечи пиджак и направился к тестю. Тот встретил Тарыверди на веранде своего дома неприветливо, словно чувствовал, с какой целью зять пожаловал.
- Салам, дядя Намазгулу!
- Салам, салам,- хмурясь, ответил старик,
- Что хорошего?
- У нас все хорошо благодаря тебе...- насмешливо бросил хозяин дома.- А как твои дела, дорогой зятек? Тарыверди поднялся на веранду.
- Мои дела, дядя, средние... Пахать нам осталось еще порядком. Боюсь, не управимся до снега... Вчера ребята починили еще один плуг...
Он умолк. Наступила долгая пауза. Намазгулу насторожился. Ему было ясно, куда клонит зять.
- Исправили плуг, говоришь?..- сказал старик нарочито равнодушно.- Очень -хорошо. Пригодится весной, когда будем сеять яровые...
Тарыверди решил идти напролом:
- До яровых много воды утечет. Мы еще не посеяли озимые... Я вот что думаю, дядя Намазгулу... Отдайте нам ваших бычков! Очень вас прошу!
На веранду, держа в руке керосиновую лампу, вышла хозяйка дома. Стоя за дверью, она слышала, что сказал зять, решила вмешаться.
- Что тебе надо от нас, дорогой? Мы радовались, благодарили аллаха, когда ты возвысился!.. Думали, теперь нам будет легче... А выходит все наоборот: ты только терзаешь наши сердца, обижаешь нас... Разве мы заслужили это?..
- Ближе вас у меня нет никого, мать, потому и прошу у вас помощи!..
- Все, что мы имели дорогого, мы уже отдали тебе! Была у нас красавица дочь, свет наших очей, наша белокрылая голубка,- мы не пожалели ее для тебя. Остались одни...
- Почему же одни, эй, женщина?! - возразил Тарыверди...- Ведь у вас есть еще и сын - Оруджгулу!
Обращение, "эй, женщина" показалось хозяйке дома непочтительным. Она поставила лампу на перила веранды и отошла в сторону, ворча на зятя:
- Грубиян!.. Не научили тебя, как надо разговаривать со старшими!..
Тарыверди развел руками:
- Трудно угодить на вас. Не понимаю, что с вами случилось?
- С нами ничего не случилось,- мрачно отозвался Намазгулу.- Мы все те же, какие и были... А вот ты, Тарыверди, больно заносишься...
- Вовсе не заношусь. С чего это вы взяли?
- Заносишься! Если бы не заносился, ты бы не приставал к нам, не требовал бы от нас последних бычков!..
Тарыверди прямо-таки взмолился:
- Очень вас прошу, дядя Намазгулу, отдайте мне их!.. Не успеем посеять...
- Не отдам! - закричал Намазгулу, приходя в ярость.- Не отдам!.. Бычки мои!.; Не имеешь права забирать!..
- Так ведь я не для себя, бычки нужны колхозу,- твердил Тарыверди.Войдите в наше положение!..
Не желая, чтобы их перебранку услышал кто-нибудь из сельчан, он сделал попытку увести тестя в дом. Намазгулу оттолкнул его:
- Дурак!.. Ты - как слепой: вскочил на коня и топчешь своих же родных, рушишь свой дом!.. Опомнись!.. Остановись!.. Тарыверди сказал, сдерживая себя:
- Но ведь я - председатель колхоза, а колхоз - это большая семья. Я не хочу, чтобы люди попрекали меня... Могут сказать: у тестя председателя есть крепкие бычки, почему они не отдают их в колхоз?..
- Ах, вон ты как рассуждаешь?.. Понятно!.. Из кожи лезешь вон?.. Выслужиться хочешь?.. Думаешь, тебя за это чином наградят, медаль повесят на грудь?.. Жди!.. Никто тебе даже "спасибо" не скажет!..
- Не пойму я вас, дядя... Ведь вы сами мне говорили: не стой на месте, продвигайся вперед... Вот я и продвигаюсь. Почему же вы не хотите мне помочь?.. Люди смотрят на вас, берут с вас пример... Если вы отдадите своих бычков, то и другие отдадут... Вы же аксакал в этой деревне, вас уважают!
Намазгулу продолжал кипятиться:
- Конечно, меня уважают!.. Я заслужил уважение людей... Я - не безвестный голодранец, рожденный нищенкой вдовой!..
Тарыверди вспыхнул:
- Ах, вот как!.. Ну хорошо, я не забуду этих ваших слов, дядя Намазгулу!..
- Ты мне еще угрожаешь, щенок?! Ах ты, батрак, сын батрака...
- Да, я - сын батрака! - с вызовом бросил Тарыверди.- Но я не позволю никому замахиваться на себя, даже отцу моей жены!..
- Будь проклят тот хлеб, которым я много лет кормил тебя! - выкрикнул в ярости Намазгулу.
- Это я вас кормил, я работал на вас с детских лет!..
- Тогда почему ты перебрался в мой дом из лачуги своих предков-батраков?.. Не ты ли с малых лет сидел, распустив сопли, у моего очага и грелся?..
В этот момент во двор вбежала Новраста. Она знала, куда и зачем пошел Тарыверди. На душе у нее было неспокойно, и она решила пойти следом за мужем к родителям.
Поднявшись на веранду, Новраста приблизилась к отцу, начала просить:
- Отец, успокойся!.. Ну, пожалуйста!.. Что случилось?.. Не ссорьтесь!.. Умоляю, не надо!..
Намазгулу грубо оттолкнул ее рукой:
- Заткнись, сучка! - Он передразнил Новрасту:- "Отец, успокойся!.." Привили мы свою кость к собачьей кости!..- При виде дочери, которая во всем принимала сторону мужа, он пришел в еще больший гнев, крикнул: - Запомни, ты мне не дочь!.. Знать тебя не желаю!..
Новраста кинулась к нему, хотела обнять, но он снова оттолкнул ее, да с такой силой, что она ударилась спиной о стену дома. Новраста заплакала:
- Отец, родненький, я жизнь отдам за тебя!.. Я готова умереть за тебя!..
- Отдавай жизнь за своего батрака!..- выкрикнул Намаз-гулу.- Умирай за этого безродного проходимца!.. Отныне у меня нет дочери!.. Это говорю я, Намазгулу, сын Оруджгулу!.. Убирайся прочь из моего дома, не желаю видеть тебя, предательница!..
- Не гневайся, отец, ну, пожалуйста! - просила Новраста.- Пожалей моего Тарыверди!.. Что он, бедняга, должен делать?.. Ты же сам учил его, наставлял: будь деятельным, старайся, рвись вперед!.. Вот он, несчастный, и рвется!.. Пойми его, отец!.. Ему же надо отчитываться перед властью... У тебя много всякого добра, ты человек богатый, отдай ему на время своих бычков... Не сердись на Тарыверди, ведь он тебе родной человек... Прошу тебя, отец, помоги ему ради меня!.. Раньше ты часто говорил, что любишь меня больше, чем моего брата Оруджгулу...
Намазгулу заскрежетал зубами:
- Предательница!.. Предательница!.. Бесчестная!.. Да не пойдет тебе впрок материнское молоко!.. Твоя мать не хотела отдавать тебя за этого Тарыверди, я настоял! Я во всем виноват!.. Я!.. Я!.. Убирайся из моего дома!..- Он схватил дочь за руку, стащил вниз по лестнице во двор.- Пошла вон!..
Нурджахан, хранившая все это время молчание, подала голос с другого конца веранды:
- И муженька ее гони прочь!.. Этот голодранец Тарывер-дишка совсем потерял совесть!..
Тарыверди не смог сдержаться, выпалил раздраженно:
- Вы бы, дядя, пореже посылали своего сына Оруджгулу в лес!.. Люди-то все видят, все знают!..
Они стояли друг перед другом. Тарыверди бесстрашно, с вызовом смотрел в глаза тестя.
И опять воображению Намазгулу представился человек в военной форме, красной фуражке - Алеша Гиясэддинов. Сердце его учащенно забилось. Гнев и страх владели им одновременно. Взгляд его упал на суковатое полено, валявшееся на земле у лестницы веранды, и, когда Тарыверди повернулся и сделал несколько шагов к воротам, быстро нагнулся, схватил полено и двумя руками что было силы швырнул его в зятя. Полено угодило в затылок Тарыверди. Папаха слетела с его головы, он взмахнул руками и рухнул замертво навзничь.
- Что ты наделал, отец?! - закричала Новраста, бросаясь к распростертому на земле мужу. Сделала попытку поднять его голову, руки ее ощутили что-то теплое и липкое. Она поднесла ладони к своему лицу и увидела на них кровь.А-а-а! - дико завопила Новраста.- Ты убил его, отец!! Ты погубил и его, и меня, и себя!.. Что я теперь буду делать?! Во мне его ребенок!..
Намазгулу с минуту в оцепенении смотрел на поверженного зятя. Затем медленно повернулся и, шатаясь, словно пьяный, поплелся за дом, в конец двора, к сараю. Войдя в него, он разгреб в углу солому, достал из тайника завернутые в войлок винтовку и около двух десятков обойм с патронами. Рассовал обоймы по карманам, вышел из сарая. Направился было к дому, но, услышав доносящиеся оттуда причитания и плач дочери и жены, повернул назад, перелез у сарая через невысокую каменную ограду и зашагал по тропе к темнеющему вдали в сгущающихся сумерках лесу.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Зюльмат отнесся подозрительно к приходу в его отряд старика Намазгулу из деревни Эзгилли. Не верилось ему, что есть еще люди, которые нуждались бы в нем, уповали бы на его помощь. Сейчас ему самому крайне нужна была чья-либо помощь. Да и непонятно было, как этот Намазгулу разыскал его здесь, в глуши, можно сказать - на краю света?..
В район Красных скал банда Зюльмата добралась накануне днем. Решено было здесь переждать, отсидеться.
Красные скалы представляли собой естественную крепость. Посреди необъятного лесного массива каменным островом возвышались громады крутых скал, поросших красноватым мхом. Отсюда и пошло название - Красные скалы. Поблизости не было ни одной деревни.
"Тут мы в безопасности,- думал Зюльмат.- Поживем здесь с недельку, другую... Когда отряд Гиясэддинова устанет искать нас по всему району и вернется в город, я навещу нашего друга Гашема в его доме, заберу у него "желтенькие", затем махну за Аракс... Самое главное, чтобы Гиясэддинов не напал на наш след. Если татарин нас не найдет, он решит, что мы перебрались в Иран..."
Так Зюльмат рассуждал в тот вечер, когда он и его люди впервые расположились на ночлег на Красных скалах. А наутро в их отряд заявился Намазгулу из Эзгилли. Для Зюльмата это было полнейшей неожиданностью. Он встретил пришельца неприветливо, даже не поздоровался, спросил нетерпеливо:
- Как ты разыскал нас, Намазгулу? Кто тебе сказал, что мы здесь?.. Откуда узнал?..
Обиженный такой неласковой встречей, старик ответил холодно:
- Собаки мне сказали, где тебя искать...
Про себя подумал: "Дурак я был, что снабжал тебя хлебом!., Неблагодарный!.. Лучше бы ты сдох от голода в лесу!.."
- Что ты болтаешь? Какие собаки?! - рассердился атаман.- Говори толком, кто тебя послал сюда?.. Кто выдал тебе наше местопребывание?
- Говорю, собаки...- Помолчав, Намазгулу добавил: - Свора бежит как раз к тем кустам, где прячется медведь...
Зюльмат насторожился:
- А где она - свора-то?
Намазгулу рассказал:
- Предыдущую ночь я провел в Карыкышлаке у брата жены - Мир-Саадата. Его дядя Мардан-киши работает председателем сельсовета. Утром Мардан-киши вернулся из города и рассказал Мир-Саадату, что из города вышел большой отряд во главе с Гиясэддиновым, направляется к Красным скалам, хотят поймать Зюльмата. Отряд идет через Забух, Мир-Саадат передал все это мне. Я не стал терять время, пошел прямо сюда, к Красным скалам.
- И ты за сутки добрался к нам из Карыкышлака? - с недоверием спросил Зюльмат.- Уж не по воздуху ли ты летел, ай, Намазгулу?
- Считай, что по воздуху,- хмуро ответил Намазгулу, оскорбленный подозрительностью Зюльмата.- Во всяком случае, облака были внизу подо мной. Я пошел напрямик через горы Кечель-даг и Джанкуртаран, мимо озера Кара-гель, мимо армянской деревни Тех.
Зюльмат продолжал хмуриться:
- Зачем тебя понесло к нам, Намазгулу?.. Можно подумать, мы живем в раю,ты позавидовал нам и решил поселиться вместе с нами... Лучше бы ты сидел у себя дома, нам от этого было бы больше пользы... Вспомни, ведь когда мы были недалеко от твоей деревни, ты снабжал нас хлебом и передавал нам сведения... Словом, помогал нам как мог. Изредка в непогоду мы грели руки у твоего очага... А теперь твой очаг погас. Кто нас согреет?.. Кто нам поможет? От кого нам ждать помощи?.. Нет, Намазгулу, ты напрасно пришел к нам! Для нас в тысячу раз было бы выгоднее, если бы ты не уходил из Эзгилли!.. Я питал к тебе дружеские чувства, только в твоем гостеприимном доме горячая пища доставляла мне удовольствие. Теперь ты лишил меня всего этого. Что случилось?.. Или ты потерял голову на старости лет?.. Уж лучше бы ты сначала посоветовался со мной - как тебе быть: сейчас ли достать из сарая спрятанную винтовку или подождать до более черного дня? Ты пришел к нам, Намазгулу, но ты проиграл: счастье отвернулось от нас...
- Не было у меня иного выхода, - тихо ответил Намазгулу.- Не мог я оставаться в деревне..
- Скажи лучше - поглупел на старости лет!
- Не мог, Зюльмат!.. Не захотелось встретиться со своей погибелью...
- А надо было остаться, Намазгулу! И тогда был бы у нас дом, где можно было бы согреть руки. А если бы нам пришлось погибнуть, то был бы человек, который тайком оплакивал нас, замаливал бы наши грехи и мстил бы за нас по возможности... А что теперь? Теперь и твой очаг погаснет, как погас мой... Что будет с твоим сыном? Нет, Намазгулу, ты просчитался, придя в этот недобрый час ко мне...- Зюльмат помолчал.- С другим я бы так не разговаривал, как с тобой... С другим у меня был бы разговор короткий!.. Но я помню, что ел твой хлеб, и не хочу быть неблагодарным... Повторяю, ты просчитался, старый хрыч!.. Послушайся меня, пока о твоих намерениях никто не знает, кроме меня, лучше уходи, вернись домой к семье!
Намазгулу понурил голову:
- Это невозможно, Зюльмат...
Он рассказал атаману, почему ему пришлось покинуть родную деревню.
Зюльмат был немало изумлен.
- Выходит, ты, старый шакал, убил своего зятя?
- Убил я его или только ранил - этого не знаю... Слышал лишь, что дочь и жена голосили по нем...
- Сдается мне, что ты его все-таки угробил, старик. Вышиб ему мозги тем поленом.
- Если сдох - это к лучшему! Сукин сын грозился донести на меня Гиясэддинову, будь они оба трижды прокляты!
- Очевидно, твой зять был ихним человеком! - Лицо Зюльмата перекосилось, он быстро обернулся, позвал негромко:- Хейбар, ты где?..
- Я здесь, отец! - откликнулся юноша, сидевший неподалеку на мшистом валуне.
В последнее время Зюльмат сделался болезненно подозрительным, ему повсюду мерещилась измена. Он доверял одному лишь сыну. Наказывал Хейбару охранять его тайком.
Зюльмат сделала шаг назад, прищурился, впился в Намазгулу злым, испытующим взглядом:
- А может, старик, ты тоже куплен Гиясэддиновым? Не он ли, татарский пес, подослал тебя к нам, а? Что, если ты предатель?..
- Пусть моя жена Нурджахан пойдет по рукам, если я предатель! - глухо выдавил из себя Намазгулу.- Не быть мне сыном своего отца Оруджгулу, если я лгу!..
Зюльмат по-прежнему находился во власти сомнений. Осклабился:
- Я это просто так сказал, старик... Мало ли что может быть... Подумал: что, если и тебя этот татарский ублюдок прижал ногтем?.. Если прижмет - никуда не денешься, будешь помогать им.- Он помолчал.- Конечно, я верю, что ты и в самом деле раскроил поленом голову своего зятя, потому и пришел к нам... Но кто поручится, что ты потом не продашь нас?.. - Зюльмат опять обозлился, заскрежетал зубами.- Ты знаешь, старик, что я сделаю с предателем?.. Я разорву этого сукиного сына, этого нечестивца на куски, как ягненка!.. Клянусь аллахом, который сейчас смотрит на нас с неба, я вырву вот этими руками сердце из груди предателя, не дам упасть на землю ни одной капле его крови - всю выпью сам!.. Гиясэддинов уже подсылал к нам своих людей. Был один такой Мидхат, красавчик, теперь он покойник... Грамотный был, умел читать-писать, по-русски хорошо болтал - "ишто-мишто", а оказался предателем... Тоже, как ты, клялся, божился, когда пришел к нам, что не подослан тем татарским псом, врал, хитрил!.. Вот я и думаю, почему я должен верить тебе? Где доказательства, что ты не из той же породы, не служишь этому нечестивцу? Намазгулу был задет за живое.
- Хорошо, Зюльмат, я ухожу... Прощай! Не думал, что ты так встретишь меня... Не ожидал...
Он хотел уже повернуться и уйти, но разбойник остановил его окриком:
- Ни с места!.. Клянусь аллахом, сейчас получишь пулю!..
- Выходит, устроим здесь перестрелку?! - вызывающе спросил Намазгулу.
Зюльмат презрительно скривился:
- Ах ты, старый хрыч!.. А стрелять-то ты умеешь?
- Умею, Зюльмат, не разучился... Не раз отбивал у кочевников отары. Сам это знаешь. Или думаешь, Намазгулу постарел, лишился сил?.. Нет, племянник, я не из пугливых. И ты не покрикивай на меня - не боюсь!
Похоже было, что разбойнику стало неловко.
- Не верю я никому, Намазгулу,- угрюмо произнес он.- Человек - что зверь, сырым молоком вскормлен... Правда, мы делили с тобой хлеб-соль...- Зюльмат не договорил.
- Но мне-то ты должен верить!.. Ведь я не какой-нибудь там мальчишка, я старик!.. И если я пришел к тебе, значит, иного выхода у меня не было. Не по мне колхозная жизнь!.. Не мог я смириться!.. Остался без семьи, без дома, но головы я перед ними не склоню!.. Лучше умру в этих горах, под вольным небом... Пусть мое тело сгниет здесь, когда я околею, но я не желаю, чтобы сердце мое гнило при жизни там, в ихнем колхозе... Потому я и подался к тебе. Думал: пусть дни наши сочтены, но мы встанем спиной к спине и будем защищать друг друга. Но раз ты, Зюльмат, не веришь мне, я ухожу!.. Даже не оглянусь!.. Можешь стрелять мне в спину!
Намазгулу повернулся и медленно заковылял меж валунов вниз по тропе. Услышал, как позади щелкнул затвор.
- Эй, остановись! - крикнул Зюльмат.- Стой, тебе говорят!..
Старик продолжал идти. Сзади опять послышалось:
- Стой!..
Намазгулу не повиновался.
- Ах, так?! Тогда получай!..- крикнул в ярости Зюльмат.
"Все! - подумал Намазгулу.- Конец!.. Сейчас Зюльмат выстрелит..." Тем не менее он продолжал идти.
Секунды бежали, однако выстрела не последовало. Снова раздался голос разбойника:
- Погоди, вернись!.. Эй, Намазгулу, вернись, я пошутил!..
Старик не остановился.
Зюльмат быстро пошел следом за ним, догнал его уже на лесной тропе, преградил дорогу:
- Не осуждай меня, Намазгулу... Чувствую я, настали наши последние деньки... Потому я и сделался такой... Сам себя не узнаю...
Намазгулу вздохнул сочувственно:
- Будь проклята такая жизнь!
- Да, будь она трижды проклята! - сказал тоскливо Зюльмат.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
На Красные скалы опускалась ночь.
Зюльмат роздал своим людям остатки черствого хлеба и, памятуя о том, что ему сказал Намазгулу об отряде Гиясэддинова, направляющемся в этот район, велел им быть крайне бдительными.
- Разбейтесь на пары! - приказал атаман.- Один спит - другой караулит, затем меняйтесь!
Старика Намазгулу, которому он по-прежнему втайне не доверял, отправил в дозор к скале пониже того места, где находился сам вместе с Хейбаром. Решил: "Пусть старый шакал будет у меня на глазах!"
До полуночи Зюльмат бодрствовал, стерег сон сына, который спал под буркой на большом плоском, поросшем толстым мохом камне.
В последние дни Зюльмат не отпускал от себя Хейбара ни на шаг. Хейбар, он считал, охраняет его, он - Хейбара, свою "последнюю опору в жизни", единственного человека, которого он любил сам и который любил его.
Бежали часы...
Зюльмату очень хотелось спать, но он не будил сына, жалел.
Хейбар, уже приученный к невзгодам и особенностям их скитальческой жизни, сам вскоре проснулся, заворочался под буркой, затем сел. Взял в руки лежавшую рядом винтовку. Пригляделся к темному человеческому силуэту на соседнем камне, негромко позвал:
- Ага! - Так он обычно обращался к отцу.
- Да, сынок!..- отозвался тихо Зюльмат.- Ты почему не спишь?.. Ляг, подремли еще немного, сыночек.
Хейбар, подавляя зевоту, сказал:
- Я выспался, ага. Хорошо спал, крепко. Когда ты охраняешь мой сон, я сплю спокойно!
Зюльмат приблизился к камню, на котором сидел Хейбар.
- Так значит, не хочешь больше спать, сынок?
- Нет, ага, теперь твой черед. Ляг, отдохни, я постерегу...
Зюльмат шепнул сыну:
- Смотри, вон на той скале, что пониже нас, лежит тот старый кабан...
- Кто такой?
- Да этот... Намазгулу из Эзгилли. Ты же видел его днем, сынок. Так вот, не спускай с него глаз!.. Помнишь того гада Мидхата, предателя?.. Боюсь, что и этот окажется такой же...
Хейбар предложил:
- Хочешь, ага, я подползу незаметно и всажу ему пулю в бок...
- Нет, сейчас ни к чему поднимать стрельбу. Я лишь подозреваю его, но не уверен точно, что он изменник...
- Мне кажется, ты ошибаешься, ага...- Хейбар зевнул.- Я даже убежден в этом...- Снова зевота не дала ему докончить фразу.
Внезапно Зюльмат рассердился:
- Меньше зевай! Ведь ты не заяц, который только и делает, что спит!.. Не забывай поговорку: уснул - умер!.. Имей в виду: уснешь - можем оба проснуться со связанными руками. Не смерть страшна, страшен позор... Знай это!
Хейбар уступил отцу место на камне.
Зюльмат закутался в бурку, винтовку положил рядом. Он сразу же заснул.
Юноша, посидев с полчаса рядышком, отполз неслышно в сторону, где меж скал прикорнули несколько человек из банды. Начал прислушиваться к их негромкому разговору,
Бандиты говорили меж собой:
- Что же думает делать наш Зюльмат?
- Он считает, надо уходить за Аракс.
- А жить как будем там?
- Придется батрачить на беков.
- Уж лучше подохнуть, чем это!.. Да накажет аллах того, кто довел нас до такой жизни!
- Не теряй надежды на лучшие дни! Быстро же ты пал духом!..
Хейбар, послушав еще немного, пополз назад.
Отец спал неспокойно, стонал во сне, бредил.
Под утро, когда небо начало светлеть и сделалось довольно свежо, он заворочался, затем сел, прислонясь спиной к соседнему камню; достал кисет, начал сворачивать солидную самокрутку. Закурил, сказал угрюмо, сипло:
- Предчувствует мое сердце, плохи наши дела, сынок... В окружении мы. Кажется, правду сказал старик Намазгулу... Я вначале не поверил ему, думал: врет, выдумывает, хочет втереться в доверие. Подумал, его специально подослали...
Хейбар сел рядом с ним.
- Ничего, ага, прорвемся! - Однако в голосе юноши не было уверенности.
- Прорвемся, говоришь?..- Зюльмат несколько раз жадно затянулся.- Это будет трудно сделать, сынок... Сон мне нехороший приснился, будто нас окружили, мы начали отстреливаться, и у нас кончились патроны...- Помолчав немного, он спросил: - Сколько у тебя осталось патронов?
- Более двух десятков. Зюльмат вздохнул:
- Очень мало!
- Ведь мы не будем сидеть на одном месте, раз нас окружат. Будем прорываться!.. Для этого патронов вполне хватит... Зюльмат рассеянно отозвался:
- Да, сынок, сон я видел нехороший... Значит, окружили нас, патроны у нас кончились, вижу - ход потайной, ведет под землю... Мы спускаемся в дыру по одному, лезем, а проход все сужается... Вот уже и ползти невозможно, земля давит на нас со всех сторон, мы начинаем задыхаться... Да, проклятый сон! - Он опять тяжко вздохнул, промолвил с горечью: - Напрасно я потянул тебя, сынок, за собой в горы! Будь проклят тот день, когда я это сделал!
- Не переживай, ага! - твердо сказал юноша.- Я же - твой сын! Мой долг быть рядом с тобой!.. Ведь должен и я что-то сделать для тебя!..
- Мне не следовало пускать тебя в это пекло! - сокрушался Зюльмат.
Сделалось уже довольно светло. Зюльмат поднялся, встал во весь рост на камне. Он смотрел в ту сторону, где находился Намазгулу из Эзгилли.
Хейбар сказал:
- Я всю ночь следил за ним, ага.
- И сейчас не спускай с него глаз. Не верю я этому хищнику! Зубы у него уже выпали, но укусить он может больно. Следи за ним, сынок, следи!
Подозрительность отца была непонятна Хейбару, даже путала его. Что с отцом?.. Уж не заболел ли?.. Столько лет отец провел в этих горах и лесах, град пуль не раз осыпал его, и неизменно он выходил из огня невредимым, поражая окружающих своим бесстрашием... А тут вдруг боится этого старикашки!..
Зюльмат продолжал сокрушаться:
- Ах, напрасно я потащил тебя за собой, сынок!.. Зачем я сделал это?.. Зачем?!
- Лучше быть здесь с тобой, чем гнить за решеткой, ага!
- Тебя пожалели бы, сынок, не тронули бы, ведь ты еще совсем ребенок. Тебе не пришлось бы отвечать за меня...
- Не думай сейчас об этом, ага! Ни о чем не жалей!.. Уж так получилось...
- Не могу не думать, сынок Хейбар! Жалко мне тебя! Ведь я своими руками швырнул тебя в огонь. Я должен был уже давно сдаться властям, пойти на расстрел... Тогда беда миновала бы тебя!.. Но я думал о другом - о деньгах, о золоте! Мечтал вернуть себе прежнее богатство... Мысли о нем, как черные змеи, обвились вокруг моей шеи, сдавили ее. Я надеялся вернуть потерянные, стада овец, табуны лошадей... Зачем?.. И вот мои прежние слуги стали теперь моими господами!.. Всюду обман, обман, обман!.. Меня надули хозяева и на той стороне, и на этой!.. Они объявили, что советская власть должна скоро пасть... Они подстроили пришествие святого имама... Сукины сыны англичане организовали в Битдили спектакль: явился пророк и начал вещать!.. Но это был обман!.. Ясно тебе, сынок?..
Хейбар кивнул:
- Да, ага. Но что же теперь будет?
Зюльмат приблизил лицо к сыну, зашептал:
- Плохо нам придется, очень плохо, сынок... И ты должен знать: более всех меня обманул этот собачий сын, Гашем!.. Помолчали.
Юноша снова повторил вопрос:
- Так что же теперь будет с нами, отец?
Зюльмат будто не слышал Хейбара, думал о своем. Сказал наконец:
- Однако я не должен пугать своих людей! Понял, сынок?.. И ты не подавай виду!.. Держись так, словно у нас все хорошо... Эх, нет рядом со мной Кемюра-оглу!.. Отнял его у меня проклятый пес Гиясэддинов, отгрыз мою правую руку!.. А что делать?.. Что я должен делать?.. Сдаться Гиясэддинову?.. Нет!.. Оставаться в горах?.. Нет, это тоже невозможно... Теперь, сынок, я понял: мир и в самом деле переменился, по-другому стали жить люди... А колесо нашей судьбы катится вниз в бездонную пропасть, и уже никто не сможет остановить его. Именно поэтому, сынок, мы должны стоять до конца!.. Иного пути у нас нет!.. Мы должны биться до последнего вздоха! Одно только меня страшит - твоя судьба, сынок!.. Только бы ты остался жив!.. Только бы мне не видеть твоей гибели!.. О, это будет страшная пытка для меня!.. Ведь ты еще совсем ребенок!..
Зюльмата бил озноб. Хейбар со страхом смотрел в лицо отца, спросил:
- Может, ты заболел, ага?
Зюльмат поднес ладони к голове, стиснул виски:
- Мозг мой пылает, Хейбар!.. Голова раскалывается от мыслей, сынок!.. Пойми, ведь потух очаг в нашем доме! - Вдруг Зюльмат схватил винтовку, щелкнул затвором, крикнул, глядя туда, где находился Намазгулу: - Эй ты, старая гиена!
Старик откликнулся неохотно:
- Да чего тебе, Зюльмат?
- Иди сюда, предатель!
Намазгулу не спеша поднялся наверх, приблизился к камню, у которого стояли Зюльмат и Хейбар. Атаман сказал зло:
- Ну, старый хрыч, рассказывай, что тебе снилось?
- Что-то снилось, да я уже не помню,- ответил сумрачно Намазгулу.
Зюльмат спросил:
- Как думаешь, Намазгулу, если я убью тебя и явлюсь к властям с повинной, зачтут они мне это?..
- Могут и зачесть,- хладнокровно сказал старик.- Возможно, зачтут, Зюльмат! Убей!..
- Нет, не могу!..- прохрипел разбойник.- Рука не поднимается!.. Лучше уж я сам околею... Не хочу быть бесчестным перед своей кончиной!..
Хейбар тихо сказал старику:
- Отец стал очень подозрительный, дядя Намазгулу. Не сердитесь на него.
- Но почему он не верит мне? - Обида прозвучала в голосе старика.
Зюльмат забормотал:
- Никому я не верю, никому!.. Даже Хейбару!..- Он порывисто обнял сына, покрыл его лицо поцелуями, затем оттолкнул от себя. Обращаясь к Намазгулу, добавил: - Ребенок он еще совсем, ребенок!.. Ведь так, старик, а?!
Намазгулу вздохнул:
- У меня тоже такой... Оруджгулу...
- Это тот, что привозил нам хлеб?
- Он самый, мальчик, подросток...
- У тебя - иное дело, старик! Твой Оруджгулу еще разожжет очаг в твоем доме, потянется из трубы дымок...
- Какой там дымок!.. Кто даст?.. Никакого дымка не будет... Эх, все пошло прахом!.. Будь проклята такая жизнь!.. Рухнул мой дом!..
- Я же сказал тебе, старик,- напрасно ты пришел к нам! Жил бы себе спокойно в своем доме... За ту жизнь, которой ты жил и от которой отказался, я бы многое отдал сейчас!.. Эх, глупость ты сделал, Намазгулу!
Старик молча стоял перед ним.
Всеми троими владело уныние.
Было раннее утро - серое, холодное. С гор дул ледяной, пронизывающий ветер.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Коммунистический боевой отряд, возглавляемый Алешей Гиясэддиновым, прибыл в район Красных скал во второй половине дня.
Уже точно было известно, что бандиты укрылись именно здесь.
Накануне днем Гиясэддинов отправил Хосрова напрямик через горы к Красным скалам, дав ему задание - под покровом ночи разведать: там ли зюльматовцы? Утром Хосров вернулся в отряд и подтвердил: да, бандиты находятся на Красных скалах.
Тотчас по прибытии на место Гиясэддинов разбил весь отряд на четыре группы, которые были возглавлены: одна - Балаханом, вторая - Годжой-оглу, третья - Хосровом, четвертая - начальником милиции Теймуром Хангельдиевым.
Гиясэддииов вызвал к себе командиров групп и отдал приказ:
- Немедленно окружить Красные скалы плотным кольцом, так, чтобы зюльматовцы не смогли ускользнуть незаметно - как ночью, так и днем!.. Расположите бойцов за деревьями по кромке леса, который подступает к Красным скалам!.. Объявите людям о состоянии боевой готовности уже сейчас, ибо никто из нас не знает, что Зюльмат может предпринять в любую минуту!
В глубине леса разбили несколько палаток. В одной из них спустя час после прибытия собрался "военный совет".
- Жаль, мы не можем атаковать Зюльмата прямо сейчас!- сокрушался Гиясэддинов.
- А давай попробуем, Алеша?.. - предложил Хангельдиев.
Гиясэддинов развел руками:
- Увы Теймур, это исключено! Сам знаешь, вьючные лошади отстали, на них все наши боеприпасы. Их пригонят не раньше, чем через три часа, то есть к вечеру. А бой обещает быть горячим. Наличного запаса патронов, которыми располагают бойцы, может не хватить. Нам же надо действовать наверняка. Пусть пока люди отдохнут, освоятся. Необходимо организовать хороший обед. Гиясэддинов обернулся к Балахану: - Где Нейматуллаев? Ведь продовольственными делами занимается он...
- Он, он! - подтвердил Балахан. - Нейматуллаев уже позаботился об обеде. Я сам видел: в овражке зарезали пять баранов, шашлык уже жарится.
Гиясэддинов усмехнулся, покачал головой:
- Это неплохо! Я и сам проголодался так, что, кажется, быка съел бы!
- Во сколько завтра начнем наступление? - поинтересовался Хосров.
Гиясэддинов подумал.
- Я считаю, людей поднимем в атаку, когда полностью рассветет. Зюльматовцы в более выгодном положении, чем мы, они наверху, хорошо укрыты за скалами. Но их меньше, чем нас. Кроме того, они вынуждены будут занять круговую оборону. Это значит, плотность их огня будет не так уж велика. Надо каждую из наших четырех групп разбить на отделения, примерно по пять человек в каждом. Во главе каждого отделения поставьте старшего. На мой взгляд, тактика наступления должна быть такова: каждое отделение взаимодействует с другим. Мы атакуем... Что это значит?.. Допустим, отделение "а" ведет усиленный огонь по бандитам на своем участке, а отделение "б", прикрытое этим огнем, делает бросок вперед, занимает удобную позицию за камнями и начинает прикрывать в свою очередь отделение "а", которое подтягивается. И так далее... Ясно?
- Ясно,- отозвался Годжа-оглу.- Очень верная тактика!
- Главное - не давать зюльматовцам перевести дух! Не давать им высовываться из-за камней! Прижать их к земле! Вот тут-то и должно сыграть свою роль наше численное превосходство!- Обведя взглядом лица своих командиров, Гиясэддинов добавил: - Разъясните бойцам, как надо действовать. И еще... Зюльмата необходимо во что бы то ни стало взять живым! Таков приказ! Передайте эти мои слова бойцам, опишите приметы бандита. Его легко узнать по отвислым рыжим усам. Конечно, в бою всякое может случиться, не зря говорят: пуля - дура, но наши люди тем не менее должны знать: Зюльмат нам нужен живым!..
Под вечер Хосров заглянул в палатку "медицинской службы" отряда.
Рухсара сидела на складном походном стульчике перед грубо сколоченным из толстых осиновых сучьев и застланным белой клеенкой столом, на котором были расставлены различные склянки, банки, пузырьки с медикаментами, лежали вата, бинты и прочее. Девушка укладывала в никелированный стерилизатор шприцы, намереваясь прокипятить их на небольшом мангале, который стоял снаружи у входа в палатку.
- Добрый вечер, Рухсара! С прибытием! Как устроились? - приветствовал девушку Хосров.
- Как видите! - Она улыбнулась устало, кивнула на разложенные носилки, поверх которых лежал тюфяк, предложила:- Присаживайтесь, Хосров. Что у вас хорошего? Ночью вас, кажется, не было в отряде. А ведь вы вчера утром пообещали мне, что дорасскажете во время вечернего привала конец той книги турецкого писателя - про девушку-учительницу!..
Хосров, присев на носилки, поведал Рухсаре о своем ночном путешествии к Красным скалам, рассказал о предстоящем бое наутро.
- Книгу я вам дорасскажу, когда мы будем с победой возвращаться домой, по дороге,- пообещал молодой человек.- Конечно, можно было бы сделать это и сейчас, но я не хочу торопиться, не хочу комкать свой рассказ.
Они поболтали немного о том о сем.
Вскоре Хосров собрался уходить.
Рухсара, не скрывая своего огорчения, попросила:
- Посидите еще, Хосров! Мне так хорошо, когда вы рядом!..
Молодой человек ликовал в душе. Признался:
- Мне тоже, Рухсара. Знаете, в тот вечер, когда мы покидали город, я попросил маму, чтобы она наутро заглянула к вашей маме...
Рухсара потупилась, ощутила, как забилось ее сердце, загорелись щеки. Тихо спросила:
- А зачем это, Хосров? - Осмелев, подняла на него глаза, улыбнулась.
Он влюбленно, не таясь, смотрел на нее. И ей это было приятно.
Хосров ответил:
- Чтобы вашей маме не было тоскливо одной. Я подумал, пусть женщины поговорят, поближе познакомятся...
Она, не отводя своих глаз от его, кивнула:
- Спасибо, Хосров!
- Я уверен, у них найдутся темы для беседы... Когда мы вернулись с вами из Чанахчи, я рассказал маме про вас...
- Я - тоже!
- Я рассказал ей, как мне интересно было с вами разговаривать, как вы натерли ногу, как спали у меня на руке, как вы спасли жизнь Азизе и новорожденному, моему тезке, затем как вы спасли жизнь косуле... Словом, я рассказал маме о вас все-все...
- Ну, а она что? - тихо спросила Рухсара.- Что сказала ваша мама, Хосров?
- Мама призналась мне, говорит: эта девушка давно мне нравится. Говорит: весь город уважает Рухсару.
- Честное слово, Хосров, вы меня перехвалите! - Рухсара улыбнулась смущенно.- Вот увидите, я скоро зазнаюсь!
- Это на вас не похоже! - Хосров вздохнул и добавил: - Мне очень не хочется уходить от вас, Рухсара, но я должен... Пойду проведаю бойцов моей группы. В эту ночь нам придется померзнуть, костры разжигать нельзя. Я не прощаюсь с вами, еще забегу.
- Буду ждать вас, Хосров!
Глаза Рухсары ласково светились.
Однако в этот день они больше не увиделись.
С наступлением темноты Хосров опять был послан Гиясэддиновым на разведку.
Ему удалось, как и в предыдущую ночь, подобраться близко к тому месту, где находились бандиты. Когда кто-нибудь из них закуривал, Хосров отчетливо различал черты лица.
Эти огоньки цигарок сослужили ему немалую службу. Хосров убедился в том, что, как и предполагал Гиясэддинов, зюльматовцы, сосредоточившись на самой верхней точке Красных скал, создали там нечто вроде круговой обороны с интервалом между людьми примерно в пять - семь метров.
"Не густо,- отметил про себя Хосров.- Похоже, что Зюльмат попал в ловушку. Очевидно, не предполагал, что мы обнаружим его здесь..."
Из отдельных фраз, долетавших до него, он сделал вывод, что бандиты решили принять наутро бой.
Вернувшись в лагерь, Хосров доложил Гиясэддинову обо всем, что ему удалось разведать. В конце он спросил:
- На что Зюльмат надеется, товарищ начальник? Неужели не понимает, что его песенка спета?
- На что-то, значит, надеется,- ответил Гиясэддинов, морща лоб.
Они сидели в палатке Гиясэддинова. Кроме них здесь находились Годжа-оглу и Балахан. На столике горела свеча.
- Ясно, Зюльмат не ожидал нашего появления у Красных скал,- вставил Балахан.
Гиясэддинов согласно кивнул:
- Это бесспорно. Если бы ожидал, ушел бы... Куда угодно! Зюльмат - не дурак, понимает, что потерять подвижность для него - это значит потерять все! Чутье изменило старому волку, он начал допускать грубые ошибки!
Заговорил Годжа-оглу:
- Удивляюсь, почему Зюльмат не сделал попытки уйти от нас сегодня днем, когда мы только подошли к Красным скалам. Ведь не мог же он не заметить нас!
- Конечно, не мог,- отозвался Гиясэддинов.- Очевидно, растерялся, упустил момент. А сейчас он знает, что мы обложили его, как зверя в логове.
- Однако на что он все-таки рассчитывает? - снова спросил Хосров.- Мы должны предугадать его возможный ход!
Гиясэддинов улыбнулся:
- Я вижу, Хосров, в тебе и здесь говорит шахматист! Что ж, ты прав... Наверное, есть у Зюльмата в запасе какой-то ход - свой план боя. Впрочем, эта партия складывается явно не в его пользу. Мне кажется, Зюльмат сейчас размышляет так: "Да, я просчитался, хотел спрятаться, отсидеться, а попал в кольцо... Как это кольцо прорвать? Как выбраться из окружения?.. Приму бой. Люди этого Гиясэддинова будут атаковать, растянувшись цепью вокруг Красных скал. Выйдут из-за деревьев, двинутся наверх. Мы их встретим дружным огнем, перебьем частично, затем в наиболее слабом месте прорвем их кольцо и уйдем в лес..."
- Да, так он и попытается сделать! - сказал Годжа-оглу.- Надо предусмотреть этот его возможный маневр.
- Что ты предлагаешь? - спросил Гиясэддинов. Годжа-оглу, откашлявшись, заговорил:
- Мне кажется, нам надо держать в лесу в резерве группу человек в десять пятнадцать, которая в нужный момент встретит зюльматовцев, если они пойдут на прорыв. Во время боя сразу станет ясно, в каком месте Зюльмат намеревается это сделать.
- Да, надо создать резервную группу, - согласился Гиясэддинов.- Кто возглавит ее? Предлагайте кандидатуры, товарищи!
Хосров, как на уроке в школе, поднял руку. Гиясэддинов кивнул ему:
- Ну, говори!
- Мне кажется, во главе резервной группы можно поставить Илдырымзаде!
- Комсомольского вожака?
- Да. Я его хорошо знаю. Боевой парень!
Балахан поддержал:
- Верно, Илдырымзаде не подведет!
- Решено,- сказал Гиясэддянов. - Зовите Илдырымзаде сюда, объясним ему задачу его группы! - Обернулся к Хосрову: - Хосров, разыщи Илдырымзаде! Быстро! Кстати, пригласи сюда и Хангельдиева, он, как командир группы, тоже должен быть в курсе дела!
Хосров вышел из палатки.
"Военный совет" продолжался далеко за полночь.
Когда наконец Гиясэддинов распустил своих командиров и Хосров заглянул в палатку Рухсары, девушка уже спала. Он долго не отходил от входа, вслушивался в ее тихое, ровное дыхание.
Хосрову казалось, он может так простоять всю ночь до утра.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
К утру еще больше похолодало. Было пасмурно. Кусты и деревья на открытых местах стояли в инее. В воздухе кружились редкие снежинки.
Лишь часам к восьми ветер прогнал с Красных скал остатки тумана. К этому времени все уже было готово к наступлению на банду. Бойцы и командиры групп ждали сигнала.
И вот наконец в небо взвилась ракета.
Живое кольцо вокруг Красных скал начало медленно сужаться. Где ползком, где короткими перебежками, прячась за камни и валуны, которыми были густо покрыты склоны горы, образующей как бы подножье Красных скал, бойцы коммунистического отряда продвигались вперед.
Еще не было сделано ни единого выстрела. Зюльматовцы упорно молчали.
Рано утром, готовясь к бою, атаман строго-настрого наказал своим людям:
- Стрелять начнете только по моей команде!.. Надо подпустить их как можно ближе, а затем расстрелять в упор!.. Раньше времени себя не обнаруживайте!.. Это может нас погубить... Мы должны ударить неожиданно! Отобьем атаку, затем кинемся вниз и вырвемся из кольца!.. Отсюда махнем прямо к границе, а завтра мы уже будем за Араксом!.. Словом, ребята, имейте в виду: пока не дам знака не стрелять!..
Однако наказ атамана не был соблюден. Вскоре после начала атаки, когда цепь бойцов коммунистического отряда была еще сравнительно далеко, у кого-то из бандитов сдали нервы, он не выдержал и выстрелил. За ним начали беспорядочно стрелять и другие.
Зюльмат был в бешенстве. На внезапность рассчитывать уже не приходилось.
Снизу тоже грянули залпы - дружные, мощные. Бандиты вынуждены были попрятаться. Пули сыпались на них градом, свистели, визжали, дробили камни, рикошетили от скал...
Зюльмат услышал панические возгласы:
- Убили Кривого Али!..
- Медведь Гасан ранен в грудь!..
- Они не дают нам высунуться!..
- Эй, Зюльмат, что нам делать?!
- Так они нас всех перебьют!..
Зюльмату сделалось страшно. Он тоже начал стрелять в наступающих. Руки его тряслись.
Неподалеку от него за скалой лежал Намазгулу. Старик стрелял не торопясь, тщательно целился.
Хейбара не было рядом с отцом. На рассвете, тайком от своих людей, Зюльмат приказал сыну спрятаться в медвежьей берлоге чуть пониже того места, где залег за камнями он сам. Берлога находилась под огромной, выступающей вперед и нависшей над самой землей скалой, вокруг которой стеной стояли густые заросли бурьяна. Обнаружить берлогу непосвященному было почти невозможно.
Зюльмат наказал сыну:
- Сиди, не высовывайся! Не вздумай стрелять, этим ты только обнаружишь себя. Если мы пойдем на прорыв, я, пробегая мимо берлоги, крикну тебе. Тогда ты вылезешь и побежишь вместе с нами...
Вскоре после начала наступления на банду Зюльмата Хосров, руководивший действиями бойцов своей группы, оглянулся и увидел Рухсару, которая неумело ползла следом за ним, волоча по земле санитарную сумку. Девушка находилась метрах в десяти от него. Он замахал ей рукой, крикнул:
- Возвращайтесь назад, к лесу, Рухсара! Девушка продолжала ползти. Вскоре она была возле Хосрова.
- Вам не место здесь! - строго сказал он.- Ползите назад, Рухсара! Сейчас тут будет жарко!
- Именно поэтому я и должна быть здесь. А вдруг кого ранят?..
- Раненого доставят к вашей палатке. Уходите, Рухсара! - Хосров был сердит не на шутку. - Ах, зачем вы поползли за нами?!
Как раз в этот момент зюльматовцы открыли стрельбу.
Хосров крикнул своим:
- Командиры отделений, руководите огнем!.. Подавайте команды к залпам!..
Раздались команды:
- Первое отделение!.. Огонь!.. Громыхнул залп.
- Второе отделение!.. Огонь!..
Залпы следовали один за другим. Хосров скомандовал:
- Короткими перебежками - вперед!.. Первое отделение!.. Прикрывайте их, ребята!..
Бой разгорался.
Хосров опять обернулся к Рухсаре. Подумал: "Что же делать?.. Назад теперь тоже ползти опасно..."
Не удержавшись, снова промолвил с досадой:
- Почему вы не остались в лесу?! Ах, Рухсара!..
Неожиданно девушка сказала, впервые обратившись к нему на "ты":
- Не прогоняй меня, ну, пожалуйста!..
И столько искренности, столько чувства прозвучало в ее голосе!
Он улыбнулся ей, ответил:
- Ну, хорошо, хорошо!.. Тогда поползли вперед, вон к той каменной гряде!.. Только ниже держи голову, прижимайся к земле!..- Он тоже машинально перешел на "ты".- Ползи за мной, Рухсара!..
Они начали ползком продвигаться вперед. У девушки звенело в ушах.
Воздух сотрясался от непрерывных залпов. Командиры отделений зычно подавали команды.
Наступление на вершину Красных скал успешно развивалось.
Наконец Хосров и Рухсара добрались до гряды камней. Огромные глыбы в беспорядке лежали одна на другой. Вся группа Хосрова была уже здесь.
Хосров и Рухсара сели за скалой, переводя дух. Затем Хосров поднялся, сбросил телогрейку и, положив винтовку на уступ скалы, начал стрелять.
Слева, метрах в пяти от него, стоя на одном камне за большим круглым камнем, вел огонь Ярмамед.
Зюльматовцы были уже совсем близко.
Улучив момент, Ярмамед крикнул Хосрову:
- Зюльмат как раз перед нами!.. Я видел его рожу!.. Чуть правее от него Намазгулу из Эзгилли!.. Я узнал старика!..
Хосров отозвался между выстрелами:
- Я видел их обоих!.. Помни, Ярмамед, Зюльмата будем брать живым!
- Знаю! - бросил Ярмамед.- Не уйдет от нас, сволочь!.. Мы их уже почти всех пере...
Конца фразы Хосров не услышал. Обернувшись, увидел, что Ярмамед лежит навзничь за камнем, раскинув в стороны огромные руки: рядом валяется винтовка, остроконечная папаха слетела с его головы и откатилась к кустам чертополоха, застряла в них.
- Рухсара, смотри! - крикнул не своим голосом Хосров, кивнул головой на поверженного бойца и тотчас опять припал щекой к прикладу, расстрелял целую обойму.
Девушка, пригнувшись, подбежала к Ярмамеду. Тот был мертв. Пуля угодила ему прямо в лоб над левой бровью.
- Что с ним? - спросил Хосров, продолжая вести огонь.
Рухсара не отозвалась. Он посмотрел в ее сторону и увидел: девушка стоит на одном колене за камнем, как только что стоял Ярмамед, и старательно целится. Вот выстрелила, перезарядила. Опять выстрелила.
Ему сделалось страшно за нее. "Убьют!" - мелькнуло в голове. Он перестал стрелять, крикнул ей:
- Рухсара, не надо!.. Спрячься!.. Это - не твое дело!.. Ползи ко мне!.. Здесь безопаснее!..
Девушка продолжала вести огонь. Расстреляв обойму, нагнулась к убитому Ярмамеду, вынула из патронной сумки у него на поясе три снаряженные обоймы, две из них спрятала в карман своего пальто, третью начала закладывать в магазин винтовки, так, как этому учил ее Хосров в тот день, когда они возвращались из памятного ей путешествия в Чанахчи.
Хосров приказал бойцам, находившимся поблизости:
- Заходите с боков!.. Надо окружить вон ту серую скалу!.. Там залег Зюльмат, я видел его!..
Бойцы поползли в разные стороны, часть - вправо, часть - влево.
В этот момент Хосров заметил, что Намазгулу перебирается в другое место, чуть повыше, намереваясь укрыться за остроконечной скалой. В какое-то мгновение Намазгулу приподнялся, чтобы юркнуть за каменный выступ. Хосров выстрелил. Старик взмахнул руками, заревел по-звериному и покатился вниз с горы. Хосров послал в него еще одну пулю. Затем опять обернулся к Рухсаре, позвал:
- Прошу тебя, ползи сюда!.. Брось винтовку!.. Ты почти вся на виду!.. Переберись за другой камень!..
Видя, что она не слушается его, сам кинулся к ней. Благополучно пересек отделявшее их расстояние, присел за камнем рядом с ней. И вдруг странно дернулся, выронил из рук винтовку, повалился на бок...
Рухсара закричала:
- Что с тобой?! Хосров!.. Тебя ранили?!
Начала осторожно приподнимать его, перевернула на спину. Увидела: гимнастерка справа вся в крови и на земле у камня уже натекла лужица алой густой крови. Ей показалось, будто это вытекает из тела Хосрова жизнь. Не соображая, что делает, она прижала свою маленькую ладошку к влажному и липкому пятну на его груди, словно хотела силой остановить, задержать эту покидающую Хосрова беглянку.
Глаза Хосрова были широко открыты, но смотрел он на нее как-то бессмысленно, словно не видел. Вот наконец сознание его прояснилось. Бескровные губы дрогнули. Он попытался улыбнуться. Улыбка не получилась. Прошептал:
- Это конец... все... к сожалению.- Через несколько секунд, сделав усилие, добавил: - Милая... люблю тебя... очень... всегда любил... как только увидел... ты знаешь это...
Он говорил еще что-то, но уже беззвучно. Шевелились только губы, слов не было. Сознание опять уходило от него. Глаза Хосрова закрылись. Он лишился чувств.
Рухсара, вся в слезах, близкая к отчаянию, разорвала на нем гимнастерку до пояса. Увидела: пуля вошла в грудь справа, почти под мышкой. Она начала искать выходное отверстие - его не было.
Страшная мысль пронзила мозг Рухсары: "Что она там натворила- проклятая пуля!.."
Выхватив из санитарной сумки бинт, девушка начала перевязывать грудь раненого.
Бой между тем продолжался. Гремели выстрелы. Противно пели, тинькали пули. Рухсара не обращала ни на что внимания. Кончив перебинтовывать Хосрова, глянула по сторонам в надежде увидеть кого-нибудь из бойцов, позвать на помощь.
И вдруг увидела: сверху в ее сторону, прячась за камнями, пригнувшись, быстро спускается, почти бежит, высокий худой человек в черной чухе, лохматой папахе, заросший, с рыжими отвислыми усами. В руке у него была винтовка.
"Зюльмат!" - мелькнуло у девушки в голове.
Не спуская с бандита глаз, она протянула руку к лежавшей на земле винтовке Хосрова, подняла ее, начала целиться. В этот миг бандит увидел ее, метнулся вправо, к скале, хотел укрыться. Она успела выстрелить. Винтовка Зюльмата с грохотом упала на камни. Пуля попала ему в правую руку.
- А-а-а! - дико заорал он.- Сынок, Хейбар, меня ранили!.. На помощь!.. Хейбар!
Однако Хейбар не успел прийти к нему на помощь. Сидя в берлоге под скалой, он видел, как несколько человек нападающих бросились к его отцу. Хейбару стало страшно. Он понял, что помочь отцу не сможет, только выдаст себя, и решил затаиться.
Тем временем Зюльмат, выхватив левой рукой из ножен на поясе большой кинжал, кинулся вправо вниз, надеясь прорваться.
Из-за скалы наперерез ему выскочил Годжа-оглу, крикнул:
- Сдавайся, бандит!
Зюльмат, не останавливаясь, вскинул руку с кинжалом. Он целился в голову Годжи-оглу. Но тот, шагнув в сторону, увернулся от удара и в следующую секунду ловко прикладом выбил кинжал из рук бандита. Еще через мгновение Годжа-оглу ударом огромного кулака поверг Зюльмата на землю, приставил к его груди дуло винтовки, сказал тихо и зло:
- Лежи, отдыхай, бандюга!.. Отбегался!..
Зюльмат с. ненавистью смотрел на Годжу-оглу, пальцами левой здоровой руки скреб землю, рычал:
- Убей меня, Годжа-оглу!.. Убей!.. Убей, если ты мужчина! Прекрати мой позор!.. Прошу тебя, убей!..
На лице Годжи-оглу играли желваки:
- Легко же ты хочешь отделаться, Зюльмат!.. Нет, я тебя не пожалею, не прикончу, на меня не рассчитывай!.. Ты умрешь, но не сейчас!.. Прежде мы будем судить тебя, бандита, народным судом!.. И ты выпьешь чашу своего позора до конца!..
Подбежали Илдырымзаде с бойцами. Годжа-оглу приказал:
- Вяжите его - и вниз!
Бой на Красных скалах затихал. Бойцы коммунистического отряда добивали остатки банды. Двое зюльматовцев сдались в плен.
Хосров скончался на руках Рухсары, не приходя в сознание.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
В палатке Гиясэддинова собрались командиры групп - Годжа-оглу, Хангельдиев, Балахан, Илдырымзаде, все, кроме Хосрова.
Сидели кто на чем,
Гиясэддинов примостился у столика на ящике из-под патронов. Он был сумрачен. Курил, жадно затягиваясь. Не смотрел ни на кого.
Долго молчали. Наконец Гиясэддинов вымолвил глухо:
- Да, потеряли Хосрова... Такого парня!..- Голос его дрогнул, он еще ниже опустил голову, продолжал тихо: - Даже не верится!.. Ведь вот только что он был рядом с нами...- Не стесняясь присутствующих, Гиясэддинов достал из кармана галифе платок, утер глаза, тяжело вздохнул.
Все молчали. Гиясэддинов сказал:
- Ну ладно, товарищи, давайте подводить итоги боя...- Он поднял голову, спросил: - Сколько у нас всего убитых и раненых?
Годжа-оглу доложил:
- Кроме Хосрова и Ярмамеда убит еще Джафар Махмудов, парторг из Карыкышлака. Храбро дрался человек... Он был в моей группе.
Гиясэддинов опять вздохнул:
- Жаль! Хороший был коммунист... Я знал Джафара. Так... А сколько раненых?
- Семь человек,- ответил Годжа-оглу.
- Что за ранения?
- Двое ранены тяжело, оба - в грудь. Наша девушка осмотрела их, перевязала, сделала уколы.- Помолчав, добавил: - Плачет она все время, жалко ее, беднягу!
Гиясэддинов не понял:
- Кого жалко?.. Кто плачет?
Годжа-оглу растерянно смотрел на Гиясэддинова, словно сожалея о только что сказанном им.
- Да девушка... Рухсара... врач наша... Не отходит от тела Хосрова...Годжа-оглу вопросительно посмотрел на Балахана, затем перевел взгляд на Илдырымзаде. Спросил: - Любили они, что ли, друг друга?..
Гиясэддинов негромко сказал:
- Он ее любил. Мы это все знали, хоть сам Хосров никогда нам об этом не говорил. Стоило кому-нибудь произнести ее имя в его присутствии - он мигом краснел, словно девушка. Иногда сидит в кабинете и задумается: лицо прямо-таки прекрасное, хоть картину пиши, глаза светятся, какая-то в них необыкновенная радость... Словно видит кого-то перед собой. Я уже знал: это он о ней думает. А вот любила ли она его - этого не знаю... Видно, тоже любила...- Гиясэддинов умолк, задумался. Снова начал закуривать. Потом сказал: - Да, итак, двое тяжело раненных и пять - легко.
- Пять - легко,- машинально повторил за ним Годжа-оглу. Гиясэддинов долгим взглядом посмотрел на Балахана, сидевшего в углу палатки на свернутой телогрейке.
- Прежде всего надо сделать следующее... Балахан, возьмешь с собой двух человек, скачите в деревню Джиджимли - она ближайшая к нам. Оттуда дашь телефонограмму в райком партии Демирову. Запиши текст!..
Балахан быстро подсел к столику, достал из кармана карандаш, лист бумаги, вскинул глаза на начальника:
- Слушаю вас!
Гиясэддинов начал диктовать:
- "Банда Зюльмата разгромлена. Зюльмат захвачен живым. Бандиты оказали упорное сопротивление. В плен сдались двое, остальные нами уничтожены. Мы потеряли Хосрова, Ярмамеда и Джафара Махмудова, парторга из Карыкышлака. Ранено семеро, из них двое - тяжело. Просьба выслать навстречу отряду повозки для раненых и доктора Везирзаде..." Это все, Балахан. Ну и, разумеется, моя подпись. Если будешь говорить лично с Демировым, можешь рассказать подробнее о бое. Не.теряй времени, скачи! Как думаешь, к вечеру доберетесь до Джиджимли?
- Должны,- скупо ответил Балахан и поднялся.- Однако лошадям придется попотеть.
- Возьмите самых лучших, какие есть в отряде! И ребят подбери...
- Ясно. Разрешите идти? - Балахан вытянул руки по швам, вскинул подбородок.
Гиясэддинов, встав, крепко пожал его руку:
- Спасибо, Балахан! До встречи в Джиджимли! Будешь ждать нас там. Надеюсь, завтра к вечеру мы доберемся туда.
Балахан вышел. Гиясэддинов поинтересовался:
- Да, кстати, товарищи, расскажите мне, как был схвачен Зюльмат? Кажется, ты, Годжа-оглу, обезоружил его?.. Я слышал, все об этом говорят...
- Обезоружила его девушка,- ответил Годжа-оглу.
Брови Гиясэддинова сдвинулись на переносице.
- Какая еще девушка?! - удивился он.
- Как какая?.. Одна у нас девушка!.. Все та же - наша доктор Рухсара!.. Ее еще, кажется, Сачлы зовут...
Годжа-оглу рассказал все, как было. Гиясэддинов распорядился:
- Илдырымзаде, разыщи Рухсару Алиеву! Попроси, пусть зайдет сюда!
Молодой человек бросился исполнять распоряжение.
Через несколько минут в палатку вошла Рухсара, заплаканная, с опухшим от слез лицом.
Гиясэддинов молча расстегнул свой широкий командирский ремень, снял с него маленький браунинг в желтой кобуре, снова застегнул ремень, оправил гимнастерку, подошел к девушке. Открыв кобуру, извлек из нее аккуратный вороненый пистолет. Держа его на ладони, сказал:
- Здесь на рукоятке есть надпись: "За храбрость!" Этим браунингом меня наградили в Туркестане. Это было давно... А сейчас, Рухсара, я передаю его тебе вместе с благодарностью за совершенный тобой подвиг!..
Гиясэддинов вложил браунинг в кобуру, застегнул ее, протянул оружие девушке.
Она, робея, почти машинально взяла. Подняла на Гиясэддинова глаза, полные слез. Опять потупилась. Плечи ее затряслись. Рухсара беззвучно плакала. Затем вдруг медленно повернулась и вышла из палатки.
Гиясэддинов обернулся к Годже-оглу:
- Ну, бойцы сделали свое дело... И теперь мавр может уйти! Даже должен. Каждого ждут дома родные, беспокоятся. Надо сворачивать лагерь, Годжа-оглу! Даю тебе на это тоже ровно час. Прежде всего надо накормить людей. Кроме того, распорядись, чтобы соорудили носилки для раненых... - Сделав паузу, добавил: И убитых. Подбери носильщиков, установи смены. Меняй почаще людей. Словом, транспортировка раненых и убитых целиком на тебе. В Джиджимли, надеюсь, достанем арбы.
- Все будут нести по очереди,- отозвался Годжа-оглу.
- Да, конечно. Ступай тогда, Годжа-оглу, действуй! А мы тут с начальником поговорим кое о чем... - Гиясэддинов кивнул на Хангельдиева.
Годжа-оглу вышел из палатки.
Гиясэддинов и Хангельдиев остались вдвоем.
- Вижу по твоим глазам, Теймур,- начал Гиясэддинов,- ты хочешь что-то сообщить мне!
- Хочу. Угадал, Алеша!
- Кажется, не очень приятное...
- Опять угадал!
- Тогда не тяни, выкладывай! В чем дело? Что еще случилось?
Хангельдиев сказал:
- Сын Зюльмата Хейбар как в воду канул!
Гиясэддинов нахмурился:
- Может, убит?
- Смотрели, искали. Среди убитых Хейбара нет.
- Это точно?
- Точно, Алеша!
Продолжая хмуриться, Гиясэддинов спросил:
- Почему ты так уверен, Теймур? Там же скалы, такое нагромождение камней!.. Сам черт ногу сломит!.. Может, труп завалился в какую-нибудь щель?
Хангельдиев покачал головой:
- Нет. Все обыскали, каждый метр.
Гиясэддинов призадумался. Спросил:
- С пленными говорил?
- Говорил.
- Ну, что они?
- Клянутся, божатся, что утром перед боем Хейбара не видели. Говорят, видели его в последний раз вчера вечером.
- У Зюльмата спрашивал?
- Спрашивал, Алеша. Молчит. Словно язык проглотил.
- Да, с ним сейчас говорить на эту тему бесполезно.
Помолчали.
- Остается предположить, что Хейбар ночью каким-то образом проскользнул сквозь наше оцепление и ушел. Нехорошо!..
- Еще как нехорошо, Алеша! Выходит, змею поймали, а змееныша оставили на свободе!
- Таир будет недоволен... Впрочем, не в Таире дело.
- Ничего, Алеша, Хейбар от нас не уйдет! Деться-то ему некуда. Организуем розыск, предупредим сельсоветы, пограничников. Мы его схватим в ближайшие дни!
- Должны схватить, Теймур! Сколько мальчишке лет?.
- Лет пятнадцать-шестнадцать.
- Надо думать, отец воспитал волчонка в непримиримой ненависти к нашему строю, к советской власти!
Хангельдиев кивнул:
- Да уж это конечно.
- Ну что ж, Хейбара будем искать. Теперь о другом, Теймур. На тебе лежит охрана пленных. Ты за них отвечаешь головой! Понял?
- Ясно.
- За Зюльматом следи особо.
- Разумеется.
- Отдели его от тех двух бандитов. Конвоируйте их отдельно.
- Сделаем!
- Сколько в отряде твоих милиционеров?
- Четверо.
- Они - только для конвоирования Зюльмата! Ночью ставь к нему двоих! Не спускать с него глаз!
- Слушаюсь!
- Ну вот, пока все! - Гиясэддинов поднялся с ящика.- Пойдем, Теймур, помогать Годже-оглу сворачиваться!
Они вышли.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
На другой день весть о разгроме зюльматовской банды на Красных скалах разнеслась по всему району. Люди только и говорили об этом.
Особенно оживленно обсуждалось событие в городке.
Жители на улицах говорили:
- Наконец-то!.. Поймали-таки хищника!.. Проклятие Зюльмату!..
- Хвала нашим героям!.. Молодцы!.. Всю банду перебили...
- Говорят, и с нашей стороны есть убитые...
- Кто же?..
- Хосров, сын Фирюзы, ахмедлинский... Молодой чекист.
- Вай, бедный парень.. Как же это?..
- Да, погиб... Еще, говорят, убили Джафара Махмудова из Карыкышлака и Ярмамеда из Чайарасы.
- Бедные!.. Да упокоит их души аллах!..
- Раненые также есть...
- Много?
- Говорят, не очень...
- Семь человек... Мне об этом сказал сам телефонист Аскер...
- Бедный Хосров!.. Бедная Фирюза!.. Единственный сын у матери!., А парень какой - красавец!.. Всем на загляденье был!..
...Гашем Субханвердизаде одним из первых узнал о разгроме зюльматовцев, о пленении атамана. Панический страх объял его. Однако он постарался быстро взять себя в руки. Думал: "Еще не все потеряно... Надо только действовать... Действовать!.. Под лежачий камень вода не течет..."
Действовать... Но как?.. Что он, Гашем, должен делать?
Утром, часов в одиннадцать, позвонил в райком Демирову.
Между ними произошел такой разговор:
- Здравствуй, Таир!.. Это я, Гашем. Говоря есть неплохие вести?.. Это правда, что бандитам - крышка?
- Да, похоже, что крышка!
- Схватили Зюльмата?..
- Куда же он денется от нас?
Голос у Таира бодрый, но он словно чего-то недосказывает.
Гашем тоже старается говорить живо:
- Туда им и дорога, сукиным сынам!.. Будто дел у нас нет других, как только гоняться за этими двуногими хищниками по горам и лесам!.. Вместо того чтобы послать наш актив по деревням, мы вынуждены были бросить его под пули бандитов!..
- Да, вынуждены были...
И снова Гашему чудится в словах Демирова какая-то недосказанность.
- Надо было их всех прикончить там же, на поле боя! Сразу!..- говорит он страстно.- Чего миндальничать с Зюльматом?.. Шлепнули бы - и все!..
Демиров спрашивает спокойно, слишком уж спокойно:
- Зачем же так спешить, Гашем?..
Обращение по имени - "Гашем" - придает немного бодрости Субханвердизаде. И все-таки тон, каким секретарь райкома разговаривает с ним, продолжает настораживать его. Он пытается сбивчиво объяснить свои "чувства":
- Понимаешь, Таир... неприятно видеть лицо врага... даже трудно...
Демиров соглашается:
- Да, смотреть на врага неприятно...
Снова Гашем улавливает в словах секретаря райкома что-то двусмысленное.
Он развивает свою мысль:
- Когда видишь врага, Таир, сразу хочется всадить в него пулю!.. Я такой!.. Я считаю: только мертвый враг может порадовать глаз человека!.. Или я не прав?.. Скажи, Таир,- не прав?
Демиров некоторое время молчит. Очень неприятно молчит. Пока Гашем Субханвердизаде ждет ответа, у него становятся мокрыми ладони, тревожный холодок заливает грудь.
- В некотором смысле я согласен с тобой,- слышится наконец голос Демирова.
Опять какая-то двусмысленность!
- И еще, Таир... Выходит, напрасно наш Алеша держал под арестом Ярмамеда из Чайарасы!.. Бедный Ярмамед!.. Пал геройской смертью на поле боя!.. Оказывается, честный был человек, наш!.. А ведь я говорил тогда Алеше - он не послушался меня!..
- А я слышал - наоборот: будто это ты, Гашем, настоял на аресте Ярмамеда, ты приказал Хангельдиеву заключить Ярмамеда под стражу в Чайарасы сразу же после убийства Сейфуллы Заманова!..
- Клянусь тебе своей жизнью, Таир, это ложь! Чтобы ты похоронил меня своими руками, если это так!.. Ложь!.. Чудовищная ложь!.. Действительно, Хангельдиев заключил тогда Ярмамеда под стражу, так ведь на этом настаивали жители деревни. Я не стал мешать действиям Хангельдиева, решил: так будет лучше для самого Ярмамеда! Ведь чайарасинцы могли учинить над ним самосуд. Сам знаешь, каким уважением и любовью у народа пользовался наш покойный Сейфулла Заманов!.. Ведь пятно-то легло на всю деревню!.. Я подумал: жалко Ярмамеда, пусть побудет несколько деньков под охраной нашей милиции, затем вернется в свою родную деревню официально реабилитированным. А потом приехал из Баку Гиясэддинов, забрал к себе в отдел арестованного Ярмамеда, и начались допросы, протоколы... А ведь я неоднократно заявлял Алеше: хотя, говорю, прошлое у этого Ярмамеда подмоченное, немного сомнительное, не без темных пятен, однако маловероятно, чтобы он стрелял в своего гостя. Ну, а Алеша действовал по-своему... Обидно мне, Таир, что теперь кто-то пытается исказить мои действия, мои слова, мои мысли!.. Впрочем, я ничему не удивляюсь, в том числе и действиям Алеши!.. Что ему, бедняге, оставалось делать?.. Ведь упорно поговаривают, что он заглядывался на жену покойного Ярмамеда, приставал к ней... А говорят: глас народа - глас божий! И еще говорят: нет дыма без огня! Конечно, может быть, все это и болтовня, враки!.. У нас ведь сам знаешь как!.. Могут любую напраслину возвести на совершенно невинного человека! На своей шкуре испытал это не раз!.. Наши идейные враги не дремлют, сам это понимаешь, Таир! Их оружие - не только винтовка и кинжал, но и наговоры, ложь, клевета!.. Они делают все возможное, чтобы натравить нас, стойких большевиков, друг на друга, посеять между нами, руководителями, вражду, внести раскол в наше единство, отравить наши товарищеские отношения ядом взаимной подозрительности, обоюдного недоверия! Классовый враг, Таир, не дремлет! И наша теория подтверждает, свидетельствует о сложности классовой борьбы!
- Я это вижу и из практики!
- На практике все подчас гораздо сложнее, Таир! Враги умудряются так подстроить, что друг иногда может показаться тебе врагом. Учти это, Таир!
- Спасибо за совет, Гашем. Все это мы будем учитывать...
Вот опять Таир говорит как-то иносказательно! Или это ему, Гашему, только кажется?
- И еще хочу тебе сказать, Таир,- продолжает он,- напрасно ты не включил меня в список бойцов комотряда! Что с того, что я руководящий работник?.. Ничего со мной не случилось бы! Имей в виду, если бы я был у Красных скал, я не дал бы погибнуть Хосрову и тем двоим!.. Ах, как мне жалко Хосрова!.. Не уберег Гиясэддинов молодого большевика!.. Большая потеря!.. Мать его, говорят, умом тронулась... Несчастная женщина!.. Конечно, борьба не может быть без жертв... И все-таки досадно, что Хосрова не уберегли. Убежден, будь я с отрядом, у нас бы не было этой потери!.. Напрасно, Таир, ты не пустил меня в горы! Напрасно!.. Да и я сам хорош! Не надо мне было обращать внимание на ваши списки!.. Мне следовало сразу же сесть на коня и ехать туда, куда велит сердце!
В ответ на эти страстные слова Демиров молчит. Страх все больше овладевает сердцем Гашегла. Он закругляет разговор:
- Ну, пока, Таир.
- Пока,- сухо звучит из трубки.
Демиров дает отбой.
"Что же делать?.. Что делать?..- мучительно думает Га-шем.- Неужели это конец?.. Но ведь должен быть какой-то выход!.. Должен!.."
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
После телефонного разговора с Демировым Гашем Субханвердизаде ушел из райисполкома.
Первым делом, придя домой, он извлек из буфета неначатую бутылку коньяка, открыл ее, налил себе больше половины тонкого стакана, опрокинул в рот одним махом.
Плеснул еще, выпил. Подсел к столу, уперся сжатыми кулаками в скулы. Задумался...
Немного погодя он поднялся, подошел к телефону, соединился с Дагбашевым, лаконично сказал:
- Дагбек, приходи. Жду тебя!
- Сейчас...- только и ответил Дагбашев и положил трубку.
Спустя минут десять хлопнула дверь веранды. Субханверди-заде даже не поднялся из-за стола. В комнату тихо вошел Дагбашев, бледный, осунувшийся. Гашем повернул к нему голову:
- Что с тобой, храбрец? Ты что раскис? Вид у тебя неважнецкий!.. Или кутнул вчера?
Дагбашев продолжал стоять у порога. Промямлил:
- Болен я, Гашем. Не до кутежей мне...
- К врачу обращался?
- Был у старика.
- Это у Везирзаде, что ли?
- У него.
- Из бывших беков! Толковый врач. Ну и что он говорит?
- Предполагает у меня душевное заболевание...
Субханвердизаде захохотал:
- Ах ты, симулянт!.. Корчишь из себя сумасшедшего?.. Думаешь, поможет? Проходи, садись!
Дагбашев опустился на табурет у стола напротив хозяина. Вид у него и в самом деле был болезненный.
Субханвердизаде, протянув руку, коснулся тыльной стороной пальцев его лба.
- Лихорадит тебя - это верно. Однако причина твоей хвори мне известна, Дагбек... Про нашу победу ты, конечно, уже слышал?.. Я имею в виду победу нашего славного коммунистического отряда, руководимого бесстрашным Алешей Гиясэддиновым, над бандой Зюльмата на Красных скалах... Или ты еще не знаешь об этом?
Голова Дагбашева бессильно упала на грудь.
- Знаю, Гашем,- выдавил он из себя едва слышно.
- С чем тебя и поздравляю! - насмешливо сказал Субханвердизаде.- А ты поздравь меня, Дагбек! Это ли не радость?.. Это ли не долгожданный праздник для нас? Наконец-то мы уничтожили этих врагов народа, этих паразитов!.. Может, на радостях пожмем друг другу руки, а? Или выпьем ло стаканчику? Давай, Дагбек, хватим, а?.. Ты уже прикладывался сегодня?.. Сознавайся, Дагбек!..
Дагбашев молчал.
- Я вижу, ты грустишь? - продолжал язвить Субханвердизаде.- Скорбишь?.. Уж не оплакиваешь ли ты бандитов, многоуважаемый товарищ прокурор? Ну, соблаговолите сказать хоть что-нибудь!.. Так, значит, вы в трауре?
Дагбашев поднял на него страдальческий взор:
- Какой там траур?.. Они же враги, Гашем... Наши враги...
Глаза Субханвердизаде сделались холодными и жестокими.
Под его взглядом Дагбашев втянул голову в плечи, съежился.
- Это ты верно сказал, Дагбек,- процедил сквозь зубы Субханвердизаде.- Они - наши враги!.. И Зюльмат теперь - наш наипервейший враг!.. Твой и мой!.. Ты понимаешь это, Дагбек? - Он продолжал сверлить оробевшего Дагбашева злым взглядом.
- Понимаю, Гашем...- сдавленно произнес прокурор.
- Этого мало, Дагбек, что понимаешь! Как говорится: от слов "халва-халва" во рту сладко не станет. Надо действовать, Дагбек! Действовать! Действовать!.. Или мы подохнем!.. Может, ты согласен подыхать?! Ну, отвечай, согласен?
Дагбек простонал:
- Перестань, Гашем!..
- Тогда надо действовать! Иначе Зюльмат потянет нас за собой... Мы не можем сидеть сложа руки и ждать!.. Кроме того, учти: наши друзья не простят нам наших ошибок.
- Что же надо делать?
Субханвердизаде поднялся из-за стола, прикрыл плотнее дверь, заходил возбужденно по комнате. Снова сел. Уставился на Дагбашева. Заговорил:
- Делать надо вот что, дорогой товарищ прокурор. Прежде всего вы должны выполнять ваши функции!
Дагбашев недоуменно заморгал:
- Какие функции? О чем ты, Гашем?..
Субханвердизаде передразнил его:
- "Какие функции?.. Какие функции?.." Не забывай, Даг-бек, что ты прокурор! А место прокурора - там, где находятся преступники! Завтра же ты выедешь навстречу отряду Гиясэддинова, чтобы допросить главаря банды Зюльмата. Я буду сопровождать тебя! Там, на месте, посмотрим, что можно будет сделать. Есть у меня один план... Итак, завтра рано утром мы выезжаем! Ты понял меня, Дагбек?
Дагбашев испуганно замотал головой:
- Что ты задумал, Гашем? Я не поеду с тобой, езжай один. Клянусь, я болен!..
Субханвердизаде метнул на собеседника уничтожающий взгляд:
- Болен?.. Езжай лечиться в Баку!.. Только немедленно! Чтобы завтра же ноги твоей здесь не было!.. Ты мне только мешать будешь!.. Слышишь? Трус!.. Уезжай!..
- Я хотел... Вчера ходил к товарищу Демирову. Он не дал согласия на мой отъезд...
Субханвердизаде подозрительно сощурился:
- Вот как?! Ходил, говоришь, к товарищу Демирову? Ну и что же он сказал тебе - наш дорогой секретарь?
Дагбашев громко вздохнул:
- Я же говорю тебе: не отпустил.
- А что посоветовал? Может, велел тебе заранее подыскать хорошее местечко на кладбище?
- Сказал: потерпи...
- "Потерпи!.. Потерпи!.." - взорвался Субханвердизаде истерическим возгласом.- Придерживает он тебя здесь!.. Подозревает... Или ты, Дагбек, не догадался еще?! Хочет устроить тебе очную ставку с твоим другом Зюльматом!
- Перестань, Гашем!..- плаксиво протянул Дагбашев.
- Да, да! - перебив его, продолжал Субханвердизаде.- Он вас, голубчиков, сведет лицом к лицу!.. А потом ты сдохнешь! Точнее - тебя поставят к стенке как врага народа! Ну, говори, ты хочешь, чтобы тебя шлепнули?..
- Упаси аллах, Гашем!..
Субханвердизаде презрительно скривил губы:
- Аллаха вспомнил?! Нет, Дагбек, теперь аллах не поможет тебе!.. Только черт!.. Только шайтан!.. Имей в виду, завтра на рассвете мы выезжаем навстречу гиясэддиновскому отряду!
- Хорошо,- согласился Дагбашев.
- С вечера позаботься о лошади, вели дать коню побольше овса! Дорога будет трудная. Учти это!
- Сделаю, Гашем.
- А после этого сразу же уедешь в Баку, отвезешь письмо. Проветришься там, покутишь. Денег я тебе отвалю...
Дагбашев немного приободрился.
- Тогда выпьем за нашу успешную дорогу! - предложил Субханвердизаде, беря в руки бутылку с остатками коньяка, поднял ее, посмотрел на свет: - Э, да здесь на донышке осталось! - Поднялся, достал из буфета еще одну бутылку и стакан для гостя, налил по полному стакану ему и себе, взял в руку свой, подмигнул Дагбашеву: - Ну, товарищ прокурор, за наши успехи!
Они выпили. Закусили яблоками, лежащими в тарелке на столе.
Несмотря на выпитое, Субханвердизаде почти не ощущал хмеля в голове. Однако настроение его заметно поднялось.
Повеселел от коньяка и Дагбашев. Он всегда хмелел быстро. Выпив, обычно становился говорливым и беспечным, любил похвастать.
- Ты был у Гюлейши? - спросил Гашем гостя.
- Был...- Дагбашев ухмыльнулся самодовольно.- На то она и Гюлейша!
- Когда был?
- Как ты и велел, вчера... Впрочем, я заглянул бы к ней и без твоей просьбы, Гашем... Или я не мужчина?!
- Ну и как, разговор у вас состоялся?
Дагбашев сально осклабился:
- Не только разговор, Гашем!.. Кое-что еще... Ты не ревнуешь?
Субханвердизаде не был расположен шутить. Одернул гостя:
- Перестань паясничать, Дагбек!.. Говори о деле!,. Что Гюлейша сказала тебе?
- Колеблется. Говорит: боюсь!
Субханвердизаде хлопнул ладонью по столу:
- Врет! Ничего она не боится! Деньги ей нужны, желтенькие!.. Плату требует вперед, вот что означает это ее "боюсь"!.. Такие, как она, ничего не боятся, Дагбек! Наоборот, сам шайтан обходит таких стороной - трусит!.. Уж я эту добренькую Гюлейшу знаю как облупленную!
- Еще бы! - хихикнул захмелевший Дагбашев.- Вы с ней давнишние дружки, Гашем. Говорят: старая дружба - не старый корабль: не тонет!.. Сознайся, Гашем, сладко ты с ней проводил время, когда она была помоложе!..
- Ну, перестань! - морщась, оборвал Гашем гостя.- Ближе к делу, Дагбек! Так как ты думаешь, поможет она нам?
- Думаю - да!
- Ты назвал ей Баладжаева?
- Все выложил напрямик, Гашем. Открыл ей карты... Хоть и не до конца. Твоего имени я ей не назвал.
- Правильно сделал! Ну, а дальше? Не тяни. Расскажи по порядку, как все было!
Дагбашев налил в свой стакан остатки коньяка из бутылки. Выпил. Начал рассказывать:
- Ну, пришел я к ней вчера, поздно уже было, часов десять... Детишки ее спят в другой комнате... То да се, сам понимаешь, выпили с ней, закусили, помиловались... После этого я и завел разговор. Сказал: "Надо, говорю, отправить к праотцам этого Баладжаева, он ведь тебе только помеха!" А она мне: "Ладно, говорит, не хитри! Не такой уж ты добросердечный, чтобы обо мне заботиться, знаю я тебя! Догадываюсь, говорит, кто тебя подослал ко мне с этим делом. Он и сам бы мог заглянуть, лично переговорить..." - Дагбашев пояснил: Это, Гашем, она на тебя намекала...
- Хитрая, стерва! - буркнул Субханвердизаде.- Дальше, дальше, Дагбек! Продолжай!..
- Я говорю ей: "Да что ты, голубка Гюлейша!.. Не выдумывай, чего нет... Ведь у нас, говорю, с тобой любовь, мы с тобой славно дружим, мне близки твои интересы, а обнимать и любить, говорю, как сама понимаешь, все-таки приятнее заведующую райздравотделом, а не какую-то там копеечную санитарку - выдвиженку в день Восьмого марта! Поэтому, говорю, я и думаю, что Беюк-киши Баладжаеву лучше уйти с твоей дороги. Сам он, конечно, не уберется... А момент, говорю, сейчас самый благоприятный. Все знают, что он болеет, даже в Баку известно... А раз, говорю, человек долго болеет, то ясно, он и умереть может в любой момент. И никто этому не удивится, никто никого ни в чем не заподозрит... Не упускай, говорю я ей, благоприятного момента, голубка Гюлейша!.."
- Ну, ну! - нетерпеливо бросил Субханвердизаде.- Что дальше?
- "Напои, говорю я ей, ошибочно своего начальничка каким-нибудь сильнодействующим хорошим лекарством. Пусть, к примеру, заснет, говорю, да так крепко, чтобы только ангелы могли его разбудить на том свете, дабы с рук на руки передать в распоряжение вечно юных и прекрасных гурий!.. И всем, говорю, будет хорошо: и тебе, Гюлейша, и нашему уважаемому Беюк-киши, и гуриям, которых наш опытный фельдшер и заврайздра-вом будет обнимать и любить".
- Короче! - перебил Субханвердизаде, теряя терпение.- К черту твое красноречие!.. Что она?.. Что Гюлейша?!
- "Боюсь, говорит, я, Дагбек. Сделать, говорит, все можно, даже лекарство, говорит, у меня есть для этого очень даже подходящее, только боюсь!.. Подумать, говорит, надо, прикинуть все. Я буду думать, и вы там, говорит, поломайте головы. Может, говорит, и без меня обойдетесь, придумаете что-нибудь. А не придумаете - тогда приходите, поговорим. Лучше, конечно, если я вам не понадоблюсь, говорит. Никогда я, говорит, еще такого не делала! Боюсь! Аллаха боюсь!..".
- Врет! - рявкнул Субханвердизаде.- Аллаха она, распутница, видите ли, испугалась!.. Задаток выманивает, продажная тварь! Ладно, Дагбек, дадим ей аванс! Я сам этим вечером загляну к ней. Против золота она не устоит! И завтра же Баладжаев уснет навеки, да упокоит его душу аллах! А нас с тобой завтра в городе не будет! Чем не алиби?.. Мы поедем улаживать самое важное дело.
Опять тревога мелькнула в глазах гостя:
- Уладим ли, Гашем?
- Должны!
- Тогда наливай еще! - попросил Дагбашев, покосившись на пустые бутылки. Есть что?
Субханвердизаде молча поднялся и, чуть пошатываясь, направился к буфету. Гость ушел от Субханвердизаде уже в сумерках.
На третий день около полудня горы словно бы раздвинулись, и отряд, выйдя из Белого ущелья, называемого так из-за цвета его скал, вступил наконец-то в долину Акеры.
Позади осталась наиболее трудная часть пути.
Все радовались встрече с дорогой, не очень хорошей - каменистой, ухабистой, с бесконечными выбоинами, часто глубокими и с водой, с грязью,- но все-таки дорогой, которая шла вдоль довольно широкого каменистого, галечного русла реки. Эта дорога то приближалась к Акере почти вплотную, то уходила от нее в сторону вдоль старого сухого ложа реки, то начинала карабкаться вверх на гору, обходя "туннели", в тех местах, где долина вдруг сужалась, образуя узкие, крутые скалистые ворота, сквозь которые внизу мчался с гулом мощный пенистый водяной поток.
Отряд порядком растянулся. Пешие и конные двигались вперемешку. В середине находился обоз из взятых в деревне Джиджимли четырех арб, влекомых медлительными быками. На трех из них, на толстых и мягких подстилках из сена и тюфяках ехали раненые (из легкораненых лишь те, кто потерял много крови и затруднялся идти). На одной арбе везли тела убитых - Хосрова и Джафара Махмудова.
Тело Ярмамеда в Джиджимли забрали родственники покойного, прибывшие из Чайарасы. Четверо всадников, печальные, суровые, завернули большое тело Ярмамеда в две бурки, обвязали его поперек черными женскими платками; один из них сел на лошадь, другие бережно подали ему тело, и все четверо двинулись по тропе напрямик через горы в родную скорбящую деревню, поторапливая рослых, сильных коней.
В последние дни сильно похолодало. Небо хмурилось. За ночь вода, оставленная в котелке, промерзала почти до дна. Днем порой сквозь низкие свинцовые тучи проглядывало солнце.
Но теплее от него не становилось. Не переставал дуть пронизывающий северный ветер.
Люди в отряде сильно страдали от холода, особенно ночью. Спасались у огромных костров. Благо дров экономить не приходилось. Однако с непривычки у костра не очень-то поспишь: лежать приходилось прямо на земле. Одному боку жарко - другой замерзает.
Около полудня Гиясэддинов и Балахан, ехавшие рядом верхом почти в самом хвосте отряда, заметили вдали на дороге двух всадников, поторапливающих своих коней им навстречу.
- Интересно, кто это может быть? - зымолвил Балахан, напрягая зрение.- Не к нам ли едут? К добру ли?..
- А вот мы это сейчас узнаем,- отозвался Гиясэддинов, поднося к глазам бинокль, висевший у него на груди. Посмотрев, молча передал бинокль Балахану.Ты прав, Балахан, это - к нам! А вот к добру ли - не знаю...
Балахан глянул в бинокль. Не удержавшись, присвистнул:
- Вот это гости! Не ожидал!..
Гиясэддинов иронически бросил:
- Гашем Субханвердизаде! Собственной персоной! В сопровождении ближайшего соратника и друга Дагбека Дагбашева!
- Странно, товарищ начальник! Что им здесь надо?
- Странного в этом ничего нет, Балахан,- понизив голос, сказал Гиясэддинов.- Все очень даже закономерно... Надо усилить конвой Зюльмата! Поручаю это лично тебе... Теперь слушай меня!.. Поедешь позади бандита! Следи за Гашемом. Исполняй!
- Есть! - ответил Балахан и, тронув ногами бока коня, затрясся рысью по обочине дороги вперед к тому месту, где под конвоем шел Зюльмат.
Гиясэддинов направил своего коня в голову отряда.
Немного погодя Субханвердизаде и Дагбашев осадили перед ним взмыленных, разгоряченных лошадей.
"Спешили, голубчики! - подумал Гиясэддинов.- Ну-ну!.. Интересно: чем вы нас обрадуете? Чем удивите?.."
- Здравствуй, Алеша! - сказал Субханвердизаде, делая скорбное лицо.- Какое горе!.. Я слышал, мы потеряли нашего Хосрова!..
Дагбашев тоже поздоровался:
- Добрый день, товарищ начальник!
Гиясэддинов, не останавливая коня, сухо кивнул в ответ на приветствия. Субханвердизаде и Дагбашев поехали рядом с ним.
- Где его тело, Алеша? - спросил как ни в чем не бывало Субханвердизаде, делая вид, будто не замечает холодности Гиясэддинова.
Тот сделал движение головой:
- Там, на арбе...
Субханвердизаде и Дагбашев повернули коней, отъехали от него.
Гиясэддинов остановился на обочине, пропуская отряд, начал наблюдать за Гашемом.
Субханвердизаде приблизился к арбе с телами убитых, спешился, передал поводья своего коня Дагбашеву, который остался в седле. Сняв шапку, пошел следом за арбой. Откинул край бурки, которой были покрыты тела Хосрова и Джафара Махмудова. С минуту скорбно смотрел на безжизненные лица убитых. Затем, повернув голову, увидел идущую рядом Рухсару, бледную, осунувшуюся, печальную. На девушке была телогрейка, ватные брюки и армейские сапоги,поэтому-то Гашем не узнал ее сразу. Смутился, кивнул ей:
- Добрый день, Рухсара, дочь моя!.. Несчастье-то какое!.. Бедный Хосров!.. Такой был замечательный парень!..
Рухсара, закусив губу, отвернулась от Гашема. Не сказала ни слова.
Субханвердизаде опять сел на лошадь. Спросил громко, с наигранной злостью:
- А где этот сукин сын Зюльмат?.. Хочу взглянуть на его мерзкую рожу!..
Кто-то из идущих рядом бойцов ответил ему:
- Вон он - шагает впереди под конвоем! Вы только что проехали мимо него, товарищ Субханвердизаде!..
- Это который же?..
- Да вон, желтоусый!.. В лохматой папахе!.. Рука у него на перевязи!
Субханвердизаде притворялся: он увидел Зюльмата тотчас, как только подъехал к Гиясэддинову.
Ему очень хотелось сразу же направить коня к тому месту, где немного впереди первой арбы шагал, понурив голову, бандит. Однако он, удержав себя, не сделал этого. Сказал себе:
"Не надо спешить!.. Действовать только наверняка!.. Этот пес Гиясэддинов настороже... Кстати, где он?"
Глянул по сторонам, будто невзначай.
Гиясэддинов ехал чуть позади и смотрел в его сторону.
Субханвердизаде выругался в душе.
"У-у, собака!.. Настырный чекист!.. Следишь, татарская рожа?! Хитрая лиса!"
Он снова подъехал к арбе с убитыми. Начал смотреть на лица покойных. Опять взглянул туда, где шел Зюльмат, подумал с сожалением:
"Почему ты не околел, негодяй?! Почему тебя не убили в бою?! Почему ты сдался в плен татарину?.. Почему?! Почему не забрал нашу общую тайну в могилу?! Теперь вот гибнуть приходится из-за тебя!.. Мерзавец!.."
Субханвердизаде покосился в сторону Гиясэддинова:
"Задремал он, что ли, в седле?.. Или притворяется, косоглазый черт?! Может, нарочно опустил голову?.."
Решившись, направил лошадь вперед.
...Зюльмат увидел Гашема и Дагбашева, едва они подъехали к отряду. Еще больше помрачнел. Думал с горечью:
"Вы вот, джигиты, на лошадках гарцуете, а я за вас к стенке пойду! Начальнички!.. Любители загребать жар чужими руками!.. Только обманывали!.. За кос водили!.. Ублюдки!.."
Вдруг за спиной его, совсем близко, грохнул выстрел. Пуля просвистела над головой. Справа на дороге рядом с обочиной брызнул земляной фонтанчик.
Зюльмат обернулся и увидел: рядом, сбоку, чуть позади, два всадника. Один из них - Гашем Субханвердизаде. Другой, в военной форме, в чекистской фуражке, сжимает рукой его кисть, поднятую вверх. В руке Гашема - наган.
Вот военный обезоружил его.
Гашем, с буро-малиновыми пятнами на лице, возбужденный, тяжело дышит, бормочет:
- Зачем ты помешал мне, Балахан?! Не на развод же вы хотите оставить этого сукиного сына, этого бандита?! Не мог я сдержаться, клянусь!.. Сейчас увидел на арбе покойного Хосрова - и сердце закипело!.. Напрасно ты не дал мне его прикончить!.. Зря, Балахан, зря!..