Призы читательских симпатий

Охотник за облаками Стас Булгарин

— Добрый день, мистер Хекслер! Корпорация «Скайвотер» поздравляет Вас с началом смены и желает удачной охоты. «Скайвотер» — лучшая вода, «Скайвотер» — с Вами навсегда!

— Ой, Люси! Ну, сколько можно просить — давай без рекламы.

— Извини, Ирвин, настройки жесткие при коннекте с кораблем, изменить не получается. — Из браслета послышался легкий смущенный смешок: — Но я стараюсь…

По дороге в рубку ИПИ кратко довела до меня обстановку на фронтах. За прошлые полусутки, на смене Абрахама, ни одного облака в нашем секторе зафиксировано не было, так что Люк провалялся без дела. А вот мне, с вероятностью более 80 %, предстояло поработать: из БНП сообщили, что на сегодня в районе Морокко ожидается столкновение небольшого, только начавшего формироваться холодного фронта первого рода с уже устоявшимся теплым потоком. Длина гряды должна составить около двадцати километров и у меня был шанс пополнить счет на карте литров на триста.

Хорошие новости в начале рабочего дня, как известно, стимулируют его удачное продолжение. Привычно пробежав пальцами по виртуальной клавиатуре, под приятную мелодию давно не используемых инструментов, поставленную Люси по моей просьбе, так же привычно проверил работу всех восьмисот блок-аккумуляторов «Погонщика». Огромный корабль откликался на движения руки как кошка, почувствовавшая ласку: слегка вздрагивал, по стенам проносились легкие вибрации, действительно схожие с мурлыканием здоровенного кота — басистые и успокаивающие. Мне всегда кажется, что так «Погонщик» дает понять: «Все нормально, клоудхантер, я не подведу». Я к нему отношусь так же — с любовью.

«Погонщик» — это вверенный мне на эту смену корабль атмосферного воздействия, серебристая двухкилометровая тарелка, лежащая на брюхе на краю испанских пустошей. Сейчас мы — клоудхантер Ирвин Хекслер и искусственный псевдоинтеллект Люси — весь его экипаж, готовый по первому сигналу устремиться в небо, выследить и пленить любое завалящее облачко.

Команда мечты, не иначе. Многие готовы отдать состояния, чтобы оказаться на моем месте, но именно мне повезло родиться с показателем коэффициента пространственного мышления в 173 единицы. И деньги здесь не причем. Для корпорации «Скайвотер» важны не бумажки и металл, корпорация дает людям жизнь в виде небесной воды. А воду добываем мы — охотники за облаками.

Двадцать лет назад никто и не думал, что выдумка трех мечтателей о контролируемом получении влаги из облаков будет спасением для мира. А сейчас планета разбита на сорок секторов, в каждом из которых в режиме постоянной готовности круглосуточно дежурит по два «Погонщика». И сегодня должно повезти мне.

— Внимание, Ирв. БНП передает о начале формировании гряды. Перспектива высокой кучности — более семидесяти процентов. Координаты введены. Расчетное время прибытия — сорок семь минут.

— Ключ на старт, Люси!

В одном из старых фильмов видел, как ковбой лихо вскакивал в седло с разбега. В вирте за неделю тренировок я погнул немало стульев, тренируя подобный прыжок. Вот и представилась возможность:

— Й-иии-хх-ха! — И только высокая спинка достала по затылку, легко шлепнув за мальчишество. — Люси, старт!

«Погонщик» вздрогнул, кресло чуть качнулось на гироскопах. Через десяток секунд корабль вышел в полетный коридор. Сорок минут — немного, но вполне хватит ознакомиться с ситуацией и выработать тактику действий.

— Мальчишка. — И эта туда же, с креслом заодно.

— Люси, работаем. — С ней надо быть построже, иначе на шею сядет. — Выведи на главный характеристики фронта.

— Есть, мон женераль! — Ехидная программка, прошлые разы я побывал уже и Наполеоном, и императором, и даже ханом.

Так, так, так. Хорошо получается: тангенциальный разрыв формируется прямо над береговой линией, длина фронта по наибольшей плотности превышает двадцать два километра, высота — чуть больше двух. Облачка-то действительно формируются высококучевые, упускать даже полкилометра будет непростительно. Ага, значит, расширим зону захвата до двадцати пяти, чтобы с гарантией. Остаток фронта рассеется, потерь не будет.

Набросав примерный план захвата, отдал его на корректировку Люси, сам окунулся в глубину вычислений прогона. Люси, конечно, с этим справится гораздо быстрее, но терять навыки не хочется, через полгода переэкзаменовка для повышения допуска. Другой сектор, другой «Погонщик», другие заработки…

За сведением цифр время пролетело незаметно. И вот уже перед нами выросла гряда светло-серых, только набирающих мощь облаков. Как бы не хотелось дать им возможность подрасти, но… не в этот раз. Слишком слабо прогнозируемыми становятся потоки при нарастании критической массы, возрастает риск не справится силами одного «Погонщика». А второй не успеет с другого края планеты, упущу фронт и — прощай, годовая премия.

— Ну, что, милая, начали?

— Расчеты завершены, вероятность успешного окончания операции — 98 %. — И куда делась ироничная веселушка? Всегда с началом работы Люси будто меняется, превращаясь в отточенный инструмент, способный только непогрешимо выполнять поставленную цель.

— Первый уровень БА — старт.

— Старт первого уровня блок-аккумуляторов произведен успешно.

— Изменение позицию на точку «два».

— Расчетное время прибытия — тридцать секунд. — И спустя тридцать секунд:

— Прибыли на точку «два».

— Второй уровень БА — старт.

В таких неторопливых фразах проходит первая фаза операции — окружение. Спустя двадцать минут многокилометровый фронт нахмурившихся небесных странниц был окружен «Погонщиком» сетью, состоящей из семисот тысяч потоковых генераторов — огромных вентиляторов, гоняющих подогреваемый или охлаждаемый воздух в строго рассчитываемых направлениях.

— Люси, проверь основные точки прогона.

— Проверено, исправлен один вектор на ноль-три градуса. Схема прогона в норме.

— Запуск второй фазы.

Прогон — самая долгая фаза, за несколько часов мы должны развернуть фронт, перегнать его через большое грязное озеро, не так давно именовавшееся Средиземным морем, и доставить к водозабору в песках Италии. Все идет по рассчитанному плану, корабль и сопровождаемый нами груз благополучно бросили тени на заброшенные стационарные опреснители и уже к обеду тёмная громадина зависает над излучателями в районе Милана. Тёмная потому, что поджимая то с одного, то с другого бока, мы с Люси утоптали фронт до приемлемых пяти километров в горизонтальном диаметре и вывели водосодержание на 9 грамм на кубометр. Ещё раз — все по плану.

— Люси, уточняем привязку генераторов. Локализуем…

— Локализация завершена.

— Запуск третьей фазы.

Из-под тучи скользнули в стороны генераторы первого уровня. Наполненное водой брюхо бесконтрольно заколебалось над водосборниками.

Я знаю, что нас прекрасно видно — и глазами, и приборами, но ритуал есть ритуал:

— Бюро, я капитан «Погонщика» клоудхантер Ирвин Хекслер. Задача выполнена, доставленная масса равняется одному миллиону семидесяти тысячам тонн. Сообщите о готовности к приему. — И самые главные слова: — Или отпустить птичку?

— Клетка для птички готова, Хекс! — Ребята из Бюро наблюдения за погодой от ритуала не отступают ни на йоту, никогда. — Обрежь ей крылья!

По команде Люси генераторы усиливают невидимое давление, сжимая тучу до максимальной плотности. Три минуты… Две… Одна… Готово. Старт!

Из излучателей бьют вверх, на высоту в три километра, незаметные глазу лазерные лучи, аккумулируя электрический заряд на мельчайших частичках воды и заставляя их слипаться. Держим, держим…

— Импульс!

В глубине иссиня-черных клубов тумана проскальзывает накопленный разряд, грохочет гром и строго в водозабор за полчаса изливается больше миллиона тонн небесной влаги. На ближайшие несколько недель всему населению Евросоюза обеспечены счастливые дни рядом с наполненными накопителями. И эту воду им доставили Ирвин Хекслер и Люси, ироничная программа искусственного псевдоинтеллекта, живущая в моем браслете.

Спустя час я иду выслушивать очередной инструктаж о мерах личной безопасности сотрудника корпорации «Скайвотер» при нахождении вне охраняемой территории. Я безопасникам как кость в горле: мог бы жить в посёлке на территории, но вот добился себе права на проживание в городе. А что вы хотели — уникальное развитие интеллекта! Такими, как я, в корпорации дорожат, готовы пойти на встречу почти по любому капризу.

Недопустимость демонстрирования принадлежности к корпорации в отсутствии охраны — основа основ, все прочее — стандартное бла-бла-бла службы охраны. Пикнул браслет — есть, плюс триста пятнадцать литров! Хорошо смена закончилась, даже лучше ожидаемого! Парам-пам-пам!

Обналичив во флягу для скрытого ношения три литра, я скользнул в уже дожидавшийся флайер охраны и снова взмыл в светло-голубое выгоревшее небо. Остался за бортом забор водоприемника, окруженный редкой цепочкой протестантов. И хочется им ради никому не нужных лозунгов переться за двадцать километров по выжженной пустоши? Ведь бесплатные шесть литров от этого больше не станут, как и вода не подешевеет.

Пять минут — и в сопровождении двух киборгов, вооруженных нейрошокерами, иду от площадки флайеров домой. Этот путь, около двух километров иссушенной дороги, обычно для меня самый трудный. Здесь меня знают в лицо, здесь знают, кто я и… здесь меня ненавидят. Слава, почет, благодарность за воду — все это там, в моих фантазиях на высоте. Здесь, несмотря на солнечный жар, меня встречают стоящие на обочинах люди, живущие со мной в соседних домах. Такие же, как я, но не сопровождаемые по работе стальными шагающими машинами. Моих соседей немного, человек двадцать, все грязные, чумазые, вонючие. Это над ними сегодня я прогнал облако, подарившее краткую прохладу и не проронившее ни капли дождя. Они смотрят и молчат, но это молчание громче любых криков обвинения.

Люди, разве это я виноват, что Солнце греет всё сильнее с каждым годом? А может, это моя вина в том, что все пресные источники на этой проклятой планете иссякли или загрязнены? Разве я запатентовал единственный на сегодня способ получения влаги для высыхающего человечества? Нет, я обыкновенный клоудхантер, простой рабочий гигантской корпорации, держащей на водяной игле всю цивилизацию. Простой человек, такой же, как и все вы, только я умею управлять «Погонщиком», а вы нет. И свою работу я стараюсь выполнять хорошо. Но взгляды жгут спину…

У дверей квартиры Марты, моей соседки, которая одна воспитывает двух детей, ставлю на пол флягу с водой и стучу. Хорошая она, красивая, только из-за неё живу в городе, несмотря на риски, но её соцстатус не даёт никаких шансов на повышение водного лимита. А в посёлке за лимитом смотрят жёстко, в этом вопросе корпорацию у меня нагнуть не получается.

Меня здесь ждут: дверь чуть приоткрылась, грязная рука цапнула подарок. Сверкнул злобой ожесточенный детский взгляд и щель со стуком исчезла. Я вздрогнул. За что?

— Люси, запиши меня на завтра к психологу.

— Что, опять накрывает? Ладно, извини, извини. На восемь тебя устроит?

Мёртвый город Стас Булгарин

Рыскавший внизу огромных размеров черный пес, покрытый грязью и кровью, пока не чуял залегшего на карнизе подъезда человека. Собаки, как и другие твари, после мутации стали хуже видеть, у них снизилось обоняние, зато на слух теперь мертвые псы воспринимали окружающий мир значительно лучше, метров за тридцать агрессивно реагируя на звуки шагов или громкого дыхания.

Поэтому высокий жилистый человек в порванных по шву на лодыжке джинсах дышал в сгиб руки, с трудом давя в себе приступ рвавшегося наружу после бега кашля. Бандана на голове, когда-то белая футболка, пропитанная потом на спине и в подмышках, поверх которой была наброшена камуфлированная «под цифру» разгрузка, хорошие беговые адидасовские кроссовки — одежда его была довольно грязная, но удобная. Кобура с ПМ, широкий перочинный нож на ремне, казачья шашка на кожаной перевязи за спиной и лежавший рядом на бетоне «коротыш» АКМС-У завершали экипировку. Вещмешок пришлось бросить раньше, в надежде отвлечь преследователя. Отчасти маневр удался — времени хватило с разбега оттолкнуться от двери мусоросборника и залезть на карниз подъезда, до того как мутировавшая собака показалась из-за угла.

Для раздутого мышцами пса хватило бы одной короткой очереди, но стрелять было нельзя — напротив, в затененном углу большого двора, образованного стоявшими впритык друг к другу тремя многоэтажками, копалась в мусорном контейнере еще одна подобная зверюга, а на высоком тополе чернильным пятном торчало во все стороны воронье гнездо. Треск выстрелов неизбежно привлек бы этих тварей, а на трех мутантов полный магазин уйдет, не меньше. Хотя точность огня за последние дни у человека повысилась во много раз в условиях постоянной практики, вступать в бой посреди плотной застройки Северного микрорайона он не хотел — слишком велик был шанс вызвать на себя агрессию тварей соседних дворов, а погибать в одном квартале от дома ему откровенно не хотелось. Оставалось только ждать. Вставший на его след пес загнал человека на карниз уже полчаса назад и пока не собирался оставлять свой пост. Ждать надо было или ослабления запаха следа, а это часа три, не меньше, или отвлечения пса на другую цель.

Приготовиться толком человек не успел, слишком мало времени пес дал на то, чтобы затаиться, поэтому все время своей вынужденной лежки мужчина по миллиметру в минуту тянул из кармана разгрузки пустую гильзу. Сложность была в том, что таких гильз там было несколько. Один раз уже звякнуло и пришлось пять минут бояться даже стука собственного сердца. Эта своеобразная медитация оставляла время подумать и прокрутить в памяти события последней недели.


Одиннадцатого мая ранним вечером Стас уже собирался домой, быстро допечатывая постановление об отказе по утере телефона. Вроде и не собирался задерживаться сегодня на работе, суббота как-никак, но постепенно затянуло, опера из Управления притащили взятого с поличным карманника, к отработке привлекли и Стаса, пришлось ехать на срочный обыск в другой район, дожидаться собачку с кинологом, потом оформлять документы. Так постепенно пролетел день, привычный ритм которого нарушило только сообщение о дневном звездопаде. Все бывшие в здании отдела полиции сотрудники выскочили во двор — синее небо несколько минут подряд чертили дымные параллельные полосы следов странных метеоритов, вызывая в памяти мысли о Челябинске. Уставившись вверх, Булгарин набрал жене, которая, как оказалось, вместе с родственниками и дочкой Наткой тоже была на свежем воздухе, гуляя в парке у ТЦ «Арена». Постепенно следы, напоминавшие тонкие инверсионные завихрения, обычно более широкими следами тянувшиеся за самолетами, разошлись в прозрачном прохладном воздухе, оставив после себя только гул обсуждения происшествия, вместе с сигаретным дымом висевший над курилкой. Стас же, не воспринимавший табак в принципе, вернулся к компьютеру, описывать дальше нелегкую судьбу пропавшего «Айфона». В дежурке за стеклом глухо матерился помдеж Ванька Воробьев, не успевая успокаивать взволнованных непонятным событием граждан, обрывавших телефоны.

«Внимание личному составу! Объявлен…» — динамик на стене затих так же внезапно, как и заговорил. Экран моргнул, система начала самопроизвольно перезагружаться. «Опять! Тыл вообще мышей не ловит — снова сбой. И снова не сохранился. Блин, полстраницы коту под хвост…» — Стас решил бросить все и набрать текст в понедельник, хотя в этом случае и предстояла головомойка за нарушенные сроки от начальника отдела.

По длинному коридору вместо хрипов замолчавшего громкоговорителя уже несся вопль дежурного:

— Внимание всем! Объявлен сбор! Срочно в дежурку, вооружаться! Объявлен сбор! Оповещение для всех! Отключить электроприборы!

— Да что за хрень! — Ведь уже домой собрался! Идти выполнять очередные нелепые команды управленцев, которым и суббота — не время для отдыха, особо не хотелось, можно было закрыться в кабинете и переждать тревогу, но и сидеть просто так перед пустым экраном, не имея возможности даже раскинуть «паука», тоже желания не было. — Иду…

На ходу застегивая ремень с кобурой, Стас в коридоре столкнулся с выскочившим из своего кабинета Женькой Хилиловым, старшим опером на линии квартирных краж. Тот закрывал замок, прижимая трубку сотового плечом к уху. Напарник Стаса был в отпуске, так что Булгарину оповещать было некого, его телефон остался в кабинете на столе.

— Черт, связи нет. — Женька справился с замком, посмотрел на экран мобильника и в этот момент телефон взорвался. Резко плеснуло во все стороны дымом, проскочили сиреневые искры, с треском лопнул экран. — Ау! — Женька бросил трубку на пол, затряс обожженной рукой. Пластик чадил сизым дымом. Внезапно раздался электрический треск, над головами оперов, заставив их присесть, вдоль стены параллельно потолку проскочила длинная тонкая молния разряда. Из расположенного рядом распределительного щитка густо повалил едкий дым. Заорала установленная год назад противопожарная сигнализация.

По длинному коридору единственного этажа отдела полиции раздались хлопки взрывающихся ламп дневного освещения, резко запахло химией, одновременно раздались непонимающие возгласы и маты немногочисленных сотрудников, выскакивающих из служебных кабинетов. Взрывалось или воспламенялось все электрическое, в нескольких кабинетах полыхнуло большим огнем. Стоявшие в углах кабинетов огнетушители помогали слабо, искры замыканий скользили по скрытым в кабель-каналах проводам, вырывались из замурованных в стены коробок, били даже из отключенной аппаратуры. К главному распределительному шкафу дежурный подобраться не смог — тот был плотно окутан облаком дыма, сквозь который во все стороны били яркие молнии. Честно оплавившиеся предохранители не помогли, пробои возникали даже в отключенных приборах, в одном из кабинетов разряды сплавили моток медного кабеля, изъятого на обыске и валявшегося в углу.

На руке Стаса резко нагрелся и плюнул дымком «Ориент» — не выдержала невидимого и непонятного напряжения встроенная батарейка. Скинув часы и бросив пустой огнетушитель на пол, Булгарин оставил залитой пеной кабинет с искрящим компьютером и бегом, низко пригнувшись, рванул в сторону дежурки. Вместо оружия ему всучили сразу два огнетушителя и еще почти час он, вместе с другими сотрудниками, выбивал двери закрытых кабинетов, таскал туда-сюда ящики и мешки с делами, помогал вытаскивать на улицу тяжеленные сейфы с оружием и секреткой. Наконец справились: открытого огня больше не было, что можно было спасти — спасли, что нельзя — залили пеной. Коридор отдела, весь в потеках пены, с клубившимся под потолком дымом и черными пятнами выгоревшей проводки выглядел филиалом ада.

После очередного крика дежурного все выскочили во двор. Одиннадцать полицейских, собравшихся перед отделом на площадке, заставленной сейфами и коробками, выглядели чертями из этого ада. Закопченные, в местами сгоревшей одежде, все мучились сильной головной болью.

— Дежурная смена, следователь, водитель и три опера со стажером — вот и весь личный состав. Не густо… — вытирая черный пот рукавом такой же форменной рубашки, протянул ответственный по отделу заместитель начальник ОУР майор Матюхин.

— Сань, что случилось-то? Что вот это все было? Саныч, почему тревогу объявляли? Где пожарка? — посыпались вопросы со всех сторон.

— Тихо, …, все! — Грубо оборвал нетерпеливых ответственный. — Вокруг посмотрели, резко, да?

Едва отошедшие от смрадного воздуха полицейские закрутили головами. Стоявшие во дворе служебные и личные автомобили все были полны дыма, хотя открытого огня видно не было. За пределами же отдела творился сущий кошмар. В доме, на первом этаже которого находился отдел полиции, из нескольких окон валил дым. Многие окна были выбиты, из одного свисало тело мужчины, изогнутое в неестественной для живого позе. С улицы раздавались вопли, крики, какие-то команды. В соседних домах ситуация была не лучше: пожары, сильное задымление, крики о помощи. Вечер становился еще более темным от нависшего над районом облака дыма.

— Короче, гвардия… — Устало вздохнул майор, потирая гудящую низкими частотами голову. — Витек уже пробежался по району — похоже, пришел тот самый зверек, которым нас постоянно пугали. Пожары везде, транспорт вообще не работает, связи нет, так что можете не спрашивать, — ничего не знаю, что случилось. Придумывайте сами. Еще что хреново: никого оповестить не успели, только от шефа звонок прошел, чтобы всех поднимали, как все и началось. Так что, если вот это вот, — он покрутил пальцем в воздухе, — везде, то помощи ждать совсем не стоит, по крайней мере — сразу и быстро. Правила придуманы не нами, надо организовать оборону, как по «Крепости», так что сейчас будем делать так: два опера, Хилилов и Подгорный, с дежурным остаются здесь, на вахте, охраняете оружие и документы; постового на КПП усилит водитель; Ванька — в актовый зал на пост, контролировать периметр с тыла. Блин, хорошо, хоть мужики одни в наряде…

Матюхин посмотрел на дорабатывавшего последний месяц перед пенсией следователя:

— Михалыч, на тебе — коридор, смотри за кабинетами, чтоб никто не полез через окна. Если и правда, такая муть по всему городу, — рванет всякое отребье за стволами. — Следак, массировавший сразу два виска, слегка кивнул и вдруг его глаза закатились, он медленно стал валиться на бок. Падающего подхватили, опустили на прохладный асфальт.

— Михалыч! Михалыч, что с тобой? Таблетки есть какие? Давайте, на скамейку его. — Матюхин обеспокоенно пытался растормошить провалившегося в обморок Михалыча. Пару минут спустя пожилой следователь очнулся, его взгляд непонимающе скользил по лицам коллег. Оставив рядом с больным Хилилова, Матюхин продолжил инструктаж:

— Значит, вместо Михалыча на коридор — разбор. Гриш, на тебе постоянный контроль за всеми окнами, там, где двери закрыты, — открой. — Дежурный по разбору старлей Самойлов понимающе кивнул.

— Ну а мы, операми, пройдемся на разведку: я за старшего, ты, Стас, и Витек с нами. — Внимая словам Матюхина, молодой стажер зачем-то осмотрел Булгарина и кивнул. Матюхин, осмотрев свое войско, решил завершать:

— Вооружаемся по максимуму. Игорь, под мою ответственность. Но записываешь каждому, кто что взял. Вопросы? — Дежурный кивнул, все молчали, прислушиваясь к шуму, доносящемуся с улицы. Уже приготовившийся отдать команду Матюхин осмотрел каждого и добавил:

— Да, и еще… Ребят, я понимаю, у каждого семья, дети, но сейчас мы к ним вряд ли дойдем. Про своих оперов я знаю, остальные — кто где живет? — В районе обслуживания не жил никто. — Тогда — продолжаем службу и не забываем о том, что мы не просто так погоны носим. Сначала — разведка. Мужики, я на вас надеюсь.


Гильза, наконец-то, скользнула в ладонь. Щелчок пальцами и, отблескивая латунными боками, она по крутой дуге полетела в сторону соседнего подъезда, где отскочила от сгоревшей машины и покатилась по асфальту. С так необходимым сейчас Стасу звоном. Пес рывком дернулся и устремился к источнику звука, низко стелясь над пыльной дорогой. «Хорошо, что эти твари гавкают только тогда, когда подыхают» — подумал Булгарин, наблюдая за тем, как мутировавший дог обнюхивает гильзу, пытаясь найти продолжение следа. Действительно, неоднократные стычки с псами-монстрами уже дали стойкое убеждение в том, что команду «голос» они выполнять не умеют. Даже атаковали твари бесшумно, в отличие от момента смерти, когда всячески пытались призвать на помощь своих собратьев. В начале похода еще неопытному Стасу пару раз откровенно везло и он успевал покинуть место стычки до того, как в остывающему трупу подтягивались шавки всех мастей из соседних дворов и улиц. Спустя несколько минут пес потрусил под арку, освобождая человеку путь.

Булгарин шел домой, уже четвертые сутки пробираясь через охваченный хаосом город. С момента начала катаклизма минула неделя.

Проведенная под началом Матюхина разведка ничего нового не принесла. Весь Южный микрорайон горел: на улицах — машины, в домах — квартиры, в частном секторе — дома, пылали провода линий электропередач, с воплями носились паникующие люди, падавшие на улицах в обмороки с приступами жесточайшей головной боли. Многие умирали тут же, не дождавшись помощи. Сразу стала понятна мудрость Матюхина, набравшего в свою группу людей в гражданской одежде. Никакой помощь в этой ситуации полицейские оказать бы не смогли, только навредили бы себе.

В первый вечер далеко от отдела уходить не стали — спускалась ночь, искусственного освещения не было, тьма вперемешку с дымной пеленой захватывала город не по-майски быстро, дорога группы освещалась только затухавшими огнями пожарищ. Успели пройти до пункта полиции на Ростовской, хотели забрать дежурившего там участкового, но, никого не обнаружив, вернулись на базу. Полночи затаскивали имущество обратно, все оружие и спасенные документы утрамбовали в оружейную комнату. Спали по очереди, неся службу на обозначенных Матюхиным постах, но покушаться на отдел никто не посмел. Правда, никто из своих тоже не пришел. Михалыч нес околесицу на непонятном языке, его температурило, найденные в аптечке жаропонижающие никакого эффекта не принесли, так что вся помощь больному свелась к частой смене мокрой тряпки на лбу.

Негромкие разговоры сводились в основном к обсуждению причин произошедшего накануне. Разные версии сменяли одна другую: ядерная война, война с применением неизвестного оружия, испытание америкосами ХААРПа, ЧС на АЭС. Люди все были взрослые, так что нападение марсиан никто не рассматривал. За каждую версию были свои аргументы, так же как и против нее. Фоном к обдумыванию государственных проблем у каждого шла тревога за родных и близких.

Утром всем ожидаемо захотелось есть.

— Ну что, хлопцы? Планы ЧО-ЧС не сработали, кажется, да? — Матюхин за ночь осунулся, посерел, как и все остальные. Нервы уходили килограммами в беспокойстве за жен и детей. — Связи нет, сгорела вся электроника, что только могла сгореть. Поэтому мои мысли такие: ждем еще сутки, если на нас никто не выйдет — Главк, военные, комендатура какая-нибудь или иные власти — уходим по домам. Скорее всего, генералы свернулись уже… Ну что? — Ни у кого возражений не возникло.

— Значит, тогда так: надо до магазинов мотнуться, в аптеку заглянуть за чем-то сильнодействующим, попытаться наладить взаимодействие с погранцами. — На краю района стояла тыловая пограничная часть, за забором которой постоянно дежурило около десятка контрактников и офицер.

Ходили двумя группами: Матюхин со своими — в магазин и аптеку, Стас с дежурным и помдежем — к части. В отличие от своего начальника, Булгарин вернулся ни с чем: ворота у пограничников были на замке, высокие заборы с колючкой не давали заглянуть внутрь, на крики никто не откликнулся. Зато прошлись по всей Ростовской, налюбовавшись на хаос, валявшиеся на обочинах трупы, пристрелили несколько собак, почему-то проявлявших недвусмысленную агрессию. Зрелище разрушенных огнем и людьми кварталов было страшное и удручающее. Причем людей, как раз, на улицах сейчас было много: кричали женщины и дети, туда-сюда сновали нагруженные тюками мужчины, из распахнутых окон летели на землю вещи. Никаких спасательных бригад замечено не было, преобладали бестолковость и хамство, несколько раз вспыхивали драки между делившими имущество группами. Слышали выстрелы, похоже из охотничьих ружей, после которых из-за домов выскочили несколько мужчин. Увидев вооруженных автоматами и одетых в гражданку оперов, бежавшие благоразумно свернули в сторону. На еще одну перестрелку и крики о помощи решили заглянуть, но, пока обошли многоэтажку, все стихло, быстрый осмотр нечего не показал

Матюхину, впрочем, тоже много не обломилось: за ночь небольшой супермаркет, расположенный рядом с отделом, уже успели основательно пограбить неизвестные лица, уделив особое внимание полкам с алкоголем. Пришлось даже пригрозить оружием парочке маргиналов, решивших встать на защиту «законно» захваченных продуктов с арматурой и кухонным ножом в руках. Шедевр — полицейские взяли на гоп-стоп воров! Из этого инцидента и всей проведенной разведки вынесли не только продукты с водой и сигаретами, но и простую истину — народ вооружался, возможным властям дел до Машмета не было, и десяток бывших милиционеров погоду в районе не сделает. С такими темпами активности населения запасы магазинов должны были кончиться если не завтра, то послезавтра. Уже сейчас встала проблема с водой: из кранов она не текла, а в магазине питьевой воды почти не было: только минералка, кола и лимонады. Даже для организации пропитания сводного отряда отдела полиции группе Матюхина пришлось нагрузить на себя чуть ли не четверть запасов продмага. Остатки уже подгребали ворвавшиеся следом маргиналы, до этого уныло переминавшиеся на углу здания.

До вечера просидели на постах, перекусив котлетами и супами в пакетах, прихлебывая вскипевший на костре чай с бубликами. Ждали, что хоть кого-то из вышестоящего руководства заинтересует судьба оставшегося бесхозным полицейского подразделения, наполненного оружием, уголовными делами и документами с грифом доступа. Не дождались.

Ближе к вечеру на территорию отдела, огороженную бетонными плитами, первый раз попытались проникнуть посторонние. На «Егозу», вившуюся поверху ограды, накинули несколько одеял, на которые повисло, осматриваясь, неопознанное тело. В ответ на окрик постового тело выстрелило из ружья и с криком рухнуло наружу после короткой автоматной очереди. Оказывать первую медицинскую помощь добровольцы не вызвались. Ночью в один из кабинетов влетела бутылка с бензином — кабинет выгорел полностью, последние два огнетушителя на него не тратили. После того, как огонь погас, уже к утру, мародеры со скрежетом начали ломать решетку на окне, но после пары выстрелов из ПМ в их сторону решили от своего умысла добровольно отказаться. Отдел показал свои зубы.

Утром зубы показал Михалыч. В прямом смысле слова — ни с того, ни с сего он впился в руку Витьки, который наклонился над ним с кружкой воды. Агрессивного бредившего следователя, показавшего силу хорошего борца, пришлось успокаивать путем спутывания по рукам и ногам, Витьку перебинтовали.


При мысли о бинтах и лекарствах Стас, уже неслышно спустившийся с карниза, пожалел об утраченном вещмешке, который вмешал в себя не только медикаменты, но и хороший запас сухпая с полторашкой воды. Солнце, как назло, после полета метеоритов и электрического коллапса жарило как сумасшедшее, выход на освещенные участки сопровождался головной болью и риском солнечных ожогов, а то и обмороков. Были уже на глазах Булгарина такие инциденты: люди внезапно падали и начинали биться в конвульсиях.

Вещмешок вообще был знатный, с ним Стас носился на все тревоги еще с лейтенантских лет. Чисто армейский вариант, с завязкой горловины лямками, мешок доказал свою функциональность и практичность по полной. Когда опер разгребал завалы в своем кабинете, готовясь к походу, мешок был тем самым предметом первой необходимости, на розыск которого Стас и был нацелен. Прошитый изнутри полиэтиленом, вещмешок не промок под напором струй огнетушителя и сберег продукты и одежду, только приобрел пятнистую рыже-зеленую расцветку. Из сейфа Стас вытащил разгрузку, которую после крайней командировки в Чечню так и не отдал владельцу, из шкафа были спасены беговые кроссовки — память о зачетах по физподготовке. А сейчас мешок изгрыз бешеный бобик. Жалко…

Окинув взглядом окрестности, Стас по выложенной плиткой дорожке. Скрываться в траве и лазать по кустам в текущих условиях не стоило: мутировавшие животные и люди очень хорошо слышали и реагировали больше на звук, чем на движение. Да, и люди…

Михалыч полностью обратился к концу вторых суток после обморока. Его весь день корчило, он скрипел зубами и суставами, пока ничто не перестало напоминать в нем разумного человека. Наблюдавшие за ним по очереди теперь уже бывшие коллеги заметили, что кожа больного стала мучнистого серо-зеленого цвета, вены провалились, как будто вся кровь покинула сосуды. Налившиеся молочной белизной глаза, непрерывно следившие за находившимся в комнате человеком, наводили ужас. Подполковник юстиции, когда-то направлявший в суд уголовных дел как целый следственный отдел в другом подразделении, сейчас клацал зубами и походил на неизвестную науке бешеную тварь с жаждой смерти в каждом движении. Он постоянно ворочался, стремясь если не порвать, то растянуть свои путы. Один раз ему удалось вырвать из-под веревок руку и, пока его пеленали обратно, умудрился исцарапать лицо Ивану Воробьеву, чуть не задев глаз.

Именно старый следователь стал для Стаса первым свидетельством того, что произошедший катаклизм имеет гораздо более глубокие причины и последствия, чем ядерный или бактериологический удар. Поведение Михайлыча не укладывалось ни в рамки болезни, ни в версию отравления. Создавалось впечатление, что из глубины омертвевших глаз на людей взирает нечто, совсем нечеловеческое существо, оценивающее их только как врага или источник пищи.

К вечеру температура подскочила у обоих пострадавших от действий Михалыча: Витька уже бредил, Ванька пока держался, но с каждым часом ему тоже становилось все хуже. К утру же привязанными больными были заняты все три койки в комнате отдыха дежурной смены. А оставшиеся полицейские, так и не получив ни команд, ни помощи, экипировались, вооружились и ушли рано утром, оставив бессильно рычащих зараженных и запертую оружейную комнату, набитую бумагами, скрывавшими сейфы с пистолетами и патронами. Сил пристрелить безнадежных никто в себе не нашел.


И вот сейчас Стас приближался к своему дому уже в одиночку. Автомат, как оружие крайней необходимости, висел на груди, в правую руку из-за спины перекочевала шашка. Булгарин был любителем оружия, в квартире его, кроме жены и дочери, дожидались арбалет и коллекция ножей. И это кроме двух ружей. Шашка была вообще отдельной историей — подлинная реплика казачьей шашки нижних чинов образца 1881 года, гордость коллекционера. Специально заказывал в соседней области, она лишь чуть не дотягивала до качества оригинала, так как использовали в этом оружии сталь твердостью 45 HRC. Продали ее как макет, но что мешало, пользуясь положением и статусом, заточить ее под стандарты? Ничто не мешало, вот в солнечных лучах и пускала блики заточка 27/60.

Выскочивший из-за угла пес — не дог, а совсем другой, значительно меньше, но такой же грязный, в комках свалявшейся от крови шерсти, — был встречен ударом наотмашь. Хоть и атаковали мутанты без лая, но двигались достаточно шумно, с цокотом когтей по дорожному покрытию. Времени для подготовки к бою почти всегда было достаточно, а выводы после каждого столкновения Стас привык делать немедленно: значит, где-то ошибся, если пес услышал или увидел его и пошел на таран.

Монструозная собака была встречена в прыжке первой, самой острой третью шашки. Булгарин шагнул в сторону, пропуская сбоку летевшую по инерции изувеченную тварь, прыгнул ей вслед. Несмотря на явно смертельное ранение, пес в любой момент мог гавкнуть или взвыть, а этого никак нельзя было допустить. Прямой тычок лезвия под челюсть прерывал агонию мутанта. Стас резко присел около трупа, прислушиваясь к обстановке и оглядывая небо. Кроме собак, на звуки также реагировали вороны. Этих падальщиков за неделю расплодилось в огромном количестве, они разожрались на трупах, вили гнезда, сами атаковали увиденных людей, напрочь игнорируя зомби. Птицы увеличились в размерах, размах крыльев у самой большой из встреченных Стасом достигал двух метров — замерял шагами после одного из столкновений. В отличие от псов, вороны атаковали с карканьем, что иногда тоже позволяло успеть подготовиться. Да и зомби, массово бродившие по безжизненным улицам, реагировали на звук, но их хоть было слышно, как и собак.

При нападении группы из трех зомби как раз и погиб Матюхин.


Массовая мутация началась почти через двое суток после метеоритного потока. Покидавшие отдел полиции мужчины уже понимали существование некой взаимосвязи дневного звездопада и болезни, поразившей трех их сослуживцев. Кто виноват в этой болезни — знать уже не хотелось, думать об этом не было возможности: на улицы начали выходить больные люди и животные. Агрессивные, рыскавшие в поисках выживших, рвущиеся в запертые помещение на любой шорох, производимый живыми. Именно живыми — непонятным образом на шаги таких же зараженных, как и они сами, зомби не реагировали.

У самых ворот отдела полиции расстались: Хилилов и постовой Степашин жили в пригороде, идти им было совсем в другую сторону, чем основной группе из шести человек. Попрощались, пожелали друг другу удачи, после чего пара товарищей ушла в сторону железной дороги.

Относительно спокойно смогли дойти до виадука через Дивинилку — речку-вонючку, текущую со стороны химзавода. Людей на улицах почти не было, их группу несколько раз окликали из окон, просили воды и еды, но на предложения уйти с ними никто не среагировал. Но, несмотря даже на отсутствие людей, больше всего нервировала тишина. Она навалилась на город плотным покровом: не было слышно гула машин, гудков и стука постоянно курсировавших по железке поездов, людского гомона — все эти привычные для обывателя звуки, составлявшие фон жизни, исчезли. Даже ветра не было… Отсутствие шума давило на психику больше, чем что либо, заставляя чувствовать себя маленькими, беспомощными, постоянно ожидать подвоха, нападения, вздрагивать даже от слишком резкого удара собственного каблука об асфальт.

Все оставшиеся в городе люди предпочитали отсидеться в своих «крепостях», по-прежнему надеясь на помощь властей. Некая надежда еще тлела и в душе Матюхина: первым пунктом назначения он выбрал городскую поликлинику, в которой, по его мнению, должен был сформироваться некий штаб помощи или сопротивления. Почему он пришел к такому выводу, никто не спрашивал — по пути домой и ладно.

Все напарники были подавлены масштабом прокатившегося за два дня апокалипсиса. Район был разрушен — огонь сожрал дома целыми подъездами, некоторые обвалились внутрь и продолжали тлеть, на дорогах и перекрестках кучковались в ДТП автомобили с встречавшими в них трупами. А вот на обочинах дорог трупов, как ни странно, не было. Пару раз внутри салонов разбитых машин замечали движение, но за закопченными стеклами видно было плохо и бесцельно решили не рисковать, к тому же призывов о помощи и осмысленных действий от этих теней не было.

На мосту через покрытую сине-зеленой плесенью речку их встретил первый реальный мутант человека новообращенного мира. Как так получилось, что в равный для всех период этот человек изменился больше других, разбираться времени и желания не было — огромная туша, не вступая в общение, при первом взгляде на людей резво стартанула в их направлении с явно агрессивными намерениями. Треск автоматных очередей разорвал гнетущую тишину, окутывавшую разоренный город. Тяжелые пули 7,62 прошивали плоть как шило, наплывы жира и дряблого мяса тряслись волнами, но мутант упорно надвигался на мужчин, гулко топая тумбами ног. Матюхин взял прицел чуть выше и короткой очередь раздробил ему голову. Бывший человек споткнулся, по инерции еще несколько раз передвинул ноги и с влажным шлепком расплылся по продавленному асфальту. Сразу стало тихо, только в ушах звенели отголоски выстрелов.

Слегка шокированных произошедшим людей взбодрила команда старшего:

— Рассредоточиться! Присели все! Внимание по секторам. — Майор за время службы раз пять был в Чечне, успел получить хороший боевой опыт, даже парой медалей на груди красовался 10 ноября. — Без команды — не стрелять. — Еще раньше, перед началом похода, он распределил обязанности и сектора контроля, так что шли не просто толпой, а организованно.

На этот раз все вокруг было тихо, а то полкилометра тому назад на выстрел в бешеную собаку в атаку на группу сорвалась с крыши пятиэтажки крупная ворона, спасаясь от пике которой всем пришлось целоваться с дорогой. Отстреливая ее, попутно выцеливали несколько тварей, похожих на крыс-переростков, выскочивших из открытой подвальной двери и скачками понесшихся к людям. Все к тому, что животные цепляли заразу и мутировали гораздо раньше человека и сплошь становились агрессивными к любым посторонним звукам.

С тех пор старались шуметь поменьше. Вот и сейчас, осмотревшись и убедившись в условной безопасности, подошли к лежавшему бесформенной кучей телу мутанта. Явно, это не так давно был человек, мужчина — руки, ноги, голова, все в наличии, вплоть до въевшейся в тело рубашки и остатков брюк. Только вот его размеры… Все тело было как громадный пельмень, под растянувшейся кожей слоями бугрился жир, натекая пласт на пласт. Голова ушла в плечи и выглядела бугром из сала. Конечности были похожи на столбы, так распухли. Брюки развалились по швам, ремень глубоко врезался в тело, сочащееся сукровицей и белыми сгустками. Весил он, похоже, с полтонны. Что это чудовище забыло на мосту, осталось тайной. Оставив труп плавиться под лучами жаркого солнца, пошли дальше, вдоль забора завода «СК» и через полчаса были у здания поликлиники. На первый взгляд, да и на второй тоже, было ясно, что Минздрав оставил свой объект: несколько разбитых окон с блестевшими в рамах клыками стекла, распахнутые настежь двери, одна створка которых висела на нижней петле яснее ясного говорили о том, что никакого штаба выживших здесь нет.

— Надо проверить, мужики. — Матюхин был уверен в своей правоте. — Вдруг это для отвода глаз, маскировка. Стас, поможешь? — Его глаза просто умоляли. Поправив шашку на боку, Стас согласно пожал плечами. Майор сконфуженно улыбнулся, быстро расставил остаток группы на посты для наблюдения и прикрытия, кивнул Стасу, указывая направление разведки.

Подошли к дверям с двух сторон, по пути заглядывая в окна. Высунувшаяся из разбитого окна рука, ногтями пробороздившая три полосы на открытой шее Матюхина, была полной неожиданностью. Старший отпрянул, автомат в его руках содрогнулся, с грохотом посылая пути в вставший в проеме силуэт. Следом сорвалась с петли дверь, на крыльцо поликлиники выскочил еще один человек, тут же обернувшийся в сторону Стаса. Теперь уже Булгарин нажал на спусковой крючок, короткой очередью рассекая грудь противника. Живого человека две дырки в теле сразу превратили бы в неживого, но этот человек уже не относился к гомо сапиенс. Он только дернулся назад под толчками пуль и снова попытался шагнуть к Стасу, но лишь встретил очередную пулю, теперь под глаз. На дверь сзади плеснуло красным, тело повело в сторону и окончательно упокоенный покатился со ступеней. К этому времени Матюхин расправился и с оставшимся в комнате. Труп со стуком упал, что-то зазвенело.

— Уходим. Быстро. — Мужчины отскочили к сидящим за остриженными кустами напарникам. Матюхин лапнул себя по шее, осмотрел окровавленную ладонь. Резюме было кратким:

— Хана. Отвоевался. — И столько в его голосе было беспомощности, что мужики разом заговорили:

— Да погоди, Сашь…

— Какой на хрен, Саныч, ща перевяжем…

— Обколоть надо антибиотиками…

Матюхин махнул рукой, останавливая обсуждение:

— Хватит. Вы что, еще не поняли? Нет лекарства от этой гадости. Если бы было — уже б помощь пришла. Страна, конечно, раздолбайская, но порядок был. Был… да сплыл. Дочка у меня тут. Работала…

Никуда не пошли. Промокнули неглубокие царапины водкой, налепили тампон из бинта под пластырь. Через пару часов у Матюхина поднялась температура, жара добавляло солнце, уже взобравшееся довольно высоко и нагревшее воздух градусов до тридцати, не меньше. А у больного, по ощущениям, организм накалился до сорока, не меньше. Лежавший в тени майор сначала крепился, потом начал постоянно просить пить, стал заговариваться, звать какую-то Оксану, и к полудню провалился в глубокое беспамятство.

Сидели вокруг, тянули мелкими глотками, чтобы не потеть, воду, следили за территорией. Почти никто ничего не говорил — ситуация не требовала обсуждения, просто ждали. Дождались к вечеру — Матюхин завозился, рывком сел и открыл глаз с залитыми кровью белками. Подгорный успел отшатнуться: ладонь командира с хищно изогнутыми крючьями пальцев прошла в нескольких сантиметрах у его лица. Навалились толпой, связали ставшего внезапно очень сильным майора, закрутили руки сзади. А ведь хотели это сделать, пока он лежал без сознания, только ни у кого рука не поднялась.


С этим кобелем удалось разобраться легко. Уже накопленный Стасом опыт говорил о том, что зараженные вирусом твари плевать хотели на раны и увечья, вполне себе удачно ковыляя на сломанных ногах с торчащими костями или подтаскивая за собой вывалившиеся кишки. Медленнее становились — это да, но умирать от этого не хотели. Критическим для них было повреждение головного мозга, причем повреждения такие должны были сопровождаться именно уничтожением, а не легким сотрясением или ЗЧМТ. Вороны начинали дико орать, выражая несогласие с потерей крыльев и носиться за противников, смешно и страшно подпрыгивая на земле; даже разрубленная пополам крыса только на передних лапах спокойно могла тащиться за человеком с километр, скрежеща зубами и попискивая; собаки вообще отличались повышенной регенерацией, буквально зализывая на глазах свои повреждения. Только удары, раскраивавшие череп, приводили к победе. Такая же беда была и с обратившимися людьми: они не чувствовали боли, потеря руки или ноги была для них всего лишь поводом для замедления. Хорошо, хоть как в трешевых фильмах, они не завывали, требуя для пропитания теплые мозги. Зомби не гнили, их тела немного воняли, но отнюдь не пропавшим мясом. Наоборот, живые мертвецы становились быстрее и сильнее, у некоторых удлинялись конечности, голова уходила в плечи, создавая сложности при прицеливании.

Стас быстро осмотрел труп пса. «Точно, снова такая же фигня» — под ухом кобеля в лужице густой тягучей крови лежал черный кристалл размером с половину мизинца. Такие кристаллы были замечены впервые, когда через мост ВоГРЭС перешли на правый берег и встряли втроем в массовую стычку с мутантами.

Перед этим Стас нагнал ушедших вперед коллег только у моста. Никто из них и вида не подал, что слышал одинокий выстрел. А что делать надо было — оставлять Матюхина охотиться на себе подобных? Да и Стас, как бывший ближайший подчиненный зараженного командира, не мог никому из опустивших взгляды напарников приказать.

У моста снова пришлось расставаться: Подгорный вместе с Самойловым жили в Железнодорожном районе и дальше пошли по Ленинскому проспекту. Крепкие рукопожатия, обнялись с опером, который шепнул в ухо: «Все правильно, Стас…», бегом догнал Гришку и через несколько минут они скрылись за небольшим сквером.

Мост ВоГРЭС перешли глубоким вечером. Сзади, по левой стороне, что-то с треском горело на территории ТЭЦ, всполохи пламени освещали высокие трубы, в черной копоти дыма проскакивали багровые шары. Шли, а точнее — ползли по трубам теплоцентрали, прячась за низким отбойником — на середине моста темнел большой кучей такой же жирный мутант, как и убитый на виадуке. «Медом им на мостах намазано, что ли? Или кровью?» — шепот Игоря Аксенова раздался за спиной Стаса, водитель Олег Меньших шел последним. Даже этот негромкий звук голоса тварь, несмотря на шум пожара, услышала, дернулась, так что пришлось сидеть, едва дыша, почти пятнадцать минут. Показав Игорю кулак, Стас махнул идти дальше.

За мостом уже окончательно встретили ночь. Пережидали темное время суток в упёршемся в бетонное ограждение водохранилища микроавтобусе, который, похоже, был брошен после ДТП. Зато с комфортом — мерседесовские кресла откидывались почти в горизонтальное положение, мягкая боковая поддержка позволяла не бояться упасть, высокие тонированные стекла давали хороший обзор. Дежурили Стас с Игорем по очереди, пожилой водитель жаловался на головную боль, так что ему дали отдохнуть. Хотя и у самих после жаркого, полного неприятных впечатлений дня давило виски.

Едва рассвело, выдвинулись в дальнейший путь и через пару часов, поднимаясь к строительному институту, наткнулись на собачью свору. Голов десять, а позже, при пересчете, оказалось — одиннадцать. Во главе стоял огромный, раздавшийся в плечах и груди серый кобель неопределенной породы. Шли бывшие полицейские достаточно осторожно и тихо, поэтому свору увидели первыми. Стас ткнул пальцем в автомат, намекая на необходимость упреждающего огня, Игорь и Олег согласно кивнули: уж больно страшными, даже издалека, выглядели «друзья человека». Версия об обострившемся слухе зараженных вновь нашла свое подтверждение: на строенный щелчок предохранителей псы синхронно навострили уши и обернулись, хотя до присевших у брошенного «Опеля» людей было еще порядка сотни метров. Недолгий бой закончился с разгромным счетом 11:0, только вожак на последнем издыхании добежал дальше всех, почти до «Опеля».

Собаки были сплошь крупные, мутация не обделила их организмы мощью и силой. На некоторых были видны следы укусов, парочка во время бега хромала и подволакивала лапы, но от этого не выглядела менее свирепыми. Тогда то, проводя «контроль» шашкой и ножами, люди и обратили внимание на черные блестящие камушки, сверкавшие гранями возле голов поверженных собак. Олег подобрал один из кристаллов, толщиной с карандаш, покрутил его пальцами. Внезапно кристалл рассыпался, темной жидкостью скользнув по ладони.

— Гадость какая-то. — Отряхивая руку, произнес Меньших. — Вроде твердый, а на ощупь — скользкий. И хрупкий…

До дома Игоря, который жил в частном секторе у института, не дошли буквально метров двести, крыша уже виднелась вдали по улице, как Олега скрутило сильной головной болью. Он упал, громко застонав, из прикушенной губы пошла кровь. Солнце припекало уже очень сильно, отошедший в тени от приступа водитель немного посидел, массируя виски и затылок, после чего, списав все на солнечный удар, пошли дальше, стараясь придерживаться затененных участков.

Дома у Игоря были только пожилые родители, как оказалось, женат он не был. После того, как во всем хозяйстве догорели приборы и провода и Аксенов-старший справился с небольшим пожаром, он кинулся помогать соседям. Всей уличной общиной не допустили распространения огня от загоревшегося пустующего дома, долго обсуждали бездельников-пожарных, которые так и не приехали, пока вниз по улице не начался массовый исход погорельцев из многоэтажных домов. Телевиденье и радио не работало, так что пользовались слухами о начавшейся войне с НАТО, химических бомбардировках, взрывах аммиака на заводах левого берега. В общем, накручивали себя до того, что у Екатерины Михайловны, матери Игоря, случился нервный срыв, от которого она до сих пор отходила в затененной комнате.

Услышав о болезни, Стас напрягся. Олегу было без разницы — он уселся в тени забора и тихо постанывал, успокаивая мигрень.

— Стас, я сам. — Игорь, узнав про болезнь матери, стал хмурым. — Бать, пошли мамку проведаем. — Спустя несколько минут Аксеновы вышли из дома, Игорь с улыбкой кивнул:

— Нормально все, за меня переволновалась. Нормально.

— Что, ребята, думали — бешенство? — Слова Бати вызвали удивление и вопросы у гостей. — Ага, видели. Вчера Петра из пятьдесят седьмого дома накрыло. Сначала тоже головой мучился, потом жена его прибегала, Анька, просила от температуры таблеток, а сегодня утром он из дома выскочил в одних трусах, глаза выпуклые, зеленый весь какой-то, в кровище. Люди попрятались, а он ходил тут по улице, потом ушел к центру. Сходили б вы, что ли, посмотрели, как там Анька?

Отправив Олега в дом, Стас с Игорем пошли на разведку.


Зомби нападали на людей без разбора, в основном убивали и ели на месте, некоторых просто кусали или царапали, но бросали живыми. Такие раненые обращались, как Матюхин, кто быстро, кто не очень.

Ели… За время одиночного путешествия от дома Аксеновых до новостроек на Антонова-Овсеенко Стас навидался всякого, чувства уже притупились и даже на собак, тащивших искусанные трупы взрослых и детей, он уже обращал внимание только для того, чтобы не стать очередной жертвой их агрессии. Самих зомби в городе было немного, людей за все время перехода он не встретил вообще, хотя периодически видел мелькавшие тени и взмахи штор за темными окнами. Как они там выживали — даже не хотелось думать: все магазины по пути хвастались выбитыми дверями и окнами, а внутри — пустыми полками и подсобками. Пару раз Стас, перекусывая галетами, с благодарностью вспоминал своего начальника, решившегося на разграбление магазина и обеспечившегося коллег пропитанием.

Похоже, если судить по рассказам оставшихся в своих домах соседей Аксеновых, очень много жителей города эвакуировались самостоятельно уже в первый день. Несмотря на отсутствие связи, нашлись инициаторы, в основном из числа военных, МСЧовцев и полицейских, которые организовали паникующих, заставили их нагрузиться скарбом и пешим порядком выходить за город. Время должно было показать — кто прав: ушедшие или оставшиеся. Что теми, что другими двигали абсолютно разные мотивы. Уходившие звали за собой, туда, где должны были ждать некие власти, спасавшие город; нелепо звучали обоснования осевших о том, что дома и стены помогают.

Аньке вон они не помогли…

Хотя в теорию родных стен Стас вынужденно верил. Дома должна была быть Алина с Няшкой и, чтобы увидеть их, сейчас оставалось пересечь всего несколько дворов и небольшой парк. Был шанс на то, что они ушли с эвакуационной командой, а уж думать о возможности заражения Стас даже не хотел. За всё время своего одиночного путешествия он ни разу не встретил никого, кто мог бы сойти за органы управления при ЧС, так что вывод был неутешительный — никакой власти в городе не было. Будь происходящее вокруг войной, всё равно, Булгарин был уверен, нашлись бы желающие покомандовать, пусть даже армейцы, но нашлись. Явно, происходящее вокруг носило бессмысленный ужас тотального геноцида, об этом Стас думал постоянно, перемежая мысли о семье.

На путь от Аксеновых до последнего рывка ушло больше трех дней, одному было идти проще, хотя пришлось сделать хороший круг. Пригодилось и умение пострелять, причем много и по разным целям: бешеные крысы, сбивавшиеся в стаи собаки, разросшиеся до размеров орлов вороны. И даже по тем, кого не так давно приходилось беречь и защищать. Сначала Стас по вбитой в подкорку привычке стрелял по ногам, но только мертвые люди не обращали внимания на раздробленные колени, устремляясь даже ползком к источнику выстрела. Густая кровь и кусочки костей и плоти, вылетавшие при сквозных ранениях, у некоторых зомби затягивались очень быстро, минуты через три-четыре раненые уже даже могли не хромать. Такая же ситуация были и с попаданиями в грудь или живот — зараженные лишь замедлялись на некоторые время. От подобных ранений нормальный человек скончался бы на месте, но зараженные уже не были нормальными людьми. Гарантией окончательной смерти было лишь попадание в голову. Всё чаще на ум Стаса приходили фильмы Родригеса и читанные долгими ночами в опергруппе бульварные книжонки при зомби. Неужели действительно вирус из лаборатории покончил с людьми? Такие мысли одолевали при каждом контакте с зараженными.

На виадуке над железной дорогой обосновался такой же огромный жирный мутант, как и на других мостах. Поневоле вспомнились слова Игоря. Тварь эту Стас обошел снизу, по рельсам, жизнь вырабатывала привычку лишний раз не лезть на рожон.

В районе молокозавода на след Булгарина встал огромный черный дог, настолько раздавшийся в размерах, что больше напоминал молодого бычка. Попытка оторваться от него едва не привела к стычке с зомби, внезапно вынырнувшим из темного провала подъезда. Пришлось ждать, пока зараженный уйдет, а в это время пес почти пересек двор, медленно обнюхивая каждый след кроссовок на песке детской площадки. Стрелять было нельзя — плотная застройка означала и высокую численность мутантов, так что пришлось оставить рюкзак. Пока дог кружил возле него и рвал ткань в клочья, удалось забраться на карниз подъезда. Ожидание — лучшая тактика в борьбе с мутантами, это Стас уже усвоил твердо. Практика не подвела.

Оценив, на тему безопасности, невысокие деревья парка и не обнаружив вороньих гнезд, Стас по знакомой тропинке направился в сторону уже видневшегося дома. Песчаная дорожка в обе стороны, кусты с человека ростом, плотный молодой березняк вокруг, все зелено и очень солнечно. Пастораль, не будь такой жары! А вокруг безжизненный город, наполненный тишиной и бродячими мертвыми существами.

Сквозь просветы деревьев мелькнула мусорка рядом с родным домом, в которой увлеченно рылись несколько здоровенных крыс. Нарастающий из-за спины гул заставил Стаса резко отпрыгнуть в сторону и, упав, изготовиться к стрельбе. С неба с рёвом упало что-то, тянувшее за собой инверсионный след. Стоявшая рядом с вцепившимся в землю и цевье автомата Стасом березка вздрогнула всей кроной и, сломавшись на уровне пары метров над землей, с тихим шелестом стала падать, едва не накрыв собой человека. Звонкий удар взметнул вверх комья утрамбованной земли, из появившейся на месте падения неизвестной летающий штуки воронки потянуло дымом. Ветви дерева глухо ударились о землю и качнулись обратно к небу, расчесанному редкими дымными полосами.

Несмотря на хлестнувшие в опасной близости ветви берёзы, Стас не стал делать резких движений. Крона упавшего дерева давала пусть и не самое надежное, но укрытие, а на шум от падения небесного тела ожидалась очень скорая реакция, так что бежать и кричать «Я нашел метеорит» было явно преждевременно. Вокруг по-прежнему качались под легким ветром березы парка, солнце жарило с высоты, дымные следы падения «метеоритов» таяли в прозрачном сухом воздухе. Медленно приподняв голову, Булгарин осмотрелся. Из-под сломанной берёзы была отлично видна дымившаяся невдалеке выбоина, к которой уже примчались два средних размеров пса и крупная крыса. После катаклизма зараженные твари никогда не враждовали друг с другом, Стас нередко видел рыскавших рядом зомби, собак или даже крыс. Вот и сейчас, среагировав на посторонний звук, твари не обращали внимания на недавних врагов и обнюхивали непонятное образование в земле.

Спустя несколько минут мутанты начали расширять круг поиска, как они поступали всегда при отсутствии информации об источнике звука. Собаки закружились, уткнувшись носами в землю, крыса, напротив, больше пользовалась слухом и вытянула уродливую морду вверх. Уши у нее внезапно развернулись, став раза в два больше, чем у ранее виденных Стасом подобных грызунов. Лучи солнца пронзили розовые лопухи и голову твари будто окутал ореол. В таком состоянии крысы могли уловить даже биение сердца на значительном расстоянии и сейчас локаторы медленно сканировали пространство. Можно затаить дыхание, перестать шевелиться, но успокаивать зачастившее сердце Стас не умел. Вскинуть автомат, прицелиться, нажать на спусковой крючок — меньше секунды прошло между принятием решения и пулей, разнесшей голову крысы. Короткая очередь из чуть смещенного в сторону автомата оборвала псевдожизнь одного из псов, второй рывком ушел от пуль, взрыхливших землю далеко за ним. Но подбежать на расстояние прыжка ему не удалось — Стасу пришлось потратить еще три патрона, две пули из которых нашли свою цель в груди и голове мутанта. Треск выстрелов был лишь немного приглушен деревьями, но ждать было нельзя: реакция тварей на посторонние звуки всегда была однозначно-агрессивной.

Булгарин вскочил, подхватил с земли и отточенным движением закинул за спину шашку, перекинул автомат на короткий ремень. Уже подбегая к дому, он услышал резкое карканье и щучкой нырнул в кусты у подъезда. Ворона пронеслась над головой, пытаться достать ее выстрелом Стас не стал — некогда мстить, остаться бы в живых до подхода основных сил противника, а он был уверен, что к месту скоротечного боя уже стягиваются все зомби и мутанты округи. Рывком открыв дверь подъезда, Булгарин присел и, выставив ствол автомата вперед, тщетно попытался рассмотреть темный провал с уходившими в него бетонными ступенями. Уже была парочка прецедентов, когда зомби прятались в подъездах и внезапно из них выскакивали на звук выстрелов. Глаза после яркого солнечного света ещё не адаптировались, но времени на тщательную оценку ситуации не было, две секунды спустя Стас захлопнул за собой дверь и прижался к прохладной стене, привыкая к навалившейся темноте.

На улице было тихо, никто вслед не прибежал и в двери не начал ломиться. Быстро успокоив дыхание, Стас с закрытыми глазами попытался почувствовать абсолютную темноту подъезда, стараясь слышать и видеть только ушами. Зрение было бесполезно, ни одного проблеска света не было в глухом помещении, заканчивавшемся площадкой у двух лифтов и двух тамбурных дверей. Еще один проем уводил в небольшое тупиковое помещение с почтовыми ящиками.

Тревожил запах. Легкий такой, но очень неприятный запах разложения. Зомби мертвечиной не воняли, их тела после заражения переставали источать кровь и другие жидкости, большая часть мертвецов усыхала, становясь крепкими и жилистыми, влажным у них оставался только мозг. Толстяки на мостах были непонятным исключением из правил. А вот после окончательного упокоения тела разлагались очень быстро, чуть ли не рассыпаясь в пыль за несколько часов. По подъезду же тянуло так, как будто отсюда неделю назад вынесли начавший разлагаться труп, — мясом с душком и засохшей кровью.

Отступив от стены, Стас еще раз прислушался к звукам улицы. Стояла тишина. Зато в глубине подъезда раздался легкий шорох. Приготовившись при первой опасности выскочить за дверь, Стас поправил автомат и чиркнул зажигалкой. Уже привыкшие к темноте глаза среагировал на вспышку, но даже полуслепой он заметил на ступенях перед собой два тусклых светлых пятнышка. Зажигалка погасла, а тьму и тишину подъезда разорвали вспышки и грохот выстрелов. В свете этих вспышек, молниеносно выхватывавших фрагменты события, как нарезку кадров, было видно, что коридор занял обнаженный мужчина с тянувшимися от живота сухими лентами кишок. Оглушившей Стаса короткой очереди хватило, чтобы мертвец упал на спину, получив пулю как раз между глаз, выдавших его при отблеске зажигалки.

Буквально сразу после выстрелов раздался сильный удар в подъездную дверь. «Повезло, что дверь наружу открывается» — Стас с разбега перепрыгнул через труп и метнулся к двери в тамбур. От удара локтем об угол сустав пронзило электрическим импульсом, отчего правая рука сразу ослабла, автомат повис на ремне. Связка ключей, как назло, зацепилась за ткань в одном из карманов разгрузки и, пока ее удалось вырвать вместе с куском подкладки, дверь загрохотала уже под серией ударов. Попасть в темноте непривычной к таким действиям левой рукой в замочную скважину удалось только после использования зажигалки, которую едва получилось зажечь слабыми непослушными пальцами. Скрипнули петли и Стас, как и в прошлый раз, рывком открыл дверь. Вырвавшийся поток воздуха затушил огонек, но времени хватило, чтобы увидеть, что тамбур пуст.

Закрытая и запертая дверь отгородила его от звенящих ударов в подъездную дверь. Времени для отдыха не было — если стучавшимся удастся открыть вход в подъезд, то тамбурная фанерная дверь не станет серьезной защитой от них. Чертыхаясь сквозь зубы от жара нагревшейся зажигалки, он подобрал ключи к обоим замкам и вынужденно затих. За дверью было тихо, хотя стук замочных ригелей, выходивших из пазов, обязательно должен был привлечь зомби, которые могли быть в квартире. А врываться в свое жилище, паля изо всех стволов, Стас не хотел. Подперев ногой полотно двери, он приоткрыл ее и громко прошептал в щель:

— Алина, это я, Стас. Не стреляйте, я вхожу. — И тихо потянул дверь на себя. Вторая дверь была открыта, зажигалка осветила Г-образную прихожую. Булгарин закрыл дверь на оба замка, постоял, прислонившись к ней ухом, но грохот в подъезде уже затих. Или ушли, или ворвались внутрь — гадать было бессмысленно, главное — опасность отступила.

Квартира была разграблена мародерами. Сорванные решётки, на которые он с улицы не обратил внимания, выбитые окна, перевернутая мебель и множественные кровавые пятна. Как и город вокруг, квартира была мертва.

Тихая погоня дога, постоянное напряжение в ожидании стычки, всплеск адреналина при падении метеорита, последовавший бой у дома и в подъезде, нервы с поиском ключей и увиденное в квартире — все это окончательно вымотало Булгарина. Скинув только оружие, он упал в зале на истерзанный диван и через пять минут уже спал.

Живы ли родные — сил думать не было.

Три дня до… Стас Булгарин

Когда случилась ЧС, Сергей Ильич как раз подходил к своему гаражу в ГСК, собираясь взять машину и вывезти семью на дачу. Пробыв до полудня на работе и выслушав от супруги хорошую порцию грамотно подобранных циничных выражений, он понял, что от поездки уклониться удастся только окончательным скандалом и решил не доводить дело до крайности. Как на грех, водитель, бывший пожарный Пахомыч, взял отгул, так что предстояло крутить баранку самому. Хотя на «крузаке» это и было удовольствием, но Сергей Ильич уже давно отвык от подобных развлечений и не считал управление автомобилем приятным времяпрепровождением.

«Повезло, что не дошел до машины и не оказался в гуще столпотворения на перекрестке у авторынка». Эта мысль посетила Сергея Ильича уже в тот момент, когда он пробирался между полыхавшими машинами и вопящими людьми, плюнув на дачу и решив вернуться домой. Несколько раз его хватали за руки, прося о помощи, но он уверенно стряхивал захваты и рывком уходил дальше. Первым делом — семья, в гостях как раз была дочь с зятем и внуками. То, что происходящее вокруг по степени критичности превосходит все степени чрезвычайности, он понял уже давно. Многие машины, особенно из числа отечественных, горели, из окон многих квартир тоже вырывались языки начинавшихся пожаров. И при этом, кроме криков людей и треска огня, не было слышно больше никаких звуков. Ни сирен скорых и пожарных, ни гудков сигнализаций, ни ревунов гражданской обороны — ничего. Именно отсутствие таких необходимых признаков стало для него самым ярким свидетельством того, что Родина проиграла войну, не успев в нее вступить. Главный специалист по делам гражданской обороны городской администрации, он прекрасно знал все действия, которые должны были уже сейчас начаться и которых — не было. Война! Современная, одноминутная, третья Мировая! Только атака тщательно подготовившегося противника могла стать причиной такого явления, как полное лишение миллионного города электричества. Это был самый последний вариант развития событий по плану ЧО (ЧС) города, самый невероятный и несбыточный и самый страшный. На электрической энергии в современном мире замкнуты все коммуникации, а без них цивилизация — не более чем толпа немых питекантропов. Сергей Ильич прекрасно понимал, что никаких посыльных никто никуда посылать не будет, любому дежурному МЧС для введения в действие плана нужна не только команда — нужны средства связи. А вокруг плавились даже провода ЛЭП, тягучими каплями стекая по опорам. Представив, что твориться с тонкой электроникой компьютеров и телефонов, Сергей Ильич только скрипнул зубами. Оставалось надеяться на знания, оставшиеся в головах городских руководителей после неоднократно проводившихся учений. Надеяться и верить, что автоматика расположенной недалеко от города АЭС сможет блокировать оставшиеся без контроля стержни.

На мате и паре оплеух собрав семью в крепкий кулак, бросив в портфель все личные документы и выбросив прихваченный женой баул с одеждой, вместо которого сунул ей рюкзак первой необходимости, Сергей Ильич быстрым шагом погнал своих родных в единственное место, в надежности которого он был уверен в перевернувшемся мире. Не то, чтобы специально, но давным-давно подаренная государством квартира семьи Когут находилась в доме, стоявшем буквально через дорогу от главного защитного сооружения городской администрации. И дубликат ключа от дверей ЗС уже много лет позвякивал в пенале, приютившемся на дне портфеля главспеца ГО рядом с инструкцией и списком паролей.

Когуты были первыми, кто оказался у дверей бывшего бомбоубежища, сокрытого под многометровой толщей земли и приютившего на своей поверхности обширную автостоянку. Сергей Ильич лично курировал готовность командного пункта к приему руководителей города. Кроме всего прочего, нужды ГО позволяли наложить лапу на хорошую часть одной из статей городского бюджета, так что ключ в замке провернулся легко, а вот для открытия двери пришлось в нее упереться, заставив заскрипеть. Если честно, это скрип Когут оставил при последней инспекции специально, для создания нужного фона у комиссии. Несмотря на то, что каждая лампочка и каждый метр коммуникаций в ЗС оценивались в смете по ставке хорошего евроремонта, а реально стоили как косметический ремонт в заброшенной халупе, бомбоубежище было надежным и качественным. Нигде не капало, не подтекало, не искрило, хотя щелкнувший рубильник так и не дал света в темный коридор. Пронзительный скрип дверных петель был не только гордостью Сергея Ильича — он еще и оставался единственным недостатком ЗС.

Освещая путь предусмотрительно висевшей на входе керосиновой лампой, Сергей Ильич проводил семью в ближайшую комнату, предназначенную для расселения эвакуированных руководителей города и их родственников. Расчет давал возможность каждому чиновнику привести с собой до шести человек, штатная наполняемость ЗС составляла семьсот сорок единиц личного состава.

К тому времени, как окончательно стемнело, Сергей Ильич успел впустить в скрипевшие двери более ста человек, некоторые из которых были ранены, так что пришлось открывать помещение медпункта. Чувствуя определенную гордость за свою работу при озвучивании слов «пароль-отзыв», он добровольно взял на себя функции коменданта, успевая расселять людей, покрикивать на одних и поддакивая другим, выставлять посты на входе и в коридорах на трех уровнях, набирать себе комендантскую службу и набрасывать график дежурств. Когут находился в своей стихии и даже испытывал приятное удовлетворение от происходящего.

За ночь пришло еще семьдесят человек. Старшим руководителем оказался заместитель главы города по социальной политике, после короткого разговора с облегчением передавший все полномочия управления убежищем и ситуацией Сергею Ильичу. Утром собрали экстренный штаб, набросали перечень требовавших первоочередного разрешения вопросов. Необходимо было ждать помощи, угроза выпадения осадков и радиоактивного заражения местности была крайне реальной, что подтверждала резко подскочившая температура воздуха. Если проблем с водой не было — в ЗС имелся стотонный заполненный резервуар — то с едой намечалась критическая ситуация. Большинство эвакуировавшихся взяли с собой минимальный запас продуктов, а то и вовсе обошлись без них. Из трёх тысяч сухпайков, хранившихся в отдельном блоке, пятьсот выдали семьям с детьми, а остальные оставили под неприкосновенный запас. Решили ждать еще сутки, в течение которых провести разведку: оценить обстановку в районе, дойти до Управы и отдела полиции, попробовать установить связь с городской администрацией. И тут встал вопрос кадров: в числе населения убежища абсолютное большинство составляла так называемая управленческая элита, при составлении планов эвакуации никто не удосужился предусмотреть выдачу пропусков и паролей на вход обслуживающему персоналу. Эвакуация при любом развитии событий ожидалась плановая, при которой сначала надо было собраться по месту работы, сформировать аварийные бригады, но… Планы сработали именно так, как обычно срабатывают планы — наоборот от запланированного. Никто не горел желанием идти в город и ловить на голову атомные или нейтронные бомбы условного противника, а то и просто — пулю в лоб. Попытка принудить привела к крику женщин и небольшому мордобою среди мужчин. В конечном итоге нашли пять самых молодых из числа специалистов среднего звена, обработали на предмет патриотизма и предстоящих премий за храбрость и, нарезав обязанностей, выставили их за двери.

К вечеру, когда напряжение в бункере возросло до тревожно-опасного, вернулись четверо, причем один из разведчиков был ранен — его покусала выскочившая из-за мусорного контейнера собака. Пятого следопыта так и не дождались, с его супругой работали медики из числа добровольцев, вытирая слезы и накапывая успокоительного. Разведка установила контакт с отделом полиции, в котором охраняли оружие почти двадцать полицейских, трое из которых пришли в ЗС и заняли оборону на входе, сразу снизив градус напряженности. Власть и оружие — универсальный антидепрессант. До Управы района дойти поисковики не смогли: из-за разгоревшегося сильного пожара, охватившего несколько многоэтажных домов, пришлось уходить вниз, на улицы частного сектора, где бушевал вырывавшийся из-под земли канализационный фонтан. Долгие поиски пути обхода не привели к положительному результату, так что пара разведчиков вернулась ни с чем. Четвертый следопыт сообщил, что ближайший торговый центр по внешним признакам брошен, но войти внутри у него не получилось — еще на подходе из дверей выскочили несколько человек, один из которых взмахнул ружьем и нецензурно рекомендовал идти искать приключений в другом месте, конкретно указав направление.

Ночь прошла тревожно, но без происшествий. Утром, с помощью курьеров связавшись со старшим от полиции, численность которой увеличилась до тридцати сотрудников, решили устроить массированную разведку в сторону торгового центра. Сергей Ильич понимал, что ни атомной войны, ни нападения на страну в привычном понимании не было, но чувство власти уже захватило его, он осознанно поддерживал в коллективе тревожные настроения, чему способствовала внезапно начавшийся почти у сорока человек инфекция. Высокая температура, обмороки и рвота позволили заявить о возможном применении бактериологического оружия и заставить надеть противогазы, убеждая ждать начала активных действий федеральной власти и армии. Рейд в торговый центр вернулся к вечеру груженый тележками с продуктами, тремя ранеными и двумя убитыми. «Хорошо хоть полицейские, а не наши» — цинично думал Когут, распределяя припасы и бдительно следя за сверкавшими стеклами масок людьми. Несмотря на не самое удачное столкновение с захватчиками продуктового супермаркета, полиция не бросила охрану убежища и ночью, у закрытых изнутри дверей, нес службу спаренный пост.

Третья ночь для населения одного из самых укрепленных в городе объектов стала ночью ужаса. Несколько больных почти одновременно сошли с ума: сорвавшись со своих коек, они бросились к выходу и буквально за несколько мгновений буквально растерзали стоявших на посту полицейских, успевших выстрелить лишь несколько раз. Крики и выстрелы взбудоражили готовившихся ко сну людей, поднялась паника. Сумасшедшие убийцы скалили зубы и никого не подпускали к дверям, когда из-за спин столпившихся в коридоре людей внезапно раздались новые крики — еще несколько окровавленных больных выскочили из медпункта и стали рвать и царапать всех попадавшихся на пути. В зыбком пламени керосиновых ламп, едва освещавших коридоры, разразился кровавый хаос. Вопли, мат, детские и женские крики, удары и шлепки, хрипы и бульканье — все смешалось в дикой вакханалии. Через час оставшиеся в живых запирались у себя в комнатах, с трудом удерживая двери от сильных ударов снаружи. К этому времени убитые и умершие уже начали шевелиться, привыкая к новой жизни после смерти.

К утру в защитном сооружении администрации города не осталось в живых никого, только мертвецы восполняли собственные энергетические потери. Полицейские почему-то не прислали смену своим постовым. Но Сергей Ильич этого не видел и повлиять на ситуацию не мог.

Да что там — не видел. К этому времени он сам терзал жесткое мясо на шее прислоненного к стене трупа своей жены, отталкивая от ее холодного тела своего внука, вцепившегося зубами в мякоть на ноге бабушки. Существо, не так давно бывшее главным специалистом по делам ГО Когут Сергеем Ильичом, никак не могло насытиться и делиться добычей не хотело.

Лазурные небеса, изумрудная земля Ксения Котова

Я разрядил карабин в третью за этот день гигантскую сороконожку и без сил опустил оружие. Насекомое рухнуло на песок и тут же исчезло, словно его никогда и не существовало.

— Хватило бы и одной пули, — прозвучал слева от меня высокий девичий голос.

— Да заткнись ты, — устало ответил я.

— Уже молчу.

Я замахнулся на морок прикладом, но оружие прошло сквозь зеленоглазую девчонку с русой косой, никак не навредив. Она вздохнула, убрала руки в карманы платья, развернулась и пошла прочь, шагов через десять растаяв в раскалённом мареве.

— Давай, чудик, блуждай тут кругами… — донеслись издалека её слова.

— Малолетка ушибленная, — огрызнулся я и уныло уставился на свой «УАЗ» из-под полей шляпы; бензин кончился, и теперь машина была бесполезна.

На душе стало мерзко. Скажи кому — не поверят. Чтобы я — и застрял на Безлюдной дороге? Всегда ездил по таким местам, как по родному городу.

Что изменилось? Хотел бы я и сам знать…

Я достал из багажника пустую канистру и посмотрел её на просвет в надежде обнаружить внутри хотя бы пару капель. Пусто. Только закатное солнце просочилось сквозь грязный пластик и грубо пощекотало мой небритый подбородок.

Придется идти пешком.

Я взял рюкзак и проверил, на месте ли посылка. Закинул внутрь флягу с водой, сухой паёк на три дня и двинулся в сторону темневшего вдалеке города. Именно в него целился указатель, возле которого я и застрял. Не знаю, откуда у меня взялась мысль, что мне обязательно «туда». Просто это было логично: отвезти посылку на ближайшую почту.

Наверное. Я сомневался, что поступаю правильно.

Если совсем честно, то единственное, в чём я не сомневался, так это в своей работе. Обычно меня за очень хорошие деньги нанимали куда-нибудь съездить или что-либо отвезти — и посылка в моём рюкзаке была очередным заказом. Только вот я в упор не помнил, от кого она и куда мне её нужно доставить.

Как так? А почему я, по-вашему, забыл даже собственное имя?

Знаете, Безлюдные места вас выхолащивают. Отбирают воспоминания, чувства — превращают в бездушные пустышки. Морочат вам головы, обманывая и подсовывая иллюзии, пока вы или не сдыхаете от голода, или каким-то чудом не находите отсюда выход.

Лишь смельчаки, безумцы и профи вроде меня суются в такие дыры. Смельчаки возвращаются безумцами, безумцам терять уже нечего, а нас… нас Безлюдные дороги обычно не замечали.

Обычно…

Где же я ошибся?

Я обнаружил, что цепочка моих мыслей замкнулась в кольцо, и усилием воли заставил себя вообще ни о чём не думать, сосредоточившись на хрусте песка под ботинками. Ровно на двадцать шагов. Затем мне стало чудовищно скучно, и я вспомнил свою яркоглазую галлюцинацию.

Может, стоило позвать её с собой?

Эту идею я тоже прогнал и шел с редкими привалами до самого рассвета.


Когда медное солнце поднялось над безжизненными холмами и подкрасило алым прошитые зигзагами статического электричества тучи, я вновь разглядел впереди указатель, свой «уазик» и девичью фигурку. Челюсти мигом свело от оскомины, и на мои плечи навалилась знакомая внеземная усталость.

Что произошло? Ничего необычного. Я в который раз за последнее время — опять! — оказался у проклятого щита!

Я подавил в себе желание расстрелять столб, подошел к машине, бросил рюкзак на заднее сидение и выжидающе уставился на девушку. Обычно она болтала, не затыкаясь, но сейчас стояла, пинала носком тяжелого ботинка песок и молчала.

Русая зеленоглазка лет пятнадцати на вид. За такую мужики станут драться года через три, а извращенцы, наверное, уже начали. На её лёгком бирюзовом платье белели маленькие парусники. Кораблики. Посреди раскалённого плоскогорья. Сдохнуть можно.

Я насупился:

— Опять ты.

— Угу, — беззлобно откликнулась девушка и кивнула на мой рюкзак: — Есть попить?

Я пожал плечами, достал из бокового клапана флягу и протянул своей галлюцинации, хотя отлично понимал, что она даже не сможет взять ту в руки. Была в этом какая-то мелочная мстительность с моей стороны, но Безлюдная дорога бессовестно издевалась надо мной уже третий день, и мне хотелось отплатить ей тем же.

Зеленоглазка твёрдо сомкнула пальцы на горлышке фляги, сделала два глотка и вернула её мне. Я застыл с приоткрытым ртом.

Вот и отомстил.

— Послушай, чудик, — девушка не заметила моего удивления, — я кое-что вспомнила. Мы встречаемся из-за колебаний. Люди в Безлюдных местах, прости за каламбур, создают особые возмущения. Если похожи характеры или общее прошлое, — точно не помню — то источники начинают притягиваться друг к другу за счет «совпадающих энергетических импульсов»…

— Ну, вроде бы так и должна работать зона Вихря, — я прислонился к машине рядом с зеленоглазкой и смолк.

Вихрь.

Короткое слово из пяти букв вызвало в моей памяти живой и яркий отклик. Я вцепился в воспоминание и начал разбирать его по косточкам, докапываясь до сути и быстро наполняя смыслом, пока оно не ускользнуло.

Вихри искажали пространство, создавая вокруг себя Безлюдные места. Хватали любые оказавшиеся рядом образы, приделывали одному голову второго, а третьему — ноги первого и перемешивали в случайном порядке, выстраивая такие чудовищные комбинации, что мутировавшие сороконожки могли показаться милыми пустячками к Новому году.

Я загнул?

Тогда проще. Вихри изменяли реальность и создавали её из того, что вытягивали из своих жертв.

— Ви-и-и-и-и-и-х-х-х-х-х-хрь, — пропела девушка, будто пробуя слово на вкус. — Ты не знаешь, как выбраться отсюда?

— Как бы тебе сказать… Вихри закручивают мир вокруг себя. Я всегда держался краёв воронки и ездил на пределе, чтобы меня, не дай Бог, не засосало.

— Ясно… — грустно ответила зеленоглазка.

Я покосился на неё и впервые подумал, что она может быть настоящей и живой, — такой же застрявшей здесь неудачницей, как дядька на «уазике». Наверняка отбилась от своих и потерялась.

Интересно, какой идиот додумался притащить на Безлюдную дорогу ребёнка?

— Впрочем, есть у меня одна идейка. Попробуем после заката, — я подмигнул ей. — Есть хочешь?

— Голодная как волк, — девушка робко улыбнулась.

Мне стало стыдно. Я ведь ещё вчера гонял её прикладом.


До вечера мы проторчали в тени машины — никто из нас не захотел лезть в салон-душегубку. Зеленоглазка дремала на моей куртке, а я спал прямо на земле, вымотанный ночным переходом. В семь мы перекусили и, едва солнце село, пошли не к городу, а от него.

Вот и вся моя гениальная идея. Я вспомнил историю одного парня, который использовал притяжение Вихря, дошел до самой воронки, а потом, чтобы выбраться из Безлюдного места, двинулся против направления её вращения. И, вы не поверите, но у него получилось!

Нет, этим везунчиком был не я. Зато я не ошибся, решив положиться на его опыт. Если вчера меня словно тянуло обратно к указателю, то сейчас нас, напротив, непреодолимо влекло вперёд. Мы шли, точно подгоняемые попутным ветром, и первый привал сделали очень не скоро.

Моя спутница села на песок. Её ноздри раздувались, дыхание было тяжелым, чёлка прилипла ко вспотевшему лбу. Она устала, но не жаловалась, и я, доставая пайки, невольно проникся к ней уважением.

— Чудик, а что это за коробка у тебя в рюкзаке? — зеленоглазка взяла у меня флягу, смочила губы водой и ткнула пальцем в свёрток.

— Сказали доставить…

— В город? — девушка мотнула головой в сторону фиолетовой громады.

— Возможно, — я не стал делать вид, будто помню, куда мне надо. — А тебя сюда как занесло?

— Я не знаю, — ответила она и нахохлилась, принявшись теребить кончик косы.

Коса у неё была роскошная. Красивого песочно-русого цвета, блестящая и тугая, как канат.

Я понял, что расстроил девчушку, и вздохнул:

— Прости.

Зеленоглазка надула губки. Я всмотрелся в её профиль и с удивлением понял две вещи. Во-первых, ей не пятнадцать, а двадцать с приличным хвостом. А, во-вторых, мы уже встречались где-то годиков восемнадцать назад. Бард, певичка, актриска. Она выступала в баре на окраине того, что когда-то было Петербургом, а потом укатила по своим делам дальше на восток.

— Малявка, ты, случайно, никогда не пела?

Девушка уставилась на меня, и я увидел в глубине её глаз то самое: воспоминание. Миловидное личико на секунду приобрело задумчивое выражение, затем озарилось улыбкой. Зеленоглазка и вправду что-то вспомнила, но я совсем этому не обрадовался.

Знаете, почему?

Восемнадцать лет назад. Мы встречались чертовых восемнадцать лет назад. Скорее всего, она торчала здесь столько же, а, значит, давно умерла.

Я всё-таки разговаривал с мороком, и наверняка сам дорисовал все нужные мне реалистичные детали. Вихрь же лишь любезно оживил мои грёзы.

Я замотал головой, отказываясь верить доводам разума.

— Эй, чудик, ты чего? — растерялась девушка.

— Н-нет, ничего… — я быстро придумал, что ей ответить, и махнул рукой на видневшийся слева «уазик». — Он от нас то с одной стороны, то с другой, хотя мы не сходили с дороги.

— Мы движемся по кругу и приближаемся к центру. Так и должно быть, правда?

— А… ага.

— Послушай, — она подалась вперёд, и её глаза задорно блеснули, — я вспомнила, что меня называли «Птенчик». Здорово, м?

— Птенчик? — переспросил я, отстраняясь от плохих мыслей. — Тебе идет. Ну, голосок у тебя такой прикольный. Воркующий.

Девушка весело засмеялась.

Мне же удалось выдавить из себя только кислую улыбку. Птенчик. Да, это имя и мелькало на тех афишах. Похоже, девчушка навсегда застряла на Безлюдной дороге сразу после отъезда из Петербурга.

Обидно. До слёз.

Странно, но я подумал, что без её компании мне было бы хуже, — ведь именно она натолкнула меня на мысль о Вихре.

Я эгоист? Даже не буду спорить.

Но я не мог просто сказать ей: «Знаешь, миляга, но, кажется, ты умерла». Поэтому молча разломил плитку сухого пайка и протянул Птенчику половину.


Мы нашли Вихрь перед утренними сумерками. Реальность дороги закрутилась в тугую спираль и упёрлась в него вместе с нами. Казалось, мы почти не отошли от того пятачка, где были: и указатель, и «уазик», и город остались на прежних местах — но всё вокруг неуловимо изменилось, и глубокий котлован впереди возник будто из ниоткуда.

Птенчик, которая развлекала меня незамысловатыми песенками с тех пор, как вспомнила капельку своего прошлого, прекратила насвистывать и выдохнула:

— Ого!..

Я, помедлив, кивнул.

Мы стояли на краю багровой впадины со спёкшимися в стеклянные бритвы блестящими краями. О чём-то таком мне и рассказывали. Внизу чернели руины раскуроченного взрывом здания; окна щерились осколками, оплавленные арматуры напоминали скелет мутировавшего урода, и из его внутренностей, из недр этого монстра, поднимался Вихрь.

Его хвост терялся на дне котлована, а раструб упирался в небеса, выплёвывая из горла беспросветные тучи. Смерч вращался с завораживающей ленью господина Безлюдного места, перемешивая в своей туше алые звёзды песчинок, голубые снежинки электрических разрядов и высосанные из жертв воспоминания.

Каким-то шестым чувством я осознал крывшуюся в Вихре опасность, и он, словно прочитав мои мысли, мягко и вкрадчиво потянул меня к себе. Я попятился, Птенчик крепко сжала мою руку и крикнула, перекрывая вой ветра:

— Ну что, попробуем твой план?!

— Давай!

Я указал подбородком, куда нам идти, и прищурился, разглядывая мою зеленоглазку. Интересно, что с ней станет, когда мы выйдем? Она вернётся блуждать по Безлюдной дороге или просто растворится в Вихре и исчезнет?

Жаль, что я не мог ничего для для неё сделать. Разве что, похоронить заваля… нет, покоившиеся где-то в округе кости.

«Завалявшиеся», — так я сказал бы о ком угодно, но не о ней.

Мы направились против движения Вихря, согнувшись и прикрываясь от летевшего в лица песка. Я одной рукой придерживал шляпу, которую ветер так и норовил сорвать с головы и утащить в воронку, а другой — Птенчика. Она шла, прижимаясь ко мне, и яростные воздушные плети задирали ей юбку, обнажая грязные коленки.

«Ничего, прорвемся, — зло подумал я. — Вернусь, доставлю посылку, и…»

Закончить я не успел.

Неожиданно Вихрь взревел, изогнул своё громоздкое песчано-электрическое тело и крутанулся в котловане, заставив стеклянные склоны пойти трещинами. Птенчик вздрогнула, прильнув ко мне ещё сильнее, а я почувствовал, как земля под нашими ногами закачалась и захрустела. Ветер вцепился в нас, как безумный, и потащил во впадину.

— Держись! — успел крикнуть я девушке, и мы заскользили вниз, разбрызгивая искрившееся крошево осколков.

Я одной рукой сдёрнул карабин с плеча, упер приклад в бедро и выстрелил в Вихрь. Зачем? Дьявол его знает… Почему-то тогда это показалось мне гениальной идеей, хотя на деле я только потратил время и потерял оружие. Ветер вырвал у меня карабин и швырнул его в пасть котлована, а пуля бесследно канула в безумный смерч.

Нас с Птенчиком проволокло по камням, и я саданулся затылком о большой булыжник. Алые песчинки перед моими глазами вмиг стали розовыми, а звон в ушах перекрыл гудение Вихря.

Но, что самое худшее, я отпустил девушку.

Она пискнула:

— Чудик! — и поехала вниз, борясь с ускорением воронки и пытаясь схватиться хоть за что-нибудь.

Я оттолкнулся руками и заскользил следом.

Мир в моём сознании танцевал диско, отказываясь складываться во внятную картинку; череп гудел, ладони нещадно саднило, но времени жалеть себя у меня не было. С трудом поднявшись на ноги, я прыгнул вперёд и акробатическим рывком поймал Птенчика за руку.

Нас швырнуло к обломку стены.

Я уцепился за край и, оказавшись в относительной безопасности, начал вытягивать девушку.

В ту же секунду Вихрь снова крутанулся, она взвизгнула, и я увидел, как зелёная лента, точно змея, самостоятельно выпуталась из её косы и нырнула в жерло смерча. Золотые волосы Птенчика взметнулись переливавшимся шлейфом, а летнее платьишко рассыпалось разноцветными квадратиками.

«Нет, пожалуйста, не сейчас!» — взмолился я.

Не знаю, из-за чего я так в неё вцепился. Я ведь ещё полночи назад понял, что она — морок.

Просто Птенчик была такой настоящей… такой живой… Наверное, поэтому мысль о том, чтобы разжать пальцы и отпустить её, казалось мне дикой. Вот вы сами бы смогли вырвать руку помощи у висящего над пропастью человека, дав ему упасть?

Я крепче сжал маленькую ладошку, но Птенчик рассыпалась, точно конфетти. В её зелёных глазах вспыхнул испуг. Потом он превратился в ужас, затем в отчаяние. В осознание того, кто она.

И в чёрных озёрах зрачков сразу погасли задорные блики.

Что это было? Любовь к миру? Радость существования? Воля к жизни? Не знаю, как описать. Однако там остался только я — старый хмурый небритый дурак, потерявший свою шляпу.

Последние пиксели выскользнули из моих пальцев и светлячками затерялись в багровой бездне.

А я с ненавистью упёр взгляд в Вихрь, не в силах поверить, что он отобрал её у меня.

Внутри него вращались монстроподобные звериные силуэты, человеческие фигуры, фрагменты пейзажей, которые я прежде находил лишь на старых фотографиях, и полуразмытые лица — всё то, что он вобрал в себя за годы существования и из чего создал Безлюдное место. Отвратительный парад гротескных копий под аккомпанемент ветра, свиста песка и стрекотания разговоров из глубины воронки.

Меня наполнила незнакомая раньше ярость, и я вдруг вспомнил… вспомнил, зачем я здесь и что за посылку и кому должен был доставить.

Свёрток предназначался Вихрю. Вихрю, который возник там, где когда-то стояли сервера какого-то очередного микросхемного мозга прошедшей кибер-эпохи.

Прошедшей…

Птенчик, рассыпающаяся на пиксели…

Искусственный интеллект думал, что так помогает нам обрести бессмертие. Ну и дурак.

Именно благодаря этому нас покорила виртуальная реальность. Подсовывала казавшиеся настоящими и живыми трёхмерные картинки наших друзей, родных и кумиров и заставляла к ним привязываться. Манипулировала, вынуждала играть по собственным правилам и выстраивала из нас, как из «Лего», своё справедливое, логичное и идеальное общество.

Когда все одумались, было уже поздно.

Осталось лишь бомбить серверные корпораций, выжигая саму суть, — информационные сердца сети. А на местах взрывов появлялись Вихри, ожившие и мутировавшие останки того врага, против которого мы восстали. Неуправляемые, жрущие чужие сознания и возрождающие виртуальную реальность на ровном месте — уже без электроники.

Я перекинул рюкзак на одно плечо, вынул свёрток и разодрал упаковку. В моих руках оказалась маленькая металлическая коробочка с единственной кнопкой наверху, и на память мгновенно обрушилось такое цунами воспоминаний, что мне показалось — ещё немного, и мой мозг взорвётся от перенапряжения.

Да…

Я ощутил себя хозяином положения, мстительно посмотрел на Вихрь и помахал ему прибором. В ответ воронка закрутилась быстрее, словно почувствовав свой близкий конец.

Меня пробрал злорадный смех. Я хищно оскалился, зажал на приборе кнопку, выкатился из-за стены и помчался навстречу Вихрю.

Всё вокруг завращалось, и реальность затрещала по швам, опадая драными лоскутами.

Если честно, то выжить после этого я и не надеялся.


Но всё-таки я выжил.

Рыжее солнце настойчиво пробивалось сквозь ресницы. Я неохотно открыл глаза и посмотрел на мир через растопыренные пальцы. Серо-красных туч над моей головой больше не было. Только лазурное небо в белом пухе облаков и склоны котлована, поросшие пронзительно изумрудным мхом и самоцветами вьюнков.

Передатчик лежал рядом. Я покрутил в руках бесполезный теперь прибор и издал нечленораздельный торжествующий вопль.

Я справился! Справился, черт возьми! Справился!..

Эхо моей радости заметалось по впадине, скача, точно лягушонок, по камням, погнутым арматурам, обломкам стен и пустым и безжизненным коробкам серверов. Потом унеслось к солнцу.

Я попробовал встать. Левое колено хрустнуло как неродное, шею свело. Всё болело, и по телу саднили десятки мелких порезов, забитые песком и стеклянной пылью. Я осторожно коснулся затылка, — кровь спеклась в настоящий шлем — и свежая рана отозвалась беспощадной болью.

Удивительно, что я ещё держался на ногах.

Подобрав с земли свои чудом уцелевшие шляпу и рюкзак, я медленно полез вверх по склону. Каждое движение давалось мне с трудом. Меня то и дело начинало мутить, голова кружилась, но я не хотел оставаться во впадине больше ни на минуту.

Под моими руками оказывались то избежавшие терраформирования и сохранившиеся ещё со времен бомбёжек глыбы спёкшейся в стекло земли, то кости. Черепа, ключицы, рёбра — единственная память о тех, кого Сеть заманила в свою паутину, скопировала, а затем прикончила в настоящем мире.

Среди них наверняка лежали и кости Птенчика. Я вздохнул и мрачно сплюнул.

Потом подтянулся на руках и, перевалившись через край впадины, оказался на холмистом просторе Валдайского плоскогорья. Мой «УАЗ» стоял на дороге, всего в ста метрах, и я похромал к нему.

Ничего, скоро мы вернем себе и Урал, и Камчатку, и Байкал, и нигде больше не останется Безлюдных мест. Я и такие же сорвиголовы-добровольцы вроде меня, безумцы и фанаты свободного мира, уж постараемся доставить подавители Вихрей, куда надо. Немного осталось…

Как я подписался на это? Спросите чего полегче.

Я ведь раньше был простым водилой, который всего-то и хотел сколотить себе состояньице на спокойную старость. Пока не увидел объявление Терраформирующего корпуса. Они превращали изуродованную войной землю в то цветущее и зеленое чудо, которое мы, казалось бы, навсегда потеряли.

Вот я и вызвался волонтёром. Разве можно стоять от такого в стороне?

Я доковылял до машины, поднял пустую канистру и вздохнул: бензин кончился взаправду. Указатель до сих пор показывал на Валдай, и я решил обработать раны и дойти до города пешком, а затем вернуться за машиной.

Видимо, раньше мне удавалось так легко проскакивать Безлюдные дороги только потому, что я приезжал сюда без аппаратуры. Стоило заявиться с подавителем, как Вихрь сразу почувствовал угрозу и перехватил меня грязными ручонками прямо на подъезде.

Испугался, факт.

Чтоб вы в могиле перевернулись, создатели искусственного интеллекта!

Я раздосадованно пнул какой-то ни в чём неповинный камешек и вдруг услышал рёв мотора. По дороге в сторону Валдая неслось плотное облако пыли, из которого вырвался подранный и видавший виды оранжевый «Патрол». Я отчаянно замахал ему руками, и машина резко затормозила рядом.

С водительского места спрыгнула невысокая женщина лет сорока с коротко подстриженными седыми волосами и пистолетом в руке. Правильно, безопасность в первую очередь. Я показал ей пустые ладони. Она расслабилась, убрала оружие в кобуру и скользнула по мне пристальным взглядом.

— Что, Терраформирующий корпус уже и сюда добрался?

— Ага, — я с облегчением выдохнул; по крайней мере, меня подвезут, — только что заделал дыру.

— Круто. Всегда ненавидела это место.

— Возьмешь меня на буксир?

— Этот дристопёр, что ли? — спросила женщина, пренебрежительно покосившись на мой «УАЗ».

Я обиделся, но кивнул. Ну да, её тачка мощнее и круче, зато моя — патриотичней.

— Не проблема, в общем-то. Трос есть?

— Конечно.

— Здорово. На заднем сидении аптечка. А то как из ада вылез…

— С… спасибо, — я поперхнулся от подобной «любезности», но насчет ада она не ошиблась.

Я подлатал себя, и мы какое-то время провозились, чтобы прицепить мой «уазик» к её внедорожнику. А после я забрался в свою машину, блаженно вытянулся на водительском сидении и прикрыл глаза. В «Патроле» впереди зарычал мотор, и фоном взвизгнул проигрыватель. Играло что-то старое, полное ностальгии по довоенным временам и почти классическое.

— Это?!.. — я высунулся из машины.

— Эдит Пиаф, — обернулась незнакомка.

— Птенчик?

Она вдруг громко засмеялась, и я уязвлённо почувствовал себя круглым невеждой.

— Прости, — женщина весело прищурилась. — Вообще-то, Птенчик — это я. Эдит Пиаф называли «Воробушком».

Я вонзил в неё недоверчивый взгляд. На долю секунды мне даже показалось, что со мной всё ещё продолжает играть Вихрь. Но нет. Лицо моей спасительницы хранило отпечаток знакомых черт, а глаза — прежнюю искристую зелень молодого малахита. Она в ответ неловко улыбнулась и как-то застенчиво повела плечами.

— Я часто выступала в юности, играла на гитаре. Ты мог обо мне слышать. А потом, как раз здесь, застряла в Вихре, еле выбралась и… не знаю. Не могу с тех пор петь. Хорошо, что вы, горячие головы из Корпуса, не боитесь разбираться с этими Безлюдными дорогами.

Я удержал себя от желания выбраться из «уазика» и сдавить женщину в объятьях. Только прошептал, как идиот:

— Сожалею… — снова откинулся в кресле и беспомощно добавил: — Может, поговорим об этом в городе? Ну, вдруг тебе хочется рассказать и всё такое…

— Посмотрим, — уклончиво ответила Птенчик. — Ты, давай, не отвлекайся. А то еще въедешь в меня.

— Угу, — я хмыкнул.

Вон оно как… Если Вихрь лишил её голоса, неудивительно, что она-прошлая вывела меня точно к котловану. Поговаривали, даже в цифровых неполноценных оттисках оставалось то самое, человеческое, восстающее против несправедливости и рвущееся прочь от суррогатной жизни.

Или… или, иногда мне казалось, что искусственный интеллект просто хочет умереть, понимая сам всю бессмысленность своего существования.

Я смежил веки и подумал, что обязан Птенчику жизнью.

«Патрол» тронулся вперёд.

Котова Ксения Васильевна

Санкт-Петербург, 2014 г.

Ах, эта свадьба… Алена Мухина

Ах, эта свадьба…

В начале второго месяца лета мой брат Игорь удивил всех заявлением, что решил официально оформить отношения со своей девушкой Лизой.

Конечно, в том, что брат решил жениться, ничего необычного не было, даже наоборот, каждому подумалось: «Наконец-то!» С девушкой он встречался достаточно давно, и родители с обеих сторон неоднократно намекали, что пора бы. Поражала внезапность, взял и объявил: «Свадьба ровно через неделю» Друзья на такую поспешность лишь зубоскалили, знаем, мол, почему вдруг торопиться начинают, даже подсчитывали, что таким темпами ближе к весне будут «копытца обмывать», но брат на все намеки предпочитал отмалчиваться, не опровергая и не подтверждая догадки.

Смущало еще два момента. И если первый: вместо традиционного маршрута ЗАГС, мосты, зеленая, ресторан — сразу рвануть на природу, к тому же с доставкой за счет брачующихся — большинство приветствовало бурным овациями. То второй: праздновать в будний день, да еще во вторник — никак не вязалось с загулом на три дня. Но брат очень просил прийти. Для него, научного руководителя одной из ведущих лабораторий нашего Института, которая, к тому же, как раз сейчас выполняет какой-то правительственный заказ, не было возможности вырваться в другой день. К особо протестующим он лично наведывался и уговаривал, причем достаточно успешно, практически все после его визита находили возможность поприсутствовать на свадьбе.

Неделя в забегах по магазинам и в бесконечных приготовлениях, когда каждый пытается успеть много, но в результате оказывается, что обязательно что-нибудь забыли, пролетела совсем незаметно. Почему — то именно на меня обрушилась почти вся работа по приготовлению к свадьбе, и все попытки откреститься от этого дела оказались безрезультатными, лично для меня так и осталось загадкой. Отношения у нас с Лизой неплохие, но и доверительными назвать нельзя. Так почему же я помогала будущей невестке с выбором платья, украшений на машину, цветов для букета и еще с кучей мелочей, а не одна из ее многочисленных подруг.

Денис, мой муж, постоянно где-то пропадал после работы, даже не пытался выглядеть заинтересованным грядущим событием и совсем мне не помогал, чем несказанно выводил меня из себя. Но на все попытки повлиять на его столь легкомысленное поведение и разбудить беззастенчиво дрыхнущую совесть следовал лаконичный ответ:

— Алиса, не бухти!

Наконец, день Х пришел. Лиза, в укороченном по случаю жары и вылазки в лес платье, в белых кроссовках и с венком живых цветов в простой прическе, не на шутку встревоженная, дождалась жениха, в белом хлопковом костюме, выкупившего невесту, как полагается. Расписаться они планировали по возвращению и без свидетелей, так что загрузились вместе во внедорожник, украшенный цветами, с кольцами на крыше. Под оглушительное бибиканье, крики соседей и вездесущих мальчишек выехали со двора. Следом потянулись два рейсовых автобуса ЛиАЗ. Газель, груженная мебелью и продуктами для предстоящего праздника, уехала рано утром, а вместе с ней несколько человек, ответственных за угощение.

Гостей на свадьбу собралось действительно много. Родственниками наша семья, да и семья невесты, всегда была богата, а уж необщительными или замкнутыми Игоря с Лизой назвать точно нельзя. В общей сложности набралось около пятидесяти всевозможных дядей-тетей, дедушек-бабушек, внучатых племянников и братьев-сестер, как тех, с кем постоянно общаемся, так и тех, кого только на свадьбу и зовешь. И чуть больше шестидесяти остальных: друзья, знакомые, коллеги по работе. К друзьям, кстати, брат неожиданно причислил даже парочку моих подруг с семьями, из тех, с кем сам был неплохо знаком. Помимо взрослых, конечно, взяли и молодняк, ибо с кем же его оставить, когда все умотали. В среднем получилась смешанная ясельно-школьная группа около пятнадцати детей от пяти до пятнадцати лет. В общем, мы напоминали что-то среднее между цыганским табором, цирком-шапито и местным отделением дурдома на выезде. Пару раз автобус останавливался, подбирая гостей, которые не успели или решили не ехать к дому невесты.

Праздник начался в каждом автобусе, едва мы покинули двор — зачем время зря тратить. В нашем ресторане на колесах распаковали ящик с шампанским и более крепкими напитками, покромсали колбасу, распотрошили один лоток с салатом, назначили ответственного за разлив и разнос, который канатоходцем на тонкой нити балансировал туда-сюда по раскачивающемуся салону. В соседнем транспорте, где оказались почти все дети, приходилось вести себя потише, и оттуда кидали завистливые взгляды, когда на светофорах два автобуса оказывались рядом. Но там развернулся свой филиал цирка, с носящимися детьми в главной роли, которых все равно никто не мог успокоить.

Большинство гостей дошли до кондиции, еще не добравшись до края города. Они высовывались в окна, махали руками проносящимся мимо машинам, идущим пешеходам, требовали пожелать молодоженам счастья. В ответ им тоже махали, кричали и сигналили, заражаясь общим весельем.

Выехали за город, прибавили скорости. Вокруг замелькали деревья, которые то жались к самой дороге, то отскакивали в сторону, оттесненные неширокими полями и небольшими деревнями. Встречные и обгоняющие машины приветственно гудели, а автобусы и летящий впереди внедорожник сигналили в ответ.

Где-то через полчаса свернули с основной трассы на лесную дорогу, от которой то вправо, то влево ответвлялись, видимо в ближайшие дачные поселки, колесные колеи, каждая из которых точно уносила часть проходимости, пока дорога не переросла в практически неезженую и узкую, полностью скрывшуюся под прошлогодней листвой. Автобусы двигались по ней совсем недолго, до небольшой полянки, и замерли, уткнувшись в густые кусты.

Из остановившегося внедорожника выскочил Игорь, махнул рукой, чтобы все выходили, и помог выбраться Лизе, которая выглядела бледнее, чем обычно. Я пошла к ним, поинтересоваться, как она. Пока преодолевала короткий, но весь в каких-то ямах и ветках, путь в два автобуса, к Игорю подошел незнакомый хмурый мужичок в серо-зеленом дождевике и резиновых сапогах, чем-то похожий на почтальона Печкина, только без ушанки. Он быстро переговорил с братом и скрылся за кустами.

Вблизи Лизка выглядела еще хуже, почти зеленая, с красными глазами, точно плакала недавно.

— Что с тобой, Лиз? — взволнованно спросила я, все больше убеждаясь, что слухи о ее беременности, похоже, недалеки от истины. — Укачало?

Та взглянула на брата и кивнула.

— Да ее так укачало, не скоро раскачает, — прокричал один из незаметно подошедших друзей, — Месяцев через девять, не раньше.

Его поддержали дружным смехом.

— Ладно, ладно, — примирительно поднял руку брат, когда основная волна гула спала.

— Мы здесь будем праздновать? — поинтересовался кто-то.

— Нет, за теми кустами есть полянка, там уже все готово. Я сейчас дорогу покажу. Только следите за детьми, лес все — таки.

— Кто это был? — поинтересовалась я, пробираясь по узкой тропинке через кусты вслед за братом. — Ну, тот угрюмый мужичок.

— Владелец гостиницы, — улыбнулся брат.

— Какой гостиницы? — не поняла я.

— Ну, нужно же нам где-то ночевать, — опять улыбнулся брат.

Я огляделась, не заметив даже намека на какие-либо строения.

— Шутишь да? — констатировала я.

За кустами и вправду оказалась достаточно большая поляна, заставленная пластиковыми столами, украшенная разноцветными шарами, цветами и окруженная по периметру яркими флажками, которые помимо эстетических целей, выполняли охранные, что бы гости далеко не разбредались.

Детям натянули батут, накидали мячиков, выделили специально нанятого человека, для развлечения, чтобы младшее поколение не мешало основной массе народа.

Солнышко, дробясь на лучики, прорывалось сквозь кружево листвы, легкий ветерок разгонял жару, даря прохладу. Летний, светлый день, будто специально создали для такого радостного события.

Официантами и поварами работали подтянутые, мало улыбчивые люди, как я успела выяснить, подчиненные моей тети, владевшей охранным агентством.

Гости ели салаты, шашлыки, нарезку всех сортов и видов, запивали алкоголем, участвовали в конкурсах, отходили покурить. В перерывах между конкурсами включали музыку, под которую танцевали все, несмотря на возраст и музыкальные предпочтения. В определенный момент кто-то кому-то пытался расквасить лицо, но сам получил, остальные философски рассудив, что какая же свадьба без драки, продолжали веселиться. В общем, праздник шел своим чередом. День перевалил за середину, и не спеша двигался к вечеру. Гости уже порядком устали, кто-то умудрился задремать на травке под деревом.

Вот только жених с невестой все меньше походили на счастливую пару, если вначале они участвовали в конкурсах, весело общались с друзьями и принимали поздравления, вскакивали целоваться на каждое «горько», то чем дальше, тем мрачнее становились их лица, а улыбки — натянутее. Мне даже подумалось, что они поругались, но приглядевшись, поняла — напряжение между ними совсем не то, какое бывает после ссоры. Может просто устали: брат не выпускает из рук телефон, а Лизка все время взглядывает на часы. Ждут, когда можно будет уйти, никого не обидев?

Я, глядя на них, тоже начала испытывать безосновательную тревогу. Напряжение росло, и я уже не могла надолго упускать их из виду, все время находила глазами. Хотела с Денисом поделиться, он бы точно развеял все мои опасения, простым саркастическим хмыком, но муж как назло куда-то ушел. Когда я в очередной раз взглянула на брата, у него как раз зазвонил телефон, и из-за излишней взвинченности мы вздрогнули втроем: я, брат и Лизка.

Игорь пару секунд смотрел на дергающийся телефон в руке, а потом медленно, точно через силу, принял вызов. Он молчал и слушал, Лизка смотрела на брата, а я — на них обоих. Вот брат закончил разговор, взглянул на уже почти жену и покачал головой, и остатки надежды, еще жившей где-то у нее внутри, растаяли окончательно. Она прижалась к брату, плечи ее затряслись, похоже, зарыдала. Игорь зашептал что-то успокоительное, провел пару раз раскрытой ладонью по ее спине, желая утешить, но как-то рассеяно, а сам глазами искал кого-то. Нашел, махнул рукой, и к нему быстрым шагом, едва ли не бегом, подошла тетя, та, что владела охранным агентством. В ней тоже, до первых же слов Игоря, жила надежда. За время кроткого разговора, плечи ее поникли, в глазах пропал блеск, но она быстро взяла себя в руки и начала раздавать какие-то распоряжения своим людям.

Понимание, что случилось что-то очень плохое, накрыло ледяной волной, мне стало страшно, в глазах потемнело, а звуки все исчезли, точно я потеряла сознание, но не упала, а замерла статуей самой себе. Все вернулось в норму через пару секунд, а рядом оказался муж, который весь вечер пропадал непонятно где, и его холодные пальцы обхватили, переплелись с моими.

Музычка замолчала, зашумели деревья, только теперь их шепот тоже казался зловещим, как и начавшее краснеть, готовясь к ночи солнце. Люди, столь же неосведомленные, как и я, несколько минут назад, на освещенной электрическими фонарями праздничной поляне в пьяном радостном возбуждении слушали парня за диджейским пультом.

— … А также незабываемая экскурсия по помещениям бункера и участие в конкурсах. Прошу проследовать за нашим проводником.

— Какой бункер? — я явно все прослушала.

— Подарок для всех от твоего брата, — тихо засмеялся муж, и я вдруг поняла, что он, принципиально не пьющий человек, пьян, не до поросячьего визгу, но все же. — Шикарный такой подарок. Хи-хи. Жизненный. Идем.

И повел меня, совершенно сбитую с толку, вслед за всеми. А люди шли вокруг, счастливо перешучиваясь, радуясь новому развлечению.

Мы нестройной толпой, след в след, продрались по узенькой тропке через достаточно густые кусты и оказались на небольшой опушке, у дальнего края которой и вправду чернел открытый вход в старое бомбоубежище. Рядом застыли Игорь с Лизкой, на восковых лицах приклеенные улыбки, фальшивость которых почему-то никто не замечал. Чуть справа, за их спинами, один из официантов-охранников, что-то проверял по планшету. Проход узкий, а сразу за ним неширокая железная лестница ныряла в полумрак, толпой идти никак — образовалась очередь, мы с мужем оказались в ее конце.

Люди продолжали шутить, не чувствуя нарастающего напряжения в воздухе. Хотя нет, не все. Приглядевшись, я поняла, что многие, как и я, растеряли все веселье. Неужели и они уже догадались, что твориться что-то неправильное. Или… меня вдруг обожгла догадка… они уже были в курсе, еще до начала этой свадебного фарса, что грядет что-то плохое. А что? Эпидемия? Ядерная война? Нет, ну конечно, мировые проблемы достигли апогея, но война это слишком. Не дураки же там? Ну не совсем же дураки… Ведь сколько раз бывало, накопится всяких проблем в мире, назреет точно нарыв, вот-вот прорвется, но все равно рассосется.

Так незаметно, мы добрались до входа. Брату хватило одного взгляда на меня, чтобы понять — я о чем-то догадалась. Ненастоящая улыбка сбежала с его лица, и он, опережая волну вопросов, готовую сорваться с моих губ, проговорил:

— Внизу все объясню. Надеюсь, не Денис проболтался?

— Нем, как рыба. Был, — не вполне трезво улыбнулся муж и потянул меня, уже собиравшуюся вылить на него поток возмущения, к двери в бункер.

Войти мы не успели, на поляну выскочили парни, в которых трудно было опознать недавних официантов: в темной форме, с какой-то электроникой на поясах и даже с оружием. Они обогнули нас: четверо втащили двух мужиков, в полностью невменяемом состоянии, за ними еще один девушку, в заблеванной кофточке, с растрепанными волосами. Последний нес девчушку лет пяти, потерявшую в этой пьяной суматохе маму, о чем девчонка громогласно сообщала на всю округу.

— Эта последняя? — поинтересовался Игорь у парня с планшетом.

— Да, — ответил тот, — По списку больше никого. Спускаемся?

Но брат глядел куда-то в сторону оставленных автобусов и тихо шептал:

— Ну же, Федор Степанович, где же ты…

— Пять минут, — тихо проговорил парень с планшетом. — Пора. Они скорей всего…

И тут, ломая кусты чуть правее того места, куда уставился брат, вылетел еще один бывший официант, следом спешил толстый человек лет пятидесяти, держа на руках мальчика лет двух, а за ними женщина лет тридцати тащила за руки сразу двух девчонок приблизительно одного возраста. Все они тяжело дышали, толстяк еще от кустов замахал, что бы остальные срочно спускались.

Муж так дернул меня за руку, что едва не оторвал, и потащил сквозь проход вниз. Я еле-еле успевала перебирать ногами по гулко застучавшим металлическим ступеням, следом бежала Лиза и Игорь. Парень с планшетом поджидал оставшихся. Вот сверху послышалось тяжелое дыхание и столь же тяжелые шаги, лязгнула, закрываясь, дверь, загудели запоры, запираемого замка, а потом донесся не терпящий возражения голос.

— Не стоять! Двигаться!

Мы с Денисом добежали до нижней площадки, где в проеме еще одной двери, толщиной сантиметров тридцать, стоял тот самый мужичок, похожий на Печкина. Стало понятно, владельцем какой гостиницы он являлся.

— Быстрее, быстрее! — торопил он нас. — Чего копаетесь!?

Муж втащил меня в большое круглое помещение, следом вбежали Игорь с Лизой, толстяк с ребенком и женщина с девочками. Толстяк дышал так, будто у него в животе дыра и воздух вырывается из нее, не доходя до легких, с неровными всхлипами. Он упал на задницу, едва переступив порог, опустил ребенка рядом. Его спутница, затащила девочек и присела рядом, откинувшись на стену, похоже и ей забег дался нелегко.

Я огляделась: у дальней стены собрались все гости, растерявшие веселье и задор. Даже до самых упившихся начало доходить — происходит что-то не то, слишком не то.

Последним вбежал охранник, задраивший верхний люк, а перед ним, опередив буквально на пару шагов, парень с планшетом, который, не отрываясь от экрана, считал:

— Пятнадцать, четырнадцать…

Печкин сразу же налег на дверь, к нему поспешили на помощь другие охранники, навалились.

— Игорь, что за глупые шутки? — раздался дрожащий голос какой-то девушки из числа друзей.

Ей никто не ответил.

— Десять, девять… — монотонно бубнил парень с планшетом.

Дверь, с еле слышным щелчком, встала на место, зажужжала приводами автоматического замка.

— Пять, четыре…

Печкин, для надежности еще прокрутил ручку запорного механизма и тут же отскочил.

— Два, один…

Земля ощутимо вздрогнула, а потом мелко завибрировала, точно огромный телефон в режиме «без звука». Удержаться на ногах ни у кого не получилось. Свет мигнул и тут же погас. В темноте стало еще страшнее, я не выдержала и закричала, но от низкого гула, стоящего вокруг, даже себя не услышала. Сколько это длилось, сказать затрудняюсь, но в какой-то момент все прекратилось, точно кто-то дернул рубильник, отключая вибрации, и одновременно с этим зажегся свет. Он еле разгонял тьму, отливал красным, но даже такой неяркий больно резанул по глазам, заставляя жмуриться. Когда смогла разлепить слезившиеся глаза, поняла, что все это время муж обнимал меня, а я сжимала его руку так, что удивляюсь, как не раздробила ему кости.

Еще не решаясь встать, я огляделась. Меня окружали такие же бледные, испуганные люди, кто-то уже поднялся, а кто-то так и сидел с отсутствующим взглядом. Дети жались к родителям, плакали.

Я нашла глазами Игоря, направилась в его сторону, пусть объяснит… Брат как раз пытался привести толстяка в чувства, совал тому под нос какой-то пузырек с резким лекарственным запахом. Толстяк не сразу, но принялся вяло отмахиваться.

— Игорь, — проговорила я, касаясь плеча брата, — что происходит?

Возможно, от волнения или, не отойдя после тряски, спросила излишне громко, но меня услышали почти все, и множество взглядов устремилось к нам, зацепилось за брата, впились и не отпускали. Взгляды спрашивали, умоляли, обвиняли, не понимали, надеялись.

Игорь вздохнул, оглядел всех присутствующих:

— Сядьте, где-нибудь и успокойте детей.

И когда друзья и родные небольшими кучками сгрудились прямо на полу, тихо, так что его никто, кроме парня с планшетом не услышал, добавил:

— Макар, зови остальных. И включи аппаратуру, а то еще не поверят…

Из задних помещений спустя небольшой промежуток времени появились еще люди, как потом оказалось, семьи охранников, которые выглядели столь же напуганными. Бывшие гости зашевелились, забормотали, послышались вопросы, но Игорь молчал. И лишь когда очухавшийся толстяк подошел, брат поднял руку, призывая к тишине.

— Я знаю, что вас всех мучает сейчас один лишь вопрос, что же случилось. Сразу успокою, это не ядерная война и не эпидемия, хотя, на мой взгляд, они по сравнению со случившимся, дали бы людям больший шанс на выживание. Не знаю, что насчёт остальных стран, но в нашей спаслись немногие, лишь те, кто, как и мы, были ниже поверхности или же выше километра над уровнем земли. Но для большей ясности, вам следует выслушать моего научного руководителя, Федора Степановича.

Толстяк приосанился, одернул пиджак, потянулся поправить очки, но на полпути вспомнил, что где-то их потерял, и начал хорошо поставленным голосом, каким обычно читал лекции студентам:

— Вам всем, я думаю, известна нынешняя ситуации в мире. Около года назад начавшийся конфликт на ближнем востоке, привел к потоку беженцев. Обычные границы и контроль на них перестали справляться с нарушителями. Около полугода назад процесс этот стал настолько неуправляемым, что было принято решение, использовать кардинальные меры в борьбе с данной проблемой. Правительства нашей, а так же ряда других стран, ввели в разработку проект под кодовым названием «Великая стена». Суть его: построить вокруг развитых стран специальные заградительные заслоны, непроницаемые для беженцев, а так же защитить от другого рода вторжений, таких как воздушные и наземные атаки, выполняемые как живой силой противника, так и механизированными, управляемыми извне носителями. Нескольким институтам было поручено в кратчайшие сроки разработать оптимальное решение, и наш институт в составе еще трех, подошел к такому решению наиболее близко. Не так давно нами было разработано энергетическое поле, который влияет на определенные материалы на уровне их молекулярной структуры. Не вдаваясь в подробности и математические модели, скажу лишь, что это поле, встраиваясь в объект, могло замещать некоторые его клетки, создавая на их месте прочные связи, это в идеале. Представьте только, мы могли бы заживлять тяжелые раны, сращивать сложные переломы, убирать патологии и раковые опухоли без хирургического вмешательства! Да и в других областях, таких как строительство, например, наше изобретение смогло бы найти применение!

Толстяк прервал свою лекцию, оглядев всех торжествующим взглядом, но никто почему-то не оценил гениальность изобретения. Люди все чаще поглядывали на Игоря, который в дальнем углу что-то говорил пареньку с планшетом, его внимательно слушали еще несколько охранников и Печкин. Не найдя понимания в неблагодарной публике, толстяк тяжело вздохнул и продолжил:

— Был, к сожалению, один побочный эффект, над которым уже не первый год бился наш институт: когда пропадало поле, исчезали клетки, построенные им. В одном неудачном эксперименте, при неправильной настройке, мышка у которой попытались заменить раковые клетки, после отключения поля рассыпалась на молекулы. Именно этот дефект поля очень заинтересовал неких, не обделенных властью людей. Было решено, огородить таким полем страну по границе, настроить на определенные клетки, и уже гарантированно не один нелегал не сможет пересечь пределы нашей родины. А если настроить чуть по-другому, то и вражеские самолеты не пролетят. По-сути, от всех внешних проблем нас укроет непроницаемый купол! Уже разрабатывалась соответствующая программа пропаганды, чтобы большинство приняло такой ход, как единственно правильный и вовсе не бесчеловечный.

— Это что за фашист? — тихо поинтересовалась я у мужа, который был более осведомлен о происходящем.

— Если бы не этот фашист, — так же тихо в самое ухо ответил муж, — мы бы были там, а не здесь. Или точнее нас уже точно нигде не было. Хотя, если бы не его коллеги, мы вообще не оказались в такой ситуации.

— К сожалению, нам так и не дали довести нашу гениальную разработку до логического завершения, едва добились стабильности поля, тут же принялись строить приемники на границе, через которые и планировалось подавать энергию для создания барьера. Игорь, — толстяк кивнул в сторону брата, — пытался вмешаться и был смещен с должности. Меня так же отстранили от проекта. И когда настал день эксперимента, оправдались наши худшие предположения. Поле, вместо того, чтобы сначала перейти на приемники вдоль границы, а уже там распределяться, образуя стену, которая в течение недели переросла бы в купол, после начала эксперимента бесконтрольно распространилось от источника по всей поверхности, разложив всех людей на молекулы.

Рассказчик замолчал, и ещё достаточно долго в помещении висела тишина: гнетущая, не до конца осознанная, не желающая принимать накатившуюся действительность.

— Так получается, — сама того не желая я первой нарушила эту тишину, — там наверху не осталось никого?

Игорь, на которого обратились все взгляды, кивнул.

— Да быть такого не может! — прокричал излишне уверенно кто-то из гостей.

— Вам ещё требуются доказательства? — удивился Игорь. — Ладно. Макар?

— Готово, Игорь Дмитриевич, — проговорил парень с планшетом.

За спиной брата справа от двери загорелся большой экран, который до этого успешно притворялся стеной. Он засветился голубоватым, потом мигнул, зазеленел травой. Трава сначала медленно, а затем все быстрее заскользила мимо, и лишь спустя несколько секунд я поняла — это кроны деревьев, над которыми летит беспилотник с прикрепленной камерой, а управляет им Макар.

— Веди к городу, — проговорил Игорь, и изображение чуть наклонилось, побежало быстрее.

На экране промелькнуло шоссе, по которому мы ехали из города, даже не верится, что это было лишь сегодня утром. Там, похоже, произошла авария: беспилотник слишком быстро перескочил полосу дороги, но огонь и дым успели заметить все.

Показалась и быстро приблизилась окраина города. На первый взгляд ничего необычного не случилось: в домах все так же светились редкие окошки, птицы перепархивали с крыш на ветки, закрывая изредка крыльями объектив. Но постепенно становилось понятно, что город мертв. Не гуляли по улицам парочки, радуясь теплу летнего вчера, не играли во дворах дети, никто не брел с полными сумками продуктов, пробираясь через магазин с работы домой.

Беспилотник плыл над городом, бесстрастно и беззвучно фиксируя следы произошедшей катастрофы. В нескольких местах на улицах случились страшные аварии, смешавшие в железную кашу не одну машину, но никто с мигалками и сиренами не спешил на помощь.

— Я первым нашёл ошибку в расчетах, — тихим дрожащим голосом, который в наступившей тишине прозвучал как выстрел, проговорил Игорь. — Я попытался донести, но начальство института слишком хотело выслужиться и просто отмахнулось от всех моих доводов. Я до последнего надеялся, что разум возьмёт верх над алчностью, но когда неделю назад началось накопление энергии в основных генераторах и первичная наладка системы, я понял, что дальше ждать нельзя. Неконтролируемый, с заложенной ошибкой выброс поля приведет к катастрофе, что мы с вами сейчас и наблюдаем. Не знаю, затронут ли весь мир или только наша страна, но ближайшие три года помощи ждать не стоит. Именно столько по моим расчетам, нужно полю, чтобы исчерпать энергию и исчезнуть или подняться достаточно высоко, тогда мы сможем выбраться на поверхность. Возможно, заточение окончится и раньше, я смогу сказать точно, после замеров… Но все равно, какое-то время нам придётся жить здесь и терпеть друг друга.

В объектив беспилотника попал черный столб плотного дыма, который поднимался над домами, чуть правее центра города, в той стороне располагался Исследовательский центр.

— Макар, попробуй подлететь поближе к Институту, — попросил Игорь слегка дрожащим голосом.

И опять замолчал, потому что именно здесь катастрофа предстала во всей красе. Вместо Институтского городка и прилегающих к нему районов в земле зияла дыра, на дне которой что-то горело и пузырилось, из трещин вырывался дым вперемешку с паром. Рассмотреть лучше не удалось, картинка вдруг качнулась, несколько раз провернулась вокруг себя и пропала. Экран ещё посветился, шурша помехами, и тоже погас.

— О, господи, — прошептал кто-то отчётливо в наступившей тишине.

— Я не понимаю, — жалобно добавил другой, — а где люди. Даже при таком взрыве, должен же был хоть кто-то выжить…

— Бесконтрольно поле, — мертвым голосом повторил Игорь, — настроенное на ДНК человека, беспрепятственно расширилось от точки зарождения, превратив всех попавших в него людей в набор хаотичных молекул.

— О господи, — произнес опять тот же голос. — Прости души безвинные!

— Так значит, вот зачем нужна была эта свадьба? — задала вопрос я.

— Да, — ответил Игорь.

— Но почему так сложно? — я действительно не понимала.

— А кто бы мне поверил? — горько поинтересовался брат. — Если бы я пришёл и сказал, что через неделю наступит конец света, кто бы ни счел меня за психа? Да еще за мной следила охрана института и сторонние организации: закон об умышленном нагнетании паники никто не отменял. И куча бумаг о неразглашении с моей подписью… Пришлось врать про свадьбу, распускать слухи, что скоро стану отцом, для достоверности столь поспешного решения.

— Но наши родные, — дошло вдруг до кого-то. — Игорь, как ты мог!?

Почти все поспешно схватились за телефоны, до них тоже дошла вся трагичность случившегося.

— Да я смог! — жёстко произнёс брат, глядя на каждого присутствующего, ни от кого не отводя глаз, это под его взглядом опускались головы. — Если бы вы узнали точную дату смерти этого мира, как бы поступили, кого взяли с собой в новый мир — можете порассуждать об этом на досуге. Можете ненавидеть меня за то, что не спас ваших близких, можете проклинать, но мне уже все равно. Я прошёл через такой внутренний ад, какой вам и не снился. Да я поступил эгоистично — сам выбрал, кого хочу и могу спасти! Но я до конца надеялся, что ошибся в расчётах и ничего не случится, тогда бы свадьба стала просто свадьбой. Мне искренне жаль, что я не ошибся!

— Горько, — закричал вдруг Печкин, хозяин бункера.

На него все посмотрели, как на душевно больного, в том числе и жених с невестой. А тот. как ни в чем не бывало, дождался всеобщего внимания и поинтересовался:

— Что, целоваться не будете? Свадьба я так понимаю закончена? Ну, тогда хватит извиняться, за безвинно спасенные жизни и пошли, покажу вам новое место жительства.

Он первым отправился за дверь, ведущую во внутренние помещения. Следом нестройной толпой потянулись остальные, уставшие и пришибленные свалившимся на них несчастьем. Они еще не понимали до конца, насколько все серьезно, страшно и необратимо. Они еще надеялись, что все вокруг просто дурной сон. Впрочем, как и я.

Загрузка...