Вигдис ходила взад-вперед, она закуталась в шаль, а потом сбросила ее, хотя от мороза в доме были покрыты инеем стены. И вот, наконец, села она у очага, но тут же вскочила и подошла к двери, остановилась на пороге и стала смотреть вдаль, а красное солнце медленно опускалось в морозный туман.
И тут увидела она на опушке леса всадника и узнала Ульвара. Он ехал один и очень медленно — и задрожали у нее ноги; она вошла в дом и села у огня.
Она не смогла поднять головы, когда Ульвар открыл дверь. В руках у него был сверток, который он положил ей на колени, а сам прошел дальше, в спальню, не останавливаясь и не говоря ни слова. И он запер дверь изнутри.
Вигдис сидела и осторожно ощупала то, что лежало у ней на коленях. Нечто было завернуто в красный шелковый плащ, и она сразу его узнала. Это был тот плащ, что она когда-то вышила и подарила Ветерлиде сыну Глума. Он замерз, и слипся, и затрещал, когда она захотела размотать его. Поэтому Вигдис решила подождать и продолжала сидеть как прежде. Но через некоторое время плащ оттаял, и с него полились вода и кровь и намочили ее платье. Тогда она развернула плащ и увидела голову Льота.
Сначала увидела она обрубок шеи, а затем перевернула голову Льота и посмотрела на его лицо. Волосы упали на лоб и прилипли к коже; она отвела их в сторону и вытерла кровь плащом. И один раз провела она рукой по его губам — и показались они ей тонкими и жалкими, голубые на сером лице. Она пальцами разлепила ему веки и посмотрела в его глаза, но были они мертвые и глупые. И она закрыла их вновь.
И вспомнила она, как сидела над Эйольвом сыном Арне — тогда познала она сладкий вкус крови, которая сняла боль ее страдающего сердца. И чем дольше смотрела она на голову Льота, тем тяжелее становилось у нее на душе; и было лицо его старым и несчастным, и показалось ей, что эта жалкая седая голова никак не может быть вирой за позор ее — и уж никак не стоит того, чтобы могла сказать она, что ради этого момента она страдала и горевала все эти годы.
Вигдис прикрыла голову плащом и положила ее у своих ног. Она встала и направилась к двери Ульвара; она позвала его, но не получила ответа. Она подождала немного, а потом вновь позвала, и вновь не получила ответа; тогда пошла она и села, сложив на окровавленных коленях руки.
Так прошло время до вечера; тогда открыл Ульвар дверь и прошел к двери на улицу; мать он не видел, потому что огонь в очаге почти погас. Он был одет для поездки и вышел во двор. Вигдис встала и последовала за ним. Ульвар вывел своего коня и оседлал его. Вигдис подошла к нему.
Ярко светила луна, и никогда еще не был Ульвар так похож на Вига-Льота, как сейчас, решила мать. Она хотела спросить о поединке, но не посмела. Она только сказала:
— Ты уезжаешь?
—Да, уезжаю, — ответил сын.
— Ты едешь в Вадин? — не унималась мать.
— Я уеду оттуда завтра утром, не хочу я больше оставаться тут, — ответил он.
Вигдис посмотрела ему в лицо. Она спросила:
— Так ты не хочешь больше жить со мной?
— Я отплатил тебе за любовь, мать, как ты меня и просила, — ответил Ульвар. — И не знаю, какую еще радость ты можешь получить от меня, так что можешь ты позволить мне уехать.
— Не говори так, — попросила мать. Она помолчала, а потом сказала:
— Если не хочешь ты меня больше видеть, то буду я жить здесь, в Берге, сколько ты пожелаешь. Но не уезжай из дома зимой.
— Не могу я жить здесь, — проговорил Ульвар, — ибо знаю я, сколько зла тут совершилось, и знаю я, что не будет мне тут хорошо.
Вигдис обняла шею лошади и прижалась к ней. Она не смела просить его остаться, и сердце ее превращалось в камень, ибо знала она, что ничего уже нельзя изменить. И уткнулась она в шею лошади и тут же вспомнила ночь, когда родила сына и когда конь был единственным живым существом, на которого она могла опереться.
— Ты не любишь меня больше, сын? — осторожно спросила она.
— Люблю, — ответил Ульвар. — Но позволь мне уехать, мать. — И, помолчав, добавил: — Прошу тебя, ради меня, предай останки Льота земле.
— Обещаю, — ответила Вигдис.
Ульвар тогда сказал:
— И не благодари меня за его смерть — он сам решил свою судьбу.
Он взял поводья и быстро спросил:
— Скажи мне честно только одно, мама, — любила ли ты Вига-Льота?
Она зарыдала и уткнулась лицом в гриву лошади и произнесла:
— Потому и ненавидела я его так — и самое ужасное, что он был единственным, кого хотела я любить из всех мужчин.
Ульвар нагнулся к ней, поднял лицо ее и поцеловал в губы. Тогда спросила его мать.
— Ты вернешься?
— Если буду жив, — отвечал Ульвар, — то когда-нибудь вернусь. А сейчас дозволь мне уехать, мать.
Вигдис отпустила лошадь, и Ульвар ускакал.