Sамки

20 августа 1995 года Анастасия Рожкина

Они стояли перед дверью.

– Ну! – подтолкнул Рожкина Ученый.

Антон нехотя поднял руку, надавил на звонок, обернулся и замялся:

– Настька… сестра… Вы ее не пугай…

– Не испугаем! – пообещал Колокольчик и заржал.

– Я имел в виду: вы не испугайтесь…

Из-за двери послышался хриплый рык: «Ну, кого принесло?!» Она резко распахнулась, и Ученый отшатнулся.

На пороге стояло форменное чучело. От лба до макушки – длинный вертикально стоящий ярко-рыжий гребень. Так называемый «ирокез». Остальные волосы сосульками свисают на грудь, едва прикрытую утыканной булавками черной майкой с традиционным красным кругом анархии. Ниже – рваные проклепанные джинсы с пятнами красной и ядовито-зеленой краски, разношенные армейские ботинки-говнодавы.

Он медленно поднял глаза вверх: на руках, упертых в круглые бока – браслеты с шипами, на шее – настоящий собачий ошейник, в ушах – булавки. А лицо… Ярко-красные веки, под глазами – черные разводы, зеленые губы.

Он всмотрелся в эту жуткую маску и обалдел. Девушка была уникально красива! Такие рождаются раз в тысячелетие, пронеслось в голове. Нефертити. Клеопатра. Кто там еще?.. По пальцам можно пересчитать…

Мысли путались.

– Ну, чё приперся? – грозно спросила красавица. – И этих чё притащил?..

К счастью для молчавшего Ученого, остальные отреагировали правильно. Со словами «А ну закройся, швабра» Колокольчик танком попер в квартиру. Следом за ним, мимо Ученого и Рожкина, протиснулся Эдик. Беседа топтался на месте, неодобрительно ворча под нос что-то о грязных панках и глупых гусынях…

– Ладно, – выдохнул наконец Ученый. – Пошли, поговорим.

Рожкин явно поскромничал, назвав этот апартамент однушкой. То есть это и была однокомнатная квартира, но переделанная из стандартной двухкомнатной. Просторная прихожая плавно переходила в кухню-столовую-гостиную, а оттуда в отдельную нишу спальни. Во всей отделке чувствовалась рука мастера. Прихожая облицована недешевым керамогранитом, часть кухни – декоративной штукатуркой. На полу – штучный паркет. Кухню от гостиной отделял невысокий подиум из какого-то прозрачного материала и барная стойка.

Колокольчик покосился на все еще стоящую в прихожей девушку.

– Неплохо живут грязные российские панки…

– Панки не грязные! Панки – это голос сопротивления, – огрызнулась девица.

Михаил присмотрелся. А и правда: назвать ее грязной язык не поворачивался. Еще на лестнице он почувствовал легкий аромат каких-то духов, футболка как будто хрустела от свежести. А якобы заляпанные джинсы были порваны и замазаны краской очень искусно и живописно. Небрежно брошенная на кресло черная кожаная косуха со множеством заклепок и «молний» только с виду казалась подобранной на помойке – шелковая подкладка и лейбл говорили совсем о другом. Да и квартира сияла чистотой.

Ну и чему она сопротивляется? Архивному институту, что ли? Так вроде, Рожкин говорил, второй курс. Никто ведь не заставляет ее учиться. Вышла бы замуж. С такой-то внешностью в девках не засиживаются. И, надо думать, папа с мамой из Хабаровска сюда нечасто наезжают, а братец вряд ли проявляет строгость. Ему бы в кайф ее поскорей с рук сбыть.

– Мы создали свою собственную музыку, свой образ жизни, свое общество и свою культуру… И свободу! – Настя между тем вошла в раж. – Свобода – это то, что мы создаем каждый день.

Эдик досадливо отмахнулся:

– Знаем мы вашу свободу! Пьете чуть не политуру, клей нюхаете, дрянь всякую курите. Если подойти к любому человеку на улице и спросить: «Кто такие панки?» – почти сто процентов ответят: панки – это отбросы общества, свиньи.

Девушка надменно посмотрела на него и заявила:

– В свинарнике лучше и самим быть свиньями. Наш вид – это выражение нашей индивидуальности. Потерянное поколение не может выглядеть так же, как все.

– Да вы просто наркоманы, маньяки и ублюдки. Бешеные собаки, сорвавшиеся с цепи, поэтому и ошейники носите…

– Панки – хо-о-ой!!! Панки сразу не загрызают, они пережевывают насмерть, в труху! – заорала Настя и молнией метнулась к Эдику.

Длинными кроваво-красными когтями она вцепилась в его шевелюру и со всего размаху врезала коленом в пах.

– Ы-ы-ы!!!

Колокольчик подскочил к девушке сзади, одной рукой перехватил горло, на другую жгутом накрутил длинный ирокез.

– Ща я тебе, сука…

Она лягалась, царапалась, шипела, но сделать уже ничего не могла. Отвертка тупо посмотрел на нее помутневшими от боли глазами и со всей силы врезал по физиономии. Настя обмякла.

Вся эта сцена заняла не больше трех секунд. Михаил даже не успел двинуться с места, Беседа замер с открытым ртом, и только Рожкин, видимо привыкший к выходкам сестрицы, усмехался, глядя на растерявшихся «бандюков».

Леха отшвырнул от себя всхлипывающую девушку, она рухнула на софу бесформенным кулем и – не зарыдала – завыла по-волчьи.

Антон картинно закатил глаза, подошел к музыкальному центру, нажал кнопку. Из динамиков, заглушая вой, раздались крики «Гражданской Обороны».

– Выруби эту херню и уйми девку! – заорал Колокольчик.

Настя тут же успокоилась и подняла голову:

– Сам ты…

Она змеей сползла с постели, устроилась на полу, скрестив ноги. Вытащила сигарету, повертела в руке, ожидая огня. Михаил вытащил зажигалку, протянул. Цепкие пальцы ухватили его за руку, изумрудные глаза, как буравчики, сверлили его насквозь:

– Изменить мир к лучшему нельзя. Жизнь потеряла смысл. Будущего нет. Поэтому плюй на все и на себя, делай то, что хочется сейчас. Ты ведь хочешь меня трахнуть, а?

Он замер.

У него что, все на лице написано? Или она просто сумасшедшая сука? Непохоже. Н-да-а-а…

Под ее левым глазом расползался настоящий, не нарисованный синяк – Отвертка, видать, постарался от души.

А ей все равно, она сама решает, мыться или нет, трахаться или… Короче, эгоцентрик чистой воды. Есть она и ее желания, и никого нету больше… Любой может сказать, мол, ему плевать на общество и мнение любого из его обитателей, но эта, похоже, совершенно уверена, что именно она имеет такое право. Думает, наверно, что должна только себе, ей безразлично мнение людей вокруг. Ну и что теперь с ней делать?..

– Между прочим, у меня сегодня день рождения, я на дискотеку собиралась. Дом Контркультуры. Может, пойдем вместе?

– Ладно, пойдем на улицу, поговорим. И сестре спасибо скажи. Квартирка за тобой остается. Точнее, за ней. – Эдик скривился. Леха сплюнул на сверкающий паркет. – А ты отработаешь. На своей тачке.

Беседа хотел что-то сказать, но Ученый махнул рукой:

– Заткнись.

И снова Антону:

– Ты хоть понял, что мы тебя подставили?

Рожкин выпучил глаза.

– Ясно. Тогда слушай. Будешь пахать на бригаду. Первое время – пока не вернешь долг, а потом – по желанию. Сейчас будешь напарником у… – Михаил на мгновение задумался, – Лехи. Он всему научит и… заодно присмотрит за тобой. Работа с утра и до поздней ночи. Утром многие спешат на работу, и задержка из-за ожидания ГАИ им совсем не нужна, поэтому утром легче развести на деньги. Как и по вечерам.

В качестве подставных экипажи Перстня использовали тачки престижных и дорогих марок. А для пущей крутизны некоторые навешивали шильдики, обозначающие самые дорогие модели. Для «бомбы» – пятой и седьмой серий, для «Ауди» – восемьдесят или сто, ну и так далее.

– От владельца такой машины чего ждать? Правильно, бритого затылка, биты или ТТ в руке. Поэтому особо не бычатся и не торгуются. Даже если этот владелец на самом деле в очках и при галстуке, зайцы все равно этого не видят – глаз замылен. А поскольку еще и виноват – по всему видно пострадавшего, никто не усомнится – платят без скандала, да еще и благодарят, что хуже не вышло.

– А если упираются?

– На то есть телефоны и свои люди в ГАИ. Подъедут, что нужно зайцу скажут, а в сервисе подтвердят, сколько ремонт стоит. Короче, тут все схвачено.

– А тачки где берете?

– Тебе-то зачем? У тебя своя как раз что надо. Полирнешь разок и достаточно, а если что посложней, жестянщики есть.

– Так жалко …

– Ну ты, нанаец, придурок! Через месяц уже себе новье купишь, а эта – для работы.

Антон проглотил «нанайца», но не отставал:

– А если, например, своей нет?

– Тогда дают. В кредит. Мы их на авторынке покупаем. Например, те, у которых проблемы с растаможкой. Все, с этим закончили. Теперь – техника.

Когда аврийщики работают «на сгоне», это означает, что на трехполоске едущего в крайнем левом ряду зайца догоняет мощная навороченная тачка и сгоняет во второй ряд. Стоит ему резко перестроиться вправо, как тут же «рабочая» машина, которая все это время шла в соседнем ряду немного позади, набирает ход и подставляет переднее левое крыло под удар.

Вариант «на сходе». Он отличается тем, что первая машина выискивает зайца, а «рабочая» догоняет его, занимает позицию через ряд справа и чуть позади – в «мертвой зоне» – и ждет, пока тот сам не станет перестраиваться. Как только заяц включает поворотник и съезжает вправо, «рабочая» разгоняется и подставляется.

На развязке МКАД «рабочая» машина притормаживает, чтобы впереди появилось свободное пространство. Затем набирает скорость, заяц послушно едет за ней, и, как только поворачивает голову влево, посмотреть, нет ли кого в правом ряду, аварийщик давит на тормоз. Дальше – смотри выше.

На светофоре снова две машины. Первая – у самой «зебры», вторая на почтительном расстоянии за ней. Сзади – заяц. Загорается зеленый свет. Первая машина рвет вперед, а «рабочая» начинает движение и быстро тормозит. Результат все тот же…

– Ну? – Михаил исподлобья глянул на Рожкина. – Готов? Сначала на подхвате будешь, а потом, если сложится, сам будешь людей набирать.

Антон утвердительно кивнул.

– Если думаешь съехать с темы – не надейся…

– Да какой там! – с неожиданным энтузиазмом перебил Рожкин. – Хоть сейчас начну…

Ученый подозрительно уставился на бывшего комсомольца. Антон скривился:

– А ты думал, в одиночку за гроши бомбить – удовольствие? Нет уж, лучше в стае лохов подрезать.

– Не лохов, а зайцев, – не удержался Беседа.

– Ну зайцев, – легко согласился Антон. – Лишь бы жирных.

Ученый искренне восхитился: «Вот это я понимаю! Вот что такое настоящая комсомольская закалка! За сколько минут он в бандита переквалифицировался? За две?..»

– А если как тебя, на квартиру? – поинтересовался Отвертка.

– А это их проблемы…