Самое простое дело. Для личного ознакомления

Колибри — самая красивая птица на Ямайке, а некоторые считают, что и в мире. Самец колибри достигает девяти дюймов в длину, из которых семь дюймов — хвост: два черных пера, причудливо переплетающиеся между собой и украшенные с внутренней стороны забавными фестонами. Голова и хохолок птички — черные, крылья темно-зеленые, длинный, алого цвета клюв и черные, блестящие глазки. Тельце — изумрудно-зеленого цвета, настолько яркого, что, когда на птичку падает луч солнца, она вспыхивает самым ярко-зеленым цветом. На Ямайке птицам, которых любят, обычно дают прозвища. Колибри называют птицей-доктором, так как две черные полосы на ее спинке напоминают фрак, который обычно в старые времена носили местные врачи.

Миссис Хавлок особенно любила два семейства этих птичек. С того самого времени, как вышла замуж и приехала в Контент. Она наблюдала, как они лакомятся цветочным медом, дерутся, устраивают гнезда, занимаются любовью. Сейчас ей было за пятьдесят, и перед ее глазами уже прошло столько поколений этих птах. Еще ее свекровь окрестила одну пару — Пирам и Фисба, а другую — Дафнис и Хлоя. Все последующие поколения получали те же имена, и теперь, сидя за чайным столиком на широкой прохладной веранде, миссис Хавлок наблюдала, как Пирам воинственно налетел на Дафниса, который, закончив собирать мед на своем кусте араукарии, старался завладеть чужой территорией. Две черно-зеленые птички как кометы прочерчивали пространство над широкой лужайкой, украшенной яркими растениями, пока не скрылись в роще. Но все знали, что вскоре они вернутся. Эта битва была скорее игрой, так как в этом большом, ухоженном саду меда хватало на всех.

Миссис Хавлок поставила чашку на столик и взяла сандвич.

— Что за несносные проказники, — добродушно сказала она.

Полковник Хавлок взглянул поверх газеты «Дейли Глинер».

— Кто?

— Пирам и Дафнис.

— О, да.

Полковник считал эти имена полным идиотизмом.

— Похоже, Батиста скоро ударится в бега. Кастро нажимает со всех сторон. Служащий в банке сказал мне сегодня утром, что в округе появилось много приезжих покупателей с большими деньгами. Он сказал, что уже продали усадьбу Белэр. Сто пятьдесят тысяч фунтов за тысячу акров, зараженных клещом. Купили и этот отвратительный отель «Голубая лагуна». Говорят, что Джимми Фаркхарсон нашел покупателя на свой крохотный участок. И за большие деньги.

— Что ж, я рада за Урсулу. Она терпеть не могла свое имение. Но мне не нравится, что бегущие кубинцы могут купить весь остров. Тим, откуда у них такие огромные деньги?

— Рэкет, профсоюзные фонды, государственные средства — один Бог знает. Сейчас Куба полна проходимцев и гангстеров. Они стараются во что бы то ни стало быстрее вывезти деньги с острова и вложить их в любое дело. Так как у нас конвертируемая валюта, то Ямайка для них вполне подходящее место. Человек, купивший Белэр, говорят, просто высыпал на пол в конторе Ашенхейма целый чемодан ассигнаций. Я думаю, год или два он посидит здесь, пока на Кубе либо все вернется на старые рельсы, либо Кастро окончательно там утвердится. А затем продаст Белэр, пускай с небольшим убытком, и уедет куда-нибудь. Ведь когда-то Белэр был прекрасным местом, и его можно было бы восстановить, если б кто-то по-настоящему о нем позаботился.

— Во времена дедушки Билла угодья этого поместья составляли десять тысяч акров. Нужно было три дня, чтобы объехать его границы.

— Сейчас Биллу на это наплевать. Готов поспорить, что он уже заказал билеты в Лондон. Потомки еще одной старой семьи покидают Ямайку. Скоро здесь никого, кроме нас, из старожилов не останется. Слава Богу, Джуди любит это место.

— Да, конечно, — сказала миссис Хавлок, стараясь успокоить разволновавшегося мужа, и позвонила в колокольчик, чтобы служанка убрала посуду после чая. На веранду вышла Агата, дородная негритянка в белой накрахмаленной наколке, какие теперь носили только служанки в семьях, живущих в отдаленных районах острова. За ней следовала Фэйпринс, молодая прелестная аборигенка из Порт-Мария, которую Агата готовила на место своей помощницы.

— Агата, нужно все приготовить для консервирования сока гуавы. В этом году она созрела пораньше.

Лицо Агаты осталось бесстрастным.

— Да, мэм. Но нам нужны бутылки.

— Как? Только в прошлом году я купила две дюжины самых лучших в магазине Хенрикса.

— Да, мэм. Но только кто-то разбил пять или шесть бутылок.

— Боже! Как это случилось?

— Не могу знать, мэм. — Агата взяла в руки большой серебряный поднос и, глядя на миссис Хавлок, встала у стола.

Миссис Хавлок достаточно прожила на Ямайке, чтобы знать, что разбитых бутылок не вернуть и, сколько ни искать виновного, его никогда не найти.

— Хорошо, — не показывая своего раздражения, сказала она, — я поеду в Кингстон и куплю столько, сколько надо.

— Да, мэм.

Агата неторопливо повернулась и, сопровождаемая молодой девушкой, вышла с веранды.

Миссис Хавлок взяла рукоделие и принялась шить. Подняв глаза, она взглянула на яркие кусты, чтобы убедиться, что птички вернулись. Солнце уже висело над горизонтом, и время от времени в его пурпурных лучах вспыхивали ярко-зеленые искорки. Где-то в верхних ветвях пересмешник начал свой вечерний концерт. Приближались фиолетовые сумерки.

Контент — поместье у подножья Гендлфлай Пик, было расположено в самой восточной части Голубых гор. В свое время двадцать тысяч акров[5] земли были подарены одному из Хавлоков Оливером Кромвелем за то, что тот поставил свою подпись под смертным приговором королю Карлу X[6]. В отличие от других поселенцев того и более позднего времени Хавлоки, несмотря на землетрясения, ураганы, взлеты и падения цен на какао, сахар, цитрусовые и копру, на протяжении трех веков с любовью и заботой относились к своим владениям. Сейчас Контент славился своими бананами, скотоводством, и поместье считалось одним из лучших на Ямайке. Усадьба, восстановленная после землетрясения, представляла собой некий архитектурный гибрид: к центральному зданию в английском колониальном стиле с колоннами из красного дерева, стоящему на вековом каменном фундаменте, с двух сторон были пристроены два одноэтажных крыла с плоской, по местным обычаям, крышей, крытой дранкой из серебристого кедра. Чета Хавлоков сидела на широкой веранде центрального здания, с которой открывался вид на сад, спускающийся террасами и сменяющийся тропическим лесом, шедшим к морю.

Полковник Хавлок отложил газету.

— По-моему, я слышал шум машины.

— Если это те противные Федденсы из Порт-Антонио, сделай все, чтобы избавить нас от их присутствия. Я больше не могу выносить их причитаний об Англии. К тому же в прошлый раз к уходу они оба успели напиться, так как к обеду почти не притронулись.

Она быстро поднялась.

— Пойду скажу Агате, чтоб она передала им, что у меня мигрень.

Агата вышла на веранду из гостиной. Обычно спокойная, на этот раз она выглядела встревоженной. Вместе с ней на веранду вошли трое незнакомых мужчин.

— Господа из Кингстона. Хотят видеть господина полковника, — торопливо пробормотала она.

Первый из вошедших, незаметно оттеснив служанку, встал перед Хавлоками. Незнакомец был в панаме с лихо загнутыми короткими полями. Он снял ее и прижал к животу. Лучи заходящего солнца отражались в его волосах, обильно смазанных жиром, и громадном количестве белых крупных зубов, открывшихся в широкой улыбке. Он подошел к полковнику, держа перед собой протянутую руку.

— Майор Гонзалес. Из Гаваны. Очень рад познакомиться с вами, полковник.

Его английский очень напоминал странную смесь, на которой таксисты в Кингстоне говорят с американскими туристами. Полковнику Хавлоку пришлось встать. Он едва дотронулся до протянутой руки и взглянул через плечо майора на двух его спутников, застывших по обе стороны двери, ведущей в дом. В руках у обоих была самая популярная тогда на Ямайке ручная кладь — вместительные сумки самолетной компании Америкэн, на вид выглядевшие весьма увесисто. Одновременно наклонившись, оба мужчины поставили сумки рядом со своими желтыми башмаками и снова выпрямились. На головах у обоих красовались низко надвинутые теннисные шапочки с длинными прозрачными козырьками зеленого цвета, сквозь тень которых можно было различить лишь блеск глаз понятливых зверей, готовых выполнить любой приказ хозяина.

— Это мои секретари, — бросил майор.

Полковник Хавлок вынул из кармана трубку и принялся ее набивать. Своими голубыми глазами он внимательно осмотрел наутюженный костюм и начищенные туфли майора, синие джинсы и легкие рубашки его «секретарей» и подумал, что надо бы завести этих людей к себе в кабинет, где в ящике письменного стола лежал револьвер.

— Что вам угодно? — спросил он, закуривая и наблюдая за глазами майора сквозь табачный дым.

Майор Гонзалес развел руками. Ширина его улыбки осталась прежней. Водянистые светлые глаза излучали дружеское расположение.

— Дело касается бизнеса, полковник. Я представляю интересы одного лица из Гаваны, — сказал он, сделав жест рукой, словно желая показать, где находится Гавана. — Это очень влиятельный человек, прекрасный человек.

Майор Гонзалес перешел на доверительный тон.

— Он вам бы очень понравился, полковник. Он просил меня передать вам самые наилучшие пожелания и справиться о цене за вашу собственность.

Миссис Хавлок, наблюдавшая всю эту сцену с легкой улыбкой, встала рядом с мужем. Стараясь объяснить этому чудаку нелепость его просьбы, она мягко сказала:

— Ну что вы, майор. Зачем надо было проделывать такой путь по пыльным дорогам? Баш друг должен был сначала нам написать или поинтересоваться в Кингстоне. Дело в том, что семья мужа живет на этой земле вот уже почти три века, — она почти ласково посмотрела на майора, словно извиняла его за ошибку его друга в Гаване. — Думаю, что о продаже Контента не может быть и речи. Непонятно, как вашему другу могла прийти в голову такая мысль.

Майор Гонзалес слегка поклонился. Его улыбающееся лицо повернулось к полковнику. Он заговорил, словно миссис Хавлок не произнесла ни слова:

— Моему другу сказали, что это одно из лучших поместий на Ямайке. Мой друг очень щедрый человек. Вы можете назвать любую сумму, какую считаете уместной.

Полковник Хавлок твердо сказал:

— Вы же слышали, что сказала миссис Хавлок. Наше поместье не продается.

Майор Гонзалес рассмеялся. Его смех звучал совершенно искренне. Он покачал головой, словно что-то объяснял непонятливому ребенку.

— Вы меня не поняли, полковник. Мой друг желает владеть именно этим поместьем, а не каким-нибудь другим. Только этим. У моего друга имеются определенные средства, которые он хотел бы вложить на Ямайке. И он хочет вложить их именно в ваше поместье.

Полковник старался быть спокойным.

— Я все прекрасно понял, майор. И мне очень жаль, что вы потеряли столько времени зря. Но пока я жив, Контент не продается. А теперь, если вы позволите, мы с женой привыкли рано ужинать, а вам предстоит долгий обратный путь. Я думаю, это кратчайшая дорога к вашему автомобилю. Разрешите мне вас проводить.

Полковник сделал несколько шагов по направлению к выходу, но, так как майор Гонзалес остался на месте, остановился и мистер Хавлок. Его голубые глаза налились холодом.

Улыбка Гонзалеса была теперь лишь на пару зубов, а взгляд стал более внимательным. Но доброжелательные манеры остались.

— Одну минутку, полковник.

В следующую секунду он бросил через плечо короткое приказание. И на этот раз вся его «доброжелательность» как маска слетела с лица. Впервые за время этого странного разговора в сердце миссис Хавлок закралось какое-то смятение. Она придвинулась еще ближе к мужу. «Секретари» подняли сумки и подошли. Майор Гонзалес поочередно расстегнул «молнии» обеих сумок, и стало видно, что они доверху набиты аккуратными долларами.

— Только стодолларовые купюры. Ни одной поддельной. Полмиллиона долларов. В пересчете на вашу валюту это 180 тысяч фунтов стерлингов. Немалая сумма, и ведь в мире есть много других прекрасных мест, где можно жить не хуже, полковник. Вполне возможно, мой друг прибавит еще двадцать тысяч, чтобы округлить эту сумму. Через неделю вам об этом сообщат. Все что теперь нужно — это четвертушка бумаги с вашей подписью. Адвокаты сделают все остальное. Давайте, полковник, ударим по рукам и распрощаемся. Сумки останутся у вас, и мы не будем отрывать вас от обеда.

Хавлоки смотрели на майора со смешанным чувством гнева и отвращения. Можно было представить, как на следующий день миссис Хавлок будет рассказывать эту историю: «Самый обычный, ничем не примечательный человек с жирными волосами и полные сумки денег! Тимми был великолепен. Он тут же велел ему убираться вместе со своими грязными деньгами!»

Полковник Хавлок с отвращением сказал:

— По-моему, майор, я выразил свою мысль достаточно ясно. Поместье не продается ни за какие деньги. Я не разделяю всеобщей жажды к американским долларам. К сожалению, на этот раз я вынужден просить вас покинуть наш дом.

Впервые за весь разговор улыбка Гонзалеса потеряла свое дружелюбие. Рот был все еще растянут в улыбку, но на лице застыла гримаса злобы. Водянистые глаза сделались жесткими.

— Полковник, не вы, а я выразился недостаточно ясно. Мой друг уполномочил меня сказать, что, если вы не примете его щедрые условия, мы вынуждены будем перейти к другим методам убеждения.

Миссис Хавлок вдруг испугалась. Она сильно сжала руку мужа. Стараясь успокоить жену, полковник взял ее руки в свои.

— Пожалуйста, майор, освободите нас от вашего присутствия и уходите. В противном случае я буду вынужден обратиться в полицию.

Гонзалес облизал губы кончиком розового языка. С его лица исчезли последние следы дружелюбия. Оно стало злым и напряженным.

— Так что, полковник, вы настаиваете на том, что это поместье не будет продано, пока вы живы?

Гонзалес щелкнул пальцами. Правые руки «секретарей» скользнули под рубашки у пояса. Внимательные глаза дрессированных животных следили за каждым движением заложенной за спину руки майора.

Миссис Хавлок прикрыла рот рукой. Полковник постарался сказать «да», но не смог выдавить ни звука, так как во рту все моментально пересохло. Он с шумом выдохнул, не веря в реальность происходящего.

— Да, это мое последнее слово, — хрипло сказал он.

Майор Гонзалес коротко кивнул.

— В таком случае, полковник, мой друг вынужден будет вести переговоры со следующим владельцем поместья — вашей дочерью.

Пальцы правой руки за спиной майора снова щелкнули. Он отступил в сторону, и коричневые обезьяньи руки «секретарей» выхватили из-под рубашек пистолеты с глушителями. Выстрелов почти не было слышно. Сверкнуло пламя — раз, другой. Они продолжали стрелять даже в уже мертвые, падающие тела.

Майор Гонзалес наклонился, чтобы удостовериться в результате работы своих «секретарей». Потом три низкорослых человека прошли через бело-розовую столовую, кабинет и гостиную, обшитые красным деревом, вышли через главный подъезд и не спеша сели в черный «форд седан» с ямайским номером. Машина медленно поехала по прямой авеню Королевских Пальм. На пересечении с дорогой, ведущей в Порт-Антонио, с деревьев свисали обрезанные телефонные провода, похожие на лианы. Через двадцать минут после убийства «форд» подъехал к небольшому порту. Бросив украденную машину в придорожных　кустах, убийцы прошли на пирс, где их ждал быстроходный катер, нетерпеливо урча мотором. Как только они сели в него, мотор взревел, и катер рванулся вперед, рассекая воду бухты, которую одна американская поэтесса назвала самой красивой в мире.

На яхте «Крискрафт» водоизмещением пятьдесят тонн якорь был уже наполовину поднят. На ее мачте развевался флаг США. Удилища для ловли глубоководных рыб с бортов говорили о том, что это была туристическая яхта, может быть, из Кингстона, а может быть, из Монтео-Бей. К яхте подошел катер, три человека поднялись на ее борт, а затем подняли и сам катер. Вокруг яхты кружили два каноэ, с которых выпрашивали милостыню. Майор Гонзалес бросил две пятидесятицентовых монеты, и обнаженные ныряльщики нырнули за ними в воду. Заработал мощный мотор, и яхта плавно начала набирать ход. К закату она должна была быть в Гаване. Рыбаки и портовые грузчики на берегу провожали взглядами удаляющийся роскошный корабль и спорили, какой кинозвезде, отдыхавшей на Ямайке, он принадлежит.

На широкой веранде поместья Контент последние лучи заходящего солнца блестели в алых лужицах. Птичка-доктор, перелетев через балюстраду, села у тела миссис Хавлок, ткнулась клювом в лужицу, но тотчас улетела на свой любимый куст.

В это время с дороги раздался рев спортивной машины, поворачивающей на большой скорости. Если бы миссис Хавлок была жива, она бы непременно сказала: «Джуди, сколько раз тебе говорить, не поворачивай на такой скорости. Ведь ты раскидываешь гравий по всей лужайке».

Прошел месяц. Октябрь в Лондоне начался настоящим бабьим летом, и из Риджент-парка доносился треск машинок для стрижки газонов. Проникал он и в открытые, широкие окна кабинета М. Шум их стареньких моторчиков, подумал Джеймс Бонд, наверное, самый прекрасный звук лета, напоминающий детство.

У Бонда было время заняться этими мыслями, так как М., судя по всему, испытывал некоторые трудности в разъяснении сути дела. В начале разговора шеф спросил, занят ли он в настоящее время, на что Бонд с удовольствием ответил, что нет, и теперь ждал, какой подарок на этот раз ему приготовил этот ящик Пандоры[7]. Он был несколько заинтересован, так как М. обратился к нему по имени, а не в обычной рабочей манере, называя его по номеру — 007. Похоже, что предстоящее задание касалось чего-то личного для М. и было скорее просьбой, нежели приказом. Бонду также показалось, что в холодных серых глазах М. было больше, чем обычно, озабоченности. Да и целых три минуты, ушедшие на раскуривание трубки, о чем-то говорили.

Наконец он, кажется, решился.

— Джеймс, вам никогда не приходил в голову вопрос, почему на флоте все, кроме адмирала, знают, что делать?

Джеймс нахмурился.

— Нет, сэр, не приходило. Но я понимаю, что вы имеете в виду. Все только исполняют приказы, а принимает решения и отдает приказы адмирал.

М. взмахнул трубкой.

— Да. Примерно так. Кто-то должен быть жестким. Кто-то, в конце концов, должен принимать решения. Некоторые верующие перекладывают ответственность принятия решения на Бога. Я несколько раз, работая здесь, в Службе, пытался так сделать, но всякий раз Господь возвращал эту неприятную обязанность мне обратно и говорил, чтобы я сам принимал решения, какими бы жесткими они ни были. Проблема в том, что немногим удается остаться жесткими и решительными после сорока. Они уже успели испытать невзгоды и даже трагедии, болезни. Все это смягчает характер людей. — М. бросил острый взгляд на Бонда.

— Как у вас, Джеймс, с уровнем решительности и жесткости? Вы еще не подошли к этому опасному возрасту?

Бонд не любил личных вопросов. Он не знал, как на них отвечать и в чем на самом деле заключалась правда. У него не было ни жены, ни детей. Он еще не испытал трагедии потери близкого человека, не сталкивался со слепой неумолимостью смертельной болезни. Он совершенно не представлял себе, как бы он встретил все это. Ведь такие вещи требовали гораздо большей твердости, нежели то, с чем ему приходилось сталкиваться до сих пор. Помолчав, он сказал: «Я думаю, сэр, я смогу выдержать такие испытания, если я сам для себя решу, что именно так нужно поступать. Я хочу сказать, — он не любил употреблять эти слова, — если дело, которое я делаю, справедливо, сэр». — Он продолжал, чувствуя, что опять ставит М. в положение того адмирала.

— Конечно, нелегко определить, что справедливо, а что нет. Но всегда, получая от Службы задание, я знаю, что оно делается ради торжества справедливости.

— Конечно, черт побери! — Глаза М. сверкнули. — Я так и думал. Все вы взваливаете самое трудное на меня, никогда не возьмете ответственность на себя. — Он ткнул трубкой себя в грудь. — Только я должен принимать решения, только я должен решать, что справедливо, а что нет. — Понемногу он успокоился. На губах появилась горькая усмешка. — Ладно. Будем считать, что за это я получаю зарплату. Кто-то же должен вести этот чертов поезд. — М. глубоко затянулся, стараясь успокоиться.

Бонду стало его жалко. Никогда прежде он не слышал, чтобы тот употреблял слово «черт». Никогда и ни перед кем из своих сотрудников он не показывал и малейшего намека на то, какой тяжелый груз он несет, и нес его с тех пор, как когда-то, отказавшись от вполне реальной возможности стать министром, принял руководство секретной службой. М. мучала какая-то проблема. Бонд размышлял, что бы это могло быть. Опасность операции отпадала. Если М. верил в успех, то он готов был рисковать всем и вся в любой точке земного шара. Политика также исключалась. Для М. не существовало понятия политических игр различных министерств, и ему ничего не стоило через головы министров получить прямое указание от премьер-министра. Предстоящее задание могло быть связано с этической проблемой, или с чем-то очень личным. Бонд спросил: — Я мог бы чем-нибудь помочь вам, сэр?

М. бросил на Бонда короткий, внимательный взгляд и повернулся в своем вертящемся кресле к окну, разглядывая плывущие по небу облака. Вдруг он спросил: «Вы помните дело семьи Хавлок?»

— Только то, что я читал в газетах, сэр. Пожилая чета с Ямайки. Их дочь, как-то вернувшись домой, нашла отца и мать изрешеченными пулями. Что-то говорили о кубинских гангстерах. Экономка рассказала о трех мужчинах, приехавших на машине. Позже выяснилось, что машина была украдена. В ту же ночь из небольшого порта неподалеку отплыла какая-то яхта. Насколько помню, полиции не удалось ничего выяснить. Ни с какой дополнительной информацией по этому делу я не знаком.

— И не мог ознакомиться, — заметил М. мрачно. — Это были очень близкие мне люди. Нам не дали возможности заниматься этим делом. Так бывает. — М. прочистил горло… Не часто он использовал Службу для личного расследования. — Да, я хорошо знал Хавлоков. Кстати, я был шафером на их свадьбе. Мальта, 1925 год.

— Понятно, сэр. Действительно, ужасно.

— Прекрасные люди. Ну, да ладно. Я все же приказал отделению «С» провести расследование. Раскрутить людей Батисты не удалось, но у нас появился человек с другой стороны — от Кастро. Судя по всему, ребята из его разведки глубоко внедрились в правительство Батисты. Я получил досье пару недель назад. Дело сводится к тому, что Хавлоки были убиты по приказу некоего Хаммерштейна или фон Хаммерштейна. В этих банановых республиках окопалась масса немцев. Это нацисты, которым удалось выскользнуть из сети в конце войны. Он бывший гестаповец, возглавляет контрразведку Батисты. Заработал кучу денег с помощью вымогательств, шантажа, используя свое служебное положение. Казалось, все шло для него хорошо, но тут появился Кастро. Хаммерштейн один из первых почувствовал, что пахнет жареным. Он нанял одного своего подчиненного, по имени Гонзалес, который с двумя боевиками начал вкладывать деньги Хаммерштейна на имя подставных лиц за пределами Кубы. Покупал только лучшее, не жалея денег. Хаммерштейн мог себе это позволить. Когда деньги не помогали, в ход шли другие методы, устраивались поджоги, похищались дети — словом, в дело шло все, что вело к поставленной цели. Как-то Хаммерштейн услышал о поместье Хавлоков, одном из лучших на Ямайке, и приказал Гонзалесу завладеть им. Думаю, именно Хаммерштейн приказал уничтожить старших Хавлоков, если они откажутся от сделки, с тем чтобы потом убедить их дочь продать поместье. Дочери Хавлоков сейчас должно быть лет двадцать пять. Я никогда ее не видел. Ну, вот, собственно, и все. Как вы знаете, они убили Хавлоков. Теперь, две недели назад, Батиста убрал Хаммерштейна с поста начальника своей контрразведки. Может быть, до него дошли слухи о «художествах» немца. Впрочем, точно я не знаю. Так или иначе, Хаммерштейн — преступник и находится на свободе вместе с тремя своими подручными. Словно подгадал по времени: все идет к тому, что если дела у Кастро и дальше так пойдут, то к зиме он войдет в Гавану.

Бонд осторожно спросил:

— А где сейчас этот квартет?

— В Штатах, на севере Вермонта[8], близ канадской границы. Люди такого сорта предпочитают обретаться поближе к границам. Местечко называется Эко Лейк. Он арендовал там ранчо какого-то миллионера. Судя по фотографиям, место роскошное. Расположение в горах, со своим горным озером. Несомненно, он выбирал такое место, где его не будут донимать визитеры.

— Как вам удалось на него выйти, сэр?

— Я послал всю информацию по этому делу Эдгару Гуверу[9]. Он знал о Хаммерштейне. Гавана была у него в поле зрения с тех самых пор, как американские гангстеры стали интересоваться игорными домами на Кубе. Он сообщил, что Хаммерштейн со своими людьми прибыл в США по полугодовой гостевой визе. Гувер мне очень помог. Интересовался, достаточно ли у меня материалов для возбуждения против них дела. Он заинтересован, чтобы их выслали обратно на Ямайку для проведения судебного процесса. Я обсудил это с нашим генеральным прокурором, и мы пришли к выводу, что только получив свидетельские показания из Гаваны, мы можем рассчитывать на успех. Но, к сожалению, это невозможно. Ведь благодаря ребятам из разведки Кастро нам удалось получить ту информацию, которой мы располагаем. Официально никто ничего делать не будет. Гувер предложил мне аннулировать их визы с тем, чтобы заставить их бежать. Но, поблагодарив, я отказался от этого. На том мы и расстались.

М. на мгновение замолчал. И раскурил потухшую трубку.

— Я связался с ребятами из канадской службы безопасности. Их руководитель всегда помогал нам. Он направил патрульный самолет в район Эко Лейк, и они произвели воздушную разведку этого местечка. Предложил любую помощь, какая может понадобиться. И вот теперь, — М. медленно повернул свое кресло к столу, — мне нужно решать, что делать дальше.

Наконец Бонд понял, почему М. был так озабочен, почему он хотел, чтобы кто-то другой принял решение. Жертвами оказались его друзья, и в деле присутствовал личностный мотив. Именно поэтому М. сам вел расследование. И вот наступил момент, когда должна восторжествовать справедливость, а виновные ответить за содеянное. Но М. размышлял: справедливость ли это или месть?

Ни один судья не возьмется за дело об убийстве, где жертва была ему лично знакома. М. нужен был кто-то еще, кто бы вынес и привел в исполнение приговор. Этим человеком, Бонд уже не сомневался, М. выбрал его. Он не знал Хавлоков, и они были ему безразличны. Хаммерштейн действовал по законам джунглей по отношению к этим беззащитным пожилым людям, и так как никакой другой закон использовать было нельзя, тот же закон джунглей должен был быть применен против него самого. Только так могла восторжествовать справедливость. Если это и была месть, то не одного заинтересованного человека, а всего общества.

— Я бы не сомневался ни минуты, сэр. Если эти заморские гангстеры решили, что им все сходит с рук, то они, вероятно, считают нас, англичан, размазнями. Это так оставлять нельзя. Тут уж, как говорится, око за око.

М. внимательно следил за Бондом, не прерывая его.

— Таких людей не надо вешать, сэр. Их надо просто уничтожать.

М. продолжал молча слушать. На мгновение Бонду показалось, что он о чем-то задумался. Потом М. медленно открыл левый верхний ящик письменного стола и вытащил тонкую папку без обычной надписи и красной звездочки, обозначавшей высшую степень секретности. Он положил папку перед собой и снова опустил руку в открытый ящик. На столе появилась резиновая печатка и коробка с подушечкой, пропитанной красными чернилами. М. открыл коробку, старательно смочил печатку о подушечку и не спеша, аккуратно придавил печаткой верхний угол серой папки.

Проделав всю эту процедуру, М. полюбовался на результат своей работы, положил печатку и коробку обратно в ящик и закрыл его. После всего этого он протянул папку Бонду через стол.

Красные четкие буквы гласили: ДЛЯ ЛИЧНОГО ОЗНАКОМЛЕНИЯ. Бонд ничего не сказал. Он взял папку и вышел из кабинета.

Через два дня Бонд вылетел на реактивной «Комете» в Монреаль. Он не любил реактивных самолетов: слишком высоко, слишком быстро и слишком много народу. Бонд с удовольствием вспоминал моторный «Стратакрузер», которому требовалось десять часов, чтобы пересечь Атлантику. Тогда в самолете можно было пообедать, хорошо поспать в удобном кресле, а потом, спустившись в нижний салон, позавтракать, наблюдая, как самолет постепенно наполняется светом восходящего в западном полушарии солнца. Теперь же все происходило слишком быстро. Едва стюарды успевали принести вам все, что было положено, только вы успевали пару часов подремать, и вот уже начинался многокилометровый спуск с высоты в 13 километров. Не прошло и восьми часов после того, как Бонд покинул Лондон, как он уже сидел в «Плимуте», направляясь из Монреаля в Оттаву.

Штаб-квартира канадской королевской конной полиции[10] в здании министерства юстиции. Как и большинство общественных зданий в Канаде, это министерство занимало массивный дом, облицованный серым гранитом, который был призван вызывать уважение к закону и одновременно защищать от холода и ветров в долгие в этих краях зимние дни. Бонду были даны инструкции обратиться в приемную руководителя службы безопасности и отрекомендоваться как «мистер Джеймс». Он так и сделал, и розовощекий капрал, которому, казалось, надоело в этот солнечный день сидеть в четырех стенах, поднялся с ним на лифте на третий этаж и передал сержанту, который привел его в большую приемную, уставленную тяжелой мебелью, где работали две секретарши. Сержант сказал несколько слов по переговорному устройству, и Бонду пришлось минут десять подождать. За это время он прочел рекламу, приглашавшую вступить в конную полицию и напоминавшую смесь из ковбойских фильмов и венских оперетт. Когда его наконец ввели в кабинет, моложавый высокий мужчина в темно-синем костюме отошел от окна и направился ему навстречу.

— Мистер Джеймс? — Мужчина слегка улыбнулся. — Я полковник, ну, скажем, Джонс. — Они обменялись рукопожатием.

— Проходите, садитесь. К сожалению, шеф отсутствует. Он огорчен, что не может встретить вас сам. Я к вашим услугам. Мне довелось несколько раз бывать на охоте, и поэтому шеф поручил мне организацию вашего небольшого путешествия, — полковник сделал паузу, — только мне. Ясно?

Бонд улыбнулся. Шеф канадской спецслужбы был готов помочь; но делал это очень осторожно. Никаких ссылок на него быть не должно.

— Прекрасно понимаю. Мои друзья в Лондоне никак не хотели бы утруждать вашего шефа этим делом. Разумеется, я не видел вашего шефа и не был даже вблизи вашей штаб-квартиры. А теперь, договорившись об этом, могли бы мы побеседовать с вами минут десять?

Полковник «Джонс» улыбнулся.

— Конечно. Мне было приказано произнести эту маленькую речь, а затем приступить к делу. Я надеюсь, вы понимаете, что нам придется пойти на некоторые нарушения закона: приобретение канадского разрешения на охоту по фиктивному требованию, мое соучастие в незаконном переходе канадско-американской границы, возможно, и более серьезные вещи. Никто не будет в восторге, если сюда хоть что-нибудь попадет рикошетом от вашей увеселительной поездки. Понятно?

— Такого же мнения и мои английские друзья. Мы забудем друг друга, как только я выйду отсюда. И если я окажусь в Синг-Синг[11] — это будет моя проблема.

Полковник «Джонс» открыл ящик стола и вытащил увесистую папку. Первым в ней лежал лист, озаглавленный «Одежда». Он отколол его из папки и протянул Бонду.

— Это список вещей, которые, я думаю, вам необходимы, и адрес магазина подержанных вещей. Ничего вызывающего, бросающегося в глаза: рубашка цвета хаки, темно-коричневые джинсы, хорошие туристские ботинки. Смотрите, они должны быть удобны. Вот адрес аптеки, где вы можете купить ореховую настойку. Купите побольше и хорошенько натритесь ею. Сейчас в горах много загорелых людей. Не надевайте каких-нибудь спецназовских комбинезонов или курток. Понятно? Если вас арестуют, то вы — англичанин, приехавший в Канаду поохотиться и, заблудившись, перешедший границу. Теперь — винтовка. Пока вы ждали в приемной, я отнес ее в багажник вашей машины. Новая автоматическая «Саваж 89 ф» с телескопическим прицелом. Очень легкая. Всего шесть с половиной фунтов[12]. Принадлежит моему другу, так что было бы неплохо, если б оно когда-нибудь вернулось к хозяину. Впрочем, если этого не случится, он особо горевать не будет. Оно пристреляно. Вот лицензия. Выписано здесь, в городе, на ваше имя, записанное в паспорте. Оплаченная лицензия на охоту. Вот автомобильные права взамен ваших временных, которые зафиксированы в гараже, где числится ваш «Плимут». Рюкзак, компас — все это уже в багажнике машины. Да, кстати, у вас есть личное оружие?

— Да, вальтер.

— Хорошо, скажите, пожалуйста, его номер. Если он вдруг выплывет у нас, то мы разработаем версию.

Бонд вытащил пистолет и назвал номер. Полковник «Джонс» записал его на отдельном листке и положил в стол.

— Теперь карты. Вот карта компании ЭССО, которой для вас вполне достаточно.

Полковник «Джонс» встал из-за стола и подошел к Бонду.

— Вот, по дороге номер 17 вы возвращаетесь в Монреаль, выходите на дорогу 37, через мост Св. Анны переходите на дорогу 7, по ней доезжаете до Пайк Ривер. В Стэндридже переходите на дорогу 52, делаете правый поворот на Фрелихсбург и там оставляете машину в гараже. Дороги везде хорошие. Вся поездка не должна занять более пяти часов, включая остановки. Понятно? Теперь о самом важном. Сделайте так, чтобы быть в Фрелихсбурге где-то часа в три ночи. Приемщик в гараже будет сонный, вы сможете вытащить ружье из багажника и незаметно выйти из гаража.

Полковник вернулся на свое место и взял из папки еще два документа. Один был листок бумаги, на котором от руки карандашом была нарисована какая-то карта, а второй — кадры аэрофотосъемки. Посмотрев внимательно на Бонда, он сказал: — Это две действительно опасные вещи, которые будут с вами. Я должен быть уверен, что вы уничтожите их, как только в них отпадет надобность, или если вы почувствуете, что находитесь в опасности. Это, — он протянул Бонду набросок карты, — старый путь контрабандистов времен запрета в США на продажу спиртного. Сейчас им не пользуются, иначе я бы вам его не рекомендовал. И сегодня, конечно, вы в этих местах можете встретить крутых ребят. Курьеров наркомафии, которые сначала стреляют, а потом уж задают вопросы, но они, как правило, путешествуют выше, в районе Вискаунта. Вы пойдете по этой тропе через холмы, обогнете Франклин и окажетесь у подножья Зеленых гор. Там сплошные леса вермонтской ели, сосны и клена. Вы можете провести в этих местах целый месяц, не встретив ни души. Там вы должны пересечь два шоссе и повернуть к востоку от эносбургских водопадов. Пройдя по равнине, вы выйдете к долине. Это то самое место, которое вам нужно. Крестик как раз и обозначает Эко Лейк и, насколько я могу судить по фотографиям, лучше к этому месту подойти с востока. Понятно?

— Каково расстояние? Миль десять?

— Десять с половиной. Если вы не собьетесь с дороги от Фрелихсбурга, это займет у вас часа три, так что на месте вы должны быть где-то около шести, и у вас будет еще час светлого времени, чтобы хорошенько разобраться на месте.

Полковник «Джонс» протянул Бонду снимок, сделанный с самолета. Это был увеличенный участок той фотографии, которую Бонд видел у М. На ней — ряд ухоженных каменных зданий, крытых черепицей, внутренний дворик и канавы для водостока. По одну сторону построек шла дорога, и был виден гараж. По другую располагался сад с террасой, вымощенной камнем. За террасой открывалось искусственное озеро, перегороженное невысокой дамбой. Над озером возвышалась вышка для прыжков в воду. За озером начинался лес. Именно с этой стороны полковник «Джонс» предлагал Бонду подойти к Эко Лейк. На фотографии людей не было видно, но во дворике стояло много садовой алюминиевой мебели и был виден стеклянный стол, уставленный напитками. Бонд вспомнил, что на большой фотографии в Лондоне был виден теннисный корт в саду, а по другую сторону дороги ферма с лошадьми. Эко Лейк было прекрасным местом для отдыха, вдали от целей атомных бомбардировок — настоящее убежище для миллионера, который любил покой, и который мог компенсировать свои немалые расходы, сдавая это поместье время от времени приличным людям. Это было прекрасное убежище для человека, десять лет находившегося в гуще жарких политических интриг в карибском регионе и нуждающегося в спокойном отдыхе. Вода озера, без сомнения, помогала смывать кровь с рук нынешнего обитателя поместья.

Полковник «Джонс» закрыл опустевшую папку и разорвал первый лист на мелкие клочки, выбросив их в корзину. Оба встали. Полковник проводил Бонда до дверей кабинета и протянул руку.

— Пожалуй, все. Очень хотел бы участвовать с вами в этой прогулке. Разговор с вами напомнил мне пару небольших путешествий, которые я предпринял в конце войны. Мы служили под командованием Монти[13], в Арденнах. Примерно такая же местность, как и та, куда вы направляетесь. Только другие деревья. А теперь вот эта полицейская работа. Куча бумаг, как вы знаете, и нужно быть осторожным, чтобы дослужить до пенсии. Ну, прощайте, и удачи вам. Не сомневаюсь, что прочту о вас в газетах, — он улыбнулся, — как бы ни повернулось дело.

Бонд попрощался и пожал ему руку. Обняв Бонда за плечи, полковник «Джонс» сказал:

— Наш шеф любит говорить: никогда не посылай человека туда, куда можешь послать пулю. Запомните это, командор.

Ночь и почти весь следующий день Бонд провел в мотеле в пригороде Монреаля, заплатив вперед за трое суток. Днем он проверял снаряжение, купленное в Оттаве. Там же он купил таблетки глюкозы, копченую ветчину и большую алюминиевую фляжку, которую на три четверти наполнил виски и на одну треть крепким кофе. Когда стало темнеть, он поел, немного поспал и натерся ореховой настойкой, став похожим на краснокожего индейца с серо-голубыми глазами. Около полуночи Бонд тихо открыл дверь в гараж и стартовал на последнем участке своего пути до Фрелихсбурга.

Приемщик в круглосуточном гараже оказался не таким соней, как предсказывал «Джонс».

— Собрались на охоту, мистер?

С помощью лаконичных междометий «хм, хи, ха, хо», произнесенных с соответствующей интонацией, можно проехать всю Северную Америку и общаться с любым слоем ее населения. Надевая винтовку на плечо, Бонд произнес: «Хм».

— В субботу, мистер, одному парню удалось уложить здоровенного бобра у Хайгет Спринго.

Бонд сказал «Хо», заплатил за двое суток вперед и вышел из гаража. Пройдя по городку, он не прошагал и ста ярдов по шоссе, как ему удалось незамеченным на ходу забраться в кузов залепленного грязью грузовичка, направлявшегося в лес в нужном Бонду направлении. Через полчаса машина дотащилась до старой фермы. Раздался громкий собачий лай, но на ферме не зажглось ни одного огонька. Выбравшись из кузова, Бонд почти сразу нашел тропу, идущую вдоль речушки, по которой ему нужно было пройти три мили. Когда стих оставшийся позади лай собаки, он окунулся в глубокую, почти осязаемую тишину ночного леса. Стояла теплая погода, желтоватая луна сквозь высокие ели освещала старую тропу. Идти было легко, и Бонд даже перекрывал график полковника «Джонса». К четырем часам утра деревья стали редеть, и вскоре он вышел на открытую местность, откуда вдалеке виднелись разбросанные огни Франклина. Он пересек проселочную дорогу, оставил справа от себя какое-то озеро и к пяти часам пересек американские шоссе номер 108 и 120. На последнем он увидел указатель — Экосбургские водопады — 1 миля. Теперь он выходил на последний отрезок пути, небольшую охотничью тропу, уходившую в горы. Отойдя от шоссе, он остановился отдохнуть, выкурил сигарету и сжег нарисованную от руки карту. Небо начало светлеть, и лес понемногу просыпался. Впереди, в глубине долины Бонд разглядел дом, росистую лужайку и стального цвета зеркало озера, которое еще не тронули лучи восходящего солнца. А здесь наверху стоял человек, которому предстояло привести в исполнение приговор, вынесенный во имя справедливости. Он затоптал окурок сигареты и продолжал свой путь.

Что это — холм или гора? Какой высоты должен быть холм, чтобы считаться горой? Почему они не нашли применения и ничего не выделывают из этой прекрасной березовой коры? Почему по вечерам темнота не опускается на землю, а поднимается от нее? Ведь когда сидишь на вершине холма и наблюдаешь за садящимся за соседней горой солнцем, темнота поднимается из долины. Перестанут ли когда-нибудь птицы бояться человека? Прошло уже много веков с тех пор, как человек убил в здешних местах последнюю птицу, чтобы добыть себе пищу, а птицы все равно боятся человека. Кто такой был Этан Аллен, который командовал отрядом ребят из Зеленых гор Вермонта? Почему в американских мотелях они рекламируют мебель Этана Аллена? Он что, был мебельщиком? У армейских ботинок должны быть такие же каучуковые подошвы, как у ботинок, в которых ему так удобно сейчас идти.

Прокручивая в голове обрывки этих и подобных им мыслей, Бонд поднимался все выше и выше. Круглая вершина горы была покрыта густыми деревьями, и они полностью скрывали расположенную внизу долину. Он передохнул и забрался на могучий дуб. Теперь он видел все. Нескончаемая гряда Зеленых гор, простиравшаяся вплоть до горизонта по всем направлениям, золотой шар солнца, поднимающийся с востока, а внизу — пологий склон горы, поросший лесом, широкий луг, а за ним, на дне долины, сквозь поднимающийся туман были видны озеро и поместье.

Бонд лег на разлапистую ветку дуба и наблюдал, как первые лучи солнца осторожно проникают в долину. Сначала они позолотили луг, добрались до озера, а затем мощным потоком хлынули, заливая золотом всю долину.

Туман окончательно рассеялся, и цель его спецзадания, четкая и яркая, лежала перед ним, словно сцена с декорациями, на которой вот-вот должно было начаться представление.

Бонд вынул из кармана сильный бинокль и дюйм за дюймом оглядел место предстоящих действий. Затем он осмотрел склон под ним и определил степень крутизны. От кромки луга до дворика и террасы дома было около пятисот ярдов[14] и ярдов триста до вышки для прыжков в воду. Как эти люди проводят свое время? Купаются ли они, ведь днем еще было достаточно тепло? Ладно, впереди был еще целый день. Если до конца дня они так и не подойдут к озеру, придется заняться двориком и террасой. Но с чужой винтовкой ему не хотелось бы иметь такой вариант. Нужно ли ему сейчас же — в открытую — преодолеть этот луг? Наверное, тут ярдов пятьсот без всякого прикрытия. Все же хорошо было бы перебраться через него до того, как в доме встанут. Когда его жители поднимаются?

Как бы в ответ на его мысли в одном из маленьких окошек налево от основного здания поднялись белые жалюзи. Бонд ясно услышал щелчок автоматического зажима. Эхо озера! Конечно же. Интересно, разносится ли эхо в обратном направлении — сверху вниз? Наверное, нет. Ведь звуки из долины так хорошо слышны в горах, так как они отражаются от глади озера. Тем не менее надо быть осторожным.

Над трубой, слева от главного здания появилась тонкая струя дыма. Бонд подумал о яичнице с беконом, которую скоро будут поджаривать там, на кухне. И горячий кофе. Он слез с дерева. Нужно поесть, выкурить свою последнюю сигарету здесь в укрытии и спуститься вниз, на линию огня.

Напряжение нарастало, и Бонд с трудом проглатывал пищу. Мысленно он уже слышал глухой лающий выстрел Саважа. Он видел, как черная пуля, словно пчела, направляется в долину по направлению небольшого пространства кожи. Слышал едва различимый звук в тот момент, когда пуля ударяется о человеческое тело. Кожа рвется, разрывается, а затем снова сходится, оставляя маленькое, обожженное по краям отверстие. Пуля не спеша углубляется в тело, направляясь к пульсирующему сердцу: ткани, сосуды податливо раскрываются перед ней. Интересно, что это за человек, которому предстояло все это испытать? Что он сделал Бонду лично? Бонд внимательно посмотрел на свой палец, которым обычно нажимал курок. Он согнул его, почти физически ощущая холодок металла. Затем вынул фляжку и сделал большой глоток, запрокинув голову. Горячий шар, пройдя по горлу, начал растворяться в желудке. Он медленно поднялся, потянулся, взял винтовку и оглянулся вокруг себя, запоминая место, на которое ему нужно будет вернуться на обратном пути, и начал медленно спускаться по склону.

Здесь уже не было тропинки, и ему приходилось идти медленно, стараясь не наступить на старые сучья, попадавшие под ноги. Лес становился более смешанным. Среди елей и берез попадались дубы, бук, сикамора. То тут, то там вспыхивал багрянцем осенний клен. Бонд шел осторожно, плотно ставя ноги на прелый лист, устилавший землю и валуны, покрытые мхом. Но несмотря на все предосторожности, лес вскоре узнал о его присутствии и начал разносить эту весть. Сначала большая зайчиха с двумя зайчатами бросилась бежать с ужасным, как ему показалось, шумом. Затем дятел с красной головкой, внимательно оглядев пришельца, ринулся вперед между деревьями, оглашая окрестности своим пронзительным криком. Бонд мысленно молил их не пугаться, так как ружье предназначалось совсем для другого, но каждый всплеск лесной тревоги заставлял его подумать о том, что, спустившись вниз, он увидит на лугу человека с биноклем, старающегося разглядеть причину беспокойства лесных жителей.

Но когда он подошел к последнему дубу у края леса и осмотрел деревья перед лугом, озеро и сам дом, то все было спокойно. Часы показывали восемь. Бонд посмотрел через луг на деревья, росшие около озера. Он мысленно выбрал большой старый клен с темно-красной кроной. Стоя за этим деревом, он сможет наблюдать и за озером и за домом. Бонд прикинул, как ему лучше добраться через луг до этого дерева. Лучше всего ползком. Поднялся небольшой ветерок, и длинная трава на лугу заколыхалась под его дуновением. Только бы этот ветерок не стих!

Где-то слева от того места, где он стоял, хрустнула ветка. Звук был короткий и резкий. Бонд, весь напрягшись, опустился на одно колено. В таком положении он пробыл минут десять — неподвижная коричневая тень у широкого ствола старого дуба.

Животные и птицы не ломают старых веток. Должно быть, мертвое дерево несет какой-то специальный знак для них. Птицы никогда не садятся на ветки, которые могут под ними сломаться. И даже такие крупные животные, как олени, двигаются по лесу бесшумно, если только не задевают что-нибудь в прыжке. Не выставлены ли обитателями поместья посты наблюдения? Бонд медленно снял с плеча винтовку и положил палец на предохранитель. Если люди в доме еще спят, то одинокий выстрел в лесу, возможно, не вызовет у них подозрения: какой-то охотник или браконьер. Бонд только успел подумать об этом, как между ним и тем местом, откуда раздался треск, появились два оленя. Они не спеша потрусили через поле, пару раз остановившись, чтобы полакомиться сочной травой, и скрылись в лесу слева от дома. Они не выказывали ни спешки, ни боязни. Было совершенно ясно, что именно они и были причиной шума. Бонд перевел дыхание. Ладно, а теперь нужно перебраться через луг.

Пересечь ползком пятьсот ярдов высокой густой травы — дело долгое и утомительное. Перед тобой только трава и жесткие стебли полевых цветов. Пыль и множество мелких насекомых забивают глаза, нос, рот, заползают под рубашку. Слава Богу, ветерок не стихал, и его движение в траве было незаметно для тех, кто находился в доме.

Сверху все выглядело так, как будто большое животное, к примеру бобер, пробиралось через луг. Нет, пожалуй, не бобер. Бобры всегда ходят парами. Но все же это мог быть и бобер, так как повыше того места, где полз Бонд, что-то или кто-то также по-пластунски преодолевал это море травы. Похоже, что это что-то или кто-то постепенно нагонял Бонда, и две дорожки в луговом просторе постепенно сближались, чтобы вскоре соединиться.

Бонд продолжал ползти, лишь изредка останавливаясь, чтобы стереть пот и пыль с лица и проверить курс на выбранный клен. Когда до дерева, за которым намеревался спрятаться, оставалось ярдов двадцать, он лег на землю передохнуть перед последним броском. Было совершенно тихо, но вдруг слева от него — в каких-нибудь трех футах раздался угрожающий шепот. Он так резко повернул голову, что хрустнули шейные позвонки.

— Если хоть на дюйм двинешься, я убью тебя.

Это был женский голос, но голос, который знал, что говорил.

С бешено бьющимся сердцем Бонд неотрывно смотрел на древко стальной стрелы, трехгранный наконечник которой почти уперся в его голову.

Женская рука так сильно сжимала лук, что, несмотря на сильный загар, костяшки пальцев были совершенно белыми. За металлическим оперением стрелы сквозь траву Бонд разглядел твердо сжатые губы и пылающие ненавистью глаза на мокром от пота лице. Кто это, черт побери? Охрана? Облизав пересохшие губы, Бонд осторожно стал передвигать свою правую руку поближе к поясу, где у него был пистолет. Стараясь быть как можно спокойнее, он спросил:

— Кто вы?

Наконечник стрелы угрожающе качнулся.

— Перестань двигать свою правую руку, или я продырявлю твое плечо… Ты сам-то кто? Охранник?

— Нет, а ты?

— Не будь идиотом. Что ты здесь делаешь?

Напряжение в ее голосе немного спало, но все равно он оставался твердым и полным подозрения. Девушка говорила с каким-то акцентом. Шотландским, валлийским?

Пора было что-то решать. Бонд чувствовал себя неуютно под прицелом стального наконечника.

— Положи свой лук и стрелу, Робингудша, и я отвечу на все твои вопросы.

— Обещаешь не тянуться к пистолету?

— Хорошо. Только ради всего святого, давай сначала уберемся с середины этого поля.

Не ожидая девушки, Бонд пополз. Теперь ему нужно завладеть инициативой и не упускать ее. Кто бы ни была эта девушка, от нее надо избавиться до того, как начнется стрельба. Боже, ему еще этого не хватало!

Наконец Бонд дополз до дерева! Он осторожно встал и внимательно вгляделся сквозь листву. Большинство жалюзи были уже подняты. Две темнокожие служанки накрывали во дворике стол к завтраку. Он оказался прав: с места, где он стоял, открывался отличный вид на усадьбу. Сняв с плеча винтовку и рюкзак, Бонд сел, прислонившись к стволу клена. Девушка вынырнула из травы и встала около дерева, соблюдая дистанцию. Стрела была все еще вложена в лук, но тетива спущена. Они внимательно смотрели друг на друга.

Девушка напоминала прелестную амазонку в видавших виды рубашке и брюках защитного цвета. Пышные золотистые волосы были заколоты. В ее прелестном лице было что-то дикое. Крупный чувственный рот, высокие скулы и серые полные презрения глаза. Под правым явственно проступал синяк, а на предплечьях царапины с запекшейся кровью. За левым плечом был виден колчан со стрелами. Кроме лука в руках у нее ничего не было, только на поясе висел охотничий нож и небольшой кожаный мешочек, в котором она, вероятно, хранила пищу. Она выглядела как прекрасная, но опасная чудачка, хорошо знавшая лес и не боящаяся встречи с дикой природой. Она могла в одиночестве идти по жизни, не испытывая особой необходимости в благах цивилизации.

Бонду она показалась восхитительной. Он улыбнулся ей.

— Вы, наверное, действительно Робингудша. А меня зовут Джеймс Бонд.

Он достал фляжку и, отвинтив колпачок, протянул ей.

— Садись и выпей — огненная вода с кофе. У меня есть копченое мясо. Или ты питаешься росой и ягодами?

Она подошла ближе и села в ярде от него. Взяв фляжку, сделала большой глоток и протянула ее обратно, не проронив ни слова. Безо всякой улыбки сказав «спасибо», она положила стрелу в колчан за спиной.

— Ты, наверное, браконьер. Ведь до открытия охоты на оленей еще более трех недель. Но здесь ты сейчас не найдешь ни одного оленя. Сюда они спускаются только ночью. Днем надо искать их выше, гораздо выше. Если хочешь, я подскажу, где их можно найти. Большое стадо. Сейчас довольно поздно, но ты, наверное, их там еще застанешь. Они отсюда по ветру, а ты, как я вижу, вполне приличный охотник: ходишь очень тихо.

— А ты, судя по всему, здесь охотишься. Дайка посмотреть твою лицензию.

Без колебаний она вытащила из нагрудного кармана лист бумаги и протянула его Бонду.

Лицензия была выдана в Беннингтоне, штат Вермонт на имя Джуди Хавлок. В лицензии была отмечена охота на дичь, а в графе «вид оружия» стояло «лук и стрелы». Стоимость лицензии составляла восемнадцать с половиной долларов, возраст — двадцать пять лет, место рождения — Ямайка.

Бонд подумал: «Боже праведный!». Он протянул бумагу обратно. — Вот так дела! — Подумав, сказал с симпатией: — Ты же совсем еще ребенок, Джуди. Проделала такой путь с Ямайки и собираешься рассчитаться с ним с помощью лука и стрел? Ты знаешь, как говорят в Китае: «Прежде чем начать мстить, вырой две могилы». Ты это сделала или собираешься сухой выйти из воды?

Девушка напряженно смотрела на него.

— Кто вы? Что вы здесь делаете? Что вы знаете обо мне?

Бонд размышлял. Из создавшегося положения был только один выход: взять девушку на свою сторону, объединиться. Он терпеливо начал объяснять.

— Я уже назвал свое имя. Я был послан из Лондона, будем считать, Скотланд Ярдом. Я знаю всю твою историю и прибыл сюда, чтобы рассчитаться и проследить, чтобы эти люди тебя больше не беспокоили. Мы в Лондоне считаем, что обитатель этого дома может попытаться заставить тебя продать Контент, и нет иного пути, чтобы остановить его.

Девушка нахмурилась.

— У меня был любимый пони, Паломино. Три недели назад его отравили. Затем они убили мою овчарку. Потом пришло письмо, в котором говорилось: «У смерти много рук. Одна из них занесена над тобой». Я должна была поместить в газете в разделе частных объявлений в определенный день всего два слова: «Согласна, Джуди». Я пошла в полицию. Все, что они сделали — предложили установить охрану. Они считают, что это дело рук кубинцев. Тогда я поехала на Кубу и остановилась в лучшем отеле. Я много играла в казино. Я одевалась в свои лучшие платья и носила фамильные драгоценности. Многие мужчины начали искать со мной встречи и ухаживать за мной. Я отвечала им взаимностью. Я должна была это делать. И задавала вопросы. Я притворялась, что ищу приключений, хочу окунуться в мир настоящих гангстеров и т. д. В конце концов я разузнала об этом человеке. — Она кивнула по направлению дома. — Он уехал с Кубы. Батиста что-то узнал о его делишках. У него полно врагов, и я многое о нем узнала. Под конец я встретила одного человека, большой полицейский чин, который мне рассказал самое важное, после того, как я, — на мгновение она замолкла, отведя взгляд от Бонда, — оказала ему внимание. Потом поехала в Америку. Я слышала о частных сыскных бюро. Пошла в одно из них, заплатила деньги, и они узнали адрес этого человека. Вот и все.

— Как ты сюда добралась?

— Я прилетела в Беннингтон. Потом четыре дня шла пешком через Зеленые горы. Старалась избегать людей. Я привыкла к таким путешествиям. Наш дом на Ямайке расположен в горах. Там значительно труднее и гораздо больше людей, крестьян. Здесь же их почти не видно. Все предпочитают не ходить пешком, а ездить на машине.

— И что же ты собираешься делать?

— Я хотела убить фон Хаммерштейна и вернуться обратно в Беннингтон. — Это было сказано так просто, словно речь шла о том, чтобы сорвать полевой цветок.

Со стороны ранчо раздались голоса. Бонд поднялся и посмотрел сквозь листву. Во двор вышли трое мужчин и две девушки. Смеясь и разговаривая, они уселись за стол. Место между двумя девушками во главе стола оставалось свободным. Бонд вытащил бинокль. Трое мужчин были темнокожи и небольшого роста. Человек, который все время улыбался и был одет лучше других, должно быть, был Гонзалес. Двое других напоминали простых крестьян. Они сидели в конце длинного стола и не принимали участия в беседе. Девушки были жгучими брюнетками и выглядели как дешевые проститутки. Они были одеты в пляжные халаты и все обвешаны дешевой бижутерией. Их громкий смех и беспрестанная болтовня были хорошо слышны Бонду. Они говорили по-испански.

Бонд почувствовал, как сзади подошла Джуди. Он протянул ей бинокль.

— Более прилично одетый мужчина — это майор Гонзалес. Те двое в конце стола — боевики. Не знаю, что это за женщины. Фон Хаммерштейна еще не видно.

Она быстро посмотрела и, не сказав ни слова, вернула бинокль Бонду.

Поняла ли она, что сейчас увидела убийц своих родителей? — подумал Бонд.

Обе девушки, похожие на милых обезьянок, повернули головы к дому и закричали что-то похожее на приветствие. На пороге появился низкорослый, почти голый мужчина. Он обогнул стол, молча подошел к краю террасы и минут пять занимался гимнастикой.

Бонд тщательно изучал этого человека. Рост его был где-то метр шестьдесят, квадратные плечи и мощный торс боксера. Грудь и ноги покрывали густые волосы, зато на голове не было ни волосинки, и его голый череп с глубоким шрамом на затылке отливал на солнце желтизной. Лицо выдавало в нем истинного пруссака — квадратное, жесткое, с маленькими свиными глазками под белесыми бровями и толстыми мокрыми губами. Вся его одежда состояла из небольшой набедренной повязки, напоминающей пояс штангиста. На руке блестели массивные золотые часы. Бонд протянул бинокль девушке. Фон Хаммерштейн вполне соответствовал описанию в досье, которое ему показал М.

Бонд смотрел на Джуди. По мере того, как девушка вглядывалась в того, кого она собиралась убить, выражение ее лица становилось все более жестким, даже жестоким. Как ему быть с ней? Кроме массы хлопот он ничего другого не мог предположить. Она могла помешать с этим дурацким луком и стрелами, настаивая на своем участии в операции. Наконец он решил. Один несильный удар в основание черепа, и он без труда свяжет ее, чтобы не мешала делу. Бонд потянулся к рукоятке пистолета.

В это мгновение девушка спокойно отошла на несколько ярдов, положила бинокль и взяла лук. Вставив стрелу в тетиву, она посмотрела на Бонда.

— Выбрось дурь из головы, и не подходи ко мне близко. Я все вижу. Не для того я добиралась сюда, чтобы какой-то лондонский полицейский отключил меня здесь. При всем желании я не смогу промахнуться с пятидесяти ярдов. Я била птиц влет и со ста ярдов. Мне не хотелось бы ранить тебя в ногу, но я это сделаю, если ты мне будешь мешать.

Бонд чертыхнулся, проклиная свою нерешительность.

— Не будь глупой девчонкой. Опусти свою дурацкую игрушку. Это мужское дело. Как ты со своим луком и стрелами собираешься справиться с четырьмя вооруженными мужчинами?

Глаза девушки упрямо блестели. Она отставила правую ногу, приготовившись к выстрелу.

— Не влезай не в свое дело. Это моих родителей они убили, а не твоих. Я здесь уже сутки и знаю, как мне достать Хаммерштейна. На остальных мне наплевать. Без него они ничто. Ну, а теперь… — она натянула тетеву и прицелилась Бонду в ногу. — Или ты сделаешь, как я скажу, или ты пожалеешь. И не думай, у меня слова с делом не расходятся. Я поклялась лично расправиться с ним, и ничто меня не остановит. Ну!

Внимательно глядя на это прекрасное дитя лесов, Бонд размышлял. Это была яркая представительница твердого британского характера, сдобренная острой приправой жизни в тропиках. Опасная смесь. Судя по всему, она взвинтила себя до последней степени. Он был уверен, что она не раздумывая выполнит свою угрозу, а он ничем не сможет защититься. Ее оружие бесшумно, а его поднимет на ноги всю округу. Единственная возможность — это работать с ней вместе. Отдать ей часть дела, а самому сделать все остальное.

— Послушай, Джуди, если настаиваешь на участии в этом деле, то давай сделаем его вместе. В этом случае есть шанс остаться в живых. То, что мы собираемся предпринять — это моя профессия. Если ты хочешь знать, у меня есть приказ одного из близких друзей твоей семьи. У меня также есть необходимое оружие. Дальность его огня, по крайней мере, в пять раз больше, чем у твоего лука. Я бы мог убить Хаммерштейна во дворике хоть сейчас. Но это не стопроцентная возможность. Почти все они одеты для купания. Наверняка они пойдут на озеро, и там-то я его и прикончу. А ты поддержишь меня своим луком. Это будет очень большая помощь, — добавил он не очень убедительно.

— Нет, — решительно тряхнула головой девушка. — Извините, но это вы поддержите меня своим огнем, если уж вам так хочется. Мне вообще-то все равно. Вы правы насчет купания. Вчера в одиннадцать они все были на озере. Сегодня так же тепло, и они наверняка собираются пойти туда. Я достану его из деревьев, растущих около озера. Вчера ночью я нашла подходящее место. Охранники берут с собой оружие, похоже автоматы. Они не купаются. Сидят и охраняют остальных. Я знаю, когда наступит удобный момент, чтобы убить Хаммерштейна, и у меня будет время скрыться до того, как они поймут, что к чему. У меня уже все продумано. А теперь я должна идти на свое место. К сожалению, если вы не скажете «да», у меня не остается выбора. — Она подняла свой лук и начала натягивать тетиву.

«Чертова девчонка!», с раздражением подумал Бонд. — Хорошо. Но я должен сказать, что, если мы выберемся отсюда живыми, ты получишь такую взбучку, что неделю не сможешь сидеть даже на самой мягкой перине. Ладно, иди. Я займусь остальными. Если выберешься живой, встречаемся здесь. Если нет, то я приду сам, чтобы собрать что от тебя останется.

Девушка опустила лук.

— Я рада, что вы обладаете здравым смыслом. Ведь мои стрелы очень трудно вытаскивать. Обо мне не беспокойтесь. Лучше особо не высовывайтесь и следите, чтобы солнце не попало на стекла вашего бинокля.

Она улыбнулась улыбкой женщины, за которой всегда остается последнее слово, и, скрываясь за деревьями, легкой походкой пошла к месту своей засады.

Бонд смотрел вслед темно-зеленой фигурке, пока она не скрылась за стволами деревьев, а потом, подняв бинокль, устроился на своем наблюдательном пункте. Черт с ней! Пора выбросить глупую девчонку из головы и заняться делом. Как по-другому можно было с ней поступить? Теперь он должен был ждать, пока она не сделает свой выстрел первой. Но если начнет стрелять первым он, то неизвестно, что может выкинуть эта взбалмошная девчонка. Бонд на секунду представил, что он с ней сделает, если все окончится благополучно. Но в этот момент на террасе началось какое-то движение, и мстительные мысли ему пришлось отложить до более подходящего времени.

В бинокль он ясно видел, как две служанки убирали стол после завтрака. Девицы и охранники куда-то ушли, а Хаммерштейн, лежа на мягком диване, просматривал газету и перебрасывался какими-то замечаниями с Гонзалесом, который сидел на стуле неподалеку от дивана. Майор курил сигару, жеманно поднося ее ко рту и время от времени сплевывая на каменный пол. Бонд не слышал, о чем они говорили, но было ясно, что разговор шел на английском. Бонд посмотрел на часы. Было половина одиннадцатого. Так как ситуация не предсказывала каких-то сиюминутных изменений, Бонд опустился на землю и осмотрел свой Саваж, размышляя, как он его будет использовать через несколько минут.

Бонду было не по душе то, что ему предстояло сделать, и весь путь из Англии он старался внушить себе необходимость разделаться с этими негодяями. Убийство Хавлоков было ужасным преступлением, и Хаммерштейн со своими людьми были особо опасными преступниками, которых люди в любом уголке земного шара наверняка считали бы необходимым уничтожить. Джуди хотела это сделать из чувства личной мести. С Бондом дело обстояло по-другому. У него не было личных мотивов. Это была просто его работа. Он должен был их уничтожить, как санитарный врач уничтожает крыс. Он был исполнителем от имени общества, назначенный М. В какой-то мере, убеждал себя Бонд, эти люди были такими же врагами его страны, как агенты любых враждебных спецслужб. Они объявили и вели войну против британской нации. Более того, они планировали развитие своих боевых операций. Бонд старался собрать как можно больше аргументов, чтобы укрепить свою решимость. К тому же они убили лошадь и собаку этой девочки, они…

Автоматическая очередь у дома заставила Бонда молниеносно вскочить на ноги. Когда раздалась вторая очередь, он уже держал на прицеле панораму дворика. За автоматными очередями послышался смех и аплодисменты. Зимородок, словно кучка синих и серых переливающихся на солнце перьев, распростерся на террасе. Фон Хаммерштейн с еще дымящимся автоматом подошел к птице и пяткой босой ноги стал давить ее на каменных плитах. Все остальные во дворике подобострастно смеялись и беспрерывно аплодировали. Фон Хаммерштейн довольно облизнул свои красные толстые губы и что-то сказал. Бонд сумел уловить только «по мишеням». Обтерев руки о жирный живот, немец отдал распоряжение девицам, которые сразу побежали в дом, а с остальными направился к озеру. Девицы выскочили из дома, каждая неся по пустой бутылке из-под шампанского, и побежали за остальными к озеру.

Бонд приготовился. Он присоединил к стволу телескопический прицел и, найдя на стволе дерева выступ для левой руки, устроился поудобнее.

Около озера шли приготовления для стрелковых соревнований между двумя охранниками. Вставив новые магазины в автоматы, они, по приказу Гонзалеса, встали на бетонную дамбу по обе стороны от вышки для прыжков в воду. Они стояли спиной к озеру, держа автоматы наготове.

Хаммерштейн встал на краю озера, держа по бутылке в каждой руке. Девицы встали за ним, зажав уши и хихикая.

Хаммерштейн крикнул, и наступила тишина. Заведя руки с бутылками за спину, экс-гестаповец начал громко считать по-испански: «Раз… два… три!» На счете три он высоко подкинул бутылки над озером, а охранники, как заводные куклы, моментально перевернулись и, еще заканчивая поворот, начали стрелять. Мирную тишину расколол гром выстрелов, многократно усиленный водной гладью озера. Бутылка, брошенная левой рукой Хаммерштейна, разлетелась вдребезги, другая же, в которую попала одна-единственная пуля, раскололась надвое и с тихим всплеском упала в озеро. Ясно было, что победил стрелявший в левую бутылку. Оба стрелка спустились с дамбы на траву около озера. Впереди шел победитель, широко улыбаясь, за ним мрачно следовал проигравший. Хаммерштейн поманил к себе девиц. Они нехотя подошли к нему. Хаммерштейн что-то спросил у победителя, и тот кивнул на девушку, стоявшую слева от него. Гонзалес и его хозяин рассмеялись. Хаммерштейн похлопал девицу пониже спины и что-то сказал по-испански. Бонд разобрал только слово «ночь». Девушка посмотрела на него и покорно кивнула головой. Затем она разбежалась и быстро прыгнула в воду, как бы убегая от охранника, выигравшего ее. За ней в озеро прыгнула и ее подруга. Они плавали, громко о чем-то переговаривались. Майор Гонзалес снял пиджак и, постелив его на траву, сел на него. Под мышкой у него торчала рукоятка автоматического пистолета. Хаммерштейн снял золотые часы и направился к вышке. Охранники отвернулись от озера и наблюдали за хозяином. Один из них время от времени внимательно оглядывал сад и окрестности дома. Бонд подумал, что, несмотря на наличие многочисленных врагов, у Хаммерштейна были веские причины до сих пор оставаться живым. Это был человек, который заботился об этом.

Хаммерштейн наконец подошел к вышке и взобрался на нее, глядя сверху на водную гладь. Бонд напружинился и снял винтовку с предохранителя. Это могло случиться в любую секунду. Он положил палец на курок. Какого черта медлит эта девчонка?

Наконец Хаммерштейн решился: слегка согнул колени и развел руки. Сквозь прицел Бонд видел, как налетевший ветерок треплет густые черные волосы на его спине. Вот его руки пошли вперед, он резко выпрямился и начал отрываться от пружинящей доски. В это мгновение что-то сверкнуло за его спиной, и Хаммерштейн мешком свалился в воду.

Гонзалес вскочил на ноги, беспомощно глядя на брызги воды в том месте, где упал его хозяин. От напряжения он даже открыл рот, соображая, что же все-таки случилось. Охранники прореагировали более оперативно и, держа автоматы на изготовку, ожидали приказа своего командира.

Постепенно вода успокоилась, и по озеру пошла зыбь. Прыжок затянулся.

Бонд облизнул пересохшие губы, внимательно разглядывая озеро в телескопический прицел. Со дна поднималось что-то темное, подкрашенное в розовый цвет. Наконец на поверхности показалось тело фон Хаммерштейна, всплывшее лицом вниз. Под левой лопаткой было видно древко стрелы, на алюминиевых перьях которого играли блики солнца.

Наконец майор Гонзалес прорычал команду и два автомата, взревев, начали поливать свинцом все вокруг. Вокруг Бонда пули свистели, срезая ветки, впиваясь в стволы деревьев. Он почувствовал в плече отдачу Саважа, и один из охранников медленно упал лицом вниз. Другой, стреляя с бедра короткими очередями, бежал к вышке. Бонд выстрелил в него, но не попал. Выстрелил еще раз, и ноги бегущего как бы подломились. Однако по инерции он продолжал двигаться вперед и наконец упал в воду. Автомат, сжатый мертвыми руками, продолжал палить без цели в воздух до тех пор, пока не захлебнулся в воде.

Секунды, потерянные Бондом на второй выстрел, дали возможность Гонзалесу прийти в себя и сориентироваться. Спрятавшись за телом первого охранника, он открыл огонь по Бонду из автомата. Было не понятно, видит ли он Бонда или стреляет по вспышкам Саважа. Так или иначе он свое дело знал. Пули впивались в ствол клена, за которым стоял Бонд, и обсыпали его щепками. Бонд выстрелил дважды. Тело мертвого охранника дважды дернулось. Слишком низко! Он перезарядил винтовку и прицелился вновь. В это время сверху упала срезанная пулей ветка. Он смахнул ее, но, получив мгновенную передышку, Гонзалес сорвался с места и зигзагами бросился бежать к террасе, где была расставлена садовая мебель. Ему удалось добежать до стола и спрятаться за ним. Теперь, стреляя то справа, то слева, он бил очередями по клену. Бонд отвечал одиночными выстрелами. Пули рикошетировали от железной столешницы и с воем уносились в сторону. Бонду было нелегко вести прицельный огонь через телескопический прицел, переводя винтовку то вправо, то влево. Наконец Бонд решил покончить с этой бессмысленной пальбой и, пригнувшись, побежал вправо, решив выманить Гонзалеса на себя. Тот тоже решил прекратить игру на ничью и бросился к дамбе, собираясь настигнуть Бонда в лесу. Бонд выпрямился и вскинул винтовку. Увидев это, Гонзалес, который уже вбежал на дамбу, опустился на одно колено и выпустил очередь по Бонду. Тот стоял не шевелясь и целился в своего врага. Вот перекрестье прицела уперлось в грудь майора, Бонд нажал курок, и Гонзалес медленно завалился на бок и, продолжая стрелять, рухнул с дамбы в воду.

Бонд подождал, появится ли лицо майора на поверхности. Нет, вода сомкнулась над ним навсегда. Бонд медленно опустил винтовку и тыльной стороной руки вытер пот со лба.

Только сейчас он услышал, как эхо, эхо смерти все еще билось о склоны гор. Справа, среди деревьев он заметил двух девиц, со всех ног бежавших к дому. Вскоре они, если это уже не сделали служанки, вызовут американскую полицию. Нужно было немедленно уходить.

Бонд прошел через луг к своему клену. Джуди уже была там. Она стояла, прислонившись к стволу изрешеченного пулями дерева. С правой руки стекал тоненький ручеек крови и капал на землю около ее ног, а на рубашке около плеча темнело буро-красное пятно. Лук и колчан со стрелами лежали рядом. Плечи ее дрожали.

Бонд подошел к ней и легонько обнял ее.

— Все хорошо, Джуди. Игра закончена. Что у тебя с рукой?

— Ничего страшного. Что-то ударило меня. Было ужасно больно. Я никогда… я никогда не думала, что это будет все так ужасно.

Бонд успокаивающе погладил ее по здоровому плечу.

— Это нужно было сделать. В противном случае они бы то же самое сделали с тобой. Это были профессиональные убийцы. Я же говорил тебе, что это мужское дело. Ладно, давай посмотрим, что у тебя с рукой. Нам нужно уходить и перейти границу. Скоро сюда нагрянет полиция.

Она повернулась к нему. Ее красивое лицо лесной охотницы было залито потом и слезами. Большие серые глаза теперь были мягкими и послушными.

— Спасибо за то, что вы сделали. Особенно после того… после того, как я…

Она протянула раненую руку. Бонд вытащил нож, висевший у нее на поясе, и отрезал рукав рубашки у плеча. На залитом кровью предплечье виднелось сквозное пулевое ранение. Бонд вытащил из рюкзака бинт, фляжку и кусок хлеба. Промыв рану смесью кофе с виски, он положил на отверстие от пули хлеб и крепко перевязал рану. Из, отрезанного рукава, разорвав его на полосы, он сделал повязку и завязал ее сзади на шее Джуди. Посмотрев в серые глаза девушки, которые были совсем рядом, Бонд поцеловал ее и снова посмотрел ей в глаза, которые засветились радостью и смущением. Он снова поцеловал ее в оба уголка рта, и на упругих губах появилась улыбка. Бонд улыбнулся в ответ и осторожно вложил ее раненую руку в повязку.

— Куда ты меня забираешь? — спросила она.

— Мы поедем в Лондон. К одному пожилому человеку, который хочет тебя видеть. Но до этого мы должны перебраться в Канаду, и мой друг должен оформить на тебя документы. Тебе нужно купить одежду и все, что полагается такой прелестной девушке. На это уйдет несколько дней. Мы будем жить в мотеле, который называется «Уютный уголок».

Джуди посмотрела на него. Теперь она была совершенно другим человеком.

— Как здорово! Я никогда не останавливалась в мотеле.

Бонд наклонился, поднял винтовку и закинул за спину рюкзак. На другое плечо он повесил лук и колчан со стрелами и зашагал через луг.

Джуди последовала за ним. На ходу она сняла заколку, и роскошные золотистые волосы рассыпались по ее плечам.