Глава 52 Будни фронтовые

Мне было очень любопытно, как себя поведёт начальник. С утра пошла на аэродром, проверить, что за вечер и ночь сделал Николай Евграфович с помощниками и вообще каков наш статус, мы готовы лететь или нужно день-два на ремонт просить? Техник всё сделал и дырки не только заклеил, а даже закрасил, благо почти белые ночи и тепло. Усталый, конечно до черноты, но довольный, и на моё сочувствие лишь отмахнулся, что после нашего отлёта отоспаться успеет. Ещё раз поблагодарила техника и гордого, почти новенького Барбоса и пошла в штаб полка, звонить в отдел, доложить, что к вылету готова и узнать своё расписание на сегодня. Разговаривала с Ваней Хромченко, его куда-то сегодня с Красильниковым отправляют, а раз я на крыле, то и проблем нет, как раз перед этим решали, кто и куда сегодня едет и летит, если я не на крыле. Из полунамёков поняла, что Иван с Красильниковым куда-то в тыл к немцам намылились и, скорее всего, вылетят после обеда или вообще вечером.

Мы два дня назад тоже в немецкий тыл летали. Иван меня перед вылетом заинструктировал совсем, да и меня саму знатно потряхивало, жутковато как-то, ведь в тыл к немцам… Да и Николаев, обычно одним автоматом в полётах обходившийся взял ещё один для меня и даже принял у меня быстро зачёт на тему: "Что тянуть?… Куда давить?… И откуда пули вылетают?…". С Иваном перед вылетом проложили маршрут, несколько раз проговорили ориентиры в пути и особенности площадки. В итоге, всё оказалось до невозможного тривиально и обыденно. Летели в партизанский край Ленинградской области за Любань. Там в болотах и в истории Соседа во многих деревнях всю войну немцев так и не увидели, хотя фронт ушёл далеко на восток. Иван туда летал уже не раз, поэтому все его инструкции были по делу, маршрут в обход зениток и низенько над самыми деревьями. Долетели, нас встречали со всем радушием. Мне даже предложили, пока пассажир дела делает и решения решает, в баньке попариться. Но я отказалась, о чём позже очень жалела, если бы знала, что у меня почти полный день и даже часть ночи, с удовольствием бы намылась. Так же и обратно, так ни одного немца и, не увидев ни в небе, ни на земле, даже линию фронта прошли над болотами, где никакого фронта с обеих сторон нет. С обеих сторон патрулируются только края болота. А ещё эти болота любят разведгруппы, до нелепого доходит, говорят, там по весне наша группа встретила немецкую и полдня воевали, а наши патрули не знали, что им делать, стрельба на болоте и наши туда недавно ушли, а группа без рации – за языком…

Когда по прилёту Николаев стал меня торжественно поздравлять с боевым крещением, я даже обиделась, хотя формально ответила по уставу. Действительно в нашем тылу летать порой куда опаснее, хотя и понимаю, что раз на раз не приходится и как ни крути, а там внизу немцы, а здесь садись где хочешь, вернее, сможешь, — везде наши. Так что по зрелому размышлению формально Сергей Николаевич прав полностью…

Вообще, схему и логику мышления Николаева мне не постичь и я наверно никогда не буду готова, к резким поворотам его мыслительных эволюций. В первый день, когда прилетели к танкистам, вернее рембат, который стоял глубоко в тылу за Будогощью, после покидания самолёта он вдруг приказал мне подстрелить из револьвера сидящую на ветке метрах в двадцати ворону. В общем, пока до меня дошло, что от меня требуется, пока я достала и взвела свой наган, ворона, до этого внимательно разглядывавшая нас своим глазом сорвалась в полёт наверно ещё за секунду до моего выстрела, ну вы ещё скажите, что в этих умных летающих крыс можно попасть не из засады. То есть тест на стрельбу и меткость я с треском провалила и теперь со мной кто-нибудь в приказном порядке три раза в неделю стреляет из нагана и других пистолетов. На мой лепет, что я всё-таки лётчик и шансов, что меня в воздухе выручит пистолет или вообще понадобится, очень мало. Он вполне резонно заметил, что из всего времени суток, в воздухе я максимум несколько часов, а всё остальное время я на земле, где пистолет вполне может выручить, а значит, им нужно уметь пользоваться. Вот теперь стреляю, уже два раза до звона в ушах и дрожи в руке мы изводили боеприпасы. В принципе, бессмысленными эти занятия я совсем не считаю, ведь носить на ремне пистолет, это может отпугнуть только хулиганов малолетних, но их и без пистолета можно не особенно бояться. А вот если противник серьёзнее, то одного вида и наличия нагана уже мало, его нужно уметь применять и делать это правильно. А для этого только один путь, тренироваться и стрелять, без ссылок на "нравится – не нравится"…

Начальник приехал с Мышаковым, вылез из машины бледноватый и с тросточкой. эмка тут же уехала, а Николаев подошёл ко мне и спросил:

— А откуда вы вчера были так уверены, что сегодня я буду в состоянии лететь?

— Да тут ничего сложного, товарищ полковник. Дырку в борту я видела, а когда вам перевязку делала, под кожей пулю прощупала, то есть направление раневого канала уже представить могла, потому и жгут вам сразу сняла. С такой раной, если не нагноится, вас бы недельку подержали и выписали. А вы человек занятой и должность у вас ответственная, так что вам сразу предложили амбулаторно лечиться и только на перевязки ездить, я думаю. А значит, вы сегодня с утра были на перевязке и нам лететь только чуть позже. Я ничего не перепутала?

— Да нет, словно со мной вчера рядом были. Но откуда?

— Знаете, Сергей Николаевич, вот Александр Феофанович уже перестал мне это вопрос задавать, принял такой, какая я есть. Я же рассказывала, что анатомию в школе учила, что на сестринскую практику в больницу ходила, так и Сергея Викулина тоже лечила по своему пониманию, как говорят, в основном всё правильно сделала. Софья Феофановна вообще утверждает, что у меня врожденное клиническое мышление, хотя порой я и говорю с её точки зрения парадоксально неправильные вещи, вот только я эти неправильные вещи могу обосновать логически, а она ссылается на какие-то медицинские авторитеты и фамилии… Я ответила на ваш вопрос?

— Более чем.

— Ну что, летим в Мегорский погост, до которого вчера не добрались?

— Нет, сегодня в пятьдесят четвёртую армию, помните, где это?

— Помню… Можно грузиться…

Вообще, меня тут Сосед как-то подколол, дескать, уже, сколько летаешь, а на облака только издали смотришь. Да, как-то правда вылетело из головы, как узнала ещё в Мордовии, что у моего Удвасика потолок всего три тысячи, а облака часто на высоте порядка десяти километров, словом, как-то у меня эта идея отодвинулась сама собой и забылась почти… Хотя в один день облачность низко висела, что даже бомберы не летали, а нам раздолье, двести метров до нижней кромки – это почти пятиполосное шоссе для Удваса. Скоростникам на их скоростях ничего толком не разглядеть и любое неловкое движение и уже в землю воткнулся, а нам летай – не хочу. И можно немного расслабиться, что и немцев к земле приковало. Вот я в эти низкие облака ради интереса влетела. Обманули! Туман и туман, даже ощущение сырое похоже… А вот до тех настоящих облаков, которые как горы я не долетела пока, да и не рвусь. Почему? А знаете, хочется оставить и сберечь мечту и сказку, а так долечу, и будет у меня на одну сказку в душе меньше. А оно того стоит?…

Раз уж стала вспоминать, пока везла начальника в штаб армии, вспомнила, как в один из дней спела Иде и Софье песенку Никитина "Ласкающийся ёж":

Убегу – не остановишь,

Потеряюсь – не найдёшь!

Я – нелепое сокровище,

Ласкающийся ёж…

Убегу – не остановишь,

Потеряюсь – не найдёшь!

Я – нелепое сокровище,

Ласкающийся ёж…

Вниз по лесенке

Позвольте пройти,

Весёлой песенки

Заучим мотив…

Голова закружится

Будто во хмелю,

Люблю по лужам,

По небу люблю…

А вечером снега сугробы

Окутывают фонари…

Бродим вместе мы оба

До зари…

А может быть слишком рано

Весеннее в феврале?…

Небо умеет обманывать

Людей на Земле…

Убегу – не остановишь,

Потеряюсь – не найдёшь!

Я – нелепое сокровище,

Ласкающийся ёж…

Вниз по лесенке

Позвольте пройти,

Весёлой песенки

Заучим мотив…

Голова закружится

Будто во хмелю,

Люблю по лужам,

По небу люблю…

Убегу – не остановишь,

Потеряюсь – не найдёшь!

Я – нелепое сокровище,

Ласкающийся ёж…

Дурацкая и смешная песенка, Верочка её обожает за её какую-то детскую сумбурность и заводной мотив, но я спела её не просто так, а объяснила, что я так себе Сергея вижу. И так как я теперь вроде как почти член семьи и с этих позиций лицо заинтересованное, если они не хотят, чтобы первая ушлая стерва их Серёженьку захомутала, то стоит подумать, чтобы самим ему такую найти, главное умную.

Их обеих заело, почему я их Серёже хочу подсунуть стерву? Я объяснила, что он замечательный парень, но о женщинах у него сугубо гипотетические знания, в которые ни одна нормальная девушка не впишется при всём желании, а стерва наплюёт на его лепет и прогнёт его как ей нужно. В принципе, его с детства окружают достаточно сильные женщины, которым он с детства привык подчиняться, так что такая схема ему понятна, и легко будет воспринята. А вот быть полностью самостоятельным главой семьи, принять на себя ответственность за другого человека и личность, при этом руководить мягко и нежно, любя и с заботой, а не командовать как своими бойцами у него сейчас вряд ли выйдет. Вот лет через пятнадцать возможно ума наберётся, но кто ж ему эти пятнадцать лет даст неохомутанным ходить? Обычная хорошая мягкая и добрая девушка с ним сейчас обречена либо быть несчастной, либо стать стервой и взять всё в семье в свои руки. То есть вернулись к исходной позиции. Так и зачем кактус брить и осинку из него делать, если можно сразу взять осину?! Это я про стерву, если кто не понял…

Тётеньки зависли и надолго, а Верочка ещё поддала жара, весело напевая: "…Я – нелепое сокровище…". Вопрос о том, что я себя рядом с ним "Никак не вижу!" нами уже не поднимался, после того, как в разное время все по очереди получили от меня на это категоричный и однозначный отрицательный ответ. Я прекрасно понимаю, что повела себя довольно жёстко и может даже грубо, как кукушонок, который конкретно, жёстко и рефлекторно расчищает себе место для выживания, ведь выкормить кроме него небольшим птичкам, которым кукушка свои яйца подкидывает, ещё и своих птенцов нет возможности. Вот и позаботилась природа о таких рефлексах. Вот только совершенно непонятно, как в природе сформировался такой механизм материнства у кукушек… В ответ на достаточно громкие и обязывающие заявления, я просто сделала следующий шаг, чтобы определиться со статусом своим и Верочки, за которую я отвечаю как старшая сестра, а на самом деле как мать, чего уж гримасничать и себя обманывать. И статус, который мне предложили, переводит меня из непонятного «нечто», на которое распространяются, в том числе и возможные матримониальные планы, в статус сестры этого самого никак не желающего взрослеть капитана и орденоносца. А это чётко и однозначно расставляет все положенные точки. Как-то с детства привыкла, что смотреть на занозу и из страха боли не выдёргивать в надежде, что как-нибудь само образуется – дело совершенно бесперспективное и неблагодарное, и кроме нагноения, в результате которого гной прорвёт рану и вымоет занозу, надеяться не на что. Вот только боли и проблем нагноившаяся заноза принесёт гораздо больше. Так что привыкла занозы вытаскивать сразу, хоть и больно. В итоге Софья кажется всё-таки обиделась, ну а какой матери приятно такие оценки своему ребёнку слышать. Хотя, она женщина неглупая и до неё дойдёт реальный смысл, как он, кажется, почти сразу дошёл до Иды.

В общем, я довольна, что вроде бы этот дурацкий узел сумела распутать. Ида попыталась порасспрашивать откуда у меня такие выводы и оценки, я по сути повторила всё, только может другими словами, ну и выяснилось, что накладка вышла. Я в слово «стерва» вложила смысл, который мне подсказал Сосед, а вот у них в этом слове совсем иной смысл… В общем, в понимании Иды и Софьи я зачем-то предложила найти мясо от падали и женить на нём их сына и племянника. То есть здесь «стерва» – это в своём исконном смысле падаль и мясо павшего животного и никакого флёра решительной умной расчетливой женщины за этим словом в принципе не значится. То есть уже обзывают женщин стервами, но имеют в виду только прямое оскорбление, ведь называют падалью и мертвечиной буквально без иносказаний и вторых смыслов. В итоге пришлось извиняться и объяснять, что я на самом деле имела в виду, а Ида после моих объяснений и извинений пошла звонить Софье и пересказывать ей. Вот же блин! Ну должна же я была мозги включить и сообразить, что я это слово слышала как-то вскользь, но не обращённое на женщину. И про основной смысл я знала, а вот с бранным безоговорочно поверила Соседу и такой прокол… Но вроде бы удалось отболтаться, что это бабушка так называла скандальную соседку и вкладывала в это такой смысл, что та, хоть и отвратительная и скандальная баба, но при этом умеет с мужиками обращаться и липнут они к ней, как репьи и умная при этом, хоть соседствовать с ней чистое наказание… И что вот именно этот смысл – девушка, пусть даже с отвратительным характером, но умеющая обращаться с мужчинами и умная, нужна НАШЕМУ Сергею, я вложила в свои слова и совсем не хотела никого обидеть…

Среди прочего узнала, когда вдруг задалась вопросом, а как мне считают вылеты, ведь если бомбардировщики или истребители взлетели со своего аэродрома, отбомбились или отстрелялись и вернулись к себе, это у них один вылет. А я ведь после вылета сажусь в точке назначения и потом опять взлетаю, выходит у меня за раз получается два вылета? А вот фиг вам! У меня вообще эти вылеты никто не считает, и хоть я буду двадцать раз садиться и взлетать. Считается общий налёт в часах по выработке ресурса мотора, который учитывает техник. Но один боевой вылет я всё-таки теперь получила и посадка у партизан не считается за второй вылет. Боевым считается вылет с заданием в тылу врага, а даже то, что вчера нас гоняли как вшивых по бане, боевым этот вылет не сделало. Но при желании, я имею право получить свои законные сто граммов водки за боевой вылет, как и мой техник, ведь он тоже считается членом экипажа, как закреплённый за моим самолётом.

А вообще, после этих потягушек с "Юнкерсом", с утра у меня здорово побаливают руки, спина и поясница и даже ноги, вот уж они вроде бы не сильно участвовали в маневрировании. А я свои занятия по физподготовке с приездом сюда забросила. В Черемзинке мне и так хватало беготни и растяжки устраивала себе не чаще пары раз в неделю, а здесь и это не стала делать. "Зазвездилась, лётчицей неимоверной стала" – прокомментировал Сосед. Что ж, он полностью прав. Значит надо и на физкультуру время выделять. Вообще, здесь у бомберов неплохой спортгородок видела, нужно на него сходить и ближе познакомиться. Да и летать с шефом конечно здорово, но мне нужно лётное мастерство нарабатывать. Сосед рассказал, что у меня сейчас самый опасный период освоения профессии. Так у них выяснили, что самый высокий процент аварийности не у новичков, а у тех, у кого водительский стаж больше года, но меньше пяти. То есть новички ездят аккуратно, потому что ещё очень неуверенно чувствуют себя на дороге, а к году появляется опыт и желание полихачить и плюнуть на какие-то запреты и ограничения. У меня уже появилась уверенность в своих силах, я стала позволять себе наверно чуть больше расслабляться в небе, а это очень чревато, ведь и этих лаптёжников вполне могла увидеть раньше, если бы летела змейкой и внимательнее оглядывала небо, в том числе и сзади. Скорее всего, это бы мало результат изменило, но вот, по сути, изменило бы очень много. Да и сами мои манёвры были совершенной импровизацией, потому что я почему-то была уверена, что к такому подготовиться нельзя, и не готовилась. А почему не могу подготовиться? Это не значит, что я должна отработать до блеска комплекс по уклонению от восемьдесят седьмого, а потом от сто девятого мессера и иже с ними. Мне даже при отработке моих «норок» нужно сосредотачиваться на всех аспектах пилотирования и, каждый раз, не забывая проговаривать и напоминать, что это маневр без потери высоты, а здесь слетела на десять метров, а тут на все тридцать. Соответственно, чтобы компенсация этой потери высоты, если нужно удержаться в плоскости, шла автоматически и не требовала как в прошлый раз такого напряжения, а мозги вполне можно занять чем-нибудь другим. То есть, учиться и ещё раз учиться, а Барбосик должен стать таким же естественным, как сапог на ноге, о котором не думаешь, а делаешь, что танцевальный красивый шаг, что просто перепрыгиваешь через лужу на пути, думаешь о красоте или о том, чтобы не забрызгаться, но совсем не о надетом на ногу сапоге. То есть, того чувства самолёта, что у меня уже появилось, для боевого маневрирования мало, вернее нужно расширять его диапазон через наработку опыта…

В общем, понизила я себе самооценку, но по делу, чего уж… Раз начала играть по мальчиковым правилам, то и расслабляться не стоит. А небо ошибок не прощает, зевнуть один раз какого-нибудь охотника и никто даже не узнает в каком лесу или болоте обломки твоего самолёта… А Николаев словно решил доказать, что и с раненой ногой может работать и за этот день у нас было шесть перелётов и при этом умудрились вернуться ночевать обратно и даже засветло…

После этой недели с начальником я с ним летала ещё раз пять, но в основном летала в одиночку с пакетами штаба. Как по случаю рассказал всё и про всех знающий Митрич, не нравится людям летать внутри закрашенной кабины, что в открытой кабине у Ивана, когда можно по сторонам смотреть им комфортнее, да и чего уж, факт, что девица за штурвалом, со счёта сбрасывать не надо. А та неделя с начальником – это Николаев фактически своим героическим примером доказывал, что со мной летать не страшно. Но даже его ранение связали именно с моей закрашенной кабиной, а не со случайностью встречи с "Юнкерсами", от которой нас не смогла бы уберечь вторая открытая кабина. Психология и общественное мнение – штука загадочная и логикой не управляемая. Вот как оно оказывается…

Двадцатого августа мне приказом командующего фронтом присвоили очередное звание «мичман», а моему технику "старшего сержанта авиатехнической службы". Как сказал, при объявлении об этом начальник, что я этот карьерный рост пойму правильно. И, что это не столько карьерный рост, сколько просто один из способов облегчить мне решение некоторых вопросов в условиях военного общежития, так как для очень многих имеет большое значение количество и вид знаков на петлицах или галунов на рукаве, как у меня. В принципе, мне и правда это было не особенно важно, тем более, что должность пилота самолёта связной авиации предполагает разброс званий от младшего сержанта, до капитана или даже майора. Так специально оставлена лазейка для списанных из скоростных самолётов лётчиков, которые хотят летать, и чураются занимать командные должности. Таким образом, связная авиация – это очень разномастное лоскутное одеяло и не только в качестве и званиях лётчиков. И самолётный парк не только Удвасики, но и эр-пятые, эр-первые и даже, говорят, списанные «пешки» и «Яки», которые из-за критических дефектов в бой уже не пошлёшь, а летать в тылу на извозе до полной выработки ресурса планера они ещё вполне могут. Хотя, такие самолёты при возможности забирает себе авиаразведка, всё-таки скорость часто имеет значение. Так что теперь я по званию равна Митричу и достигла своего потолка, как я понимаю. Впрочем, начальник прав, что мне это совершенно без разницы…

Регулярные занятии стрельбой не столько повысили мою меткость, хотя с двух десятков метров в банку от тушёнки теперь попадаю уверенно, сколько наработали навык быстрого извлечения и приведения нагана к бою. По себе почувствовала, что у меня изменилось отношение к оружию. Как когда-то ощущение прохладного металлического Браунинга под подушкой дарило мне в лазарете чувство безопасности и защищённости, то после отлёта в тыл как-то почти перестала носить его с собой. Здесь же на фоне регулярных стрельб как-то само собой теперь уже усилиями Митрича официально наградной ствол я стала носить при себе. Когда в юбке, то в планшете, а в комбинезоне в специально пришитом для него кармане под левой рукой и под левую руку. Так посоветовал сделать Тарасенко, старший сержант из такой же группы, как была у Викулина, получилось, что именно ему в передышке между выходами выпало больше других меня учить стрелять. Вот уж кто умеет стрелять и при этом ему, кажется, нет разницы из чего. Мне до такого мастерства не подняться, вы бы видели, как он из двух пистолетов стреляет, словно из автомата, у него все выстрелы словно одна очередь и банки, расставленные в самых разных местах, все почти одновременно улетают пробитые пулями. А как он при этом двигается, никаких рывков, всё плавно, словно течёт, только рука отдачей дёргается. Но ещё эффектнее, когда он держит банку выстрелами в воздухе. Вот он мне и посоветовал. Объяснения вполне убедили, а по форме карман ничем не выдаёт своего содержимого, квадратный и внутри обшит плотной замшей с клапаном на штырьке-застёжке, как на кобуре, пистолет внутри не болтается и не переворачивается. Смысл в том, что большинство людей рефлекторно гораздо больше внимания уделяет правой руке, как наиболее опасной, ведь левшей не больше пятой части и меньше половины из них приучены эффективно своей ведущей рукой пользоваться, большинство же переучено под общепринятую правую руку. А я хоть и правша, но левой теперь действую не хуже, вот узнав об этом, Тарасенко и предложил такой вариант. И ещё, размер кармана и пистолета намного меньше привычного для оружия. Фактически, ну кто будет ждать подвоха, от выставленного открыто напоказ кармана с заведомо не опасным содержимым под «нерабочей» рукой? С момента начала активного обучения стрельбе, к счастью эти умения мне использовать не пришлось. Но ведь зубы мы чистим не тогда, когда пульпит ночью из постели поднял, а профилактически, вот и я смотрю на свои занятия стрельбой так же…

Ещё ребята где-то на выходе добыли и на нём вернулись из-за линии фронта немецкий мотоцикл БМВ с коляской, но без пулемётной турели. Трофей неделю простоял во дворе без дела, пока Митричу не пришла идея посадить на него лётчиков, ведь, хоть аэродром и находится достаточно близко, но дорога быстрым шагом всё равно не меньше получаса выходит, да и до деревни, где Верочка, не меньше. А давать нам каждый раз машину не всегда есть возможность. Но Иван вдруг оказался резко нетерпим к мотоциклам. Сосед ещё добавил, что наверно и хорошо, потому что с таким заводным складом характера, как у него и отсутствием страха перед большими скоростями, он на мотоцикле просто опасен для окружающих будет. Вроде бы даже была в тридцатых годах идея всем лётчикам запретить водить мотоциклы, так как они не чувствуют скорости, а в седле мотоцикла ощущения очень похожи на открытую кабину самолёта тех лет, и разбивались часто. Ведь на многие препятствия лётчики не реагировали, у них мышление не в плоскости, а в объёме, только мотоцикл какую-нибудь корягу или канаву перелетать при рывке ручки на себя не желал. Но вроде так и не приняли радикального решения. А вот меня он взялся обучать вождению, вернее сначала сам сел и поехал, а я в это время училась вдогон за ощущениями своего тела. Меня очень удивила его фраза в самом начале, что самое ценное у мотоцикла с коляской – это выступающие слева части двигателя, на которые он показал, и что их, прежде всего, нужно беречь при правом повороте! Что-то в этой фразе было неправильное и чем левые отличаются от правых, и правые повороты от левых? Но речь только про левые и не какие-то конкретные детали, а пальцем мне показал на нижнюю часть мотора слева. Повторив, что поэтому поворот в сторону коляски делать особенно аккуратно.

Уже позже, когда я несколько дней ездила сама, и мне очень нравилось, если бы ещё не тарахтение мотора, которое с утра наверно будило всю деревню, хотя, кто в такое время в деревне спит, кроме моей Верочки? В общем, решила я как-то развернуться вправо и газанула резко вывернув руль, как я не перевернулась – повезло и спасла хорошая реакция. Вот тогда мне и стало понятно, что имелось в виду в той фразе. Ведь после неё, я первые дни очень аккуратно поворачивала направо, а тут забыла и узнала, что при резком правом повороте даже гружёная коляска имеет скверную привычку закидываться вверх и легко можно оказаться под ней и мотоциклом. При весе мотоцикла несколько сотен килограммов, это очень не порадует мой нежный девичий организм. После этого можно считать, что я окончательно освоила мотоцикл с коляской. А в качестве пассажира Иван совсем не был против прокатиться до аэродрома, да и Панкратов мотоциклу был очень рад, и водить его умеет. И вообще, даже в пределах аэродрома перемещаться либо на чём-то, либо бегом, либо долго. Техник вылизал и отрегулировал немецкий механизм до идеала, который не достижим, но получившееся подобие меня вполне устроило, про такое говорят "как часики работет". С утра или после долгой стоянки, открыла краник бензопровода, пару раз качнула шпыньком насоса, решительно дёрнула ногой ручку акселератора и мотор затарахтел, только обороты ручкой поддерживать, чтобы прогрелся спокойно… Ещё, оказалось, что у меня манера езды очень аккуратная и со мной комфортно ездить. Да, просто я не хочу грязной чуней ходить и поэтому очень старательно выбираю траекторию движения и по лужам проезжаю аккуратно и без брызг. Вот и выходит, что везу плавно и бережно, при этом проигрыш в скорости очень незначительный… Раза два пришлось гнать, когда нужно было быстро доставить пакеты, потом комбинезон чистить пришлось и мотоцикл мыть… Мне не понравилось, тем более, что выигранное в пути время пришлось на чистку потратить, не полезу же я заляпанная грязью в самолёт, потом ещё и его отмывать…

В первых числах августа я заработала ещё два боевых вылета. В самый разгар битвы на юге, где немцы собрали почти все свои силы и рванулись за Майкопской и Грозненской нефтью с расчётом выхода к Бакинским промыслам, как в истории Соседа. У нас вдруг активизировался Линдеман, вернее его корпус, который за взятие Шлиссельбурга и блокаду Ленинграда получил генерал-полковника и вообще был в фаворе у Гитлера, как я услышала в одном из разговором в отделе. С чего он вдруг предпринял несколько ударов севернее и южнее озера Ильмень, так и осталось не ясным. Ведь танков у него почти нет, а наши уже качественно окопались и с наскока сбить нашу оборону шансы минимальные. У Ивана одной из задач был периодический облёт нашего переднего края и ближних тылов немцев с наблюдателем на борту для сбора информации. Но в одном из вылетов, его самолёт обстреляли, и сейчас он загремел в госпиталь с ранением в плечо и голову, при этом сумел дотянуть до аэродрома и посадить машину. А задачу на такие разведывательные полёты никто с отдела не снимал. Конечно, для таких полётов днём чаще привлекали истребители, но хотя бы раз в три дня нужно это делать на Удвасе или разведчике-пятёрке, скорости несопоставимы и истребитель, проносясь над передовой видит только очевидные вещи, к тому же и пилот один и ему кроме разглядывания земли есть чем в кабине самолёта заниматься. Вот для этого и есть облёт с летнабом на тихоходе.

Правда Барбос неудобен тем, что из кабины пассажира почти ничего не видно, вот и пришлось мне летать на машине Ивана. Тут тоже оказалась куча нюансов, которыми со мной в госпитале активно делился расстроенный, что не может сам лететь, Иван. Но ему обязательно нужно отлежаться и даже не из-за раны плеча, а из-за того, что его даже от небольшого напряжения при нашем разговоре два раза рвало желчью. Пуля прошла вскользь и рана на голове защищённой шлемофоном ерундовая, её зашили, там, где кусок кожи сорвало и вывернуло, а вот сотрясение у него серьёзное. С плёчом непонятно пока, врачей больше его голова волнует. В общем, специфика такого полёта в том, чтобы не попасть под зенитки, для которых мы очень лёгкая и удобная цель. Если же нужно обязательно попасть в район, прикрытый зенитками, то выбирать время перед закатом или перед рассветом, в сумерках заходить из их тыла и с выключенным мотором. Выстроить маршрут так, чтобы отменная немецкая служба наблюдения и оповещения не засекла. А лучше вообще выскочить с тыла на бреющем, подпрыгнуть вверх, чтобы набрать высоту для планирования на цель и выключить мотор. Не висеть над окопами, потому что солдаты очень сильно не любят наши Удвасы и стрелять будет всё, а нам и винтовочной пули хватит, даже пистолетной мало не покажется при удачном попадании.

В общем, перед вылетом сидели и продумывали мой вылет до мелочей, и эту придуманную прокладку я должна была в воздухе по памяти привязать к ориентирам на земле и выдержать. К планированию полёта подошли со всей ответственностью и всё сделали на рассвете, облетели почти половину нашего участка фронта. В нашу сторону стреляли мало, а может просто попали только три раза, ведь ружейную стрельбу в кабине не всегда можно услышать, это не артиллерия, но в очередной раз убедились все, что новичкам везёт и не только в картах. А вот когда полетели через день, всё как-то сразу не задалось… Сначала летнаб чего-то углядел и мы на одно место три раза заходили с разных сторон, нас вообще-то пара наших истребителей прикрывала, патрулируя сверху, так что истребители нам не очень страшны, я так думала. Пока мы там что-то разглядывали, видать сообщение о нашей активности и наглости дошло до немецких лётчиков, и они прилетели целым звеном и истребители завели свою карусель в высоте. Николаев потом страшно ругался на нас, что раз уж там обнаружили важное и вынуждены были для уточнения ещё и заходить повторно, то нужно было на этом заканчивать, а не переть дальше, напрашиваясь на неприятности, которые вскоре прилетели. Наши истребители потеряли один самолёт, хорошо, что ветер был в нашу сторону, и лётчика снесло к нашей территории. В общем, ну не сообразила я, а летнаб тоже ничего не сказал. Ну а что такое приказ, я усвоила туго и полетела дальше…

Пролетела всего километров двадцать, как понизу прилетела ещё пара "мессеров" по нашу душу. Вот здесь стало понятно, что смываться нужно без вариантов, только сделать это оказалось не так просто. Вспомнила про зенитчиков, к которым прилетала недавно, и очень надеялась, что они ещё не сменили позиции. В общем, зенитчики одного "мессера" записали себе, второй успел отвернуть и ушёл. Хотя, видимо планировал подождать, когда я полечу дальше, потому что было чётко видно, как он почти сорок минут кружил неподалёку над своими позициями, недосягаемый для нашей зенитной артиллерии, но вот уж фиг! Я у зенитчиков и села, тем более на эту поляну уже раньше садилась. Ваниному самолёту досталось, да и меня едва не задело, две дырки обнаружила совсем рядом. Одна пуля спереди и сбоку пробила масляный бак и из него вытекло больше половины масла, часть которого попала на горячие части мотора, и было много противного вонючего дыма. На посадку я заходила в хорошо дымящем самолёте, так что вопросов, почему мы здесь сели ни у кого не возникло. В общем, посидели у зенитчиков, разобрались с дыркой в маслобаке, заткнули чопиком и низом тихонечко часа через два перелетели к себе. Как я поняла, дальше летали уже самолёты разведэскадрильи, а у меня теперь было целых три боевых вылета.

На пару с Панкратовым наших боевых уже поллитра с лишком выходит. Только где их нам получать — неизвестно, в полку я не питаюсь, а поэтому хоть Николая Евграфовича там кормят, но боевые у него не учитывают, тоже по учётам непонятно где. Вернее основной учёт у нас весь через разведотдел, но у нас ведь есть ещё и наше авиационное начальство, которого я толком и не видела, о чём ничуть не жалею. Вообще, любой служивший в армии знает, что самый лучший статус для любого служивого – это быть где-нибудь подальше от начальства и не просто поближе к кухне, а вообще иметь какой-нибудь неучтённый статус в каком-нибудь прикомандировании, чем стоять в общих дружных рядах и строю. Впрочем, по поводу неполучения техником положенной водки, Сосед сказал, что если Николай захочет, то в мужском дружном коллективе не просто сто грамм найдёт, а ополлитрится ещё и с закуской и не обязательно для этого наличие боевых вылетов. Просто Панкратов у меня – золото и не любитель за воротник закладывать. В общем, дырок в самолёте Ивана после двух вылетов насчитали три в первом и больше десяти во втором вылетах. Невольно восхитишься удивительной живучестью конструкции самолёта. Правда маслобак и выхлопной коллектор пришлось менять, но это мелочи, если подумать. Мысли о том, что любая из этих пуль, возьми она чуть в сторону могла продырявить уже меня и никакой брони на её пути нет, я от себя гоню. Ну, если не повезёт, то на ровном месте споткнёшься и руки-ноги себе переломаешь…

Вообще, если не считать этой нервотрёпки, то в воздухе держусь уверенно и даже заметила, что уже появилось время, не только смотреть по сторонам, высматривая возможные опасности, но и восхищаться красотой и небом… Даже с высоты в две сотни метров уже становится видна кривизна Земли, но это как раз понятно и не удивляет. А удивило и даже потрясло, что в воздухе возникает странный оптический эффект, не всегда, а только в очень ясную погоду, когда говорят, что видимость миллион на миллион, над закругляющейся Землёй словно закруглённая по горизонту сфера какой-то почти ощутимой хрустальной голубизны, в которой и висит самолёт и ты в нём. И словно в этом миге нет ничего постороннего, только ты и это чудо! И нет даже времени, потому что здесь всё бесконечно… Когда окунулась в это волшебство, даже дыхание от благоговения и оторопи перехватило!

Правда и в другое время небо круглится и висит над головой, словно купол из древних сказок, и под ним плывут облака и ты такая маленькая на своём Удвасике… Вечером после дождя, когда солнце висит низко, а воздух насыщен водяной пылью, пару раз видела роскошные радуги, не какое-то бледное подобие, а широкие, выразительные со всеми положенными и сочными цветами, однажды позади, а первый раз просто летела к ней с полной иллюзией, что через пару десятков километров при этом курсе, буду пролетать под этой удивительной цветной аркой. И сколько бы разум и знания ни твердили, что до радуги долететь или дойти невозможно, как и до горизонта, что в этом суть этого оптического обмана, но яркость и почти материальность цветной дуги протестовали и уверяли в несостоятельности знаний…

Вообще, попытаться в несколько фраз или страниц впихнуть больше двух месяцев жизни, весьма неблагодарное занятие. Конечно, можно вспомнить сказочное: "…и жили они долго и счастливо, и умерли в один день…" тут в несколько слов вообще почти целую жизнь затолкали и даже эмоционально окрасили это описание… Но мы вполне живые люди и суеты у нас куда там сказочным героям…

Далеко на юге в степях разворачивалась эпическая битва, судя по сводкам наше командование имело чёткую задачу не отдать Придонье и не выпустить южную группу немцев в Донские степи и конечно не допустить до Майкопских и Грозненских нефтепромыслов. До сих пор держался снабжаемый по морю и поддерживаемый Черноморским флотом ООР (благодаря большой частоте упоминания для советских людей уже не требующая расшифровки аббревиатура – Одесский оборонительный район, как и наши КОР и ЛООР). Танки Манштейна, которые удалось переправить в низовьях Днепра в районе Херсона остановлены на линии восточнее Каховки, и не столько потому, что здесь была создана какая-то могучая линия обороны, а потому, что, выйдя к Перекопу, основной удар направлен в Крым, но укрепления Перекопа держатся. Севернее идут тяжелейшие бои за Запорожье, а линия обороны южнее активно укрепляется и насыщается войсками и техникой. К слову, уже вышел приказ Ставки аналогичный двести двадцать седьмому приказу "Ни шагу назад!" из истории мира Соседа. Вообще, чтобы вылавливать факты и полный объём информации из скудных сводок нужно иметь как минимум военное образование, хорошо знать карту и многое другое. Я же из всего имела представление только о том, что Каховка и Днепр – это где-то на юге и вроде на Украине…[24] Но видимо из-за неудачно складывающихся действий произошла активизация в центре фронта и у нас. Так что у нас фронт не в застывшей статичной глубокой обороне. Операции фронтового масштаба не проводятся, но на уровне полков и дивизий столкновения довольно частые и бои идут серьёзные и упорные. Но и наши уже набрались опыта и былой игры "в одни ворота", как год назад уже нет…

В один из дней, я с утра собралась, прыгнула на мотоцикл и поехала на аэродром. Верочку уже несколько дней с утра не бужу, потому что встаю очень рано, а хозяйка сама выразила желание помочь с утренними процедурами сестрёнке и главное, что Верочка согласилась. Вот и сегодня я поцеловала сладко пахнущую детским сном пушистую макушку, собралась и поехала по утренней темени. Как-то неписаными правилами установлено, что лётчики должны встречать рассвет уже на ногах и готовые к вылету. Хорошо, хоть белые ночи закончились и сами ночи уже набрали достаточную протяжённость. Приезжаю, меня на КПП хорошо знают и пропускают, если одна, без остановки. Подкатила к стоянке моего Барбоса, поставила мотоцикл в стороне под масксетью, Евграфыч крикнул, что меня в штаб вызывали, почесала в штаб пешком, сказал бы раньше, съездила бы, а так, чего бы с утра не пробежаться по холодку… Звонили из отдела, ничего важного и срочного, скоро привезут пакеты и маршрут, возвращаюсь и у самолёта вижу задушевные посиделки Верочки и Панкратова…

— Верочка!

— Ой, Мета!… Дядя Коля, скажи ей, а то она ругать будет…

В общем, оказалось, что из меня великий сыщик никогда не получится. А Верочка с Панкратовым познакомилась совсем не сегодня, а уже пару недель назад. У сестрёнки как-то не сложились отношения с деревенскими, не то что её кто-нибудь обижал, просто не приняли её, и ей в деревне очень скучно. Вот она и придумала ездить со мной. Она как-то выясняла, когда я еду одна и сразу на аэродром и умудрялась утром быстро спрятаться в коляске мотоцикла, а здесь тихонечко незаметно вылезти. И при этом её ведь никто не выдавал, ни Панкратов, ни хозяйки, у которых мы жили. Впрочем, последние могли и не знать ничего, а интересоваться чем и где занимаются дети в деревнях не особенно принято, если эти занятия не несут в себе какого-либо урона или опасности. А здесь на аэродроме, если эта ясноглазая красотка срывающимся голоском попросит, едва ли кто из суровых местных мужчин устоит перед такой просьбой. Как выяснилось, её знают уже почти все и с ней радостно здороваются и у них даже уже какие-то темы для разговоров есть, они о чём-то спрашивают и что-то обсуждают.

Верочка – совсем не такая бука, как я, и не старается держать дистанцию. Ведь я до сих пор даже командование полка по именам не знаю, обращаюсь только по званиям, хотя мне это знание и не требуется и общаюсь я с ними только мельком, когда вынуждена пользоваться их штабной связью или согласовать формальности моего очередного вылета. Да и вообще, из всех местных, я общалась больше пары слов только в один из первых дней с местным особистом, который меня быстро опросил и оставил в покое. Ну и с техником самолёта Ивана Гаврильевым Саввой Митрофановичем. Вот только его исконно русские имя и фамилия совершенно не стыкуются с его внешностью. Как сказал Сосед, при виде Гаврильева у меня происходил явный когнитивный диссонанс, потому что он – самый настоящий и абсолютный якут без примеси микрона славянской крови, просто при крещении дали православные имена и фамилию. Вообще, азиаты бывают с довольно большими, хоть и узкими глазами, но Савва имел просто восхитительно маленькие и узкие глаза, которые на его широком плоском лице просто исчезали временами. Вообще, всё у него было как-то на грани, худой до невозможного, но жилистый и сильный, по словам Панкратова. Носик не просто маленький, а словно стесняющийся высунуться вперёд выступающих щёк и скул, про глазки я уже упоминала, невысокий и жутко кривоногий, то есть его колени отстоят друг от друга сантиметров на тридцать при стойке "пятки вместе". Коротко по уставу стриженые прямые чёрные волосы при этом умудряются торчать во все стороны. И как при таком складе внутри него помещается какой-то гудящий рокочущий голос – наверно самая большая загадка. Но технику он любит и понимает, иначе едва ли Евграфович принял бы его как равного и так дружелюбно. То есть я на аэродроме общалась и знала троих человек, не считая Ивана. И это за прошедшие почти полтора месяца. Верочка же за свои несколько наездов перезнакомилась уже почти со всем полком. А ведь мы сёстры и должны быть похожи…

Поглядев и осознав сложившуюся ситуацию, я поняла, что "пресекать и не пущать", уже поздно, но упорядочить и обозначить рамки я обязана. Вот об этом и поговорили до моего очередного вылета. Правда пришлось пообещать её на самолёте покатать, хотя, я это не очень поняла, ведь она уже летала и не раз, это я в самолёт впервые меньше года назад впервые села. Но обещание дала и его выполню, только это не значит, что выполню на днях, о чём не забыла сказать этой шантажистке… И если раньше по возвращении вечером домой, я замечала иногда, что сестрёнка грустная и в плохом настроении, теперь по возвращении меня иногда встречала её счастливая мордашка, иногда заляпанная маслом и растрёпанная до состояния соломенного облака над головой вместо приличной для девочки причёски. Ей подогнали по фигуре и ушили самый маленький комбинезон и даже ботиночки маленькие нашли. И найти иногда после вылета я её могла где угодно, то в столовой, помогающую накрывать столы, то в караульном помещении, то в моторной или столярной мастерской… Я прекрасно понимаю, что здесь ей гораздо интереснее и тем более, когда она как принцесса в центре всеобщего внимания и любимица всего полка. И если поначалу я нервничала, что военный аэродром – не самое безопасное место, то услышавший это Панкратов меня заверил, что Верочку ни к чему опасному никто близко не подпустит, а в остальном и в деревне бык забодать может. В общем, если Верочка ещё и не получила статус дочери полка, то только потому, что я, как её старшая сестра и опекун была против этого…

Незаметно начался сентябрь и встал вопрос о том, что девочке нужно учиться. Война – это понятно, но жизнь никто не отменял и дети должны учиться, ведь победа будет за нами и нашей стране нужны умные и образованные люди. Поэтому накануне, я выпросила в отделе выходной для решения этих вопросов и, посадив Верочку в коляску, поехала в соседнюю деревню решать вопросы с учёбой сестры. Ещё в Москве Ида предлагала к началу сентября отправить Верочку к ним, чтобы она смогла учиться у них, но я, как и сестра, не хотели расставаться и были против разлуки, ведь при таком подходе ещё правильнее было бы отправить сестру к бабушке на Вологодчину.

Соседняя деревня встретила нас уже ставшим привычным прифронтовым видом. На улицах было довольно много военных, возможно даже больше, чем коренных жителей, нам охотно объяснили где находится школа, пояснив, что ехать туда большого смысла нет, потому как в школе располагался военный госпиталь, который немцы ещё в июне разбомбили, а директора школы лучше искать у него дома. Где мы его в огороде и обнаружили. Очень пожилой мужчина, наверно начавший учительствовать ещё в царские времена, быстро вник в суть вопроса. В ответ обрисовал нам сложившуюся ситуацию. Школу действительно реквизировали под размещение госпиталя, и учебный год, поэтому, завершили немного раньше. Но потом госпиталь разбомбили. Теперь вопрос о строительстве новой школы пока в процессе обсуждения, тем более, что не совсем понятно, на сколько учеников рассчитывать новую школу. На сегодня в посёлке детей школьного возраста чуть больше полусотни. Старших уже решено отправить в интернат в Волхове. А с остальными будут индивидуально заниматься учителя на дому. Давать задания и проверять качество усвоенного материала. В принципе, меня эта схема вполне устраивала, в том, что я смогу помочь и объяснить непонятные места, у меня сомнений не было. Особенно в глубинке были распространены самые разные и порой даже причудливые формы обучения, оставшиеся ещё от продолжающего свою работу местами Всевобуча. Вообще, большинство ещё не заформализовались и стремились достигнуть результата, а не выдержать любой ценой внешние атрибуты и антураж. Так очень широко изменяли схемы и учебные графики, чтобы наиболее качественно подстроить их под местный сельский уклад, который в разных местах и специализации местного хозяйства мог отличаться существенно. И если в городе фактически было только две формы: очное обучение и экстернат, то здесь вариантов было куда больше. Само собой, что такое образование по качеству уступало регулярному очному в городских школах, но я посчитала, что для курса начальной школы его будет достаточно, а остальное догоним позже, если потребуется. Мы договорились, что Верочку внесут в списки местной школы, а задания она будет получать раз в две недели, как и отчитываться за их выполнение…


Загрузка...