V

Въ столицѣ Кастильскихъ королей было шумно. Былъ канунъ празднества дня Св. Духа, готовились всякія процессіи и крестные ходы, послѣ которыхъ долженъ былъ произойти рыцарскій турниръ.

Но особое оживленіе въ столицѣ было по поводу неожиданнаго радостнаго происшествія. Любимый племянникъ короля, рыцарь Алонзо, пропадавшій безсдѣдно, возвратился въ отечество живъ и невредимъ изъ мавританскаго плѣна. Родственники давно считали его погибшимъ, или убитымъ, или замученнымъ Маврами, давно оплакивали и молились о душѣ. его. Но болѣе всѣхъ оплакивала рыцаря его невѣста, прекрасная Изабелла.

Алонзо рыцарь, явившись на родину, не объяснилъ никому ни словомъ, какимъ образомъ спасся онъ изъ рукъ враговъ. Только одному королю, дядѣ Гонзало, повѣдалъ онъ все, что съ нимъ приключилось, какъ погибли другіе плѣнные и какъ уцѣлѣлъ онъ, и наконецъ благодаря заступничеству дочери калифа былъ имъ самимъ выпущенъ на свободу.

На предложеніе короля Гонзало назначить день празднества его брака, рыцарь признался въ тяжкомъ грѣхѣ. Онъ полюбилъ всѣмъ сердцемъ и всѣмъ разумомъ мусульманку. Ту, которой былъ обязанъ жизнью. Сердце его осталось тамъ, въ калифатѣ… Поэтому Алонзо считалъ еще болѣе грѣховнымъ дѣломъ наложить на себя узы таинства брака.

Съ первыхъ же дней своего появленія на родинѣ рыцарь сталъ вести себя загадочно для всѣхъ. Онъ не согласился участвовать въ турнирѣ, сталъ удаляться вообще отъ родныхъ и друзей и былъ занятъ однимъ дѣломъ.

Онъ разыскивалъ въ столицѣ и въ окрестностяхъ всѣхъ мавровъ, которые, когда-либо взятые въ плѣнъ, были рабами у разныхъ рыцарей. Найдя таковыхъ, рыцарь покупалъ ихъ себѣ въ рабы, но затѣмъ они исчезали безслѣдно. И никто не зналъ, что онъ давалъ имъ возможность возвратиться на ихъ родину.

Въ Кастильской столицѣ были тоже въ заключеніи плѣнники мавры. Ихъ не обрекали на смерть, но содержали жестоко, такъ что около половины изъ нихъ умирало. Рыцарь сталъ часто навѣщать казематъ, въ которомъ они были заключены, и облегчалъ ихъ участь.

Наконецъ, однажды Алонзо явился къ королю и попросилъ разрѣшенія поступить монахомъ въ монастырь, а пока удалиться въ какую-нибудь глушь, чтобы приготовить себя совершенно къ монашескому сану. Онъ считалъ себя какъ бы заживо умершимъ.

Всѣ удивились намѣренію храбраго рыцаря удалиться отъ свѣта. Только онъ одинъ зналъ, что если душа какъ бы отлетѣла отъ него, то она витаетъ тамъ, въ столицѣ калифата. Она только и жива тѣмъ прекраснымъ образомъ, что въ эти дни находится въ Альказарѣ.

Съ разрѣшенія дяди короля, Алонзо покинулъ столицу, и всѣ думали, что онъ отправился въ пустыню или въ монасттырь. Въ дѣйствительности рыцарь отправился тою же дорогой, которою явился въ столицу. Переодѣтый простымъ поселяниномъ, онъ пѣшкомъ достигъ границы мавританскихъ предѣловъ. Здѣсь онъ остался нѣсколько времени, старательно изучая арабскій языкъ.

Между тѣмъ во всей столицѣ калифата, такъ же какъ въ самомъ Альказарѣ, было мертвенно тихо. Всѣ ходили печальные и угрюмые.

Давно уже народъ ни разу не видалъ въ лицо своего повелителя. Калифъ совершенно не показывался изъ своега дворца никому.

Причиной всеобщаго унынія была болѣзнь любимой дочери калифа.

Съ того самаго дня, что Саида повстрѣчалась съ отцомъ въ саду, а пища, которую несла она милому плѣннику-христіанину, мгновеннымъ чудомъ обратилась въ цвѣты, молодая мавританка измѣнилась совершенно. Печально смущенное настроеніе ея перешло въ недомоганіе и, наконецъ, она заболѣла и лежала день и ночь.

Встревоженный калифъ созвалъ всѣхъ врачей, какіе были въ калифатѣ, но никто помочь не могъ. Болѣзнь Саиды не поддавалась ничышъ усиліямъ и никакимъ средствамъ. Эту болѣзнь врачи даже и назвать не могли. Дочь калифа сгорала какъ отъ огня и таяла.

Прошло нѣсколько времени и уже не оставалось никакого сомнѣнія, что Саида должна покинуть земной міръ. Теперь только Абенъ-Серрахъ понялъ, до какой степени любилъ свою дочь. Потеря ея представлялась ему горшею, нежели потеря всемогущества, власти и всѣхъ богатствъ Мавританіи. Горе калифа дошло до такого предѣла, которому трудно было бы дать имя.

Абенъ-Серрахъ съ отчаянія, очевидно, потерялъ разсудокъ. Такъ отнеслися бы къ нему его подданные, еслибъ знали что съ нимъ произошло.

Калифъ, бесѣдуя со слабою умирающею дочерью, не только повѣрилъ чуду, совершившемуся на ихъ глазахъ, но, повелитель правовѣрныхъ мусульманъ началъ вѣрить, что чудо это было чудомъ не Аллаха, а чудомъ христіанскаго Бога. И въ горькомъ отчаяніи калифъ сказалъ дочери:

— Я молился страстно за тебя Аллаху! А ты все-таки умираешь… Если такъ, то проси христіанскаго Бога спасти тебя и оставить на землѣ, чтобы жить мнѣ на радость.

— Я готова… Да, я буду Его просить, отвѣтила Саида. И въ первый разъ съ давнихъ поръ улыбнулась она.

Одновременно калифъ объявилъ во всѣ предѣлы, что если выищется на свѣтѣ врачъ какой бы ни было народности и религіи, который спасетъ Саиду, то онъ отдастъ ему тотчасъ же половину своего царства.

Народъ взволновался. Казалось, всѣ врачи перебывали въ Альказарѣ, но при этомъ воззваніи нашлось еще много врачей. Явился одинъ врачъ съ африканскаго берега, явился одинъ Еврей, затѣмъ одинъ христіанинъ изъ Кастиліи. Но изъ нихъ тоже никто не помогъ.

Саида была уже едва жива, лежала безъ движенія, безъ словъ, и только ея красивые синіе глаза казались живьтми — еще въ нихъ только задержалась душа, отлетающая отъ тѣла.

Загрузка...