Каждый ставит точку в одиночку

Если мы ставим точку на бумаге, для нас она точка. Если мы возьмем лупу и на нее посмотрим, она будет корявая, если возьмем лупу сильней, будет уже не понятно, одна там точка или много-много. А если — электронный микроскоп — все распадется. Именно это сейчас происходило со мной. Мне казалось, что я фиксирую связи между поступками людей, а они существовали лишь только в моем сознании. Есть реальный материальный мир с женщиной, везущей труп дочери в спортивной сумке, есть мир холода с пустынной обочиной — с Шасом стоящим на ней, есть даже представление, как этот самый мир устроен. Дальше некий провал, дальше — мысли. Как они из материального переходят в нематериальное, из реального в виртуальный, совершенно не понятно? Пропасть. Что в ней происходит, неясно. Но впечатление такое, что слова влияют на материю, что они творят вполне объективный мир, если таковой есть…

Я включил радио, чтобы хоть как-то заполнить пустоту общего молчания. В тишину с полуслова ворвалась песня:

…Я не от тех бегу, кто беды мне пророчит.

Им и сытней и проще на твердом берегу.

Им не дано понять, что вдруг со мною стало,

Что вдаль меня позвало, успокоить чтоб меня…

— Выключите, пожалуйста, эту песню! — нервно попросила меня женщина. Я взглянул на нее через зеркало заднего вида и выполнил ее просьбу. Она сняла теплую шаль. Оказалось, это молодая женщина — лет двадцати восьми. Разглядеть в зеркало ее толком не удавалось — нужно было следить за дорогой, да и сама рассказчица постоянно качалась из стороны в сторону, то пропадая, то появляясь в отражении зеркала заднего вида. В наступившей тишине она начала свой рассказ…

Это была не хитрая житейская история. Мама ее была местной казашкой. Комбинат «Прогресс» начали строить в 1982 году. Тогда в эти края приехало много специалистов, командированных на эту стройку. С одним из них и познакомилась мать моей попутчицы. Комбинат строился ударными темпами. После отъезда командированного специалиста, его местная подруга родила девочку. Отец мамы моей попутчицы не принял дочь, выгнав ее с ребенком из дома. Ее приютила мать отца — бабушка Дариги, так звали мою попутчицу.

После окончания школы, она отучилась в местном училище и устроилась работать на комбинат. К этому времени мама умерла. Родня по-прежнему считала ее изгоем. Бабушка была жива и как-то рассказала историю ее рождения. Дарига нашла отца через документы отдела кадров — помогла немка тетя Эмма, знакомая бабушки. Так Дарига оказалась в Ташкенте. Нашла отца, он оказался человеком порядочным и взял девушку в свою семью. Это было начало века. Не простые времена. Три года она прожила в Ташкенте. Отец устроил ее на работу по специальности. Все, вроде, началось складываться, но отношения с женой отца так и не заладились. В семье были еще две девочки, младше Дариги. Они относились к ней, как старшей сестре. Это не нравилось их матери.

В 2004 году Дарига вынуждена была вернуться в Казахстан — умерла бабушка. Дариге достался ее дом — землянка в Аксу. Через два года она познакомилась с парнем, отсидевшим на местной зоне и оставшимся здесь жить. Они поженились. Дарига уже не вернулась к отцу в Ташкент. Он выслал ей денег на свадебный подарок, но приехать на саму свадьбу так и не мог. Родственники по-прежнему считали Даригу отверженной и никакой помощи ей не оказывали. Муж Дариги был картежником, не работал, но это не мешало ему приносить домой хорошие деньги. Через два года они купили квартиру, добавив денег к сумме, вырученной от продажи бабушкиной землянки. Казалось, жизнь наладилась и Дарига задумалась о рождении ребенка, о котором очень неохотно говорил ее муж.

Пять месяцев назад она родила девочку. Назвали ее Гульшат — цветок радости. Девочка родилась очень слабенькой, сказалось каторжанское прошлое папы — посаженные почки, печень, легкие. Дарига часто лежала с девочкой в больнице. Однажды, отпросившись у врача на пару часов домой, она застала дома мужа с любовницей. Дарига очень подробно мне описывала детали этой сцены. Из всего сказанного ей, я понял, что в тот момент в квартире играла песня Юрия Лозы «Плот».

Скандал закончился разводом. Муж выгнал Даригу с ребенком на руках из квартиры. Она вернулась в Аксу, снимая комнату в бывшей бабушкиной землянке — на большее у нее не хватало средств. Девочка продолжала болеть. Отец девочки не помогал им с Гульшат, но Дариге было не привыкать жить одной, топить печь и таскать воду ведрами. Перед самым Новым Годом, Дарига поехала к подруге в Макинск. Подруга пригласила ее к себе пожить в благоустроенной квартире, пока она на Новый год съездит к родственникам в Алма-Ату. Отказаться от такой возможности, в нормальных условиях встретить Новый год Дарига, не могла. Под Новый год Гульшат неожиданно поднялась температура тела. Приехавшая на вызов Скорая помощь, забрала девочку в больницу. Дарига согласилась работать уборщицей в больнице, чтобы ухаживать за дочкой. Новый год они встретили в больнице. У девочки было явное улучшение, ее здоровье было в стабильном состоянии. Утром первого января, Дарига отпросилась у дежурной медсестры, чтобы проведать квартиру подруги, принять там душ, привести себя в порядок после нескольких бессонных ночей в больничной палате. Оставив домашний телефон квартиры медсестре, Дарига уехала из больницы. Когда зазвонил телефон, она уже успела принять душ, убраться в квартире и приготовить себе чай. Звонила медсестра из больницы, чтобы сообщить Динаре о том, что ее девочке стало внезапно плохо. Дежурный врач сделала все, что было в ее силах, но Гульшат умерла. Когда звонил телефон, по телевизору выступал Юрий Лоза — пел песню «Плот»…

На следующий день, рано утром, Дарига, подкупом, обманом и уговорами забрала тело девочки из больничного морга.

— Они заставили меня написать расписку, — рассказывала она мне, — знаете, что они написали на моей расписке — САМОВЫВОЗ!..

В Карабулаке жили знакомые Дариги — она ехала к ним. Что делать с телом девочки, как ей жить дальше, она не знала…

Я ее высадил у магазина, на въезде в Аксу. Отъезжая, я посмотрел в зеркало заднего вида. Она стояла, закутанная в шаль, держащая двумя руками свою большую спортивную сумку. Петли ручек сумки напоминали беспомощно повисшие руки ребенка. Такой я ее и запомнил…

Мозг хранит понятия и слова во множестве мест. Как они там записаны — целиком или рассыпаны отдельные слова? Фразы? Что там хранится-то?! Я этого не знаю. Идиотский вопрос: что такое память на понятие «плот»? «Плот» — это слово, «плот» — звук музыки из песни, «плот» — список событий в чьей-то памяти.

Я вдруг подумал — работа мозга похожа на джем-сейшен! У разных функций мозга есть свои адреса. Зрительные лежат в затылке, запахи отдельно, звуки тоже. Но для выполнения своей задачи эти нейронные «ансамбли» приезжают из разных «квартир» в некое определенное место и начинают играть определенное произведение. Почему джаз? Потому, что у них нет нот, нет дирижера, они импровизируют, не зная, что будут играть. Важно одно — играть хорошо. Сыграли и разъехались…

Любой государственный проект является мавзолеем. Жить в мавзолее нельзя. Некоторые великие цели не могут быть достигнуты без участия каждого. Если государство не может обеспечить добровольного участия граждан в своих проектах, то лучше бы этим целям остаться недостигнутыми.

Сначала люди голодали в степи в ожидании хлеба, электрогенераторов и тракторов. Они голодают до сих пор — в ожидании межпланетных путешествий и альтернативы атомной энергетике. Те, кто провозглашает все эти проекты, никогда не отвечает на вопрос — кому это выгодно? Проекты подразумевают наличие тех, в пользу кого они осуществляются. Для кого полезны фабрика смерти «Прогресса» или молотилка Афганской войны? Политическое планирование под лозунгом «человек — не помеха». То, что было явлено в качестве идеала, стало скелетом в лохмотьях. Нравственность имеет отношение только к вещам, которые человек выбирает добровольно. Инициатива сегодня исходит только от двух типов людей: от тех, кто согласен взять на себя ответственность за установление рациональных ценностей, и от подонков, которых вопросы ответственности несколько не волнуют.

Комбинат «Прогресс» и Дарига родились почти в один год. В это же время мы с Шасом парились в Афгане — тоже не «песочные часы» там делали. Государство тасовало нас, как колоду карт — крапленую ему одному известным способом. И вот, в пункте Кiшкинтай была сыграна партия, карта Шаса была бита — в прямом и переносном смысле.

Оказавшись одновременно в одном месте, мы разлетелись, как осколки — взаимно реализуясь друг против друга. Человек, которому не хватает самоуважения, бежит от двух «преследователей» — от реальности и собственных мыслей. Если у меня с Шасом одна реальность, тогда… — мы думаем по-разному…

Я не знал, на основании чего Шас вдруг принял такое решение? Да я сам не знал, почему я принял такое решение по отношению к Шасу? Мы даже не успели обменяться мнениями по этому поводу! Мозг принимает решение за 20–30 секунд до того, как человек об этом узнает…

Что узнал тогда Шас — я не знал. Что узнал я? Я пытался это понять…

Загрузка...