ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ: В ДОМЕ И ЗА ПОРОГОМ

Лось — благодетель и мот

«...Это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах». Чуть далее в «Войне и мире», откуда взята цитата, Толстой пишет, что, когда императорские ноги дрожали, Наполеон изрекал: «Дрожание моей левой икры есть великий признак». Сейчас трудно выяснить, успокаивали или усиливали дрожь тугие лосины. Но ведь нам это не важно, нам важен факт: в тщательно выделанной лосиной коже щеголяли не только драгуны или гусары, но и императоры.

Лосины долго были в моде. Это и породило версию, будто лосей извели на армейское обмундирование и на ляжки светских щеголей. Но первоисточники говорят, что звезда лосиного процветания пошла на закат раньше — еще в средние века. Например, в России лосиные кожи для армейских камзолов, колетов, парадных и «вседневных» штанов начали заготавливать лишь в 1720 году. Военная коллегия, которой надо было снабдить такой амуницией 40 000 человек, вскоре подняла руки вверх: не удавалось заполучить больше 2500 лосиных шкур в год. И вот более трети драгун были экипированы в костюмчики из козлиной кожи, а пехотные полки — в сукна московской и заграничной фабрик. Выходит, что в те времена лось уже стал редкостью.

Петр I, повелевший одеть армию на европейский манер, был вынужден запретить охоту на лосей в Петербургской губернии. Однако он распорядился «ловить их, ежели кто захочет, живых и, ловя, приводить их в города к обер-комендантам и комендантам. А им тех лосей, принимая у них, кормить и в С.-Петербургскую канцелярию писать, понеже тем людям, кто их поймает, по отпискам их дано будет из его, государевой, казны за всякого лося по пяти рублев».

На ловле лосей что-то никто не разбогател, и пришлось с 1740 года запретить всякую охоту на сохатого по всей Европейской России.

Тут самое место привести мнение Е. Тимофеевой, автора монографии «Лось (экология, распространение, хозяйственное значение)». Она пишет, что традиционное представление о том, будто в прошлом всех зверей было много, не всегда справедливо.

Итак, в старину лосей было мало. Зато к концу прошлого века, когда фабрики и заводы стали пожирать тысячи гектаров леса и на вырубках появилось изобилие лосиной пищи — молодой древесной поросли, поголовье сохатых начало расти как на дрожжах. Это не прошло незамеченным. Графы и бароны, «егеры» и лапотные крестьяне сделали все, чтобы как можно больше лосей испустило дух. Их снова стало очень мало, и в 1919 году был объявлен запрет на добычу лосей в Европейской части страны.

Вы заметили: уже несколько раз употреблялось словосочетание «Европейская часть страны». Но лоси живут и в Сибири. Нрав у тамошних сохатых крутой, суровый. Не зря сибирские охотники, отправляясь за добычей, говаривали: «На медведя идешь — постель стели, на сохатого идешь — гроб теши». Сибирский лось, прижавшись задом к дереву, передними копытами лихо расправлялся с волчьей стаей. Да что там волк — острое переднее копыто может уложить и медведя. Впрочем, европейские лоси тоже не безобидны.

Сейчас на Земле живет около полутора миллионов лосей: 730 тысяч в нашей стране, полмиллиона в Канаде, есть лоси в Норвегии, Швеции и Финляндии. Изредка они попадаются в США, Северной Монголии и Северо-Восточном Китае. А вот Западная Европа лишилась своих лосей в XVIII веке.

Недавно на побережье Ладожского озера нашли топор, сделанный из кости лося. Этому топору шесть тысяч лет. (Лосиные кости не желтеют от времени, и их можно обрабатывать так же, как бивни слонов.) В Древнем Риме топоры и безделушки из лосей не делали — сохатых привозили для участия в торжественных шествиях и церемониях. В средние века с лосями не церемонились — уши и язык были наипервейшим лакомством. Но лось годился не только па обед: думали, будто куртка из его кожи спасает от коварного удара кинжалом. Прочное черное копыто тоже обладало таинственной силой — гарантировало от падучей болезни. Такое лекарство в виде амулета носили на шее. А похожие на соху ветвистые рога шли на черенки для самых удачливых ножей. И, наконец, последний штрих прошлого — шкурой с лосиных колен обивали лыжи.

Отдав дань истории, не пора ли заняться физиологией?

У самого затрапезного лося есть нечто схожее с экзотическими гигантами — жирафами и слонами. Сходство вовсе не в том, что все они четвероногие и млекопитающие, сходство в любопытных частностях. Но чтобы покончить с ногами, заметим, что конечности у сохатого длиннющие, почти жирафьи, хотя он сам размером всего-то с лошадь. А вот другая черта: лосиные зубы как две капли воды схожи с зубами жирафа — и те и другие вылеплены эволюцией по форме древесных почек. Лось, конечно, не слон, но чрезвычайно подвижная сильная верхняя губа, свисающая с рогатой морды, роднит лося со слоном, ибо хобот — это не что иное, как неимоверно разросшаяся верхняя губа.

Конечно же, наш лось не может не быть яркой индивидуальностью. Взять хотя бы серьгу — кожный вырост, болтающийся на шее. Зачем понадобилось такое украшение, да и украшение ли это, пока знает только матушка природа. И другая особенность: волосы на брюхе сохатого обращены вперед, у прочего зверья такого не бывает.

Особенности особенностями, однако, лось — это всего лишь олень на высоких ногах (подсемейство лосей входит в подотряд жвачных отряда парнокопытных, где собрались все олени и антилопы). Благодаря перепонке между раздвоенными копытами сохатый, не задумываясь, бродит по топкому болоту. Он играючи переплывает реки. Ему ничего не стоит перемахнуть через двухметровый забор, пройти за день 30—40 километров. Но такой вояж он предпринимает из-под палки — ленив. Поспешает медленно, в основном шагом; бывает, что за сутки рогатый обломов не пройдет и километра.

Весна — пора любви, синоним счастья. У лосей и тут оленьи порядки — любовь тревожит их душу осенью, с августа по октябрь. Самцы во время гона устраивают лютые драки. По недомыслию они и в человеке видят соперника. Не стоит беспечно глазеть на разъяренного великана: удары копыт молниеносны. Если он прижал уши назад, уйдите — лось готов к нападению.

Часто умиляются, увидев нескольких животных вместе, — мол, какое дружное семейство. Главы семьи здесь нет — после гона папаша не заботится ни о матери, ни о детях. Его не волнует, появится ли в ласковый весенний день один или, что бывает нередко, два смешных неуклюжих лосенка.

Они рождаются рыжими-прерыжими. Ноги, похожие на ходули, у них еще не одеты в элегантные белые чулки, как у родителей. Первую неделю малыши коротают под кустиком, а потом шагают за мамашей и учатся объедать листья осинок и берез. Вкусную траву длинноногие юные вегетарианцы достать не могут. Какая нелепость — ползать на коленках они начинают позже, чем ходить!

Голенастых детей мамаши почти четыре месяца поят превосходным молоком, в котором жира в три, а белков в пять раз больше, чем в коровьем. Выпивая в день по литру или два такого концентрированного раствора, новорожденный десятикилограммовый малыш к осени тянет не меньше центнера. Но зимой наступает плохая жизнь — голодная и холодная. И рост приостанавливается.

Лосята любят мать. Даже двухгодовалые лоботрясы порой не в силах расстаться с материнской юбкой и ходят как привязанные. Впрочем, они еще дети (детство и юность не очень-то короткие: полное физическое развитие кончается к пяти годам, а жизнь не очень-то длинная: двадцатилетний лось — глубокий старец).

Сохатый живет, пока дышит. Зимой он дает отдохнуть ребрам: дышит 11 раз в минуту, всемеро реже, чем летом. Это мудро — меньше тепла теряется при дыхании. И все же в мороз лосю лихо. Если тело остынет до 34°, он сам согреться уже не сможет. Поэтому на леденящем ветру и ложится в снег. Из сугроба торчат только уши. Ими, как локаторами, ощупывается местность, скрип снега под валенками лось слышит за километр. А вот со зрением беда — стоящего человека не заметит и в ста шагах.

Лежит лось в снегу, ушами ворочает, но с боку на бок не переваливается. Да это и не нужно — снег под ним нисколечко не тает. Таким прекрасным теплоизолятором шкура становится зимой, когда исчезают потовые железы. И на бегу, лось не взмокнет, и из снега выйдет сухим. Но всякая палка о двух концах. Зимой от перегрева избавиться легко — пропустить побольше холодного воздуха в легкие, высунуть язык на мороз или схватить снег горячим ртом. А как летом?

Проще всего переодеться в летнее платье. Лоси так и поступают: после весенней линьки восстанавливаются потовые железы. Можно потеть себе на здоровье. Но потеют лоси плохо. В знойный день бежать галопом для них все равно, что решиться на самоубийство: температура тела подскочит до сорока и сохатого хватит тепловой удар. Виноват в этом плохо испаряющийся густой жиропот.

Казалось бы, добавить в пот воды и могучее животное перестанет изнывать от зноя. Эволюция рассудила иначе: от солнца можно укрыться в тени, а житейские дела можно приурочить к ночной прохладе. Важнее спастись от комаров и слепней, от которых в тени не отсидишься. Поэтому эволюция и поручила жиропоту оберегать лосей от кровопийц. Но природному репелленту далеко до знака качества: животные проливают немало крови. Вот что по этому поводу писал профессор Б. П. Мантейфель: «Насекомые-кровососы погибают от соприкосновения с жиропотом, так как при этом закупориваются их дыхательные поры. Уязвимыми местами у лосей остаются лишь запястные сочленения передних ног, коленки задних и уши. Ноги в этих местах часто разъедаются гнусом до кровавых язв. Чтобы спастись от укусов, лось вынужден подолгу стоять выше колен в воде и часто окунать в нее голову, хлопая длинными ушами».

Хлопать ушами — тяжелая работа, слепней и комаров бывает столько, что оторвешь уши, изойдешь жиропотом, а толку никакого. И тогда — смерть.

Летом 1971 года в Привасюганье за десять минут обычным сачком поймали 1603 слепня. Слепень готов высосать 300 мг крови, да и после красная ниточка долго тянется из раны — в слюне кровососов антисвертывающие вещества. В то лето здесь двукрылые кровопийцы отняли жизнь у пятисот лосей. Вскрытие показало полное обескровливание животных. Страшно быть заживо обескровленным!

Вот заметки очевидцев. «Изнуренные непрерывным нападением гнуса, лоси за несколько дней до смерти впадали в прострацию. Они... не обращали внимания на людей, собак, автомобили, мотолодки. Звери позволяли обливать себя водой, окуривать дымом и не притрагивались к предлагаемой пище. В Шегарском охотхозяйстве... такими приемами пытались спасти лосей, но усилия егерей оказались напрасными. По-видимому, в организме животных произошли какие-то необратимые нарушения, и вернуть к жизни их было нельзя». Вероятно, вместе с потерей крови лоси страдали от мощного вливания токсинов. Вспомните, сколько зудит бугорок от комариного укуса, и какой волдырь вспухает после трапезы слепня.

Пожалуй, самый гнусный мучитель сохатых все-таки не слепень, а лосиный овод. Объявится эта муха — и могучие животные в панике несутся куда попало. Опыт предков говорит им, как ужасна встреча нос к носу с оводом, который забирается в широкий лосиный нос и откладывает там личинки. Те, раскормившись на слизистой оболочке, разбухают до четырех сантиметров. Лось живет как бы в постоянном приступе астмы — в его дыхательных путях что-то вроде живой пробки, кляпа. Лось то и дело кашляет, стараясь освободиться от душегубов, худеет. Если он выдержал пытку, дозревшие личинки овода окукливаются и вываливаются наружу. Тут, напоследок, можно им отомстить: в воде куколки овода никогда не превратятся в мух, погибнут. Значит, привычку лосей торчать в воде следует считать экологическим рычагом для снижения численности носоглоточных оводов.

И как было бы славно, если бы в воде не подстерегала другая пакость — возбудитель парафасциолопсоза. Личинки этого паразита ничего не знают про лосиный нос и развиваются не в нем, а в студенистых тельцах пресноводных моллюсков, приклеивающихся к прибрежным растениям. Прожевав стебель, лось глотает и моллюсков, а вместе с ними и личинок. Тем того и надо. Слава богу, зловредные моллюски не могут жить в кислой воде торфяных болот. И уж тут-то лоси ушами не хлопают: когда у лесного водоема бульдозер сдвигает торфяную подушку, и вода подкисляется, в стерильный бассейн залезает по 20—30 сохатых. Наблюдения за общественными купальнями привели зоолога Б. Кузнецова к мысли о том, что лосей можно лечить на воле с помощью бульдозера.

Не знаю, много ли радости в лосиной жизни, но горя хватает. Вот очередная беда: сохатые часто тонут во время ледостава, когда их увесистое тело проламывает хрупкий лед. Они кидаются на лед, ломают ребра, зубами вцепляются в ледяную кромку. Но все зря. Правда, бывают и сверхъестественные случаи. Как-то в Подмосковье в полынью угодило несколько лосей. Матерые старые лоси, может ненароком, а может специально, спинами зажали лосенка, как мы сжимаем пальцами скользкую вишневую косточку. И детеныш оказался на льду. Далее события разворачивались еще более странно. Егерь В. Жирнов заметил, что огромный самец настойчиво подталкивал подругу к самой кромке льда. Та минут двадцать безуспешно выбрасывала передние копыта на лед. Наконец лосиха удачно оперлась задними ногами на спину великана и тоже выбралась на прочный лед. Случайность или самопожертвование?

Но это, как говорят, цветочки, ягодки впереди. Только ягодки несладкие. Вот почитайте. «Лось, раненный в живот или зад, если его не беспокоить, большей частью уходит за версту-две, ложится и истекает кровью... Если пуля ударит сохатого в ногу, то идет много красной крови; если же пуля попадает внутрь и заденет внутренности — кровь идет из раны в незначительном количестве, запекшаяся и темного цвета...»

Кровь, кровь и кровь. Веками, по всему следу лосиной жизни... Сейчас вычислено, что в богатых лосем Ленинградской и Псковской областях в одного добытого сохатого стреляют в среднем по семь раз. Подсчитано и количество человеко-дней, затраченных в Кировской области на убийство одного сохатого по лицензии: на жировке — 2,3, троплением — 7,0.

Охотники-любители человеко-дни не считают. Браконьеры же готовы бить все что угодно. Однако и кровавым спортсменам не мешает знать, что мясо переутомленных, загнанных животных и подранков не такое, как у животного, добытого одним выстрелом. Лось в страхе мечется под дулами ружей, в его мышцах расходуется гликоген и накапливаются продукты обмена веществ. В результате даже парное мясо будет жестким и при варке даст мутный невкусный бульон. Такое мясо сине-фиолетовое, с резким запахом.

Специалисты сетуют на низкую квалификацию охотников-любителей и малую убойную силу оружия. Но почему не предоставить охоту только профессионалам? Почему убийство считается спортом?

Если стрелять летающим шприцем, начиненным дитилином, который через десять минут распадается под влиянием холинэстеразы, то мясо лося можно жарить и парить. Если же в летающем шприце другой модный препарат для обездвиживания животных — сернилан, то нельзя не только есть мясо, но и пробовать лосиное молоко. Препарат очень стоек. Значит, бродящий по лесу лось какое-то время ядовит. Вопреки такому простому житейскому рассуждению охотоведы утверждают, что на здоровье лося сернилан никак не влияет.

Но давайте лучше поговорим не о ядах, изобретенных людьми, а о тех ядах, которые без вреда лось глотает тысячелетиями. Любопытные сведения об этом приведены в научных публикациях Е. К. Тимофеевой. Лось уплетает самую горечь — растения с лактонами, алкалоидами, эфирными маслами. От этих веществ должны страдать нервная система, почки, сердце... Но сохатому все сходит с рук. Видно, в рубашке родился. В Якутии он преспокойно щиплет хвощи, в тщедушных стебельках которых порядочно ядовитого алкалоида эквизитина и других малоприятных соединений. Едкий лютик и ядовитая для домашнего скота купальница тоже не причиняет ему вреда.

Хвоя, скормленная коровам, вызовет поражение слизистых оболочек кишечника и почек. Лось же за зиму из хвои можжевельника и сосны получает уйму терпенов, муравьиной и уксусной кислот. И ничего... Самое же невероятное, что на побережье Рыбинского водохранилища лоси закусывали листьями веха ядовитого, от которого погибали целые стада коров и овец.

Как же объяснить сей феномен? Перво-наперво будем справедливы. Лось не феномен, его родственники — олени — тут ему не уступят. Известно и другое: яды растений по-разному действуют на млекопитающих. Например, красавка сильнее всего влияет на человека, чуть слабее на собак, мало влияет на лошадей, почти совсем не действует на коз и абсолютно безразлична кролику.

Но у нас речь не о кролике, а о лосе. Так вот, его желудок в два раза меньше, чем у коровы такого же веса, то есть пища у лося хуже переваривается. Следовательно, он меньше впитывает яд. Кроме того, дубильные вещества — это нечто вроде противоядия против алкалоидов, которые они адсорбируют. Скушав яд, лось тут же принимает и противоядие. Яды нейтрализуются в животе и до крови не доходят. И еще одно соображение — то, что для коровы яд, для сохатого может быть наиполезнейшей вещью. Например, в зоопарках, где лосям не дают кору ивы, содержащую салицилаты, они заболевают ревматизмом.

Лосиный остров, лосиный двор, лосиный дворец... Эти названия так примелькались, что для горожан утратили первоначальный смысл. Пышные слова означают всего-навсего укромное место в осиннике или зарослях ивы, где зимой держатся компании сохатых. Вероятно, укромные места точнее назвать лосиной столовой.

Бурый верх и светлые ноги хорошо маскируют объемистые тела среди заснеженных кустов. В богатые снегом зимы, когда трудно ходить, лосям не до маскировки — столовые и спальни устраиваются в густых ельниках. Тут и сугробы ниже (снежинки осели на еловых лапах), и от мороза легче укрыться — меньше дует.

Как только рассветает, сохатые принимаются набивать свою утробу. Этим важным делом они заняты обычно до 11 часов дня, а потом необеденный перерыв и опять кормежка, пока не кончится куцый зимний день. С нашей точки зрения, лось набивает живот опилками: пережевывает сучья толщиной с палец, веточки, кору... Опилки раздувают брюхо, и приходится 22 раза в сутки опорожнять кишечник. Так что в лосиной столовой грязно.

Кора не всегда по зубам: если холоднее минус четырех, зубы скользят по заледеневшей одежде дерева, как по стеклу. Зато в оттепель зверь своего не упустит. Сдерет с осинки граммов 30 коры и примется за следующую. Вонзив зубы, сохатый, словно долотом, дерет кору снизу вверх. Долото жадно впивается не только в зеленоватую кожу осины, но и в гибкое тело рябины, и в кряжистую фигуру дуба. Правда, грубая, трещиноватая кора четырехногому древоеду не по вкусу и он ее не трогает.

Питательность обожаемой лосями осиновой коры к зиме возрастает. В ней втрое больше белков и в полтора раза больше жира, чем летом. Но не только осиной жив лось: во второй половине зимы он хрустит менее калорийными ветками березы, ивы, сосны. Из этой троицы особняком стоит сосна. Вероятно, лось ее потребляет потому, что в сосновой коре много фосфора, которого чрезвычайно мало в других зимних блюдах.

Так или иначе, но во второй половине зимы питательность рациона сокращается вдвое. Там, где лосей много, они начинают глодать даже смолистые стволы ели, жевать ее иголки.

У столовой четкие вертикальные границы: не откусишь ветку выше 2,5 метров над землей и ниже метра от почвы кусать неудобно — мешают длинные ноги. Поэтому, встретив среди леса аккуратно подстриженные кустики, не удивляйтесь — их подстригли лоси. Иногда животные раздвигают границы столовой: пропустив стволик дерева меж передних ног, наседают на него словно танк и, пригнув дерево к земле, глодают крону, до которой иначе не добраться.

Недавние наблюдения выявили удивительное. Если столуется компания больше чем из трех лосей, животные топчутся на месте — проходят за день не более двухсот метров. Лоси-одиночки и группы из трех животных в том же лесу в тот же день вдесятеро подвижнее, хотя корма им достается больше. Одним словом — парадокс. Не обуревает ли одиночек беспокойство?

Аппетит у четвероногих гаргантюа завидный — за год каждый переваривает по семь тонн даров леса: четыре тонны древесных побегов, полторы тонны листвы, семьсот килограммов коры, остальное — трава, кустарнички, грибы... И вот что странно — зимой аппетит хуже, чем летом: в январский морозный день средний лось съедает лишь тринадцать килограммов древесных побегов.

Число тринадцать издавна считают несчастливым. В нашем случае это большое несчастье для леса: килограммы складываются из 1750 древесных побегов. Я понимаю, что эта книга не учебник арифметики, но вдумайтесь в цифры — 1750 покалеченных ветвей или верхушек молоденьких деревьев в морозный день! Причем лосихи разбойничают сильнее — их суточная норма две, а у быков — полторы тысячи побегов. Не ужасно ли?

Но покончим с сожалениями. Отвлечемся. Осень — пора грибов. И лоси это учитывают. С их точки зрения, подосиновик всем грибам гриб, подберезовик — серебряный медалист, а белый, хотя и в числе призеров, но только на третьем месте. Вообще-то, грибы не еда, а приправа к меню. Это вообще, а вот частности: в Тамбовской области проживал лось, который прямо-таки охотился за рыжиками, а ручная лосиха в Печеро-Илычском заповеднике однажды за сутки съела две сотни грибов.

В пригородных лесах многие сшибают шляпки мухоморов — мол, никому не нужная красивая поганка. Во-первых, действительно красивый гриб (зачем губить красоту?), а во-вторых, для лосей мухомор не поганка, а лекарство. Съев несколько красных в горошину шляпок, сохатые ложатся и занимаются жвачкой — ждут, когда мухоморы проявят лечебную силу, избавят от глистов. С той же целью лоси жуют мяту, веронику и погремок.

Летом ешь что хочешь. И лось гурманствует. Тут лист березы ущипнет, там черемуху проглотит, а потом идет слизнуть сладенького: на вырубках и лужайках в траве образуется больше Сахаров, чем в тени. Превыше всего лоси уважают иван-чай. Он у них вроде черной икры, только копить деньги не надо: протянул морду — и ешь до отвала. Черная икра может испортиться, тогда питаться ею небезопасно. С иван-чаем сложнее — лоси почему-то не трогают некоторые свежие растения, брезгуют. Такое сиротливое растение целое стадо обойдет стороной. В чем дело? Что нехорошего в хорошем с виду цветке? Загадка.

...Знающие люди полагают, что лоси не от хорошей жизни принялись превращать елки в палки. Сохатых стало чересчур много. Они голодают и болеют. У них все чаще недостаточно развиваются рога, самки ходят яловыми, не приносят детенышей. В шестидесятых и семидесятых годах среди лосей в Московской, Владимирской и Рязанской областях бушевали эпизоотии.

Лоси ищут место под солнцем, расползаются по карте, как масляное пятно на воде. Они объявились почти на побережьях Черного и Азовского морей. Настойчиво прокладывают дорогу на Кавказ и в Западную Европу: в 1958 году первых трех лосей видели в Чехословакии, а вскоре сохатые дошли до ФРГ. НАступление идет по всему фронту, в том числе и на Север: нескольких сохатых судьба заставила зимовать в открытой тундре, среди чахлых зарослей ивняка.

Чаще всего лоси наносят визиты горожанам весной, когда самки отгоняют от себя прошлогодних телят и те ищут незанятые кормные участки. Выходит, что к людям тянутся четырехногие сироты. Дело дошло до того, в Ленинградской области на улицах городов и на шоссейных и железных дорогах гибнет вдвое больше сохатых, чем от волчьих зубов. А ведь лось не любит шума городского, по натуре он необщителен. И если скрепя сердце живет возле поселка, то уйдет, куда глаза глядят, когда рядом привяжут козу.

С козой дело иметь не хочет, человек же часто не помеха. «Известия» как-то писали, что погожим днем в Ворошиловградской области в сад явилась лосиха с лосенком. Не обращая внимания на работающих людей, она стала срывать яблоки и бросать их своему чаду. Тракторист, заметив, что вместе с яблоками на землю летят и ветки, вознамерился было прервать угощение. Но лосиха напала на обидчика, и тот еле успел спрятаться в кабине трактора.

Люди радуются, что в подмосковных лесах иногда бродит по сорок лосей на тысячу гектаров. Это ли не успех дела охраны природы! Конечно, интересно гулять рядом с лосем. Но стоит ли закрывать глаза на искореженные верхушки молодых сосенок и обглоданные, засыхающие ели? В лесхозе «Русский лес» возле Окского заповедника зимой стало собираться уже не по сорок, а по шестьдесят лосей на тысячу гектаров. И они начисто съедали лесопосадки. Еще большие потери понесли Саратовская и Тульская области. Убытки, причиненные безобидными с виду животными тульским лесам, исчисляются миллионами рублей.

Сколько же лосей может вытерпеть лес? В книге Я. С. Русанова «Охота и охрана фауны» есть такие цифры: один-единственный лось, пасущийся на десяти гектарах, губит 10% молодых деревьев и 70% серьезно повреждает. Выходит, что лось не трогает двадцать деревьев из ста. Другие подсчеты говорят, что картина не такая уж мрачная, будто в Европейской части страны можно позволить жить десяти лосям на тысяче гектаров. Третьи столь же обоснованные подсчеты свидетельствуют, что в средней полосе нашей страны для процветания леса не должно быть больше одного лося на 300 гектаров. Не принять ли самую осторожную цифру? Правильно же советуют: обжегшись на молоке, дуть на воду.

Давайте эти рассуждения подытожим словами заместителя начальника Главприроды МСХ СССР: «В 1974 году в целом по стране было отстреляно 42,9 тысячи лосей... только 7,3% от общей численности этих животных... Это привело к значительному ущербу, причиняемому лосями лесному хозяйству».

Вывод напрашивается сам. Впрочем, голод и болезни взяли на себя обязанности волков и уже начали делать свое черное дело среди сохатых.

Не лучше ли будет, если лось станет домашней скотиной? Новорожденного лосенка приручить проще простого — он не боится человека. Потеряв убегающую от загонщиков мать, сам ковыляет к людям. Такие трехдневные малыши потихоньку, с передышками добирались до лосефермы, организованной в Печеро-Илычском заповеднике. Энтузиаст приручения сохатых Е. Кнорре писал: «Здесь после отдыха им давали парное или подогретое коровье молоко из бутылки с соской, они с жадностью начинали пить. После первой пойки лосята окончательно воспринимали кормящего их человека как свою мать и привязывались к нему. С возрастом эта привязанность не ослабевала, а, наоборот, усиливалась и служила одним из главных стимулов удержания выросших прирученных лосей в районе лосефермы при вольном выпасе в тайге».

Все приручение — разок покормить. Знаете ли вы другое столь же привязчивое существо? Разве лишь собака... Увы, лось все же не собака и в недельном возрасте его приходится ловить и кормить насильно. Для приручения двухнедельного малыша нужны титанические усилия. Одомашнивание годовалых и пожилых лосей большей частью невозможно — при отлове они часто умирают от разрыва сердечных клапанов на почве нервного шока.

Печеро-Илычский заповедник не единственное место, где перевоспитывают сохатых: неподалеку от Костромы лосиную ферму основал А. П. Михайлов. Да и вообще, новое — это хорошо забытое старое. В средние века в Скандинавии лосей запрягали в сани, а в XV веке в Швеции была армейская «лосиная кавалерия». Россия лося тоже не сторонилась. В 1869 году академик Л. Ф. Миддендорф убеждал власть имущих: «Следовало бы всеми силами содействовать обращению лося в домашнее животное. Дело это очень удобоисполнимое». Закончим краткую справку и снова направимся к печеро-илычским лосям.

Стадо домашних лосей увеличивали так. Лосиху, родившую малыша, десять дней не пускали в лес: за этот срок лосенок навсегда привяжется к людям. Потом мама и дитя вели вольный образ жизни — разгуливали по тайге, как их сердцу угодно. Осенью, когда становилось голодновато, лосихи сами вели отпрысков на ферму.

В заповеднике занялись разведением мясной и молочной таежной скотины. К дойке лосихи привыкали легко. Сначала их приучали к простому прикосновению рук. Потом гладили вымя, а кончалось это тем, что длинноногие коровы сами приходили из тайги в часы дойки. Чтобы лосята в момент изъятия молока не путались под ногами, их сразу же обрекали на кормление из соски.

Кое-кто удивится: «Ради чего доить лосих, коров что ли мало?» Вот ради чего. В Ярославском медицинском институте выяснили, что лосиным молоком можно лечить желудочно-кишечные заболевания и нарушения обмена веществ. По цвету, оно схоже со сгущенным коровьим молоком, а по вкусу нет — в нем тончайший освежающий привкус леса, хвои... (Кстати, из лосиных пантов можно изготовить препарат не хуже знаменитого «пантокрина».)

С рабочими лосями хлопот больше. Когда их приучали к поводу, они так нервничали, что температура тела подпрыгивала с 38,5° до 40,7°. Этакое ученье и до смерти доводило. Пришлось для работы отбирать лосей меланхоликов. И вот результат. Лучшие рабочие лоси Буян и Урал не боялись ни рева самолетов, ни чиханья машин. К сожалению, привычка — вещь опасная: часто рабочие лоси принимали волков за собак и за эту ошибку расплачивались головой.

Но все-таки волки съели не всех работяг. Ныне можно прокатиться на лосе верхом или сесть в сани, запряженные рогатой тягловой силой. Сила исполинская — по бездорожью, по захламленной и заболоченной тайге лось несет 120 килограммов груза.

Но тут на безоблачном небе появляется туча: летом лоси могут работать только по ночам. Вспомните: они плохо потеют и бывало, что умирали на работе от избытка тепла. Зато зимой готовы служить человеку круглосуточно.

Сохатые сильно переживают в незнакомой обстановке. Но есть среди них удальцы с железными нервами. Один из них жил далеко от заповедника в Поволжье. Выкормленный супругами Елизаровыми лось вместе со своей приемной мамой прошел по обочине шоссе 80 километров до Горького. Он ничего не боялся, а шоферы грузовиков приходили в ужас, когда женщина просила их подвезти. Проделав тяжкий путь, лось взобрался по лестнице в кабинет главного охотинспектора Горьковской области. Там четырехногий посетитель до вечера ждал решения своей судьбы.

Выхоженные людьми и отпущенные на волю сохатые, завидев в лесу человека, обычно тянутся к нему. Был случай, когда в такое доверчивое сердце браконьер пырнул ножом.


Познакомьтесь с зайцем

Давным-давно, в VI веке до нашей эры, на греческом острове Самос благоденствовало святилище богини Геры, украшенное статуями из белого мрамора. Одна из тех прекрасных древних статуй («Гера Самосская») ныне пребывает в Лувре, другая — в Пергамском музее Берлина. Ее официально именуют «Богиня с зайцем», хотя знатоки уверяют (у скульптуры утрачена голова), что зайчика держит не рука богини, а рука жрицы. Но дело не в названии — искусствоведы единодушно восклицают: «Как свободно и живо передана греческим мастером фигурка зайца!»

По всей вероятности, это не первое и, конечно же, не единственное воплощение в мраморе нашего длинноухого героя. Вот только несколько слов на эту тему. Древние христиане, наверное, к зайцу относились с жалостью — в те времена он был символом раскаявшегося грешника, возвращающегося к богу. Гораздо позднее косого превратили в символ боязливости, и отношение к нему стало несколько пренебрежительным. Вот, например, по каким законам долгие века ваятели изображали страх: возле ног молодого человека с подгибающимися коленями жались либо дикая козочка, либо заяц, которые, как и согнутые коленки, олицетворяли пугливость и бегство.

Прежде чем убедить вас, что заяц — зверь отважный, позволю себе уже не «мраморное», а литературное отступление. Впрочем, и в нем как-то само собой рождается фигурка вечно трясущегося от страха зайца. «Был час, когда по лужайкам шаловливо резвится робкий зайчишка, которого боязнь многочисленных врагов, в особенности человека, этого хитрого, жестокого, плотоядного животного, удерживала целый день в потаенном месте; когда сова, пронзительная певунья ночи, усевшись на дуплистом дереве, издает звуки, способные пленить слух некоторых нынешних знатоков музыки; ...когда бодрствуют воры и разбойники, а честные сторожа спят крепким сном, — говоря попросту, была полночь...» Хотя этим словам из романа Генри Филдинга более двухсот лет, они злободневны и, в общем-то, правильно рисуют взаимоотношения зайцев с двуногими властелинами планеты. Цитата хороша еще и тем, что сообщает несведущим властелинам о том, что заяц — зверек ночной и днем предпочитает спать.

Пожалуй, стоит особо остановиться вот на этих словах Филдинга: «шаловливо резвится робкий зайчишка». Резвиться вроде бы любят все зайцы, даже пожилые. В минуты благодушия они устраивают веселую беготню, подпрыгивают вверх, катаются по земле... Иногда, просто лихости ради, перепрыгивают через утыканные гвоздями двухметровые заборы, даже в речке плавают, если вода теплая. Не раз видели, как зайцы-русаки переплывали Рейн в том месте, где его ширина добрых полкилометра. А некий русак, которого прозвали «водяным», отправляясь на кормежку, регулярно преодолевал сорокаметровую водную преграду. И, наверное, у наших дедов Мазаев по весне хлопот прибавляется потому, что в холоднющей воде длинноухие пловцы боятся окоченеть. А вообще, зоологи полагают, будто из млекопитающих только верблюды плавают как топоры. Верблюдов понять можно: река в пустыне — штука редкая и тренироваться им негде. Впрочем, наш двугорбый верблюд неплохо плавает на боку — наверное, горб служит поплавком.

Заяц отнюдь не робкого десятка. Задними ногами он отбивается от орла или захватившей его врасплох лисицы. Многие зайчихи отважно защищают детенышей от ворон, старающихся их растерзать. В анналах научной литературы увековечена зайчиха, сумевшая напугать даже небольшую собачонку. Старые, знающие, почем фунт лиха, зайцы па глазах у захлебывающегося лаем громадного цепного пса преспокойно кушают то, что растет в саду или в огороде. Бывало, они проходили столь близко от конуры, что брызги из пасти обезумевшей от такого нахальства сторожевой собаки пачкали им шубку. Однако молчаливое огородное пугало обычно вселяет в косоглазых вегетарианцев столько почтения, что они долго не решаются начать трапезу в его присутствии.

Если косой сторонится незнакомого предмета, это отнюдь не означает страха или чего-то близкого к панике. Старый заяц мгновенно отличает охотников от тех людей, кто не собираются ему вредить. Он может провести день-деньской, скажем, возле придорожного телеграфного столба, ничуть не стесняясь ни транспорта, ни прохожих. На Чукотке можно часами ходить за беляком с фотоаппаратом (не с ружьем!). Очевидцы пишут: «Заяц отбежит на незначительное расстояние, остановится и начинает кормиться, позволяя приблизиться на 10—15 метров и ближе, только после этого лениво трусит дальше». Зоологи отец и сын Владышевские после тщательных наблюдений убедились, что в начале ночи русаки, вышедшие кормиться на посевы озимых и спугнутые человеком, убегают всего лишь на другой участок поля, чуть подальше, если же их пугнуть под утро, когда они уже заморили червячка, русаки отправляются к местам дневных лежек. Получается, что зайцы не улепетывают куда глаза глядят, а бегут туда, где им вскоре все равно надо быть.

Увы, днем поднятый со своей холодной постели заяц рискует головой. Вот документально подтвержденный случай. Поздней осенью 1965 года, когда уже лег снег, возле деревни Пагубино, что неподалеку от Волоколамска, поднятый на опушке леса охотником С. В. Пыльновым русак побежал к болотистой низине, куда охотник не смог бы добраться. Но на болотине на русака спикировал ястреб. Заяц, оставляя на снегу кровавый след, все же убежал от пернатой смерти. Пыльнов пустился вдогонку за подранком, и тот с лесной опушки свернул в поле, где снег был тоньше и бежать было легче. Но русака и там ждал враг — невесть откуда взявшаяся лисица. Раненый заяц тут же круто повернул к деревне, и лиса, испугавшись слишком тесного общения с цивилизацией, отстала. Но на этом заячьи мытарства не кончились — на околице на пего напали вороны. Русак и их оставил ни с чем, спрятавшись под амбар. Поймите, это не сказка, а страшная быль.

И после всего написанного здесь, не кажется ли вам, что слова о том, будто у трусливых, впадающих в панику по любому поводу людей «заячья душонка», мягко говоря, некорректны?

В тексте уже встретились два длинноухих родственника: заяц-беляк и заяц-русак. Если же они встретятся воочию, то могут вступить в законный брак — детишки, так называемые тумаки, будут вполне жизнеспособными. Беляк, именуемый так за привычку целиком одеваться на зиму в белоснежную шубу, в общем-то, лесной житель, правда, он не прочь заглянуть в тундру или в степь. Русак же на зиму маскировочным халатом почти не обзаводится и обожает открытые пространства южнее лесной зоны, хотя не чурается, скажем, сельских угодий Подмосковья или Владимирщины и вообще большей части территории Европы. Русак теснится к селам и деревням. Зимой в лесу ему голодно, да и бегать трудно: на квадратный сантиметр его лапы приходится 16—18 г. А беляк по рыхлому лесному снегу скользит, словно на лыжах — нагрузка на квадратный сантиметр его широченной лапы, обросшей густой щеткой волос, всего 10 г, вдесятеро меньше, чем у волка, и вчетверо меньше, чем у лисицы.

Зимой на брюшке беляка шерсть удлиняется, чтобы на снегу не застудить внутренности, а отросшие вокруг ноздрей волосы, словно белый платочек, прикрывают нос от мороза. Но и русак лицом в грязь не ударил — его зимняя шубка вдвое гуще летней. И вот что примечательно: самые большие беляки (5,5 кг весом) обитают там, где страшенные морозы — в тундрах Западной Сибири, а русаки-тяжеловесы (7—8 кг) облюбовали Башкирию, где зимой тоже отнюдь не жарко. На зиму башкирские русаки белеют, но не до такого совершенного состояния, как беляки. В Крыму, на Украине и в Белоруссии русаки помельче, и уж совсем карлики (3 кг) живут в Закавказье и Иране.

Давайте карликов оставим в покое и займемся линькой — немаловажным обстоятельством в заячьей жизни. Залегшего в снегу белого-пребелого беляка заметит лишь опытный глаз — темнеют только кончики ушей и нос. Да еще, пожалуй, карие глаза. Именно через глаза идет сигнал к заячьему переодеванию. Во всяком случае, так утверждает солидное руководство по сравнительной физиологии животных. Сокращается световой день — заяц готовится к зиме, день удлиняется — зверек переходит на летнюю форму одежды. За этой простенькой фразой скрыты сложнейшие пертурбации в организме нашего длинноухого соседа. Так, «физиологически коричневое» состояние беляка неразрывно связано с высоким содержанием в крови гонадотропинов, а «физиологически белое» — с их пониженной концентрацией.

Заячий мех нередко окрашивают скорняки, но можно перекрасить и живого зайца, вернее, сделать так, что он сам перекрасится. Длинноухим обладателям меха физиологи вводили экстракты из гипофиза, содержащие гонадотропные гормоны, и те меняли цвет, словно по мановению волшебной палочки, правда, не мигом, а сначала линяли. Значит, без гипофиза, как и без глаз, заяц не переоденется. Изредка из Сибири доносятся вести о поимке черных как смоль зайцев. Что с их гормонами?

Гормоны гормонами, но без соответствующей температуры воздуха косому менять шубу ни к чему. Это подтверждает и научная публикация В. Е. Гайдука из Брестского педагогического института. После обследования им 350 зайцев-беляков стало в точности известно, что осенью сперва начинает линять нижняя часть задних лап, а весенняя линька идет ровно наоборот — начинается на голове и хребте, а заканчивается на лапах. Но это еще что — каждый участок заячьего тельца меняет волосы при строго определенной, так сказать любимой, температуре воздуха. Например, осенью наружная часть ушей меняет цвет при температурном диапазоне от +6° до —2°, а внутренняя — чуть раньше, когда на улице немного теплее и светлее.

И все-таки главное для заячьей экипировки — свет, свет и свет. Еще в предвоенную зиму 1940/41 года в вольере Московского зоопарка, где жили беляки, по вечерам включали яркие электролампы и сбитые с толку зверьки так и ходили зимой в летней одежонке, а по весне вольеру загородили темной бумагой и в ней запрыгали белые пушистые комочки.

Зимой нетрудно разобраться, где беляк и где русак, летом же оба зайца какой-то неопределенно рыже-бурой масти. И чтобы точно удостовериться, с кем вы имеете дело, взгляните на хвосты — посреди куцего русачьего хвоста и зимой и летом красуется черная полоска. А вот зайца-толая, или песчаника, ни с кем не спутаешь; название же этого миниатюрного создания само говорит, где он проживает. И, наконец, в лиственных лесах Уссурийского края бегают зайцы последнего, четвертого вида из обитающих в нашей стране. Этот так называемый маньчжурский заяц редок и совсем плохо изучен.

Нам же с вами далее, пожалуй, лучше рассуждать лишь о русаке да беляке, ибо за четырьмя зайцами погонишься — ни одного не поймаешь.

С тем, что зайцы не лежебоки, вроде согласны все. А специалисты глядят глубже, утверждая, будто даже само выражение «заяц залег» неправильно. Всю жизнь он либо бегает, либо сидит, то и дело поднимаясь на задние лапы, чтобы обозреть окрестности. Впрочем, «обозреть» — сильно сказано. Со зрением у косого дела обстоят неважно. Но об этом давайте поговорим в свое время, а сейчас обратимся к превосходной книге П. П. Гамбаряна «Бег млекопитающих».

Ее текст, формулы, чертежи и кинокадры рассказывают о том, как прыгает тушканчик, ходит слон и бегают зайцы. Так вот, на языке науки зайцы бегают дорзомобильным металокомоторным способом, или, говоря проще, полупарным галопом. То есть отталкиваются от земли сразу двумя задними ногами, какое-то время летят в воздухе и приземляются то на одну, то на другую короткую переднюю лапу. Кстати, из всех млекопитающих стадию полета во время бега утратили только слоны, в седой дали эволюции и они «летали». Траектория полета у зайца-беляка круче, чем у русака, поэтому беляк быстрее устает и скорость бега у него меньше. Главный заячий движитель — мощные задние лапы, передние же лишь амортизаторы толчков при приземлении. И вряд ли бы зайцы так лихо скакали, если бы у них не было великолепной спины: мышца — разгибатель позвоночного столба весит третью часть от всех мышц передних и задних конечностей. Сгибание спины после приземления как бы взводит пружину для следующего прыжка. Для мышцы есть даже специальное крепление — отростки на позвонках. Так что заяц — все равно, что живая пружина.

Пружина действует безотказно — заяц способен несколько километров кряду галопировать со скоростью 50 километров в час, сознательно закладывая немыслимые виражи. Да, такого мастера петлять больше не сыщешь на планете. Бег и петли — оборонительное заячье оружие, и он им пользуется виртуозно. Наступательного же оружия нет и в помине — заяц не агрессор и никого не обижает.

Натуралисты доброго старого уклада сожалеючи писали, что косому не дано ходить шагом или бежать рысью, что ему и стоять-то сразу на всех четырех лапах неудобно. Мол, ежели заяц опирается на короткие передние лапы, то задние сгибает пополам и скорее сидит на них, чем стоит. Из-за длиннющих задних ног зайцу трудно скачками спускаться с горы, и при острой необходимости он с крутого склона катится кубарем, как колобок. Зато если он прыгает в гору, никакая собака его не догонит — задние лапы и спинная мышца выстреливают косого вверх, как катапульта.

Отправляясь на дневной отдых, всякий уважающий себя заяц делает обманные движения, так называемую вздвойку, распутать которую не каждый лисице или волку по плечу. Этому хитрому маневру никто никого не учит — тут командует неведомый безусловный рефлекс. Допрыгав до какого-то приглянувшегося местечка, длинноухий хитрец, словно по команде «кругом марш», прыгает назад точно по своим же следам. Наконец он останавливается, поднатуживается и что есть мочи сигает в сторону от своей тропы, стараясь угодить под куст или в ямку, где и затаивается на день. Для лисьего носа пахучий след, словно сквозь землю проваливается.

Преследуемый гончими собаками, заяц (молодой зверек сначала бегает кругами), если хоть немного оторвался от погони, тут же начинает делать «вздвойки», «встройки» и гигантские прыжки в сторону от прежнего своего пути. Причем в дни листопада он почему-то опасается бегать по листве, предпочитает укрываться в хвойном лесу. Может, не хочет выдавать себя шорохом? Зато он охотно пользуется дорогами, даже шоссейными, или скачет сквозь стадо, чтобы сбить преследователей с толку! В общем, как говорится, не учи щуку плавать, а зайца бегать.

На своих двоих, вернее, своих четырех зайцы, собравшись гурьбой, предпринимают и дальние вояжи. Например, в 1882 году огромная толпа русаков отправилась по льду Днестра в Бессарабию. В зимнюю пору русаки довольно часто путешествуют по долине Волги, а беляки перед выпадением снега — по Таймыру. При всей своей привязанности к месту рождения зайцы, замученные голодом или хищниками, прыгают и прыгают десятки, а то и сотни километров, иногда гуськом, след в след.

В. В. Груздев за годы исследований прошел по заячьим следам тысячи километров, наблюдая за их повадками и за манерами заячьих врагов. Итогом его работы стала монография «Экология зайца-русака». В этой книге говорится: «При зимних передвижениях стадность полезна. Она способствует защите русаков от хищников». Да и вообще, книга свидетельствует, что зайцы не такие уж домоседы, как думали раньше. Порой от мест зимовок до мест размножения дистанция в десятки километров. Правда, например, в Венгрии 80—90% русаков держатся в радиусе трех, а в Чехословакии — двух километров от того места, где их пометили. Но Чехословакия и Венгрия — не Россия, там негде особо разгуляться.

Не устали ли вы от цифр? Может, пора отвлечься? Пожалуй, прежде чем распрощаться с заячьими ногами и приняться за уши, стоит посмеяться над шутливыми строчками Чехова, написанными им в юности.


Шли однажды через мостик

Жирные китайцы,

Впереди них, задрав хвостик,

Торопились зайцы.

Вдруг китайцы закричали:

«Стой! Стреляй! Ах! Ах!»

Зайцы выше хвост задрали

И попрятались в кустах.

Мораль сей басни так ясна:

Кто зайцев хочет кушать,

Тот, ежедневно встав от сна,

Папашу должен слушать.


Уж что-что, а насчет покушать и послушать зайцы мастаки. Сорвав траву и учащенно работая челюстями, зайчишка благодаря обширным ушам узнает о приближении папаши, мамаши или недруга раньше, чем увидит их. В прославленном мультфильме «Ну, погоди!» волк не раз грубо хватал зайца за уши. Увы, из-за ушей неприятности бывают не только на экране. Так, в дождливую погоду уши нужно подгибать, чтобы в них не попала вода. Иначе заболеешь. В дождь косому приходится для выяснения обстановки высовывать из травы голову, а это чревато тем, что его могут заметить волки, лисицы, бродячие собаки...

В хорошую же погоду в моменты опасности, прильнув к земле, зверек ставит уши вертикально и этим мощным слуховым перископом обследует округу, сам оставаясь невидимым. (Сравните с лосем.) В зной заяц день-деньской прячется где-нибудь под кустиком. Благодаря ушам его не очень мучает жажда, не надо потеть, чтобы спастись от перегрева: лишнее тепло уходит через горячие тонкие ушные раковины, где бурно пульсирует кровь. По подсчетам К. Шмидта-Нильсена в жару уши сбрасывают в окружающую среду треть так называемого метаболического тепла, образующегося внутри зайца при обмене веществ.

Будем надеяться, что в «Ну, погоди!» волк не оторвет зайцу уши. Иначе, согласно науке, придется снимать только зимние приключения. Ведь летом безухого зайца просто ждет тепловой удар. И не потому ли, что заячьи уши — отменный холодильник, точно таким же устройством обзавелся не только его братец — кролик, но и зверек, ничего родственного е зайцем не имеющий, — сумчатый бандикут, обитающий в Австралии? Его уши, по крайней мере, внешне, копия заячьих.

Ну а теперь, пожалуй, вникнем, правильно ли зайца называют косым? Нет, не правильно. Его и тут оболгала людская молва. Может быть, русаки кажутся косыми из-за того, что у них под глазом нечто вроде синяка — темное пятно? Или потому, что подслеповатые глаза расставлены так широко, что смотрят вбок и даже назад? Так или иначе, но в действительности ни один заяц не кос. Наверное, кто-то, увидев, как длинноухий вегетарианец спит, полуприкрыв веками свои большие выпуклые глаза, потешно закатив под лоб одно око, решил, что и наяву дела обстоят так же. Что ж, заяц на обиду ничем ответить не может и живет, стараясь не обращать внимания на клевету. Я же беру на себя торжественное обязательство впредь не называть его косым.

А теперь, пожалуй, пришла пора обратиться к энергетической первооснове заячьей физиологии — животу. Сделать это необходимо еще и потому, что живот обладает чертами скатерти-самобранки. Но сперва несколько слов о том, что попадает внутрь, — о вегетарианском меню. У беляка и русака вкусы хотя и схожи, но разные. Летними ночами беляки с особым удовольствием хрустят не морковкой или капустой, как им приписывают сказки и мультфильмы, а мятликом, одуванчиком, тысячелистником, овсом или клевером. (Кстати, клевер и люцерну обожают и русаки.) Если же вкуснятины маловато, беляки скрепя сердце принимаются за крапиву, конский щавель, подорожник, лебеду или полынь. Осенью меню грубеет — зайцы берут пример с лосей: остригают подрост ивы, веточки черники, впиваются в зеленую осиновую кору, а в Сибири — в подрост лиственницы. Зимой же в живот беляка попадают ветки березы, дуба, клена, орешника и клок сена, подобранный на лесной дороге. В тундре длинноухие вегетарианцы выкапывают из-под снега ягоды брусники, листочки и побеги злаков, осок и пушицы; из шишек кедрового стланика они, словно белки, ловко достают орехи.

Как видите, приверженец леса и тундры, беляк не очень-то нуждается в человеке. Русак — иное дело. Сельские угодья так и манят его. Он уплетает картошку и огурцы, дыню и горох, подсолнечник и топинамбур, но превыше всего ставит озимые и яровые хлеба. Впрочем, и без этих яств русаку есть чем подкрепиться. Сорняки и прославленные лекарственные травы, вроде девясила и чабреца, соседствуют в его животе. Русак очень и очень любит горец, с аппетитом уплетает василек и донник. Обычно он съедает стебель, а вот козлобороднику особый почет — внутрь отправляются листья. Летом русаки глотают множество растений с алкалоидами, однако им это не вредит. Зимой с помощью своего курносого носа они разыскивают снедь под солидным слоем снега. В многоснежье, когда не до разносолов, перебиваются полынью и пыреем. Эх, если бы все кончилось полынью, но железная рука голода гонит зверьков к коре молодых абрикосов, терна, акаций, яблонь... Если же посчастливится набрести на объемистый заснеженный стог или скирду, зайцы, ничтоже сумняшеся, поселяются в них, порой не высовывая наружу и носа. И тепло, и сытно, и лиса не пронюхает! Стога и посевы озимых культур для русаков наш подарок.

Там, где стога под лапой не имеется, в сильные морозы приходится зарываться в снег. В тундре в сугробах беляки иногда делают такие длиннющие поры, что выгнать их нет никакой возможности. Кричи, стучи, стреляй — все без толку. Многоснежная зима несет зайцам лютый голод, а затяжная весна ужа не позволяет потуже «затянуть пояс»: одна дорога — на тот свет. При падении веса тела русаков всего на 15% они уже не жильцы. Сравните: кабаны безболезненно для себя худеют на 50%.

А ведь зайцы, пожалуй, самые экономные едоки планеты. В подтверждение привожу фразу из статьи Е. И. Наумовой, опубликованной в солидном научном издании — «Зоологическом журнале»: «Задний отдел кишечника зайцеобразных — наиболее специализированных копрофагов среди млекопитающих — представляет собой не только бродильный чан для переработки клетчатки, но и аппарат синтеза и подготовки для использования белкового корма».

Что же за этим скрыто? Вот что. С одной стороны, картина неприглядная, но с другой — очень и очень рациональная. Как ни крути, зайцы дважды съедают обед. Раньше думали, будто жизнь заставляет их глотать катыши, падающие из-под куцего хвоста, чтобы сберечь в организме серу, витамины и другие биологически активные вещества. Однако специалисты, вплотную занявшиеся заячьими животами, резонно рассудили, что столь невероятный способ снабжения витаминами ни к чему — зверьки могут удовлетворить себя витаминами более просто. А вот белком вегетарианское меню не богато. Поэтому-то зайцы и кролики обзавелись пищеварительным трактом, приспособленным к повторному перевариванию снеди, которую бродильные процессы обогатили микрофлорой. Иначе говоря, заяц сам себя кормит — достает из-под хвоста микробный белок, синтезированный на выходе из организма. И все же экономные зайцы вместе со своими суетливыми братцами — кроликами — по части живота-самобранки не такие уж уникумы — белковый обед под собственным хвостом готовят еще и степенные бобры. Но до зайцев им далеко.

Зная все это, как-то странно воспринимаешь сведения о животных, пристрастившихся к человеческому столу. Вот одно такое сообщение. «У лесничего жил взрослый ручной заяц, который спал вместе с охотничьими собаками, ел с ними из одной плошки и так сдружился с одной из молодых гончих, что та облизывала его и тому подобное. Сам же заяц обходился с ней довольно грубо. Он часто барабанил по ее голове и спине передними лапами. Этот заяц имел еще одну особенность: он очень охотно питался мясом и лишь при недостатке его переходил на растительный корм. Особенно любил он телятину, свинину и различного рода колбасы и буквально плясал и скакал, чтобы получить это лакомство».

Зайцы стали наведываться на городские свалки, подбирать в лесопарках то, что свалилось с птичьих кормушек. Зимой в Москве заячьи следы дырявят снег в Измайловском, Кузьминском, Лосиноостровском и других столичных лесопарках, Мне довелось видеть, как заяц метался между автобусами и троллейбусами на Петрозаводской улице...

Трудно жить в городе — даже кошки давят зайчат. Еще тяжелее придется, если в Москву пожалуют лисы. В Западной Европе они уже стали горожанами. Вот вести из Брюсселя: в 1986 году около 30 лис переселились из лесопарков в густонаселенный центр. Одна рыжая мамаша выходила шестерых лисят аж в трубопроводе.

Но бог с ними, с лисами. Вернемся к главному предмету нашего разговора.

Держать зайцев в неволе — дело нехитрое. Вот только простужаются они часто, особенно русаки, если клетка без крыши, а побегать негде. В Западной Европе пионером клеточного разведения зайцев считают некоего господина Ру, владевшего земельным участком неподалеку от французского городка Ангулема. В 1846 году его зайцеферма состояла из одного самца и двух самок, которые спустя год дали 20 зайчат. И взрослых, и детенышей Ру кормил так же, как кроликов. С тех пор много воды утекло: в 1975 году французские зайцефермы вырастили 20 000 русаков. Половину их выпустили в охотничьи угодья, а остальных продали в качестве производителей. У нас в Сибири, да и в европейской части страны издавна держали зайцев. Вспомните хотя бы картину В. Серова «Портрет К. А. Обнинской с зайчиком», созданную в 1904 году. Добрая и умная женщина бережно обнимает прильнувшего к ней длинноухого малыша.

Знатоки писали, что разводя зайцев в неволе, видишь: как одни из них спокойны, не злы, другие — злобны или пугливы, одни веселы и довольны, а другие — капризны. Утверждают, будто характер отражается даже на внешности и потому можно без труда разобраться, кто есть кто в длинноухой компании, будто выражение заячьей физиономии меняется в зависимости от жизненных коллизий.

Увы, здесь не обойтись и без утилитарных рассуждений. Так, гурманы пишут, будто мясо доморощенных зайцев не так вкусно, как диких, вероятно, потому, что домоседам недостает движения. В России долгое время крестьяне зайцев не ели — промышляли только ради красивой, но не очень прочной шкурки, незаменимого сырья для производства фетра. Выделывали и сами шкурки. Во втором томе «Детской энциклопедии», выпущенном в 1914 году, напечатаны фотографии обработки заячьего меха на фабрике во Владимирской губернии. В подписи к одной из фотографий сказано, что заячья кожа столь тонка, что требует нежной обработки, и потому шкурку зайца осторожно мнут руками, а не крюком или ножом. Но будем надеяться, что с зайца, о котором у нас идет речь, шкуру не спустят.

В старину уверяли, будто грешно обгладывать заячьи кости и вообще есть их мясо. Дело в том, что молчаливый заяц, будучи пойман собакой или ранен охотником, рыдает точь-в-точь, как человеческий младенец, а умирая, передние лапки складывает крестом на груди. Вот мнение дореволюционного сибирского промысловика обо всем этом. Заяц «кричит, как родившийся человек, и умирает, как человек; небось, ни одна другая тварь передних лап крестом не сложит, уж на что вон медведица, как лежит убитая на спине, адоли чистая баба, и титьки на переде, а уж лап, брат, крестом не сложит, нет, так уж, значит, богом показано».

Вельмож не волновали такого рода доводы, и они стреляли зайцев почем зря. Только в одной великокняжеской охоте под Петербургом около деревни Дятлицы в декабре 1899 года было убито 566 зайцев-беляков.

Текли годы, про бога и простой люд забыл и перестал брезговать зайчатиной. Благо ее некоторое время было вдоволь. В 1940 году в нашей стране заготовили более восьми миллионов заячьих шкурок, в 1966 — около миллиона, но в 1979 — всего 782 000, гораздо меньше, чем, скажем, ондатры. Численность зайцев сильно колеблется с периодом примерно в семь-десять лет. После «демографического взрыва» зверьков косят болезни, такие серьезные, что и перечислять их не хочется. Например, их терзают паразиты-нематоды, которые в полном смысле слова закупоривают легкие (в некоторых зверьках находили по 2000 этих мучителей), псевдотуберкулез, туляремия... Кроме болезней и непогоды, жизнь нашим длинноухим соседям портят ядохимикаты и отравленное зерно, которое рассыпают, чтобы убить мышей.

Сельскохозяйственная же техника, пожалуй, страшнее пестицидов, ружей и гончих собак, вместе взятых. Например, на Украине во время боронования, культивации, сенокоса и уборки зерновых гибнет третья часть зайчат, которые из-за привычки затаиваться не успевают в последний момент спастись от новейших широкозахватных скоростных механизмов. Кроме всех этих напастей, во многих местах зайцев губят бродячие собаки и кошки, которых стало больше, чем лисиц. Кошки шутя давят зайчат, а здоровенные коты порой подстерегают и взрослых русаков. Так что извечный заячий враг — лисица кое-где оттеснена на третье место. Затем русаки страдают от ястребов и ворон, и уж после них по размерам ущерба вроде бы следуют волки.

Зоологи полагают, что жизненный путь зайца не более девяти лет, хотя одна помеченная русачиха умудрилась не попасть под косилку или в собачьи зубы на протяжении 13,5 лет. Век самцов короче — лет через пять они расстаются с жизнью. Но соотношение полов среди заячьего народца один к одному. И поэтому длинноухое общество не шушукается и не сплетничает по поводу браков с большой разницей в возрасте. Все начинается с того, что престарелая или молоденькая невеста оставляет на снегу синие пятна, по которым ее могут найти ухажеры, носящиеся в это время как угорелые по всей округе. А еще невеста особым способом стучит лапами о землю. Если к ней примчатся сразу несколько запыхавшихся кавалеров, то, забыв о приличиях, они тут же начинают трепать друг друга так, что чуть ли не отрывают соперникам уши.

В брачный ритуал входит и так называемое клоктание — свистящий призыв длинноухой дамы, которому можно подражать особым пищиком. Вот воспоминания шутника. «Однажды на мой свист выскочил заяц и, остановившись шагах в 12, стал глядеть на меня и мою собаку. Наконец он начал отходить, но я издал еще раз тот же звук, и заяц снова появился. Я продолжал это занятие еще пять или шесть раз. При этом заяц так близко подбежал, что моя собака начала рычать, что его, впрочем, не испугало. Наконец он уселся шагах в 70 от нас, продолжая наблюдать, пока его не спугнул проезжавший мимо велосипедист». Отважный четвероногий кавалер, вероятно, ждал, что откуда-нибудь из-под ног разыгравшего его человека выпорхнет невеста. К сожалению, таким пищиком пользуются и браконьеры. И тогда вместо свадьбы — смерть.

Чтобы выносить полноценных детенышей, русачихе надо 50 дней. Зайчихи же, привезенные в далекую Австралию, придумали, как обогнать время: вторые роды иногда следуют за первыми всего через 25—30 дней и на свет появляются вовсе не недоноски. Специалисты этот невероятный факт объясняют «способностью самок зайца-русака забеременеть, еще не разродившись». Ай да зайчихи! Не подумайте, будто я это сочинил, право, придумать такое я просто не в состоянии — так утверждают сразу три уважаемых зарубежных зоолога и двое их советских коллег.

Сейчас в нашей стране почти на нет сошли межи — естественные укрытия русаков. По обширным полям снуют тракторы, сеялки, косилки, комбайны, а окрестности прочесывают люди, автомобили и мотоциклы. И русачихи пускаются во все тяжкие, чтобы приютить детенышей. По весне зайчат находили под противозаносными щитами, возле стогов, в бурьяне, в уцелевших куртинах кустов, в штабеле бревен на краю поля, на холмике возле опоры ЛЭП. В ГДР русачихи рожают в навозе, вывезенном на поля (тут теплее), в кучах хвороста и в живых изгородях из ежевики...

Новорожденный зайчонок весит около ста граммов. Эта кроха, едва появившись на свет, хорошо одета в мех, все видит и даже умеет бегать! А через два-три дня его уже не догонишь. Силу дарует материнское молоко, которое скорее не молоко, а концентрат из 12% белков, 15% жиров и прочих высокопитательных веществ. Попив такой смеси, зайчата могут продержаться четыре дня, затаившись под кустиком или в ямке в ожидании мамаши. До 17 дней зайчата, хотя уже и начали есть траву, не могут обойтись без молока, а потом, когда мать уйдет насовсем, живут некоторое время так называемой детской семьей — держатся вместе, чтобы было не очень страшно.

Хорошо бы здесь, на счастливой поре заячьего детства, кончить очерк, поставить точку, проводив малышей в большую жизнь благими пожеланиями...

Однако кое-кто из нас от зайцев не в восторге. Чем смягчить таких людей? Может, тем, что еще в 1860 году выходивший в нашем отечестве «Сельский листок» наивернейшим средством спасения садовых деревьев от заячьих зубов считал обмазывание коры смесью из толченого пороха и прожаренного свиного сала? Пожалуй, слишком накладное утешение. Не лучше ли использовать отвар табака, рыбий жир или медный купорос? Химики же в качестве отпугивающих средств предлагают циклогексиламин и прочие хитроумные препараты.

В Бразилии привезенных и расплодившихся там русаков отваживают от плодовых деревьев старой как мир канифолью. В нашей же стране самой доступной и наиболее действенной обмазкой по праву считают вот такую смесь: на 1000 деревьев берут 5 кг хозяйственного мыла, 30 г растительного масла, 300 г технического скипидара, 250 г нафталина, 150 г медного купороса на 15 литров воды. Мыло и химикаты растворяют в горячей воде отдельно, а потом смешивают.

Зайцы три-четыре недели побаиваются развешенных на шнурах или проволоке полосок из блестящего металла или ярко-красных тряпок. Ну а потом привыкают. А в Венгрии поступают еще лучше. Чтобы зайцы голодной зимой не лезли в сады и огороды, кое-где в полях оставляют неубранные полоски однолетних растений и устраивают для длинноухих вегетарианцев кормушки с люцерновым и клеверным сеном. Но и мы не лыком шиты. Только в лесах Ленинградской области и только с 1960 по 1962 год появилось 15 000 простейших столовых для зайцев-беляков. Чтобы зверьки поели, люди рубили молодые осинки.

Правильно — живи и дай жить другим!

Но, увы, никуда зайцам не деться от охотников, которым подают множество советов, в том числе и вот такие: «Среди охотников еще довольно часты попытки добить или придавить раненого зайца прикладом ружья. Такие попытки в лучшем случае ведут к поломке шейки ложа... Раненого зайца нужно или дострелить, или, поймав за задние ноги, поднять и добить ударом ребра ладони за ушами» (Русанов Я. С. Охота на зайцев. М., 1973).

И стоит ли после такого уверять, будто любительская охота — это радостное общение с природой?


Беличья круговерть


Свет о белке правду бает:

Это чудо знаю я...

А. С. ПУШКИН

Сказка о царе Салтане


Право, не чудо ли: белка, наверное, единственный грызун, который симпатичен и малым детям, преисполненным любовью ко всему живому, и умудренным суровым опытом старикам. Не чудо ли, что рыжего, пепельного или почти черного зверька зовут белкой? Скорее, так надо бы звать зайца: у беляка, если вы помните, вся шкурка белая, а не только на животе, как у обыкновенной белки. Слово «обыкновенная» не литературный штамп, а зоологический термин.

По-иному на беличью шкурку смотрели древние германцы. Ее рыжеватый цвет побудил их посвятить древесного зверька рыжебородому богу Тору. По весне в честь Тора на холмах возжигали жертвенные огни, куда белок бросали живьем. В других краях, например в тропиках, четвероногих древолазов зря не губили — промышляли на мясо (шкурка у тамошних белок никудышная).

Кое-где и в умеренных широтах не брезговали беличьим мясом. Вот фраза из знаменитого романа Фенимора Купера: «На середине стола возвышались два тяжелых серебряных судка, окруженных четырьмя блюдами; на одном из них лежало фрикасе из белок». Фрикасе — это мелко нарезанное жареное или вареное мясо с приправой. Поселенцы, колонизовавшие Северную Америку, любили поесть. А на их столах, согласно Ф. Куперу, беличье фрикасе соседствовало с жареной индейкой. Может, и в самом деле белка вкусна? Пишут же, как некогда коренные сибирские жители, сняв с белки шкурку и выпотрошив зверька, бросали тушку прямо на раскаленные угли или вешали «перед огнем на палочку (рожон), и лишь только зарумянится мясо, потечет и зашипит едва согревшаяся кровь, как уже оно снимается и кушается за обе щеки, обыкновенно без соли и редко с хлебом».

Раньше на Руси в ходу было другое беличье имя — векша. В энциклопедии Брокгауза рядышком объяснены два значения этого слова. Первое — зоологическое и второе: «древняя неделимая русская ценность, иначе веверица, векша». Славно сказано — белка, векша, русская ценность! Вовсе не зря о белках упоминает Ипатьевская летопись: «...и маху по беле и веверице тако от дыма». В Холмогорах в XVI веке тысячу беличьих шкурок можно было сторговать за сорок ефимков, равноценных серебряным немецким талерам...

Каких только белок нет на белом свете. В приэкваториальной Африке солнечные белки по утрам загорают, растянувшись на ветвях. Живут на планете и крошечные мышиные белки — их миниатюрные хвостики короче пяти сантиметров. Есть и всамделишные белые белки, именуемые красавицами. Они украшают индонезийские леса и парки. Да и у нас одной обыкновенной белкой не обошлось.

В борах по Иртышу и Оби, на юге Тюменской области по деревьям прыгают крупные телеутки (подвиды обыкновенной белки). Не подумайте, будто это ехидный выпад против лживой телепередачи; телеутки гордо носили свое имя, когда на Земле еще не было ни одного телевизора. И все-таки прозвище не в бровь, а в глаз: телеутки серебристо-серые, вроде телеэкрана. Искушенные в систематике люди уверяют, будто всех белок особенно роднит то, что их задние ноги не более чем вдвое длиннее передних, и то, что верхний предкоренной зуб меньше других и похож на столбик. У персидской белки таковой столб отсутствует, за что ей дали обидное имя: в переводе с латыни — ненормальная.

Однако не про экзотическую живность здесь речь. Давайте поближе ознакомимся с обыкновенной белкой — необыкновенно ловким существом. Брем про нее как-то сказал, что она северная обезьяна. Сравнение и удачно, и нет: обезьяны тяжеловаты, неэлегантны. А наша маленькая грациозная акробатка, уцепившись одной лапкой, игриво раскачивается на ветке, мигом перевертывается и мчится вприпрыжку вверх по стволу, будто скользит ввысь. Спускается белка осторожнее — коготки плоховато держат. Наконец легкий, невесомый прыжок на землю, залихватский кросс на два-три десятка метров — и снова на дерево. При необходимости без всякого членовредительства пушистый древолаз прыгает на землю с высоченной макушки.

Посмотрев на все это, трудно не согласиться с характеристикой, выданной белке И. Соколовым-Микитовым: «Самый веселый, самый проворный и хлопотливый зверек в наших лесах...»

Существу с кисточками на ушах вольготно на ветках и стволах не только из-за острых коготков. Например, у кошки усы (чувствительные волосы — вибриссы) обосновались в основном на морде. А у белки усы растут на голове, брюхе и даже на ногах. Благодаря им хлопотливый зверек ощущает дерево всем существом, всем телом.

Телом — громко сказано, скорее тельцем — весит-то белка меньше килограмма, обычно четверть кило. Эта четверть кило хорошо скомпонована и теплоизолирована. Зимой у подмосковной векши на квадратном сантиметре спины дотошные исследователи насчитали ни много ни мало десять тысяч волос! На брюшке шкурка втрое реже. По длине волос беличье тельце разделено на шесть зон. Длиннее всего волосы на талии, вернее крестце, самые же короткие — на голове, чуть более сантиметра. Свои нюансы и в строении кожи: наиболее толста она на голове и шее. Но ведь никто не навязался на ее шею. И все равно про белку не скажешь, будто она толстокожа: толщину ее кожного покрова измеряют в микронах.

В монографии академика В. Е. Соколова «Кожный покров млекопитающих» про векшу написано: «В углах рта располагаются специфические кожные железы, состоящие из многодольчатых (до 7 долей) сальных желез размером 333X64 мк. Под этими железами располагаются трубчатые железы, протоки которых открываются на поверхности кожи около губ». И все. Никаких пояснений.

А доходчивые пояснения знающих людей очень бы хотелось получить. Какое вещество выделяется на беличьих губах? Правы ли были литераторы старого времени, писавшие, будто в средние века из слюны утомленных до крайности белок добывали яд? Не на этом ли основывалась уверенность в ветеринарной силе беличьего мяса?

А вот новость. Ее сочли столь важной, что поместили в «Докладах Академии наук СССР». Там сказано, что в зрительной коре беличьего мозга найдены нейроны, не обращающие внимания ни на что, кроме быстрого движения предмета, на который глазеет белка. Контуры же чего-то неподвижного, например пня, белка изучает совсем другими нейронами. Не правда ли, любопытно?

Но мы ушли от беличьей шкурки. И зря — следует сказать, что векша линяет весьма своеобразно. Весной сперва вылинивают очки вокруг глаз и вылезают волосы на затылке, потом лысеют бока, ноги... Последними — уши. А хвост не желает руководствоваться общим правилом — быть летним и зимним — и линяет лишь раз в году. Линяет нудно, долго. В Подмосковье хвост начинает лезть в декабре, январе, а кончает терять волосы и предстает во всей красе осенью, приобретя пышный зимний вид. Белке как бы стыдно за жиденькую летнюю одежонку: осенняя линька торопливо идет от хвоста к голове, заканчиваясь на носу.

Осенью неказистый рыже-серый мех сменяется темным и теплым. Для такой перемены требуются не только волосы, но и краски. Поэтому вовсю работает красильный цех — пигменты скапливаются в сумках новых волос. И мездра — внутренняя поверхность шкурки — вся в темно-синих пятнах. Когда шубка отрастет, пигментные пятна пропадают. Тут-то и начинается пальба в хорошо одетых белок. Бывалые охотники уверяют, что наивернейший признак полной смены платья — отросшие кисточки на ушах.

Но вот закавыка — зачем белке эти кисточки?


Знайте, вот что не безделка:

Ель в лесу, под елью белка,

Белка песенки поет

И орешки все грызет...


А. С. ПУШКИН

Сказка о царе Салтане


Не столь давно был проделан такой эксперимент: белке, выросшей в неволе и никогда в жизни не видавшей ореха лещины, подсунули это лакомство. Та крутила лесной дар так и сяк, что есть мочи вонзала в него зубы и только после тяжких трудов добралась до ядра. Помучившись с несколькими орехами, она сообразила, что скорлупа в основании мягче и там нетрудно проделать бороздку, а потом откусывать скорлупу по частям. И, наконец, триумф: белка наловчилась углублять естественную бороздку в твердой скорлупе и раскалывать орех за орехом без особых усилий.

Эволюция снабдила наших древолазов приспособлением для колки орехов. Про то, как оно работает, хорошо сказал профессор П. А. Мантейфель: «В то место, где был прикреплен орех к веточке, белка вонзает оба нижних резца, раздвигает половинки нижних челюстей, которые подвижно закреплены спереди. Нижние резцы от этого расходятся, и орех разваливается».

Однако главная ее пища не орехи, а семена ели и сосны. Уплетает она и грибы, в особенности подберезовики и маслята, а также шиповник, бруснику, чернику, малину, костянику. И еще она любит желуди, но предпочитает не свежие, а прошлогодние. Исчезают в ее животе и березовые сережки, в которых 13% жиров. Пьет белка воду и витаминизированные напитки — сок березы и дуба. Чтобы отведать сока, она ловко прокусывает кору. Не отказывается и от невкусных, с нашей точки зрения, лишайников, древесных почек и побегов. Охотно слопает и подвернувшуюся бабочку, если та попадется, зазевавшись, а муравья специально подбирает с земли.

Эх, если бы она ограничилась муравьями! Но не будем лакировать правду лесной жизни: маленький грызун, которого в народе считают безобидным, вонзает зубы и в хребет шипящей змеи, и в тельце беззащитных птенчиков. В научной литературе описан случай, когда белка охотилась за цыпленком и в конце концов схватила его за тщедушную шею. А сколько скворечников разорили белки! Поэтому-то и советуют не делать леток скворечника более 4,5 сантиметра в диаметре.

Орнитологи Московского университета горевали, что в годы, богатые векшей, сильно редеет племя певчих дроздов. Следы острых зубов на остатках скорлупы неопровержимо свидетельствовали о кровавых событиях и личности преступников. Белки тиранят дроздов, и численность этих птиц восстанавливается лишь в годы, бедственные для белок. Экологи в таких ситуациях говорят, что в биоценозе идет пульсация численности взаимосвязанных между собой видов. Сколько трагедий за этой бесстрастной формулировкой.

Если б ее смогли заменить человечные слова М. Пришвина: «Мир вам, родные, милые звери!» Но, увы, в данном случае более уместны страшные строки Николая Заболоцкого:


Жук ел траву, жука клевала птица,

Хорек пил мозг из птичьей головы,

И страхом перекошенные лица

Ночных существ смотрели из травы.

Природы вековечная давильня

Соединяла смерть и бытие

В один клубок, но мысль была бессильна

Соединить два таинства ее


Белки тоже гибнут в зубах хищников, но еще страшнее голодная смерть. Их главная кормилица — ель имеет обыкновение обильно плодоносить раз в четыре года. Это злой рок. Из шишки, висящей на дереве, семена мало-помалу улетают, и к весне шишка пустеет. Где же раздобыть калорийную еду в следующую неурожайную зиму?

Самые шустрые зверьки нашего леса, наверное, были бы дистрофиками, если бы о них не заботились клесты: склевав несколько семян, хлебосольные птицы бросают шишку наземь (после трапезы клестов в еловой шишке остается в среднем 114 семян). Лежащие на земле шишки принято называть кислыми. Выходит, белка солидную часть жизни питается кислятиной. Но кислятина добротная: пищевая ценность семян в валяющейся на земле шишке сохраняется три года. Это великолепные природные консервы, в которых 40% белков и жиров.

Зато когда урожай удался и шишками густо обвешаны ели и сосны, проворные зверьки столуются лишь под избранными деревьями, а не под какими попало. Так, обследование некоей белки показало, что из 212 плодоносящих елей ей приглянулись только восемь.

Зверек любит потрошить шишку, уютно пристроившись на пеньке. Потрошит быстро: с еловой шишкой разделывается за 3,5, а с сосновой — за 1,25 минуты. Возле пенька остаются лишь стерженьки и рыхлая кучка отгрызенных чешуек.

Из-под каждой чешуйки еловой шишки белка достает 58 калорий, а из-под сосновой — 42. Сосновая шишка крепче, да и семян в ней немного. Вот и получается, что для того, чтобы наесться семенами сосны, зверьку нужно тратить втрое больше усилий. Особенно достается телеутке — за день она проглатывает две тысячи сосновых семян.

В неурожайные на шишки годы пушистому существу, чтобы покрыть потребность в энергии, нужно съедать втрое по весу больше грибов и в пять раз больше древесных почек. Зверек перебивается с хлеба на квас, голодает. В сутки обыкновенной белке требуется 70—80 килокалорий. Это равносильно ста тысячам почек ели! Мыслимо ли собрать и переварить такую груду? Не предпочтительнее ли 23 грамма сухих подберезовиков?

Сушеные грибы в запорошенном снегом лесу вовсе не фантастика: такие грибы преобладают в зимнем меню телеуток. Они, словно заправские хозяйки, погожими осенними днями хлопочут о зиме — заготавливают впрок по две тысячи грибов на нос. Грибы, выдернутые с ножкой, аккуратно засовывают в развилки ветвей. Просохнув на ветру и солнце, они долго не портятся.

Вот картина, нарисованная очевидцем: «В развилке ветки одной березы я заметил что-то странное. Мне показалось сперва, что на ветке сидит несколько птичек с длинными тонкими хвостиками. Когда же подошел ближе, я разглядел в развилке пять грибов со шляпками и длинными цельными ножками. Рядом на сучке насажены были отдельно еще две грибные шляпки».

Запасают на зиму еще и орехи и желуди. Зоолог Е. В. Козлова с любопытством следила, как белка часами копалась во мху, пристраивая кедровые орешки. Чтобы воры не обнаружили тайник, она лапками поправляла раздавшийся в стороны мох. Сообразительное существо прятало только спелые орехи, словно зная, что недозревшие скоро испортятся.

Векши не делают вместительных кладовых: спрячут три-четыре ореха или желудя и скачут в другое место. Но как же зимой найти продуктовый склад под снежным покрывалом? Очень просто — желудь и орех они могут учуять сквозь метровый сугроб. Способна ли на такое собака-ищейка?

Справедливости ради нужно сообщить, что белка лакомится и чужими запасами. Ими она пользуется так, что хозяева ей за то только благодарны. Не правда ли, странно? Эта странность изложена в трудах Первого международного конгресса по млекопитающим, состоявшегося в Москве. Дело обстоит так. Сойки прячут желуди в хвойных лесах — зимних обителях белок. Те, раскапывая в снегу птичьи кладовые, открывают к ним дорогу самим пернатым хозяевам. Ситуация такова, что даже при обильном урожае желудей сойки вынуждены покидать лес, если в нем нет белок.

Но и для белок снег — враг. Конец февраля для них праздник: ветер сбивает кухту — слой снега, окутывавший ветви и мешавший передвижению. Теперь можно порезвиться, да и шишки кухта уже не закрывает. Вот резюме: чем больше ветра, тем тоньше кухта, тем толще белка.

Но шишки, как мы знаем, валяются и на земле. В кормный год белки не станут тратить силы, раскапывая первую учуянную шишку: обладательницы шикарного хвоста без всяких мерных линеек и прочего оборудования измеряют толщину сугроба: извилистые цепочки их следов тянутся там, где слой снега наиболее тонок. Вот конкретный факт; в смешанной тайге при средней глубине снега 22 сантиметра белка умудрилась проложить путь там, где земля была прикрыта всего 9 сантиметрами снежинок.

Бывает и по-другому: «Одна из белок, искавшая корм в разреженном елово-березовом насаждении, четыре раза уходила под снег... Всего она прошла под снегом 39 метров...» (А. Н. Формозов).

В роли проходчика тоннелей белка выступает не от хорошей жизни, а когда нужно раздобыть еду во что бы то ни стало. В голодную пору белки приходят в пригородные парки, маячат на стоянках туристов, подбирая объедки, словно бездомные кошки. Бывало, что через форточку пушистые древолазы таскали съестное с кухни или прикарманивали людские припасы на чердаках.

В голод белке помогают даже собственные внутренности. Слепая кишка во время бескормицы увеличивается чуть ли не вдвое и становится неким придатком желудка для переваривания малокалорийных еловых почек. Хоть и тонка кишка, да удала!

Белкам, которых держат дома, голодная смерть не грозит. Их страшит другое — несбалансированный корм. А между тем на воле даже в сытый год векши на зиму запасают, казалось бы, неудобоваримые вещи: выветрившиеся кости погибших зверей. Чтобы избежать минерального голодания, они грызут рога, сброшенные лосями и оленями.

И дабы люди, у которых белка дома крутится в колесе, кормили подопечную как надо, привожу ее суточный рацион по книге «Советы натуралисту-любителю»: белый хлеб — 10 грамм, орехи — 20 (если их нет, то 1 грамм сливочного масла), подсолнухи — 5, морковь — 10, фрукты или ягоды — 20, сухие грибы — 3 грамма. Время от времени зверька следует потчевать еловыми шишками, желудями, рыбьим жиром (зимой), салатом (летом). Пусть в клетке всегда будет кусочек мела и свежая вода. Если белка выкармливает детенышей, ее надо подбадривать листьями одуванчика и хлебом, смоченным в молоке.

Как говорят, на вкус, на цвет — товарища нет. Так и с белками: одна с наслаждением съест яблоко, а другая выплюнет сочную мякоть и проглотит только семечки. Особа же с кисточками на ушах, которая крутилась в колесе и скакала по занавескам в квартире моего товарища, зимой только и думала о том, как бы заполучить кусочек свежего огурца. А охотники уверяют, будто наипервейшая приманка на белку — рыба!


Князь для белочки потом

Выстроил хрустальный дом...


А. С. ПУШКИН

Сказка о царе Салтане


В хрустальном особняке векша проживала разве лишь у князя Гвидона. Наверное, ей было неудобно: все время на глазах, никакой личной жизни. Кроме того, летом в прозрачной посудине не спрячешься от солнца. Зимой еще хуже — хрусталь не блещет теплоизоляционными качествами.

А белки, как это ни странно, великие неженки. В дождь, ветер и мороз они сутками не высовывают нос из дому. Понять их можно: всамделишный дом, именуемый гайно, отменно противостоит погодным передрягам. Прямые измерения показали, что в восемнадцатиградусный мороз в гайне царит благодать в 20 градусов тепла. Вот бы радовалась моя семья, если б ЖЭК мог поддерживать в нашей крупнопанельной квартире такой же температурный режим...

Гайно — это шар из еловых, сосновых и березовых веток. Сооружение прикреплено к дереву непременно с южной стороны, обычно не ниже пяти метров от земли. Белки — архитекторы привередливые: под застройку используют ель, иногда сосну и лишь в крайнем случае другие деревья. Диаметр зимней квартиры 20—30 сантиметров; дверь крошечная. В мороз дверь закупоривается пучком травы или мха. Утеплено жилье мхом, лишайниками, липовой мочалой; пол выстлан сухой травой. В Ленинградской области в беличьих апартаментах находили птичьи перья и даже заячий мех.

Казалось бы, комфортабельное жилье. Чего еще надо? Но лесной аристократке требуется запасная жилплощадь: у белки бывает до пяти квартир! Правда, обычно это летние гнезда, утепленные не так уж старательно. Не следует думать, будто маленького древолаза обуревает строительный зуд. Под жилье часто используются сорочьи гнезда (они с крышей), дупла, скворечники и даже сараи.

Бытует мнение, будто белка индивидуалистка, не любит компании. Неправда это — в тяжкие голодные и холодные времена зверьки ночуют по двое-трое в гнезде. Иногда в гайно набивается по шесть бедолаг. В тесноте, да не в обиде: и теплее, и плечо друга рядом.

В зоопарках белки зачастую дотягивают до 12—13 лет. В природной обстановке, где о них некому заботиться, шестилетние белки — счастливчики, баловни судьбы; большинство соплеменников к трем годам расстаются с жизнью.

Раньше полагали, будто возраст белки легко узнать по весу хрусталика глаза. Это мнение основывалось на том, что у кроликов, зайцев и даже баранов вес хрусталика тем больше, чем старше животное. Но вот в «Зоологическом журнале» появилась статья, в которой было доказано, что хрусталик беличьего глаза тяжелеет только до трех лет, а с четырех лет даже уменьшается.

Но с хрусталиком исследователи все же не расстанутся. И вот почему: «Хрусталик глаза белки может быть своего рода индикатором ее наилучшего физиологического развития... после которого начинается старение организма. Это предположение подтверждается тем, что как раз в 3—4 года у белки отмечается максимальное количество бельчат в помете и высокая активность размножения».

Пушистая братия обзаводится семьей не без треволнений. За одной белочкой увязываются несколько ухажеров. Время от времени они задают друг другу трепку. (Совсем как у зайцев!) Иногда попадает и даме, если она медлит с выбором супруга. Самцы в период гона топчутся — перебирают задними ногами, возбужденно кричат, много бегают по земле. В Подмосковье гон бывает в январе, если не очень холодно, или в феврале-марте. Во всяком случае, в начале марта в гнездах находили бельчат.

Разбивка на пары возможна и осенью: зверьки, добытые из одного гнезда, почти всегда самец и самочка. На семейных чувствах даже был основан метод убийства: охотники подманивали ухажеров, взмахивая прутиком в воздухе (звук похож на воркотню белки).

Новейшие наблюдения свидетельствуют, что супружеские пары у взбалмошных белок порой сохраняются всю жизнь. И не семейные скандалы повинны в том, что разбивается супружеская ладья. Из-за высокой смертности самцов часто складываются группы со сложными семейными отношениями: 2—3 самца и 4—5 самок. Все они живут поблизости и не питают вражды друг к другу.

Перед появлением бельчат мамаша наводит порядок в доме, сооружает запасное жилье. Менее чем двумя квартирами ей не обойтись: когда детенышам минует от роду месяц, она ночует отдельно от них. Что это? Небрежение? Усталость? Может, бельчата ее теребят, не дают покоя ни днем, ни ночью? Уверяют, будто дело проще — не от детей сбегает мать, а от блох. Такое неаппетитное объяснение подкрепляется тем, что белка в зубах перетаскивает детенышей из гнезда в гнездо, спасает их от кровососов, размножившихся в тепле.

Число крохотных, требующих молока комочков год на год не приходится. В лихолетье в чреве будущих мамаш срабатывает милосердный механизм; часть зародышей рассасывается! Незачем в мучениях погибать с голоду, лучше вообще не рождаться. Зародыши могут исчезнуть не только при абсолютном, но и при частичном голоде: недостатке холестерина, кальция, витамина Е.

На биостанции под Кировом бельчат тщательно обмеривали и взвешивали на аптекарских весах. Выяснилось, что быстрее всего растут глаза, зубы, задние ноги и хвост. Поспешный рост ног и хвоста объясняют двояко: защита от нечаянного падения с высоты и приспособление для прыжков с дерева на дерево. Так или иначе, как на дрожжах развиваются именно те органы, которые больше всего нужны для самостоятельной жизни. Если бы Красная шапочка спрашивала не обманщика-волка, а наивных бельчат, она все равно получила бы схожие ответы: большие глаза, чтобы лучше видеть...

Бельчата, увидевшие свет по весне, обычно хилые, развиваются медленно. Второй выводок растет вдвое быстрее — созрел корм. Для тех и других родительские хлеба не вечны: детство кончается в пять месяцев от роду. А потом — живи как знаешь.

Вырастить крепких детей векше удается около ручья или лесного озера: во время молочного кормления нужно много нить. Вот почему возле воды весной и летом белок куда больше, чем в сухой лесной глухомани, где обитают лишь самцы да старые самки. Осенью освободившиеся от забот мамаши и молодое поколение откочевывают к старикам — там сытнее.

Численность беличьего народца меняется через 4—7 лет вслед за урожаем древесных семян. Примелькавшийся зверек вдруг становится редкостью. Когда же корма вдоволь, осенью на каждую старую белку приходится по восемь прибылых.

В грустные осенние дни беличью молодежь охватывает страсть к перемене мест (кочующие стаи на 95% состоят из особей, у которых на губах молоко только обсохло). Недостаток жизненного опыта не мешает им совершать подвиги. Обычно зверьки путешествуют поодиночке или врассыпную. Идут днем, ночью отдыхают. Крейсерская скорость 3—4 километра в час, а средняя длина маршрута — 250 километров. Стоит грянуть морозу, как путешествие прекращается.

Вояжи предпринимаются удивительные. Например, в 1920 году из Восточной Сибири через тундру, где для белок почти нет провианта, был совершен поход на Камчатку. Но это еще что — белки переплывали Енисей, Северную Двину... Купались в Балтийском море, хотели форсировать вплавь Татарский пролив и Байкал. Зафиксирован случай, когда они переплыли трехкилометровое Телецкое озеро.

Такое невозможно без жертв. Вот рассказ геолога Петра Сигунова про события 1962 года на таежной реке Северной. Белки «плыли поперек течения быстро, умело, высоко задрав хвостики и взъерошив на ушах кисточки. Но слишком широка река, слишком стремительно ее течение. Намокали хвосты, намокали кисточки, — зверьки молча и медленно тонули... Или вдруг раздавался пронзительный визг: то барахтались, сопротивлялись белки, увлекаемые под воду.

А вечером волны выбросили на косу необыкновенно раздувшегося тайменя, из его пасти торчал беличий хвост. Когда вскрыли тайменя, не хотели верить собственным глазам... Четырнадцать белок вытащили из брюха! Целую детскую шубу».

С детскими и прочими шубами дела нынче не блестящи: заготовки беличьих шкурок за последние десятилетия упали с 15 миллионов до 4—5 миллионов штук. Нет, охотники-профессионалы не разучились стрелять. Просто белок стало меньше. Почему же им плохо живется на Руси? Версий несколько: замена спелых хвойных лесов вырубками, накопление в популяциях белок генов низкой плодовитости, хищничество сильно расплодившегося соболя... Пишут, будто если на тысяче гектаров рыскает три или больше соболей, белкам не жить — слопают.

Не будем обсуждать ни генетическую, ни другие версии. Это дело специалистов. Не помогут ли в их дискуссии карты «урожайности белки», опубликованные в монографии знатока беличьей жизни И. Д. Кириса?

Нам же пора кончать, пора вспомнить прекрасные слова замечательного натуралиста прошлого века А. А. Черкасова: «Сколько людей белка согревает своим теплым мехом! Сколько красоты и шику придает она прекрасному полу, болтаясь на их различных телогрейках и прочее. Право, взявшись за перо, теряешься, что и сказать о пользе белки в людском мире».


Ёж — не рыцарь


Я колючий серый еж,

От меня ты не уйдешь,

Распорю твои меха,

Отдавай мне петуха!

С. Я. МАРШАК

Теремок


Из детских книжек образ ежа-рыцаря перекочевал в наши души. Увы, еж не такой, каким его преподносят стихи и сказки. Я вовсе не хочу чернить обладателя колючей шкурки, наоборот, постараюсь быть объективным. Начнем по порядку.

Наверное, вам довелось читать или слышать «забавные» истории про то, как некое счастливое семейство в один прекрасный день отправлялось за город, встречало ежа (ой, какой симпатичный!) и прихватывало его с собой. Пусть миляга годик поживет в квартире, потешит сына или дочку. Обычно в середине такой истории рассказывалось, как и что еж ел, куда прятал носки хозяев и где спал. В финале всех этих восхитительных перипетий зачастую якобы торжествовала мораль: под восторженные охи и ахи колючему шару возвращали свободу. А восторгаться-то стыдно. Сможет ли живая игрушка после неестественного времяпрепровождения и обжорства в городской квартире прокормиться в лесу? Спасется ли от врагов? Сможет ли городской еж на лоне природы вновь сыграть ту роль, которая предназначена ему эволюцией?

Люди! Взрослые и дети! Запомните и примите к сердцу замечательные слова Антуана де Сент Экзюпери: «Ты всегда в ответе за всех, кого приручил».

Говорят, у любой медали есть оборотная сторона.

И хотя колючих медалей пока не придумали, играя с ежом, можно доиграться до энцефалита. Это, пожалуй, самая темная черта его биографии. Неуклюжий топотун, бродя по лесу, иглами, словно щеткой, счесал на себя множество клещей, карауливших обед на ковылках и былинках. Еж для кровопийц лучше манны небесной — сразу и шикарный стол, и надежный кров. Вычесать мучителей он не может и кормит их, пока те среди игл не пройдут все фазы своего развития: личинок, нимф, взрослых... На еже прячется столько дряни, что паразитологи в природных очагах энцефалита и туляремии довольно часто основывают свои расчеты на так называемом «еже-часе». Это не что иное, как количество клещей, невольно собранных ежом за час пробега по лесу.

Надо думать, что еж и сам не в восторге от толпы, пирующей среди игл. Тело зудит, нестерпимо хочется почесаться. А это, увы, невозможно. Почему природа не снабдила его длинным когтем на одной из лап? Есть же этакое чесальное приспособление у другого колючего зверя — дикобраза. Сидит дикобраз и чешется себе на здоровье. И при этом, может быть, с удовольствием на все лапы повторяет великое изречение Козьмы Пруткова — мол, очень трудно кончить такое серьезное дело, как чесать там, где чешется.

Постоянный зуд с ума свести может. Не поэтому ли столько ежей со сварливым характером?

Правда, ежи воюют с нечистью. И притом, с человеческой точки зрения, новейшим методом: пускают в ход химическое оружие. Конечно, зверьки не имеют возможности посыпать себя дустами или опрыскивать аэрозолями. Все проще. Напомню о фотографиях, где отнюдь не вегетарианец и к тому же вовсе не запасливый еж снят с яблоком на спине. Некоторые зоологи такую переноску тяжестей склонны объяснять тем, будто ежи нацепляют яблоки, дабы кислый сок испортил жизнь блохам и прочим мучителям. В неволе ежи ловчат и с табаком — стараются вонзить иглы в оброненные хозяином сигареты. Не прочь они нацепить на себя и особо пахучую тряпку, что тоже может быть своего рода дезинфекцией.

Это, так сказать, одна точка зрения. А вот другая, изложенная в превосходной книге С. А. Корытина «Запахи в жизни зверей»: «У ежей существует своеобразная манера, называемая западными зоологами "самооплевыванием": различные пахучие вещества (табак, пот, клей и т. д.) вызывают у них обильное выделение слюны, которую они размазывают по своему телу».

Принеся лесного жителя домой, многие, даже не думая, что среди игл затаились опасные букашки, кладут маленького квартиранта в таз и занимаются санитарией при помощи воды и стирального порошка. Блохам и клещам такая головомойка вреда мало причиняет, а для ежа это, вероятно, сущая пытка, мука из мук. Ведь он боится воды больше, чем огня! И благое намерение оборачивается истязанием зверька.

Кое-кто подумает: «Ну и хватил. Да за такой перехлест самому автору головомойку учинить надо!» Но перехлест ли? Давайте порассуждаем. Ежи пугаются дождя, не обитают возле болот и вообще не любят сырую местность. Это — раз. Вода почему-то лишает их защиты, колючий шар разворачивается. Это — два. В естественных условиях водные процедуры ежам устраивают их враги. Это — три.

Еще со времен Альфреда Брема по страницам книг и журналов кочует рассказ про хитрющую изголодавшуюся лису. Брем утверждал, что она устраивает ежу баню, обливая колючий шар собственной мочой, и тот разворачивается себе на погибель. В незащищенное брюшко впиваются хищные зубы. В старинных и не очень старых книгах полно историй и о собаках (они, в большинстве, ежей почему-то терпеть не могут), которые подкатывали лапой или подносили в пасти колючий шар к луже, чтобы покончить с ним раз и навсегда.

Так или иначе, но для ежа таз с водой страшнее пистолета.

Теленок рождается без рогов, слоненок или моржонок — без бивней, зато ежонок является на свет с иглами на голове. Новорожденный «тянет» лишь двенадцать граммов, но эта мелюзга уже вооружена, уже колется! Чтобы в момент появления на свет не поранить мать, иголки в это время мягкие-мягкие. Однако через две недели иглы уже что надо.

Ежиные иглы сродни нашим волосам. Старые выпадают (несколько штук в день), на их месте растут новые. Этот извечный процесс хорошо уравновешен — ни лысых, ни чрезмерно заросших ежей пока не видели. Правда, в пустынях Средней Азии обитает еж, которого в науке именуют лысым, но уверяю вас — он вовсе не плешив.

Так и подмывает воспользоваться ежиной иголкой в качестве мерительного инструмента. Тем более что эту иголку не надо искать в стоге сена. Так вот, у обыкновенного ежа (таково его научное название) уши и хвост величиной с иглу, а тело не больше десяти иголок, уложенных гуськом. Еж не любит, когда его переворачивают. И если вам не терпится рассмотреть его снизу, поднимите повыше. Держа его над головой, вы увидите много интересного.

У обыкновенного ежа, который путается под ногами в средней полосе страны, иглы гладкие. Их длина не больше трех сантиметров. У ушастого ежа (прозвище прямо-таки не в бровь, а в глаз), живущего южнее, не только уши, но и иглы длиннее. И поверхность их не гладкая, а с продольными валиками и гребнями. У всех ежей иголки полые, чтобы не таскать на спине чрезмерную тяжесть. Полые иглы для крепости снабжены хитроумными внутренними перегородками. Снаружи середина иглы обычно желтовата, как палец курильщика.

Иглы не только защита от врагов. Это еще и приспособление для лазания. Например, ежу нетрудно забраться на обеденный стол, упираясь ногами в его ножку, а иглами — в стену. Иногда иглы выступают и в роли амортизатора: свернувшемуся постояльцу не повредит падение и со второго этажа.

Ежиная защита встает дыбом благодаря мощной кольцевой мышце, начинающейся у толстого сухожилия затылка. Колючему шару, какую бы он ни состроил рожу, подзатыльник не дашь. Однако и на ежа есть управа. Надо не драться, а действовать нежно. Поставив шар в такое положение, какое было при ходьбе, можно пригладить иглы, двигая рукой спереди назад. Шнурок (утолщенные края кольцевой мышцы) ослабнет и распустит мускульный мешок.

Кстати, еж не уникум по части скручивания. Всем известный крот спит, тоже свернувшись — бархатный шарик, да и только. В шар сворачиваются и обитатели Южной Америки — броненосцы. У них шар превосходный — круглый-круглый. Иной так свернется, что и щелочки не найдешь.

Как уговорить броненосца распластаться, не знаю. А для ежей есть еще несколько принудительных способов. О магическом действии воды мы уже говорили. Но можно обойтись и без влаги. Стоит шарику пустить в нос табачный дым, он одурманится, вытянется и нетвердыми шагами побредет глотнуть свежего воздуха. Причина в том, что при скручивании легкие зверька сдавлены, малоподвижны и не могут свободно расширяться. Этак и от самой малости табачного дыма немудрено свалиться в обморок.

Изменения в организме скрюченного в три погибели ежа заинтересовали Л. Г. Филатову. Вот что она узнала. Сразу после зимней спячки в крови колючего клубка очень и очень мало кислорода. Зато чудовищная концентрация углекислоты в легких — 12%. Невиданное дело среди млекопитающих! Из-за того, что в легких так много углекислоты, отдача кислорода тканям еще более затрудняется. Отсюда недалеко до мысли о том, что ежи должны быть астматиками или, по крайней мере, поголовно страдать одышкой. Однако ни тем, ни другим они не маются. Их выручает чрезвычайно низкая возбудимость мозгового дыхательного центра, который просто не обращает внимания на газовые неполадки в легких.

Скрутившемуся ежу хватит пятнадцати минут, чтобы наполовину сократить потребление кислорода. Не пугайтесь, он не задохнется — поможет скелетная мускулатура. Она так расслабится, что как бы перестанет жить, прекратит требовать кислород. Например, почти совсем исчезнет электрическая активность мышц ног.

На мой взгляд, скрюченному ежу не сладко. Вывод же физиологов такой: «Полное расслабление мышц конечностей, а может быть, и мышц шеи и брюшного пресса приводит к резкому ограничению кислородного запроса в условиях скручивания». Следовательно, свернувшийся в клубок еж с точки зрения охраны окружающей среды поступает похвально — экономит кислород.

Написал я тут всяких разностей про ежа, и кое-кто подумает, что сей зверь, изучен вдоль и поперек. Так, в «Ученых записках Московского университета» еще в 1884 году было опубликовано обстоятельное описание ежиных игл, сделанное В. Львовым. Несколько позже появились сведения об устройстве трубчатых желез на подошвах лап. А вот первая статья о таком важном органе, как солнечное сплетение, была опубликована лишь в 1972 году. Однако и в этой статье шла речь не о том, как работает аккумулятор энергии, а лишь о его строении. Но говорить, что еж — терра инкогнита, конечно, неправильно.

Некоторые убеждены, что наш колючий сосед — ума палата. Неискушенного человека к этому может склонить и небольшая таблица в учебнике С. П. Наумова «Зоология позвоночных», которая показывает соотношение размеров головного и спинного мозга животных. Например, у петуха головной мозг весит в полтора раза больше спинного, у кошки — в три у собаки — в пять, а у ежа — в семь раз больше! Неужели еж умней собаки? Нет. У него и спинного мозга маловато. Будь еж длиной с ужа, таблица выглядела бы по-иному.

Еж вовсе не башковитый парень: размеры полушарий головного мозга столь скромны, что даже неплотно прикрывают мозжечок. Лучше всего развит обонятельный отдел мозга. Ясно, что обонятельным отделом думать нельзя. И вправду, чтобы научить ежа сворачиваться и разворачиваться по команде или открывать и закрывать дверку в ящике, нужно ангельское терпение.

В институте, где прошли мои студенческие годы, один почтенный и терпеливый преподаватель, отчаявшись что-либо объяснить особо бестолковому студенту, разгорячившись, приводил свой последний аргумент: «Это и ежу понятно!» Преподаватель не был зоологом...

И как это у некоторых поворачивается язык утверждать, что еж не зверь? Зверь, да еще какой! Его зоологическая анкета звучит внушительно. Класс — млекопитающие, подкласс — настоящие звери, инфракласс — высшие звери, отряд — насекомоядные, семейство — ежовые. Колючий сосед попал в насекомоядные вовсе не из-за тоскливо однообразного меню, а потому, что у него самые примитивные зубы среди высших зверей. Если посмотреть ежу в рот, или, что то же самое, посмотреть правде в глаза, то на ум придет научно достоверный каламбур: еж принадлежит к низшей группе высших млекопитающих. Ну и что ж, от примитивности он не страдает, это ему даже на руку.

У зверька с самым коротким именем длиннющая история. Предки этого живого ископаемого начали попирать землю 135 миллионов лет назад, и ежиный род за это время претерпел такие передряги, какие нам и представить трудно. Кстати, всех насекомоядных родственников ежа легко узнать — их коренные зубы несут узор, похожий либо на «W», либо просто на «V».

Ушастый еж бегает куда лучше обыкновенного братца. И куда задиристее его, прямо-таки забияка. Так и норовит побольнее уколоть. Но не в этом дело — ушастый забияка переносит жару лучше такого чемпиона перегрева, как сухопутная черепаха. Здесь ему немало помогают обширные уши — они, как радиаторы, отводят тепло из организма (вспомните о заячьих ушах).

Еще Даллас удивлялся, как преспокойно ежи уплетают жуков-нарывников, по горло налитых кантаридином, который у других животных вызывает катар желудка или смертельное воспаление почек. Слабо действуют на колючих суперменов и ядовитый мышьяк, и синильная кислота, и страшная сулема. Даже опиум их мало одурманивает. Но вот к стрихнину ежи столь же чувствительны, как и другие земные твари. Зато укусы пчелы им нипочем.

А вот об отношении ежа к ужу и ядовитым змеям в научно-популярной и в научной литературе — полная разноголосица. Одни уверяют, будто он спит и видит, как бы слопать ужа или гадюку. Другие утверждают, что на этот шаг он отваживается не от хорошей жизни, при не очень-то разнообразном меню в неволе. Третьи горячо доказывают, что гадюка тут вовсе ни при чем — якобы еж ее не трогает ни в лесу, ни в клетке. Зато об устойчивости ежа к змеиному яду споров нет — устойчив, но не настолько, чтобы чувствовать себя неуязвимым.

Скорее всего, еж не упустит ни малейшей возможности подкрепиться, пусть даже гадюкой. Да и вряд ли он способен отличить гадюку от ужа. Вот слова из книги доктора биологических наук профессора В. Н. Шнитникова: «Схватив ужа за хвост, ежи сейчас же начинали его поедать, не обращая внимания на то, что змея извивалась и шипела». Брем с немецкой пунктуальностью описал баталии ежа с гадюками. Обычно сражения заканчивались перегрызанием гадючьего хребта, после того как змея, в бессильной ярости кусая иглы, израсходует яд. Бывают и неудачи: «Этого же ежа другая гадюка укусила через несколько дней прямо в морду. Он стал тереть себе мордочку передними ногами, хрюкал и чавкал, наконец, свернулся, глубоко и тяжело дыша и по временам сильно вздрагивая. Развернулся он только через час, и мордочка его оказалась сильно припухшей. Он жадно пил холодное молоко, избегал твердой пищи и совсем не топорщил игл, когда его трогали. Еще через час он вылакал другое блюдце с молоком, свернулся в уголке и спустя еще час умер в непрерывных судорогах».

Странное дело: чудаковатого ежа жалко до слез, а съеденных им гадюк — нисколько. Но разум-то понимает, что змеи не хуже, а может, и лучше ежа, если их сравнивать по критерию так называемых полезных и вредных животных.

Однако оставим в стороне смерть и поговорим о жизни. Некий зоолог подсчитал, сколько нужно зараз съесть его колючему питомцу, чтобы как следует подкрепиться: ужа длиной сантиметров шестидесяти, двух жаб, трех жуков-носорогов и трех кузнечиков! И куда это все помещается?

Жуков и прочих козявок еж сперва придавливает лапой, а потом берет зубами. С объемистой снедью, спасающейся бегством, поступает иначе — сперва семенит рядом с жертвой, а потом, пригнув голову, впивается зубами сверху куда ни попадя. И теперь уже своего не упустит.

Еж не шныряет по лесу вроде охотничьей собаки — ему зигзаги не по душе. Обычно он прямолинеен и однообразен. Пока он семенит в поисках поживы, все время текут слюни изо рта. И из носа капает. Может, это для лучшего обоняния? Во всяком случае, крохотные ежиные глаза видят плохо, зато нюх у него прямо-таки собачий.

Ежиные жевательные мышцы и челюсти — превосходная дробилка. Никаким сухожилиям против них не устоять. Но сухожилия — это деликатес, ибо не каждый еж обитает возле мусорного ящика, полного снеди. Вдали от человеческого жилья возможности скромнее. Тем не менее и здесь есть разница во вкусах, есть свои деликатесы и свой черный хлеб. В Новгородской области ежи предпочитают личинок комаров-долгунцов, в Чувашии — жуков, на Ставрополье — жужелиц, хотя везде слопают все, что подвернется.

В западноевропейском буковом лесу однажды около сотни ежей застали за странным занятием: они выкапывали семена буков. Проросшие семена могучих деревьев одно за другим исчезали под колючей шкурой, только оболочки, словно кожура семечек, летели в стороны. Наши ежи иногда так же беспощадны с желудями. Любят они и малину, и землянику, порой не отказываются и еще от растений 30 видов. Бывают и совсем чудные привязанности. Некий домашний еж прямо-таки терял сознание, едва запахнет дыней.

В средней полосе колючий обжора — желанный гость на приусадебном участке. Он не станет разорять гряды с капустой или помидорами, а истово займется садовыми улитками, слизнями и гусеницами, от которых только и жди неприятностей.

Ныне от охотоведов доносятся сердитые слова о ежином рационе. И вовсе не потому, что он походя загрызает крохотного новорожденного зайчика — это удается редко. Увы, любой еж готов на все, лишь бы слопать яйцо. В курятник его не приглашают, поэтому он берет те яйца, которые, с его точки зрения, плохо лежат, — яйца птиц, гнездящихся на земле. В заповеднике Аскания-Нова одно время с ежами сладу не было — они съедали все яйца, отложенные фазанихами. Яйца и птенцы тетеревов, перепелов, серой куропатки, вальдшнепов и даже куликов попадают на примитивные зубы колючего разорителя наземных гнезд. Но и охотоведы, сожалея о загубленных птичьих жизнях, признают, что еж не такой уж и плохой — питается 250 видами беспозвоночных. Одних только зловредных майских жуков и их личинок в его ненасытном брюхе исчезает превеликое множество.

Надо сказать и о том, что ходячее мнение о ежах как истребителях мышей разделяют далеко не все специалисты. Некоторые не без весомых оснований утверждают, что коротконогому увальню нормальную, здоровую мышь не поймать. К тому же не раз видели, как юркая мышь не боялась лакать молоко из одного блюдца с разъяренным от такого нахальства ежом.

В солидных изданиях приводят и противоположные факты. Мол, еж может достать мышь из-под земли. Будто своим собачьим чутьем он обнаруживает мышиное жилье и раскапывает нору. Да и в городской квартире вроде бы «ладит» с мышами не хуже кошки, Есть и безоговорочные высказывания: «Умертвив жертву — мышонка, еж не преминет оставить рядом урину — пахучую метку!»

Как ни крути, все сходится к одному — еж не рыцарь, а беспощадный разбойник.

Не по-рыцарски ведут себя ежи и с дамами сердца, но об этом поговорим позже, а сейчас обратимся к бессмертным строкам «Золотого теленка». Давайте вспомним, как Васисуалий Лоханкин ночью «стоял у открытой дверцы буфета, спиной к кровати, и громко чавкал. От нетерпения и жадности он наклонялся, притоптывал йогой в зеленом носке и издавал носом свистящие и хлюпающие звуки». Из-за нерыцарского отношения к своей законной супруге Васисуалий перестал есть днем и насыщался под покровом темноты. Еж, как и Васисуалий, чавкает по ночам, но колючая дама сердца тут ни при чем. Здесь полный конфуз — ежиха тоже чавкает ночами. Ей тоже наплевать на покой окружающих. Ночью колючее племя прямо-таки распоясывается. Оно считает, что всяческие призывы к тишине соблюдать ни к чему: двигается шумно, пыхтит и фыркает. У скольких птах, у скольких жучков и червячков от этого шума в смертельном страхе сжималось сердце.

Ежей тоже едят, и, вероятно, не без удовольствия. Филин, например, иногда глотает их прямо с иголками, про лису мы с вами уже говорили. Не отказываются от мяса в колючей упаковке и силачи — амурские тигры. Вот еще информация к невеселому размышлению: при троплении куниц в Ленинградской области выследили, как одна куница выкопала зимующего ежа из трухлявого пня, а другая в заброшенной землянке оборвала жизнь сразу трех спящих ежей.

Порой и голодные люди не брезговали ежатиной. Иногда варили в котелке, иногда зверька обмазывали мокрой глиной и клали на огонь, время от времени переворачивая. Когда глина затвердевала, ежа снимали с огня и сдирали глину вместе с иглами. Такой стряпней обычно занимались западноевропейские бродяги. У нас ежей, слава богу, есть не принято. Но вот недавние сообщения из Кустанайской области свидетельствуют, что некоторые граждане с жадностью набросились на ежей: будто бы сверхцелебно не то ежиное мясо, не то жир, не то кости.

Скорее всего, это заблуждение наших дней. Во всяком случае, проштудировав несколько старинных «фармакогнозии», в которых великое множество немыслимых снадобий из рогов, копыт и прочих звериных принадлежностей, я не нашел ни единого стоящего средства, приготовляемого из ежа. Дольше всего в знахарстве продержалась зола сожженного зверька, но и она из-за бесполезности была оставлена еще в начале прошлого века. Не лучше ли лечить хворобы не ежом, а медикаментами из аптеки?

И вообще, от ежа в обиходе проку мало. Даже ежовых рукавиц не сделаешь. Правда, когда-то крестьяне привязывали колючую шкуру на нос теленку, чтобы корова отгоняла свое дитя от вымени, полного молока. В Древнем Риме ежиные колючки считались отменным гребнем для расчесывания шерсти. Вот, пожалуй, и все...

В сказках и мультфильмах живут степенные ежи и дородные ежихи. Натуральные же колючие мамаши и папаши схожи, как одноцветные автомобильчики одной марки. По этому поводу была опубликована такая история. Дело происходило в Великобритании. В заповедник надо было выпустить тысячу ежей и тысячу ежих. Хотели, чтобы они здесь прижились, сыграли свадьбы и занялись уничтожением улиток, от которых спасу не было. Но как выяснить пол ежа? Как определить, кто есть кто, так сказать, с первого взгляда? Попросили разъяснений у специалистов. Те заявили: на глаз безошибочно узнать ежиху может только еж.

Нереальны и те рассказы, где действует дружная ежиная семья. На самом же деле папаша бросает семью на произвол судьбы либо в самый торжественный день — день рождения детенышей, либо убегает еще раньше. (В неволе бывает трагедия: то ли потому, что рядом нет воды, мучимая жаждой мать съедает новорожденных, то ли губит их по иной причине.) Все заботы о потомстве (обычно пятеро близнецов) ложатся на плечи колючей мамы. Правда, заботы не бог весть какие: через два месяца ежата ведут вполне самостоятельную жизнь. Часто семья распадается еще раньше — дети разбегаются через сорок дней.

Но пока детеныши — несмышленыши, мамаша пестует их как может. Если кто-нибудь обнаружит гнездо — переносит своих чад в другое место. Ходит с ними на прогулки. Потерявшись, ежата истошно пищат — страшно ведь одному в таком огромном мире. Если братья и сестры рядом, то самое веселое дело — это бодаться наподобие козлят. Мать разговаривает с ежатами обычно при помощи свиста.

Свист входит и в лексикон взрослых. Но, разозлившись, они урчат. Ежиную ругань одни ассоциируют со стуком лодочного мотора, доносящимся издалека, другие считают, что ежиная словесная перепалка схожа с барабанной дробью. А вот о ласковых звуках вам сказать нечего.

Да и вообще, от ежа или от ежихи трудно ждать ласки. Некоторые ежедержатели жаловались, что ночью не могли пройти по комнате без обуви, опасаясь быть укушенными или уколотыми. Ничего не поделаешь — под личиной чудаковатого добродушного существа скрыт убийца. На Руси это вылилось в народную поговорку: «Верю-верю всякому зверю, а тебе, ежу, — погожу».

Сотрудница ленинградского Института эволюционной физиологии и биохимии И. В. Малюкова, терпеливо старавшаяся выработать у 45 ежей условные рефлексы на квадрат, треугольник, крест и круг, так подтверждает старинную поговорку: «Поскольку ежи чрезвычайно агрессивные животные, их необходимо содержать в отдельных клетках». В ее экспериментах ежи никогда не пытались исправлять ошибки, быстро все забывали и от небольших изменений обстановки впадали в «длительное агрессивное невротическое состояние».

Изредка ежи питают нечто вроде привязанности к кошкам: любят забавляться их хвостом. Если попробовать поиграть с ежом, как с котенком, — подразнить бумажкой на нитке, — еж злится, едва бумажка коснется игл, свирепеет, фыркает, норовит разодрать ее в клочья.

Разбушевавшегося квартиранта можно успокоить: позвоните в колокольчик — и он задрожит от страха. А вот совет Л. Л. Семаго тем, у кого нет колокольчика: «Оба (обыкновенный и ушастый ежи. — С. С.) терпеть не могут чмоканья, которым трогают лошадь с места. При каждом звуке, как его часто ни повторять, еж вздрагивает, сначала пытаясь свернуться, но потом, не выдержав истязания, удирает».

Иногда ежи удирают с такой прытью, что диву даешься. Самый шустрый еж нашей страны, пожалуй... Но не будем нарушать привычное правило — вывод должен заключать рассуждения, а не предварять их. Так вот, не так давно сотрудник противочумной станции Казахской железной дороги Н. 3. Настюков встал перед необходимостью рассортировать одиннадцать с половиной тысяч ежиных костей. Рассортировать их надо было по принадлежности: вот эта косточка служила опорой в теле обыкновенного ежа, эта — ушастого, эта — длинноиглого. Чтобы не тратить уйму времени на обследование каждой косточки, он решил выяснить различия в строении ног ежей того или иного вида. И вот к чему пришел: у обыкновенного ежа ноги короче и массивнее, чем у ушастого. Особенно велика разница в строении бедренной кости. У длинноиглого же ежа ноги и весь скелет — само изящество. Этому есть объяснение: длинноиглый представитель нашей фауны легок на подъем, любит носиться по горам и долам и не занимается грубой работой, не роет норы, а прячется в расщелинах или под камушком.

Впрочем, может статься, что и подмосковный колючий увалень тоже чурается земляных работ. Это еще одна ниточка в клубке противоречий, опутавшем ежа: несмотря на то что во многих публикациях утверждается, что обыкновенный еж на зиму сооружает себе капитальную обитель, в шестом томе справочника «Жизнь животных» указано, что вблизи Москвы, Ленинграда и других больших городов не найдено ни одной зимовочной норы. А между тем обыкновенные ежи здесь весьма обыкновенны.

Ну а теперь немного о зимовке. От нее тоже веет холодным эгоизмом: никого из ежей не интересует, где будет спать сосед или соседка, даже бывшие супруги не интересуются, кто и как проведет долгую ночь.

Поздней осенью обладатели колючей одежды готовятся к зиме. Перво-наперво перестают есть, чтобы очистить кишечник перед долгим прозябанием. Добровольная голодовка, возможно, так удивляет бывших обжор, что нарушается координация движений — ежей качает из стороны в сторону. А может, у них кружится голова от воспоминаний о том, как они летом жадно запасались жирком, аскорбиновой кислотой и витамином Е? Витамины требуются отнюдь не меньше жира, ибо регулируют обмен веществ при впадении в спячку и при выходе из нее. Кроме всего прочего, поздней осенью в жилах ежей струится кровь, в которой теперь мало адреналина, препятствующего засыпанию.

Недавно обнародован любопытнейший факт. В Тюменской области (может, и не только здесь?) ежи перед спячкой справляли непонятный ритуал. Собравшись на поляне по нескольку десятков штук, колючая братия провела вместе немалое время. Кто неподвижен, кто сновал среди своих. В чем смысл этаких сборищ? Почему зверьков-индивидуалистов потянуло друг к другу? Может, они все-таки обмениваются зимними адресами? А может... Многое может быть. (Прямо-таки напрашивается сравнение с посиделками божьих коровок.)

Будем надеяться, что ранние бесснежные заморозки не погубили нашего ежа, который, покатавшись в опавшей листве, мог нанизать ее на иглы, чтобы постель была мягче. Не валяться же битых 127 дней на жестком. Кстати, у ежа не чемпионский сон: сурок, например, спит 163 дня, суслик — 156. Представим, что наш зверек с самым коротким именем (да простит меня уж, который тоже самый короткий) благополучно спит. Дыхание ослабело, сердечко бьется еле-еле. Температура тела упала с 34° до двух. Еж стал холоднокровным. Скрючившись в три погибели, насекомоядный зверь коротает зиму. Таких зим у него может быть шесть — более пожилых ежей в природе не встречали.

Далеко не всем суждено дотянуть до столь почтенного возраста. Особенно велика детская смертность — ежата-первогодки, оказавшись без родительской помощи, еще не умея как следует устроиться на зиму, часто замерзают. Опытные же, познавшие на своей колючей шкуре, почем фунт лиха, пребывают в холоднокровном беспамятстве, пока биохимический будильник не разбудит их точно в срок. Пусть по весне днем греет солнце и теплее десяти градусов. Еж и ухом не поведет — будет спать, пока не кончатся ночные заморозки.

Весенний еж, спустивший жирок, похож на тряпку. Тело уплощено, колючая шкура болтается как на вешалке. И если летом, стыдясь своей неразборчивости, он шарил в поисках съестного в темноте, то по весне чавкает почти круглосуточно.

Вот и мы вернулись к предмету, о котором вроде бы уже все сказано. Нет, не все. В некоторых местах Италии невиданно расплодились змеи. Они заползают даже в города и с деревьев перебираются в квартиры. Пришлось открыть пункты по оказанию медицинской помощи укушенным. Причина змеиного нашествия в том, что почти исчезли их враги — ежи и хищные птицы.

Теперь-то мы подошли к главному, к биологическому равновесию. Перефразируя слова поэта, можно провозгласить: звери всякие важны, звери всякие нужны!

И потому кончать разговор лучше всего фразой из новеллы Мориса Женевуа. Пожалуй, это даже молитва за здравие ежа. «Да не сварит его в котелке над костром какой-нибудь бродяга, да не оставит распластанного в крови на дороге, скрипнув шинами и сверкнув фарами, бешено мчащийся автомобиль».


Крысиное злодейство


Чудище обло, озорно, огромно,

стозевно и лайяй...

В. К. ТРЕДИАКОВСКИЙ


Хотя крысы бойкотируют переписи, полагают, что на Земле их чуть ли не вдвое больше, чем людей. В разных странах дела обстоят по-разному: во Франции, например, одна крыса приходится на девять душ населения; в Индии эта пропорция противоположна.

Основное поголовье вредителей — пасюк, сильная серая крыса. Черные крысы, в прошлом наводнявшие города и веси, уцелели лишь кое-где. Вероятно, безжалостные пасюки не могут прикончить черных крыс потому, что те, спасая свою жизнь, отступают на труднодоступные чердаки, они могут пройти из дома в дом по телефонному проводу, качающемуся высоко над асфальтом улицы. Несмотря на акробатику, черные крысы (на самом деле они буроватые) глупее и слабее пасюков, которые скорее рыжие, чем серые.

Крыс вокруг полным-полно, однако порой они представляют немалую ценность. Помните, как Том Сойер наложил контрибуцию на приятелей, жаждавших красить забор? От первого Том получил совсем небольшую мзду — обкусанное яблоко, второй расплатился бумажным змеем, а третьему из-за сомнительного малярного удовольствия пришлось расстаться с дохлой крысой, привязанной к веревочке.

Если вы по случаю раздобыли крысу и затрудняетесь определить, к какому виду она принадлежит, воспользуйтесь советами зоологов. Они уверяют, что у серой крысы хвост короче туловища, а у черной — длиннее. Если у вашей крысы хвост из-за травмы окажется некондиционным, есть другой способ удовлетворить любознательность. Правой рукой (можно и левой) возьмите крысу за ухо. Если ухо, пригнутое к морде, не достает до глаза, вы имеете дело с пасюком. Л если достает, перед вами незадачливый родственник пасюка — черная крыса. Но и пасюк не пуп земли. В Индии водится такая здоровенная крыса, перед которой и обычный пасюк спасует, — вес ее около килограмма, соответственно велики и зубы.

Крысы плодятся молниеносно. И хорошо, что их жизненный путь ограничен лишь шестью годами. Хорошо и то, что борьба за существование или люди в среднем через два года отправляют крысу в загробный мир. По другим данным, среднестатистическая крыса попирает землю еще меньше — шесть месяцев. Но и за эти месяцы грызуны успевают причинить массу неприятностей и наилучшим образом устроиться в этом мире. Так, пасюки, живущие в холодильниках, крупнее своих товарищей с зернового склада. И неспроста: чем больше размеры тела, тем легче бороться с холодом.

Эту экологическую премудрость в очередной раз подтвердил Н. Н. Хайруллин, который терпеливо обследовал крыс, обитающих в холодильном цехе Уфимского мясокомбината, где весь год стоит двенадцатиградусный мороз, и в колбасном цехе Раевского мясокомбината, где температура и влажность куда благоприятнее. Так вот, холод крысам очень даже на пользу — они более плодовиты именно в холодильном цехе. И не только плодовиты, но и отличаются отменным здоровьем, например в их печени (особенно у самок) больше витамина А, чем в печени пасюков, облюбовавших колбасный цех.

Увы, на страницах журнала «Экология», откуда я заимствовал столь невеселые сведения, не сказано о том, чему больше урона приносят длиннохвостые мясоеды — мороженому мясу или колбасе? А убыток может быть фантастическим. Когда в одном американском продуктовом складе вполне сознательно на два месяца предоставили крысам полную свободу действий, те съели или безнадежно испортили сотни мешков кофе, 14 тонн муки, 200 тонн сахара (очень вкусная штука, с крысиной точки зрения), вместе с упаковочным картоном в их зубах исчезли все пачки с лапшой и макаронами... В общем, у устроителей эксперимента глаза на лоб полезли. Тем более, что из опробованных методов войны с хвостатыми обжорами самым действенным оказался самый старый и простой биологический метод — фокстерьеры.

Крысиная компания на продуктовом складе — все равно, что пожар. Однако крысы бывают и всамделишными поджигателями: их мания точить зубы об электрические кабели не раз приводила к коротким замыканиям. Из-за этого в один прекрасный день добрая половина Нью-Йорка осталась без электричества. А в Японии одна-единственная крыса остановила 16 железнодорожных эшелонов на линии Токио-Осака. Злоумышленница прогрызла кабель сигнализации и выключила светофоры.

Крысы угрожают не только благополучию людей, они вредят всей биосфере: чрезмерное размножение любого вида всегда нарушает природное равновесие. (Есть даже предположение, будто в необозримо далекие времена предки нынешних крыс приложили зубы к исчезновению гигантских пресмыкающихся — динозавров: высасывали яйца ящеров, тем самым, сведя на нет продолжение их рода.) В наши дни в Ирландии крысы съели всех болотных лягушек, а на датском острове Дегат из-за крыс исчезли птицы. Подобные печальные сообщения поступают из разных мест. И неизвестно, кто больше виноват — крысы или мы. Грызунов снабжают едой помойки, магазины, склады, жилые дома, сточные трубы. В том, что они слишком расплодились, человек виноват еще и потому, что мешает жить естественным врагам — совам, аистам, цаплям... Конечно, филин или цапля жить в подвале не будут. А вот заменить лисой, лаской или хорьком изнеженную домашнюю кошку ох как стоило бы: практика показала, что лишь три из двадцати городских котов и кошек отваживаются сойтись с крысами нос к носу.

Конечно, на хорьке или сове свет клином не сошелся. На островах Полинезии с крысами весьма удачно сражаются специально завезенные сюда индийские вараны. А в самой Индии решили восстановить экологическое равновесие, запретив экспорт змеиных кож: змеи вновь размножатся и снова начнут противостоять крысам.

Крыса, загнанная в угол, борется до последнего. В критической ситуации она первой бросается даже на фокстерьера, мертвой хваткой вцепляется в собачий нос и мотается на нем, как пиявка. А когда крыс много, они защищают друг друга. В Московском зоопарке они шли в атаку на филина, стараясь вырвать из его когтей подругу. Могучая птица рвала их одну за другой. Но, возбужденные криками жертв, все новые и новые пасюки шли на смертный бой.

И не удивительно ли, что между собой грызуны обычно воюют иначе? Пишут, будто крыса — единственное животное, способное убить собрата на расстоянии, даже не дотронувшись. Вот описание Мориса Кейна.

«По большей части нападающий просто кружит вокруг жертвы, вздыбив шерсть и щелкая зубами. Притомившись, агрессор отправляется по своим делам, а жертва продолжает лежать, прерывисто дыша. Передохнув, нападающий вновь начинает выделывать угрожающие па вокруг лежачего. Смерть жертвы наступает через несколько часов. Наблюдались случаи, когда она отходила за девяносто минут.

Причина летального исхода? Загадка. Все внутренние органы умершей в полном порядке, никаких признаков внешнего или внутреннего ущерба. Крыса умирает, так сказать, пыша здоровьем. Умирает от стресса, иначе говоря, от психологического потрясения».

Ну как тут не вспомнить емкое слово «окрыситься»?

Любопытные факты о стрессе были опубликованы западногерманским научным журналом. Оказывается, крысы с поврежденными усами (вибриссами) — сущие психопатки: они то и дело помирают от стресса. Если же психическое потрясение останавливает сердце особы, усы которой в порядке, то прикосновение человека к этим длинным и жестким волоскам оживляет крысу — ее сердце снова начинает работать. Объяснений этому феномену пока не найдено.

Быт крыс зиждется на иерархии, а иерархия — на страхе перед более сильными особями и перед местным диктатором — самой главной крысой. (По некоторым сведениям, среди самок царит равноправие.) Если диктатор хоть капельку не в духе, подвластные раболепствуют: валятся на бок, полузакрыв глаза, или даже подползают на брюхе под тело его сиятельства.

Несмотря на аракчеевский режим, а может, благодаря ему, в крысином обществе (популяции) бывают элементы взаимопомощи: ясли для малышей и снабжение пищевым довольствием старых слепых крыс. В случае опасности стариков провожают в укромное место. И при всем этом можно без зазрения совести сожрать хворого собрата.

В племени голохвостых возможна и самая беззастенчивая эксплуатация, и бескорыстные поступки. Как это ни странно, даже среди крысиных вождей есть весьма работящие особи, а не только лентяи. Это узнали в Страсбургском университете, когда в клетку к лабораторным крысам вместо обычной кормушки подсунули хитроумную штуковину: надо было нажать на педаль, чтобы высыпалось немного корма. Тут же объявились охотники забавляться с игрушкой, будучи даже с битком набитым брюхом. Играть (или трудиться — как вам больше нравится) любили некоторые высокопоставленные крысы и кое-кто из крыс-стрелочников. Вскоре это заметили не только сотрудники университета, но и хвостатые лентяи высокого ранга. Если на свою беду с педалью начинала забавляться крыса-пария, высокопоставленные лентяи не отпускали ее до тех пор, пока вдоволь не наедятся. Бывало, что эти нахалы попросту подталкивали крысу-стрелочника к педали и заставляли ее работать на себя.

Ну чем не эксплуататоры? И название заметки об этом было не в бровь, а в глаз: «Кто не работает, тот... ест».

Иногда по непонятным причинам (то ли из-за холода, то ли из-за несоблюдения личной гигиены) несколько зверьков прочно склеиваются хвостами. Образуется «крысиный король» — многоголовое, многоногое чудище. Думают, будто такое бывает только у черных крыс. Король раздобыть себе пропитание не может и переходит на полный пансион своих подданных. И подданные добровольно кормили его.

Король до конца дней привязан к месту. А вот крысы с обычными хвостами не прочь и погулять. Не так давно по Нью-Йорку шлялась крысиная толпа под предводительством Чарли — так полицейские окрестили самую матерую крысу. В 1966 году сотни тысяч крыс в Таиланде тоже почувствовали охоту к перемене мест. Они разгуливали по стране, переплывали реки. (Крысы плавать не любят, но при нужде поймают и рыбу.) Конечно, самыми головокружительными путешествиями крысы обязаны людям — корабли и поезда развезли их по всей планете.

Но в общем, крысы — домоседы. Вот факты. В дремучем абхазском лесу А. Д. Берштейн однажды пометила черных крыс. Два месяца слежки показали, что крысы не отваживались удаляться от гнезда и на полсотни метров. Смелее серые крысы в Волгограде, хотя и здесь при достаточном количестве съестного стойко придерживаются обжитого места, например подземных технических коммуникаций тракторного завода или оврагов с бытовыми отбросами. Иначе говоря, поселения крыс в Волгограде, как и в других городах, почти не связаны между собой. Вот научное резюме на этот счет. «Разобщенность поселений крыс... подтверждается тем, что после уничтожения крыс в некоторых дворах они там вновь не появляются, хотя расстояние между освобожденными от крыс и заселенными ими дворами обычно не превышает 100—120 м». В Москве заселенность крысами городской площади чрезвычайно низка — лишь 2%. Однако желания к дальнейшему уменьшению своего ареала крысы не проявляют. И поэтому за ними следят — дважды в год (весной и осенью) в московских подвалах и других злачных для голохвостых пришельцев местах ведут их учет — ставят капканы. Работы у сотрудников Московской городской дезинфекционной станции полным-полно: только за 22 учета было выставлено 283 602 капкана, в которые попало 18 260 крыс...

Обычно хвостатая семья владеет участком радиусом в 150 метров. И здесь они не бегают как попало. В подвалах придерживаются стен, плинтусов или труб. На открытом месте свои постоянные пути сообщения; они усеяны пометом и легко заметны. Если сюда забредет посторонняя крыса, ее ждут большие неприятности. Крысы, как и многие другие животные, больше верят носу, чем глазам. Однажды поставили простой опыт. Несколько грызунов посадили в новое место. Там они приобрели местный аромат. Когда длиннохвостых вернули под родной кров, они пахли но так, как раньше, и дома вместо дружеских рукопожатий их ждала смерть.

Нюх у крыс неплохой. Вот тому еще одно доказательство. Как-то заметили, что крысы ощущают рентгеновские лучи. Даже такие слабые, какие излучает телевизор. Ничто живое вроде не может обонять такое излучение, и все же феномен существовал. Недавно было получено правдоподобное объяснение — крысы вроде бы чувствовали не сами лучи, а молекулы озона, порождаемые лучами.

Впрочем, крысы используют свой нос не только в качестве газоанализатора. Иногда он выполняет роль приманки.

Вот странная и страшная история. Это случилось в Кировоградской области, на свиноферме. Поросята, родившиеся крепышами, вдруг объявляли голодовку, худели и умирали. Выяснилось, что есть они не могли из-за рваных ран языка. У некоторых Ниф-Нифов и Наф-Нафов кончик языка был словно бритвой отрезан. Это убедило авторитетную комиссию в том, что «факт отсутствия кончиков языков у поросят является следствием механического вмешательства со стороны людей». Местная прокуратура возбудила уголовное дело. Ферму взяли на замок. А поросята продолжали гибнуть. Тогда устроили засаду прямо на месте преступления — возле свиноматок. Ночью дежурные увидели, как поросят уродовали крысы.

Когда свиноматка легла на бок и начала кормить детенышей, в станке появились длиннохвостые изуверы. Они забрались на свинью, и расселись против головок сосущих поросят. Едва поросенок терял сосок, сидящая напротив крыса мигом подставляла ему свой нос. Поросенок натыкался на него и раскрывал пасть... А одна крыса, не дождавшись, пока поросенок отпустит сосок, подбежала сзади и за хвост оттянула его — бандитке хотелось побыстрее откушать парного языка.

Столь же изощренно крысы орудовали па продуктовом складе в Донецке, откуда стали сотнями пропадать куриные яйца. Милиционеры проследили, как ночью злоумышленницы передними лапами осторожно опускали яйца из ящика на пол. А потом, подталкивая мордочкой и лапами, аккуратно катили к норе. Пишут, будто в других странах крысы работают в паре — одна обнимает куриное яйцо всеми лапами и ложится, нежно прижимая его к себе, а другая буксирует ее за хвост.

Совесть крыс отягощают и незаконные валютные операции: в их норах находили драгоценности, металлические и бумажные деньги. Причем монеты были сложены в столбики по стоимости. Вряд ли крысы понимают толк в бухгалтерии, скорее они раскладывали деньги по величине, чтобы ровные блестящие колонки украсили жилой интерьер: крысам свойственна патологическая тяга к блестящему и тяга к правильным симметричным формам.

Вообще, серые мародеры не пропускали ничего, что плохо лежит или бегает. Они нападали даже на слонов, прикованных цепями. Утром на ноги гигантов было страшно взглянуть. А сколько коров и лошадей пострадало от крыс! Грызуны кусали их в морду, чтобы отогнать от корма. Если лошади упрямились, их кусали и за ноги.

Крысы съедали и людей, например узников в камерах или младенцев в колыбели. Но неимоверно больше человеческих душ они погубили, разнося заразу. Полагают, что от чумы погибло больше людей, чем во всех войнах нашего тысячелетия. Крысы страшнее неядерной войны! В эпидемиях чумы повинна черная крыса. Но и пасюк не сахар: чтобы перечислить распространяемые им заболевания, не хватит пальцев.

И это не все. Крылатые слова, мол, беден, словно церковная крыса, наивны. Бедняк всю жизнь голодает. Крыса же всю жизнь сыта — она не выдерживает и трехдневного полного поста. Ее физиология такова, что надо есть каждый день. Любой пасюк в год потребляет около 12 килограммов продуктов и гораздо больше делает негодными к употреблению. Крысы умудряются промышлять даже подсолнечное масло из бутылей, разбить или опрокинуть которые не в силах. Разделавшись с пробкой, члены банды поочередно опускают хвост в масло, а потом слизывают его.

Крысы ежегодно вынимают изо рта людей десятки миллионов тонн риса и хлеба. Иначе говоря, любой шестой фермер кормит не людей, а крыс. Из-за них человечество вынуждено содержать обширную сеть портовых и городских противочумных станций. Пока экономисты регистрируют убытки, эпидемиологи все удлиняют списки микробов в помете и моче, оставленных крысами на разоренных складах. В одной из публикаций Всемирной организации здравоохранения говорилось: «Чума пока молчит. Но это не должно заслонять того факта, что она ныне занимает куда более выгодные для наступления позиции, чем когда-либо раньше... Чума — это болезнь будущего».

На отвратительных крысах кормятся еще более мерзкие блохи — переносчики чумы. И чтобы избежать эпидемии, приходится всеми силами сдерживать размножение грызунов.

Козьма Прутков в своих знаменитых «Плодах раздумья» записал: «Щелкни кобылу в нос — она махнет хвостом». Пока поведение крыс соответствует этому афоризму. Мы щелкаем их по носу изощреннейшими способами, а они только хвостами помахивают — поголовье их не снижается. Старые опытные крысы не отступают ни перед какой ловушкой: трясут ее до тех пор, пока не вылетит приманка или не сорвется пружина. Но если в приманке яд, старая бестия может испачкать ее пометом, чтобы бестолковая зеленая молодежь не подвергала опасности свою драгоценную жизнь.

Крысы пожирают все съедобное, но особо они любят молоко и тыквенные семечки. Если в эти лакомства положить яд, например углекислый барий или стрихнин, они выберут из своей среды голодную крысу, стоящую на низшей ступени в иерархической лестнице стаи. Она и будет дегустировать соблазнительные продукты. Если ей станет плохо, другие, не тронув приманки, отправятся по делам.

Крыс травят газами (например, фосгеном), жгут огнеметами, в канализационную сеть укладывают электрические провода под напряжением. Местность заливают ядовитейшими веществами, возле нор разбрасывают зерна, специально зараженные бактериями тифа грызунов (бактерии Исаченко и штамм № 5170), и все же отправить на тот свет более 95% крыс данного района редко когда удается. А это означает, что скоро они опять вернут себе место под солнцем: крысиха несколько раз в год дарит миру по десятку малюток. А малютки через два-три месяца сами могут стать папами и мамами. Была бы еда.

Хорошо, что существует еда, от которой крысы никогда не отказываются. Серые разбойники охотно едят вовсе не экзотическое растение — морской лук, хотя трапеза оканчивается параличом задних ног. Едят они и смесь из солода и негашеной извести. Негашеная известь в животе превращается в гашеную, а крыса — из живой в мертвую.

Есть и вещества, к которым предмет этого очерка испытывает отвращение. Например, крыса терпеть не может запаха нашего обычного растения — чернокорня. Алкалоиды из его листьев действуют на нервную систему грызунов, так сказать, давят на психику. Не любят крысы и ультразвука. Звук с частотой в 20 килогерц заставляет их нервничать, бояться друг друга; иногда среди грызунов вспыхивает грызня.

Однако ни чернокорень, ни ультразвуковые пугала не решают проблему: крысы просто уходят в другое место. А избавляться от них надо всюду. С ними пытались воевать по-всякому. В Латинской Америке мальчишек пускали в кино, если в окошечко кассы смуглая ручонка протягивала пучок крысиных хвостов. На Яве новобрачные платили государству налог в 25 крысиных хвостов, а обменять там удостоверение личности можно было лишь с помощью пяти хвостов. Не помогло, крысы не исчезли.

Тогда биохимики создали коварнейшую отраву замедленного действия. Отраву без запаха и вкуса — антикоагулянты. Съев их, крыса чувствует себя в полной спортивной форме. Идут дни. У нее распухают лапы, возникают внутренние кровоизлияния. Через десять-двенадцать дней она гибнет от потери крови. Смерть неизбежна — антикоагулянты не дают крови сворачиваться. Животное умирает от первой пустяковой царапины. И даже мертвецы не настораживали живых — они не выделяли никакого запаха и, начисто лишенные крови, были тверды, как деревяшка. Думали, что крысам больше не жить, но не тут-то было.

Принцип действия антикоагулянта сводится к блокировке фермента тромбина — яды не давали синтезироваться протромбину в печени крыс. Антикоагулянт, например кумафен, попав внутрь крысы, занимал место витамина К. А протромбин образуется только при помощи витамина К. Но вот в Шотландии, съев кумафен, появились крысы-мутанты. Новый мутантный ген не дает кумафену вытеснять витамин К. И теперь, несмотря на заградительный барьер из других сильнейших ядов, потомство этих сверхживучих крыс оккупирует Англию со скоростью 4,6 километра в год. Суперкрысы появились в Дании и других странах.

В 1976 году пришла горестная весть из-за океана. Примеру европейских крыс последовали их американские соплеменницы. Во многих городах США крысиное поголовье ныне на три четверти состоит из мутантов, устойчивых к антикоагулянтам. Найдены и мыши, вступившие на тот же путь эволюции. И немудрено: в США грызунам ежегодно подсовывали 12 тысяч тонн приманок с антикоагулянтами...

Специалисты снова схватились за голову и вспомнили, что лихо прыгающим, бегающим, лазающим и плавающим зверькам свойствен недостаток — у них нет заднего хода, они не могут пятиться. Значит, если вымазать клеем узкий, с одной стороны глухой цилиндр, а внутрь положить приманку, то крыса не сможет в нем развернуться — застрянет. Утром все сооружение выбрасывается.

Наверное, этот способ поможет ненадолго. Против крыс надо придумать что-нибудь похлеще. Скажем, сделать так, чтобы жить им стало не по зубам. Если их зубы перестанут расти, то за неделю резцы, покрытые твердой эмалью только спереди, сотрутся дотла. А беззубая крыса не страшна даже кошке.

Шутки шутками, а воевать с серыми мародерами надо по-иному. Выдержат ли они гормональную войну: гормон местронол не влияет на самочувствие крыс, которые его съели. Но исподволь делает свое дело — потомство крыс, наевшихся приманки с добавкой этого гормона, бесплодно. Значит, во втором поколении крысиная семья должна вымереть. Ну что ж, поживем — увидим.

Мы хотим сжить крыс со свету. А вдруг они играют какую-нибудь положительную роль в биосфере? Нет. Специалисты решительно подписывают им смертный приговор, заявляя, что без крыс природе будет лучше. И все же они на Земле останутся не только в зоопарках, крысы — удобнейший объект для медицинских экспериментов, они восприимчивы к большинству заболеваний, от которых страдаем и мы.

Десятки миллионов белых крыс (это не вид, а просто миролюбивый, менее агрессивный альбинос злющего пасюка) специально выращивают в вивариях. Крыс поят виски, чтобы потом, впрыскивая им разные вещества, узнать, как скоро они протрезвеют. Белые крысы курят опий, чтобы дать людям сведения о причине галлюцинаций, и едят ядохимикаты, чтобы рассказать об их опасности. Их пичкают вирусами или превращают их шкурку в твердый панцирь, чтобы выяснить первопричину некоторых кожных болезней. Сконструирована даже вакуумная доилка для крыс, чтобы узнать, попадают ли препараты в молоко животного. Всего не перечесть — непознанного много. Например, хорошо бы узнать, как твари без всяких приборов распознают витамины: если им дать лакомство, но в одной кормушке с примесью витамина В1, а в другой без него, хвостатые дегустаторы примутся только за витаминизированный обед, оставив без внимания другую кормушку.

Перечисления всегда утомительны. К тому же обо всем этом вряд ли расскажешь лучше Арта Бухвальда. По его мнению, длиннохвостые мученики могли бы вести в виварии вот такую беседу.

— Что с тобой, Зельда? Ты так страшно похудела.

— Они заставили меня питаться цикламатами. Каждую неделю я теряю три унции веса. А ты что делаешь?

— ...Хотя я еще очень молодая крыса, я твердо решила не стремиться уйти от действительности. Вот почему я исследую воздействие загрязненного воздуха...

— Печально. А вот Сэмсон прохлаждается... Весь день смотрит цветное телевидение. Они проверяют, какой дозе радиации он при этом подвергается. Он единственная белая крыса из моих знакомых, которая смотрит программу «Смейтесь вместе в вивариях». Так или иначе, но они обитают в сытости и достатке и не знают, что такое настоящая жизнь. Они изнежились, их физиология и психика тоже претерпели какие-то перемены. И не потому ли эксперименты с затрапезными пасюками дают более надежные результаты?

Итак, есть польза и от крыс. Но уж больно горька эта ложка меда в бочке крысиных злодеяний.

Большинство людей крыс иначе как мерзостью не называют. Но не надо все красить в черный цвет. Прирученная крыса становится милым шалунишкой. Она чистоплотна и легко дрессируется. Крыса хорошо ведет себя за пазухой хозяина, чинно пьет чай за общим столом, одобрительно пощелкивает зубами в такт симфонической музыке и отворачивается от приемника, когда хрипит джаз. Немного усилий, и пасюк покажет вашим гостям уморительные штуки: подаст шлепанцы, будет стоять на часах с ружьем — щепочкой за спиной, упадет замертво, если ребенок направит в его сторону игрушечный пистолет. И даже похожие на мучения бурные детские ласки не заставят пасюка обнажить зубы. Зубы, которые принесли, приносят и будут приносить людям страдания, если во взаимоотношениях с крысами человечество не добьется какого-то перелома.


Трактат о кошке

Часть первая — историческая, или рассказ о том, почему на душе кошки скребут

Каждому ясно, что на душе скребут не те кошки, в которых альпинисты карабкаются в гору, и не те, которыми достают из колодца потонувшее ведро. На душе скребут обыкновенные домашние зверьки. Да что там душа — кошки столь могучи, что добрались и до облаков, куда душа, как известно, попадает лишь изредка. Во время грозы, например, надо обязательно выкинуть черного кота из дому, а то он притянет к себе молнию. А уж если черный котище дорогу перебежит, может стрястись такое, что страшно и подумать. Ни в коем случае нельзя возить кошку на лошади, потому что лошадь вскоре околеет. Ужасен и кошачий чих — он вызывает зубную боль у присутствующих. Правда, от зубной боли можно избавиться, если вовремя вежливо сказать кошке «здравствуй». Кошачий чих способен и на благие дела: если его услышит невеста в день свадьбы, ей обеспечена безоблачная семейная жизнь.

Стоит перевезти кота из страны в страну, как его свойства изменятся. Если в России встреча с черной кошкой предвещала недоброе, то в Англии, наоборот, это сулило удачу. Там черных кошек даже остерегались пускать во двор — вдруг украдут этакое счастье? Способностью осчастливливать наделены и скромные кошачьи хвосты. Например, хвост черного кота вылечивает ячмень на глазу, стоит приложить его к веку. Помните: хвост хвосту — рознь. И для лечения бородавок черный хвост непригоден, от бородавок спасает хвост трехцветной кошки. Впрочем, есть и другие мнения. Например, столь бывалая личность, как Гекельберри Финн (в просторечье Гек Финн), сын пьяницы из захолустного американского Санкт-Петербурга, был уверен, что победа над бородавками возможна только с помощью дохлой кошки и особого ритуала, Как? «А вот как. Возьми кошку и ступай с ней на кладбище незадолго до полуночи — к свежей могиле, где похоронен какой-нибудь плохой человек, и вот в полночь явится черт, а может, два или три, но ты их не увидишь, только услышишь ихний разговор. И когда они потащат покойника, ты брось им вслед кошку и скажи: "Черт за мертвецом, кот за чертом, бородавка за котом, — тут и дело с концом, все трое долой от меня!" От этого всякая бородавка сойдет».

В прошлом о чудодейственных качествах кошек рассуждали всерьез. Мяукающие создания участвовали в магических обрядах, их мясом привораживали любовь и прогоняли чахотку. Но результаты были недостаточно воспроизводимы. Во всяком случае, в наше просвещенное время ячмень лечат желтой ртутной мазью, ихтиолкой и компрессами, а в загсах что-то не видно простуженных котов.

Это у нас. А за океаном некоторые энергичные американцы объединились в клуб борьбы с предрассудками. Организационное собрание состоялось 13-го числа в комнате номер 13 на 13-м этаже. Заседание шло под звон разбиваемых зеркал, докладчики во время своей речи рассыпали соль, а хозяйка помещения была окружена 13 черными кошками. Но давайте ближе к делу.

Как это ни странно, Европа с кошкой познакомилась недавно: древние греки и римляне будто и понятия о ней не имели. В Америку она попала с испанскими каравеллами. (Еще одна примета — кошка на корабле, значит, и бури не страшны.)

Родоначальники нынешнего 500-миллионного поголовья домашних мурлык (дикие кошки и сейчас отнюдь не экзотика) жили в Нубии, на территории теперешнего Судана. Полагают, что отсюда кошки и начали завоевание наших домов. Правда, в Армении при раскопках жилищ VII—VI веков до нашей эры были найдены останки кошек. Еще неожиданней другая находка — коренной зуб домашней кошки, пролежавший в земле больше восьми тысяч лет неподалеку от Иерихона. Кошачьи кости такого же возраста, найденные в Греции, еще сильнее смутили археологов. Неужели и здесь кошка тоже была одомашнена?

Так это или иначе, но все же считают, будто в древности домашняя кошка была привилегией Египта. Ей там жилось припеваючи. Египтяне обращались с ней как с божеством. Они верили, будто душа домохозяйки после смерти прячется в теле кошки. И как же иначе — кошка животное чистоплотное, любящее порядок: она не терпит, чтобы мыши бегали по столам и стульям. Египтяне уступали дорогу пушистым созданиям, при пожаре выносили сначала кошек, а потом скарб. Даже за случайное лишение жизни этого четвероногого полагалась смертная казнь. И естественная смерть кошек была великим горем. Все семейство погружалось в траур, люди в знак величайшей печали подстригали себе брови. Кошку мумифицировали и с почетом хоронили на особом кладбище.

Из-за преклонения перед кошками древние египтяне терпели даже военные поражения. «Персидский царь Камбиз пошел войной на фараона Псаманнита. Войска встретились в 525 г. до Р. X. ... Египтяне бились геройски. Персам оставалось только прибегнуть к хитрости. Передние ряды персидского войска добыли себе кошек и выставили их, каждый солдат перед своей грудью, в виде щита. Из боязни, как бы случайно не убить кошку, египтяне не решались более посылать свои меткие стрелы в ряды персов; сражение кончилось полнейшим поражением египтян» (Мартин Ф. Три царства природы.)

Римляне и греки, внедрившие кошку в Европу, подшучивали над благоговейным отношением к ней египтян, хотя сами относились к кошкам неплохо. Но вот наступил средневековый мрак. И в Европе для кошек, и не только для черных, настали черные дни. Инквизиция объявила их орудием дьявола. А так как они в грехе не сознавались, их сжигали, топили, сбрасывали с высоких башен. Например, во Фландрии сотни лет действовал закон о кошачьей среде: раз в год, в эту злосчастную среду, городских кошек следовало изловить и сбросить с башни.

Средневековье оставило нам в наследство страх перед светящимся в темноте кошачьим глазом. (Кстати, почему инквизиция выбрала своим гербовым цветом зеленый?) Именно средневековье наделило кошек сверхъестественной силой и заставило их скрести у нас на душе.

Ну а откуда взялось само слово «кошка»? Здесь нужно обратиться к рассуждениям филолога А. Долгопольского. Он пишет, будто египетское кошачье имя переводится на русский весьма недвусмысленно — «мяу». Так что египтяне к европейскому наименованию домашнего зверька отношения вроде бы не имеют. А вот древние берберы, проживавшие на севере Африки, словом «кат» называли дикого кота. Это имя закрепилось за домашней кошкой и вошло в лексикон римлян. Римляне и греки передали название и самих котов другим народам Европы.

Но вот какая закавыка: «кот» и «кошка» — слова мало похожие. Почему именно «кошка», а не «котиха» или как-нибудь еще? Думают, будто уменьшительно-ласкательное слово «кошка» (древние славяне говорили «котька») родилось в детских разговорах. И еще одна подробность: происхождение слова «котенок» не очень-то крепко связано со словом «окотиться». Ибо окотиться может и львица, и коза, и крольчиха.

Более ста лет назад Дарвин не без удивления заметил: «Мозг у всех одомашненных кроликов, в сравнении с мозгом дикого кролика, уменьшен в размерах...» Но при чем тут кошки? А вот при чем: вывод Дарвина оказался универсальным, он применим ко всему домашнему зверью, будь то кролики, ослы или верблюды. Впрочем, о том, что мозг домашней кошки похудел, говорить остерегались — она легко дичает и на воле смешивается со своей нецивилизованной братией.

Теперь остерегаться не надо: в 1972 году профессор В. Гептнер и Е. Матюшкин обмерили головы ленинградских, диких лесных и степных и домашних кошек из раскопок Древнего Новгорода. Выяснилось, что в XIII—XIV веках на новгородских крышах завывали хилые создания. К XIX и тем более к XX веку кошки разъелись, покрупнели. Но серого вещества у них не прибавилось: абсолютные и относительные размеры мозговой капсулы за половину тысячелетия нисколько не увеличились. Увы, самая тощая драная лесная кошка по объему мозга даст фору лоснящемуся квартирному коту. Даже у дикой степной кошки мозгов больше, чем у домашних мурлык, хотя образ жизни у них не очень-то различен (между объемом мозга и сложностью двигательных функций есть прямая связь).

И не примечательно ли, что эта «интеллектуальная» разница не зависит от жизненного опыта: различия в объеме мозга проявляются, когда у котят начинают меняться молочные зубы.

И другой, как говорят в науке, доместикационный признак. Речь идет о впадинке Суоньги — ямки, где кошачий нос соприкасается со лбом. Такая впадинка красуется на мордочках почти всех домашних и у половины диких степных кошек, а у лесных она встречается редко, да и впадинка у них неглубокая, еле заметная. Высказано мнение, будто это тоже свидетельствует о деградации домашних кошек как хищников.


Часть вторая — экологическая, или рассказ о том, почему у кошки ноги потеют


Кошка поймала мышку и съела ее... Но мясо мясу — рознь. В теле кошки углерода 20,6%, а у мышки — только 10,8%. Кошки — хищники, они жаждут крови. И не потому ли они ее жаждут, что у самих кошек крови маловато? По отношению к весу тела крови у них почти в два раза меньше, чем у лошадей, голубей и собак. По процентному содержанию крови в организме кошки весьма близки к свиньям, в противовес которым терпеть не могут грязи и беспрестанно вылизывают себя.

Недавно появилась версия, будто кошки, облизываясь, получают двойную пользу — содержат тело в чистоте и слизывают с шерсти и отправляют в рот витамин В, который выделяет кожа. Неужели природа для снабжения организма витаминами не могла найти способа попроще?

Однако пора вернуться к главному — к кошачьей чистоплотности. Содержать тело в порядке кошек научила жизнь, эволюция. Она же устроила так, чтобы это не было чересчур обременительно.

Всем известно, что собака пахнет псиной. Собаке, конечно, на это наплевать. А вот кошке ни в коем случае нельзя было приобретать персональный аромат. Ведь она подкрадывается к добыче, а не изматывает ее долгой беготней, как собака. Для этого мало мягкой кошачьей походки, уж коли подкрадываешься, тебя могут заметить и по запаху. Вот природа и устроила так, что на теле кошки нет жировых и потовых желез. Поэтому она ничем и не пахнет.

Как и прочим млекопитающим, кошке все же приходится потеть. Потеет она элегантно. В жару собаки завешивают язык почти до земли. И мотается он как тряпка. Кошка такой способ терморегулирования сочла неприличным. У нее потеют ноги, вернее, кожистые oгонцы лапок. Подкрадывающиеся лапки прижимаются к земле, и, следовательно, добыча загодя не испугается, не учует запах хищника. Если же шугануть ничего не подозревающую домашнюю кошку, ее следы на линолеуме или паркете станут влажными...

Под руководством члена-корреспондента АН СССР Л. В. Крушинского начали изучать способность животных к прогнозам. Вот самый простой опыт: лакомый кусочек сначала двигали на виду у животного, а потом перемещающуюся в том же направлении приманку закрывали ширмой. Лисицы и собаки мигом догадывались, куда надо идти, чтобы заполучить лакомство. А вот кошки часто ошибались; в этих опытах их перещеголяли даже вороны.

Нельзя ли результаты экспериментов трактовать по-другому? Может, кошка не такая уж бестолочь, может, она потолковее вороны? Не мешает ли кошке традиция: в природе она не бегает за добычей, а подкарауливает ее, еда как бы сама идет в когти.

Чтобы запах не спугнул добычу в квартире и на улице, кошка по мере сил старается блюсти чистоту. Вот один из бесчисленных фактов, примечательный лишь тем, что его подметил дед великого Чарльза Дарвина. Котенок пытался засыпать пеплом холодную воду, которую нечаянно выплеснули из ложки возле потухшего камина. Это была просто вода, дурно она не пахла, но гигиенические заветы предков диктовали котенку, что лужицу надо ликвидировать. Вероятно, чистюля принял ложку воды за свой детский грех.

Стоит взрослому, могучему псу, даже самых благородных кровей, на мгновение увидеть лакомую косточку, как у него капают слюнки. Котята же и кошки слюни не распускают. Этому их тоже научила жизнь: незачем понапрасну исходить слюной, сидя в засаде. А вот когда добыча в когтях и продегустирована, тогда слюна тут как тут. Интересно, что у квартирных котов, которые ни разу в жизни не охотились, которым неведома прелесть «живого мыша», слюни выделяются прямо-таки по-собачьи.

Не поэтому ли перед началом специальной передачи для кошек, где показывали охоту черного кота за мышью, диктор телестудии американского штата Оклахома предупредил: «Собакам смотреть эту программу не рекомендуется».

Когда человек не видит, что он приобретает, весьма мотивированной формой отказа обычно служит такой довод: «Не покупаю кота в мешке». Действительно, что мы знаем про кота в мешке? Если в мешке на самом деле кот, 25 шансов из ста за то, что он амбидекстр: это взято не с потолка, а с печатных страниц — так утверждает «Журнал высшей нервной деятельности».

Быть амбидекстром не зазорно: за этим мудреным словом скрыты те коты и кошки, чьи передние лапы работают одинаково. Вернее, лохматые владельцы лап не отдают предпочтения какой-либо конечности. Если же в мешке не амбидекстр, то с равными шансами он может оказаться левшой или правшой, ведь среди кошек левшей полным-полно, не то что у людей.

Сколько написано о том, что наша левая рука музыкальнее правой, что даже глаза одного человека видят мир несколько по-иному, что ребенка левшу следует осторожно переучить на правшу... Подобных тонкостей о четвероногих наука пока не раздобыла. Зато известно, что любой обитатель мешка после специального обучения вольется в когорту либо левшей, либо правшей. Когда в левое полушарие кота-амбидекстра направили электрические разряды, он сразу стал левшой — начало доминировать непострадавшее полушарие мозга. Значит, и у котов, так же как и у нас, верховодит одно из полушарий.

Увы, столь любопытный вывод сделан при наблюдениях лишь за передними лапами — задние почему-то не привлекли внимания исследователей. И уж совсем непонятно, как с хвостом? Одинаково ли он работает у котов — левшей, правшей и амбидекстров?

Гибкий позвоночник, сильные задние лапы — кажется, все, что нужно для превосходного завершающего прыжка, для того, чтобы добыча не ушла меж когтей. Но нет, этого мало, необходим еще руль — пушистый и вместе с тем достаточно жесткий хвост. Когда на острове Мен кошек изуродовали — вывели бесхвостую породу, у несчастных животных в качестве компенсации сильно увеличились задние ноги.

Кроме когтей и мышц, в охотничьем арсенале кошки есть и другое оружие: великолепный слух и изощренное ночное зрение.

Полагают, что небольшая складка на краю кошачьего уха, образующая продолговатую выемку, не что иное, как резонатор. Вообще же чуткое кошачье ухо слышит звуки частотой до 60 000 герц. Во время войны видавшие виды кошки заблаговременно, еще до объявления воздушной тревоги, прятались в бомбоубежище. Не улавливали ли они шум авиационных моторов до того, как самолеты врага обнаруживала противовоздушная оборона? И уж совсем невероятное сообщение о том, будто кошки могут слушать не только ушами, но и глазами. Будто в их зрачках найдены такие нервные клетки, какие у других животных работают в органах слуха.

Кошачьи нервы хранят немало тайн. Вот тому еще некоторые подтверждения. Электропотенциалы, вызванные в мозгу кошки тиканьем часов, усиливались на свету и слабели в темноте. В свою очередь, на электрическую активность зрительного участка коры кошачьего мозга влияла не только сила света, попадающего в глаз, но и раздражение кожи.

Ночью кошачьи зрачки необычно широко раскрыты; днем же — узенькая щель. Расширение и сужение зрачков зависит от силы света: ночью громадный зрачок пропускает больше лучей. В кошачьих глазах есть еще миниатюрное зеркало — тапетум, слой серебристых кристалликов, как бы увеличивающих силу приходящего света.

Правда, светящиеся глаза — не исключительная кошачья привилегия. Собаки, лошади, кролики, овцы и многие рыбы тоже обладают глазами-фарами. Конечно, внутри кошки или лошади электрической батареи нет. Просто их глаза отражают свет так, что часть лучей возвращается по тому же пути, по которому они попали в глаза. При благоприятных условиях зеленоватый кошачий глаз заметен на расстоянии 80 метров. А окружающие предметы пушистое создание различает при освещенности в шесть раз меньшей, чем требуется нам.

Помогают охотиться кошке и шкурка, и усы. Стоит подрезать усы, как ее осязательная чувствительность падает; в темной комнате она беспомощно тычется в стороны. (Между прочим, и у человека места, окружающие рот, например губы, обладают повышенной осязательной чувствительностью.) Редкостное чувство осязания скрыто и в кошачьей коже. А шкура и при поглаживании дает крохотные электрические искорки. Не потому ли так приятно гладить кошку? Кошачья шкурка вроде бы тонизирует.

Читатель, наверное, уже притомился, одолевая этот наинаучнейший трактат о кошке. Не совершить ли небольшой экскурс в художественную литературу, чтобы преподнести кошачью шкурку еще с одной, с эротической стороны? По крайней мере, так о сем предмете высказался Стефан Цвейг в «Легенде о сестрах-близнецах»: «По разгоряченному телу струилась то прохладная, то теплая вода, проворные руки увлажняли его нарциссным маслом, нежно мяли его и так усердно натирали лоснящуюся кожу кошачьими шкурками, что голубые искры вспыхивали на шерсти, — словом, они готовили к любовным утехам богобоязненную Софию...» Подобное можно найти не только у Цвейга.

Пожалуй, теперь снова займемся живой и здоровой кошкой, еще не расставшейся со шкурой.

Увы, нет в мире совершенства: нюх у кошки неважный, вроде нашего. Да ей острое чутье и не очень-то нужно: она не преследует жертву, а подкарауливает. Принюхиваясь, кошка немного шевелит усами. Если она учует запах своей товарки, усы приподнимутся и из приоткрытого рта покажется язык. Уж не дразнится ли ехидное существо?

Бегают кошки плохо, хотя за несколько минут могут сделать столько движений, что нам и за час не управиться. И все же выносливость у них никудышная. Лауреат Нобелевской премии этолог (специалист по поведению животных) Конрад Лоренц сумел жившим у него котам привить такую любовь к себе, что те добровольно (!) сопровождали его в прогулках по окрестному лесу. Однако ходить с ним в поле коты отказывались — видно, боялись в чистом поле, где на дерево не влезешь, если встретишься с собакой. Совместные моционы показали следующее: «Первое время я удивлялся, как быстро утомляется и начинает отставать такое крепкое, здоровое и сильное животное. Кому из моих читателей приходилось видеть, чтобы кошка тяжело дышала или высовывала язык, точно собака? Зрелище поистине редчайшее! Но взрослая, вполне здоровая и полная сил кошка уже через полчаса совершенно выматывается, даже если человек, за которым она следует, идет неторопливо».

Вообще-то, кошкам днем положено отдыхать, а не шляться по лесу. Ибо кошка — животное по преимуществу ночное.

И еще об одном свойстве кошки, не раз выручавшем ее из беды: она всегда падает на лапы. Кошка каким-то чудом познала закон сохранения момента количества движения. Если мастера фигурного катания останавливают вращения, резко раскинув руки, то кошка широко раскидывает лапы.

Даже в позе зверька, отдыхающего дома, есть тайна. Давайте к этой тайне подберемся издалека. Вы, конечно, видели, как кошка свертывается в клубочек, чтобы сохранить тепло. В хорошо натопленной избе кошка лежит дугой в 270°. Чем теплее в комнате, тем больше распрямляется ее тело, пока не вытянется в прямую линию. И вот что странно — при нещадной жаре кошка снова немного свертывается. Р. Бертон в книге «Чувства животных» сетует по этому поводу: «До сих пор никто не сумел объяснить, почему это происходит». И в самом деле — почему? Кошка-то лежит в доме, а не на солнцепеке.

В общем, кошка — существо загадочное... Может, лохматые коты, часами нежась на солнышке или на батареях центрального отопления, вспоминают свою древнюю родину — раскаленные нубийские пески?


Часть третья — этологическая, или рассказ о том, почему собаки не понимают кошек, а кошки на улице не узнают хозяев


Среди многочисленных трудов Дарвина есть прелюбопытная книга: «О выражении ощущений у человека и животных». О чем только в ней не написано — и про то, почему от стыда краснеют люди, а птицы от страха бледнеют, и про то, как удивляются обезьяны, злятся собаки и радуются кошки. Дарвин, вероятно, был первым исследователем, который с этологических позиций хотел выяснить первопричину натянутых отношений между нашими лохматыми соседями — собаками и кошками. Для этого он тщательно изучал священный язык животных — язык поз и движений.

Возьмем хотя бы хвост — немаловажный инструмент в беседе животных. Увы, нашим четвероногим соседям достигнуть взаимопонимания с помощью хвоста трудновато. Кто не видел, что, испугавшись, собака поджимает хвост. (Порой и про трусливого человека говорят, будто он живет «поджав хвост».) Разгневанная же собака держит хвост «морковкой». Если у нее хвост ходит ходуном, она безмерно рада.

С кошачьим хвостом дела обстоят наоборот: «хвост трубой» говорит о благодушии, а виляет он, когда разгневана его владелица. И до тех пор, пока беседы хвостами между собаками и кошками будут вестись без переводчиков, информация будет искажаться и трений не избежать.

И все же иные собаки и кошки хорошо понимают друг друга — иначе они не состояли бы в дружбе. И совсем не зря в золотом фонде мировой литературы увековечен рассудительный Кот, понимающий, что к чему, — Кот из сказки Л. Кэрролла «Приключения Алисы в стране Чудес». Сказочный Кот мимоходом высказался и о другой сигнализации — мурлыканье, физиологическая основа которого не объяснена ни в выдуманном, ни в реальном мире.

«— Возьмем нормальную собаку, не бешеную. Согласна?

— Конечно. — сказала Алиса.

— Итак, — продолжал Кот, — собака рычит, когда сердится, и виляет хвостом, когда радуется. Она, как мы условились, нормальная. А я? Я ворчу, когда мне приятно, и виляю хвостом, когда злюсь. Вывод: я ненормальный.

— Разве вы ворчите? По-моему, это называется мурлыкать, — сказала Алиса.

— Пусть называется как угодно, — сказал Кот».

Все нормальные собаки, даже те, которые и ростом не вышли, любят гонять кошек. Но стоит кошке по-настоящему разъяриться (такое чаще бывает, если ей некуда удрать), как собачий пыл испаряется на глазах. Выдержать ужасную схватку с кошкой может только героический пес: большинство собак отступают, стараясь соблюсти достоинство.

Из всех домашних животных кошка пользуется наибольшей самостоятельностью. Казалось бы, она должна быть признательна за это. К сожалению, ее привязанность к дому бывает сильнее любви к хозяину. Истоки такого эгоизма уходят в седую даль времени: дикая кошка была оседлым животным и в одиночку охотилась на небольшой территории, как бы владела ею. Поэтому и сейчас она считает себя равноправным, а может, и главным квартиросъемщиком. Переезд хозяёв в новый дом довольно много кошек принимают за неразумный поступок и возвращаются на старое место, даже если их увезти на десятки километров. Они возвращаются не домой в нашем понимании, а на свой охотничий участок, где столько раз все изучено, обнюхано, исхожено.

Таинственный компас, влекущий кошку к дому, работает неплохо. Вот тому подтверждение. Несколько кошек, уроженок западногерманского города Киля, посадили в загородный загон с выходами в разные стороны. Когда дверки открыли, четвероногие покинули место заключения именно через те выходы, которые смотрели на их далекие, невидимые дома.

Кое-кто из специалистов утверждает, что домашняя кошка — это дикий зверь, который просто согласился жить рядом с нами. Под такое утверждение подведен базис: кошки до сих пор сохранили рефлексы, свойственные жизни на воле. Даже разжиревший кот, которого не пускают за порог городской квартиры, пытается жить по закону предков. У него есть убежище (подушка или уголок дивана). Здесь он хозяин. Тут у него благодушное настроение и владельцы могут фамильярничать: ласки будут благосклонно приняты.

Менее доступен кот на территории для прогулок. Моцион он совершает по одним ему видимым тропинкам, а не слоняется по квартире как попало. Например, к окну или любимой батарее он идет по одной и той же трассе. И, наконец, толстый арестант в заставленной мебелью квартире пытается отвоевать для себя еще одну зону — аналог охотничьих владений. Здесь он наиболее сердит.

Охотничья территория деревенских котов и кошек обычно начинается метрах в пятидесяти от дома. Но если кошек устраивает мини-участок радиусом этак метров в триста, то коты сущие захватчики — им подавай километры. В своей охотничьей вотчине уважающая себя кошка людей ненавидит. Это и понятно — хозяйка, лопочущая ласковые слова, тут оборачивается врагом, спугнувшим поджидаемую жертву. Какая любовь, если изо рта вынимают честно заработанный кусок мяса, который юркнул в норку или упорхнул в гнездышко.

Вотчина застолблена запаховыми метками, и попытки пересечь границу решительно пресекаются. Визу на въезд из-за границы можно получить только в период гона, но не для охоты, а для распевания душераздирающих любовных арий. Вообще, к частной собственности кошки относятся уважительно — пришельцы безропотно позволяют хозяину совершить ритуальный осмотр и обфыркивание своей нежелательной персоны, а потом удаляются не солоно хлебавши. Правда, бывает, что пришельцу хозяин покажется хлюпиком, которому такие богатые владения ни к чему. Тогда феодалу придется меряться силами с агрессором.

Сражение начинается завыванием соперников. Наконец одному из солистов надоедает выть и он беспардонно бьет противника лапой по носу. Теперь драка неминуема. Главное, что следует сделать, — это вцепиться зубами в ненавистный загривок. Но и противник не лыком шит: мгновенно валится на бок, чтобы разодрать тебе живот когтями мощных задних лап. Загривок приходится выпустить и самому принять позу обороны. После этого бой обычно прекращается. Узнать, кто победил, просто: счастливчик нюхает землю как бы в знак благодарности за дарованную ему силу, а потерпевший уходит, всей своей фигурой выражая величие: внушает себе, будто поражение случайно, что он еще покажет, кто он такой.

Нехорошо бить лапой по носу, нехорошо вцепляться зубами в нежный загривок собрата. Это больно и негигиенично. Впрочем, и тут рефлекс — в экспериментах, когда макетам мышей голову пришили к хвосту, кошки неизменно вцеплялись в их затылок.

Зато кошка-мать — сама добродетель. Она бескорыстно воспитывает и защищает не только своих котят, но и подкидышей. А подкидывали кого угодно: бельчат, зайчат, лисят, цыплят... Однако не хочется вести речь про эксплуатацию материнского чувства. Лучше немного поговорить про настоящих кошкиных детей.

Не пройдет и часа с момента появления котят на свет, как они принимаются за еду. Конечно же, нагулять аппетит они не успели, аппетит пробуждает «огораживающая" поза мамаши: кошка ложится на бок и, вытянув передние и задние ноги, как бы огораживает котят своим телом. Поначалу котята держатся скромно, не требуют невозможного — первые 20 дней кормление начинается только по инициативе мамаши, когда «пришло" молоко. Да и за столом котята ведут себя пристойно: у каждого любимое место — свой сосок.

Котята набираются сил, становятся резвее, и их потешные игры могут рассмешить и детей и взрослых. А вот специалистам по поведению животных не до смеха — у них нет четкого определения, что такое игра...

Завеса над личной жизнью кошек только начала приподниматься. И чем больше мы узнаем, тем больше удивляемся. Ну не странно ли видеть, как коты, знающие, почем фунт лиха, коты, схожие по характеру и силе, не цапаются, а дружат? Или открытое П. Лейхаузеном другое явление: в кошачьем мире, кроме частной собственности, есть и общественная — площадка для встреч кошек и котов, обитающих поблизости. Здесь мяукающее общество часами пребывает в неге и довольстве, иногда облизывая друг друга. Тут рядом мирно восседает кошачья знать и кошки-парии. О чем они беседуют? Что решается на этих собраниях? Входит ли в повестку дня продовольственная проблема?


Часть четвертая — критическая, или рассказ о том, почему кошкам пора потесниться


За миллионы лет охотничьих походов кошки пристрастились к мышам. Это и понятно — мышь для них еда № 1 (рыба, вероятно, не еда, а лакомство, валерьянка же вовсе не еда, а кошачий наркотик, на который особенно падки коты; некоторые даже выкапывают корни валерианы). Пристрастие кошки к мышам имеет и физиологическое объяснение. Дело тут в прозаическом элементе — сере.

Серы полным-полно не только в кошачьей шкурке, но и в продуктах обмена веществ ее организма, где она встречается даже в виде серной кислоты. Серосодержащие кислоты — цистин, цистеин и метионин очень нужны кошке. Они стимулируют рост, способствуют количеству и качеству шерсти. Так вот, чтобы не ходить голой, кошка съедает мышей неочищенными, с шерстью, пополняя необходимый запас серы, которой в мышиной шкурке предостаточно.

В древнем Риме мышеловную функцию кошек исполняли домашние удавчики и ужи. Но аппетит у удава неважный, а мыши плодятся неимоверно быстро. И римляне обзавелись лаской. Маленькая юркая ласка могла преследовать мышей даже в норах. Но вот на Европу, а потом и на весь мир навалилась здоровенная серая крыса пасюк, о которой шла речь в предыдущем очерке. Ласка в борьбе с этим сильным организованным врагом оказалась несостоятельной. Тогда-то кошки и появились почти в каждом доме.

На первых порах они вроде бы рьяно взялись за дело. Время шло. Ласка обиделась на людей и одичала. Кошачий же пыл мало-помалу испарялся. И в наши дни кошки почти совсем спасовали перед крысами. Поговаривают, мол, на каждого человека сейчас приходится чуть ли не по паре пасюков. Химические и прочие хитроумные способы борьбы с серой крысой не дали желаемого результата. Пасюка не могут выкурить даже из метро, где, казалось бы, для крыс съедобного не густо.

Недавно с помощью кошек предприняли несколько карательных операций против крыс, катастрофически размножающихся на островах, например на Калимантане в Индонезии. Для десанта отобрали пару тысяч рослых, сильных котов. Но особо восторженных реляций с места боевых действий не последовало. Может, лучше вспомнить о том, как в древнем Египте отважно действовал сильный гибрид кота и болотной рыси? Охотникам он отлично заменял собак. Не возродить ли эту породу?

Кошка не столь привержена к мышам, как принято думать. В Средней Азии она не брезгует бурундуками и тушканчиками. Есть и кошки-змееловы. Описано несколько случаев, когда они, жертвуя собой, спасали детей от змеиного укуса. Причем взрослых не было дома, а у кошек была полная возможность удрать. Особо прославился кот Мирон, путешествовавший с геологами по плато Устюрт в Казахстане. Он самоотверженно охранял от ядовитых гадов экспедиционный лагерь. Мирон хватал змею за хвост, подбрасывал ее в акробатическом прыжке и ударял о землю до тех пор, пока змея не испускала дух.

Но это не правило, а скорее приятное исключение. Как ни горько сознавать, все больше кошек-нахлебников. В Англии четыре миллиона кошек, в США 70 миллионов собак и кошек, у нас кошек никто не считал, но их поголовье тоже многомиллионное. В городах бездомные кошки загаживают детские песочницы, подъезды и кормятся на помойках. В росте поголовья бродячих животных повинна и людская жестокость: в одной лишь Франции в 1974 году отравили или выбросили 250 000 кошек. А сколько кошек бросают у нас, например, дачники, зимой живущие в городе!

Сознательные люди обрекают животных на страдания!

Собаки, кошки и даже комнатный удавчик могут невольно принести горе в семью, где живут, — могут одарить хозяев болезнями. О бешенстве, стригущем лишае и глистах наслышаны все. Но не о них речь. Речь о токсоплазмозе, который в основном лежит па кошачьей совести. Для взрослых людей микроб токсоплазма не страшен — будет недомогание, как при гриппе. Но для будущих детей, вернее, для беременных женщин микроб ужасен: у новорожденного возможны глубокие поражения мозга, слепота...

Увы, токсоплазмоз не такая уж редкость: в США каждый год 500 младенцев рождаются калеками. В чем же дело? А вот в чем. Исследования, проведенные в Шотландии, показали, что в кошачьем организме формируется невероятно устойчивая форма микроба, не реагирующая ни па жару, ни на холод, ни на дезинфицирующие средства. Попав из кошачьих экскрементов, скажем, в пруд или песок, микроб годами сохраняет силу. Великолепно он себя чувствует и на кошачьей шкурке. И, лаская пушистую любимицу, беременная женщина должна помнить, что после нужно обязательно вымыть руки, чтобы микроб не добрался до рта. Ну а где же берут токсоплазму кошки? Они заражаются, съедая мышей, птиц, сырое мясо...

В одном научно-популярном журнале была напечатана такая фраза: «Статистики утверждают, что домашняя кошка уничтожает за год 600 мышей и всего 4 птицы». Однако про то, кто, где и как это подсчитал, в журнале ничего не сказано. А между тем цифры странные, нереальные. Как ни прикидывай, среднестатистическая кошка мышей съест меньше, а птиц — больше.

Вот горькие слова московского специалиста: «Плотность обитающих в нашем дворе кошек по меньшей мере в 400 раз выше, чем куниц в лесу. Удивительно ли, что мы видели парочку славок-черноголовок, загнездившихся было в нашем дворе, и слышали чудесную песню самца всего четыре дня: съели кошки. Можно привести и другой пример, прямо противоположный. На сквере позади Московского университета (его площадь равна 4 га) мы насчитывали до 16 гнезд коноплянок, расположенных в подстриженных живых изгородях, и 1—2 садовых славок. Однажды здесь долгое время держался, пел и, возможно, гнездился соловей. Такое обилие птиц было повсюду вокруг университета. Причина ясна — здесь нет жилых домов; следовательно, нет и кошек, выпускаемых хозяевами на ночные прогулки. Совершенно такого же типа посадка и живые изгороди перед главным входом на ВДНХ в Москве, но мы не нашли здесь ни одного гнезда... Вечером здесь сколько угодно кошек из соседних домов» (Благосклонов К. Н. Охрана и привлечение птиц).

Люди развезли кошек по всему миру. Отнюдь не безболезненно прошел этот процесс. Вот факт: в проливе Кука, разделяющем Новую Зеландию, есть маленький островок Стефенса. На этом островке испокон веков жил «троглодит» (Хенис луалли), нелетающая добродушная птица. Со временем на острове сделали маяк. В 1894 году смотритель маяка, чтобы было с кем коротать время, привез на остров кота. Выражаясь специальным языком, он акклиматизировал кота в новом местообитании. Коту пришлись по вкусу «троглодиты», и он за год всех их съел. Несколько последних экземпляров, хранящихся в музеях, отобраны у этого кота. А ведь «троглодит» мог оказаться полезнейшей птицей. Мы даже толком не знаем, что потеряли.

И все же мы привыкли к кошкам, полюбили их. Теперь, когда человек быстро воздвигает между собой и природой все новые и новые преграды, посланец животного мира Земли, способный ужиться с нами в городской квартире, делает нас чуть-чуть добрее.

Однако ласка, которую кошка вытеснила из нашего быта, была, по слухам, действительно ласковым существом и, во всяком случае, не обладала зловредностью модных ныне сиамских котов. Конечно, с разумной добротой нужно относиться ко всему живому, а не только к пушистым мурлыкам, которые к тому же с наслаждением разоряют птичьи гнезда. (Власти некоторых американских городов распорядились, чтобы кошковладельцы повесили на шею своим питомцам бубенчики. Думают, что звон предупредит птиц об опасности.)

Наши ветеринарные правила требуют, чтобы в городе кошки гуляли под надзором хозяев. Но вот о том, как именно надзирать, в правилах не сказано. Неужели надо нацепить ненавистный намордник или поводок? По всей вероятности, моцион в таком снаряжении для кошки оскорбителен. Есть ли выход из щекотливой ситуации? Вроде бы есть: люди могут привить своим питомцам собачьи черты характера — потребность быть рядом с владельцем и следовать за ним. Это подтверждают опыты М. А. Герд из Московского отделения общества психологов. В опытах участвовали кошки, которые еще в месячном возрасте целиком перешли на попечение владельцев. Те их холили и лелеяли — не только кормили котят, но и защищали в случае опасности, играли с ними и удовлетворяли так называемое исследовательское любопытство.

Возмужавших кошек владельцы привезли на площадку, где было то тихо, то раздавался негромкий шум и вспыхивали красные и зеленые лампы. Кошки, попавшие на испытательный полигон, терялись в незнакомой обстановке. У четвероногих был выбор — удрать и спрятаться в одно из укрытий или прижаться к стоящему рядом владельцу. В более сложном варианте опыта они могли семенить за идущим хозяином. Увы, следовать за вырастившим их человеком отважился лишь один зверек из четырех. Более того, половина подопытных кошек стремглав покинула хозяев. Но ведь есть и другая половина. Поэтому вывод М. А. Герд обнадеживающий: «психика кошки подготовлена к выработке ряда форм поведения, похожих на собачьи, в результате ее эволюции под воздействием человека». Право, неплохо, если предположение сбудется. К тому же кошек можно обучать так же, как и собак. Например, великий Данте приучил одну из своих любимиц держать в лапе горящую свечу, когда он по вечерам читал книги. Конечно, нынешний торшер кошка в лапах не удержит, но чему-то новому ее учить пора.

И все-таки в кошке что-то настораживает. Давайте представим, что собака вдруг увеличилась до размеров слона. Она все же останется нашим защитником и другом. А кошка?


Собачья жизнь


Говорю, ежели бы у тебя был самый что ни на есть верный друг... который сыздетства. То за сколько бы ты его примерно продал?

А. И. КУПРИН.

Белый пудель


На пятом или шестом месяце жизни пес навечно отдает свою привязанность одному человеку. Взрослеющий щенок уже не просто милое создание, а существо, преисполненное любви и преданности. Бывает, что одним вашим знакомым он начинает оказывать знаки внимания, а других сторонится. Задумайтесь над этим — собаки редко ошибаются в людях. Зато люди часто ошибаются в собаках — чувство собственного достоинства принимают за неуживчивость, совестливую собаку обвиняют в слабохарактерности и, наоборот, непомерно жалеют четвероногого симулянта.

Собаки живут возле нас десятки тысяч лет. Есть песики размером чуть ли не со стакан и 70-килограммовые гиганты. Откуда же они взялись? Дебаты по этому поводу еще не кончены. Одни зоологи полагают, будто собаки — это не что иное, как одомашненные волки, другие твердят, что родословное древо собак идет от шакалов, третьи — что в собаках течет кровь и тех и других животных. Есть и точка зрения, будто собака произошла вовсе не от волка и не от шакала, а от животных, бывших общими предками для всех этих хищников. Конец затянувшейся тяжбе могут положить генетики — биохимические анализы точно скажут, кто чей родственник.

Сам процесс одомашнивания, увы, тоже в тумане — то ли умнейший человек племени подманил осиротевших волчат или шакалят, решив, что из них выйдут неплохие сторожа, то ли было так, что никто никого не приручал. Просто на заре становления человечества стаи первобытных собак охотились вместе с первобытными же людьми — помогали загонять добычу. А люди в благодарность оставляли им часть добытого, выделяли пай. Иными словами, в те далекие времена люди и собаки сотрудничали на равных. И кто кого одомашнил, сказать трудно.

Во всяком случае, собаки, познакомившись с человеком, залаяли (волки и шакалы только воют). И вряд ли даже в шутку стоит говорить, что собака разбрехалась, брешет... Не врет она, а говорит правду. Другое утверждение (уже не про собак, а про людей), что, мол, некто Н. и некто К. полаялись, наоборот, вполне корректно. Ибо лай - это универсальная звуковая сигнализация, понятная и нам.

Собаки вклинились в человеческий быт не безответной скотиной, а активным помощником. Сама жизнь заставила их разговаривать, вернее, общаться с людьми на расстоянии. Выходит, что собаки изобрели лай взамен нашей речи, взамен второй сигнальной системы. Изобретение неплохое — бывалый охотник по лаю гончих знает, как обстоит дело в данный момент. Любой из нас различает злобный лай и лай, которым псы приветствуют друзей, мы улыбаемся радостному заливистому лаю и приходим в печаль от унылого тявканья.

Есть и люди, зарабатывающие на хлеб с помощью лая. Например, в финансовом управлении Стокгольма служила Эльфрида Карлсон, освоившая 20 разновидностей собачьего лая. Она собирала налоги, тявкая под дверью и провоцируя на разговор собаку, чьи хозяева уклоняются от уплаты, уверяя, что четвероногих в квартире нет.

И кто знает — если на расшифровку собачьего языка было бы затрачено столько же усилий, как на изучение сигнализации дельфинов, не смогли бы мы уже теперь вести обстоятельную беседу с четвероногими друзьями? (Кстати, чересчур разговорчивых псов можно урезонить специальным ошейником с электробатарейкой. Когда собака принимается громко лаять, она получает безвредный, однако ощутимый электрический удар. Понятно, что с таким ошейником долго не пролаешь.)

А как же все-таки насчет разговора с собакой? Фантастика? Вот мнение солидного издания — «Журнала эволюционной биохимии и физиологии». В нем была напечатана статья «О классификации стационарных гласных собакой». Звуки а, о, е, записанные на магнитофоне на тысячу ладов, безошибочно классифицировал не какой-то выдающийся пес, а несколько обычных собак. Свое мнение они сообщали подъемом той или иной лапы. Заключительные строки статьи таковы: «Результаты электрофизиологических исследований также указывают на подготовленность слуховой системы млекопитающих к опознаванию речевых сигналов». Комментарии, как говорится, излишни. Но, увы, игра идет в одни ворота — собаки слушают и что-то на ус мотают. Что?

Никак не могу поверить, будто человеческая речь, жесты и мимика для толковой, одаренной собаки лишь тогда имеют значение, когда отдают команды, когда звучит сигнал, вызывающий якобы лишь рефлекторное действие. Сколько бы ни упрекали меня в антропоморфизме (очеловечивании животных), все же расскажу об одном случае. Не так давно моя семья переехала в новый дом на окраине Москвы. Вокруг стояли неказистые хибары с садиками. Дни их были сочтены — район быстро застраивался. И вот владельцам одной из хибарок предложили благоустроенную квартиру. Владельцы затеяли гнусный спор: брать ли с собой овчарку, долго и верно сторожившую их сад и имущество? Спор длился не один день. И закончился плохо — собака умерла. Могут сказать, что она умерла от старости или от голода. Но почему овчарка отказалась от еды? Почему она тоскливо глядела на хозяев, а те стыдливо отворачивались от укоряющих собачьих глаз? По-моему, пес понял, что происходит, и не смог пережить предательства.

И как тут не вспомнить волшебные слова Акселя Мунте: «Собака — святая. Она... с радостью признает превосходство своего хозяина, он для нее — незыблемый авторитет, но, вопреки мнению многих любителей собак, в ее преданности нет ничего рабского. Ее подчинение добровольно, и она ждет, что ее скромные права будут уважаться. Она видит в своем хозяине царя, почти бога, и понимает, что бог может быть строгим, но знает, что он должен быть справедливым...»

Среди собак есть подлые твари, но предательство собаки — дело неслыханное. Наоборот, ради обожествленного хозяина они готовы на все. Борис Рябинин в книге «О любви к живому» рассказывает про величественнейший, благороднейший поступок собаки, хозяев которой фашисты бросили в концлагерь. Сеттер Сильва каким-то немыслимым образом разыскала лагерь, куда заточили ее хозяев. Она прорыла ход под колючей проволокой, и по ночам (днем застрелит охрана!) приносила вконец изголодавшимся людям то косточку с остатками мяса, то сырую морковку. Сама Сильва была худющей как скелет.

А вот поступки другого кормильца — спаниеля, жившего в Париже в начале века. Спаниель добывал клиентов мальчику — чистильщику обуви. Пес пачкал в луже мохнатые лапы и как бы нечаянно наступал на башмаки прохожих. Если же клиентов было вдоволь, спаниель мирно лежал возле своего маленького хозяина.

Еще в древние времена воспевали собачью преданность. Например, Плутарх славил Меламфита — пса, который уплыл в море вслед за своим господином, не взявшим его на корабль. А единственному оставшемуся в живых боевому псу, спасшему Коринф от внезапной атаки врагов, из казны выдали дорогую награду — массивный серебряный ошейник с надписью: «Защитник и спаситель Коринфа».

Какой же тогда ошейник (золотой, бриллиантовый?) нужно было надеть на Дика? Эта овчарка в трудные годы Великой Отечественной войны по запаху взрывчатки нашла 12 тысяч немецких мин и огромную бомбу с часовым механизмом, спрятанную фашистами в фундаменте Павловского дворца под Ленинградом. Но менее знаменит ратный труд небольшой серенькой Дины. Она вместе с ефрейтором В. Ненашевым обезвреживала мины, доставляла донесения, уходила в немецкий тыл и подорвала фашистский эшелон... После войны Дину прикомандировали к музею боевой славы. Здесь она дожила до глубокой старости.


Хорошая собака-ищейка — это точный прибор, и обращаться с ней надо именно как с точным прибором.

Р. X. РАЙТ.

Наука о запахах


Эти слова для собак не унизительны — точным прибором дорожат, берегут, как только могут.

Наш живой прибор не чемпион по объему обонятельных луковиц: у человека они занимают 0,125 см3, у кошки — 0,375, у собаки — 1,25, а у лошади целых 5,0 см3. Но острота обоняния зависит не только от объема луковицы, а и от размера их поверхности. Эту поверхность увеличивают выступы. Специалисты именуют их этмоидальными раковинами. У копытных животных восемь таких раковин, у ежа — пять, у человека — лишь две, а у собаки — шесть основных и несколько добавочных. В результате поверхность обонятельного аппарата таксы в 15 раз больше, чем у человека, кажущегося рядом с ней великаном.

Строение обонятельных органов изучено неплохо, но все-таки, как именно собака нюхает, еще доподлинно неизвестно. На этот счет есть лишь гипотезы. Они довольно сложны, и читателям их описание может показаться скучным. Потерпите — это лишь несколько абзацев. Начнем по порядку. Изнутри собачий нос всегда мокрый, он покрыт жидкостью, активно поглощающей газообразные вещества. Эта жидкость захватывает очень малую толику молекул; остальные проходят и легкие. Однако этой малой толики собаке достаточно, чтобы унюхать, чем пахнет.

Что же происходит с этими молекулами? Думают, что запах зависит от адсорбционных свойств веществ и обонятельные клетки различают вещества именно по этим их свойствам. Есть и мнение, будто запах предопределен молекулярными колебаниями: молекулы, поглощенные пигментом обонятельных клеток, вибрируют, отчего пигмент меняет цвет. С этой точки зрения получается, что механизм восприятия запаха сходен с механизмом восприятия цвета. Новейшее предположение по поводу работы собачьего носа состоит в том, что в напичканных ферментами обонятельных клетках могут идти обратимые изменения белков, что влечет за собой смену электропотенциалов, передающихся по нервным волокнам.

Все еще больше запутывается, если вспомнить, как легко собаки сортируют запахи — выделяют из них нужный. У нас самый сильный запах обычно забивает остальные, а собаки распознают капроновую кислоту среди других жирных кислот. Если живому прибору дать фенамин, то через полчаса нюх еще более обострится. Действует фенамин долго — несколько часов. А чтобы собака лучше дифференцировала, различала запахи, ей можно скормить смесь фенамина с раствором брома. Пропорции и дозы стимуляторов тут не указаны по понятной причине — не следует любителям экспериментировать над своими собаками.

Запах запаху — рознь: чувствительность собачьего носа возрастает по мере роста числа углеродных атомов в молекуле веществ, которыми она заинтересовалась. И при всем том собака малочувствительна к растительным запахам. Это и хорошо — сенного насморка у нее не бывает. Это и плохо — возможно, что собака не знает, как пахнут розы или ландыши. А собственно говоря, чем плохо? Эволюция нарочно настроила ее нос на запах добычи. Для раздражения обонятельной клетки собачьего носа хватит одной-единственной молекулы масляной кислоты. К этому стойкому компоненту пота она в миллион раз чувствительнее человека. И чем больше взмокло преследуемое собакой животное, тем сильнее аппетитный, с точки зрения нашего четвероногого друга, запах.

Мы живем в мире запахов. Запахи бывают жесткими и нежными, приятными и отталкивающими, они радуют и раздражают. Они меняют настроение и глубинную деятельность организма. Например, благоухание жаркого не только увеличивает слюноотделение, сами того не зная, мы начинаем быстрее дышать. Наблюдаются и более странные воздействия — запах камфары повышает чувствительность к зеленому цвету, запах аммиака усиливает боль. Вероятно, у собаки все это во сто крат острее. Мир запахов от нее неотделим — после перерезки обонятельных путей пес обычно не протянет и месяца.

Ищейки бегут по следу бандитов — это знают все. Но не всем известно, что на каждом отпечатке обуви преступников остается по крайней мере 2,5 и молекул алифатических кислот, выделенных ступней и проникших сквозь подметку и швы ботинка. С городского асфальта эти молекулы улетучиваются быстрее, чем с поросшей травой тропинки: на лоне природы пес может взять след и через сутки после происшествия. Боковой ветер относит запах: собака бежит рядом со следом и на поворотах теряет его. Дождь вообще смывает частицы запаха, и собака впадает в растерянность. Зато снег ей мешает мало: при снегопаде розыскная собака уверенно чует след, даже если его замело 12-сантиметровым сугробом.

Наш живой прибор славен еще и тем, что может быть барометром: перед ливнем (в особенности перед грозой) собака по еще невыясненным причинам более резко пахнет. И другое непонятное явление — привычка лаять на Луну, что принесло собакам немало огорчений. Вот лишь одна история по этому поводу. Гумбольдт, путешествуя по Южной Америке, видел, как при наступлении лунного затмения невежественные люди принялись бить собаку и истязали ее до тех пор, пока затмение не кончилось.

Зрение у собак неважное. Им неудобно разглядывать Луну двумя глазами, да и вообще они подслеповаты — человека увидят, когда он подойдет метров на 300. Часто уверяют, будто природа обидела собак еще и тем, что не позволила любоваться красками, что у них якобы черно-белое зрение. По всей вероятности, конец нелепому заблуждению (вспомните хотя бы волка, боящегося красных флажков) положила монография В. К. Шепелевой «Очерки функциональных свойств анализаторов диких млекопитающих» (М.: Наука, 1971 г.). Шепелева не только обобщила разрозненные сведения, но и провела опыты с несколькими видами животных. Хорек Пуся до того был замучен сменой условий эксперимента, что обиделся, залез на шкаф и просидел там десять часов. Нервы у собак Жучки и Кокоши оказались покрепче, хотя экспериментатор всячески старалась сбить их с толку. Например, зеленый цвет то ничем не пах, то отдавал камфарным или тополевым маслом. И все-таки Жучка и Кокоша, когда было нужно, отличали зеленый цвет от четырех других цветов различной интенсивности.


Есть собаки умные, сметливые, веселые... и дуры набитые, понурые флегмы, никогда не приобретающие сметки.

Л. П. САБАНЕЕВ.

Календарь природы


Никому не хочется иметь дело с глупой собакой. Не из-за этого ли сошло почти на нет племя мосек — тех, кто в баснях лаяли на слона?

Знаток собак и охотничьего дела — Сабанеев на первое место по смышлености ставил именно охотничьих собак. Брем предпочитал пуделей, хотя отдавал должное уму, мужеству, доброте и силе ньюфаундлендов. Но и собак других пород Брем не обижал. Вот его слова из редкостного, еще не сокращенного издания 1866 года. «Бывают бульдоги, которые по своей понятливости могли бы соперничать с пуделем. Я сам, например, знал такого. Он доставлял много удовольствия своим умом, знал множество штук и понимал, так сказать, каждое слово. Так, хозяин мог посылать его за разными вещами и он приносил то, что ему приказывали. Если ему говорили: "Ступай за каретой!", он отправлялся на площадь, где стояли извозчики, вскакивал в один из экипажей и лаял до тех пор, пока кучер не трогал с места; если тот ехал не туда, куда было нужно, собака начинала снова лаять или, выскочив, бежала впереди лошадей и останавливалась у ворот своего дома. Этот бульдог страстно любил баварское пиво и безошибочно отличал его от всех других сортов».

В наше время услуги такого бульдога были бы неоценимы: он смог бы в суматошные праздничные дни сделать невозможное — подогнать к дому такси.

Однако не только дуру набитую, а и гениальную собаченцию, прошедшую весь курс собачьих наук, легко обводят вокруг пальца самые обычные вороны. Происходит это так. Одна ворона нахально клюет собачий хвост или заднюю лапу, а ее напарница ловит момент, когда разъяренный пес обернется, чтобы вонзить зубы в ненавистные вороньи перья. Кончается этакая кутерьма обычно тем, что перья у ворон остаются в целости и сохранности, а из собачьей миски исчезает кусок за куском. Правда, некоторые уверяют, будто это не грабеж, а своего рода игра.

И еще одна странность — даже умнейший пес не может сообразить, что кусок мяса нельзя спрятать в (именно в, а не на или под) плоском листе фанеры. Опыты в МГУ показали, что собаки, живущие среди объемных предметов, вылизывающие объемистые банки и разгрызающие кость, чтобы поживиться спрятанным в ней мозгом, не понимают разницы между плоской и объемной фигурами. А вот волку такая задача вполне по плечу.

Зато при виде столба все лохматые четвероногие умницы и все бездари моментально соображают, что делать: ритуальному обрызгиванию столбов и камней в собачьей жизни отведено почетное место. На это тратится уйма времени и сил. Это древний, освященный веками обычай. Чем он порожден, не очень-то понятно. То ли с помощью брызг предки собак держали между собой связь во время длительной облавы за добычей, то ли брызги выполняли роль пограничной линии — очерчивали территорию стаи. А может, это просто беседа с соседом? Так или иначе, но всякая уважающая себя собака сначала ознакомится с предыдущими объявлениями и лишь после оставит свою подпись. (Кстати, кое-где за рубежом для городских собак соорудили информационные центры: песчаные площадки с множеством каменных столбиков.) Волки в подобных случаях поступают основательнее: и ногу задирают, и стараются подвесить помет на ветку куста. Почему именно подвесить? По весьма уважительной причине: на земле такая визитная карточка быстро исчезнет, а на ветке она недоступна жукам-навозникам.

В наше время задирание ноги выглядит осколком дикой жизни. Есть и еще несколько таких осколков. Например, прежде чем улечься на мягком коврике, собака даже самых благородных кровей крутится — утрамбовывает место ночлега и поудобнее укладывает хвост, который часто вообще отрублен. (Отрубание хвоста тоже своего рода дикость, но уже не собачья, а людская.)

А вот почему собаки всегда и всюду с наслаждением валяются на падали, не очень-то ясно. Раньше думали, что это товарищеский поступок — по надушенной шерсти коллеги узнавали об источнике пропитания. Но теперь такая точка зрения поколеблена: собака пачкает шерсть и на несъедобных отбросах. Сомнительна и версия, будто собаки для того нежатся в нечистотах, чтобы отбить собственный запах, от которого приходит в ужас добыча. Запах демаскирует хищника лишь тогда, когда он, как кошка, притаился в засаде, когда жертва сбежит, учуяв угрозу. Предки же собак добывали пропитание не из засады, а в сумасшедшей гонке, и в этой беготне пахни не пахни, мало что изменится.

А может, все проще, может, прав биолог С. Корытин? Вот что он пишет: «Нами был проделан следующий опыт. Собаку, имевшую блох, спустили с цепи и дали ей возможность вываляться в нечистотах. На следующий день, несмотря на тщательные поиски, живых или погибших насекомых у нее обнаружить не удалось». И в самом деле, энтомологи свидетельствуют, что блохи ненавидят резкие запахи.

Нашими стараниями собаки все сильнее отделаются от природы, от своих естественных; потребностей: Так, они все больше вступают в брак не по своему выбору, а по выбору хозяев. Велению сердца сейчас следуют разве лишь дворняги. А между тем среди них вряд ли найдешь набитую дуру или собаку с все чаще встречающимися пороками: ножницеобразным прикусом и коричневым, слабо пигментированным носом. Если белесая мочка носа действительно мешает собаке жить (у нее плохое обоняние), то почему безжалостно бракуют талантливейших и сильных псов с так называемым неправильным прикусом?

Собак любят почти все. К сожалению, в некоторых азиатских странах их разводят на мясо. Впрочем, с собачьей точки зрения, может, лучше какое-то время пожить в тепле, сытости и довольстве и угодить на стол, чем всю жизнь таскать нарты по обледенелой тундре? Ездовые собаки до самой старости возят на нартах людей и грузы. А вот на Новой Гвинее и щенки, и пожилые собаки сами ездят на людях: любовь к собакам здесь так велика, что островитяне носят их с собой на руках или в заплечном мешке. Правда, собаки на острове некрупные и добровольная ноша не тяжела.

Собаки ловят воров, тянут нарты и лезут в заплечный мешок потому, что в диком состоянии привыкли к коллективизму, к дисциплине стаи. За множество поколений они приобрели врожденную потребность (!) подчиняться вожаку. Заботливый и в то же время строгий хозяин для них сверхвожак, приказ которого свят. Поэтому-то и советуют, чтобы до конца подчинить не в меру строптивого четвероногого друга, сделать то, что в далеком прошлом мог сделать лишь могучий вожак: поднять за холку и хорошенько встряхнуть. К этому страшному наказанию нужно прибегать лишь в исключительных случаях, чтобы не сломить волю собаки. Побои же для нее чаще всего нелепы и непонятны. А щенки среди взрослых собак вообще пользуются дипломатической неприкосновенностью — они пахнут по-детски, у них еще не вырабатываются половые гормоны.

Утверждают, будто миролюбивый или, наоборот, воинственный характер собаки предопределен свыше, предопределен генетически, будто особенно злы те псы, у кого в раннем детстве были неважные отношения с матерью или кто рос сиротой. Длившийся больше года эксперимент В. В. Антонова показал, что среди четвероногих сирот столько же агрессивных особей, сколько и среди псов, росших бок о бок с заботливыми матерями, и что характер, в общем-то, дело наживное. Злющий может стать добряком, добрый — злющим. Для завоевания же высшего поста в стае одной физической силы мало: здесь не обойтись без ума и железного характера.

Вот мудрый совет К. Лоренца. Хотите подружиться с собакой — не смотрите пристально в ее глаза. В стае такой взгляд испокон веков выражал не дружеские чувства, а откровенную угрозу. Дружить же лучше всего с особой женского пола. Специалисты хором уверяют, что суки покладистее, спокойнее и, как правило, умнее и преданнее кобелей.

Чудачеств много... Например, в Англии расторопная мисс Брамлет получала немалый доход от гадания на собачьих лапах. Мисс утверждала, будто ей ничего не стоит узнать характер щенка и его будущую судьбу. Не зарождается ли новая ветвь стародавнего гадания по ладони?

А во Франции наоборот: хотят по собаке узнать характер хозяина. Вот какую заметку не так давно опубликовал один из наших биологических журналов. «Скажи, какую ты имеешь собаку, и я скажу, кто ты», — уверяет французский зоопсихолог Доде. По его мнению, владельцы пуделей — люди скупые, собственники овчарок лишены чувства юмора, те, У кого таксы, великодушны, у кого доги — мужественны. Самые же лучшие люди те, у кого живут фокстерьеры. Некий владелец овчарки подал на Доде в суд за оскорбление. И Доде заявил судьям: «Вот, видите сами...»


Вся собака была, можно сказать, одно лекарство.

А. БРЕМ.

Жизнь животных


У Брема перечислено великое множество снадобий, в которые верили средневековые и более древние эскулапы. Так, собачья кожа избавляла от излишней потливости ног. Шерсть, завернутая в тряпицу и приложенная ко лбу, унимала головную боль. Печень собаки рекомендовали от бешенства, но не следовало упускать из виду, что печень должна принадлежать собаке одного пола с укусившей. Живая собака, приложенная к груди, оказывала необыкновенные услуги в грудных болезнях. Людям очень полезно пить собачье молоко. Если в это молоко добавить селитры, то оно спасет от проказы, а если примешать золы, то оно ускоряет рост волос и облегчает трудные роды. Умеряет же рост моча молодых собак. Если бросить в огонь левый верхний клык, то зубная боль исчезнет, как только рассеется дым.

В солидном «Руководстве к фармакогнозии», которое в 1858 году было напечатано в Санкт-Петербурге типографией Академии наук, есть такие слова: «Собачий жиръ былъ употребляемъ противъ бугорчатой чахотки легкихъ. Онъ при обыкновенной температуре полужидокъ, зернистъ, желтовато-белого цвета, безъ запаха, жирнаго вкуса... Еще въ аптекахъ держали собачий калъ; его собирали в марте отъ собак, питавшихся преимущественно костями, и употребляли противъ перемежающейся лихорадки, истерики и др. болезней».

Вполне возможно, что истеричного пациента охватывал столбняк, если ему говорили, чем именно его лечат.

В народном же способе избавления от туберкулеза заложен более глубокий смысл: пока фармакологи бились над созданием фтивазида и других лекарств, очаг туберкулезной инфекции в легких тушили барсучьим салом или собачьим жиром. Практика показала, что такое лечение помогало в холодное время года. Недавние исследования раскрыли секрет — выяснилось, что на холоде в легких окисляются жиры, принесенные кровью. Но не в этом суть лечения, а в том, что оболочка палочки Коха сложена жирами и когда рядом оказываются близкие по строению жирные кислоты (собачий жир как раз и обладает этим свойством), то они замещают жиры в оболочке бактериальной клетки и микроб теряет жизнеспособность.

Собаки лечили нас и своими слезами. Мы пользовались лизоцимом — антисептиком, благодаря которому на собаке «заживает все, как на собаке». Лизоцим убивает болезнетворные микроорганизмы и, зализывая рану, собака стерилизует ее отменным образом — в слюне много лизоцима. Но во рту собаки могут быть и неприятные вещи — лизоцим не всесилен. И для нужд здравоохранения лизоцим добывали из собачьих слез. Иными словами, собаки немало поплакали для нашего здоровья. Плакали они до тех пор, пока не выяснилось, что лизоцим проще добывать из куриных яиц.

Собаки не одних нас снабжали лекарствами, они заботились и о себе. Об этом твердит людская молва, это подтверждают и прямые опыты. Например, от рыбьей кости, вонзившейся в глотку, собаки «принимали» листья зеленого и сизого щетинника. Действовало растение энергично — собаки быстро выздоравливали.

А между тем щетинник не занесен в списки лекарственных растений. В подобных ситуациях братья наши меньшие прибегали и к помощи пырея, а в качестве слабительного употребляли полынь. Вообще-то псы ищут множество растений: от листьев петрушки до древесных почек и мха.

Кто не наслышан о превеликой пользе закаливания. Некоторые не только слушают мудрые советы, по и лезут по утрам под холодный душ. Так вот, после бодрящей процедуры, растирая тело полотенцем, следует думать не о чем-то постороннем, а о собаках. Ибо научная история закаливания началась в 1881 году с опытов А. Назарова на собаках. С той поры утекло много холодной воды, но феномен Назарова от этого не прояснился. Назаров обнаружил удивительный факт: если песика ежедневно на 15 минут окунать в холодную воду (+10°), то вначале температура его тела будет падать. А потом это явление исчезнет — собака закалилась. Для полной кондиции ей хватает 7—10 процедур.

Подобное происходит и с нами. Однако это не делает попятным физиологический механизм распространеннейшего и прозаического явления. Непонятно главное — почему через десять сеансов четвероногий друг перестает мерзнуть. Физиолог А. Д. Слоним полагает, что закаленный организм не меняет выработку тепла, а противостоит холоду с помощью сосудистой терморегуляции. Любопытно, что собаки и люди лучше закаливаются, если в крови достаточно аскорбиновой кислоты (витамина С).

Четвероногие великомученики протянули нам руку помощи и в прямо противоположной ситуации — подсказали, что надо делать при тепловом ударе. Ценой собственных жизней собаки поведали людям, что корень зла — это перекисное окисление липидов в мозге, которое и влечет за собой смерть. Так вот, если чересчур перегревшейся собаке (или человеку) дать дыхнуть углекислым газом, то можно вырвать организм из объятий смерти. Еще лучше — впрыснуть препараты, мешающие перекисному окислению липидов.

Может получиться и так, что собаки придут в операционные залы не в качестве страдальцев, не в качестве подопытных, а в роли консультантов: хирурги будут советоваться с их носом. Необходимость в этом видит сотрудник Калифорнийского университета О. Чапмен. Вот ход его рассуждений. Запахи — это часть коммуникационной системы любого организма. А иммунная система, защищающая тело от болезней и отвергающая чужие ткани (например, чужое сердце), тоже не что иное, как химическая коммуникационная система. Чапмен предлагает научить собак по запаху подбирать группы людей со сходным химическим составом тела, чьи иммунные системы не будут отторгать пересаженные лоскуты кожи или новые сердца.

И хорошо бы, если б эксперименты на собаках ограничились лишь этим. А то их бьют электрическим током, вживляют в мозг электроды, оперируют студенты-медики...


Желудок собаки - не мусоропровод!

П. ТЕЙХМАН.

Болезни собак


Высказывание, конечно, верное, хотя о мусоропроводе мечтают не только несчастные бродячие псы, но и их избалованные лакомствами квартирные собратья. И самое странное, что те и другие готовы слопать омерзительные отбросы. Бродячих собак к этому вынуждает голодная сиротская жизнь, а квартирных — хозяева. Живущие в комфорте четвероногие часто маются витаминной и минеральной недостаточностью. При первой возможности они ныряют в помойку, чтобы восполнить этот биохимический пробел. В отбросах их привлекают еще и низшие соединения белка, нейтрализующие избыток кислот, который образуется при однообразной диете. Особенно часто такое случается с молодыми собаками.

Короткий собачий кишечник плохо приспособлен к перевариванию вегетарианских блюд, зато с куском мяса ее желудочные соки разделываются в два счета. Этому помогают крепкие челюсти и набор слюнных желез — околоушные, подъязычные и подчелюстные. Кишки у собаки не свободно болтаются (попробуйте побегать с болтающимся животом), а привязаны брыжейкой. Она словно многожильный кабель — в ней проходят кровеносные сосуды и нервы.

Как и у всех животных, кровь по собачьему телу гонит сердце. И вот что примечательно — левая половина ее сердца выполняет гораздо большую работу, чем правая, мышцы здесь в два раза толще. Сопоставьте: наше любящее сердце слева, и мощная половина сердца собаки. Право, не на этом ли держится наша сердечная дружба? Конечно, не на этом. И хотя в зверинцах и у цирковых дрессировщиков бытует мнение, что путь к сердцу животного лежит через желудок, то к собакам оно применимо лишь с серьезными оговорками.

Иные владельцы собак не дают своим подопечным подкрепиться сырым мясом, мол, от него она становится злее. Конечно, это суеверие — доброкачественное сырое мясо принесет собаке только пользу, ее психика не пострадает. Кормить собаку мясом — удовольствие не из дешевых. Но, увы, пока у нас собачьи консервы не выпускают. А жаль — это не только бы облегчило бюджет собаковладельцев, а пошло бы и па пользу государству: собаки ели бы собачью пищу, а не человеческую. Ибо для собачьего стола сгодились бы и многие миллионы тушек белок, сусликов, ондатр, которые добывают ежегодно и просто выбрасывают. А сколько отходов рыбоперерабатывающих предприятий не пропало бы зря!

В собачьи консервы нетрудно ввести необходимую животным зелень, микроэлементы, витамины и минеральные вещества. Это сделает корм сбалансированным. А пока квартирные псы нередко впадают в меланхолию по причине обильного, но неправильного меню.

При простой потере аппетита ветеринары делают собакам инъекцию инсулина, и пес снова обретает жизнерадостность и лоск. С потерей аппетита можно справиться и домашними средствами — выделение желудочных соков стимулируют растения, содержащие горькие вещества и эфирные масла: апельсиновые корки, полынь, корень горечавки. Конечно, не следует запихивать в собачью пасть сухую апельсиновую корку — ее нужно преподнести в виде настойки. Если же апельсиновых корок под рукой нет, купите глюкозу — ее добавляют в воду и еду. Лучший же способ избавить четвероногого друга от хандры и потери аппетита — это прогуляться с ним по богатому зеленью лесу или лугу, он сам найдет то, что ему нужно.

На фоне всего этого непонятным кажется завидное здоровье собак-камчадалов, которые долгие века ели практически одну рыбу, и собак на острове Хуан-Фернандес — те не глотали ничего, кроме тюленины. В прошлом веке во французском департаменте Бордо собаки пристрастились к пожиранию винограда. И владелец виноградника имел полное право повесить любого пса, гуляющего без намордника. В очень многих странах бродячие собаки вообще питались и питаются бог знает чем. Например, одичавших собак магометане считали нечистыми, как, впрочем, и всех животных, поедавших падаль. Правоверным было запрещено общаться с этими париями. Но если собака становилась ручной, дело коренным образом менялось — нечистым оставался лишь ее мокрый нос.

Ну а теперь про подлинную нечисть, про бич собак — вирус чумы плотоядных. Это микроскопическое чудище отправляет на тот свет восемь из десяти псов, в тело которых он проник. Раньше (до XVIII века) вирус разбойничал лишь в Азии и Перу. В 1746 году он перекочевал в Европу и стал сеять смерть в Германии. В России собачий мор начался в 1770 году. Как только не именовали бедствие: одурь, злокачественный насморк, инфлюэнца... Конец один: паралич, смерть.

К превеликому сожалению, вирус чумы плотоядных вовсе не хлипок. Ему нипочем девятимесячное пребывание на холоде или в высушенном состоянии. Он еще и вездесущ: собаке необязательно общаться с заболевшим собратом — вирус может принести в дом хозяин на одежде или подошвах ботинок.

Лечить чуму — дело ветеринарных врачей. Поэтому скажу лишь, что, если пришла беда, самое действенное лекарство — гипериммунный гамма-глабулин. Однако раздобыть его — проблема. Не отчаивайтесь: хорошо помогает и общеизвестный противокоревой гамма-глабулин, которым лечат детей. (Подробности в книге А. Е. Баранова «Оказание доврачебной помощи четвероногому другу».) Тяжелее всего переносят чуму щенки в возрасте от трех месяцев до года; самое опасное время года — весна и осень. Главный же совет таков: не играйте собачьей жизнью, помните о прививках.

Ясно, собачьи болезни не ограничиваются чумкой. Например, не мешает знать, что рану на теле можно продезинфицировать не только йодом, но и водкой, одеколоном и даже бензином. Пригодится и простенький, но эффективный способ очищения собачьего желудка при отравлении — за лохматую щеку заливают раствор поваренной соли (чайная ложка на стакан воды). А вот выгнать насекомое из собачьего уха можно 5—10 каплями подсолнечного масла.

Но чем меньше самодеятельности, тем лучше. Благо, что почти в каждом районе есть ветлечебница.

Не надо упускать из виду, что в лечебницы ходят не только собаки со своими владельцами — к врачам идут, а порой и бегут люди, покусанные четвероногими защитниками частной собственности. Статистика гласит, что в США собаки ежегодно пробовали на зуб руки или ноги шести тысяч почтальонов. Дирекция почт нашла выход — снабдила разносчиков спецодеждой, пропитанной каким-то составом, вероятно запахом пустующей самки, и покусанных стало совсем мало. А в Австралии почтальонам дают нечто вроде жевательной резинки. Стоит псу схватить это лакомство, как на десять минут зубастые челюсти склеятся.

Собаки кусаются тогда, когда человек вторгается на объект, охраняемый ими. Но бывает и наоборот: бродячие четвероногие лезут туда, где их вовсе не ждут. Однако и здесь есть управа: в Канаде запатентовано средство, начисто отваживающее собак и кошек от веранд, погребов, клумб, от всего, куда нежелательны их визиты. Это препарат, в который наряду с парафином и минеральными маслами входит отвратительное для собачьего и кошачьего носов вещество — метилнонилкетон.


На земле уже полумертвый нос

Положил на труп Джек.

И люди сказали: был пес,

А умер, как человек.

ВЕРА ИНБЕР.

Сеттер Джек


На 12-м году жизни па лбу собаки пробивается седина. Пес вскоре уходит из жизни, хотя борется изо всех сил, чтобы подольше побыть с хозяином. Один из рекордов долголетия, вероятно, принадлежит охотничьей собаке английского лесника: пес Адъютант скончался 20 ноября 1968 года, прожив 27 лет и три месяца.

Наверное, добрым людям, писавшим о безвременной кончине жившего в горах сенбернара Барри, и С. Образцову, поставившему чудесный и тревожный фильм «Кому он нужен; этот Васька?», где Барри предстает перед зрителями увековеченным в камне, будет приятно узнать из письменного свидетельства тех лет, что трагическая смерть Барри от руки человека, принявшего его за волка, — это вымысел, легенда наших дней. Текст Шейтлина, посвященный Барри, я нашел в книге прошлого века, ее не возьмешь в районной библиотеке. Поэтому позволю себе процитировать изрядный кусок. К тому же слова Шейтлина так великодушны и поэтичны, что этим гимном и следует завершить разговор о собаках.

«Да, Барри, ты был лучшая из собак, лучшее из всех животных! Ты был большой, разумной собакой. Ты спас жизнь более чем сорока людей. С корзиной хлеба и бутылкой вина на шее, ты каждый день выходил из монастыря в метель и оттепель, чтобы искать занесенных снегом и засыпанных лавинами... Ты, как человек с нежной душой, умел, должно быть, молча выражать свое участие, потому, что иначе маленький мальчик, вырытый тобой, не осмелился бы взобраться к тебе на спину и дать нести себя... Но как же могли понимать тебя спасенные тобой? Как умел ты ободрить и утешить их? Я бы хотел дать тебе язык, чтобы люди могли поучиться у тебя... И трудился ты неутомимо, не требуя ни похвал, ни благодарности, целых двенадцать лет. Я имел честь познакомиться с тобой в монастыре. Разумеется, я почтительно снял перед тобой шляпу. Ты в это время играл с товарищем, как играют между собой тигры. Мне очень хотелось подойти к тебе поближе, но ты заворчал на незнакомого человека. Я же знал уже тогда тебя и твое имя и его славу. Будь я в беде, ты бы, конечно, не стал на меня ворчать. Теперь ты умер и тело твое стоит в бернском музее. Город хорошо сделал, что, когда ты состарился, стал слаб и не мог больше служить людям, кормил тебя и берег, пока ты не умер. Кто увидит теперь в музее твое чучело, должен снять шляпу, и купить твой портрет, и под стеклом повесить его на стене своей комнаты. Пусть покажет он своим детям и ученикам картину, где с ребенком на спине ты стоишь и звонишь у ворот монастыря, и пусть скажет им — делайте и вы то же, что делала эта собака».

Загрузка...