Сан-Мартинская Тетрадь

И сквозь вязкую дрему гнедого болота

основатели края на шхунах приплыли?

Пробивались к земле через цвель камалота

размалеванных лодок топорные кили.

Но представим, что все по-другому: допустим,

воды сини, как если бы в реку спустился

небосвод со звездой, догоравшей над устьем,

когда ели индейцы, а Диас постился.

А верней — было несколько сот изможденных,

у что, пучину в пять лун шириною осилив,

вспоминали о девах морских, о тритонах

и утесах, которые компас бесили.

Понастроили шатких лачуг у потока

и уснули — на Риачуэло, по слухам.

До сих пор теми баснями кормится Бока.

Присмотрелись в Палермо и к тем развалюхам —

к тем лачужным кварталам, жилью урагана,

гнездам солнца и ливня, которых немало

оставалось и в наших районах: Серрано,

Парагвай, Гурручага или Гватемала.

Свет в лавчонке рубашкою карточной розов.

В задних комнатах — покер. Угрюмо и броско

вырос кум из потемок — немая угроза,

цвет предместья, всесильный король перекрестка,

Объявилась шарманка. Разболтанный валик

с хабанерой и гринго заныл над равниной.

"Иригойена!" — стены корралей взывали.

Саборидо тиранили на пианино.

Веял розой табачный ларек в запустенье.

Прожитое, опять на закате вставая,

оделяло мужчин своей призрачной тенью.

И с одною панелью была мостовая.

И не верю я сказке, что в некие годы

создан город мой — вечный, как ветры и воды.