Самолётиха

Глава 45 Отрыв от земли

И совсем у Малюги усы не колются, щекотят… Когда я стояла, а он мне руку жал, возникла какая-то неловкая пауза и незаконченность, и я наверно от захлестнувших меня эмоций вдруг схватила его за шею и поцеловала в губы. И вообще, ничего в этом такого не было, я же без языка и от радости, я и папку так много раз целовала! Это же понимать надо! А усы у него не колются…

Потом мы все немного пришли в себя, Малюга даже меня типа пожурил:

— Луговых… Ты… Эта… Вообще… Поняла, да?

— Так точно, товарищ майор! «Эта» и «вообще» больше не будет!

— И знакомься давай. Это – майор Данилов, Савелий Борисович…

— Очень приятно…

— Не знаю, будет ли вам действительно приятно, но я ваш лётный инструктор. А вы мой курсант.

— Поняла, товарищ майор! — общаться с ним было очень трудно, особенно вот так, лицо в лицо. На его лице фактически не отражалось никаких эмоций, и это не было застывшей маской паралитика, просто уровень эмоций, который, видимо, его лицо считало нужным отражать, имел гораздо более высокий порог, чем возникал в нашем разговоре. Сосед заметил: "Матёрый лётчик тебе достался…", "Ну да! Целый майор…", "Да при чём здесь майор?! Ты посмотри, у него всё лицо словно на шею оттянуто, смотри как морщины и складки кожи идут, и как провисло нижнее веко, и как сильно нависает верхнее. Так бывает только у очень глубоких стариков, а ему сорока ещё нет, значит у него это говорит о том, что его лицу пришлось много времени провести в условиях тяжелейших знакопеременных перегрузок. Чтобы такой фейс заполучить, нужны сотни и сотни часов, значит он их налетал… Поняла?"

— Заниматься с вами в классе у меня времени почти нет, предлагаю следующее: Я вам дам конспект одного своего курсанта, вы его выучите, я покажу, что на первый раз потребуется, а потом, что называется "у крыла", проверяю ваши знания, и тут же производим закрепление этих знаний на практике. Я буду вести в вашей лётной книжке учёт лётных часов и зачёты усвоенных навыков. Спрашивать и требовать буду строго, очень строго! И вот таких поцелуев не одобряю! Надеюсь, учтёте. Всё понятно, главстаршина?

— Всё понятно, товарищ майор! — у меня настроение было такое, что если бы он мне сообщил, что перед каждым вылетом, чтобы получить допуск на взлёт я должна была бы нырять с жидкий коровий навоз, я бы не особенно расстроилась, а приняла это со всей фатальностью и приготовилась нырять. И больше всего меня бы интересовало, где хранить чистую одежду и как переодеться и помыться, а не законность и обоснованность его требований. Как сказал Сосед, этим тоже очень сильно отличаются наши поколения. Для нас приказ и НАДО СДЕЛАТЬ – это одно и то же, и всё, что касается моральной, нравственной, эстетической и прочих сторон приказа целиком и полностью лежит на отдающем такой приказ, а дело получившего его точно исполнить без глупых рефлексий и переживаний, кроме как на тему наилучшего его выполнения. И при этом в наше время люди на пару порядков чище и мораль фактически христианская. Не юродивая кривоколенная лютеранская, квакерская или отполированная лживостью иезуитов католическая, а прямая и понятная не просто православная, а сначала РУССКАЯ, и при этом ещё и ПРАВОСЛАВНАЯ. И речь не про ритуальное поклонение Сварогу или Ярилу. Речь про порывы души, про то, что изнутри у каждого, что потом интеллигенты вывернули в глумливый испохабленный их дерьмовыми душонками шарж "любви к родным берёзкам". На деле же, кому из русских людей не хочется иногда выйти на луговину и ощутить всем существом соединение простора, границы между землёй и небом у горизонта, ощутить дыхание земли, пройти сквозь шелестящую светлую рощу и впитать жизненную волну леса… Чтобы омыл душу свежий ветерок с неба… И можно после такой подзарядки жить дальше, наполнившись ощущением ПРАВИЛЬНОГО и НАСТОЯЩЕГО… И где тут место сюсюканья над берёзками?

В общем, мне выдали потрёпанную тетрадку, в которой какой-то неизвестный мне курсант когда-то записывал лётные откровения. Первая порученная мне тема, с которой начинались записи, называлась "Теория полёта". И я с азартом и усердием стала вгрызаться в нагромождения новых терминов и понятий, даже в совершенно другую логику. Вот вы можете сказать: "Что такое северный ветер?" Правильно, для всех людей северный ветер, это тот, что дует с севера. Но не для авиаторов. Для авиаторов северный ветер – это тот, что дует на север, то есть южный для всех нормальных людей. И это ещё цветочки… Впрочем, Сосед меня утешил, что у моряков подобных заморочек тоже хватает. Например, если все снасти парусного судна вынесены при этом курсе налево, то это правый галс, а если левый, то все снасти и паруса — справа. Игры такие смешные цеховые, я уж про ударения и отношения ко многим словам не говорю. Слово «последний» – это табу, нужно говорить «крайний» и не дай Бог на аэродроме ляпнуть «последний», наверно и побить могут, с них станется, все резкие и нервные, жуть! Но и отходчивые, словно у них скорость жизни выше. Сосед объяснял, что это всего лишь гормоны, что уровень гормонов надпочечников у лётчиков в разы выше, лётчики, грубо говоря, писают кортикостероидами, от этого и реакции такие резкие. Но возможности надпочечников не бесконечны, и если у обычного человека в ответ на резкий раздражитель происходит "адреналиновый взрыв" и он резко меняет своё поведение и скорость, что в природе помогает выживанию животным. У лётчиков уровень адреналина всё время на уровне не сильно ниже такого «взрыва», поэтому и реакция на раздражитель гораздо более спокойная, в смысле не меняется резко поведение и скорость реакций, что чаще всего весьма позитивно для работы в небе, но сильно осложняет социальную коммуникацию на земле.

На мой вопрос, что я тоже стану такой же неуправляемой и нервной, Сосед ответил, что вполне можно с этим не бороться, а нивелировать и контролировать. И рассказал про своего институтского друга, который перед этим отслужил в разведке в Хорогском погранотряде, и чаще всего их группа работала в Афганистане. Вот с ним особенно на первых курсах было очень сложно порой, парень очень хороший, друг надёжный, но, как говорят "не довоевал", у него было классическое поведение такого вот адреналинового гипертонуса. Но вот, после института он работал хирургом в тюремной больнице на Хохрякова в Ленинграде, и как-то с СОБРом[12] съездил в пару командировок в Чечню. Когда я его встретил через год, то не узнал, спокойный, уравновешенный, совершенно адекватный человек. Опять же сторонний наблюдатель, сказал бы, что он просто довоевал, но никогда бы не смог объяснить, что значит это слово в данном контексте. А вот его друг объяснил всё совсем по-другому, что ещё в первой кавказской командировке среди многих таких же, он вдруг понял, что может скатиться в адреналиновую наркоманию и оттуда выбраться будет уже очень трудно. И прямо там, в командировке, стал сознательно работать над своим восприятием окружающей реальности. Он сам придумал себе схему, по мнению Соседа очень спорную и он её не советует никому, мне в частности: с утра полстакана водки или разведённого спирта с кубиком реланиума, вечером стакан и два кубика и крепкий кофий по паре литров в день.

При этом их отряд не сидел в какой-то казарме и не пил от безделья, а гоняли их ежедневно на самые разные задания, то есть и пострелять пришлось даже доктору. Но на его схеме как раз притупляется эмоциональный раздрай и острота нервных всплесков. Конечно, в боевой выход с таким коктейлем он ходить не советует, но в его случае, а он доктор и сидит на базе, или в БэТээРе с тыла прикрывает и это великолепно сработало. К моменту возвращения, когда у всех адреналин уже из ушей фонтанировал, он вернулся совершенно спокойный. До того дошло, что жена первое время не верила, что с ним такие изменения произошли, а потом у них чуть ли не второй медовый месяц случился и сынишку родили, хотя перед командировкой отношения в семье были уже так натянуты, что до развода оставались минуты. Во вторую командировку ехал уже совершенно осознанно с целью закрепить полученный результат. Может звучит не очень красиво и этично, что ездил в командировки, чтобы себя вылечить. Но сложность проблем с психикой в том, что почти всегда для коррекции они требуют многофакторного воздействия. В его случае это обязательное погружение в боевую обстановку, где первичная адреналиновая модель была заложена, и для её корректировки потребовалось вернуться в такую же. Смысл в том, что в психологии и психиатрии очень мало какой конкретный случай можно безоговорочно рекомендовать для тиражирования и принятия методом лечения. Друг нашёл свой способ и путь. Но вот для нас с тобой в этом примере есть очень важный, я бы сказал ключевой, момент. Что любой адреналиновый стресс можно контролировать, если не отпускать его как подстёгнутого коня без поводьев. И я постараюсь тебе в этом контроле помочь. И ещё, ты ведь женщина, и у тебя есть серьёзное преимущество, даже если ты не удержишься и сорвёшься в этом адреналиновом кураже, первая же беременность и роды, если не будешь сопротивляться предродовой выверке и перестройке организма, все эти адреналиновые скачки снимут и нормализуют, потому что беременность и роды для женского организма такой могучий стресс, куда там какому-то адреналину…

Рожать, тем более с такой целевой подоплёкой как-то совсем не хочется. У меня вообще очень жёсткая установка, сначала тот, для кого захочу родить и с кем создам семью, где мой вклад в неё это наши маленькие, которые и есть смысл этой самой семьи и овеществлённая любовь их матери и отца. Вот тогда и буду рожать и беременеть, и не раньше!… Как там мудрые говорили, расскажите Богу о своих планах, а потом посмеёмся все вместе…

Из моего рассказа может сложиться впечатление, что у нас на аэродроме, как на сцене зачуханного провинциального театрика в центре стоит мой Бобик, где-то рядом обиженный мной Филя, неподалёку столовая заваленная тоннами вычищенной мной картошки, штабная землянка, в которой придумывает козни, не злой по сути, Малюга, и всё это завалено снегом, который мы эротично убираем. Где-то в почти полярной дали есть ещё какие-то самолёты-разведчики, шумом за сценой обозначены заглядывающие пилоты и в самом центре Я, вся такая незаменимая и прекрасная. Ну с последним я спорить – не дура, а вот со всем остальным… Вообще, с точки зрения моего здорового эгоцентризма (вот ведь словечек набралась, да?) всё именно так. Но честности ради, должна пояснить, что на самом деле всё совсем по-другому. И наш Удвасный уголок это неприметная галёрка, а в центре как раз разведчики и три появившихся позже УТИ-4 – это по сути двухкабинные «ишачки». И жизнь аэродрома бурлит и клокочет, и я в ней далеко не главный центр, честно, я даже не третьестепенный и вообще не центр, один из винтиков-гаечек отлаженного военного механизма подготовки и переподготовки лётчиков.

Так, месяц назад, когда я ещё только вживалась в аэродромную жизнь, и, наконец, запустили регулярные учебные полёты наших самолётов, среди дня вдруг начал заходить на посадку целый полк ильюшинских штурмовиков. Оказалось, что полк мы будем собирать уже здесь, а прилетели на самолётах заводские лётчики-перегонщики. Вот тогда был больше недели страшный аврал. Малюга через пару дней осип и голос к нему вернулся только через пару недель после отлёта на фронт уже нашего штурмового полка, вернее нами собранного. Я тогда посмотрела на церемонию вручения знамени полку и построение перед своими самолётами, выстроенными в линеечку. Очень торжественно и до дрожи пробирает. Сколько из тех пилотов сейчас ещё живы, и как там воюет наш полк? Но на войне всё очень быстро меняется и забывается. События вчерашнего дня кажутся порой такими же далёкими, как и случаи из далёкого детства. Штурмовики прилетели, взбудоражили наш муравейник и улетели. А у нас продолжилась уже ставшая привычной жизнь. Регулярные полёты наших самолётов зависят не от меня или моих желаний, а от погоды и как только есть погодное окно, то вылеты один за другим.

Наши Удвасики тоже не стоят совершенно. Мало того, что на них постоянно мотаются в Саранск или ещё куда нужно, порой даже не возвращаясь ночевать обратно, так на них ещё и пилотов гоняют, тогда Филя и Бобик кружат над аэродромом и часто в стороне южнее Киржеманов, это деревенька на восток от нас. Если есть возможность, то я обожаю смотреть на них в воздухе. Они какие-то трогательные. И мне особенно нравится момент, когда хорошо видимый самолёт вдруг буквально исчезает из поля зрения. Вернее из хорошо видимой достаточно большой по площади боковой проекции, при развороте оказавшись носом или хвостом из вытянутой протяжённой фигуры превращается почти в точку фронтальной проекции фюзеляжа и иногда видимых снизу лыж, а крылья, стойки, не говоря уже про расчалки и оттяжки, пропадают из вида и почти не видны. Меня с одной стороны каждый раз восхищает этот фокус, а с другой я понимаю, что это великолепный способ от кого-либо спрятаться, ведь, как ни крути, а летать мне не в мирном небе и встречи могут быть любыми. С другой стороны такой эффект ведь есть и у других самолётов, а потому нужно в небе высматривать не только протяжённые цели самолётов в явной боковой или нижней-верхней проекции, когда они большие и видны хорошо, но и особенно важно видеть эту незаметную фронтальную проекцию. А особенно важно, потому что именно в такой проекции будет враг, который заходит на меня в атаку. И углядеть, особенно на фоне солнца или земли, такую точку без крыльев и прочего это, скажу я вам, совсем не просто, ведь это не выглядывание тогда, когда точно знаешь куда смотреть, а когда оглядываешь всё небо, где противник только МОЖЕТ БЫТЬ…

Кроме правильных и не выдающихся полётов бывают всякие происшествия. Конечно Сосед шутил, когда говорил, что "лётчик — это самая главная и единственная причина любого лётного происшествия…", но в любой шутке… Как-то не так давно у нас при посадке скапотировал УТИ, и пилот-инструктор вылетел из кабины и здорово побился, его сразу увезли в медпункт, а потом на Филе в Саранск, будет жить или нет — неизвестно. Но есть факт, что он не был пристёгнут или плохо пристегнулся. Приехали проверяющие из большого штаба, зато увидела мельком Крохалёва – нашего командира полка. Как это принято, застроили всех, наказали кого попало, но к счастью признали, что пилот сам не пристегнулся, а то бы выговорами не отделались. Зато теперь за пристёгиванием ремней следят все и не по одному разу перед каждым вылетом. Даже техник, перед тем, как выдёргивать колодки обязан убедиться, что все пристёгнуты. Вообще, мне уже пришлось выдёргивать колодки. Ощущения неописучные, неописявые и жутковатые, буквально в метре молотит винт работающего мотора и гонит пригибающую к земле струю воздуха со снежной крошкой, если бы не очки и маска, вообще тоска, но дышать уже трудно, и вот надо колодку выдернуть и отбегать, при этом быть готовой, если самолёт поедет, падать под крыло и пропускать его над собой. Вообще, у толковых техников к колодкам привязаны верёвочки, за которые можно выдернуть колодки, не залезая к шасси самой, но почему-то многие считают верёвочки чем-то недостойным и считают самым правильным лично залезть под самолёт и выдернуть колодки руками. Не понять мне мужчин, как-то там в голове у них всё запутано…

Вообще, выпускающий техник – это тот кто непосредственно отвечает за самолёт, я такой не являюсь, но просто колёс ведь два и нужно с двух сторон колодки вытаскивать одновременно… А вообще, в авиации куча ритуалов и правил. В частности, я поначалу не совсем понимала, зачем нужен предполётный осмотр самолёта самим лётчиком, ведь техники за всё отвечают и буквально вылизывают самолёт на земле и в устройстве и состоянии самолёта знают в разы больше любого лётчика. Но Трофимыч сказал, что все эти правила написаны кровью и в основном самих лётчиков, и что очень часто при таком беглом осмотре выявляются многие важные моменты. Вот у него однажды лётчик не посмотрел самолёт, а он как-то не заметил, глаз наверно замылился, в результате лётчик взлетел с не снятыми струбцинами на элеронах. Это хорошо, что лётчик оказался толковый, а наш Удвасик и не такие фортели прощает, в общем, вернулся на аэродром, нормально сел, снял струбцины и полетел по делам. А при положенном осмотре обязательно бы увидел и со струбцинами не улетел. А струбцины на элероны мы тоже надеваем, чтобы их ветром не трепало во время стоянки. Так что и мне потом самолёт перед вылетом осматривать и это не оскорбительное недоверие технику, заодно на полёт лишнее время настроиться…

Я разглядывала эр-пятый, который тоже биплан и разведчик. Он больше, летает в два раза быстрее, и вообще хищный у него вид какой-то, а вот морда у него совсем некрасивая, похожа на дельфина-белуху по форме. И заводить его нужно машину подгонять и она ему мотор раскручивает, чтобы завёлся. Вот мой у-двасик провернуть винт и дёрнуть один разик. Мне правда пока ещё не дают, но я же видела. У меня, говорят, просто веса не хватит, а если заведётся, то меня воздушной струёй под винт затянет. Шутят так дяденьки. Не понравился мне разведчик совершенно. Мой Бобик милый и добрый, а этот злой какой-то. Вот УТИ ведь тоже почти боевой самолёт, вернее его из боевого самолёта переделали, чтобы лётчиков учить, у него вид совсем не агрессивный, да и Илы прилетали, полностью боевые машины, но выглядят без такого вызова, такие просто трудяги военные, работа у них такая. Или я себе опять чего-то придумала… Не понравились мне разведчики, а может я просто к Бобику своему ревную? Вот сама порой не могу понять, что у меня в голове крутится. Вот не ляжет иногда душа к человеку и ничего не сделаешь, и не объяснишь, хоть он ничего плохого не сделает и все говорят, что он хороший.

А Филя теперь не такой франт, как раньше. Это я не радуюсь, его даже жалко, его неудачно посадили и умудрились шасси подломить. Как Трофимыч ругался, мне к самолёту подходить страшно было, даже не подозревала, что такой мягкий Трофимыч может так выражаться. (Тут к месту будет, как Сосед говорит слово «ВЫРАЖОПЫВАТЬСЯ», так ругаться, что деревья гнутся, ужас просто!) Когда увидела, Филю лежащего перекошенным и мне показалось без крыла, я подумала, что всё, конец самолёту. Но оказалось, что крыло перебрали, заменили всего две нервюры, передний лонжерон подрихтовали, собрали крыло заново. Даже верхнюю обшивку не стали менять, только заклеили в паре мест, а вот нижнюю в сарае протопленном пришлось натягивать заново. Но потом крыло поставили, шасси отремонтировали, и Филя вполне ожил и уже летает. Так что вид у него теперь вполне боевой, в смысле покоцанный и залатанный. Но всё равно у меня к нему душа не лежит, и не буду же я своего Бобика предавать! Вообще, техники сказали, что это не столько ошибка пилота, сколько то, что нужно было всё-таки Филю на лыжи ставить, но как-то не вышло, вот он на колёсах по подтаявшей на солнце полосе и нашёл какую-то ямку, где ему шасси и вывернуло. Но всё равно ругают лётчика. Железная логика! Не понимаю…

Надежда Филимоновна – моя начальница столовой, что-то вдруг ко мне подобрела, даже не знаю, чего думать, жду какого-то подвоха, ну не бывает без причины изменений поведения таких суровых начальниц. Так что я теперь в столовую как к сумасбродному старшине в каптёрку хожу или в клетку к спящему медведю, чего ждать - не знаю и очень на всякий случай напрягаюсь… А у нас тут уже вовсю весной запахло. Грачи, как у Саврасова ещё не прилетели, но уже морозы начали отступать…

Ой! Я совсем забыла, у нас садился дальний бомбардировщик ТБ. Вот это громадина! Ужас просто и во все стороны пулемёты торчат. Ему длины нашей полосы еле хватило. А колёса выше меня. Весь какой-то гофрированный и голова лётчика сверху торчит такая маленькая. На нём на наш аэродром чего-то привезли, почти целый день из него чего-то выгружали. Там просто вначале треногу сооружали, из-за этого так долго вышло. Даже представить жутко, что такая громадина летает. Хоть Сосед и показывал мне как он летал на всяких аэробусах и там внутри по восемь кресел в ряд, но одно дело представлять, как триста с лишним пассажиров зараз в салон заходят, и совсем другое стоять рядом и даже иметь возможность пощупать и посмотреть на похожую на нос подлодки морду и кучу моторов… Вот уж точно подходит к нему название "воздушное судно"…

А так каждый день – рутина. Я уже ко многому давно приспособилась, хоть поначалу конечно было не просто. Как, к примеру, Филю и Бобика маслом и бензином заправлять? У нас на весь аэропорт одна машина, вторая — сломанная, и её никак сделать не могут. Есть ещё три лошади, но они чаще за пределами аэродрома ездят. Поэтому по возможности всё на саночках. Я когда первый раз санки с полной бочкой бензина пыталась дотащить, чуть не померла, валенки скользят, упереться не во что, санки стоят, а я в верёвку вцепилась и перед ними в снегу как чебурахтор какой-то копошусь, сдвинуть их пытаюсь. Это оказывается у техников шутки такие, они мне весь бензин сразу дали на два самолёта с избытком. Хорошо, что Трофимыч неподалёку проходил и увидел. Спрашивает, чего это я дура такая не попросила помочь? Вот уж фиг! Я маленькая и очень гордая птичка бурундук! Пошли они нафиг, эти ГСМщики! Теперь даже вспоминать смешно. Я сейчас как бывалый лось, с санками подлетаю к складу и если я бочку качнуть бедром могу, то значит в ней не больше половины бензина, значит мне подходит. Там ломик удобный в углу есть, я снизу бочку подцепляю, главное, чтобы носок валенка под край влез, а там валю на санки, они крепкие, не страшно. Только пробку надо проверять, чтобы не потекло и она сверху оказалась. И везу к самолётам.

Ох, в первый раз я намучилась, хотя мне ведь показали накануне, и всё так просто казалось. Но теперь у меня специальная жердина есть, она за самолётами в снегу лежит, я её втыкала в сугроб вначале, но кажется Крапивин утащил назло. Я эту жердину между полозьев санок втыкаю и таким рычагом санки вместе с бочкой переворачиваю. И это одним движением делать надо, а то если бензин внутри раскачается, то бочка на бок упадёт, тогда её поднимать сложнее. Врала нам химичка наша (я ещё в школе заметила, что она вредная), что бензин легче воды, тяжёлый он, зараза, я теперь точно знаю. А когда бочка стоит, можно насосом бензин в ведро накачать, потом с ведром по лесенке наверх к двигателю залезть, вставить воронку нужно заранее и ткань фильтровочную положить, вроде канвы, только плотнее, и наливать тихонечко. Вот только если ветер, руки сильно от бензина мёрзнут, а в варежках нельзя, они меховые, бензин впитают и вонять будут, а ещё Малюга ругается, что это пожароопасно. А в сильный ветер ещё может струю бензина в сторону от воронки сдуть, поэтому ведро пониже к воронке, и наливаем быстренько, вёдра считая. Первые можно смело лить, а вот в конце нужно смотреть, чтобы не перелить. Для этого палочку мерную в бак опускаю и остаток замеряю, а потом считаю вёдра и по звуку слушаю, как журчать перестанет, значит носик воронки уже в бензине. Если бак совсем пустой, то восемь-девять раз заливать по ведру нужно. В бак должен семьдесят один литр влезать, но влезает немного больше, на заводе следят, чтобы меньше не оказалось.

Ещё масло тоже нужно проверить и залить, но масла мало, бак всего десять литров и для него есть маслёнка, это ведро такое с носиком. Самолёты наши рядом стоят, поэтому бочку можно не перетаскивать, так заливать с одного места. Если бочка кончилась, надо снова на склад ГСМ идти, а бочку пустую за самолёты откатить, потом при случае её на машине заберут. Обычно, один раз сходить хватает, редко вырабатывают всё топливо. Я первый раз насосом качать умаялась, чуть руки не отвалились. Везде навык нужен, теперь приноровилась уже. Вам может покажется, что я вроде жалуюсь, что я такая маленькая и слабенькая. Да не жалуюсь особенно, просто рассказываю как есть. А полную бочку даже мужчины вдвоём на санках везут, потому что тут не только вес, полозья проваливаются и двое еле тянут. Вот бы я её должна была сдвинуть, если два здоровых техника еле тянут… Я могу, конечно, врать, что мне всё просто и легко, только зачем? И я ведь не прошу себе каких-то послаблений или выгоды от своей правды. И мне бабушка ещё в детстве говорила, что если сто раз сказать «Халва» во рту только слюни появляются, а вот сладко не становится. Так и зачем врать?… Нет, если мне кого-нибудь из юных ШМАСовцев в нагрузку дают, то физической силы у нас гораздо больше и такие тяжёлые вещи проще. Или из ребят, кто рядом оказался, помогут, но у всех ведь есть и своя работа, так что я чаще сама и от помощи отказываюсь. Не хорошо это на чужой шее ехать, не так меня воспитывали…

Зато я теперь на совершено законных основаниях сижу в кабине Бобика, привыкаю и осваиваюсь. Я ведь теперь не просто так, я теперь – курсант авиаклуба! Это вам не комар чихнул! Вот! С Трофимычем подгоняли мне парашют. Как мне кажется хорошо, он ругается, что я так из лямок в воздухе выпаду и подтягивает всё сам, а как он затянет, так мне двигаться неудобно. Везде тянет, ноги сами врастопыр идут. Вот я целый день с парашютом ходила, привыкала, нет, на работы я в нём не лезла, я только после обеда, когда уже не нужно было ничего грязного делать. Вроде привыкла, хотя не просто это. Всё время тебя словно кто-то под попу подталкивает, и центр тяжести сместился. Хожу, переваливаюсь, Сосед в ужас пришёл, что как только валенки снимем, он будет за моей походкой следить, не должна девушка так переваливаться. Ну и пусть следит, он в этом лучше меня понимает…

Я теперь на все вылеты Бобика ещё ревнивее смотрю. Он со своими лыжами так смешно садится, если близко смотреть, как утка на воду. Когда она свои лапы перепончатые выставляет и сразу по воде тормозить начинает. А потом когда затормозила, пузом в воду шлёп, крылья сложила и плывёт с таким видом, дескать, даже не думайте, что это я тут недавно летала! Я серьёзная птица! И такими глупостями мне заниматься не к лицу или не по клюву, ну, вы поняли! Вот и Бобик тоже свои лыжи выставит и шлёп по снегу, смешной такой…

Ещё я не рассказала, как была в глубоком шоке, когда оказалось, что вместо всех положенных по техническому описанию приборов в задней кабине только четыре из положенных девяти, а пятый вроде есть, но сломан и циферблат закрашен. И что удивительно на месте часы… Вообще, удивилась не я, а Трофимыч, он сказал, что эти самолётные хронометры очень качественные и их тащат почём зря. Ведь они работать должны при разных условиях и при сильной тряске и перегрузках, поэтому вещь почти вечная, если есть вечные вещи. А вот у Бобика каким-то чудом уцелели. Кроме часов на месте оказались: высотомер, вариометр и измеритель скорости. Аскетизм на грани гротеска, прокомментировал Сосед. Трофимыч почесал голову под шапкой и сообщил, что в принципе главные приборы есть… Ну летают же на нём…

И вообще, я буду летать на месте инструктора, потому что я маленькая, а кресло по высоте регулируется только спереди. Можно было бы конечно что-нибудь мне под попу и парашют подложить, но после случая с ремнями к этому у нас теперь относятся строго, а поэтому буду сидеть впереди. Только и впереди ничего не видно. Нос в небо смотрит, моя голова торчит чуть выше глаз, если выше, я до педалей не достану, так что вижу небо между носом с мотором и нижним передним срезом центроплана. Но полосу могу увидеть если голову с сторону наклонить, тогда вижу, правда не то, что строго по курсу, а чуть в стороне, но видно. Когда пожаловалась Насонову, Трофимыч засмеялся и сказал, чтобы я пошла в «ишачке» посидела, вот где ничего впереди не видать. Что у нас хоть мотор небольшой и нос получается довольно изящный, вот там мотор здоровенный и всё спереди загораживает, поэтому посадка и взлёт по памяти или на ощупь. Вот так вот! Посмотрела на полосу, как запомнила, так и взлетай… А вот всё равно не отступлю!…

Наконец, пришёл Данилов, провёл чёткий опрос, я ответила, вроде ошибок он не отметил, скривился, что ему сзади сидеть, но объяснения принял и пустил меня вперёд. Я сто раз перепроверилась, пристегнулась, на парашюте упопилась, валенки ещё с утра сняла, поэтому в сапогах и ноги в педали вставила. Всё положенное сделала, вроде всё уже давно знаю и сто раз уже рядом стояла, даже один раз летала с Николаичем в Саранск, только там он велел мне сидеть в самолёте и не высовываться, это наш зам командира по лётной подготовке, говорят очень хороший лётчик и орденоносец ещё за Халхин-Гол. То есть в воздух я уже поднималась, правда там сидела внизу кокпита и можно сказать, что только небо и крыло видела, а по бокам заснеженную землю. А вот как мотор чихнул и вдруг заработал, поймала себя на том, что с радостью бы сейчас из кабины выскочила и привычно со стороны посмотрела. Полное ощущение, что я верхом на этом тарахтящем бензиновом монстре сижу, аж зубы сводит от тряски. Мотор прогрела, по переговорной трубе доложила Данилову, он дал добро на выполнение задания…

Вы думали, что я вот так взяла и полетела? Ага! Два раза! Это на метле наверно в старину женщины без всех этих обязательных методик подготовки пилотов садились, волосы распускали и вперёд с визгом и гиканьем. Сегодня у меня первое упражнение или первый урок, я сегодня после разрешения выпускающего рулю по аэродрому. Моя задача разгоняться по ВПП и, не взлетев, тормозить, разворачиваться и повторять сначала. Во как! Это вам не мелочь по карманам тырить. Это подготовка меня-будущей самолётчицы… И сколько бы я не ёрничала, но из самолёта после всего шести разгонов и разворотов я вылезла едва живая. Сколько я нервных клеток сожгла, не знаю, но до столовой еле дошкандыбала. Сил вообще никаких не осталось. Вроде физически ничего не делала, но плечи ноют, словно грузила чего-то целый день. К моему счастью, сегодня не картошка и помыв посуду, пошла домой…

После этих первых покатушек по аэродрому я в себя пару дней приходила. Когда через день пожаловалась Трофимычу, что плечи очень болят, он сказал, это, скорее всего, я так вцепилась в штурвал, что перенапрягла себе всё, что смогла. Иными словами, мне нужно за этим смотреть, иначе так я летать не смогу. Стала вспоминать и подумала, что Насонов возможно прав. Вот теперь ещё и за этим нужно смотреть. Вообще, лётчик даже на Удвасике должен смотреть одновременно в десять сторон, всё видеть, ничего не пропускать, всё помнить, и всё вовремя делать и тоже почти одновременно. В принципе, я так прикинула, мне нужно рук штук шесть, а можно и больше. Глаз желательно по периметру головы во все стороны и пару на коленках и на плечах не помешают, а количество – побольше и не заворачивайте! Да чего уж мелочиться, мне бы тогда ещё крылья метров в семь размахом и на фига мне тогда вообще этот бензиновый самолёт?

Выучила вторую тему, осознала основы по рулению в воздухе и управлению оборотами мотора. Это ещё счастье просто, что не нужно шасси убирать и за уровнем температуры масла следить и жалюзи открывать и закрывать… Но Бобика я теперь ещё больше люблю! Был бы он конь, я бы ему яблок и морковки сладкой притащила… Пришёл день второго занятия, на котором я должна была выполнять подлёты, то есть отрываться, лететь немного и снова садиться и так несколько раз. Страшно? А вы думали? Но постаралась расслабить плечи, выполнила всё положенное и мы вырулили на полосу, поехала к самому началу полосы, развернулась, встала, получила разрешение инструктора и финишёра, пошла на взлёт, как взлетела не поняла, чувствую ручка вперёд пошла, это значит я пропустила момент и уже садиться нужно, села, проехала, развернулась, опять пошла на взлёт, подорвалась, опять не заметила чётко момент отрыва, вроде ехала и уже расстояние до земли и уже не трясёт так как только, что… Вроде всё правильно делаю, Савелий Борисович ручку у меня больше из рук не забирает. Уже мокрая вся, опять подскок и касание. И на очередном касании ручка вдруг пошла на меня, педали задвигались и мы стали набирать высоту и ушли влево в зону пилотажа. Понятно, что это не я рулю, это Данилову надоело, и он полетать решил. В зоне пилотажа я честно сказать очень мало что поняла, только, что мы несколько раз вверх ногами были. Потом уже на земле мне рассказали, что мы сделали «бочку» раза три, «горку», "петлю Иммельмана" и просто повиражили… "Петлю Нестерова" на другой раз оставили… Инструктор мне чего-то говорит, руками в толстых перчатках показывает фигуры, которые называет, а я как оглушённая стою и внутри всё звенит: "Я! САМА! БОБИКА В НЕБО ПОДНЯЛА!!!!" и чихать, что у меня почти сразу Данилов управление перехватил и потом фигуры какие-то делал! Не понимает он, что меня трясёт всю…

Я ПОЛЕТЕЛА!!!!…